церкви. Получив аудиенцию у Марии Стюарт, он послал в Мадрид своего агента
Джорджа Фитцуильяма, который привез с собой рекомендательное письмо от
шотландской королевы. Обманутый Филипп II отдал распоряжение освободить
английских моряков и выдать каждому из них по 10 дукатов. Испанский король
приказал также передать Хокинсу патент на титул испанского гранда и, что
важнее, большую сумму денег - целых 40 тыс. ф. ст. В свою очередь, Хокинс
обещал перейти со своим флотом на сторону Испании. В сентябре или октябре
1571 г. английские корабли должны были уйти во фландрские порты и
предоставить себя в распоряжение герцога Альбы. 4 сентября Хокинс с
удовлетворением писал Берли о своих испанских партнерах по переговорам: "Я
надеюсь, Господь Бог разрушит их планы и они сломают себе шею из-за
собственных умыслов".
Оставалось лишь не до конца ясно, кто должен был, по мнению Хокинса,
ломать шею. Вернее, бравый моряк считал, что это будет зависеть от
обстоятельств. Берли знал, что Хокинс завел переговоры с испанцами по
собственному почину, и, лишь когда о них стало известно Тайному совету,
начал действовать по уполномочию правительства Елизаветы. Но Берли не было
ведомо, что Хокинс сообщил далеко не все ему известное о планах испанского
вторжения. Капитан пиратов оставлял себе возможность в случае успеха Альбы
выполнить договор с испанцами, который пока что Хокинс заключил с целью
обмануть их по поручению Берли. Однако дела пошли так, что патриотизму
Хокинса не пришлось выдерживать серьезное испытание.
Но вернемся, однако, к "заговору Ридольфи". Берли был осведомлен об
испанских планах и до получения письма Хокинса - министру писали об этом
из-за рубежа английские дипломаты и тайные агенты. В сообщениях называлось
имя Норфолка. В это время Берли снова пришел на помощь счастливый случай.
Мария Стюарт просила французский двор о финансовой помощи для борьбы против
своих шотландских врагов. Французский посол передал доставленную ему из
Парижа крупную денежную сумму Норфолку, а тот приказал своему секретарю
Хидкорду отослать полученные деньги в Шропшир, откуда их должны были
переправить в Шотландию. Хидкорд попросил направлявшегося в Шропшир купца
доставить туда небольшой мешок с серебряной монетой для передачи
управляющему одного из имений герцога. Тот охотно согласился выполнить такую
вполне обычную просьбу. Однако по дороге у него возникли подозрения - мешок
оказался тяжелым. Купец сломал печать на мешке. В нем лежало много золота и
шифрованное письмо. Путник повернул обратно и передал неожиданную добычу
Берли. Хидкорд был немедленно арестован, но утверждал, что не знает ключа к
шифру. Однако испуганный слуга Норфолка тут же сообщил о существовании
тайника в спальне герцога. Посланные Берли полицейские чины обнаружили в
тайнике шифрованное письмо Марии Стюарт относительно планов Ридольфи. После
этого Хидкорд сдался и выдал ключ к шифру письма, обнаруженного в мешке с
золотом.
Той же ночью Норфолк был арестован и отправлен в Тауэр. Вначале он
занял позицию полного отрицания, но потом, объятый страхом за свою жизнь,
обещал рассказать обо всем. Берли послал Норфолку длинный вопросник. Вскоре
вместо ответа комендант Тауэра принес перехваченное письмо герцога, которое
он пытался послать со своим слугой. В этом письме герцог давал указание
сжечь его шифрованную переписку. После этого Берли уже мог действовать более
уверенно. Один из секретарей Норфолка сразу же сознался и указал, где
хранятся письма Марии Стюарт, другой пытался запираться, но его вынудили под
пыткой к признанию. Арестованных слуг герцога разместили в тюрьме Маршальси,
где их заботливым другом (и внимательным слушателем) оказался наш знакомец
Томас Герли. Он работал, превратив мученичество в золотую жилу.
Теперь очередь дошла и до Джона Лесли. Он попытался отделаться
россказнями, пока ему не дали понять, что речь идет о сохранении его
собственной жизни. Это было больное место епископа. Лесли если и устраивал
путь на Голгофу, то только в духе Томаса Герли. Почтенный прелат не был
особо рьяным врагом чревоугодия (сохранились инструкции, которые он, уже
находясь в тюрьме, давал своим слугам относительно приготовления для него
обильных трапез). Не был Джон Лесли и аскетом - злые языки даже приписывали
ему трех незаконных детей. Словом, Лесли не надо было дважды повторять и так
весьма недвусмысленно сделанный намек. "Глупо скрывать правду, увидев, что
дело раскрыто", - нравоучительно заметил при этом епископ Росский.
Он сообщил все, что знал: об участии Марии Стюарт и Норфолка в
подготовке недавно подавленного католического восстания на севере, о планах
нового восстания - на этот раз в Восточной Англии - и намерении захватить
Елизавету. Но Лесли не ограничился этим. По своей собственной инициативе он,
пытаясь сделать приятное Елизавете, объявил, что, как ему доподлинно
известно, Мария Стюарт знала об убийстве своего мужа Дарнлея (в чем ее
обвиняли в Англии и что она упорно отрицала). Более того, с элегантностью
опытного придворного Лесли в качестве епископа католической церкви тут же
настрочил послание Марии Стюарт, отечески увещевая ее и призывая отказаться
от заговоров, уповая на милость божью и королевы Елизаветы. "Этот поп -
живодер, страшный поп!" - воскликнула в ярости шотландская королева, получив
епископские излияния. Лесли написал также льстивую и сервильную проповедь в
честь Елизаветы. После этого епископ Росский мог уже не бояться карающей
длани английского правосудия. Правда, ему приходилось опасаться другого: как
бы Елизавета не выдала его правительству Шотландии в обмен на арестованных
там участников английского католического восстания. Но в конце концов
главного из этих пленников шотландцы продали английским властям за 2 тыс. ф.
ст.
Теперь уже епископ Росский мог с философским спокойствием наблюдать за
дальнейшим развитием событий. 2 июля 1572 г. из своего окна в Тауэре он имел
возможность взирать на казнь герцога Норфолка. Это зрелище навело его лишь
на элегические размышления о том, что Норфолку вряд ли было бы лучше, если
бы ему удалось стать мужем Марии Стюарт. В беседе с доктором теологии
Томасом Вильсоном он разъяснил, что шотландская королева отравила первого
мужа, убила с помощью любовника второго и пыталась таким же способом
отделаться от соучастника ее преступления.
Дон Герау после неудачной попытки убрать с дороги лорда Берли покинул
Англию. (Некоторые историки - преимущественно из числа иезуитов - склонны
считать, что Ридольфи был агентом-двойником, провокатором, выполнявшим
приказы Уильяма Сесила.)
Так окончился знаменитый "заговор Ридольфи". Но, может быть, читатель
захочет узнать о дальнейшей судьбе епископа Лесли после его освобождения из
Тауэра и отъезда во Францию? О, эта жизнь была потом заполнена трудами на
благо многих - и королевы Елизаветы, и Филиппа II, и французского короля
Генриха III, и римского папы... Словом, на пользу всякого, кто, как надеялся
почтенный епископ, мог бы обеспечить его достойной пенсией и добиться
возвращения земель, конфискованных у него в Шотландии. А так как цели всех
этих лиц были, как правило, прямо противоположными, то Лесли неоднократно
уличали в двуличии, в занятии шпионажем, в воровстве и подделке
государственных бумаг и во многом, многом другом. Но, как и следовало
ожидать, достойный прелат оказался выше того, чтобы обращать внимание на эти
нападки, раз они не грозили более ощутимыми неудобствами.
Ищейки Уолсингема
В 1572 г. Берли, заняв пост лорда-канцлера (главы правительства),
передал непосредственное управление разведкой Френсису Уолсингему, сохранив
за собой общее руководство. Уолсингем родился около 1532 г. в семье видного
юриста. По матери Уолсингем находился в родстве, впрочем очень отдаленном, с
Марией Болейн, старшей сестрой Анны Болейн, и, следовательно, с теткой
королевы Елизаветы. Френсис Уолсингем много учился - сначала в Кембридже,
потом в коллегии адвокатов. Годы правления Марии Тюдор он провел за
границей, изучая право в Падуанском университете, где терпимо относились к
протестантам. В эти годы Уолсингем нередко встречался с членами тогда еще
молодого "Общества Иисуса". Интересуясь искусством государственного
управления, Уолсингем изучал знаменитый труд Николо Макиавелли "Государь",
пополнял свои знания в беседах с такими знатоками дела, как венецианские и
флорентийские политики. Несомненно, что Уолсингем внимательно присматривался
к организации разведки в итальянских государствах, считавшейся образцом для
всей Европы. Молодой англичанин даже внешне напоминал смуглых, черноволосых
сыновей жаркой Италии. Елизавета прозвала его "мавром".
В 1560 г. Уолсингем вернулся в Англию, но несколько лет вел жизнь
сельского сквайра. На королевскую службу он поступил только в 1568 г. и
сразу же завоевал доверие Сесила. В частности, Уолсингем стал получать
донесения из-за рубежа о подготовке покушения на королеву, которую- вели
Гизы. В одном из таких сообщений британский посол в Париже Норрис
рекомендовал в качестве ценного агента некоего капитана Франсуа. Это был
псевдоним Томазо Франсиотто, протестанта из города Лукки, который 40 лет
работал на французскую разведку, а позднее стал одним из лучших шпионов
Уолсингема. Еще летом 1568 г. Уолсингем договорился с лордом-мэром Лондона о
еженедельном составлении списка иностранцев, которые снимали помещения в
столице, чтобы выявить среди них возможных заговорщиков. В декабре 1568 г.
Уолсингем писал Сесилу, что при существующих условиях "менее чреваты угрозой
излишние, чем недостаточные, опасения" и что "нет ничего более угрожающего,
чем (мнимая) безопасность". С 1570 по 1573 г. Уолсингем занимал пост
английского посла в
Париже и был свидетелем Варфоломеевской ночи. Вслед за своим
предшественником Николасом Трокмортоном Уолсингем завел шпионов, следивших
как за действиями французского правительства, так и за интригами в Париже
англичан и ирландцев, принадлежавших к лагерю врагов Елизаветы. В числе
агентов посла был ирландский! капитан Томас, выдававший себя за
эмигранта-католика. Ему было поручено следить за попытками архиепископа
Кэшела установить связи с французским двором. Впрочем, в течение этих лет
Уолсингем в основном руководил людьми, принятыми на службу лордом Берли.
Однако в последующие десятилетия он создал свою разветвленную
разведывательную сеть.
Ревностный кальвинист, верящий в предопределение, Уолсингем был
искренне убежден, что принадлежит к числу избранников божьих. Он не
брезговал услугами профессиональных преступников, авантюристов, головорезов,
в которых не ощущалось недостатка ни в одном из европейских городов. Это
ведь была чернь, на которую не распространялась милость господня. Не очень
важно, если они обременят лишним смертным грехом свою душу, и так обреченную
на вечное проклятие. Уолсингем даже сформулировал такой принцип: "Если бы не
было негодяев, честные люди едва ли бы могли узнать что-либо о
злоумышлениях, направленных против них". А обеспечивать верность
человеческого отребья нельзя иначе, как страхом и золотом. "За нужные
сведения никогда нельзя платить слишком дорого" - таков был девиз
Уолсингема. Он был сторонником бескомпромиссной борьбы против Филиппа II,
иногда даже вступая в пререкания с более осторожным Берли. Елизавета не раз
упрекала Уолсингема в стремлении ускорить войну с Испанией ради интересов
его приятелей-пуритан, критиковавших государственную англиканскую церковь за
то, что она сохранила многое от католицизма. "Не хочу войны, не хочу войны!"
- кричала она во время одного приема, одергивая своего слишком воинственного
"мавра". Тем не менее королева полностью доверяла уму и опыту своего шефа
секретной службы.
В конце 70-х и в 80-х годах план Филиппа II и его союзников -
германского императора, римского папы - и всех сил католической
контрреформации оставался, по существу, прежним - уничтожить очаг ереси в
голландских и бельгийских владениях испанской короны. Для этого необходимо
было лишить Нидерланды возможности получать помощь от Англии, свергнуть с
престола Елизавету, возвести на английский трон Марию Стюарт, предлагавшую
свою руку испанскому королю, и таким образом установить полную гегемонию
Испании и католицизма. Раздираемая религиозными войнами Франция не могла
быть серьезным препятствием на пути осуществления этих планов. В случае,
если бы не удалось свергнуть Елизавету с помощью тайной войны, в резерве
оставался план высадки в Англии испанской армии, считавшейся тогда лучшей в
Западной Европе.
Англия стремилась сорвать эти планы прежде всего организацией
непрерывной войны против испанского судоходства. Захват и ограбление
испанских кораблей английскими корсарами ослабляли Испанию и заметно
увеличивали ресурсы Англии, служили прямому обогащению имущих классов - от
лондонских купцов до самой Елизаветы - тайного пайщика компании "королевских
пиратов". В задачу британской секретной службы входили прежде всего
предотвращение заговоров, наблюдение за подготовкой к высадке в Англии
испанской армии и сбор информации, которая облегчила бы английским пиратам
войну на море. Разведывательная сеть Уолсингема в целом весьма успешно
справилась со всеми этими заданиями.
Смиренный монах, учившийся в иезуитском колледже в Дуэ или Сен-Омере,
английский дворянин, вернувшийся в лоно католической церкви богатый
итальянец, портовый чиновник в Малаге или путешествующий французский купец,
парижский дуэлянт или студент одного из знаменитых германских университетов
- за каждым из них мог скрываться разведчик Уолсингема. У него были агенты
разного профиля: "просто" шпионы, шпионы-провокаторы, специалисты по
дешифровке, мастера подделки писем и печатей. Так, например, в 1580 г. на
континент отправился некто Джон Следд. Месяцами он странствовал в компании
католических священников, бежавших из Англии, побывал в Риме и вернулся в
Лондон с подробнейшим отчетом о 285 англичанах, находившихся за границей, -
студентах, военных, купцах, священниках. В отчете были подробно указаны
семейные связи этих лиц, приметы на случай, если придется заняться их
поимкой, и т. д.
Одним из удачливых агентов шефа елизаветинской разведки был Энтони
Мэнди - известный актер и драматург, оказавший, возможно, влияние на
Шекспира. Мэнди родился в 1560 г. в семье лондонского книготорговца и уже в
молодые годы добился успеха на сцене. В 1578 г. по поручению Уолсингема
Мэнди отправился в Рим и, утверждая, что является католиком, под псевдонимом
поступил в Английский колледж, который готовил миссионеров для засылки в
Англию. Учеба Мэнди давалась легко, он получал всяческие поощрения от своих
римских наставников, что не мешало ему выкраивать время и для составления
подробных отчетов для своих лондонских начальников. В этих отчетах Мэнди
сообщал имена воспитанников Английского колледжа, планы католических
заговорщиков. По возвращении в Англию Мэнди принял участие - в 1581 и 1582
гг. - в розыске своих "однокашников", которых хорошо знал в лицо. Услуги
Мэнди получили должную оценку, его в числе некоторых особо заслуженных
разведчиков вознаградили должностью при дворе. Многие его пьесы ставились в
столичных театрах.
В числе агентов Уолсингема были драматург и актер Мэтью Ройстон, рано
умерший талантливый драматург Уильям Фаулер и будущий знаменитый драматург
Кристофер Марло, когда он еще учился в Кембриджском университете. Но об этом
ниже.
Английская разведка, видимо, имеет приоритет в вербовке на службу
писателей и актеров. Во всяком случае, в Англии такая традиция прочно
удерживалась в течение по крайней мере двух веков после правления Елизаветы
и если потом и прерывалась, то была полностью возрождена в XX столетии. С
примерами "литературных" связей разведки нам придется еще не раз
столкнуться.
У Уолсингема не было средств на содержание многочисленной агентуры, и
он обращал внимание на профессиональные качества своих разведчиков,
позволявшие им получить доступ к главным источникам политической и военной
информации в Ватикане, Мадриде, в испанских гаванях, Нидерландах, где
наместники Филиппа II готовили свержение Елизаветы с престола и покорение
Англии. Так, в одно время Уолсингем получал информацию из 12 различных мест
во Франции, из 9 - в Германии, из 3 - в Нидерландах, из 4 - в Испании, из 4
- в Италии (в том числе из Английского колледжа в Риме).
Сеть Уолсингема состояла из костяка в виде доверенных, постоянно
используемых людей, число которых было, надо думать, сравнительно небольшим,
и большего числа агентов, используемых от случая к случаю за скромную плату.
Англия еще не была той богатой страной, какой стала впоследствии.
Расчетливая Елизавета хорошо знала счет деньгам и отпускала их на секретную
службу не очень-то щедро, значительно меньше, чем тратили другие крупные
державы. Не раз ее послам, да и самому Уолсингему, со вздохом приходилось
выкладывать из своего кармана деньги, которые не удавалось никакими усилиями
выудить у скуповатой королевы. И тем не менее, когда речь шла о борьбе на
главных участках непрекращавшейся тайной войны, денег не жалели. В 1587 г.
Уолсингем получил 3300 ф. ст. - самое крупное ассигнование на секретную
службу за все время правления Елизаветы. Наиболее отличившимся агентам
давали пенсии и мелкие придворные должности.
Уолсингем не имел под рукой чиновничьего аппарата, которому мог бы
передоверить руководство своей сложной машиной. Главный секретарь сам
поддерживал связь со всей многочисленной агентурой. Ближайшими помощниками
Уолсингема были его личные секретари - Френсис Миллс и Томас Фелиппес. Этого
Фелиппеса, низкорослого человека с рыжими волосами и изуродованным оспой
лицом, мы еще не раз встретим. Фелиппес знал много иностранных языков. Его
по праву считали непревзойденным специалистом в чтении зашифрованных
текстов, а также в подделке чужих почерков, вскрытии писем без ломки
печатей. В прошлом он имел какие-то столкновения с законом и был спасен
Уолсингемом от наказания. Известен и третий доверенный эксперт Уолсингема -
Артур Грегори. Он был специалистом по незаметному вскрытию писем и по
фабрикации поддельных печатей.
Своеобразие века отразилось и в попытках совместить разведку с
астрологией и даже с колдовством. Шекспировский Макбет, став королем
Шотландии, говорит о неверных ему баронах (танах):
Во всех домах у знати кто-нибудь
Из челяди подкуплен мною. Завтра
С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам.
Пусть больше скажут...
При широком распространении как раз в XVI и в начале XVII столетия веры
в козни сатаны и дьявольской челяди их нередко примешивали ко многим
событиям тайной войны. В 1572 г. граф Шрюсбери, который был назначен
сторожить Марию Стюарт, поручил своим шпионам разведать, где совершают шабаш
"католические ведьмы". Он заподозрил их в намерении освободить шотландскую
королеву. Лорд Берли заслал своего разведчика Даути в эскадру адмирала
Френсиса Дрейка. Тот не мог открыто расправиться с Даути как со шпионом
всесильного министра и казнил его как чернокнижника, навлекшего бурю на
английские корабли.
Нечистую силу часто подозревали в занятии шпионажем. Гадание по звездам
тоже не раз переплеталось с тайной войной. Лорд Берли подослал к царю Ивану
Грозному астролога Бомелия, которому царь, впрочем, поручил другое важное
занятие - приготовление ядов. Однако Уолсингему, видимо, принадлежит
приоритет в использовании гороскопов для нужд секретной службы. Практичный
шеф разведки при этом совсем не стремился, подобно многим своим
современникам, извлечь нужные сведения из астрологических прорицаний; он,
напротив, хотел лишь использовать гороскопы для дезинформации, причем не
только врагов, но и своей повелительницы королевы Елизаветы. Уолсингем это
делал с целью отвратить ее от невыгодного, по его мнению,
внешнеполитического курса. Известно, что Уолсингем был противником планов
брака Елизаветы с герцогом Анжуйским, а позднее с его младшим братом
герцогом Алансонским. Гороскопы обоих возможных женихов составлял придворный
музыкант и астролог Джон Ди, который не раз выполнял важные разведывательные
поручения Уолсингема. Позднее, когда к берегам Англии вот-вот должна была
двинуться Непобедимая армада Филиппа II, Ди "предсказывал" бури, которые
рассеют вражеский флот. Это делалось с целью помешать вербовке английских и
ирландских католиков в испанские войска. Гезы
Даже после раскрытия "заговора Ридольфи" было очевидно, что ни сам
Филипп II, ни его наместник в Нидерландах герцог Альба не проявляли
склонности к полному разрыву с правительством Елизаветы и к оказанию
значительной военной поддержки возможному католическому мятежу в Англии.
Несомненно, что скованность войск Альбы в Нидерландах играла важную роль в
определении позиции Филиппа, но были и другие веские причины - прежде всего
давнишнее соперничество с Францией, в борьбе против которой было важно
обеспечить хотя бы нейтралитет, а в лучшем случае - даже поддержку
Елизаветы. С другой стороны, большинство членов английского Тайного совета и
прежде всего, конечно, сам Берли склонялись к мысли, что вовсе не следует
вести дело к открытому противоборству протестантизма и католической
контрреформации, которое могло бы объединить Испанию и Францию против
Англии. Вместе с тем усиление освободительной борьбы в Нидерландах против
Испании поставило английское правительство перед необходимостью принятия
важных политических решений. Разрешая добровольцам из Англии вступать в ряды
голландских повстанцев - "Морских гезов" и в войска Вильгельма Оранского, в
Лондоне опасались, что их успехи будут способствовать вторжению французских
войск в южные провинции Нидерландов, во Фландрию. А захват ее французами
считался английским правительством еще более нежелательным, чем даже победы
герцога Альбы.
В начале июня 1572 г. Берли составил меморандум по фландрскому вопросу,
возможно, предназначенный для его коллег по Тайному совету. Этот меморандум
показывает, между прочим, насколько прямо разведка ставилась на службу
текущим задачам дипломатии. В меморандуме предусматривались такие меры, как
засылка агентов во Флессинген и Бриль для выяснения настроений населения и
обследования оборонных сооружений, направление доверенных людей к графу
Людвигу Нассаусскому и в Кельн для определения намерений немецких князей.
Одновременно фиксировалась задача определить, в состоянии ли Альба
противиться натиску французов. Если да - то нужно предоставить обеим
сторонам право самим решать свои споры, если нет - то для избежания перехода
во французские руки фландрских портов надлежит секретно сообщить испанскому
наместнику о намерении Англии прийти к нему на помощь. От "кровавого
герцога" следует лишь попросить заверения, что он предполагает освободить
жителей Фландрии от непереносимого угнетения и не вводить там инквизицию.
Вскоре затем пришло известие о кровавой Варфоломеевской ночи в Париже,
вызвавшее большое возбуждение среди английских протестантов. Разъяснения
французского посла Ламота Фенелона, что гугеноты понесли наказание за
заговор против законной власти, а не за свою веру, призывавшего к сохранению
союзных отношений, встречались очень холодно Елизаветой и лордом Берли.
Фенелон протестовал против тайной английской помощи бунтовщикам -
протестантам Ла-Рошели. В этих условиях, по-видимому, французский двор
задумал какую-то сложную каверзу, не вполне учитывая эффективность тайной
службы лорда Берли. В октябре 1574 г. к Берли прибыли секретные агенты
герцога Алансонского, который, питая честолюбивые планы, заигрывал с вождями
гугенотов. Герцог, по словам его посланца, предлагал Елизавете оказать
помощь ларошельцам, обещая за это передачу ей всей Гасконии и других
французских территорий, некогда принадлежавших Англии. Английская дипломатия
навела справки и выяснила, что, по-видимому, эти агенты были действительно
посланы герцогом Алансонским. Они утверждали, что герцог собирается бежать в
Англию, и по их просьбе был отправлен специальный корабль к гавани
Сен-Валери. Однако посланное судно напрасно ожидало брата короля, курсируя
около этого нормандского порта. В конечном счете в Лондоне пришли к выводу,
что речь идет об обманном маневре с целью получить доказательства враждебных
действий английского правительства против интересов французского короля.
Осенью 1572 г. Берли явно стал считать желательным частичное соглашение
с Филиппом II. Еще в 1568 г. английские пираты захватили много испанских
кораблей, груженных драгоценными металлами. Испанцы ответили конфискацией
британского имущества в Нидерландах, а правительство Елизаветы, в свою
очередь, присвоило испанскую собственность в Англии. Баланс этих обоюдных
мероприятий был сведен с большим дефицитом для Испании, даже если не
причислять к нему "дополнительный" захват британскими пиратами в Ла-Манше и
Джорджа Фитцуильяма, который привез с собой рекомендательное письмо от
шотландской королевы. Обманутый Филипп II отдал распоряжение освободить
английских моряков и выдать каждому из них по 10 дукатов. Испанский король
приказал также передать Хокинсу патент на титул испанского гранда и, что
важнее, большую сумму денег - целых 40 тыс. ф. ст. В свою очередь, Хокинс
обещал перейти со своим флотом на сторону Испании. В сентябре или октябре
1571 г. английские корабли должны были уйти во фландрские порты и
предоставить себя в распоряжение герцога Альбы. 4 сентября Хокинс с
удовлетворением писал Берли о своих испанских партнерах по переговорам: "Я
надеюсь, Господь Бог разрушит их планы и они сломают себе шею из-за
собственных умыслов".
Оставалось лишь не до конца ясно, кто должен был, по мнению Хокинса,
ломать шею. Вернее, бравый моряк считал, что это будет зависеть от
обстоятельств. Берли знал, что Хокинс завел переговоры с испанцами по
собственному почину, и, лишь когда о них стало известно Тайному совету,
начал действовать по уполномочию правительства Елизаветы. Но Берли не было
ведомо, что Хокинс сообщил далеко не все ему известное о планах испанского
вторжения. Капитан пиратов оставлял себе возможность в случае успеха Альбы
выполнить договор с испанцами, который пока что Хокинс заключил с целью
обмануть их по поручению Берли. Однако дела пошли так, что патриотизму
Хокинса не пришлось выдерживать серьезное испытание.
Но вернемся, однако, к "заговору Ридольфи". Берли был осведомлен об
испанских планах и до получения письма Хокинса - министру писали об этом
из-за рубежа английские дипломаты и тайные агенты. В сообщениях называлось
имя Норфолка. В это время Берли снова пришел на помощь счастливый случай.
Мария Стюарт просила французский двор о финансовой помощи для борьбы против
своих шотландских врагов. Французский посол передал доставленную ему из
Парижа крупную денежную сумму Норфолку, а тот приказал своему секретарю
Хидкорду отослать полученные деньги в Шропшир, откуда их должны были
переправить в Шотландию. Хидкорд попросил направлявшегося в Шропшир купца
доставить туда небольшой мешок с серебряной монетой для передачи
управляющему одного из имений герцога. Тот охотно согласился выполнить такую
вполне обычную просьбу. Однако по дороге у него возникли подозрения - мешок
оказался тяжелым. Купец сломал печать на мешке. В нем лежало много золота и
шифрованное письмо. Путник повернул обратно и передал неожиданную добычу
Берли. Хидкорд был немедленно арестован, но утверждал, что не знает ключа к
шифру. Однако испуганный слуга Норфолка тут же сообщил о существовании
тайника в спальне герцога. Посланные Берли полицейские чины обнаружили в
тайнике шифрованное письмо Марии Стюарт относительно планов Ридольфи. После
этого Хидкорд сдался и выдал ключ к шифру письма, обнаруженного в мешке с
золотом.
Той же ночью Норфолк был арестован и отправлен в Тауэр. Вначале он
занял позицию полного отрицания, но потом, объятый страхом за свою жизнь,
обещал рассказать обо всем. Берли послал Норфолку длинный вопросник. Вскоре
вместо ответа комендант Тауэра принес перехваченное письмо герцога, которое
он пытался послать со своим слугой. В этом письме герцог давал указание
сжечь его шифрованную переписку. После этого Берли уже мог действовать более
уверенно. Один из секретарей Норфолка сразу же сознался и указал, где
хранятся письма Марии Стюарт, другой пытался запираться, но его вынудили под
пыткой к признанию. Арестованных слуг герцога разместили в тюрьме Маршальси,
где их заботливым другом (и внимательным слушателем) оказался наш знакомец
Томас Герли. Он работал, превратив мученичество в золотую жилу.
Теперь очередь дошла и до Джона Лесли. Он попытался отделаться
россказнями, пока ему не дали понять, что речь идет о сохранении его
собственной жизни. Это было больное место епископа. Лесли если и устраивал
путь на Голгофу, то только в духе Томаса Герли. Почтенный прелат не был
особо рьяным врагом чревоугодия (сохранились инструкции, которые он, уже
находясь в тюрьме, давал своим слугам относительно приготовления для него
обильных трапез). Не был Джон Лесли и аскетом - злые языки даже приписывали
ему трех незаконных детей. Словом, Лесли не надо было дважды повторять и так
весьма недвусмысленно сделанный намек. "Глупо скрывать правду, увидев, что
дело раскрыто", - нравоучительно заметил при этом епископ Росский.
Он сообщил все, что знал: об участии Марии Стюарт и Норфолка в
подготовке недавно подавленного католического восстания на севере, о планах
нового восстания - на этот раз в Восточной Англии - и намерении захватить
Елизавету. Но Лесли не ограничился этим. По своей собственной инициативе он,
пытаясь сделать приятное Елизавете, объявил, что, как ему доподлинно
известно, Мария Стюарт знала об убийстве своего мужа Дарнлея (в чем ее
обвиняли в Англии и что она упорно отрицала). Более того, с элегантностью
опытного придворного Лесли в качестве епископа католической церкви тут же
настрочил послание Марии Стюарт, отечески увещевая ее и призывая отказаться
от заговоров, уповая на милость божью и королевы Елизаветы. "Этот поп -
живодер, страшный поп!" - воскликнула в ярости шотландская королева, получив
епископские излияния. Лесли написал также льстивую и сервильную проповедь в
честь Елизаветы. После этого епископ Росский мог уже не бояться карающей
длани английского правосудия. Правда, ему приходилось опасаться другого: как
бы Елизавета не выдала его правительству Шотландии в обмен на арестованных
там участников английского католического восстания. Но в конце концов
главного из этих пленников шотландцы продали английским властям за 2 тыс. ф.
ст.
Теперь уже епископ Росский мог с философским спокойствием наблюдать за
дальнейшим развитием событий. 2 июля 1572 г. из своего окна в Тауэре он имел
возможность взирать на казнь герцога Норфолка. Это зрелище навело его лишь
на элегические размышления о том, что Норфолку вряд ли было бы лучше, если
бы ему удалось стать мужем Марии Стюарт. В беседе с доктором теологии
Томасом Вильсоном он разъяснил, что шотландская королева отравила первого
мужа, убила с помощью любовника второго и пыталась таким же способом
отделаться от соучастника ее преступления.
Дон Герау после неудачной попытки убрать с дороги лорда Берли покинул
Англию. (Некоторые историки - преимущественно из числа иезуитов - склонны
считать, что Ридольфи был агентом-двойником, провокатором, выполнявшим
приказы Уильяма Сесила.)
Так окончился знаменитый "заговор Ридольфи". Но, может быть, читатель
захочет узнать о дальнейшей судьбе епископа Лесли после его освобождения из
Тауэра и отъезда во Францию? О, эта жизнь была потом заполнена трудами на
благо многих - и королевы Елизаветы, и Филиппа II, и французского короля
Генриха III, и римского папы... Словом, на пользу всякого, кто, как надеялся
почтенный епископ, мог бы обеспечить его достойной пенсией и добиться
возвращения земель, конфискованных у него в Шотландии. А так как цели всех
этих лиц были, как правило, прямо противоположными, то Лесли неоднократно
уличали в двуличии, в занятии шпионажем, в воровстве и подделке
государственных бумаг и во многом, многом другом. Но, как и следовало
ожидать, достойный прелат оказался выше того, чтобы обращать внимание на эти
нападки, раз они не грозили более ощутимыми неудобствами.
Ищейки Уолсингема
В 1572 г. Берли, заняв пост лорда-канцлера (главы правительства),
передал непосредственное управление разведкой Френсису Уолсингему, сохранив
за собой общее руководство. Уолсингем родился около 1532 г. в семье видного
юриста. По матери Уолсингем находился в родстве, впрочем очень отдаленном, с
Марией Болейн, старшей сестрой Анны Болейн, и, следовательно, с теткой
королевы Елизаветы. Френсис Уолсингем много учился - сначала в Кембридже,
потом в коллегии адвокатов. Годы правления Марии Тюдор он провел за
границей, изучая право в Падуанском университете, где терпимо относились к
протестантам. В эти годы Уолсингем нередко встречался с членами тогда еще
молодого "Общества Иисуса". Интересуясь искусством государственного
управления, Уолсингем изучал знаменитый труд Николо Макиавелли "Государь",
пополнял свои знания в беседах с такими знатоками дела, как венецианские и
флорентийские политики. Несомненно, что Уолсингем внимательно присматривался
к организации разведки в итальянских государствах, считавшейся образцом для
всей Европы. Молодой англичанин даже внешне напоминал смуглых, черноволосых
сыновей жаркой Италии. Елизавета прозвала его "мавром".
В 1560 г. Уолсингем вернулся в Англию, но несколько лет вел жизнь
сельского сквайра. На королевскую службу он поступил только в 1568 г. и
сразу же завоевал доверие Сесила. В частности, Уолсингем стал получать
донесения из-за рубежа о подготовке покушения на королеву, которую- вели
Гизы. В одном из таких сообщений британский посол в Париже Норрис
рекомендовал в качестве ценного агента некоего капитана Франсуа. Это был
псевдоним Томазо Франсиотто, протестанта из города Лукки, который 40 лет
работал на французскую разведку, а позднее стал одним из лучших шпионов
Уолсингема. Еще летом 1568 г. Уолсингем договорился с лордом-мэром Лондона о
еженедельном составлении списка иностранцев, которые снимали помещения в
столице, чтобы выявить среди них возможных заговорщиков. В декабре 1568 г.
Уолсингем писал Сесилу, что при существующих условиях "менее чреваты угрозой
излишние, чем недостаточные, опасения" и что "нет ничего более угрожающего,
чем (мнимая) безопасность". С 1570 по 1573 г. Уолсингем занимал пост
английского посла в
Париже и был свидетелем Варфоломеевской ночи. Вслед за своим
предшественником Николасом Трокмортоном Уолсингем завел шпионов, следивших
как за действиями французского правительства, так и за интригами в Париже
англичан и ирландцев, принадлежавших к лагерю врагов Елизаветы. В числе
агентов посла был ирландский! капитан Томас, выдававший себя за
эмигранта-католика. Ему было поручено следить за попытками архиепископа
Кэшела установить связи с французским двором. Впрочем, в течение этих лет
Уолсингем в основном руководил людьми, принятыми на службу лордом Берли.
Однако в последующие десятилетия он создал свою разветвленную
разведывательную сеть.
Ревностный кальвинист, верящий в предопределение, Уолсингем был
искренне убежден, что принадлежит к числу избранников божьих. Он не
брезговал услугами профессиональных преступников, авантюристов, головорезов,
в которых не ощущалось недостатка ни в одном из европейских городов. Это
ведь была чернь, на которую не распространялась милость господня. Не очень
важно, если они обременят лишним смертным грехом свою душу, и так обреченную
на вечное проклятие. Уолсингем даже сформулировал такой принцип: "Если бы не
было негодяев, честные люди едва ли бы могли узнать что-либо о
злоумышлениях, направленных против них". А обеспечивать верность
человеческого отребья нельзя иначе, как страхом и золотом. "За нужные
сведения никогда нельзя платить слишком дорого" - таков был девиз
Уолсингема. Он был сторонником бескомпромиссной борьбы против Филиппа II,
иногда даже вступая в пререкания с более осторожным Берли. Елизавета не раз
упрекала Уолсингема в стремлении ускорить войну с Испанией ради интересов
его приятелей-пуритан, критиковавших государственную англиканскую церковь за
то, что она сохранила многое от католицизма. "Не хочу войны, не хочу войны!"
- кричала она во время одного приема, одергивая своего слишком воинственного
"мавра". Тем не менее королева полностью доверяла уму и опыту своего шефа
секретной службы.
В конце 70-х и в 80-х годах план Филиппа II и его союзников -
германского императора, римского папы - и всех сил католической
контрреформации оставался, по существу, прежним - уничтожить очаг ереси в
голландских и бельгийских владениях испанской короны. Для этого необходимо
было лишить Нидерланды возможности получать помощь от Англии, свергнуть с
престола Елизавету, возвести на английский трон Марию Стюарт, предлагавшую
свою руку испанскому королю, и таким образом установить полную гегемонию
Испании и католицизма. Раздираемая религиозными войнами Франция не могла
быть серьезным препятствием на пути осуществления этих планов. В случае,
если бы не удалось свергнуть Елизавету с помощью тайной войны, в резерве
оставался план высадки в Англии испанской армии, считавшейся тогда лучшей в
Западной Европе.
Англия стремилась сорвать эти планы прежде всего организацией
непрерывной войны против испанского судоходства. Захват и ограбление
испанских кораблей английскими корсарами ослабляли Испанию и заметно
увеличивали ресурсы Англии, служили прямому обогащению имущих классов - от
лондонских купцов до самой Елизаветы - тайного пайщика компании "королевских
пиратов". В задачу британской секретной службы входили прежде всего
предотвращение заговоров, наблюдение за подготовкой к высадке в Англии
испанской армии и сбор информации, которая облегчила бы английским пиратам
войну на море. Разведывательная сеть Уолсингема в целом весьма успешно
справилась со всеми этими заданиями.
Смиренный монах, учившийся в иезуитском колледже в Дуэ или Сен-Омере,
английский дворянин, вернувшийся в лоно католической церкви богатый
итальянец, портовый чиновник в Малаге или путешествующий французский купец,
парижский дуэлянт или студент одного из знаменитых германских университетов
- за каждым из них мог скрываться разведчик Уолсингема. У него были агенты
разного профиля: "просто" шпионы, шпионы-провокаторы, специалисты по
дешифровке, мастера подделки писем и печатей. Так, например, в 1580 г. на
континент отправился некто Джон Следд. Месяцами он странствовал в компании
католических священников, бежавших из Англии, побывал в Риме и вернулся в
Лондон с подробнейшим отчетом о 285 англичанах, находившихся за границей, -
студентах, военных, купцах, священниках. В отчете были подробно указаны
семейные связи этих лиц, приметы на случай, если придется заняться их
поимкой, и т. д.
Одним из удачливых агентов шефа елизаветинской разведки был Энтони
Мэнди - известный актер и драматург, оказавший, возможно, влияние на
Шекспира. Мэнди родился в 1560 г. в семье лондонского книготорговца и уже в
молодые годы добился успеха на сцене. В 1578 г. по поручению Уолсингема
Мэнди отправился в Рим и, утверждая, что является католиком, под псевдонимом
поступил в Английский колледж, который готовил миссионеров для засылки в
Англию. Учеба Мэнди давалась легко, он получал всяческие поощрения от своих
римских наставников, что не мешало ему выкраивать время и для составления
подробных отчетов для своих лондонских начальников. В этих отчетах Мэнди
сообщал имена воспитанников Английского колледжа, планы католических
заговорщиков. По возвращении в Англию Мэнди принял участие - в 1581 и 1582
гг. - в розыске своих "однокашников", которых хорошо знал в лицо. Услуги
Мэнди получили должную оценку, его в числе некоторых особо заслуженных
разведчиков вознаградили должностью при дворе. Многие его пьесы ставились в
столичных театрах.
В числе агентов Уолсингема были драматург и актер Мэтью Ройстон, рано
умерший талантливый драматург Уильям Фаулер и будущий знаменитый драматург
Кристофер Марло, когда он еще учился в Кембриджском университете. Но об этом
ниже.
Английская разведка, видимо, имеет приоритет в вербовке на службу
писателей и актеров. Во всяком случае, в Англии такая традиция прочно
удерживалась в течение по крайней мере двух веков после правления Елизаветы
и если потом и прерывалась, то была полностью возрождена в XX столетии. С
примерами "литературных" связей разведки нам придется еще не раз
столкнуться.
У Уолсингема не было средств на содержание многочисленной агентуры, и
он обращал внимание на профессиональные качества своих разведчиков,
позволявшие им получить доступ к главным источникам политической и военной
информации в Ватикане, Мадриде, в испанских гаванях, Нидерландах, где
наместники Филиппа II готовили свержение Елизаветы с престола и покорение
Англии. Так, в одно время Уолсингем получал информацию из 12 различных мест
во Франции, из 9 - в Германии, из 3 - в Нидерландах, из 4 - в Испании, из 4
- в Италии (в том числе из Английского колледжа в Риме).
Сеть Уолсингема состояла из костяка в виде доверенных, постоянно
используемых людей, число которых было, надо думать, сравнительно небольшим,
и большего числа агентов, используемых от случая к случаю за скромную плату.
Англия еще не была той богатой страной, какой стала впоследствии.
Расчетливая Елизавета хорошо знала счет деньгам и отпускала их на секретную
службу не очень-то щедро, значительно меньше, чем тратили другие крупные
державы. Не раз ее послам, да и самому Уолсингему, со вздохом приходилось
выкладывать из своего кармана деньги, которые не удавалось никакими усилиями
выудить у скуповатой королевы. И тем не менее, когда речь шла о борьбе на
главных участках непрекращавшейся тайной войны, денег не жалели. В 1587 г.
Уолсингем получил 3300 ф. ст. - самое крупное ассигнование на секретную
службу за все время правления Елизаветы. Наиболее отличившимся агентам
давали пенсии и мелкие придворные должности.
Уолсингем не имел под рукой чиновничьего аппарата, которому мог бы
передоверить руководство своей сложной машиной. Главный секретарь сам
поддерживал связь со всей многочисленной агентурой. Ближайшими помощниками
Уолсингема были его личные секретари - Френсис Миллс и Томас Фелиппес. Этого
Фелиппеса, низкорослого человека с рыжими волосами и изуродованным оспой
лицом, мы еще не раз встретим. Фелиппес знал много иностранных языков. Его
по праву считали непревзойденным специалистом в чтении зашифрованных
текстов, а также в подделке чужих почерков, вскрытии писем без ломки
печатей. В прошлом он имел какие-то столкновения с законом и был спасен
Уолсингемом от наказания. Известен и третий доверенный эксперт Уолсингема -
Артур Грегори. Он был специалистом по незаметному вскрытию писем и по
фабрикации поддельных печатей.
Своеобразие века отразилось и в попытках совместить разведку с
астрологией и даже с колдовством. Шекспировский Макбет, став королем
Шотландии, говорит о неверных ему баронах (танах):
Во всех домах у знати кто-нибудь
Из челяди подкуплен мною. Завтра
С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам.
Пусть больше скажут...
При широком распространении как раз в XVI и в начале XVII столетия веры
в козни сатаны и дьявольской челяди их нередко примешивали ко многим
событиям тайной войны. В 1572 г. граф Шрюсбери, который был назначен
сторожить Марию Стюарт, поручил своим шпионам разведать, где совершают шабаш
"католические ведьмы". Он заподозрил их в намерении освободить шотландскую
королеву. Лорд Берли заслал своего разведчика Даути в эскадру адмирала
Френсиса Дрейка. Тот не мог открыто расправиться с Даути как со шпионом
всесильного министра и казнил его как чернокнижника, навлекшего бурю на
английские корабли.
Нечистую силу часто подозревали в занятии шпионажем. Гадание по звездам
тоже не раз переплеталось с тайной войной. Лорд Берли подослал к царю Ивану
Грозному астролога Бомелия, которому царь, впрочем, поручил другое важное
занятие - приготовление ядов. Однако Уолсингему, видимо, принадлежит
приоритет в использовании гороскопов для нужд секретной службы. Практичный
шеф разведки при этом совсем не стремился, подобно многим своим
современникам, извлечь нужные сведения из астрологических прорицаний; он,
напротив, хотел лишь использовать гороскопы для дезинформации, причем не
только врагов, но и своей повелительницы королевы Елизаветы. Уолсингем это
делал с целью отвратить ее от невыгодного, по его мнению,
внешнеполитического курса. Известно, что Уолсингем был противником планов
брака Елизаветы с герцогом Анжуйским, а позднее с его младшим братом
герцогом Алансонским. Гороскопы обоих возможных женихов составлял придворный
музыкант и астролог Джон Ди, который не раз выполнял важные разведывательные
поручения Уолсингема. Позднее, когда к берегам Англии вот-вот должна была
двинуться Непобедимая армада Филиппа II, Ди "предсказывал" бури, которые
рассеют вражеский флот. Это делалось с целью помешать вербовке английских и
ирландских католиков в испанские войска. Гезы
Даже после раскрытия "заговора Ридольфи" было очевидно, что ни сам
Филипп II, ни его наместник в Нидерландах герцог Альба не проявляли
склонности к полному разрыву с правительством Елизаветы и к оказанию
значительной военной поддержки возможному католическому мятежу в Англии.
Несомненно, что скованность войск Альбы в Нидерландах играла важную роль в
определении позиции Филиппа, но были и другие веские причины - прежде всего
давнишнее соперничество с Францией, в борьбе против которой было важно
обеспечить хотя бы нейтралитет, а в лучшем случае - даже поддержку
Елизаветы. С другой стороны, большинство членов английского Тайного совета и
прежде всего, конечно, сам Берли склонялись к мысли, что вовсе не следует
вести дело к открытому противоборству протестантизма и католической
контрреформации, которое могло бы объединить Испанию и Францию против
Англии. Вместе с тем усиление освободительной борьбы в Нидерландах против
Испании поставило английское правительство перед необходимостью принятия
важных политических решений. Разрешая добровольцам из Англии вступать в ряды
голландских повстанцев - "Морских гезов" и в войска Вильгельма Оранского, в
Лондоне опасались, что их успехи будут способствовать вторжению французских
войск в южные провинции Нидерландов, во Фландрию. А захват ее французами
считался английским правительством еще более нежелательным, чем даже победы
герцога Альбы.
В начале июня 1572 г. Берли составил меморандум по фландрскому вопросу,
возможно, предназначенный для его коллег по Тайному совету. Этот меморандум
показывает, между прочим, насколько прямо разведка ставилась на службу
текущим задачам дипломатии. В меморандуме предусматривались такие меры, как
засылка агентов во Флессинген и Бриль для выяснения настроений населения и
обследования оборонных сооружений, направление доверенных людей к графу
Людвигу Нассаусскому и в Кельн для определения намерений немецких князей.
Одновременно фиксировалась задача определить, в состоянии ли Альба
противиться натиску французов. Если да - то нужно предоставить обеим
сторонам право самим решать свои споры, если нет - то для избежания перехода
во французские руки фландрских портов надлежит секретно сообщить испанскому
наместнику о намерении Англии прийти к нему на помощь. От "кровавого
герцога" следует лишь попросить заверения, что он предполагает освободить
жителей Фландрии от непереносимого угнетения и не вводить там инквизицию.
Вскоре затем пришло известие о кровавой Варфоломеевской ночи в Париже,
вызвавшее большое возбуждение среди английских протестантов. Разъяснения
французского посла Ламота Фенелона, что гугеноты понесли наказание за
заговор против законной власти, а не за свою веру, призывавшего к сохранению
союзных отношений, встречались очень холодно Елизаветой и лордом Берли.
Фенелон протестовал против тайной английской помощи бунтовщикам -
протестантам Ла-Рошели. В этих условиях, по-видимому, французский двор
задумал какую-то сложную каверзу, не вполне учитывая эффективность тайной
службы лорда Берли. В октябре 1574 г. к Берли прибыли секретные агенты
герцога Алансонского, который, питая честолюбивые планы, заигрывал с вождями
гугенотов. Герцог, по словам его посланца, предлагал Елизавете оказать
помощь ларошельцам, обещая за это передачу ей всей Гасконии и других
французских территорий, некогда принадлежавших Англии. Английская дипломатия
навела справки и выяснила, что, по-видимому, эти агенты были действительно
посланы герцогом Алансонским. Они утверждали, что герцог собирается бежать в
Англию, и по их просьбе был отправлен специальный корабль к гавани
Сен-Валери. Однако посланное судно напрасно ожидало брата короля, курсируя
около этого нормандского порта. В конечном счете в Лондоне пришли к выводу,
что речь идет об обманном маневре с целью получить доказательства враждебных
действий английского правительства против интересов французского короля.
Осенью 1572 г. Берли явно стал считать желательным частичное соглашение
с Филиппом II. Еще в 1568 г. английские пираты захватили много испанских
кораблей, груженных драгоценными металлами. Испанцы ответили конфискацией
британского имущества в Нидерландах, а правительство Елизаветы, в свою
очередь, присвоило испанскую собственность в Англии. Баланс этих обоюдных
мероприятий был сведен с большим дефицитом для Испании, даже если не
причислять к нему "дополнительный" захват британскими пиратами в Ла-Манше и