Страница:
В чем же заключается русская природа Российской Империи? Ведь, как мы увидим далее, национальное там никак не подавляется русским, тем более не унижается; наоборот, когда говорят, что, например, буряты или французы – российские народы, в этом слышится определенная гордость. Русские никак не привилегированны, за исключением правила входа в служилое сословие; а с позиции Церкви понятия «русский» вообще нет – кто принадлежит к Вселенской Русской православной церкви, тот и русский, а кто нет, тот, строго говоря, не инородец, а иноверец, даже если он Вася Иванов. Поэтому, кстати, Церковь не признает породнения – не осуждает, а просто не замечает: для нее любое чадо ВРПЦ и так русский. Если посмотреть на статистику, в частности на доходы и имущество русских в сравнении с остальными, то они не выше, а даже несколько ниже средних по Империи. Не хочу сказать, что все русские делятся с остальными народами Империи последней рубашкой, но они точно на них не жируют. Так же, кстати, было и в конце Первой Империи, когда она уже стала многонациональной, и во Второй Империи. Представить себе, что все народы Империи служат источником обогащения титульной нации – а именно так было, дорогие соотечественники, у наших предков, в Испанской, Португальской и Британской империях, – в России абсолютно невозможно: сама идея покажется мерзкой всем, и русским более всех.
Нельзя, однако, сказать, что в сфере экономики Империя игнорирует национальные моменты – это не так. Ей не совсем безразлично, в местах проживания каких народов расположены центры определенных отраслей промышленности, науки и т. д. Например, военная промышленность, космическая промышленность, объекты стратегической энергетики, имперские научные центры расположены почти исключительно в исторических России и Германии. (Правда, в понятие исторической России входят далеко не только земли, населенные преимущественно этническими русскими: например, главный город татар Казань является вторым по значимости в Империи авиационно-космическим промышленным центром.) Но это отнюдь не связано с желанием обеспечить первоочередное экономическое развитие русскому народу и народам-союзникам – производство потребительских товаров и услуг дает региону, в котором оно расположено, существенно больше материальных благ. Скорее это связано с желанием минимизировать риски – считается, что в русских, татарских или немецких регионах ниже вероятность каких-либо беспорядков; ведь и термоядерные электростанции принято во всем мире располагать в сейсмически неактивных зонах. А вот вероятность концентрирования каких-либо отраслей бизнеса в собственности людей одной нации – как при Александре III, когда составлявшие 4% населения евреи держали 92% торговли зерном, – Империю на сегодняшний день особо не тревожит. Не потому, что этого нет – очень даже есть, – а потому, что Империя считает нормальным, когда один бизнес в основном контролирует один народ, а другой бизнес – другой. Вот если выяснится, что, например, в бизнес строительства крупных объектов, где доминируют турки, нетурка не пускают нечестными способами, государство, конечно, прореагирует. Помимо уголовного преследования персонально виновных начнется антимонопольное разбирательство, которое с высокой вероятностью закончится так называемым прямым действием (см. соответствующий раздел главы «Экономика»). А вот как будет реагировать российское государство, если сильный перекос в пользу одной нации случится среди студентов вузов – как при том же Александре III, когда евреи стали составлять до половины абитуриентов университетов, – мне сказать трудно, поскольку таких ситуаций в Империи не было. Вводить квоты, как тогдашнее царское правительство, она точно не будет – это и запрещено Конституцией, и противоречит всему духу современной России. Скорее всего, Империя предложит палатам других народов разработать программы по стимулированию своей молодежи к получению высшего образования и даст им денег на эти программы, а также даст поручение службе социальной инженерии начать внедрять в указанной молодежной среде соответствующие ценностные установки.
К тому же, как я уже писал, любой гражданин Империи может стать русским через процедуру породнения: она заключается в том, что подавший заявление человек в ЗАГСе, в присутствии чиновника и трех свидетелей, зачитывает текст чего-то вроде присяги русской нации. Обязательным при этом является предоставление справки о крещении – русский по крови остается им, даже если он атеист или иноверец, но тот, кто хочет стать русским по породнению, должен быть православным. (К слову сказать, такая же концепция существует и у большинства традиционных народов – например, чтобы стать евреем, надо пройти религиозный обряд «гиюр», хотя еврей по крови может быть и атеистом.) Возвращаясь к породнению: породненному выдают новый паспорт, где в графе национальность написано «русский», а если он попросил в заявлении, то в скобках добавляют происхождение – например, «белорус». Интересная деталь: в России оскорбление национальных чувств (в равной степени нерусских и русских) считается тяжким преступлением, и наказание за него достаточно серьезно – но сказать немцу или татарину, что он не настоящий немец или татарин, таковым не является. Но вот если кто-то скажет породненному, что он не русский или не настоящий русский, то это является отдельным, еще более тяжким, составом преступления. Вообще преступления против национального достоинства прописаны в Уголовном кодексе весьма подробно и составляют отдельную главу, причем входящую не в главу 2 (преступления против личности), как, казалось бы, было логично, а в главу 1 (преступления против государства). Поэтому в России нет уголовного наказания за антисемитизм – не из-за его поощрения, как утверждают многие наши евреи из северных штатов, а просто потому, что он лишь частный случай более общего преступления.
К слову сказать, еврейского вопроса в нынешней России нет в отличие от Первой и Второй Империй. Еще в начале нашего века евреев в России недолюбливали – не так, конечно, как в Халифате или тем более в Германии времен Гитлера. На индивидуальном уровне их вовсе не дискриминировали (даже премьером был еврей) и тем более не воспринимали как носителей чего-то отрицательного – но считали, что Россия и русские претерпели от еврейского народа, как целого, много зла, причем совершенно непонятно за что. (Здесь имеется в виду роль евреев в революционном движении 1860—1910-х годов, в сатанинском советском государстве 1918—1929 годов и в безобразиях второго Смутного времени 1990-х годов – все это в очень значительной части делалось евреями, хотя и не исключительно, и неизменно было направлено против российской государственности.) К этому прибавлялась досада на то, что большая часть евреев эмигрировала из России в Израиль и США в начале 90-х годов – как раз тогда, когда всяческая их дискриминация прекратилась. Ваше право, рассуждали русские, но чего же вы теперь говорите «мы» – какое отношение вы имеете к нашей стране? Но в тот момент, когда область исторического проживания евреев, остров Израиль, стала частью Империи, евреи перестали отличаться в восприятии русских от любого другого предприимчивого и склонного к перемене мест народа Российской Империи. Правда, народа, склонного считать себя лучше всех других, – но таковых немало в Империи и кроме евреев. А опасности их прорыва к власти в стране с антироссийскими целями, как в 20-е или 90-е годы ХХ века, при нынешнем российском государственном устройстве не существует. Да и сами русские, расселившись в значимых количествах в местах исторического проживания других народов, в их среде (о программе переселения русских в Европу см. главу «География и народонаселение»), стали спокойнее относиться к тем, кто ищет свою судьбу среди других – не там, где жили отцы и деды.
Так что русский дух Российской Империи – это вовсе не особый статус русских или русской культуры, а именно дух, включающий в себя систему взглядов и ценностей. Что это такое – дух государства, мне лучше всего объяснил начальник отдела в имперском цензорском надзоре Андрей Незовибатько. «Все знают, что целое больше суммы его частей, это общеизвестный философский принцип, – сказал он, – и соответственно государство – это нечто большее, чем населяющие его граждане. Так вот, разница между суммой всех жителей государства и самим государством и есть его дух». И дух этот сугубо русский, хотя и впитавший и продолжающий впитывать многое, начиная от Византии и Золотой Орды. Да и в нашем веке русские весьма много переняли от тюркских и особенно кавказских народов России, хотя это не происходило явно. Я имею в виду дух национальной близости, восприятие русских как семьи – раньше, во времена Второй Империи, такие чувства если и испытывались, то только в отношении всего советского народа, то есть соотечественников, а не соплеменников, то есть русских. Когда это отсутствие национальной спайки у русских столкнулось со своим антиподом у кавказских и тюркских народов России в 90-х годах – а такое столкновение происходило по всей России, от бытовых ситуаций в городах до фронтов Чечни, – русские стали перенимать такое отношение. Так же происходило возвращение понятий ценности семьи, мужского достоинства, женской чести – все это в результате Смутного времени было размыто у русских и заимствовалось ими у кавказцев. До определенной степени русские во всем этом преуспели, и это пошло им весьма на пользу, хотя кавказцы вовсе не планировали помогать им в этом. Но самые ценные заимствования народы получают вовсе не от доброжелателей – те же русские научились править народами от монголо-татар Орды, их же завоевавших.
Но главная часть «русскости», императивно распространенная на всю Империю, – это православие. Еще в Период Восстановления, при Владимире II, когда начиналось возрождение русской нации и российского государства, шли жаркие споры: что считать исконно русским – доимперскую, языческую славянскую культуру или же культуру православную? Многие объявляли первую исконной и полностью своей, доморощенной, а вторую – принесенной с Запада чуждой славянам еврейской религией. Однозначный выбор, однако, был сделан в пользу второго. Более того, было доказано документами, причем после захвата архивов США в 2019 году уж совсем однозначно, что первое, несмотря на ультранационалистическую риторику, инспирировалось и даже прямо финансировалось ЦРУ США, специально для ослабления православия и в итоге – России. Поэтому, в частности, увлечение и мода на все славянское дохристианских времен, в том числе героизация того периода, имевшая место в 2000-х годах, ныне сошла на нет. А Конституция 2013 года уже прямо объявляла, что Россия – православное государство, и это не может быть отменено ни при каком изменении национального или религиозного состава населения. При этом Церковь в России отделена от государства, т. е. ни Церковь не подчиняется государству, как это имело место в Первой Империи в XVIII—XX веках, ни государство Церкви, как в теократиях. Правда, в отличие от нас это сделано для защиты не государства от Церкви, а Церкви от государства – считается, что Церковь Христа, Чье царство не от мира сего, только ослабнет духом от слишком тесного симбиоза с властью.
Православие в России, в отличие от русской национальности, даже формально имеет особый статус – правда, если говорить о конкретных правах, то у так называемых традиционных религий, не имеющих центра за границей, их реально не меньше; к таковым относятся равилитский ислам, буддизм и иудаизм – последний за исключением хасидизма, центр которого находится в нашем Нью-Йорке. В местах компактного и особенно исторического проживания народов, исповедующих одну из вышеперечисленных религий, допускается даже наличие светских порядков, имеющих религиозное происхождение: на многих традиционно исламских территориях запрещено продавать в магазинах и подавать в ресторанах свинину и алкоголь, на острове Израиль фирмам и учреждениям запрещено работать в субботу (по крайней мере, публично). А на Кавказе даже действуют многие нормы шариата – это, кстати, дало больше для примирения кавказцев с Империей, чем разгром в третьей кавказской войне. В школе образование обязательно включает религиозную часть, причем не какую-нибудь сравнительную историю религий, а Закон Божий, но есть и школы исламские, буддистские и иудейские. Религиозных же школ нетрадиционных религий либо религий, имеющих центр за границей, не допускается, как и атеистических, а по умолчанию школы являются православными. Апологией этого служит то, что воспитание детей имеет свою специфику – они не являются дееспособными гражданами, и поэтому решения за них в любом случае принимают другие, а своя «малая» семья (родители или родственники) в этом смысле имеет не больше прав, чем семья «большая», то есть вся страна. Действительно, в высших учебных заведениях, даже в государственных, где учатся уже совершеннолетние граждане, никакой «обязаловки» или, наоборот, запретов на религиозную компоненту образования нет. Таким образом, особый статус православия в России проявляется не в особых привилегиях, как в средневековой Европе, а в духе: дело не в том, преподают ли в школе православный Закон Божий (по крайней мере, не только в этом), а в том, что преподавание всех предметов в той или иной степени проникнуто православным духом, как и вообще отношение к ученикам и общая атмосфера школ. Таким же духом проникнута и вся политическая и значительная часть общественной жизни страны, во всяком случае страна к этому стремится. В соответствующих главах будет видно, как это конкретно отражается в законах, регулирующих ту или иную сторону жизни. Решение подобной задачи облегчается тем, что вся государственная власть сосредоточена в руках опричников, которые достаточно религиозны и рассматривают сами себя как защитников веры, а власть всегда и везде оказывает сильное воздействие на общество как пример для подражания, особенно в России. И именно так надо понимать статус России как навечно православной страны, записанный в Конституции: большинство населения может оказаться в результате каких-то процессов и не православным, но дух страны, та система ценностей и целей, на фундаменте которой она построена, останется православным – это обеспечат православные опричники, которые, если понадобится, легко выступят против большинства, потому что позиция большинства не вызывает у них ни благоговения, ни страха.
Третий пласт принципа национализма – отношение к каждой нации и в какой-то степени к российскому народу в целом, как к одной большой семье. Хочу проиллюстрировать это на одном примере, который я сам наблюдал. Татарский мальчик четырнадцати лет жил под Москвой у своей тетки после гибели родителей в автокатастрофе – а тут умерла и тетя. Много татар, человек двадцать, приехали к ним в дом, чтобы без всяких социальных служб устроить совет – что с ним делать (я был с одной из пар, у которых я гостил по рекомендации их родственников, живущих у нас в штате Новая Англия). Это были не родственники, но вели они себя как родственники, потому что и он и они – татары, а значит, в какой-то степени все-таки родичи; и тут же было определено, с его согласия, в какую семью он идет жить.
Такой подход находит отражение и на уровне государственного устройства – в соответствующей главе, говоря о земской власти, я уже писал об общероссийских национальных палатах (не путать с окружными палатами народов!). Они существуют для одного народа, независимо от того, где внутри России проживают его представители, – этим они принципиально отличаются от законодательных собраний национальных республик, существовавших в России с 1991 по 2008 год, где выражалась позиция только той части нации, которая проживала на этой территории (а в Москве татар, например, часто жило больше, чем в Казани), к тому же смазанная позицией нетитульных наций республики.
Продолжая пример татар – сейчас нет Республики Татарстан (как, впрочем, напоминаю, и любых других территориальных образований), но есть палата татарского народа России, которую избирают только избиратели-татары со всей страны. Она принимает законы по соответствующим Конституции предметам ведения, причем в отличие от Законодательного собрания бывшей Республики Татарстан она занята только этим, не тратя большую часть своего времени и сил на дележ бюджета (земские бюджеты принимают и исполняют земства, и само собой там, где по факту преимущественно проживают татары, бюджет делят в основном их представители). Поскольку эти законы относятся только к татарам, то, естественно, существуют татарские суды; такие национальные суды входят в систему земских судов наравне с окружными. Законодательство, отнесенное к национальному, включает в себя достаточно многое: все семейное законодательство, основную часть трудового, основную часть социального и т. п.; сейчас в России идет оживленная дискуссия о том, не передать ли туда и часть контрактного права, поскольку оно в большой степени опирается на различающиеся национальные традиции. Разница национальных законов между собой и рамочным общеимперским законом (тогда, когда он есть) весьма велика: достаточно сказать, что семейные кодексы многих народов России разрешают официальное многоженство. Естественно, если женятся представители разных наций, они должны договориться о том, какой (по национальности и, следовательно, по законодательству) будет их семья – или же один из брачующихся примет национальность второго, что в реальности бывает не реже. Более или менее такие же договоренности достигаются при найме человека или артели, если они другой национальности, чем работодатель.
Кстати, национальное устройство Российской Империи отличается от такового в Российской Федерации и Российском Союзе еще в одном – там не было Русской Республики, а в Империи есть общеимперская Палата русского народа – если бы ее не было, это вызвало бы недовольство не только и не столько русских, сколько остальных, потому что означало бы формализацию особого статуса русских. (Напоминаю вам, дорогие соотечественники, что понятие «русский народ» включает и малороссов, и белорусов, причем они вовсе не являются маргинальной его частью – напротив, малороссы, в том числе в национальных вопросах, пожалуй, наиболее активная часть русского народа.) Правда, Палата русского народа не слишком активна: русские ассоциируют себя с Империей в целом и поэтому даже в той сфере, которая отнесена к ведению национальных палат, предпочитают не принимать свои русские законы, а пользоваться рамочными общеимперскими; эта ассоциация проявляется и во всем другом – в приведенном примере с татарским мальчиком русские соседи приехали бы к нему почти с той же готовностью, что и к своему русскому. В этом, кстати, особенно зримо проявляется «особость» положения русских и русского в Российской Империи – «особость» не в формальном статусе или тем более в каких-то привилегиях, а в самоидентификации.
Надеюсь, вы поняли из вышеизложенного, дорогие соотечественники, в чем заключается базовое отличие национальной политики Империи от таковой в нашей Федерации – отличие, которое в большой степени и составляет принцип национализма: Империя не стремится к ассимиляции и унификации народов в «плавильном котле» и не поощряет ее. Можно было бы заподозрить Россию в лицемерии – дескать, на словах национализм, а на деле унификация, – но это никак не вяжется с реальностью. Если бы российская власть на самом деле хотела ассимиляции нерусских народов, ей следовало бы убрать из паспорта графу «национальность», а точнее, таковую просто не вводить – ее не существовало еще в 2012 году. Ведь какая-то часть любого народа в этом случае точно будет объявлять себя членом народа государствообразующего – это факт, потому что для многих «необозначенное» означает «непредставимое». И никак нельзя сказать, что государство пошло на введение этой графы ради облегчения дискриминации, – не только потому, что никакой дискриминации нет, но еще и потому, что уж если государство решит дискриминировать, то у него всяко есть необходимая информация о его гражданах. А в плане бытовой дискриминации вообще не важно, что написано в паспорте – никто туда не заглядывает. Вот и получается, что это явно антиассимиляционная мера, одна из многих. Притом Империя на этом не остановилась: в 2036 году, в правление Михаила Усмирителя, был принят закон, по которому родители выбирают для человека имя (или он сам, если меняет его во взрослом возрасте) исключительно из имен своей национальности. То есть французы могут назвать своего сына хоть Жаном, хоть Жаком, но не Иваном или Яковом – как и русские не могут назвать сына Полем или Морисом. «Не нарушает ли этот закон принципов личной свободы и невмешательства Империи в частную жизнь, вами же провозглашаемых?» – спросил я начальника отдела семьи Имперской канцелярии социальной политики Николая Тимофеева – кстати, одного из весьма немногих земцев на должности такого ранга. «А можете ли вы у себя в Американской Федерации, господин душ Сантуш, – ответил он мне вопросом на вопрос, – назвать сына женским именем, например Вероникой?» Я растерялся – мне такое никогда не приходило в голову, – но вынужден был признать, что, наверное, это не разрешат. «Ну а национальность – такое же неотъемлемое свойство человека, так же записанное в его генах, как пол, – продолжил Тимофеев. – Так что же вас удивляет?» – «Но пол можно сменить», – упорствовал я. «Ну так и национальность можно сменить, у нас в стране это как раз максимально формализовано», – отвечал собеседник. Так что Закон «Об именах» – действительно просто еще одна из антиассимиляционных мер, но антиассимиляционных по-имперски: ассимиляция разрешена и формализована, но она должна быть осознанной и явной для окружающих, а не ползучей. В этом случае Империя теряет члена одного из народов, но приобретает члена другого – а в обратном случае приобретается безродный космополит, что неприемлемо. Потому что человек тем лучший гражданин Империи, чем большим количеством корней и нитей – неважно, каких именно, – он связан с социумом; если речь идет о национальном аспекте, то со своим народом.
В общем, в национальных вопросах особенно четко проявляется двухуровневая российская философия: есть общество, а есть Империя. Первое регулирует жизнь, а вторая – дух, и имперская власть старается не вмешиваться в жизнь общества, в частности национальную. А поскольку в закрытом, «автономном» государстве нет подпитки от внешнего разнообразия – а оно есть источник любого развития и потому необходимо как воздух, – власть всячески поощряет разнообразие внутреннее. Но сама имперская власть в своей деятельности понятия национальности не имеет: у членов служилого сословия нет другой родины, кроме Империи, и другого племени, кроме опричнины.
Нельзя, однако, сказать, что в сфере экономики Империя игнорирует национальные моменты – это не так. Ей не совсем безразлично, в местах проживания каких народов расположены центры определенных отраслей промышленности, науки и т. д. Например, военная промышленность, космическая промышленность, объекты стратегической энергетики, имперские научные центры расположены почти исключительно в исторических России и Германии. (Правда, в понятие исторической России входят далеко не только земли, населенные преимущественно этническими русскими: например, главный город татар Казань является вторым по значимости в Империи авиационно-космическим промышленным центром.) Но это отнюдь не связано с желанием обеспечить первоочередное экономическое развитие русскому народу и народам-союзникам – производство потребительских товаров и услуг дает региону, в котором оно расположено, существенно больше материальных благ. Скорее это связано с желанием минимизировать риски – считается, что в русских, татарских или немецких регионах ниже вероятность каких-либо беспорядков; ведь и термоядерные электростанции принято во всем мире располагать в сейсмически неактивных зонах. А вот вероятность концентрирования каких-либо отраслей бизнеса в собственности людей одной нации – как при Александре III, когда составлявшие 4% населения евреи держали 92% торговли зерном, – Империю на сегодняшний день особо не тревожит. Не потому, что этого нет – очень даже есть, – а потому, что Империя считает нормальным, когда один бизнес в основном контролирует один народ, а другой бизнес – другой. Вот если выяснится, что, например, в бизнес строительства крупных объектов, где доминируют турки, нетурка не пускают нечестными способами, государство, конечно, прореагирует. Помимо уголовного преследования персонально виновных начнется антимонопольное разбирательство, которое с высокой вероятностью закончится так называемым прямым действием (см. соответствующий раздел главы «Экономика»). А вот как будет реагировать российское государство, если сильный перекос в пользу одной нации случится среди студентов вузов – как при том же Александре III, когда евреи стали составлять до половины абитуриентов университетов, – мне сказать трудно, поскольку таких ситуаций в Империи не было. Вводить квоты, как тогдашнее царское правительство, она точно не будет – это и запрещено Конституцией, и противоречит всему духу современной России. Скорее всего, Империя предложит палатам других народов разработать программы по стимулированию своей молодежи к получению высшего образования и даст им денег на эти программы, а также даст поручение службе социальной инженерии начать внедрять в указанной молодежной среде соответствующие ценностные установки.
К тому же, как я уже писал, любой гражданин Империи может стать русским через процедуру породнения: она заключается в том, что подавший заявление человек в ЗАГСе, в присутствии чиновника и трех свидетелей, зачитывает текст чего-то вроде присяги русской нации. Обязательным при этом является предоставление справки о крещении – русский по крови остается им, даже если он атеист или иноверец, но тот, кто хочет стать русским по породнению, должен быть православным. (К слову сказать, такая же концепция существует и у большинства традиционных народов – например, чтобы стать евреем, надо пройти религиозный обряд «гиюр», хотя еврей по крови может быть и атеистом.) Возвращаясь к породнению: породненному выдают новый паспорт, где в графе национальность написано «русский», а если он попросил в заявлении, то в скобках добавляют происхождение – например, «белорус». Интересная деталь: в России оскорбление национальных чувств (в равной степени нерусских и русских) считается тяжким преступлением, и наказание за него достаточно серьезно – но сказать немцу или татарину, что он не настоящий немец или татарин, таковым не является. Но вот если кто-то скажет породненному, что он не русский или не настоящий русский, то это является отдельным, еще более тяжким, составом преступления. Вообще преступления против национального достоинства прописаны в Уголовном кодексе весьма подробно и составляют отдельную главу, причем входящую не в главу 2 (преступления против личности), как, казалось бы, было логично, а в главу 1 (преступления против государства). Поэтому в России нет уголовного наказания за антисемитизм – не из-за его поощрения, как утверждают многие наши евреи из северных штатов, а просто потому, что он лишь частный случай более общего преступления.
К слову сказать, еврейского вопроса в нынешней России нет в отличие от Первой и Второй Империй. Еще в начале нашего века евреев в России недолюбливали – не так, конечно, как в Халифате или тем более в Германии времен Гитлера. На индивидуальном уровне их вовсе не дискриминировали (даже премьером был еврей) и тем более не воспринимали как носителей чего-то отрицательного – но считали, что Россия и русские претерпели от еврейского народа, как целого, много зла, причем совершенно непонятно за что. (Здесь имеется в виду роль евреев в революционном движении 1860—1910-х годов, в сатанинском советском государстве 1918—1929 годов и в безобразиях второго Смутного времени 1990-х годов – все это в очень значительной части делалось евреями, хотя и не исключительно, и неизменно было направлено против российской государственности.) К этому прибавлялась досада на то, что большая часть евреев эмигрировала из России в Израиль и США в начале 90-х годов – как раз тогда, когда всяческая их дискриминация прекратилась. Ваше право, рассуждали русские, но чего же вы теперь говорите «мы» – какое отношение вы имеете к нашей стране? Но в тот момент, когда область исторического проживания евреев, остров Израиль, стала частью Империи, евреи перестали отличаться в восприятии русских от любого другого предприимчивого и склонного к перемене мест народа Российской Империи. Правда, народа, склонного считать себя лучше всех других, – но таковых немало в Империи и кроме евреев. А опасности их прорыва к власти в стране с антироссийскими целями, как в 20-е или 90-е годы ХХ века, при нынешнем российском государственном устройстве не существует. Да и сами русские, расселившись в значимых количествах в местах исторического проживания других народов, в их среде (о программе переселения русских в Европу см. главу «География и народонаселение»), стали спокойнее относиться к тем, кто ищет свою судьбу среди других – не там, где жили отцы и деды.
Так что русский дух Российской Империи – это вовсе не особый статус русских или русской культуры, а именно дух, включающий в себя систему взглядов и ценностей. Что это такое – дух государства, мне лучше всего объяснил начальник отдела в имперском цензорском надзоре Андрей Незовибатько. «Все знают, что целое больше суммы его частей, это общеизвестный философский принцип, – сказал он, – и соответственно государство – это нечто большее, чем населяющие его граждане. Так вот, разница между суммой всех жителей государства и самим государством и есть его дух». И дух этот сугубо русский, хотя и впитавший и продолжающий впитывать многое, начиная от Византии и Золотой Орды. Да и в нашем веке русские весьма много переняли от тюркских и особенно кавказских народов России, хотя это не происходило явно. Я имею в виду дух национальной близости, восприятие русских как семьи – раньше, во времена Второй Империи, такие чувства если и испытывались, то только в отношении всего советского народа, то есть соотечественников, а не соплеменников, то есть русских. Когда это отсутствие национальной спайки у русских столкнулось со своим антиподом у кавказских и тюркских народов России в 90-х годах – а такое столкновение происходило по всей России, от бытовых ситуаций в городах до фронтов Чечни, – русские стали перенимать такое отношение. Так же происходило возвращение понятий ценности семьи, мужского достоинства, женской чести – все это в результате Смутного времени было размыто у русских и заимствовалось ими у кавказцев. До определенной степени русские во всем этом преуспели, и это пошло им весьма на пользу, хотя кавказцы вовсе не планировали помогать им в этом. Но самые ценные заимствования народы получают вовсе не от доброжелателей – те же русские научились править народами от монголо-татар Орды, их же завоевавших.
Но главная часть «русскости», императивно распространенная на всю Империю, – это православие. Еще в Период Восстановления, при Владимире II, когда начиналось возрождение русской нации и российского государства, шли жаркие споры: что считать исконно русским – доимперскую, языческую славянскую культуру или же культуру православную? Многие объявляли первую исконной и полностью своей, доморощенной, а вторую – принесенной с Запада чуждой славянам еврейской религией. Однозначный выбор, однако, был сделан в пользу второго. Более того, было доказано документами, причем после захвата архивов США в 2019 году уж совсем однозначно, что первое, несмотря на ультранационалистическую риторику, инспирировалось и даже прямо финансировалось ЦРУ США, специально для ослабления православия и в итоге – России. Поэтому, в частности, увлечение и мода на все славянское дохристианских времен, в том числе героизация того периода, имевшая место в 2000-х годах, ныне сошла на нет. А Конституция 2013 года уже прямо объявляла, что Россия – православное государство, и это не может быть отменено ни при каком изменении национального или религиозного состава населения. При этом Церковь в России отделена от государства, т. е. ни Церковь не подчиняется государству, как это имело место в Первой Империи в XVIII—XX веках, ни государство Церкви, как в теократиях. Правда, в отличие от нас это сделано для защиты не государства от Церкви, а Церкви от государства – считается, что Церковь Христа, Чье царство не от мира сего, только ослабнет духом от слишком тесного симбиоза с властью.
Православие в России, в отличие от русской национальности, даже формально имеет особый статус – правда, если говорить о конкретных правах, то у так называемых традиционных религий, не имеющих центра за границей, их реально не меньше; к таковым относятся равилитский ислам, буддизм и иудаизм – последний за исключением хасидизма, центр которого находится в нашем Нью-Йорке. В местах компактного и особенно исторического проживания народов, исповедующих одну из вышеперечисленных религий, допускается даже наличие светских порядков, имеющих религиозное происхождение: на многих традиционно исламских территориях запрещено продавать в магазинах и подавать в ресторанах свинину и алкоголь, на острове Израиль фирмам и учреждениям запрещено работать в субботу (по крайней мере, публично). А на Кавказе даже действуют многие нормы шариата – это, кстати, дало больше для примирения кавказцев с Империей, чем разгром в третьей кавказской войне. В школе образование обязательно включает религиозную часть, причем не какую-нибудь сравнительную историю религий, а Закон Божий, но есть и школы исламские, буддистские и иудейские. Религиозных же школ нетрадиционных религий либо религий, имеющих центр за границей, не допускается, как и атеистических, а по умолчанию школы являются православными. Апологией этого служит то, что воспитание детей имеет свою специфику – они не являются дееспособными гражданами, и поэтому решения за них в любом случае принимают другие, а своя «малая» семья (родители или родственники) в этом смысле имеет не больше прав, чем семья «большая», то есть вся страна. Действительно, в высших учебных заведениях, даже в государственных, где учатся уже совершеннолетние граждане, никакой «обязаловки» или, наоборот, запретов на религиозную компоненту образования нет. Таким образом, особый статус православия в России проявляется не в особых привилегиях, как в средневековой Европе, а в духе: дело не в том, преподают ли в школе православный Закон Божий (по крайней мере, не только в этом), а в том, что преподавание всех предметов в той или иной степени проникнуто православным духом, как и вообще отношение к ученикам и общая атмосфера школ. Таким же духом проникнута и вся политическая и значительная часть общественной жизни страны, во всяком случае страна к этому стремится. В соответствующих главах будет видно, как это конкретно отражается в законах, регулирующих ту или иную сторону жизни. Решение подобной задачи облегчается тем, что вся государственная власть сосредоточена в руках опричников, которые достаточно религиозны и рассматривают сами себя как защитников веры, а власть всегда и везде оказывает сильное воздействие на общество как пример для подражания, особенно в России. И именно так надо понимать статус России как навечно православной страны, записанный в Конституции: большинство населения может оказаться в результате каких-то процессов и не православным, но дух страны, та система ценностей и целей, на фундаменте которой она построена, останется православным – это обеспечат православные опричники, которые, если понадобится, легко выступят против большинства, потому что позиция большинства не вызывает у них ни благоговения, ни страха.
Третий пласт принципа национализма – отношение к каждой нации и в какой-то степени к российскому народу в целом, как к одной большой семье. Хочу проиллюстрировать это на одном примере, который я сам наблюдал. Татарский мальчик четырнадцати лет жил под Москвой у своей тетки после гибели родителей в автокатастрофе – а тут умерла и тетя. Много татар, человек двадцать, приехали к ним в дом, чтобы без всяких социальных служб устроить совет – что с ним делать (я был с одной из пар, у которых я гостил по рекомендации их родственников, живущих у нас в штате Новая Англия). Это были не родственники, но вели они себя как родственники, потому что и он и они – татары, а значит, в какой-то степени все-таки родичи; и тут же было определено, с его согласия, в какую семью он идет жить.
Такой подход находит отражение и на уровне государственного устройства – в соответствующей главе, говоря о земской власти, я уже писал об общероссийских национальных палатах (не путать с окружными палатами народов!). Они существуют для одного народа, независимо от того, где внутри России проживают его представители, – этим они принципиально отличаются от законодательных собраний национальных республик, существовавших в России с 1991 по 2008 год, где выражалась позиция только той части нации, которая проживала на этой территории (а в Москве татар, например, часто жило больше, чем в Казани), к тому же смазанная позицией нетитульных наций республики.
Продолжая пример татар – сейчас нет Республики Татарстан (как, впрочем, напоминаю, и любых других территориальных образований), но есть палата татарского народа России, которую избирают только избиратели-татары со всей страны. Она принимает законы по соответствующим Конституции предметам ведения, причем в отличие от Законодательного собрания бывшей Республики Татарстан она занята только этим, не тратя большую часть своего времени и сил на дележ бюджета (земские бюджеты принимают и исполняют земства, и само собой там, где по факту преимущественно проживают татары, бюджет делят в основном их представители). Поскольку эти законы относятся только к татарам, то, естественно, существуют татарские суды; такие национальные суды входят в систему земских судов наравне с окружными. Законодательство, отнесенное к национальному, включает в себя достаточно многое: все семейное законодательство, основную часть трудового, основную часть социального и т. п.; сейчас в России идет оживленная дискуссия о том, не передать ли туда и часть контрактного права, поскольку оно в большой степени опирается на различающиеся национальные традиции. Разница национальных законов между собой и рамочным общеимперским законом (тогда, когда он есть) весьма велика: достаточно сказать, что семейные кодексы многих народов России разрешают официальное многоженство. Естественно, если женятся представители разных наций, они должны договориться о том, какой (по национальности и, следовательно, по законодательству) будет их семья – или же один из брачующихся примет национальность второго, что в реальности бывает не реже. Более или менее такие же договоренности достигаются при найме человека или артели, если они другой национальности, чем работодатель.
Кстати, национальное устройство Российской Империи отличается от такового в Российской Федерации и Российском Союзе еще в одном – там не было Русской Республики, а в Империи есть общеимперская Палата русского народа – если бы ее не было, это вызвало бы недовольство не только и не столько русских, сколько остальных, потому что означало бы формализацию особого статуса русских. (Напоминаю вам, дорогие соотечественники, что понятие «русский народ» включает и малороссов, и белорусов, причем они вовсе не являются маргинальной его частью – напротив, малороссы, в том числе в национальных вопросах, пожалуй, наиболее активная часть русского народа.) Правда, Палата русского народа не слишком активна: русские ассоциируют себя с Империей в целом и поэтому даже в той сфере, которая отнесена к ведению национальных палат, предпочитают не принимать свои русские законы, а пользоваться рамочными общеимперскими; эта ассоциация проявляется и во всем другом – в приведенном примере с татарским мальчиком русские соседи приехали бы к нему почти с той же готовностью, что и к своему русскому. В этом, кстати, особенно зримо проявляется «особость» положения русских и русского в Российской Империи – «особость» не в формальном статусе или тем более в каких-то привилегиях, а в самоидентификации.
Надеюсь, вы поняли из вышеизложенного, дорогие соотечественники, в чем заключается базовое отличие национальной политики Империи от таковой в нашей Федерации – отличие, которое в большой степени и составляет принцип национализма: Империя не стремится к ассимиляции и унификации народов в «плавильном котле» и не поощряет ее. Можно было бы заподозрить Россию в лицемерии – дескать, на словах национализм, а на деле унификация, – но это никак не вяжется с реальностью. Если бы российская власть на самом деле хотела ассимиляции нерусских народов, ей следовало бы убрать из паспорта графу «национальность», а точнее, таковую просто не вводить – ее не существовало еще в 2012 году. Ведь какая-то часть любого народа в этом случае точно будет объявлять себя членом народа государствообразующего – это факт, потому что для многих «необозначенное» означает «непредставимое». И никак нельзя сказать, что государство пошло на введение этой графы ради облегчения дискриминации, – не только потому, что никакой дискриминации нет, но еще и потому, что уж если государство решит дискриминировать, то у него всяко есть необходимая информация о его гражданах. А в плане бытовой дискриминации вообще не важно, что написано в паспорте – никто туда не заглядывает. Вот и получается, что это явно антиассимиляционная мера, одна из многих. Притом Империя на этом не остановилась: в 2036 году, в правление Михаила Усмирителя, был принят закон, по которому родители выбирают для человека имя (или он сам, если меняет его во взрослом возрасте) исключительно из имен своей национальности. То есть французы могут назвать своего сына хоть Жаном, хоть Жаком, но не Иваном или Яковом – как и русские не могут назвать сына Полем или Морисом. «Не нарушает ли этот закон принципов личной свободы и невмешательства Империи в частную жизнь, вами же провозглашаемых?» – спросил я начальника отдела семьи Имперской канцелярии социальной политики Николая Тимофеева – кстати, одного из весьма немногих земцев на должности такого ранга. «А можете ли вы у себя в Американской Федерации, господин душ Сантуш, – ответил он мне вопросом на вопрос, – назвать сына женским именем, например Вероникой?» Я растерялся – мне такое никогда не приходило в голову, – но вынужден был признать, что, наверное, это не разрешат. «Ну а национальность – такое же неотъемлемое свойство человека, так же записанное в его генах, как пол, – продолжил Тимофеев. – Так что же вас удивляет?» – «Но пол можно сменить», – упорствовал я. «Ну так и национальность можно сменить, у нас в стране это как раз максимально формализовано», – отвечал собеседник. Так что Закон «Об именах» – действительно просто еще одна из антиассимиляционных мер, но антиассимиляционных по-имперски: ассимиляция разрешена и формализована, но она должна быть осознанной и явной для окружающих, а не ползучей. В этом случае Империя теряет члена одного из народов, но приобретает члена другого – а в обратном случае приобретается безродный космополит, что неприемлемо. Потому что человек тем лучший гражданин Империи, чем большим количеством корней и нитей – неважно, каких именно, – он связан с социумом; если речь идет о национальном аспекте, то со своим народом.
В общем, в национальных вопросах особенно четко проявляется двухуровневая российская философия: есть общество, а есть Империя. Первое регулирует жизнь, а вторая – дух, и имперская власть старается не вмешиваться в жизнь общества, в частности национальную. А поскольку в закрытом, «автономном» государстве нет подпитки от внешнего разнообразия – а оно есть источник любого развития и потому необходимо как воздух, – власть всячески поощряет разнообразие внутреннее. Но сама имперская власть в своей деятельности понятия национальности не имеет: у членов служилого сословия нет другой родины, кроме Империи, и другого племени, кроме опричнины.