Страница:
Ответ, который в результате был найден, пожалуй, только в России и мог появиться, потому что он органично проистекал из ее уникального, хотя и бесславного опыта – войны в мятежной Чечне. Чтобы превратить этот опыт в нечто конструктивное, надо было понять, почему та война шла именно так, а не иначе. Никакое пагубное состояние Вооруженных сил Российской Федерации, как и предательство собственного военного и политического руководства, не могло само по себе объяснить успехи чеченских мятежников, в десятки раз уступающих Российской армии по численности и не имеющих тяжелого вооружения (потом уже вспомнили, что нечто весьма похожее имело место в Афганистане, когда Российская армия еще была сильна как никогда). Серьезный штабной анализ показал, что секрет успеха чеченцев заключался в том, что они избрали тактику, промежуточную между тактикой регулярного войска и тактикой партизан, – отказались от строя, фронта и т. п., но действовали крупными отрядами, имеющими прекрасно отлаженное взаимодействие и связь и использующими максимально мощные из доступных им вооружений – гранатометы, противовоздушные ракеты, тяжелые мины и иные взрывчатые устройства. Это дало им возможность нападать на армейские части, даже тяжеловооруженные, потому что, как выяснилось, для уничтожения танка или боевого вертолета совершенно не обязателен другой танк или вертолет – вполне достаточно гранатомета или «Иглы». А с другой стороны, Россия не могла использовать собственное тяжелое оружие, имея перед собой в качестве цели отдельных солдат или небольшие группы противника, – не потому, что это было невозможно, а потому что слишком дорого. Таким образом, горький опыт чеченской войны пригодился русским для того, чтобы осознать, что весы войны очередной раз в истории качнулись и на поле сухопутного боя в отличие от морского или воздушного силы нападения опять стали превосходить силы обороны. Осталось понять, как использовать это обстоятельство против Запада. Сомнений не оставалось – преимущество имеет именно та тактика, которую использовали чеченцы: сильное рассредоточение, превращающее каждого солдата фактически в отдельную мишень и тем самым делающее малоэффективным использование противником тяжелого и высокотехнологичного оружия. А чтобы полностью свести на нет его преимущество, наступательные возможности отдельного солдата необходимо предельно увеличить, а технологические возможности противника ограничить.
В результате появилось войско нового типа, которое стало прообразом нынешних основных сил Вооруженных сил Российской Империи. Оно не только обеспечило военные потребности русских, но и в большой степени, как станет понятно из дальнейшего, предопределило политическую систему России. Для увеличения персональной огневой мощи воина перед наукой и промышленностью была поставлена задача по созданию взрывчатых веществ (ВВ) нового поколения, превосходящих обычные ВВ по мощности на грамм собственного веса в тысячи и десятки тысяч раз, то есть промежуточных между обычными и ядерными. Во исполнение этой задачи были созданы так называемые чистые термоядерные боеприпасы (ЧТБ), высвобождающие термоядерную энергию без ядерного запала и потому не дающих радиоактивного заражения. А поскольку вместе с ядерным запалом ушло понятие критической массы и соответственно минимальной мощности, то ЧТБ могут быть любого размера, хоть килограммового тротилового эквивалента.
Каждый воин получил в качестве основного личного оружия ОМИК (орудие многоцелевое индивидуальное Корабельникова), длиной более полутора метров и весом около 20 килограммов, у которого верхний ствол представляет собой нечто вроде нашей снайперской винтовки 50-го калибра (в русских терминах, 12,7 мм), а нижний, по сути, является ненагруженной (то есть гладкоствольной) пушкой. В индивидуальный боекомплект опричника входит 120 патронов к верхнему стволу, каждый из которых при попадании в человека, даже в броне, разрывает его на части, в том числе 20 разрывных с ЧТБ в 1,4 кг тротилового эквивалента, которые при попадании выводят из строя бронемашину или даже средний танк. При этом эффективен ОМИК в режиме использования верхнего ствола на дальности до 2 км, а на расстоянии в 1 км любой опричник попадает в цель в трех случаях из пяти, даже из неудобного положения. Пули у русских, как уже было сказано, патронного типа, а не электромагнитного, как у нас, – их выбрасывают газы от взрыва патрона, а не сверхпроводящий ускоритель в стволе. Это несколько ухудшает параметры, но делает оружие невосприимчивым к электромагнитному импульсу. Для нижнего ствола в боекомплект входит 14 снарядов ЧТБ двух мощностей, различаемых по цвету, – 26 кг и 380 кг в тротиловом эквиваленте. Первый применяется против пехоты, тяжелых танков и бронеходов – кумулятивному противотанковому снаряду достаточен заряд и в двадцать раз более слабый, но этот не требует точного попадания, и против него бессильна активная защита. А второй – против укрытий и скоплений живой силы и техники, а также в особых случаях – в городах для уничтожения больших зданий и т. п. (в основном именно такими снарядами был разрушен центр Чикаго в мае 2019 года). Есть в боекомплекте опричника также три противовоздушных ракетных снаряда, в основном используемых против боевых вертолетов; они не самонаводящиеся (русские не используют электронику на поле боя), но имеют очень высокую скорость полета, так что маневр уклонения от них при правильном прицеле почти невозможен.
Кроме ОМИКа, воин имеет четырехствольный неавтоматический дробовой пистолет 5-го калибра, заряженный 9 мм картечью, для подавления живой силы в ближнем бою (каждый патрон несет 90 граммов картечи). Из холодного оружия – большой нож, по размеру скорее напоминающий короткий меч, и раскладной арбалет из композитных материалов с боезапасом из 12 болтов для бесшумной стрельбы. В стандартный боекомплект входят также три мини-мины направленного действия «Крот», служащие для мгновенного создания земляных укрытий, – они дают воронку более полутора метров даже в мерзлой земле. Автоматического оружия у русских бойцов нет, они считают его неэффективным в качестве личного; но в каждой сотне есть три тяжелых пулемета, один автоматический тяжелый гранатомет и один дальнобойный огнемет.
Броня у русских воинов титано-фуллереновая, защищающая от осколков, низкоэнергетических пуль и касательных попаданий высокоэнергетических пуль. Прямое попадание высокоэнергетической пули она не держит в отличие от бронескафандра наших коммандос, но зато почти не снижает подвижность.
Для передвижения непосредственно на поле боя опричники практически не пользуются какой-либо техникой (все та же концепция максимального рассредоточения), а вместо этого пользуются так называемыми скороходами – это разработанные еще в ХХ веке специальные сапоги с микродвигателем, позволяющие нестись скачками по 5—8 метров со скоростью до 40 километров в час. За последнее десятилетие скороходы были основательно потеснены антигравами, дающими возможность также подниматься вверх и зависать в воздухе. Каждый воин имеет дублированную систему связи, которая строго секретна, вплоть до того что в каждом экземпляре стоит устройство само– и дистанционного уничтожения. Эта система связи позволяет бойцам общаться друг с другом в реальном времени и получать необходимую информацию. По-видимому, их связь имеет иную, не радиоприроду, потому что она нормально работает и после сильнейшего электромагнитного импульса. В общем и целом каждый российский воин является высокомобильной автономной боевой единицей, превосходящей по огневой мощи целую роту полувековой давности, не требующей наличия какого-либо строя или вообще прямой видимости для управляемости и координации с другими бойцами.
Для ограничения возможности применения высокотехнологического оружия противника, особенно тяжелого, русские приняли две новации. Новая тактика предусматривала широкое использование ядерного оружия поля боя – все дискуссии о неприменении ядерного оружия или даже неприменении его первыми русские в одностороннем порядке прекратили. Конечно, такая тактика предполагает, что и противник также не будет церемониться, но ядерное оружие, как великий уравнитель, улучшает шансы слабейшего, в данном случае по технике. К тому же при его применении возникает электромагнитный импульс, выводящий из строя электронику – сами русские минимизируют использование электроники, чтобы ее отказ не сделал их уязвимыми. Но русские не полагаются исключительно на обычное тактическое ядерное оружие, а используют также генераторы магнитодинамического взрыва (ГМДВ), позволяющие практически всю энергию многокилотонного заряда преобразовать в электромагнитный импульс, от которого практически нет защиты, – это вторая тактическая новация. Начало активной фазы сухопутного боя с высокотехнологическим противником по русской тактике, таким образом, характеризуется массированным применением тактических и ГМДВ-термоядерных зарядов, благодаря чему русское войско сразу оказывается в выигрышном положении – значительная часть высокотехнологического оружия противника в результате всех поражающих факторов этих ударов выходит из строя. В каждой дружине (по-нашему, батальоне) опричников к тому же есть воины, имеющие ядерные снаряды малой мощности (20—100 тонн тротилового эквивалента) к ОМИКу, использующие их и в активной фазе боя – причем, поскольку ОМИК у них тот же, вражеские снайперы не могут их вычислить.
Естественно, русские не рассчитывают на стопроцентный отказ высокотехнологического оружия противника – от любого нападения есть защита, и, в частности, у нас есть вооружения, сохраняющие в этих условиях свою живучесть. Расчет русских на то, что защита от поражающих факторов ядерного оружия сделает высокотехнологические вооружения настолько дорогими, что применение их против одиночных целей станет малореально.
Тяжелое оружие представлено в русских сухопутных войсках самоходной ствольной и реактивной артиллерией, с мощностью снаряда от 10 до 10 000 тонн тротилового эквивалента и дальностью поражения до 100 км. В этой артиллерии не используются системы автоматического управления огнем, как и вообще компьютеры и радары, поскольку она специально предназначена для действий в условиях сильных электромагнитных импульсов. Есть на вооружении основных сил и «вертушки», сильно упрощенные боевые вертолеты с турбинным двигателем (обычный выходит из строя от импульса), не использующие никаких электронных приборов, вооруженные неуправляемыми, то есть наводимыми оптически, ракетами. Использование танков и бронетранспортеров русской тактикой практически не предусмотрено, по крайней мере как ударных сил, – вместо этого они обеспечивают передовую разведку.
Таким образом, стандартная тактика русской рати (дивизии, по-нашему), наступающей на порядки эшелонированно обороняющегося или же наступающего для встречного боя врага, заключается в следующем: сначала ядерная артподготовка, которая начинается за 40—60 минут до планируемого соприкосновения войск, то есть обычно когда до противника остается 10—12 километров; затем вторая артподготовка ГМДВ-боеприпасами для окончательного подавления электроники электромагнитным импульсом, которая производится за 3—5 минут до соприкосновения, а иногда и после него. Сам атакующий порядок рати представлен тремя эшелонами: в первом идет небольшое количество бронемашин, служащих для разведки и подавления таких же передовых отрядов, которые разворачиваются и отступают при соприкосновении с основными силами врага. Второй эшелон представлен пешими опричниками, двигающимися крайне разреженным строем, способным просочиться в любую брешь или стык в порядках врага, не тратя времени на уничтожение центров сопротивления – это потом доделает артиллерия. Огневая мощь в этом эшелоне обеспечивается ОМИКами бойцов, в том числе с ядерными зарядами, и в очень небольшой степени танками и вертолетами. Третий эшелон представлен самоходной артиллерией огневой поддержки, а также грузовиками, антигравными или на воздушной подушке, осуществляющими снабжение боеприпасами второго эшелона. Если предполагается оккупация территории, то в третьем эшелоне идут и гарнизонные части.
Оборонительного боя русская тактика не предусматривает – наступающего врага предполагается останавливать встречным боем. Все это делает русские войска крайне тяжелым противником – мой двоюродный брат, командующий бригадой морской пехоты в городе Сан-Диего в штате Пацифиция, говорил мне, что он не очень представляет, как вести, а тем более выиграть сухопутный бой с русским полком, примерно соответствующим по размеру его бригаде: можно, конечно, обойтись без электроники и боевых лазеров – использовать механическое оружие, наводимую вручную артиллерию и проводную связь, все это есть – но в практике подобного боя русские значительно сильнее. Слава Богу, что нас разделяют два океана, мы не претендуем на территории друг друга, и полномасштабная война между нами крайне маловероятна.
Таким образом, в русской тактике получил свое логическое завершение процесс, взявший начало еще в так называемом позиционном кризисе Первой мировой войны – отхода от представления о пехоте как о пассивном элементе атаки (как говорили тогда, «артиллерия разрушает, пехота занимает»). Но если английская и американская армии сделали ставку на танки, с которыми наступала пехота, то немцы, у которых танков тогда не было и вообще не было традиций ставки на кавалерию (танки – в сущности та же кавалерия, по-английски танковые части так и называются), пошли другим путем – создания в пехотных дивизиях штурмовых групп из лучших бойцов, имеющих, кроме личного оружия, передвижные пушки и пулеметы. Такие группы стали ключевыми во время Второй мировой войны, когда начиная с 1942 года русская противотанковая артиллерия научилась эффективно останавливать танковые атаки. Впрочем, к 1943 году и русские научились создавать и использовать такие штурмовые группы. Так вот, современная русская сухопутная армия представляет собой пехоту, которая и по вооружению, и по выучке целиком является такой штурмовой группой!
Нельзя сказать, что все эти нововведения русских были полным откровением: нечто подобное предлагалось в штабах многих армий. Но все упиралось в главный лимитирующий фактор такого подхода – необходимость крайне высокой физической и психологической подготовки и боевой выучки личного состава для такой тактики. Бегать своими ногами, пусть и усиленными скороходами, да еще с 80 килограммами снаряжения, несколько тяжелее, чем ездить на танке, а стрелять из ручной пушки, высчитывая прицел в уме, несколько сложнее, чем вводить данные в компьютер. Для большой страны нет особых проблем в том, чтобы подготовить на таком уровне некоторое количество воинов, достаточное для комплектования элитных спецподразделений – но не для всех же сухопутных сил. Для призывной армии эта проблема в принципе не решается, да и для контрактной ее решение малореально, поскольку весьма немногие контрактники согласятся на такое и в любом случае попросят за это запредельную зарплату.
Чеченцам во второй кавказской войне, с которых, как я уже говорил, брали пример авторы российской военной реформы, помогал не только небывалый национальный подъем, но и то, что там в воины традиционно шли практически все мужчины, из которых весьма значительная часть проходила жесткую «стажировку» в криминальных структурах. Русские, имеющие другую культуру и ментальность, повторить это не смогли бы, тем более в отсутствие «горячей» войны, угрожающей существованию нации, как это было у них в 1941 году или у тех же чеченцев в 90-х. Поэтому когда в 2013 году Гавриил Великий обратился к народу перед референдумом по новой конституции с предложением выбрать из двух вариантов – либо все служат в армии и все имеют избирательные права, либо же служат только те, кто хотят, но тогда только они эти права и имеют, – то ответ населения был предрешен. Все знали, что служба будет в первом варианте не менее чем трех-, а может быть, и пятилетней, с многократными последующими призывами на 3—6 месяцев и неимоверно физически трудной. В представлении большинства граждан избирательные права этого не стоили, тем более что вопрос о выживании страны не стоял – правитель предложил альтернативу. А если бы боевая тактика вооруженных сил была иной и потребная для ее обеспечения военная служба по призыву была бы существенно легче и короче, выбор граждан вполне мог быть иным, потому что вообще-то среди русских традиционно сильны настроения равенства и антиэлитарности. И тогда не возникло бы сословие опричников, а значит, и вообще сословность – вот так, не первый раз в истории, решения, принятые в сфере военного строительства, предопределили существеннейшие изменения всей политической системы.
Так возникла российская сухопутная армия современного типа – русские нашли способ, изменив социальную и политическую структуру своего общества, массово готовить воинов такого уровня кондиций и доблести, который в других странах мог быть достигнут только для немногочисленных бойцов спецподразделений. Вся остальная тактика русских рассчитана лишь на то, чтобы сделать исход боя зависящим в первую очередь от личных качеств опричников как воинов (а здесь им нет равных) и свести на нет значимость иных факторов. Как вы, наверное, знаете, дорогие соотечественники, в нашей прессе уже пару лет пишут о том, что у русских на подходе новая техника – генератор какого-то нового поля, которое изменяет течение обычных химических реакций, так что ни порох в патронах не взорвется, ни горючее в двигателях не воспламенится. Так ли это на самом деле, не знаю – но если так, то это вполне соответствует вектору русского тактического подхода: бой в отсутствие машин и взрывчатки будет вестись холодным оружием в пешем строю, а в этом с опричниками уж вовсе никто на Земле не сможет тягаться.
Отдельные части под новую военную тактику создавались и до 2013 года, но именно отдельные. А после 2013 года, точнее с 2016-го, когда первые наборы опричников начали специализацию в корпусе воинов, начался перевод всех сухопутных сил на новую основу, который завершился, и то не полностью, только к началу Двенадцатидневной войны и войн экспансии.
Интересно, что российские власти специально обращались ко всем чеченцам, даже воевавшим против России (собственно, и обращались только к воевавшим – на стороне либо сепаратистов, либо федералов) и совершившим тяжкие преступления, с предложением стать опричниками: их тип ведения войны и военной подготовки весьма соответствовал новым требованиям. Как ни странно, многие согласились, даже из рьяных сепаратистов, несмотря на условие принятия православия и прохождения технодопроса на искренность мотиваций, – уж очень хорошо гармонировала такая служба с вековыми чеченскими представлениями о воинской чести и славе. К тому же их отношение к России, как и отношение других кавказских народов, к тому времени сильно изменилось: если в 90-х это было презрение к слабости и безволию, сменившееся в начале 2000-х на ненависть к тупой и бездушной силе, то вслед за тем, и особенно с 2013 года, начало появляться уважение. Дело тут в том, что справедливое утверждение, будто эти народы уважают лишь силу, нуждается в разъяснении: речь идет о силе, проявляющейся в индивидуальной доблести и несгибаемости, а не в количестве войск или огневой мощи танков. Потому что первое отражает силу духа, а второе есть не более чем овеществленное золото, которое никогда не может быть предметом уважения для воинственных народов. Подобное мироощущение не отличается, кстати, от мироощущения самих русских – «дух животворит, плоть же не пользует нимало». Поэтому ту силу, которая достойна уважения, чеченцы и другие кавказцы (кроме разве что аланов – те всегда были близки с русскими) увидели не тогда, когда Россия числом раздавила их сопротивление, а когда она набралась духу на конфронтацию с несоизмеримо более сильным Западом, и особенно когда возникло служилое сословие опричников. Так что получается парадоксальная, на наш взгляд, ситуация: если в весьма не любящей Россию чеченской семье, где на стене висят портреты имама Шамиля (лидер чеченцев в первой кавказской войне) и Джохара Дудаева (первый их лидер во второй кавказской войне), сын идет в опричники, то есть на военную службу этой самой России, и к тому же принимает православие, им тем не менее гордятся, особенно если он отличится в боях (так обычно и бывает).
Все сказанное выше относилось к так называемым основным силам Российской армии. Кроме них, есть еще легкие силы, предназначенные для боевых действий с менее высокотехнологическим противником – к таковым действиям по факту относятся значительная часть боевых столкновений с Вооруженными силами Халифата, а также любые действия против мятежников на своей территории. Название «легкие» ни о чем не говорит, скорее наоборот – в силу отсутствия или малого количества у противника тяжелого вооружения в легких силах шире применяется бронетехника. Зато значительно меньшее место в их тактике отводится ядерным ударам – у их противников мало электроники, нуждающейся в подавлении электромагнитным импульсом.
Что касается стратегических сил, наступательных и защитных, а также океанских и космических флотов, то, как я уже говорил, эти высокотехнологические силы мало отличаются от наших – и по материальной базе, и по тактике. С ними особых проблем у русских никогда и не было: со времен Второй Империи их самолеты, системы противовоздушной и противоракетной обороны, подводные лодки и т. д. всегда были вполне на уровне наших – в чем-то уступали, в чем-то превосходили. Даже в самые тяжелые для России 90-е и 2000-е годы это было так – проблема возникала лишь с количеством единиц боевой техники, которое зависит от материальных возможностей. Поэтому восстановление паритета шло в автоматическом порядке по мере сокращения разрыва между их экономикой и нашей – проблемы уровня продвинутости вооружений, как правило, не вставало. А уже в 10-е годы русские, как известно, вырвались вперед в прикладных науках, работающих на оборону, что и предопределило создание стратегического щита и, как прямое следствие, – исход Двенадцатидневной войны и последующего покорения Европы.
Военная доктрина Российской Империи проста: наступательных войн, за исключением карательных рейдов, не предусмотрено, а оборонительную войну (включая наступательные действия, в том числе на вражеских территориях) вооруженные силы должны быть готовы вести и выиграть у всего остального мира; имеется в виду выиграть самостоятельно – наличие союзников российской стратегической доктриной не предусмотрено. Не предусмотрено также участие России в каких бы то ни было международных договорах по ограничению или запрещению тех или иных вооружений – Империя считает безумием для себя полагаться в своей стратегии на честность и добронравие потенциальных противников. Также не предусматривается, во всяком случае в качестве существенного элемента, ведение неогневых войн современного типа – экономических, подрывных (помощь подрывным элементам внутри вражеского государства), информационных и консциенто-логических (создание у населения и элит вражеского государства ложных идей, ведущих к поражению). Все это русские умеют (кроме разве что экономического давления – их автаркичная экономика к этому не способна по определению) и вовсе не стесняются использовать – их спецслужбы отличаются достаточной эффективностью и даже жестокостью, но по доминирующему в России мнению, лишь та держава достойна существовать в мире как независимая и самодостаточная страна-цивилизация, которая не боится прямого военного столкновения с врагом и готова платить за победу своей кровью. Не так, как Византия, которая с некоего момента полагалась уже только на свои интриги, шпионов и золото и в результате пала. То есть в ответ на ведение против России неогневой войны любого вида (в Империи они все обобщенно называются подрывными) российская стратегия предполагает объявление противнику, после предупреждения, обычной огневой войны. Та же стратегия, то есть объявление обычной войны, предполагается в случае засылки в Империю террористических групп либо их организации внутри Империи. По опыту российско-халифатских войн так в реальности и происходит. На тактическом уровне противодействие террористическим угрозам, помимо всех общепринятых способов, происходит путем сетевой самоорганизации опричников по типу ополчения: в случае террористической атаки находящиеся неподалеку опричники (а они есть везде, поскольку везде есть гражданские и полицейские структуры) связываются друг с другом по своей связи и оказываются на месте существенно раньше регулярных частей. Это возможно потому, что полное боевое снаряжение любого опричника хранится у него по месту жительства, а не на военной базе, и ему не надо никуда ехать, чтобы превратиться в тяжеловооруженную боевую единицу.
Таким образом, русская армия не собирается завоевывать планету – она России просто не нужна, поэтому Россия и стояла у истоков современного упорядоченного мира, – но готова остановить любого, кто посягнет на нечто подобное. В России многие считают, что ее историческая миссия как раз и заключается в том, чтобы останавливать непобедимых для других наций претендентов на власть над миром, таких как Наполеон и Гитлер. Более того, все опричники и большая часть всех православных людей в Империи верят, что перед концом света, когда Антихрист выведет на бой свое воинство, русская армия остановит и разобьет его.
В результате появилось войско нового типа, которое стало прообразом нынешних основных сил Вооруженных сил Российской Империи. Оно не только обеспечило военные потребности русских, но и в большой степени, как станет понятно из дальнейшего, предопределило политическую систему России. Для увеличения персональной огневой мощи воина перед наукой и промышленностью была поставлена задача по созданию взрывчатых веществ (ВВ) нового поколения, превосходящих обычные ВВ по мощности на грамм собственного веса в тысячи и десятки тысяч раз, то есть промежуточных между обычными и ядерными. Во исполнение этой задачи были созданы так называемые чистые термоядерные боеприпасы (ЧТБ), высвобождающие термоядерную энергию без ядерного запала и потому не дающих радиоактивного заражения. А поскольку вместе с ядерным запалом ушло понятие критической массы и соответственно минимальной мощности, то ЧТБ могут быть любого размера, хоть килограммового тротилового эквивалента.
Каждый воин получил в качестве основного личного оружия ОМИК (орудие многоцелевое индивидуальное Корабельникова), длиной более полутора метров и весом около 20 килограммов, у которого верхний ствол представляет собой нечто вроде нашей снайперской винтовки 50-го калибра (в русских терминах, 12,7 мм), а нижний, по сути, является ненагруженной (то есть гладкоствольной) пушкой. В индивидуальный боекомплект опричника входит 120 патронов к верхнему стволу, каждый из которых при попадании в человека, даже в броне, разрывает его на части, в том числе 20 разрывных с ЧТБ в 1,4 кг тротилового эквивалента, которые при попадании выводят из строя бронемашину или даже средний танк. При этом эффективен ОМИК в режиме использования верхнего ствола на дальности до 2 км, а на расстоянии в 1 км любой опричник попадает в цель в трех случаях из пяти, даже из неудобного положения. Пули у русских, как уже было сказано, патронного типа, а не электромагнитного, как у нас, – их выбрасывают газы от взрыва патрона, а не сверхпроводящий ускоритель в стволе. Это несколько ухудшает параметры, но делает оружие невосприимчивым к электромагнитному импульсу. Для нижнего ствола в боекомплект входит 14 снарядов ЧТБ двух мощностей, различаемых по цвету, – 26 кг и 380 кг в тротиловом эквиваленте. Первый применяется против пехоты, тяжелых танков и бронеходов – кумулятивному противотанковому снаряду достаточен заряд и в двадцать раз более слабый, но этот не требует точного попадания, и против него бессильна активная защита. А второй – против укрытий и скоплений живой силы и техники, а также в особых случаях – в городах для уничтожения больших зданий и т. п. (в основном именно такими снарядами был разрушен центр Чикаго в мае 2019 года). Есть в боекомплекте опричника также три противовоздушных ракетных снаряда, в основном используемых против боевых вертолетов; они не самонаводящиеся (русские не используют электронику на поле боя), но имеют очень высокую скорость полета, так что маневр уклонения от них при правильном прицеле почти невозможен.
Кроме ОМИКа, воин имеет четырехствольный неавтоматический дробовой пистолет 5-го калибра, заряженный 9 мм картечью, для подавления живой силы в ближнем бою (каждый патрон несет 90 граммов картечи). Из холодного оружия – большой нож, по размеру скорее напоминающий короткий меч, и раскладной арбалет из композитных материалов с боезапасом из 12 болтов для бесшумной стрельбы. В стандартный боекомплект входят также три мини-мины направленного действия «Крот», служащие для мгновенного создания земляных укрытий, – они дают воронку более полутора метров даже в мерзлой земле. Автоматического оружия у русских бойцов нет, они считают его неэффективным в качестве личного; но в каждой сотне есть три тяжелых пулемета, один автоматический тяжелый гранатомет и один дальнобойный огнемет.
Броня у русских воинов титано-фуллереновая, защищающая от осколков, низкоэнергетических пуль и касательных попаданий высокоэнергетических пуль. Прямое попадание высокоэнергетической пули она не держит в отличие от бронескафандра наших коммандос, но зато почти не снижает подвижность.
Для передвижения непосредственно на поле боя опричники практически не пользуются какой-либо техникой (все та же концепция максимального рассредоточения), а вместо этого пользуются так называемыми скороходами – это разработанные еще в ХХ веке специальные сапоги с микродвигателем, позволяющие нестись скачками по 5—8 метров со скоростью до 40 километров в час. За последнее десятилетие скороходы были основательно потеснены антигравами, дающими возможность также подниматься вверх и зависать в воздухе. Каждый воин имеет дублированную систему связи, которая строго секретна, вплоть до того что в каждом экземпляре стоит устройство само– и дистанционного уничтожения. Эта система связи позволяет бойцам общаться друг с другом в реальном времени и получать необходимую информацию. По-видимому, их связь имеет иную, не радиоприроду, потому что она нормально работает и после сильнейшего электромагнитного импульса. В общем и целом каждый российский воин является высокомобильной автономной боевой единицей, превосходящей по огневой мощи целую роту полувековой давности, не требующей наличия какого-либо строя или вообще прямой видимости для управляемости и координации с другими бойцами.
Для ограничения возможности применения высокотехнологического оружия противника, особенно тяжелого, русские приняли две новации. Новая тактика предусматривала широкое использование ядерного оружия поля боя – все дискуссии о неприменении ядерного оружия или даже неприменении его первыми русские в одностороннем порядке прекратили. Конечно, такая тактика предполагает, что и противник также не будет церемониться, но ядерное оружие, как великий уравнитель, улучшает шансы слабейшего, в данном случае по технике. К тому же при его применении возникает электромагнитный импульс, выводящий из строя электронику – сами русские минимизируют использование электроники, чтобы ее отказ не сделал их уязвимыми. Но русские не полагаются исключительно на обычное тактическое ядерное оружие, а используют также генераторы магнитодинамического взрыва (ГМДВ), позволяющие практически всю энергию многокилотонного заряда преобразовать в электромагнитный импульс, от которого практически нет защиты, – это вторая тактическая новация. Начало активной фазы сухопутного боя с высокотехнологическим противником по русской тактике, таким образом, характеризуется массированным применением тактических и ГМДВ-термоядерных зарядов, благодаря чему русское войско сразу оказывается в выигрышном положении – значительная часть высокотехнологического оружия противника в результате всех поражающих факторов этих ударов выходит из строя. В каждой дружине (по-нашему, батальоне) опричников к тому же есть воины, имеющие ядерные снаряды малой мощности (20—100 тонн тротилового эквивалента) к ОМИКу, использующие их и в активной фазе боя – причем, поскольку ОМИК у них тот же, вражеские снайперы не могут их вычислить.
Естественно, русские не рассчитывают на стопроцентный отказ высокотехнологического оружия противника – от любого нападения есть защита, и, в частности, у нас есть вооружения, сохраняющие в этих условиях свою живучесть. Расчет русских на то, что защита от поражающих факторов ядерного оружия сделает высокотехнологические вооружения настолько дорогими, что применение их против одиночных целей станет малореально.
Тяжелое оружие представлено в русских сухопутных войсках самоходной ствольной и реактивной артиллерией, с мощностью снаряда от 10 до 10 000 тонн тротилового эквивалента и дальностью поражения до 100 км. В этой артиллерии не используются системы автоматического управления огнем, как и вообще компьютеры и радары, поскольку она специально предназначена для действий в условиях сильных электромагнитных импульсов. Есть на вооружении основных сил и «вертушки», сильно упрощенные боевые вертолеты с турбинным двигателем (обычный выходит из строя от импульса), не использующие никаких электронных приборов, вооруженные неуправляемыми, то есть наводимыми оптически, ракетами. Использование танков и бронетранспортеров русской тактикой практически не предусмотрено, по крайней мере как ударных сил, – вместо этого они обеспечивают передовую разведку.
Таким образом, стандартная тактика русской рати (дивизии, по-нашему), наступающей на порядки эшелонированно обороняющегося или же наступающего для встречного боя врага, заключается в следующем: сначала ядерная артподготовка, которая начинается за 40—60 минут до планируемого соприкосновения войск, то есть обычно когда до противника остается 10—12 километров; затем вторая артподготовка ГМДВ-боеприпасами для окончательного подавления электроники электромагнитным импульсом, которая производится за 3—5 минут до соприкосновения, а иногда и после него. Сам атакующий порядок рати представлен тремя эшелонами: в первом идет небольшое количество бронемашин, служащих для разведки и подавления таких же передовых отрядов, которые разворачиваются и отступают при соприкосновении с основными силами врага. Второй эшелон представлен пешими опричниками, двигающимися крайне разреженным строем, способным просочиться в любую брешь или стык в порядках врага, не тратя времени на уничтожение центров сопротивления – это потом доделает артиллерия. Огневая мощь в этом эшелоне обеспечивается ОМИКами бойцов, в том числе с ядерными зарядами, и в очень небольшой степени танками и вертолетами. Третий эшелон представлен самоходной артиллерией огневой поддержки, а также грузовиками, антигравными или на воздушной подушке, осуществляющими снабжение боеприпасами второго эшелона. Если предполагается оккупация территории, то в третьем эшелоне идут и гарнизонные части.
Оборонительного боя русская тактика не предусматривает – наступающего врага предполагается останавливать встречным боем. Все это делает русские войска крайне тяжелым противником – мой двоюродный брат, командующий бригадой морской пехоты в городе Сан-Диего в штате Пацифиция, говорил мне, что он не очень представляет, как вести, а тем более выиграть сухопутный бой с русским полком, примерно соответствующим по размеру его бригаде: можно, конечно, обойтись без электроники и боевых лазеров – использовать механическое оружие, наводимую вручную артиллерию и проводную связь, все это есть – но в практике подобного боя русские значительно сильнее. Слава Богу, что нас разделяют два океана, мы не претендуем на территории друг друга, и полномасштабная война между нами крайне маловероятна.
Таким образом, в русской тактике получил свое логическое завершение процесс, взявший начало еще в так называемом позиционном кризисе Первой мировой войны – отхода от представления о пехоте как о пассивном элементе атаки (как говорили тогда, «артиллерия разрушает, пехота занимает»). Но если английская и американская армии сделали ставку на танки, с которыми наступала пехота, то немцы, у которых танков тогда не было и вообще не было традиций ставки на кавалерию (танки – в сущности та же кавалерия, по-английски танковые части так и называются), пошли другим путем – создания в пехотных дивизиях штурмовых групп из лучших бойцов, имеющих, кроме личного оружия, передвижные пушки и пулеметы. Такие группы стали ключевыми во время Второй мировой войны, когда начиная с 1942 года русская противотанковая артиллерия научилась эффективно останавливать танковые атаки. Впрочем, к 1943 году и русские научились создавать и использовать такие штурмовые группы. Так вот, современная русская сухопутная армия представляет собой пехоту, которая и по вооружению, и по выучке целиком является такой штурмовой группой!
Нельзя сказать, что все эти нововведения русских были полным откровением: нечто подобное предлагалось в штабах многих армий. Но все упиралось в главный лимитирующий фактор такого подхода – необходимость крайне высокой физической и психологической подготовки и боевой выучки личного состава для такой тактики. Бегать своими ногами, пусть и усиленными скороходами, да еще с 80 килограммами снаряжения, несколько тяжелее, чем ездить на танке, а стрелять из ручной пушки, высчитывая прицел в уме, несколько сложнее, чем вводить данные в компьютер. Для большой страны нет особых проблем в том, чтобы подготовить на таком уровне некоторое количество воинов, достаточное для комплектования элитных спецподразделений – но не для всех же сухопутных сил. Для призывной армии эта проблема в принципе не решается, да и для контрактной ее решение малореально, поскольку весьма немногие контрактники согласятся на такое и в любом случае попросят за это запредельную зарплату.
Чеченцам во второй кавказской войне, с которых, как я уже говорил, брали пример авторы российской военной реформы, помогал не только небывалый национальный подъем, но и то, что там в воины традиционно шли практически все мужчины, из которых весьма значительная часть проходила жесткую «стажировку» в криминальных структурах. Русские, имеющие другую культуру и ментальность, повторить это не смогли бы, тем более в отсутствие «горячей» войны, угрожающей существованию нации, как это было у них в 1941 году или у тех же чеченцев в 90-х. Поэтому когда в 2013 году Гавриил Великий обратился к народу перед референдумом по новой конституции с предложением выбрать из двух вариантов – либо все служат в армии и все имеют избирательные права, либо же служат только те, кто хотят, но тогда только они эти права и имеют, – то ответ населения был предрешен. Все знали, что служба будет в первом варианте не менее чем трех-, а может быть, и пятилетней, с многократными последующими призывами на 3—6 месяцев и неимоверно физически трудной. В представлении большинства граждан избирательные права этого не стоили, тем более что вопрос о выживании страны не стоял – правитель предложил альтернативу. А если бы боевая тактика вооруженных сил была иной и потребная для ее обеспечения военная служба по призыву была бы существенно легче и короче, выбор граждан вполне мог быть иным, потому что вообще-то среди русских традиционно сильны настроения равенства и антиэлитарности. И тогда не возникло бы сословие опричников, а значит, и вообще сословность – вот так, не первый раз в истории, решения, принятые в сфере военного строительства, предопределили существеннейшие изменения всей политической системы.
Так возникла российская сухопутная армия современного типа – русские нашли способ, изменив социальную и политическую структуру своего общества, массово готовить воинов такого уровня кондиций и доблести, который в других странах мог быть достигнут только для немногочисленных бойцов спецподразделений. Вся остальная тактика русских рассчитана лишь на то, чтобы сделать исход боя зависящим в первую очередь от личных качеств опричников как воинов (а здесь им нет равных) и свести на нет значимость иных факторов. Как вы, наверное, знаете, дорогие соотечественники, в нашей прессе уже пару лет пишут о том, что у русских на подходе новая техника – генератор какого-то нового поля, которое изменяет течение обычных химических реакций, так что ни порох в патронах не взорвется, ни горючее в двигателях не воспламенится. Так ли это на самом деле, не знаю – но если так, то это вполне соответствует вектору русского тактического подхода: бой в отсутствие машин и взрывчатки будет вестись холодным оружием в пешем строю, а в этом с опричниками уж вовсе никто на Земле не сможет тягаться.
Отдельные части под новую военную тактику создавались и до 2013 года, но именно отдельные. А после 2013 года, точнее с 2016-го, когда первые наборы опричников начали специализацию в корпусе воинов, начался перевод всех сухопутных сил на новую основу, который завершился, и то не полностью, только к началу Двенадцатидневной войны и войн экспансии.
Интересно, что российские власти специально обращались ко всем чеченцам, даже воевавшим против России (собственно, и обращались только к воевавшим – на стороне либо сепаратистов, либо федералов) и совершившим тяжкие преступления, с предложением стать опричниками: их тип ведения войны и военной подготовки весьма соответствовал новым требованиям. Как ни странно, многие согласились, даже из рьяных сепаратистов, несмотря на условие принятия православия и прохождения технодопроса на искренность мотиваций, – уж очень хорошо гармонировала такая служба с вековыми чеченскими представлениями о воинской чести и славе. К тому же их отношение к России, как и отношение других кавказских народов, к тому времени сильно изменилось: если в 90-х это было презрение к слабости и безволию, сменившееся в начале 2000-х на ненависть к тупой и бездушной силе, то вслед за тем, и особенно с 2013 года, начало появляться уважение. Дело тут в том, что справедливое утверждение, будто эти народы уважают лишь силу, нуждается в разъяснении: речь идет о силе, проявляющейся в индивидуальной доблести и несгибаемости, а не в количестве войск или огневой мощи танков. Потому что первое отражает силу духа, а второе есть не более чем овеществленное золото, которое никогда не может быть предметом уважения для воинственных народов. Подобное мироощущение не отличается, кстати, от мироощущения самих русских – «дух животворит, плоть же не пользует нимало». Поэтому ту силу, которая достойна уважения, чеченцы и другие кавказцы (кроме разве что аланов – те всегда были близки с русскими) увидели не тогда, когда Россия числом раздавила их сопротивление, а когда она набралась духу на конфронтацию с несоизмеримо более сильным Западом, и особенно когда возникло служилое сословие опричников. Так что получается парадоксальная, на наш взгляд, ситуация: если в весьма не любящей Россию чеченской семье, где на стене висят портреты имама Шамиля (лидер чеченцев в первой кавказской войне) и Джохара Дудаева (первый их лидер во второй кавказской войне), сын идет в опричники, то есть на военную службу этой самой России, и к тому же принимает православие, им тем не менее гордятся, особенно если он отличится в боях (так обычно и бывает).
Все сказанное выше относилось к так называемым основным силам Российской армии. Кроме них, есть еще легкие силы, предназначенные для боевых действий с менее высокотехнологическим противником – к таковым действиям по факту относятся значительная часть боевых столкновений с Вооруженными силами Халифата, а также любые действия против мятежников на своей территории. Название «легкие» ни о чем не говорит, скорее наоборот – в силу отсутствия или малого количества у противника тяжелого вооружения в легких силах шире применяется бронетехника. Зато значительно меньшее место в их тактике отводится ядерным ударам – у их противников мало электроники, нуждающейся в подавлении электромагнитным импульсом.
Что касается стратегических сил, наступательных и защитных, а также океанских и космических флотов, то, как я уже говорил, эти высокотехнологические силы мало отличаются от наших – и по материальной базе, и по тактике. С ними особых проблем у русских никогда и не было: со времен Второй Империи их самолеты, системы противовоздушной и противоракетной обороны, подводные лодки и т. д. всегда были вполне на уровне наших – в чем-то уступали, в чем-то превосходили. Даже в самые тяжелые для России 90-е и 2000-е годы это было так – проблема возникала лишь с количеством единиц боевой техники, которое зависит от материальных возможностей. Поэтому восстановление паритета шло в автоматическом порядке по мере сокращения разрыва между их экономикой и нашей – проблемы уровня продвинутости вооружений, как правило, не вставало. А уже в 10-е годы русские, как известно, вырвались вперед в прикладных науках, работающих на оборону, что и предопределило создание стратегического щита и, как прямое следствие, – исход Двенадцатидневной войны и последующего покорения Европы.
Военная доктрина Российской Империи проста: наступательных войн, за исключением карательных рейдов, не предусмотрено, а оборонительную войну (включая наступательные действия, в том числе на вражеских территориях) вооруженные силы должны быть готовы вести и выиграть у всего остального мира; имеется в виду выиграть самостоятельно – наличие союзников российской стратегической доктриной не предусмотрено. Не предусмотрено также участие России в каких бы то ни было международных договорах по ограничению или запрещению тех или иных вооружений – Империя считает безумием для себя полагаться в своей стратегии на честность и добронравие потенциальных противников. Также не предусматривается, во всяком случае в качестве существенного элемента, ведение неогневых войн современного типа – экономических, подрывных (помощь подрывным элементам внутри вражеского государства), информационных и консциенто-логических (создание у населения и элит вражеского государства ложных идей, ведущих к поражению). Все это русские умеют (кроме разве что экономического давления – их автаркичная экономика к этому не способна по определению) и вовсе не стесняются использовать – их спецслужбы отличаются достаточной эффективностью и даже жестокостью, но по доминирующему в России мнению, лишь та держава достойна существовать в мире как независимая и самодостаточная страна-цивилизация, которая не боится прямого военного столкновения с врагом и готова платить за победу своей кровью. Не так, как Византия, которая с некоего момента полагалась уже только на свои интриги, шпионов и золото и в результате пала. То есть в ответ на ведение против России неогневой войны любого вида (в Империи они все обобщенно называются подрывными) российская стратегия предполагает объявление противнику, после предупреждения, обычной огневой войны. Та же стратегия, то есть объявление обычной войны, предполагается в случае засылки в Империю террористических групп либо их организации внутри Империи. По опыту российско-халифатских войн так в реальности и происходит. На тактическом уровне противодействие террористическим угрозам, помимо всех общепринятых способов, происходит путем сетевой самоорганизации опричников по типу ополчения: в случае террористической атаки находящиеся неподалеку опричники (а они есть везде, поскольку везде есть гражданские и полицейские структуры) связываются друг с другом по своей связи и оказываются на месте существенно раньше регулярных частей. Это возможно потому, что полное боевое снаряжение любого опричника хранится у него по месту жительства, а не на военной базе, и ему не надо никуда ехать, чтобы превратиться в тяжеловооруженную боевую единицу.
Таким образом, русская армия не собирается завоевывать планету – она России просто не нужна, поэтому Россия и стояла у истоков современного упорядоченного мира, – но готова остановить любого, кто посягнет на нечто подобное. В России многие считают, что ее историческая миссия как раз и заключается в том, чтобы останавливать непобедимых для других наций претендентов на власть над миром, таких как Наполеон и Гитлер. Более того, все опричники и большая часть всех православных людей в Империи верят, что перед концом света, когда Антихрист выведет на бой свое воинство, русская армия остановит и разобьет его.