Александр Иванович АБРАМОВ
   БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ...
   Рассказ
   ________________________________________________________________
   ОГЛАВЛЕНИЕ:
   1. "ДАЧНОЕ" ДЕЛО
   2. РОДСТВЕННИКИ И ГОСТИ
   3. СТРАННАЯ ПАРТИЯ!
   4. ПОЛКОВНИК ХМАРА
   5. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
   6. НОВЫЙ ГОСТЬ
   7. ВЕРСИИ НАМЕЧАЮТСЯ
   8. ЗАГАДКА ЧЕРНЫХ
   9. ПО СВЕЖЕМУ СЛЕДУ
   10. БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ
   ________________________________________________________________
   1. "ДАЧНОЕ" ДЕЛО
   Подымаясь по лестнице, майор Жемчужный чуть не столкнулся с девушкой в сером легком костюме. Она стремительно пронеслась - другого глагола и не подберешь! - вниз, прикрывая носовым платком явно заплаканные глаза. "Сколько своего горя несут сюда люди", - подумал майор, но раздумья его тотчас же были прерваны: окликнула секретарша отдела. Жемчужного требовал к себе начальник отдела угрозыска полковник милиции Кершин. Он критически оглядел майора и усмехнулся:
   - Толстеешь...
   - Старею... - в тон ему ответил Жемчужный. - Возраст, товарищ полковник.
   - Есть шанс похудеть. "Дачное" дело знаешь?
   - Кутыринское? Немного знаю.
   - Придется познакомиться вплотную.
   Жемчужный удивился, "Дачным" делом здесь называли дело о недавнем убийстве профессора Заболотского, которое вел один из старейших и очень опытных работников уголовного розыска, подполковник Кутырин.
   - Ничего не понимаю, - сказал Жемчужный, - а Кутырин?
   - У него инфаркт, - вздохнул Кершин. - Вчера в больницу увезли.
   Жемчужный задумался. Жаль Кутырина. Поправится, уйдет на пенсию, а вместе с ним уйдет в прошлое еще одна живая страница истории милиции города. Без Кутырина даже трудно себе представить уголовный розыск.
   - А кто еще работал по этому делу? - после некоторого раздумья спросил Жемчужный.
   - От нас - капитан Парамонов и старший лейтенант Рыжов, - отвечал полковник. - А ведет следствие старший следователь прокуратуры Михайлов. Ты с ним работал?
   - Было дело...
   "Михайлов - опытнейший работник прокуратуры, да и Кутырин тоже, как говорится, краса и гордость угрозыска, - подумал Жемчужный. - Неужели они запутались?.."
   - Поговори с Михайловым, ознакомься с материалами и доложи свои соображения.
   ...И разговор с Михайловым, и тщательное ознакомление с делом только подтвердили опасения Жемчужного: в процессе расследования пока ничего не прояснилось.
   Обстоятельства убийства профессора Заболотского, одного из крупнейших знатоков славянской филологии, были действительно загадочны. Труп его нашли воскресным утром на даче, в большой комнате, служившей ученому и кабинетом и столовой.
   Дверь комнаты была заперта изнутри. Окно в сад открыто настежь. Самодельная финка, искусно выточенная из напильника, торчала между лопаток. По заключению медицинской экспертизы, смерть последовала вскоре после полуночи от кровоизлияния в области сердца.
   Убитый лежал ничком на ковре возле шахматного столика. Два легких соломенных кресла, подвинутые к столику, несколько черных и белых фигурок на доске, кучка таких же фигурок на краю стола - все говорило о том, что шахматная партия была не закончена или прервана.
   Посреди комнаты на обеденном столе громоздились неубранные тарелки, рюмки, бокалы, бутылки из-под вина - следы ужина, сервированного на несколько человек. Повсюду - окурки и пепел: в комнате курили сигареты, папиросы и даже трубку. Она лежала с краю на шахматном столике, должно быть, ее курил сам хозяин. На зеленом сукне письменного стола обнаружили крохотные пятна крови: вероятно, кто-то из гостей профессора порезался о лезвие безопасной бритвы, торчавшее из-под толстого стекла на столе. А под столом найдена светло-серая пиджачная пуговица.
   В замочной скважине распахнутого сейфа торчала связка ключей, а на полке внутри лежали аккуратные стопки исписанных тетрадей. Профессор работал над книгой по истории древнеславянских языков и хранил черновики в сейфе. Из денег в сейфе нашли только одну двадцатипятирублевку, прикрытую упавшей тетрадью. А между тем накануне профессор получил в издательстве гонорар за монографию - около трех тысяч в банковских пачках. За ужином Заболотский и рассказал о гонораре, и о сумме упомянул. Сейф у него, по словам свидетелей, был в это время раскрыт. Кто-то из гостей сделал профессору замечание: мол, так крупные суммы не хранят. Профессор, как говорят, отмахнулся - кому, дескать, грабить? - сейфа не закрыл, а между тем все деньги исчезли. Значит, было кому...
   Под окном с трудом удалось обнаружить чьи-то следы, размытые дождем.
   Кто же был в гостях?
   Жемчужный взял листок бумаги, на котором рукой Кутырина были написаны несколько имен и фамилий.
   Валя.
   Маслов.
   Вера Тимофеевна - жена Маслова.
   Полковник Хмара.
   Сизов.
   Фамилии Сизова, Хмары и Маслова подчеркнуты красным карандашом - это соседи по дачному поселку. Валя приходилась профессору дальней родственницей, последнее время жила у него в мезонине. У отставного полковника Хмары и у доктора Маслова были собственные дачи, а лаборант Сизов снимал в поселке комнату с верандой.
   Гости разошлись около одиннадцати. Профессор спросил, не хочет ли кто-нибудь сыграть с ним партию в шахматы. Желающих не нашлось. Маслова увела домой жена. Хмара беспокоился о дочери, уехавшей "на ночь глядя" в город к подруге. А Сизов вообще казался чем-то раздраженным. Профессор даже спросил его, не случилось ли что... "Голова почему-то разболелась, ответил Сизов. - Пройдусь немного. Буду возвращаться - может, зайду..."
   Обещал зайти и Хмара, "если Ленка уже дома". Валя, проводив Масловых, пошла к себе в мезонин и легла спать. К профессору она больше не заходила, хотя в его комнате горел свет и слышались чьи-то голоса.
   А утром Заболотского нашли мертвым.
   2. РОДСТВЕННИКИ И ГОСТИ
   Ясным на первый взгляд казалось только одно: мотив преступления. Исчезнувшие деньги - это достаточно убедительно. Но убедительно ли? Убийство из-за трех тысяч?.. Михайлов сказал:
   - Слишком невелика сумма, чтобы из-за нее убивать. Кутырин, кстати, тоже сомневался... Подумай, майор, подумай...
   Жемчужный еще раз перечитал дело. Вот показания дочери Заболотского, Марии Львовны, сотрудницы одного из научно-исследовательских институтов. Она, хотя и жила отдельно от отца, иногда приезжала к нему на дачу. Отношения между ними уже давно были натянутыми. А за последнее время они еще более ухудшились.
   Несколько раз прослушивал майор магнитофонную запись допроса.
   "- Значит, отец жил один?
   - Один. Я не могла ужиться с его второй женой. А когда они разошлись, я все равно не хотела простить отцу: ведь после смерти матери он обещал мне никогда не жениться...
   - А давно он разошелся со второй женой?
   - Еще во время войны, в эвакуации. Мы жили тогда в Ашхабаде.
   - Где же она сейчас?
   - Там же, вместе со своим сыном от первого брака. Работает артисткой городского театра. Сыну, наверное, уже более сорока.
   - А как сложились ее отношения с вашим отцом после развода?
   - Никак. Разошлись - и все. Недолго прожили. По-моему, даже не переписывались. Только Виктор один раз и навестил его за последние лет десять...
   - Подружились?
   - Наоборот: расстались как чужие.
   - А что вы можете сказать о Вале?
   - Валя - это дочка троюродной сестры моего отца, студентка. Учится в юридическом институте. Ну, а с кем встречается и где бывает - право, не знаю..."
   Жемчужный снова и снова включал магнитофон. "С чего начинать? - думал он. - С кого? С гостей или родственников? Прежде всего необходимо установить всех, кто мог знать о хранящихся в сейфе деньгах. О них могли знать не только присутствующие на вечере".
   И все-таки начинать пришлось с участников ужина.
   Жемчужный взял чистый лист бумаги и крупно написал: "Черенцова Валя, двадцать два года..." Интересно, как она вела себя на допросах? Была искренней или играла? Трудно иногда судить об этом по протоколам: нет подтекста, нет ощущения живого человеческого слова, смысл которого порой зависит от того, как оно произнесено.
   Он с интересом прослушал еще одну запись: Парамонов беседовал с Валентиной.
   "- Как реагировали гости, когда профессор рассказал о деньгах? спрашивал Парамонов.
   - Не помню. Смеялись, кажется... Кто-то даже зааплодировал почему-то... А вот еще: Вера в шутку попросила профессора немедленно закрыть сейф, а то она готова соблазниться такой суммой...
   - Кто упрекнул профессора в неумении хранить деньги? Не помните?..
   - Точно не помню. Кажется, Хмара.
   - А Сизов?
   - Он тоже пошутил. Только очень мрачно. Он вообще был в этот вечер в плохом настроении.
   - Что же он сказал все-таки?
   - Сказал, что в нем сидит Раскольников. Что-то в этом роде. Не помню".
   Жемчужному понравился характер допроса. Но почему Парамонов сосредоточил внимание на Сизове? Неужели из-за этой глупой шутки? А может быть, потому, что Сизов обещал вернуться и сыграть в шахматы? Но ведь и Хмара обещал заглянуть к профессору. И кто-то действительно был у профессора, когда Валя, проводив Масловых, вернулась домой.
   "Лестница в мезонин ведет из передней, куда выходит и дверь из комнаты профессора, - читал Жемчужный показания Вали Черенцовой. - Я задержалась на секунду, вытирая ноги: на улице было грязно, дождь. Из-за двери дядиной комнаты тянулась узенькая полоска света и слышались голоса. Я слышала, как дядя спросил кого-то: "А почему ты в перчатках?" Другой голос ему что-то ответил, но что именно, я не разобрала. Потом услышала уже сверху, как внизу щелкнул дверной замок: кто-то запер дверь изнутри. Я долго прислушивалась, но внизу было тихо. Потом вдруг что-то упало. Подумала, что дядя передвигал стол. Но звона посуды не слыхала. Постояла минутку у окна и легла спать... Вот только когда закрывала окно - из-за комаров, - увидела в саду мелькнувший огонек сигареты".
   Огонек сигареты в саду заметил и Сизов, возвращаясь домой с прогулки. По его словам, было около двенадцати ночи. У профессора в комнате горела лампа, окно было открыто. Сизов постоял у калитки, раздумывая, зайти или не зайти. Но время было позднее, и он направился к своему дому.
   Итак, Сизов не заходил к профессору после ужина. Масловы тоже не возвращались. Не приходил вторично и Хмара. Показания полковника подтвердил жилец, снимавший у него беседку с верандой: Хмара, по его словам, встретился с приехавшей дочерью и остался дома.
   Еще один листок привлек внимание Жемчужного. На четвертушке бумаги мелким почерком Кутырина было написано несколько неразборчивых строк. По всему было видно, что подполковник наспех записал мелькнувшие у него мысли.
   "Кто мог быть у профессора ночью? Подумать, необязательно учитывая участников ужина.
   Один или двое?
   "Почему ты в перчатках?" Может быть, "вы"? Обмолвка.
   Кому он так мог сказать? Проверить: с кем он общался на "ты".
   Кто играл в шахматы?
   Чей огонек был в саду?"
   Жемчужный внимательно пересмотрел всю папку, которую нашел в сейфе у Кутырина. Он знал о привычке подполковника записывать на клочках бумаги мысли и наблюдения. Однако таких листков в папке было немного и они не содержали ничего существенного. Лишь вот эти наспех записанные мысли представляли интерес для розыска. Видимо, собранные показания свидетелей еще не давали сформироваться какой-то определенной версии.
   "У меня ее тоже пока нет", - подумал Жемчужный.
   3. СТРАННАЯ ПАРТИЯ!
   В дверь постучали. Чисто выбритый, подтянутый, словно на параде, в кабинет вошел капитан милиции Парамонов.
   - Разобрались, Леонид Николаевич? - кивнул он на папку.
   - Тут, милок, разбираться и разбираться! А я не Эркюль Пуаро.
   - Что-нибудь заинтересовало?
   - Кое-что. У Кутырина я обнаружил несколько отрывочных записей. Читал?
   - Читал. Только никого, кроме гостей за ужином, привлечь к этому делу не могу.
   - Кто, кроме них, мог знать об авторском гонораре профессора?
   - Среди дачников никто, по-моему. Профессор не любил хвастаться. Он и гостям-то о деньгах случайно сказал.
   - Но о получении трех тысяч знали в издательстве. В редакции, в бухгалтерии - наверняка. И у кого угодно может быть муж, брат, друг. Надо там поработать. Бросим на это дело старшего лейтенанта Рыжова. Ну, а мы гостями займемся. - Жемчужный взглянул на список ужинавших. - Кстати, вы не знаете, почему в кутыринском списке подчеркнуты фамилии Сизова и Хмары?
   - Это шахматные партнеры профессора. Хмара игрок попроще, а у Сизова первый разряд.
   - А другие?
   - Умеет и доктор. Только кто ж рискнет сражаться с кандидатом в мастера?
   - Положение фигур записано? - вдруг заинтересовался Жемчужный.
   - Вот! - Парамонов веером рассыпал по столу принесенную им пачку фотографий, на одной из которых был заснят шахматный столик с расставленными на нем фигурками. Партия явно заканчивалась. С каждой стороны короля поддерживали ладья, легкая фигура и пешка. Но единственную пешку черных защищал, кроме того, и черный ферзь, сама же она достигла последней линии и была уже не пешкой, а вторым ферзем. Катастрофа белых была очевидной.
   - Разобрались, Леонид Николаевич? - спросил Парамонов.
   Жемчужный кивнул, продолжая всматриваться в расположение фигур: он никак не мог понять, почему белые, потеряв ферзя без компенсации, все еще продолжали сопротивляться?
   - Странная партия, - сказал Жемчужный.
   - Почему странная? - робко возразил ему Парамонов. - Черные выигрывают, вот и все.
   - А какими играл профессор?
   - Белыми. Мы нашли отпечатки его пальцев на всех фигурах. А здесь вот видите... - Парамонов подвинул Жемчужному другой снимок, на котором виднелись десять симметрично расположенных оттисков пальцев. - Оставлены Сизовым на ладье, коне и ферзе, а также на нескольких пешках.
   Жемчужный, казалось, не слушал его, задумчиво хмурился и молчал.
   - Нелепо, все нелепо, - проговорил он глубокомысленно. - Профессор не мог играть белыми.
   Взгляды их встретились. Парамонов явно не понимал, к чему клонит Жемчужный. Майор протянул ему снимок доски:
   - Взгляните на белых... Будете доигрывать партию в таком положении? Нет. И я не буду. Профессор - тем более, если даже он зевнул на старости лет. Но до такого положения даже зевающий не доходит, особенно если у него равной силы противник.
   - Он сдался: белые все же не сделали хода.
   - До такого положения умный игрок не доводит. Сдаются раньше.
   Жемчужный все еще с сомнением глядел на доску. Что-то в этой партии смущало его. Но Парамонов упрямился.
   - Вы внимательно посмотрите, Леонид Николаевич, - настаивал он, - и станет ясно, почему он все еще продолжал игру. Но не в этом суть. Для нас важно сейчас, с кем он играл. Взгляните на отпечатки пальцев Сизова. Они на черных.
   - Оттиски могут сохраняться долгое время. Мы же не знаем, когда он играл. И сизовские оттиски очень отчетливы: жирные пальцы. А профессорские еле заметны: чистые, сухие руки... Может быть, играл кто-то третий, в перчатках? Ведь Сизов решительно отрицает, что играл с профессором...
   - Так он и признается, что играл, - покачал головой Парамонов. - Вы на это рассчитываете, Леонид Николаевич?
   - Я хочу, чтобы никто не делал скоропалительных выводов.
   Парамонов не стал больше возражать, а лишь подвинул к майору еще несколько снимков. На стакане в серебряном подстаканнике, стоявшем на шахматном столике, виднелись четкие папиллярные линии.
   - Пальцы Хмары. Мы попросили всех гостей помочь следствию - никто не отказался! - и взяли у всех отпечатки пальцев... Хмара, кстати, и не отрицает, что пил из этого стакана. Только за общим столом, а не за шахматным.
   - Стакан могли переставить.
   - Кто?
   - Убийца. Он же мог и сыграть партию. Я же говорил о перчатках... Вот только расположение фигур странное. Профессор не мог довести партию до такой позиции: он был первоклассным игроком...
   - Вы зря отводите Хмару, Леонид Николаевич, - заметил Парамонов. Пепельница стоит тут же, на шахматном столике. В ней - два окурка "Беломора", а Хмара только его и курит. В пепельнице за общим столом полпачки окурков, но вот как они к шахматистам-то перекочевали?..
   - Еще одна инсценировка. Причем явная. Курящий человек за шахматной партией двумя папиросами не ограничится. Кстати, еще окурок - сигаретный, со следами помады - это уже третья инсценировочка. Кто-то, по-моему, очень спешил подмалевать эту партию. Стакан и пепельницу переставили сюда уже после убийства.
   Парамонов словно поймал какую-то новую мысль.
   - А почему мы забываем Масловых? - вдруг спросил он.
   - Есть доказательства?
   - Хотя бы косвенные. Масловы уже два года мечтают о "Жигулях". Очередь, как я выяснил, подошла, а денег-то не хватает. Говорят, просили у профессора - не дал. Скуповат был старичок. Сослался на возможность приобрести редкие и очень ценные книги.
   Но Жемчужный не слушал:
   - Предположим, что кто-то третий вернулся. Но где он достал финку, так искусно выточенную из напильника? Такую только на заказ сделаешь.
   В кабинет заглянул Кершин.
   - Завтра-послезавтра можно будет навестить Кутырина. Его уже перевели из реанимации, - сказал он Жемчужному. - Побывай у него обязательно. - Он взглянул на возбужденного Парамонова и насмешливо подчеркнул: - Вон у капитана, похоже, и решение уже готово...
   - Пока только предположения, товарищ полковник, - замялся тот.
   - Мы включаем в круг расследования также и аппарат издательства, сказал Жемчужный. - Следователь прокуратуры в курсе. Я командирую туда Рыжова.
   - Согласен, - подтвердил Кершин. - Когда выезжаете на место?
   - Завтра утром.
   - Приглядитесь поближе к Черенцовой. Одна ли она возвращалась на дачу? Интересна также и третья линия: кто из посторонних приезжал за последнее время в поселок? Мне кажется, что Кутырин как раз этого не учитывал.
   4. ПОЛКОВНИК ХМАРА
   На другой день Парамонов и Жемчужный выехали на дачу Заболотского. Лесная тропинка от станции привела их в дачный поселок на берегу небольшого пруда, густо поросшего у берегов ярко-зеленой ряской.
   От пруда они свернули на дачную улицу и пошли вдоль невысокого забора, за которым тянулась живая изгородь акаций, прикрывающих от любопытных взоров грядки с клубникой и заросли малинника и крыжовника. В это воскресное летнее утро зеленая дачная улочка была совершенно безлюдна, только на скамейке перед голубым свежевыкрашенным забором сидел тучный человек в выцветшей майке. Его бритая голова сверкала на солнце как полированная. Сидевший, узнав Парамонова, вежливо поздоровался и с недоумением посмотрел на Жемчужного.
   - На таком солнцепеке да без шапки, - сказал Парамонов. - Голову не жалеете.
   - Привык. Но для сердчишка, пожалуй, вредновато.
   - А наш Кутырин как раз инфаркт схватил. Вот что делают жара да перегрузка. А это - майор Жемчужный, - представил майора Парамонов. Будет вести расследование вместо Кутырина. Познакомьтесь. Это - товарищ Хмара.
   У Хмары даже лицо вытянулось от огорчения.
   "Чего он боится? - подумал майор и, не дожидаясь приглашения, присел на широкую скамью. - А типаж-то знакомый: дачный кулачок, клубничкой подторговывающий..."
   - Чем это вы играете? - спросил он отставного полковника.
   Тот перебирал какие-то камешки.
   - Вот горстку пуговиц собрал, - сказал он, показывая их Жемчужному.
   То были светло-серые, испачканные грязью пуговицы от какого-то пиджака.
   - Где вы их нашли? - заинтересовался Жемчужный.
   - В этой канавке у дорожки. Раньше здесь лужа была, дожди шли. А сегодня солнышко все высушило. Я их и подобрал, даже удивился: кто это такие хорошие пуговицы в лужу выбрасывает? И ведь все чисто с одного пиджака срезаны.
   - Покажите, - сказал Парамонов, забрав одну пуговицу. - Эти две - с переда, эти - с рукавов.
   - Все ясно, - уточнил Жемчужный. - Составьте протокол изъятия, капитан, и возьмите пуговицы.
   Хмара совсем нахмурился, оправдывая фамилию:
   - Я ни при чем здесь. Я действительно в этой канавке их нашел.
   - Мы вас ни в чем и не обвиняем. Вы помогли следствию. И никаких вопросов у меня к вам нет... Я - на дачу Заболотского, капитан. Закончите здесь и - туда.
   Отойдя в сторону, Парамонов шепнул майору:
   - Точно такая же была обнаружена под столом. Видимо, он здесь их и срезал. Лужа, ночь, трава... Вот он и подумал: кто их тут искать станет?
   - Интересно: кто - он? А, капитан?.. - усмехнулся Жемчужный. Главный вопрос...
   5. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
   На ступеньках лесенки, спускавшейся с веранды, сидели двое - мужчина и девушка. Услышав скрип калитки, девушка привстала и, узнав Парамонова, побежала навстречу.
   Парамонов представил ей Жемчужного.
   - А где же Юрий Константинович? - удивилась она, обернувшись. - Он только что здесь сидел.
   - Кто это Юрий Константинович? - спросил майор.
   - Уже допрос? - откликнулась Валя.
   - Пока вопрос.
   - Сизов. Наш общий друг. И вообще - очень хороший человек. Да-да, подчеркнула она, обращаясь к Парамонову.
   И по тону ее реплики, и по снисходительной усмешке Парамонова Жемчужный понял, что это какое-то продолжение их спора.
   - Разрешите осмотреть сад, - попросил он.
   - Пожалуйста.
   Он двинулся в ельник у забора, пересек лужайку, обратив внимание на примятую местами высокую и густую траву.
   - Валентина Васильевна! - позвал он. - А кто это здесь ходил?
   - За деревьями? Это я грибы собирала.
   - Когда?
   - Сегодня утром.
   - А вот эта примятость - вроде тропинки?
   - Не знаю, - задумалась Валя. - Сюда обычно никто не ходит. Может, кто-нибудь из гостей...
   Жемчужный вышел за калитку, медленно пошел вдоль забора, свернул за угол и сразу же остановился: в частом штакетнике две планки были оторваны, держались каждая на одном гвозде. Отодвинь и - пролезай. Жемчужный присел на корточки. На поперечине - прясле, как их называют, - остались кусочки рыжей глины. Он потрогал их пальцами: еще мягкие на ощупь, видно, кто-то недавно перелезал, задел подошвами...
   - Валя, скажите, - Жемчужный выпрямился, - кто-нибудь пользуется этим лазом?
   - Да нет, пожалуй, - Валя пожала плечами. - Насколько я знаю, никто. Разве мальчишки? Да им в саду и поживиться-то нечем...
   - Проверяете свою версию о сером в перчатках? - не без усмешки спросил Парамонов.
   - Все может быть, - отрезал Жемчужный. - Одно несомненно: недавно кто-то здесь пропутешествовал, вон - глина еще не засохла.
   - Чужой?
   - Валя утверждает, что свои ходят через калитку.
   - Это не улика.
   - Глина на заборе? Нет, конечно. Но на мысль наводит.
   - На какую?
   - Как раз о чужом...
   - Я все хотел спросить вас, Валечка, - догнал отходившую от калитки Валю Жемчужный. - Скажите, зачем вы приходили к нам в управление?
   - Мне показалось, что вы Сизова подозреваете. Но он действительно не играл с профессором в тот вечер в шахматы. Ему нельзя не верить. Он очень правдивый и честный человек. А Коля его почему-то особенно упорно допрашивал.
   Она запнулась и умолкла. "Решительность Парамонова придется чуть охладить", - подумал майор и сказал вслух:
   - Мы никого пока не подозреваем, Валечка, но допрашиваем всех, кто имеет прямое или косвенное отношение к профессору. Ряд вопросов к Сизову у меня, правда, еще есть...
   - Между прочим, он сам хочет с вами поговорить... Может быть, выпьем чаю?
   - С удовольствием. Вот и зовите его сюда. Вместе и поговорим.
   Майор совсем не хотел чаю, но именно такой разговор ему был нужен непринужденный, неофициальный.
   Сизов оказался некрасивым, угловатым человеком лет тридцати пяти, с умными, насмешливыми глазами.
   - Допрос за чашкой чаю? - спросил он, оглядывая накрытый стол и вазочки с вареньем, только что принесенные Валей.
   - Юрий Константинович... - вмешалась Валя. - Не надо...
   - Знаете, что самое трудное в следствии? - подчеркнуто спросил Жемчужный. - Создать атмосферу доверия, преодолеть внутреннее сопротивление собеседника. Вот вы внутренне сопротивляетесь. А почему? Не верите, ждете всяческих подвохов, сбивающих вопросов. А у меня единственное желание - послушать вас! Может, вы скажете какую-либо мелочь, которая откроет перед нами завесу...
   - Какие уж тут мелочи, - перебил его Сизов: внутреннее напряжение его еще не угасло. - Давным-давно все переговорили.
   - А телефонный разговор? - вдруг вспомнила Валя.
   Сизов задумался:
   - Ну, уж это действительно мелочь. Я даже забыл о нем.
   - О каком разговоре вы забыли? - спросил Жемчужный.
   - В субботу я пришел к профессору первым, вы это знаете. Когда проходил мимо его открытого окна, он с кем-то говорил по телефону. Я запомнил только одну фразу: "Не может быть! Какими судьбами?" Я постоял у двери, чтобы не мешать разговору, потом вошел в комнату. И еще запомнилось заключительное: "Надеюсь, старика не забудешь?".
   - И профессор не говорил, кто ему звонил?
   - Он хотел сказать, - вмешалась Валя. - Когда я принесла вино, дядя сказал мне: "Ты знаешь, кто сейчас мне звонил?" Но в это время показались на пороге Масловы. Они сразу стали что-то ему рассказывать. Я так и не узнала, кто разговаривал с дядей по телефону. - Валя задумалась и потом не совсем уверенно сказала: - Но, судя по тону, каким спросил меня дядя, я должна была знать об этом человеке.
   - Может, это Мария Львовна?
   - Нет, речь, по-видимому, шла о ком-то другом. Иначе, зачем бы он стал объявлять мне об этом так многозначительно?
   - Возможно, вы правы, - заметил Жемчужный, допивая остывший чай.
   6. НОВЫЙ ГОСТЬ
   В этот момент скрипнула калитка.
   От калитки к веранде смело шел человек лет сорока, в цветастой рубашке, лысоватый, с сединой на висках, без усов, но с широкой голландской бородкой, аккуратно подстриженной вдоль подбородка. В руках у него был большой мягкий чемодан, оклеенный с боков иностранными этикетками. Поставив чемодан у лестницы, он спросил:
   - Я не ошибся, это дача Заболотского?
   - Не ошиблись, - ответила Валя.
   - А где же он сам?
   Человек спрашивал вежливо, но без малейшей застенчивости или смущения.
   - Позвольте узнать, кто вы такой? - спросила Валя.
   - В известной степени - родственник.
   - А именно?
   - Степ-сон. По-английски - пасынок. Моя фамилия Шустиков. А ему скажите, что приехал Виктор Петрович из Ашхабада.
   Валя смущенно взглянула на Жемчужного, но тот молчал, разглядывая этикетки на чемодане.
   - Может быть, я не вовремя? - извинился гость. - Может, профессор уехал в город? Так я подожду...
   Валя опять растерянно взглянула на Жемчужного, не зная, что отвечать. На этот раз он тут же пришел ей на помощь:
   - Войдите на веранду, товарищ Шустиков, возьмите стул и садитесь.
   - С кем имею честь? - спросил гость.
   - С вами разговаривает старший инспектор уголовного розыска майор милиции. А профессор Заболотский, о котором вы спрашиваете, в прошлую субботу убит.
   Гость растерянно оглядел сидевших.
   - Как убит? - воскликнул он. - Я же в прошлую субботу ему из Ашхабада звонил.
   - Вот после этого он и был убит.
   - Кем?
   - Ищем.
   - Есть подозрения?
   - Пока допросы. Вот и вас допросим, благо вы ко времени прибыли.
   - Пожалуйста. Только у меня железное алиби. Жил и живу в другом городе. Только что прилетел из Ашхабада. Авиабилет и паспорт к вашим услугам.
   - Где работаете?
   - На ашхабадской киностудии. Снимаюсь в эпизодах, но регулярно. Сейчас в отпуску. У меня просьба... Разрешите немного пожить на даче...
   - Пожалуй, лучше в гостинице.
   - Хотя бы два-три дня.
   - Попросите временную владелицу... Валя, не уступите ли вы ему на несколько дней свою комнату в мезонине?.. А сами перебирайтесь вниз.
   - Да, пожалуйста... - Валя пожала плечами.
   - Большое спасибо, - сказал гость. - В городе знакомая матери живет. Я к ней потом и переберусь. К сожалению, я рассчитывал на помощь профессора. Все-таки родственник, хотя и не близкий...
   - С Марьей Львовной договоритесь, - заключила Валя.
   Жемчужный покинул дачу вместе с Сизовым. Его заинтересовали некоторые обстоятельства дела: обстановка во время ужина и, в частности, беседа у шахматного столика - до и после приезда гостей. О странной шахматной партии он пока не говорил, рассчитывая разобраться в ней сам. Вдвоем зашли они и к Масловым, беседа с которыми, к сожалению, ничего нового не дала. Масловы повторили рассказ об ужине, об открытом сейфе, о лежавших в нем деньгах, о шутливых разговорах за столом. За шахматным столиком они не сидели, и Вера Тимофеевна не оставляла там своего окурка.
   По возвращении в город Жемчужный нашел на столе записку: "Позвонить Рыжову". Тотчас же позвонил.
   - О выплате гонорара Заболотскому в издательстве никто не говорит, сообщил Рыжов. - Обычное дело у них, да и сумма невелика. Знать о ней, конечно, мог кто угодно. Но точно знали директор издательства Телепин, главбух Кротова Нина Петровна. Ну и кассир тоже...
   - Побывайте завтра у них, поговорите - помягче только: вдруг они кому постороннему обмолвились о профессорских деньгах. Хоть путь этот и длинным может оказаться, а вдруг да что-нибудь засветится...
   7. ВЕРСИИ НАМЕЧАЮТСЯ
   В понедельник старший лейтенант Рыжов уже к полудню вернулся к Жемчужному:
   - Есть новости, товарищ майор.
   - Хорошие?
   - Может, и неплохие, видно будет... Говорил и с директором, и с главбухом, и с кассиром. Все утверждают, что никому о гонораре профессора не сообщали. Даже удивляются: подумаешь, дескать, событие, Заболотский у них не один деньги получает... Тут вроде бы пусто. Но есть зацепочка. У Кротовой новая вещь появилась: серебряная брошь с сердоликами, старинная работа.
   - Во-первых, откуда узнал? Во-вторых, ну и что?
   - Отвечаю по мере поступления вопросов. Узнал от двух девчонок из бухгалтерии. Пока я Кротову ждал, они эту брошь на все лады обсуждали. Могу описание составить. Сам-то я ее не видел: Кротова не надела брошь. Как пришла, так девицы замолкли: боятся начальницу... А что касается вашего "ну и что", так брошь-то туркменская. И неделю назад ее у Кротовой не было.
   - Повторюсь: ну и что?
   - Товарищ майор, вспомните: Шустиков-то в Ашхабаде живет. И брошь оттуда.
   - Верно... Хотя и на совпадение похоже, но взять на заметку стоит, согласился Жемчужный.
   Раздался звонок телефона. Следователь Михайлов сообщил, что ждет внизу: ехать в больницу к Кутырину.
   Кутырин лежал в отдельной палате. Широкое итальянское окно ее выходило в сад. Жемчужный рассказал подполковнику обо всем, что успел узнать об убийстве. Глаза Кутырина, казалось, говорили: "Знал, что приедешь. Не такое это дело, чтобы с маху решать".
   - Издательство проверили? - спросил он.
   Жемчужный рассказал все переданное Рыжовым.
   - Не отмахивайтесь сгоряча, - сказал Кутырин. - В Ашхабад можно за неделю слетать три раза.
   - Для доказательств этой совсем уж неожиданной версии, - уточнил Жемчужный, - у него должен быть еще серый костюм с новыми пуговицами. Кстати, если это он, то, удирая с дачи, успел их все срезать и зашвырнуть по дороге на станцию в лужу. Полковник Хмара их нашел. Без одной оторванной раньше.
   - Стоит подумать.
   - А я все думаю о Сизове, - признался Парамонов. - И у него есть серый костюм, и он мог срезать ночью пуговицы. Даже удобнее по дороге, чтобы не тащить их к себе на дачу. А "странная" партия, как назвал ее товарищ майор, мне совсем не кажется странной. Профессор, подвыпив, вполне мог прозевать ферзя. И у тех, кто помоложе, это бывает. А защищался из упрямства, у него это упрямство в характере. Ну и сдался все-таки, хода-то он не сделал.
   - Заболотский партнеру говорил "ты", - подчеркнул Жемчужный.
   - Во-первых, Черенцова могла ослышаться, во-вторых - солгала.
   - Зачем ей лгать? - возразил Жемчужный. - Чтобы отвести подозрение от своего сообщника? Кого же именно?
   - Допустим, от Сизова: она с ним дружит. Да и обстоятельства могли сложиться так, что он после прогулки вернулся на дачу и скрылся в саду. А потом уж проник в дом с помощью Черенцовой.
   Теперь не только Парамонов, но и Кутырин с любопытством глядели на Жемчужного. Но он говорил не просто убедительно - убежденно:
   - Бесспорно одно: если Сизов преступник, то показания Черенцовой его не спасают. Они вообще никого не спасают - ни его, ни ее. Если она лгала, то неизвестно зачем. Да и потом, что говорит против него? Отпечатки пальцев на двух-трех фигурах? Или то, что ему были нужны деньги? А кому они не нужны? Для того чтобы поддержать больную жену, он мог пойти на грабеж и убийство? Чушь! А что еще? Что он в шахматы играет, что в этот вечер, кроме него, едва ли кто мог быть ночным партнером профессора? В этом, конечно, есть вероятность. Но... не верится, нет. На темные дела способны только темные души. Не научно сказано, но тем не менее это так.
   Кутырин улыбнулся и закрыл глаза.
   - Что нам известно о нем? - продолжал Жемчужный. - Прежде всего то, что профессор хорошо знал и ценил его как партнера. Он никогда не слыл мастером слесарного дела, а финка выточена именно мастером. На дачу пришел гость с оружием и с заранее обдуманной целью. Знал ли заранее о деньгах Сизов?
   Жемчужный помолчал, как бы собираясь с мыслями.
   - И еще: зачем ему было пользоваться проломом в заборе, когда он спокойно мог уйти через калитку? Откуда же тогда на штакетнике следы засохшей глины? И последнее: допустим, он лжет, что, вернувшись на дачу, не играл с профессором. Но подобная партия между такими игроками, как Сизов и профессор, честно говоря, меня очень смущает. Она непрофессиональна...
   Кутырин искоса взглянул на него.
   - Вы не можете понять, почему профессор не сдался ранее, когда выяснилось, что партия проиграна? - спросил он.
   - Вот именно. Бесспорный проигрыш должен быть обнаружен раньше. Такие партии доигрывают не упрямцы, а неумеки.
   - Новый гость приехал только вчера? - вдруг спросил Кутырин. Проверено?
   - Точно.
   - Мой совет: проверьте в Ашхабаде, не прилетал ли он сюда неделей раньше. Это первое. Второе: есть ли связь между Кротовой и пасынком профессора? Не зря Рыжов обратил внимание на ее брошь. Третье: узнайте, кто он такой, наш ашхабадский вояжер. Короче, слетать туда стоит. На киностудии поспрошать, с матерью познакомиться...
   8. ЗАГАДКА ЧЕРНЫХ
   Отправив Парамонова в Ашхабад, Жемчужный снова поехал на дачу, захватив с собой Рыжова. Валю они встретили поблизости от станции - она мчалась на велосипеде в трикотажных тренировочных брюках и красной мужской футболке, похожая на мальчишку, который вообразил себя гонщиком. Узнав Жемчужного, она на полном ходу затормозила, едва не свалившись в канаву. Жемчужного вполне устраивала эта встреча на окраине дачного поселка. Отойдя в сторону, они присели на придорожную траву.
   - Ну, как ведет себя ваш дорогой родственник? - шутливо спросил Жемчужный.
   - Он в город уехал, - равнодушно ответила Валя.
   - Валюша, вы у него серого костюма не видали? - Жемчужный понимал всю нелепость вопроса, однако ничего с собой поделать не смог: задал его - и все тут.
   Но Валя сразу охладила его:
   - Не видала. Он то в свитере, то в коричневом костюме, вельветовом. Еще куртка у него есть, джинсовая. Вот и все, пожалуй...
   Нет так нет. Жемчужный поймал невольную улыбку Рыжова, отвернулся, спросил сердито:
   - Вы с ним не ссоритесь?
   - Да мы и общаемся мало. А вообще он вежливый, неназойливый. Только... - она помялась, подыскивая слово, - какой-то парфюмерный. Слова в простоте не скажет.
   - Ну, ладно, - Жемчужный встал. - Мы в дом. Можно?
   - Конечно, конечно...
   На даче майор сразу прошел к шахматному столику.
   - Играешь? - спросил он Рыжова.
   - Разряда нет, но играю немножко...
   Расставив шахматы, Жемчужный попросил, чтобы его не беспокоили, запер дверь и продемонстрировал Рыжову оставленную на доске позицию.
   Он долго сидел над доской, потом сыграл сначала один вариант, затем другой, третий. Нелепость положения была совершенно очевидна. За пешку, проведенную в ферзя, черные получали минимум ладью, а там разгром неминуем. Сопротивление профессора в этом положении казалось глупым. Разобравшись как следует в партии, Жемчужный еще более укрепился в своем предположении, что так профессор играть не мог.
   Тем не менее он играл. Следы его пальцев, трубка и пепел подтверждали это.
   - Парамонов считает, что профессор зевнул, - сказал Рыжов. - В таком преклонном возрасте это возможно.
   Жемчужный пожал плечами:
   - Такие игроки, как Сизов и профессор, зевнув ферзя, тотчас же прекращают игру. Или играется вариант, или новая партия. Ну-ка взгляни внимательно.
   - Гляжу.
   - Нет смысла?
   - Нет.
   - Теперь сними ферзя и пешку. Черные, конечно.
   - Снял.
   - Смотри внимательно.
   Рыжов долго смотрел на доску. Жемчужный молчал.
   - Теперь белые как будто выигрывают. Или ничья... - недоуменно проговорил Рыжов.
   - Обязательно выигрывают! - подсказал Жемчужный. - Белые начинают и выигрывают.
   - Начинают и выигрывают, - машинально повторил Рыжов, не сводя глаз с доски. - Этюд? - вдруг оживился он.
   - Обыкновенный одновариантный этюд. Я уже решил его.
   - А зачем? - удивился Рыжов: он все еще не мог понять, что делает его начальник.
   - Затем, что в этой партии единственное решение, - Жемчужный поставил снятые фигурки на место. - Они стояли раньше на краю стола среди других фигур, не нужных в этюде. Не было никакой игры: профессор решал этюд. Вот так. Смотри, как все получилось.
   Майор сохранил позицию этюдного варианта, оставив лишние фигуры на краю стола.
   - Когда пришел ночной гость, Заболотский не садился за шахматный столик, а вставал из-за него. За этим последовал разговор, содержание которого нам пока не известно. Профессор спросил гостя, почему он в перчатках. Тот мог сказать, что у него болят пальцы или что-нибудь в этом роде. В шахматы, понятно, никто играть не садился, а финал разговора известен. Вероятно, убийца толкнул столик, полуоторванная пуговица упала на пол; забрать ее с собой он не успел или не заметил этого сразу. Затем инсценировал суетню у шахматного столика, перенес туда пепельницу с окурками, чужой стакан с общего стола и поставил две упавшие шахматные фигурки в этот уголок, не думая о позиции. Он просто хотел натолкнуть нас на версию о шахматисте-убийце. Затем забрал деньги, за которыми и приехал, запер дверь изнутри, а сам выбрался в открытое окно и пролом в заборе. В калитку уйти побоялся: вдруг встретит гостей или провожающих. Ночевал у знакомых или на вокзале, а утром улетел в Ашхабад. Воскресный приезд, уже вторичный, возможен для маскировки. Или, например: позондировать вопрос о наследстве. Этому шакалу ведь тоже что-то перепадает... Правда, наследства ему еще полгода ждать - по закону, но он захотел о себе заранее заявить.
   - А откуда же взялись на фигурках оттиски пальцев Сизова? - спросил Рыжов.
   - Сизов говорит, что помогал профессору расставлять шахматы, но бросил, потому что получил из дому неприятное известие. Да и оттиски-то были на пяти-шести фигурках из шестнадцати... Задача решена, Рыжов.
   9. ПО СВЕЖЕМУ СЛЕДУ
   Остановившись в гостинице "Ашхабад", Парамонов тут же пошел по следу. След вел в уголовный розыск города, где у Парамонова уже были друзья. Шустикова в местном угрозыске знали отлично: внештатный киноактер, за границу не выезжавший, а только оклеивающий чемодан этикетками иностранных отелей, не чистый на руку игрок, раза два отсидевший за кражу и фактически живущий на средства матери.
   Артистку Еленскую тоже хорошо знали в городе, и не столько как местную кинозвезду, сколько как несчастную женщину, содержавшую лодыря и пьяницу сына.
   - Чем могу быть полезной? - сдержанно приветствовала она инспектора Парамонова.
   - Вы знаете о судьбе вашего бывшего мужа? - спросил тот.
   - Знаю. В газетах было сообщение о его преждевременной смерти. Отчего он умер?
   Парамонов рассказал.
   - Я приехал выяснить, не можете ли вы помочь нам в расследовании дела.
   - Едва ли. С Заболотским разошлась давно и не встречалась. К нему только ездил мой сын клянчить денег.
   - Для вас?
   - Что вы! Он и меня до копейки обобрал.
   - И вы терпели?
   - Что ж поделаешь? Сын.
   Парамонов отважился спросить прямо:
   - Вы не считаете его повинным в смерти вашего мужа?
   Без единой кровинки в лице Еленская долго молчала.
   - Вообще-то, он на все способен. Только не думаю, что он докатился до такой гнусности. Деньги у мужа были?
   - Три тысячи. Они исчезли.
   Еленская сжала синеватые губы:
   - Ничего не могу вам сказать. Способен? Да. Расследуйте, судите, наказывайте. Если виноват, слез не будет.
   Парамонов сообщил о разговоре по междугородному телефону. Трубку взял Кершин:
   - Вам придется задержаться, Парамонов. Не было никакой партии - это установлено. Профессор играл в одиночестве. Решал этюд: так это у них называется...
   - Взяли убийцу?
   - Вечером возьмем. Кротова сама к нам пришла. Она - давняя приятельница матери Шустикова. Он у нее тогда и ночевал, и брошь подарил. Подробности выясняйте у Еленской: пусть она расскажет о своей дружбе с Кротовой, об ее отношении к Шустикову. И еще: деньги, скорее всего, должны быть в Ашхабаде. Ищите.
   10. БЕЛЫЕ НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ
   Жемчужный и Рыжов подходили к ярко освещенной веранде дачи.
   За столом Сизов и Валя пили чай.
   Из комнаты вышел Шустиков с сигаретой в зубах, затянулся и выбросил окурок в сад.
   - Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, саркастически бросил он с порога.
   Жемчужный и Рыжов замедлили шаги, прислушиваясь к тому, что будет дальше.
   Валя нахмурилась, а Сизов ответил, не оборачиваясь:
   - Вы пошляк, Шустиков. Штампованный и самодовольный.
   Шустиков усмехнулся, действительно очень довольный и теплым вечером, и самим собой.
   - Обиделись, - процедил он сквозь зубы. - Угостили бы чайком жаждущего.
   - Чай остыл, - сухо сказала Валя.
   - Можно и подогреть. Хотя бы для проводов - последняя дань старомодной вежливости, - с наигранной учтивостью бросил реплику Шустиков.
   - Мы тоже хотим чаю! - весело крикнул Жемчужный, выходя на освещенную полосу дорожки. За ним почти вплотную вышел Рыжов.
   Жемчужный сразу отметил три ответные реакции: резкое недовольство Сизова, радость Вали и насмешливое любопытство Шустикова.
   - Как это мило, Леонид Николаевич! - воскликнула она. - Сейчас будет чай.
   - Ну как, шерлокхолмсы, нашли убийцу моего папы? - иронически спросил Шустиков.
   - Конечно, нашли, - без улыбки подтвердил Жемчужный.
   У Сизова даже выступили на лбу капельки пота, он стер их рукой. Валя машинально включила электрический чайник и вопросительно взглянула на Жемчужного.
   - Арестовали? - спросил Шустиков.
   - Пока еще нет.
   - А по каким признакам нашли?
   Сизов сидел, побелевший как полотенце, переброшенное через плечо Вали.
   - В основном по пуговице от пиджака, найденной под шахматным столиком. Пуговице от серого костюма, судя по светло-серым ниткам.
   - Это не улика, - сказал Шустиков. - У меня тоже есть серый костюм, только все пуговицы целы.
   - А кроме того, - заметил Жемчужный, - мы нашли все срезанные пуговицы в канаве по дороге на станцию. В ту субботу там была лужа.
   - Пуговицы можно пришить новые.
   - Опытный криминалист-эксперт любую перешивку определит.
   В голосе Шустикова уже сквозило волнение. Но он сдержался.
   - Мне-то что до этого? В прошлую субботу я в Ашхабаде был. Еще звонил оттуда.
   - Должно быть, я и слышал тот звонок, - вмешался Сизов. - Профессор стоял у окна и говорил по телефону.
   - Пофантазируем, - сказал Жемчужный. - Позвонить на дачу можно откуда угодно. Звоню же я сюда из города.
   Сизов заупрямился. Он даже подчеркнул это в своем ответе:
   - Мне товарищ Шустиков безразличен и, если хотите, даже неприятен. Но я просто настаиваю на правде. Товарищ Шустиков звонил из Ашхабада, потому что он был именно в этом городе. Ведь он приехал сюда не в прошлое, а в это воскресенье.
   - За неделю можно трижды прилететь сюда из Ашхабада...
   - Но зачем прилетать и улетать по нескольку раз? - удивилась Валя. Билеты ведь дорогие... И потом: как вы докажете?..
   - Доказать легко, запросив ашхабадский и московский аэропорты, сказал Жемчужный.
   Шустиков возбужденно ходил взад и вперед по веранде, уже не скрывая волнения.
   - Зачем фантазировать? - хрипло спросил он, останавливаясь у перил. Ведь точно известно, что он убит во время шахматной партии после ужина.
   - Верно, - сказала Валя.
   - Вот что, Валя, - проговорил спокойно Жемчужный. - Я сейчас расскажу вам, как все это случилось. Вы ушли к себе, услышав вопрос профессора "Почему ты в перчатках?". Убийца и был в перчатках, потому что пришел сюда забрать деньги, полученные профессором, о чем узнал от главного бухгалтера издательства Кротовой, давней приятельницы его матери, и, если понадобится - он все продумал! - то и убить приемного отца. Для этого он и захватил с собой финку... Вероятно, он попросил старика одолжить ему эти деньги и, получив отказ, только подождал, пока профессор отвернется. Тогда он ударил его ножом в спину. Заболотский упал. Этот стук - стук тела - вы, Валя, и слышали наверху. Потом убийца поставил оброненные фигуры, добавил к ним еще две - первые попавшиеся, чтобы инсценировать партию, отнюдь не подозревая, что у профессора не было партнера. Ведь он решал простой одновариантный шахматный этюд. Так сказать, перед сном...
   - Вы решили его? - воскликнул Сизов. - Решили даже при наличии бессмысленно поставленных фигур?
   - В конце концов решил...
   И в ту же секунду Жемчужный прыгнул вперед. Он был напряжен, как охотник, наблюдающий за дичью. Чуть позже он опоздал бы, потому что Шустиков успел вскочить на перила веранды... Впрочем, помог Сизов: он не перехватил Шустикова, но сумел толкнуть его, и тот упал на песок. Жемчужный защелкнул на нем наручники.
   - Не понимаю, - раздался взволнованный голос Вали, - зачем же он возвращался сюда снова?.. После убийства...
   - За наследством, Валя, - жестко сказал Жемчужный. - Он верил, что рассчитал все точно, нигде не ошибся, и собирался еще поживиться за счет убитого им человека.
   А Сизов вдруг глубокомысленно добавил:
   - Значит, белые начинают и выигрывают...
   "Ну, это уж совсем глупо... - подумал Жемчужный. - Впрочем, шахматному делу и терминологию шахматную".