Борис Петров
1941: работа над ошибками. От летней катастрофы до «чуда под Москвой»

   В истории каждого государства есть даты и события, которые оставили неизгладимый след и глубокой болью отзываются в народной памяти. Для нас такой датой является 22 июня 1941 г., когда нацистская Германия вместе с союзниками напала на Советский Союз. Советский народ, поднявшись на Великую Отечественную войну, вынужден был защищать свою свободу и независимость. Для разгрома агрессора потребовалось почти четыре года. Долгий путь к победному 1945-му состоял не из одних успехов. Начался он с горьких неудач и поражений 1941 года.
   Патриотический подъем советских людей, их стойкость и самопожертвование, непоколебимая вера в победу соседствовали с трусостью и паникерством, неразберихой и беспомощностью. Одни, жертвуя жизнью, дрались до конца, другие, поддавшись панике, смалодушничали, бежали с поля боя и сдавались в плен. Различия в стойкости войск, в боеспособности частей и соединений снижали общую устойчивость обороны, облегчая противнику прорывы и окружения.
   Красная армия в начале войны потерпела поражение. Она оставила огромную территорию и понесла большие потери. За три недели агрессор продвинулся в глубину до 600 км и вторгся в Россию. Смертельная угроза нависла над страной. Несмотря на драматические условия прорыва стратегического фронта обороны советских войск, который трижды удавалось осуществить противнику в ходе летне-осенней кампании 1941 г., Красная армия сумела остановить агрессора и создать предпосылки для перехода в контрнаступление, переросшее зимой 1941/42 г. в общее наступление.
 
   При написании книги использованы некоторые материалы: Анфилова В.А., Еременко Т.Л., Кисилева В.Н., Невзорова Б.И., Соколова А.М., Тимоховича В.И., Циганкова П.Я., Чекмарева Г.Ф., Шинкарева И.И.

Введение

1. Военная доктрина Советского государства. Отечественные военно-теоретические взгляды на ведение войны

   Взгляды на характер войны в период образования и становления Советского государства. Для понимания существа предвоенной теории и разрабатываемой на ее основе военной доктрины следует обратиться ко времени образования и становления Советского государства.
   Легкость, с которой большевики взяли власть в октябре 1917 года в России, вскружила голову советским лидерам. Казалось, пройдет еще не так много времени, и пожар русской революции распространится, по меньшей мере, на все страны Европы. Нужно только оказать материальную и военную поддержку пролетариату этих стран, и победа революции в мировом масштабе будет обеспечена уже в ближайшее время. В октябре 1918 года Ленин пишет Троцкому и Свердлову: «Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших»[1].
   Особое место в планах и практических шагах советских руководителей в направлении инициирования мировой революции занимают проблема армии в революционной борьбе, вопросы военного дела, пути повышения эффективности политических шагов с помощью вооруженного насилия.
   Считалось, что совпадение целей войны Советского государства с задачами мировой революции обеспечит поддержку борьбы Красной армии пролетариатом и трудящимися массами капиталистических стран. Борьба Красной армии будет сочетаться с восстаниями, гражданскими войнами рабочих и трудящихся в тылу противника[2].
   Пробным камнем стала Польша. Марш на Варшаву и дальше к границам Германии, предпринятый летом 1920 года по инициативе Ленина, имел, как писал Троцкий, цель «прощупывания штыком буржуазно-шляхетской Польши». Находясь под впечатлением успешного наступления Красной армии на Варшаву, вечером 23 июля 1920 года Ленин отправляет шифровку в Харьков Сталину: «…Зиновьев, Бухарин, а также я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию»[3].
   Двумя месяцами позже, в сентябре того же 1920 года, Ленин скажет, что наступлением на Варшаву мы поможем советизации Литвы и Польши, революционизированию Германии.
   Поражение Западного фронта в войне с Польшей не смутило «вождя мирового пролетариата». На IX конференции РКП(б) в заключительном слове Ленин говорил, что даже неудача в Польше не должна остановить нас: «Мы на этом будем учиться наступательной войне. Будем помогать Венгрии, Италии, рискнем таким образом, что с каждым удвоенным шагом будем помнить, где остановиться»[4].
   Видный государственный и военный деятель председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий, будучи убежденным, как и Ленин в том, что Октябрьская революция является предвестником мировой пролетарской революции, так до конца своих дней не избавился от «революционной чесотки». По предложению Троцкого в 1918 году в Германию были направлены крупные денежные суммы для революционной пропаганды и ускоренного «созревания» сознательности масс. Инициатива Троцкого сформировать в 1919 году два-три конных корпуса на Южном Урале, с последующей отправкой в Индию и Китай для «стимулирования» революционных процессов, поддержана не была[5].
   Троцкий рассматривал проблемы мировой революции не только в теоретическом плане. Ему принадлежало немало идей прагматического характера. Выступая 29 июля 1924 года на заседании правления Военно-научного общества, Троцкий сделал несколько оговорок о том, что Красная армия не ставит задачи вызвать революционный взрыв в других странах, сосредоточив свое внимание на необходимости создания «Устава Гражданской войны», которым могли бы руководствоваться лидеры пролетарских революций. По мнению Троцкого, «Устав Гражданской войны» должен стать одним из необходимых элементов военно-революционной учебы высшего типа»[6].
   Для Троцкого поражение революции в Германии стало указанием, что мировая революция требует длительной и тщательной подготовки. Время политических экспромтов прошло. Нужны «уставы» не только для Гражданской войны. Однако неизбежность грядущего «мирового пожара» по-прежнему не вызывала у Троцкого сомнений.
   Одним из наиболее последовательных проводников ленинской линии на мировую революцию был М.В. Фрунзе, человек, безусловно, талантливый, наделенный высокими организаторскими способностями. Не имея профессиональной военной подготовки, окончив гимназию и три курса Санкт-Петербургского политехнического института, Фрунзе тем не менее достиг высших командных высот в Красной армии[7]. В первые годы после революции Фрунзе уже входил в руководящее ядро партии, в когорту соратников Ленина.
   Находясь в горниле Гражданской войны на Восточном фронте в 1918–1919 годах, ему было не до проблем мировой революции. Вернулся Фрунзе к этой теме в 1920 году, будучи уже членом комиссии ВЦИК и членом комиссии ЦК партии. В статье «Россия и Антанта», написанной им 17 августа этого года, читаем: «Буржуазная Европа стоит вплотную перед опасностью крушения шляхетской Польши и создания на ее развалинах новой рабоче-крестьянской республики… всякому ясно, что «Красная Польша» означает неизбежность создания «Красной Германии»; а покраснение последней приведет к окончательной победе мирового коммунизма»[8].
   Из заявлений партийных руководителей о том, что «мы находимся во враждебном капиталистическом окружении», следовало, что войну придется вести со всем буржуазным миром. О неизбежности такой войны и пишет далее Фрунзе: «Диктатура пролетариата означает самую беззаветную, самую беспощадную войну класса трудящихся против класса властителей старого мира – буржуазии… Между нашим пролетарским государством и всем остальным буржуазным миром может быть только одно состояние долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть… И нужно вполне осознать и открыто признать, что совместное параллельное существование нашего пролетарского Советского государства с государствами буржуазно-капиталистического мира длительное время невозможно.
   Это противоречие может быть разрешено и изжито только силой оружия в кровавой схватке классовых врагов. Иного выхода нет и быть не может»[9].
   О том, к какому виду военных действий должна быть готова Красная армия, у Фрунзе сомнений нет: «На вопрос о характере военных задач, могущих встать перед нами, т.е. должны ли они быть строго оборонительного характера, или Красная армия республики должна быть готова в случае нужды к переходу в наступление, – из всех предшествующих соображений вытекает совершенно определенный ответ… «победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать, сторона, только обороняющаяся, неизбежно обречена на поражение». Самим ходом исторического революционного процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда для этого сложится благоприятная обстановка… Пролетариат может и будет наступать, а с ним вместе, как главное его оружие, будет наступать и Красная армия.
   Отсюда вытекает необходимость воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций…»[10]
   Из всех приведенных выше высказываний Фрунзе вытекает следующий вывод: Красная армия должна готовиться к наступлению. В соответствии с предполагаемыми действиями войск определяются и задачи Генерального штаба: «Указанный выше активный характер грядущих военных столкновений предъявляет целый ряд практических требований нашему Генеральному штабу. Необходимо поставить работу высших штабов так, чтобы Красная армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света»[11].
   Важное значение Фрунзе придавал «организованной в государственном масштабе военной пропаганде» и в первую очередь морально-психологической подготовке личного состава в духе решения предполагаемых задач. В речи на совещании военных делегатов XI съезда РКП(б) 1 апреля 1922 года он задал вопрос и сам на него ответил: «…как должно происходить воспитание Красной армии – в духе ли подготовки к возможному наступлению или на почве оборонительной… С точки зрения первого момента я считаю вреднейшей, глупейшей и ребячьей затеей говорить теперь о наступательных войнах с нашей стороны. Если мы будем трубить об этом в газетах, на широких собраниях и т.д., то это будет глупо и вредно для дела, и марксист на это пойти не может. Но тут есть и другой момент – планомерная систематическая работа. Она ведется Коммунистической партией среди рабочего класса и крестьянства, а нашими политическими работниками и командным составом – в своих частях. Должны они или не должны говорить о том, что в известной обстановке, при известных условиях мы можем пойти в наступление за пределы нашей земли? Я отвечаю: должны. Наш комсостав и армия должны это знать. Нельзя в этой части воспитание вести в духе оборончества»[12].
   В то же время в высказываниях Фрунзе появляются нотки сомнения, связанные с изменением международной обстановки. В феврале 1922 года Фрунзе говорил: «…в ближайшем будущем мы едва ли можем ожидать нападений на нас крупных государств и союзов этих государств»[13].
   К 1925 году Фрунзе уже приходит к твердому убеждению о невозможности осуществления мировой революции в ближайшие годы. По этому поводу он отмечал: «Факт несомненного укрепления капитализма во всех крупнейших западно-европейских странах и странах Дальнего Востока… Мы… имеем факт несомненного роста германского народного хозяйства, несомненнейшего улучшения материального положения населения. То же самое можно сказать и про все остальные страны. Я уже не говорю про страны торжествующего капитализма, в первую очередь Северо-Американские Соединенные Штаты и Англию. Особенно крепко чувствует себя американский капитал…
   Таким образом, обстановка, существующая сейчас, дает нам возможность сделать следующие выводы: во-первых, что перспективы революции сейчас несколько отодвигаются; во-вторых, что сейчас международное пролетарское движение не может ставить себе непосредственной задачей овладение властью в той или иной стране, и, наконец, в-третьих, что рабочее движение во всех этих странах должно сейчас войти в фазу подготовки к будущим боям»[14].
   В феврале этого же года в речи на общем собрании курсантов, командиров и политработников Московского гарнизона в Большом театре Фрунзе скажет: «За последние годы характер международного пролетарского движения, несомненно, изменился. Если четыре года тому назад и позднее буржуазно-капиталистический мир стоял перед угрозой немедленной пролетарской революции, то теперь эта возможность отдалилась. Международное рабочее движение не справилось с задачей ликвидации капитализма сейчас же после империалистической войны. Теперь оно вступило в новую фазу, фазу накопления революционных сил и подготовки к грядущим боям»[15].
   Фрунзе умер в конце октября 1925 года в 45-летнем возрасте. После смерти Ленина к власти в партии и государстве пришел И.В. Сталин. Он был прагматик и не особенно верил в идею мировой революции. Через несколько дней после XIV партконференции Сталин подверг Троцкого резкой критике, высмеяв его теорию перманентной революции[16]. Он пойдет другим путем. Чего не удалось сделать Ленину и Фрунзе, удастся ему – Сталину.
   К концу 1920 года в Красной армии находилось под ружьем 5,5 млн человек[17]. В условиях разрухи, в которой находилась Россия[18], содержать такую армию было невозможно. К октябрю 1922 года Вооруженные силы уменьшились до 800 тыс. человек. Однако тяжелое экономическое положение страны не позволяло иметь и такого количества войск. Поэтому на 1 октября 1924 г. лимит численности Вооруженных сил был установлен в количестве 562 тыс. человек[19]. Это был самый низкий уровень численности армии за всю историю советского и постсоветского периодов. Ситуация напоминает сегодняшнюю, но в более сложном виде, когда экономические возможности государства не позволяют иметь миллионную армию, а ее сокращение в отличие от 20-х годов требует больших денежных средств.

2. Формирование военной доктрины и развитие теории военного искусства в 1920–1930-х годах

   В советской военной литературе понятие «военная мысль» появилось в 1919 году, когда по инициативе М.В. Фрунзе создавался военный журнал Туркестанского фронта с аналогичным названием.
   В годы Гражданской войны было положено начало обсуждению общетеоретических основ военной доктрины. В полемике по этому вопросу, развернувшейся на страницах журнала «Военное дело», участвовали видные военные теоретики старой армии – преподаватели Академии Генерального штаба, военных школ и курсов[20].
   Заслуживает внимания статья Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия», написанная им в июле 1921 года. В ней дается общее определение военной доктрины:[21] «Единая военная доктрина есть принятое в армии данного государства учение, устанавливающее характер строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки войск, их вождение на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих перед ними военных задач и способы их разрешения, вытекающие из классового существа государства и определяемые уровнем развития производительных сил страны»[22].
   Вполне очевидно, формулировка военной доктрины носит общий декларативный характер и применима к любому государству. Фрунзе не наполнил ее конкретным содержанием. И не случайно. Не был ясен главный стержень доктрины – ее направленность, кого считать основным противником.
   Заметный след в военной науке оставил Л.Д. Троцкий, длительное время возглавлявший военное ведомство Советской республики. Его обращения, статьи, многочисленные документы, подписанные им как председателем РВСР, различные материалы, отражающие вопросы строительства Красной армии в период Гражданской войны, будь они использованы военными теоретиками, безусловно, оказали бы позитивное влияние на становление и развитие теории строительства Вооруженных сил. Однако нетерпимое отношение к нему со стороны И.В. Сталина и претензии последнего на роль создателя Красной армии наложили табу не только на всю информацию, связанную с именем Троцкого, но и на разработку этой части военной науки. В результате теория строительства Вооруженных сил, не получив своего четкого научного оформления, стала разрабатываться в рамках теории военного искусства. Ряд вопросов вообще оказался за пределами внимания военной теории, и это оказало негативное влияние на строительство армии и флота.
   Во время Гражданской войны предпринимались публикации оперативных документов. В 1918 году были изданы приказы и распоряжения главнокомандующего Восточным фронтом И.И. Вацетиса[23]. Отдельные документы других фронтов печатали во фронтовых военных журналах. Делались первые теоретические обобщения опыта организации и проведения операций[24].
   Первые шаги советской военной мысли в области тактики принадлежат известным теоретикам старой военной школы А.И. Верховскому, С.Г. Лукирскому, П.И. Изместьеву и др. Вопросы тактики рассматривались с позиции опыта старой армии в Первой мировой войне[25].
   В истории советской военной мысли 20-х – начала 30-х годов большое место занимало обсуждение отдельных работ военных историков и теоретиков. Первыми подверглись критике работы профессоров Военной академии им. М.В. Фрунзе – А.А. Свечина и Б.И. Горева. Несмотря на заслуги А.А. Свечина в разработке теории стратегии и оперативного искусства, ему в вину ставилось то, что его военно-исторические труды имели существенные методические ошибки. Еще в начале 20-х годов вышла его работа «История военного искусства»[26], благоприятно встреченная военными теоретиками старой школы.
   В чем же считалась ошибочность исторической концепции А.А. Свечина? В предисловии к «Истории военного искусства» он написал, что в основу своего миропонимания в области истории он положил исторические взгляды немецкого историка Л. Ранке, а военной истории – Г. Дельбрюка[27]. В вину Свечину ставилось то, что он не упоминал ни единым словом ни об историческом материализме как методе изучения общественных наук, ни о работах Ф. Энгельса и В.И. Ленина по истории войн и военного искусства. Мало того, профессор Свечин явно пренебрегал марксистской методологией в разработке военно-исторических и теоретических вопросов.
   Военно-исторические взгляды Свечина критиковались на Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов[28], подвергались шельмованию на заседании Военной секции Коммунистической академии 16 декабря 1929 г., в дискуссии в Военной академии РККА им. В.И. Фрунзе по работам Б.И. Горева[29] и на заседании пленума секции по изучению проблем войны Ленинградского отделения Коммунистической академии 25 апреля 1931 г.[30]. Обструкции труды Горева подверглись за то, что в них ленинизм не рассматривался как новая ступень в развитии марксистской мысли и недооценивалось военно-теоретическое наследие В.И. Ленина.
   В целом дискуссия, как и положено, выявила необходимость глубокого изучения этого наследства, всесторонней разработки ленинского этапа в марксистской военной мысли, полного преодоления антимарксистских взглядов в военной истории и теории.
   В становлении и развитии советской военной теории значительное место отводилось изучению опыта прошедших войн. В середине 20-х годов были опубликованы первые фундаментальные работы по истории Первой мировой войны[31]. Несоизмеримо больше внимания уделялось ее изучению во второй половине 30-х годов[32].
   Штаб РККА (Генеральный штаб) подготовил и опубликовал статистические материалы по войне и документы по некоторым операциям. Вышли авторские труды обобщающего характера по отдельным операциям, использованию транспорта в 1914–1918 гг. Среди них работы Н.С. Корсуна, А.М. Зайончковского, А.К. Коленковского, Е.З. Барсукова, А.В. Ветошникова, А.В. Томашевича и др.[33].
   Однако исследование Гражданской войны приняло несколько однобокий характер. Проблемы военного искусства оказались менее исследованными. Не публиковались источники по этой тематике. Сама тематика исследований часто не отвечала действительной значимости операций в войне, а связывалась чаще всего с определенными лицами. Поэтому обобщение приняло несколько однобокий характер. Исследовались главным образом действия кавалерии, и в особенности Первой конной армии. Так, в указателе оперативно-тактической литературы, вышедшем в 1935 году, значится по одному разделу семь работ, посвященных действиям Первой конной армии, в то время как действиям пехотных армий в Гражданской войне – всего две работы.
   В целом выводы из обобщений опыта войн закрепились в уставах и наставлениях и использовались в практике подготовки войск. В 1925 году вышел Полевой устав РККА, а через четыре года был издан новый Полевой устав (ПУ-29).
   Помимо Первой мировой и Гражданской войн, в конце 30-х годов проводились исследования локальных войн и начавшейся Второй мировой войны. На основе этого были сделаны выводы для теории и практики Вооруженных сил. В докладах и выступлениях на совещаниях высшего командного состава армии в апреле и декабре 1940 года отмечалось, что опыт, приобретенный Красной армией в военных столкновениях 30-х годов, был ограниченным, так как боевые действия проходили в специфических условиях, необычных для Европейского театра военных действий, и по масштабам использования сил и средств носили локальный характер.