Луи Жаколио
Морские разбойники
ГЛАВА I. Таверна «Висельник»
Вечерело. Тяжелый густой туман, весь пропитанный черным дымом фабричных и заводских труб, висел над Лондоном. Было уже темно. На улицах стоял неопределенный гул, который производила толпа возвращавшихся из деловых центров города в свои жилища людей.
В те времена Лондон по ночам не освещался; только у королевских дворцов и у домов знатных лордов зажигались фонари. Это обстоятельство как нельзя более благоприятствовало «ночным дельцам», беспрепятственно взимавшим дань с запоздалых прохожих.
Правда, полицейские правила предписывали обывателям, под угрозой ограбления, по ночам выходить из домов только группами и обязательно с фонарями, но и это не смущало ночных джентльменов, действовавших целыми шайками. Они по-прежнему продолжали грабить и раздевать прохожих и нередко оставляли свои жертвы в костюме Адама. Поэтому по указу короля Георга III при всех полицейских постах были устроены склады одеял. Эта разумная мера имела своей целью пощадить стыдливость почтенных граждан.
Мало-помалу шум в городе затих, и когда часы на Тауэре пробили восемь, на улицах не оставалось никого, кроме бездомных собак. Изредка проходил полицейский патруль, совершая свой случайный обход, нисколько, впрочем, не мешавший ночным джентльменам обделывать по соседству свои делишки.
Та часть Лондона, которая теперь называется Сити (центр), в конце XVIII века пользовалась дурной славой. Это было место сборища самых разнообразных элементов преступного мира, находивших себе убежище в многочисленных кабаках и трактирах, торговавших всю ночь.
В самом центре Сити, на улице Ред-Стрит, стоял один из таких притонов, носивший громкое название «Таверна Висельник». Это был излюбленный притон «Морских разбойников».
Страшное братство «Морских разбойников» сделалось чрезвычайно опасным для общества в конце XVIII века, когда Европа, раздираемая продолжительными войнами, лишенная дорог и удобных сообщений, предоставляла право каждому гражданину самому заботиться о своей безопасности. Не было ни одной провинции, где бы не завелась собственная шайка разбойников, грабителей, убийц, смеявшихся над всеми усилиями полиции и грабивших подчас целые селения и города.
Но ни одна из таких шаек не могла сравниться могуществом и размахом своих операций с грозными «Морскими разбойниками». У этого братства был свой флот, сухопутные шайки и сильные покровители во всех слоях общества, даже в верхней палате английского парламента и в коронном суде Англии.
Ламаншский канал, Балтийское море, Северное море служили обычно ареной преступных подвигов этого братства, наводившего страх на берега Англии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии и Германии. Да и сам Лондон в течение около двадцати лет находился под ужасным террором «Морских разбойников».
Дошло до того, что разбойники взимали подать со всех богатых негоциантов, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам посылалось категорическое требование доставить в такой-то день и час в таверну «Висельник» такую-то сумму, которая исчислялась соразмерно богатству облагаемого этим незаконным побором лица. В письме обыкновенно упоминалось о прискорбных последствиях, которые неминуемо должен повлечь за собой отказ, и внизу ставилась подпись: «Морские разбойники».
Первое время некоторые энергичные люди пробовали сопротивляться разбойникам, но они скоро бесследно исчезали. В конце концов никто больше не отваживался противодействовать дерзким бандитам.
Несколько раз в таверне «Висельник» устраивались полицейские облавы и производились массовые аресты. Но скоро всех арестованных приходилось выпускать за неимением достаточных улик. Никто не решался свидетельствовать против них.
Совершая налеты, разбойники обычно убивали свои жертвы и всех невольных свидетелей совершенного преступления. Железная дисциплина обеспечивала преступному братству повиновение всех членов, но зато и доля прибыли давала каждому из них возможность свободно предаваться каким угодно излишествам.
Молодые люди оживленно беседовали и пили шотландское пиво, наливая его в стаканы прямо из дубового бочонка, стоявшего перед ними на столе, и казались совершенно спокойными.
Но далеко не так спокоен был хозяин таверны мистер Боб. Он знал, что в скором времени в таверне должны были собраться «Морские разбойники», а эти ребята не терпели присутствия чужих на своих сборищах. С уважением поглядывая на внушительную фигуру одного из посетителей, трактирщик не без основания полагал, что дело может принять нежелательный и даже опасный оборот.
— Ну, дружище Боб, — бормотал он про себя, опрокидывая в горло стаканчик крепкого джина для храбрости, — у тебя непременно будут неприятности, если ты заранее не примешь меры.
Порываясь что-то сказать незнакомым джентльменам, он несколько раз делал попытки обратить на себя их внимание легким покашливанием, но незнакомцы продолжали разговаривать на каком-то иностранном языке и не обращали на него ровно никакого внимания. Между тем стрелка часов коварно приближалась к десяти, приводя в ужас и трепет несчастного трактирщика, находившегося под влиянием алкоголя.
Наконец, приняв отчаянное решение, он стал осторожно приближаться к столу, за которым сидели посетители.
— Гм!.. Кхе, кхе!.. — произнес он, собравшись с духом. — Почтенные джентльмены!.. Кхе, кхе!..
— Чего от нас нужно этому дураку, Гуттор? — спросил старший из собеседников, обращаясь к гиганту. — Посмотри, как он все время вертится вокруг нас, как колесо вокруг оси.
— Я только что хотел тебе сказать то же самое, Грундвиг, — улыбнулся гигант.
И, обернувшись к хозяину таверны, он вопросительно уставился на него.
Мистер Боб окончательно смутился. Не мог же он без всякой видимой причины предложить незнакомцам заплатить за пиво и покинуть таверну.
— Гм!.. Гм!.. Я бы желал, почтенные джентльмены,.. — начал он, запинаясь. — Видите ли… гм!.. Я бы желал вам дать один добрый совет…
И он замолчал, вытирая выступивший на лбу пот и с отчаянием поглядывая на безжалостные часы.
— Ну что же вы, почтенный хозяин, замолчали? — спросил Грундвиг.
Мистер Боб сделал над собой отчаянное усилие.
— Гм… вот именно,.. — заговорил он, торопясь и захлебываясь. — Сейчас видно, почтенные джентльмены, что вы не здешние… гм!.. Иначе бы вы знали, что по лондонским улицам небезопасно ходить в столь поздний час. На вашем месте я бы расплатился, как подобает порядочным людям, и отправился как можно скорее домой.
— Только-то! — воскликнул Гуттор и громко расхохотался.
Такая беспечность окончательно озадачила мистера Боба, и он в отчаянии выставил свой последний и самый веский аргумент.
— Стало быть, вы не знаете, где находитесь? Ни один констебль не решится сунуть сюда ночью свой нос. Ночные патрули и те боятся ходить по этой улице… Вы находитесь… в таверне «Морских разбойников»!
Мистер Боб, несомненно, рассчитывал, что после этих слов оба его случайных посетителя вскочат и без оглядки бросятся вон из таверны, позабыв даже заплатить по счету. И он уже заранее приготовился к этой небольшой жертве со своей стороны. Тем более он был удивлен, когда посетители отнеслись совершенно равнодушно к его сообщению. А между тем Боб не преувеличивал, говоря об опасности, грозящей всякому, кто бы осмелился пробраться на собрание злодейской шайки. Сколько кровавых драм разыгралось здесь на его глазах! Сколько мужчин и женщин было сюда привезено для того, чтобы уже никогда не выйти отсюда!.. Только Боб один знал счет трупам, зарытым в подвалах и погребах трактира или брошенным в огромную цистерну для стока воды, находившуюся под домом.
Эти картины и сейчас ярко вставали в его памяти. Однажды вечером к таверне подъехала закрытая карета, из которой вышла богато одетая молодая женщина с тремя маленькими детьми. Ей сообщили, что ее муж внезапно заболел на улице и был перенесен в этот дом. Вне себя от испуга приехала она, захватив с собой детей, прошла через залу трактира и стала спускаться по лестнице к комнате, где, как сказали ей, лежал ее муж. Вдруг раздался ужасный крик: ступени провалились под ногами несчастной, и она упала в грязную цистерну вместе с тремя невинными малютками. Час спустя приехал ее муж, вызванный тем же способом, и он тоже разделил их участь. Много подобных происшествий случилось в таверне «Висельник» за последние десять лет. Дяди отделывались таким образом от племянников и племянниц, опекуны от опекаемых, младшие братья от старших, мужья от жен. На образном языке разбойников эта нечистая клоака называлась «ямой наследств». Да не подумает читатель, что это вымысел: это — исторический факт, проверенный во время разбирательства дела «Вайтчапельских убийц» в 1778 году.
Пораженный тем, что его слова не произвели ожидаемого эффекта, мистер Боб удалился за стойку и там попытался утешить себя еще одним стаканом джина.
А собеседники как ни в чем не бывало возобновили прерванный разговор.
— Я весь дрожу от бешенства и нетерпения при мысли, что сейчас увижу этого злодея и что, быть может, он на этот раз не минет наших рук, — проговорил Гуттор и с такой силой ударил своим могучим кулаком по столу, что бочонок, стоявший на нем, подпрыгнул, а стаканы жалобно задребезжали.
— Я вполне разделяю твои чувства, — подхватил Грундвиг. — Как жаль, что мы не прикончили Надода еще ребенком, когда старый герцог приказал нам наказать его палками. И подумать только, что целых двадцать лет по милости этого негодяя мы считали Фредерика Биорна, старшего сына герцога Норрландского, погибшим. Ну и попало же от нас Надоду тогда: сто хороших ударов отсчитали мы ему. У него оказались разбитыми нос и челюсть и к тому же выбит один глаз. Удивительно, как только он остался жив.
И, отпив глоток пива из своего стакана, Грундвиг продолжал:
— Да, негодяй живуч. Он поклялся тогда жестоко отомстить и чуть было не сдержал своего слова. Меня до сих пор охватывает ужас, когда я вспоминаю, что орудием своей мести он избрал Фредерика Биорна. Кто же мог подозревать в пирате Ингольфе старшего сына герцога Норрландского. Но всемогущий бог не допустил, чтобы сын убил отца. Ад мирал Коллингвуд…
— Это тот самый адмирал, который утопил своего старшего брата, его жену, прекрасную Элеонору, дочь покойного герцога, и их детей, чтобы занять его место в парламенте и наследовать его титулы?
— Да, да. Так оно и было. И он действовал через нотариуса Пеггама, который состоит членом парламента от Чичестера и является предводителем «Морских разбойников». Ну так вот, очевидно, пират Ингольф порядком досадил этому адмиралу, потому что он гонялся за ним по всему морю с целой эскадрой. И ему бы никогда не поймать нашего сокола, если бы тот не положился на гостеприимство старого герцога, — герцог-то не признал в нем сразу сына. И вот, когда сын готовился напасть на отца…
— По настоянию Надода… Ведь он не посвящал Ингольфа в свои планы. Мошенник убедил его, что старик-герцог является изменником против короля, а за арест герцога ему был обещан патент на звание капитана 1-го ранга королевского флота. А Ингольф и не догадывался о том, что должно было произойти в последнюю минуту…
— Ну, еще бы! — перебил богатыря старший собеседник. — Сердце-то у него было благородное. Ведь и пиратом сделался он лишь потому, что после стольких услуг, оказанных им королю во время войны, его обошли назначением. Нет, никогда бы он не согласился на предательство. Другое дело, когда он нападал на корабли в открытом море. Там был честный бой, грудь с грудью, а не подлое убийство из-за угла.
— Да, англичане подоспели как раз вовремя, чтобы помешать гнусным замыслам Надода. И все же на этот раз адмирал просчитался: он-то думал, что ему удастся прикончить Ингольфа. Правда, ему удалось захватить без боя
«Ральф» — так, кажется, назывался корабль Ингольфа — и его самого. Они судили нашего сокола военным судом, несмотря на то, что у него был королевский патент на звание капитана, и приговорили к повешению…
— И повесили бы, если бы старый слуга не спас его в последнюю минуту.
— Да, старик Розевель узнал своего господина по его сходству с покойной герцогиней.
— И он вывел его потайным ходом из башни, где тот ожидал казни, и открыл ему тайну его рождения. А тем временем ребята Ингольфа бежали с своего корабля, обманув английскую стражу, и захватили стоявший в Розольфской бухте на якоре английский фрегат.
— О, это были бравые ребята, они способны разнести по камням весь Розольфский замок, чтобы освободить своего капитана. И они сделали бы это, и не избежать бы кровопролития, если бы среди них не нашелся сподвижник Надода (сам Надод бежал, когда англичане захватили «Ральф»), присутствовавший при гибели маркизы Элеоноры.
— Да, он явился в замок и пригрозил адмиралу, что выдаст его, если тот не освободит их капитана. Но Ингольф и без того был свободен. Тогда адмирал поспешил ретироваться на свой корабль. А в это время явился сам Ингольф и показал старому герцогу знак на своей груди.
— Да, нет ни одного мужчины в роду Биорнов, у которого не был бы выжжен этот знак.
— Ты прав. После этого герцог уже не мог сомневаться. Вспомни только, как он плакал от радости.
— И на свою беду освободил Надода, которого мы с тобой захватили.
— А этот неблагодарный негодяй, взбешенный тем, что ему не удалось поживиться в замке, предательски убил старого герцога и его младшего сына Олафа.
Поникнув головой, старый слуга смахнул с ресниц набежавшую слезу и, глубоко вздохнув, продолжал:
— Вот уже два года прошло с тех пор. А наши молодые господа Фредерик и Эдмунд Биорны, забыв обо всем на свете, горят жаждой мщения.
— О, они были бы недостойны носить имя Биорнов, — воскликнул гигант, — если бы не отомстили подлым убийцам!
— Да, да. Кровь Биорнов течет в их жилах, и эта кровь взывает о мести. И, я надеюсь, на этот раз месть близка.
— А уверен ли ты, что он придет сюда?
— Я ведь говорил тебе, что Надод встретил случайно Билля, который плавал с ним на «Ральфе», а теперь командует нашим судном. Надод предложил ему вступить в братство «Разбойников». Билль притворился, что ему это предложение подходит, и они условились встретиться сегодня здесь, чтобы окончательно договориться.
— Понимаю. Но, во всяком случае, с Надодом надо быть настороже. Уверен ли ты, что он не может нас узнать?
— Вполне уверен.
— Что касается тебя, Грундвиг, я нисколько не сомневаюсь. Ты сумел так изменить свою наружность, что я сам бы ошибся, не знай я наверное, что это ты. Но скажи по совести: не выдаст ли меня мой рост? Ведь Красноглазый Надод — хитрая шельма…
— Это верно, но твои опасения напрасны. Скоро здесь соберется столько разного сброда, что навряд ли Надод узнает нас в этой толпе. К тому же ему и в голову не приходит, что мы в Лондоне.
— Послушай, Грундвиг, а что если этот злодей пронюхал, что Билль состоит у нас на службе? Ведь он способен в таком случае устроить ему здесь западню. Право же, мы недурно сделали, что пришли сюда. Быть может, мне еще придется расправиться со всеми этими бандитами, не исключая и самого Надода!.. Мне это будет не труднее сделать, чем выпить стакан пива.
И, наполнив до краев свой стакан, гигант залпом осушил его.
В те времена Лондон по ночам не освещался; только у королевских дворцов и у домов знатных лордов зажигались фонари. Это обстоятельство как нельзя более благоприятствовало «ночным дельцам», беспрепятственно взимавшим дань с запоздалых прохожих.
Правда, полицейские правила предписывали обывателям, под угрозой ограбления, по ночам выходить из домов только группами и обязательно с фонарями, но и это не смущало ночных джентльменов, действовавших целыми шайками. Они по-прежнему продолжали грабить и раздевать прохожих и нередко оставляли свои жертвы в костюме Адама. Поэтому по указу короля Георга III при всех полицейских постах были устроены склады одеял. Эта разумная мера имела своей целью пощадить стыдливость почтенных граждан.
Мало-помалу шум в городе затих, и когда часы на Тауэре пробили восемь, на улицах не оставалось никого, кроме бездомных собак. Изредка проходил полицейский патруль, совершая свой случайный обход, нисколько, впрочем, не мешавший ночным джентльменам обделывать по соседству свои делишки.
Та часть Лондона, которая теперь называется Сити (центр), в конце XVIII века пользовалась дурной славой. Это было место сборища самых разнообразных элементов преступного мира, находивших себе убежище в многочисленных кабаках и трактирах, торговавших всю ночь.
В самом центре Сити, на улице Ред-Стрит, стоял один из таких притонов, носивший громкое название «Таверна Висельник». Это был излюбленный притон «Морских разбойников».
Страшное братство «Морских разбойников» сделалось чрезвычайно опасным для общества в конце XVIII века, когда Европа, раздираемая продолжительными войнами, лишенная дорог и удобных сообщений, предоставляла право каждому гражданину самому заботиться о своей безопасности. Не было ни одной провинции, где бы не завелась собственная шайка разбойников, грабителей, убийц, смеявшихся над всеми усилиями полиции и грабивших подчас целые селения и города.
Но ни одна из таких шаек не могла сравниться могуществом и размахом своих операций с грозными «Морскими разбойниками». У этого братства был свой флот, сухопутные шайки и сильные покровители во всех слоях общества, даже в верхней палате английского парламента и в коронном суде Англии.
Ламаншский канал, Балтийское море, Северное море служили обычно ареной преступных подвигов этого братства, наводившего страх на берега Англии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии и Германии. Да и сам Лондон в течение около двадцати лет находился под ужасным террором «Морских разбойников».
Дошло до того, что разбойники взимали подать со всех богатых негоциантов, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам посылалось категорическое требование доставить в такой-то день и час в таверну «Висельник» такую-то сумму, которая исчислялась соразмерно богатству облагаемого этим незаконным побором лица. В письме обыкновенно упоминалось о прискорбных последствиях, которые неминуемо должен повлечь за собой отказ, и внизу ставилась подпись: «Морские разбойники».
Первое время некоторые энергичные люди пробовали сопротивляться разбойникам, но они скоро бесследно исчезали. В конце концов никто больше не отваживался противодействовать дерзким бандитам.
Несколько раз в таверне «Висельник» устраивались полицейские облавы и производились массовые аресты. Но скоро всех арестованных приходилось выпускать за неимением достаточных улик. Никто не решался свидетельствовать против них.
Совершая налеты, разбойники обычно убивали свои жертвы и всех невольных свидетелей совершенного преступления. Железная дисциплина обеспечивала преступному братству повиновение всех членов, но зато и доля прибыли давала каждому из них возможность свободно предаваться каким угодно излишествам.
***
В описываемый нами вечер в таверне «Висельник» вопреки обыкновению было очень мало народа. Лишь в глубине тускло освещенной залы сидели за столом два человека. Один из них, более молодой, был богатырского роста и телосложения. По сравнению с ним его товарищ казался ребенком, но лицо его отражало ум, и серые глаза глядели проницательно и решительно.Молодые люди оживленно беседовали и пили шотландское пиво, наливая его в стаканы прямо из дубового бочонка, стоявшего перед ними на столе, и казались совершенно спокойными.
Но далеко не так спокоен был хозяин таверны мистер Боб. Он знал, что в скором времени в таверне должны были собраться «Морские разбойники», а эти ребята не терпели присутствия чужих на своих сборищах. С уважением поглядывая на внушительную фигуру одного из посетителей, трактирщик не без основания полагал, что дело может принять нежелательный и даже опасный оборот.
— Ну, дружище Боб, — бормотал он про себя, опрокидывая в горло стаканчик крепкого джина для храбрости, — у тебя непременно будут неприятности, если ты заранее не примешь меры.
Порываясь что-то сказать незнакомым джентльменам, он несколько раз делал попытки обратить на себя их внимание легким покашливанием, но незнакомцы продолжали разговаривать на каком-то иностранном языке и не обращали на него ровно никакого внимания. Между тем стрелка часов коварно приближалась к десяти, приводя в ужас и трепет несчастного трактирщика, находившегося под влиянием алкоголя.
Наконец, приняв отчаянное решение, он стал осторожно приближаться к столу, за которым сидели посетители.
— Гм!.. Кхе, кхе!.. — произнес он, собравшись с духом. — Почтенные джентльмены!.. Кхе, кхе!..
— Чего от нас нужно этому дураку, Гуттор? — спросил старший из собеседников, обращаясь к гиганту. — Посмотри, как он все время вертится вокруг нас, как колесо вокруг оси.
— Я только что хотел тебе сказать то же самое, Грундвиг, — улыбнулся гигант.
И, обернувшись к хозяину таверны, он вопросительно уставился на него.
Мистер Боб окончательно смутился. Не мог же он без всякой видимой причины предложить незнакомцам заплатить за пиво и покинуть таверну.
— Гм!.. Гм!.. Я бы желал, почтенные джентльмены,.. — начал он, запинаясь. — Видите ли… гм!.. Я бы желал вам дать один добрый совет…
И он замолчал, вытирая выступивший на лбу пот и с отчаянием поглядывая на безжалостные часы.
— Ну что же вы, почтенный хозяин, замолчали? — спросил Грундвиг.
Мистер Боб сделал над собой отчаянное усилие.
— Гм… вот именно,.. — заговорил он, торопясь и захлебываясь. — Сейчас видно, почтенные джентльмены, что вы не здешние… гм!.. Иначе бы вы знали, что по лондонским улицам небезопасно ходить в столь поздний час. На вашем месте я бы расплатился, как подобает порядочным людям, и отправился как можно скорее домой.
— Только-то! — воскликнул Гуттор и громко расхохотался.
Такая беспечность окончательно озадачила мистера Боба, и он в отчаянии выставил свой последний и самый веский аргумент.
— Стало быть, вы не знаете, где находитесь? Ни один констебль не решится сунуть сюда ночью свой нос. Ночные патрули и те боятся ходить по этой улице… Вы находитесь… в таверне «Морских разбойников»!
Мистер Боб, несомненно, рассчитывал, что после этих слов оба его случайных посетителя вскочат и без оглядки бросятся вон из таверны, позабыв даже заплатить по счету. И он уже заранее приготовился к этой небольшой жертве со своей стороны. Тем более он был удивлен, когда посетители отнеслись совершенно равнодушно к его сообщению. А между тем Боб не преувеличивал, говоря об опасности, грозящей всякому, кто бы осмелился пробраться на собрание злодейской шайки. Сколько кровавых драм разыгралось здесь на его глазах! Сколько мужчин и женщин было сюда привезено для того, чтобы уже никогда не выйти отсюда!.. Только Боб один знал счет трупам, зарытым в подвалах и погребах трактира или брошенным в огромную цистерну для стока воды, находившуюся под домом.
Эти картины и сейчас ярко вставали в его памяти. Однажды вечером к таверне подъехала закрытая карета, из которой вышла богато одетая молодая женщина с тремя маленькими детьми. Ей сообщили, что ее муж внезапно заболел на улице и был перенесен в этот дом. Вне себя от испуга приехала она, захватив с собой детей, прошла через залу трактира и стала спускаться по лестнице к комнате, где, как сказали ей, лежал ее муж. Вдруг раздался ужасный крик: ступени провалились под ногами несчастной, и она упала в грязную цистерну вместе с тремя невинными малютками. Час спустя приехал ее муж, вызванный тем же способом, и он тоже разделил их участь. Много подобных происшествий случилось в таверне «Висельник» за последние десять лет. Дяди отделывались таким образом от племянников и племянниц, опекуны от опекаемых, младшие братья от старших, мужья от жен. На образном языке разбойников эта нечистая клоака называлась «ямой наследств». Да не подумает читатель, что это вымысел: это — исторический факт, проверенный во время разбирательства дела «Вайтчапельских убийц» в 1778 году.
Пораженный тем, что его слова не произвели ожидаемого эффекта, мистер Боб удалился за стойку и там попытался утешить себя еще одним стаканом джина.
А собеседники как ни в чем не бывало возобновили прерванный разговор.
— Я весь дрожу от бешенства и нетерпения при мысли, что сейчас увижу этого злодея и что, быть может, он на этот раз не минет наших рук, — проговорил Гуттор и с такой силой ударил своим могучим кулаком по столу, что бочонок, стоявший на нем, подпрыгнул, а стаканы жалобно задребезжали.
— Я вполне разделяю твои чувства, — подхватил Грундвиг. — Как жаль, что мы не прикончили Надода еще ребенком, когда старый герцог приказал нам наказать его палками. И подумать только, что целых двадцать лет по милости этого негодяя мы считали Фредерика Биорна, старшего сына герцога Норрландского, погибшим. Ну и попало же от нас Надоду тогда: сто хороших ударов отсчитали мы ему. У него оказались разбитыми нос и челюсть и к тому же выбит один глаз. Удивительно, как только он остался жив.
И, отпив глоток пива из своего стакана, Грундвиг продолжал:
— Да, негодяй живуч. Он поклялся тогда жестоко отомстить и чуть было не сдержал своего слова. Меня до сих пор охватывает ужас, когда я вспоминаю, что орудием своей мести он избрал Фредерика Биорна. Кто же мог подозревать в пирате Ингольфе старшего сына герцога Норрландского. Но всемогущий бог не допустил, чтобы сын убил отца. Ад мирал Коллингвуд…
— Это тот самый адмирал, который утопил своего старшего брата, его жену, прекрасную Элеонору, дочь покойного герцога, и их детей, чтобы занять его место в парламенте и наследовать его титулы?
— Да, да. Так оно и было. И он действовал через нотариуса Пеггама, который состоит членом парламента от Чичестера и является предводителем «Морских разбойников». Ну так вот, очевидно, пират Ингольф порядком досадил этому адмиралу, потому что он гонялся за ним по всему морю с целой эскадрой. И ему бы никогда не поймать нашего сокола, если бы тот не положился на гостеприимство старого герцога, — герцог-то не признал в нем сразу сына. И вот, когда сын готовился напасть на отца…
— По настоянию Надода… Ведь он не посвящал Ингольфа в свои планы. Мошенник убедил его, что старик-герцог является изменником против короля, а за арест герцога ему был обещан патент на звание капитана 1-го ранга королевского флота. А Ингольф и не догадывался о том, что должно было произойти в последнюю минуту…
— Ну, еще бы! — перебил богатыря старший собеседник. — Сердце-то у него было благородное. Ведь и пиратом сделался он лишь потому, что после стольких услуг, оказанных им королю во время войны, его обошли назначением. Нет, никогда бы он не согласился на предательство. Другое дело, когда он нападал на корабли в открытом море. Там был честный бой, грудь с грудью, а не подлое убийство из-за угла.
— Да, англичане подоспели как раз вовремя, чтобы помешать гнусным замыслам Надода. И все же на этот раз адмирал просчитался: он-то думал, что ему удастся прикончить Ингольфа. Правда, ему удалось захватить без боя
«Ральф» — так, кажется, назывался корабль Ингольфа — и его самого. Они судили нашего сокола военным судом, несмотря на то, что у него был королевский патент на звание капитана, и приговорили к повешению…
— И повесили бы, если бы старый слуга не спас его в последнюю минуту.
— Да, старик Розевель узнал своего господина по его сходству с покойной герцогиней.
— И он вывел его потайным ходом из башни, где тот ожидал казни, и открыл ему тайну его рождения. А тем временем ребята Ингольфа бежали с своего корабля, обманув английскую стражу, и захватили стоявший в Розольфской бухте на якоре английский фрегат.
— О, это были бравые ребята, они способны разнести по камням весь Розольфский замок, чтобы освободить своего капитана. И они сделали бы это, и не избежать бы кровопролития, если бы среди них не нашелся сподвижник Надода (сам Надод бежал, когда англичане захватили «Ральф»), присутствовавший при гибели маркизы Элеоноры.
— Да, он явился в замок и пригрозил адмиралу, что выдаст его, если тот не освободит их капитана. Но Ингольф и без того был свободен. Тогда адмирал поспешил ретироваться на свой корабль. А в это время явился сам Ингольф и показал старому герцогу знак на своей груди.
— Да, нет ни одного мужчины в роду Биорнов, у которого не был бы выжжен этот знак.
— Ты прав. После этого герцог уже не мог сомневаться. Вспомни только, как он плакал от радости.
— И на свою беду освободил Надода, которого мы с тобой захватили.
— А этот неблагодарный негодяй, взбешенный тем, что ему не удалось поживиться в замке, предательски убил старого герцога и его младшего сына Олафа.
Поникнув головой, старый слуга смахнул с ресниц набежавшую слезу и, глубоко вздохнув, продолжал:
— Вот уже два года прошло с тех пор. А наши молодые господа Фредерик и Эдмунд Биорны, забыв обо всем на свете, горят жаждой мщения.
— О, они были бы недостойны носить имя Биорнов, — воскликнул гигант, — если бы не отомстили подлым убийцам!
— Да, да. Кровь Биорнов течет в их жилах, и эта кровь взывает о мести. И, я надеюсь, на этот раз месть близка.
— А уверен ли ты, что он придет сюда?
— Я ведь говорил тебе, что Надод встретил случайно Билля, который плавал с ним на «Ральфе», а теперь командует нашим судном. Надод предложил ему вступить в братство «Разбойников». Билль притворился, что ему это предложение подходит, и они условились встретиться сегодня здесь, чтобы окончательно договориться.
— Понимаю. Но, во всяком случае, с Надодом надо быть настороже. Уверен ли ты, что он не может нас узнать?
— Вполне уверен.
— Что касается тебя, Грундвиг, я нисколько не сомневаюсь. Ты сумел так изменить свою наружность, что я сам бы ошибся, не знай я наверное, что это ты. Но скажи по совести: не выдаст ли меня мой рост? Ведь Красноглазый Надод — хитрая шельма…
— Это верно, но твои опасения напрасны. Скоро здесь соберется столько разного сброда, что навряд ли Надод узнает нас в этой толпе. К тому же ему и в голову не приходит, что мы в Лондоне.
— Послушай, Грундвиг, а что если этот злодей пронюхал, что Билль состоит у нас на службе? Ведь он способен в таком случае устроить ему здесь западню. Право же, мы недурно сделали, что пришли сюда. Быть может, мне еще придется расправиться со всеми этими бандитами, не исключая и самого Надода!.. Мне это будет не труднее сделать, чем выпить стакан пива.
И, наполнив до краев свой стакан, гигант залпом осушил его.
ГЛАВА II. В ловушке
Часы пробили десять. Бой часов, казалось, пробудил дремавшего за прилавком хозяина таверны. Заметив, что его посетители все еще сидят на своем месте, он побледнел от испуга.
— Да уходите же отсюда! — воскликнул он. — Неужели вы не поняли, что я вам говорил?
— Это публичное место, и каждый имеет право оставаться здесь, если только он платит за то, что берет, — равнодушно отозвался Грундвиг. — Что же касается ваших разбойников, то вы не беспокойтесь, почтеннейший: мы с ними не начнем ссоры, если только они сами…
Он не успел договорить. С улицы послышались свистки, и лицо Боба исказилось от ужаса.
— Послушайте, хозяин, — спросил Грундвиг, — чего вы так боитесь?
— Они!.. Они!.. — дрожащим голосом твердил Боб. — Я погиб, и вы вместе со мной.
Грундвиг и Гуттор не успели ответить: у входа в трактир раздались громкие голоса, и Боб стремительно бросился встречать гостей.
Гуттор и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они допустили большую неосторожность. В их намерения не входило вызывать разбойников на ссору и тем самым выдавать свое присутствие. По словам Билля, Надод стал совершенно неузнаваем. Искусный хирург уничтожил его уродство, вставив ему искусственный глаз и выправив нос и челюсть. Поэтому Гуттор и Грундвиг решили воспользоваться удобным случаем, чтобы увидеть преображенного Надода, проследить его до квартиры и, если окажется возможным, похитить. Теперь собственная неосторожность путала все их расчеты.
Приятели не успели поделиться своими мыслями, как в таверну ввалилась толпа разбойников. Они вели какого-то человека, завернутого в одеяло, которого они отбили у констеблей, провожавших его домой. Само собой разумеется, что обобрали его не они, — такими мелкими делами разбойники не занимались, — а какие-то воришки.
— Ах, негодяи! Ах, разбойники! Ах, убийцы! — кричал во все горло человек в одеяле. — Они раздели меня донага, они украли мое платье. Ах, боже мой, что скажет миссис Ольдгам!..
Услышав имя «Ольдгам», Гуттор и Грундвиг вздрогнули: судьба посылала им в руки еще одну путеводную нить: мистер Ольдгам был клерком нотариуса Пеггама.
В эту минуту в трактир вошли еще два разбойника. Один из них нес под мышкой одежду Ольдгама. Увидев ее, клерк даже взвизгнул от радости. Разбойников боялись все жулики Сити, и потому выручить украденные вещи клерка их патрона им не стоило никакого труда. Покуда Ольдгам одевался, дверь снова с шумом распахнулась, и в залу, отбиваясь от державших его разбойников, вбежал молодой человек с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами.
— Говорят же вам, что меня ваш Сборг сюда пригласил! — воскликнул он, выхватывая из-за пояса пистолет. — Прочь от меня, а не то я размозжу голову первому, кто ко мне сунется!
Это был Билль. Четыре разбойника, пытавшиеся его задержать, отступили в сторону, и один из них сказал:
— Ну хорошо. Если ты лжешь, тебе все равно несдобровать.
— Зачем бы я стал лгать? — возразил молодой человек. — Мне до вас нет дела, так же как и вам до меня. Вы не имеете права меня спрашивать, а я не желаю вам отвечать. Ведь я не спрашиваю вас, зачем вы здесь собрались. Так оставьте и вы меня в покое и не мешайте мне выпить бутылочку эля… Эй, трактирщик! Бутылку сюда! Да смотри, живее у меня!
В толпе пробежал одобрительный ропот. Открытое, смелое обращение юноши понравилось всем. К тому же и имя Сборга подействовало магически.
Билль спокойно прошел через всю залу и как бы случайно подошел к столу, за которым сидели Гуттор и Грундвиг, но сел на противоположном конце и вполоборота к ним. Тут только разбойники заметили посторонних. Но прежде чем они успели что-либо предпринять, дверь с улицы открылась и в залу величественно вошел Красноглазый.
Все смолкли.
Нахмурив брови, Надод пытливо обвел глазами залу. Увидев Билля, он злобно усмехнулся и направился к нему.
— Взять его! — произнес повелительным тоном Красноглазый, указывая рукой на молодого человека.
Человек двенадцать бросились исполнять приказание Сборга и вдруг остановились, как вкопанные.
Билль встал, бледный и дрожащий от гнева, и приготовился стрелять из пистолета. Но в эту самую минуту Гуттор протянул руку, осторожно взял молодого человека за талию и переставил его по другую сторону стола, а сам медленно выпрямился во весь свой гигантский рост и произнес ровным и звучным голосом:
— Ну-ка, попробуйте, возьмите его!
Грундвиг не удерживал своего товарища: он понимал, что нельзя оставить без помощи их молодого друга.
В зале все притихло. Слышно было только дыхание нескольких десятков человек.
При виде гиганта Надод, казалось, был поражен. Но затем ему сразу вспомнились богатырь Розольфского замка и его друг, и он, несмотря на переодевание, узнал их обоих.
— Гуттор! Грундвиг! — воскликнул он. — О! Это сам ад предает вас в мои руки!
— Да, мы — Гуттор и Грундвиг, — отвечал богатырь, видя, что ему больше уже нечего терять. — И на этот раз тебе не избежать наших рук.
В ответ Красноглазый презрительно рассмеялся.
— Ваш последний час пробил, — злобно крикнул он. — Ребята, пятьсот золотых крон тому, кто схватит этого хвастуна.
Приближалась минута ужасной, беспощадной борьбы. Надод, пылая жаждой мести к людям, которые некогда исполнили над ним приговор старого герцога, не мог сдержать своей радости. Его воображение уже рисовало ему страшные пытки, которым он подвергнет своих врагов, прежде чем убьет. После этого он мог бы спокойно уехать в Америку, которая только что завоевала себе независимость и в где он надеялся найти забвение, счастье и покой.
Как раз в этот самый вечер ему предстояло получить от адмирала Коллингвуда значительную сумму, которая вместе с прежде накопленными деньгами должна была обеспечить его благосостояние. На следующий день Надод собирался исчезнуть навсегда, скрыться от мести Фредерика Биорна в неизмеримых пустынях Нового Света.
Хотя в окончательном исходе борьбы нельзя было сомневаться, однако исполнить приказ Надода было вовсе не так легко. Богатырь и его два товарища занимали очень удобную позицию: они стояли, прислонясь к стене и прикрываясь большим тяжелым столом. Напасть на них можно было только спереди. Кроме того, Гуттор нашел у себя под руками грозное оружие: вдоль стены была протянута толстая железная полоса в четыре метра длиною, вделанная концами в стену. На эту полосу ставились бочки с пивом, когда в трактире устраивалось большое пиршество. Гуттор схватил эту полосу, поднатужился и вырвал ее из стены. Два обыкновенных человека едва могли бы приподнять ее, но богатырь действовал ею свободно, как дубиной.
При виде такой страшной силы разбойники, бросившиеся было исполнять приказ Надода, отхлынули прочь. Ропот удивления пробежал по всей зале. Физическая сила всегда производит большое впечатление на толпу.
Надод закусил губы от злости. Он понял, что эта полоса в руках Гуттора стала грозным орудием.
Разбойники были люди храбрые, способные пойти навстречу какой угодно опасности, но при условии, что кто-нибудь поведет их вперед, показывая пример. На этот раз Надод не хотел рисковать своей жизнью, хотя вообще он был далеко не трус.
Нужно было, однако, решиться на что-нибудь. В зале стояла глубокая тишина. Разбойники с тревогой поглядывали на своего вождя.
Теперь Гуттор имел полное право поиздеваться над разбойниками, но, не зная еще, какой оборот примет дело, он благоразумно воздержался от этого. В сущности, разбойникам стоило бы только броситься в атаку всей массой и пожертвовать десятком товарищей, и все было бы окончено в несколько минут. Но, как это всегда бывает, они ждали какого-нибудь повода, способного вызвать в них ярость.
К счастью для Гуттора и Грундвига, разбойники не были вооружены: им строго воспрещалось ходить в таверну с оружием, так как прежде ни одна сходка не обходилась, по крайней мере, без одного убийства.
Положение нескольких десятков разбойников, боявшихся начать нападение на трех человек, становилось, в конце концов, просто смешным. Надод понял это и в злобном отчаянии воскликнул:
— Разбойники! Отворяйте двери, снимайте шляпы и становитесь на колени! Дайте пройти этим людям, раз уж вы, будучи в числе пятидесяти против трех, все-таки не решаетесь с ними сразиться.
Слова, сказанные презрительным тоном, вызвали долгожданную ярость. Толпа разбойников бросилась вперед, но сейчас же на нес несколько раз опустилась смертоносная железная полоса… Несколько человек было убито наповал. Бешенство разбойников росло, и они продолжали наступать на Гуттора. Шестеро из них ухватились за железную полосу, выждав момент, когда она опустилась, совершив свое страшное дело. Гуттор, показывая опять невероятный пример мускульной силы, поднял свое оружие вместе с уцепившимися за него разбойниками и при этом встряхнул его так, что разбойники посыпались прочь и разбились кто об стену, кто об пол. Но на этот раз железная полоса выпала из рук богатыря, и он оказался безоружным.
Зала огласилась криком торжества, но затем произошло нечто уж совсем невероятное: богатырь повлек за собой облепивших его со всех сторон разбойников и, разбежавшись, ударился об стену. Затрещали кости, брызнули мозги из разбитых голов… Богатырь продолжал ударяться об стену, давя бандитов, как насекомых. Стоны, крики и вой стояли в зале.
— Неужели мы дадим ему перебить всех наших? — кричал Надод вне себя от ярости.
Собрав разбойников, еще не принимавших участия в битве, он приготовился броситься с ними на Гуттора, как вдруг ситуация изменилась: в залу ворвались человек двенадцать разбойников, вооруженных ружьями.
— Да уходите же отсюда! — воскликнул он. — Неужели вы не поняли, что я вам говорил?
— Это публичное место, и каждый имеет право оставаться здесь, если только он платит за то, что берет, — равнодушно отозвался Грундвиг. — Что же касается ваших разбойников, то вы не беспокойтесь, почтеннейший: мы с ними не начнем ссоры, если только они сами…
Он не успел договорить. С улицы послышались свистки, и лицо Боба исказилось от ужаса.
— Послушайте, хозяин, — спросил Грундвиг, — чего вы так боитесь?
— Они!.. Они!.. — дрожащим голосом твердил Боб. — Я погиб, и вы вместе со мной.
Грундвиг и Гуттор не успели ответить: у входа в трактир раздались громкие голоса, и Боб стремительно бросился встречать гостей.
Гуттор и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они допустили большую неосторожность. В их намерения не входило вызывать разбойников на ссору и тем самым выдавать свое присутствие. По словам Билля, Надод стал совершенно неузнаваем. Искусный хирург уничтожил его уродство, вставив ему искусственный глаз и выправив нос и челюсть. Поэтому Гуттор и Грундвиг решили воспользоваться удобным случаем, чтобы увидеть преображенного Надода, проследить его до квартиры и, если окажется возможным, похитить. Теперь собственная неосторожность путала все их расчеты.
Приятели не успели поделиться своими мыслями, как в таверну ввалилась толпа разбойников. Они вели какого-то человека, завернутого в одеяло, которого они отбили у констеблей, провожавших его домой. Само собой разумеется, что обобрали его не они, — такими мелкими делами разбойники не занимались, — а какие-то воришки.
— Ах, негодяи! Ах, разбойники! Ах, убийцы! — кричал во все горло человек в одеяле. — Они раздели меня донага, они украли мое платье. Ах, боже мой, что скажет миссис Ольдгам!..
Услышав имя «Ольдгам», Гуттор и Грундвиг вздрогнули: судьба посылала им в руки еще одну путеводную нить: мистер Ольдгам был клерком нотариуса Пеггама.
В эту минуту в трактир вошли еще два разбойника. Один из них нес под мышкой одежду Ольдгама. Увидев ее, клерк даже взвизгнул от радости. Разбойников боялись все жулики Сити, и потому выручить украденные вещи клерка их патрона им не стоило никакого труда. Покуда Ольдгам одевался, дверь снова с шумом распахнулась, и в залу, отбиваясь от державших его разбойников, вбежал молодой человек с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами.
— Говорят же вам, что меня ваш Сборг сюда пригласил! — воскликнул он, выхватывая из-за пояса пистолет. — Прочь от меня, а не то я размозжу голову первому, кто ко мне сунется!
Это был Билль. Четыре разбойника, пытавшиеся его задержать, отступили в сторону, и один из них сказал:
— Ну хорошо. Если ты лжешь, тебе все равно несдобровать.
— Зачем бы я стал лгать? — возразил молодой человек. — Мне до вас нет дела, так же как и вам до меня. Вы не имеете права меня спрашивать, а я не желаю вам отвечать. Ведь я не спрашиваю вас, зачем вы здесь собрались. Так оставьте и вы меня в покое и не мешайте мне выпить бутылочку эля… Эй, трактирщик! Бутылку сюда! Да смотри, живее у меня!
В толпе пробежал одобрительный ропот. Открытое, смелое обращение юноши понравилось всем. К тому же и имя Сборга подействовало магически.
Билль спокойно прошел через всю залу и как бы случайно подошел к столу, за которым сидели Гуттор и Грундвиг, но сел на противоположном конце и вполоборота к ним. Тут только разбойники заметили посторонних. Но прежде чем они успели что-либо предпринять, дверь с улицы открылась и в залу величественно вошел Красноглазый.
Все смолкли.
Нахмурив брови, Надод пытливо обвел глазами залу. Увидев Билля, он злобно усмехнулся и направился к нему.
— Взять его! — произнес повелительным тоном Красноглазый, указывая рукой на молодого человека.
Человек двенадцать бросились исполнять приказание Сборга и вдруг остановились, как вкопанные.
Билль встал, бледный и дрожащий от гнева, и приготовился стрелять из пистолета. Но в эту самую минуту Гуттор протянул руку, осторожно взял молодого человека за талию и переставил его по другую сторону стола, а сам медленно выпрямился во весь свой гигантский рост и произнес ровным и звучным голосом:
— Ну-ка, попробуйте, возьмите его!
Грундвиг не удерживал своего товарища: он понимал, что нельзя оставить без помощи их молодого друга.
В зале все притихло. Слышно было только дыхание нескольких десятков человек.
При виде гиганта Надод, казалось, был поражен. Но затем ему сразу вспомнились богатырь Розольфского замка и его друг, и он, несмотря на переодевание, узнал их обоих.
— Гуттор! Грундвиг! — воскликнул он. — О! Это сам ад предает вас в мои руки!
— Да, мы — Гуттор и Грундвиг, — отвечал богатырь, видя, что ему больше уже нечего терять. — И на этот раз тебе не избежать наших рук.
В ответ Красноглазый презрительно рассмеялся.
— Ваш последний час пробил, — злобно крикнул он. — Ребята, пятьсот золотых крон тому, кто схватит этого хвастуна.
Приближалась минута ужасной, беспощадной борьбы. Надод, пылая жаждой мести к людям, которые некогда исполнили над ним приговор старого герцога, не мог сдержать своей радости. Его воображение уже рисовало ему страшные пытки, которым он подвергнет своих врагов, прежде чем убьет. После этого он мог бы спокойно уехать в Америку, которая только что завоевала себе независимость и в где он надеялся найти забвение, счастье и покой.
Как раз в этот самый вечер ему предстояло получить от адмирала Коллингвуда значительную сумму, которая вместе с прежде накопленными деньгами должна была обеспечить его благосостояние. На следующий день Надод собирался исчезнуть навсегда, скрыться от мести Фредерика Биорна в неизмеримых пустынях Нового Света.
Хотя в окончательном исходе борьбы нельзя было сомневаться, однако исполнить приказ Надода было вовсе не так легко. Богатырь и его два товарища занимали очень удобную позицию: они стояли, прислонясь к стене и прикрываясь большим тяжелым столом. Напасть на них можно было только спереди. Кроме того, Гуттор нашел у себя под руками грозное оружие: вдоль стены была протянута толстая железная полоса в четыре метра длиною, вделанная концами в стену. На эту полосу ставились бочки с пивом, когда в трактире устраивалось большое пиршество. Гуттор схватил эту полосу, поднатужился и вырвал ее из стены. Два обыкновенных человека едва могли бы приподнять ее, но богатырь действовал ею свободно, как дубиной.
При виде такой страшной силы разбойники, бросившиеся было исполнять приказ Надода, отхлынули прочь. Ропот удивления пробежал по всей зале. Физическая сила всегда производит большое впечатление на толпу.
Надод закусил губы от злости. Он понял, что эта полоса в руках Гуттора стала грозным орудием.
Разбойники были люди храбрые, способные пойти навстречу какой угодно опасности, но при условии, что кто-нибудь поведет их вперед, показывая пример. На этот раз Надод не хотел рисковать своей жизнью, хотя вообще он был далеко не трус.
Нужно было, однако, решиться на что-нибудь. В зале стояла глубокая тишина. Разбойники с тревогой поглядывали на своего вождя.
Теперь Гуттор имел полное право поиздеваться над разбойниками, но, не зная еще, какой оборот примет дело, он благоразумно воздержался от этого. В сущности, разбойникам стоило бы только броситься в атаку всей массой и пожертвовать десятком товарищей, и все было бы окончено в несколько минут. Но, как это всегда бывает, они ждали какого-нибудь повода, способного вызвать в них ярость.
К счастью для Гуттора и Грундвига, разбойники не были вооружены: им строго воспрещалось ходить в таверну с оружием, так как прежде ни одна сходка не обходилась, по крайней мере, без одного убийства.
Положение нескольких десятков разбойников, боявшихся начать нападение на трех человек, становилось, в конце концов, просто смешным. Надод понял это и в злобном отчаянии воскликнул:
— Разбойники! Отворяйте двери, снимайте шляпы и становитесь на колени! Дайте пройти этим людям, раз уж вы, будучи в числе пятидесяти против трех, все-таки не решаетесь с ними сразиться.
Слова, сказанные презрительным тоном, вызвали долгожданную ярость. Толпа разбойников бросилась вперед, но сейчас же на нес несколько раз опустилась смертоносная железная полоса… Несколько человек было убито наповал. Бешенство разбойников росло, и они продолжали наступать на Гуттора. Шестеро из них ухватились за железную полосу, выждав момент, когда она опустилась, совершив свое страшное дело. Гуттор, показывая опять невероятный пример мускульной силы, поднял свое оружие вместе с уцепившимися за него разбойниками и при этом встряхнул его так, что разбойники посыпались прочь и разбились кто об стену, кто об пол. Но на этот раз железная полоса выпала из рук богатыря, и он оказался безоружным.
Зала огласилась криком торжества, но затем произошло нечто уж совсем невероятное: богатырь повлек за собой облепивших его со всех сторон разбойников и, разбежавшись, ударился об стену. Затрещали кости, брызнули мозги из разбитых голов… Богатырь продолжал ударяться об стену, давя бандитов, как насекомых. Стоны, крики и вой стояли в зале.
— Неужели мы дадим ему перебить всех наших? — кричал Надод вне себя от ярости.
Собрав разбойников, еще не принимавших участия в битве, он приготовился броситься с ними на Гуттора, как вдруг ситуация изменилась: в залу ворвались человек двенадцать разбойников, вооруженных ружьями.