Юлия Басова
Миссия – любовь

   Посвящается моему мужу, Александру, за его безграничную любовь и отменное чувство юмора, за веру в меня и горячую поддержку в любое время дня и ночи. За его мудрые советы и умение просчитывать ситуацию на несколько шагов вперёд. Мне очень повезло с тобой, дорогой!

Благодарности

   Спасибо Ирине Горюновой, необыкновенной женщине и талантливому писателю, за столь оперативное вмешательство в мою творческую жизнь. За то, что она, несмотря на тотальную занятость, не зная покоя ни днём, ни ночью, разглядела-таки мой роман и взялась устроить его судьбу. За то, что вселила в меня уверенность, которая так необходима всякому начинающему писателю. Спасибо, тебе, Ира, за твою бесконечную заботу обо мне.
 
   Мне невероятно повезло встретить на своём пути Алину Войнову, девушку, которая вызывает у меня восхищение своим профессионализмом и трудолюбием. Она сразу поверила в то, что у написанных мною романов есть будущее, и теперь с большим умением и изяществом руководит продвижением «Ясных». К тому же, нечасто удаётся встретить человека, чьи вкусы и взгляды на жизнь настолько совпадают с твоими собственными!
 
   Благодарю своего самого первого читателя и подругу Дашу Карпухину, которая искренне интересуется тем, что я делаю, и всегда готова терпеливо выслушать меня. Я очень ценю это!
 
   И, конечно же, спасибо моей милой плюшевой семейке за теплоту и понимание. Люблю вас.

Новый друг

   Филология – это интересно. Очень. А быть учителем русского языка и литературы – еще интереснее.
   Так я подбадривала себя, подъезжая к пятиэтажному зданию, затерявшемуся в темном сосновом лесу. Это и был мой университет, куда меня недавно зачислили на первый курс.
   В свои семнадцать лет я категорически не понимала, чему хочу учиться. Ну не может человек, получив аттестат, сразу понять: «Теперь я – юрист». Или: «Я – врач». Обычно нужно время, чтобы определиться. Иногда бывает, что кто-то только на третьем курсе факультета вычислительной техники понимает: «Ой! Да я же – артист». А время уже упущено, да и голова совсем другим забита. Приходится этому человеку доучиваться, всю жизнь заниматься нелюбимым делом и жалеть потерянного времени.
   Осознавая все это, я тем не менее отправилась получать высшее образование сразу после школы. Университет выбрала по единственному критерию: факультет русского языка и литературы находился на 47 километре Калужского шоссе, рядом с моим домом. В этом же здании располагался и факультет РКИ – «русского как иностранного языка», где обучались студенты, приехавшие в Россию из-за рубежа.
   Итак, главным для меня оказалось не стоять в пробках и не просыпаться спозаранку. Что же до интереса к русскому языку в целом и к педагогике в частности, то я не сгорала от нетерпения поскорее сесть за парту. Насиделась в школе, которую с облегчением покинула в этом году.
   Учителя считали меня способным ребенком. У меня не было двоек и троек, я всегда училась «ровно», обнаруживая одинаковые способности в математике, физике, истории, химии и физкультуре. Мне было бы несложно поступить в любой другой вуз, но я не видела в себе стремления ни к какой конкретной профессии. Приходилось только надеяться, что когда-нибудь мне станет ясно, кто я на самом деле.
   Я припарковала свою «Мазду» на небольшой полупустой стоянке перед факультетом. Одна из машин сразу привлекла мое внимание: новенький «Рэйнджровер» с внушительного размера аэрографией на капоте. В затейливом рисунке были соединены две, казалось бы, несовместимые темы – звездное небо и огонь. Это было сделано так талантливо, что я даже остановилась, разглядывая красоту.
   Вдоволь налюбовавшись необычным автомобилем, я направилась к главному входу. Возле него уже собиралась небольшая толпа. Студенты сбивались в группки и что-то оживленно обсуждали. Видимо, успели перезнакомиться за первую неделю.
   Я пришла учиться позже остальных, потому что моя мамуля смогла взять отпуск и свозить меня на море только в самом конце августа. «Отдохнуть перед учебным годом – твоя святая обязанность, – бескомпромиссно изрекла она, – и не меньше недели». Учиться не хотелось, так что я не спорила, а послушно поехала скучать в Испанию. Получала там ежедневную и обязательную порцию ультрафиолета, купалась в море и отбивалась от назойливых поклонников. Потом прилетела в Москву, погуляла по бульварам, поглазела на здания и поняла, что хочу к себе, за город. На следующее утро собралась и поехала в университет. Учиться.
   Раньше я здесь не бывала, хоть и живу недалеко. Территория всегда была закрытой, въезд – только по пропускам. Даже вступительные экзамены проходили в основном, московском корпусе.
   Здание университета было старым, сталинских времен. Облицованный кирпичом фасад и затейливая архитектура наводили на мысль о некогда важном предназначении факультета.
   Основной филиал нашего Международного лингвистического университета втиснут в узкие переулки Старого Арбата. С утра, по московским пробкам, я туда не доеду и за два часа. А сюда добралась за семь минут. Красота!
   Я невольно улыбнулась, поднимая себе настроение. Захотелось задержаться на массивной гранитной лестнице, ведущей внутрь здания, и вдохнуть полной грудью пряный сентябрьский воздух с привкусом солнца. Невероятно, но следующие пять лет моей жизни будут неразрывно связаны с этим местом. Если, конечно, я буду старательно учиться и успешно сдавать экзамены и зачеты.
   Я напряженно вглядывалась в гудящую толпу студентов и старалась различить отдельные лица, глаза, улыбки, жесты – то, что позволило бы мне сродниться с этими людьми, лучше их понять, а впоследствии и полюбить.
   Через пару минут я поняла очевидное: основная часть студентов – девушки. Мне пришлось долго шарить глазами по двору, заполненному девчонками, чтобы углядеть хоть одного парня. Наконец я увидела веснушчатого тощего юношу с ранцем за спиной. Среди щебечущих девичьих группок этот одинокий очкарик был чем-то вроде лопуха в розарии. Но он мне нравился уже тем, что был парнем: я плохо схожусь с особами женского пола.
   Действительно, в большинстве своем дамы меня не жалуют. Причем все – от младениц до старушек. Даже моя мама – не исключение. Более сложных и запутанных отношений, чем наши, я, пожалуй, не встречала.
   Другое дело – мужчины. Они обожают меня. Готовы ради меня на все. Но здесь их, похоже, почти нет.
   Впрочем, как и в большинстве педагогических университетов.
   Я вздохнула и решила посмотреть расписание занятий. Нашла на доске номер аудитории, где проходила первая лекция моей группы, задумчиво угукнула и придирчиво оглядела себя в зеркале. Темно-русые, чуть выгоревшие на солнце локоны лежали на плечах. Глаза, почти черные от волнения, ярко выделялись на смуглом лице. Я поправила непослушную челку и зашагала на занятия.
   Похоже, я пришла последней. Все места в небольшой аудитории были уже заняты. Оставался всего один стол в самом последнем ряду – туда я и направилась, игнорируя любопытные взгляды.
   По непринужденной атмосфере, царившей в аудитории, было ясно: здесь все, кроме меня, давно и неплохо знакомы друг с другом. Я вспомнила, что некоторые спецшколы ориентированы на конкретные вузы, и их выпускные экзамены принимаются университетом как вступительные. Таким образом, целый класс из школы может прямиком попасть в один университет. Удобно для них, а для меня – не очень…
   Как только я уселась, ко мне тут же подошла пышная брюнетка, похожая больше на классную руководительницу, чем на студентку. «Вот из кого получится отличная учительница!» – подумала я. В своем строгом шерстяном костюме не по сезону и круглых больших очках в роговой оправе она казалась значительно старше остальных.
   – Привет! Я – староста. Меня зовут Таня Изотова, – сказала брюнетка.
   – Привет! – улыбнулась я.
   – Ты здесь кого-нибудь знаешь? – громко спросила она. – Нет. А ты? – машинально отреагировала я. Вопрос – глупее не придумаешь, но было уже поздно.
   Таня усмехнулась и невозмутимо сказала:
   – Да. Мы здесь все из одного класса.
   Мне стало неуютно.
   – Я что, здесь одна… такая?
   – Одна, – спокойно ответила староста, – ну, ничего, ты обязательно с кем-нибудь подружишься.
   «Успокоила, – подумала я. – Ну уж нет. Здесь дружить категорически не с кем. Хотя…» За соседним столом я заметила бледного худого юношу, смотревшего прямо на меня. Для этого ему пришлось сесть вполоборота и смешно вытянуть шею. Мне он показался довольно высоким – ну или необычайно длинноруким. Парень был одет в лиловый пуловер с огромными пуговицами и синие потертые джинсы. Я улыбнулась ему искренне и прямо, как всегда улыбаюсь парням. Он ответил блуждающей, какой-то женственной ухмылкой и отвернулся.
   Все понятно. Голубой. Только они так улыбаются в ответ на прямое послание. Язык полов не был для меня тайной лет с тринадцати – талант, черт его побери!
   Откинувшись назад, я пристально посмотрела на худую спину парня. Он обернулся и опять стушевался, как девчонка, опустив глаза. Надо было наладить контакт с этим нетрадиционным красавцем – мне не хотелось оставаться здесь в гордом одиночестве.
   Рядом с юношей сидела девица властного вида, наблюдала за нашими переглядываниями и неодобрительно морщилась. Ей это очень не шло. Более человечное выражение лица прибавило бы шарма этому несимпатичному персонажу. Ее беспорядочно разметавшиеся по плечам жидкие светлые волосы смотрелись довольно неухоженными; мне хотелось взять ножницы и сделать ей стильную стрижку, чтобы, как в кино, превратить неопрятную дурнушку в изысканную модницу. Но одной стрижкой дело было не решить – трикотажная белая кофта с люрексом, уныло повисшая на невзрачной девице, явно знавала лучшие времена.
   – Антон! – вдруг сказала она, не глядя на своего соседа по парте. – Если хочешь пересесть за другой стол – я не возражаю.
   Не знаю, чего она ожидала от парня, – может, извинений? Но он послушно собрал свои вещи и робко подошел ко мне.
   – У тебя не занято? – спросил он.
   – Садись, – радушно пригласила я.
   Он неловко плюхнулся на стул.
   – Что это с твоей бывшей соседкой? – тихо спросила я. – Она что, влюблена в тебя?
   Парень весело хмыкнул:
   – Да нет, просто в одном классе учились. Сидели тоже за одной партой. Ее Марина зовут.
   – А меня – Мила, – запоздало представилась я. – Мила Богданова. Ты – Антон?
   – Да.
   – А фамилия? – поинтересовалась я.
   – Рейер.
   Лекция уже началась, и рослый пожилой профессор начал неторопливо рассказывать о зарубежной литературе восемнадцатого века. Антон методично записывал все в толстую тетрадку, а я просто слушала, увлеченная образной речью педагога.
   Группа, как я заметила, была очень прилежной. Все старались не упустить ни слова из лекции, записывая каждый фрагмент повествования.
   – А вы, девушка, почему не записываете? – неожиданно спросил профессор, вырастая передо мной.
   Я растерялась, но сразу виновато улыбнулась, стараясь исправить негативное мнение о себе:
   – Сегодня я присутствую на лекции впервые. Хотелось просто послушать.
   Профессор расплылся в ответной улыбке:
   – А почему вас здесь раньше не было? Неделю целую учимся.
   Я тепло посмотрела на профессора и пообещала самым сладким голосом:
   – На ваши лекции я теперь буду ходить всегда. Что бы со мной ни случилось.
   Дедуля явно поплыл. Я чувствовала себя немного виноватой – еще один влюбленный, – но не хотелось ссориться с педагогом в первый день занятий.
   – А за нее теперь Рейер лекции писать будет, – тихо буркнула Марина кому-то из своих соседок.
   Девица явно меня невзлюбила. Судя по недовольным взглядам других студенток, остальные были на ее стороне. Отлично, Мила. Как всегда, в своем репертуаре.
   В перерыве между лекциями мы с моим новоиспеченным другом отправились в буфет. Я сразу поняла, что он мне очень подходит: Антон болтал как девчонка, но женской неприязни ко мне не испытывал. Он рассказал понемногу обо всех, а затем спросил, сделав круглые глаза:
   – Ты, вообще, о главном в курсе?
   – О чем?
   – Ну, о Роберте Стронге, знаменитом актере?
   Я равнодушно пожала плечами:
   – Видела пару фильмов с его участием. Крутые такие боевики со стрельбой и драками, типа бондианы. Там еще каждые две секунды разбивают по машине.
   – Тебе он нравится?
   – Кто? – не поняла я. – А, Стронг? Ну, не знаю. На экране он красивый, с роскошной фигурой. Дерется хорошо. Стреляет из двух стволов одновременно. Только я уверена, что это все – спецэффекты. А мышцы – результат длительного приема стероидов. Как он мне может нравиться, если я его в жизни не видела? Может, он и не мужчина вовсе, а так – жалкое подобие?
   Признаться, говоря так, я немного лукавила. Однажды я увидела фильм со Стронгом – не боевик, а пронзительную мелодраму, где были обнажены такие глубины человеческой души, что я долго не могла оправиться от некоторых открытий. В конце фильма главный герой погибал – и, рыдая, я поняла, что люблю этого мужчину, а после неделю ходила такой несчастной, будто у меня жениха убили. А еще жалела о том, что в реальной жизни шансы познакомиться с таким парнем равны нулю.
   – А мне он кажется просто красавцем, – признался Антон, прерывая мои размышления.
   – Да, – согласилась я, – лицо такое необычное. Странное. Очень одухотворенное.
   Антон улыбнулся:
   – Ты думаешь, почему я тебя о нем спросил?
   – Не знаю.
   – Он сейчас учится в нашем университете.
   Я чуть не упала со стула, поперхнулась чаем и закашлялась. Антон снисходительно постучал меня по спине, дождался, пока мое дыхание восстановится, и воодушевленно продолжил:
   – У нас даже есть совместные занятия два раза в неделю. Он изучает русский язык на факультете РКИ, а мы, как педагоги, должны уметь преподносить знания иностранцам. Вот нам и устроили практический семинар. Наши бабы от него просто без ума. Да и я тоже.
   – Дела-а… – выдохнула я, стараясь, чтобы Антон не заметил моего волнения.
   – И знаешь, – парень решил добить меня окончательно, – в жизни Роберт намного красивее, чем в кино. И мышцы – все настоящие, я его на прошлой неделе видел в университетском бассейне.
   – А когда будут эти общие занятия? – робко поинтересовалась я.
   – Сегодня. Ты что, расписание не читала? Они проводятся по понедельникам и четвергам. Там так и написано: совместный семинар группы Д-46 и ВК-13. Мы – это Д-46, если ты не помнишь.
   Перерыв закончился, и мы поспешили на продолжение лекции.
   Конечно, мне было уже не до витиеватых метафор, коими пересыпал свою речь профессор Кременчугов. Я все думала о том, какой у нас крутой университет, если здесь учатся выдающиеся личности, подобные Роберту Стронгу.
   – Слушай, а чего он в Россию-то приехал? – Я нетерпеливо толкнула в бок своего соседа по парте.
   Парень оторопело взглянул на меня. Он внимательно слушал профессора, а я явно мешала; но Антон терпеливо разъяснил:
   – Если ты про Стронга, то все просто. Один российский режиссер, фамилия у него какая-то замороченная, пригласил его сняться в нашем фильме. Ну, как, в нашем. Спонсируют его и американцы, и англичане, и русские.
   – Совместный проект, – кивнула я.
   – Типа того. А он вроде как давно хотел изучать русскую культуру и словесность, поэтому сразу ухватился за предложение.
   – И как его русский?
   – О! У него-то как раз все в полном порядке. Лопочет очень бойко. Видимо, давно учит язык. А вот у тебя, если не будешь слушать лекцию, могут возникнуть большие проблемы на экзаменах.
   Сказав это, Антон демонстративно отвернулся и стал записывать каждое слово преподавателя.
   В перерыве я оставила парня с девочками из нашей группы, и они все вместе сразу же начали обсуждать профессора. Они явно были в восхищении, сравнивая Кременчугова с великими старыми артистами МХАТа. Я украдкой вздохнула – их необычайный восторг разделить не могу. Мне лекция показалась невыносимо скучной; стало быть, я все же неправильно выбрала профессию. Что ж, посмотрим, как пройдут остальные занятия.
   Следующая пара должна была свести нас со Стронгом. Внезапно мне стало душно, и я поспешила выйти на улицу. Был приятный сентябрьский денек, самое начало бабьего лета. Теплый ветер играл еще зеленой листвой, воздух был полон какой-то особенной истомы, а птицы пели, будто в последний раз. «Сколько еще будет таких дней перед тем, как зарядят дожди?» – размышляя, я зашла в самую чащу темного соснового леса. Голоса студентов все еще раздавались где-то рядом, но самого здания университета уже не было видно.
   Я присела на поваленную корягу и закрыла глаза. Не открывая глаз, сняла обувь, чтобы ощутить ступнями мягкую почву, усеянную сосновыми иглами. Шум деревьев, тихий шепот ветра – именно эта музыка влекла меня, заставляя жить за городом.
   Вдруг где-то сбоку треснула ветка, и я вскинулась, резко открыв глаза. Мне показалось, что я чувствую чей-то взгляд: светящийся, бесстрастный, он обжигал почти физически – и никак не мог быть человеческим. Мне стало страшно. Я вскочила на ноги и, подхватив туфли, быстро пошла к университету. Где-то сбоку под напором ветра заскрипела сосна; подпрыгнув, словно перепуганная кошка, я прибавила шаг.

Знаменитость

   На семинар я, конечно же, опоздала.
   Холл факультета опустел, все разошлись по аудиториям, а я понеслась к доске с расписанием занятий. Надо было выяснить, в каком кабинете состоится показательный бой между российскими и иностранными студентами. Хотя почему бой? Может, семинар будет проходить в теплой, дружественной обстановке?
   Кабинет 525 оказался, конечно же, на пятом этаже. Я бросилась к лифту, но тот был занят. Не желая ждать, я понеслась вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.
   Наверное, у меня был очень растрепанный вид, когда я ворвалась в аудиторию под номером 525. Резко распахнув дверь, я остановилась. Приблизительно сорок человек удивленно разглядывали меня. Послышались тихие смешки.
   Я почувствовала, как краска заливает мое лицо. Слава богу, сидящий неподалеку Антон махнул рукой, и я поспешила занять свое место рядом с ним.
   Строгая женщина в сером старомодном костюме громко приказала:
   – Девушка, встаньте!
   Не было никаких сомнений, что педагог обращается ко мне. Я неуверенно поднялась.
   – Представьтесь, – продолжила эта дама тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
   – Мила Богданова.
   – Мила? Может быть, Людмила? – уточнила она.
   – Нет, просто Мила, – настаивала я, – по паспорту.
   – Так вот, Мила… хм… Странное у вас имя. Если вы или кто-то из здесь присутствующих еще раз опоздает на мой семинар, то я ставлю «пропуск» рядом с его фамилией. Считайте, что на занятии вы не были. Мой предмет является основным в учебной программе всего курса. Не посещая его, вы ставите под угрозу все ваше пребывание в этом учебном заведении.
   Женщина в сером костюме строго посмотрела на меня, и я пристыженно опустила голову.
   – Разумеется, мои слова не касаются наших иностранных коллег, для которых этот предмет является факультативным, – чуть мягче добавила она.
   Я не понимала, что делать – сесть за парту или продолжать стоять на месте, мозоля глаза всем присутствующим. Меня явно поставили здесь, у всех на виду, в назидание остальным, чтобы в следующий раз ни у кого не возникло желания опаздывать. Судя по надменному и насмешливому взгляду педагогини, она была рада именно меня сделать козлом отпущения. Еще одна…
   Зато мужская часть аудитории (иностранная группа состояла в основном из парней) оценила меня по достоинству. Я чувствовала на себе их изучающие взгляды. Черная испанская майка с огромным вырезом демонстрировала мой свежий загар самым выгодным образом.
   Один взгляд заставил меня обернуться. Прославленный английский актер сидел прямо за мной и изучал мою спину. Видимо, я была слишком взволнованна, когда шла к своему столу, поэтому и не увидела его.
   Я не смогла справиться с захлестнувшими меня эмоциями и уставилась на своего кумира радостно и преданно, будто молодой спаниель. Он встретил мой взгляд холодно, почти враждебно. Несомненно, это был Роберт Стронг. Вот и познакомились. Более неприветливого парня я еще не встречала.
   – Для вновь прибывших. Меня зовут Семипалатова Нина Валентиновна, – забасили мне прямо в ухо, – вы можете сесть, Богданова. Больше не опаздывайте.
   «Нелегко будет сдавать ей экзамен», – подумала я и приготовилась к очередной скучной лекции, рассчитывая, впрочем, пару-тройку раз оглянуться назад.
   Я стала продумывать тактику поведения. Интересно, что лучше – уронить ручку, а потом ее поднять, выпрямиться и глянуть на парня или отлучиться в туалет и по пути к своей парте хорошенько изучить Стронга? Антон толкнул меня в бок и зашипел:
   – Семипалатова требует от нас активного участия в семинаре, не спи.
   Занятие, вопреки моим ожиданиям, оказалось вполне интересным. Нас поделили на группы, и каждой дали свое задание. Мы должны были в доступной игровой форме объяснить иностранцам некоторые явления в русской речи. Надо было придумать примеры, иллюстрации. Мы с Антоном предложили даже разыграть небольшую сценку на тему синонимов и антонимов.
   Наша небольшая группа состояла из четырех человек: меня, Антона, вредной Марины и еще одной девочки, имени которой я не знала. Девчонки не принимали участия в обсуждении нашего выступления. Они просто стояли чуть поодаль, прислушиваясь к тому, что придумывали мы с Антошкой. Мы же с огромным энтузиазмом планировали свой маленький спектакль. Наконец, когда настала наша очередь, Антошка посадил меня к себе на спину, и я, изображая всадника, заорала:
   – Н-но! Вперед, мой Буцефал!
   Антон встал на дыбы, на ходу выкрикивая заготовленный текст, состоящий из антонимов. У нас получилось что-то вроде поэмы. Конечно, это больше всего напоминало банальный студенческий капустник, но мне было весело. Антону, как и мне, безумно нравился наш незапланированный спектакль.
   Я на ходу спрыгнула с «Буцефала» и выпалила свою часть текста. Мы решили «выдать» примеры синонимов в песенке, напоминавшей одновременно частушку и балладу. Нехитрый текст сочиняли на ходу, «поймав» вдохновение. Я театрально прикрывала глаза и разражалась громкой тирадой. Мой скакун тоже не молчал. Нас несло.
   Потом мы долго не могли закончить выступление и еще минут пять импровизировали под одобрительный хохот парней из иностранной группы. Девицы единодушно молчали.
   Наконец мы закончили. Парни захохотали и зааплодировали. Я пробежалась глазами по публике – понятно, чье мнение интересовало меня больше всего; но Роберту, кажется, наше выступление совсем не понравилось. Его красивое лицо оставалось непроницаемым, а прекрасные серые глаза смотрели куда-то мимо меня. Роберт Стронг, задумчивый и печальный, вертел в пальцах золотую ручку «Картье» и не обращал на нас никакого внимания.
   Нина Валентиновна выстроила всю нашу группу напротив иностранцев, и мы стали обсуждать ошибки. Она стала спрашивать, какое объяснение больше всего понравилось. Парни, среди которых были англичане, французы, американцы, китайцы и даже один индус, выбрали нас с Антоном, единодушно заявив, что на всю жизнь запомнят разницу между синонимами и антонимами.
   Семипалатова спросила:
   – Всем ли было понятно изложение материала в форме театрального представления?
   Она обвела строгим взглядом присутствующих. Все закивали, и тут послышался чистый, хорошо поставленный голос, который я узнала бы из тысячи:
   – Мила, вы ведь будущий педагог, не так ли?
   Фраза прозвучала так резко и так неожиданно, что я даже растерялась. Во-первых, сказана она была на хорошем русском, почти без акцента. Было сложно поверить, что так может говорить иностранец. Во-вторых, странно было слышать человека, который еще минуту назад находился в состоянии полной отрешенности. Тем не менее Роберт Стронг запомнил мое имя. Он задал сложный вопрос, и мне пришлось соврать:
   – Да, наверное.
   – И вы планируете каждый раз так объяснять материал вашим ученикам?
   Я растерялась. Конечно, никто не будет изображать бесстрашного всадника на уроках, объясняя, к примеру, фонетику. Но сейчас, в свой первый день в университете, мне очень хотелось вспомнить прошедшее детство. Подурачиться и поиграть. Как объяснить ему это?
   – Так вам было что-то неясно, Роберт? – нежно, почти певуче, спросила Нина Валентиновна. Похоже, старушка тоже смотрела ту пронзительную мелодраму.
   – Нет, что вы, – спокойно ответил он, удостоив, наконец, меня взгляда бездонных серых глаз, – я просто не думаю, что можно так играть всю жизнь. Ведь профессия – это надолго.
   У меня внутри все сжалось. Англичанин попал в точку. Я совсем не была уверена, что готова много лет подряд объяснять заученный материал скучающим школьникам. Я не представляла себя в строгом учительском костюме. Мне совсем не хотелось заносить оценки в классный журнал и обедать в школьной столовой.
   Роберт смотрел на меня насмешливо и надменно. Было ясно, что он угадал мои мысли. Я рассердилась: «Черт побери! Кто он такой, чтобы испытывать меня? Ладно, пусть этот Стронг сразу увидел, что я не очень-то гожусь для педагогики, но так откровенно меня критиковать! Он что думает – я сразу же признаюсь, что мне здесь скучно и брошу университет, в который только что поступила?!»