Збых Анджей. Последний шанс

   В это время Рупперт положил перед собой «Берлинер цайтунг», а поверх газеты – пачку сигарет «Приват». В пачке была микропленка, которую ему удалось заснять. Капитан нервничал, чувствовал себя загнанным в угол. Он был достаточно опытен, чтобы понимать, что ни одна разведка не выпустит жертву из своих рук. Конечно, он мог бы пустить себе пулю в лоб, но умирать не хотелось. Рупперт боялся смерти, и этот страх вызывал у него чувство отвращения к себе. Раздражала его и эта идиотская условность: лежащая на столе перед ним газета, пачка сигарет, пароль: «Мы встречались с вами в Берлине у Хорша». И отзыв: «Живу неподалёку, потому и хожу туда». А если появится тот самый человек, который шантажировал его в игорном доме? Тогда зачем пароль?
   Рупперт увидел в дверях стройную, модно одетую девушку. Окинув взглядом кафе, она направилась прямо к его столику.
   «А польки, однако, бывают симпатичными», – успел он ещё подумать, как эта девушка уже стояла перед ним с чарующей улыбкой и произносила пароль:
   – Мы встречались с вами в Берлине у Хорша. Рупперт вскочил со стула и ответил:
   – Живу неподалёку, потому и хожу туда.
   Девушка подала ему руку и, всё так же улыбаясь, села у столика.
   – Пожалуйста, закажите кофе, – сказала она. – Держитесь так, как будто пришли на свидание к любимой девушке.
   – Я не выношу, когда женщины вмешиваются в мужские дела, – недовольно проговорил немец.
   – Ты, Вилли, совсем не изменился, – сказала девушка громко, когда к ним подошла кельнерша. – А что слышно у тётки Элизабет?
   – Не знаю никакой Элизабет, – пробурчал он, когда кельнерша, приняв заказ, отошла от их столика.
   – Я тоже не знаю, – ответила с лукавой улыбкой девушка и, быстрым движением взяв со столика пачку сигарет, положила её в дамскую сумочку. – Всё в порядке, как договорились? – спросила она строго.
   – Нет, не все, – ответил Рупперт. – Сообщите своему шефу, что послезавтрашняя наша встреча будет последней. Больше я ничем не смогу вам помочь.
   – Посмотрим, – ответила она спокойно. – Итак, послезавтра, в это же самое время?
   Анна ушла. Рупперт подождал ещё несколько минут, хотя очень спешил. Он уже опаздывал, а профессор фон Хеннинг больше всего в людях ценил пунктуальность. Наконец капитан вышел из кафе и почти бегом направился в немецкий квартал. К счастью, он не заметил Клоса, всё ещё наблюдавшего за кафе.
   Пройдя мимо охранника, сторожившего виллу Хеннинга, Рупперт вытер обильно выступивший на лице пот. Он с трудом владел собой и думал только об одном: хоть бы Бенита ничего не заметила. Бениту он боялся больше, чем её отца.
   – Профессор ожидает вас уже десять минут, – сухо сказала девушка, подавая Рупперту руку.
   Профессор фон Хеннинг занимал прелестный особняк на аллее Роз. В большой комнате, где ещё оставалась старинная мебель в стиле «рококо», размещалась приёмная профессора, в другой, значительно меньшей, – был его кабинет. Там стояли большой письменный стол, журнальный столик, два кожаных кресла и внушительных размеров сейф в углу.
   – Прошу вас, господин капитан, запомнить на будущее, что я люблю пунктуальность, – сказал фон Хеннинг, не поднимаясь с кресла.
   – Извините за опоздание, господин профессор, – ответил Рупперт.
   – Вчера вы много пили, – продолжал профессор. – Прошу вас воздержаться от этого, пока не закончим испытания.
   Они подошли к журнальному столику.
   – Ознакомьтесь внимательно с этими документами, – распорядился фон Хеннинг. – Как опытный инженер-сапёр, вы должны знать, какого рода испытательный полигон необходим мне…
   В эту минуту на пороге появилась Бенита.
   – Звонят из Берлина, отец, – сказала она. – Никак не могу переключить.
   – Прошу подождать меня, господин Рупперт, – проговорил профессор. – Это очень важный для нас звонок.
   Капитан остался в кабинете один. Наконец-то у него появилась возможность окончательно выпутаться из сети, в которую он попал много лет назад. Сейчас он должен использовать этот, может быть, последний шанс, вряд ли когда-нибудь ему представится такая возможность. Правда, в его распоряжении мало времени, но он должен успеть сфотографировать секретные документы, касающиеся испытательного полигона и нового ракетного оружия.
   Всё это он передаст им, чтобы уже больше никогда не видеть ни Шмидта, ни ту обаятельную девушку…
   Рупперт наклонился над планами и чертежами. Миниатюрный фотоаппарат был у него в нагрудном кармане мундира. Наблюдая за дверью, прислушиваясь к шагам, он сделал несколько снимков, не подозревая, что за ним внимательно следят. В соседней комнате около скрытого портретом фюрера отверстия в стене стоял штурмбаннфюрер Лотар, рядом с ним – Бенита.
   На лице Лотара появилась злая усмешка. Он не спускал глаз с Рупперта, который фотографировал секретные документы.
   – Я подозревал, – сказал гестаповец, – что польская разведка снова попытается подкупить его. Однажды им удалось сделать это. Мы об этом узнали, к сожалению, слишком поздно, но всё же узнали…
   – Что вы намерены теперь делать? – спросила Бенита.
   – Посмотрим, фрейлейн Бенита, – усмехнулся Лотар.

6

   Клоса не покидало беспокойство. Когда Мартин докладывал ему о первой встрече Анны с Руппертом, он в волнении ходил большими шагами по комнатке с антикварной утварью.
   – Очень легко всё получается, – сказал Клос. – Боюсь, что слишком легко.
   – Сомневаешься в подлинности этих документов? – спросил Мартин. – Я считаю, что это большая наша удача, хотя не все ещё планы и чертежи добыты.
   Да, это была удача… Но почему Клос никак не мог успокоиться? Рупперт, как утверждал Адам, был завербован перед войной польской разведкой в Берлине, и немецкой контрразведке тогда не удалось напасть на его след. После ареста в Берлине Сосновского, польского резидента, Рупперта оставили в покое и до сего времени с ним не связывались, хотя не упускали из вида. Длительное время он служил в вермахте. Как будто бы всё в порядке…
   Если такой опытный сотрудник разведки, как Адам, не допускал возможности какой-либо ловушки со стороны гестапо, следовательно, Клос мог спать спокойно. Нет, не мог, он слишком хорошо знает Рупперта.
   Стоит немного попугать капитана, как он сразу же «расколется» и всё расскажет Лотару.
   Если у штурмбаннфюрера Лотара появится хоть малейшее подозрение, то…
   Завтра в двенадцать Рупперт должен снова встретиться с Анной в кафе Помяловского. Клос охотнее всего не допустил бы этой встречи, но что он мог предложить Мартину взамен?
   Придётся снова торчать на Маршалковской и наблюдать за этим кафе. Нелегко заметить агентов гестапо, но если это всё-таки удастся, то он сможет предупредить Анну хотя бы за несколько минут до встречи.
   – Нам необходимы ещё планы полигона и чертежи ракетной установки, – сказал Мартин. – И мы будем иметь их завтра, если не случится что-либо непредвиденное.
   – В следующий раз кто-нибудь другой должен пойти на встречу с Руппертом, – проговорил Клос. – Анне необходимо на время покинуть Варшаву. Нельзя больше подвергать её такой опасности.
   – Хорошо, хорошо, – согласился Мартин. – А как там у тебя с Бенитой Хеннинг?
   – В ней не будет надобности, если Рупперт достанет все необходимые нам документы.
   – И всё же пока не отказывайся от этой возможности. Мало ли что может случиться…
   И Клос не отказался. Бените он звонил уже дважды. Они условились встретиться вечером. Он снова подумал, что Анне необходимо как можно быстрее уехать из Варшавы. Эта работа слишком опасна для неё…
   Вечером Клос и Бенита бродили по безлюдным аллеям Уяздовским. Эта на вид беззаботная немка в очках была далеко не глупа. Клос говорил о разрушениях города, но Бениту это мало волновало. Напротив, она дала ему понять, что он слишком много говорит об этом… Что его тон…
   Неужели Клос, увлёкшись, допустил ошибку? Он прекрасно понимал, что не имеет права ни на минуту расслабиться…
   – Вам жаль Варшаву? – спросила Бенита.
   – Нет, – спокойно ответил Клос. – Я человек не сентиментальный.
   – Немцы иногда бывают сентиментальными, – возразила она, – это немецкая черта. Даже необходимость разрушения для нас, немцев, – необходимость эмоциональная.
   – Может быть, – промолвил Клос и взял Бениту под руку. Она усмехнулась и прижалась к нему. Он подумал, что должен пригласить её к себе, однако сразу же отбросил эту мысль. Ещё неизвестно, будет ли она нужна ему.
   В эту минуту послышались шаги патруля. Клос и Бенита уже подходили к углу улицы Пия XI, когда на противоположной её стороне показался какой-то человек Он шёл очень быстро, прижимаясь к стенам домов. Комендантский час давно наступил, и человек должен был спешить.
   «Успеет, – подумал Клос, – его не заметят». Однако идущего увидела Бенита.
   – Патруль! – громко крикнула она и указала на прохожего.
   – Стой! – крикнул старший патруля, и жандармы бросились за ним.
   Человек побежал. Жандарм снял с плеча автомат и хладнокровно дал по нему короткую очередь. Бежавший споткнулся и упал на тротуар.
   – Пойдём, – сказал Клос, почувствовав капли пота на лице. Руку он держал на кобуре, которую (он только сейчас заметил это) инстинктивно расстегнул.
   – Хотел стрелять? – спросила Бенита. – Из пистолета ты не попал бы в него…
   Клоса переполняла ненависть к фашистам. Он видел близко лицо этой немки. Она сняла очки, и без них глаза её казались пустыми и бесцветными.
   – Пойдём, – повторил Клос.
   Бенита как ни в чём не бывало взяла его под руку. Прижалась ещё сильнее, дыша глубоко и взволнованно. И когда Клос дотронулся до её ладони, он почувствовал, что она липкая и холодная.
   – Где ты живёшь?
   – Ты не знаешь, где живёт профессор фон Хеннинг? Разве твой приятель Рупперт не сказал тебе?
   Клос с трудом успокаивался. Он думал теперь только об одном: убивать, убивать, убивать фашистов…
   – Рупперт мне не приятель, – ответил он. Каждое слово, произнесённое по-немецки, приносило ему боль. – Я просто с ним знаком, как и со многими другими офицерами.
   – Что, он тебе не нравится?
   – Нет. Я люблю людей с твёрдым характером.
   – Я тоже, – сказала Бенита. – А у тебя, Ганс, характер твёрдый?..

7

   Ранним утром следующего дня, когда Клос пришёл на работу в управление абвера, его вызвал полковник Рецке. Рецке был офицером старой школы, из тех, которые даже Канариса считали новым человеком и относились к нему свысока. Чопорный и суховатый полковник носил монокль, говорил кратко, по существу, только то, что считал необходимым. Любил выпить, но старательно скрывал это от подчинённых.
   – Пойдёте к штурмбаннфюреру Лотару, – сухо сказал полковник. – В десять тридцать представитесь ему на Полицейштрассе.
   – Слушаюсь, господин полковник.
   – Эти люди имеют к нам какие-то претензии. Прошу выслушать их. Умеете молчать, обер-лейтенант?
   – Так точно.
   – Не вступайте ни в какие дискуссии с Лотаром, только выслушайте его. Абверу всё известно, и, когда нужно будет, мы примем меры. Ясно?..
   В двенадцать часов Анна должна была встретиться с Руппертом в кафе Помяновского. Идя в гестапо к Лотару, Клос думал о том, что не сможет обеспечить охрану Анны, если штурмбаннфюрер надолго задержит его… Интересно, известно ли что-нибудь о Рупперте полковнику Рецке? В голове этого старого абверовца наверняка целый архив, но использует он только то, что выгодно ему и Канарису. Какую ставку они делают в этой игре? Клос уже давно подозревал, что Рецке ведёт сложную игру и считает абвер своей вотчиной. Удастся ли ему, Клосу, использовать это в своих целях?
   Задержавшись у контрольного шлагбаума на аллее Шуха, Клос посмотрел вдоль улицы, которую помнил ещё с детства. На углу Литевской жила когда-то тётя Людка – сестра матери. Он подумал, что придёт время, когда уберут эти шлагбаумы и люди смогут спокойно ходить по городу…
   Из только что подъехавшего грузовика эсэсовцы грубо выталкивали на булыжную мостовую людей. Пожилая жёнщина презрительно посмотрела на Клоса. Он пошёл дальше… Несколько минут ему пришлось ждать в приёмной, потом секретарша Лотара, сухопарая пожилая женщина с эсэсовским значком в петлице, которая смотрела на Клоса, как на призрак, пригласила его в кабинет штурмбаннфюрера…
   Лотар представлял собой определённый тип гестаповца. Таких людей Клос относил к числу наиболее жестоких и опасных. Старый член НСДАП, убеждённый гитлеровец, он был недоволен, что до сих пор его обходили в повышении по службе, и ради личной карьеры готов был на любую авантюру, лишь бы доказать свою преданность фюреру. Перед приходом к власти Гитлера Лотар разъезжал по Германии как коммивояжёр небольшой парфюмерной фабрики. Не умея рекламировать товар, он всегда остро нуждался в деньгах. Его первым подвигом в СД было убийство в концлагере под Гамбургом своего бывшего хозяина. Потом он имел неприятности по службе…
   Клос знал, что Лотар не терпит офицеров верхмахта, относит их к потенциальным предателям и часто повторяет, что фюрер тоже им не верит.
   Лотар принял Клоса холодно. Встал, вскинул руку в нацистском приветствии и указал ему на кресло у письменного стола. Он не относился к тем людям, которые прямо говорили о том, о чём думают. За несколько лет работы в гестапо он воспринял все полицейские навыки: петлять, подслушивать, ходить вокруг да около, запугивать, выжимать из собеседника всё, что он может дать, не открывая как можно дольше своих карт, затаённых мыслей.
   Лотар начал говорить о профессоре фон Хеннинге. Он не скрывал, что обратил внимание на флирт Бениты с Клосом. Факт, что Клос танцевал с дочерью профессора, а потом проводил её домой, вырос в этом кабинете до ранга перворазрядной информации, которой гестапо придавало важное значение.
   Лотара интересовало, не получал ли он, Клос, от своего шефа каких-либо указаний относительно Бениты? Не говорил ли полковник Рецке о профессоре фон Хеннинге?
   Слушая штурмбаннфюрера, Клос смотрел через большое окно во внутренний двор дома на аллее Шуха. Был уже двенадцатый час. Скажет ли наконец Лотар то, ради чего пригласил его Сюда? Он объяснил Лотару, что от своего шефа не получал никаких указаний, кроме одного – внимательно выслушивать господина штурмбаннфюрера. Вместе с тем Клос позволил себе заметить, что охрана профессора фон Хеннинга – дело полиции. Что же касается Бениты, то он, Клос, действительно танцевал с девушкой, проводил её домой и приятно провёл с ней вечер…
   Клос ждал, не задавая вопросов, потому что понимал: каждый его вопрос может возбудить подозрение гестаповца. Стрелки часов двигались неумолимо быстро. Клос подумал, что для беспокойства как будто бы нет особых оснований. Гестапо нередко предъявляло претензии абверу…
   Но будет ли Лотар касаться в разговоре дела Рупперта? И почему его так заинтересовало знакомство Клоса с Бенитой?
   И вот штурмбаннфюрер задал вопрос, и по его напряжённому голосу стало понятно: он решил затронуть проблему, ради которой и пригласил офицера абвера.
   Прежде всего гестаповец хотел знать, располагает ли абвер информацией о поведении капитана Рупперта.
   Услышав это, Клос почувствовал, как заколотилось сердце. Закурил сигарету, снова посмотрел на часы. Скоро половина двенадцатого. «Известно ли гестапо о встрече Рупперта с Анной?» – подумал он. На вопрос Лотара Клос ответил осторожно, согласно указаниям полковника Рецке:
   – Капитан Рупперт был, насколько мне известно, всесторонне проверен СД.
   – Прошу отвечать конкретнее, – потребовал Лотар. – Вы, обер-лейтенант, пытаетесь петлять, как и все офицеры абвера.
   – Это безосновательное обвинение, – холодно ответил Клос. – Я не держу всех архивов абвера в голове и не хожу по пятам за капитаном Руппертом.
   – Достаточно! – бросил гестаповец. Грузно опершись левой рукой о письменный стол, он величественно посмотрел на портрет фюрера и со злостью продолжал, повысив голос: – Абвер любит прятать концы в воду и держит свои архивы под семью замками. Вам не мешало бы знать, что офицер вермахта Рупперт ещё перед войной был завербован польской разведкой и помогал врагам рейха.
   – Рупперт?! – Клос сделал вид, что страшно удивлён. столь неожиданным сообщением Лотара. Стрелки часов приближались к роковому часу. Видимо, гестапо всё же известно о встрече Рупперта с Анной… Он представлял себе Рупперта, входившего в кафе Помяновского, и гестаповцев, ожидавших там Анну. Лотар, конечно, устроил ловушку.
   А может, он подозревает и Клоса? Дал распоряжение своим людям арестовать Анну и доставить её в гестапо, пока обер-лейтенант ещё будет находиться здесь. Как-то нужно предупредить девушку. Но как? До двенадцати оставались считанные минуты.
   – Нам в абвере ничего не известно о предательстве Рупперта, – сухо ответил Клос. – Если вы раскрыли его шпионскую деятельность, то примите наши поздравления.
   – Да, это я, штурмбаннфюрер Лотар, разоблачил Руперта, офицера вермахта! – ответил эсэсовец самоуверенно. – И запомните: это было сделано без помощи абвера! Ваша кухня не выполняет своих обязанностей! Можете, господин Клос, повторить это своему шефу, полковнику Рецке!
   – А кто прикомандировал Рупперта к профессору фон Хеннингу? – спросил Клос. – Вы, господин штурмбаннфюрер, также должны были проверить его! – Он бегло взглянул на часы.
   – Вы спешите, обер лейтенант? – Голос Лотара прозвучал с иронией.
   – Да, спешу. Служба… – ответил Клос. – Что ещё я должён передать полковнику Рецке? – Было уже без пятнадцати двенадцать.
   – Минуточку, Клос. Я хотел бы задать вам ещё пару личных вопросов. Вы дружили с Руппертом?
   – Вы преувеличиваете, господин штурмбаннфюрер. Я только знаком с ним, как и со многими другими офицерами.
   – Вы говорили с ним о профессоре фон Хеннинге?
   – Я был тогда на приёме, – ответил Клос, – как и вы, господин штурмбаннфюрер. Он тогда представлял меня профессору и его дочери Бените.
   Клос знал: именно сейчас Рупперт сидит в кафе, куда через несколько минут придёт Анна. Клос был уверен, что она не опоздает. Лотар не арестовал Рупперта. Выжал из него, вероятно, всё, что ему нужно, и теперь ожидает ареста Анны. Успеет ли Клос предупредить девушку?
   – Вы арестовали Рупперта? – Клос задал всё-таки ему этот вопрос.
   На лице Лотара появилась усмешка. Теперь и он посмотрел на часы.
   – Вы что, считаете меня идиотом, Клос? Прошу передать полковнику Рецке, чтобы он перетряхнул свои архивы.
   Если найдёте что-нибудь о Рупперте, пришлите мне. Сожалею, что не очень много узнал от вас, обер-лейтенант Клос.
   Клос встал.
   Пять минут. В его распоряжении было ещё пять минут.
   Длинный коридор. Лестница. Эсэсовец проверил документы. Снова коридор. Бежать нельзя, надо идти спокойно, чтобы не вызывать подозрения… Он миновал последнего охранника на выходе из гестапо.
   Успеет ли? Уже почти двенадцать.
   В эту минуту, когда Клос покидал здание гестапо на улице Шуха, в кафе Помяновского капитан Рупперт заказывал кофе. Он посмотрел в окно, разложил на столе газету и бросил на неё пачку сигарет. Жаль ему было эту девушку, которую в углу зала ожидали два агента Лотара, одетые в штатское.
   Но больше всего он жалел себя. Вот до чего его довели! Он, капитан Вилли Рупперт, офицер вермахта, избранник генеральской дочери, должен сейчас разыгрывать в этом польском кафе роль подставного шпика, которого можно безнаказанно унизить и превратить в ничтожество.
   Рупперт ненавидел их всех, подобных Лотару, в чёрных мундирах, с черепами на рукавах, грубых и надменных, уверенных в себе. Он презирал также поляков – и тех, которые когда-то принудили его к предательству, и этих, которые проходили теперь по улицам с понурыми взглядами, с трудом скрывая свой страх и презрение к немцам.
   В кафе пожилой мужчина, фальшивя, наигрывал какую-то мелодию на пианино. У Рупперта был отличный слух, но он старался не обращать внимания на музыку и беспрерывно поглядывал в окно.
   Эта девушка должна уже быть здесь. А может, она не придёт? Ему очень хотелось, чтобы она не пришла. Жаль, если она попадёт к палачам из гестапо… Однако Рупперта тут же охватил животный страх за свою судьбу. Лотар не поверит ему, скажет, что Рупперт обманул… Что ждёт его?
   Двое агентов внимательно наблюдали за капитаном. Ему были знакомы такие лица – холодные, жестокие лица палачей. Оба одновременно посмотрели на часы. Гестаповцам не терпелось поскорее доставить жертву Лотару…
   Клос сел на площади Унии в коляску велорикши.
   – Быстро, ещё быстрее! – сказал он по-польски.
   Он не обращал сейчас внимания на соблюдение конспирации. Рикша с удивлением посмотрел на странного офицера и нажал на педали. Быстро проехали Маршалковскую. Было уже пять минут первого. Клос сунул парню деньги и выскочил из коляски. Пройдя мимо кафе Помяновского, Клос взглянул в окно и с облегчением вздохнул, как будто сто пудов спало с его плеч. Рупперт сидел за своим столиком один. «Что случилось с Анной? Она не пришла вовремя?» – подумал Клос.
   А в это время Анна шла по улице Волчьей в направлении аллей Уяздовских. Девушка спешила. Она прошла мимо группы людей, столпившихся около стены, где был приклеен приказ губернатора, и, когда вышла на Мокотувскую, неожиданно увидела, что улица безлюдна. Это всегда было тревожным признаком. Прохожих как ветром сдуло с тротуаров. Какой-то испуганный мужчина торопливо закрывал дверь своей жалкой лавчонки.
   Анна остановилась. В эту минуту мимо неё пробежала растрёпанная и изрядно перепуганная женщина с буханкой хлеба, видневшейся из сумки.
   – На углу Кручей облава! – крикнула она.
   Обеспокоенная тем, что придётся идти в обход, а это значило опоздать на встречу, Анна свернула с Мокотувской, дошла до площади Спасителя, обходя опасное место, где жандармы обычно хватали людей. На тротуаре стоял мальчишка с газетами, выкрикивая: «Новый Курьер Варшавский!» На трамвайной остановке толпились люди, а на углу улицы пожилой мужчина в очках продавал папиросы собственного изготовления. Анна хорошо знала этого мужчину. Перед войной он был ответственным сотрудником лесохозяйственного министерства. Она улыбнулась ему и ускорила шаг.
   Было уже десять минут первого.
   Клос ждал. С какой стороны подойдёт Анна? Окружено ли кафе людьми Лотара? Или они ожидают только внутри? Он должен предупредить Анну раньше, чем её заметят гестаповцы…
   Обер-лейтенант стоял у ворот. Проезжавший трамвай закрыл на минуту противоположную сторону Маршалковской, а когда он тронулся, Клос увидел Анну. Он через мостовую бросился к ней и чуть не попал под армейскую машину.
   Анна была уже на краю тротуара, когда увидела Клоса. Идя ей навстречу, он прошёл близко-близко и так толкнул её, что у девушки упала сумка.
   – Извините, пожалуйста, – громко сказал он, поднимая сумку. И добавил: – Не ходи, там гестапо!
   Анна сразу же повернулась и скрылась в толпе прохожих. Клос остался один. Он свернул на улицу Пия XI, потом мёдленно вышел на безлюдную Мокотувскую, остановился, вынул из кармана портсигар. Руки его дрожали, когда он зажигал спичку.
   «Успокойся, идиот, – подумал Клос. – Успокойся, она теперь в безопасности».
   На стене старого кирпичного дома виднелась затёртая, но ещё достаточно заметная надпись: «Варшава борется».

8

   В двенадцать сорок гестаповцы приблизились к ожидавшему их Рупперту.
   – Хватит, пошли, – недовольно сказал один из них, – она уже не придёт.
   Рупперт поднялся без особого желания. Он знал, что его может ожидать, но ещё на что-то надеялся, когда они вышли на Маршалковскую. Может быть, девушка просто опоздала и он её ещё увидит?
   А в общем-то какое ему дело до этой польки? Прежде всего речь идёт о нём, Рупперте. Что будет с ним? Он не считал себя виновным в том, что она не пришла. А как ему хотелось жить спокойно, ни во что не вмешиваясь! Рупперт не любил гитлеровцев, но вовсе не симпатизировал и полякам. Они принудили его к сотрудничеству, а теперь он в руках Лотара. Отец Вилли Рупперта, промышленник из Рура, был прав, когда говорил, что человек только винтик в огромной, государственной машине и не может повлиять даже на собственную судьбу. И не нужно быть героем, следует иметь только много денег и жить в своё удовольствие. Но сейчас речь идёт о цене… Какую цену нужно заплатить за свою жизнь?
   Лотар уже ждал их в кабинете. Он посмотрел на Рупперта стеклянным взглядом, закурил сигарету, но капитану не предложил.
   – Рупперт, мы не позволим водить нас за нос! Ты обманул нас! – холодно сказал он.
   Рупперт хотел возмутиться, крикнуть, что он немецкий офицер и не позволит так разговаривать с собой. Даже если его подозревают, то нельзя обращаться к нему на «ты». За польскую кампанию он получил Железный крест… Однако он ничего этого не сказал, а только пробормотал:
   – Я действительно договорился с ней о встрече. Прошу мне верить! – Он почувствовал капли пота на лице, ладони стали влажными. «Увижу ли я ещё Ильзу?» – мелькнуло у него в голове.
   Лотар внимательно наблюдал за капитаном. Состояние Рупперта тешило штурмбаннфюрера. Гестаповец всегда испытывал истинное наслаждение, когда его жертва трепетала Цуг страха. Он не бил допрашиваемого, если в его глазах замечал страх.