Страница:
Гошкевич насупился. Ему тут уже делали очень лестные, по здешним понятиям, предложения.
– Я просто несчастный человек! – воскликнул Сайлес.
Вечером в гостинице на имя Пушкина было письмо от господина Пустау. В воскресенье все офицеры приглашались на обед. Мистер Вунг прислал со слугой раззолоченный свиток, в нем каллиграфически выведено золотой краской приглашение по-английски и собственная подпись с росчерком.
Глава 18
Что такое? «Возмутительные призы адмирала Стерлинга», «Митинг британских моряков»...
В глаза сэру Джону бросились эти фразы из статьи в «Чайна мэйл», едва он развернул свежий номер.
Боуринг прочел статью.
«...Пытаясь уравновесить свои неуспехи... Незаконно захватывается экипаж фрегата «Диана», потерпевший катастрофу на море... «Синие жакеты» требуют лучшего содержания для пленных».
Умный и трудолюбивый Шортред! Выступает всегда смело и вовремя. Не советуясь с губернатором, он все верно угадывает! Бывало, что сэр Джон не сразу оценивал значение некоторых статей и лишь впоследствии постигал смысл поданных подсказок.
Писалось, что пленные доставлены в Гонконг, тут их положение не улучшилось. Они находятся на судах эскадры и голодают, живя вместе с нашими сытыми матросами, работая с ними наравне и заслуживая их уважение, но по-прежнему получают лишь половину пайка британского матроса.
Особенно страдают рядовые. По приказу командования их не только морят голодом, лишают табака и мыла и не пускают на берег, но и побуждают бросить своих офицеров, стать предателями и дезертирами, уехать в Австралию на заработки. Один из матросов, помещенный в госпиталь, недавно умер, и пленные офицеры лишь случайно узнали об этом. Только благодаря случайности начальники и товарищи скончавшегося смогли присутствовать на похоронах. «Вообразите, гроб несчастного страдальца опускают в землю на чужбине, вдали от родины, и никто и никогда не узнает об этом...»
Автор восхищался пленными офицерами, которые покупают на последние деньги продовольствие и мыло для матросов, заботятся, особенно о больных. Все они собрались при погребении рядового, а один из молодых офицеров исполнял обряд, читая молитвы. Писалось «о позорных действиях английской эскадры в северных морях». Адмирал оказался «трусом, мстящим пленным за свои неудачи, которые произошли от нераспорядительности командующего, на обязанности которого было нанесение решительного удара по эскадре врага». «Мы покрываем себя позором!»
Серьезная статья! Сэр Джон готов со всей энергией обнаружить свой прорусский гуманизм, тлевший в его душе еще со времен дружбы с Карамзиным и Жуковским.
«Не в силах терпеть голод, пленные матросы чистят одежду, чинят обувь наших моряков, за остатки еды или за горсть табака».
Но возникает вопрос, как помочь пленным, из каких сумм, где взять деньги? Адмирал сэр Джеймс Стирлинг подмочил свою репутацию неудачным, формальным договором с Японией, который в конце позапрошлого года он заключил в Нагасаки, а также своими действиями на море и еще многими другими. Есть сведения, что в Лондоне это понимают, дни Стирлинга в этих морях, как командующего, сочтены. На смену должен прибыть молодой адмирал сэр Майкл Сеймур, участник бомбардировки Кронштадта и уничтожения Свеаборга, получивший ранение на Балтийском море...
На других страницах газеты сразу обращают на себя внимание огромные объявления на китайском. С каждым выпуском еженедельника их становится все больше. Это рекламы китайских фирм о покупках, продаже, аукционах, операциях китайских банков. Величайшее достижение мистера Шортреда! Не зря пущен анекдот, будто редактор соперничающей газеты «China Star»[47] грозит убить его из пистолета и оба редактора ходят с вооруженными телохранителями. Шортред первый завел китайский набор в типографии. У него работает китаец-наборщик в европейской одежде. Силу и пользу прессы поняли китайцы, владеющие компрадорскими фирмами и торговыми делами не только в Гонконге, но и в закрытом для европейцев Кантоне.
Соперники Шортреда из «China Star» немедленно прибегли к тому же и стали помещать такие же объявления, напечатанные иероглифами.
В обеих газетах английские транспортные фирмы помещают на китайском языке расписания по дням недели об отходе пароходов в Кантон и о прибытии в Гонконг. Регулярное пароходное сообщение на реке Жемчужной очень популярно среди китайцев, – они пассажиры и грузоотправители. Хотя даже самых богатых и европеизированных не допускают в кают-компанию первого класса. Конечно, это наше глупое лицемерие и предрассудки. Но не все сразу!
В «Чайна мэйл» и «Чайна стар» много сообщений о жизни в Китае, что происходит в его пяти открытых портах, также о тайпинах и гражданской войне. Об Америке и событиях во всем мире.
Обе газеты стараются превзойти друг друга обилием новостей, печатают сведения о приходе и уходе парусных и паровых судов, о крушениях на море, об уничтожении кораблями флота Ее Величества пиратских джонок. Также о коммерческих сделках, о криминальных происшествиях, корреспонденции из зала суда. Обе отдают одинаковую дань подвигам британских солдат под Севастополем.
Но все же мысли губернатора возвращаются к главному: война с Китаем неизбежна. При этом многие китайцы как по убеждению, так и за деньги или от голода встают на сторону англичан.
Сэр Джон готов тысячу раз повторять: без войны невозможно обойтись, хотя все меры приняты, чтобы доказать миролюбие. Перепробованы все средства, с китайцами надо действовать беспощадно. Бомбардировка их городов – вот что они заслужили. В конце концов, по вине своих владык и мандаринов.
В будущем Китая нельзя быть уверенным. Этой стране может помочь какая-то держава: Америка, а может быть, Пруссия. Послать туда своих офицеров и оружие. Дальнобойность современной артиллерии все возрастает. Не стыдно повторять, что конфликт необходим, чтобы отрезать по договору о мире всю полосу гористой территории, лежащей на материке напротив острова Гонконг, в расстоянии отличной видимости простым глазом всего, что там происходит. Эта территория уже теперь фактически под влиянием Гонконга. Там деревушка Кулун растет не по дням, а по часам, все кулунские китайцы работают в Гонконге, ежедневно переезжая пролив, который местами не шире Темзы. Туда скрываются преступники, совершившие в Гонконге кражи или убийства. Там гнездо пиратской агентуры.
Сэр Джон, проходя через анфиладу комнат своего дворца ко второму завтраку, с удовлетворением ощущал, как сквозь открытые огромные двери, подобные воротам, из больших окон и с открытых, увитых зеленью и цветами веранд в лицо дует прохладный ветер, словно воздух тропического Гонконга, врываясь, остывал у этих мраморных стен, под высокими потолками красного дерева. Каждый день сэр Джон испытывал это удовлетворение, проходя к обеду по залам.
Его замыслами и стараниями дом построен на холме, склоны которого превращены в сад. Все обнесено высокой каменной стеной, и в воротах ходят рослые солдаты в красных мундирах. Посредине двора огромный широковетвистый бук – оставлен от бывшей редкой лиственной рощицы. Дворец на все четыре стороны выходит белоснежными фронтонами с ионической колоннадой. Терраса, спускающаяся в зелень сада тяжелыми ступенями, смотрит на рейд со множеством кораблей.
Сэр Джон запретил возделывание риса в Гонконге, чтобы не было болот и тропической лихорадки. Он исследовал причины заболевания солдат. Оказалось, что томми болеют гораздо чаще, чем торговцы. Служба солдат облегчена, их казарма перестроена по образцу дворца, пища улучшена, дозволены отлучки и развлечения.
Гонконг застраивался готическими башнями и дворцами богачей с садами и спортивными площадками, разбивались скверы и бульвары... Все это нужно, чтобы не скучать вдали от родины. Глаз отдыхает и сердце радуется, видя красоту, созданную своими руками.
...В «Чайна стар» – статья, в которой Пустау и Тауло называются русскими шпионами, автор восхищается смелыми действиями адмирала эскадры Стирлинга, одержавшей ряд внушительных побед, уничтожившей все порты неприятеля и прочно занявшей позиции в гаванях им открытой и ставшей теперь дружественной Японии.
Адмирал Стирлинг и коммодор Эллиот действовали умело. Аян, Де-Кастри, Петропавловск-на-Камчатке, фактории на Курилах и Охотск с его адмиралтейством стерты с лица земли.
Коммодор сэр Чарльз Эллиот снова увенчал себя неувядаемой славой. Прибыв в Гонконг, он заявил, что единственный русский железный пароход взорван в Аяне. Некоторым судам противника удалось укрыться в реке Амур. Но, по отзывам моряков, возвратившихся после военных действий, ценность приобретения Россией этой реки представляется весьма сомнительной. Среди мелей устья настигнут был транспорт противника, команда бросила его и зажгла. Удалось догнать и потопить один из его севших на банку баркасов и снять команду, состоявшую из финнов. Некоторые заявили, что с гораздо большей охотой согласны служить королеве Виктории, чем царю.
Лейтенант Артур Стирлинг – капитан парохода флота Ее Величества «Барракута» – командовал операцией.
У северного берега Сахалина лейтенант Артур Стирлинг задержал бременский бриг под фальшивым флагом Штатов и взял в плен 300 русских моряков, шедших на подмогу своим в Сибирь, несмотря на их попытки обмануть наше командование ложными заявлениями, что они – потерпевшие бедствие на море.
Так Россия на Тихом океане больше не существует и остатки неприятельского флота не выйдут из реки Амур.
Пленные матросы противника нашли новые для себя удовольствия и отдых на кораблях эскадры, которой командует адмирал Стирлинг. Они охотно помогают нашим командам, так что во время тяжелых работ на палубах можно слышать традиционное «йоу-хив-хоу» (yo-heave-ho) наших «синих жакетов», звуки которого сливаются с русским «эу-взиа-ли»...
Вечерело, и бухта закрылась поднявшимся туманом.
У сэра Джона сидел мистер Джордин. Подняв свою большую лысую голову, он с интересом выслушивал суждения губернатора – знаменитого писателя и философа.
Мистер Джордин повторил свое мнение:
– Опиум не отрава. При умеренном употреблении это безвредное средство. Более того – опиум полезен. Это лекарство. Я сам курю опиум, как вы видели. По воскресеньям, после обеда, один-два шарика, не более!
Мистер Джордин улыбнулся, подбивая свои щетинистые усы.
– Мне известно благотворное действие такой дозы... Предохранение от эпидемий! Средство от многих недугов, особенно от холеры. Улучшение настроения! Переключение нервной энергии. Отдых от умственного напряжения. Мы даем Китаю средство для пробуждения энергии в народе. Другое дело, что ради выгод сами китайцы превращают опиум в отраву, они выкачивают деньги из массы народа, травят его беспощадно. Но протестовать против торговли опиумом на этом основании было бы так же нелепо, как запрещать виски на родине моих предков – в Шотландии или как запрещать водку, где царь и правительство снискали ее продажей одобрение и преданность народа. Опиум, как и водка, при умеренном употреблении есть признак благосостояния! От опиума производительность рабочего народа увеличивается. Но в Китае не хотят знать об этой спасительной умеренности, она не выгодна!
Боуринг вспомнил о своем сыне Льюине. Сыновьям нет никакого дела до благочестия и человеколюбия родителей. Гуманная деятельность отца признается лишь в той части, где за нее следует оплата и видное положение! «А сама суть благотворительной деятельности, которой отец отдал все силы, может быть, тоже признается, но лишь отвлеченно, теоретически. Как быстро освоился Льюин в Гонконге и как он бурно вошел в здешние коммерческие интересы и обратил на себя внимание при его прекрасном воспитании и внешности!
В Европе и в Англии в статьях о Боуринге-отце замечали не раз, что у этого англичанина не типичный английский характер. Сэр Джон стопроцентный англичанин из старой дворянской семьи, связанной с международной торговлей. Мистер Джордин – потомок шотландцев, кажется, более похож на англичанина.
– Предоставить для пленных блокшив старого корабля, – сказал губернатор. – Чем же кормить? Каждая чашка чая, ложка супа и сухарь должны быть сосчитаны, о них надо написать в Лондон и получить утверждение, только тогда голодный матрос смеет открыть рот. Но они перемрут прежде, чем переписка состоится. Подпустить к пленным благотворительное общество невозможно. Я решаю действовать своими средствами.
Джордин выслушал и заметил:
– Мой совет, как всегда: пусть они сами себя прокормят, они сделают это лучше, чем правительство. Дайте им заняться делом. У командующего эскадрой, как он показывает, нет денег. У него все пенни сосчитаны. Нельзя ограничить невинные доходы капитанов. Адмирал не может отнимать суп и сухари у «синих жакетов». Хотя они сами подавали петиции об этом.
«Наше лицемерие въедается в наш народ», – подумал Боуринг.
Джордин полагал, что права не только «Чайна мэйл», но и «Чайна стар»! Обратил внимание на описание, как поют на палубах: «йоу-хив-хоу» и «эй-взиа-ли!» Это хороший признак: значит, сами пленные на эскадре держались молодцами, никакого противоречия с «Чайна мэйл». Одна газета – как и другая! Их разница во взглядах – это лишь дуализм единства.
– Если действительно, как уверяют американцы, пленные – рабочие: плотники, судостроители, – продолжал гость, – и что среди них есть кузнецы, канатчики, медники, то что же их держать! Им надо пойти на берег и работать по найму! Тогда все прояснится и они оправдают себя. Фирмы охотно разберут, нам будет польза, им – заработок и одежда. Будут сыты по горло.
– Вы полагаете?
– Производительность труда европейцев, особенно при работах, требующих силы и быстроты исполнения, гораздо выше, чем у ослабленных веками недоедания китайцев. О пленных неудобно сделать объявление в газетах. Но и без рекламы разберут быстро.
– Там, вероятно, окажутся бывшие сельскохозяйственные рабочие. Для себя лично я взял бы двух, – сказал Боуринг. – Но сначала их надо отобрать у эскадры.
– Командующий, я уверен, будет держаться за эту даровую рабочую силу.
«Надо передать их в распоряжение сухопутного гарнизона, – полагал губернатор, – и тогда дадим работу на берегу».
– Пока будет переписка и волокита, мне кажется, можно попытаться договориться с адмиралом. Он до сих пор не представил полного списка пленных, уверяя, что возвратились еще не все суда, на которых находятся русские...
Глава 19
– Я просто несчастный человек! – воскликнул Сайлес.
Вечером в гостинице на имя Пушкина было письмо от господина Пустау. В воскресенье все офицеры приглашались на обед. Мистер Вунг прислал со слугой раззолоченный свиток, в нем каллиграфически выведено золотой краской приглашение по-английски и собственная подпись с росчерком.
Глава 18
ПРЕССА
В Гонконге две фамилии славятся богатством и влиянием, как прежние венецианские и генуезские... Джордин и Матесон...
А. Вышеславцев, «Заметки пером и карандашом»
Что такое? «Возмутительные призы адмирала Стерлинга», «Митинг британских моряков»...
В глаза сэру Джону бросились эти фразы из статьи в «Чайна мэйл», едва он развернул свежий номер.
Боуринг прочел статью.
«...Пытаясь уравновесить свои неуспехи... Незаконно захватывается экипаж фрегата «Диана», потерпевший катастрофу на море... «Синие жакеты» требуют лучшего содержания для пленных».
Умный и трудолюбивый Шортред! Выступает всегда смело и вовремя. Не советуясь с губернатором, он все верно угадывает! Бывало, что сэр Джон не сразу оценивал значение некоторых статей и лишь впоследствии постигал смысл поданных подсказок.
Писалось, что пленные доставлены в Гонконг, тут их положение не улучшилось. Они находятся на судах эскадры и голодают, живя вместе с нашими сытыми матросами, работая с ними наравне и заслуживая их уважение, но по-прежнему получают лишь половину пайка британского матроса.
Особенно страдают рядовые. По приказу командования их не только морят голодом, лишают табака и мыла и не пускают на берег, но и побуждают бросить своих офицеров, стать предателями и дезертирами, уехать в Австралию на заработки. Один из матросов, помещенный в госпиталь, недавно умер, и пленные офицеры лишь случайно узнали об этом. Только благодаря случайности начальники и товарищи скончавшегося смогли присутствовать на похоронах. «Вообразите, гроб несчастного страдальца опускают в землю на чужбине, вдали от родины, и никто и никогда не узнает об этом...»
Автор восхищался пленными офицерами, которые покупают на последние деньги продовольствие и мыло для матросов, заботятся, особенно о больных. Все они собрались при погребении рядового, а один из молодых офицеров исполнял обряд, читая молитвы. Писалось «о позорных действиях английской эскадры в северных морях». Адмирал оказался «трусом, мстящим пленным за свои неудачи, которые произошли от нераспорядительности командующего, на обязанности которого было нанесение решительного удара по эскадре врага». «Мы покрываем себя позором!»
Серьезная статья! Сэр Джон готов со всей энергией обнаружить свой прорусский гуманизм, тлевший в его душе еще со времен дружбы с Карамзиным и Жуковским.
«Не в силах терпеть голод, пленные матросы чистят одежду, чинят обувь наших моряков, за остатки еды или за горсть табака».
Но возникает вопрос, как помочь пленным, из каких сумм, где взять деньги? Адмирал сэр Джеймс Стирлинг подмочил свою репутацию неудачным, формальным договором с Японией, который в конце позапрошлого года он заключил в Нагасаки, а также своими действиями на море и еще многими другими. Есть сведения, что в Лондоне это понимают, дни Стирлинга в этих морях, как командующего, сочтены. На смену должен прибыть молодой адмирал сэр Майкл Сеймур, участник бомбардировки Кронштадта и уничтожения Свеаборга, получивший ранение на Балтийском море...
На других страницах газеты сразу обращают на себя внимание огромные объявления на китайском. С каждым выпуском еженедельника их становится все больше. Это рекламы китайских фирм о покупках, продаже, аукционах, операциях китайских банков. Величайшее достижение мистера Шортреда! Не зря пущен анекдот, будто редактор соперничающей газеты «China Star»[47] грозит убить его из пистолета и оба редактора ходят с вооруженными телохранителями. Шортред первый завел китайский набор в типографии. У него работает китаец-наборщик в европейской одежде. Силу и пользу прессы поняли китайцы, владеющие компрадорскими фирмами и торговыми делами не только в Гонконге, но и в закрытом для европейцев Кантоне.
Соперники Шортреда из «China Star» немедленно прибегли к тому же и стали помещать такие же объявления, напечатанные иероглифами.
В обеих газетах английские транспортные фирмы помещают на китайском языке расписания по дням недели об отходе пароходов в Кантон и о прибытии в Гонконг. Регулярное пароходное сообщение на реке Жемчужной очень популярно среди китайцев, – они пассажиры и грузоотправители. Хотя даже самых богатых и европеизированных не допускают в кают-компанию первого класса. Конечно, это наше глупое лицемерие и предрассудки. Но не все сразу!
В «Чайна мэйл» и «Чайна стар» много сообщений о жизни в Китае, что происходит в его пяти открытых портах, также о тайпинах и гражданской войне. Об Америке и событиях во всем мире.
Обе газеты стараются превзойти друг друга обилием новостей, печатают сведения о приходе и уходе парусных и паровых судов, о крушениях на море, об уничтожении кораблями флота Ее Величества пиратских джонок. Также о коммерческих сделках, о криминальных происшествиях, корреспонденции из зала суда. Обе отдают одинаковую дань подвигам британских солдат под Севастополем.
Но все же мысли губернатора возвращаются к главному: война с Китаем неизбежна. При этом многие китайцы как по убеждению, так и за деньги или от голода встают на сторону англичан.
Сэр Джон готов тысячу раз повторять: без войны невозможно обойтись, хотя все меры приняты, чтобы доказать миролюбие. Перепробованы все средства, с китайцами надо действовать беспощадно. Бомбардировка их городов – вот что они заслужили. В конце концов, по вине своих владык и мандаринов.
В будущем Китая нельзя быть уверенным. Этой стране может помочь какая-то держава: Америка, а может быть, Пруссия. Послать туда своих офицеров и оружие. Дальнобойность современной артиллерии все возрастает. Не стыдно повторять, что конфликт необходим, чтобы отрезать по договору о мире всю полосу гористой территории, лежащей на материке напротив острова Гонконг, в расстоянии отличной видимости простым глазом всего, что там происходит. Эта территория уже теперь фактически под влиянием Гонконга. Там деревушка Кулун растет не по дням, а по часам, все кулунские китайцы работают в Гонконге, ежедневно переезжая пролив, который местами не шире Темзы. Туда скрываются преступники, совершившие в Гонконге кражи или убийства. Там гнездо пиратской агентуры.
Сэр Джон, проходя через анфиладу комнат своего дворца ко второму завтраку, с удовлетворением ощущал, как сквозь открытые огромные двери, подобные воротам, из больших окон и с открытых, увитых зеленью и цветами веранд в лицо дует прохладный ветер, словно воздух тропического Гонконга, врываясь, остывал у этих мраморных стен, под высокими потолками красного дерева. Каждый день сэр Джон испытывал это удовлетворение, проходя к обеду по залам.
Его замыслами и стараниями дом построен на холме, склоны которого превращены в сад. Все обнесено высокой каменной стеной, и в воротах ходят рослые солдаты в красных мундирах. Посредине двора огромный широковетвистый бук – оставлен от бывшей редкой лиственной рощицы. Дворец на все четыре стороны выходит белоснежными фронтонами с ионической колоннадой. Терраса, спускающаяся в зелень сада тяжелыми ступенями, смотрит на рейд со множеством кораблей.
Сэр Джон запретил возделывание риса в Гонконге, чтобы не было болот и тропической лихорадки. Он исследовал причины заболевания солдат. Оказалось, что томми болеют гораздо чаще, чем торговцы. Служба солдат облегчена, их казарма перестроена по образцу дворца, пища улучшена, дозволены отлучки и развлечения.
Гонконг застраивался готическими башнями и дворцами богачей с садами и спортивными площадками, разбивались скверы и бульвары... Все это нужно, чтобы не скучать вдали от родины. Глаз отдыхает и сердце радуется, видя красоту, созданную своими руками.
...В «Чайна стар» – статья, в которой Пустау и Тауло называются русскими шпионами, автор восхищается смелыми действиями адмирала эскадры Стирлинга, одержавшей ряд внушительных побед, уничтожившей все порты неприятеля и прочно занявшей позиции в гаванях им открытой и ставшей теперь дружественной Японии.
Адмирал Стирлинг и коммодор Эллиот действовали умело. Аян, Де-Кастри, Петропавловск-на-Камчатке, фактории на Курилах и Охотск с его адмиралтейством стерты с лица земли.
Коммодор сэр Чарльз Эллиот снова увенчал себя неувядаемой славой. Прибыв в Гонконг, он заявил, что единственный русский железный пароход взорван в Аяне. Некоторым судам противника удалось укрыться в реке Амур. Но, по отзывам моряков, возвратившихся после военных действий, ценность приобретения Россией этой реки представляется весьма сомнительной. Среди мелей устья настигнут был транспорт противника, команда бросила его и зажгла. Удалось догнать и потопить один из его севших на банку баркасов и снять команду, состоявшую из финнов. Некоторые заявили, что с гораздо большей охотой согласны служить королеве Виктории, чем царю.
Лейтенант Артур Стирлинг – капитан парохода флота Ее Величества «Барракута» – командовал операцией.
У северного берега Сахалина лейтенант Артур Стирлинг задержал бременский бриг под фальшивым флагом Штатов и взял в плен 300 русских моряков, шедших на подмогу своим в Сибирь, несмотря на их попытки обмануть наше командование ложными заявлениями, что они – потерпевшие бедствие на море.
Так Россия на Тихом океане больше не существует и остатки неприятельского флота не выйдут из реки Амур.
Пленные матросы противника нашли новые для себя удовольствия и отдых на кораблях эскадры, которой командует адмирал Стирлинг. Они охотно помогают нашим командам, так что во время тяжелых работ на палубах можно слышать традиционное «йоу-хив-хоу» (yo-heave-ho) наших «синих жакетов», звуки которого сливаются с русским «эу-взиа-ли»...
Вечерело, и бухта закрылась поднявшимся туманом.
У сэра Джона сидел мистер Джордин. Подняв свою большую лысую голову, он с интересом выслушивал суждения губернатора – знаменитого писателя и философа.
Мистер Джордин повторил свое мнение:
– Опиум не отрава. При умеренном употреблении это безвредное средство. Более того – опиум полезен. Это лекарство. Я сам курю опиум, как вы видели. По воскресеньям, после обеда, один-два шарика, не более!
Мистер Джордин улыбнулся, подбивая свои щетинистые усы.
– Мне известно благотворное действие такой дозы... Предохранение от эпидемий! Средство от многих недугов, особенно от холеры. Улучшение настроения! Переключение нервной энергии. Отдых от умственного напряжения. Мы даем Китаю средство для пробуждения энергии в народе. Другое дело, что ради выгод сами китайцы превращают опиум в отраву, они выкачивают деньги из массы народа, травят его беспощадно. Но протестовать против торговли опиумом на этом основании было бы так же нелепо, как запрещать виски на родине моих предков – в Шотландии или как запрещать водку, где царь и правительство снискали ее продажей одобрение и преданность народа. Опиум, как и водка, при умеренном употреблении есть признак благосостояния! От опиума производительность рабочего народа увеличивается. Но в Китае не хотят знать об этой спасительной умеренности, она не выгодна!
Боуринг вспомнил о своем сыне Льюине. Сыновьям нет никакого дела до благочестия и человеколюбия родителей. Гуманная деятельность отца признается лишь в той части, где за нее следует оплата и видное положение! «А сама суть благотворительной деятельности, которой отец отдал все силы, может быть, тоже признается, но лишь отвлеченно, теоретически. Как быстро освоился Льюин в Гонконге и как он бурно вошел в здешние коммерческие интересы и обратил на себя внимание при его прекрасном воспитании и внешности!
В Европе и в Англии в статьях о Боуринге-отце замечали не раз, что у этого англичанина не типичный английский характер. Сэр Джон стопроцентный англичанин из старой дворянской семьи, связанной с международной торговлей. Мистер Джордин – потомок шотландцев, кажется, более похож на англичанина.
– Предоставить для пленных блокшив старого корабля, – сказал губернатор. – Чем же кормить? Каждая чашка чая, ложка супа и сухарь должны быть сосчитаны, о них надо написать в Лондон и получить утверждение, только тогда голодный матрос смеет открыть рот. Но они перемрут прежде, чем переписка состоится. Подпустить к пленным благотворительное общество невозможно. Я решаю действовать своими средствами.
Джордин выслушал и заметил:
– Мой совет, как всегда: пусть они сами себя прокормят, они сделают это лучше, чем правительство. Дайте им заняться делом. У командующего эскадрой, как он показывает, нет денег. У него все пенни сосчитаны. Нельзя ограничить невинные доходы капитанов. Адмирал не может отнимать суп и сухари у «синих жакетов». Хотя они сами подавали петиции об этом.
«Наше лицемерие въедается в наш народ», – подумал Боуринг.
Джордин полагал, что права не только «Чайна мэйл», но и «Чайна стар»! Обратил внимание на описание, как поют на палубах: «йоу-хив-хоу» и «эй-взиа-ли!» Это хороший признак: значит, сами пленные на эскадре держались молодцами, никакого противоречия с «Чайна мэйл». Одна газета – как и другая! Их разница во взглядах – это лишь дуализм единства.
– Если действительно, как уверяют американцы, пленные – рабочие: плотники, судостроители, – продолжал гость, – и что среди них есть кузнецы, канатчики, медники, то что же их держать! Им надо пойти на берег и работать по найму! Тогда все прояснится и они оправдают себя. Фирмы охотно разберут, нам будет польза, им – заработок и одежда. Будут сыты по горло.
– Вы полагаете?
– Производительность труда европейцев, особенно при работах, требующих силы и быстроты исполнения, гораздо выше, чем у ослабленных веками недоедания китайцев. О пленных неудобно сделать объявление в газетах. Но и без рекламы разберут быстро.
– Там, вероятно, окажутся бывшие сельскохозяйственные рабочие. Для себя лично я взял бы двух, – сказал Боуринг. – Но сначала их надо отобрать у эскадры.
– Командующий, я уверен, будет держаться за эту даровую рабочую силу.
«Надо передать их в распоряжение сухопутного гарнизона, – полагал губернатор, – и тогда дадим работу на берегу».
– Пока будет переписка и волокита, мне кажется, можно попытаться договориться с адмиралом. Он до сих пор не представил полного списка пленных, уверяя, что возвратились еще не все суда, на которых находятся русские...
Глава 19
НЕВОЛЬНИК ЧЕСТИ
– Напротив, сэр Джон, надо дать Китаю все, что только возможно, и вооружить его, – заявил Джеймс Стирлинг.
Что за чушь! Как можно дать штуцера и нарезное оружие безграмотным азиатам! Может быть, когда-нибудь.
– Китай наш естественный союзник! – продолжал командующий. – Неудача Наполеона в том, что он не смог проникнуть в глубины России. Действовал с одной стороны. Ах, если бы турки и персы поддержали его! В то же время сам очутился как между двух жерновов. Стояние под Севастополем свидетельствует, что союзники не проникнут в недра империи неприятеля и не заденут ее сердца, хотя падение Севастополя неизбежно! Противника надо ставить между двух жерновов! Провидение указывает нам уравновешивающего союзника. Надо долго готовиться для этого Китаю. Но как к нему подобраться! Как к ним подъехать, как пробудить интерес и стремление к нашим пушкам, хотя бы у будущих поколений?
– Трудней всего преодолеть спесь китайцев, – ответил сэр Джон.
Сэр Джеймс не собирался покидать пост командующего эскадрой в китайских морях. Адмирал надеялся на свои веские консервативные и патриотические доводы, которые упрочивают положение. В Лондоне их знают. Его мнение: помочь Китаю подавить инсургентов, закрыть глаза на кровожадность и коррупцию маньчжурской династии.
– Я рад, что вы пришлете мне список пленных, ваше превосходительство! – сказал губернатор.
– Но я все же не могу их отпустить.
– Они, возможно, вам не нужны?
– Ка-ак? Я им как отец! Они еще никогда не были под такой верной рукой!
Формально командующий эскадрой обязан подчиняться послу и губернатору колонии. Например, Боуринг может приказать адмиралу начать военные действия, но не сделает этого без распоряжения из столицы. Вместе решаются дела об экспедициях против пиратов, о конвоировании транспортов с товарами, об охране торговых путей на Жемчужной, о кораблях, несущих брандвахту на виду Кантона, также все, что касается поддержки военной силой дипломатических действий. В менее значительных делах, где губернатор не станет напрасно терять вес, защищая свои настояния, адмирал уклончив.
– Уверяю вас, что, если вы хоть раз сходите к китайцам в баню, где банщицы моют простонародье среднего достатка, вы переменитесь физически и почувствуете уважение к ним! Я сражался с китайцами! Я топил их суда! Но это не меняет дела... Баня – не сражение. Как и китайская кухня. Как их лучшая в мире прачечная! Я теперь чищу зубы солью пальцами, а не щеткой. Десны мои кровоточили, а теперь крепки, как у парня из деревни. А китайцы-парикмахеры? Они с таким же усердием изучают штуцера и нарезные пушки!
Стирлинг уверял, что англичан, единственных из всех европейцев, китайцы никогда не посадят в низкие бамбуковые клетки. Может быть, остальным европейцам будут рубить головы всем подряд, а европеянок заставят каждую родить по десять китайчат, и рождаемость в Европе будет восстановлена. Пьяные, склочные и ленивые европейские мужья, озабоченные карьерой и престижем, потеряют головы.
Прощались, энергично и почтительно тряся руки, но все же, как полагал сэр Джон, проводив гостя, сэр Джеймс – маньяк. Его трудно вынести. Живой архаизм, пропитанный философией будущего. Один из уникумов великого флота! Примерно двести таких старых адмиралов из числящихся на службе, но не имевших приличных должностей до начала войны! Старики – проклятие империи! Охотно мечтают об уничтожении России, которая тысячу лет держит щит, прикрывая Европу от Азии. И если Европа не с русскими, то Россия уйдет в Азию, они сплотятся с азиатами. Это будет ее гибель и наша тоже. Русским надо дать европейскую поддержку. Сэр Джон патриот, но он не в восторге от Крымской войны, хотя ненавидит петербургскую деспотию и ее чиновничью империю.
Говорят, что храбрый адмирал Майкл Сеймур, который вскоре прибудет в Гонконг, неудобен для метрополии, так как у него не хватает одного глаза. Потерян на войне в морском сражении под Кронштадтом. Но кривые командующие не для столицы... Времена Нельсона минули.
На другой день с лейтенантом получено краткое письмо адмирала Стирлинга и список пленных: офицеров, младших офицеров, тех, что у русских по-немецки называются «унтер-офицер», и всех матросов.
– Кто командует их отрядом? – спросил сэр Джон офицера, доставившего бумаги.
Чиновник, принявший присланные бумаги, стал листать списки.
– Командир всего отряда старший офицер погибшего фрегата «Диана» лейтенант Пушкин, ваше превосходительство, находится на корабле «Винчестер», – ответил лейтенант.
Во время визита Джордин говорил, не упоминая фамилий, что их командир образованный человек и поэт, но больше интереса выказывал Гошкевичу.
Светлое лицо сэра Джона приняло выражение еще большего достоинства.
– Его имя при крещении?
– Александр, сэр, – поспешил с ответом чиновник, смотревший в бумагу.
В открытых глазах губернатора мелькнула тень готовности принять на себя еще одну заботу.
– У них есть еще одно имя – по отцу. Собственное имя, полученное при крещении, и имя по отцу упоминаются при сложном вежливом обращении в обществе.
Оно также, видимо, упоминается в официальных документах офицера. Посмотрите, упомянуто ли в списках?
– Я вижу, понял, сэр.
– Это второе имя по отцу похоже на польскую фамилию. Если отец Петр, то сын – Петрович. Это почти то же, что Мицкевич, Адамович. Второе имя по отцу отвечает на вопрос «чей?». По-русски «отчество».
– Сергеевич, ваше превосходительство, – сказал чиновник.
На миг лицо губернатора выразило смятение. Впрочем, того, о чем он подумал, не могло быть.
– Сколько же ему лет?
– В документе не сказано. На «Винчестере» я видел этого офицера, – сказал лейтенант. – Я уверен, что ему не менее пятидесяти пяти лет.
В пятьдесят пять лет лейтенант? В нашем флоте бывают пятидесятилетние лейтенанты на старых линейных кораблях, у старых полоумных адмиралов, где служат облысевшие матросы в очках.
– Говорят, что до войны он занимался литературой. Это его профессия, – продолжал молодой лейтенант. – Он якобы написал на древнем языке поэму о царе Георге.
– Он поэт?
– Да, сэр. Я знаю. Сказали офицеры «Винчестера» и также офицеры «Монарха», что заслужил их расположение. С большим уважением они относились к Пушкину. По-английски он не говорит.
– Вы ошибаетесь, у него поэма не о короле Георге, а о Петре Великом, – несколько смущенно сказал губернатор.
– Может быть, ваше превосходительство. Мне было сказано о Георге.
«Так вот почему моя дочь Энн настойчиво уверяла меня в величии Пушкина! Невероятно! Пушкин здесь, в Гонконге, он командир экипажа, взятого в плен! Однако как деликатна моя Энн! Да, были сведения, что Путятин составил свое посольство из весьма образованных офицеров. Я никогда не слышал, чтобы Пушкин служил во флоте. А-а! Кажется... Впрочем... Ведь он был смолоду дипломатический чиновник по министерству Нессельроде. Мне помнится сообщение, что он убит...»
Боуринг поблагодарил офицера и после его ухода ненадолго задержал чиновника. Оставшись один, просмотрел списки пленных и отложил в сторону. Опустил руки и задумался, согнувшись в кресле и опираясь локтями на колени.
«Неужели еще один промах? Еще пробел, неточность в наших сведениях? До сих пор у нас считали, что Пушкин погиб двадцать лет назад. Уж кто-кто, а я, писатель, должен, казалось бы, знать! Всеобщее мнение – русские пылки и человечны, деспотия кормит их нелепыми выдумками и они горячо верят! От их имени баснями наводняют Европу.
Вот каков Пушкин! Пошел в Японию! Попал в плен! Пушкин в плену у англичан. Это Стирлинг, все он! Как неудобно. Пушкин в Гонконге, а я его не переводил. Правда, он не нравился мне. За восхваление побед! Я этого не люблю! Он совершенно не понимал, куда следует направить свое развитие, устремить гениальность к какой цели. Он делал все не то, что Запад ждал от него, Я был так уверен в своей правоте, что решил дать ему понять все это и демонстративно отвернулся и обратился к Мицкевичу и Петефи.
В Петербурге всегда стряпают ложные сведения. «Утки», как их там называют. Эти утки летают по всему свету! Сообщение о смерти Пушкина могло быть рассчитанным обманом. Не раз оттуда получались фальсифицированные сообщения.
Но неужели за эти годы, когда я занимался Африкой, Индией и Азией, Пушкин стал известным поэтом и борцом за свободу? Переменил убеждения! И приехал из Японии в Гонконг. Совсем плохо. Это уж я попадаю в плен, а не он ко мне. Неудобно и неприлично, однако не будет обнаружено никогда. Можно допустить его, я охотно встречусь. Нельзя не смотреть ему в глаза. Но какой обман. Всегда у них обман!
Неудобно пригласить к себе пленного офицера, который в распоряжении командующего, не объясняя адмиралу причину. Я уже представляю себе, как все это сделать, не обращая внимания общества».
Особенно срочных и важных дел не оставалось. Сэра Джона ничто не держало. Он приказал приготовить свою яхту к плаванию.
Боуринг поехал верхом на пристань. Через час он был в открытом море. Стоило самому взяться обеими руками за талреп и под скрип блоков потянуть снасть вместе с матросом, как возвращалось ощущение природной стойкости и мужественности. Поднятый парус вздулся, схватив ветер, вырвавшийся из-за Малого Пиратского острова. Яхта пошла, подкидываемая руками «шкиперских дочерей», как называют в народе белопенные волны.
«Да, Джордин прав, китайцы могли бы курить опиум, соблюдая умеренность! Однако, если бы они стали благоразумны и, подавляя свою страстность, не предавались бы пороку, то... На их умеренности невозможно было бы построить Гонконг, открыть в нем ученые и филантропические общества. Какие образцовые джентльмены появляются за последнее время из среды самих китайцев! Мистер Ван, владея английским, преподает китайскую философию и ведет занятия по китайскому языку с англиканским епископом».
Пронеслись через полосу пены, отчетливо очертившей пределы пресных вод Жемчужной. По правому борту, на траверзе, за горизонтом устье великой Кантонской реки. Ее воды идут тихо и уверенно, даже здесь, в море, гася его волны, вдали от своих то гористых, то низких прибрежий, где рисовые поля, огороды и прекрасные крестьянские сады у деревень, похожих на низкие скирды старой соломы.
Что за чушь! Как можно дать штуцера и нарезное оружие безграмотным азиатам! Может быть, когда-нибудь.
– Китай наш естественный союзник! – продолжал командующий. – Неудача Наполеона в том, что он не смог проникнуть в глубины России. Действовал с одной стороны. Ах, если бы турки и персы поддержали его! В то же время сам очутился как между двух жерновов. Стояние под Севастополем свидетельствует, что союзники не проникнут в недра империи неприятеля и не заденут ее сердца, хотя падение Севастополя неизбежно! Противника надо ставить между двух жерновов! Провидение указывает нам уравновешивающего союзника. Надо долго готовиться для этого Китаю. Но как к нему подобраться! Как к ним подъехать, как пробудить интерес и стремление к нашим пушкам, хотя бы у будущих поколений?
– Трудней всего преодолеть спесь китайцев, – ответил сэр Джон.
Сэр Джеймс не собирался покидать пост командующего эскадрой в китайских морях. Адмирал надеялся на свои веские консервативные и патриотические доводы, которые упрочивают положение. В Лондоне их знают. Его мнение: помочь Китаю подавить инсургентов, закрыть глаза на кровожадность и коррупцию маньчжурской династии.
– Я рад, что вы пришлете мне список пленных, ваше превосходительство! – сказал губернатор.
– Но я все же не могу их отпустить.
– Они, возможно, вам не нужны?
– Ка-ак? Я им как отец! Они еще никогда не были под такой верной рукой!
Формально командующий эскадрой обязан подчиняться послу и губернатору колонии. Например, Боуринг может приказать адмиралу начать военные действия, но не сделает этого без распоряжения из столицы. Вместе решаются дела об экспедициях против пиратов, о конвоировании транспортов с товарами, об охране торговых путей на Жемчужной, о кораблях, несущих брандвахту на виду Кантона, также все, что касается поддержки военной силой дипломатических действий. В менее значительных делах, где губернатор не станет напрасно терять вес, защищая свои настояния, адмирал уклончив.
– Уверяю вас, что, если вы хоть раз сходите к китайцам в баню, где банщицы моют простонародье среднего достатка, вы переменитесь физически и почувствуете уважение к ним! Я сражался с китайцами! Я топил их суда! Но это не меняет дела... Баня – не сражение. Как и китайская кухня. Как их лучшая в мире прачечная! Я теперь чищу зубы солью пальцами, а не щеткой. Десны мои кровоточили, а теперь крепки, как у парня из деревни. А китайцы-парикмахеры? Они с таким же усердием изучают штуцера и нарезные пушки!
Стирлинг уверял, что англичан, единственных из всех европейцев, китайцы никогда не посадят в низкие бамбуковые клетки. Может быть, остальным европейцам будут рубить головы всем подряд, а европеянок заставят каждую родить по десять китайчат, и рождаемость в Европе будет восстановлена. Пьяные, склочные и ленивые европейские мужья, озабоченные карьерой и престижем, потеряют головы.
Прощались, энергично и почтительно тряся руки, но все же, как полагал сэр Джон, проводив гостя, сэр Джеймс – маньяк. Его трудно вынести. Живой архаизм, пропитанный философией будущего. Один из уникумов великого флота! Примерно двести таких старых адмиралов из числящихся на службе, но не имевших приличных должностей до начала войны! Старики – проклятие империи! Охотно мечтают об уничтожении России, которая тысячу лет держит щит, прикрывая Европу от Азии. И если Европа не с русскими, то Россия уйдет в Азию, они сплотятся с азиатами. Это будет ее гибель и наша тоже. Русским надо дать европейскую поддержку. Сэр Джон патриот, но он не в восторге от Крымской войны, хотя ненавидит петербургскую деспотию и ее чиновничью империю.
Говорят, что храбрый адмирал Майкл Сеймур, который вскоре прибудет в Гонконг, неудобен для метрополии, так как у него не хватает одного глаза. Потерян на войне в морском сражении под Кронштадтом. Но кривые командующие не для столицы... Времена Нельсона минули.
На другой день с лейтенантом получено краткое письмо адмирала Стирлинга и список пленных: офицеров, младших офицеров, тех, что у русских по-немецки называются «унтер-офицер», и всех матросов.
– Кто командует их отрядом? – спросил сэр Джон офицера, доставившего бумаги.
Чиновник, принявший присланные бумаги, стал листать списки.
– Командир всего отряда старший офицер погибшего фрегата «Диана» лейтенант Пушкин, ваше превосходительство, находится на корабле «Винчестер», – ответил лейтенант.
Во время визита Джордин говорил, не упоминая фамилий, что их командир образованный человек и поэт, но больше интереса выказывал Гошкевичу.
Светлое лицо сэра Джона приняло выражение еще большего достоинства.
– Его имя при крещении?
– Александр, сэр, – поспешил с ответом чиновник, смотревший в бумагу.
В открытых глазах губернатора мелькнула тень готовности принять на себя еще одну заботу.
– У них есть еще одно имя – по отцу. Собственное имя, полученное при крещении, и имя по отцу упоминаются при сложном вежливом обращении в обществе.
Оно также, видимо, упоминается в официальных документах офицера. Посмотрите, упомянуто ли в списках?
– Я вижу, понял, сэр.
– Это второе имя по отцу похоже на польскую фамилию. Если отец Петр, то сын – Петрович. Это почти то же, что Мицкевич, Адамович. Второе имя по отцу отвечает на вопрос «чей?». По-русски «отчество».
– Сергеевич, ваше превосходительство, – сказал чиновник.
На миг лицо губернатора выразило смятение. Впрочем, того, о чем он подумал, не могло быть.
– Сколько же ему лет?
– В документе не сказано. На «Винчестере» я видел этого офицера, – сказал лейтенант. – Я уверен, что ему не менее пятидесяти пяти лет.
В пятьдесят пять лет лейтенант? В нашем флоте бывают пятидесятилетние лейтенанты на старых линейных кораблях, у старых полоумных адмиралов, где служат облысевшие матросы в очках.
– Говорят, что до войны он занимался литературой. Это его профессия, – продолжал молодой лейтенант. – Он якобы написал на древнем языке поэму о царе Георге.
– Он поэт?
– Да, сэр. Я знаю. Сказали офицеры «Винчестера» и также офицеры «Монарха», что заслужил их расположение. С большим уважением они относились к Пушкину. По-английски он не говорит.
– Вы ошибаетесь, у него поэма не о короле Георге, а о Петре Великом, – несколько смущенно сказал губернатор.
– Может быть, ваше превосходительство. Мне было сказано о Георге.
«Так вот почему моя дочь Энн настойчиво уверяла меня в величии Пушкина! Невероятно! Пушкин здесь, в Гонконге, он командир экипажа, взятого в плен! Однако как деликатна моя Энн! Да, были сведения, что Путятин составил свое посольство из весьма образованных офицеров. Я никогда не слышал, чтобы Пушкин служил во флоте. А-а! Кажется... Впрочем... Ведь он был смолоду дипломатический чиновник по министерству Нессельроде. Мне помнится сообщение, что он убит...»
Боуринг поблагодарил офицера и после его ухода ненадолго задержал чиновника. Оставшись один, просмотрел списки пленных и отложил в сторону. Опустил руки и задумался, согнувшись в кресле и опираясь локтями на колени.
«Неужели еще один промах? Еще пробел, неточность в наших сведениях? До сих пор у нас считали, что Пушкин погиб двадцать лет назад. Уж кто-кто, а я, писатель, должен, казалось бы, знать! Всеобщее мнение – русские пылки и человечны, деспотия кормит их нелепыми выдумками и они горячо верят! От их имени баснями наводняют Европу.
Вот каков Пушкин! Пошел в Японию! Попал в плен! Пушкин в плену у англичан. Это Стирлинг, все он! Как неудобно. Пушкин в Гонконге, а я его не переводил. Правда, он не нравился мне. За восхваление побед! Я этого не люблю! Он совершенно не понимал, куда следует направить свое развитие, устремить гениальность к какой цели. Он делал все не то, что Запад ждал от него, Я был так уверен в своей правоте, что решил дать ему понять все это и демонстративно отвернулся и обратился к Мицкевичу и Петефи.
В Петербурге всегда стряпают ложные сведения. «Утки», как их там называют. Эти утки летают по всему свету! Сообщение о смерти Пушкина могло быть рассчитанным обманом. Не раз оттуда получались фальсифицированные сообщения.
Но неужели за эти годы, когда я занимался Африкой, Индией и Азией, Пушкин стал известным поэтом и борцом за свободу? Переменил убеждения! И приехал из Японии в Гонконг. Совсем плохо. Это уж я попадаю в плен, а не он ко мне. Неудобно и неприлично, однако не будет обнаружено никогда. Можно допустить его, я охотно встречусь. Нельзя не смотреть ему в глаза. Но какой обман. Всегда у них обман!
Неудобно пригласить к себе пленного офицера, который в распоряжении командующего, не объясняя адмиралу причину. Я уже представляю себе, как все это сделать, не обращая внимания общества».
Особенно срочных и важных дел не оставалось. Сэра Джона ничто не держало. Он приказал приготовить свою яхту к плаванию.
Боуринг поехал верхом на пристань. Через час он был в открытом море. Стоило самому взяться обеими руками за талреп и под скрип блоков потянуть снасть вместе с матросом, как возвращалось ощущение природной стойкости и мужественности. Поднятый парус вздулся, схватив ветер, вырвавшийся из-за Малого Пиратского острова. Яхта пошла, подкидываемая руками «шкиперских дочерей», как называют в народе белопенные волны.
«Да, Джордин прав, китайцы могли бы курить опиум, соблюдая умеренность! Однако, если бы они стали благоразумны и, подавляя свою страстность, не предавались бы пороку, то... На их умеренности невозможно было бы построить Гонконг, открыть в нем ученые и филантропические общества. Какие образцовые джентльмены появляются за последнее время из среды самих китайцев! Мистер Ван, владея английским, преподает китайскую философию и ведет занятия по китайскому языку с англиканским епископом».
Пронеслись через полосу пены, отчетливо очертившей пределы пресных вод Жемчужной. По правому борту, на траверзе, за горизонтом устье великой Кантонской реки. Ее воды идут тихо и уверенно, даже здесь, в море, гася его волны, вдали от своих то гористых, то низких прибрежий, где рисовые поля, огороды и прекрасные крестьянские сады у деревень, похожих на низкие скирды старой соломы.