Страница:
Персидские правители не сумели объединить покоренные ими народы ни общим языком, ни общей культурой, ни общими интересами. Они знают только одно — облагать их налогами и всевозможными повинностями. Этим тупым правителям безразлично то, что народ их ненавидит, что народ изнемогает под тяжестью их жестокой власти. Они не понимают, что этот народ предаст их при первой же возможности. Что эллинские города, расположенные на азиатском берегу, будут с радостью встречать Македонянина, чтобы освободиться от персидской зависимости, как от тяжкого ярма… Молодой Александр не так опрометчив, как это кажется. Пустившись завоевывать Азию, он все учел: и разрозненность народов Персидского государства, и медлительность полководцев, и бездеятельность царя…
Мемнон встал.
— Позвольте мне дать вам совет, — сказал он, — я знаю македонян…
— Еще бы! — ехидно усмехнулся Арсам. — Ты ведь когда-то гостил в Пелле у Филиппа!
— Я знаю их войско, — твердо продолжал Мемнон, кинув на Арсама холодный взгляд, — и не только в Пелле я видел македонские фаланги. Не так давно мне пришлось сразиться с авангардом македонян, с их полководцем Парменионом. Как вам известно, я оттеснил его к Геллеспонту, однако спихнуть македонян в Геллеспонт мне так и не удалось. Если бы вы тогда были поворотливей и пришли бы ко мне на помощь, мы бы овладели всем побережьем. Но вы медлительны, а македоняне действуют быстро. Битва с Александром будет трудной.
— Да он же мальчишка и глупец, — тупо повторил Нифат.
— Но с этим мальчишкой пришли старые полководцы Филиппа, — продолжал Мемнон, — а они умеют воевать, они не знают страха, а в битву их посылает жестокая необходимость — им не хватает свободных земель. И ради того, чтобы захватить эти земли, они будут биться, не щадя сил. Сражение с ними обойдется нам дорого, и еще неизвестно, достанется ли нам победа.
Презрительные усмешки, сердитые восклицания: «Достанется ли нам победа? А кому же она достанется?».
— Ты, кажется, хотел дать нам совет? — прищурясь, напомнил Мифридат.
— Да. И совет мой такой, — ответил Мемнон, — не вступать в сражение с Александром: нам тут нечего ждать победы. Если они проиграют — неудачное нападение, вот и вся их потеря. А если мы проиграем — мы потеряем страну.
— О! Что он говорит?!
— Так он же эллин!
— Пехота македонян сильнее персидской, — не смущаясь злых выкриков, продолжал Мемнон, — и они вдвое опасны, потому что идут в битву под начальством своего царя. А в персидском войске царь отсутствует.
— Еще что! Он хочет, чтобы сам великий царь Дарий беспокоился из-за какого-то жалкого отряда македонян!
— Мемнон не уважает великого царя Дария!
— Единственный выход — это избегать сражения, — холодно и твердо продолжал Мемнон. — Надо отходить в глубь страны и, уходя, оставлять за собой пустыню — вытаптывать конницей посевы, увозить хлеб, угонять скот, сжигать селения и города… Тогда Александр сам уйдет отсюда — ему нечем будет кормить войско.
Взрыв негодующих голосов заставил Мемнона замолчать.
— Уничтожать все? — в ярости набросился на него Арсит, правитель Фригии. — Вытаптывать посевы? Сжигать города? Да я первый не позволю, чтобы в моей сатрапии вытоптали хоть одну ниву, и никогда не допущу, чтобы у меня во Фригии сгорел хоть один дом!
Полководцы единодушно встали на сторону Арсита. Мемнон — эллин, можно ли ему доверять? Он просто хочет затянуть войну, чтобы как можно дольше получать от царя Дария почести и награды: он же наемник!
Нет, персидские военачальники достаточно проницательны. Они не примут совета Мемнона.
Они поступят так, как и пристало полководцам великой державы: дадут бой и сразу покончат с Александром. Именно так они и сделают!
Мемнон ушел рассерженный. Да, он лишь наемник. Он не имеет права приказывать, он только может выполнять приказы тех, кто платит ему деньги, — приказы военачальников великого персидского царя, который так же ничего не смыслит в военных делах, как и его стратеги.
«Пусть идет!» — саркастически усмехнулся Мемнон, покачивая головой. — Эх, тупые ваши мозги! Он-то идет, и придет прежде, чем вы соберетесь его встретить».
Ворча и бранясь себе в бороду, Мемнон угрюмо, тяжелым шагом прошел вдоль костров своего лагеря. Исподлобья кидал он взгляды на стрелков и гоплитов, нищих, лишенных родины людей, у которых нет ничего — ни земли, ни пристанища, ни крыши над головой. Даже семьи свои, жен и детей, они возят за собой в обозах. Все их богатство — меч, да копье, да неверная судьба воина, каждый день рискующего жизнью.
И не за родину рискуют жизнью, не за родную землю, а за плату наемника, жалкую плату. Дерутся, с кем прикажут, зачастую с людьми своего же племени… Впрочем, кто из них помнит свое племя? И разве он сам, Мемнон, не такой же наемник, как все они?
Мемнон резко поднял голову, синие глаза его блеснули. Нет, не такой же. Теперь-то не такой же, когда Македонянин захватил высшую власть в Элладе. Хотя Мемнон, начальник отряда наемников, уже давно скитается по разным странам со своим буйным и отважным войском, он все-таки — эллин.
Ах, если бы персы дали ему командовать персидским войском, он бы знал, как справиться с Македонянином! Но разве персидские правители — сатрапы — поступятся своей вельможной спесью и разве поверят, разве поймут, что ему, эллину, цари Македонии еще ненавистней, чем им, персам!
План Мемнона на военном совете не принят. Значит, надо готовиться к сражению, чтобы «сразу убить Александра и на этом закончить войну».
Вернувшись в свой шатер, он велел позвать сыновей. Юноши явились тотчас, один за другим, оба в длинных персидских одеждах, стройные, с широким разворотом плеч. И совсем юные, как птенцы, которые только что вылетели из гнезда, но которым кажется, что они совсем уже взрослые птицы, что они все могут и что весь мир создан именно для них. Они молча стояли перед отцом и ждали, что он им скажет.
Мемнон, задумавшись, глядел на них. Что принесет им завтрашний день? Это его дети, дети любимой жены, кроткой и прекрасной Барсины, которая сейчас ждала его в Зелее. Такие же темные, затененные длинными ресницами глаза, такие же продолговатые, с нежным овалом лица… Знает ли Барсина, что завтра он поведет ее детей в тяжелый, очень тяжелый бой? Знает. Она всегда все знает — такое чуткое у нее сердце.
Мемнон неслышно вздохнул.
— Завтра наденьте полное снаряжение, — сказал он. — Обязательно.
— Отец, — старший, ему не было и семнадцати, выступил вперед, — да нам и воевать-то не придется. Македоняне убегут, как только увидят нашу армию!
— В доспехах тяжело будет догонять их! — улыбнулся младший.
— Делайте, как я приказал, — сурово ответил отец. — Воевать нам придется. Уж об этом-то Александр позаботится. А догонять? До сих пор во всех сражениях в Элладе догонял только он.
Сыновья вспыхнули, схватились за мечи.
— Уж не думаешь ли ты, что мы способны бежать с поля битвы?
— Нет, не думаю. Но приказываю: наденьте доспехи и будьте готовы встретить опасного врага. Очень опасного. Идите!
Юноши переглянулись, поклонились отцу и вышли. Полы шатра закрылись за ними.
— Старею, — проворчал Мемнон, — предчувствия, тоска… — И, закрыв глаза, мысленно попросил Барсину: «Помолись за нас, Барсина! Молитвы жен и матерей доходят до всех богов!»
Мемнон встал.
— Позвольте мне дать вам совет, — сказал он, — я знаю македонян…
— Еще бы! — ехидно усмехнулся Арсам. — Ты ведь когда-то гостил в Пелле у Филиппа!
— Я знаю их войско, — твердо продолжал Мемнон, кинув на Арсама холодный взгляд, — и не только в Пелле я видел македонские фаланги. Не так давно мне пришлось сразиться с авангардом македонян, с их полководцем Парменионом. Как вам известно, я оттеснил его к Геллеспонту, однако спихнуть македонян в Геллеспонт мне так и не удалось. Если бы вы тогда были поворотливей и пришли бы ко мне на помощь, мы бы овладели всем побережьем. Но вы медлительны, а македоняне действуют быстро. Битва с Александром будет трудной.
— Да он же мальчишка и глупец, — тупо повторил Нифат.
— Но с этим мальчишкой пришли старые полководцы Филиппа, — продолжал Мемнон, — а они умеют воевать, они не знают страха, а в битву их посылает жестокая необходимость — им не хватает свободных земель. И ради того, чтобы захватить эти земли, они будут биться, не щадя сил. Сражение с ними обойдется нам дорого, и еще неизвестно, достанется ли нам победа.
Презрительные усмешки, сердитые восклицания: «Достанется ли нам победа? А кому же она достанется?».
— Ты, кажется, хотел дать нам совет? — прищурясь, напомнил Мифридат.
— Да. И совет мой такой, — ответил Мемнон, — не вступать в сражение с Александром: нам тут нечего ждать победы. Если они проиграют — неудачное нападение, вот и вся их потеря. А если мы проиграем — мы потеряем страну.
— О! Что он говорит?!
— Так он же эллин!
— Пехота македонян сильнее персидской, — не смущаясь злых выкриков, продолжал Мемнон, — и они вдвое опасны, потому что идут в битву под начальством своего царя. А в персидском войске царь отсутствует.
— Еще что! Он хочет, чтобы сам великий царь Дарий беспокоился из-за какого-то жалкого отряда македонян!
— Мемнон не уважает великого царя Дария!
— Единственный выход — это избегать сражения, — холодно и твердо продолжал Мемнон. — Надо отходить в глубь страны и, уходя, оставлять за собой пустыню — вытаптывать конницей посевы, увозить хлеб, угонять скот, сжигать селения и города… Тогда Александр сам уйдет отсюда — ему нечем будет кормить войско.
Взрыв негодующих голосов заставил Мемнона замолчать.
— Уничтожать все? — в ярости набросился на него Арсит, правитель Фригии. — Вытаптывать посевы? Сжигать города? Да я первый не позволю, чтобы в моей сатрапии вытоптали хоть одну ниву, и никогда не допущу, чтобы у меня во Фригии сгорел хоть один дом!
Полководцы единодушно встали на сторону Арсита. Мемнон — эллин, можно ли ему доверять? Он просто хочет затянуть войну, чтобы как можно дольше получать от царя Дария почести и награды: он же наемник!
Нет, персидские военачальники достаточно проницательны. Они не примут совета Мемнона.
Они поступят так, как и пристало полководцам великой державы: дадут бой и сразу покончат с Александром. Именно так они и сделают!
Мемнон ушел рассерженный. Да, он лишь наемник. Он не имеет права приказывать, он только может выполнять приказы тех, кто платит ему деньги, — приказы военачальников великого персидского царя, который так же ничего не смыслит в военных делах, как и его стратеги.
«Пусть идет!» — саркастически усмехнулся Мемнон, покачивая головой. — Эх, тупые ваши мозги! Он-то идет, и придет прежде, чем вы соберетесь его встретить».
Ворча и бранясь себе в бороду, Мемнон угрюмо, тяжелым шагом прошел вдоль костров своего лагеря. Исподлобья кидал он взгляды на стрелков и гоплитов, нищих, лишенных родины людей, у которых нет ничего — ни земли, ни пристанища, ни крыши над головой. Даже семьи свои, жен и детей, они возят за собой в обозах. Все их богатство — меч, да копье, да неверная судьба воина, каждый день рискующего жизнью.
И не за родину рискуют жизнью, не за родную землю, а за плату наемника, жалкую плату. Дерутся, с кем прикажут, зачастую с людьми своего же племени… Впрочем, кто из них помнит свое племя? И разве он сам, Мемнон, не такой же наемник, как все они?
Мемнон резко поднял голову, синие глаза его блеснули. Нет, не такой же. Теперь-то не такой же, когда Македонянин захватил высшую власть в Элладе. Хотя Мемнон, начальник отряда наемников, уже давно скитается по разным странам со своим буйным и отважным войском, он все-таки — эллин.
Ах, если бы персы дали ему командовать персидским войском, он бы знал, как справиться с Македонянином! Но разве персидские правители — сатрапы — поступятся своей вельможной спесью и разве поверят, разве поймут, что ему, эллину, цари Македонии еще ненавистней, чем им, персам!
План Мемнона на военном совете не принят. Значит, надо готовиться к сражению, чтобы «сразу убить Александра и на этом закончить войну».
Вернувшись в свой шатер, он велел позвать сыновей. Юноши явились тотчас, один за другим, оба в длинных персидских одеждах, стройные, с широким разворотом плеч. И совсем юные, как птенцы, которые только что вылетели из гнезда, но которым кажется, что они совсем уже взрослые птицы, что они все могут и что весь мир создан именно для них. Они молча стояли перед отцом и ждали, что он им скажет.
Мемнон, задумавшись, глядел на них. Что принесет им завтрашний день? Это его дети, дети любимой жены, кроткой и прекрасной Барсины, которая сейчас ждала его в Зелее. Такие же темные, затененные длинными ресницами глаза, такие же продолговатые, с нежным овалом лица… Знает ли Барсина, что завтра он поведет ее детей в тяжелый, очень тяжелый бой? Знает. Она всегда все знает — такое чуткое у нее сердце.
Мемнон неслышно вздохнул.
— Завтра наденьте полное снаряжение, — сказал он. — Обязательно.
— Отец, — старший, ему не было и семнадцати, выступил вперед, — да нам и воевать-то не придется. Македоняне убегут, как только увидят нашу армию!
— В доспехах тяжело будет догонять их! — улыбнулся младший.
— Делайте, как я приказал, — сурово ответил отец. — Воевать нам придется. Уж об этом-то Александр позаботится. А догонять? До сих пор во всех сражениях в Элладе догонял только он.
Сыновья вспыхнули, схватились за мечи.
— Уж не думаешь ли ты, что мы способны бежать с поля битвы?
— Нет, не думаю. Но приказываю: наденьте доспехи и будьте готовы встретить опасного врага. Очень опасного. Идите!
Юноши переглянулись, поклонились отцу и вышли. Полы шатра закрылись за ними.
— Старею, — проворчал Мемнон, — предчувствия, тоска… — И, закрыв глаза, мысленно попросил Барсину: «Помолись за нас, Барсина! Молитвы жен и матерей доходят до всех богов!»
ГРАНИК
Река Граник, которой было суждено остаться навсегда в человеческой памяти, невелика. Зарождаясь в вершинах горы Иды, она с игрой, с шумом и блеском сбегает в узкую прибрежную долину. Здесь она становится спокойнее, глубже, не торопясь пересекает побережье и впадает в синие воды Пропонтиды[*].
За Граником начиналось ущелье, горный проход, ворота в царство Дария. К этим воротам и вел скорым маршем свое войско Александр.
Александр торопился, стремясь перейти Граник, пока персы не догадались закрыть проход. Он ехал во главе конного отряда этеров, своих телохранителей — знатных македонян, которые всегда дрались в бою рядом с ним. Конница этеров шла под командой Филоты, сына Пармениона.
Следом двигалось войско. Мчались отряды всадников — конницы македонская и фессалийская. Всадники были в шлемах, в панцирях, с копьями, с мечами при бедре. Ровным шагом шли пешие тяжеловооруженные войска — педзэтеры. Это почетное название царь Филипп дал своим македонским фалангам; лес длинных копий — сарисс — покачивался над их шлемами, под их тяжкой поступью гудела земля. Шли гипасписты — более легкая пехота и более подвижная, чем фаланги, связующее звено в бою между нападающей конницей и фалангой. Гипасписты шли под командой молодого Никанора, сына Пармениона, брата Филоты. Быстро двигалась легковооруженная пехота, которая в сражениях со стрелами и дротиками пробивается вперед, налетает с флангов, забегает в тыл врага. Стройно шагали пельтасты — «прикрывающие щитом» — в жестких холщовых панцирях, пропитанных солью. Такой панцирь не брал даже топор.
Отдельно со своим командиром шли союзные эллинские отряды от всех эллинских государств. Не было здесь только спартанцев. Спарта не признавала ничьего командования, не признавала и Александра и воинов своих ему не дала.
Эллины шли в Азию, чтобы, как они говорили, отомстить персам за оскорбленную честь Эллады, за поругание ее богов. Но они хорошо знали, что идут добывать новые земли для своих новых колоний, и это придавало им отваги и рвения.
Впереди войска на вороном коне ехал Александр, царь македонский. Он — молодой полководец — уже умел побеждать. Войска помнили, как в свои шестнадцать лет он разбил гетов и трибаллов, как потом взял неприступную крепость Пелий, как в сражении при Херонее положил на поле битвы фиванский «священный отряд», а позже разорил Фивы… Но все эти победы македоняне добывали на своей земле, в боях с эллинами или с полудикими племенами гетов и трибаллов. У тех и войска были не так многочисленны, да и Македония у македонян была рядом, за спиной. А здесь, за проливом, они уже на чужой земле. И здесь их ждет огромная персидская армия. А персы в полную меру показали эллинским народам и свою силу, и свою жестокость. Выстоят ли перед ними македоняне?
Александр был молчалив и сосредоточен. Первая битва решит многое. Александр должен ее выиграть. Должен. Если первая битва будет проиграна, персы укрепятся в своем могуществе, а македоняне падут духом и поверят, что персов победить невозможно. И что скажут там, в Элладе? Александру доверили главное командование объединенными войсками, а персы сразу разбили его!
Сквозь весенние разливы лесной зелени, сквозь белое цветенье диких яблонь на склонах гор македоняне приближались к долине Граника. Узкая прибрежная полоса понемногу расширялась. Горы отступали от морского берега, словно сторонясь идущего войска и безмолвно глядя на уверенную поступь грозно вооруженных людей. И, по мере того как расширялась долина, развертывалось войско Александра, перестраиваясь на ходу, чтобы занять весь берег между морем и стенами гор.
Александр мысленно уже вел войска через Граник, через горный проход на равнину Персии. Там ему придется трудно: у персов слишком много войск, они могут окружить Александра. Вот если бы ему пришлось сразиться с Дарием здесь, на этом узком берегу, — тут Александр мог бы выиграть битву. Но персы ведь не так уж недальновидны, чтобы спуститься к морю…
Внезапно перед войском появились всадники из македонского отряда разведчиков.
— Царь, персы стоят на Гранике!
— На Гранике? Много ли их там?
— Все войско стоит в долине!
Александр онемел. Неужели боги услышали его желание и выполнили его?
— Клянусь Зевсом, я их ждать не заставлю!
Царь приказал войску прибавить шагу. И сам помчался впереди своей конницы этеров. Ведь именно здесь-то и хотел он встретиться с огромным войском врага!
Македоняне подошли к Гранину, когда солнце уже катилось на запад. Шумная река сверкала под его красными лучами. А на противоположном скалистом берегу, высоко поднявшемся над водой, стояла персидская армия.
Александр быстро и внимательно разглядел построения персов. И тут же увидел, что персы сделали все, чтобы проиграть битву. Им надо было заманить Александра на широкую равнину, где они могли бы развернуть свою огромную армию, а они сгрудились в узкой долине. Им надо бы поставить впереди тяжеловооруженную пехоту, а они поставили конницу, которая хороша в нападении, но не в защите. Им надо бы прямо против центра дать место отряду наемников Мемнона, которые умеют драться не хуже македонян, а они оттеснили их в сторону. И Мемнон, самый опасный противник Александра, стоит там, где ему нечего делать.
Необычайная способность Александра быстро определять обстановку и мгновенно принимать нужное решение не изменила ему и сейчас. Глаза его заблестели; он уже знал, что победит, потому что знал, как пойдет сражение.
На военном совете, созванном перед боем, некоторые из его военачальников высказали сомнения. Наступать придется, переходя через реку, а персы будут бить сверху, с крутого берега. Течение реки быстрое, а глубина ее неизвестна… К тому же и месяц года не подходящий для битвы.
— Царь, месяц артемисий[*] прошел. Уже начался десий[*]. А в месяце десии македонские цари никогда не начинали войны!
— А мы месяц десий назовем вторым артемисием, — ответил царь, — вот и все!
Парменион с озабоченным видом сказал Александру:
— Мне думается, царь, что благоразумнее нам сейчас стать здесь лагерем. Персы не решатся ночевать так близко от нас, они отступят. А мы утром, прежде чем персы вернутся, переправимся без всякой опасности. Посмотри, солнце идет к закату. Река во многих местах глубока, течение стремительно, тот берег крут и обрывист. Персидская конница нападет с флангов и перебьет нас прежде, чем дело дойдет до боя. Первая неудача будет тяжела не только сейчас — она отразится на исходе всей воины.
«Как же ты, опытный военачальник, не видишь, что боги посылают нам самый лучший момент, чтобы напасть на врага и выиграть битву? — думал Александр, с удивлением слушая Пармениона. — Как же ты не догадываешься, что мы должны немедленно ухватиться за эту удачу?»
— Я все это прекрасно понимаю, Парменион, — ответил Александр, — но мне будет стыдно, если мы, так легко переправившись через Геллеспонт, позволим этой маленькой речке — Гранику задержать нас. Да и персы воспрянут духом, вообразят, что мы не лучше их. Мы переправимся сейчас, как мы есть. Этого требует и слава македонян, и мое обыкновение встречать опасность лицом к лицу. — И тут же дал знак наступать: — За мной, македоняне! Ведите себя доблестно!
Персы были изумлены, увидев, что Александр, несмотря на свою невыгодную позицию, все-таки идет на них! Они стояли неподвижно и ждали, они были спокойны и уверены в победе. Александр думает перейти Граник. Пусть переходит. Но как только македоняне вступят в реку, персы со своего крутого берега обрушатся на них и разобьют все их войско.
А македоняне шли. Вот они уже близко, идут не останавливаясь. Молча подходят к реке.
И только теперь, у самого берега, вдруг грянули их боевые трубы, македоняне запели пеан — боевую песню — и вслед за своим царем ринулись в бурлящую воду Граника.
Казалось, они идут на верную гибель. Черные тучи дротиков и стрел взлетали с персидского берега и падали им на голову — но они шли. Бешеное течение Граника сбивало коней с ног, местами вода захлестывала воинов с головой — но они все-таки шли. Ноги вязли и скользили в мокрой глине, каждый шаг давался с напряжением всех сил, смертельный ливень стрел и дротиков становился все гуще и злей… Многие падали, и река уносила их мертвые тела. Раненые лошади бились в воде… Но Александр со своими этерами уже вышел на вражеский берег, он уже дрался на подступах к персидскому войску. Македоняне, не останавливаясь, лезли прямо на острия персидских копий, направленных сверху им в лицо. Лезли, презирая смерть.
Персы, увидев, что вслед за передовыми отрядами уже и вся масса македонского войска подступила к их берегу, спустились вниз. И здесь, у самой воды, вспыхнула жестокая битва. Загремели копья о железо щитов и панцирей. Персидская конница ринулась на македонскую конницу, лошади сталкивали друг друга в реку. Всадники, обливаясь кровью, валились под копыта…
Македонян было меньше, чем персов, намного меньше. И сражались они, перебираясь через реку, а персы стояли на твердой земле. Македонянам приходилось трудно, первые ряды их легли наповал. Были напряженные минуты, когда линия фронта колебалась и неизвестно было, кто пересилит…
Александр командовал правым крылом. Он шел сквозь смерть и сквозь смерть вел свое войско. Персы дико кричали, нападая. Македоняне дрались молча. И персидский фронт разбивался о твердые ряды македонян, как волны разбиваются о скалы.
И вот уже царь македонский на своем могучем вороном Букефале бьется на высоком берегу. Бьются рядом с ним конные этеры. Вот и Парменион вывел из реки на берег левое крыло…
Персы видели Александра, они узнавали его по блестящему панцирю, по белым перьям на шлеме, которые мелькали среди самой горячей битвы. Персы рвались к Александру, пробивались к нему через конные отряды. Убить его, убить царя македонян!
Но Александр сам пробился к ним навстречу. Загремела, закружилась вокруг царя яростная схватка. У Александра сломалось копье. Царь крикнул своему конюшему:
— Дай твое копье!
Но у того в руках вместо копья был только обломок древка, и он дрался его тупым концом, отбиваясь от персидских кривых сабель.
В этот опасный момент, когда и копья в руках не было, Александр увидел, что прямо на него несется персидский военачальник. Дротик остро сверкнул в воздухе и впился Александру в плечо. Александр выхватил копье из рук своего этера, ударил перса в лицо, и тот свалился с коня.
Среди персов раздался вопль:
— Мифридат! Мифридат! Убит Мифридат!
На Александра тут же бросились Спифридат, лидийский сатрап, и брат его Ресак. От сабли Спифридата царь увернулся, но Ресак ударил его кинжалом по голове. Кусок шлема с одним пером отлетел в сторону, лезвие коснулось волос… Александр сбросил Ресака с коня, ударил его копьем в грудь, пробив панцирь. Копье снова сломалось, он схватился за меч… И в то же мгновение над ним взвилась кривая сабля Спифридата… Смерть!
Но еще быстрее взлетел меч Черного Клита — и лидийский сатрап мертвым свалился на землю.
Среди смертельной схватки, которая бушевала вокруг, Александр вдруг услышал, что Букефал храпит под ним. Он быстро соскочил на землю, велел увести Букефала, а себе взял другого коня и снова ринулся в битву.
Македонские отряды один за другим выбирались из реки и тут же вступали в сражение. Пешее войско смешалось с конным, дрались и копьями, и мечами, и врукопашную…
Но вот через Граник, наконец, перешла македонская фаланга. Александр сразу двинул ее на бесчисленную, нелепо сгрудившуюся в тесной долине персидскую пехоту — персы дрогнули. Один только вид стеной идущего на них войска со многими рядами копий, направленных в лицо, один вид фаланги, ее слитных, закрытых щитами рядов, которых ни разъединить, ни остановить невозможно, отнял у персов мужество. Персидская пехота растерялась…
В это же время македоняне прорвали фронт вражеской конницы на обоих флангах.
Персидское войско бежало. Бежало в беспорядке, в панике. Вся огромная масса пехоты и конницы смешалась. Персы гибли под македонскими мечами и копьями. И бежали, бежали, падая на бегу, сваливаясь с коней и умирали под ногами бегущих…
Александр со своей конницей гнался за ними. Вдруг все пошатнулось — небо, земля… Он падал, летел куда-то вниз — под ним убили коня. Ему тут же подали другого, он еще успел подумать: «Хорошо, что не Букефала!» — вскочил и снова ринулся в погоню.
И тут он увидел, что отряд наемников-эллинов стоит неподвижно, обратившись спиной к холму. Мемнон и его два сына стояли впереди, подняв оружие.
Александр, тяжело дыша, остановил коня перед Мемноном. Они молча глядели друг другу в глаза. Лицо Александра полыхало от усталости и от гнева, капли пота стекали с висков. У Мемнона в холодном взгляде светились ненависть и презрение.
— Мы готовы сдаться, — превозмогая себя, хрипло сказал Мемнон, — но сдадимся при одном условии: если ты обеспечишь нам безопасность.
— Ты ставишь мне условия? — в бешенстве закричал Александр. — Ты, изменник, бесчестный человек, поднявший копье на своих, ты требуешь безопасности? Клянусь Зевсом, ты сейчас получишь эту безопасность во имя родины, которую ты предал!
Взмахнув мечом, Александр бросился на Мемнона. В тот же миг отряд Мемнона поднял копья. Эта битва была полна ненависти. Тысячи персов не погубили столько македонского войска, сколько положил их этот эллинский отряд. Наемники защищались с жестокостью отчаяния, потому что спасения им все равно уже не было. И гибли один за другим под копьями и мечами македонян.
Увидев, что их уже мало, наемники наконец сдались в плен. Но когда Александр приказал привести к себе Мемнона, его среди пленных не оказалось: он бежал вместе со своими сыновьями.
Над долиной Граника сгустилась вечерняя тьма. Загорелись костры, факелы.
Македоняне ликовали:
— Победа! Победа!
Александр, слыша эти крики, только сейчас осознал свое торжество. Победа! Первая на персидской земле, огромная, почти невозможная. Победа! Победа!
Персов на кровавом берегу Граника остались тысячи. У Александра погибло немногим более ста воинов. Среди них были его этеры — двадцать пять человек. Двадцать пять конных статуй из меди сделал скульптор Лисипп, тот самый скульптор, который ваял статуи самого Александра и который шел за царем в его войске. Позднее Александр поставил их на берегу Граника — двадцать пять медных статуй над пеплом тех, кто первыми бросились в бой вместе с царем и первыми были убиты.
Воинов, погибших в этом бою, македоняне похоронили с почестями. А их родителей и детей Александр приказал освободить от налогов и от всех общественных работ. Пусть знают, что царь умеет ценить преданность и храбрость своих воинов и не оставляет без помощи их родных.
В персидском лагере, в покинутых шатрах персидских вельмож македоняне нашли большие богатства — дорогие плащи и покрывала, расшитые золотом попоны, мягкие шелковые ковры, роскошную одежду, тяжелые золотые чаши, украшенные драгоценными камнями… Македоняне, у которых ничего не было, кроме военного снаряжения и походных палаток, ошеломленно глядели на все эти сокровища.
Александр делил захваченные богатства, как и обещал, поровну. И своим воинам-македонянам, и эллинским войскам, и фессалийцам… Свою царскую долю он приказал погрузить на верблюдов и отправить в Пеллу, матери.
А еще один караван ушел в Элладу. Триста полных персидских воинских снаряжений, самых драгоценных, Александр отослал в Афины, в храм Афины Паллады. Щиты, украшенные золотом, золоченые панцири, мечи и акинаки[*] с рукоятками, осыпанными алмазами и бирюзой, повезли македоняне из Персии, чтобы положить к ногам богини.
Было сделано и посвящение:
«Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонян, из добычи, взятой у варваров, населяющих Азию».
Александр очень хотел завоевать расположение Эллады.
За Граником начиналось ущелье, горный проход, ворота в царство Дария. К этим воротам и вел скорым маршем свое войско Александр.
Александр торопился, стремясь перейти Граник, пока персы не догадались закрыть проход. Он ехал во главе конного отряда этеров, своих телохранителей — знатных македонян, которые всегда дрались в бою рядом с ним. Конница этеров шла под командой Филоты, сына Пармениона.
Следом двигалось войско. Мчались отряды всадников — конницы македонская и фессалийская. Всадники были в шлемах, в панцирях, с копьями, с мечами при бедре. Ровным шагом шли пешие тяжеловооруженные войска — педзэтеры. Это почетное название царь Филипп дал своим македонским фалангам; лес длинных копий — сарисс — покачивался над их шлемами, под их тяжкой поступью гудела земля. Шли гипасписты — более легкая пехота и более подвижная, чем фаланги, связующее звено в бою между нападающей конницей и фалангой. Гипасписты шли под командой молодого Никанора, сына Пармениона, брата Филоты. Быстро двигалась легковооруженная пехота, которая в сражениях со стрелами и дротиками пробивается вперед, налетает с флангов, забегает в тыл врага. Стройно шагали пельтасты — «прикрывающие щитом» — в жестких холщовых панцирях, пропитанных солью. Такой панцирь не брал даже топор.
Отдельно со своим командиром шли союзные эллинские отряды от всех эллинских государств. Не было здесь только спартанцев. Спарта не признавала ничьего командования, не признавала и Александра и воинов своих ему не дала.
Эллины шли в Азию, чтобы, как они говорили, отомстить персам за оскорбленную честь Эллады, за поругание ее богов. Но они хорошо знали, что идут добывать новые земли для своих новых колоний, и это придавало им отваги и рвения.
Впереди войска на вороном коне ехал Александр, царь македонский. Он — молодой полководец — уже умел побеждать. Войска помнили, как в свои шестнадцать лет он разбил гетов и трибаллов, как потом взял неприступную крепость Пелий, как в сражении при Херонее положил на поле битвы фиванский «священный отряд», а позже разорил Фивы… Но все эти победы македоняне добывали на своей земле, в боях с эллинами или с полудикими племенами гетов и трибаллов. У тех и войска были не так многочисленны, да и Македония у македонян была рядом, за спиной. А здесь, за проливом, они уже на чужой земле. И здесь их ждет огромная персидская армия. А персы в полную меру показали эллинским народам и свою силу, и свою жестокость. Выстоят ли перед ними македоняне?
Александр был молчалив и сосредоточен. Первая битва решит многое. Александр должен ее выиграть. Должен. Если первая битва будет проиграна, персы укрепятся в своем могуществе, а македоняне падут духом и поверят, что персов победить невозможно. И что скажут там, в Элладе? Александру доверили главное командование объединенными войсками, а персы сразу разбили его!
Сквозь весенние разливы лесной зелени, сквозь белое цветенье диких яблонь на склонах гор македоняне приближались к долине Граника. Узкая прибрежная полоса понемногу расширялась. Горы отступали от морского берега, словно сторонясь идущего войска и безмолвно глядя на уверенную поступь грозно вооруженных людей. И, по мере того как расширялась долина, развертывалось войско Александра, перестраиваясь на ходу, чтобы занять весь берег между морем и стенами гор.
Александр мысленно уже вел войска через Граник, через горный проход на равнину Персии. Там ему придется трудно: у персов слишком много войск, они могут окружить Александра. Вот если бы ему пришлось сразиться с Дарием здесь, на этом узком берегу, — тут Александр мог бы выиграть битву. Но персы ведь не так уж недальновидны, чтобы спуститься к морю…
Внезапно перед войском появились всадники из македонского отряда разведчиков.
— Царь, персы стоят на Гранике!
— На Гранике? Много ли их там?
— Все войско стоит в долине!
Александр онемел. Неужели боги услышали его желание и выполнили его?
— Клянусь Зевсом, я их ждать не заставлю!
Царь приказал войску прибавить шагу. И сам помчался впереди своей конницы этеров. Ведь именно здесь-то и хотел он встретиться с огромным войском врага!
Македоняне подошли к Гранину, когда солнце уже катилось на запад. Шумная река сверкала под его красными лучами. А на противоположном скалистом берегу, высоко поднявшемся над водой, стояла персидская армия.
Александр быстро и внимательно разглядел построения персов. И тут же увидел, что персы сделали все, чтобы проиграть битву. Им надо было заманить Александра на широкую равнину, где они могли бы развернуть свою огромную армию, а они сгрудились в узкой долине. Им надо бы поставить впереди тяжеловооруженную пехоту, а они поставили конницу, которая хороша в нападении, но не в защите. Им надо бы прямо против центра дать место отряду наемников Мемнона, которые умеют драться не хуже македонян, а они оттеснили их в сторону. И Мемнон, самый опасный противник Александра, стоит там, где ему нечего делать.
Необычайная способность Александра быстро определять обстановку и мгновенно принимать нужное решение не изменила ему и сейчас. Глаза его заблестели; он уже знал, что победит, потому что знал, как пойдет сражение.
На военном совете, созванном перед боем, некоторые из его военачальников высказали сомнения. Наступать придется, переходя через реку, а персы будут бить сверху, с крутого берега. Течение реки быстрое, а глубина ее неизвестна… К тому же и месяц года не подходящий для битвы.
— Царь, месяц артемисий[*] прошел. Уже начался десий[*]. А в месяце десии македонские цари никогда не начинали войны!
— А мы месяц десий назовем вторым артемисием, — ответил царь, — вот и все!
Парменион с озабоченным видом сказал Александру:
— Мне думается, царь, что благоразумнее нам сейчас стать здесь лагерем. Персы не решатся ночевать так близко от нас, они отступят. А мы утром, прежде чем персы вернутся, переправимся без всякой опасности. Посмотри, солнце идет к закату. Река во многих местах глубока, течение стремительно, тот берег крут и обрывист. Персидская конница нападет с флангов и перебьет нас прежде, чем дело дойдет до боя. Первая неудача будет тяжела не только сейчас — она отразится на исходе всей воины.
«Как же ты, опытный военачальник, не видишь, что боги посылают нам самый лучший момент, чтобы напасть на врага и выиграть битву? — думал Александр, с удивлением слушая Пармениона. — Как же ты не догадываешься, что мы должны немедленно ухватиться за эту удачу?»
— Я все это прекрасно понимаю, Парменион, — ответил Александр, — но мне будет стыдно, если мы, так легко переправившись через Геллеспонт, позволим этой маленькой речке — Гранику задержать нас. Да и персы воспрянут духом, вообразят, что мы не лучше их. Мы переправимся сейчас, как мы есть. Этого требует и слава македонян, и мое обыкновение встречать опасность лицом к лицу. — И тут же дал знак наступать: — За мной, македоняне! Ведите себя доблестно!
Персы были изумлены, увидев, что Александр, несмотря на свою невыгодную позицию, все-таки идет на них! Они стояли неподвижно и ждали, они были спокойны и уверены в победе. Александр думает перейти Граник. Пусть переходит. Но как только македоняне вступят в реку, персы со своего крутого берега обрушатся на них и разобьют все их войско.
А македоняне шли. Вот они уже близко, идут не останавливаясь. Молча подходят к реке.
И только теперь, у самого берега, вдруг грянули их боевые трубы, македоняне запели пеан — боевую песню — и вслед за своим царем ринулись в бурлящую воду Граника.
Казалось, они идут на верную гибель. Черные тучи дротиков и стрел взлетали с персидского берега и падали им на голову — но они шли. Бешеное течение Граника сбивало коней с ног, местами вода захлестывала воинов с головой — но они все-таки шли. Ноги вязли и скользили в мокрой глине, каждый шаг давался с напряжением всех сил, смертельный ливень стрел и дротиков становился все гуще и злей… Многие падали, и река уносила их мертвые тела. Раненые лошади бились в воде… Но Александр со своими этерами уже вышел на вражеский берег, он уже дрался на подступах к персидскому войску. Македоняне, не останавливаясь, лезли прямо на острия персидских копий, направленных сверху им в лицо. Лезли, презирая смерть.
Персы, увидев, что вслед за передовыми отрядами уже и вся масса македонского войска подступила к их берегу, спустились вниз. И здесь, у самой воды, вспыхнула жестокая битва. Загремели копья о железо щитов и панцирей. Персидская конница ринулась на македонскую конницу, лошади сталкивали друг друга в реку. Всадники, обливаясь кровью, валились под копыта…
Македонян было меньше, чем персов, намного меньше. И сражались они, перебираясь через реку, а персы стояли на твердой земле. Македонянам приходилось трудно, первые ряды их легли наповал. Были напряженные минуты, когда линия фронта колебалась и неизвестно было, кто пересилит…
Александр командовал правым крылом. Он шел сквозь смерть и сквозь смерть вел свое войско. Персы дико кричали, нападая. Македоняне дрались молча. И персидский фронт разбивался о твердые ряды македонян, как волны разбиваются о скалы.
И вот уже царь македонский на своем могучем вороном Букефале бьется на высоком берегу. Бьются рядом с ним конные этеры. Вот и Парменион вывел из реки на берег левое крыло…
Персы видели Александра, они узнавали его по блестящему панцирю, по белым перьям на шлеме, которые мелькали среди самой горячей битвы. Персы рвались к Александру, пробивались к нему через конные отряды. Убить его, убить царя македонян!
Но Александр сам пробился к ним навстречу. Загремела, закружилась вокруг царя яростная схватка. У Александра сломалось копье. Царь крикнул своему конюшему:
— Дай твое копье!
Но у того в руках вместо копья был только обломок древка, и он дрался его тупым концом, отбиваясь от персидских кривых сабель.
В этот опасный момент, когда и копья в руках не было, Александр увидел, что прямо на него несется персидский военачальник. Дротик остро сверкнул в воздухе и впился Александру в плечо. Александр выхватил копье из рук своего этера, ударил перса в лицо, и тот свалился с коня.
Среди персов раздался вопль:
— Мифридат! Мифридат! Убит Мифридат!
На Александра тут же бросились Спифридат, лидийский сатрап, и брат его Ресак. От сабли Спифридата царь увернулся, но Ресак ударил его кинжалом по голове. Кусок шлема с одним пером отлетел в сторону, лезвие коснулось волос… Александр сбросил Ресака с коня, ударил его копьем в грудь, пробив панцирь. Копье снова сломалось, он схватился за меч… И в то же мгновение над ним взвилась кривая сабля Спифридата… Смерть!
Но еще быстрее взлетел меч Черного Клита — и лидийский сатрап мертвым свалился на землю.
Среди смертельной схватки, которая бушевала вокруг, Александр вдруг услышал, что Букефал храпит под ним. Он быстро соскочил на землю, велел увести Букефала, а себе взял другого коня и снова ринулся в битву.
Македонские отряды один за другим выбирались из реки и тут же вступали в сражение. Пешее войско смешалось с конным, дрались и копьями, и мечами, и врукопашную…
Но вот через Граник, наконец, перешла македонская фаланга. Александр сразу двинул ее на бесчисленную, нелепо сгрудившуюся в тесной долине персидскую пехоту — персы дрогнули. Один только вид стеной идущего на них войска со многими рядами копий, направленных в лицо, один вид фаланги, ее слитных, закрытых щитами рядов, которых ни разъединить, ни остановить невозможно, отнял у персов мужество. Персидская пехота растерялась…
В это же время македоняне прорвали фронт вражеской конницы на обоих флангах.
Персидское войско бежало. Бежало в беспорядке, в панике. Вся огромная масса пехоты и конницы смешалась. Персы гибли под македонскими мечами и копьями. И бежали, бежали, падая на бегу, сваливаясь с коней и умирали под ногами бегущих…
Александр со своей конницей гнался за ними. Вдруг все пошатнулось — небо, земля… Он падал, летел куда-то вниз — под ним убили коня. Ему тут же подали другого, он еще успел подумать: «Хорошо, что не Букефала!» — вскочил и снова ринулся в погоню.
И тут он увидел, что отряд наемников-эллинов стоит неподвижно, обратившись спиной к холму. Мемнон и его два сына стояли впереди, подняв оружие.
Александр, тяжело дыша, остановил коня перед Мемноном. Они молча глядели друг другу в глаза. Лицо Александра полыхало от усталости и от гнева, капли пота стекали с висков. У Мемнона в холодном взгляде светились ненависть и презрение.
— Мы готовы сдаться, — превозмогая себя, хрипло сказал Мемнон, — но сдадимся при одном условии: если ты обеспечишь нам безопасность.
— Ты ставишь мне условия? — в бешенстве закричал Александр. — Ты, изменник, бесчестный человек, поднявший копье на своих, ты требуешь безопасности? Клянусь Зевсом, ты сейчас получишь эту безопасность во имя родины, которую ты предал!
Взмахнув мечом, Александр бросился на Мемнона. В тот же миг отряд Мемнона поднял копья. Эта битва была полна ненависти. Тысячи персов не погубили столько македонского войска, сколько положил их этот эллинский отряд. Наемники защищались с жестокостью отчаяния, потому что спасения им все равно уже не было. И гибли один за другим под копьями и мечами македонян.
Увидев, что их уже мало, наемники наконец сдались в плен. Но когда Александр приказал привести к себе Мемнона, его среди пленных не оказалось: он бежал вместе со своими сыновьями.
Над долиной Граника сгустилась вечерняя тьма. Загорелись костры, факелы.
Македоняне ликовали:
— Победа! Победа!
Александр, слыша эти крики, только сейчас осознал свое торжество. Победа! Первая на персидской земле, огромная, почти невозможная. Победа! Победа!
Персов на кровавом берегу Граника остались тысячи. У Александра погибло немногим более ста воинов. Среди них были его этеры — двадцать пять человек. Двадцать пять конных статуй из меди сделал скульптор Лисипп, тот самый скульптор, который ваял статуи самого Александра и который шел за царем в его войске. Позднее Александр поставил их на берегу Граника — двадцать пять медных статуй над пеплом тех, кто первыми бросились в бой вместе с царем и первыми были убиты.
Воинов, погибших в этом бою, македоняне похоронили с почестями. А их родителей и детей Александр приказал освободить от налогов и от всех общественных работ. Пусть знают, что царь умеет ценить преданность и храбрость своих воинов и не оставляет без помощи их родных.
В персидском лагере, в покинутых шатрах персидских вельмож македоняне нашли большие богатства — дорогие плащи и покрывала, расшитые золотом попоны, мягкие шелковые ковры, роскошную одежду, тяжелые золотые чаши, украшенные драгоценными камнями… Македоняне, у которых ничего не было, кроме военного снаряжения и походных палаток, ошеломленно глядели на все эти сокровища.
Александр делил захваченные богатства, как и обещал, поровну. И своим воинам-македонянам, и эллинским войскам, и фессалийцам… Свою царскую долю он приказал погрузить на верблюдов и отправить в Пеллу, матери.
А еще один караван ушел в Элладу. Триста полных персидских воинских снаряжений, самых драгоценных, Александр отослал в Афины, в храм Афины Паллады. Щиты, украшенные золотом, золоченые панцири, мечи и акинаки[*] с рукоятками, осыпанными алмазами и бирюзой, повезли македоняне из Персии, чтобы положить к ногам богини.
Было сделано и посвящение:
«Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонян, из добычи, взятой у варваров, населяющих Азию».
Александр очень хотел завоевать расположение Эллады.
САРДЫ
Имя Александра после победы при Гранике пронеслось по берегам Азии, вызывая изумление и страх. Непобедимое персидское войско разбито! Много знатных персидских полководцев погибло — погиб Арбупал, сын Дария, погиб Мифридат, зять Дария, погиб Мифробузан, сатрап Каппадокии, Спифридат — лидийский сатрап, Нифат, Петин, Фарнак… Арсит бежал в свою Фригию на Геллеспонте и там покончил с собой. Македонянин победителем идет по азиатской земле!
Смятение и тревога охватили персидские гарнизоны, стоявшие в близлежащих эллинских городах. Они со страхом ждали Александра. Ждали его и эллинские города, захваченные персами, но ждали уже с надеждой. Увидев, что воины отдохнули и кони способны продолжать поход, Александр позвал к себе Пармениона:
— Слушай мой приказ, Парменион. Ты пойдешь в Вифинию[*], возьмешь город Даскилий — тот самый город, в котором до сих пор жили сатрапы Мизии и Фригии на Геллеспонте. Ты возьмешь Даскилий, оставишь там гарнизон и вернешься ко мне.
Парменион стоял, держа шлем в руках, как и полагалось стоять перед царем. Всегда властный и уверенный в себе военачальник, всегда с высоко поднятой головой, нынче он стоял перед царем, опустив глаза. Победа при Гранике ошеломила его. Как случилось, что он, старый полководец, не увидел тех возможностей выиграть битву, за которые сразу ухватился Александр, годившийся ему в сыновья? Ведь, казалось, все грозило гибелью, казалось, было безумием при тех условиях переходить Граник… Александр поступил противно всякому рассудку — и выиграл! Как случилось, что Парменион, никогда не ошибавшийся, так серьезно просчитался? Да и просчитался ли? Ведь он давал такой разумный совет, а что вышло?..
Смятение и тревога охватили персидские гарнизоны, стоявшие в близлежащих эллинских городах. Они со страхом ждали Александра. Ждали его и эллинские города, захваченные персами, но ждали уже с надеждой. Увидев, что воины отдохнули и кони способны продолжать поход, Александр позвал к себе Пармениона:
— Слушай мой приказ, Парменион. Ты пойдешь в Вифинию[*], возьмешь город Даскилий — тот самый город, в котором до сих пор жили сатрапы Мизии и Фригии на Геллеспонте. Ты возьмешь Даскилий, оставишь там гарнизон и вернешься ко мне.
Парменион стоял, держа шлем в руках, как и полагалось стоять перед царем. Всегда властный и уверенный в себе военачальник, всегда с высоко поднятой головой, нынче он стоял перед царем, опустив глаза. Победа при Гранике ошеломила его. Как случилось, что он, старый полководец, не увидел тех возможностей выиграть битву, за которые сразу ухватился Александр, годившийся ему в сыновья? Ведь, казалось, все грозило гибелью, казалось, было безумием при тех условиях переходить Граник… Александр поступил противно всякому рассудку — и выиграл! Как случилось, что Парменион, никогда не ошибавшийся, так серьезно просчитался? Да и просчитался ли? Ведь он давал такой разумный совет, а что вышло?..