Теперь эта яркая толстая книжка стоит на моей книжной полке - как некий символ, как, можно сказать, общее детище… Даже хочется иногда отчеканить, или, нет, лучше закричать, высунувшись из окна:
   - Попробуйте теперь сказать, что я не классик!…
   Но казус - он на то и казус, чтобы иметь продолжение. В сентябре сего года литературная общественность России широко праздновала 75-летие своего руководителя - Председателя правления Союза писателей России Валерия Николаевича Ганичева. Празднества проходили и на Суворовской площади, и в Центральном Доме литераторов. Были даже сняты фильмы-клипы о Ганичеве, которые были показаны и там, и там. И, как говорится, по законам жанра - и там, и там в фильмах этих звучало "лучшее стихотворение позднего Тряпкина" - "Потому что я русский".
   С момента издания моей последней книги - при помощи Зураба Церетели в 1994 году - прошло уже четырнадцать лет. И уже давно пора издавать новую. И книга сама уже написана. Даже две. Денег вот только пока нет на их издание. Но когда деньги будут, я бы очень хотел издать ее в том же издательстве - "Молодая гвардия". Попросить бы Сергея Куняева написать вдумчивое, как он умеет, предисловие. И "упереть" у Н. И. Тряпкина одно стихотворение. Любое. Чтобы счет был - "один-один"…
   Думаю, кстати, что Тряпкин был бы единственным, кто бы не обиделся и не возмутился, а по-детски рассмеялся и пропел:
   Дорогой ты наш поэт!
   Все тебя мы славим
   И за каждый твой куплет
   По поллитра ставим…

Алексей Шорохов СТИХИЯ

   В.И. Славецкому
 
   Когда о родине приходится молчать,
   Чтоб не подставить и не сдать невольно,
   И на устах не тронута печать
   Любви великой и почти подпольной, -
 
   Смири гордыню, странствуй по Руси!
   Тебе откроются её леса и люди.
   Пока рубаху ветер парусит -
   Никто твоё молчанье не осудит.
 
   Но в самый час оттаивать уста,
   Когда наступит благостная осень, -
   От твоего нательного креста
   Пахнёт жильём и светлым шумом сосен!
 
   МОЁ ПОКОЛЕНЬЕ
   Наши души, пригнутые горем,
   Как деревья под выпавшим снегом,
   Не шумели листвою по взгорьям,
   Для пернатых не стали ночлегом.
 
   Лишь косматые странные звуки
   В них роились и тлели под спудом.
   Слишком много безумства и муки -
   Между детской молитвой и блудом!
 
   Не вернуть эти гулкие годы
   В иссечённой страстями темнице!
   Но во тьме прозябавшие всходы
   Всё теперь возвращают сторицей.
 
   Наши души, промытые горем,
   Как ракушечник на перекатах,
   Дарят вдумчивым северным зорям
   Отраженья лучей розоватых.
 
   ***
   Без креста, без молитвы, без песен…
   Как же ночь-то была тяжела!
   Никому уже не интересен,
   Одного он, наверно, желал:
 
   Как во сне, как в зловещем тумане,
   Отдаляя последний свой час,
   Он надеялся, будто обманет
   Тот для всех одинаковый глас,
 
   И шептал: «Хоть немного помедлю
   В этом сером промозглом краю…» -
   Оставляя желанную землю,
   Беспощадную землю свою!
 
   И, уже пролетая над полем,
   Где смешались и снег и вода,
   Навсегда расставался он с болью,
   Кроме боли - при взгляде сюда.
 
   ***
   С каждым днём всё ближе эти рощи,
   Где в траве затерянный ручей,
   Как пера замысловатый росчерк,
   В даль уходит - светлый и ничей.
 
   И над всем вокруг, над сном и мукой
   И тоскою сердца моего -
   Тишина великая: ни звука,
   Ни дыханья ветра, ничего!
 
   Будто жизнь, отговорив, застыла,
   Будто вот-он он, конец пути -
   В буйстве трав,
   в затерянном и милом
   Уголке нетронутом… в груди.
 
   ***
   Всё грустнее моя деревня.
   Скоро выпадет первый снег -
   Будто сон о прекрасной царевне
   Присмиревших полей и рек.
 
   Скоро будет тепло и сухо,
   Буду печку весь день топить,
   Буду ветер слушать вполуха
   И, наверное, брошу пить.
 
   А когда над притихшим руслом
   Незамёрзшей в снегах реки,
   Над густым слюдянистым суслом
   Пронесётся лебяжий крик -
 
   Только голову спрячу в плечи,
   Прошептав: «во веки веков…»
   Это значит, что в этот вечер
   Умер кто-то из стариков.
 
   11 ноября, 18.00
   Центральный дом литераторов (Малый зал)
   ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НОВОЙ КНИГИ АЛЕКСЕЯ ШОРОХОВА "ОПРАВДАНИЕ ПОЭЗИИ" ("ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ МИСИС")
   В вечере примут участие: Владимир Костров, Владимир Личутин, Михаил Попов, Юрий Воробьевский, Сергей Сибирцев, Алла Бородина, Сергей Небольсин, Владимир Винников.
   Ведёт вечер - Игорь Блудилин.
   Проезд: м.«Баррикадная», «Краснопресненская», ул. Б.Никитская, 53.
   Вход свободный.

Ольга Орлова МАКЕТ НА КОЛЁСИКАХ С XI Международной архитектурной биеннале

   В Венеции сейчас на арх-биеннале развернулся "матч за Россию". В интернациональном пространстве по мне так счет 3:0 в нашу пользу. Осталось разобраться внутри.
 
   Там снаружи: архитектура вне зданий (Out There: Architecture Beyond Buildings) - такую тему предложил куратор этого года, американец нидерландского происхождения Аарон Бецки. "Красота всегда снаружи - вспомнилось мне сразу венецианское эссе Иосифа Бродского, потому что она исключение из правил". Такое было только именно внутри японского павильона - тончайший рукотворный рисунок по простыням стен. Как будто храмы - только расписаны каллиграфами, а не иконописцами. "Привет фреске", по определению архитектора Евгения Асса. В целом же биеннале - о другом.
   "Золотого льва" взял павильон Польши. "Как черепа коней будут пугать пустыми глазницами окон - недостроенные небоскребы. Да здравствует Новый Романтизм с миром мегаруин и погасших вывесок. Царь-кризис грядет!" - написал мне недавно литературный знакомый. Вот это и было у поляков. Они там наснимали самых кассовых своих построек и поглумились над ними в Фотошопе. Что станет с этим офисно-банковским глянцем спустя полувек? Варшавский Metropolitan - офисный анклав, построенный в 2003 году Норманом Фостером, - обернется тюрьмой. Терминал столичного аэропорта - загоном для крупного рогатого скота плюс птичьим двором. Небоскреб - колумбарием. Все загажено, разбито, всюду - мусор…
   За такое умирание архитектурной плоти в серии фотографий "Меланхолия" в 2000 году уже получал первого и единственного российского "Льва" архитектор Илья Уткин. Тогда куратором нашего павильона так же, как и в этом году, был архитектуровед и критик Григорий Ревзин. Сам-то он вразрез с кураторским призывом "Меньше эстетики, больше этики!" ставку тогда делал на глубокоэстетствующего неоклассика Михаила Филиппова. Но жюри проголосовало за "смерть державы". К слову, у нас тогда Грозный лежал в развалинах. На это кураторство Ревзина выпал разгром Южной Осетии. Но это - внезапное совпадение: за три месяца разве можно развернуть кураторский замысел вспять, тем более, что в этот раз он был закручен на деньгах и власти. Постсоветская Россия впервые представила реальную архитектуру. Вновь в пику общебиеннальной теме - здания. Там империя умирала, а здесь - заколосилась нефтедолларовыми всходами. Такое разве поощрят?
   Тем более, что в этом году биеннале случилась проамериканской. За четверть года до ее открытия, когда об агонии американского образа жизни еще не говорили с телеэкранов, "Золотого льва" за "жизненный вклад" вручили Фрэнку Гери (США в архмейнстриме представляет он). Его главное детище - музей в Бильбао - выражение гугенхеймской пропаганды потребления искусства на манер фаст-фуда. Гери - зачинатель архитектуры как такой взбудораженной веселухи, менее всего ориентированной на какую-то там социальность, экологию или вписанность в ландшафт, более - на доход. Именно этот персонаж, по июньскому признанию американца Бецки, и воплощает кураторский концепт "архитектуры вне зданий". Это такие фантазийные фрики… "Архитектура - способ думать о зданиях, - говорит Бецки, - а когда они построены, она умирает". А у Гери - всё равно живёт! Потому что его реализации галюциногенны. Здание думает само себя. Не равно самому себе. Кривляется и скандалит.
   В российской архитектуре эту линию реализует бюро "Арт-бля". Они вообще из всех наших архитекторов наиболее адекватны посылу Бецки о "выходе за рамки архитектуры как дисциплины". "Чтобы начать новую работу, - формулируют они свое кредо, - надо освободиться от груза знаний и опыта, выйти из существующих рамок наперекор всем правилам. И только после того как родилась идея (неважно, в каком жанре она выражена), мы вспоминаем, что мы - архитекторы". Однако это единственное наше бюро, которое бойкотировало биеннале (даже смотреть - не то что участвовать - не поехало). О причинах - ниже. Хотя, если абстрагироваться от политики и прикинуть чисто с эстетических позиций, раскрути мы там Савина-Чельцова-Лабазова, может быть, и завоевали бы "Льва". В конце концов еще один "царь-зверей" ушел (тоже, правда, американцу) Грегу Линну. Но его утиль-мебель из отслуживших свое пластмассовых зверушек по мне так на порядок слабее выкрутасов детской студии "Арт-бля". Ну, допустим, это наше нулевое очко - несостоявшееся, но всё же ставим галочку.
   Дальше - хохма. Известный своими титановыми лопастями Фрэнк Гери вдруг в итальянском павильоне "Мастера эксперимента" выставил деревянный аналог музея Бильбао, который к тому же обмазывали глиной. И наши архитекторы похохатывали: "Гери стал Бродским!" В прошлом году в русском павильоне мы выставляли Александра Бродского - мастера по работе с необожженной глиной. Кстати, сейчас его инсталляции из этой беззащитной материи - на пермской выставке "Русское бедное". Но у нас-то понятно. А там икона американской архитектуры трескается на глазах! Это безусловное очко в нашу пользу (2:0) - у нас Бродский в теме уже 10 лет.
   Вряд ли за те три месяца между вручением первого и последующих "Львов" что-то кардинально изменилось в сознании хунты экспертов, да и самих американских зодчих, но тем не менее невероятно: Гери в копеечном недолговечном исполнении, да и в наградной стратегии - другие акценты. Главная неожиданность, конечно, - Польша. Но удивил и "Серебряный Лев", вручаемый молодым экспериментаторам и на этот раз - чилийцу Алехандро Аравена (группа Elemental) за сверхдешевое жилье для самых бедных. Построенное можно было разглядеть в стереоскопические очки, что, наверно, также подчеркивает масштаб проблем малых сих жителей не первого по счету мира. Хотя табель о рангах слегка поплыл. Шутка ли - Америка в своем павильоне развела огород: помидоры, капуста, лук… Экспозиция называется "Сквозь рай" (towards paradise) - через потребительский бум к подножному корму? Хотя Германия вот тоже подумала на тему рая: яблоньки в горшках и с капельницами. Чем-то это напоминало инсталляцию "Кома города" Александра Бродского (еще очко? 3:0). Только здесь издыхает не любимый город, а природа. В павильоне Дании целую »ecotopedia» развернули - словарь экопроблем и их решений.
   Досталось насчёт экологии и России - эстонцы протянули между нашим и германским павильонами желтого "удава" - это на тему, как проект строительства северного газопровода портит экологию Европы. В эскизе была чудовищная черная труба раза в четыре больше своей реализации. Такой же "пшик" получился и из украинского демарша. Эти установили рядом с нашей площадкой надувную ракету СС-20. Вроде как упрек в милитаризме, но по виду как будто кто-то просто нагадил, отобедав прежде чем-то радостно-кислотным по цвету и не переварив. Так что эти выпады не в счет. А мы, кстати, уже подобрались вплотную к родной экспозиции. Вон они - уже вздымаются жерди сделанной николо-ленивцами экспромтом "триумфальной арки"…
   Внутри же наш центральный зал нарезан красно-белыми квадратами. Их, должно быть, 64 - шахматное поле боя. Фигуры - макеты зданий. За каждым - имя архитектора. Национальная версия "матча за Россию". Наши в численном превосходстве - их 15. Иностранцы, видимо, уже слегка "побиты" - 11. (Итого: еще наши четыре очка). Красно-белый диколор отсылает к гражданской войне, что понятно, так как воюют, по сути, не архитекторы - наши с зарубежными (как на том настаивают кураторы) - а чиновники-девелоперы с территорией сиречь с населением. Вопрос в том, чья - своя или рекрутированная с Запада - пехота гуманнее. (Таким образом, четыре псевдоочка снимаем).
   Получилась та еще метафора строительного бума: здания убивают друг друга. Хотя игра с подвохом: в центре - пятиметровая Башня "Россия" Нормана Фостера из "Москва-Сити". Если все прочие макеты на колесиках (что символизирует откаты?) и двигаются, этот нет - главный король партии. И никакие тут шах мат не помогут. "С земли никак, только если с воздуха", - шутили на открытии. Перефразируя пассаж из одноименной теме биеннале книжки куратора: "Каждая территория мечтает быть очищенной".
   Когда-то в Центре исследования хаоса (cih.ru) у нас с коллегой была концепция метрополитена как корневища архитектурной Москвы, дающего побеги в город. Ее пластического бессознательного, изживаемого архитекторами, но возвращаемого к прототипу заказчиками и властями. В русском павильоне в Венеции подполье изумительно. Это такие фантастические уснувшие остовы, выбеленных рубанком стволов, в световых пятнах, с замершими ветвлениями, с прорывом - на фотопанораме - в родной приугорский простор. Инсталляция экс-митька Николая Полисского в подвале павильона - "то, о чем мечтает русская земля". Весьма знакомый, судя по его научным статьям прошлых лет, с фрейдизмом и юнгианством куратор нашей экспозиции Григорий Ревзин очистил подсознание русской архитектуры, наполнив его совершенными и исконными архетипами, и обнажил всю гнусь коммерциализации и властного произвола.
   Несмотря на то, что в российском павильоне была показана реальная архитектура, в его решении фирменное для куратора Ревзина противопоставление эстетики и действительности. Причем амплитуда экстремальна. Как формировалась экспозиция этого года? Был отобран список архитекторов. Взнос за участие - 100 тыс. евро. Архитекторов обзвонили. А те уже шли к своим девелоперам: "Ты знаешь, мне… - тут архитектор спотыкался, - то есть нам… предложили участвовать в Венецианской биеннале, - и тут архитектор смотрел своему заказчику в глаза. - Только надо заплатить 100 тыс. евро". Деньги (по крайней мере, для бизнес-воротил) - смешные. Шаг (по крайней мере, для некоторых архитекторов) - серьезный. Со стороны так - это просто взять и подкосить там, где оно еще оставалось, самостояние архитектора как художника и социального деятеля. Подоплека - максимум консенсуса. Художественно - метафора боя - мужской реальной драки или войны.
   То, что, продолжая пространственную метафору павильона, можно назвать "сознательным современной российской архитектуры", выглядело как дорогостоящая челюсть какого-нибудь олигарха или начальника от градоинстанций после двустороннего удара братьев Кличко: всё перемешано и в крови - стены павильона так же, как и пол, наполовину в красном. Хотя отсеков на втором этаже на самом деле было три: первый девственно-белый с концепциями, второй кроваво-красный - реализации, третий черный - девелоперы. Здесь же в последнем, замкнутом, как ящик, помещении вот уже видно угрожающе проросшие щупальца древесного подземелья. Процесс пошёл…

Георгий Судовцев АПОСТРОФ

   Сергей Кара-Мурза. Советская цивилизация: от начала до наших дней. - М.: Алгоритм, 2008, 1200 с., 5100 экз.
 
   Эту книгу можно было бы назвать "учебником", "энциклопедией" или даже "библией" "советизма" как уникальной формы цивилизационной общности. В ней автор объединил и творчески переосмыслил основные моменты практически всех своих более ранних работ, посвященных "советской цивилизации". Конечно, сам формат подобного издания предполагает "систему внутренней навигации", которая вовсе не заменяется даже самым подробным оглавлением-содержанием. Однако что есть, то есть, а чего нет - того нет.
   Поэтому книга выглядит всё-таки переходной, как бы "сидящей на двух стульях", не относящейся к какому-то строго определенному жанру - вполне проработанные дидактические материалы по истории советской цивилизации Сергей Георгиевич Кара-Мурза постоянно сочетает с "лирическими отступлениями", в которых он не только высказывает собственное эмоциональное отношение к тем или иным событиям и явлениям, дает им сугубо личную оценку, но и фиксирует какие-то детали советского прошлого, в которых, словно в капле воды… И эта вот "неправильность" придаёт книге какое-то особое, "живое" измерение.
   "Тогда довольно много ходили в кино, а уж по воскресеньям, на детский сеанс за 10 копеек, - обязательно. Хорошие были советские фильмы. Во время перестройки их ругали. Ах, "Кубанские казаки" приукрашивали действительность. Какая тупость! Да и непонятно, всерьёз ли эта ругань. Люди моего детства, по-моему, были намного умнее. Они различали идеальный и реальный миры и умели полноценно жить в обоих, ничуть их не смешивая".
   "Да, многие жили в старых деревянных домах и бараках, но после работы могли пойти и писать маслом картину, а сынок их играл на скрипке или мандолине. Неоценимая отдушина, и давало силы… Живет мальчик в бараке, а сидит на бархатном кресле у мраморной стены, смотрит на сцену. Таков был его быт. Когда человек привыкал быть в такой обстановке, это его сильно поднимало… Помню, к "Яру" пристроили здание, точь-в-точь по стилю. Стала гостиница "Советская", для высших чинов. Аденауэр там жил, потом Неру с дочерью Индирой Ганди приехал. В окне там была маленькая вывеска - "Парикмахерская". Я говорю приятелям: пойдем, пострижемся. Мы стриглись наголо в бане, за 10 копеек… Пошли мы в гостиницу. Там мрамор, позолота, фарфор. Парикмахерская - чудо тогдашней техники и дизайна, накрахмаленные простыни. Парикмахер на нас: "Вы куда, шпана?" Стричься! "А ну вон отсюда, идите в баню!" Ребята меня тянут: мол, пошли отсюда, Мурза! Но я упёрся и говорю: "Пришёл стричься. Отказаться не имеете права, потому что вывеска на улице. Стригите". Он удивился, посадил и говорит, чтобы уязвить: "Ладно. Но учти - если хоть одну вошь найду, уйдешь остриженый наполовину". Я про себя усомнился, что он имеет право так строго наказывать. Но, с другой стороны, может, завтра в этом кресле будет Джавахарлал Неру стричься, а тут вошь. В общем, для компромисса я принял условия парикмахера. Постриг он меня, а уличную вывеску сняли".
   Разумеется, главный герой книги - не сам автор, а "советское начало, идущее от традиций общинного самоуправления", и его смертельный конфликт с мировой "либеральной демократией".
   "Как написано в западных учебниках, демократия есть "холодная война" богатых против бедных, ведущаяся государством… Демократия у нас - это снятие запрета на геноцид бедных. Если хотите, снятие запрета на убийство ближнего. В этом её главная суть, всё остальное - мелочи… В политическом смысле диктатура пролетариата означала, что у богатых изъято главное средство власти - возможность отвращать людей от участия в выборе жизнеустройства и скупать их голоса… В социальном смысле диктатура пролетариата означала запрет на убийство бедных богатыми".
   "Я писал эту книгу с любовью к советскому строю и советскому народу", - пишет С.Г.Кара-Мурза, который и сам позиционирует себя, уже далеко не юного человека, частью этого строя и этого народа. "По мне, есть неразрывная связь между отрицанием крестьянской России и ненавистью к России советской. Одно питается другим".
   Единственным, на мой взгляд, и вовсе не случайным "белым пятном" в "советском ковчеге" Кара-Мурзы, где нашлось место "всякой твари по паре", остается вопрос об отношениях государственной власти Советского Союза с религией и, в особенности, - с Православной Церковью. Впрочем, со "светской", "секулярной" точки зрения, которую выражает и пропагандирует автор, данный вопрос может выглядеть и несущественным. Поэтому крах СССР ему в конечном счёте приходится объяснять тем, что "став "средним классом" или номенклатурой, дети бедных стали легко подвержены соблазнам, но это уже другая история". Хотя на деле - та же самая.

Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ

   Над седой равниной горя - кризис тучи собирает. Между кризисом и горем - гордо реют обещанья из высоких кабинетов:
   "Кризис мы преодолеем! Бизнесменов не обидим! Раздадим Стабфонд народный, а народ пусть отмечает День народного единства!.."
   Ох, спасители-кормильцы! Ну, хоть праздник наконец-то! Но кому же отмечать-то? Ведь народ наш полувымер - от единства с вашим братом…
   Нет того единства крепче! Просто душит нас в объятьях капитал железной хваткой, выжимая всё, что можно, до копейки распоследней…
   Словно волны, грозным валом до небес взлетают цены, накрывая с головою, погребая под собою все надежды на спасенье…
   Вьются, носятся над морем чайки, тёзки прокурора, и смеются, и рыдают, и не знают, что же будет дальше с дикой той стихией?
   Кучка жирных ловко прячет бочки "бабок" в мутных водах, и кредиты государства получает без базара, "жертвой кризиса" являясь…
   Только мы с тобой - не жертвы, мой народ немногословный. Почему ж молчишь над бездной?! Я кричу, срывая голос, но внимаешь ты безмолвно…
   А ведь в эти дни, товарищ, и другой ещё есть праздник - с алым заревом тех флагов, о которых "позабыли" все, кто правит нынче нами.
   На словах они, конечно, за Отечество болеют, даже Запад порицают, но дружны с капитализмом, чёрной молнии подобным.
   Он на бедных и богатых мир жестоко разделяет, полагая, что в России упразднил навеки эру Октябрей и Революций…
   Но история, бывает, повторяется нежданно, и любой "дефолт" и "кризис" превращается при этом в детский лепет - рядом с кличем:
   "Пусть сильнее грянет буря!.."