Конотопский уисполком по договору 23 июля 1922 г. с общиной верующих при ст. Бахмач передал последней в бессрочное пользование богослужебное здание, выстроенное на полосе железнодорожного отчуждения и пристроенное к принадлежащему Зап. ж. д. зданию, в коем помещается жел.-дорожная школа.
   ...Окна церкви выходят в школу.

Из судебной переписки

   Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел и надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.
   — Отец дьякон! — ахнул настоятель, — ведь это же что такое?.. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!
   — Не могу больше, отец настоятель! — взвыл отец дьякон, — замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не х-хва... хва... хватит. Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту.
   Дьякон зарыдал, и крупные, как горох, слезы поползли по его носу.
   — Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: «Религия есть опиум для народа». Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж... ик... до чего доходит? И сам не заметишь, как в ком... ком... мун... нистическую партию уверуешь. Был дьякон, и ау, нету дьякона! Где, спросят добрые люди, наш милый дьякон? А он, дьякон... он в аду... в гигиене огненной.
   — В геенне, — поправил отец настоятель.
   — Один черт, — отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь, — одолел меня бес!
   — Много вы пьете, — осторожно намекнул отец настоятель, — оттого вам и мерещится.
   — А это мерещится? — злобно вопросил отец дьякон.
   — Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.
   — Эх, — вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!
   — Пролетарию нечего терять, кроме его оков!
   — Всегда, ныне и присно и во веки веков, — подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.
   — Аминь! — согласился хор.
   Урок политграмоты кончился мощным пением «Интернационала» и ектений:
   — Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...
   — Мир всем! — благодушно пропел настоятель.
   — Замучили, долгогривые, — захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка, — я — слово, а они — десять!
   — Я их перешибу, — похвастался учитель языка и приказал:
   — Читай, Клюкин, басню.
   Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:
 

 
Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела,
Оглянуться не успела...
 

 
   — Яко Спаса родила!! — грянул хор в церкви.
   В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.
   Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.
   — Ну их в болото, — ошеломленно хихикая, молвил учитель, — довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.
   Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:
   — Отец дьякон заболел внезапно и... того... богослужить не может.
   Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:
   — Благочестив... самодержавнейшему государю наше... Замучили, проклятые!..
   — Тиш-ша вы, — шипел отец настоятель, — услышит кто-нибудь, беда будет...
   — Плевать... — бормотал дьякон, — мне нечего терять... ик... кроме оков.
   — Аминь! — спел хор.
 

___________

 
   Примечание «Гудка»: В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?
 
   М. Б.

   Впервые — Гудок. 1924. 24 июля. С подписью: «М. Б.».
   Печатается по тексту газеты «Гудок».
 
   Ранее фельетон ошибочно приписывался Валентину Катаеву (см. сборник его рассказов и фельетонов «Горох в стенку». М., 1963). Позже сам Катаев признался, что это не его сочинение.