Жемайтис Сергей. Остров забытых роботов

Жемайтис Сергей
Остров забытых роботов

   Сергей ЖЕМАЙТИС
   Остров забытых роботов
   Научно-фантастический рассказ
   Легкий катер "Мустанг" с добродушным урчанием перебирался с одной волны на другую. Вода казалась тяжелой как ртуть, и была такой же серебристо-серой, как и небо, затянутое облаками.
   - Осколки циклона, - с сожалением сказал Костя, показывая глазами на небо. - К нам шел приличный циклон, да его расстреляли возле Суматры. Теперь мы с тобой можем рассчитывать самое большее на свежий ветер.
   Я молчал, слушал и любовался пастельными тонами неба и воды. Мне порядком надоел ветер.
   Позади остался пестрый буй, отмечающий восточный угол загона для китовых акул. Нас провожает веселая ватага дельфинов Тави и Протея, охраняющих границы ферм и плантаций. Недавно их сменили другие часовые-дельфины, и двое друзей с радостью увязались за нами. Костя перевел рулевое управление на автоматику: мы должны были пересечь строго по прямой сто километров еще не освоенной целины, взять пробы воды и составить график плотности планктона на этой акватории. Костя возложил на себя, по его мнению, самую "трудную" часть работы: он сидел в прохладном шкиперском кресле, вертел в руках какую-то проволочную штуковину, поглядывал на лаг, подавал мне команды. А я, свесившись за борт, с трудом зачерпывал воду в длинный узкий стакан емкостью в пятьсот кубиков. Я беру пробы через каждые двести метров. Не так просто набрать воды, перегнувшись за борт на довольно быстром ходу. Я уже утопил один стакан. И нет гарантии, что такая же участь не ждет весь комплект лабораторной посуды. Костя делает вид, что не замечает моих мучений, и все-таки, кажется, его слегка мучает совесть, потому что он все время старается развлечь меня местной хроникой новостей. У Кости замечательная особенность - ничего не пропускать мимо. Он знает все, что творится на нашем острове и в лагуне, где через своего друга дельфина Протея он завел обширные знакомства среди приматов моря.
   Костя вдруг захохотал, передвинул белую широкополую шляпу на затылок:
   - Пока мы плескались в лагуне, жена биолога Нильсена - Гера улетела на попутном гидролете. Опять зачерпнул половину. Набери еще. Не ленись. Сопротивляйся всеми силами одолевающим тебя порокам. Вот и молодец. На нее сильное впечатление произвели желтые крабы. Вчера несколько экземпляров сделали ей ночной визит. Некоторым так понравился остров, что они не хотят возвращаться в море, вырыли себе норы в кокосовой роще или облюбовали трещины в базальте и после заката солнца бродят по острову. Она сказала мне на прощанье: "Я восхищаюсь вашим героизмом, но я сама больше не в силах. Они стали прыгать с потолка, когда я была еще в постели". Представляешь сцену? Да! Я утром перекинулся парой слов с Лагранжем. Сегодня будут устанавливать датчики в голове Большого Жака. Неужели и у кальмаров есть что-то похожее на разум? Я - за! Жак относится к самому совершенному виду в генеалогическом древе головоногих. И если у него такой сверхмощный аппарат воздействия на психику окружающих, то почему бы и не быть каким-то зачаткам ума. Лагранж говорит, что они сконструировали прибор, улавливающий гипнотизирующие излучения Жака. Где найти время? Как бы мне хотелось заняться и этой проблемой!
   Я его почти не слушал, брал пробы воды и одновременно предавался размышлениям...
   Вот уже месяц, как мы живем на плавающем острове, сооруженном из литых базальтовых блоков. Это один из множества искусственных островов, разбросанных в просторах Мирового океана. На нашем острове обязательная биостанция, многочисленная колония дельфинов и китовая ферма; она-то и привлекла нас больше всего, когда надо было выбирать место для летней студенческой практики. Костя болтал без умолку под аккомпанемент моря, а я черпал воду и почему-то вспоминал первый вечер на острове...
   Океан отходил ко сну. Пассат чуть дышал. Двадцатиметровые колеса воздушных генераторов вращались так медленно, что можно было пересчитать их блестящие лопасти. На западе стояла перламутровая стена, вся она трепетала и переливалась. Где-то там, за этой радужной стеной, умирала "Адель" - по старой традиции циклоны носили женские имена. Туда с нашего острова весь день летели метеорологические ракеты, нацеленные в эпицентр вихря - сердце "Адели". Она тщетно стремилась уйти, вырваться из-под метких ударов. Но у нее не хватало сил: к нам она подошла уже порядком израненная после бомбардировок с воздуха и обработки конденсаторами водяных паров.
   Мы с Костей сидели под силиконовым колпаком на вершине смотровой башни. Вернее, я сидел, а Костя стоял и смотрел на радужную стену, чему-то улыбался, барабаня пальцами по толстой прозрачной стенке. Колпак слегка раскачивался, создавая полное впечатление, что мы висим в гондоле учебного аэростата для тренировочных прыжков с парашютом. Хорошо и немного жутковато болтаться на шестидесятиметровой высоте.
   В океане отражались краски перламутровой стены. Милях в трех мелькали темные спины китов, они паслись на планктоновых полях. К острову возвращались дельфины, закончившие вахту у загонов синих китов и рыбных питомников. По дороге дельфины устроили какую-то веселую игру, что-то вроде пятнашек. В лагуне под нами (башня стоит на ее правом крыле) тоже плавали дельфины; было хорошо видно, как они совершали в прозрачной воде сложные построения, а затем одновременно стремительно бросались вперед, вдруг строй рассыпался, и все начиналось сначала...
   Я утопил еще один стакан.
   Костя сказал, что больше не может равнодушно наблюдать за гибелью лабораторного оборудования, и с гримасой страдания на лице поднялся с кресла. Проволочная штуковина, которой он забавлялся все это время, оказалась специальным держателем для стаканов.
   Косте теперь совсем не надо свешиваться за борт. Он зачерпывает воду и подает мне стакан для анализа. Всю эту работу прежде делал я один. Но с Костей спорить невозможно, если дело касается распределения труда.
   - Неблагодарный! - ответил он мне на мою слабую попытку восстановить справедливость. - Ты забываешь о полученной информации и тех затратах интеллекта, которые у меня пошли на это.
   Я блаженствую в прохладном кресле. Несложная работа доставляет мне наслаждение. Даже не сама работа, а все в комплексе: и шутливые препирательства с Костей, и соленые брызги, перелетающие за борт, и овевающий прохладой пассат, и главное - ощущение бескрайнего простора и свободы.
   Тави и Протей гоняются за летучими рыбами. Нужны сверхловкость, сила, скорость, чтобы поймать рыбу на взлете. Рыба вылетает из воды с большой скоростью, и надо ухитриться схватить ее у самой воды. Через мгновение она становится уже недосягаемой. Конечно, для дельфина не составляет большого труда схватить рыбу в момент приводнения. Только какой истинный спортсмен пойдет на это? Тави с Протеем по очереди делали попытку поймать летучую рыбу. Один выгонял ее из воды, второй, получая сигналы загонщика, мчался по поверхности. Им не везло: каждый раз рыба вылетала то справа, то слева от охотника или же на несколько метров впереди. Увлеченные состязаниями, дельфины далеко уклонились от курса "Мустанга" и, наконец, совсем исчезли в синей сверкающей дали.
   - Необыкновенный народ! - воскликнул Костя, вскочив на планшир и глядя в сторону исчезнувших дельфинов. Спрыгнув в катер, он застыл со стаканом в руке; постояв несколько секунд, он задал один из своих неожиданных вопросов:
   - Ив, тебе никогда не хочется превратиться в дельфина?
   - Мы и так почти как дельфины, даже рыбы, когда плаваем, надев искусственные жабры.
   - Да... почти. А вот как они: ловить летучих рыб; мчаться со скоростью ракеты, биться с акулами; ночью охранять соплеменников от пришельцев из бездн? Словом, чувствовать себя не гостем, а частицей океана? - Костя поморщился. - Если бы только не надо было глотать сырую рыбу. Хотя можно питаться устрицами! - Найдя блестящий выход, Костя стал насвистывать победный марш из "Веселых креветок".
   Дельфины почему-то не возвращались. Я сбавил обороты двигателей. Прошло полчаса, дельфинов все не было. Костя предложил поднять сторожевую "бочку" и, конечно, мне самому осмотреть горизонт. Я не стал спорить. Высоты я не боюсь и всегда не прочь покачаться в "бочке" из тонкой проволоки, помещенной на конце двадцатиметровой складной конструкции...
   Я сразу увидел их милях в десяти. Они шли к нам на предельной скорости. Я уже хотел сказать Косте, чтобы он спускал меня, как, бросив случайно взгляд в сторону от дельфинов, заметил характерные всплески. Наперерез Протею и Тави, пожалуй, с еще большей скоростью шла стая косаток. Вторая стая стремилась отрезать дорогу к нам с другой стороны, и еще несколько косаток наседали сзади. Услышав о косатках, Костя мигом все понял. Через несколько минут, "срубив мачту", мы уже неслись на выручку. Катер ревел, перелетая с волны на волну. Костя сидел за штурвалом, вобрав голову в плечи, словно приготовившись к прыжку. Я смотрел вперед под защитой ветрового стекла, по правде говоря, не представляя, что мы сможем сделать с таким количеством косаток. Сквозь рев, шум и плеск до моего слуха донеслось:
   - Ружье! Бери... Осел! В левом рундуке!
   Я не обиделся на "осла" и поспешно вытащил карабин, стреляющий отпугивающими гранатами. Как жаль, что не было ампуломета или оружия еще посерьезней!
   Костя вел "Мустанг" на самый большой отряд косаток. До него было еще около мили, но я не вытерпел и выстрелил.
   Костя кивнул:
   - Правильно! Пали еще. Пусть почувствуют, что мы с ними не намерены шутить.
   Действительно, мы должны были сбить их с толку, предупредить, что их ждут неприятности.
   - Стреляй! - орал Костя.
   Мы были уже в двухстах метрах от ближних косаток.
   - Еще!
   Я нажимал на спуск. Шумовые гранаты лопались в воде и в воздухе несколько в стороне от косаток. Все же они отвернули в сторону и скрылись под водой, уходя от "Мустанга".
   Костя крикнул что-то предупреждающее. Я не расслышал, но понял смысл команды, когда больно ударился о борт, брошенный на него инерцией: "Мустанг" круто развернулся, Костя повел его на другой отряд, но уже сбавив скорость, дав Тави и Протею подойти поближе к борту, под защиту моей "артиллерии".
   Второй отряд косаток тоже уклонился от встречи, скрывшись под водой.
   Костя включил ультракоротковолновый гидрофон и спросил дельфинов, не было ли среди косаток Черного Джека. Механический переводчик тотчас выдал их ответ, что Джек находился в третьем, замыкающем отряде и что они слышат его сигналы в миле отсюда.
   Черный Джек - настоящий пират. Он причинил массу бед жителям многих плавающих островов. Со своей стаей Черный Джек врывался через защитные заграждения в питомники для рыб и выгонял их в открытое море, убивал сторожей-дельфинов, нападал на китов. Но еще не было случая, чтобы он атаковал людей.
   Я предложил отступать к ближайшему атоллу, хотя в его лагуну заходить не разрешалось. Но у нас не было выхода.
   - Бежать? - возмутился Костя. - Мне стыдно перед Тави, Протеем и даже перед "Мустангом"! Ни в коем случае! Они не посмеют напасть.
   - Посмеют!
   - Ну это мы еще посмотрим. По правде говоря, мне было жаль Черного Джека, когда его травили, но сейчас, если он посмеет...
   На маленьком экране видеофона, вмонтированном на приборной панели, появился Лагранж. Он сегодня нес дежурство по острову. Выслушав Костино сообщение, биолог потер руки:
   - Счастливцы! Вам удалось встретиться с самим Джеком. Первый случай за последние две недели! Как жаль, что у вас нет метателя для ампул и даже просто ампул. Возможно, вам посчастливилось бы гораздо больше, нежели ребятам с "Кальмара". Держитесь, я сейчас вышлю к вам всю эскадру реактивных катеров, и нахальный Джек будет взят под стражу. Советую не подходить к нему особенно близко и не демонстрировать агрессивных намерений. Помимо ракет, поднимаю в воздух "Колымагу", набитую снотворным, - Лагранж помахал рукой, подмигнул и исчез.
   Мы находились в пятидесяти милях от плавучего острова. Помощь с моря могла подойти только через полтора часа, учитывая сборы, и, конечно, в том случае, если мы будем держаться на месте. Вся надежда была на гидросамолет "Колымагу". Но неожиданно стала портиться погода; усилился ветер. Косатки скрылись, вернее, их трудно было различить на большом расстоянии среди белых гребней волн.
   Барометр падал с утра, к вечеру ожидались довольно сильный ветер и волнение, да этому никто не придавал особого значения. У нас всегда дует ветер и океан гонит бесконечные гряды волн. А "Мустанг" рассчитан на борьбу с ураганом любой силы. В крайнем случае он может перейти на подводное положение и переждать бурю на глубине 15-20 метров.
   Развернув катер против ветра, мы держались почти на месте. Наши дельфины-разведчики время от времени сообщали о положении противника, да мы и сами слышали косаток через гидрофон. Спустя несколько минут после разговора с Лагранжем они оставались на прежнем расстоянии от нас. Затем стали удаляться. Соответственно, мы прибавили скорость. Противник применил свою излюбленную тактику, так по крайней мере нам показалось вначале. Джек, думали мы, рассредоточил свой отряд.
   Костя сказал:
   - Сейчас пойдут в разные стороны, и опять мы останемся с носом. Если бы удалось определить курс Джека! - он в гидрофон приказал дельфинам держаться ближе к "Мустангу".
   Тави и Протей сообщили, что приняли приказ. И вдруг в гидрофоне раздались какие-то странные звуки. Они то нарастали, то становились едва слышными.
   - Джек запел "песню смерти"! - крикнул Костя. - Кажется, он действительно собирается на нас напасть.
   Ветер завыл в ушах, и наш катер чуть не накрыло волной. Костя круто развернул "Мустанг" и включил двигатели на полную мощность.
   Когда я догадался нажать на кнопку с надписью на ней "Полная герметизация" и нас накрыла прозрачная кабина, Костя посмотрел на меня.
   - Вот не было печали, - сказал он радостно. - Впрочем, нет худа без добра. Я успел записать "песню смерти", а, насколько мне известно, не многие могут похвастаться такой записью в своей фонотеке.
   Лагранж передал, что катера вышли, а "Колымагу" готовят к вылету и через несколько минут она поднимется в воздух. Летят Петя Самойлов и его друг Ки.
   - Я бы на вашем месте не трогал сегодня "Колымагу", - сказал Костя. Ветер так посадит ее на воду, что ей не взлететь.
   - Возможно, и я рассуждал бы так же, будь на вашем месте, - засмеялся Лагранж и, глянув в сторону, добавил: - Они уже поднялись.
   Слушая диалог между Лагранжем и Костей, я с минуту перестал наблюдать за морем и когда бросил взгляд на побелевшие валы, то увидел огромное тело косатки, скользившее в пене, в каких-нибудь ста метрах. Сразу бросался в глаза очень темный цвет ее кожи, почти черный.
   "Джек!" - подумал я, невольно любуясь близким родственником наших дельфинов.
   - Убийца! Убийца близко! Он слева! - послышались из гидрофона голоса дельфинов.
   Голос механического переводчика в гидрофоне звучал ровно и спокойно, без тревожных интонаций, а между тем это был предостерегающий крик наших друзей. Я открыл иллюминатор и выстрелил. В грохоте урагана раздался бессильный, еле слышный хлопок.
   Я видел, как Тави рискованно жмется к самому борту.
   Джек, а это действительно был он, прошел очень близко. Мне показалось, что он зловеще скалит зубы.
   "Мустанг" мчался на предельной скорости, возможной при таком волнении. Косте часто приходилось убавлять обороты моторов, особенно когда мы взлетали на гребень. Достигнув вершины волны, катер срывался, летел по воздуху с десяток метров и шлепался о воду, поднимая фейерверк брызг и зарываясь носом так, что вода прокатывалась через кабину.
   Тави и Протей держались возле "Мустанга". Один с правого борта, другой с левого. Через двадцать минут гонки они стали отставать, так как волна прошла круче и им приходилось большие расстояния проплывать под водой, так же как и нам пробивать волны.
   Косатки со всех сторон замелькали в бушующем море. Все ближе, смелее они подходили к нам. Дельфины замолчали, приготовившись к последней схватке. А может быть, они все еще надеялись на наше могущество, которое они считали беспредельным?
   Из иллюминатора хлестнула упругая струя воды, обдав нас с головы до ног.
   Костя только мотнул головой, что-то отвечая Пете Самойлову, летящему на "Колымаге", и ребятам, спешащим к нам на катерах.
   Нас снова накрыло волной. В мутном зеленом свете через крышу прозрачной кабины я увидел силуэты дельфинов, над ними мелькнула длинная тень косатки.
   Трудно сказать, почему медлили косатки. Возможно, Черный Джек считал, что дельфинам все равно не уйти, и вел с ними жестокую игру. Или же он опасался, нет ли у нас про запас какого-нибудь неожиданного оружия. Схватки научили Джека осторожности. Так или иначе промедление врага спасло Тави и Протея.
   - Идиоты! - сказал Костя, поворачивая рычажок на панели управления, и скомандовал в гидрофон: - Заходите в санитарный отсек, на корме, сбоку, скорее!
   - Кого ты имеешь в виду? - спросил я. - И о каком отсеке ты говоришь?
   - Идиоты мы с тобой, - Костя с облегчением вздохнул и улыбнулся. - И ты и я. Забыли, что идем на санитарной машине с кабиной для перевозки больных дельфинов. Они уже там! Прекрасно! - Костя поставил рычажок на панели управления в прежнее положение и посмотрел на экран локатора. Прямо на нас двигалась зеленая, искрящаяся точка. Костя слегка отвернул в сторону. Точка устремилась теперь под углом к "Мустангу": одна из косаток шла на таран. Через несколько мгновений она врежется в борт и пробьет обшивку. Я, как загипнотизированный, смотрел на зеленую точку. Костя повернул катер прямо на атакующую косатку. Я закрыл глаза и впился руками в поручни, ожидая страшного толчка. Катер только сильно вздрогнул. Косатка прошла, лишь слегка задев "Мустанг" по правому борту. В последний момент Костя ухитрился увильнуть от прямого удара.
   Атака следовала за атакой. Черный Джек, наконец, понял, что "Мустанг" не может постоять за себя.
   Все время нас дружески подбадривали ребята, идущие на выручку, хотя они находились еще очень далеко, потому что косатки не дали нам повернуть к острову, и мы уходили от него на предельной скорости, возможной при таком ветре и волнах. Все надежды мы с Костей возлагали на Петю и Ки, летевших на "Колымаге". Они уже несколько раз пронеслись где-то над нами и, как радостно сообщил Петя Самойлов, высыпали "прямо нам на голову" два контейнера ампул с усыпляющим ядом. И промазали, что было не мудрено при таком ветре и значительной высоте, на которой шла "Колымага". Ниже опуститься они не могли без риска рухнуть в бушующий океан.
   Я предложил Косте прорваться из окружения и идти навстречу спасателям. Костя покачал головой.
   - На повороте мы потеряем скорость, и тогда...
   Действительно, все наше спасение теперь было в скорости. Косатки вряд ли могли протаранить "Мустанг", не имея преимущества в скорости.
   Время от времени корпус нашего катера вздрагивал: то одна, то другая косатка выжимала все, что могла, и ударяла носом в корму. С борта зайти им уже не хватало сил.
   - Выдохлись, - сказал Костя, не спуская глаз с залитого водой стекла.
   Волны стали выше, а склоны их более пологими. С пенистой вершины "Мустанг" прыгал теперь еще дальше. От ударов о воду гудело в голове, сиденье податливо уходило вниз, и поэтому экран эхолокатора, за которым я следил, взлетал вверх. Я боялся за жизнь Тави и Протея: хотя стены отсека покрывал толстый слой губчатого пластика, к тому же там поддерживался необходимый уровень воды, все же кабина рассчитывалась на перевозку в ней дельфинов не на такой скорости.
   На экране видеофона появилось лицо Лагранжа. Он улыбался несколько виновато и беззвучно шевелил губами. Наконец, поняв, что мы его не слышим, он сделал движение руками, показывая, что надо медленно разворачиваться вправо. "Мустанг" сорвался с гребня волны, шлепнулся так, что у меня потемнело в глазах, и экран погас.
   Хотя "Мустанг" и был рассчитан на всякие передряги, наверное, сказалась старость, а может быть, его давно подтачивали какие-то кибернетические болезни, и вот отказали его речь и зрение.
   - Опять нас учат, - печально сказал Костя. - Советуют развернуться вправо и получить пару ударов в бок.
   От сумасшедшей тряски и ударов вышла из строя и наша радиостанция. Правда, не совсем - некоторое время еще работал приемник, но с перебоями.
   Петя Самойлов и Ки опять где-то пролетели над нами и высыпали очередную дозу снотворного. Чтобы нас подбодрить, кто-то на одном из катеров рассказывал, как в прошлом году он сам очутился чуть ли не в худшем положении во время экспедиции в Антарктику. Приемник все время делал паузы, и мы так и не узнали, что же случилось с этим парнем в Антарктике. Несколько раз прорывался голос Лагранжа. Из обрывков его фраз можно было понять, что впереди нас ждет какая-то новая опасность.
   - Наверное, он имеет в виду рифы, - сказал Костя. - Только я учел эти самые "Черепашьи камни", они остались северо-западнее, не то бы мы давно уже налетели на них. Мне, по правде говоря, не хочется иметь сейчас дело с рифами.
   Костя, сосредоточенно молчавший последние несколько минут, неожиданно разговорился. Молчаливое напряжение, чувство ответственности давили его, ему надо было как-то подбодрить себя, перейти на другой ритм, и он стал говорить, говорить без умолку.
   - Держись! Хорошо! Молодец старый конь! (Это в адрес "Мустанга".) Но, но, веселей поднимайся в гору. Они совсем отстали. Сейчас положу право на борт! Нет, еще рановато. Крайний слеза так и ждет, чтобы броситься в атаку. Только попробуй...
   Великий Кальмар и вся нечисть глубин! - неожиданно выругался Костя. Кто это выключил гидрофон? Неужели я сам? То-то, чувствую, чего-то не хватает. Как там Протей? Протей! Жив, дружище?
   В тот же миг Протей ответил:
   - Впереди "твердая смерть"!
   Мы поднялись на гребень, и через экран локатора протянулась сверкающая полоса и тут же погасла: мы скатывались в "долину".
   Лот показывал тридцать метров.
   Как далекий гром рокотал прибой.
   Костя посмотрел на меня. В глазах его мелькнула растерянность. То же самое он, наверное, увидел и в моем взгляде, и к нему вернулась прежняя сосредоточенность. Суставы его пальцев, сжимающие штурвальное колесо, побелели. Он не изменил курса, а вел "Мустанг" прямо на рифы. Я протянул руки, чтобы повернуть колесо.
   - Оставь... Только так. Единственный выход!.. Пройдем на гребне...
   Костя стал сбавлять обороты двигателей. И скоро я заметил, что мы держимся на гребне водяной гряды, летевшей к рифам. Волна мелководья стала расти, катер высоко задрал нос, мы уже не видели бушующей пены на рифе, только грохот сотрясал весь "Мустанг" и все наши внутренности.
   Заскрежетало по днищу. Катер развернулся лагом, то есть боком к волне, затем его стало вращать вдоль продольной оси, ударился прозрачным куполом о скалу, и наступила тишина.
   После скачки и судорожных прыжков "Мустанг" будто переминался с ноги на ногу. Я открыл глаза, стараясь понять, что произошло.
   Низко, над прозрачным куполом кабины пролетали синеватые клочья туч. Ухали и шипели волны, омывая мою гудящую голову, и бежали по лицу, шее, стекая за воротник рубашки.
   - Наконец-то ожил, - услышал я знакомый голос.
   Повернув голову, я увидел Костю с термосом в руке. Тоненькая струйка стекала из блестящего изогнутого носика термоса мне на голову. Ледяная вода приятно обжигала кожу.
   - Вот и все, - Костя заглянул в термос и бросил его в сторону.
   - Что все? - спросил я чужим голосом. - Вода кончилась?
   - И вода, и ты, наконец, открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой. Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Почему ты не пристегнулся ремнем?
   - Сам-то пристегнулся?
   - Я - другое дело. У меня есть опыт кораблекрушений.
   - Это с яхтой?
   - Хотя бы.
   - Но и я ведь тоже там был!
   - Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого, - Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: - Проверь, цел ли корпус, шпангоуты, рангоут.
   - Рангоут? Ничего не соображаю!
   - Я имею в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе?
   - Как будто нет. Вот только слегка голова.
   Костя засветился в улыбке.
   - Как мне пригодился опыт "бегущего по волнам"?! Помнишь, как я катался на доске? На Гавайях прибой повыше! Ты заметил, как ловко, прямо-таки изящно, я взял этот барьерчик?
   - Ничего себе изящно, - я нащупал на голове шишку с кулак величиной.
   Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться:
   - И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности!
   - У кого?
   - Не догадываешься?
   Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот, и закружилась голова. Я показал глазами на корму.
   - Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, успокоил Костя. - Я раскрыл створки их каюты еще до того, как нас первый раз ударило о коралловый кустик. Я видел, как они ушли в море. Связь же с ними прервана. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит! - Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам.
   Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя, подмигнув, сказал:
   - Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, то это вполне объяснимо. Неужели ты сам не доволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее - видишь, темнеют пальмы? Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы? - Он посмотрел на меня как заговорщик. - Неплохо было бы вообще потерять на время все средства связи. Только ребят жалко, начнут поиски во всемирном масштабе. Соберется флот Индийского и Тихого океанов, налетят аэропланы, не считая нашей "Колымаги". В наше время трудно потеряться. Хотя... У меня возникла одна гениальная мысль. Но пока это тайна.