Переход от первобытного общества к цивилизации на Востоке совершился прежде, чем это произошло в других частях планеты. К самым ранним культурам принято относить Египет и Шумер, где в IV тысячелетии до н. э. уже сформировалась государственность. Следом становление цивилизованного общества произошло в Индии, Китае, в Средиземноморье, на территории Европы. Самыми отсталыми в развитии оказались народы Америки: расцвет культуры майя пришелся на I тысячелетие н. э.
   Расположенные на разных континентах земного шара, отделенные друг от друга морями, океанами, горными массивами, древние цивилизации развивались сообразно собственным историческим и культурным тенденциям. Однако принадлежность к единой человеческой общности определила наличие множества схожих признаков, среди которых главным является изобретение письменности. Сведения о медицине того времени сохранились на папирусах, в надписях на заупокойных стелах, саркофагах и колоннах храмов, в виде клинописных табличек из Шумера. Бесценные данные взяты из древнеиндийских трактатов и медицинских текстов Китая и Тибета. Благодаря высокому уровню античного искусства современники смогли представить состояние гигиены и санитарии в Греции и Риме: бытовые сцены великолепно переданы на посуде, мебели, настенных барельефах.
   В числе общих особенностей врачевания Древнего мира можно назвать выделение двух направлений лечебной практики: медицины, основанной на практическом опыте, и культового целительства, связанного с различными верованиями. По мере укрепления централизованной власти и возвышения религии первобытная демонология сменилась стройной религиозной философией. Следствием утверждения традиционных верований стало обретение медициной храмового характера. Подготовка врачей проходила индивидуально, в семье или коллективно — в школах, действующих при святилищах. Античные строители оставили потомкам технологию создания санитарно-технических сооружений, самым известным среди которых является водопровод в Риме. В Древнем мире началось формирование основ врачебной этики, связанной с именем великого Гиппократа.

   Долина нижнего течения Нила в древности была центром знаменитой египетской цивилизации. Первые поселения появились там на рубеже VI и V тысячелетий до н. э. К этому же времени относится формирование специфичного религиозного культа, одной из главных богинь которого считается Есит (греч. Исида). Создательница лечебной магии, покровительница детей, она воплощала материнство и одухотворенную природу. Лекарственные средства, получившие имя этой богини, упоминаются в трудах древнеримского врача Галена. Сын Есит, бог Гор, также имел отношение к врачеванию, получив медицинские знания от матери. Он изображался в образе человека с головой сокола. Усири (греч. Осирис), супруг и брат Есит, потомок бога солнца Ра, представлял загробный мир, покровительствовал земледельцам и мертвым. Усири считался богом умирающей и воскресающей природы, дарившим плодородие египетской земле или лишавшим его. Он предстает на рисунках в виде ожившей мумии.
   Первым главой египетского пантеона являлся Инпу (греч. Анубис) — бог бальзамирования, создатель и мастер мумификации, сделавший первую в Египте мумию из тела Усири. Покровитель мертвых, некрополей, погребальных обрядов, Инпу изображался в облике волка, шакала или человека с головой шакала. Бог Джехути (греч. Тот) имел отношение к медицине в качестве создателя письменности. По легенде, он придумал религиозные обряды, траволечение и составил самый первый медицинский текст. Непосредственной богиней врачевания египтяне считали могущественную Сохмет, которая изображалась в виде женщины с львиной головой. Покровительница рожениц богиня Тауэрт представала перед почитателями беременной самкой бегемота. Египтяне верили в то, что миниатюрные фигурки этой богини, лежащие рядом с младенцем, защищают его от болезни и смерти.
   Главной религиозной традицией Египта являлся заупокойный культ, не имеющий аналогов в мире. Отношение к мертвым стало основой древней культуры, своеобразным ключом к разгадке многих тайн древних обитателей долины Нила. Прекрасно сохранившиеся мумии стали доказательством физической победы человека над разрушительной силой смерти. Считая потустороннюю жизнь продолжением земного существования, египтяне подняли искусство сохранения мертвого тела на недосягаемую высоту. Вначале умершего хоронили без предварительной обработки, но в песчаных могильниках тело отлично сохранялось благодаря отсутствию влаги.
    Предполагаемая мумия Нефертити, супруги фараона Аменхотепа IV
 
   Постепенно обряд захоронения совершенствовался; появились укрепленные гробницы, богатый погребальный инвентарь. В период Древнего царства (XXVIII–XXVI века до н. э.) тело умершего предохраняли от разложения искусственным путем, обматывая тканью, пропитанной специальной жидкостью. Позже из него стали вынимать внутренности, обрабатывая тело веществом, называемым нечерит, или природной содой (натроном). К сожалению, археологи не нашли папирус с описанием процесса бальзамирования. Вероятно, свидетельства подобного рода держались в секрете, так как процедура обработки трупа считалась священным занятием.
   Один из способов бальзамирования описан в «Истории» Геродота, ставшего свидетелем этого действа во время путешествия по Египту примерно в середине V века. «Тарихевты извлекают через ноздри железным крючком мозг, — писал знаменитый историк, — затем делают разрез в паху острым камнем и очищают всю брюшную полость от внутренностей. Вычистив и промыв ее пальмовым вином, мастера вновь прочищают ее растертыми благовониями. Наконец наполняют чрево чистой растертой миррой, кассией и прочими благовониями, не используя ладана, и зашивают. После этого тело на 70 дней кладут в натровый щелок. По истечении срока, обмыв тело, обвивают его повязкой из разрезанного на ленты виссонного полотна и намазывают камедью (аналог клея). После этого родственники берут тело назад, изготавливают деревянный саркофаг в виде человеческой фигуры и помещают туда покойника…»
   Не смея противоречить отцу истории, современные ученые составили собственное мнение о мумификации по некоторым магическим текстам. Например, из папируса Ринда стало известно, что процедура бальзамирования была намного сложнее увиденной Геродотом. Длительный ритуал напоминал спектакль с сюжетом, заимствованным из сказаний об Осирисе. Руководил работами жрец, имевший титул хери сешет («тот, кто над тайной»), игравший роль Анубиса. Обязательным персонажем постановки был херихеб («тот, кто над свитком»), жрец, читавший молитву. Уту-жрецы выполняли другие функции — такие, как пеленание и подготовка необходимого инструмента. Линию разреза брюшной полости метил жрец, именуемый писцом. Другой человек изображал коварного Сетха — убийцу Осириса. С помощью кремневого ножа он делал вскрытие, а затем его с позором изгоняли из помещения. Согласно некоторым источникам, процесс бальзамирования длился 70 дней, из которых больше половины уходило на высушивание тела. Период между смертью и погребением или же смертью и возрождением соотносился с циклом Сириуса, священной звезды Исиды, которая исчезала с небосвода якобы затем, чтобы вновь появиться через 70 дней.
   На 15 — 16-й день после смерти покойника укладывали на каменное или деревянное ложе и обрабатывали содой. Хорошо высушенное тело вновь обрабатывалось, в этот раз с использованием душистых масел. Применение смол и ароматических веществ, помимо получения приятного запаха, имело целью уничтожение трупных червей. Впоследствии медики анатомических театров использовали терпентинное масло или иные бальзамические жидкости. Череп заливали смолой; труп заворачивали в тонкую ткань. Лицо умершего тщательно гримировали, придавая ему «живой» вид свинцовым блеском, растительными красками, окисью меди и цветными глинами.
   Фараонам лицо покрывали золотой или серебряной маской, часто инкрустированной драгоценными камнями. Освященному процессом бальзамирования телу присваивался титул «сах». Готовая мумия походила на Осириса, словно отождествляя собой возрожденного бога. Иногда в глазницы вставлялись искусственные глаза, изготовленные из стекла или драгоценных камней. Маски менее состоятельных покойников обычно изготавливались из папируса и ткани, склеенных в несколько слоев и покрытых позолоченным штуком (искусственный мрамор из полированного гипса).
   Извлеченные из тела внутренности укладывались отдельно в четыре сосуда, называемые канопами. В гробнице Хетепхерес I, матери фараона Хуфу (XXVI век до н. э.), обнаружены своеобразные канопы. В алебастровом ящике с четырьмя отделениями были сложены все внутренности царицы, кроме сердца, которое традиционно оставляли в теле. Вначале плоские крышки каноп позже украшались портретами покойника, изготавливались в виде изображения сыновей Гора, духов-хранителей умершего (человека, шакала, сокола и павиана).
   В эпоху Нового царства (XV–X века до н. э.) внутренности заворачивали в отдельные полотна, помещая каждую часть тела в крошечные ящики, вкладываемые в канопы. Тело обматывали длинными кусками льняного полотна. Ткань предварительно разрезали на полосы шириной 10–15 см, длиной иногда до 100 м. Полотном фиксировали положение головы, закрепляли нижнюю часть лица. Отдельными отрезами обматывали пальцы, а также половой орган у мужчин, закреплявшийся в стоячем положении. На каждый слой ткани укладывали амулеты, фаянсовые бусы или ювелирные украшения. В Лувре и Каирском музее представлены папирусы с текстами, которые некогда произносились над телом во время пеленания. Эти документы свидетельствуют о том, что заключительная часть бальзамирования представляла собой сложный ритуал.
   Торжество заупокойного культа не мешало египтянам оставаться трудолюбивыми и оптимистичными. Хотя почти с самого рождения каждый житель долины Нила готовился к загробной жизни, по словам российского востоковеда В. В. Струве (1889–1965), он «готовился к тому, чтобы не умереть, несмотря на смерть». Близкое знакомство с внутренними органами человека не сделало египтян основоположниками современной анатомии, но несомненно, что в медицине они достигли высочайшего мастерства.
   В середине II тысячелетия до н. э. уже была обрисована структура человеческого организма с указанием сердца, мозга, мышц, кровеносной системы, почек, кишечника. Однако древние патологоанатомы не подвергли органы более тщательному изучению, возможно, по причине, связанной с религиозными убеждениями. Практика бальзамирования определила познания в области химии. Доказано, что современное слово «химия» имеет восточные корни, происходя от самого раннего названия Египта — Кхемет.
   Человека усвоившего определенный объем знаний, в том числе и медиков, называли «рех хету», что в переводе означает «знающий вещи». Деятельность древнеегипетских врачей регулировалась строгими правилами, позволявшими медику снять с себя ответственность за ошибку. Однако в случае нарушения предписанной этики он жестко наказывался, вплоть до лишения жизни.
    Статуя фараона Джосера
 
   В «Истории» Геродота отмечена четкая специализация местных лекарей: «Врачебное искусство разделено у них таким образом, что каждый врачеватель излечивает только одну болезнь. Поэтому везде у них полно врачей; одни лечат глаза, другие — голову, третьи — зубы, четвертые желудок, пятые — внутренние болезни».
   Имхотеп (XXVIII век до н. э.) — самый первый медик, о котором сохранились исторические свидетельства. Имя верховного сановника фараона Джосера с древнеегипетского языка переводится как «находящийся в довольстве». Наряду с должностью начальника строительства гробницы в Саккаре, он пользовался славой великого мудреца и мага. Все звания Имхотепа перечислены на статуе Джосера в поминальном храме пирамиды.
   Автор первого в истории Египта литературного труда «Поучения Имхотепа», гениальный зодчий, врач, философ, позднее он был обожествлен как покровитель врачевания, высоко почитавшийся в Мемфисе, древнем городе на границе Верхнего и Нижнего Египта. В качестве бога-целителя греки отождествляли Имхотепа с Асклепием. В античных рукописях упоминается храм в Мемфисе, куда люди прибывали издалека в надежде избавиться от недуга. Паломники молились перед статуей Имхотепа, приносили жертву и проводили ночь в храме. Считалось, что бог может излечить только спящего человека.
   Во времена Нового царства подготовка медиков велась в храмовых школах, где молодых людей обучали врачеванию только после того, как они осваивали письмо. Высшие учебные заведения, расположенные в крупных городах страны — в Гелиополе, Саисе, Александрии, назывались домами жизни. Наряду с математикой, астрономией, ваянием, архитектурой, ученики постигали различные методы целительства, в том числе и магические. Будущие лекари изучали папирусы, переписывая их много раз, овладевали искусством каллиграфии, занимались риторикой. Дома жизни также служили библиотеками; многие из знаменитых трактатов фактически являлись копиями, переписанными многими поколениями учеников.
   Эмпирический опыт народной медицины Древнего Египта можно представить по дошедшим до нашего времени папирусам, самым древним из которых является свиток из Кахуна, датированный 1850 годом до н. э. Текст документа содержит разделы о родовспоможении, методах определения пола неродившегося младенца. Автор дает 34 рецепта по излечиванию домашних животных. Рациональные и магические приемы врачевания представлены в папирусах из Рамессумы, созданных одновременно со свитками из Кахуна. Здесь говорится об уходе за новорожденными, о контрацепции и методах прогностики беременности.
   В наиболее интересном из сохранившихся медицинских документов, так называемом папирусе Смита (1550 год до н. э.), описано 48 случаев травматических повреждений костей черепа, мозга, ключиц, шейных позвонков, предплечья, грудной клетки, позвоночного столба. Болезни условно разделены на три группы:
   — «страдание, которое я буду лечить»;
   — «страдание, которое я попытаюсь облегчить»;
   — «страдание, которое неисцелимо».
   Если говорить современным медицинским языком, автор рукописи предложил классификацию травм головы в зависимости от прогноза: благоприятного, сомнительного или безнадежного. Этика древнеегипетского врача требовала прямо сообщать пациенту о степени тяжести его состояния: «Скажешь ты тому, у кого зияющая рана на голове: „Эту болезнь я смогу вылечить“». В первом и втором случаях автор трактата советовал медику немедленно начать терапию: «После того как ты зашьешь ему рану, в первый день положи на нее свежее мясо и не бинтуй ее. Заботься о нем до тех пор, пока пройдет время его болезни. Лечи рану жиром, медом, корпией, пока больной не поправится». В качестве примера безнадежного случая в папирусе описано повреждение мозга, наступившее в результате падения человека с большой высоты. Голова больного ушла в плечи, позвоночник сломан в нескольких местах, позвонки вдавлены один в другой. Немедленно наступивший паралич конечностей, сопровождавшийся потерей слуха, по мнению автора текста, несовместим с жизнью.
    Папирус Смита
 
   В папирусе Смита впервые упомянут иероглиф, обозначающий мозг, движение которого в открытой ране сравнивается с кипящей медью. Египтяне первыми заметили, что повреждение мозга отражается на состоянии различных частей тела, вызывая, например, паралич конечностей. Древнеегипетские тексты не содержат указания на оперативное вмешательство. Все же при полном отсутствии информации о хирургическом лечении травм головы в гробницах были обнаружены трепанированные мумии.
   При лечении переломов к качестве шин приспосабливались деревянные лубки и тугое бинтование поврежденной конечности полотном, пропитанным смолой. Одним из немногих видов оперативного вмешательства было ритуальное обрезание. Из рисунков на стенах гробниц можно узнать подробности процедуры кастрации евнухов. Интересно, что для обозначения понятия «пациент» в Древнем Египте использовали слово «херидес», в переводе звучащее как «тот, кто под ножом». Употребляя это понятие в широком смысле, медики называли так страдающих от туберкулеза, кишечных паразитов или укушенных змеей, словом, тех, кто не нуждался в скальпеле хирурга. Избегал применения ножа и «тот, кто заботился о зубах».
   Древнеегипетская стоматология предусматривала только консервативное лечение, объясняя кариес проделками червя, якобы растущего в зубе. Заклинание от зубной боли представлено в древнем восточном манускрипте:

 
…Протоки сотворили болота,
Болота червя сотворили.
Отправился червь к Шамашу, плача,
Перед богом Эа текут его слезы,
«Что ты выделишь мне в пропитанье?
Что ты выделишь мне для сосанья»?
«Спелые фиги и сок абрикоса».
«На что мне спелые фиги и сок абрикоса?
Среди зубов позволь мне поселиться,
Сделай челюсть моим жилищем.
Кровь из зуба сосать я буду,
Буду глодать я корни зуба».
 

   Не зная хирургических приемов лечения зубов и десен, египетские врачи ограничивались снятием острой боли. К больному месту прикладывали специальные пасты или растворы, лишь устраняя воспаление, что мало способствовало оздоровлению полости рта. На территории Северной Африки нередки находки челюстей с зубами, почти выпавшими из десен. Обнаружено много кариозных зубов, видимо, ставших причиной тяжелого воспалительного процесса. В стране фараонов были широко распространены воспаления надкостницы, приводившие к деформации челюсти. По словам известного египтолога М. А. Раффера, «человек умирал без облегчения, которое могло быть результатом простой операции». Правители также не являлись исключением. Отпуская огромное количество золота на посмертные украшения, они умирали с разрушенными зубами, хотя техника пломбирования была известна людям в гораздо более древние времена. Единственным свидетельством использования золота в египетской стоматологии стала находка челюсти, где два нижних зуба соединялись между собой тонкой проволокой из драгоценного металла.
   Для приготовления лечебных снадобий египетские медики использовали природные компоненты в равной мере растительного, животного или минерального происхождения. Богатая флора долины Нила позволяла составлять многокомпонентные лекарства. Широко использовались такие популярные сейчас растения, как лук, гранат, алоэ, виноград и папирус. Среди минеральных веществ часто употреблялись глина, свинец, железо, сурьма, сера и сода. Части тела животных или продукты их жизнедеятельности входили, например, в состав лекарства от слепоты: смесь бычьей печени и меда. Средство для «умерщвления червей», или, попросту, избавления от глистов, эффективно действовало при условии тщательного перетирания косточек финика, растения дисарт и соединения этой смеси со сладким пивом. Врач советовал пациенту все компоненты «сварить, смешать и выпить», успокаивая словами: «Выйдет тотчас». Пиво на севере Африки издавна служило не только тонизирующим напитком, но и основой для приготовления микстур.
   Более 900 рецептов изложены в «Книге приготовления лекарств для всех частей тела», представленной в папирусе Эберса (1550 год до н. э.). На 108 склеенных листах общей длиной более 20 м описаны методы лечения заболеваний желудочно-кишечного тракта, легких, уха, суставов, а также косметические средства. Здесь предложены магические заклинания от зубной боли и болезни глаз.
   В папирусе Эберса настойчиво советуется сопровождать заклинаниями принятие всякого лечебного средства. Обращения к духам и богам необходимо «произносить четко и повторять часто, как только возможно, прикладывая лекарство к больным членам для того, чтобы уничтожить поразившее их страдание». Далее автор приводит пример такого заклинания: «…Исида, освободившая Озириса, избавившая Гора от злонамеренных деяний его брата Сета, убившего своего отца Озириса, о Исида, великая богиня заклинаний, освободи и меня от всего злого, от боли и злоумышленных действий, освободи меня от бога и богинь страданий, от смерти, от того, что проникало в меня…»
   Составитель рукописи выразил собственную точку зрения по поводу роли сердца и сосудов в жизни человека: «Начало тайн врача — есть знание хода сердца, от которого идут сосуды ко всем членам, ибо всякий врачеватель, всякий жрец богини Сохмет, всякий заклинатель, касаясь головы, затылка, рук, ладони, ног, — везде касается сердца: от него направлены сосуды к каждому члену». Египетские целители эпохи Нового царства уже могли определять болезнь по пульсу, отмечая его в различных точках тела. Дальнейшее совершенствование этого метода произошло в Китае, хотя на Востоке имели представление о пульсовой диагностике еще в III тысячелетии до н. э.
    Женщина, варящая пиво. Статуэтка 2800 года до н. э.
 
   Способы эмпирического врачевания, сходные с вышеназванными, изложены в папирусе Хёрста, датированном также 1550 годом до н. э. Кроме того, из этой рукописи можно составить представление о нейтрализации укусов ядовитых змей и древнем костоправстве. Современных педиатров, возможно, заинтересовали бы методы лечения детских недугов, описанные в папирусе Бругша (1450 год до н. э.). Более поздние свитки, например Лондонский папирус № 10059, Берлинский папирус № 3038 и Лейденский папирус, содержали в себе перечень методик, известных из ранних медицинских текстов.
   В Египте причину заболевания редко относили к таким естественным явлениям, как неправильное питание, глисты или влияние климата. Гораздо чаще медики объясняли недуг действием таинственных сил. В таком случае они поступали подобно первобытным знахарям: изгоняли злой дух горькими лекарствами, выкрикивали магические заклинания, шептали их над больным местом. В соответствии с утверждением автора папируса Эберса эффективными средствами в борьбе со злой силой являются порубленный на мелкие части мышиный хвост, выделения из ушей свиньи, экскременты и моча некоторых животных. Однако современные ученые отдают египтянам пальму первенства в уходе от магического лечения.
   Начиная с эпохи Нового царства медицина составляла национальную гордость, оставаясь на высоком уровне вплоть до расцвета врачебного искусства в Элладе.
    Царская чета: Рахотеп и Нофет. Скульптура 2700 года до н. э.
 
   Египет по праву считается родиной косметики. Не только царицам, но и простым горожанкам были доступны средства для разглаживания морщин, удаления родимых пятен, изменения оттенка кожи, усиления роста волос. Египтянки еще в древности пользовались декоративной косметикой. С рисунков на стенах гробниц на современников смотрят прекрасные, с удивительным разрезом глаза. Эффектную глубину взгляду придавала подводка сурьмой. Мази, краски для лица и волос, отбеливающие кремы, тушь для глаз, благовонные масла для смягчения кожи хранились в специальных емкостях с начертанными рецептами. Аналог теней для век, зеленая паста, приготовленная из сурьмы и малахита, служила защитой от палящего солнца, причем ею пользовались как женщины, так и мужчины.
   В целях предупреждения вшивости египтяне коротко стригли волосы или брили голову. По будням они носили парики, состоящие из туго переплетенных косичек. Длинные искусственные локоны надевались в торжественных случаях, но они служили одновременно украшением и головным убором. Гигиена в Древнем Египте считалась делом государственной важности. Знакомые с опустошительными эпидемиями жители долины Нила тщательно заботились о чистоте своего тела и жилища. «Моются они два раза в день и два раза в ночь, — восхищенно отмечал Геродот. — Пьют только из медных сосудов, которые моют ежедневно. Платье носят полотняное, всегда свежевымытое, и это составляет для них предмет большой заботы. Обрезают себя ради чистоты, предпочитая быть опрятными, нежели красивыми… Свинью египтяне считают нечистым животным. И если кто-нибудь коснется свиней, то сразу же идет к реке и в одежде, которая на нем, погружается в воду». В районе верхнего течения Нила жители страдали от насекомых, особенно от комаров. Дома в этой части страны предусматривали отдельные спальные помещения, располагавшиеся в высоких башнях, со всех сторон продуваемых ветром. Ко времени посещения Геродота египетские медицинские школы принимали на обучение состоятельных иностранцев. Такая практика была выгодна не только с экономической стороны. Возвращаясь на родину, воспитанники распространяли знания в других государствах Древнего мира. Нередки были случаи, когда иноземные ученики оставались в Египте навсегда, как произошло с Герофилом Халкидонским.
    Деревянная емкость для косметической мази. XIV–XIII века до н. э.
 
   К началу III столетия до н. э. мировая наука сосредоточилась в нескольких крупных центрах, ведущее место среди которых занимала Александрия. Особого расцвета город достиг при Птолемеях, основавших знаменитый Александрийский мусейон (греч. museion — «храм муз»). Более пяти веков главный центр древней науки объединял в себе академию, высшую школу и пансион, где ученые жили на полном царском обеспечении, плодотворно занимаясь исследованиями в различных областях знаний. При мусейоне находилось самое крупное в то время хранилище рукописей; к началу новой эры там находилось около 700 тысяч свитков. Кроме библиотеки, имелись обсерватория, зоологический сад, анатомический театр. В разное время в Александрийском мусейоне работали Евклид, Архимед, Эразистрат и Зенодот, первым возглавивший хранилище рукописей.
   Анатом и хирург Герофил Халкидонский (335–280 годы до н. э.) родился в эллинской Вифинии (историческая область на территории современной Турции), но большую часть жизни провел в Александрии. Будучи внуком Аристотеля, учеником философа Хрисиппа и знаменитого доктора Праксагора, он оставил потомкам большое наследие, включавшее в себя труды по всем разделам медицины, в том числе по офтальмологии, кардиологии и акушерству.
   Герофил первым отважился проводить систематические вскрытия трупов человека в целях изучения анатомии. В сочинении «Анатомия» им описаны строение желудочно-кишечного тракта, морфология оболочек головного мозга, основные черты строения различных частей сердечно-сосудистой системы. Проводя вскрытия, Герофил открыл синусный сток, где сходятся все каналы (синусы) затылочной части головы. Его заслугой признается описание грудного протока, хотя без упоминаний назначения этого органа. Ученый также оставил самые точные для своего времени описания мужских и женских половых органов.
    Египтянин в парике
 
   В труде «О глазах» Герофил рассказал о стекловидном теле, оболочках глаза и сетчатке. Однако наиболее известен трактат «О пульсе», где определена частота пульса взрослого человека, указано диагностическое значение этого параметра. Наблюдая за пульсом во время сокращения и расслабления сердца, Герофил делал медицинские заключения, определяя ритм пульсации крови в артериях, сравнивал разные виды пульса с музыкальными ритмами. Именно он описал легочную артерию и присвоил названия легочным венам, сохранившиеся до наших дней. О месте и времени смерти Герофила ничего не известно, а его величайшие открытия были забыты на долгие века.
   Имя Герофила часто упоминают вместе с именем его преемника Эрасистрата из Иулиса (300–240 годы до н. э.), практиковавшего анатомические исследования путем вивисекции — вскрытия тел живых людей. Ученик известных медиков Хрисиппа и Метрадора, он родился на острове Кеос, был врачом царя Селевка I Никатора, а затем жил и работал в Александрии. В то время Птолемеи отменили запрет на изучение анатомии путем вскрытия человеческого тела. Наряду с изучением трупов, разрешалось производить живосечения на преступниках, приговоренных к смертной казни. Предоставленным для вивисекции людям вначале вскрывали брюшную полость, затем разрезали диафрагму, после чего человек умирал. Дальнейшее анатомирование производилось уже на мертвом теле: раскрывалась грудная клетка и обследовались внутренние органы. Садистские опыты, потрясавшие античных историков своей беспощадностью, привели к открытию такого множества новых функций человеческого организма, что в греческом языке не оказалось подходящих слов для их обозначения.
    Инструменты древнеегипетского хирурга
 
   Эрасистрат подробно описал желудочки и оболочки мозга, разделил нервы на чувствительные и двигательные. Он считал мозг центром, где располагается душевная пневма, движущаяся по нервам. Центром жизненной пневмы называлось сердце, а желудочки и мозжечок — вместилищем души. Александрийский анатом первым описал лимфатические сосуды брыжейки (складка брюшины), вторично открытые в 1622 году. Особенно тщательно изучил строение сердца и его клапанов: греческим медикам уже нечего было добавить к работе предшественника. Теория связи нервов, вен и артерий весьма близко подходила к открытию циркуляции крови. Однако ее логическому завершению помешала идея о наличии в артериях воздуха. Ошибочную точку зрения Эрасистрата поддержал древнеримский врач Гален (129–201 годы), а правильное мнение было высказано только в XIX веке.
   Преемник Герофила отрицал учение о доминировании соков в организме, отдав предпочтение твердым частицам. По его представлению, живой организм состоит из множества неделимых частиц, продвигающихся по каналам в определенном направлении. Причиной многих болезней является нарушение этого движения вследствие плохой работы желудка, закупорки просвета сосудов и их переполнения. Подобное происходит при воспалении легких: кровь заходит в артерии, становясь причиной воспламенения пневмы. Основываясь на собственных идеях, Эрасистрат ставил целью лечения устранение опасного застоя. Основными его назначениями были строгая диета, рвотные и потогонные микстуры, массаж, физические упражнения, обливания холодной водой. Аутопсия (вскрытие трупа) умерших от водянки позволила установить отвердение печени как итог этой болезни. По наблюдениям Эрасистрата, следствием укуса змеи было отравление организма, приводящее к нарушению работы печени и толстого кишечника.
   В Александрии, безусловно, существовало негативное отношение к бесчеловечным методам Герофила и Эрасистрата. Не признавая их учеными, горожане резко протестовали против жестоких экспериментов, производившихся в анатомическом театре; после Эрасистрата многие врачи долго не решались вскрывать ни живых, ни мертвых. В 273 году Александрийский мусейон был ликвидирован по приказу римского императора Аврелиана, но медицинская школа эллинского Египта сохраняла лидирующие позиции вплоть до византийской эпохи.

   Развитие культуры в Месопотамии определялось синтезом знаний аккадов и шумеров — исконных обитателей Двуречья. Аккады дали миру знаменитое письмо: клинопись на глиняных табличках, благодаря которой потомки смогли составить представление о богатых традициях древней цивилизации. Шумеры создали мощное государство, где поощрялись искусства, науки, процветали ремесла. Самые первые документы медицинского содержания, относящиеся к Месопотамии III тысячелетия до н. э., были составлены на шумерском языке. Через несколько веков этот язык утратил актуальность. Считаясь мертвым, он предназначался только для ученых текстов, но в школах его изучали вплоть до начала нашей эры.
   Светские школы в Двуречье назывались «э-дубба» — «дом табличек». В процессе подготовки профессиональных писцов здесь преподавали право, философию, математику, педагогику, литературу, давали религиозные представления. Процветая до XVII до н. э., «дома табличек» сыграли огромную роль в формировании естественно-научных знаний Месопотамии. Впоследствии укрепилась традиция индивидуального обучения. Медицинские тайны передавались от учителя к ученику, не выходя из узкого круга посвященных: «Дай знающему показать свои секреты магических знаний; непосвященный да не увидит их. Что касается сына, которому ты покровительствуешь, то заставь его поклясться именем бога… затем расскажи ему все».
   Первые клинописные таблички, начертанные врачами Шумера, относятся к началу II тысячелетия. Целитель города Ниппур представил потомкам 15 рецептов лекарственных средств, не указав, в каких случаях препараты следует применять. Вероятно, к тому времени объем знаний был уже достаточно велик, поэтому многие сведения передавались устно. На небольшой табличке врач записывал только конкретные данные, которые не мог удержать в памяти. Первые медицинские свидетельства, найденные на территории Двуречья, подтвердили догадки о том, что медики Шумера практиковали на основе рационального опыта, не признавая магических методов.
   Элементы лечебной магии встречались в более поздних глиняных табличках, где врачи называли себя «асу» (от шум. a-zu, аккад. au — «ведающий водой»). В заклинаниях разных народов вода играла ключевую роль, являясь священной частью бога Эа, главного среди нескольких богов-целителей. Однако нет никаких доказательств того, что деятельность шумерских целителей прямо касалась религии. Лечебный эффект большинства средств не вызывает сомнений. Например, клизмы использовались для уменьшения воспалений, массаж — для снятия желудочных болей, при некоторых заболеваниях рекомендовался отдых, уделялось значительное внимание правильному питанию. При простудных заболеваниях прописывались горячие и холодные компрессы, припарки.
   По сохранившимся свидетельствам, жители Шумера страдали душевными расстройствами, болезнями желудочно-кишечного тракта, глаз, желчного пузыря, сердца, имели костные заболевания. Глиняные тексты ассиро-вавилонского периода содержали гораздо больше информации о признаках и характере течения болезни. Со свойственной каждому медику педантичностью древние целители подробно излагали симптомы: «грудь полна жидкости», «желудок полон кислоты», «губы пораженного сведены, глаза закрываются, рот скован и он не может говорить». Пациенты асу страдали желудочной коликой, изжогой, метеоризмом, поносом; испытывали боль в мышцах, глазах; имели разного рода опухоли; жаловались на потерю аппетита и общую слабость.
   В отсутствие заклинаний и заговоров врачи предписывали больным вполне материальные лекарства, изготовленные из растений, минералов или продуктов животного происхождения. Из местной флоры в медицине применялись тимьян, горчица, иглы пихты и сосны, плоды сливового дерева, фиги, груши, ивы. Среди минералов считались полезными соль, нефть, природная асфальтовая смола. У животных медики брали молоко, шерсть, внутренние органы (у мышей, водяных змей), панцирь (у черепах). Часто использовалась смесь компонентов различного происхождения. Так, в рецепте, условно поставленном под № 12, сказано: «Просеять и перемешать растолченный панцирь черепахи, побеги растения нага, соль и горчицу. Омыть больное место крепким пивом и горячей водой; растереть больное место приготовленным составом, после чего натереть растительным маслом и обложить растертыми в порошок иглами пихты».
   Шумерские тексты начала II тысячелетия представляют ценные сведения о правилах врачевания и состоянии медицины в государстве того времени. Во всех табличках вместе с рецептом кратко перечисляются симптомы заболевания, подробно описаны признаки туберкулеза. Печень считалась местом расположения «жизненного начала». Хотя далеко не все недуги объяснялись действием злых сил, лечение включало в себя некоторый элемент мистики, подчиняясь определенным правилам. Так, врачам не разрешалось посещать пациента 7-го, 14-го, 21-го и 28-го числа каждого месяца.
   Подобно всем свободным гражданам Шумера, каждый медик имел собственную печать — своеобразный профессиональный паспорт. Документ представлял собой небольшой каменный цилиндр, часто украшенный резьбой. Отверстие на продольной оси позволяло продевать в него шнурок и носить на шее. При использовании цилиндр прокатывался по влажной глине, оставляя на табличке четкий оттиск. До наших дней сохранилась печать врача Ур-лугаль-эдинне из города Лагаш, отнесенная к XXIV веку до н. э. На ней изображен сам доктор, примитивные хирургические инструменты и сосуды для приготовления микстур.
   Во всех городах Шумера строго соблюдались гигиенические нормы, выработанные на рациональной основе народных традиций. Жители Древней Месопотамии не пользовались грязной посудой, ограничивали себя в некоторых видах пищи, обращались к богам только после умывания. Более жесткие требования предъявлялись к служителям культа. Перед статуей всевышнего жрец представал чисто вымытым и выбритым от головы до пят, что одновременно было хорошей профилактикой вшивости. Принадлежность к храму обязывала одеваться в дорогие льняные одежды, в то время как горожане носили более доступное шерстяное платье.
   Гигиенические предписания для жрецов также неукоснительно соблюдались правителями. Если царь случайно касался нечистого подданного, то владыке требовалось немедленно отправиться в баню, предварительно отдав приказ вымыть дворец и прилегающую к нему часть города. После наведения чистоты, на радость беднякам, совершался обряд жертвоприношения, являвшийся для них единственной возможностью отведать мяса.
   Санитарное состояние шумерских, а позже и ассиро-вавилонских городов не отличалось совершенством: в отсутствие сточных систем нечистоты выливались прямо на улицы. Единственное гидротехническое сооружение существовало в Ассирии. Воздвигнутый на арочных мостах водопровод длиной 48 км имел сильный уклон; вода подавалась из искусственного водохранилища через канал, законченный в 691 году до н. э. Территорию Месопотамии не обошли стороной массовые заразные болезни. В конце II тысячелетия государства Двуречья сильно пострадали от эпидемии чумы, о чем поведано в «Эпосе об Эрре». Природные и искусственные водоемы уже в древности были настолько грязны, что на всей территории Месопотамии стало традицией не пить сырую воду. Взрослые и дети утоляли жажду пивом и другими вареными напитками.
   В начале II тысячелетия в результате политических преобразований в Месопотамии возникла ассиро-вавилонская цивилизация. Врачи здесь составляли особый социальный слой, отличный не только от жрецов, но также от ветеринаров и хирургов, занимавших более низкое положение. В связи с развитием религиозных представлений рациональная практика Шумера постепенно сменилась культовым врачеванием. Государственная идеология преобразованной Месопотамии носила религиозный характер. Верования определяли устройство семьи, общины, собственности, укрепляли царскую власть. Лечение также осуществлялось под покровительством многочисленных богов, возглавляемыми могущественной триадой: богом неба Ану, повелителем земли и воздуха Энлиль, владыкой Мирового океана Эа.
   Владея тайной воды, носитель знаний, обладатель высшей мудрости Эа считался покровителем медиков. Таким образом, врачи являлись одновременно и служителями культа этого бога; на рисунках они изображались в виде рыбы. Непременными атрибутами лекарей были кувшин с водой и ритуальный сосуд с углями, предназначавшийся для сжигания благовоний.
   С Энлилем отождествлялся бог Мардук, покровитель Вавилона и верховное божество вавилонского пантеона. В аккадской мифологии бог мудрости Набу, покровитель писцов и искусства письма, почитался в пригородах Вавилона. Он считался сыном Мардука и Зерпанитум. Как создатель таблиц судеб, Набу стал космическим божеством, культ которого прослеживался до I тысячелетия, когда его культ почти вытеснился почитанием Мардука.
   Непосредственное отношение к медицине имела другая триада богов: Шамаш, Иштар и Син — соответственно боги солнца, утренней звезды и луны. По преданию, изображение Иштар исцеляло больного, чем в 1350-х годах до н. э. пользовался фараон Аменхотеп I V, поклонявшийся статуе Иштар Ниневийской.
   Инфекционными заболеваниями и лихорадками управлял бог подземного мира Нергал. В хорошем настроении он не позволял «выползать заразе» из своей вотчины, но, прогневанный людьми, насылал опустошительные эпидемии. Самой любимой вавилонянами богиней была покровительница врачевания Гула («великая»), познавшая науку исцеления от верховной триады.
   К середине II тысячелетия в Двуречье сложились две формы медицинской деятельности, представленные врачевателями-эмпириками асу и заклинателями ашипу. Гармоничное сосуществование различных методов лечения имело место более 12 веков, пока медицина не склонилась в магическую сторону. Столь же резко были разделены взгляды на причину недуга:
   — нарушения социальных предписаний; то есть человек заболевал, например, прервав пост, коснувшись замужней женщины или жрицы;
   — влияние сил природы и образа жизни: плохая погода неправильное питание, безделье, купание в грязной реке;
   — кара богов или «объятия Нергала», «дуновение злой силы», «рука всевышнего».
   В соответствии с принадлежностью к той или иной категории целители определяли методы лечения и тактику поведения с больным.
   Связывая недуг с естественными причинами, асу назначал пациенту необходимые лекарства, причем никогда не отказывался от борьбы за его жизнь в случае неутешительного диагноза. В одном из текстов сказано, что «…болезнь не может быть успокоена повязками и жало смерти не может быть вырвано, если врач не узнает ее существа». Прогнозы в устах асу звучали, как правило, жизнеутверждающе: «ты выздоровеешь», «я могу тебя вылечить». Если медик ощущал свое бессилие перед незнакомой болезнью, он «не протягивал руку помощи», то есть даже не начинал лечение. Лекари эмпирического направления считались большими знатоками местной флоры и фауны, часто сохраняя свои знания в тайне. На некоторых клинописных табличках рецепты зашифрованы настолько искусно, что их не смогли разгадать даже наши современники.
   Врачеватели Месопотамии собственноручно собирали сырье, сортировали, хранили, варили снадобья на воде, меду, пиве, жире или уксусе. Подобно египетским, их микстуры и порошки состояли из множества компонентов. Вавилонские лекари использовали огромное количество трав, минералов или продуктов, полученных от животных. Из растений брались почти все части, включая корни и семена. Часто употреблялись культурные растения: лук, чеснок, салат-латук, огурцы, горох, листья и плоды фиников. Широкий спектр продуктов животного происхождения включал в себя воск, мед, кровь, экскременты, топленое масло, рыбий жир, раковины моллюсков, кожу козла и овцы. Заменяя ткань, кожа использовалась как перевязочный материал. Лекарственные средства наружного и внутреннего применения имели вид микстур, мазей, порошков, таблеток, свечей и тампонов. Основная цель асу состояла в облегчении страданий, поэтому все усилия направлялись на то, чтобы остановить лихорадку, снять отек, понизить температуру тела, «успокоить выступающие сосуды конечностей».
   В отличие от асу медик-ашипу «заставлял болезнь уйти» только магическими средствами. Связывая причину недомогания с влиянием определенного божества, он старался вступить в диалог с небесной силой и умолить его простить пациента. Считалось, что злая богиня Ламашту бродит ночами по улицам города, насылая на детей лихорадку. Бог Пазузу насылает тошноту и головную боль. Диагноз ашипу чаще всего был мрачным. «Ты протянешь недолго и умрешь», «ты не выздоровеешь», «болезнь не покинет тебя» — так говорил заклинатель больному, отбивая у него веру в благополучный исход лечения. Делая убийственный вывод о скорой смерти, ашипу даже не приступал к врачеванию и уходил, оставляя человека без помощи.
   Основным средством лекаря-мага было чтение заклинаний. Посредством таинственного ритуала он воздействовал на психику больного, одновременно не избегая назначения материальных лекарств. В настоящее время похожие методы используются в психотерапии, хотя и без религиозной подоплеки. «Если припадки вызваны рукой призрака, привяжи пять лекарств к полоске из кожи ягненка и оберни ее вокруг шеи больного, и он будет чувствовать себя лучше», — записано в одной из 40 клинописных табличек, обнаруженных в хранилище рукописей царя Ашшурбанипала. Последний из великих царей Ассирии правил в 668–627 годах до н. э. Правление Ашшурбанипала ознаменовалось созданием в Ниневии (столица Ассирии) первой систематической библиотеки, единственной тогда на Ближнем Востоке.
   Набор лекарственных средств ашипу был намного беднее, чем у его коллег асу, но репутация медика от этого не страдала. В случае смерти больного заклинатель мог сослаться на волю бога. В свою очередь асу относил врачебную ошибку только на свой счет и постепенно сдавал позиции, несмотря на высокую эффективность методик.
   Врачи ассиро-вавилонской цивилизации не знали хирургического средства лечения зубов, подобно египтянам, только помогая страдавшим уменьшить боль. Человеку предлагались анестезирующие пасты, составленные на основе белены. В дупло разрушенного зуба закладывались лечебные мастики из трав. Кроме того, доктора-ашипу предлагали такие рецепты: «Растолки траву шалфей и смешай ее с маслом. Трижды скажи заклинание и положи на зуб. Боль пройдет…»
    Ашшурбанипал совершает жертвенное возлияние на мертвых львов
 
   Самым именитым лекарем Месопотамии считается храмовый врачеватель из Ниппура по имени Мукаллим, практиковавший в XIV веке до н. э. Будучи приверженцем эмпирической медицины, он успешно исцелял травмы, язвы и лихорадки, справлялся с двусторонним воспалением легких. В одном из глиняных писем сообщается о ходе лечения царевны Этирту, заразившейся пневмонией и успешно выздоровевшей под присмотром Мукаллима. Этот документ позволяет сделать вывод о том, что храмы служили своеобразным стационаром, где больные получали врачебную помощь и необходимый уход.
   В Месопотамии не отказывали в лечении даже рабам. «Два взрослых раба свалились в колодец. У одного сломана ключица, второй разбил голову. Пусть господин напишет, чтобы выдали масла для втирания, дабы дать им поправиться», — обращался Мукаллим к главе храма. Знаменитый медик не признавал магических средств, не шептал заклинания. Вместе с помощником, служившим в храме на должности аптекаря, он собственноручно изготавливал мази, порошки, микстуры. Заказывая травы для лекарств, требовал точного исполнения рецептуры, зная, что в противном случае снадобье утрачивало целебную силу.
   В Вавилоне медицинская деятельность строго регулировалась законом. В своде царя Хаммурапи, правившего в 1792–1750 годах до н. э., перечислены вознаграждения лекарям и определены суровые наказания за ошибочное лечение. Так, если врач успешно делал надрез бронзовым ножом в области глаза, то пациент обязывался заплатить ему 10 сиклей серебром, а раб — всего 2 сикля. Сломанная кость или больной сустав оценивались немного ниже: 3–5 сиклей в зависимости от социального положения больного. В годы царствования Хаммурапи 5 сиклей серебром хватало одной семье на питание в течение года.
   Высокая плата за лечение определялась тяжким грузом ответственности медика, которого наказывали по обычаю талион (от лат. talio — «возмездие»). Если вследствие неудачной операции пациент терял зрение, то медик лишался рук. Членовредительство отменялось, если пациентом был раб; в этом случае слепого раба просто заменяли зрячим. Под фразой «надрез бронзовым ножом» подразумевалось оперативное вмешательство при абсцессе (от лат. abscessus — «гнойник, нарыв»). Такой способ лечения, с учетом использования примитивных инструментов, был связан с большим риском повреждения глаза, сосудов, нервов. В законах Хаммурапи не случайно имеется оговорка о том, кто именно выступал в качестве пациента: человек, раб человека или животное. Наряду с различием в оплате, существовала разница в степени ответственности медика.
   Животные использовались в медицине Месопотамии как объект для экспериментов. Вследствие запрета на вскрытия вавилоняне плохо знали внутреннее строение организма. Анатомирование разрешалось только на жертвенных животных, что давало общее представление лишь о крупных органах: желудке, почках, печени, сердце, кишечнике.
   В глиняных табличках упоминается о деятельности древних ветеринаров, именовавшихся мунаишу. Аккадско-шумерское сочетание слов muna isu и a-zu ansu буквально означает «целители скота» и «врачеватели ослов». Однако практика вавилонских ветеринаров не ограничивалась лечением животных. Им доверялась кастрация евнухов, предназначенных для службы в царских гаремах. Впоследствии эту операцию стали производить специалисты, не имевшие медицинской подготовки.
   По религиозным соображениям, в Вавилоне запрещалось производить кесарево сечение. С целью спасения ребенка рассечение живота делали после смерти матери. Акушерством занимались только женщины, но их не считали врачами. Единственное упоминание о женщине-медике встречается в шумерских текстах, а в Вавилонском царстве была врачевательница, лечившая глаза.
   Свободная практика не была у лекарей столь популярна, как служение правителю. Высокий статус придворного врачевателя дополнялся широким кругом обязанностей и щедрым жалованьем. Он следил за здоровьем царя и членов его семейства, врачевал в гареме, куда, кроме медика, не допускался ни один мужчина. Наиболее способные целители колесили по всему Востоку, поочередно обслуживая правителей различных государств. Простой городской асу не пользовался уважением в отличие от дворцового лекаря. Его скромное положение даже не сравнивалось с авторитетом ашипу. В последние годы существования царства (539 год считается концом Вавилонского государства) при правителях служили только маги.
   Несмотря на то, что месопотамское врачевание ценилось ниже египетского, о чем не раз упоминал Геродот, общая культура Двуречья оказала огромное влияние на последующие цивилизации. Вместе с клинописью по странам Азии распространились ценные медицинские знания, многие из которых не потеряли своей актуальности в современном мире.

   История неповторимой культуры, сложившейся в III тысячелетии на полуострове Индостан, по времени и пространству разделяется на три периода:
   — хараппская цивилизация, существовавшая в XXX–XX веках до н. э. в долине реки Инд;
   — арийская цивилизация (ведийский период), имевшая место долине реки Ганг в XX–X веках до н. э.;
   — расцвет традиционной культуры (классический период), начавшийся во второй половине II тысячелетия.
   Как видно, начало формирования индийского врачевания относится к глубокой древности. В то время, когда территорию Евразии населяли воинственные племена варваров, свободные граждане Хараппа строили кирпичные дома, изготавливали прекрасную керамику, владели тайнами сложного письма, которое наши современники не могут расшифровать с помощью высоких технологий. По уровню культурного развития Индия бронзового века намного превзошла современные ей цивилизации. При отсутствии письменных свидетельств о состоянии медицины в поселениях Хараппского государства можно судить по санитарному состоянию городов. Прямые улицы, ориентированные по сторонам света, колодцы, бани, бассейны, водостоки и канализация говорят о строгом гигиеническом контроле, неизменном на протяжении многих веков.
   Одним из крупнейших городов Древней Индии является Мохенджо-Даро («холм мертвых»), где жили около 100 тысяч человек. Наряду с мастерскими, кирпичными складами и платформами для помола зерна, в городе имелась купальня. Центром этого уникального сооружения являлся бассейн, вероятно, использовавшийся в гигиенических и культовых целях. Покрытое битумом многоуровневое дно сохраняло водонепроницаемость более 4000 лет. Купальщики спускались в бассейн по двум лестницам, оставаясь на верхней площадке, если не умели плавать. Вода поступала через систему трубопроводов, предусматривающую непрерывный слив и наполнение. Для совершения ритуальных омовений предназначались комнаты, расположенные по периметру бассейна. Две паровые бани нагревались горячим воздухом и также служили для совершения религиозных обрядов.
   Не менее совершенным санитарно-техническим сооружением являлись хараппские колодцы. Ямы выкладывали обожженным кирпичом, а помещения, где располагались водозаборы, были аккуратно вымощены. Многоэтажные дома достигали порой 8-метровой высоты, но не имели окон. В каждом жилище строилась отдельная купальня, представлявшая собой небольшое квадратное помещение с наклонным полом, также вымощенным кирпичом. Тщательно пригнанные камни препятствовали просачиванию воды, а ее слив обеспечивал водосток в углу комнаты.
   Впоследствии поведение индийца в частной и общественной жизни регламентировалось предписаниями, собранными в «Законах Ману». Написанная от имени мифологического прародителя человеческого рода, эта книга включала в себя советы по гигиене, проверенные на практике в течение нескольких тысячелетий. «Не следует есть пищу больных, — поучал легендарный Ману, — ни такую, в которой оказались волосы или насекомые, не тронутую ногой, ни поклеванную птицей. Надо удалять далеко от дома экскременты, мочу, воду, использованную для омовения ног, остатки пищи. Утром надо одеться, искупаться, почистить зубы, протереть глаза и почтить богов». В период правления династии царей Магадхи (IV–II века до н. э.) действовал запрет на выброс мусора на улицы города, определялось место сожжения трупов, наказывалось подмешивание в пищу ядов, лекарств и благовоний. В случае неустановленной причины смерти человека тело почившего подвергали осмотру, покрывали маслом для предохранения от разложения и назначали вскрытие.
   Канализационная система Мохенджо-Даро являла собой образец санитарно-технического сооружения, по сложности превосходившего римский водопровод. Вода и нечистоты из каждого дома сливались в трубы, проходившие сквозь стены зданий. Каждая улица располагала отдельным каналом для нечистот, покрытым кирпичом с таким расчетом, чтобы его можно было легко сдвигать при осмотре и чистке системы. Городская канализация дополнялась отстойниками и выгребными ямами с плотно притертыми крышками.
   К сожалению, впечатляющие достижения хараппских гидростроителей не стали примером для потомков. В последующих культурах уровень санитарного состояния индийских городов был значительно ниже. Впрочем, несовершенство гигиенических норм восполнилось торжеством медицинских знаний, собранных в древних трактатах — Ведах (санскр. веда — «знание»). Ведическую литературу, написанную на древнеиндийском языке, составляют теологические трактаты (брахманы и упанишады), а также сборники гимнов и жертвенных формул (Ригведа, Самаведа, Яджурведа, Атхарваведа).
   С медицинской точки зрения основной интерес представляет философско-религиозное учение Аюрведа, возникшее 3000 лет назад как результат слияния культур ариев и дравидов. Знания древних народов основывались на опыте небольшой группы людей, которые называли себя вайдьями. Уединенно проживая в лесах и горах, они занимались целительством, передавая тайные знания последующим поколениям. Вайдьи утверждали, что человек — это маленькая частица Вселенной, отражающая сущность всего мироздания. Все виды энергий космоса, пять первоэлементов, все стихии и даже самые высшие силы, включая бога, присутствуют в человеке. Именно в этом проявляется связь всего земного с космосом. Понимая зависимость жителей Земли от лунных циклов, смены времен года, вайдьи знали, что каждый орган человека имеет свой аналог в растениях или животных.
   Несмотря на гибель арийской цивилизации, Аюрведа успела широко распространиться на Востоке, постепенно завоевав доверие медиков всего мира. Самый известный канон древнего учения называется Дханвантари-самхита, по имени его создателя вайдьи Дханвантари. Согласно преданию, этот человек спустился на Землю для того, чтобы систематизировать и утвердить знания, накопленные предками за многие тысячелетия. Впоследствии школы Дханвантари образовали 8 направлений медицины, ставшие источником врачебной практики сначала в Персии, затем в Китае, на Тибете, в арабских странах. Европейские медики признали Аюрведу в период раннего Средневековья.
   Аюрведическое знание существовало повсеместно, правда, в сильно измененном виде. Иногда его неверно называют китайской медициной, хотя доподлинно известно, что китайские целители использовали древнейший аюрведический трактат Сомараджа. В труде индийского философа подробно описаны каналы акупунктуры (иглоукалывания) и даны практические советы по многим вопросам врачевания. Акупунктура применялась еще во времена Дханвантари, так же как и гирудотерапия (лечебное применение пиявок), пластические операции и даже трансплантация органов. Подробно описанные в арийских канонах, переработанные с учетом практики, эти сведения из Китая и Тибета проникли в Европу. Модифицированную Аюрведу применял Гиппократ. Великий Авиценна указывал на то, что пользовался переводом на фарси одного из главных канонов Аюрведы. В период позднего Средневековья восточное учение утратило популярность и постепенно забылось, до середины XX века став недоступным даже для специалистов. В настоящее время в Индии, помимо европейской медицины, распространены традиционные системы Унани, Сиддха, Эмчи. Все эти школы имеют много общего с Аюрведой как в теории, так и в практике, потому что в течение многих веков между ними происходил постоянный обмен опытом.
   Аюрведа, или наука жизни является частью ведической культуры, связанной с древней арийской цивилизацией. По сохранившимся манускриптам можно оценить широту мыслей и величайшую мудрость людей, проживавших в ту эпоху. Арии сознательно избегали технического развития, понимая, что такой путь не в состоянии принести ни счастья, ни удовлетворения. Возможно, именно поэтому их девизом были слова: «Жить просто и думать возвышенно». Аюрведа, как неотъемлемая часть ведической культуры, основывается на философской системе Санкхья, детально описывающей строение материального мира и его законы, ссылаясь на познания астрономии, биокосморитмологии, астрологии, ведической натуропатии (естественные методы профилактики и лечения заболеваний).
   Согласно философии Санкхья, поле деятельности человека составляют эго, разум, непроявленное, ум, желание, отвращение, радость, страдание и 10 определенных чувств (индрий). Таким образом, в основе материального мира лежат 24 элемента; каждый из этих элементов, а также их взаимодействие разбираются подробно. В данной системе знаний материя изначально имеет форму энергии, которая под влиянием воли Брахмы «уплотняется» в форму вещества, создавая многообразие видимых и невидимых объектов Вселенной. Эти объекты состоят из «грубых» материальных элементов (махабхутов). Так, земля (притхви) представляет собой твердое вещество или энергию, упакованную в вещество. Вода (джала) — это принцип взаимодействия или жидкого состояния вещества. Огонь (агни) — принцип выделения энергии из вещества или плазменного состояния. Воздух (ваю) — принцип движения материи или газообразного состояния вещества. Эфир (акаша) — субстанция пространства, аналог физического вакуума.
   Кроме материальных элементов, арии признавали существование более тонких составляющих, главными среди которых являются чувства (индрии), ум (манас), интеллект (буддхи) и ложное эго (аханкара). В настоящее время «тонкие» элементы не признаются частью материи. Большинство ученых считают их производными нервной системы. Теоретик арийской философии Капила Муни, рассматривая Вселенную как единый организм, устроенный подобно телу человека, вывел из этой аналогии концепцию тождества макро — и микрокосма. Каждое действие во Вселенной имеет причину и следствие; каждая точка мироздания содержит информацию обо всем мире. Все объекты космоса находятся в неразрывной связи друг с другом, а энергия, переходя из одного состояния в другое, никогда не исчезает.
   В одном из разделов Аюрведы показана связь человека (микрокосма) с окружающим миром (макрокосмом): «То, что происходит наверху, то происходит и внизу». Здесь рассматриваются 3 уровня воздействия планет: физический, астрологический и магический. В физическом плане Солнце, Луна и некоторые ближние планеты воздействуют на людей через гравитационные, электромагнитные, инфракрасные и лептонные (от греч. leptos — «легкий») излучения. На астрологическом уровне космические объекты выступают в роли индикаторов человеческой психики. Воздействие планет или звезд на этом уровне происходит не напрямую, а посредством координат и орбит движения различных небесных тел. Например, когда необходимо узнать температуру, можно посмотреть на градуированный столбик ртути и узнать, сколько градусов имеет в данный момент тело. Однако собственно температуру увидеть невозможно.
   На магическом уровне планета, звезда или комета рассматриваются как живые существа, с которыми человек может вступить в диалог. По арийским верованиям, различные обитатели нашего мира имеют своих представителей на других планетах и звездах. Считается, что эти космические объекты являются их физическими телами. Когда человек вступает в диалог с Землей, он общается с богиней Бхуми. Когда он говорит с Юпитером, он входит в контакт с царем полубогов Индрой. Если он общается с Сатурном, то вступает в диалог с богом законов Вселенной Дхармараджем.
   Ведическая натуропатия описывает различные свойства продуктов питания, лекарственных растений и минералов применительно к возрасту, полу, типу конституции человека, относит их к месту проживания, предрасположенности к тем или иным болезням, суточным и сезонным ритмам. В одном из аюрведических канонов сказано: «Все окружающее является лекарством, нужно только распознать его и правильно использовать». Аюрведические травяные рецептуры имеют многокомпонентный состав, где каждое растение занимает свое определенное место в зависимости от желания добиться необходимого результата.
   Лекарственные растения необходимо срывать сообразно космическим ритмам, то есть выбирать соответствующую лунную фазу, день и время суток. Некоторые травы можно собирать только 2–3 раза в сезон или только на восходе солнца, потому что в другое время их эффективность значительно снижается. Учитывается также характер местности. Одно и то же растение, собранное в лесу, на поляне, у озера, на холме или на болоте, будет обладать различными свойствами. Принцип действия аюрведических лекарств можно описать русской пословицей: «Вода камень точит». Они действуют мягко, постепенно, не вызывая побочных эффектов, в отличие от некоторых современных препаратов, которые подчас опаснее собственно болезни. Лекарства ариев не подавляют, а, напротив, активизируют механизм саморегуляции организма; не загоняя недуг внутрь, они обладают очищающим, тонизирующим и омолаживающим эффектом.
   Аюрведическая медицина исповедует целостный подход к здоровью. Она рассматривает хронические болезни как системные недуги, возникающие в результате поражения многих органов. Согласно древним правилам, врач должен знать все разделы медицины и уметь помогать любому человеку независимо от его возраста, пола, социального положения. Ведическая натуропатия исповедует индивидуальный подход к пациенту. По Аюрведе, ни одна болезнь не может протекать одинаково у разных людей. У каждого человека должен быть один лечащий врач, подробно изучивший его проблемы и наблюдающий его в течение всей жизни. Кроме этого, аюрведический врач (вайдья) никогда не строит отношения с пациентом по авторитарному принципу. Он лишь указывает путь к исцелению, а основное должен сделать сам пациент, строго следуя предписанию врача. В арийской цивилизации врач ставил точный диагноз по методу «пяти зеркал»: измерял пульс, распознавал болезнь по глазам, обращал внимание на ауру, состояние языка, кожных покровов и слизистых, что давало полную информацию о состоянии пациента. Такой метод позволял не только диагностировать болезнь в ее клинической (острой) стадии или определить только зарождающийся недуг, но и выявить предрасположенность к тем или иным заболеваниям.
   Аюрведа сравнивает врача с воином. Как воин, владеющий многими видами оружия, будет более эффективен в сражении, так и врач, обучившийся многим методам лечения, быстрее победит болезнь. Вайдьи очень хорошо знали принципы питания и образа жизни, которые необходимо назначать пациенту в соответствии с его типом конституции, возрастом, местом проживания и возможными недугами. Они владели наукой мармавидьи, включавшей в себя акупунктуру, хиропрактику (диагностику по ладони), точечный массаж и гирудотерапию. Арийский медик имел совершенные знания в лечении травами и минералами. Он был обучен элементам йоги и методам медитации; должен был вести праведный образ жизни. Аюрведа, как достаточно гибкая система, давала возможность повсеместного ее применения без ограничения времени. Об этом гласил ведический принцип передачи знания: «место — время — обстоятельства». Иначе говоря, знание не следует переносить механически; его необходимо приспособить к местным условиям.
   В Аюрведе болезнь рассматривалась не только как отрицательное явление. В одном из разделов говорилось, что «болезни являются нашими учителями», то есть они не возникают сами собой, а отражают эволюционное развитие человека. В индийском трактате подробно описывались глубинные причины недугов, привязанные к психическим состояниям человека: мыслям, эмоциям и поступкам, причем с указанием на особые «болезни-друзья». Эти «добрые» недуги якобы приходят с целью избавления организма от более тяжелых заболеваний. Врач должен их распознать и «не торопиться изгнать из тела». Так, если у эпилептика развивается варикозное расширение вен, то падучая болезнь якобы переходит в менее опасную форму. Если человек сможет перенести туберкулез, то непременно избавится от бронхиальной астмы.
   Помимо Аюрведы, в Древней Индии существовала традиция устной передачи знаний, позже сконцентрированная в Ригведе. Тексты ритуальных песнопений и мифологические сюжеты, собранные в этой книге, относятся к XII–X векам до н. э. Здесь описаны 3 опасных недуга: грудная болезнь, кровотечение и лепра (проказа).
   Период создания Вед характеризовался склонностью к магическому врачеванию. Эмпирическое лечение тесно переплеталось с заговорами, заклинаниями, обращениями к богам, среди которых особо почитался Индра — предводитель индийского пантеона, царь богов, податель дождя, громовержец и устроитель мира. Гимны, обращенные к Индре, содержали мольбы о ниспослании военных побед, добычи, богатства, мужского потомства, силы. Его просили о защите от врагов, болезней, несчастий.
   К божествам, связанным с медициной, относились также юные врачеватели — близнецы Ашвины. В Ведах они распоряжались утренней и вечерней зарей, странствуя по небу вместе с Сурьей (бог солнца) на золотой колеснице. Братья почитались как первые хирурги. Не менее могучим был покровитель охотников Рудра, владевший тайной лекарственных растений. Одурманивающий напиток сома, употреблявшийся в ритуалах жертвоприношений, назван именем бога Сома, который почитался в Индии как бог Луны. Наиболее влиятельным являлся бог огня и возрождающейся жизни с красивым именем Агни.
   Основу культа арийских племен составляли жертвоприношения, всегда сопровождавшиеся сложным ритуалом. За точным исполнением обряда следили брахманы — так называли членов высшей жреческой касты. Явление брахманизма сформировалось именно из ведийской религии.
   Древние арии имели представление о греховности пороков и дурного поведения: понятие «грех» осознавалось нарушением установленного порядка. Это также касалось ритуала жертвоприношения, которое являлось главной формой общения людей с богами. Церемониал ведийского жертвоприношения (яджня), исполнявшегося обычно по заказу знатной особы, был разработан до мелочей. Брахман следил за его соблюдением, взяв на себя грех возможных ошибок или «нечистоту», изредка возникающую во время принесения жертвы.
   В отсутствие храмов и постоянных культовых мест церемония проходила на заранее подготовленных площадках. Особым образом укладывались кирпичи; для жертвенных возлияний и сидения богов расстилалась солома и разводился жертвенный огонь. В пламя лили сому, молоко, масло, кидали зерна, лепешки. Считалось, что все дары попадут к богам. Насытившиеся и задобренные божества должны откликнуться на призывы жрецов и спуститься с небес, приняв участие в ритуале, а затем исполнить обращенные к ним просьбы. История ариев знала кровавые жертвоприношения, в том числе человеческие, но эта практика отошла в прошлое еще до создания Вед. Вместо живого человека разрешалось приносить в жертву голову животного или человека, сделанную из глины.
   Культ предка в культуре ариев состоял в регулярном ублажении дарами и совершении поминальных обрядов. «Голодные» праотцы могли вмешаться в дела живых и нанести им вред в виде опасного заболевания. Предки мыслились вечно существующими в телесной оболочке, обитающими в неопределенном месте, называвшемся высшим небом. Главой культа был Яма — первый умерший человек, который в Ригведе именуется царем. У индусов он преобразовался в бога смерти. Наличие веры в предков доказывает, что арии еще не пришли к идее перерождения, но представление о цикличности времени уже обрели. Они верили в то, что мир ежегодно возвращается в изначальное состояние хаоса, а Индра вновь его возрождает.
   Мудрые арии стремились уберечь свое мировоззрение от внешних влияний. Все же сакральный текст Ригведы показывал проникновение в него элементов неарийской культуры, в частности ариев, отошедших от ведийской религии. В особенности сильно чуждое влияние в Атхарваведе, составленной в VIII–VII веках до н. э. Материал этого трактата связан с низшими слоями древнеиндийского общества и дает глубокое представление о верованиях, бытовавших в народе. Атхарваведа — сборник заговоров, заклинаний, магических формул, которые должны были защитить человека от всевозможных бед и несчастий, в том числе болезней, неудач, всякого рода порчи или козней злых духов и демонов. Здесь недуги связывались со злыми силами или расценивались как возмездие богов. Таким образом, исход лечения напрямую зависел от настроения небожителя, которого можно было задобрить щедрыми подарками в виде жертвоприношений.
   Помимо огромного количества заклинаний, молитв, заговоров от разных недомоганий, в Атхарваведе отражен богатый опыт народной медицины, заключавшийся в эффективном использовании лекарственных трав. Целительное действие некоторых растений понималось как некая сила, противостоящая злым духам. Издавна за индийскими лекарями закрепилось обращение «бхишадх», что буквально означало «изгоняющий дьявола». Это имя осталось за целителями-магами на долгие времена, когда в лечении они уже не использовали заклинания, предпочитая более реальные лекарственные средства.
   Окончание ведийского периода ознаменовалось расслоением индийского общества на четыре варны (сословия):
   — брахманы; владели священными знаниями;
   — кшатрии; являлись военной знатью, наделенной властью, и членами царских семей;
   — вайшьи; представляли собой слой свободных общинников, преимущественно крестьян;
   — шудры; были самой бесправной частью общества, являясь, по сути, бездомной нищетой.
   Каждая варна делилась на касты и подкасты (от порт. casto — «чистый»). Сословие парий, известное под названием «неприкасаемые», занималось самой унизительной работой. Им запрещалось слушать и повторять Веды. Подобно шудрам, неприкасаемые не имели права на врачебную деятельность.
   К началу I тысячелетия нашей эры в Индии уже сложилась система медицинских знаний, основанная на древних традициях и ценном эмпирическом опыте предыдущих поколений. В классический период лекари далеко отошли от иррациональных представлений о причинах заболеваний. Философские системы, лежавшие в основе новых методик, содержали в себе немало естественно-научных идей. Подготовка специалистов велась в храмовых школах или светских учебных заведениях, созданных по типу университета. Наиболее известной была школа в городе Такшашила, где постигал науки знаменитый индийский врач Дживака (VI–V века до н. э.). По легенде, он лечил самого Будду, а по достоверным данным — царя Бимбисару, правившего княжеством Магадха.
   В группах обучались не более 4 человек, получавшие знания от вайдьев, которые разбирались во всех известных науках, обладая при этом высокими нравственными качествами. Профессия врача требовала от человека высокого интеллекта и крепкого здоровья. Поэтому в школы принимались юноши знатного происхождения (кшатрии или вайшьи), худощавого телосложения, с нормальной психикой, скромные и показавшие свои способности. В программу подготовки медика входило обязательное посещение больных, а также учебная хирургия, производившаяся на восковых досках, плодах и луковицах. Пробные операции считались важным элементом подготовки медика, потому как «врач, неискусно владеющий скальпелем, приходит у кровати больного в замешательство, подобно трусливому солдату, впервые попавшему в сражение».
   По окончании обучения молодой лекарь знакомился с правилами врачебной деятельности, давая клятву неукоснительно их соблюдать. Кроме того, он обещал быть гуманным, справедливым с пациентами, отзываться на призыв о помощи, безотказно проявлять заботу о больных и страждущих. «Можно бояться отца, матери, друзей, наставника, он не должно чувствовать страха перед врачом. Он должен быть добрее, внимательнее к больному, нежели отец, мать, друзья и наставник», — говорилось в тексте своеобразной клятвы Гиппократа.
   Врачебная этика Индии начала новой эры требовала от целителя аккуратности, скромности, огромного терпения. Профессиональные медики одевались в белое надушенное платье, коротко стригли бороду, следили за чистотой ногтей, не употребляли спиртные напитки. Они всегда носили с собой палку и зонтик, но самое главное — «избегали болтовни». «Ни о чем, что происходит в доме больного человека, не следует говорить никому, кто, пользуясь полученными знаниями, мог бы повредить больному или другому» — эта предостерегающая фраза приведена в трактате «Чарака-самхита», являющемся памятником аюрведической письменности, а также источником ценных сведений по медицине.
   Созданная на рубеже I–II веков «Чарака-самхита» содержит более 600 рецептов и рекомендаций относительно лечения внутренних болезней, ран головы, рук и ног. Здесь немало сведений по психиатрии, педиатрии; приведены способы приготовления эликсиров молодости и средств, повышающих потенцию у мужчин.
    Индийский метод ринопластики
 
   Другим важным источником знаний является труд знаменитого индийского медика Сушруты, воспитанника университета в Бенаресе. Трактат «Сушрута-самхита» датируется IV веком и целиком посвящен оперативному лечению. В книге описано около 300 операций, представлено 120 хирургических инструментов и 650 способов приготовления лекарств. Автор сочинения назвал хирургию «лучшей из всех медицинских наук, драгоценным произведением неба, верным источником славы». Соблюдая требования чистоты, индийские мастера оперативного лечения смело и ловко вскрывали живое человеческое тело, отличаясь превосходным владением инструментами. Скальпели изготовлялись опытными кузнецами из специального металла, известного еще с доисторических времен. Остро наточенные ножи хирурга хранились в деревянных ящичках; их остроту проверяли, разрезая волос, подброшенный вверх.
   В процессе операции использовались пинцеты, зеркала, зонды, катетеры, шприцы, скарификаторы, костные щипцы, иглы, пилы. Вместо современного скальпеля применялись ланцеты с обоюдоострым лезвием. Кровотечение останавливалось с помощью золы и холода, давящей повязки и горячей воды. В качестве перевязочного материала служили полоски кожи, древесной коры. Бинты из льняной, шелковой и шерстяной ткани пропитывались растопленным жиром.
   Из сохранившихся документов известно, что в древности проводились ампутации конечностей, вскрытие брюшной полости. Индийские хирурги дробили камни в почках, лечили грыжу и виртуозно проводили пластические операции. Искусство восстановления утраченной красоты, в частности способ ринопластики (от греч. rhinos — «нос»), позже у Сушруты переняли английские хирурги. Европейцы не сочли противоестественным ввести в свою практику индийский метод, разработанный еще в древности: для формирования будущего носа изо лба или щеки вырезался кожный лоскут на сосудистой ножке. Ринопластика с древнейших времен производилась кастой гончаров. Такие операции были довольно частыми, поскольку отрезание носа служило местью или наказанием за супружескую измену.
   В Древней Индии анатомирование не запрещалось законом, но находилось на столь же низком уровне, что и ранние познания о внутреннем строении организма. Вскрытие трупов проводилось в университетах: мертвое тело обмывали и погружали в проточную воду на 7 дней. В настоящее время этот прием называется мацерацией (от лат. macero — «размягчение»). В процессе вымачивания происходит растворение межклеточного вещества и, как результат, разъединение клеток в тканях. Исследованию подвергались мышцы, нервы, сосуды, кости. Индийские медики ошибочно считали центром жизни пупок, от которого начинаются все остальные органы, несущие кровь, воду и слизь. Помимо органических жидкостей, различались головной и спинной мозг.
   После анатомических исследований Сушруты стали известны 7 перепонок, 500 мускулов, 900 связок, 90 сухожилий, 107 суставов, 40 основных сосудов и 700 второстепенных ответвлений, 24 нерва, 300 костей, включая зубы и хрящи. Последние делились на плоские, круглые и длинные. Согласно «Сушрута-самхите», воспаление может проходить 3 стадии: незначительная болезненность; стреляющая боль, припухлость, жар; уменьшение отека и выделение гноя. Диагноз оглашался после подробного расспроса пациента о его самочувствии и исследования температуры тела, анализа цвета кожи и языка. Медики прислушивались к голосу больного и шумам в легких, осматривали полость рта, горло. Повреждение зон ладони, подошвы и паха считалось опасным для жизни человека. Открытием в области урологии стало описание так называемого сахарного мочеизнурения, которое Сушрута определял по вкусу мочи.
   Одной из первых в мире попыток прививания оспы стал метод, описанный в сочинении Дханвантари: «Возьми ланцетом оспенную материю с вымени коровы либо с руки уже оперированного человека, сделай прокол на руке другого человека, а когда гной войдет в кровообращение — обнаружится лихорадка». Результатом этой процедуры была оспа в легкой форме, определявшая дальнейшую невосприимчивость человека к серьезному заболеванию. Почти неизменившаяся с древности методика вакцинации получила распространение в Европе только в конце XVIII века.
   Поразительное мастерство врача при осуществлении глазной операции определяло успех в удалении катаракты. Хрусталик считался органом, сохраняющим «вечный огонь». Помутнение его влекло за собой затухание внутреннего пламени, оттого восстановление жизненной силы больного зависело от мастерства хирурга.
   Жители Индии намного раньше европейцев поняли необходимость заботы о больных, стариках, калеках. Страдальцев и немощных принимали в богадельнях, действующих при буддийских храмах. Помещения, аналогичные больничным палатам, назывались дхармашала; первые упоминания о них относятся к 260–230 годам до н. э. Правители династии в государстве Гуптов (IV–V века) стали инициаторами строительства специальных зданий, где находили пристанище калеки, сироты, вдовы, дети и больные. Несчастные оставались в этих домах до тех пор, пока не менялись печальные обстоятельства их жизни.
   Становление больничного дела проходили параллельно с делением традиционной медицины на множество школ. Врачевание в Индии всегда переплеталось с религией и философией, что относилось ко всем направлениям, включая светскую медицину.
   Одним из самых древнейших видов медицины является йога, объединившая в единое учение философию, мораль, этику и систему асан — упражнений. Приверженцы йоги разделяют методику овладения своими знаниями на два уровня: физический (хатха-йога) и духовный (раджа-йога). В современном мире йога стала необычайно популярной; ею занимаются не только больные, но и здоровые. Древнюю систему изучают в научно-исследовательских центрах, многие элементы йоги используются в терапевтической практике.
   Родоначальниками медицинской школы Унани тибб невольно стали греческие философы и ученые: в ее основе лежат принципы и теории медицины античной Греции, развитые Гиппократом и Галеном. В то время, когда города Центральной Азии подверглись нападению Чингисхана и Тамерлана, многие врачи и ученые были вынуждены покинуть родные края и перебраться в соседние страны, например в Индию, чтобы продолжить свои научно-исследовательские изыскания. Столица Индии Дели управлялась в те времена султаном Алладином Кхилджи (1296–1321 годы), сумевшим наладить хорошие отношения между Дели и Багдадом. В итоге известные арабские врачи (унани) перебирались в Индию, в результате этого постепенно сложилась популярная медицинская школа, получившая название Унани тибб. Культура Индии, ее традиции, климат и география сильно отличаются от арабских, поэтому естественно, что арабская медицина претерпела некоторые изменения. В основе адаптированной системы заложены принципы древнегреческой теории о четырех темпераментах и четырех основных элементах. Строение и состав физического тела, а также лекарств основываются на следующих явлениях:
   — элементы (аркан);
   — темпераменты (мизадж);
   — нравы, душевные настрои (акхлат);
   — органы (аза);
   — жизненный дух или дыхание (арва);
   — энергия (кува);
   — действие (афа-ал).
   Органы и дух совместно создают энергию (кава), которая является причиной физиологических процессов (афа-ал), происходящих в теле человека. Чрезвычайно важное в медицине унани понятие темперамента лежит в основе диагностики, определения необходимого метода лечения и назначения лекарств. В системе унани выделяется 4 конституции, регулирующие и определяющие функции человеческого организма: флегма (балгам), кровь (кхун), желтая желчь (сафра) и черная желчь (сауда). Все конституции находятся в теле пропорционально, а любое нарушение их равновесия приводит к появлению недуга, разрушению организма и смерти. Их производство и обновление осуществляется в процессе пищеварения и обмена веществ.
   Другая медицинская система, получившая название Сиддха, именуется санскритским словом, означающим «совершенство». Люди, достигшие духовного идеала, соответственно именовались сиддхами. В древние времена в Южной Индии было много святых, достигших больших высот в науке или искусстве. Культурные традиции различных областей Индии настолько сильно связаны между собой, что довольно трудно провести границу между Аюрведой и системой медицины, развитой святыми (сиддхами) южных районов Индии. Многие из ключевых принципов Аюрведы и Сиддхи совпадают, но последняя внесла бесценный вклад в развитие мировой фармацевтики.
   Согласно индийским поверьям, впервые о системе Сиддха бог Шива поведал своей супруге Парвати, а она передала ее своему потомку, божественному быку Нанди. Все будущие сиддхи узнали об учении от быка. Второе название этой медицинской школы — «шайва». Основание школы Сиддха уходит корнями в тамильскую цивилизацию, которая всегда была уникальной и достаточно обособленной. Тамилы некогда обитали на севере острова Шри-Ланка. Тамильский язык своим происхождением обязан святому Агастье; по легенде, ему же приписывают создание оригинальных способов целительства.
   Сиддхи придерживаются философской концепции, согласно которой Вселенная состоит из материи и энергии — шивы и шакти. Материя, неспособная существовать без энергии, делится на 5 частей, получивших название мунн, нир, тхи, вайю и акаша, что соответствует аюрведической теории о пяти элементах.
   Созерцательной стороной школы Сиддха является соответствие терапии философским концепциям. Любое направление врачевания имеет целью лечение и профилактику болезней, а сиддхи прежде всего заботятся об обретении бессмертия. Помимо деления на растительные, животные, металлические и минеральные лекарства, Сиддха предполагает деление лекарств по 6 категориям:
   — лекарства, растворяющиеся в воде и легко испаряющиеся при нагревании. В современной трактовке это неорганические соединения, которые быстро растворяются в воде либо превращаются в газ при горении;
   — лекарства, не растворяющиеся в воде, но испаряющиеся при нагревании, то есть нерастворимые неорганические соединения, разлагающиеся на составные элементы (газы) при сильном нагревании;
   — вещества, которые не растворяются в воде, но легко испаряются при нагревании. Они имеют химический состав, сходный с предыдущей группой, но обладают иным действием;
   — нерастворимые в воде металлы и сплавы, расплавляющиеся при нагревании и застывающие при охлаждении;
   — вещества, которые при нагревании превращаются в мелкие кристаллы или аморфные порошки: ртуть и сплавы; соединения, содержащие ртуть и мышьяк;
   — вещества, нерастворимые в воде и быстро сгорающие в пламени (сера).
   Лекарства, приготовленные из веществ двух последних категорий, сильно отличаются по действию от средств, составленных из веществ, относящихся к первым четырем группам. Врачи-сиддхи знают, что такие препараты могут гореть или испаряться при нагревании.
   Система тибетской медицины под оригинальным названием Эмчи распространена среди народностей, исповедующих буддизм. Имея древнее происхождение, она до настоящего времени практикуется в горных районах Северной Индии, где преобладает тибетская культура. До распространения буддизма основополагающим верованием на Тибете была религия Бон. Ее появление относится к тем временам, когда жизнь человека находилась в опасности из-за царствовавших в Тибете духов и множества могучих природных сил. Считается, что первый учитель Бон пришел с неба, для того чтобы обучить людей противостоять этим силам и управлять ими. Вероятно, отсюда исходят первые медицинские знания.
    Жрец культа Бон
 
   Управление природой требует от священников Бон отождествления с богом, что достигается страшными масками и гипнотическими ритуалами. Вводя себя в транс, жрецы получают мистические знания, якобы позволяющие осознать и подчинить себе весь окружающий мир, всех людей и познать самого себя. Церемония требует от жреца огромной энергии; кроме того, в обряд входят кровавые жертвоприношения. Такие акции, как наведение порчи через куклу, волосы или обрывки платья, походят на методы шаманов. Несмотря на внешне дикие ритуалы, священники Бон имеют некоторые знания в медицине, иногда с успехом их применяя.
   Обитатели Тибета использовали систему медицины, во многом подверженную влиянию Аюрведы. После насаждения буддизма воздействие резко усилилось. В тибетской медицине применяются многие аюрведические лекарства, а в качестве оригинальных методик — высокогорные растения как основные компоненты снадобий.
   Тибетской традицией предусматривается четкая классификация знаний. Все религиозные и светские тексты, имеющие общее название «Видья-стхана» делятся на 10 категорий. Из них можно выделить пять основных дисциплин: технология, медицина, грамматика, логика, религия. Другие предметы, например поэзия, метрика, лексика, драматическое искусство, астрология, считаются второстепенными. Связь между Индией и Тибетом имеет глубокие корни. Некоторые историки утверждают, что первым правителем Тибета был индус, потомок царя Бимбисары. Официальный контакт между двумя странами установился ко времени правления царя Сронбтзанг-ган-по. В это время в Тибет были приглашены многие известные ученые, в том числе и врачи. В XI веке тибетский правитель Е-сес-од послал группу тибетских ученых монахов в Индию для изучения священных писаний, а также пригласил в Тибет брахманов во главе со знаменитым Атиса Дипанкарой. В период с XII по XIV век множество аюрведических текстов было переведено с санскрита на тибетский язык.
    Учителя школ тибетской медицины
 
   Несмотря на то, что Аюрведа оказала на традиционную тибетскую медицину огромное влияние, в некоторых областях Эмчи намного опережает ведический трактат. Например, у тибетских народов покойника принято разрезать на куски и бросать на съедение хищникам. Это позволяло детально изучить строение человеческого организма. В Аюрведе подобная практика не приветствовалась. Методики измерения пульса и исследование мочи у тибетских монахов настолько совершенны, что в вопросе обследования и диагностики Аюрведа, возможно, заимствована у тибетских врачей.
   Все же индийские тексты расширили спектр тибетских лекарственных средств, подав идею создания субстанций растительного или животного происхождения, полученных из местной флоры и фауны.
   В Средневековье практикующие медики имели поддержку со стороны и правителей Тибета, и религиозных деятелей, что давало возможность открывать большое количество медицинских школ с высоким уровнем преподавания. В такие центры медицины, как Чог-пори и Meнчи-кханг, съезжались ламы из Монголии, Бурятии, Японии и Китая.
    Занятия в школе тибетского монастыря

   Происхождение китайской медицины уходит корнями в глубокую древность, во времена, когда мифологический земледелец Шэнь нун составил первый травник с описанием 100 лечебных средств. Именно он считается изобретателем техники акупунктуры. Самый древний китайский медицинский труд, великий трактат «Хуанди Нэй цзин» («Канон врачевания желтого предка»), приписывается легендарному герою Хуанди. Будучи одним из главных персонажей китайской мифологии, он научил людей мастерить орудия труда, делать оружие, телеги, лодки, прокладывать дороги и добывать металлы. Хуанди иначе называли Желтым государем, считая его первым правителем страны. История государства и, соответственно, развитие китайской медицины приблизительно разделены на два длительных периода:
   — царский; длился с XVIII до III века до н. э; отмечен преобладанием устной традиции передачи знаний;
   — династический; продолжался с III до н. э. до III века; характеризовался успехами правления династии Хань, когда уже существовала письменность, а медицинские знания записывались и сохранялись надолго.
   В династический период были написаны многие медицинские труды, в том числе «Хуанди Нэй цзин» (III век до н. э.), состоящий из 18 книг. Хотя это сочинение, составленное в форме диалога, приписывают одному автору, более достоверно мнение о коллективном написании трактата, вобравшего в себя замечательные идеи и опыт врачей различных эпох.
   Основой теории врачевания послужило натурфилософское учение о пяти стихиях (у шин): воде, металле, огне, земле и дереве, определяющих появление всего живого на Земле, в том числе человека. Все у шин рождены от борьбы женского (инь) и мужского (ян) начал, сотворившихся от изначальной материи (тайцзи). В нарушении равновесия или утрате гармонии между инь и ян философы Древнего Китая видели основную причину всякого недуга.
   Согласно стихийно-материалистическим воззрениям, у шин попадают в организм человека с пищей. В желудке они лишь подготавливаются к перевариванию, превращаясь в хилус при прохождении через кишечную систему. Далее эта субстанция продвигается по каналам к печени, проникает в сердце и, наконец, преобразуется в кровь. В отличие от современных представлений в Древнем Китае считали начальную кровь неподвижным холодным веществом. После обогащения воздухом из легких она светлеет, начинает двигаться, становится легкой и горячей. В обновленном виде кровь поступает ко всем органам тела.
    Взаимодействие у шин
 
   В условиях запрета на вскрытия китайцы имели довольно туманные представления о физиологии. Однако они располагали глубокими познаниями в области кровообращения. Вершиной научной мысли в Древнем мире являлось учение о пульсе, играющем основную роль в диагностике: «Посмотришь вперед, оглянешься назад — все идет от пульса. Он есть внутренняя сущность всех частей тела, самое тонкое выражение внутреннего духа». Его измеряли в 9 точках, каждый раз используя три надавливания, различных по силе. Китайцы описали 28 характеристик пульса, 10 среди которых назвали основными: поверхностный, глубокий, редкий, частый, тонкий, чрезмерный, свободный, вязкий, напряженный, постепенный. Пульс различался в зависимости от течения болезни, телосложения, возраста, пола человека, а также определялся временем года и суток.
   Исходным положением пульсовой концепции являлась философская идея о круговом движении крови, представленная в трактате «Хуанди Нэй цзин»: «Сосуды сообщаются между собой по кругу. В нем нет начала и конца. Кровь в сосудах циркулирует непрерывно и кругообразно, а сердце управляет кровью». Подтверждение этой идеи имелось в трудах английского медика У. Гарвея (1578–1657), доказавшего непрерывность кровообращения.
   Диагностика в Древнем Китае рассматривалась как следствие детального метода обследования больного. Вначале медик проверял состояние кожи, а затем «заглядывал в естественные окна» пациента: рот, уши, ноздри, глаза. Следом прослушивал внутренние шумы, определял запах, ощупывал тело. В завершение осмотра врач определял пульс и расспрашивал человека о симптомах. Процедуру столь тщательного обследования впервые ввел в практику знаменитый китайский целитель Цинь Юэжэнь, живший в XI веке до н. э. Исторические документы того времени представляют множество примеров удачного врачевания самого медика и его учеников. Они использовали акупунктуру, прижигание, различные виды массажа, не отрицая эффективного действия лекарственных препаратов. Кроме того, в целях профилактики или общего оздоровления рекомендовались водные процедуры, солнечные ванны, гимнастика.
    Древняя модель человека с обозначением точек для иглоукалывания
 
   Традиционная китайская медицина долгое время оставалась явлением, имевшим место в пределах одной страны. Окутанная тайнами цивилизация существовала в условиях полной изоляции от остальных народов. Быть может, именно обособленность сыграла положительную роль в формировании и сохранении самобытной культуры, частью которой была медицина. Характерной особенностью китайского целительства, гордостью и излюбленным приемом каждого врача стала практика чжэнь-цзю — сочетание акупунктуры и прижигания, а также их раздельное применение.
   Техника иглоукалывания начала распространяться с восточной части Китая, но когда именно она возникла, вероятно, не скажет ни один житель этой страны. Уходя корнями в глубокую древность, акупунктура стала итогом длительных наблюдений за реагированием организма на внешние раздражители. Заметив, что мелкие повреждения кожи, например ссадины или порезы, часто приводят к исцелению от серьезных недугов, медики сделали вывод о наличии на теле жизненных точек. На практике это заключение использовалось следующим образом: нажатием на ямку верхней губы приводился в чувство человек, потерявший сознание; сон быстро наступал при раздражении оснований первого и второго пальцев руки. Методом иглоукалывания успешно исцелялись болезни суставов, крови, женские и мужские недомогания, проводилось обезболивание во время операций.
   Эффективная методика иглоукалывания детально изложена в трактате «Хуанди Нэй цзин». Авторы раздела «Лин шу» («Чудесные точки») описали 295 жизненных точек, очертив 12 основных каналов их расположения, рекомендовали различные виды игл. Обобщенное и дополненное учение о чжэнь-цзю в III веке представил врач Хуанг фу Ми. Его фундаментальный труд объединил в себе все известные знания в этой области и оставался главным пособием по акупунктуре вплоть до XI столетия. Однако задолго до опубликования этого сочинения метод иглоукалывания успешно применялся в Европе.
    Хуанг фу Ми
 
   Первые иглы для акупунктуры изготавливались из камня. Напоминая иглу шприца, они имели тонкое отверстие, необходимое для свободного прохождения ян. Перед созданием металлических инструментов иглы производились из подручного материала: кремния, яшмы, кости и даже бамбука. Эволюция в области иглоукалывания не завершилась до настоящего времени, хотя медикам доступно великое множество специальных игл, изготовленных из платины, золота, серебра, нержавеющей стали. Игла с наконечником служит для поверхностных уколов; тупая — для постукивания и давления. Венозную пункцию удобно делать острой граненой иглой; саблеобразной — удалять гной; круглая острая игла мгновенно проникает в кожу. Чаще всего применяется длинная (до 20 см) нитевидная игла: ею прокалывают толстые мышцы.
    Набор игл для акупунктуры
 
   Личные медики правителей династии Цин (1644–1911 годы) держали иглы в специальных футлярах из красного дерева. Необходимую герметичность обеспечивала завинчивающаяся крышка. Разнообразные иглы для удобства снабжались миниатюрными деревянными ручками. Лечебный эффект усиливался посредством сочетания приемов акупунктуры и прижигания. Тепловое воздействие на определенные точки производилось зажженными пучками сухих листьев. Самым подходящим растением для этих целей считалась трава мокса, которая в России известна как обыкновенная полынь. Существовало несколько методов прижигания. Помимо непосредственного контакта с телом, медики делали непрямое прижигание, когда между тлеющей травой и телом помещались лекарственные средства. Наиболее действенным был третий способ, основанный на усилении действия укола. Поместив иглу в нужную точку, ее оборачивали травой и поджигали.
   Наряду с традиционными, рациональными методиками, китайские врачи использовали лечебную магию. Одно время популярным было учение о сигнатурах (знаках). Например, желтые цветы использовали для лечения желтухи, бобы в форме почек годились при заболеваниях почек. Соли железа применялись при анемии, мышьяк — при кожных заболеваниях, ртуть — для лечения сифилиса, серой исцеляли страдающего чесоткой. Корешки ревеня и соль употреблялись как слабительное, опий — как наркотическое средство. Главным растением, своеобразной панацеей считался женьшень, входивший в состав многих лекарств. Арсенал средств животного происхождения включал в себя печень, мускус, панты оленя, желатину, кровь, костный мозг. Древнекитайская фармакопея предвосхитила современное использование эфедрина, который в настоящее время назначается при бронхиальной астме, аллергических заболеваниях и для повышения кровяного давления. Большинство рецептов древней китайской медицины стало достоянием современной науки.
   Прививки оспы через вдувание в ноздри практиковались с XII века до н. э., но вакцинация, по всей вероятности, не была собственным изобретением китайцев. С давних времен медики уделяли значительное внимание профилактике заболеваний. В «Трактате о внутреннем» имеется мудрая мысль о том, что «нужно лечить ту болезнь, которой еще нет. Применение лекарств, когда болезнь уже поразила тело человека, подобно копанию колодца во время жажды или ковке оружия во время боя. Разве это не слишком поздно?».
   Великий китайский хирург Хуа То (110–208 годы) приводил в пример дверной шкворень, который не гниет, потому что всегда двигается. Постоянное движение, ограничение в питании, рациональный труд, по его словам, помогают пищеварению, заставляют кровь обращаться быстрее, а в результате человек навсегда избавляется от недугов. Хуа То прославился как искусный врачеватель ран, вывихов, переломов, опухолей. Он одним из первых смело ввел в практику методы оперативного вмешательства, для обезболивания применяя мафусан или мандрагору. Акупунктура у него ограничивалась 1–2 иглами, но положительный результат достигался быстро и почти безболезненно. Хуа То оперировал череп, грудную и брюшную полость, успешно удалял части внутренних органов, например селезенки. Заслугой китайских медиков стало изобретение шин, создание некоторых видов протезов для замены ампутированных конечностей.
    Каналы акупунктуры: слева — сердца; справа — печени
 
   Неповторимая китайская медицина прошла длинный путь становления и развития: от культа природы до сложных философских систем — таких, как конфуцианство и даосизм, возникших еще в VI–I веках до н. э. Религиозно-натуралистические теории стали платформой для многовековых эмпирических знаний в области врачевания. Взаимосвязь философии, теории и практики в китайской медицине настолько совершенна, что неудивительна ее огромная роль в современном научном мире.
   Америка до и после конкисты
   Цивилизация в Новом Свете существовала задолго до прибытия европейцев. По мнению современных историков, коренное население Мексики, Центральной и Южной Америки в своем развитии прошло два этапа:
   — период самобытной истории, длившийся около 30 тысяч лет;
   — период упадка, начавшийся в XVI веке, когда оба континента были завоеваны европейцами.
   Первые свидетельства о социальном и религиозном устройстве племен майя относятся примерно к 2000 году до н. э. Одной из самых древних считается ольмекская культура, имевшая место на территории современной Мексики. Более 4 тысячелетий назад индейцы Центральной Америки оседло жили в поселках, занимались гончарным ремеслом, уже создали иероглифическое письмо. Ольмеки строили сложные ритуальные сооружения, высекали из базальта колоссальные головы, создавали мелкие нефритовые фигурки, обычно с детскими лицами. В 1000 — 900 годах до н. э. в цивилизации майя сформировались крупные политические центры; строились гигантские храмы и дворцы; воздвигались ритуальные земляные сооружения, могильные курганы и насыпи. В ольмекской столице Ла-Венте находилась огромная арена для проведения религиозных празднеств. Астрономы достигли выдающихся успехов в искусстве владения математическими методами. Начиная с 900 года до н. э. на землях Перу существовала чавинская культура, знаменитая изделиями из драгоценных металлов.
   Ко второй половине I тысячелетия до н. э. цивилизация майя достигла своего расцвета, а в первые столетия нашей эры началась стадия медленного упадка. Последней резиденцией правителей майя стал город Чичен-Ица, расположенный на полуострове Юкатан. Прекратившая свое существование в XII веке индейская столица была обнаружена археологами. Прекрасно сохранившиеся здания из камня, скульптура, настенные надписи в храме Воинов предоставили ученым ценный материал для изучения обычаев исчезнувшей цивилизации.
   В 250–600 годах произошло смешение местных культур с формированием двух больших империй вокруг городов Тиауанако (религиозный центр) и Хуари (военный центр). После многочисленных вооруженных конфликтов в XIV веке были разрушены многие города майя, но под влиянием древней мексиканской культуры развилась цивилизация ацтеков, создавших высокоразвитое государство в Мексиканской долине. Новая культура известна миру своими городами и пирамидальными храмами.
    Пирамида в Чичен-Ице с культовым храмом на вершине
 
   Столица ацтеков находилась в огромном городе Теночтитлан (в настоящее время — Мехико), построенном на острове посреди озера Тескоко. Вместо улиц в городе проложили каналы, а озеро во многих местах пересекали дамбы. Создав систему искусственного орошения, ацтеки разводили кукурузу, помидоры, тыквы, кабачки, бобы, сладкий картофель батат и садовые цветы. Все эти растения, а также дикорастущие травы применялись во врачевании. Жители государства на озере Тескоко имели собственную письменность: рисуночное письмо, или пиктографию. В форме пиктограмм велись записи в календаре и даже исторические хроники, отмечались размеры пошлин, религиозные и памятные даты. В качестве денежных знаков ацтеки использовали перья, инструмент и бобы какао.
   Возможность составить представление о состоянии медицины в государстве ацтеков появилась после расшифровки пиктограмм «Пополь Вух» (об эпидемиях), «Кодекс Мальабечи» (о лечении), «Кодекс Борджиа» (ритуальный календарь), записанных в 1552 году со слов местного целителя Мартина де ла Круса. По прошествии 13 лет на свет появились записки европейских епископов и монахов под названием «Кодекс Саагуна», где упоминалось о врачевании. Ценными сведениями потомков снабдили отчеты королевских чиновников и хронистов, а также дневники завоевателя Мексики и Гватемалы, знаменитого испанского конкистадора, генерал-капитана Эрнандо Кортеса.
   Государство в Андах, процветавшее в XV–XVI веках, создали коренные жители Южной Америки — инки. Дворцы, святилища, ирригационные системы, дорожная сеть в настоящее время обнаружены на всей территории горной части континента. Не владея математикой, инки строили короткие туннели в скалах, подвесные мосты. Правитель государства (инка) почитался у них наравне с богом, имея абсолютную власть, что было нетрудно, если учитывать совершенное для того времени общественное устройство. Покорив все соседние племена, инки обеспечили себе господствующее положение в регионе; жили они за счет эксплуатации рабов, рядовых общинников и ремесленников.
   К моменту вторжения конкистадоров (от исп. conquistador — «завоеватель») индейцы Анд создали мощное государство Тауантинсуйу со столицей в городе Куско. Главный город империи инков был связан с самыми отдаленными районами дорогами, туннелями, мостами. Жители Куско достигли немалых успехов в горном деле, обработке металлов, астрономии, медицине и архитектуре. Сооружения инков отличались грандиозностью и высокохудожественной обработкой. Сложная письменность, узелковое письмо под названием квипа, требовала длительного обучения в особых школах.
   О недугах того времени, о многочисленных способах их лечения можно узнать по скульптуре, рисункам и рельефам на керамической посуде, найденной на территории Перу, Эквадора, Чили и Боливии. Если верить художникам, инки страдали от геморроя, «заячьей губы», болезни щитовидной железы, слепоты, разного рода поражений кожи. Миниатюрная скульптура поведала об успешно проведенных ампутациях конечностей, наглядно представила последствия трепанации и процесс родов. Достижения медицины изложены в «Истории государства инков», собственноручно написанной инкой Гарсиласо де ла Вега.
   До прихода европейцев аборигены Америки не имели единой медицины. Каждая цивилизация выработала собственные методы врачевания, впрочем, имевшие множество похожих приемов. Основываясь на сходных религиозных традициях, которые во многом отражали особенности развития народов этой части света, врачевание здесь достигало уровня медицины Древнего Востока. Основой культа всех индейских племен являлось почитание умерших предков. Согласно верованиям, дух умершего мог изменить судьбу человека и наказать его болезнью.
   Майя молились богине деторождения Иксчель, трепетали перед образом покровителя смерти Ах-Пуч, а лихорадки, желтуху и кровавый понос относили к проделкам обезьян, в иерархии пантеона считавшихся низшими созданиями. У некоторых племен здоровьем распоряжался всесильный Маниту. Самый многочисленный сонм богов был у ацтеков. Преемники майя предоставили каждому небожителю узкий круг обязанностей, в том числе связанных с врачеванием. Бог дождя Тлалок насылал простуды, язвы, болезни суставов. Тзапотлатена знала тайны приготовления лекарственных средств. Ксипетотек портил людям кожу, ослеплял, а нежная богиня любви Ксочикетзаль могла наделить неверного любовника бубоном или кожной сыпью. Особо почиталась богиня деторождения Тласолтеотль. Инки считали главным божеством покровителя трупов Тотема Вари. Добрый бог Мамакоча почитался у них как покровитель здоровья и защитник от всяких недугов. Сын бога солнца Имайяну владел секретом лечебных трав и делился им со знахарями.
   Погребениям знатных персон сопутствовали пышные ритуалы с жертвоприношениями и бальзамирование трупов. Майя и ацтеки применяли простейший способ, состоящий в высушивании трупа, когда терялась форма мягких частей.
    Храм надписей в Паленке
 
   Более просвещенные инки знали химические методы сохранения тела, используя их для мумификации правителей и самых знатных особ. Анатомирование производилось подобно тому, как это делали египтяне: вначале вскрывалась брюшная полость, затем разрезалась диафрагма и вынимались внутренности. Мозг извлекался через большое отверстие в затылочной части черепа. Труп обрабатывался бальзамирующим веществом под названием «толу». В его состав входили древесная смола, перуанский бальзам, соли, алкалоиды (азотсодержащие соединения), ментол, танин, а также другие продукты местной флоры.
   В сухих прохладных пещерах, где обычно устраивались гробницы, мумификация происходила сама собой. В южноамериканской культуре Паракас погребения устраивались в склепах, где вместе с мумией оставался богатый инвентарь.
   Склепы представляли собой высокие подземные пещеры с множеством помещений. Чистый, холодный воздух высокогорных гробниц также способствовал длительному сохранению трупов. Во время религиозных праздников мумии выносили на главную площадь столицы, с тем чтобы сменить им истлевшее платье и вновь украсить драгоценностями. Резкая смена температур способствовала разложению трупа, а распространение продуктов гниения влекло за собой массовые заболевания.
   Упоминания об эпидемиях встречались во многих медицинских текстах, но не всегда связывались с религиозным культом. Заразная болезнь, сопровождавшаяся приступами лихорадки, анемией, рвотой и поносом, унесла жизни многих обитателей континента. Назвав ее малярией (от исп. mal aires — «дурной воздух»), конкистадоры были недалеки от истины, указав в качестве вероятной причины недуга плохой климат.
   Ацтеки имели четкие представления о строении человеческого организма. Столь совершенные познания они почерпнули, исполняя жестокий ритуал жертвоприношения, во время которого у живых людей вскрывали грудную клетку и вынимали сердце, а черепа складывали горой рядом с храмом почитаемого божества. Традициями ацтеков не предусматривалось приносить в жертву своих соплеменников. Богам отдавали пленников, захваченных во время ежегодных «отборных войн». В 1519 году пирамида перед святилищем в Теночтитлане состояла из 6 2000 черепов.
   Индейцы майя практиковали ритуальные убийства крайне редко, совершая их в исключительных случаях. Однако они не менее почтительно относились к смерти, часто совершая пагубное членовредительство, чтобы задобрить разгневанное божество. Обнаруженные археологами трепанированные черепа имели большие квадратные отверстия в затылочной части. Удивительно, что после такой процедуры выживало до 60 процентов прооперированных. Это подтверждает наличие костной мозоли по краям отверстия, которое часто закрывалось золотыми пластинами. Впрочем, трепанация производилась не только в ритуальных целях. Операция вскрытия черепа помогала спасти жизнь человеку, получившему ранение в голову, приносила облегчение при воспалительном процессе в костной ткани и сифилитических язвах.
    Золотой туми индейского хирурга
 
   В качестве хирургического инструмента инки использовали нож туми. Его изготавливали из золота, серебра, меди или обсидиана. Ручка украшалась резьбой или миниатюрной фигуркой бога. Пациенты индейских хирургов не страдали от боли. Анестезия (полная потеря чувствительности) достигалась действием растений, обладающих наркотическим свойством. Так, настой сока кактуса погружал человека в сон на несколько суток. Обезболивающие средства жителей Америки поразили европейцев, в то время не имевших представления о наркозе.
   Диагностика у индейцев в равной мере основывалась на магических и естественных понятиях о причине болезни. Относя недуг к действию небесных сил, они принимали во внимание влияние природы и образ жизни самого больного. Анатомический словарь инков включал в себя около 60 терминов; майя — более 150; ацтеки обозначали органы человеческого тела, используя несколько сотен слов. Примерно такое же соотношение было в обозначении болезней и симптоматики. Инки называли 70 недугов, а майя — 200. Последние четко именовали заболевания полости рта, глотки, желудка, почек, сердца. Различали 3 вида поноса: кровавый; жидкий стул, напоминающий дизентерийный; холерный. Своеобразное обозначение имелось для туберкулеза, запора, кишечной и почечной колики, одышки, кровотечения, болезненного мочеиспускания, лихорадочных состояний. Врачеватели майя умели распознавать респираторные заболевания (насморк, воспаление носоглотки, кашель) и устранять последствия проклятия Ксочикетзаль: лекари определяли первичный шанкр, бубон и 5 форм кожных проявлений сифилиса.
   Медики майя относились к жреческому сословию. Именуя себя ахмен, они хранили свои знания в тайне, передавая их только сородичам. Среди лекарей ацтеков существовало четкое разделение по специальностям. Знахари, называемые тиситль и тепатиани, занимались траволечением. Тламатки помогали роженицам. Тезок делали кровопускание. Науали ставили диагноз и определяли порядок терапии, ориентируясь на положение небесных светил. В кодексах назывались имена искусных зубоврачевателей, кровопускателей, своеобразных офтальмологов, лечивших глаза.
   В то же время создатели культуры Паракас отличались особым мастерством в хирургии. Виртуозно осуществляя ампутации конечностей, они могли изготавливать протезы. В качестве шин при переломах приспосабливались перья птиц; раны закрывались пластырями из растений, обладавших заживляющими и антисептическими свойствами. Операционные швы делали иглами, изготовленными из колючек агавы или остро заточенных костей животных. Если инки и ацтеки традиционно сшивали раны нитями из волос или сизалем (волокна агавы), то представители бразильских племен знали весьма оригинальный способ. В качестве хирургических портных выступали крупные муравьи. Живые насекомые захватывали края раны мощными челюстями, таким образом сближая края разреза. После этого голову муравью отсекали, а туловище оставляли в ране, обеззараживая ее муравьиной кислотой.
    Искусственная деформация черепа
 
   В соответствии с особыми представлениями о красоте майя и ацтеки считали, что человека украшает высокий плоский лоб, вытянутый череп и раскосые глаза. Представители высших слоев общества инкрустировали зубы полудрагоценными камнями, прокалывали носовую перегородку, мочку уха и язык. Процесс изменения формы черепа начинался с самого рождения: младенцу перетягивали голову ремнями, закрепляя с двух сторон доски. Косоглазие достигалось постоянным ношением крупной бусины, зафиксированной в области переносицы.
   В «Истории государства инков» представлены почти все известные автору лекарственные растения. Включенные в состав различных снадобий травы помогали в изгнании глистов и укреплении десен. Они ускоряли заживление ран, в качестве рвотного и слабительного средства применялись для очищения желудка. Инка Гарсиласо рассказал о чудесном растении matecllu, способном за два дня растворить бельмо.
   Траволечение у индейцев было тесно связано с лечебной магией. Располагая огромным арсеналом рациональных лекарственных средств, знахари считали свое искусство даром богов, обращаясь к ним за советом и поддержкой. В рукотворных садах ацтеков произрастало более 3000 целебных трав, большинство из которых остались тайной для наших современников. Высокий уровень американской фармацевтики стал открытием для испанцев: в то время в Европе не разводили аптекарских садов и огородов.
   Автор «Кодекса Бадиано» представил 285 растений, обладающих целебными свойствами. Наименования и описания трав, цветов, деревьев проиллюстрированы цветными рисунками, дополнены указанием правил сбора, приготовления снадобий и рекомендациями к их использованию. Многие рецепты Мартина де ла Круса стали достоянием научной медицины. Например, во многих клиниках мира используются вытяжки из коры хинного и гуаякового деревьев, травы наркотического действия, перуанский бальзам, листья кокки.
   Ценным сырьем для изготовления лекарств от сердечно-сосудистых заболеваний является ядовитая наперстянка. Однако некоторые рецепты инки решили сохранить в тайне. Известно, что в современных племенах знахари применяют травы, по своим качествам схожие с контрацептивами длительного действия. Одновременно существуют растения, способные снимать противозачаточный эффект, причем без ущерба для здоровья женщины.
    Тиситль, исцеляющая молодую женщину
 
   До прихода конкистадоров акушерство и лечение женских заболеваний являлось искусством, достигшим уровня, сравнимого с европейским. Роды принимали женщины, уже имеющие детей. Их приглашали к молодоженам сразу же после заключения брака, для того чтобы получить нужные советы по предстоящей беременности. Тламатки давали консультации, касающиеся только будущего ребенка, а избавлением от нежелательного плода занимались другие знахарки.
   С приближением родов молодая женщина в сопровождении тламатки направлялась в баню, где ей исследовали живот, определяя положение плода, исправляя его при необходимости. С началом схваток роженице помогали помыться, поили настойкой, предотвращающей разрывы; перед самыми родами давали обезболивающие и стимулирующие средства. Женщины ацтеков рожали на корточках, получая помощь двух акушерок: одна поддерживала ее сзади, а другая принимала ребенка. Кормление младенца начиналось на второй день после появления его на свет, с использованием настоек для стимуляции выработки молока. Индейцы не держали домашних животных, поэтому мать кормила дитя около 4 лет.
   Даже при столь высоком уровне родовспоможения смертность женщин и детей была велика. В кодексах не встречалось упоминаний о кесаревом сечении, но в исключительных случаях проводилась операция, в настоящее время называемая эмбриотомией. При невозможности обычных родов или неправильном положении плода в целях спасения жизни женщины тламатки разрушали плод, удаляя его по частям. Умершая роженица причислялась к богам.
   Высокий уровень цивилизации в индейских государствах во многом определялся культурой быта. Наряду с традиционными правилами гигиены, в племенах, а затем и в городах выработалась система, подобная больничному делу в Европе. Правители инков следили за выполнением законов, призванных помогать больным и калекам, а также защищать горожан от эпидемий. В столице действовали приюты, инфекционным больным запрещалось входить в город, инвалиды от рождения и люди, получившие тяжелые травмы, не вступали в брак.
   Знаменитые паровые бани были популярны у майя и ацтеков. Здесь очищали тело и душу, освобождались от недуга, проводили ритуальные обряды, готовились к родам, мыли младенцев, делали массаж. В «Кодексе Мальабечи» дано описание темацкальи — паровой бани ацтеков. В невысоком сооружении с узким входом одна из стен выкладывалась природным камнем. После нескольких часов разогрева она обливалась водой, что обеспечивало выделение горячего пара и поддержание высокой температуры.
    Темацкальи. Иллюстрация из «Кодекса Мальабечи»
 
   Среди приближенных правителя ацтеков был человек, отвечавший за состояние медицины. В войске работали люди, исполнявшие функции санитаров. В Теночтитлане существовали военные госпитали, где устраивались отдельные помещения для инфекционных больных, уродов и альбиносов. Воспитанные на культе красоты и здоровья индейцы старались отгородить себя от проявлений внешнего безобразия, к которому они относили альбинизм (от лат. albus — «белый»). Врожденное отсутствие пигментации кожи, волос, радужной оболочки глаз у человека или животного не могло быть понято, а потому считалось опасным.
   Чистота и порядок на улицах Теночтитлана вызывали изумление испанцев. В городе с населением более 150 тысяч человек, по выражению генерала Кортеса, «не обо что было споткнуться». Чистоту обеспечивали специальные команды, сформированные для уборки улиц. Жители пользовались чистой питьевой водой, поступающей в город по каменным водостокам.
   Развитие культуры и общественного строя на Американском континенте прекратилось вскоре после прихода конкистадоров. В конце XV века верховный вождь ацтеков заставил соседние племена платить ему дань. Агрессия воинственного правителя спровоцировала начало эпохи кровавых конфликтов, не прекратившихся ко времени правления императора Монтесумы I. К середине столетия культура майя прекратила существование. Вождь ацтеков не отказался от захватнических войн. В это время власть инков распространилась далеко на юг материка; позже одновременно с Куско была объявлена вторая столица — Кито.
   Европейцы пришли в Америку, надеясь найти в Новом Свете несметные богатства, но не обнаружили их в ожидаемом количестве. В начале XVI века на землях индейцев расселились испанские завоеватели. В Мексике воцарился новый вождь — Эрнан Кортес, а территорию Перу завоевал Франциско Писсаро. Кортесу и Писсаро посчастливилось увидеть великие цивилизации, уничтоженные, несмотря на великолепную организацию в армии и государстве. В отличие от индейцев, воевавших стрелами и томагавками, испанцы имели огнестрельное оружие. После вторжения иноземцев многие местные жители заразились европейскими болезнями и умерли. Не привыкших к тяжелому физическому труду аборигенов заставляли работать на серебряных рудниках, в поместьях новых хозяев, обрекая их на смерть.
   В 1519–1521 годах Кортес завоевывал Мексику, покоряя новые территории. Захват Америки сопровождался неслыханной жестокостью. В ряде районов были полностью истреблены индейские племена. Немногие оставшиеся в живых стали рабами и были насильственно обращены в католичество. В таких условиях, бесспорно, не могли сохраниться богатые традиции коренного населения. К сожалению, в захватнической войне было утрачено большинство медицинских знаний древних майя, инков и ацтеков. Все же уцелевшие сведения явились началом формирования некоторых сфер американской, европейской и мировой медицины.
   Немаловажное значение для восстановления знаний в области врачевания имеет изучение жизни современных индейских племен. Обряды и быт племени кофанов, проживающих в верховьях Амазонки, описал колумбийский анатом, профессор Ив Шатэн. До конкисты кофаны представляли опасность для империи инков. С приходом испанцев многочисленные племена «восточных варваров» не пожелали покоряться чужеземцам: нападали на отряды, сжигали фактории и города. В 1602 году католический священник Феррер предпринял попытку смирить непокорных, основав миссию на землях королевства Кито. Однако после смерти преподобного кофаны «возвратились к своему прежнему варварству, оставаясь по-прежнему непобежденными». Дневники пресвитера Хуана Веласко, датированные 1789 годом, свидетельствуют о могуществе и процветании этого народа.
   В настоящее время кофаны занимают территории, расположенные в приграничных районах Колумбии и Эквадора. К моменту прибытия Ив Шатэна, посетившего племена в 1961 году, их численность составляла 390 человек. Индейцы проживали в сельве небольшими группами; занимались охотой, рыболовством, подобно предкам не признавая домашних животных. Изучая религиозные традиции племени, профессор обратил особое внимание на искусство народных медиков, которых кофаны называют кураками.
   Знахари обладают обширными познаниями в области врачевания, особенно эффективно применяя травы. Они легко нейтрализуют действие укуса ядовитой змеи, справляются с приступами болотной лихорадки, лечат воспаления различного характера, снижают боль и жар при дизентерии. Кофаны заключают браки только с представителями своего племени, лишь изредка выбирая спутника жизни в соседнем племени. Обычай родственного супружества мало способствует повышению рождаемости, кроме того, женщины пользуются растением, провоцирующим выкидыш.
    Курака племени кофанов
 
   Исторический опыт показал, что сам по себе инцест редко ведет к физическому вырождению и вымиранию этнической группы. Основной причиной дегенерации является, как ни странно, насильственное приобщение к цивилизации. В результате народ, долгие годы существовавший в полной изоляции, получает новые заболевания, с которыми не способны справиться знахари. Самыми распространенными недугами кофанов издавна являлись туберкулез, желудочно-кишечные заболевания, корь и оспа. Если оспа более не тревожит жителей планеты, то массовые заболевания корью регулярно уносят жизни обитателей сельвы. Известно, что все попытки объединения племен не принесли успеха именно вследствие высокой заболеваемости: похоронив соплеменников, умерших во время эпидемий кори, индейцы возвращались на старые места.
   Жилища кофанов имеют квадратную форму и служат пристанищем для нескольких семей. Недалеко от поселка устраивается отдельная хижина, предназначенная для женщин, которым запрещено общаться с соплеменниками в критические дни. По окончании срока, отведенного природой, женщина моется водой с ароматическими травами и еще два дня остается в хижине, хотя уже занимается домашними делами. Каждый женатый мужчина строит вторую хижину, располагая ее в сельве, на значительном расстоянии от деревни. Здесь супружеская пара изредка проводит ночи, здесь появляется на свет их ребенок. По традиции женщина рожает в одиночестве. На пятый и на десятый день молодая мать моется в ароматной воде, купает ребенка, а через восемь недель возвращается в племя. Философия одиночества определяет жизнь каждого кофана от рождения до смерти. Обряд погребения также проходит вдалеке от жилых мест. Покойника укладывают в бамбуковый гроб или старое каноэ, закапывают в землю и навсегда забывают о нем. Если умирает взрослый родич, то вся семья покидает дом.
    Женщина племени кофанов
 
   Колумбийский профессор заинтересовался галлюциногенным свойством травы яхе. Это лекарственное растение очень популярно у индейских знахарей. Его применяют как жаропонижающее средство; используют в ритуалах в качестве наркотика. Яхе выращивают вблизи жилища, с тем чтобы постоянно пополнять запас, особенно в сезон дождей. С этим растением тесно связан обряд исцеления. Заболевшего соплеменника переносят в специальную хижину Каса Гранде, куда тотчас приходят вождь, главы семей и курака. Пока остальные пьют отвар яхе, поют грустные песни и медленно засыпают, знахарь совершает сложный ритуал исцеления. Выпив особый настой, чтобы не спать, он общается с предками посредством красочных видений. Продолжая бодрствовать до утра, курака узнает рецепт снадобья, необходимого для лечения больного. Собирать траву отправляются все присутствующие в хижине и также общими усилиями приготавливают микстуру.
   Кофаны не любят веселиться; малочисленные праздники проходят у них столь же уныло, как и будни. Единственным признаком торжества является парадная одежда и яркая раскраска лица у мужчин. В соответствии с обычаем, распространенным среди многих первобытных племен, мужчины украшают себя гораздо больше, чем женщины. Представители сильного пола носят тяжелые ожерелья из бисера и клыков ягуара, тщательно причесывают волосы пальмовым волокном, выщипывают брови и ресницы. Несколько утренних часов кофан посвящает своей внешности. Лицо раскрашивается киноварью, смешанной со слюной. Стеблями растения чондатура расширяются отверстия в ушах, куда продеваются цветные перья. В отверстие носовой перегородки вставляется перо птицы гуакамайо. В это время женщины приготавливают напиток йоко, отбивающий чувство голода. Если в течение дня не предвидится срочной работы, мужчины пьют йоко и монотонно напевают под аккомпанемент флейт и барабанов.
    Утренний макияж мужчины племени кофанов
 

   Историческое развитие Древнего мира в значительной степени определялось государствами Средиземноморского бассейна — Элладой и Римом. Наряду с шедеврами искусства, античная цивилизация подарила миру великих медиков Гиппократа, Цельса и Галена. Прославленные уже при жизни врачеватели-философы удивляли современников стремлением к глубокому познанию явлений, поражали силой разума и тяготением к рациональности. Логическая цепочка — знания, прямое наблюдение, эксперимент, опыт, провозглашенная знаменитыми медиками античности, на многие столетия стала девизом их последователей.
   Первыми свидетельствами высокого уровня античной медицины были эпические поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея». Согласно Гомеру, в греческом войске времен Троянской войны трудились искусные медики, успешно пользовавшие раны и хорошо знавшие свойства целебных растений:…Стоит многих людей один врачеватель искусный: Вырежет он и стрелу, и рану присыплет лекарством.
   Лечением и перевязыванием ран в древнегреческом войске занимались не только врачи, но и сами ратники. В «Илиаде» Патрокл перевязывал раненого врача Махона, а раны самого Патрокла — Ахилл. Систематические раскопки на территории Греции доказали справедливость высказываний Гомера. Помимо легендарной Трои, археологи обнаружили развалины великолепного Кносского дворца на острове Крит. Таким образом, сведения великого поэта подтвердились подлинной историей Греции.
   В V веке до н. э. в результате взаимного проникновения культур на территории Греции сформировалась греко-скифо-меотская культура. Золотые сокровища из погребений того времени ныне хранятся в Эрмитаже. На золотом сосуде, предположительно предназначенном для исполнения религиозного обряда, по периметру изображены сцены из жизни скифов: вождь беседует с воинами, один из них делает перевязку раненому, скиф-врач лечит больной зуб. Богатый материал о культуре врачевания в Древней Греции предоставили археологи, занимавшиеся раскопками святилища в Эпидавре, где обнаружены многочисленные храмы, но особенно интересны руины святилища Асклепия.
   Литературные произведения и рисунки на керамике являются единственными источниками сведений об архаичной медицине средиземноморских государств. Более поздние эпохи отмечены созданием рукописных трактатов, прекрасно сохранившихся до нашего времени. В частности, ценная информация предоставлена в «Гиппократовом сборнике», составленном в III веке до н. э. из трудов греческих врачей.
   Некоторые сведения о медицине древности содержатся в «Истории» Геродота, где упоминается о влиянии климата на здоровье человека. Говоря об инфекционных заболеваниях, историк объяснял их распространение причинами вполне естественными, но никак не религиозными. Так, чума и дизентерия в войске Ксеркса начались от употребления в пищу травы, листьев и древесной коры вместо хлеба, от чудовищной скученности войск и гниения трупов. По свидетельству Геродота, в обществе существовало глубокое уважение к врачебному искусству. Города Греции оспаривали друг у друга лучших врачей, что говорит о высоком социальном статусе медика. О медицине периода расцвета античной цивилизации повествуют труды александрийских ученых-греков в изложении Галена и Цельса.

   Медицина Древней Греции неразрывно связана с мифологией. Здоровый климат Средиземноморья, щедрая земля, жизнь в окружении сказочных пейзажей определили яркий темперамент коренного населения Эллады. Жизнелюбие народа отразилось в преданиях, где боги представали в образе людей с присущими им обычными человеческими страстями. Небожители испытывали радость и горе, восхищение и гнев, они любили, страдали, завидовали более красивым и удачливым соплеменникам. Религиозный культ греков сопровождался не страхом перед божествами, а простым созерцанием их бытия. Оттого прославление богов выражалось в шумных народных праздниках с вином, танцами, шутками, театральными представлениями и спортивными играми.
    Асклепий. Барельеф храма Асклепия в Эпидавре
 
   Культ бога-врачевателя Асклепия сложился примерно в VII веке до н. э. Около 300 храмов в его честь, так называемых асклепионов, было воздвигнуто в Трикке (Фессалия), Эпидавре (Пелопоннес) и на острове Кос. Прообразом легендарного медика, возможно, стал лекарь с тем же именем, практиковавший во времена Троянской войны. Совмещая статус правителя Фессалии и главы семейной медицинской школы, он снискал славу настолько громкую, что после смерти удостоился места в греческом пантеоне. Согласно преданию, Асклепий был сыном Аполлона и нимфы Корониды, погибшей от руки супруга. Когда тело Корониды горело на погребальном костре, Аполлон неожиданно вынул из ее чрева младенца, своеобразно совершив кесарево сечение.
   Спасенного ребенка назвали Асклепием и отдали мудрому кентавру Хирону, обучившему воспитанника искусству врачевания. Когда повзрослевший бог овладел медициной настолько, что вознамерился воскрешать мертвых, разгневанный Аид убил его своим жезлом. Сыновья Асклепия — Подалирий и Махаон — упоминаются Гомером как прекрасные целители внутренних болезней. Его дочери, богиня здоровья Гигиея и покровительница лекарственного врачевания Панакея, также имели прямое отношение к медицине.
   На геммах, монетах, в рельефах и статуях Асклепий предстает с посохом, обвитым змеями; сам он тоже считался змеем. Змея в Греции была священна, ей преклонялись и возлагали жертвенные дары на алтарь храма Эпидавра. Гигея изображалась на рисунках в виде юной красавицы, держащей в руке чашу, из которой поила змею. Впоследствии чаша дочери Асклепия стала эмблемой медиков во всех странах. В свою очередь змея олицетворяла мудрость, исцеляющие силы природы, страх перед могуществом естества: уже в древности люди знали губительное и лечебное действие яда.
   Другие обитатели Олимпа, прямо не касаясь медицины, также имели отношение к здоровью, жизни и смерти. Жестокая ревнивица Гера, сестра и жена Зевса, властвовала над супружеством и земным плодородием. Покровительница рожениц Артемида защищала детей и одобряла женское целомудрие. Гестия почиталась как хранительница домашнего очага, даровавшая супругам счастье, любовь и здоровье. Крылатый бог Гипнос символизировал сон; он властвовал не только над людьми, но и над богами. Бог торговли Гермес одновременно являлся проводником душ в царство мертвых. Его непременным атрибутом были дорожная шляпа, крылатые сандалии и жезл, обвитый змеями. Прикосновением жезла Гермес вводил человека в забытье, поэтому также считался божеством сновидений.
   В образе мифологического лекаря Асклепия соединились культ матери-земли и представления о передаче божественных функций героям — детям богов, дерзновенно нарушавшим олимпийское спокойствие. В римской мифологии Асклепию соответствует Эскулап. Его святилище основано в начале III века до н. э. на одном из островов Тибра, в месте, где некогда была выпущена змея из Эпидавра. В Средние века Асклепий считался покровителем докторов и аптекарей. Его изображения часто встречались в медицинских трактатах. Легендарного греческого врачевателя представляли сидящим в аптеке среди микстур и сосудов.
    Медицинские эмблемы: а — XVI века; б — XIX века
 
   Асклепион (храм Асклепия) в Эпидавре принимал больных и немощных со всех концов Эллады. Помимо благословения, страдальцы получали здесь вполне реальную помощь: местные врачи слыли потомками мифического доктора и назывались его именем — асклепиады. Надежду на исцеление укреплял внешний вид святилища, расположенного в тенистой роще, где между деревьями журчали родники с кристально чистой водой. Легкий ветер доносил сюда свежий запах моря; сказочная обстановка являлась частью величественной и строгой архитектуры белоснежного здания. В центре постройки стояла огромная мраморная статуя Асклепия. На территории храмового комплекса располагались баня, библиотека, стадион и даже театр, построенный в 450 году до н. э. Повсюду возвышались многочисленные статуи, изображавшие богов; памятники, воздвигнутые в честь знаменитых врачей; и стелы, на которых высекались тексты о наиболее удачных случаях исцеления.
   Внутри храма имелась крытая галерея абатон, предназначенная для отдыха путников. Войти в это помещение дозволялось людям, чистым телом и душой, что легко достигалось с помощью жрецов. Служители храма требовательно относились к чистоте святилища и его посетителей. Вначале они предлагали паломнику помыться, а затем подолгу беседовали с каждым, расспрашивая о намерениях, укрепляя надежду на выздоровление, веру в могущество и доброту бога, даровавшего здоровье. Безнадежно больным и роженицам входить на его территорию не разрешалось: правила запрещали проникновение в священные стены всего нечистого, то есть связанного с рождением или смертью. Потому жрецы не допускали кончины человека в стенах храма.
   После вечерней службы больные ложились спать; под действием пьянящих окуриваний и гипноза люди погружались в «священный сон». Истолкование видений составляло существенную часть лечения и храмовой медицины в целом. Долгое время «священные сны» оставались популярным средством врачевания не только в Греции, но и в государствах Востока. В надежде получить совет бога Сераписа у алтаря спали безнадежно больной Александр Македонский и его здоровые военачальники.
   Наряду с магическими методами жрецы использовали рациональные приемы врачевания — такие, как водолечение, холодные омовения, различные виды массажа, гимнастику. По остроумному замечанию известного медика, храмы имели «лечебно-санаторный характер». О применении лекарственных препаратов в хрониках не упоминается, хотя в сложных ситуациях жрецы искали поддержки светских врачей. В уплату за услуги больные приносили в храм изображения исцеленных частей своего тела, изготовленные из золота, серебра или мрамора. В развалинах храма обнаружено большое количество мраморных ног и рук, серебряных сердец, золотых глаз и ушей.
   В истории греческой медицины выделены три периода, каждый из которых имеет своеобразные черты. Самая древняя, крито-микенская, или эгейская, культура относится к III–V тысячелетиям до н. э, что совпадает с расцветом хараппской цивилизации. Исследователи выделяют географические варианты эгейской цивилизации: на Крите существовала минойская, в материковой части Греции — эллинская, на островах Эгейского моря процветала кикладская культура. Правители островных государств Кносс, Малия, Феста, Закро поддерживали внешние связи с материковыми странами, в том числе вели торговлю на полуострове Индостан. Оттого настолько схожи культурные традиции регионов, разделенных морями и океаном. На территории Кносского дворца имелись санитарно-технические сооружения, подобные тем, которыми пользовались жители Мохенджо-Даро. Система труб из обожженной глины, водоотводы, сточные ямы предназначались для сбора загрязненных вод. Великолепные бани оборудовались вентиляцией. К культу врачевания косвенно относится уникальная находка археологов, золотая статуэтка матери-земли: змеи в руках богини свидетельствуют о причастности к медицине.
    Асклепион в Эпидавре. Реконструкция
 
   Второй этап в истории Греции (XI–IX века до н. э.) долгое время называли гомеровским. Такое название появилось вследствие устной традиции передачи знаний, преимущественно через творения Гесиода, Пиндара, Гомера. В сочинениях великих поэтов встречаются упоминания о болезнях и способах лечения ран, что наводит на мысль о светских, рациональных истоках греческой медицины. Эпосы Гомера содержат отдельные упоминания об анатомических знаниях того времени. Вскрытия трупов в Элладе не практиковались, но медицинская терминология «Илиады» и «Одиссеи» составила основу терминологии врачевателей позднего периода, сохранив актуальность до сегодняшнего дня.
   Отличительной чертой эллинской культуры является большое внимание к личной гигиене, физическим упражнениям, закаливанию. Культ здорового, красивого тела отражен в скульптуре, в рисунках и орнаментах на вазах. Судя по изображениям, древние греки предпочитали постельному режиму обливание, растирание, массаж. В современной спортивной терминологии прижились такие понятия, как «стадион» (от греч. stadion — «место для состязаний»), «пентатлон» (от греч. pente — «пять» и athlon — «состязание», «пятиборье»). Приветствуя стремление к здоровому образу жизни, медики предостерегали соотечественников от чрезмерности даже в таком полезном занятии как физкультура. Великий медик древности невольно дал полезный совет современным женщинам, излишне озабоченным стройностью своей фигуры. «У предавшихся гимнастическим упражнениям, — сказано в „Афоризмах“ Гиппократа, — чрезвычайно хороший вид тела становится опасен, когда достигает крайних пределов, ибо он не может оставаться в том же состоянии и одновременно сохранять равновесие. Не имея возможности все улучшаться, он склоняется к худшему. Поэтому надо немедленно уменьшать — ослаблять этот хороший вид тела, чтобы оно опять получило первоначальную потребность питания. Но не следует доводить похудание до крайности, ибо оно опасно».
    Атлеты
 
   Не будучи медиком, Гомер описал 141 повреждение туловища и конечностей. Среди них поверхностные и проникающие ранения, ушибленные раны, нагноения как последствия укусов ядовитых змей. Их лечение состояло в удалении ранящих предметов с последующим выдавливанием крови и наложением повязок.

 
И попытался стрелу из атридова пояса вынуть;
Но заостренные зубья обратно ее не пускали,
Пояс узорный тогда расстегнул он, а после — передник
С медной повязкой, — немало над ней кузнецы потрудились.
Рану увидел тогда, нанесенную горькой стрелою,
Высосал кровь и со знанием лекарством посыпал,
Как дружелюбно родитель его был обучен Хироном…
 

   Войсковые лекари не отказывались от применения болеутоляющих и кровоостанавливающих растительных присыпок. Кроме того, в поэме рассказано о массовых заразных (чума) и психических заболеваниях (безумие товарищей Улисса, депрессия Беллерофона). В качестве лекарства войсковые лекари применяли серу, которая также была эффективным средством в предупреждении распространения инфекции.
   Исторический этап, именуемый полисным периодом, связан с формированием на территории Греции городов-государств (полисов), объединявших свободных землевладельцев. Высокоразвитые общественные системы в Афинах, Коринфе, Спарте, Аргосе процветали с VIII по VI век до н. э. Этот период в истории греческой медицины характеризуется появлением натурфилософии, окончательно сложившейся в IV веке до н. э.
   Второй отличительной чертой данной эпохи стало господство храмового врачевания, развившегося на основе народной медицины. Именно на этом этапе сложился культ Асклепия, господствовавший несколько веков в условиях отсутствия научно обоснованных медицинских школ. Однако семейные школы также имели место. Население Греции обслуживали врачи-периодевты. Вследствие переизбытка лекарей на родине они странствовали из одного города в другой с набором примитивных инструментов и лекарств. Периодевты практиковали не только среди земледельцев, конюхов и рабов. В источниках упоминаются имена знатных князей Алевадов, Дисериса, Сима, Гипполоха, не раз пользовавшихся услугами народных медиков. Хозяева дорожили своими людьми и врача могли пригласить для лечения раба или прислуги.
    Афинянка, стирающая белье.
 
   Рисунок на чаше. V век до н. э. В тот период медицина была профессией семейной, передаваясь от отца к сыну; секреты этого искусства сохранялись внутри рода. Особую славу приобрели семейные школы в государствах Малой Азии — в Книдосе и на острове Кос.
   В крупнейших полисах Древней Греции прослеживались элементы государственной организации медицинского дела, позднее получившие развитие в Риме. Согласно рукописным источникам, в городах на общественных началах организовывались светские больницы с врачами, находившимися на государственном довольствии. Общественные лекари избирались на народном собрании после соответствующей проверки знаний. За добросовестное исполнение своего долга местные специалисты награждались золотым венком, а чужеземцы — гражданством. В Афинах подобных почестей удостоились Гиппократ и его сын Фессал.
   После эпидемии 430 года до н. э., когда чума унесла жизни нескольких тысяч человек, представители светской медицины «сложили оружие», невольно направить внимание эллинов к магическому врачеванию. Священная змея из Эпидавра переместилась в Афины, почтив своим присутствием новый асклепион, возведенный на склонах Акрополя. Впрочем, усиленное внимание к полузабытому ритуалу приветствовалось далеко не всеми жителями Греции. В комедии Аристофана «Плутос» с большой долей сарказма представлены обряды, посвященные Асклепию. От имени мнимого больного автор высмеивал меркантильность служителей храма:

 
Заснуть не мог я, не давал покоя мне
Горшок с ячменной кашей, поставленный
Поодаль у старухи в изголовье,
И сильно мне хотелось подползти к нему.
Но тут, глаза поднявши, вижу я, что жрец
Утаскивает фиги и пирожные
Со священной трапезы. А после этого
Стал обходить он жертвенники все вокруг —
Не пропустил ли где лепешки жертвенной;
Потом все это посвятил… в мешок себе!
Уразумев всю святость дела этого,
Я кинулся к горшку с ячменной кашей.
 

   Рамки семейных медицинских школ расширились в классический период истории Древней Греции. Начиная с V века до н. э. периодевты за определенную плату принимали воспитанников. Во времена расцвета государственности появилась потребность в новых знаниях, что в итоге привело к созданию многочисленных философских школ. Врачевание предыдущего периода основывалось на едином учении — натурфилософии, воплотившей в себе умозрительное толкование природы, изучение ее в целостности. «Ни одна вещь не возникает и не исчезает, так как всегда сохраняется одна и та же природа», — утверждал Аристотель.
   Приверженцы натурфилософии придерживались идеи вечной и неизменной первоосновы всего существующего на Земле, первоматерии, из которой якобы все возникает и в нее же возвращается вновь. Каждый мыслитель старался найти собственное обоснование общей концепции. Например, Фалес из Милета (624–546 годы до н. э.) искал истоки в Мировом океане. Его адепт и соотечественник Анаксимен (585–525 годы до н. э.) утверждал, что первоматерией является воздух. В разреженном виде атмосфера дает огонь. Сгущаясь, она создает ветер, тучи, влагу, почву и камень, причем качество образований зависит от количества первоматерии.
   Философ Анаксимандр из Милета (611–546 годы до н. э.) впервые попытался объяснить появление земных и небесных объектов, не уповая на богов, то есть с рациональной точки зрения. Он нашел первоматерию в бесконечной, постоянно меняющейся субстанции, назвав ее «апейрон». В вечном движении видел основу жизни Гераклит (554–483 годы до н. э.). Ученый из Эфеса добавил к существующим принципам натурфилософии идею единства и борьбы противоположностей, тем самым заложив основы диалектики.
   Еще дальше продвинулся Левкипп из Абдер (500–440 годы до н. э.) предположивший, что материя состоит из мельчайших неделимых частиц — атомов. Взяв за основу эту гениальную мысль, мудрец Демокрит родом из тех же Абдер (460–371 годы до н. э.) существенно расширил доктрину своего предшественника, предложив единую систему древнего атомизма. По легенде, философ Демокрит обучался у чернокнижников — халдеев, подаренных его отцу персидским царем Ксерксом. Растратив наследство родителя на путешествия, молодой ученый успел посетить Персию, Вавилон, Египет и даже Индию. Обитая в Афинах, он тайно слушал Сократа, встречался с Анаксагором. Несмотря на утвердившееся мнение о влиянии Левкиппа, многие относят на счет Демокрита создание атомизма как универсального философского учения, объединяющего физику, космологию, эпистемологию, психологию, этику. Демокрит написал более 70 сочинений по различным прикладным наукам, в том числе и медицине. Его перу принадлежит трактат «О священных надписях в Вавилоне» и «Халдейская книга».
   Главным положением теории Демокрита является противопоставление атомов и пустоты. Как мельчайшее тело, атом неделим по той же причине, по какой неделимо бытие. Однако деление предполагает наличие пустоты, но внутри атома пустоты нет. Современники Демокрита расценили введение понятия «атом» как реакцию на проблему деления до бесконечности, обсуждавшуюся ранее. Философу из Абдер принадлежит идея космогонии. Согласно его суждениям, бесконечные по количеству атомы постоянно движутся в пустоте. Сталкиваясь и сцепляясь, они переплетаются, образуя бесчисленные миры (космосы). Учение о душе, или гносеология, по Демокриту, выявила зависимость признаков вещей от способа их познания, то есть от наличия наблюдателя. Все признаки могут быть сведены к количественным различиям атомов. Так, тело, состоящее из «круглых и умеренно больших» атомов, кажется сладким. Горький вкус у тел, собранных из «округленных, гладких, косых и малых по величине» частиц.
   Знаменитый мыслитель Платон (427–347 годы до н. э.) совершил переворот в античной философии, противопоставив материю сознанию. Ученик Сократа основал в Афинах школу, получившую название Академия Платона. В представлении потомков словосочетание «афинская школа» является не только местом, где собирались ученые мужи. Это понятие выражает высшую степень интеллектуального подъема, торжество человеческого разума, сосредоточенное в высказываниях великих людей, собиравшихся вокруг Платона. Высшая из его идей — принцип вечных и постоянных прообразов вещей, временного и капризного бытия; вещи же есть подобие и отражение идей.
    Афинская школа. Рафаэль. 1510–1511 годы
 
   Познание, по Платону, является воспоминанием души об идеях (анамнесис), которые она созерцала до соединения с телом. Любовь к идее, отождествленную с эросом, он рассматривал как побудительное обстоятельство духовного восхождения. Платон развил и дополнил основные установки предшествующей философии. Противопоставляя божественную и человеческую мудрость, он создал учение о бессмертии души и о должном воспитании философа: душа не берет с собой на тот свет ничего, кроме «воспитания и образа жизни». Платон сравнивал человеческую душу с колесницей, запряженной белым и черным конями (возвышенное и низкое начало в человеке), управляемую возничим, то есть разумом. Когда кучеру удается смирить низменное начало, душа поднимается и вместе с богами созерцает подлинное бытие.
   Древнегреческий мудрец задолго до Канта определил метод познания: «…не во впечатлениях заключается знание, а в умозаключениях о них, ибо именно здесь можно схватить сущность и истину, там же — нет». Философская школа Платона, единственная, просуществовавшая до конца античности, была закрыта императором Юстинианом в 529 году. Обосновавшись в Месопотамии, сторонники эллинского ученого продолжали проповедовать до X века, сохранив реальные достижения античной философии для Западной Европы и Византии.
   Классические системы античной философии, основанные на естественно-научном (материалистическом) учении Демокрита и объективно-идеалистической теории Платона, в равной мере оказали влияние на медицину. Натурфилософия указала путь к изучению основных причин болезни, следовательно, — к поиску правильных методов ее лечения. Философская тенденция к упорядочиванию знаний побудила медиков к теоретическому обоснованию своих методик, то есть к появлению истории болезни. Дальнейшее развитие врачевания протекало в научном русле, в рамках передовых школ, начавших свое существование за пределами Греции.
   В VI–V веках до н. э. эллинскую медицину представляли знаменитые школы, самой старейшей среди которых была книдская, руководимая асклепиадами. Она заложила основы кротонской научной системы, действовавшей в Южной Италии, именуемой тогда великой Грецией. Затем к ним присоединилась сицилийская школа, возглавляемая Эмпедоклом.
   Славную косскую школу представлял Гиппократ. Менее значимые школы, киренская в Африке и родосская на острове Родос, просуществовали недолго и в искусстве врачевания заметного следа не оставили.
   Кротонская, или италийская, медицинская школа в профессиональном кругу получила печальную известность как чисто теоретическая система, составившая себе репутацию на натурфилософских спекуляциях. Адептом этого направления был местный врач Алкмеон Кротонский (VI–V века до н. э.). В стремлении примирить различные философские направления своего времени он оставил себе памятник в виде поэмы «О природе», создав ее под влиянием идей Пифагора. Признаком здорового организма считалось правильное смещение элементарных свойств (кразис). Неуравновешенное смещение называлось дискразией (акразия) и определяло появление болезни. При всех своих недочетах это учение легло в основу новой науки — патологии, позже введенной в программу греческих школ. Будучи слабым врачом, Алкмеон отличился в анатомии; помимо теоретических разработок, ему принадлежат труды, содержащие ценные практические сведения. Потомки использовали его открытия в области нейрофизиологии: выявлении перекреста зрительных нервов, слухового канала. Головной мозг причислялся к органам познания и причинам отдельных недомоганий. Основные идеи мыслителя из Кротона можно объединить в следующих положениях:
   — организм есть единство противоположностей;
   — здоровый организм есть результат равновесия противоположных сил;
   — противоположное излечивается противоположным.
   Другой представитель кротонской школы, философствующий целитель Эмпедокл из Агригента (490–430 годы до н. э.) считался у коллег шарлатаном. Такую репутацию ему обеспечила тяга к магическим методам лечения, уже изрядно устаревшим и резко осуждаемым в медицинских кругах. Нарушая врачебную этику, Эмпедокл являлся на осмотр в роскошных одеяниях, совершал обряды очищения, творил заклинания, что сильно отличалось от скромной практики коллег. Однако Эмпедокл снискал себе широкую известность и даже нашел сторонников. Обладая необычайно живой натурой, он живо отзывался на всякое духовное движение, особенно в области греческой литературы и философии. В медицине он находился под сильным влиянием Алкмеона как по отдельным вопросам, так и в общем воззрении на природу организма.
   Практическим мистиком и теософом Эмпедокл выступил в трактате «Очищения», где красочно описал свое появление, представив собственную персону бессмертным божеством. Увенчанный повязками и венками из цветов, он шествовал в окружении последователей, принимая поклонение и дары. «Однако, что мне об этом распространяться, будто я делаю нечто великое, — отмечал Эмпедокл, — ведь я выше людей, обреченных на множество гибелей». Автор поэмы проповедовал «душепереселение», предписывая воздержание от мясной пищи и кровавых жертв во избежание убийства ближнего.
   По мнению комментаторов, вегетарианское «очищение» трудно обосновать идеей «душепереселения», от того что автор признает наличие человеческой души в животных и растениях. Памятуя о своем прошлом в качестве «юноши, девы, куста, птицы и рыбы безгласной», он грустил о прелести золотого века, когда человек еще не дошел до грехопадения и чувственности.
   Истинно врачебная книдская школа заложила основы гуморального учения, согласно которому здоровье является подходящим смешением жидкостей человеческого организма: болезнь возникает в результате неблагоприятного смешения крови, слизи, черной и желтой желчи. Продолжая традиции восточной медицины, теоретики из малоазиатского города Книдоса создали целостное учение о симптомах и диагностике. Среди наиболее значительных представителей этой чтимой школы можно назвать Эврифона и Книда. Последний являлся современником Гиппократа и автором многочисленных трудов.
   Подобно египетским и вавилонским коллегам, медики Книдоса выделили комплексы симптомов, описав их как самостоятельные болезни. Они различали 7 видов заболеваний желчи, 3 формы туберкулеза, 4 болезни почек, 12 — мочевого пузыря. Здесь разрабатывались методы физического исследования, например выслушивание. Особое внимание уделялось женским недомоганиям. Терапия в Книдосе назначалась в соответствии с частной патологией и диагностикой. Разнообразное лечение требовало большого количества рецептов с точным указанием доз. Лечение дополнялось диетой и физическими упражнениями. Наиболее известными представителями этой системы были современники Гиппократа Эврифон и лейб-медик персидского царя по имени Ктезий.
   Доктора острова Кос основали главную врачебную школу Эллады. Первые сведения о ней относятся к 584 году до н. э. По легенде, жрецы Дельфийского храма попросили героя Неброса и его сына Хрисоса прекратить эпидемию моровой язвы, свирепствовавшую в войске, осадившем город Киррос. Оба лекаря тотчас откликнулись на просьбу служителей, исполнив ее должным образом; болезнь ушла в течение нескольких дней. В IV веке на Косе врачевал Праксагор, наставник Герофила.
    Инструменты хирурга косской школы: а — катетер; б — ложка; в — скальпель; г — костные щипцы; д — крючковатый пинцет
 
   Все же громкая слава косcкой школы связана преимущественно с именем Гиппократа. Основной идеей медиков Коса являлось изучение организма во взаимосвязи с окружающим миром. Они рассматривали болезнь как итог неправильного образа жизни: здоровье теряется после обильных возлияний, излишнего усердия в любви, многолетних дурных привычек и капризов погоды. Вопреки утвердившемуся мнению о божественном происхождении эпилепсии Гиппократ не приписывал это опасное заболевание гневу богов: «…нисколько не божественное, а нечто человеческое видится мне во всем этом деле. Причина этой болезни — мозг».
   Медики Коса неукоснительно придерживались врачебной этики. Им принадлежит теория о четырех телесных соках и различных типах телосложения. Они ввели в практику наблюдение и лечение у постели пациента (от греч. klinike — «уход за больным»), ставшие исходной точкой клинической медицины.
   Заключительный этап развития врачевания, называемый эллинистическим, совпал со временем высшего расцвета культуры Греции. Историки начинают отсчет этого времени от правления Александра Македонского (356–323 годы до н. э.), заканчивая падением Великой империи в начале нового тысячелетия. Завоевательные походы Александра определили взаимоотношения стран, до того разделенных огромными расстояниями. В результате наука, искусство и медицина Греции соединили в себе древние традиции эллинов и жителей Востока. Опыт врачевания, накопленный в Египте, Двуречье, Армении, Индии, стал достоянием античных государств.
   Развитие естественных наук в то время проходило под влиянием идей Аристотеля (384–322 годы до н. э.), основавшего собственную философскую школу на окраине Афин. Знаменитый древнегреческий мыслитель из Стагира, сын придворного медика, почти 20 лет занимался науками в Академии Платона.
   При жизни учителя Аристотель был простым слушателем, затем стал преподавателем и равноправным членом философского союза. После смерти Платона он оставил Афины и пустился в странствие. Через несколько лет, вернувшись в Грецию, стал воспитателем Александра Македонского.
   В 335 году основал Ликей, школу перипатетиков (от греч. peripatos — «место для прогулок»), устроенную по образцу Академии Платона.
    Аристотель
 
   Труды Аристотеля охватывают все сферы знаний того времени. Основоположник формальной логики является автором «первой философии», позже названной метафизикой. Учение содержит мысли о первостепенных принципах бытия: возможности и осуществлении, форме и материи, действующей причине и цели. Творческая жизнь великого мыслителя прошла в колебаниях между идеализмом и материализмом. Его самобытная натурфилософия соединилась с идеями Платона и атомизмом Демокрита.
   Согласно телеологическим (от греч. telos — «цель») взглядам Аристотеля, наша планета находится в центре вечного и бесконечного мира. Материя любого рода состоит из огня, воздуха, воды и земли. Любое естественное вещество также вечно и неизменно. Идеи (эйдосы) являются внутренними движущими силами вещей. Источник движения и переменного бытия, вечный и неподвижный ум, получил название перводвигателя (нус). Материя в природе существует в соответствии со строгой иерархией: минералы, растения, животные, человек. В качестве высшего создания природы человек отличается от животного наличием разума.
   Натурфилософские эйдосы Аристотеля получили развитие в перипатетической школе, затем укоренились в арабской философии. Теория бессмертия души стала основой средневековой схоластики, повернувшей естественнонаучные знания предшественников в сторону догматизма.
    Связь первоначал и телесных соков по Аристотелю
 
   Эпоха эллинизма считается временем осмысления и систематизации знаний, накопленных ранее. Наряду с ожесточенными теоретическими спорами о сущности бытия, в медицине совершались полезные практические открытия. Прежде всего быстрыми темпами развивалась хирургия: на основе прошлого опыта сложилась самостоятельная область медицины — анатомия. Новая хирургия органично соединила в себе греческое искусство оперативного лечения, богатые традиции египтян и новейшие тенденции александрийской медицинской школы. Важнейшими достижениями в этой области стали перевязка сосудов, настойка корня мандрагоры в качестве анестезии, изобретение катетера, операции на почках, печени и селезенке, полостные операции.
   В тот период греческая наука неожиданно сосредоточилась на Востоке. Рожденные эллинами медики работали в Пергаме, Тире, Антиохии, Селевкии, но центр определился в Египетской Александрии. В резиденции Птолемеев собирались ученые, поэты, философы со всех концов Эллады, получая прекрасные условия для жизни и работы. Согласно хроникам, в Александрии того времени около четверти жителей составляли греки. Уважая права некоренного населения, Птолемеи провозгласили греческий официальным языком своего государства, оставшегося в истории под названием «эллинистический Египет». Триумф греческой культуры завершился с началом завоевательной политики Рима. В качестве провинции Великой Римской империи Эллада потеряла былое значение, но культура пережила государство, составив часть мировой науки.

   Культура Эллады достигла столь высокого уровня благодаря деятельности выдающихся личностей, представлявших почти все области человеческого знания. В политике огромную роль сыграл Перикл, в истории — Геродот и Фукидид, в философии — Сократ, Платон, Левкипп, Демокрит, Эмпедокл, Анаксагор. Эсхил, Софокл, Эврипид и Аристофан «возвели на трон» литературу, Поликлет и Фидий — ваяние и архитектуру. Самым выдающимся медиком древности стал Гиппократ.
   Имя врача и педагога Гиппократа (460–356 годы до н. э.) в сознании многих людей связывается со знаменитой клятвой, символизирующей врачебную этику. Высказывая отрицательные суждения о храмовом врачевании, автор в очередной раз призвал ученых разделять специалистов и шарлатанов. Позволяя судить о практической деятельности ранних медицинских школ Греции, клятва Гиппократа отличается стремлением утвердить высокие моральные нормы профессии.
   «Клянусь… я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла… Чисто и непорочно я буду проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении — а так же и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует разглашать, я умолчу, считая подобное тайной. Мне… да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена. Преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».
    Гиппократ
 
   При всей справедливости некоторые места клятвы вызывали сомнения, например фраза об отказе от сечения, столь популярного у египтян. Возможно, в то время греческие медики имели четкую специализацию и не имели права вторгаться в чужую сферу, не будучи уверенными в собственной компетентности. В XVII веке хирург Рене де Моро трактовал спорную фразу Гиппократа как «я не буду кастрировать», чем вызвал бурный протест коллег. Двумя столетиями позже немецкий философ Теодор Гомперц представил еще один оригинальный перевод: «Я не буду кастрировать даже тех, которые страдают каменным утолщением яичка». Однако и эта версия была с возмущением отвергнута.
   Слова, касающиеся опасных препаратов и врачебных тайн, в немецком варианте преобразованы в государственный закон. В соответствии с германским законодательством медик несет наказание за разглашение профессиональных секретов, хотя Гиппократ ставил вопрос гораздо шире. Он имел в виду негласную этику врача, запрещавшую ему разглашать сведения, которые могут нанести моральный ущерб больному. Член профессиональной медицинской школы не должен быть сплетником, подрывающим авторитет всей организации. В Новое время по подобию клятвы древнегреческих медиков составлялись университетские присяги, произносимые докторами при получении степени. Адаптированная к современным условиям «Клятва» составляет обязательный ритуал выпускника медицинского вуза.
   Человек, прозванный отцом медицины, стал автором огромного наследия, включающего в себя 72 больших медицинских трактата. Еще до начала нашей эпохи книги «Гиппократова сборника», самого знаменитого произведения косского врача, были переведены на латинский, сирийский и арабский языки. Его учение оказало влияние не только на древнегреческую, но и на современную медицинскую практику.
   Самая ранняя из сохранившихся биографий принадлежит Сорану Эфесскому, осветившему профессиональный путь Гиппократа лишь пять столетий спустя после его смерти. Знаменитый греческий врач принадлежал к славному роду Асклепиадов с острова Кос, где родился и получил начальное медицинское образование. Его отец Гераклид, так же как многие мужчины семейства, успешно занимался врачеванием, постепенно приобщив сына к своему искусству. Беспокойная натура потомка Асклепия не позволяла ему подолгу задерживаться на одном месте. В молодости он много путешествовал, изучая медицину разных государств. Античные историки вскользь упоминали о поджоге, обвинение в котором якобы заставило Гиппократа покинуть Кос.
   Скудные сведения из древних сочинений почти не дают представления о жизни великого целителя. Маршрут его странствий можно вообразить по названиям городов в трактатах, по рассказам местных врачей, по таблицам обетов, некогда висевшим на стенах асклепионов. В большинстве описаний, оставленных самим Гиппократом, упоминаются Фасос — небольшой остров в Эгейском море, а также ближайший к нему материковый город Абдеры. В разные годы он посещал Кизик, расположенный на берегу Мраморного моря, практиковал в Лариссе и Мелибее — крупных городах Фессалии. Отсутствуют сведения о супруге медика, но известны имена его сыновей — Фессал и Дракон, которые так же, как и отец, занимались врачеванием. Последние годы Гиппократ провел в Лариссе, где скончался в возрасте 104 лет. Горожане почтили память прославленного медика, воздвигнув на его могиле памятник с надписью:

 
Здесь погребен Гиппократ,
Фессалиец, рожденный на Косе.
Феба он был самого, корня бессмертного ветвь.
Много болезни врачуя, трофеев воздвиг Гигее,
Много похвал заслужил — знаньем, не случаем.
 

   Главной заслугой Гиппократа считается утверждение научной основы всякого рода врачевания. Будучи приверженцем рациональной практики, он оспаривал ложные философские теории, часто противоречившие экспериментальной медицине. Гиппократ рассматривал медицину и философию как тесно связанные науки, хотя старался определить границу их взаимодействия. Все его произведения отличает гениальная наблюдательность и логика умозаключений. Обобщения основаны на собственных наблюдениях, проверенных фактах, из которых естественным образом вытекали заключения. Дошедшие до современников разделы «Гиппократова сборника» состоят из самостоятельных сочинений. Написанные в разное время, некоторые из них являются частями когда-то единого труда. Комментаторы обнаружили повторы, выявили неточности и явно чужое авторство. Наряду с подлинными работами Гиппократа, в сборнике помещены сочинения других медиков, что никак не умаляет огромной ценности этого произведения. Высказывались предположения, что «Гиппократов сборник» представляет собой незначительные остатки медицинской библиотеки, но отнюдь не работы авторов одной школы. Все сочинения свидетельствуют о больших знаниях ученого, о его профессиональном мастерстве и клиническом опыте. Однако среди исследователей есть сомнения относительно сочинений, принадлежащих самому Гиппократу.
   После длительного анализа содержания был сделан вывод о том, что сборник относится к I веку н. э. В то время врач Эротиан, практиковавший в правление Нерона, составил словарь терминов, принадлежащих Гиппократу. Сохранились также комментарии к основным сочинениям косского медика, написанные Галеном во II веке н. э.
   Если некоторые части сборника датируются временем жизни Гиппократа, то трактат «О древней медицине» был написан еще в V веке до н. э. Рассматривая проблему обучения искусству врачевания, автор (не Гиппократ) отвергал объяснение причины недуга взаимодействием натурфилософских качеств: теплое, холодное, влажное, сухое. Здесь указывается на большое значение диеты и определяется роль пресловутых «соков» организма. Выражая мнение своих коллег, автор подчеркнул тот факт, что врачевание связано с относительными, но не с абсолютными моментами. Иначе говоря, полезное для одного в определенных условиях вредит другому или полезное в одно время может быть вредным в другое.
   Способность к прогнозированию, основанному на изучении аналогичных случаев, определила прижизненную славу Гиппократа. Сочинение «Прогностика» охватывает обширную симптоматику, на основании которой можно делать благоприятное или неблагоприятное предсказание относительно исхода болезни. Данный труд является свидетельством гениальности автора, доказывая его замечательную наблюдательность и большой практический опыт. Гиппократу были знакомы многие признаки заболеваний, являющиеся важными для диагноза. Он обстоятельно изучал характер выделений — таких, как мокрота, экскременты, различая их при разных формах болезней. При осмотре пользовался собственными методами: простукивание, выслушивание, ощупывание, но, вероятно, в самой примитивной форме. Отмечая ход болезни, он уделял наибольшее внимание различным стадиям, особенно лихорадочным и острым, причем устанавливая дни кризиса, когда организм делает попытку освободиться от «несваренных соков».
   Один из собственных трудов Гиппократ посвятил хирургии, подробно изложив ход операции, описав заболевания внутренних органов. Каких бы взглядов ни придерживались его практикующие последователи, общественное мнение в Греции всегда отрицательно относилось ко вскрытию трупов. Поэтому греки постигали анатомию при изучении ран. Хирургический трактат удивляет точным описанием черепных швов и поразительной рекомендацией производить трепанацию черепа в случаях контузии или трещины.
   Из сочинений видно, насколько высоко в Древней Греции поднялось искусство оперативного лечения. Раздел начинается с трактата «О врачебном кабинете», где автор дает рекомендации начинающим хирургам относительно инструментов и многообразных способов перевязок, имеющих место даже в современной медицине. Однако опытный медик не нашел бы здесь ничего полезного; вероятно, сочинение предназначалось для преподавания, хотя некоторые находят его крайне сумбурным и малопонятным.
   Иное мнение сложилось после прочтения книги «О переломах». Ученые относят эту работу к лучшим произведениям Гиппократа, имея в виду скрупулезность в описании симптомов, приемов лечения, оптимальность анатомических сведений, что предполагает немалый практический опыт. «Большинство врачей лечат переломы в первые дни, — писал Гиппократ, — и с раной, и без раны, с неочищенной шерстью, представляя это нечуждым искусству. Поэтому к тем, кто при свежих ранениях употребляет шерсть, не имея свежих повязок, должно иметь снисхождение, ибо, не имея бинтов, нельзя найти ничего лучше шерсти для перевязки. Только в этом случае шерсть должна быть в большом количестве, хорошо раздерганная и нежесткая. В малом же количестве и дурная шерсть мало имеет значения».
   Немного позднее была написана книга «О вправлении суставов», представлявшая автора как инициативного клинициста, увлекавшегося механическими методами вправления. По мнению Гиппократа, «самое правильное растяжение плеча таково: подвесить дерево, привязавши его веревкой. Человек пусть сядет на высокий стул, поместивши руку выше дерева, чтобы ручка лежала под мышкою симметрично, но он будет немного подвешен. Положивши на седалище кожаную подушку на такой высоте, которая соответствовала бы локтю, помещенному под прямым углом, перекинуть ремень из кожи и подвесить на него тяжелый груз. Пока какой-либо крепкий мужчина будет тянуть локоть вниз, врач пусть приступает к рукодействию стоя, поместивши ногу на более возвышенном месте… Кость плеча укрепляется обыкновенно в продолжение 40 дней».
   «Головы человеческие совершенно не похожи между собой…» — вполне справедливо заметил Гиппократ, начиная трактат «О ранах головы». В зависимости от наличия выпуклости в передней или в задней части черепа, а также в двух направлениях автор различает степени опасности травм. Самым удивительным здесь является систематичное, последовательное описание ран, несомненно, полученных в бою. Между тем в биографии Гиппократа нет указаний на причастность к полевой хирургии. Имеются смутные свидетельства относительно его сына Фессала, принимавшего участие в Пелопоннесской войне. Однако собрать такой обширный материал мог только военный врач, много раз сопровождавший войско в походах.
   Гиппократ разделял причины болезней на общие и личные. К первым относились вредные влияния климата, почвы, ко вторым — наследственность, условия жизни и труда, питание, возраст. Нейтральное действие на организм всех указанных условий определяет здоровье. Гиппократ заложил основы рациональной диетики, указав на необходимость «питать больных, даже лихорадочных», что, к сожалению, было забыто на долгие века. Он разработал диеты, приспособленные к различным формам болезней: от острых до хронических.
   Книга «О воздухах, водах и местностях» занимает прочное место в истории медицинской науки. По мнению комментаторов разных эпох, автор был, несомненно, опытным практиком. Приступая к анализу влияния на здоровье факторов окружающей среды, он привел вполне логичные доводы. Например, болезни или предрасположенность к ним в некоторых случаях определены погодными условиями (жарким летом или дождливой зимой). Среди факторов, сильно влияющих на здоровье, в сочинении упоминаются местные климатические условия: направление ветра, а также положение города относительно сторон света.
    Аппарат для растяжения плеча конструкции Гиппократа
 
   По мнению Гиппократа, плохое качество питьевой воды является одной из основных причин множества заболеваний. Медик давал советы, перечисляя признаки определения чистого источника.
   Вторая часть сочинения посвящена воздействию климата на формирование национальных типов. Здесь автор показал глубокие знания физических качеств чужеземных народов, особенно скифов, некогда обитавших на территории современной Украины.
   Гиппократ полагал, что наследоваться могут не только врожденные особенности (цвет глаз), но и приобретенные. В этом случае он ссылался на варваров, у которых существовала традиция удлинять череп новорожденного, предполагая, что именно так приобреталась предрасположенность к измененной форме головы.
   В семи книгах, собранных под названием «Эпидемии», дано объективное отображение некоторых случаев, а также представлена общая статистика заболеваемости вкупе с попыткой соотнести нездоровье с климатом данной местности. Вопреки названию автор посвятил всего один раздел массовым инфекционным заболеваниям (эпидемия рожи, III часть), подробно рассмотрев болезни эндемические, то есть постоянно существующие на какой-либо территории. Сведений о лечении здесь довольно мало, но четко прослеживается мысль о том, что анализ частных случаев непременно приводит к принятию правильного вывода о терапии. Впоследствии подобного рода исследования привели к формированию нового направления медицинской науки — прогнозированию болезней.
   «На острове Фасосе к осени были непрерывные и тихие дожди при южных ветрах… малые дуновения северных ветров, сухость. Когда в начале весеннего времени состояние атмосферы сделалось почти противоположным, у многих появились жгучие лихорадки с весьма легким течением, причем у немногих только были кровотечения из носа и никто не умер. Но у многих стали появляться опухоли около ушей; большинство переносило их без лихорадки, но некоторые чувствовали жар…» Гиппократ следил за развитием заболеваемости на острове несколько лет, отметив явную зависимость тяжести, симптомов и исхода заболеваний от погоды в определенный сезон. Таинственный недуг уносил жизни обитателей острова весной, тотчас после сухой зимы, особенно сильно действуя на людей цветущего возраста, обладавших крепким здоровьем и занимавшихся гимнастикой. Женщины болели редко.
   Противоположная картина наблюдалась после холодной и дождливой зимы, за которой следовала ветреная, сырая весна. «Зимой большинство чувствовали себя здоровыми, но в начале весны многие постоянно болели. Прежде всего начались катаральные болезни глаз, болезненные, с несваренным выделением. На глазах небольшие гнойные корочки, у многих с трудом отделявшиеся; рецидивы окончились только к осени. Летом болели дизентерией и страдали лиентерией (поносом)». В целях более глубокого анализа медик представил истории похожих заболеваний, имевших место в Ларисе и Абдерах.
   Исследователей поразила большая смертность среди пациентов Гиппократа на острове Фасос: умирала почти половина заболевших. Один из современников автора назвал трактат «размышлением о смерти», хотя нетрудно предположить, что опытный врач намеренно освещал самые трудные случаи. Позже появились замечания, касающиеся малочисленности указаний на лечение. Гиппократа несправедливо называли «наблюдателем, натуралистом, который оставляет умирать своих больных, ничего им не предписывая». Однако факт лечения зафиксирован даже в этом сочинении; больным прописывались промывательные свечки, очистительные клизмы, припарки, кровопускание, обливания головы. Возможно, автор «Эпидемий» вовсе не ставил целью останавливаться на терапии, изложив подробности в других трудах.
   В сочинении «О режиме» автор не утруждал себя размышлениями о том, действительно ли вещие сны посылаются богами в тех или иных целях. Гиппократ согласен оставить исследование этого вопроса профессиональным толкователям снов. Он лишь отметил, что многие сны могут быть результатом определенных состояний человеческого организма. В этом случае толкователи бессильны; их единственной рекомендацией могла быть только молитва. Однако «…молитва — это хорошо, но, взывая к богам, человек должен взять часть ноши на себя».
   «О режиме» — самое раннее произведение в области профилактической медицины. В трактате «О диете при острых болезнях» огромное значение придается правильному режиму (от греч. diaita — «образ жизни»). Древнегреческие медики вкладывали в понятие «диета» широкий смысл, подразумевая образ жизни больного, определявший быстрое восстановление здоровья. Гиппократ ярко представил методы косской школы, взявшись критиковать принципы медиков Книдоса. Оставаясь сторонником индивидуального подхода к каждому пациенту, он подбирал комплексное лечение сообразно особенностям недуга. В противоположность этому в Книдосе всем пациентам назначалась одинаковая терапия.
   Во времена Гиппократа физиология находилась в зачаточном состоянии. Медики подозревали о наличии кровеносных сосудов, считая их проводниками не только крови, но и других субстанций. Значение сердца, различие между венами и артериями было эллинам неведомо. Понятие «артерия» обозначало все крупные сосуды, в том числе трахеи. Кровеносные сосуды, по их мнению, переносили воздух ко всем органам: «Тот воздух, который идет в легкие и кровеносные сосуды, заполняет полости тела и мозг и тем самым доставляет разумение и приводит конечности в движение».
   Сочинение «О священной болезни» посвящено эпилепсии; начало эпилептического припадка примитивно объясняется закупориванием кровеносных сосудов флегмой. Несмотря на наивность суждения, Гиппократа трудно заподозрить в некомпетентности. В современном варианте эта идея представлена принципом насыщения крови кислородом и его связью с сознанием и мышечной деятельностью. Косские медики объясняли, каким образом происходит усвоение пищи, которая затем превращается в ткань, кровь, кость. Самым распространенным являлся следующий тезис: пища содержит невидимые частицы всех тканей организма; они разделяются и накапливаюся в теле.
   Не обойдя молчанием вопросы гинекологии и родовспоможения, Гиппократ продемонстрировал обширные знания в трактатах «О женских болезнях», «О болезнях девушек», «О семимесячном плоде», «О восьмимесячном плоде». Комментаторы последующих эпох отметили наивность и ошибочность многих моментов этих сочинений, но объяснили их доминированием практики над теорией. Среди сочинений по акушерству выделяется труд «О рассечении плода в матке», по которому виден низкий уровень профессионального мастерства врачей гиппократовой школы. Странное утверждение, что семя собирается из всех частей тела, сходно с идеей роста тканей организма за счет отделения от пищи мелких однородных частиц. В то же время другой теории, способной объяснить возникновение живого организма, тогда не существовало.
   В «Гиппократовом сборнике» немного места отведено сложной проблеме взаимоотношений медицины и религии. В силу своей невежественности люди древности были склонны связывать недуг с гневом богов. Гомер объяснял эпидемию в греческой армии под Троей яростью Аполлона. Гиппократ мягко высмеивал религиозные представления, касающиеся происхождения болезней, зная, что в основе всякого природного явления лежат естественные причины. Эта же проблема затронута в разделе «О священной болезни», где Гиппократ резко осуждал магические методы знахарей. Не имея представления о природе эпилепсии, мнимые доктора лечили ее песнопениями и очистительными ритуалами. Столь острая критика не имела целью оскорбить религиозные чувства граждан Греции. Как практикующий врач, Гиппократ обратил гнев на «магов, очистителей, шарлатанов и обманщиков, которые прикидываются имеющими благочестия более всех других и больше всех других смыслящими».
   Работа «Афоризмы» является собранием многолетних наблюдений и советов, заимствованных из ранних сочинений. Здесь даны не только краткие обобщения; в некоторых высказываниях подробно описан ход болезни, оттого специалисты находили их весьма полезными. Остроумные мысли великого медика вполне заслуживают прочтения без всякой пользы, только для того, чтобы постичь гений автора.
   «Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Поэтому не только сам врач должен употреблять в дело все, что необходимо, но и больной и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности».
   «Старики весьма легко переносят пост; во вторую очередь — люди взрослые, труднее — люди молодые, а всех труднее — дети, и из этих последних — те, которые отличаются слишком большой живостью».
   «Дети, которые еще растут, имеют весьма много врожденной теплоты и поэтому нуждаются в обильной пище; в противном случае тело их истощается. Но у стариков остается мало теплоты; потому они довольствуются малым питанием, ибо от избытка последнего теплота легко бы исчезла. Через это самое лихорадки у стариков не так остры, ибо тело у них холодное».
   «Сон и бессонница, то и другое сверх меры проявляющееся — худой знак».
   «Ни насыщение, ни голод и ничто другое не хорошо, если переступает меру природы».
   «Беспричинная усталость предвещает болезнь».
   «У всех, кто, страдая какой-либо частью тела, не чувствует совсем страдания, у тех болен ум».
   «Старики вообще гораздо меньше болеют, чем люди молодые. Но если у них бывают какие-либо болезни хронические, эти последние большею частью кончаются вместе с их жизнью».
   «Весьма толстые умирают внезапно чаще, чем худые».
   «Из натур человеческих одни хорошо или дурно приспособлены для лета, другие — для зимы».
   «Осенью болезни бывают самые острые и самые смертельные; весна, напротив, самое здоровое время и менее всего несет смертности. Осень — плохое время для чахоточных».
   «Все холодное, например снег и лед, вредно для груди, возбуждает кашель, производит кровотечения и катары».
   «Если у кого ночью является желание пить вследствие сильной жажды, то для них заснуть — хорошо».
   «Подкуривание ароматическими веществами вызывает у женщины месячное очищение; оно было бы полезно и во многих других случаях, если бы не производило тяжести в голове».
   «Женщина беременная, если носит мальчика, имеет хороший цвет лица, если девочку — нехороший. Женщины, необыкновенно худые, склонны к выкидышу, пока не начнут толстеть».
   «Если у беременной женщины сделается в матке рожа, то это смертельно».
   «Женщине, если хочешь задержать у нее месячное очищение, приставь к груди самую большую банку».
   «Те, у кого кожа натянута, суха и жестка, умирают без пота. У кого кожа мягка и редка, те — с потом».
   «В хронических поносах появляющаяся кислая отрыжка, не бывшая прежде, есть хороший знак».
   «У одержимого икотой появление чихания прекращает икоту».
   «У страдающих сумасшествием, если появляется расширение вены или геморрой, то бывает прекращение сумасшествия».
   «Если страх и печаль долгое время будут угнетать, то это признаки меланхолии».
   «Евнухи не страдают подагрой и не бывают лысыми».
   «Болезни глаз прекращает питье чистого вина или ванна, припарка, кровопускание или слабительное».
   «У лысых не бывает большого расширения жил; если же оно у них наступает, когда они лысы, волосы снова начинают расти».
   «Бред, бывающий вместе со смехом, менее опасен, но бред серьезный более опасен».
   «Губы синие и отвислые, вывороченные и холодные — признак смертельный. Уши холодные, прозрачные и сжатые — признак смерти. Имеющий густой туман в глазах, отвращающийся от света, одержимый сонливостью и большим жаром — безнадежен».
   «Наступление смерти бывает, если теплота души вверху пупа восходит к месту выше грудобрюшной преграды и вся влага будет сожжена… Затем душа частью через кожу, частью через те отверстия в голове, откуда мы говорим, покидает телесное жилище, холодное, получившее вид смерти».
   «Чего не излечивает лекарство, излечивает железо. А чего железо не излечивает, исцеляет огонь. А чего огонь не исцелит, то должно считать неизлечимым».

   Натуралисты Древнего Рима внесли огромный вклад в развитие мировой медицины, преобразовав иррациональные традиции Египта и Вавилона. Итогом творческого подхода к устаревшим системам стал переход медицины в научное русло. К сожалению, несовершенство техники и невозможность глубокого познания фундаментальных законов природы не позволили великим ученым отойти от некоторой догматичности. Заблуждения в области внутренних болезней являлись следствием скудных сведений о строении тела человека.
   Источниками информации о медицине Древнего Рима являются законодательства, сочинения философа Тита Лукреция Кара («О природе вещей»), медика Авла Корнелия Цельса («О назначении частей человеческого тела»). Кроме того, в отрывках сохранились эпиграммы, представляющие деятельность римских врачей того времени. Большая часть письменных памятников времен царства утрачена, однако раскопки древних городов позволили сделать вывод о высокой культуре народов, населявших Апеннинский полуостров в древности. Знаменитые акведуки, термы и клоаки, сохранившиеся во владениях Римской империи на территории Европы, Азии и Африки, представляли собой вершину инженерного искусства. Наряду с гидротехническими сооружениями и предметами, представлявшими ремесла, археологи обнаружили наборы врачебных инструментов. Около 150 хирургических принадлежностей найдены в Бадане, Помпеях и Бингене. На раскопках Херсонеса обнаружена надгробная плита с именем врача, служившего у римского полководца.
   Историческое развитие государства и формирование медицинских знаний в Древнем Риме прошло три стадии:
   — царство (VIII–VI века до н. э.);
   — республика (510 — 31 годы до н. э.);
   — империя (до 476 года).
   Писатель Марк Теренций Варрон определил датой основания Рима 753 год до н. э. Однако формирование государственности началось гораздо позже, с приходом к власти этрусской династии Тарквиниев. Последние правители царского рода воздвигли к северу от Рима величественный город с мощными укреплениями, с храмами и зданиями, украшенными скульптурой и росписями. В VI веке этруски осушили болота вокруг столицы и начали строительство грандиозной канализации Cloaca maxima, действующей до сегодняшнего дня. Проходя по многочисленным каналам, нечистоты стекали в Тибр, довольно быстро сделав его воду непригодной для питья.
   Медицина царского периода представлена деятельностью гаруспиков (от этрусск. harus — «кишки»). Так называли жрецов, совмещавших траволечение с магическими методами. Странное именование этрусских целителей произошло от рода их занятий. Они гадали по внутренностям, чаще всего по печени, жертвенных животных, таким образом объясняя мироздание и делая прогнозы на будущее. Гаруспики пользовались уважением в обществе, лечили правителей, давали советы сенаторам.
    Cloaca maxima в настоящее время
 
   До III века до н. э. на Апеннинах не было профессиональных медиков, поэтому терапия ограничивалась молитвами и снадобьями, приготовленными из природных компонентов. Излюбленным средством этрусских знахарей являлась капуста, которую полководец М. Порций Катон считал «…первой из всех овощей. Ешь ее вареной и сырой, она чудо как помогает пищеварению, устанавливает желудок, а моча того, кто ее ест, служит лекарством от всего». Далее почтенный государственный деятель давал показания к применению целебного овоща: «Натерши, прикладывай ее ко всем ранам и нарывам. Она очистит язвы, безболезненно излечит их. Если есть гнойник, она заставит его прорваться. Здоровее нет еды — она все вылечит, выгонит боль из головы и из глаз».
   При полном незнании физиологии этруски имели отдельные достижения в стоматологии. В развалинах древней столицы были обнаружены зубные протезы, выполненные в виде золотого моста с искусственными зубами из кости теленка.
    Зубной протез этрусков. VII–VI века до н. э.
 
   Начало республиканского этапа (от лат. res publica — «народное дело») в истории Рима отмечено конкретной датой. В 510 году до н. э. восставшие горожане свергли Тарквиния Гордого и утвердили демократическое правление. Ранний республиканский период характеризуется становлением врачебного дела на государственном уровне. Народные власти разработали санитарное законодательство, распорядились начать строительство водопровода и канализации. Римляне немало преуспели в развитии теоретической части медицинской науки, выработав материалистические основы естествознания.
   Внимание свободных граждан Рима к своему здоровью наглядно выразилось в 451–450 годах, когда по требованию плебеев были созданы «Законы XII таблиц». Древние законоположения удивляют современников краткостью и простотой изложения. Начертанные на медных плитках, они были вывешены на колоннах перед зданием сената. Помимо социальных, политических и военных вопросов, свод содержал параграфы, посвященные медицине, прежде всего санитарному состоянию Рима. В таблице X жителям приписывается:
   — не хоронить и не сжигать мертвецов на территории города;
   — не собирать костей мертвецов для захоронения, если только человек не погиб на поле боя или на чужбине;
   — устраивать погребальный костер или могилу без согласия собственника земли на расстоянии ближе, чем 60 футов (18 м) от его строения.
   Гражданам запрещалось «приобретать по давности место захоронения, а равно место сожжения трупа»; отменялось бальзамирование и настойчиво рекомендовалось питье только из своей посуды. Согласно положению I в таблице I V, умертвлялись дети, имевшие врожденные уродства. Жесткое правило, безусловно, диктовалось суровыми условиями жизни, необходимостью в сильных, здоровых людях, способных защитить государство в случае войны. Отдельные части законодательства посвящались защите прав каждого члена общества, правда, сообразно существующей обстановке: «Если муж причинит членовредительство и не помирится с потерпевшим, то пусть и ему самому будет причинено то же самое. Если рукой или палкой переломит кость свободному человеку, пусть заплатит штраф в 300 ассов (фунт бронзы), если рабу — 150 ассов».
   Наблюдение за исполнением законов входило в обязанности эдилов, как ранее называли чиновников, следивших за постройкой зданий, состоянием санитарно-технических сооружений. Эдилы штрафовали нечистоплотных домовладельцев, наблюдали за порядком на рынках, раздавали хлеб плебеям, организовывали культурный досуг горожан, охраняли общественную казну. Права чиновников закреплялись в каждом новом законодательстве; в частности, Гераклейская таблица, выпущенная во времена Юлия Цезаря, гласила: «Собственник здания, перед которым имеется пешеходная дорожка, должен содержать ее на всем протяжении этого здания хорошо вымощенной плитами без трещин, в соответствии с указаниями эдила, на которого в этой части города возложено наблюдение за дорогами согласно настоящему закону».
   С увеличением численности горожан подземные источники уже не обеспечивали население чистой водой, а Тибр был сильно загрязнен нечистотами. Первый римский акведук, названный Аппиевым, был построен цензором Аппием Клавдием в 312 году до н. э. Каменный водопровод протяженностью 16 км доставлял воду из родников долины реки Анио. Собственно акведук не является изобретением римлян, заимствовавших идею подачи воды посредством подземных труб у восточных народов. В Ассирии VII века до н. э. ирригационная система близ Ниневии включала в себя плотину, водохранилища, канал и арочные мосты для транспортировки воды через ущелья. После образования империи такие системы начали строить во всех провинциях.
   Водопроводы, подобные римским, имелись в Херсонесе. В течение многих веков чистая вода по керамическим трубам стекала с Балаклавских высот на расстояние около 10 км. Акведуком пользовались во время Крымской войны 1854–1855 годов; одна из его линий снабжает водой современный Севастополь.
   Через 40 лет был воздвигнут акведук Ветус общей длиной 70 км. В 144 году до н. э. римляне начали пользоваться водопроводом Марсия, который функционирует в настоящее время. В начале I века в столице Римской империи действовало 11 акведуков, хотя 4 из них было достаточно, чтобы полностью обеспечить водой крупный современный город. В пересчете на душу населения Рим ежедневно потреблял 600–900 л воды. Для сравнения: в дореволюционном Петербурге этот показатель составлял лишь 200 л воды в сутки.
   Сохранность акведуков обеспечивалась законодательством. За умышленное повреждение труб и водонапорных башен на виновного налагали крупный штраф. В том случае, если человек действовал без злого умысла, его обязывали немедленно произвести починку. Наблюдение за техническим состоянием водопровода осуществляла специально организованная коллегия.
   В отличие от Мохенджо-Даро, вода в частные дома Рима не подавалась. Горожане покупали ее у водовозов или набирали в фонтанах, которых только в столице насчитывалось более 600. В отсутствие канализации римляне пользовались общественными уборными или выносили нечистоты на «кучу», а нередко выливали помои из окна прямо на улицу. Огромное количество воды, потребляемой Римом, распределялось между императорским дворцом, рынками, садами, амфитеатрами. Наличие хорошо организованной системы водоснабжения и слива позволило организовать строительство знаменитых терм — так римляне называли общественные бани.
    Диоклетиановы термы в Риме. Реконструкция
 
   Возведение первых терм относится к I веку до н. э. Вначале они располагались в пригороде, на левом берегу Тибра, где ранее проходили военные смотры в честь бога войны Марса, а позже устраивались народные собрания. Место, получившее название Марсово поле, император Октавиан Август счел идеальным для устройства публичных бань. Здесь состоятельные граждане Рима мылись, парились, пировали, вели философские споры, занимались спортом, посещали небольшие театры, художественные галереи и даже читали книги.
   Красочное описание римских купален того времени можно найти в письмах философа Сенеки: «Жалким бедняком сочтет себя человек, если в стенах его бани не сверкает огромных кругов драгоценного мрамора; если вода льется не из серебряных кранов… Теперь норой назовут баню, если она поставлена не так, чтобы солнце круглый день заливало ее через огромные окна, если в ней нельзя в одно и то же время и мыться, и загорать, если нельзя из ванны видеть и поля, и море». Целебное действие горячей воды и приятного общества описал известный римский поэт в стихотворении «Похвала баням»:

 
Даров источник многих в банях мы найдем:
Смягчить мокроту могут, влагу тела взять,
Избыток желчи гонят из кишок,
Смягчают зуд, приятен и докучен он,
И обостряют зренье; если ж кто-нибудь
Стал плохо слышать, уши прочистят тем,
Забывчивость уносят, память же хранят,
Для размышленья разум проясняют вмиг,
К беседе оживленной направляют речь,
А тело все блестит от омовенья…
 

   Общественные бани представляли собой колоссальный комплекс сооружений, где каждый посетитель мог насладиться водой горячей (кальдарий), теплой (тепидарий) и холодной (фригидарий). Богатая обстановка терм делала их похожими на музеи. Стены отделывались мраморными плитами, трубы для обогрева горячим воздухом или водой укладывались внутри стен и под полом. В термах имелись отдельные помещения для раздевания, занятий гимнастикой, места для натирания маслами, парильни, бассейны с холодной и теплой водой. Залы украшали колонны и скульптуры из белого мрамора; высокие потолки расписывали лучшие мастера, специально приглашавшиеся со всех концов империи. Настенные рисунки, помимо остальных богов, непременно представляли Асклепия и Гигиею.
   Строительство терм считалось престижным занятием; в разное время их возводили императоры Нерон, Тит, Каракалла. Отличаясь пристрастием к произведениям искусства, Каракалла оставил себе памятник в виде терм, названных его именем. Грандиозное сооружение, оборудованное гидравлическими, нагревательными и дренажными устройствами, было рассчитано на 1600 купальщиков. Главное здание окружали сады и гимнастические площадки. Плавательный бассейн располагался в центральном зале под высоким бетонным сводом, державшимся на четырех огромных столбах. В развалинах некогда роскошных терм Каракаллы обнаружены изваяния Геракла, богини Флоры, а также скульптурная группа под названием «Фарнезский бык». Термы Тита украшала скульптурная группа «Лаокоон».
   Римский полководец Марк Агриппа прославился не только как соратник Октавиана Августа. Он известен постройками водопровода, Пантеона и терм в столице, которые были переданы в бесплатное пользование гражданам. После него богатые римляне, желая завоевать признание сограждан, дарили им вечное право бесплатно пользоваться своими банями. К началу нашей эры число «народных» терм достигало 170, а в IV веке их было около 1000. Каждое заведение вмещало одновременно до 10 — 100 тысяч человек.
   Катон, признавая целебное действие некоторых трав, все же отрицал лекарственную терапию. Будучи ярым противником греческой медицины вкупе с греческим образом жизни, он считал лечение прерогативой неженок. При поддержке большинства римлян подобные воззрения препятствовали развитию медицины. В ранний период республики врачеванием занимались рабы родом из Греции, Малой Азии, Египта. Однако необходимость в эскулапах все же имелась: каждый обеспеченный римский гражданин стремился обзавестись рабом-медиком, используя его труд в своей семье и предоставляя сородичам. Высокий профессионализм подневольного врача создавал авторитет хозяину. Постепенно такого рода специалисты стали заниматься свободной практикой, что представлялось рабовладельцу чрезвычайно выгодным делом. Свидетельством доходности медицинской практики служит надпись на могиле некоего Публия Децимия:
   «Отпущенник Публия, врач-терапевт, хирург, окулист. Он за свое отпущение на свободу дал 50 000 сестерциев. Он за севират в республике дал 2000 сестерциев. Он дал на сооружение статуй в храме Геракла 30 000 сестерциев. Он дал на мощение общественных дорог 37 000 сестерциев. Он за день до своей смерти оставил имущества на… сестерциев». Несмотря на то, что последняя цифра не сохранилась, по предыдущей записи можно предположить немалую величину оставшегося имущества.
    Баня Форума в Помпеях. І век до н. э.
 
   Частью формирования врачебного дела в Древнем Риме являлось узаконивание отношений вольноотпущенного врача и его владельца. Медику вменялось в обязанность бесплатно лечить хозяина, его домочадцев, рабов, друзей, отдавая долю своих заработков. Однако реально он оставался рабом, поэтому испытывал презрение со стороны горожан. В числе свободных медиков греческого происхождения первым упоминается Архагат, рожденный в Пелопоннесе. Он появился в Риме примерно в 220 году до н. э. и сразу заслужил уважение граждан. Едва начав врачебную деятельность, грек Архагат получил римское гражданство, хорошее обеспечение, здание для проживания и приема больных. Заслужив лавры лекарственной терапией, грек неосмотрительно начал практиковать прижигания и болезненные хирургические операции, за что был прозван живодером, а затем лишился клиентуры.
   Престиж греческой медицины в Риме был восстановлен лишь спустя несколько столетий, когда медицинское дело оказалось в поле зрения правителей. В 46 году до н. э. Юлий Цезарь принял закон, разрешавший местным и приезжим врачам-чужестранцам получать римское гражданство. Со временем положение римских медиков еще более укрепилось. На время проведения военной кампании эскулапа вместе с сыновьями освобождали от воинской повинности. Большие права и льготы привлекали в республику врачей из других стран, что часто приводило к переизбытку специалистов определенного профиля. Необходимость узкой специализации обусловила появление таких профессий, как стоматолог, окулист, уролог, хирург. Более того, разделение имело место даже в рамках определенной специальности. Например, были врачи, которые лечили только мочевой пузырь, или хирурги, производившие только камнесечение или устранение грыжи.
   Мировоззрение римских мыслителей испытало огромное влияние древнегреческой философии. Материалистические тенденции Левкиппа, Демокрита, Эпикура получили продолжение в трудах римского поэта Тита Лукреция Кара (I век до н. э.). Его философская поэма «О природе вещей», представленная в форме нравоучительного эпоса, является своеобразной модификацией идей сенсуалиста Эпикура (341–270 годы до н. э.). Автор касается преимущественно физики, лишь упоминая этику и теорию познания: «…о великих вещах помогают составить понятье малые вещи, пути намечая для их постиженья». (Книга II)
   Шесть книг поэмы Лукреция включают в себя учение о душе, о человеке, о чувственных восприятиях, о происхождении языка. Среди разнообразных тем рассматриваются космогония, история развития человеческого рода и атомистическая теория мироздания, отвергавшая вмешательство богов в земные дела. Согласно Лукрецию, путь от первобытного состояния к формированию общества начался с огня и образования семьи. Культура и возникновение языка ускорили этот путь. Происхождение религии объясняется вполне естественными причинами. Во-первых, фантастические образы, увиденные во сне, становились предметом культа. Во-вторых, необъясненные явления природы приписывались небесным созданиям. Последним доводом послужило доказательство трусости и лени «диких» обитателей планеты, не решавшихся бороться с природой.

 
Долго, в течение многих кругов обращения солнца,
Жизнь проводил человек, скитаясь, подобно дикому зверю.
Твердой рукой никто не работал изогнутым плугом,
И не умели тогда ни возделывать поле железом,
Ни насаждать молодые ростки, ни с деревьев высоких
Острым серпом отрезать отсохшие старые ветви.
Чем наделяли их солнце, дожди, что сама порождала
Вольно земля, то вполне утоляло все их желанья.
Большею частью они пропитанье себе находили
Между дубов с желудями… (Книга V)
 

   Великолепно изложенная поэма «О природе вещей» стала энциклопедией того времени, отразив передовые позиции римлян в области философии, истории, естествознания, психологии и медицины. Ею восхищались (Цицерон и Вергилий), ею раздражались (Отцы Церкви), справедливо подозревая гений автора и его опасность. Произведение древнеримского мыслителя определило мировоззрение И. Ньютона и М. Ломоносова.
   Лукреций осмелился обсуждать вопросы медицины и естествознания с точки зрения атомизма. Сложным стихотворным слогом он изложил собственное мнение о строении живых организмов из атомов. Высказав мудрую мысль о постепенном формировании флоры и фауны, о различиях организмов и передаче признаков по наследству, о вымирании слабых и выживании сильнейших, римский поэт попутно дал характеристику отдельным болезням. Метко описаны причины распространения инфекций в следующих строках:

 
Ну а теперь, отчего происходят болезни, откуда
Может внезапно прийти и повеять поветрием смертным
Мора нежданного мощь, и людей, и стада поражая,
Как указал я уже, из которых одни животворны,
Но и немало таких, что приводят к болезни и смерти,
К нам долетая. Когда они вместе сойдутся случайно
И небеса возмутят, зараженным становится воздух.
Весь этот гибельный мор. Все повальные эти болезни
Или приходят извне и, подобно туманам и тучам…
…Сверху чрез небо идут, иль из самой земли возникают
Вместе сбираясь, когда загнивает промокшая почва…
Новая эта беда иль зараза, явившись внезапно,
Может иль на воду пасть, иль на самых хлебах оседает,
Или на пище другой для людей и на пастьбах скотины,
Иль продолжает висеть, оставаясь в воздухе самом;
Мы же, вдыхая в себя этот гибельно смешанный воздух,
Необходимо должны вдохнуть и болезнь, и заразу.
 

   Фразой «гибельно смешанный воздух» Лукреций, вероятно, представил миазматическую концепцию появления заразного заболевания. С открытием микробов эта гипотеза будет признана ошибочной. Однако, заметив стремительность распространения инфекционного заболевания через воду и пищу, он обозначил элементы контагиозной теории (от лат. contagieux — «заразный»). Это учение получило развитие в трудах итальянского ученого Д. Фракасторо.
   Передовые мысли Тита Лукреция Кара определили направление деятельности римского врача Асклепиада родом из Вифинии. С его именем связано утверждение материалистической тенденции в теории, рациональной установки в практике и основания методической школы. Выгодно отличаясь от живодера Архагата, медик из Вифинии рекомендовал коллегам простое правило: «лечить надежно, скоро и приятно». Имея глубокие анатомические знания, Асклепиад ввел в медицину трахеотомию. Ранее не применявшийся способ представлял собой вскрытие трахеи и введение в ее просвет специальной трубки, что способствовало восстановлению дыхания при отеке гортани.
   Эллинский врач был полностью освобожден от общественных обязанностей. Его привлекали на службу лишь в случае эпидемии и на время военных походов, но только в добровольном порядке. Зависимость от государства значительно отличала медика-римлянина от его коллеги в Древней Греции.
   Развитие медицинского дела в Римской империи продолжилось закреплением высокого статуса врача посредством введения института архиятров. Вначале была утверждена должность archiatri palatini (старший придворный врач), при которой совмещалось лечение и некоторые административные функции. Затем в Риме и отдельных провинциях республики появились archiatri provinciales — главные медики населенного пункта, взявшие на себя заботу о здоровье воинов и местных чиновников. Городские архиятры сплачивались в союзы, но находились под неусыпным наблюдением властей и правительства. Процедура выборов и назначений проходила в столице, напоминая экзамен. После тщательной проверки знаний кандидат обретал право носить почетное звание «государственный врач».
   Немного позже высокий статус archiatri populares получили народные медики, то есть те, кто обслуживал население. Их знания использовались преимущественно во время эпидемий, хотя в хрониках упоминались архиятры, работавшие при объединениях ремесленников, в цирках, театрах и термах. Знаменитый врач Гален, также грек по происхождению, первые годы своей врачебной деятельности посвятил обслуживанию гладиаторов в школе Пергама. Изредка archiatri populares выступали в качестве судебных медиков. В 44 году до н. э. врач Антилл принимал участие в дознании по делу убийства Юлия Цезаря. Архиятры получали жалованье от государства, но им не запрещалась частная практика.
   В организованные имперские времена подготовка медиков проходила в специальных школах, учрежденных в Риме, Афинах, Александрии, Антиохии и в других крупных центрах. Слушатели изучали анатомию, вскрывая животных, а клиническая практика проходила в военных госпиталях. В качестве преподавателей в школы привлекались городские архиятры. Права и обязанности обучающихся регулировались указами императора. Им запрещалось участие в пирах, подозрительные знакомства и лень. Нарушителей строго наказывали, вплоть до порки. Однако самым неприятным считалась ссылка в родной город. Помимо государственных медицинских школ, в городах Римской империи действовали частные учебные заведения; одно из них принадлежало Асклепиаду.
   Потомки смогли составить мнение о состоянии медицины Рима во многом благодаря пунктуальности Авла Корнелия Цельса. Не имея образования и государственного звания, он всю жизнь лечил рабов, полагая, что такое занятие лучше утраты опытного специалиста. Ему принадлежит заслуга в составлении энциклопедического свода знаний, собранных в трактате «О медицине». Римский врачеватель работал совместно с группой переводчиков, уделив особое внимание хирургии, но еще глубже затронул хирургию александрийскую. Труд Цельса обогатил мировую медицину научной терминологией. Великолепный классический язык его сочинений, по словам философа Плиния, является «золотой латынью».
   Плиний Старший — самый знаменитый представитель энциклопедического направления в научной литературе, писатель, ученый и государственный деятель. Из многочисленных трудов ученого сохранились только 37 книг сборника «Естественная история». Обобщив известные знания по естественным наукам, в том числе и медицине, Плиний Старший был одним из последних римских энциклопедистов. В I–II веках кропотливое авторское изложение сменилось компилярными трудами. Латинское слово «compilatio» буквально означает «ограбление». Снижение уровня научных знаний вылилось в составление книг на основе чужих произведений без самостоятельной обработки источников. Сочинения, произведенные таким методом, не представляли особой ценности, ибо в них не отражалась авторская мысль.
   Под именем Плиний Старший (23–79 годы) получил известность Гай Плиний Секунд, родившийся в Цизальпинской Галлии. Старшим его назвали современники, так как он приходился дядей другому известному писателю, прозванному Плинием Младшим. Римский энциклопедист провел юность в Верхней Италии; усердно служил в коннице, участвуя в военных походах. Побывал на Дунае, в Бельгии, Испании. Длительное пребывание в разных странах дало ему возможность собрать сведения о войнах римлян с германцами. Обосновавшись в Риме, он получил хорошее образование. Позднее Плиний был назначен прокуратором в Нарбонской Галлии. Дружба с сыном Веспасиана (император из рода Флавиев) определила дальнейшую судьбу: он занял пост государственного чиновника, но вскоре перешел на должность главы мизенского флота.
   Место службы Плиния находилось недалеко от Помпеев, где в 79 году произошло извержение вулкана Везувий. Для того чтобы лучше рассмотреть грозное явление природы, ученый подошел на корабле слишком близко к берегу и «погиб жертвою своей любознательности». Подробности его гибели изложены Плинием Младшим в письме к Тациту. Племянник сообщал о необыкновенном трудолюбии дяди: он работал в дороге, в бане, за обедом, после обеда, отнимая время от сна. Пропавшее наследие Плиния состояло из 160 книг «мельчайшего письма, с выписками и заметками». Кроме «Естественной истории», наиболее известны труды «О кавалерийском метании», «Биография Помпония Секунда», «Германия», сочинения по риторике, грамматике, около 30 книг по истории. Все произведения представляют автора человеком, обладавшим высокой нравственностью, страстно любящим науку, преклоняющимся перед величием естества.
   Собственно естественная история рассматривает животный мир и человека как его представителя. Лекарства животного происхождения описаны в книгах XXVIII–XXXII. В разделе о растительном царстве сказано об уходе за деревьями, об употреблении трав с лечебной целью, подробно описаны их целебные свойства. Затронув вопрос о неорганической природе, камнях и металлах, Плиний попытался обосновать ее приспособленность к нуждам человека. Здесь рассказано о получении лекарственных средств из металлов, об использовании камня в искусстве и медицине. Кроме того, множество разделов посвящено истории, астрономии, географии, сельскому хозяйству.
   Обзору медицинских знаний посвящены книги XXIII–XXVII. Среди сведений об аномалиях человеческой природы содержатся факты рождения двойни и тройни, младенцев с врожденными уродствами. Эти данные дополнены размышлениями о передаче характерных признаков по наследству. Помимо строго научных взглядов, Плиний рассмотрел мистические воззрения и народные поверья, что не противоречило энциклопедической традиции времен Античности. Плиний пересказал суеверия, описав птицу феникс и гиппокентавра, которого якобы лицезрел в мумифицированном виде.
   Упадок государственности в обширной Римской империи сказался на развитии римской науки и культуры. Еще в I веке до н. э. начала зарождаться идея христианства, а с торжеством этой религии естествознание медленно возвращалось к идеализму. Созерцательно-магические тенденции особенно ярко прослеживались в поздней античной астрономии, впитавшей в себя два противоположных направления. С одной стороны — достижения вавилонской математической астрономии, с другой — эллинская астрология. Таким образом, придворные римские астрологи начала тысячелетия не утруждали себя наукой, ограничиваясь составлением гороскопов.
   Период поздней Античности характеризуется ожесточенной борьбой философских школ Демокрита и Платона, отстаивавших, соответственно, материалистические и идеалистические взгляды. В медицине подобная двойственность проявилась в деятельности великого медика Галена. Философские «шатания», свойственные римской науке эпохи империи, отражены в работах древнегреческого ученого Клавдия Птоломея (90 — 160 годы). Создатель учения о геоцентрическом движении планет одновременно являлся астрологом, изучавшим влияние небесных тел на человека, континенты и природу.
   Учение Птолемея подробно изложено в его основном произведении — астрономической энциклопедии, известной под арабским названием «Альмагест». Здесь приведены сведения по тригонометрии, дано решение сложных математических задач. Ученый разработал стройную математическую теорию движения планет вокруг неподвижной Земли, что позволило вычислить их положение на небосводе. Вкупе с идеей движения Солнца и Луны она составила Птолемееву систему мира.
   В трактате «Тетрабиблис», целиком посвященном астрономии, автор поставил вопрос: какое знание достижимо астрономическими средствами и как далеко оно простирается? В заключение размышлений о влиянии Солнца на Землю Птолемей сделал интересный вывод: «…бросаемые науке упреки в неспособности к предсказанию, хотя и звучат вполне правдоподобно, лишены оснований. Ошибки тех, кто в своей практике не слишком строго следует наставлениям, привели ко всеобщему убеждению, что даже сбывшиеся предсказания зависят от случая, а это неверно. Ибо такого рода случаи свидетельствуют о бессилии, но не самой науки, а тех, кто эту науку практикует».
   Автор «Тетрабиблиса» пытался оправдать ложные воззрения придворных астрологов, сравнивая их прогнозы с врачебными ошибками. «Ведь и с философией дело обстоит точно так же, — утверждал Птолемей, — нам не следует лишать ее своего внимания по той причине, что среди тех, кто занимается ею, встречаются люди недостойные… Нам не следует отвергать все предсказания по той лишь причине, что они иногда бывают неверными. И подобно тому, как мы не усматриваем ничего ошибочного в действиях врача, который, осматривая больного, говорит и о самой болезни, и об особенностях его характера, в нашем случае мы не должны возражать против астрологов, берущих за основу вычислений родовую принадлежность, страну, воспитание или какие-нибудь другие из имеющихся случайных качеств».
   Римская империя прославилась высоким уровнем военной медицины. Беспрерывные завоевательные войны требовали постоянной армии, а войска, в свою очередь, нуждались в профессиональных полевых врачах. Согласно указу сената, в каждом легионе на 1000 солдат имелось 4 хирурга; без медика не мог выйти из гавани ни один корабль. Полковой медик снабжал воинов обязательным перевязочным материалом, учил пользоваться бинтами во благо себе и раненым товарищам. Постепенно в войске сформировались санитарные команды, состоящие из 8 — 10 человек.
   Физически здоровые, крепкого телосложения санитары называли себя deputati, что буквально означает «посланец». Каждому депутату полагалась лошадь и седло со стременами на одну сторону. Работая за линией огня, санитары возили с собой фляги с водой, подбирали раненых, по необходимости делая первую перевязку. За каждого спасенного воина они получали золотые монеты.
   С поля битвы раненых отправляли в ближайший город (военный лагерь), где устраивались госпитали. Количество полевых лечебниц также определялось законом: по одному на 3–4 легиона. Обслуживали раненых профессиональные врачи, экономы, инструментарии и санитары. В обязанности инструментариев входило наблюдение за количеством и чистотой инструментов, они отвечали за наличие лекарств и перевязочных материалов. Санитары набирались из рабов. Их труд использовался для ухода за больными, а также для уборки помещений. Во времена расцвета империи создавались лечебные учреждения, где невольников лечили медики-рабы. Все же это было исключением: как правило, рабов не лечили, а отправляли умирать на остров Бартоломея. Если кому-либо посчастливилось выздороветь, то он по указу императора Клавдия получал свободу и мог отправляться на родину.
   С падением Западной Римской империи в 476 году закончилась история Древнего Рима. Культура Средневековья основывалась на достижениях Греции и Рима. Бесценные знания предшественников легли в основу динамичного развития не только европейской, но и всей мировой науки.

   Древнеримский врач Асклепиад (128 — 56 годы до н. э.) был убежден, что человек, имеющий глубокие познания в медицине не имеет права болеть. Доказательством этого утверждения послужила судьба самого Асклепиада, действительно никогда не болевшего и погибшего глубоким старцем в результате несчастного случая. Рациональное и оптимистичное, его учение оказало большое влияние на развитие римской медицины. Согласно взглядам мудрого эскулапа, болезнь появляется после «застоя частиц в порах и каналах тела и расстройства движения соков и пневмы». Немалое значение якобы имеют правильное потоотделение и столь же систематичное дыхание кожных покровов. «Приятная» терапия Асклепиада направлялась на восстановление расстроенных функций и состояла в проведении простых процедур. Больным рекомендовались такие естественные средства, как разумная диета, чистота тела, водолечение, массаж, теплые ванны, гимнастика.
   Увлекая пациентов собственным примером, врач советовал постоянное движение в любой форме: ходить пешком, ездить верхом, путешествовать в кибитке, на корабле. Лекарственные препараты назначались крайне редко. Лечение парализованных проходило совсем безболезненно. Страдавших этим недугом укладывали на ковер и легко раскачивали. Первостепенную задачу своего врачевания Асклепиад видел в «расширении пор и приведении в движение застоявшихся частиц». При всей безыскусности, а порой даже комичности каждый способ был досконально продуман и применялся только индивидуально.
   Асклепиад оставил литературное наследие в виде трактата «О лекарственных средствах», где дал описание снадобий, известных со времен Клавдия и Нерона. Первый вариант труда, составленный на греческом языке, впоследствии был переведен на арабский. В таком виде он получил признание в Европе, сохранив актуальность до XVI века.
   Сторонник методов Асклепиада, представитель его методической школы, римский врач Соран Эфесский (98 — 138 годы) специализировался в акушерстве, гинекологии и педиатрии, являясь непререкаемым авторитетом в этих областях вплоть до XVIII века. Грек Соран составил обширное собрание трудов по родовспоможению, женским болезнями и недугам, присущим детям раннего возраста. Он обучался в Александрии, испытав влияние известного акушера Адриана. Доступно описаны ученым процесс проведения эмбриотомии, способы предупреждения разрывов при родах, перевязка пуповины новорожденного, техника поворота плода на ножку и головку. Всевозможные приемы осмотра больного, например, простукивание, ощупывание, выслушивание звуков в области расположения плода, исследование пульса, мокроты, мочи заимствованы у разных специалистов, но приспособлены к акушерству.
   Опытный терапевт и клиницист в процессе родовспоможения не использовал традиционно грубых и насильственных приемов. Он внимательно относился к пациенткам, уделяя внимание профилактике, уходу за детьми в раннем возрасте, разрабатывал диеты для младенцев, учил юных матерей правилам кормления и ухода за ребенком.
    Авл Корнелий Цельс
 
   Энциклопедический труд «Искусства» Авла Корнелия Цельса, творившего на рубеже тысячелетий, является своеобразным отчетом по римской медицине того времени. Имея профессиональное образование, обладая богатством, ученый сумел привлечь к работе группу переводчиков, создав обширный свод знаний. Сочинение Цельса включало в себя 20 книг по философии, риторике, праву, сельскому хозяйству, военному делу и медицине. Внушительная часть труда погибла, но частично сохранился трактат «О медицине» (книги VI–XIII). В многотомном руководстве для начинающего и опытного врача изложены почти все известные сведения по гигиене, диетике, патологии, хирургии, терапии. Искусство оперативного вмешательства представлено отчасти на основании собственной практики, отчасти взято из греческих источников, преимущественно сочинений Гиппократа и Асклепиада. Изящество и чистота латинского языка, простота в изложении позволили автору называться Цицероном среди медиков.
   Римский ученый пережил авторитарную эпоху Тиберия, плодотворно работал в условиях нелепого и жестокого правления Нерона. Цельс не был практикующим медиком, заслужив признание по теоретической части. Автор религиозного труда «Правдивое слово» высказывал рациональные мысли, часто ссылаясь на труды великих греков, особенно Гиппократа. Идеи Цельса касались вопросов пластической хирургии, малярии, в разработке лечения которой он немало преуспел. Цельс оставил точное описание симптомов малярии. Его мнение о том, что высокая температура тела вызывается природными усилиями по выведению из организма вредоносных веществ, намного опередило время.
   «Искусства» были опубликованы в 1478 году, став одной из первых книг по медицине в средневековой Европе. Анатомические описания Цельса довольно сжаты, вероятно, по причине неполных знаний. Цельс выражал протест против практики живосечений, но оправдывал вскрытие трупов. Указывая на характеристики пульса, он считал его недостаточным показателем состояния здоровья. Циркуляция крови в организме, по Цельсу, зависит от пола, возраста и конституции человека; временное расстройство пищеварения приводит к ослаблению пульса. В описании четырех признаков воспаления — таких, как покраснение, опухоль, боль, жар, — ощутим анализ методик греческой и александрийской школ. Многое заимствовано из древнеиндийских рукописей.
   Цельс первым предложил литотомию (камнесечение), представлявшую собой процедуру дробления камней в мочевом пузыре. Им описаны пластические операции по восстановлению носа, губ и ушей. В сфере хирургии интерес специалистов вызвали методы лечения ран, заболеваний костей, некрозов (омертвение ткани), наступавших после переломов. Не менее интересны способы вправления вывихов, ампутации конечностей и трепанации. Наряду с описанием свищей и язв, перечислены приемы остановки кровотечения и рекомендации по перевязке кровеносных сосудов.
   Гению Галена (129–201 годы) принадлежит классический труд «О частях человеческого тела», где впервые представлено единое анатомическое описание человеческого организма. Древнеримский медик показал, что анатомия и физиология являются первоосновой прогностики, лечения и профилактики болезней. Он смело ввел в практику врачевания вивисекцию на животных; обобщил суждения предшественников в виде целостного учения, оказавшего огромное влияние на развитие естествознания вплоть до позднего Средневековья. Научный труд Галена признан церковью и был основополагающим учением в течение 15 столетий.
    Вправление вывиха на аппарате Галена
 
   Клавдий (настоящее имя Галена), сын архитектора Никона, родился в Пергаме — столице одноименного царства в Малой Азии. Посвятив юность изучению философии, он имел возможность сравнить учения сторонников главных школ того времени: стоической, платоновской, перипатетической и эпикурейской. Ознакомившись с трудами предшественников, сын Никона занял в философии независимое положение. Он был эклектиком, следующим перипатетическим взглядам Аристотеля.
   К постижению тайн врачебного искусства Клавдий приступил в 17 лет, избрав учителями самых знаменитых врачей родного города Коринфа и Смирны. Итогом долгого путешествия в Ликию и Палестину, а затем в Александрию стали глубокие знания в анатомии. В 158 году Гален возвратился в Пергам. Получив должность эскулапа при гладиаторах, он проработал в школе 6 лет. После народного восстания пергамский доктор переехал в Рим, где быстро обрел славу удачливого целителя.
   Через несколько лет, бросив римскую практику и чтения по физиологии, Гален вернулся на родину, но вскоре получил приглашение от Марка Аврелия, просившего сопровождать его в Германию. Скитания по северным странам не слишком привлекали Галена; он отказался от приглашения императора, оставшись в городе личным медиком его сына — цезаря Коммода.
   Наличие свободного времени позволило ученому посвятить досуг написанию медицинских трудов. Одним из его теоретических занятий того времени стала доработка сочинений, погибших во время большого пожара 191 года. Все последующие годы Гален жил и работал в Риме, занимая должности медика при императорах Пертинаксе и Септиме; умер примерно в 200 году, но место кончины и захоронения неизвестно. Одной из его многочисленных заслуг считается создание около 300 сочинений медицинского и отчасти философского характера. Однако из 200 сохранившихся сочинений, подписанных его рукой, лишь немногим более половины считаются подлинниками. В библиотеках Рима, возможно, еще остались многие из ненапечатанных произведений Галена. Важнейшими из них являются сочинения «Об анатомии», «О больных частях тела», «Терапевтические методы», «О составе лекарств», комментарии к статьям «Гиппократова сборника».
   Дуализм (от лат. dualis — «двойственный») Галена обнаружился в сомнениях относительно идеализма и материализма. Если материалистическая позиция четко прослеживается в анатомии и физиологии, то в сфере внутренних процессов видно влияние теорий Платона. Глубокие знания анатомии Гален почерпнул в Александрии, где к тому времени были уже запрещены вивисекции на людях. Довольствуясь животными, ученый вскрывал обезьян, свиней, собак, лошадей, львов и слонов. Обработка и анализ результатов исследований позволяли делать выводы относительно строения человеческого организма. В сочинении «О назначении частей человеческого тела» представлено около 300 мышц, причем даже те, которые отсутствуют у людей, но имеются у некоторых видов животных. Гениям тоже не чужды ошибки: в описании мышц руки Гален пропустил одну из самых главных. Впоследствии этот недочет был исправлен анатомом Везалием.
   В то же время Гален совершенно правильно обрисовал строение сердца, вен, упомянув артериальный проток. Однако перегородку сердца ошибочно считал проницаемой: кровь якобы беспрепятственно переходит из правого желудочка в левый, минуя периферийные сосуды и круги кровообращения. Эта ложная позиция долго считалась классической, не подлежащей критике, пока ее не опроверг богослов М. Сервет.
   Будучи опытным практикующим врачом, Гален внес личный вклад в развитие фармакологии. Лекарства, полученные посредством механической и химической обработки природного сырья, сегодня называются галеновыми препаратами. Обширная практика также отражена во многих трудах, прежде всего в работах хирургического характера. Считая анатомию основой хирургии, Гален говорил: «Мне часто приходилось водить рукой хирургов, мало изощренных в анатомии, и тем спасать их от публичного позора». Произведения Галена в течение 14 веков были основным источником медицинских знаний в Европе.

   Отмеченная суеверием и догматизмом, медицина средневековой Европы не нуждалась в исследованиях. Образование охватывало сразу все науки, ограничиваясь изучением трактатов признанных авторов. Диагнозы ставились на основе анализа мочи; терапия вернулась к первобытной магии, заклинаниям, амулетам. Лекари применяли немыслимые и бесполезные, а порой даже вредные снадобья. Самыми распространенными методами были траволечение и кровопускание. Гигиена и санитария опустились на чрезвычайно низкий уровень, что послужило причиной частых эпидемий.
   Основными лечебными средствами стали молитвы, пост, покаяние. Природа заболеваний уже не связывалась с естественными причинами, считаясь наказанием за грехи. В то же время положительной стороной христианства являлось милосердие, требовавшее терпеливого отношения к больным и калекам. Медицинская помощь в первых больницах сводилась к изоляции и уходу. Методы лечения заразных и душевнобольных представляли собой своеобразную психотерапию: внушение надежды на спасение, уверения в поддержке небесных сил, дополненные доброжелательностью персонала.
   Восточные страны стали местом создания медицинских энциклопедий, среди которых самым внушительным по объему и ценности содержания считался «Канон врачебной науки», составленный великим Авиценной. В пяти книгах этого уникального труда обобщены знания и опыт греческих, римских и азиатских врачей. Имевшее более 30 латинских изданий, сочинение Авиценны несколько столетий было обязательным руководством для каждого медика средневековой Европы.
   Начиная с X века, центр арабской науки переместился в Кордовский халифат. В государстве, образованном на территории Испании, в свое время работали великие хирурги Ибн Зухру, Ибн Рушд и Маймонид. Арабская школа хирургии основывалась на рациональных методах, проверенных многолетней клинической практикой, свободных от религиозных догм, которым следовала европейская медицина.
   Современные исследователи рассматривают средневековые медицинские школы как «луч света во мраке невежества», своеобразный предвестник Ренессанса. Вопреки распространенному мнению, школы лишь отчасти реабилитировали греческую науку, прежде всего посредством арабских переводов. Возврат к Гиппократу, Галену и Аристотелю носил формальный характер, то есть, признавая теорию, последователи отбрасывали бесценную практику предков.

   Временем основания Византии символически считаются первые годы правления Константина I Великого (285–337 годы). Вступив на престол в 306 году, римский император последовательно проводил государственную политику, поддерживал христианскую церковь, одновременно сохранив языческий культ. В 304 году на месте древнегреческого города Византий лично императором была заложена, а через 30 лет торжественно открыта новая столица — Константинополь. Величественный город получил имя своего создателя, пожелавшего превзойти славу Рима. Его заботами в столице было построено 30 дворцов и храмов, множество роскошных зданий для римских вельмож, два театра, цирк, ипподром.
   Византия — условное название Восточной Римской империи. Со времен Константина и до завоевания турками в 1453 году государство называлось империей Ромеев или Романией. Обозначение «Византийская империя» введено историками уже после того, как Романия перестала существовать. Если в западных провинциях империи не прекращались кровопролитные войны, то на востоке процветали ремесла, велась оживленная торговля с Аравией, Персией, Индией, Китаем.
   В IX веке установились дипломатические отношения с Киевской Русью, положив начало взаимодействию культур. В Византии сохранялись многие античные традиции, формировалась культура, отнюдь не тождественная культуре Средневековья. Потомки древних иудеев именовались римлянами (по-гречески — ромеями). В государстве действовало римское законодательство, латинский язык утвердился в качестве официального до V века, когда он сменился на греческий. Государственная идеология не учитывала самосознания граждан, представляя собой политический компромисс между христианством и системой взглядов Священного Рима.
   В ранний период существования государства (IV–VIII века) Византии принадлежали Греция, Фракия, Малая Азия, Сирия, Палестина, эллинистический Египет. Наследие античных традиций особенно ярко проявилось в быту жителей Константинополя. Основанный римлянином город долго сохранял античный облик. По подобию Рима в столице строились термы, здания утопали в садах, площади украшали фонтаны; приветствовались охота, спорт, посещение театров. Горожане устраивали античные праздники, одевались в соответствии с римской модой, но молились в православных храмах.
   В древнем Византии существовали немалые трудности с водоснабжением. Горько-соленая вода малочисленных колодцев была практически непригодна для питья. По инициативе Константина в столице началось строительство акведуков, обеспечивших бесперебойную подачу воды в жилые кварталы. Одним из самых знаменитых водопроводов стал двухъярусный акведук, построенный в IV веке по приказу императора Валента (328–378 годы) и названный его именем. Каменный водопровод на высоких аркадах пересекал весь город, проходя над улицами и крышами зданий. Еще более грандиозными размерами отличался акведук, построенный Юстинианом Великим (482–565 годы). Четыре яруса арочного моста проходили над широким потоком, заключая в себе водопровод, способный создать огромные запасы питьевой воды. Благодаря мощным гидротехническим сооружениям Константинополь успешно выдерживал длительные осады.
   Устроенные при Юстиниане подземные резервуары являлись не только водохранилищами, но также уникальными памятниками старинной архитектуры. В современном Стамбуле успешно действует один из древних резервуаров — цистерна Базилики, или Йеребатан-сарай, что в переводе означает «дворец, провалившийся под землю». Подземное хранилище действительно напоминает дворец: на площади 7000 квадратных метров в четком порядке располагаются 336 колонн, поддерживающих высокие своды потолка. Сегодня цистерна Базилики входит в музейный комплекс храма Святой Софии. Туристы осматривают подземные залы, совершая плавание на весельных лодках.
    Акведук Валента в Константинополе
 
   Первые общественные бани Константинополя устраивались по подобию римских терм, но со временем надобность в роскоши отпала, и они стали использоваться по прямому назначению. Новые бани служили для омовения, а бесполезные термы переделывались в храмы. В крупных центрах Византии имелось множество публичных бань, состоявших из обогреваемых помещений с горячим водоснабжением и красивой отделкой стен. Провинциальные купальни выглядели менее элегантно и оборудовались дровяными печами без отвода дыма. Небольшие бани устраивались в монастырях, правда, необходимость в них возникала не чаще одного раза в месяц. Православными канонами обязательное омовение предусматривалось только перед Пасхой. Однако в обителях и городах баня оставалась местом исцеления различных недугов.
   Считалось, что жар лечит любые заболевания, «весьма оберегает здоровье и укрепляет тело. Мыться нужно натощак, прежде чем появится голод и аппетит. Однако человек тучный пусть сидит в бане до тех пор, пока не выступит пот, и не следует его смывать». Помимо травяных настоек, местные лекари приписывали больному 1–2 раза в неделю попариться в бане.
   Византия являлась многонациональным государством, поэтому культура в стране создавалась знаниями многих народов: греков, арабов, римлян, сирийцев, армян, славян, половцев. Местные ученые не ограничивались примитивным усвоением наследия, осмысливая и дополняя сведения, собранные за предшествующие века. Источником медицинских знаний служили прежде всего произведения Гиппократа и Галена, точнее, извлечения из них, более всего соответствующие идеям христианства. В это время вопрос о естественной причине заболеваний уже не ставился, следовательно, на первый план вышло исследование практических способов исцеления. Труды византийских лекарей не являлись компиляцией в чистом виде; авторы снабжали чужие статьи собственными комментариями, приводили разумные доводы относительно применения того или иного лекарства.
   В условиях полного отрицания оперативной медицины огромный интерес представляло траволечение. Подобно вавилонянам, византийские целители знали множество лекарственных растений, применяя их в сочетании с другими природными веществами. Постепенно ботаника стала отдельной сферой медицины, имевшей место наряду с зарождающейся химией. Приготовлением лекарств искусственным путем впервые заинтересовались ремесленники. В то время химии еще не существовало, но практические знания накапливались и отражались в руководствах по изготовлению красителей.
   Ранневизантийский период остался в истории как время постепенного формирования государства и бурного развития медицины; IV–VII века стали временем творчества многих талантливых врачей-философов. Одним из них был Орибасий из Пергама (325–403 годы), соотечественник Галена, автор многотомных энциклопедических сводов. Рожденный неимущим греком, он обучался анатомии в Александрии, а практиковал на Кипре под наблюдением известного врача Зенона. С приходом к власти императора Юлиана Орибасий стал его личным медиком. Имея христианское воспитание, правитель неожиданно объявил себя сторонником язычества, начав преобразование старой религии с учетом идей Платона. За свою смелость Юлиан получил проклятие церкви и прозвище Отступник.
   По совету императора Орибасий написал свою первую энциклопедию «Врачебное собрание» в 72 книгах, закончив ее в 361 году. Многое из наследия Гиппократа, Галена, Геродота, Диоскорида, Диокла обязано сохранностью именно этому сочинению Орибасия. Второй большой труд — сборник в 9 книгах под названием «Синопсис» был составлен по просьбе Евстафия, сына врача, также увлекавшегося медициной. Доступное изложение и огромное количество представленных сведений сделали «Синопсис» популярным учебным пособием для начинающих врачевателей.
   Сочинение «Общедоступные лекарства» предназначалось не только для специалистов. По этой книге любой желающий мог легко и правильно приготовить снадобье из трав или продуктов животного происхождения. Все труды Орибасия переведены на латинский язык. Годы, проведенные рядом с жестоким императором, были плодотворны для медика только в плане творчества. В жизни придворный лекарь подвергался преследованиям со стороны церкви так же сурово, как и его покровитель. После гибели Юлиана в 363 году Орибасия изгнали из Константинополя, и более он не возникал в поле зрения историков.
   Известный энциклопедист Аэций из Амиды (502–572 годы), первый в Византии медик-христианин, во многом повторил судьбу предшественника. Он тоже учился в Александрии, служил врачевателем императора Юстиниана, совмещая медицину с управлением императорской свитой. Перу Аэция принадлежит обширный труд «Четверокнижие», представлявший собой руководство по народной медицине. Вопреки названию сочинение состояло из 16 книг и являлось чисто компилятивным произведением. Кроме работ Орибасия, Галена, Сорана Эфесского, автор представил известные переводы египетских рукописей и рецепты эфиопских знахарей. Не представляя особой научной ценности, «Четверокнижие» охватывало практически все известные медицинские знания современных автору народов Средиземноморья.
   «Медик обязан открывать для пользы человечества все, что признает верным на основании опыта», — утверждал знаменитый врач Александр Тралесский (525–605 годы). Сын именитого целителя, брат зодчего Анфимия, построившего храм Святой Софии, он первым отважился критиковать Галена. Будучи опытным медиком, Александр считал важным не только само лечение, но и предупреждение заболеваний. Его сочинение «О внутренних болезнях и их лечении» в 12 книгах написано на основании собственных наблюдений. Переведенный на латинский, сирийский, еврейский, арабский языки, этот труд долгое время являлся образцом рационального подхода к врачеванию. В отличие от многих византийских лекарей Александр задумывался о причинах болезни, добиваясь правильного диагноза. Впрочем, подобное отношение к профессии во все времена обеспечивало специалисту успех. Медик не стал исключением: еще при жизни его прозвали Jatros, что означает «целитель».
   Последние годы жизни Александр провел в Риме, где находился по просьбе Папы Григория I Великого в должности архиятра. Причиной приглашения была эпидемия чумы, свирепствовавшая в южной части Европы около 60 лет. Болезнь, получившая название «чума Юстиниана», началась в Египте, а затем перекинулась в Средиземноморье. В 542 году от чумы умерло несколько тысяч жителей Константинополя. Александр Тралесский не смог вернуться на родину. Заразившись от пациента, он умер в мучениях и был похоронен в Риме.
   Византийский медик Павел Эгинский (625–690 годы) прослыл самым смелым хирургом своего времени. В условиях крайне негативного отношения к оперативному лечению он составил практические руководства по самым разнообразным видам хирургии: пластической, полостной, малой, военной. Кроме того, Павел выполнял ампутации, лечил вывихи и переломы; врачевал раны и женские болезни также с помощью ножа.
    Павел Эгинский
 
   Из медицинских источников известно, что пациенты византийских хирургов не страдали от боли, причем проводилась как местная, так и общая анестезия. В рукописном трактате XIV века представлен рецепт «усыпляющего средства для того, чтобы оперируемый не чувствовал боли». Снадобье приготавливалось из семян белены, сока мандрагоры, опия, имбиря, шафрана. Растертые с водой, эти компоненты смачивали губкой и давали вдыхать больному. Местный наркоз производился в следующем порядке: смесь растертой «куропаточьей травы», земли, квасцов, нарезанной кожуры (неизвестного фрукта) разбавлялась водой до получения густой смеси, формовались и хорошо высушивались таблетки. При употреблении таблетки разводили водой, а затем нужное место намазывались смесью и обязательно просушивали. Врач с острова Эгина брался за самые трудные случаи, опираясь на опыт александрийских наставников. Из двух его произведений до нашего времени дошло только одно: медицинский сборник «Compendii medici libri septem» в 7 книгах. Сборник трудов по акушерству и гинекологии не сохранился. Работы Павла первыми оценили греки, отметившие оригинальность идей, чистоту языка и доступность описания сложных процедур. Самого автора и его литературное мастерство высоко ценили арабы, даже во времена войны с Византией. На западе сочинения Павла Эгинского признали только в эпоху Ренессанса. Его радикальные методики, описанные в разделе «Хирургия», преподавались в качестве классических во многих европейских университетах.
   В сочинениях византийских теоретиков позднего Средневековья особенно ощущалось влияние арабской медицины. К тому времени стали традицией практическое использование переводных работ египетских авторов и учеба в Александрии. Среди множества произведений подобного рода наиболее известен труд «О свойствах пищи», созданный Симеоном Сифом (IX век). Фармацевтический трактат Николая Мирепса (XIII век) использовался на медицинских факультетах в качестве методического пособия вплоть до XVII столетия.
   Золотой век Византийской империи длился примерно с 850 по 1050 год, когда ее земли простирались от Италии до Армении. Тогда же завершилась ассимиляция греческих славян, почти утративших свой язык, традиции и национальное самосознание. Устойчивость экономики основывалась на развитых товарно-денежных отношениях и обращении золотой монеты (солида), чеканившегося со времен Константина I. Императоры Македонской династии (867 — 1056 годы) воплощали собой идею избранности и «незыблемости воли, ниспосланной свыше».
   Достаточно высокий уровень византийского врачевания показан в старинном лечебнике, написанном приблизительно в XI–XIV веках. Обширный медицинский трактат в духе времени собран из компилятивных трудов, но немалую часть его составляют авторские работы. Дошедший до наших дней в виде рукописи на 286 листах пергамента документ хранится в Библиотеке Лоренцо Медичи во Флоренции. Первые 70 листов посвящены служителям церкви, авторам догматических сочинений о душевных и телесных благах. В сборник включены письма Гиппократа, трактат о терапии, написанный разными авторами, сочинение Галена «О весах и мерах», профилактические послания медика Диоклея к царю Антигону. Большой интерес специалистов вызвали труды о болезнях живота и кровотечении, заметка о способах прогностики. Не забыты труды Симеона Сифа. В лечебнике рассмотрены его трактаты «О свойствах различных видов пищи» и «Подборка и обозрение учений физиков и философов», а также отдельные главы работ о болезнях и их лечении.
   В свое время лечебник, видимо, предназначался в помощь практикующему врачу. Составленный опытным медиком, сборник содержит примеры профессиональных приемов, оригинальные способы приготовления лекарств, сведения о бытовой гигиене и суевериях, прямо отражавшихся на врачевании. Многие рецепты и мнения комментируются автором, безусловно, опытным медиком, что он подтверждает лично: «Для средства от колотья в боках, полученного нами благодаря большому опыту, одинаково размельченной и просеянной муки ячменной, греческого сена, семян льна, ягод лавра, пшеничной муки смешай с животным маслом, канифолью, теревинфом. Все это свари с медом и накладывай как припарку в течение четырех дней».
   Статью «О благорастворении воздуха», несмотря на явное влияние Гиппократа, отличают своеобразные суждения. Автор связал полезные характеристики движения со временем дня: «Движение бывает необходимо в начале дня, прежде чем человек почувствует голод и жажду. Когда же настанет день и естество будет нуждаться в пище, нужно утомляться умеренно, вплоть до того времени, пока пища не отправлена и живот не облегчен. Если это происходит, то укрепляются душа и усиливаются члены…»
   Византийские медики разделяли продукты на 8 групп: сладкие, горькие, соленые, острые, жирные, вяжущие, имеющие вкус и безвкусные. Людям, обладавшим умеренным темпераментом, рекомендовалась сладкая пища. Медлительным и тучным подходила пища соленая, хорошо очищавшая желудок и требовавшая обильного питья. Подобным, но более сильным действием обладали острые и горькие блюда, которые приписывались тем, кто нуждался в «разжижении флегмы». Справедливо считалось, что вяжущие и терпкие продукты (клещевина, айва, груши, яблоки) полезны для тех, кто «страдает низом живота» или нуждается в лечении печени.
   Из трактата можно узнать о заболеваниях, характерных для жителей Византии, и наиболее популярных способах их лечения. Вопреки доминированию христианской морали, утверждавшей негативное отношение к физическому здоровью, автор не предлагал заменять лекарства молитвами. Даже такие недуги, как болезни сердца, меланхолия, безумие, лечились рациональным способом. В разделе «О болезнях сердца» различаются сердцебиение, недостаточность и болезни духа, которые могли быть излечены «таблетками из камфары, кислого молока и сока незрелых цитрусов». Диагноз ставился после измерения пульса, температуры тела и определения цвета лица. Смертельными считались воспаления, опухоли и «дурной темперамент», выражавшиеся в слабости пульса, бледности, наличии холодного пота. Противоположные симптомы давали пациенту надежду на выздоровление.
   Продолжая античные традиции, медики Византии обращали особое внимание на состояние мочи. В средневековой диагностике этот показатель играл решающую роль. По характеристике выделений врач определял болезни печени, сердца, легких, суставов, поясницы, «страдания нервов». Устанавливал, здоров человек или ему предстоит долгое лежание в постели. Признаком близкой смерти была моча красная, имевшая волокнистый осадок. «Темнеющая, с верхним кровавовидным осадком» моча указывала на мучительное и долгое умирание.
    Средневековая диаграмма диагностики болезней по состоянию мочи
 
   Посильный вклад в создание трактата внесла знаменитая целительница Зоя (978 — 1050 годы), поочередно выходившая замуж за императоров Романа III, Михаила Пафлагона, Михаила Калафата и Константина Мономаха. Бурная жизнь византийской императрицы, непрерывная борьба за высокое положение во дворце определили ее своеобразное отношение к медицине. Согласно рукописям византийского историка М. Пселла, излюбленным занятием Зои было изготовление ядов, необходимых для освобождения от очередного мужа. В покоях императрицы постоянно варились разные снадобья, курились благовония, изготовленные также по собственной рецептуре. Летом в ее комнатах стояла невыносимая духота, которую не выносила даже прислуга. Константин Мономах выражал недовольство деятельностью супруги, но запретить не решался, помня о судьбе предшественников.
   По недоказанным свидетельствам современников, Зоя «занималась чарами с преступной целью, далеко не входившими в область медицины». Ее первый муж, Роман Аргир, «занемог, изведенный медленными ядами, горел в пламени мучительных болей, тогда как царица искала случая, без подозрений разделавшись с императором, возвести на трон» своего сына Михаила. Не до конца отравленного правителя убил дядя Зои, Иоанн Орфанотроф, впоследствии испытавший на себе действие ядовитой микстуры племянницы. Едва успев насладиться властью, от яда императрицы скончался Михаил I V. Ее приемный сын Михаил V счастливо избежал отравления и приказал заточить коварную мачеху в монастырь.
   В сочинениях М. Пселла изготовление ядов указано как «побочное увлечение царицы». Основным ее занятием было составление рецептов косметических мазей, которые она успешно испытывала на себе. Даже в глубокой старости Зоя поражала своей красотой; на ее прекрасном лице не было морщин, а гладкая кожа сияла белизной. Один из рецептов под названием «Мазь госпожи Зои-царицы» включен в медицинский трактат и достоин быть изложенным без сокращений: «Берутся финики давленые, слива сочная, мягкий изюм, мягкий инжир или сушеные смоквы. Луковицы лилии, сварив с медом, искроши, а затем соедини со всем, упомянутым ранее. Все это одинаково измельчив, добавь мирру и после этого пользуйся приготовленной мазью».
   Несколько косметических рецептов в разделе «О благообразии тела», возможно, также принадлежат Зое, знавшей множество способов окраски волос и профилактики морщин. «Если хочешь сделать волосы черными, намажь их соком анемона и на третий день вымой теплой водой. Перхоть же, имеющуюся в голове, удаляет стекло, истолченное до состояния пыли. Затем влей в него сок свеклы и тщательно помой голову». Белокурый оттенок гарантирован, если измельченный осадок кипяченого вина примешать в смолу сосновых шишек, а затем растворить все в розовом масле и намазать волосы.
   Прекрасная императрица не нуждалась в средстве от выпадения волос, но могла разработать их для своих мужей: «Если выпадают волосы головы, нужно мазать ее мазью, приготовленной из растертых и сваренных свежих листьев мирта и ситника. Отвар держать на огне, пока не испарится, отжав листья, выбросить их. В воду добавить розового масла и кипятить на медленном огне, пока не испарится вода и останется масло. Примешать в него ладана, калгана и хорошо натереть голову». Борьба с морщинами требовала неменьших усилий: «…взяв костоса, камеди, сухих корок дынь и хорошо растерев, растворить в уксусе. Намазав лицо тотчас, на второй день умыться с мукой из нута или чечевицы».
   Согласно лечебнику, от морщин спасала редька с медом, горький миндаль, вино. Эти доступные продукты, наряду с уксусом, солью и растительным маслом, широко использовались также в случаях простудных заболеваний. Для устранения запущенного кашля византийский автор предлагал горячий пластырь из смеси воска, теревинфа, меда, свежего свиного сала, глета, муки, животного и сладкого растительного масел.
   Среди реальных методик народной медицины в трактате упоминаются весьма странные лекарства. Использование различных частей тела животных или их экскрементов, вероятно, заимствовано у вавилонян. Особенно часто так лечили болезни глаз. Например, чтобы очистить бельмо, рекомендовалось растереть помет горлицы, кефали, куропатки, ворона или коршуна. Для остановки слезотечения предлагалось мазать между глаз смесью козьих «ягод» и перца. Придворный медик Илья советовал лечить бельмо порошком от сожженного копыта ослицы, растертым с ее же молоком. При отеке глаз якобы помогала смесь крови мыши, желчи петуха и молока собаки. Однако использование горячего козлиного и свиного навоза в качестве грелки при простуде вполне оправданно, потому что такие припарки дают длительный согревающий эффект.
   Совсем изуверский рецепт приписывался при слепоте и катаракте: «Найди гнездо ласточки и проткни глаза двух птенцов, уже готовых улететь. Придя через 4 дня, найди тех, которые были ослеплены. Вынув птенцов из гнезда, наточи клинок и отдели у них головы. Сожги в горшке головы птенцов, разотри мелко в сосуде из рога и пользуйся».
   Отличаясь сложностью приготовления и явной жестокостью по отношению к братьям нашим меньшим, полумагические снадобья не приносили пользы. Однако эффект этих снадобий заключался в психологическом воздействии, во внушении надежды на излечение, в мобилизации внутренних резервов организма, что иногда действительно приводило к выздоровлению.
   В трактате представлен рецепт растворения камней в мочевом пузыре. Простая смесь семян моркови, огурца, петрушки и мирры могла, как уверял автор, «раздробить камни до тех пор, пока не вычистит мочевой пузырь и не выведет их вон с мочой, а также сильнейшие болезни вылечивает так, что они более не вернутся». К тому времени в мире была привычной хирургическая операция камнесечения, и подобного рода советы серьезным медикам представлялись комичными.
   Постепенный упадок Византии проходил на фоне обновления жизни средневековой Европы. Крах империи ускорили Крестовые походы: европейцы устремились на Восток сначала как паломники, затем в качестве завоевателей. Продолжительная военная кампания усилила духовное отчуждение между восточными и западными христианами. В начале XIII века завоеванная Византия разделилась на несколько государств с латинским и греческим населением.
   С возвращением столицы империи в Константинополь в 1261 году начался последний период существования Византии. Экономическая и военная слабость государства, управляемого династией Палеологов, компенсировалась высоким авторитетом духовных владык. В те годы наблюдалось оживление монашеского бытия, вызванное распространением исихазма (от греч. hesychia — «отрешенность»). Это мистическое учение возникло в IV–VII веках, но было забыто и возродилось в конце XIII века по инициативе монахов Григория Синаита и Нила Сорского. Философия сторонников исихазма предусматривала аскетизм, намечая пути к единению человека с Богом через очищение сердца слезами и сосредоточенность в себе.
   Несмотря на триумф христианской религии, образовательные учреждения Византии действовали по античному образцу. Основу обучения составляла не Библия, а сочинения римских и греческих писателей, дополненные местными мыслителями. Теология еще не стала обязательным предметом ни в одной константинопольской школе. Единственный византийский университет под названием Аудиториум был основан в 425 году императором Феодосием II Младшим. Программа предусматривала чисто светское образование, хотя педагоги приглашались из числа духовенства.
   Почтенные отцы-наставники Василий Кесарийский, Григорий Нисский, Григорий Богослов до принятия сана получили превосходное светское образование. Слушателям преподавали традиционные для всех университетов дисциплины, то есть философские и некоторые естественные науки, в том числе медицину. Не отрицая благотворного воздействия философии, церковные служители считали, что чрезмерное увлечение этой наукой может привести к ереси. Оттого наследие античных мыслителей изучалось вскользь, на уровне подготовительного этапа в постижении богословия.
   Математика, геометрия, астрология и музыка причудливо объединялись в один предмет под названием Quadrivium, что в переводе с латинского означает «четырехпутье». Грамматика, риторика, диалектика вместе составляли Trivium. В свою очередь, все семь «свободных искусств», собственно, составляли обязательное образование византийского университета. В Западной Европе вначале повторяли традиции античных школ, но позже семь «свободных искусств» преподавались отдельно на одноименных факультетах.
   Малочисленные монастырские школы также прославляли богословие как «венец и цель всех наук», но здесь это не противоречило основной цели: при обителях обучались только будущие служители церкви. Врачевание входило в программу всех учебных заведений Византии, но отличалось уровнем и объемом представляемых знаний. Занятия по медицине в Аудиториуме проводились в форме дебатов. Странная традиция считать медицину наукой теоретической свела византийское обучение к штудированию древних трактатов и ботаническим опытам. Все прочие области были для студентов недоступны как следствие косной христианской морали. Церковь запрещала анатомирование любого рода, преследовалось пролитие крови и познание тайны человеческого тела. Вероятно, по этой причине каждый уважающий себя медик проходил стажировку в Александрийском анатомическом театре.
   Наряду с университетом, врачевание преподавалось в частных школах Константинополя и Македонии (в Охриде). По окончании курса медицины в любом учебном заведении устраивались экзамены. Знания проверяла специально назначенная комиссия в составе лучших медиков империи. Только в случае успешного прохождения испытаний и выдачи свидетельства молодой врач мог претендовать на получение престижной должности. Однако многие из специалистов выбирали частную практику.

   Являясь продолжением древней культуры, арабская медицина в значительной степени определила уровень европейской науки. Энциклопедические труды, созданные на Востоке, были переведены на европейские языки, сыграв важную роль в развитии латинской медицины. Обобщающие энциклопедические труды восточных теоретиков способствовали осмыслению практического опыта и абстрактных концепций античных врачей.
   Устроенное по античному образцу медицинское образование в IV–VII веках носило светский характер. Основным центром научной мысли и рациональной практики оставалась Александрия. Диплом о ее окончании был отличной рекомендацией начинающему специалисту; отзыв наставников Мусейона открывал доступ к придворной карьере. В разное время здесь обучались самые великие медики древности и раннего Средневековья. Столицей философии, как и раньше, были Афины. Основанная Платоном школа продолжала работать, увлекая ученый мир идеей «изменчивого и преходящего бытия». Лучших юристов готовили в Бейруте. Знаменитая школа риторики располагалась в Газе; преподавание здесь велось на греческом языке.
   Арабский халифат возникли как результат политических преобразований, имевших место после смерти пророка Мухаммеда, когда власть перешла к его преемникам — халифам. Четкие географические контуры государства определились в правление династии Омейядов (661–750 годы). Тогда халифат включал в себя восточные земли от Ирана до Египта, в том числе юго-запад Северной Африки. В 750 году к власти пришли другие родственники пророка — Аббасиды, правившие до 1258 года. Выжившие после переворота представители Омейядов сумели отстоять свои западные владения, основав Кордовский халифат в Испании. Одновременно династия Саманидов образовала государство в Средней Азии, избрав резиденцией Бухару.
   Развитие науки в Арабском халифате проходило под сильным влиянием исламской идеологии. Мусульмане разделяли знания на две сферы: традиционные «арабские» и всеобщие «иноземные». К первым относились преимущественно гуманитарные дисциплины, например грамматика, лексикография. Их постижение предусматривало изучение жизни пророка, его деятельности, высказываний, отраженных в хадисах или Коране. Даже в настоящее время каждый правоверный обязан знать наизусть хотя бы часть Корана, а ученые Средневековья заучивали священную книгу в полном объеме.
   «Иноземные» науки считались вторичными, а их изучение приспосабливалось к обстоятельствам. Без знания истории невозможно понять жизнь Магомеда, математика помогала составлять точный календарь, со знанием географии легче очертить контуры подвластных земель. Одобренная Аллахом медицина почиталась как полезная наука, в задачу которой входил поиск лечебных средств, якобы уже созданных всевышним. Согласно исламу, Аллах вначале создает лекарство, а затем разрешает людям болеть.
   К началу X века в Арабском халифате сформировалась определенная система обучения. Среднее и высшее образование мусульмане получали в медресе, где программа допускала изучение Откровения и познание окружающего мира. Таким образом, медицина начиналась с религиозных догм, но постепенно переходила к светской философии и практическому врачеванию. На этом этапе разрешалось и даже вменялось постигать «иноземные» науки. Владение логикой античных мыслителей позволяло методично разбирать причины болезней, дабы не ошибиться в диагнозе и не прогневить Аллаха.
   Вследствие активной переработки античного наследия, прежде всего переводов рукописей, арабы способствовали смещению центра мировой науки с Запада на Восток. В конце первого тысячелетия учебные заведения существовали в Кордове, Дамаске, Багдаде, Каире, Самарканде, Бухаре. В каждом из этих городов имелись библиотеки, насчитывающие сотни тысяч томов. Багдадский эмир аль-Мамун основал грандиозный Дом мудрости, являвшийся одновременно книгохранилищем с читальным залом и местом для общения городских мудрецов. Здесь не ублажали тело, подобно римлянам, которые рассуждали о материи, нежась в клубах горячего пара. Восточные ученые приходили в библиотеки работать и заботились о душе, причем не только о своей. Они постигали науки, для того чтобы приложить знания на практике. Вероятно, поэтому в Средневековье только арабская медицина осуществляла свое истинное предназначение.
   Дворец мудрости по образцу багдадского был учрежден в Каире в 1005 году, по инициативе халифа аль-Хакима. На базе этого центра возник ученый союз под названием Общество просвещенных, ставший прообразом европейских академий наук. В то время как на Западе работало лишь два университета — в Болонье и Салерно, только в Кордовском халифате действовало около 70 домов мудрости, 17 медресе и множество частных библиотек. Багдадский врач Ибн аль-Талмит владел фармакопеей (библиотека по фармацевтике), считавшейся лучшей в мире. Из 20 тысяч имевшихся в собрании рукописей большинство аль-Талмит переписал лично. Более 10 тысяч томов находилось в библиотеке главного медика Дамаска, придворного врача Ибн аль-Мутрана.
   В лечении медики Арабского халифата отталкивались от понятия «мизадж», что значит «темперамент». При гармонии в организме тепла, холода, сухости и влажности мизадж нейтрален, следовательно, человек здоров. В случае его отклонения от нормы возникает болезнь, и задачей врача становится восстановление утраченной гармонии. Темперамент не считался явлением постоянным, он мог изменяться с возрастом или нарушаться под влиянием внешних факторов, например стресса или перемены погоды. Халифат стал местом появления аптек; первая была организована в Багдаде в 754 году. Распространение алхимии тоже относится к арабскому Востоку. Ученые Кордовы изобрели водяную баню, перегонный куб, разработали процесс фильтрования. В процессе изготовления лекарственных препаратов получили соляную кислоту, хлорную известь и спирт в виде порошка, имевший название al-kuhl — «алкоголь». В терапии арабы обращали внимание на соблюдение правильного режима, используя лекарства только в самых опасных случаях.
   Влияние византийских традиций на развитие больничного дела в халифате выражалось в похожей организации и принципах лечения. Основанные как заведения светские, первые больницы назывались персидским словом «бимаристан». Крупное лечебное учреждение действовало в Дамаске. По воле халифа аль-Валиде из рода Омейядов больница, открытая в 705 году предназначалась для прокаженных. Позже специализированные приюты начали принимать стариков, калек и умалишенных.
   Все лечебницы халифата, в том числе и общего типа, создавались на средства правителя города, находились у него под контролем и щедро финансировались, так как помощь несчастным считалась делом богоугодным. По византийскому образцу медиков обучали на месте. Слушатели врачебных школ, наряду с изучением теоретических основ, принимали участие во врачебных обходах, ходили к больным на дом. Арабским нововведением было культурное обслуживание пациентов: при больницах работали библиотеки.
   «Отцом больничного дела» можно с уверенностью назвать султана Ахмада ибн Тулуна (868–884 годы). Наместник Аббасидов в Египте прославился организацией благотворительных лечебниц, предназначенных только для бедных. Приказом султана врачи не имели права принимать солдат и придворных. Традиционно покои разделялись на две половины: мужскую и женскую, в палатах совместно находились пациенты с похожими заболеваниями. На содержание самой первой больницы отпускалось 60 тысяч динаров в год из личных средств Ахмада ибн Тулуна, а сам он посещал свое «детище» каждую пятницу (выходной день у мусульман). На благотворительных началах во дворце действовала аптека, где врач бесплатно отпускал лекарства всем желающим.
   Начиная с 1282 года жители Каира лечились в самой знаменитой больнице исламского мира — «Аль-Мансури», названной по имени ее создателя, халифа Аль-Малика аль-Мансур Калавуна. Задолго до этого события правитель (тогда еще принц) вылечился от колики в роскошной больнице Дамаска. Мастерство сирийских врачей произвело на владыку столь сильное впечатление, что он поклялся воздвигнуть нечто подобное на родине, как только получит власть. Каирская больница размещалась в личном дворце халифа и превосходила дамасскую по всем параметрам. Богатое убранство, просторные палаты, превосходный по тем временам инструментарий, а также лучшие медики снискали ей громкую славу. В первозданном виде «Аль-Мансури» действовала до 1915 года; сейчас в древнем дворце располагается офтальмологический центр.
   Такая сложная сфера медицины, как лечение болезней глаз, сформировалась на Востоке. Вплоть до XVII столетия методики врачей халифата оставались неизменными и применялись в Европе почти без оспаривания. Книга «Меморандум для окулистов», написанная в XI веке багдадским целителем Али ибн Исой, отмечена влиянием Галена. Первая часть трактата отведена описанию глаза, точнее, его внутреннего строения. Во второй указывалось на глазные болезни, ощущаемые органами чувств. Кроме того, автор подробно осветил заболевания, проходящие бессимптомно.
   Самым ранним из сохранившихся произведений арабских медиков является трактат «Альтерация глаза». Труд написал врач Хунайн ибн Исхак ал-Ибади (809–877 годы), предпочитавший специализацию по болезням глаз. Приблизительно в X веке работал еще один замечательный окулист, каирский врач Аммар ибн Али аль-Маусили. Эффективный метод удаления катаракты путем отсасывания хрусталика получил название «операция Ам-мара». Процедура производилась с помощью полой иглы, сконструированной автором метода.
   Абу Бакр Мухаммед бен Закария (865–925 годы) преуспел в лечении оспы. Энциклопедист и философ, рационалист и бунтарь остался в истории под именем Рази. Из 184 сочинений ученого сохранилось только 61. Главный труд — обширный свод медицинских знаний, по мнению специалистов, лишен систематизации. Славу Рази составил небольшой трактат, где имелось описание оспы и кори, а также указывалось на различия между этими болезнями. Здесь же был представлен способ оспопрививания. В антирелигиозном отношении интересна философская концепция медика, основанная на принципах неоплатонизма, то есть учения о пяти вечных началах. Философский трактат Рази послужил истоком памфлета «О трех обманщиках», благодаря которому автор получил известность как вольнодумец. В медицине арабский врач следовал методикам Гиппократа и считался хорошим клиницистом.
   Создание медицинских энциклопедий было продолжено Али ибн аль-Аббасом, персидским автором начала X века. Его труд «Царская книга» представлял собой обширный свод медицинских знаний того времени, но был написан и классифицирован намного лучше, чем энциклопедия Рази. Египетский еврей Исаак Бен Соломон Израэли (845–940 годы) создал книги о правильном питании, лекарственных средствах, описал клинику лихорадки и пытался установить ее природу.
   Персидский ученый-энциклопедист Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни (973 — 1048 годы) признавал суфизм, смеялся над суевериями, ненавидел астрологию, которой его принуждали заниматься владыки. Еще в юности Бируни увезли из родного Хорезма, заставив служить при дворе правителя персидского города Газни. Возможно, подневольное существование во дворце определило тягу к мистическому суфизму (от арабск. «суф» — «грубая шерстяная ткань»). Это течение ислама возникло в VIII веке, но окончательно оформилось только спустя 200 лет. Из названия можно понять, что сторонники одного из направлений мусульманства придерживались крайне сурового образа жизни, предпочитая забывать о теле и помнить о душе. Физически аскетизм выражался в ношении власяницы и беспрерывных молитвах, а духовно — в постепенном приближении к познанию бога и слиянию с ним посредством мистической любви.
   Бируни состоял в переписке с Авиценной. Писал книги на арабском и персидском языках; знал санскрит, греческий, сирийский и древнееврейский языки. Наиболее известной его работой является трактат «Памятники минувших поколений» (1000) и «Канон Масуда» (1030). Труд по истории Индии с длинным названием «Разъяснение принадлежащих индийцам учений, приемлемых рассудком или отвергаемых», представлял мысль о том, что долина Инда некогда являлась морским дном. Материал для этого сочинения был собран лично автором во время индийских походов султана Газневи.
   Открытием в гидрогеографии стало объяснение природы подземных источников. Придворный астролог Бируни впервые высказал идею движения Земли вокруг Солнца. Его заслугой в физике считается определение удельного веса камней и металлов.
   Единственной ошибкой арабского хирурга Авензоара из Севильи (1072–1162 годы) стал пресловутый «безоаровый камень». Сам автор подразумевал под этим понятием плотное отложение, образующееся из остатков пищи и несъедобных частиц в желудке некоторых жвачных животных, в частности коз. Приписав бесполезному комку «величайшие целебные свойства», он невольно выразил общую направленность средневековой медицины. В то же время Авензоар умел распознавать метастазы в желудке, первым применил питательную клизму и считался превосходным клиницистом. Его ученик Аверроэс (1126–1198 годы) не ограничился эмпирической медициной, овладев множеством других наук. Усердно занимаясь врачеванием, на досуге писал книги, особенно предпочитая философию. Взаимопроникновением медицины и философии отмечено творчество его ученика Маймонида (1135–1204 годы).
   Горькая судьба талантливого медика ознаменовала конец спокойного периода в арабском халифате. Врач отказался перейти из иудаизма в мусульманство, за что был изгнан из Кордовы. Занимая место придворного целителя халифа Салах-ад-Дина, он продолжал практиковать в Каире. Подобно Аверроэсу, Маймонид более известен как философ.
   Несмотря на запрет анатомирования, арабские ученые тайно вскрывали трупы и потому располагали значительными познаниями в физиологии. Хирургия долго сохраняла статус более низкий, чем лекарственная медицина, что одинаково распространялось на исламскую и христианскую части человечества.
   После Павла Эгинского самым выдающимся хирургом Средневековья считался Абуль-Касым Халаф ибн Аббас аз-Захрави (936 — 1013 годы). В латинском варианте его имя звучит как Абулькасис. Одна из сохранившихся книг медика из Кордовы имеет название «Удовлетворение». Вопреки наименованию вполне серьезное содержание труда составляют статьи о достижениях хирургии, не только предшественников, но и современных автору врачей. Ученый попытался поднять престиж врачевания: его трактат является одной из самых первых иллюстрированных книг по хирургии.
   В качестве дополнений Абуль-Касым предложил средство остановки кровотечения в ходе операции — прижигание ран раскаленным железом. Подробно описав способы грыжесечения и удаления камней мочевого пузыря, он не забыл глазные процедуры. Безусловно, автор «Удовлетворения» неоднократно принимал участие в военных кампаниях, поскольку в трактате много места отведено военно-полевой хирургии, в частности врачеванию переломов и вывихов.
   Рассматривая вопрос о зубоврачебной помощи, Абуль-Касым описал операцию удаления зуба с применением золотой нити. Глубокое и почти безошибочное сочинение по хирургии, в отличие от трудов античных авторов, прекрасно иллюстрировано. Рисунки позволяют представить ход операции и 150 инструментов, лично изобретенных и успешно применявшихся. Среди изображенных хирургических приспособлений имеется не только примитивный пинцет, но и множество разнообразных инструментов стоматолога.
    Прижигание ран больному проказой.
 
   Одним из немногих заблуждений Абуль-Касыма стала гипотеза о том, что воздух является основной причиной нагноения ран. Для их лечения он, подобно Гиппократу, использовал вино, но позже первым применил спирт. При лечении переломов Абуль-Касым рекомендовал застывающие белковые повязки или гипс. Практическая деятельность и философия арабского медика стали переходным этапом от Античности к Ренессансу. В XIII–XIV веке его труды были переведены на латинский, следовательно, получили признание мировой науки. По иронии судьбы араб Абуль-Касым являлся первым медиком, описавшим гемофилию.
   В отличие от Европы на мусульманском Востоке еще в Средневековье работали врачи-женщины. Их услугами пользовались во время военных походов, когда полевые больницы передвигались вместе с армией, оперативно размещаясь в крепостях или в палатках. Среди хирургов, видимо, женщин не было, но упоминалась окулист Зейнаб из племени Авд. Женские болезни успешно лечила сестра Аль-Хафида ибн Зухр, которая обучила искусству врачевания своих дочерей. Они стали единственными медиками, получившими разрешение лечить жен халифа аль-Мансура.
   Превалирование профилактической медицины органично вытекало из древних гигиенических традиций. Кроме того, исламское неприятие анатомирования не давало возможности врачам досконально изучить человеческий организм, что сильно затрудняло поиск причин заболеваний. В этих условиях оптимальным и мудрым решением являлось направление усилий на поддержание здоровья, в чем арабы немало преуспели. Основные правила гигиены и санитарного состояния жилища закреплены в Коране.
   Каждый мусульманин, не желавший прогневить бога, обязан быть чистым. Ежедневной пятикратной молитве (намазу), предшествовал обряд малого и большого очищения. В первом случае правоверный мыл руки, ноги и лицо; во втором — полностью омывал свое тело. В мечетях для этого строились специальные бассейны с проточной водой. Ритуал очищения особенно касался женщин, которых на Востоке считали нечистыми. К мужчинам Аллах был более снисходителен: при отсутствии воды им разрешалось смахнуть грязь песком. Молиться предписывалось только в чистой одежде, вдали от «грязных» мест таких, как кладбище, бойня или уборная. Согласно хадисам, гигиенические правила Корана заимствованы из традиций Древней Индии; жители этой страны, как известно, отличались большой чистоплотностью.

   После освобождения от арабского владычества государства Закавказья получили возможность самостоятельного развития. В области медицины довольно быстро сформировалась национальная школа, основанная на достижениях античных и арабских ученых. Начиная с XI века в крупнейших городах — Гладзоре, Ани, Санаине, Ахпате — возродились учебные заведения, где изучались естественные науки, еще не подверженные влиянию средневековой схоластики. Основание первых школ во многом связано с общим подъемом культуры народов Закавказья, в частности с изобретением национального алфавита в V веке. Особенно интенсивное возведение учебных заведений наблюдалось во времена существования независимых армянских княжеств Багратидов, Арцрунидов, Рубенидов-Гетумидов (X–XII века).
   В средневековой Армении центрами просвещения являлись монастыри; при обителях устраивались школы, а также комнаты для хранения рукописей. Населению предоставлялась возможность повышать культурный уровень при храмах, где занятия проходили в гавитах. Эти помещения служили одновременно усыпальницами знатных особ, местом проведения занятий и ареной политических споров. Одновременно в городах действовали чисто светские школы, учрежденные и финансируемые государством. В то время еще не имелось определенного типа учебных помещений, но здания школ возводились вопреки монастырской архитектуре.
    Гавит церкви Аменапркич в Санаине. 1184 год
 
    Главный зал дома Амазаспа в Ахпате
 
   Знаменитая Академия в Санаине носила имя основателя, известного ученого Григора Магистроса Пахлавуни. Занятия проходили в длинном сводчатом помещении, разделенном на множество ниш с каменными сиденьями, в которых располагались ученики. Школа в Ахпате, так называемый дом Амазаспа возводилась специально для слушания лекций. Скромностью убранства огромной залы и лаконичностью архитектурных форм оно напоминало эллинские сооружения подобного типа. С конца IX века книгохранилища размещались в отдельных зданиях. От школ они отличались богатой отделкой внутренних стен, оставаясь строгими снаружи. Поддерживая торговые и политические отношения с античными государствами, армяне переняли некоторые греческие традиции, в частности устройство бань и купален. Древнейшим санитарно-техническим сооружением Армении является дворцовая баня, обнаруженная на территории крепости Гарни. Цитадель, расположенная на берегу реки Азат, построенная в III–II веках до н. э., некогда служила летней резиденцией царей рода Аршакидов. Баня, устроенная на несколько столетий позже, представляла собой анфиладу комнат с ярко расписанными стенами. Во всех пяти помещениях имелось подпольное отопление, позволявшее регулировать температуру воздуха. Особый интерес представляет каменная мозаика пола раздевальни. Сюжет картины, окруженной плетеным орнаментом, заимствован из греческой мифологии. На светло-зеленом фоне моря изображены боги и фантастические существа: причудливой формы рыбы, нереиды, морские кентавры. Сказочный вид логично завершает надпись: «Потрудились, ничего не получив», вероятно, оставленная древними мастерами.
    Сохранившийся интерьер Академии
 
   Григора Магистроса Пахлавуни В Средние века армянские бани имели разнообразные функции. Они действовали в городах и небольших поселениях, предназначаясь для семейного отдыха и целевого пользования, что определяло их размеры и внутреннее устройство. Помимо омовения тела, здесь исцеляли недуги, встречались со знакомыми, играли в нарды и шахматы. Кроме того, бани являлись местом проведения сложного ритуала выбора жениха и невесты. В специальной комнате хард-бахнис («баня невесты») избранница проверялась на наличие физических недостатков. Впрочем, в помещении под названием песа-бахнис («баня жениха») то же самое происходило с будущим мужем. Князья устраивали купальни по греческому образцу. В банях строились бассейны, комнаты для пиров со знатными гостями, где в особо торжественных случаях выступали артисты.
    Книгохранилище в Санаине.
 
   1063 год Общественные бани имели, как правило, одно отделение, которым попеременно пользовались мужчины и женщины. Бани порознь посещали люди разных сословий; отдельно мылись епископы и рядовые монахи. Около тысячи лет назад бани в Армении оснащались системами холодного и горячего водоснабжения, канализацией, оборудовались вентиляцией и традиционным подпольным отоплением. Большинство городских бань Закавказья почти не отличалось по планировке. Согласно древней традиции, помещения располагались последовательно: раздевальня, купальня и топка с резервуаром для воды. В более комфортабельных заведениях устраивались дополнительные комнаты для раздевания и несколько купален.
    Напольная мозаика раздевальни дворцовой бани крепости Гарни. III век н. э.
 
   За три столетия пребывания под властью халифата народы Армении и Грузии сумели не только сохранить самобытность, но и переняли лучшие арабские традиции. Талантливые врачеватели Закавказья известны миру своим мастерством и новаторством. Продолжая традиции народной медицины и совершенствуя ее приемы, врачи Армении открыто пользовались оперативным лечением. Свободному развитию фармацевтики, анатомии, а особенно хирургии способствовало отсутствие запрета на вскрытия, как со стороны властей, так и церкви. Медики успешно лечили открытые и закрытые переломы. При составлении раздробленных костей и сшивании ран в открытых переломах использовали общую анестезию. На Западе кавказские целители славились успешным лечением грыжи, впервые установив, что причиной ее появления является физическое перенапряжение и травмы. Нововведением армянских врачей было дренирование, производившееся при вскрытии гнойников, взамен привычного тампонирования ран.
   Представитель средневековой медицины Мхитар Гераци рассматривал здоровье человека в связи со средой обитания. Подобно Гиппократу, врач из Киликийской Армении подходил к осмотру больного всесторонне, учитывая его конституцию, возраст, особенности местного климата, время года и даже местность, где расположен его дом. Выявление условий проживания пациента, не кажется странным, если учесть, что армянский врач всю жизнь исследовал лихорадку. Он делил болезнь на три формы: однодневную, длительную (изнурительную) и плесневую (гнилостную). Независимо от своих коллег высказывался о заразности некоторых видов лихорадки. Все исследования относительно этого заболевания изложены в знаменитом трактате «Утешение при лихорадках» (1184). Работа написана на простом армянском языке, что тогда представлялось весьма ценным так как было понятно не только врачом. Книга Гераци завоевала популярность во всех слоях армянского общества, оказав содействие широкому распространению медицинских знаний.
    Мхитар Гераци
 
   Армянский врач одним из первых заметил общие закономерности развития заболеваний у лиц одной профессии, например у кузнецов и стеклодувов. Через пять столетий эту мысль продолжил итальянский ученый Б. Рамаццини, дополнив идеи предшественника в работе «О болезнях ремесленников».
   Очевидно, что хирургия не была главной сферой приложения таланта Гераци. Другие его книги — такие, как «О драгоценных камнях и их лечебных свойствах», «О глазных болезнях», — содержат много оригинальных положений и мыслей, представляя опыт автора и обобщение античного наследия. Включая в свои сочинения работы греческих, арабских и персидских медиков, армянский врач никогда не опускался до компиляции. Критически рассматривая практику предшественников, избегая абстрактных суждений, не подкрепленных фактами, Мхитар Гераци показал себя ученым с рациональными взглядами и широкими возможностями. Об утраченных трудах по лекарствоведению, патологии, терапии можно судить только по упоминаниям в сохранившихся работах.
   Медики армянского происхождения пользовались немалым успехом во многих странах Востока. Так, в Кессарии трудился врач-теоретик Авасап (XVI век), представивший науке «Отменный лечебник кардинальных влаг». В Византии написал «Книгу о медицине» армянин Буниат (XVI–XVII века). Его соотечественник Асар (XVII век) известен как автор трактата «Книга о врачебном искусстве». Ревностный приверженец народных методов, истинный патриот Амирдовлат Амасиаци (XV век) написал трактаты с оригинальными названиями «Польза медицины» и «Ненужное для неучей». Кроме того, ему принадлежит сборник «Лекарствоведение».
   Целое поколение армянских придворных врачей Бахтишуа прославило родину, работая в Багдаде. Основатель династии Джурджус ибн Джибраил ибн Бахтишу в 765 году вылечил умиравшего халифа аль-Мансура, за что получил расположение правителя и должность в его свите. Высокий профессиональный авторитет позволил ему возглавить медицинскую школу в Гундишапуре. В течение многих лет старший Бахтишуа был главным медиком халифата, хотя оставался христианином. Придворными врачами служили его сын и внук Джибраил ибн Бахтишу.
   Особое место в истории средневековой медицины отведено искусному грузинскому хирургу Кананели. Являясь автором трехтомника «Несравненный карабадин», он описал способы лечения переломов с использованием шин для придания полного покоя больной конечности.
   Имея опыт военного медика, Кананели рекомендовал зашивать рубленые раны, присыпая их дезинфицирующим порошком собственного изобретения. При расширении вен на ногах советовал «иссечение пострадавших сосудов».
   Согласно традиции, грузинский врач прекрасно изучил работы греческих, индийских и арабских авторов. Столь же традиционно медики Закавказья не позволяли себе бессмысленного переписывания чужих трудов. «Несравненный карабадин» не повторял произведений предшественников ни по структуре, ни по содержанию.
   Кананели представил собственный опыт в хирургии, в сфере прогностики и постановки диагноза, в лечении внутренних болезней. Знаменитый грузинский хирург проявил изощренную наблюдательность, избрав оригинальный метод толкования симптомов. В книге подробно изложены сведения по анатомии, частной патологии, физиологии, биологии, эмбриологии, гинекологии, оперативному лечению. Не забыты общие принципы гигиены и диететики. В качестве хирурга Кананели отличался смелостью: производил вправление грыж, лечил ожоги мазями, пользовался трахеотомией при асфикции, решительно вскрывал абсцессы и флегмоны и даже пытался врачевать глаукому.
   С обретением самостоятельности народ Грузии возродил забытое больничное дело. Медицина в государстве издавна сосуществовала в трех видах: церковно-монастырская, народная и светская. Последняя была представлена обученными специалистами.
   Центром медицинской культуры являлся Кутаиси, в пригороде которого действовала Гелатская академия. В свое время это учебное заведение возглавлял философ Иоаннэ Петрице (XI–XII века). С академией связано имя Ходжи Копили (XIII век), автора «Книги медицинской», Зазы Панаскертели-Цицишвили (XV век), написавшего «Лечебную книгу», и Давида Батонишвили (XVI век), создателя философского трактата «Книга царя Давида».

   Латинское имя Авиценна (980 — 1037 годы) носил восточный мыслитель Абу Али аль-Хуссейн ибн Абдаллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина, прославившийся ученостью во всех средневековых науках. Творчество восточного философа занимает особое место в истории мировой культуры. Серьезный врач, математик, поэт получил признание еще при жизни, заслужив почетный титул «шейх-ар-раис» (наставник ученых). Его теории и практическая деятельность обогатили науку открытиями, предопределившими ее отделение от религии. Многочисленные сочинения Авиценны пользовались широкой известностью, хотя философский трактат «Книга исцеления» противоречил церковным догмам и был сожжен на центральной площади Багдада в 1160 году. Главное произведение его жизни, «Канон врачебной науки», более 30 раз издавался в латинском переводе. Европейский вариант этого труда 5 столетий служил учебником по медицине для студентов и молодых специалистов как Востока, так и Запада.
   Хусейн сын Абдаллаха появился на свет в селении Авшана, расположенном близ Бухары, но столицу мальчик увидел только в пять лет. При Саманидах отец Авиценны занимал почетную должность начальника сбора налогов, оттого семья не нуждалась в средствах. На рубеже тысячелетий Бухара являлась одним из самых цивилизованных городов Востока, что выражалось в наличии большого числа учебных заведений. Наряду с Кораном, в школах преподавали грамматику, стилистику, поэтику, арифметику и алгебру.
   Получив начальное образование под руководством отца, отличаясь исключительными способностями, к 10 годам Хусейн неплохо владел религиозной философией. В столь нежном возрасте он выучил наизусть Коран, освоил грамматику персидского и арабского языков, риторику, литературу, историю, пробовал сочинять стихи. Математику изучал у торговца Махмуда Массоха, логику и мусульманское право — у Исмаила Захида.
    Авиценна
 
   Точные науки начал изучать под руководством домашнего учителя Абу Абдаллаха ан-Натили. Вскоре воспитатель признал, что в логике, Евклидовой геометрии и астрономии Птолемея ученик намного его превзошел. Не надеясь получить новые знания от наставника, мальчик начал заниматься самостоятельно. Благодаря увлечению естественными науками он обратил внимание на медицину, которую осваивал в доме бухарского врача Абу Мансура Камари, совмещая теорию с практикой. Начиная с 17 лет Хусейн лечил домочадцев, соседей, не отказывая никому из тек, кто нуждался в лечении.
   Когда слава юного целителя вышла за пределы городских кварталов, его призвал эмир Нух ибн Мансур. Правитель Бухары уже много лет страдал неизвестной болезнью и думал что вскоре отойдет в мир иной. Однако Авиценна вылечил владыку, потратив на это всего несколько дней. Благодарный эмир щедро наградил спасителя, разрешив пользоваться дворцовой библиотекой, в те времена считавшейся самым богатым хранилищем книг на Ближнем Востоке. Результатом двухлетнего изучения древних рукописей стало великолепное знание логики, естественных наук, греческой медицины, философии и метафизики.
   В 999 году Бухара перешла во власть правителей рода Караханидов, а через 3 года скончался отец. Потеряв семью и покровителя, Авиценна не видел смысла оставаться на родине и вскоре покинул ее. В Хорезме 1010–1011 годов политическая обстановка была более спокойной, но государством правил безжалостный султан Гасни Махмуд. Не желая неприятностей в отношениях с властями, молодой ученый вновь пустился в странствие. Немного задержавшись в Хорасане, Авиценна избрал местом жительства Гурган — небольшое княжество на побережье Каспийского моря. Здесь он встретил Абу Убейда Джузджани, пожелавшего посвятить известному ученому свою жизнь. Став его сторонником, учеником, слугой и другом, юноша принял на себя обязанности биографа. Его перу принадлежит первое жизнеописание Авиценны, законченное временем пребывания в Хорасане.
   Благодаря старательности Абу Убейда Джузджани потомкам известны многие факты жизни и творчества его учителя. В Гургане Авиценна возобновил научную деятельность; начал работу над книгой и открыл врачебную практику. Именно здесь были написаны несколько книг его главного медицинского труда, позже получившего название «Канон врачебной науки». В 1014 году судьба вновь отправила ученого в дорогу. Покинув княжество вместе с учеником, Авиценна побывал в Рее, Казвине, прибыв в древний персидский город Хамадан.
   Служба при дворе эмира Шамс ад-Давла началась с должности личного медика, но скоро ее совместили с постом визиря. После смерти владыки за попытку перейти на службу к правителю Исфахана ученый четыре месяца провел в тюрьме. За 10 лет пребывания в Хамадане Авиценна создал множество произведений, в том числе несколько томов философской энциклопедии «Книги исцеления». Трактат был завершен в 1023 году уже в Исфахане, где он исполнял обязанности врача при дворе эмира Ала ад-Давла и спокойно прожил последние годы. Постоянные скитания, напряженная работа над книгами, бессонные ночи надломили здоровье ученого. По собственному свидетельству, его мучила колика, от которой он скончался, не достигнув 60 лет.
   Из 450 сочинений, упомянутых в биографиях, до нашего времени сохранилось только 240 книг по медицине, философии, логике, психологии. Рукой Авиценны написаны труды по естествознанию, астрономии, математике, химии, этике, языкознанию. Помимо «Книги исцеления», среди философских работ наиболее известны «Книга знания», «Книга спасения», «Указания и наставления». Сохранив наследие предшественников, восточный медик создал собственную философию, ставшую вершиной развития теоретической мысли. В ней отчетливо видна материалистическая тенденция, стремление противопоставить слепой вере истинно научные знания, основанные на опыте и логичных выводах. В сфере психологии его труды представляют связь отдельных форм психической деятельности человека с определенными частями головного мозга.
   Принято считать, что из всех областей знаний, которыми занимался Авиценна, наибольший вклад он внес в медицину. Если для истории медицины выдающимися достижениями являются новые идеи, значительно опережавшие свое время, то для людей наиболее существенными представляются открытия в практическом врачевании: диагностике, клинике, собственно во врачевании и гигиене.
   Гению Авиценны принадлежит попытка внедрения эмпирического метода в патологию и лекарствоведение, утверждение естественно-научной сути медицины: предположение о невидимых существах, вызывающих лихорадочные заболевания и способных распространяться через воздух, воду и почву. Более 30 медицинских сочинений Авиценны по содержанию условно разделены на следующие группы:
   — труды общего характера, в которых освещаются почти все области медицины, рассматриваются теоретические вопросы;
   — труды о конкретных болезнях и средства их лечения;
   — труды по лекарствоведению.
   Небольшие работы по лекарствоведению, например «О свойствах цикория», «О свойствах уксуса», объединяют разрозненный опыт прошлого и содержат авторские суждения, результаты личных наблюдений. В «Книге о лекарствах при сердечных болезнях» указано на благоприятные условия проверки их действия в больнице. Предлагается система испытания препаратов, состоящая из экспериментов на животных и своеобразного клинического испытания, то есть проверки действия на человеке. При этом автор мыслил наиболее надежным именно экспериментальный путь и предложил «условия, обеспечивающие чистоту опыта».
   Главным медицинским трудом Авиценны является знаменитый «Канон врачебной науки». Подлинно медицинская энциклопедия представляет все древние и современные автору знания, касающиеся профилактики и лечения заболеваний. «Канон» являлся самой известной медицинской книгой, созданной восточным ученым. На протяжении веков труд Авиценны был основным учебным пособием в университетах, оказав огромное влияние на уровень специальных знаний медиков средневековой Европы. В то время передовые деятели науки безрезультатно выступали против господства суеверий, резко отвергали астральные представления, высмеивали «целебные» им свойства драгоценных камней, заговоров, амулетов, противопоставляя рациональные средства диагностики, терапии и гигиены.
   Все же большинство медиков охотно применяло мистику, а иногда вовсе заменяло ею рациональное лечение. Эмиров и султанов врачевали с помощью магической цифрологии, предоставляя судьбу владык воле Аллаха. Придерживаясь взглядов Галена на физиологию, восточные коллеги Авиценны не занимались анатомией, без развития которой немыслимо построение рациональной патологии. В «Каноне» содержатся предостережения относительно опасности некоторых лекарств, указания на необходимость выявления их побочного действия, на наличие их взаимодействия в ту или иную сторону (усиления или ослабления) при совместном приеме.
   Автор связывал формирование рациональной фармацевтики с применением лекарственных препаратов, полученных химическим путем. Эту «безумную» идею поддерживали многие арабские врачи и философы, например Бируни, Джабир ибн Хайян, Рази. Впоследствии ее воплотили в жизнь алхимики средневековой Европы, а довели до логического завершения врачи Нового времени. Авиценна описал лекарственные травы, средства животного и минерального происхождения. В частности, с его именем связывается лечебное использование ртути, которая в пору его юности добывалась в окрестностях Бухары. Согласно «Канону», ртуть могла употребляться в лечении сифилиса, но с учетом побочного действия в виде ртутного стоматита.
   В Средние века «Канон врачебной науки» издавался чаще Библии. Так, в XII веке философ Герард Кремонский перевел бессмертный труд Авиценны с арабского на латинский язык. Спустя столетия в древнееврейском переводе «Канон» разошелся во множестве рукописей. После изобретения книгопечатания (XV век) он был в числе первых книг, выходивших из типографий. Только за последние годы XV века «Канон» Авиценны выдержал 16 изданий. До настоящего времени книга издавалась полностью около 40 раз. В течение 500 лет энциклопедия восточного мыслителя служила настольной книгой для врачей многих стран Азии и Европы.

   Появление первых больниц, как и развитие больничного дела в средневековой Европе, связано с монастырями. Обители возникли вследствие трудностей жизни египетских монахов-пустынников. Их родоначальник Антоний Великий (250–355 годы) в приступе религиозного фанатизма раздал все свое имущество и поселился в гробнице, а потом долго жил в пещере среди развалин, на берегу Нила. Пробыв около 20 лет в уединении, ушел еще дальше, обосновавшись на берегу Красного моря. Вокруг жилища отшельника постоянно толпились многочисленные подражатели.
   После смерти учителя новоявленные пустынники назвали себя анахоретами и сначала бродили в одиночестве. Тяготы жизни вынудили странников объединиться. Так в 320 году появился первый монастырь, называемый тогда киновией (от греч. kinovios — «общая жизнь»). Вскоре подобные заведения появились в Палестине, Сирии и других провинциях империи. Вдали от мирской суеты монахи смогли наладить образцовый быт, на досуге занимаясь делами духовными: читали, переписывали и переводили древние рукописи. В трудные для государства годы, во время войн, эпидемий, монастыри оставались оазисами мира и спокойствия. В Средние века европейские монастыри являлись крупными землевладельцами и походили на цитадели. Они способствовали распространению грамотности, книжного дела. В России крупные мужские монастыри назывались лаврами.
   Если в первые годы существования монастыри предоставляли кров и пищу редким странникам, но постепенно больных и калек стали принимать в специальных помещениях. Гостевые кельи исподволь преобразовались в приюты, прообразы будущих больниц. В Палестине они получили название ксенодохии (от греч. xenos — «гость», dochio — «сосуд»). Статус монастырских приютов утвердил известный церковный деятель, епископ Василий Кесарийский. Составленный им «Устав киновитских общин» распространялся на все европейские страны, в том числе и на Киевскую Русь.
   Отец Василий основал первую христианскую больницу, построенную в Кесарии в 370 году. Возведенная по типу небольшого города лечебница «Basilea» принимала 20–30 пациентов, причем больные расселялись по домикам в соответствии с типом заболевания. На территории кесарийской больницы находилась первая в Европе колония прокаженных. Примерно в то же время действовала крупная лечебница в Севастии, на западных землях Армении. Служители больницы не отказывали в помощи всем нуждающимся, принимая бродяг, городских нищих, иностранцев, калек и умирающих старцев.
    Странноприимный дом-госпиталь в Средиземноморье. Гравюра 1496 года
 
   Наиболее организованный лечебный комплекс работал в Константинополе, на территории монастыря Пантократора. Больница была учреждена в XII веке по желанию императора Иоанна II Комнина. Пациенты располагались в 5 отделениях, рассчитанных на 10 мест каждое. Многочисленный штат позволял обеспечить круглосуточный уход за роженицами, лежачими больными и принимать приходящих. Специалистов готовили на месте, обучая персонал в монастырской школе. Каждое стационарное отделение обслуживали два врача-хирурга и несколько помощников, работавших в две смены. Медики состояли на государственной службе, получая жалованье деньгами или продуктами. Кроме того, они имели льготы в виде бесплатного жилья и лошадей. Однако частное врачевание им запрещалось.
   В Западной Европе монастырские лечебницы, подобные палестинским, назывались «Божьи дома» и были открыты в Риме (420 год), Лионе (542 год), Париже (641 год); затем появились в Германии, Англии, Нидерландах. Как правило, больницы устраивались на пути следования паломников в Иерусалим. Лечение здесь непременно сопровождалось исповедью, молитвами и постом, то есть здоровье телесное обреталось одновременно со спасением души. Вместе с тем монахи не отказывались от применения лекарственных средств, таким образом накапливая определенный опыт врачевания.
   Помимо больниц монашеских, в Средневековье существовала другая форма клинического обслуживания, так называемые орденские госпитали. Духовно-рыцарские и монашеские ордена получили распространение в начале XI века. Их создавали для упрочения положения владений крестоносцев в Палестине. Первым из таких организаций стал орден госпитальеров (иоаннитов). Его основателем считается провансальский рыцарь Герард. Орден сформировался на основе странноприимного дома — госпиталя (от лат. hospitalis — «гостеприимный») в Иерусалиме. Вначале рыцари ордена занимались тем, что давали приют, пищу и уход заболевшим или раненым странникам, приезжавшим из Европы поклониться Гробу Господню. Второй госпиталь возник по инициативе французского короля Карла Великого, получив наименование в честь святой Марии Латинской и девиз — «поддерживать всех христиан, говорящих по-романски». В том же столетии госпитальеры построили странноприимные дома в городах, откуда чаще всего выходили паломники: в Мессине, в итальянском городе Барии, Марселе. В Константинополе начал действовать госпиталь Святого Симеона. Прибежища странников строились недалеко от гаваней, на перекрестках дорог, на центральных городских площадях. По идее Герарда, оказывая путникам необходимую помощь в «…слабости, болезнях и невежестве», монахи избавляли Палестину от скопления людей, что являлось профилактикой эпидемий.
   Госпитали утратили патриотический характер в 1070–1080 годах, когда итальянский торговец Панталеоне Мауро организовал в Антиохии и Иерусалиме приюты для своих соотечественников. После завоевания города крестоносцами этот дом присоединился к госпиталю Герарда, образовав огромный больничный комплекс. В конце XII века госпиталь обслуживал одновременно более 1500 больных; в нем имелось отделение для рожениц, приют для сирот. Благотворители поставляли в Иерусалимский дом одеяла, ткани, перевязочный материал, плащи, продукты.
   С переходом резиденции ордена иоаннитов на Мальту, в 1573 году большой странноприимный дом начал действовать в Ла-Валлетте. Братья ежегодно принимали около 4000 человек, оказывая помощь нищим, душевнобольным и калекам. Мальтийские медики считались пионерами в психиатрии, в анатомии и в разработке способов изоляции инфекционных больных. По традиции пациенты госпитальеров получали отменную пищу, питаясь намного лучше, чем сами братья. Кто-либо из обслуживающего персонала мог получить сытную еду только в случае болезни.

   В 1054 году верующие утратили единство, расколов христианскую церковь на два непримиримых лагеря. Основным направлением осталось ортодоксальное православие, возникшее еще в 395 году с разделением Римской империи на Западную и Восточную. Влияние этого вероисповедания испытывали европейские славяне и некоторые народы Ближнего Востока. Большинство жителей Западной Европы перешли в католицизм, возглавляемый папой Римским. Базирующаяся на Библии католическая идеология стала теоретической основой всех средневековых наук, среди которых медицина занимала не самое почетное место.
   В XII–XIII веках европейские врачи находились под влиянием личности Фомы Аквинского (1225–1274 годы) и его учения, признанного удачной попыткой систематизации христианских взглядов. Известный богослов, еще при жизни прозванный «князем наук», прославился в качестве основателя схоластики (от греч. scholastikos — «школьный, ученый») — религиозной философии, причудливо сочетавшей в себе теологию и рационализм. Единственная задача сторонников Фомы Аквинского четко сформулирована в его знаменитом трактате «Сумма теологии»: «Для спасения человеческого необходимо, чтобы сверх философских дисциплин, которые основываются на человеческом разуме, существовала некоторая наука, основанная на Божественном откровении; это необходимо потому, что человек соотнесен с Богом как с некоторой своей целью. Между тем эта цель не поддается постижению разума. Отсюда следует, что человеку необходимо для своего спасения нечто такое, что ускользает от его разума, через Божественное откровение…»
   Согласно схоластической доктрине, «дисциплинами, основанными на человеческом разуме», являлись теории Платона, Аристотеля и других античных авторов, не противоречивших христианскому учению. В медицине такими авторитетами были Гиппократ, Гален, Авиценна. Таким образом, средневековые медики заимствовали методы лечения у предков, но лишь те, которые подтверждались «Божественным откровением».
    Фома Аквинский. Фреска Андреа Бонаюто
 
   Философия Фомы Аквинского не отрицала целесообразности, присущей «предметам, лишенным разума, каковы природные тела. Их действия в большинстве случаев направлены к наилучшему исходу. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем богом».
   Медики-схоласты пользовались трудами Гиппократа и Галена, ссылаясь на ошибочные, умозрительные представления о процессах, происходящих в человеческом организме. Все сочинения предшественников предварительно проходили церковную цензуру, потому наиболее ценные практические сведения отбрасывались как противоречащие католическим догмам. В то же время идеалистические представления гармонично примкнули к богословию и были возведены в ранг аксиомы. Понятие пневмы (от. греч. pneuma — «дыхание, дух»), чрезвычайно популярное в древнегреческой медицине и философии, у стоика Сенеки отождествлялось с жизненной силой, неким космическим дыханием, а в христианстве так называли Святой Дух, то есть третье лицо Троицы. Антропологические идеи Платона и телеология Аристотеля нашли продолжение у Галена, также убежденного в том, что все земные «целесообразности» устанавливаются Богом или являются внутренними причинами природы. Знаменитый медик видел пневму в различных видах: «душевная» находилась в мозге, «жизненная» обитала в сердце, а «естественная» наполняла печень. Все жизненные процессы, по Галену, являлись следствием преобразований пневмы, образующей «душевную силу» посредством нервов, «натуральную силу» через печень или «пульсирующую силу» через пульс. К сожалению, тщательно собранный и продуманный опытный материал римский врач трактовал с позиций мистики, чем не замедлила воспользоваться средневековая церковь, положившая его идеализм в основу схоластической медицины.
   Время от времени возникали единичные попытки оспорить неверные положения, но они резко пресекались духовенством. Примером противодействия науки и церкви служит судьба монаха-францисканца Роджера Бэкона (1214–1292 годы). Английского философа и естествоиспытателя, добившегося звания профессора Оксфордского университета, в народе называли удивительным доктором. Будучи ярым противником схоластики, он придавал большое значение эксперименту как следствию внутреннего «озарения». «Не надо прибегать к магическим иллюзиям, когда сил науки достаточно, чтобы произвести действие», — говорил ученый, оставивший потомкам трактаты «Большой труд», «Могущество алхимии» и «Зеркало алхимии».
   Наряду с математикой, механикой, оптикой и астрономией, Бэкон занимался алхимией, предвосхитив многие научные открытия. Ученый монах впервые разделил известные химические знания на теорию и практику; определил предмет изучения алхимии — природа почвы, растений, животных, а также вел поиск новых медицинских препаратов. Приобщение к материальному миру для Бэкона закончилось судом инквизиции, что было традиционно в условиях средневекового фанатизма. Ученого обвинили в ереси и осудили на пожизненное заключение. Однако через 25 лет он вышел из темницы тяжелобольным, немощным старцем. Пристрастием к материализму отличался известный алхимик X века Одо из Мена-на-Лауре, описавший целебные свойства трав в виде поэмы.
   Не менее лирично, но уже в прозе представлены особенности ядовитых веществ в работе врача Арнальдо из Виллановы (1235–1311 годы). Имея славу изобретателя спиртового настоя трав, опытного фармацевта, алхимика, степень магистра, звание профессора в Монпелье и репутацию большого шутника, он поместил рекомендации по женским болезням в книгу «О ядах», поскольку считал, что женщины ядовитые создания.
   Несправедливое унижение медицины, величайшего из искусств, доступных человеку, с особой силой сказалось на хирургии. Даже в образованной Античности ее роль была не столь высока, но раннее Средневековье стало самым тяжелым периодом для развития этой сложной медицинской дисциплины. Отдельные труды хирургов того времени не представляли особой ценности в силу своей компилятивности.
   Неоригинальные, с философским уклоном работы касались преимущественно врачевания поверхностных ран, порезов, кровоподтеков, выходили небольшие наставления по кровопусканию. Европейская хирургия формировалась по типу ремесленной деятельности. Оперативным лечением занимались лица, получившие индивидуальную подготовку и не имевшие права на университетское образование. Им предписывалось производить операции, оговоренные в документах, выдаваемых на право практики. Так, им запрещалось «переступать границы своего ремесла», то есть исцелять внутренние болезни, делать клизмы, выписывать рецепты. Талантливые хирурги-практики не допускались в корпорации медиков, составляя собственный цех.
    Доктора-схоласты. Копия карикатуры Оноре Домье
 
   Участь средневековой хирургии решилась на четвертом Латеранском соборе, созванном в 1215 году. Волей Папы Римского врачам-монахам запрещалось «резать плоть» согласно христианскому догмату, возбранявшему пролитие крови. Хирургию отделили от остальной медицины и передали цеху цирюльников. Спустя 300 лет после этого события цеховые хирурги Англии получили разрешение объединиться с цехом брадобреев в виде «привилегии».
   Образованные французские медики составляли корпорацию при Парижском университете, ревностно оберегая свои интересы от коллег-хирургов, объединившихся в «Братство Святого Косьмы». Между представителями одной профессии шла постоянная борьба. Официально признанные врачи проповедовали духовное лечение, выражавшееся в словесных дебатах под постелью больного. Не желая познавать физиологические процессы, они слепо заучивали древние тексты, отбрасывая за ненадобностью богатый клинический опыт предшественников. Спустя несколько столетий немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гёте описывал схоластическую медицину с большой долей сарказма:

 
Из голых слов, ярясь и споря,
Возводят здания теорий.
Словами вера лишь жива.
Как можно отрицать слова?
Словами диспуты ведутся,
Из слов системы создаются,
Словам должны мы доверять,
В словах нельзя ни йоты изменять…
 

   В противоположность схоластике хирургия требовала эмпирических знаний и реального лечения. «Цирюльники» спасали людям жизнь, устраняя последствия переломов, тяжелых травм; умели делать трепанацию, участвовали в военных походах. В XIV–XV веках постепенно произошло внутрицеховое расслоение, разделившее хирургов по уровню профессионализма. Самое почетное положение занимали «длиннополые», получившие прозвище благодаря специальному костюму. Длинное платье обязывало врача владеть техникой исполнения сложных операций, — таких, как ампутация, грыжесечение или дробление камней в мочевом пузыре. Немного ниже по рангу стояли «короткополые» (цирюльники), которым поручалась малая хирургия: удаление зубов, лечение небольших ран, кровопускание. Последней категорией были банщики, умевшие выполнять простейшие процедуры, например избавлять пациента от мозолей или бородавок.
   Из цеха цирюльников вышли многие знаменитые хирурги; одним из них был придворный врач Томас Викер (XV–XVI века). Много лет занимая должность главного хирурга центральной лондонской больницы, создав первый английский учебник «Анатомия человеческого тела», официально он не считался медиком, сохраняя принадлежность к ремесленному цеху. Однако даже лишенные славы, богатства и ученых степеней приверженцы оперативного лечения активно продвигали медицину в сторону рационализма. В то время, когда Викер работал в Британии, во Франции резал, зашивал и протезировал великий Амбруаз Паре, которого справедливо называют основоположником современной хирургии. Профессиональный круг французов-врачей выделился в XIII столетии, когда ремесленную хирургию прославили Бруно де Лонгобурго, Мондевиль, Гюи де Шолиак.
   Первым применив крепкое вино в качестве антисептика, Мондевиль высказал мысль о необходимости зашивать раны, дабы избежать соприкосновения поврежденной поверхности с воздухом. Бруно де Лонгобурго (около 1250 года) принадлежит фраза «prima et secunda intentio», касавшаяся первичного и вторичного заживления ран. Политые спиртными напитками раны пациентов итальянца Мондино де Луцци не воспалялись, заживая без осложнений.
   Самым признанным хирургом своего времени являлся француз Гюи де Шолиак (1300–1368 годы), органично сочетавший в своей практике опыт предшественников и стремление к новаторству. Шолиаку принадлежит авторство и первое применение многих хирургических инструментов, в частности акушерского зеркала. Будучи всесторонне образованным человеком, он справедливо считал анатомию основой не только хирургии, но и всей медицины. Его компилятивное сочинение «Обозрение хирургического искусства медицины», созданное в виде хирургической энциклопедии, до XVII века оставалось одним из самых популярных учебников. В соответствии с собственной методикой Шолиак первым начал проводить лечение перелома бедра с помощью вытяжения; использовал шов скорняка в желудочно-кишечных операциях; делал кесарево сечение в случае смерти матери и жизнеспособности плода.
   В то время оперативное лечение проводилось без наркоза, и больные испытывали невыносимые мучения. Гюи де Шолиак одним из первых среди коллег пытался применять местное обезболивание, употребляя для этого губку, пропитанную смесью опия, сока паслена, белены, мандрагоры, болиголова и латука. В качестве общей анестезии доктор предлагал больному вдыхать испарения соков перечисленных растений. Профессор Гунтер из Андернаха (1487–1574 годы), работавший на медицинском факультете Парижского университета, перевел несколько трудов Галена по анатомии. Именно он ввел понятия «физиология» и «патология».
    Визит к больному. Джованни дель Робиа. Фриз, 1525 год
 
   Весьма уважал анатомию французский «цирюльник» Жак Дюбуа (1478–1555 годы). Одним из первых начав вскрытия человеческих трупов с диагностической и научной целью, он заслуженно носил звание профессора медицины Парижского университета и латинское имя Якобус Сильвиус. Подобно своим коллегам, доктор преклонялся перед авторитетом Галена, позже вступив в борьбу со своим учеником Андреасом Везалием, отвергавшим учение знаменитого римского врача.
   Сильвиус родился в пригороде французского города Амьена и воспитывался в бедной семье среди 15 братьев и сестер. С помощью брата выучил латинский, греческий и арабский языки. Рано обнаружив склонность к медицине, поступил на медицинский факультет Парижского университета, сразу начав специализироваться в анатомии. Несмотря на глубокие знания и популярность в качестве преподавателя, он приобрел профессорское звание лишь в 1531 году, будучи уже пожилым человеком. Лекции Сильвиуса пользовались успехом не только у студентов, но и коллег; однако труды поклонников не нашли. Столетие спустя его имя получило известность благодаря сочинениям голландского анатома Франсуа де Бое, частично описавшего полушария головного мозга и присвоившего некоторым частям название «сильвиевы».
   В то время практические занятия по анатомии вели демонстраторы-цирюльники. Процедура вскрытия трупа в Парижском университете не предусматривала наглядного изучения костей. При показе мышечной ткани ограничивались несколькими мышцами живота, причем препарированными беспорядочно и небрежно. Студентам иногда удавалось ассистировать демонстраторам в расчленении трупов, и лучше всех с этим справлялся Везалий, ученик Сильвиуса. Вскоре воспитанник превзошел учителя в искусстве препарирования настолько, что осмелился возражать Галену, заявив об идентичности понятий «нижняя челюсть человека» и «непарная кость».
    Урок анатомирования в школе цирюльников XVI века
 
   Слишком явные успехи ученика послужили поводом многочисленных конфликтов, но Сильвиус не изменил взглядов, как случилось с его коллегой Видео Видием, который безоговорочно принял новую анатомию. Труды известного парижского анатома Шарля Этьена (1504–1564 годы), часто работавшего совместно с Сильвиусом, успешно конкурировали с трактатами Везалия, хотя уступали им по некоторым статьям. Например, в книге «О рассечении частей тела человека» описаны клапаны вен, семенные пузырьки, подпаутинное пространство и симпатический ствол, независимость которого убедительно доказана на примерах. Видимо, Шарль Этьен был слишком хорошим ученым: в 1564 году он предстал перед судом инквизиции и остаток жизни провел в темнице.
   Начиная с середины XVI века жителям Европы пришлось физически испытать влияние идей богослова Кальвина (1509–1564 годы). Время диктата упрощенной формы протестантизма вошло в историю под названием Реформация. Отличаясь крайней религиозной нетерпимостью, в 1541 году Кальвин стал фактическим диктатором Женевы, превратив ее в центр религиозного фанатизма. Городской совет столицы Швейцарии одобрил «Церковные установления», подразумевавшие религиозное воспитание всех женевских верующих, особенно детей. Были приняты строгие правила в целях укрепления морали, вызывавшие недовольство горожан бессмысленной регламентацией, например законами, запрещавшими танцы и громкий смех. За нарушение правил следовали различные меры наказания, вплоть до изгнания из города или смертной казни. По указанию Кальвина к сожжению приговаривались лучшие ученые того времени, среди которых первым казненным за инакомыслие был испанский мыслитель и врач Мигель Сервет (1511–1553 годы). С его именем связано движение антитринитариев, как называли активных противников основного догмата христианства — учения о Святой Троице.
   Приехав во Францию из Арагона, молодой испанский богослов изучил право в Тулузском университете, а потом некоторое время служил секретарем духовника Карла V. После смерти святого отца Мигель недолго жил в Базеле и Страсбурге, где познакомился с немецкими гуманистами, убедившими испанца в ложности догмата Троицы. В 1531 году Сервет опубликовал трактат «Об ошибках троичности», затем сочинение «Две книги диалогов о Троице», вызвав возмущение в равной мере католического и протестантского духовенства.
   Гонения вынудили дерзкого писателя скрываться под вымышленным именем. Называясь Михаилом Вилланованусом и Мишелем Вильневым, он обосновался сначала в Лионе, а затем уехал в Париж. В 1535–1538 годах изучал медицину в столичном университете. Однако вскоре испанский врач покинул город, вызвав недовольство профессоров университета астрологическими исследованиями. После скитаний по городам Франции, в 1540 году Сервет получил приглашение занять место личного медика архиепископа Пьера Пальмье из Вьенна. В это время он вел переписку с Кальвином, но полное несогласие в религиозных взглядах привело к тому, что бывшие соратники стали злейшими врагами.
   Помимо смелых высказываний в письмах, реформатор имел возможность ознакомиться с книгой «Восстановление христианства» (1553), подписанной инициалами M. S. V., что позже позволило инквизиторам установить авторство Сервета. Несмотря на анонимность публикации, Кальвин узнал почерк испанца, откровенно изложившего антитринитарную теорию. Анализируя общепринятое и собственное понятия души, автор попытался дать представление о крови, впервые среди европейских медиков описав малый круг кровообращения: «…кровь, выходя от сердца, совершает длинный и удивительный путь вокруг всего тела». Книгу признали ересью; весь тираж уничтожили, а Сервет предстал перед судом. Неудачный побег только усугубил положение узника: после недолгого разбирательства автора «Восстановления христианства» приговорили к публичному сожжению.
   При жизни Сервета не могли понять ни католики, ни протестанты. Утверждая ложность понимания христианства представителями обеих концессий, медик заявил о своем несогласии с православным обрядом крещения, особенно крещения младенцев, считая приобщение к церкви прерогативой Бога. Христос в книге назывался Сыном Божьим. Создатель «един и непознаваем, но открывается человеку в слове и духе». Еще более резко автор критиковал католицизм, именуя римскую церковь содомской блудницей, представляя умерщвление плоти и добрые дела путем к спасению более надежным, чем вера.
   Сервет прославился только после смерти, оставшись в истории жертвой религиозного фанатизма. Гибель испанского медика положила начало многовековому спору о свободе вероисповедания. Первым откликом на «Восстановление христианства» был трактат итальянского гуманиста Себастьяна Кастеллио «О еретиках». Позже философ Вольтер написал в трактате «Опыт о нравах», что гибель Сервета произвела на него впечатление большее, чем все костры инквизиции.
   Пока хирургия оставалась в руках брадобреев, пока не признавалась анестезия, а нагноение считалось необходимым для заживления ран, в этой области врачевания не могло быть существенного прогресса. Однако некоторые операции внесли значительный вклад в историю оперативной медицины. Пьер Франко впервые осуществил надлобковую цистотомию, проще называемую вскрытием мочевого пузыря. Доктор Фабриций Гильдан блестяще проводил ампутации бедра. Гаспаро Тальякоцци, несмотря на противодействие церкви, не раз проводил пластические операции, восстанавливая форму носа у больных сифилисом.
   Знаменитый своими многочисленными открытиями в области анатомии и эмбриологии итальянский врач Джероламо Фабриций из Аквапенденте (1537–1619 годы) обобщил хирургические знания своего времени в двухтомном труде, изданном уже в 1617 году. Профессор из Падуи прославился своей щедростью: на деньги, собранные за многие годы его врачебной практики, был построен знаменитый анатомический театр. Уникальное в то время сооружение составило славу Падуанского университета, а медики Европы получили возможность открыто и комфортно проводить вскрытия.
   Противоестественное разделение медицины стало характерной чертой развития этой науки в эпоху Средневековья. Подобного не знали античные врачеватели и не узнают потомки схоластов и «цирюльников». В условиях запрета на специальное образование хирурги создавали школы при корпорациях, а затем начали открывать хирургические школы, сразу заслужившие уважение вследствие превосходной практической подготовки медиков. Первая Хирургическая академия была основана только в 1731 году при Парижском университете, но на такую дерзость потребовалась инициатива короля. Через два года после открытия прогрессивное учебное заведение получило статус медицинского факультета. Во время Французской революции, уже в качестве консервативного, университет в Париже прекратил существование, но Хирургическая академия продолжала действовать, став основой медицинских школ Нового времени.

   Одно из первых высших учебных заведений медицинского профиля появилось в итальянском городе Салерно, недалеко от Неаполя. Основанная приблизительно в IX веке врачебная школа считалась наиболее организованной и «просвещенной». В X–XIII столетиях ее продолжали называть «городом Гиппократа», даже после учреждения здесь школ юристов и философов. В стенах Салернской школы несколько лет провел бенедиктинский монах, врач и переводчик Константин Африканский (1010–1087 годы). Благодаря его трудам Европа узнала работы античных авторов, как известно, долго существовавшие в арабском варианте. Возвращение на Запад полузабытого греко-римского наследия, изучение трудов Гиппократа, Галена, Авиценны, Маймонида, Ибн Аббаса позволило выработать чисто светский метод преподавания, позже прочно укоренившийся в других университетах Европы.
   Безымянный немецкий поэт XII века посвятил Alma mater небольшое стихотворение. Несколько восторженных строк, безусловно, выражали чувства всех европейских медиков, стремившихся в Италию, для того чтобы получить самые полные медицинские знания:

 
Каждый согласен: по праву Салерно — бессмертная слава.
Целого света стеченье туда, чтоб найти исцеленье.
Я полагаю, что верно учение школы Салерно.
 

   Методика преподавания в Салерно включала в себя рациональные греческие, латинские, арабские и еврейские системы, категорически исключая схоластику. Курс обучения предусматривал 5 лет теоретической подготовки и обязательную клиническую практику в течение года. Выпускники получали степень магистра (от лат. magister — «начальник») или доктора. Вероятно, именно здесь появилась традиция использования термина «доктор» (от лат. doctor — «учитель») в значении «врач». По указу императора Фридриха II с 1240 года только диплом медицинской школы Салерно давал право итальянскому медику самостоятельно заниматься частной практикой. Тогда же были установлены правила, запрещавшие владение аптекой, приготовление и торговлю лекарственными препаратами без санкции государственного инспектора.
   В Салернской школе получили образование многие знаменитые врачи. Женщинам также разрешалось учиться, но неизвестен характер их подготовки. Вероятно, дамы специализировались в акушерстве, покидая школу профессиональными сиделками или повитухами. Хирургию Салерно много лет представлял доктор Роджери; его лекции послужили практическим руководством для врачей многих поколений. Имея наиболее прогрессивные взгляды на лечение, преподаватели Салерно все же не избежали ошибок.
   Старые медицинские теории и методы лечения не тотчас уступили место истинно научной медицине. Догматический подход слишком глубоко укоренился в медицине, определяя терапию вплоть до эпохи Возрождения. Прогрессом стали оригинальные греческие тексты, заменившие искаженные и неточные переводы схоластов. Однако в естественных дисциплинах — таких, как физиология и анатомия, составляющих основу научного подхода к врачеванию, — наставники Салерно были истинными представителями своего времени. Например, процесс нагноения рассматривался здесь как часть естественного процесса заживления ран. Впрочем, учитывая уровень средневековой медицины, такое отношение являлось вполне новаторским. Знаменитый хирург Гюи де Шолиак применял вытяжение при переломах, одновременно приняв салернскую теорию гноя, рекомендуя масло скорпиона в качестве мочегонного средства для лечения… венерических заболеваний.
   Первый из созданных в Италии учебников по анатомии основывался на внутреннем строении свиньи. Лучшим медицинским сочинением школы считался небольшой справочник в стихах «Салернский кодекс здоровья» («Regimen Sanitatis»), составленный Арнальдо из Виллановы. Книга стала самым популярным учебником в средневековых университетах. Впервые опубликованная в 1480 году, она переводилась на многие европейские языки и переиздавалась около 300 раз.
   Арнальдо изложил в кодексе рекомендации о диетике и профилактике болезней, а также привел известные сведения о строении человеческого тела, описав кости, зубы и кровеносную систему. Самым ярким описанием стали представления о четырех темпераментах, к тому времени уже знакомые большинству медиков. Относительно сангвиника автор выразился следующим образом:

 
Каждый сангвиник всегда весельчак и шутник по натуре,
Падкий до всякой молвы и внимать неустанно готовый.
Вакх и Венера — услада ему, и еда, и веселье;
С ними он радости полон, и речь его сладостно льется.
Склонностью он обладает к наукам любым и способен,
Чтоб ни случилось, — но он не легко распаляется гневом.
Влюбчивый, щедрый, веселый, смеющийся, румянолицый,
Любящий песни, мясистый, поистине смелый и добрый.
 

   Начиная с XIV века врачебная школа Салерно постепенно утрачивала былой авторитет, уступая место другим медицинским учебным заведениям. Формирование университетской системы началось еще в середине XIII столетия и было связано с ростом городов, развитием ремесел, политическим переустройством государств Западной Европы. В период раннего Средневековья союзы представителей одной профессии назывались латинским словом «universitas», что означало «общность». Впоследствии так стали именоваться общности преподавателей и воспитанников школ, определив термин «университет».
   Статус университета первой получила юридическая школа в Болонье (1158), затем подобное правовое положение утвердилось за английскими школами в Оксфорде и Кембридже (1209). Следующим стали учебные высшие заведения в Париже (1215), испанском городе Саламанке (1218), Падуе (1222), Неаполе (1224), во французском Монпелье (1289), в Лиссабоне (1290), Праге (1348), Кракове (1364), Вене (1365). Последними статус университета обрели средневековые немецкие школы в Гейдельберге (1386), Кёльне (1388) и Лейпциге (1409).
   Ранние университеты состояли из трех основных и одного подготовительного факультетов. Термин «факультет» (от лат. facultas — «способность») сначала применялся только в Парижском университете. Основатель этого заведения, Папа Римский Григорий IX, решил таким образом различать специальности. Обязательное образование заключалось в освоении специальных дисциплин, утвержденных для каждого из факультетов: богословия, медицины или права. Для того чтобы по окончании университета получить степень магистра (доктора), студенту вменялось проштудировать общие науки, изучаемые на подготовительном (артистическом) факультете. По аналогии с византийской методикой преподавания слушателям предлагались 7 свободных искусств. Далее шла программа «Trivium», включавшая в себя грамматику, диалектику и риторику. Заключительный курс «Quadrivium» состоял в постижении математики, геометрии, астрологии, теории музыки. Усвоившие артистические науки и успешно выдержавшие экзамены получали право именоваться магистрами искусств и продолжали учиться по избранной специальности.
   Привычное сегодня слово «студент» произошло от латинского термина «studere» — «учиться». Средневековые университеты были многонациональными образовательными учреждениями с довольно мягкими условиями. Здесь не ограничивался срок обучения, не предписывался возраст и начальная подготовка. Оттого учились обычно зрелые люди, часто опытные врачи или лица, занимавшие высокое положение в обществе. К Средневековью не подходит современное выражение «сидели за партой», так как студенты размещались на скамьях вдоль стен просторного зала и внимательно слушали лектора, восседающего на высоком кресле. Количество студентов одной специальности редко превышало 10 человек, но по качественному составу можно было судить о престиже высших школ того времени: лекции посещали архидьяконы, прелаты, знатные феодалы.
   Средневековым студентам приходилось рассчитывать только на свою память. Постижение наук предусматривало слушание и запоминание лекций на латыни, потому как книги считались роскошью. До появления книгопечатания в XV веке тексты записывались на листах пергамента. Переписчики из монастырей трудились над каждым фолиантом по нескольку лет, поэтому книги стоили очень дорого. Наиболее ценные рукописи хранились рядом с кафедрой, намертво прикрепленные к ней цепями. Известно, что в XV веке медицинский факультет знаменитого Парижского университета владел всего 12 книгами. Вероятно, в других учебных заведениях их было еще меньше.
   В терминологии старинных учебных заведений можно встретить множество современных слов. Например, деканом (от лат. decanus — «десять») вначале именовался студент, своеобразно исполнявший роль старосты группы. От первых университетов осталась традиция называть главу высшей школы ректором (от лат. rector — «управитель»). Однако в Средневековье почетные должности декана и ректора занимали особы, имевшие высокий духовный сан.
   Университеты финансировались учредителями, в качестве которых выступали монархи или церковные власти. История слова «профессор» (от лат. professor — «знаток, публично объявленный преподавателем») уходит корнями в Древний Рим. Первым обладателем профессорского звания был риторик Квинтилиан, удивлявший сограждан своим красноречием в начале новой эры.
    Врач и фармацевт Гравюра на дереве. 1489 год
 
   Религиозная мораль, осуждавшая «пролитие крови», обрекала студентов и преподавателей на теоретическое обучение. Вскрытие человеческих трупов, ставшее обычной практикой в Новое время, до XV–XVI веков производилось с особого распоряжения городских властей. Волей правителя Лангедока герцога Анжуйского в 1376 году университет Монпелье получил разрешение забирать тело казненного преступника один раз в год. Анатомы Салерно испытывали более значительные трудности: им выдавался только один труп на пять лет. В Парижском университете строго запрещались хирургические операции и клинические обследования. Магистр Мондино де Луцци (1275–1326 годы) из Болоньи за много лет преподавания произвел вскрытие всего двух трупов и все же сумел написать замечательный учебник по анатомии.
   Относительно клинической медицины самым прогрессивным считался университет в Монпелье. Здесь программой предусматривалась лечебная практика, проходившая в загородной больнице. Если в начале XIII века студенты учились, посещая операции профессоров, то с 1240 года была введена обязательная полугодовая практика вне стен Alma mater. В 1309 году период клинической стажировки увеличился до 8 месяцев. В других университетах хирургия не преподавалась и даже не входила в число медицинских дисциплин.

   В эпоху Средневековья самые ужасающие бедствия казались ничтожными по сравнению с массовыми инфекционными заболеваниями, уносившими больше жизней, чем война или голод. Только в XIV веке от колоссальной эпидемии чумы скончалось около трети жителей Европы. История человечества насчитывает три пандемии бубонной чумы (от греч. bubon — «опухоль в паху»), одной из которых была «чума Юстиниана». В 542 году болезнь появилась в Египте, откуда распространилась вдоль северного берега Африки и в Западной Азии. Из Сирии, Аравии, Персии и Малой Азии эпидемия перекинулась на Константинополь, быстро приняла опустошительный характер и не оставляла город в течение нескольких лет. От болезни ежедневно умирало 5 — 10 тысяч человек; бегство только способствовало распространению инфекции. В 543 году вспышки чумы отмечены в Италии, Галии, в селениях левого берега Рейна, а в 558 году «черная смерть» вернулась в Константинополь. Впоследствии чума появлялась регулярно, почти каждое десятилетие, нанося огромный ущерб европейским государствам.
    Эпидемия чумы в средневековом городе
 
   Помимо бубонной формы, характеризовавшейся появлением на теле темных опухолей, наблюдались другие формы этой болезни, например легочная или молниеносная, при которой отсутствовала симптоматика и смерть настигала, казалось, здорового человека. По старинным гравюрам можно составить мнение о масштабах трагедии, вызванной полным бессилием медиков перед смертельной инфекцией. Опустошительное действие чумы ярко выражено в строках поэмы А. Пушкина «Пир во время чумы»:

 
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое стоит,
Тихо все, одно кладбище
Не пустеет, не молчит.
Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Успокоить души их!
Поминутно места надо
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой!
 

   Люди погибали через несколько часов после заражения, едва успев осознать свое состояние. Живые не успевали хоронить мертвых, и трупы лежали на улицах, наполняя город ядовитым зловонием. В отсутствие эффективных лекарств врачам оставалось уповать на Бога и уступать место человеку с «черной повозкой». Так называли могильщика, чьи услуги были действительно необходимы: своевременное сжигание трупов отчасти способствовало снижению заболеваемости. Замечено, что люди, обслуживающие город во время эпидемии, заражались гораздо реже своих сограждан. В исторических хрониках зафиксированы удивительные факты выборочности, когда болезнь обходила стороной целые кварталы или отдельные дома.

 
Ужасный демон приснился мне: весь черный, белоглазый…
Он звал меня в свою тележку, в ней лежали мертвые и лепетали
Ужасную неведомую речь… Скажите мне, во сне ли это было?
Хоть улица вся наша безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров, ничем невозмутимых,
Эта черная телега имеет право всюду разъезжать.
 

(А. C. Пушкин)

   Самые печальные страницы истории связаны со второй пандемией чумы, начавшейся в 1347 году. За 60 лет господства «черной смерти» в Европе погибло 25 миллионов человек, то есть приблизительно четверть населения континента, включая жителей Англии и Гренландии. Согласно средневековым хроникам, «из-за чумы обезлюдели целые деревни и города, замки и рынки настолько, что на улице трудно было найти живого человека. Зараза была такой сильной, что тот, кто коснулся больного или мертвого, скоро сам захватывался болезнью и умирал. Одновременно хоронили исповедавшихся и исповедников. Страх смерти удерживал людей от любви к ближнему и священника от исполнения последнего долга перед усопшими».
   Во Франции жертвами второй пандемии чумы стали Жанна Бурбонская, супруга французского короля Филиппа Валуа; Жанна Наваррская, дочь Людовика X. Испания и Германия похоронили своих правителей Альфонса Испанского и Гюнтера; погибли все братья шведского короля. После того как болезнь отступила, жители многих городов Европы возвели памятники жертвам чумы. Достоверные события, связанные с эпидемией, отражались в литературе и живописи.
   Итальянский писатель Джованни Боккаччо (1313–1375 годы) находился во Флоренции в 1348 году. Потрясенный смертью отца и всеми ужасами, пережитыми за несколько лет обитания в зараженном городе, он описал эпидемию чумы в знаменитом романе «Декамерон». Боккаччо стал единственным литератором, представившим «черную смерть» не только в качестве исторического факта или аллегории. Сочинение представляло собой 100 историй, рассказанных от имени благородных флорентийских дам и молодых людей. Повествование проходило на фоне эпидемии чумы, от которой благородное общество пряталось в загородном поместье. Автор рассматривал чуму как социальную трагедию или кризис состояния общества в период перехода от Средневековья к Новому времени.
   В разгар эпидемии в больших городах ежедневно умирало 500 — 1200 человек, и погребать в земле столь огромное количество умерших оказалось невозможным.
   Папа Римский Климентий VI, находившийся тогда в Авиньоне (Южная Франция), освятил воды реки Роны, разрешив бросать в нее трупы. «Счастливые потомки, вы не будете знать таких адских несчастий и сочтете наше свидетельство о них за страшную сказку», — восклицал итальянский поэт Франческо Петрарка, сообщая в письме о трагедии прекрасного итальянского города Флоренции. В Италии от чумы скончалось около половины населения: в Генуе — 40 тысяч, в Неаполе — 60 тысяч, во Флоренции и Венеции умерло 100 тысяч, человек, что составляло две трети населения.
   Предположительно чума была завезена в Западную Европу из Восточной Азии, через порты Северной Африки попала в Геную, Венецию и Неаполь. По одной из версий, к берегам Италии прибивались корабли с вымершими от чумы экипажами. Корабельные крысы, вовремя не покинувшие судна, обосновались в портовых городах и передавали смертельную заразу через блох, которые являлись носителями, так называемых чумных палочках. На замусоренных улицах крысы нашли идеальные условия для обитания. Через крысиных блох заражались почва, зерно, домашние животные, люди.
    Костюм средневекового врача
 
   Современные медики связывают эпидемический характер чумы с ужасающей антисанитарией средневековых городов, с точки зрения гигиены невыгодно отличавшихся от античных полисов. С падением Римской империи ушли в прошлое полезные санитарно-гигиенические достижения древности, перестали исполняться и постепенно забылись строгие предписания, касающиеся ликвидации отбросов. Бурный рост европейских городов, лишенных элементарных гигиенических условий, сопровождался накоплением бытовых отходов, грязи и нечистот, увеличением численности мух и крыс, ставших переносчиками различных инфекций.
   Английские крестьяне переселялись на новое место жительства в города, захватив вместе со скарбом домашний скот и птицу. По узким кривым улочкам Лондона бродили гуси, утки, свиньи, смешивая экскременты с грязью и отбросами. Немощеные, изрытые колеями улицы походили на клоаки. Груды отходов вырастали до немыслимых пределов; только после того, как зловоние становилось невыносимым, кучи сгребали в конец улицы и временами сваливали в Темзу. Летом солнечные лучи не проникали сквозь едкую толщу пыли, а после дождя улицы превращались в непроходимые болота. Не желая утопать в грязи, практичные германцы изобрели специальную «весеннюю обувь горожанина», представлявшую собой обычные деревянные ходули. Торжественный въезд германского императора Фридриха III в Ресттлинген едва не закончился драмой, когда лошадь монарха по круп увязла в нечистотах. Самым благоустроенным городом Германии считался Нюрнберг, по улицам которого запрещалось бродить свиньям, дабы они «не гадили и не портили воздух».
   Каждое утро горожане опорожняли ночные горшки прямо из дверей или окон, порой выливая пахучую жидкость на голову прохожему. Однажды такая неприятность случилась с французским королем Людовиком IX. После этого монарх издал указ, разрешавший жителям Парижа выливать нечистоты в окно только после троекратного окрика «Берегись!». Вероятно, парфюмерию изобрели для того, чтобы легче переносить зловоние: первые духи выпускались в виде ароматических шариков, которые средневековые аристократы прикладывали к носу, проезжая по городским улицам.
   Голландский теолог Эразм Роттердамский (1467–1536 годы), посетивший Англию в начале ХVI века, навсегда остался ярым противником британского образа жизни. «Все полы здесь из глины и покрыты болотным камышом, — рассказывал он друзьям, — причем подстилку так редко обновляют, что нижний слой нередко лежит десятилетия. Он пропитан слюной, рвотой, мочой людей и собак, пролитым элем, смешан с объедками рыбы и другой дрянью. Когда меняется погода, от полов поднимается смрад, по моему мнению, весьма неполезный для здоровья».
   В одном из описаний Эразма Роттердамского говорилось об узких, напоминающих извилистые лесные тропинки улочках Лондона, едва разделявших высокие дома, нависшие по обеим сторонам. Непременным атрибутом «тропинок» был мутный поток, в который мясники бросали требуху, мыловары и красильщики сливали ядовитые остатки из чанов. Грязный ручей вливался в Темзу, в отсутствие канализации служившую сточной канавой. Ядовитая жидкость просачивалась в землю, отравляя колодцы, поэтому лондонцы покупали воду у разносчиков. Если традиционных 3 галлонов (13,5 литров) хватало на питье, приготовление пищи и ополаскивание ночных горшков, то о купании, стирке и мытье полов приходилось только мечтать. Малочисленные бани того времени одновременно являлись борделями, поэтому благочестивые горожане предпочитали мыться дома, устраивая купальню перед камином один раз в несколько лет.
   Весной города населяли пауки, а летом одолевали мухи. Деревянные части зданий, полы, постели, платяные шкафы кишели блохами и вшами. Одежда «цивилизованного» европейца была чистой только после покупки. Бывшие крестьяне стирали согласно деревенскому обычаю, используя смесь навоза, крапивы, цикуты и мыльной крошки. Обработанная подобной субстанцией одежда смердела хуже, чем грязная, оттого ее стирали в случае крайней необходимости, например после падения в лужу.
   Пандемия чумы предоставила медикам XIV столетия огромный материал для изучения чумы, ее признаков и способов распространения. В течение долгих веков люди не связывали повальные болезни с антисанитарными условиями существования, приписывая недуги божественному гневу. Только самые отважные лекари пытались применить хоть и примитивную, но реальную терапию. Пользуясь отчаянием родственников зараженного, многочисленные самозванцы «из числа кузнецов, ткачей и женщин» «лечили» посредством магических ритуалов. Невнятно бормоча молитвы, часто применяя сакральные знаки, знахари давали больным снадобья сомнительного свойства, одновременно взывая к Богу.
   В одной из английских хроник описана процедура излечения, во время которой уже лекарь читал заклинания сначала в правое ухо, затем в левое, следом в подмышечные впадины, не забывал пошептать в заднюю часть бедер, и заканчивал врачевание произнесением «Отче наш» рядом с сердцем. После этого пациент, по возможности собственной рукой, писал на листе лавра сакральные слова, подписывал свое имя и клал лист под голову. Подобная процедура обычно завершалась обещанием быстрого выздоровления, но больные умирали вскоре после ухода лекаря.
   Эразм Роттердамский одним из первых отметил взаимосвязь гигиены и распространения повальных болезней. На примере англичан богослов осуждал дурные обычаи, способствовавшие переходу отдельных недугов в эпидемии. В частности, критиковались переполненные, плохо проветриваемые гостиницы, где даже днем стоял полумрак. В лондонских домах редко менялось постельное белье, домашние пили из общей чашки и целовались со всеми знакомыми при встрече на улице. Общество принимало воззрения голландского теолога с сомнением, подозревая в его словах отсутствие веры: «Он слишком далеко зашел, подумать только, он говорит, что распространению заразы содействуют даже такие священные традиции, как исповедь, омовение детей в общей купели, паломничество к дальним гробницам! Его ипохондрия известна; на предмет собственного здоровья он переписывается с большим количеством докторов, посылая ежедневные отчеты о состоянии мочи».
   После опустошительной эпидемии XIV века ученым пришлось признать инфекционный характер чумы и начать разработку мер по предотвращению ее распространения. Первые карантины (от итал. quaranta gironi — «сорок дней») появились в портовых городах Италии в 1348 году. По распоряжению магистратов приезжих вместе с товаром задерживали на 40 дней. В 1403 году итальянцы организовали на острове Лазаря стационар, где монахи ухаживали за пациентами, заболевшими на морских судах во время вынужденного задержания. Позже подобные больницы стали называться лазаретами. К концу XV столетия в королевствах Италии действовала разумная карантинная система, позволявшая без затруднений изолировать и лечить людей, приезжавших из зараженных стран.
   Идея изоляции инфекционных больных, вначале касавшаяся чумы, постепенно распространилась на другие заболевания. Начиная с XVI века монахи ордена Святого Лазаря принимали в свои больницы прокаженных. После бесславного завершения Крестовых походов в Европе появилась проказа (лепра). Страх перед неизвестным заболеванием, уродовавшим не только облик, но и психику человека, определил нетерпимое отношение к несчастным со стороны общества, светских и церковных властей. В настоящее время выяснено, что лепра не столь заразна, как ее представляли средневековые обыватели. Еще не зарегистрировано ни одного случая заражения врачей или санитарок в современных лепрозориях, хотя персонал находится в непосредственном контакте с инфицированными.
   Период от заражения до смерти часто длился несколько десятков лет, но все томительные годы больной человек официально считался умершим. Прокаженных публично отпевали в храме и объявляли мертвыми. До появления приютов эти люди собирались в колониях, устроенных вдали от любых поселений на специально отведенных участках. «Мертвым» запрещали работать, однако позволяли просить подаяние, пропуская за городские стены только в назначенные дни. Одетые в черные хламиды и шляпы с белой лентой, прокаженные скорбной процессией ходили по улицам, отпугивая встречных звоном колокольчика. Делая покупки, они молча указывали на товар длинной тростью, а на узких улочках прижимались к стенам, сохраняя предписанное расстояние между собой и прохожим.
   По окончании Крестовых походов проказа распространилась по Европе в невиданных масштабах. Такого количества больных не было в древности и не будет в будущем. Во времена правления Людовика VIII (1187–1226 годы) на территории Франции работало 2 тысячи приютов для прокаженных, а на континенте их было около 19 тысяч. С началом Ренессанса заболеваемость лепрой стала ослабевать и почти исчезла в Новое время. В 1892 году мир потрясла новая пандемия чумы, но болезнь возникла и осталась в Азии. Индия потеряла 6 млн. своих граждан, через несколько лет чума появилась на Азорских островах и дошла до Южной Америки.
   Помимо «черной смерти», жители средневековой Европы страдали от «красной смерти», называя так моровую язву. Согласно греческой мифологии, царь острова Крит, внук легендарного Миноса, однажды во время бури обещал Посейдону за возвращение домой принести в жертву первого встречного. Им оказался сын правителя, но жертва посчиталась неугодной, и боги покарали Крит моровой язвой. Упоминание об этой болезни, которую часто считали одной из форм чумы, встречалось в древнеримских хрониках. Эпидемия моровой язвы началась в осажденном Риме 87 года до н. э., став следствием голода и отсутствия воды. Симптоматика «красной смерти» описана в рассказе американского писателя Эдгара По, представившего болезнь в образе фантастического существа: «Уже давно опустошала Англию Красная смерть. Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной. Кровь была ее гербом и печатью — жуткий багрянец крови!
   Неожиданное головокружение, мучительная судорога, потом изо всех пор начинала сочиться кровь и приходила смерть. Едва на теле жертвы, и особенно на лице, выступали багровые пятна, никто из ближних уже не решался оказать поддержку или помощь зачумленному. Болезнь, от первых ее симптомов до последних, протекала меньше получаса».
   Первые санитарно-технические системы в европейских городах начали строиться только в XV столетии. Инициатором и главой сооружения гидротехнических комплексов в польских городах Торуни, Ольштыне, Вармии и Фромброке был великий астроном и врач Н. Коперник. На водонапорной башне во Фромброке до настоящего времени сохранилась надпись:

 
Здесь покоренные воды течь принуждены на гору,
Чтоб обильным ключом утолить жителей жажду.
В чем отказала людям природа —
Искусством преодолел Коперник.
Это творенье, в ряду других —
 

   Свидетель его славной жизни. Благотворное действие чистоты отразилось на характере и частоте эпидемий. Устройство водопроводов, канализации, регулярный вывоз мусора в европейских городах помогли избавиться от самых страшных болезней Средневековья — таких, как чума, холера, черная оспа, проказа. Однако продолжали свирепствовать инфекции респираторного (дыхательного) характера, печально известные жителям холодного Европейского континента также с незапамятных времен.
   В XIV веке европейцы узнали загадочный недуг, выражавшийся в обильной потливости, сильной жажде и головной боли. По основному симптому болезнь назвали потницей, хотя с точки зрения современной медицины это была одна из форм гриппа с осложнением на легкие. Время от времени болезнь возникала в разных странах Европы, но чаще всего тревожила жителей туманного Альбиона, вероятно, поэтому она получила второе название — «английский пот». Внезапно заболев, человек обильно потел, его тело становилось красными и нестерпимо смердело, затем появлялась сыпь, переходящая в струпья. Больной умирал в течение нескольких часов, даже не успевая обратиться к врачу.
   По сохранившимся записям английских лекарей можно восстановить ход очередной эпидемии в Лондоне: «Люди замертво падали во время работы, в церкви, на улице, часто не успевая добрести до дома. Некоторые умирали, открывая окно, другие переставали дышать, играя с детьми. Более крепких потница убивала за два часа, другим хватало и одного. Иные гибли во сне, иные агонизировали в момент пробуждения; население умирало в веселье и печали, отдыхе и трудах. Погибали голодные и сытые, бедные и богатые; в иных семья поочередно умирали все домочадцы». В народе ходил черный юмор о тех, кто «веселился за обедом и преставился за ужином». Внезапность заражения и столь же быстрая смерть вызывали немалые трудности религиозного характера. Родственникам обычно не хватало времени, чтобы послать за духовником, человек умирал без соборования, забирая на тот свет все свои грехи. В этом случае церковь запрещала предавать тело земле, и трупы складывали кучей за кладбищенской оградой.

 
Господь, людское горе утоли,
В счастливый край детей своих пошли,
Час смерти и несчастья отдали…
 

   Человеческие потери от потницы были сравнимы только со смертностью во время чумы. В 1517 году погибло 10 тысяч англичан. Люди в панике покидали Лондон, но эпидемия захватила всю страну. Города и деревни пугали опустевшими домами с заколоченными окнами, пустыми улицами с редкими прохожими, которые «на заплетающихся ногах тащились домой умирать». По аналогии с чумой потница поражала население выборочно. Как ни странно, первыми заражались «юные и красивые», «полные жизни мужчины среднего возраста». Бедные, худые, слабые здоровьем мужи, а также женщины и дети имели большой шанс выжить. Если такие лица заболевали, то довольно легко переносили кризис, в итоге быстро выздоравливая. Состоятельные граждане крепкого телосложения, напротив, умирали в первые часы болезни. В хрониках сохранились рецепты профилактических снадобий, составленных знахарями с учетом суеверий. Согласно одному из описаний, требовалось «измельчить и смешать паслен, цикорий, осот, календулу и листья пролески». В тяжелых ситуациях предлагался более сложный метод: «Смешать 3 большие ложки слюны дракона с 1/2 ложки измельченного рога единорога». Порошок из рога единорога стал непременным компонентом всех лекарств; считалось, что он мог сохранять свежесть в течение 20–30 лет, причем только увеличивая свою действенность. Вследствие фантастичности этого животного препарат существовал только в воображении знахарей, поэтому люди умирали, не находя реальной врачебной помощи.
   Самая опустошительная эпидемия потницы в Англии совпала с правлением короля Генриха VIII, как известно, прославившегося своей жестокостью. В народе ходили слухи о том, что в распространении заразы повинны Тюдоры и «пот» не прекратится до тех пор, пока они занимают трон. Тогда медицина показала свое бессилие, укрепив веру в сверхъестественную природу болезни. Врачи и сами больные не считали потницу недугом, называя ее «Христовым наказаньем» или «карой Господа», прогневанного на людей за непослушание. Однако летом 1517 года монарх поддержал своих подданных, неожиданно оказавшись лучшим лекарем в государстве.
   Похоронив большую часть свиты, королевское семейство пережидало эпидемию в «удаленном и тихом жилище». Будучи «красивым, полным мужчиной среднего возраста», Генрих опасался за свою жизнь, решив бороться с потницей посредством микстур собственного приготовления. Фармацевтический опыт короля успешно завершился приготовлением снадобья, названного «корнем силы». В состав лекарства входили корни имбиря и руты, смешанные с ягодами бузины и листьями шиповника. Профилактическое действие наступало после 9 дней приема смеси, предварительно настоянной на белом вине. Автор метода рекомендовал держать микстуру «Божьей милостью готовой круглый год». В том случае, если болезнь наступала до окончания курса профилактики, то потница изгонялась из тела с помощью другого снадобья — экстракта скабиозы, буковицы и кварты (1,14 л) сладкой патоки. В критической стадии, то есть с появлением сыпи, Генрих советовал нанести «корень силы» на кожу и заклеить пластырем.
   Несмотря на убежденность короля в несокрушимой силе своей методы, «вылеченные» им придворные осмеливались умирать. В 1518 году смертность от потницы усилилась, но к известному заболеванию добавились корь и оспа. В качестве предупредительной меры вышел запрет появляться на улице людям, похоронившим родственника. Над дверями домов, где находился больной человек, развешивались пучки соломы, напоминавшие прохожим об опасности заражения.
   Французский философ Эмиль Литтре сравнивал эпидемии с природными катаклизмами: «Порой приходится видеть, как почва внезапно колеблется под мирными городами и здания рушатся на головы жителей. Так же внезапно смертельная зараза выходит из неизвестной глубины и своим губительным дуновением срезает человеческие поколения, как жнец срезает колосья. Причины неизвестны, действие ужасно, распространение неизмеримо: ничто не может вызвать более сильной тревоги. Чудится, что смертность будет безгранична, опустошение будет бесконечно и что вспыхнувший пожар прекратится только за недостатком пищи».
   Колоссальные масштабы заболеваемости внушали людям ужас, вызывая смятение и панику. Одно время медики представляли публике результаты географических наблюдений, пытаясь связать повальные болезни с землетрясениями, якобы всегда совпадавшими с эпидемиями. Многие ученые приводили теорию миазмов, или «заразных испарений, порождающихся подземным гниением» и выходящих на поверхность земли во время извержения вулканов. Астрологи предлагали собственную версию природы эпидемий. По их мнению, болезни возникают вследствие неблагоприятного расположения звезд над определенным местом. Рекомендуя согражданам покинуть «нехорошие» места, звездочеты были во многом правы: уходя из пораженных городов, люди уменьшали скученность, невольно способствуя снижению заболеваемости.
   Одна из первых научно обоснованных концепций была выдвинута итальянским врачом Джироламо Фракасторо (1478–1553 годы). В своей главной работе, трехтомнике «О контагии, контагиозных болезнях и лечении» (1546), ученый изложил систематическое учение об инфекции и путях ее передачи. Фракасторо учился в «Патавинской академии» в Падуе, где получил степень профессора и остался преподавать. Падуанский университет в свое время окончили Г. Галилей, С. Санторио, А. Везалий, Г. Фаллопий, Н. Коперник и У. Гарвей. Первый раздел книги посвящен общим теоретическим положениям, полученным из анализа трудов великих предшественников — Гиппократа, Аристотеля, Лукреция, Рази и Авиценны. Описание повальных болезней размещено во втором томе; Фракасторо рассматривал все известные формы кори, оспы, малярии, потницы, не упустив деталей в рассуждениях о бешенстве, малярии и проказе. В последней части представлены старинные и современные автору методики лечения.
   Фундаментальный труд итальянского медика положил начало научной терминологии, касающейся заразных болезней, их природы, распространения и способов борьбы с эпидемиями. Отрицая популярную теорию миазмов, Фракасторо предложил коллегам свое учение о «контагии». С точки зрения профессора из Падуи, имели место три способа передачи заразного начала: телесный контакт, через предметы и воздушным путем. Словом «контагия» называлась живая размножающаяся сущность, выделяемая пораженным организмом. Будучи уверен в специфичности возбудителя заразы, Фракасторо ввел понятие «инфекция» (от лат. inficere — «внедряться, отравлять»), под которым понимал незаметное внедрение «контагии» в тело здорового человека и его «порчу». Тогда же в медицине прижилось слово «дезинфекция», а в XIX веке последователь итальянского медика, врач из Германии К. Гуфеланд впервые применил обозначение «инфекционные болезни».
   С ослаблением чумы и проказы в Европу пришла новая напасть: в конце XV века континент охватила эпидемия сифилиса. Самой достоверной причиной появления этой болезни представляется версия о зараженных моряках с кораблей Колумба. Американское происхождение люэса, как иначе называли сифилис, в 1537 году подтвердил испанский врач Диас де Исла, которому пришлось лечить экипаж судна, прибывшего с острова Гаити. Венерические заболевания существовали еще в каменном веке. Болезни, передающиеся половым путем, упоминались в античных рукописях и всегда связывались с любовным излишеством. Однако в отсутствие знаний о природе отрицалось их инфекционное начало, способность передаваться через общую посуду или внутриутробно, то есть от матери к ребенку. Современным медикам известен возбудитель сифилиса, коим является бледная трепонема, как и то, что своевременное лечение обеспечивает полное выздоровление.
   Внезапное стремительное распространение люэса привело средневековых врачей в недоумение, хотя прослеживалась явная взаимосвязь с длительными войнами и массовыми передвижениями богомольцев. Едва начавшееся стремление к гигиене вновь пошло на спад: стали закрываться публичные бани, ранее настоятельно рекомендовавшиеся населению с целью профилактики привычной заразы. Помимо сифилиса, несчастные жители Европы страдали от эпидемий оспы. Смертность от болезни, отличавшейся сильной лихорадкой и сыпью, оставляющей рубцы на лице и теле, была чрезвычайно высока. Вследствие быстрой передачи через воздух от оспы ежегодно умирало до 10 миллионов человек, причем болезнь сводила в могилу людей любого возраста, звания и материального положения.

   В качестве самостоятельных учреждений аптеки (от греч. apotheke — «склад») появились в Арабском халифате. Первое заведение, осуществлявшее изготовление и отпуск лекарств, было открыто в 754 году при багдадской центральной больнице. Следом начали действовать аптеки в испанских городах Толедо и Кордова, к XI столетию распространившись по всей Европе. Средневековые фармацевтические лавки размещались в одной комнате, где аптекарь готовил немудреные снадобья, принимал посетителей и даже выращивал небольшие растения.
    Венецианский аптекарь. Копия картины П. Лонги
 
   Развитие медицины в эпоху Ренессанса повлекло за собой расширение знаний о приготовлении лекарств, что сказалась на размахе аптекарского дела. В XIV–XV веках фармацевты занимали целые здания с множеством просторных помещений. В самой большой комнате находилась лавка, где хозяин принимал посетителей, выписывал рецепты, предварительно проведя беседу о болезни. Задние помещения дома приспосабливались под кладовые; здесь хранилось сырье и стояло оборудование для помола. Микстуры и порошки изготавливались в лаборатории, непременным атрибутом которой были печь и дистилляционный аппарат.
   Крошечные оконные садики постепенно «разрослись» в настоящие «сады здоровья»: участки рядом с аптекой использовались для культивации лекарственных растений. Помимо трав, европейские аптекари применяли продукты животного происхождения и минералы. Знатоком минерального сырья по праву слыл современник Парацельса немецкий ученый Георг Бауэр (1494–1555 годы), известный под прозвищем Агрико-ла. Именно он впервые обобщил геологический опыт предшественников, написав книгу «О горном деле и металлургии», служившую одновременно пособием по геологии и фармацевтике.
    Оборудование средневековой аптеки
 
   Готовые лекарственные препараты, всегда пользовавшиеся у европейцев большой популярностью, доставлялись в Европу из восточных государств. В период позднего Средневековья представления о действии лекарственных средств традиционно исходили от схоластики, потому были во многом ошибочны. Особо популярным препаратом считался териак, признававшийся панацеей вплоть до XX века. Согласно всеобщему мнению, приготовление этого вещества требовало торжественной обстановки, поэтому его рецепт знали только врачи. Териак «варили» на глазах у публики, устанавливая столы с оборудованием на улицах или площадях. Рецепт включал в себя 70 компонентов, а смесь настаивалась в течение полугода. Особо ценился венецианский териак.
   Будучи опытными профессионалами, аптекари эпохи Возрождения внесли значительный вклад в становление медицины своего времени. Во всех странах Европы они занимали почетное положение, хотя их деятельность строго контролировалась государством. Несмотря на различие с врачебной деятельностью, работа фармацевта прямо влияла на процесс лечения: аптекарей уважали и немного боялись, так же как доктора.
   Начиная с XVI века медики пользовались признанными фармакопеями (от греч. pharmakon — «лекарство» и poieo — «делать»), называя так официально утвержденный сборник стандартов и положений, регламентирующих требования к качеству лекарственных препаратов. Первая фармакопея на латинском языке была опубликована в 1498 году во Флоренции. Российские врачи пользовались европейской фармакопеей с 1778 года, и только в 1886 году сборник перевели на русский язык, положив начало порядковой нумерации фармакопей. Последнее, 11-е по счету, издание вышло в 1987 году.
    Больной, убегающий от аптекаря с клизмой
 
   Становление аптекарского дела во многом обязано развитию медицинского направления в алхимии, иначе называемого ятрохимией (от греч. iatros — «врач» и chimeia — «химия»). Представители этой науки рассматривали процессы, происходящие в организме, как химические явления, а болезни считали результатом нарушения химического равновесия. Таким образом, их задачей являлся поиск химических средств лечения заболеваний. Наибольший вклад в ятрохимию внес Парацельс, но не менее значительны заслуги польского астронома Н. Коперника (1473–1543 годы). Смелый преобразователь средневековой науки заложил основы современных представлений о строении Вселенной и всю жизнь служил медицине.
   В 1491 году юный купеческий сын, рано оставшийся сиротой, поступил в университет Кракова, где с усердием изучал математику, теологию и медицину. По окончании учебы путешествовал по Германии и Италии, слушал лекции о разных университетах, прослушал курс в «Патавинской академии», одно время занимал должность профессора в Римском университете. В 1503 году Коперник вернулся в родной Краков и прожил семь лет, занимаясь со студентами, а в свободное время наблюдал за звездами. Однако шумная университетская жизнь скоро наскучила серьезному ученому, и в 1510 году он переселился в маленький городок на берегу Вислы.
   В тихом Фромборке великий астроном провел последние 30 лет своей жизни. Исполняя обязанности каноника католического костела, он продолжал заниматься астрономией и бесплатно лечил горожан. Кроме того, Коперник увлекался приготовлением сложных лекарств. Один из его рецептов представлял собой длинный перечень трав, продуктов животного происхождения и минералов. В число 20 компонентов входили растертые кораллы, изумруд, сапфир, золото и серебро. К сожалению, автор не оставил указаний на применение столь дорогого лекарства, но в настоящее время рецепт имеет огромную историческую ценность, поскольку написан рукой великого ученого.

   Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541 годы), известный миру под именем Парацельс, критиковал древнюю медицину, основал ятрохимию, сочинял и читал лекции на немецком языке. Знаменитый врач эпохи Ренессанса происходил из старинного дворянского рода. Первым учителем будущего медика стал отец, к тому времени уже изрядно обедневший. Кроме родителя, врачебному искусству Парацельса обучал Йоганн Тритемий, печально известный пристрастием к лечебной магии.
   Окончание университета в итальянском городе Феррара вовсе не означало завершения образования. Жажда знаний заставляла ученого колесить по свету. Посещая различные университеты Европы, он изучал методы лечения и приготовления лекарств. Оправдывая свою страсть к путешествиям, Парацельс писал: «Врач много путешествовать должен, что ни страна, то страница. Ногами ты должен ее пройти так, словно перелистываешь книгу». Участие в военных кампаниях позволило накопить значительный опыт полевого медика. Начиная с 1517 года Парацельс побывал во Франции, Италии, Англии и Шотландии, на Пиренейском полуострове, Скандинавии, доехал до Польши и Литвы. Некоторое время жил в Пруссии, Венгрии, Румынии. По слухам, он странствовал по Египту, Палестине, но самым невероятным представляется его пребывание в татарском плену.
   В 1526 году, уже имея степень доктора медицины, Парацельс обрел право бюргерства в Страсбурге, где был принят в местный цех хирургов. В 1527 году обосновался в Швейцарии. Воспользовавшись покровительством книгоиздателя И. Фробена, получил должность главного врача Базеля. Современники отмечали скверный нрав ученого, вероятно, имея в виду постоянные конфликты с коллегами. Однако, как подобает любому талантливому и знающему человеку, Парацельс считал своим долгом бросать вызов невежеству. К сожалению, это касалось не только отдельных случаев; он поступал грубо всегда и со всеми.
   На первой же лекции в Базельском университете доктор шокировал окружающих, начав читать на немецком языке. В то время традиции обязывали преподавать только на латыни. Однако такая дерзость объяснялась просто: «Родной язык понятен большему числу слушателей». Кроме того, студентам порекомендовалось сжечь все книги античных авторов, что было тотчас исполнено на городской площади.
    Парацельс. Картина К. Метеиса
 
   Деятельность городского врача началась с обращения в совет Базеля, содержание которого примерно таково: «Передать все аптеки города под мой надзор и разрешить мне проверять, хорошо ли аптекари знают свое дело и имеются ли у них в достаточном количестве настоящие лекарства, не допускают ли они неоправданного завышения цен». Видимо, Парацельс получил разрешение, потому что вскоре последовал очередной конфликт. Аптекари, как ожидалось, нарушали правила и заслужили наказания в виде штрафа. Примерно в это время врач взял себе известный псевдоним. Новое имя подчеркивало его независимость от древнеримской медицины, в частности от знаменитого Авла Корнелия Цельса (греч. para — «мимо, извне»).
   К ненависти городских провизоров присоединилось похожее чувство местных врачей и преподавателей, завидовавших успехам коллеги. Преследование закончилось обвинением в незаконном получении звания профессора университета. Парацельсу указали на его иностранное подданство и предложили без промедления покинуть Базель. Теперь он вновь не походил на «ученого доктора, который всю жизнь сидит за печкой, книгами себя окружив, и плавает на одном корабле — корабле дураков». Очередным местом обитания ученого стал поселок в Альпах, где он лечил бедняков, усердно работая над книгами. Здесь появилась на свет лучшая его медицинская работа «Великое врачевание ран». Потомки оценили начинания Парацельса, простив ему дурной нрав. Являясь одновременно теоретиком и практиком, он порицал врачей, не умевших разрабатывать собственные рецепты, выписывавших лекарства по древним книгам.
   Сам Парацельс проявил новаторство, употребив в лечении минералы. До него компонентами лекарств являлись только продукты растительного и животного происхождения. Гонимый базельский доктор успешно применял ртуть и сурьму в лечении сифилиса, чем навлек на себя обвинения в изготовлении ядов. Однако ответом медика были убедительные доказательства пользы даже опасных субстанций: «Все есть яд, и все есть лекарство. Одна лишь доза делает вещество или ядом, или лекарством». Опыты Парацельса положили начало развитию ятрохимии. Подобно великому предшественнику, представители этого направления в медицине рассматривали процессы, происходящие в организме, как химические явления, считая болезни результатом нарушения химического равновесия, оттого лечение также проводили химическими препаратами.
   В последующие годы Парацельс много странствовал по землям Римской империи и родной Швейцарии. Во время коротких остановок проповедовал, помогал больным, проводил исследования по алхимии, астрологические наблюдения. В 1530 году в замке Бератцхаузен был завершен трактат «Парагранум». После недолгого пребывания в городах Аугсбург и Регенсбург в начале 1531 года он перебрался в Санкт-Галле и смог закончить многолетний труд «Парамирум», представлявший мысли о происхождении и протекании болезней. Через два года Парацельс остановился в городе своего детства Виллахе, где написал книги «Лабиринт заблуждающихся медиков» и «Хроника Каринтии».
   В последние годы жизни созданы «Философия» и «Потаенная философия», «Великая астрономия» и странная «Книга о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах, гигантах и прочих духах». К тому же времени относятся опыты по созданию искусственного человека, выразительно описанные в одном из его трактатов: «Человеческие существа могут появляться на свет без естественных родителей. Они могут вырасти, не будучи выношенными и рожденными женским организмом, а лишь посредством мастерства искусного алхимика. Создание гомункулов до сего дня хранилось в глубоком секрете, и философы древности подвергали сомнению возможность этого. Однако подобные вещи могут быть осуществлены посредством алхимического искусства. Если сперму, заключенную в плотно запечатанную бутыль, поместить в лошадиный навоз приблизительно на 40 дней и „намагнетизировать“, она может начать жить и двигаться. По истечении этого времени субстанция приобретает форму и черты человеческого существа, однако будет прозрачной и бестелесной».
   Далее опыт продлевается еще на 40 недель: «Если теперь его искусственно питать и держать в лошадином навозе при неизменной температуре, оно вырастет в человеческое дитя. Члены его будут развиты так же, как и у любого другого ребенка, рожденного женщиной, но будут намного меньше. Мы называем такое существо гомункулом, и его можно вырастить и воспитать, как и любого другого ребенка. Когда оно станет старше, приобретет разум и интеллект, то будет в состоянии само заботиться о себе. Это и есть одна из величайших тайн, и она, должно быть, останется таковой до того дня, когда будут открыты другие тайны».
   В 1541 году измученный скитаниями Парацельс поселился в доме Зальцбургского архиепископа, но прожил у него совсем недолго. Однажды во время обеда на постоялом дворе он по обыкновению поссорился с местными и был убит во время драки.
   Мировоззрение Парацельса можно назвать своеобразным теософским натурализмом, определившимся под влиянием Платона и Пифагора, а также навеянным собственными оригинальными взглядами. Сближая химию и медицину, ученый утверждал, что «живые организмы состоят из тех же веществ — ртути, серы, соли которые образуют все прочие тела природы; когда человек здоров, эти вещества находятся в равновесии друг с другом; болезнь означает преобладание или, наоборот, недостаток одного из них». Таким образом, великий медик видел в действии живого организма химический процесс. Следовательно, призванием алхимика, по его мнению, являлось не добывание золота или серебра, а приготовление лекарств, помогающих человеку изгнать болезнь.
   Подобно многим своим современникам, Парацельс терзался, понимая собственную противоречивость. Признавая реальность мира и его материальную сущность, он все же непреодолимо увлекался магией. Именно своеобразное раздвоение личности позже привлекло поэта И. Гёте, избравшего Парацельса прототипом главного героя поэмы «Фауст»:

 
Вот почему я магии решил предаться,
Жду от духа слов и сил,
Чтоб мне открылись таинства природы,
Чтоб не болтать, трудясь по пустякам,
О том, чего не ведаю я сам,
Чтоб я постиг все действия, все тайны
Всю мира внутреннюю связь;
Из уст моих чтоб истина лилась…
 

   Философия Парацельса отталкивалась от идеи единства мироздания, от взаимосвязи людей, Вселенной и Бога. Назвав человека микрокосмом, то есть малым миром, ученый заключил в него свойства и природу всех вещей. Согласно взглядам Парацельса, человек изготовлен Создателем из экстракта целостного мира макрокосма, а весь процесс походил на грандиозную алхимическую лабораторию.
   Параллельное существование человека и мира якобы создает возможность некоего воздействия на природу, причем с помощью тайных средств. Для человека нет ничего запретного, он способен и обязан получать возможные знания, исследовать сущности, находящиеся в природе и за ее пределами. Отличаясь оригинальностью, автор теории предоставлял похожее качество своему микрокосму. Человека не может остановить какая-либо необычность, потому что нет ничего невозможного для Создателя.
   Парацельс четко определил путь к постижению природы и овладению ее силами, назвав этот процесс познанием собственной души. Воображение понимается магическим созиданием образа как реальной оболочки для мысли. В качестве основных элементов космического тела называются земля, вода, воздух и небо. Кроме того, существуют три начала, выраженные в ртути, сере и обычной соли, понимаемые как особый способ действия тел. Все природные образования, по Парацельсу, причем не только растения и животные, но и металлы и минералы, являются продуктами развития особых «семян», хранящих в себе начало жизни. Поскольку окружающий Парацельса мир населен духами — «нимфам, сильфами, пигмеями, саламандрами, гигантами и прочими…», предназначение медицины — восстанавливать порядок, нарушенный вторжением чуждого духа. Жизненным духом каждого существа он считал архея, обитающего в здоровом организме. На основании этих рассуждений автор делал вывод об обязательном для любого врача знании астрологии.
   Знаменитый врач-практик постоянно обращался к звездам, помня о том, что нельзя ставить себя в зависимость от небесных светил. В случае если это происходит, то «такой человек не знает самого себя и не умеет применить силы, скрытые в нем. Он не знает, что сам в себе носит небесные светила, что является микрокосмом и таит в себе небесный свод со всеми его творческими силами». Современные астрономы отдали честь предшественнику, назвав его именем астероид и лунный кратер.

   Подробное жизнеописание Леонардо да Винчи (1452–1519 годы), флорентийского живописца, скульптора и ученого составлено его современником, биографом Джорджо Вазари. «Мы постоянно видим, как под воздействием небесных светил, — восхищался историк, — обычно естественным или сверхъестественным путем на человеческие тела обильно изливаются величайшие дары. Иной раз одно и то же тело бывает с преизбытком наделено красотой, обаянием и талантом, вступившими друг с другом в сочетание, божественное настолько, что, куда бы человек ни обращался, каждое его действие оставляет позади себя всех прочих людей. Такой человек являет собою нечто дарованное Богом, а не приобретенное человеческим искусством».
   От природы наделенный многочисленными талантами, дополнив их неиссякаемой любознательностью, Леонардо да Винчи обладал непостоянным нравом и к тому же был немного ленив. По свидетельству современников, он владел основами разнообразных наук и мог бы добиться «великих преимуществ, не будь столь переменчивым». Действительно, принимаясь за изучение определенного предмета, художник, бросал его тотчас после того, как узнавал лишь суть. Например, в математике он достиг немалых успехов. Постоянно пребывая в сомнениях, ученый выдвигал противоречивые доводы, ставившие в тупик учителя. Потратив немалые усилия на занятия музыкой, Леонардо научился прекрасно петь, импровизируя на лире, но прекратил уроки, едва успев достичь некоторого мастерства.
   Для самого Леонардо искусство и наука связывались неразрывно. Однако в «споре искусств» предпочтение отдавалось живописи как наиболее интеллектуальному, по его мнению, виду деятельности. Великий мастер видел в рисовании универсальный язык, подобный математике в сфере наук, которым можно выразить все многообразие мира.
    Предполагаемый портрет Леонардо да Винчи
 
   Видимо, рисование стало единственным занятием, не наскучившим великому мастеру. В течение жизни он «упражнялся во всех науках, куда входит рисунок». Одной из таких сфер стала теоретическая анатомия. Начиная с зарисовки смеющихся голов, могучих и немощных торсов, рук, ног, художник увлекся медициной. Вазари вскользь упоминал о «Книге по анатомии лошадей, составленной мастером для своих научных занятий».
   Анатомическим исследованиям Леонардо да Винчи способствовала дружба с философом Маркантонио делла Торе, читавшим лекции по анатомии в местном университете. Профессор сам писал книги, а художник помогал ему их иллюстрировать. Подобно другу, Леонардо «видел медицину в свете учения Галена», однажды решив представить анатомию образно. На подготовительном этапе мастер готовил модели для рисунков, собственноручно очищая трупы от кожи и мышц. Обобщив результаты вскрытий в детализированных рисунках, художник заложил основы современной научной иллюстрации. Изучая функции органов, он рассматривал человеческий организм как образец «природной механики».
   Атлас по анатомии в исполнении великого Леонардо включал в себя 7000 листов текста, сопровождавшегося великолепными рисунками красным карандашом. На иллюстрациях представлены трупы, отдельно мышцы и кости, череп в различных пропорциях, скелет человека целиком и отдельные его части. «С величайшей тщательностью, — писал Вазари, — на этих рисунках, заштрихованных пером, изображались все кости, а затем по порядку соединялись сухожилиями и покрывались мышцами. Первыми рисовались те, которые прикреплены к костям, вторыми те, которые служат опорными точками. Третьими мышцами были те, которые управляют движениями. Тут же в разных местах он вписывал буквы неразборчивым почерком, левой рукой и навыворот так, что нельзя их разобрать, ибо читать нужно не иначе как с зеркалом».
   Большая часть листов с зарисовками человеческой анатомии долгое время находилась в архиве миланского дворянина Франческо Мельци. В молодости он был близко знаком с Леонардо да Винчи и счел долгом сохранить для потомков труды своего кумира. Сеньор Мельци очень дорожил этими листами и хранил их как реликвию наряду с портретом самого автора. Все, кому посчастливилось общаться с мастером, удивлялись разносторонности его таланта, представляя невозможным, чтобы «божественный дух» так обстоятельно рассуждал о костях, мышцах и сухожилиях.
    Вид черепа. Леонардо да Винчи. 1489 год
 
   Впрочем, «божественный дух» часто любил пошутить, используя для этого свои научные познания. Однажды он очистил от жира бараньи кишки настолько тщательно, что тонкие органы полностью уместились на ладони. Поместив в соседней комнате кузнечные меха, прикрепил к ним один конец кишок и надул, предварительно пригласив гостей. Постепенно внутренности полностью заполнили комнату, а перепуганные зрители забились в угол. В это время Леонардо сопровождал опыт рассказом о том, что «прозрачные и полные воздухом кишки, занимавшие вначале мало места, могут занять места очень много только благодаря его таланту».
   Впервые описав кости и нервы, Леонардо да Винчи особое внимание уделил проблемам эмбриологии и сравнительной анатомии, кроме того, стремился ввести экспериментальный метод в биологию. Пользуясь покровительством флорентийского герцога Джулиано Медичи, питавшего пристрастие к наукам, художник дополнил анатомические опыты занятием алхимией. Разработал способы полировки зеркал, изготавливал масла и лаки, предназначенные для большей сохранности своих картин.
    Главные органы сердечно-сосудистой и половой системы женщины. Леонардо да Винчи
 
   Следствием увлечения биологией стало утверждение ботаники как самостоятельной науки. Художник представил классические описания расположения листьев, явлений гелио — и геотропизма (ростовых движений), корневого давления и движения соков растений. Однако даже в этой серьезной области мастер не отказывался от забав. Пользуясь особой восковой мазью собственного изготовления, он сделал «тончайших зверушек». Наполняя фигурки воздухом, надувал и отпускал, весело наблюдая за полетом. Вазари рассказал, каким образом была преображена обычная ящерица, найденная садовником в парке. Леонардо прикрепил к ней крылья из чешуек кожи, содранной с других ящериц, и наполнил чешуйки ртутным составом так, что они затрепетали. Затем приделал ящерице глаза, рога, бороду и держал животное в коробке, пугая домашних.
   «В Леонардо из Винчи, помимо телесной красоты, никогда, впрочем, не получавшей достаточной похвалы, была безграничная прелесть. Таланта было столько, и талант этот был таков, что к каким бы трудностям его дух ни обращался, он разрешал их с легкостью. Силы было в нем много, но в сочетании с ловкостью; его помыслы и дерзания были всегда царственны и великодушны. Слава его имени так разрослась, что ценим был не только в свое время, но и после смерти, когда среди потомства приобрел еще большую известность. Поистине дивным и небесным был Леонардо, сын сэра Пьеро из Винчи…»
    Изучение скелета. Леонардо да Винчи
 
   После смерти Франческо Мельци бесценное наследие Леонардо да Винчи отдельными частями попало в частные архивы и библиотеки Италии. Документы долго не публиковались, но во второй половине XVIII века его рукописи начали собирать, классифицировать, в итоге были составлены 13 томов различной тематики. Тексты и рисунки медицинского характера представлены в разделе «Анатомические тетради», изданном в Турине только в 1901 году. Таким образом, научные работы великого Леонардо вышли в свет намного позднее трудов его последователей, самым известным из которых был Андреас Везалий.

   Знаменитый ученый Андреас Везалий (1514–1564 годы) сумел исправить ошибки предшественников и значительно расширил анатомические знания своего времени. Обобщив и классифицировав известные сведения, он преобразовал анатомию в истинную науку. Желание заняться медициной у Андреаса, вероятно, появилось еще в раннем детстве. Его дед являлся автором «Комментариев к афоризмам Гиппократа», а отец был известным в Брюсселе практикующим врачом. Впечатления от прочтения медицинской литературы привели мальчика на путь самостоятельного изучения природы. Интерес к строению тела домашних животных натолкнул на решение заниматься рассечением трупов мышей, птиц, собак.
   Получив солидное образование в университетах Лувена, Монпелье и Парижа, Везалий увлеченно изучал анатомию, с опасностью для жизни добывая человеческие трупы. Вследствие своей религиозности медик перед каждым вскрытием просил прощения у Бога. Еще в годы учения Везалий испытывал сомнения по поводу того, что вскрытия организовались неправильно, и часто спорил с преподавателями. Все же из Парижского университета он вышел, искусно владея техникой рассечения, а также глубоко изучив учение Галена.
    Андреас Везалий
 
   После одного года военных походов (франко-германский конфликт 1535–1536 года), Везалий вернулся в Лувен и некоторое время занимался изготовлением скелетов. Итогом этой деятельности стало приглашение преподавать анатомию в университете Падуи. В 1537 году отдельной брошюрой вышла его работа «О лечении болезней от головы до стоп», а вскоре он переехал в Италию, начав самый плодотворный период жизни. В том же году получил степень доктора медицины, заняв место преподавателя анатомии и хирургии Падуанского университета.
   Приступив к работе, Везалий сразу переменил сложившийся метод преподавания анатомии. Он добился разрешения производить вскрытия и снабдил студентов учебными пособиями собственного сочинения. Ученый более не испытывал недостатка в трупах: в анатомический театр университета регулярно поступали тела казненных преступников. В 1538 году венецианская типография отпечатала книгу под названием «Шесть анатомических таблиц», созданную совместно с художником Иоганном Стефаном ван Калькаром. Учебник Везалия представлял собой атлас, в котором текст сопровождался оригинальными рисунками, изображавшими различные части человеческого тела. Начало 1543 года медик провел в Базеле, выступая организатором и участником анатомических демонстраций, создавая новые книги и приготавливая скелеты.
   Начатая Везалием реформа преподавания анатомии уже не имела обратного хода. Сначала в итальянских, затем в других европейских университетах изменились методы обучения всем медицинским дисциплинам. При этом успехи в изучении анатомии не оставались достоянием одного учебного заведения, а распространялись по всем государствам. В качестве преподавателя Везалий постоянно требовал от слушателей точности в изучении натуры. Напоминал о назначении каждой, даже небольшой части тела, призывал к всестороннему охвату изучаемого явления и его глубокому анализу.
   Студентам импонировало его критичное отношение к наследию прошлого, точность в исследованиях, стремление к доказательности суждений, причем фактами, добытыми лично. Ко всему прочему молодой педагог обладал привлекательной внешностью, был обаятелен, говорил темпераментно и веско. Современники отмечали уверенные движения Везалия, пылающие страстью глаза, готовность вступить в дискуссию, тотчас представив неоспоримые факты. Все эти качества обеспечивали анатому высокий авторитет у слушателей.
   Везалий первым описал строение человеческого тела на основании фактов, лично установленных им путем вскрытий. В то время выводы относительно строения человеческого тела делались на основании трудов Галена. Везалий ценил его работы, переводил и готовил их к публикации, но указывал на ошибочность многих положений. В сочинении «О строении человеческого тела» он исправил более 200 ошибок римского врача, к сожалению, не избежав собственных.
   Отрицание авторитета Галена стало причиной конфликта с коллегами. Лишь немногие из его современников были готовы принять новую анатомию. Неприязнь, насмешки и откровенное презрение сопровождали талантливого ученого на протяжении всей жизни. Самым неистовым противником оказался Сильвиус, в 1551 году опубликовавший памфлет, где называл бывшего ученика «сумасшедшим глупцом, который зловонием своих трупов отравляет воздух в Европе». Ответ Везалия последовал незамедлительно: «Я требую встречи с Сильвиусом у анатомического стола, тогда он сможет убедиться, на чьей стороне правда».
   Последующие годы были временем борьбы за триумф новой анатомии; в защиту науки Везалий организовывал публичные демонстрации в Падуе, Болонье, Пизе. Его риторический талант, безупречная логика, редкостный энтузиазм увлекали не только поклонников, но и критиков. В качестве лучшего метода агитации к трупу приглашались самые ярые оппоненты. В Италии имя Везалия произносилось с почтением, его с триумфом встречали студенты, но во Франции, Бельгии, Швейцарии новая анатомия не признавалась. Однако именно в Базеле создан основополагающий труд «О строении человеческого тела» (1543 год) в 7 книгах, обобщивший прошлые достижения и содержавший ценные дополнения автора. Одновременно был опубликован краткий учебник «Извлечение», адресованный молодым врачам, обучавшимся в анатомическом театре. На протяжении 1544 года ученый безуспешно боролся с врагами, главным среди которых являлась католическая церковь. В итоге Везалий не выдержал и уехал в Брюссель. Порвав с любимой наукой, проклиная невежество, он уничтожил все свои рукописи.
   Начиная с 1544 года Везалий путешествовал в качестве лейб-медика Карла V. После смерти старого императора его наследник Филипп II не смог защитить врача от испанской инквизиции. Обвиненный в анатомировании живых людей ученый был приговорен к смерти, но казнь заменили паломничеством в Иерусалим. На обратном пути корабль попал в шторм, вынужденно причалив к берегу острова Занте, где Везалий заболел и умер.
   Некоторые биографы считали Везалия автором одной книги. Текст сочинения «О строении человеческого тела» проиллюстрирован гравюрами известного живописца Иоганна ван Калькара. Анатомические работы предшественников Везалия почти не содержали рисунков. Низкий уровень живописи эпохи Средневековья, трудности рисования на пергаменте, но главное — пренебрежение анатомическими знаниями, почерпнутыми при вскрытии, в то время делали анатомические рисунки курьезной редкостью. Исключение составляли зарисовки скелета в различных позах и все научное творчество Леонардо да Винчи.
    Иллюстрация к сочинению «О строении человеческого тела». Гравюра И. С. Ван Калькара. 1543 год
 
   Везалий хорошо понимал значение анатомического рисунка. Приступая к созданию оригинального иллюстрированного руководства, он сказал: «…гравюры способствуют пониманию вскрытий и представляют взору яснее самого понятного изложения». Действительно, ценность книги во многом определялась качеством рисунков, олицетворявших живой дух Ренессанса. По отзывам известного русского медика, в работе Везалия «мышцы человеческого тела представлены в динамике. Позы трупов заставляют думать о мудрости жизни и драматизме смерти».
   Первая книга являлась руководством по исследованию костей и суставов (остеология и артрология). Здесь полностью описывался скелет, включая зубы, хрящи, ногти. В заключение рассматривались методы обработки костей и давались советы относительно инструментов, необходимых для анатомирования: пилы, молотки, щипцы, ножи, бритвы, крючки, ножницы, иглы. Однако среди них не упоминался обыкновенный пинцет.
   Специалистам предназначался вывод о различии количества ребер у мужчины и женщины: «А мнение черни, будто мужчины на одной стороне лишены какого-то ребра и женщина превосходит мужчину на одно ребро, совершенно смешно, хотя Моисей сохранял предание, будто Ева создана Богом из ребра Адама». В описании черепа Везалий первым довольно точно изобразил клиновидную и нижнечелюстную кости. В заключение автор описал процедуру мацерации костей. Для этого использовались деревянные ящики с отверстиями; в них закладывались трупы и пересыпались известью. Затем ящики помещались в воду. После нескольких промывок и очищения кости выставлялись на солнце для отбеливания. Часто применялось вываривание костей для улучшения внешнего вида скелета как учебного пособия. Техника его изготовления также описана до мелочей.
   Вторая книга посвящена анатомии мышц (миологии). Заслугой Везалия являлось создание оригинальных, превосходно выполненных изображений и точных таблиц. Фигуры с препарированными мышцами в различных позах расположены на фоне итальянских пейзажей. В постановке конечностей правильно передана динамика движения. Автор отрицал ранние предубеждения относительно сухожилий и нервов: «Сухожилие соответствует связке, а не нерву, а нерв не растворяется ни в мышце, ни в сухожилии». Во второй книге мышцы систематизированы по форме. При этом указано на условность таких понятий, как начало и прикрепление мышцы; давались примеры их противоположного действия.
   Книга третья включала в себя описание кровеносных сосудов и желез. По мнению исследователей, изображение кровеносных сосудов имело существенные недостатки, определенные тем, что автор понимал процесс кровообращения неглубоко, следуя при этом физиологическим догмам Галена. Зато в исследовании кровеносных сосудов Везалий показал большие познания. Об этом свидетельствует тщательное описание артерий и вен: не остались скрытыми законы ветвления артерий, пути окольного кровотока, особенности строения сосудистой стенки. Вены для Везалия являлись сосудами, по которым кровь от печени идет к периферии. Насыщенную жизненным духом кровь от сердца несут артерии. Сердце представлялось рядовым внутренним органом, но никак не центром сосудистой системы, оттого описания самого сердца не имелось. Вены, по Везалию, «стоят выше», чем артерии, но топография вен не совсем точна.
   В четвертой книге излагались сведения по анатомии периферических нервов и спинного мозга. Некоторая небрежность в рассуждениях свидетельствует о равнодушии автора к этому вопросу, потому он невольно повторил ошибки Галена. Описав 7 пар черепно-мозговых и 30 пар спинно-мозговых нервов, Везалий не учел седьмого шейного спинно-мозгового нерва. Очевидно, он не понимал различий между корешками спинномозговых нервов. В свою очередь, нервный ствол рассмотрен как сплошное образование, преимущественно как полая трубка, по которой циркулирует «животный дух».
   Экспериментальные сведения по анатомии периферических нервов, нервных сплетений, спинного мозга в книге изложены классически, но они не оригинальны и местами ошибочны. Все же периферические нервы туловища, верхней и нижней конечностей описаны правильно. Будучи человеком творческим, Везалий всегда уходил от стандартных описаний Галена, исправляя и дополняя их: «…если ты заметишь, что я порядочно уклонился от мнения Галена, не поленись, очень тебя прошу, проверить его описание». Несомненно, что каждый из крупных периферических нервов исследован лично на трупах.
   В пятой книге отражены исследования по анатомии органов пищеварения, выделения и размножения. В соответствии с текстом, мочеполовые органы находятся «в связи и смежности» с органами питания, потому включены в этот раздел. Фактически книга представляла собой комментарии к вскрытиям брюшной полости. Автор разъяснял значение каждого органа, его место в процессе пищеварения, а также связь с другими частями тела. В начале книги помещены 32 рисунка, изображавшие органы на трупе в строгой последовательности, а также их вид на отдельных препаратах и разрезах. Безусловно, автор прекрасно представлял все, что изображено на таблицах и написано в книге. Соображения относительно внутренней структуры органов и объяснения их функций не идеальны, но вполне понятны. Везалий четко описал желудок, кишечник, печень, селезенку, мочевой пузырь, почку. Рассмотрел строение внутренних и наружных половых органов, представил развивающийся плод.
   Шестая книга посвящена органам дыхания и сердцу. В частности, описание органов грудной полости подразделялось на 16 глав. Детально описаны оболочка, покрывающая ребра (плевра), трахея, гортань, легкое и сердце. Несмотря на огромный опыт анатомирования, Везалий так и не понял истинной функции сердца. Кроме того, он испытывал серьезные затруднения при оценке наблюдений над работающим сердцем животных. Различал две камеры сердца и признавал, что в перегородке между желудочками нет отверстий, но не смог осмыслить путь перехода крови из правого желудочка в левый: «Я немало колеблюсь относительно функций сердца в этой части».
   В седьмой книге сказано о головном мозге и органах чувств. Здесь собраны факты, казавшиеся автору достаточно спорными. При написании данного раздела Везалий располагал малочисленными сведениями относительно внутренней конструкции мозга. Из текста видно, насколько медик сомневался в этом вопросе и все же допустил много ошибок. Однако главные детали головного мозга описаны верно: ствол мозга, мозжечок, ножки мозга, четверохолмие, зрительные бугры, мозолистое тело, большие полушария, желудочки мозга, эпифиз и гипофиз.
   Данная книга отличалась четкой систематизацией всех известных сведений по анатомии мозга. Не доверяя предшественникам, Везалий лично проверял каждое суждение. Его изобретением стала техника рассечения мозга на срезы. Сильвий и сам Везалий прекрасно знали способы уплотнения мозга; срез зарисовывался, все крупные детали обозначались на рисунках. Таким образом анатомы получили возможность изучать головной мозг по единой методике, а также представлять свои наблюдения графически.
   Значение головного мозга выражено следующей фразой: «…мозг построен ради главенства разума, а также чувствительности и движения, зависящего от нашей воли». По Везалию, мозг осуществляет назначенные функции с помощью некоего «животного духа», который вырабатывается в нем и в оболочках, а затем выходит на периферию по нервам: «…я нимало не опасаюсь приписать назначение в возникновении животного духа желудочкам». Соблюдая верность Галену, автор упомянул о влиянии мозга на жизненные отправления, но объяснить его был способен только с помощью таинственного «животного духа», якобы сообщающего «силу органам чувств, вызывающего движения мышц и являющегося импульсом для божественных актов царствующей души»!
   В дополнительной, восьмой, книге изложены результаты исследований по опытной анатомии и физиологии, полученные автором в процессе вивисекции на животных. К экспериментам подобного рода Везалий обращался очень часто; в анатомическом зале рядом со столом, на котором производилось расчленение человеческого трупа, находился стол для вскрытия животных.
   Объектами исследования были живые обезьяны, собаки, свиньи. В ходе простого опыта, каким являлся перелом костей, исследователь убедился, что после травмы одной кости нарушается работа всего органа, иначе — перестает действовать вся конечность. Разнообразные эксперименты, касавшиеся нервной системы, состояли из активизации паралича мышц, вскрытия желудочков мозга и черепа у собак с последующим разрушением мозгового вещества. Желая понять влияние возвратных нервов на голос, Везалий сдавливал или рассекал нервы, что влекло за собой потерю голоса. Везалий умел делать операции удаления селезенки у живых животных, вырезал почки и яички. Прижизненные наблюдения над работой сердца и легких также проделывались в учебных целях.
   В медицинской литературе Везалия часто называют чистым теоретиком, далеким от практической медицины. Несмотря на то, что он не был лечащим врачом, в частности хирургом, род его занятий требовал владения хирургической техникой. О его клинической деятельности сведений не сохранилось, но отношение к некоторым проблемам лечения Везалий раскрыл в предисловии к руководству по анатомии. Кроме того, он не единожды касался клинических проблем в статье о применении отвара хинного корня. Учитывая научную степень и огромный опыт преподавания, необходимо признать его заслуги в развитии хирургии как науки. Правильность выводов Везалия в его научном труде о строении организма многозначаще подтвердил его современник, великий хирург Амбруаз Паре, бывший одновременно теоретиком и практиком.
   После смерти Везалия редкие вскрытия производились в неприспособленных помещениях, что противоречило санитарным требованиям и объяснялось запретами властей. В Италии в XVI веке аутопсии превратились в торжественные демонстрации, совершаемые с разрешения городской администрации. «Спектакль» проходил в специальных помещениях, оборудованных по типу амфитеатров. В качестве главных персонажей выступали профессора медицины, производящие действия в присутствии коллег и учеников. Преподаватели собственноручно препарировали трупы, поставив целью не только изучение строения человеческого организма, но и обучение анатомии студентов. Спустя век центр анатомических исследований переместился во Францию, а позже сосредоточился в Нидерландах.
   В Лейденском университете существовала крупнейшая анатомическая школа. В свое время ее окончил знаменитый голландский хирург Николас Тюльп (1593–1674 годы) из Амстердама, известный миру по картине своего соотечественника Рембрандта. Будучи серьезным исследователем в области сравнительной анатомии, медик впервые представил строение человекообразной обезьяны, уподобив ее человеку. С именем Тюльпа связано появление символа врачей всего мира: горящей свечи и девиза «Служа другим, уничтожаю себя».
   Университет в Лейдене стал местом учебы и работы другого известного анатома, Фредерика Рюйша (1638–1731 годы). Последовательный сторонник Везалия, в 1665 году он защитил диссертацию и отбыл в Амстердам по приглашению гильдии местных хирургов. Совмещая лекции по анатомии, Рюйш занимался научными исследованиями. Ему принадлежит заслуга в изобретении оригинального способа бальзамирования, в создании уникальной коллекции для анатомического музея, где демонстрировались врожденные аномалии и пороки развития. Голландский ученый в совершенстве владел техникой приготовления анатомических препаратов, знал методику инъекции кровеносных сосудов окрашенными и затвердевающими жидкостями. Великие заслуги Рюйша оценили зарубежные светила медицины. В 1705 году он был избран членом Берлинской академии «Леопольдина», в 1720 году стал членом Лондонского научного королевского общества, а через 7 лет присутствовал на заседаниях Парижской академии наук.

   Поразительная разносторонность французского хирурга Амбруаза Паре (1510–1590 годы) выгодно отличала его от коллег. Не имея специального образования, он являлся автором новаторских методов лечения, изобретателем ортопедических конструкций и прекрасным литератором, описывавшим свои опыты в книгах. Паре родился в семье бедного ремесленника Анже (Франция) и еще мальчиком поступил учеником в мастерскую цирюльника. В медицину он пришел семнадцатилетним юношей, когда проходил практику в парижской больнице Отель-Дье. Спустя два года практикант стал профессиональным цирюльником-хирургом и в этом качестве поступил на военную службу в 1536 году. Участие во многих военных походах позволило молодому французу приобрести бесценный опыт полевого медика.
   Первое сочинение Паре называлось «Способ лечить огнестрельные раны, а также раны, нанесенные стрелами, копьями и др.» (1545). Книга была написана на французском языке, так как автор не знал латыни. Вследствие доступности изложения и полезного содержания труд получил широкое распространение. В то время лучшим средством лечения огнестрельных ран считалось кипящее масло. Малая изученность пулевых ранений обусловила немалые трудности в их лечении. В большинстве случаев появлялись осложнения общего характера: у раненого начиналась гангрена, причина которой виделась в отравлении крови. Считалось, что в организм проникает «пороховой яд», а лучшим средством лечения являлось уничтожение остатков пороха. Во избежание распространения «порохового яда» рану прижигали каленым железом по методу Г. Герсдорффа, а также заливали ее кипящей смолой. Вблизи палатки цирюльника постоянно горел костер, на котором висел котелок с кипящим маслом.
    Амбруаз Паре
 
   В первые годы молодой хирург работал традиционным методом, применяя прижигание и смолы, хотя осуждал столь жестокое обращение с ранеными, и без того переживавшими адские муки. Во время итальянской кампании 1537 года после одного из сражений раненых было так много, что у цирюльника не хватило горячей смолы. В отсутствии надлежащих средств Паре смазывал раны смесью яичного желтка, розового и терпентинного (хвойного) масел, прикрывая больное место чистой повязкой.
   Впервые нарушив принятую методику, армейский доктор всю ночь не мог уснуть, опасаясь увидеть пациентов умершими от отравления. «К своему изумлению, — отметил Паре в дневнике, — рано утром я застал раненых бодрыми, хорошо выспавшимися, с ранами невоспаленными и неприпухшими. В то же время других, раны которых были залиты кипящим маслом, я нашел лихорадящими, с сильными болями и с припухшими краями ран. Тогда я решил более так жестоко не прижигать несчастных». В последующие дни медик убедился в своей правоте: раны, обработанные «хвойно-яичным бальзамом», заживали скорее, чем перевязанные по всем старым правилам хирургического искусства. Именно с этого открытия Паре началась новая, практика лечения огнестрельных ранений.
   Используя двухлетний полевой опыт в книге «Способ лечить…», автор отверг теорию об отравляющем воздействии пороховой сажи. Категорически отрицая применение горячих масел, он указал на причину особой тяжести огнестрельных ран. Опасность, по его мнению, состояла в обширном и глубоком повреждении кожной ткани. После выхода книги костры у палаток полевых цирюльников стали встречаться реже и через несколько лет погасли совсем. Объясняя свой рациональный подход, подчеркивая веру в целительные силы природы, Паре говорил: «Я его перевязал, а Бог вылечил». Его простые и оригинальные методики сыграли немаловажную роль в превращении хирургии из ремесла в область научной медицины.
   Другое крупное открытие Амбруаза Паре состоит в перевязке кровеносных сосудов во время хирургической операции. Единственной хорошо разработанной областью средневековой хирургии являлись небольшие кровотечения. Медики умели быстро останавливать кровь, прижимая к ране губку или сухой кусок полотна, часто пропитанные лекарственным средством. Однако при сильном кровотечении, которое возникало при ампутации конечностей, эта методика не давала стопроцентного результата. Отметив, что свертываемость улучшается от действия высокой температуры, хирурги обрабатывали рану раскаленными ножами, позже внедрив специальный инструмент.
   Тщеславные медики изготавливали ножи из драгоценных металлов, чем нередко укорачивали жизнь своих пациентов, умиравших от потери крови. Один из военных хирургов ввел в практику погружение свежей культи в кипящую смолу. Изуверская процедура производила некоторый эффект в плане остановки крови, но большинство пациентов погибало от нестерпимой боли. Варварский способ не получил распространения и был заменен перевязкой ампутированной конечности немного выше прооперированного места. Этот метод также имел большой недостаток: кровотечение, прекратившееся в ходе операции, возобновлялось, стоило только снять жгут. Если несчастный не умирал, то рана заживала с трудом вследствие омертвения тканей на зажатом участке.
   Проанализировав практику коллег, Амбруаз Паре применил собственный метод. Он надрезал кожу выше нужного участка, обнажал крупные кровеносные сосуды и перевязывал их обычной ниткой. Во время операции кровоточили только мелкие сосуды, которые подвязывались по мере необходимости. Знаменитая нить Паре определила переворот в технике оперативного лечения, избавив медиков от борьбы с кровотечением. Этот способ с успехом применяется современными хирургами.
   Оставив военную службу, Паре много практиковал, внедряя в хирургию новые открытия. Он создал несколько новых хирургических инструментов.
   Кроме того, он изобрел, описал и применял искусственные конечности и суставы. Большинство протезов было изготовлено уже после смерти медика, в соответствии с оставленными им чертежами.
   Помимо создания научных трудов по анатомии, физиологии и внутренним болезням, талант Паре распространялся на акушерство, причем не только теоретическое. В 1552 году его пригласили на службу в качестве придворного медика французского короля Генриха II. Монарх узнал об искусстве военного цирюльника, прочитав «Руководство по извлечению младенцев как живых, так и мертвых, из чрева матери» (1549 год). Новаторством в этой области послужило описание поворота плода на ножку. Метод Паре являлся модификацией древнеиндийского способа, к сожалению, забытого за многие века. Впоследствии Паре лечил королей Франциска II, Карла IX, Генриха III, не оставляя придворную службу до самой смерти. По слухам, в трагическую Варфоломеевскую ночь гугенота Паре спас Карл IX, приказавший запереть любимого врача в одной из комнат дворца.

   Период развития человечества, заключенный в хронологические рамки 1640–1918 годов, отличался становлением новых экономических и политических отношений в государствах Западной Европы. Символично названная Новым временем, эта революционная эпоха отмечена множеством знаменательных событий: укреплением экономических и общественных вольностей городов, духовным брожением в обществе, глобальной перестройкой мира в связи с колониальной экспансией, Великими географическими открытиями. Дальнейшее формирование промышленности, рост городов, революции в Нидерландах (1566–1609 годы), Англии (1640–1649 годы) и Франции (1789–1794 годы) определили появление новой философии.
   «Великий, прогрессивный переворот, самый мощный из всех пережитых до того времени человечеством, нуждался и породил титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многогранности и учености. Передовые люди новой эпохи овеяны духом смелых искателей приключений. Тогда не было ни одного крупного деятеля культуры, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех, пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества». Известный философ подразумевал начало длительного периода развития науки, представители которой поставили задачей воспитание «нового человека» с чисто светским мировоззрением. Греческий термин humanitas — «воспитание», стал обозначением идейного содержания новой эпохи. Новое мировоззрение предполагало не только овладение античной мудростью, но также самопознание и самосовершенствование.
   Во взглядах философов Нового времени гармонично сосуществовали древность, религиозное Средневековье со светским кодексом чести и новые теоретические основы, ставившие в центр интересов ум человека, его знания, творческую энергию. Гуманитарное, научное и житейское начала соединились в идеях сторонников витализма (от лат. vitalis — «жизненный»). Выразители своеобразного течения в биологии отталкивались от признания в организмах нематериальной, сверхъестественной силы («жизненная сила», «душа», «архей»), управляющей жизненными явлениями. Элементы витализма присутствовали в философии Аристотеля; его позднейшими последователями стали известные медики-виталисты Я. ван Гельмонт, Г. Шталь, И. Мюллер, считавшиеся теоретическими основателями современной клинической медицины. Утверждая метафизический материализм, а с другой стороны, опираясь на законы механики, медики XVI–XVIII веков еще не могли объяснить многообразие окружающего мира.
   Начиная с Везалия, как известно, посвятившего себя теоретической анатомии в ущерб врачебной деятельности, медицина постепенно разделилась на отдельные сферы. К началу Нового времени, в средневековой медицине выделилось на два направления: медико-биологическое и клиническое. Первое, связанное с развитием естествознания, представляли такие науки, как гистология, патологическая анатомия, физиология, микробиология.
   Нидерландский естествоиспытатель Ян Баптист ван Гельмонт (1579–1644 годы), занимавшийся ятрохимией, ввел термин «газ» и впервые поставил опыты по изучению питания растений. Немецкий химик и врач Георг Эрнст Шталь (1659–1734 годы) сформулировал общую химическую теорию, названную теорию флогистона, которую впоследствии опроверг химик А. Лавуазье. Немецкий виталист Самуэль Ганеманн (1755–1843 годы) считается родоначальником гомеопатии. Клиническая медицина, в частности терапия, хирургия, педиатрия, психиатрия, акушерство и гинекология с большим трудом принимали достижения биологии. Вследствие некоторой консервативности существовал значительный разрыв между передовым мышлением естествоиспытателей, творивших на основе опытного способа исследования, и сознанием терапевтов, предпочитавших традиционные методики. Представляется удивительным факт, что почти до XIX столетия лечащие врачи не использовали специальных инструментов для обследования больного.
   Развитие медико-биологического направления определялось фундаментальными открытиями в науке и технике, среди которых наиболее важными считаются:
   — теория клеточного строения растений и животных (М. Я. Шлейден и Т. Шванн, 1838–1839 годы);
   — закон сохранения энергии и определение механического эквивалента теплоты (Ю. Р. Майер, 1841 год; Дж. П. Джоуль, 1843 год; Г. Л. Ф. фон Гельмгольц, 1847 год);
   — эволюционное учение Чарлза Дарвина, пояснившего основные природные процессы в работе «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение избранных пород в борьбе за жизнь» (1859 год).
   Все значительные открытия Нового времени зафиксированы в многотомной «Энциклопедии наук, искусств и ремесел» (Париж, 1751–1757 годы), подготовленной к выпуску знаменитыми философами Д. Дидро и Ж. Д’Аламбером. Огромное значение в формировании научной медицины сыграла деятельность сторонников французской школы механического материализма. Оригинальный мировоззренческий принцип, выдвинутый в XVII–XVIII веках, объяснял развитие природы и общества законами механической формы движения материи. Источником механицизма послужили законы механики. В широком смысле эта теория сводилась к умозрительному движению от сложной, качественно своеобразной формы к более простой, например от социальной — к биологической. В сфере медицины механицизм представляли врачи-материалисты Анри Леруа (1598–1679 годы), Жюльен Ламетри (1709–1751 годы), Пьер Кабанис (1757–1808 годы). Всеобъемлющие обобщения естествоиспытателей, подготовленные трудами предшественников и основанные на опыте современников, определили будущее истинно научной медицины Нового времени.

   Часто боль является единственным поводом обращения к врачу; это тревожный сигнал, увеличивающий шансы лечения. В то же время она терзает больного человека, заставляет страдать его близких, вынуждая искать способы ее устранения. Таким образом, боль представляет не только медицинскую проблему. Вопрос избавления пациента от мук превратился в задачу нравственную и, помимо медиков, привлекал внимание философов.
   Издавна имели место два основных подхода к проблеме боли. Античные мыслители считали ее злом, требующим борьбы до победного конца, то есть мечтали о полном ее устранении. Противоположную доктрину выдвигала Римско-католическая церковь, представленная схоластической медициной. Святые Отцы рассматривали боль как проявление действия высшей силы, данность Создателя, которому нельзя возражать, тем паче оказывать сопротивление. Поэтому больной должен терпеть и ждать Божьей милости.
   В эпоху Возрождения медицина вновь обратилась к рациональным взглядам Античности. Поиском принципиально нового подхода к вопросу боли занялся французский философ, математик и физик Рене Декарт (1596–1650 годы). Одновременно увлекаясь такими разноплановыми дисциплинами, как философия, математика, физика, а затем и физиология, ученый принял для себя четыре логических правила:
   — «никогда не принимать за истинное ничего, что не может быть признано таковым с очевидностью, то есть тщательно избегать поспешности;
   — делить каждую из рассматриваемых трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить;
   — располагать мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу;
   — делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватные, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено».
   На примере ожога Декарт впервые подробно описал механизм появления защитной реакции организма. Представив обоснованные предположения относительно рефлекторных проявлений, возникающих при болевых импульсах, французский ученый заложил основы научной физиологии (от греч. physis — «природа»). Однако рождение отдельной науки о жизнедеятельности организма и его составляющих частей — клеток, органов, функциональных систем, связано с именем Вильяма Гарвея (1578–1657 годы). Знаменитый английский врач впервые высказал мысль, что «все живое происходит из яйца». Ученый прославился созданием теории кровообращения, опровергавшей многие представления Галена.
    Первая фаза безусловного рефлекса по-Декарту
 
   Легочное кровообращение было открыто независимо и почти одновременно Мигелем Серветом, Реальдо Коломбо (1510–1559 годы) и Габриеле Фаллопио (1523–1562 годы). Последний являлся преемником Везалия и Коломбо в Падуе. Он открыл и описал многие анатомические структуры, в частности полукружные каналы, клиновидные пазухи, тройничный, слуховой и языкоглоточный нервы, канал лицевого нерва и маточные трубы, которые до настоящего времени называют фаллопиевыми.
   Вильям Гарвей получил начальное образование в школе Фолькстона (графство Кент), затем прошел курс обучения в Кембридже. В 1598 году отправился получать знания в падуанском университете, считавшемся тогда лучшей медицинской школой. Долгое время занимался под руководством профессора Фабриция Аквапенденте. Трактат Фабриция, касавшийся венозных потоков, навел воспитанника на мысль о кровообращении. Позже ученый говорил, что идея кровообращения появилась в результате соображений о «количестве крови, беспрерывно вступающей в аорту, которое так велико, что если бы кровь не возвращалась из артерий в вены, то за несколько минут последняя опустела бы совершенно».
   В 1602 году Гарвей получил степень доктора и обосновался в Лондоне, где его избрали членом столичной коллегии врачей. Начало 1609 года для молодого медика ознаменовалось получением места доктора в госпитале Святого Варфоломея. До 1623 года он лечил бедных сограждан, пока не получил приглашение стать придворным врачом, а с 1625 года был медиком при короле Карле I. В 1617 году знаменитый ученый излагал свои взгляды на кровообращение с кафедры анатомии и хирургии в коллегии врачей. Тогда теоретические положения уже оформились, но были обнародованы много лет спустя в книге «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных» (1628 год).
   Фундаментальный труд Гарвея ознаменовал начало современной физиологии. До него в европейской медицине господствовали идеи античных медиков, преимущественно Галена. Ранее предполагалось наличие в организме двух видов крови: грубой и одухотворенной. Если первая разносилась венами из печени по всему телу, предназначаясь для питания, то вторая двигалась по артериям и снабжала организм жизненной силой. Согласно традиционным взглядам, часть крови могла передаваться через сердце и легкие в артерии. В свою очередь, артерии должны были снабжать вены неким «духом». Однако многие замечали, что это не мешает каждому виду крови сохранять свое автономное движение в собственной системе сосудов. Несмотря на открытия Везалия и Сервета, консервативные убеждения упорно сохранялись, являясь запутанной формой вследствие противоречий, вносимых новейшими исследованиями. Англичанин Гарвей заменил теоретическую путаницу ясным, точным и законченным учением о вечном круговороте крови. Его теория опиралась на немногочисленные эксперименты, но каждая деталь подтверждалась вивисекциями на животных и вскрытиями человеческих трупов. Процесс кровообращения тщательно прослеживался на животных, причем при отсутствии микроскопа. Ученый совершенно не признавал метафизику с ее «археями» и «духами», заменяющими, по его словам, «истинное знание кажущимся».
    Вильям Гарвей
 
   В «Анатомическом исследовании…» не было намека на логику априори (от лат. apriori — «из предшествующего»), которой отличались сочинения его коллег. Труд Гарвея представлял собой истинно прогрессивное научное произведение, где все вопросы решались изучением фактов, вполне доступных наблюдению. Все же автору пришлось выдержать жестокое противодействие со стороны почитателей Античности. В течение 10 лет английский физиолог оставался одиноким среди врагов: признанные авторитеты медицины того времени — Примроз, Паризанус, Франзолий, Ж. де ла Торре — закидывали автора древними цитатами, с пеной у рта доказывая случайность, ошибочность, даже патологический характер его идей. Профессор Гюи Патен назвал открытие большого и малого кругов кровообращения «парадоксальным, бесполезным, ложным, невозможным, непонятным, нелепым, вредным для человеческой жизни».
   Придворные обязанности нередко отрывали Гарвея-ученого от занятий физиологией. В 1630–1631 годах он сопровождал герцога Леннокса в поездке на материк; в 1633 году ездил с королем в Шотландию; в 1636 году «маялся» в свите германского посла. С началом революции Карл I бежал из столицы, и Гарвей вынужденно последовал за ним. Повстанцы разграбили лондонскую квартиру ученого, уничтожив все рукописи по сравнительной и патологической анатомии, эмбриологии, созданные в результате многолетних исследований.
   Вильям Гарвей находился при дворе Карла во время знаменитого Эджгильского сражения, но по окончании народной войны поселился в Оксфорде: тихий город временно служил королевской резиденцией. Придворный медик был назначен деканом в университете, но в 1646 году Оксфорд осадили повстанцы, и Гарвей вновь отправился странствовать. Однако с этого времени он отошел от политики, в которой ранее принимал участие в силу должностных обязанностей. Поселившись в Лондоне, на свои средства построил дом для заседаний коллегии врачей, расположив здесь же библиотеку. Кроме того, коллеги получили от Гарвея богатую коллекцию медецинских препаратов, инструментов и книг.
   В последние годы жизни ученый занимался преимущественно эмбриологией, написав книгу «Изучение зарождения животных» (1651 год). Этот труд стал первым систематическим, законченным трактатом по эмбриологии, где описан процесс развития «яйцеродящих животных». Наблюдения проводились невооруженным глазом. Развитие зародыша прослежено удивительно точно, но текст не дополнялся иллюстрациями, что невыгодно отличало книгу Гарвея от сходного труда М. Мальпиги. Материал для исследования предоставлял Карл I, не жалевший для науки своих охотничьих трофеев. Король отдавал в лабораторию оленей, мелких зверушек и птицу.
   Именно Гарвей первым высказал мысль о том, что пористая скорлупа яиц пропускает воздух к зародышу. В несколько туманной форме книга знакомила с основными идеями эмбриологии. Автор описал первичную идентичность различных типов, постепенное формирование органов, сходство переходных форм в развитии зародыша человека и животных. Несмотря на недоработку отдельных положений, ученый обогатил эмбриологию крупными открытиями, четкими обобщениями, заложив основу для дальнейших исследований.
   Ко времени выхода в свет «Изучения зарождения животных» заслуги автора неожиданно нашли признание в ученом мире. Вильям Гарвей доживал свои последние годы в уважении и славе. Молодые английские физиологи считали его своим предшественником. Создателю теории кровообращения посвящали стихи известные поэты. По инициативе Лондонской медицинской коллегии в зале заседаний общества поставили статую Гарвея, а в 1654 году он был избран главой столичных врачей. Однако больной, чрезвычайно уставший физиолог отказался от почетного звания президента Лондонской медицинской коллегии, сославшись на старость. В конце июня 1657 года Гарвей заметил у себя первые признаки паралича. Осознав приближение смерти, до начала агонии он успел распорядиться относительно своего научного наследия.
    Термоскоп Санкториуса
 
   Одним из первых теорию Гарвея признал врач, физиолог и анатом Санторио Санторио, произносивший свое итальянское имя на латинский манер — Санкториус (1561–1636 годы). Будучи представителем ятрофизики, профессор университета в Падуе впервые применил экспериментальный метод исследования и математическую обработку данных, а также изобрел прибор для измерения температуры человеческого тела.
   Громоздкий, но довольно точный термометр состоял из шарика и длинной извилистой трубки, заполненной подкрашенной жидкостью. Температура тела измерялась посредством произвольно нанесенных делений, после того как человек согревал шарик руками или брал его в рот. Изменение уровня жидкости происходило в течение 10 ударов пульса. Прибор Санкториуса стал достижением медицины своего времени; его установили во дворе дома ученого и проводили эксперименты на всех желающих.
   Позже неутомимый исследователь Санкториус сконструировал специальную камеру-весы, где изучал обмен веществ, лично выступая в качестве объекта опытов.
    Экспериментальная камера Санкториуса
 
   Сложный прибор позволял производить количественную оценку усвояемости пищевых продуктов и выделений организма путем взвешивания самого себя. Результаты экспериментов были представлены в трактате «О медицине равновесия» (1614).
   Одновременно с Санкториусом над созданием термоскопа работал ярый противник схоластики, механик, астроном и естествоиспытатель Галилео Галилей (1564–1642 годы). Прибор великого итальянца представлял собой стеклянный шар с тонкой припаянной трубочкой, также выполненной из стекла. Когда ее свободный конец погружался в сосуд с подкрашенной водой или вином, шар нагревался человеческим теплом, а воздух расширялся. По мере остывания шара вода поднималась вверх до определенной метки.
   Приборы Галилея и Санкториуса имели существенный недостаток: показания термоскопов зависели от перепадов атмосферного давления. Это несовершенство отчасти исправил император Фердинанд II Габсбург, лично участвовавший в разработке оригинального термоскопа. В 1641 году его придворные могли увидеть действие устройства, внешне напоминавшего маленькую лягушку. Полость прибора заполнялась жидкостью, в которой плавали шарики различной плотности. Температура тела измерялась по количеству шариков, оставшихся на поверхности после согревания и уплотнения жидкости. Несмотря на всевозможные виды термометров, изобретенных в XVII веке, в клинической практике они начали применяться только спустя два столетия.
   Согласно всеобщему убеждению, физиология обрела современную направленность после открытий русского медика И. Павлова. До него исследования в области жизнедеятельности организма имели механический характер, хотя для того времени и уровня развития и это являлось прогрессом.
   Представления Декарта получили продолжение в работах швейцарского естествоиспытателя, врача и поэта Альбрехта фон Галлера (1708–1777 годы), оставившего потомкам дидактическую поэму «Альпы» и философское эссе «О происхождении зла». Автор сочинений по анатомии, эмбриологии, ботанике, хирургии, выступал против теории эпигенеза в защиту преформации. Являясь одним из основоположников экспериментальной физиологии, он отрицал идеи зародышевого развития по Гарвею, полагая наличие в клетках неких материальных структур, предопределяющих развитие эмбриона. В монографии «Элементы физиологии» Галлер пытался выявить суть процесса дыхания в легких, установил зависимость силы сокращения сердца от величины стимула и определил свойства мышечных волокон — такие, как сократимость, упругость, раздражимость. Швейцарский врач был первым физиологом, заметившим непроизвольное сокращение сердца под действием силы самого органа.
   Начало одному из разделов физиологии, изучающему электрические явления в живом организме, положили эксперименты итальянского анатома Луиджи Гальвани (1737–1798 годы). Позже названный основателем экспериментальной электрофизиологии, он первым занялся изучением электрических явлений при мышечном сокращении, объединив их в понятие «животное электричество». Важные сведения получены из трудов другого представителя электрофизиологии, немецкого физиолога и философа Эмиля Генриха Дюбуа-Реймона (1818–1896 годы). Его заслугой стало определение закономерностей, характеризовавших электрические явления в мышцах и нервах.
    Термоскоп Галилея
 
   Французский физиолог Франсуа Мажанди (1783–1855 годы) всегда выступал против идей витализма. Доказательства ошибочности теорий о «жизненной силе» представлены в его аргументированных опытных данных относительно чувствительных и двигательных нервных волокон (опубликованы в 1822 году). Эксперименты французского ученого обосновали соответствие между структурой и функцией, что впоследствии было сформулировано в законе Бэлла-Мажанди.
   Огромное количество фундаментальных трудов по физиологии центральной нервной системы и органов чувств, сравнительной анатомии, по вопросам эмбрионального развития принадлежит немецкому естествоиспытателю Иоганнесу Петеру Мюллеру (1801–1858 годы). Несмотря на создание вполне материалистичной рефлекторной теории, физиолог из Германии считался представителем так называемого физиологического идеализма. Продолжателями его идей стали русские медики И. Сеченов, И. Павлов и А. Филомафитский. К научной школе Мюллера в свое время примкнули Р. Вирхов, Г. Гельмгольц, Г. Дюбуа-Реймон, Т. Шванн. Канадский физиолог Фредерик Грант Бантинг (1891–1941 годы), долгое время исследовал секрецию поджелудочной железы. Благодаря открытию гормона инсулина он стал лауреатом Нобелевской премии 1923 году.
    Бронзовая медаль с изображением врачей Ф. Бантинга и Ч. Беста
 
   Во второй половине XIX века европейские физиологи сделали значительные открытия относительно функций отдельных органов и систем, а также в исследовании некоторых наиболее простых механизмов регуляции деятельности сердца, сосудов, дыхания, мышц. Однако многочисленные знания имели хаотичный, разрозненный характер. Четкому представлению о жизнедеятельности организма и его отношении к природе мешало отсутствие единой теории о тесной взаимосвязи различных функций организма. Позже этот период назвали временем аналитической физиологии. Наметившаяся тенденция к обобщению имеющихся данных, которая выражалась в попытках изучения нервной системы, нашла логичное завершение в работах русских физиологов И. Сеченова и И. Павлова.

   Создание микроскопической техники стало необходимостью задолго до XVIII века, с которым связано появление гистологии — науки о строении, развитии и жизнедеятельности тканей. Основной целью гистологии (от греч. histos — «ткань») является наблюдение за эволюцией тканей, а также выяснение взаимодействия клеток одного и различных организмов. Первые представления о тканях формировались макроскопическим путем, то есть на основании изучения трупов. Бездоказательные теоретические обобщения не представляли особой ценности, хотя примитивная микроскопическая техника существовала уже в XVI веке. Действие прибора, собранного из увеличительных стекол, в 1590 году продемонстрировали голландские астрономы братья Ганс и Захарий Янсены. Оптическая труба Галилео Галилея имела 9-кратное увеличение и вначале предназначалась для изучения внутреннего строения предметов. После успешного показа в 1609 году ученый приспособил систему для наблюдения за небесными светилами.
   Современный термин «микроскоп» и первое применение прибора связаны с именем английского естествоиспытателя Роберта Гука (1635–1703 годы). Разносторонний ученый, экспериментатор, опередивший Ньютона в догадках о существовании всемирного тяготения, Гук усовершенствовал оптическую систему Галилея, создав микроскоп, увеличивавший в 30 раз. Имея степень магистра искусств Оксфордского университета, ученый изобрел воздушный насос, придумал пружинный привод механизма карманных часов и множество других полезных вещей.
    Микроскоп Гука
 
   Активная изобретательская деятельность Гука определялась не только его энергичной натурой, но и являлась частью служебных обязанностей. Пожизненная должность куратора экспериментов Королевского общества, помимо престижа, требовала регулярной демонстрации новых экспериментов, а соответственно — значительных денежных затрат, причем при отсутствии жалованья. Несмотря на нехватку средств, сэр Роберт охотно выполнял свою работу, помогавшую исследованиям, а также создававшую репутацию полезного клиента у мастеров, изготавливавших инструменты.
   В 1664 году в Англии свирепствовала чума, но магистр не покинул Лондон, будучи увлечен научными экспериментами. В «Истории Королевского общества» сохранилась запись от 1665 года: «Гук… между прочими вещами показал первый действительный микроскоп и множество открытий, сделанных с его помощью, первую ирисовую диафрагму и целый ряд новых метеорологических приборов». Тогда же вышел в свет классический труд магистра Гука — книга под названием «Микрография, или Физиологическое описание мельчайших тел, исследованных с помощью увеличительных стекол». Сочинение представляло собой рассказ о результатах применения микроскопа в качестве исследовательского инструмента: в ней описано 57 «микроскопических» и 3 «телескопических» опыта. Кроме того, автор открыл клеточное строение тканей, ввел термин «клетка», исследовав ткани растений, насекомых и животных. Превосходные гравюры, сопровождавшие текст, представляли как научную, так и художественную ценность.
    Ян Сваммердам
 
   Одним из основоположников микроскопической анатомии считается нидерландский натуралист Ян Сваммердам (1637–1680 годы), написавший сочинения по анатомии насекомых с изображением их строения на различных стадиях развития. Итальянский медик и биолог Марчелло Мальпиги (1628–1694 годы) также внес посильный вклад в становление гистологии. Его заслуга состоит в открытии капиллярного кровообращения, в описании микроскопического строения некоторых видов тканей и органов растений, животных и человека. Именем Мальпиги названы почечные тельца и слой эпидермиса.
   Самый мощный микроскоп своего времени в 1673 году создал нидерландский натуралист Антони ван Левенгук (1632–1723 годы). Прибор с 270-кратным увеличением позволял наблюдать и зарисовывать простейших, сперматозоиды, бактерии, эритроциты, а также их движение в капиллярах. Столь малые живые организмы, обнаруженные при значительном увеличении, были описаны в книге «Тайны природы, открытые Антонием Левенгуком» (1695). Голландский изобретатель достиг совершенства в шлифовке оптических стекол, что позволило ему изготовить короткофокусные линзы с увеличением, невиданным до того времени. Устройство дополнялось удобными металлическими держателями, конструкции самого Левенгука. Ученый не пожелал остаться искателем-одиночкой, регулярно сообщая результаты своих экспериментов в Лондонское королевское общество. Известно, что в 1673–1723 годах он отправил 375 отчетов, но ни один из них не послужил основой теоретического обобщения и не привел к созданию отдельной дисциплины.
    Микроскоп Левенгука
 
   «Никто не сделал так много и настолько хорошо за такое короткое время», — отозвался современник молодого доктора Биша после его похорон. Автор высказывания напрасно обидел французских ученых, но Мари Франсуа Ксавье Биша (1771–1802 годы) за 32 года своей жизни действительно сделал очень многое.
   Являясь основоположником патологической анатомии и гистологии, он изучал морфологию и физиологию человеческой ткани без применения микроскопа. Биша назвал более 20 видов тканей, подробно описав их в трудах «Трактат о мембранах и оболочках» (1800) и «Общая анатомия в приложении к физиологии и медицине» (1801). Создание клеточной теории строения организмов, выявившей равенство процессов, происходящих во всех многоклеточных организмах, стало одним из самых великих открытий в естествознании. С трудами Шлейдена и Шванна принято связывать начало микроскопического периода в развитии медико-биологических наук.
    Мари Франсуа Ксавье Биша
 
   Чешский естествоиспытатель Ян Эвангелист Пуркине (1787–1869 годы) одним из первых применил клеточную теорию непосредственно к медицине, разглядев нервные клетки в сером веществе головного мозга. В 1837 году ученый сделал еще более ошеломляющее открытие: описав клетки в головном и спинном мозге, он выделил в сером веществе коры мозжечка крупные клетки, а также смог объяснить ритмичную работу сердца наличием волокон проводящей системы этого органа. Клетки мозжечка и сердца в специализированных атласах называются именем Пуркине.
    Ян Пуркине
 
   Натуралист из Чехии является создателем классических работ по анатомии, физиологии зрительного восприятия, гистологии и эмбриологии. В 1839 году во Вроцлаве по его инициативе чешские медики объединились в Научное общество, и тогда же был учрежден первый в мире Физиологический институт. Пуркине принадлежит авторство некогда популярного термина «протоплазма» (от греч. plasma — «оформленное»), но в прошлом столетии это понятие утратило актуальность. Сотрудники вроцлавского физиологического института уже в середине XIX века пользовались микротомом — инструментом, предназначенным для получения тонких срезов с кусочков органов или тканей с целью последующей микроскопии. В настоящее время с помощью ультрамикротома биологи получают срезы толщиной до 1000 нм (1 нм = 10 — 9 м) для электронной микроскопии.
    Микроскоп Делпебара
 
   Самым совершенным для своего времени считался микроскоп системы Деллебара, с помощью которого русский медик Д. Самойлович разработал меры по предотвращению распространения чумы. Сильное увеличение позволило обнаружить в выделениях заразившихся и тканях покойников возбудителя болезни. Сам микроб описан гораздо позже, но Самойловичу принадлежит пионерство в изучении природы чумы с использованием оптической техники, о чем написано в книге «Краткое описание микроскопических исследований о существе яду язвенного…» (1792).

   Эпидемии Средневековья способствовали накоплению знаний о природе заразного болезней. Систематизация и практическое применение всех имевшихся сведений стали возможными с появлением микроскопа. Догадки Лукреция и Авиценны, вразумительная теория Фракасторо и оптический прибор Левенгука выступили в качестве предпосылок формирования медицинской микробиологии (от греч. mikros — «малый»). Наука о микроорганизмах, вызывающих болезни у всех живых существ, позволила создать научно обоснованные методики борьбы с опасными заболеваниями, распространение которых регулярно выливалось в опустошительные пандемии.
   Борьба с одним из таких заболеваний, натуральной оспой, стала громкой победой английской науки. Сложный и малоэффективный метод оспопрививания применялся еще в древности. В Индии и Китае существовала техника вариоляции, представлявшая собой искусственное заражение. Медики пересаживали содержимое пустул больного оспой здоровому человеку, ожидая полного выздоровления или… смерти, что случалось достаточно часто. Сам метод, напротив, применялся довольно редко. В хрониках упоминалась вариоляция, произведенная супруге британского посла в Турции леди Мэри Уортлей Монтегю, что способствовало внедрению восточного метода в Англии. Несмотря на ожесточенные дебаты, вариоляция находила применение. В 1768 году императрица Екатерина II позволила привить оспу себе и царевичу Павлу; в 1778 году то же проделал французский монарх Людовик XVI; в конце столетия Дж. Вашингтон приказал привить солдат своей армии.
    Медаль, выпущенная в честь прививания оспы Екатерине II и царевичу Павлу
 
   По словам одного известного ученого, английский врач Эдуард Дженнер (1749–1823 годы), «видел то, что видели все, но мыслил так, как не мыслил никто». Идею о предупреждении чумы посредством введения ослабленного заразных микроорганизмов высказали русские медики еще в середине XVIII века, но только британский доктор сумел довести смутные догадки до логического конца. Однажды, отдыхая в деревне, Дженнер обратил внимание на руки доярок, покрытые пузырьками, напоминающими оспенные пустулы (от лат. pustula — «гнойный прыщ»). Язвочки на руках у женщин действительно оказались метками оспы, но присущей животным, то есть пустулами коровьей оспы. Через несколько дней после воспаления пузырьки подсыхали и хорошо рубцевались, а крестьянки уже никогда не болели натуральной оспой.
   Эксперименты на основе деревенских наблюдений заняли у Дженнера 25 лет. Весной 1796 года доктор решился обнародовать результаты: вакцинация (от лат. vacca — «корова») прошла на виду у почтенной английской публики. Содержимое пустулы с руки зараженной доярки Сары Нельмс привили юному джентльмену Джеймсу Фиппсу. Несмотря на отчаянное сопротивление мальчика, опыт закончился удачно. Ребенок не заболел оспой ни тотчас, ни спустя пять месяцев, когда медик повторил вакцинацию. После 23 кратного воспроизведения первого опыта, но уже на других людях Дженнер убедился в правильности своих выводов и опубликовал их в статье «Исследования причин и действий коровьей оспы» (1798).
    Проявления коровьей оспы: а — у животного; б — у крестьянки
 
   В 1803 году повсеместной вакцинацией занялось вновь созданное Королевское Дженнеровское общество, возглавляемое самим Дженнером. Вначале оспопрививание произвели солдатам британской армии и морякам флота. Благодаря усилиям активистов общества за полтора года вакцинацию прошли 12 тысяч англичан, и смертность от натуральной оспы снизилась в 3 раза. К 1808 году оспопрививание стало делом государственной важности, а изобретатель метода был избран почти во все научные общества Европы.
   «Ланцет Дженнера спас гораздо больше человеческих жизней, чем погубила шпага Наполеона», — отозвался о своем соотечественнике знаменитый акушер Дж. Симпсон. К сожалению, простые англичане не сразу оценили преимущества нового метода. Нелепые слухи о том, что после прививки коровьей оспы человек примет облик этого животного с рогами, копытами и хвостом, долгое время вынуждали медиков прилагать значительные усилия к широкому внедрению оспопрививания.
    Последствия вакцинации в представлении лондонцев
 
   Тем не менее определенные трудности существовали: в отсутствие антисептики имелась опасность побочного заражения рожей или венерическими заболеваниями. В 1852 году врач А. Негри разработал менее опасный способ, получив вакцину от привитых телят. Однако полная победа над оспой состоялась только в конце XX века, после внедрения Всемирной программы ликвидации оспы, предложенной и осуществленной Всемирной организацией здравоохранения.
    Роберт Кох
 
   Большой вклад в развитие микробиологии внес немецкий ученый Роберт Кох (1843–1910 годы), один из основоположников современной бактериологии и эпидемиологии. В 1876 году ученый первым в мире выделил чистую культуру возбудителя сибирской язвы, доказав ее способность к спорообразованию. Вторым его серьезным открытием стала формулировка критериев причинной связи инфекционного заболевания с микроорганизмом. Правило, названное триадой Генле-Коха, выражалось доказательством причинной роли микроорганизма в появлении данного инфекционного заболевания, но для этого требовалось пройти три стадии:
   1) обнаружить данный микроб в каждом случае данного заболевания, причем у здорового человека или при других болезнях он должен отсутствовать;
   2) выделить этот микроб из тела больного в чистой культуре;
   3) вызвать такое же заболевание у подопытного животного, заразив его чистой культурой данного микроба.
   Коху принадлежат труды по выявлению возбудителей инфекционных болезней и разработке методов борьбы с ними. В 1882 году он обнаружил возбудитель туберкулеза, позже названный палочкой Коха. За это выдающееся открытие немецкий микробиолог был удостоен Нобелевской премии в 1905 году. Существованием методики выращивания чистых бактериальных культур на плотных питательных средах и дезинфекции как способа борьбы с холерой медицина также обязана Роберту Коху.
   Успехи самоотверженных микробиологов сделали реальными излечение и профилактику венерических заболеваний. В начале XX века немецкий бактериолог Август Вассерман (1866–1925 годы) разработал метод серодиагностики сифилиса посредством процедуры, позже названной именем создателя. С помощью серологической реакции Вассермана появилась возможность выделить вторичный сифилис, когда у больного имеются такие симптомы, как сыпь на коже и слизистых оболочках. Август Вассерман сделал открытие, работая совместно со своим соотечественником Альбертом Людвигом Нейссером (1855–1916 годы), которому принадлежит открытие возбудителя гонореи и авторство способа окраски бактерий лепры.

   Вплоть до середины XIX века от гангрены, наступавшей после хирургического вмешательства, умирало более 80 процентов больных. Выявлением причин послеоперационных осложнений занималось не одно поколение медиков. Практическое начало антисептике положил замечательный венгерский медик Игнац Филипп Земмельвейс (1818–1865 годы). В акушерской клинике профессора Клейна в Вене, где долго работал Земмельвейс, была отмечена интересная закономерность. В отделении, предоставленном для студенческой практики, от родильной горячки умирала почти треть пациенток. Тогда как в другом отделении, куда учащиеся не допускались, смертность не превышала 5 процентов. Еще не имея сведений о роли микроорганизмов в развитии воспаления, венгерский доктор установил причину послеродового сепсиса: грязные руки студентов, заходивших к роженицам сразу после занятий в морге.
   Эмпирически установив основной фактор высокой смертности, в 1847 году доктор Игнац предложил метод обеззараживания рук хлорной водой. В результате принятых мер смертность в отделении снизилась до 1–3 процентов. К сожалению, полезная методика Земмельвейса осталась без внимания, более того, доктора начали травить коллеги, подвергая насмешкам и упрекам в излишнем усердии. Не выдержав издевательств, талантливый медик потерял рассудок и закончил жизнь в психиатрической лечебнице. В настоящее время его знаменитый умывальник занимает достойное место в одном из медицинских музеев.
    Джозеф Листер
 
   Теоретическое обоснование связи процессов брожения и гниения с жизнедеятельностью микроорганизмов впервые представил шотландский хирург Джозеф Листер (1827–1912 годы). Президент Лондонского королевского общества ввел антисептику в оперативную медицину, будучи уверен в том, что нагноение ран имеет отношение к развитию бактерий.
   Наличие объяснения природы хирургической инфекции позволило Листеру разработать систему мероприятий по борьбе с ней. Комплекс санитарных мер предусматривал использование 2 — 5-процентных растворов карболовой кислоты, причем различных видов: водных, масляных и спиртовых. Помимо этого, Листер предусмотрел элементы антисептики и асептики. Последняя представляла собой обработку всех предметов, соприкасающихся с поврежденной поверхностью, например рук врача, хирургических инструментов, бинтов. Антисептикой называли уничтожение микробов в самой ране. Впоследствии для предотвращения инфицирования ран стали применять ультразвук, радиоактивное и ультрафиолетовое излучение.
   С введением обязательного обеззараживания смертность после операций значительно снизилась. Однако оставалась инфекция, передававшаяся воздушным путем. Для борьбы с ней Листер изобрел специальный аппарат — паровой распылитель карболовой кислоты. Начиная с 1867 года приспособление устанавливалось в операционной, дезинфекции воздуха во время работы хирургов. До внедрения прибора раны закрывались многослойной воздухонепроницаемой повязкой из тонкого шелка, пропитанного смесью карболовой кислоты и смолистого вещества. Сверху повязку накрывали несколькими слоями марли, также обработанной карболовой кислотой, но с канифолью и парафином. Наконец, все это окутывали клеенкой и перевязывали бинтами, пропитанными незаменимой карболовой кислотой.
    Паровой распылитель конструкции Листера
 
   Способы дезинфекции по Листеру были подробно изложены в книге Л. Тауберга «Современные школы хирургии в главнейших государствах Европы» (1889). Автор сочинения тоже занимался разработкой асептических приборов и в последнем десятилетии XIX века представил коллегам аппарат собственной конструкции.
   Действенная методика Листера определила снижение послеоперационных осложнений в несколько раз, но имела существенные недостатки. Во-первых, карболовая повязка защищала рану от инфицирования, но не пропускала воздух, что приводило к нарушению кровообращения, и, как следствие, наступало омертвение тканей, или некроз (от греч. nekrosis — «омертвение»). Во-вторых, ядовитые пары карболовой кислоты нередко вызывали отравления у персонала, а частое мытье рук приводило к раздражению кожи. С развитием химии медицина получила более безопасные антисептические вещества, которые до настоящего времени используются во время хирургических операций.
    Операция с использованием аппарата Тауберга
 
   Начало научной антисептики (от греч. anti — «против», septicos — «гнилостный») связано с деятельностью основателя современной иммунологии и микробиологии Луи Пастера (1822–1895 годы). Французский ученый выявил причины многих инфекционных заболеваний; разработал метод профилактической вакцинации против куриной холеры, сибирской язвы и бешенства. Английский химик Роберт Бойль еще в XVII столетии сказал, что «природу заразных болезней поймет тот, кто сумеет объяснить природу брожения». Не имея в виду французского коллегу, сэр Бойль оказался прав относительно сути проблемы. Луи Пастер открыл природу брожения, доказав ошибочность теории самопроизвольного появления микроорганизмов, за что в 1860 году получил премию Французской академии наук. Пастер защитил докторскую диссертацию в возрасте 36 лет, занимаясь одновременно двумя науками: химией и физикой. Дальнейшие открытия великого ученого являются синтезом этих дисциплин. В лаборатории Пастера была обнаружена ферментативная природа молочнокислого, спиртового и маслянокислого брожения, велось исследование болезней шелковичных червей. Даты всех открытий зафиксированы на мемориальной доске дома в Париже, где до создания института микробиологии размещалась лаборатория ученого. В 1885 году по инициативе Пастера открылась первая в мире антирабическая станция, через 3 года преобразовавшаяся в институт по борьбе с бешенством и другими инфекционными заболеваниями. Учреждение получило имя создателя и первое время работало на средства, собранные по международной подписке.
    Луи Пастер
 
   Достижения Пастера и его коллег открыли широкие перспективы для развития медицины, а также, национальной промышленности и сельского хозяйства. Впоследствии микробиологические открытия использовались в производстве уксуса, пива и вина; послужили средством повышения продуктивности шелкопрядов; применялись в борьбе с вредителями и в деле сохранности продуктов. Все же самым главным результатом работ Пастера стала возможность изготовления вакцин и сывороток, позволивших медикам более эффективно проводить мероприятия по предупреждению эпидемий. Многие несовершенства предшествующих методик сумел устранить немецкий хирург Эрнст фон Бергман (1836–1907 годы). Один из создателей научной асептики, автор многочисленных трудов по хирургии черепа и головного мозга, основатель хирургической школы, он доложил о своем способе обеззараживания на X Международном конгрессе врачей в Берлине.
   Начало антисептической эры ознаменовалось огромными достижениями оперативной хирургии, открытиями, каких не знала медицина за все время своего существования. С расширением возможностей хирургических процедур стали популярными полостные операции. Разработав методику удаления кисты яичника, французский врач Жюль Эмиль Пеан (1830–1898 годы) впервые в мире удалил часть желудка больному раком. Пациент скончался, но способ признали эффективным, далее применяя его в усовершенствованном варианте. Успешное отсечение части желудка в 1881 году выполнил немецкий медик Теодор Бильрот (1829–1894 годы). Специализируясь в области хирургии желудочно-кишечного тракта, врач из Германии разработал множество приемов, названных его именем. Его заслугой считается открытие метода резекции (от лат. resectio — отсечение) пищевода, гортани и обширного иссечения языка в случае злокачественной опухоли. Будучи руководителем клиники в Вене, Бильрот передавал свой опыт ученикам, среди которых были российские медики. Один из воспитанников доктора, военный хирург Теодор Кохер (1841–1917 годы) удостоился Нобелевской премии за труды по физиологии, патологии и хирургии щитовидной железы.

   Эмпирический период анатомии закончился с появлением фундаментального труда итальянского ученого Джованни Баттисты Морганьи (1682–1771 годы). Сочинение «О местонахождении и причинах болезней, открываемых посредством рассечений» представляло собой обобщение результатов 700 вскрытий, произведенных за все время существования медицины. Доказав, что каждая болезнь вызывает определенные изменения в соответствующем органе, автор определил данный орган в качестве места локализации болезненного процесса.
   Теория Морганьи резко противоречила имевшимся тогда виталистическим воззрениям и представляла болезнь как физическое явление. Положив начало клинико-анатомическому направлению, итальянский ученый создал классификацию болезней, чем заслужил почетные дипломы Академий наук Парижа, Лондона, Берлина и Санкт-Петербурга. Таким образом в медицине появилась новая наука — патология, изучавшая болезненные отклонения общего характера и отдельные заболевания. В середине XIX века патология (от греч. pathos — «страдание, болезнь») разделилась на два течения:
   — гуморальное, исходящее от древних понятий о влаге;
   — солидарное, основанное на материалистичных выводах Эразистрата и Асклепиада.
    Карл Рокитанский
 
   Патриархом гуморального направления считался патолог Карл Рокитанский (1804–1878 годы). Чех по происхождению, австриец по месту жительства, он был одновременно членом Венской и Пражской академий и прославился как организатор первой в Европе кафедры патологической анатомии. Основные положения теории Рокитанского изложены в работе «Руководство по патологической анатомии», созданной на основе 20 тысяч вскрытий, произведенных предшественниками. Здесь содержался анализ результатов микроскопических исследований, что являлось новаторством в теоретических работах того времени. В соответствии с идеями автора, нарушение соков организма влекло за собой болезнь. Однако патология отдельных органов правильно рассматривалась как проявление общего заболевания. Осознание взаимосвязи болезни и реакции организма — единственная положительная сторона гуморальной концепции Рокитанского.
   Консервативные взгляды чешского теоретика были опровергнуты новыми сведениями, полученными с применением оптической техники и основанными на клеточной доктрине. Выразителем новаторских принципов стал немецкий патолог Рудольф Вирхов (1821–1902 годы), отождествивший патологический процесс с нарушениями жизнедеятельности отдельных клеток. Медицинская деятельность ученого началась с работы в качестве ассистента, а затем прозектора берлинской больницы Харите. В 1847 году медик-практик получил место преподавателя в столичном университете и основал журнал «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины». В наши дни это издание выходит под названием «Вирховский архив». Только в 1891 году вышло в свет 126 публикаций, содержащих более 200 статей самого Вирхова. По отзывам современников, журнал представлял читателям «живую историю основных приобретений медицинской науки».
    Рудольф Вирхов
 
   В начале 1848 года Вирхов принимал участие в изучении эпидемии голодного тифа в городах Верхней Силезии. Подробный отчет о поездке был напечатан в «Архиве» и представлял немалый научный и социальный интерес. Во время работы среди обнищавших соотечественников медик пришел к убеждению, что «врачи являются естественными адвокатами бедных и значительная часть социальных вопросов входит в их юрисдикцию». С тех пор наука и политика в жизни ученого существовали параллельно, на некоторое время соединившись в сфере общественной медицины. Участие Вирхова в реформаторском движении вызвало недовольство со стороны прусского правительства, и вскоре ученого вынудили покинуть столицу. Приняв кафедру патологической анатомии в университете Вюрцбурга, он сумел обрести достойное место даже в провинции. В 1856 году Вирхов возвратился в Берлин уже профессором патологической анатомии, общей патологии, терапии, кроме того, имея предложение стать директором Патологического института.
   Вирхов прославился в качестве ревностного сторонника чистоты, доказав свои способности не только в теоретической, но и практической деятельности. Общественно-гигиенические мероприятия, касавшиеся преимущественно Берлина, способствовали развитию санитарного дела в стране и становлению Рудольфа Вирхова как политика. Благодаря неутомимой деятельности доктора городские власти с неохотой, но все же осуществляли планы по санитарно-гигиеническому обустройству Берлина. В прессе того времени отмечалось, что Германия «в санитарном отношении достигла столь высокой степени совершенства» только после нескольких лет самоотверженной работы Вирхова.
   Ученый впервые установил физиологическую сущность таких болезненных процессов, как белокровие, тромбоз, эмболия, английская болезнь, бугорчатка, различного вида новообразования, трихиноз. Целлюлярная (клеточная) теория Вирхова объясняла болезненные процессы изменением жизнедеятельности клеток. Подобные воззрения навсегда освободили медицину от умозрительных гипотез, тесно связав ее с естествознанием. В «Архиве» были опубликованы статьи с разъяснениями нормального строения органов и тканей. Автор доказал присутствие живых, активных клеток в соединительной ткани и ее разновидностях; установил, что патологически измененные органы и новообразования состоят из обыкновенных физиологических тканей; указал на «сократительность лимфатических и хрящевых клеток».
   Огромной заслугой немецкого медика являются создание терминологии и систематизация основных патологических состояний. По мнению последователей, недочетом целлюлярной теории послужило отсутствие идей о роли клетки в патологическом процессе.
   Антропологические исследования Вирхова касались не только местной архаики. Помимо археологических раскопок на территории Германии, он проводил исследования в Египте, Намибии и на полуострове Пелопоннес. В 1879 году патологоанатом участвовал в знаменитых раскопках Трои, войдя в состав экспедиции Генриха Шлимана. Результатом его археологической деятельности стали сочинения «Развалины Трои» (1880), «О древних могилах и о постройках на сваях» (1886) и множество антропологических работ. Обследования царских мумий в Булакском музее, причем в сравнении их с сохранившимися изображениями царей, послужили основой выводов относительно анатомических особенностей каждой человеческой расы. Вирхов доказал возможность новообразований серого вещества мозга и разъяснил зависимость формы черепа от сращения швов. В качестве биолога он не разделял увлечения коллег упрощенными взглядами на жизненные явления и даже имел смелость отстаивать обособленность малого элемента жизни как начала всего. Знаменитый тезис «клетка происходит только от клетки» образно завершил многовековой спор биологов о самозарождении организмов.

   Выделению хирурги и в самостоятельную отрасль медицины способствовало решение вопросов, тысячелетиями тормозивших ее развитие, — таких как кровотечение, отсутствие анестезии и проблема инфицирования ран. Основными методами лечения посредством хирургии (от греч. cheir — «рука» и ergon — «работа») являются операции двух типов. Так называемые «кровавые» процедуры связаны с рассечением или иссечением тканей, а к «бескровным» относится, например, вправление вывиха или введение катетера.
    Переливание крови животного человеку. XVII век
 
   Простейшие операции по переливанию крови начали проводиться через 10 лет после опубликования теории Гарвея. В 1638 году английский медик К. Поттер удачно выполнил переливание крови от одного животного другому. Французские естествоиспытатели Ж. Дени и Эммерец впервые провели подобный эксперимент на человеке. Три опыта по переливанию крови от ягненка человеку прошли удачно, однако четвертый больной скончался, и медики прекратили исследования. Анализируя неудачи предшественников, английский акушер Дж. Бланделл сделал заключение, что кровь организмов различного вида не может быть совместима, то есть человеку можно перелить только человеческую кровь.
   В 1908 году немецкий бактериолог Пауль Эрлих (1854–1915 годов), совместно с русским медиком И. Мечниковым, сформулировал теорию боковых цепей, представив химическую трактовку иммунологических реакций. После создания учения об иммунитете, а особенно вслед за открытием групп крови, стало возможным проводить научно обоснованные, следовательно, успешные переливания крови. Первые три группы крови — А, В и С — обнаружил австрийский медик Карл Ландштейнер (1868–1943 годы). Еще одну группу, не подходившую к известной схеме, открыли микробиологи А. Декастелло и А. Штурли. В 1907 году классификация типов крови была завершена чешским психиатром Яном Янским (1873–1921 годы) подтвердившим существование у человека четырех групп крови. Открытие врача из Праги оформилось в систему с обозначением групп римскими цифрами от I до IV. Через 20 лет после этого события Лига Наций утвердила другую, буквенную классификацию, а в 1940 году Ландштейнер высказал предположение о существовании резус-фактора крови, чем поставил точку в решении одной из самых сложных проблем хирургии.
   Во все времена представители оперативной медицины стремились ускорить ход процедуры, обращая внимание на страдания больного в отсутствие обезболивания. Несколько методик сокращения срока операции описано в трехтомной монографии «Хирургия», созданной немецким хирургом Лаврентием Гейстером (1683–1758 годы). В одной из пяти книг первого тома — «О ранах», «О переломах», «О вывихах», «Об опухолях» и «О язвах» — автор описал процедуру ампутации, столь необходимой полевым хирургам. Техника была настолько совершенна, что мучительная операция длилась считанные минуты. Доктор Гейстер являлся единственным представителем немецкой хирургии, оставившим обширные научные труды. В силу экономического упадка, медицина Германии намного отставала в развитии от английской и французской. Однако к концу XIX столетия, когда в стране быстрыми темпами начала развиваться промышленность, именно немецкая хирургия стала лидером в Европе.
    Ампутация конечности в полевых условиях
 
   Правительству Франции принадлежит заслуга в признании хирургии как части медицины. В 1731 году парижские врачи присутствовали на торжествах по случаю открытия первой Хирургической академии, приветствуя ее директора Жана Луи Пти (1674–1750 годы). Глава нового учебного заведения вышел из цеха цирюльников; много раз принимал участие в военных кампаниях, прославился трудами по хирургии костей и суставов. Жан Пти считался знатоком лечения ран. На его счету было огромное количество ампутаций; он являлся автором кровоостанавливающего винтового турникета.
   Знаменитый военный хирург Доминик Жан Ларрей (1766–1842 годы), один из родоначальников военно-полевой хирургии, участвовал в походах Наполеона в качестве главного врача французской армии. Он перестроил систему эвакуации с поля боя и лечения раненых, организовав походные лазареты, иначе называемые ambulance volant — «летучие полевые госпитали». Передвижные больницы Ларрея включали в себя 12 малых двухколесных и 4 большие четырехколесные повозки на ремнях. Рессоры, веревочные переплеты и матрацы являлись гарантией надежности устройств и служили для удобства раненым. В каждом отряде работали 3 хирурга и 12 ассистентов. После завершения военных походов Ларрей обобщил свой опыт в трудах по клинике и лечению черепно-мозговых травм, а также описал ранения грудной клетки. Ему принадлежат работы «Научные записки о военно-полевой хирургии и военных кампаниях» (1812–1817 годы) и «Клиническая хирургия с преимущественным ее применением в сражениях и военных госпиталях в период с 1792 по 1836 год».
   Каждый британский медик назовет отцом английской хирургии известного анатома, члена научного Королевского общества Джона Гунтера (1728–1793 годы). Будучи представителем экспериментальной патологии и анатомо-физиологического направления в хирургии, он являлся основателем серьезной научной школы. Одним из многочисленных открытий английского хирурга стало описание различия между врожденной и приобретенной грыжей. По инициативе Гунтера в 1875 году был организован лондонский анатомический музей, названный именем создателя Hunter’s Museum. Осенью 1799 года музей представил публике более 14 тысяч экспонатов, большинство из которых были выполнены самим Джоном Гунтером.
    Способы трепанации: а) выскребывание; б) проскребывание канавки; в) пробуравливание; г) прямоугольный разрез
 
   Несмотря на древнюю историю, лечение травм головы всегда находилось в прямой зависимости от уровня развития знаний и технического прогресса. С изменением представлений, показаний и методик наиболее эффективной осталась известная еще с каменного века процедура трепанации черепа. Собственно термин «черепно-мозговая травма» появился в литературе только в середине XX века. До открытий Павлова медики говорили о травме черепа, но в Англии даже современные врачи употребляют понятие «head injury» — «травма головы».
   После тысячелетнего «застоя» европейской медицины одним из первых к лечению травм головы обратился Вильям из Салицита (1210–1277 годы). Франкский медик изобрел способ диагностики с помощью нити, соединявшей зуб больного с мизинцем хирурга. Если при натяжении нити раздавался глухой звук, то врач констатировал перелом кости черепа. Итальянец Гвидо Ланфранчи (ум. 1310) детально описал сотрясение мозга, считая быстрое исчезновение симптоматики следствием травмы. По его мнению, беглый паралич мозга являлся результатом сильного встряхивания головы. Единственным показанием к трепанации, по словам доктора Ланфранчи являлось повреждение твердой мозговой оболочки вдавленными костными обломками. При появлении лихорадки или судорог врач приступал к лечению. В случае сочетания этих симптомов пациенту оставалось уповать на Бога.
    Лечение черепно-мозговой травмы у детей
 
   Гюи де Шолиак предостерегал коллег от трепанации во время полнолуния, когда травма осложняется отеком мозга: тот прилегает к кости и оттого легко травмируется. Советы французского хирурга частично отражены в печатном, прекрасно иллюстрированном издании, выпущенном в 1497 году. Автор трактата, врач Иероним Бруншвиг из Страсбурга (1450–1512 годы), при травмах черепа рекомендовал смазывание бальзамами, предупреждая об опасности контакта раны с воздухом и водой. Редкие отверстия в кости производились фрезами, а операция сводилась к удалению мелких костных отломков, способных травмировать твердую мозговую оболочку.
   В конце XV века правитель Флоренции Лоренцо Великолепный неудачно упал с лошади, получив перелом затылочной кости. Герцога лечил хирург Беренгарио да Карпи, который успешно провел операцию и следом написал книгу «О переломе черепа», опубликованную в Болонье в 1518 году. По свидетельству самого доктора, на создание трактата его сподвиг крылатый бог Гермес, явившийся во сне и строго приказавший медику поделиться своим опытом с коллегами. Карпи классифицировал нейротравмы следующим образом: порезы или повреждения скальпа; ушибы головы, полученные от удара дубиной или камнем; отверстия (ранения стрелой или кинжалом). Ранее врачом Хильданусом был описан случай смерти больного с травмой головы вследствие шума, произведенного в «операционной». Автор книги учел возможность такой неприятности. Для удобства пациента он посоветовал во время операции затыкать ему уши, чтобы человек не слышал шума инструментов при сверлении черепа. Ганс фон Герсдорфф (ум. 1500) думал, что жидкий мозг способен истечь из травмированного черепа вдоль позвоночника в почки и затем преобразоваться в сперму.
    Трепанация черепа. Гравюра XVIII века
 
   Современное разделение головы на лобную, теменную, височную и затылочную доли началось с терминологии, предложенной английским хирургом Томасом Виллисом примерно в 1561 году. В «Арсенале хирурга», сочиненном Иоганном Скультетусом (1595–1645 годы) треть страниц раздела «Хирургия» посвящалась лечению травм головы; такое же соотношение в разделе «Наблюдения». Однако при широкой линии перелома Скультетус считал трепанацию бесполезной. Такая серьезная проблема, как остановка кровотечения из височных артерий, решалась наложением пластыря вокруг шеи. В Средневековье трепанация производилась на дому, обычно после длительного наблюдения за больным, когда, по мнению врача, другие средства не могли помочь. Развитие механики в Новое время отразилось на теории мозговой деятельности и повлекло за собой изменение техники трепанации. Рене Декарт уподоблял эпифиз заслонке, регулирующей ток «животной пневмы». Следование этому воззрению помогло в разработке новых хирургических инструментов.
   В XVIII столетии диагностика и прогнозирование травм головы проводились не только по местным повреждениям черепа, но и по неврологическим симптомам. Такой подход ознаменовал переход от примитивного «сверления» к научно обоснованной нейрохирургии — разделу клинической медицины, изучающему заболевания нервной системы, которые лечатся хирургическим способом. Система показаний и противопоказаний к трепанации при ранах головы была разработана Жаном Луи Пти:
   — для диагностики пациенту необходимо выбрить голову;
   — сонливость считать следствием сотрясения мозга;
   — при простых переломах трепанацию не применять;
   — помнить, что повреждения скальпа у женщин заживают хуже, чем у мужчин.
   В разное время французские медики вносили в систему Жана Пти собственные дополнения. Например, Антуан Луи (1723–1792 годы) сопоставлял регулярные локальные боли в области головы с наличием гематомы в прогнозируемом месте. Франсуа Квисней (1694–1774 годы) производил трепанацию в случае летаргии и припадков.
    Инструменты для трепанации
 
   Английский хирург Персифаль Потт (1714–1789 годы) приветствовал профилактическую трепанацию при любой черепно-мозговой травме. Он применял фрезы в случае вдавленных переломов и при подозрении на внутричерепные гематомы. В монографии доктора Потта описаны симптомы сотрясения головного мозга, которые автор называл «легкой коммоцией». В качестве иллюстрации своих мыслей британский врач привел множество историй болезни, хотя собственно операции были чрезвычайно просты. Многовековая проблема инфицирования ран, переход хирургии из частных квартир в больницы, где трепанированные умирали вследствие антисанитарии, определили спад популярности вскрытия черепа. Вплоть до конца XIX травмы головы лечили припарками, кровопусканиями и слабительными средствами. При сотрясении мозга проводилась процедура контрирритации кишечника (очищение различными способами) или скальпа, посредством припарок со шпанскими мушками. Последний метод вызывал раздражение всего скальпа, иногда с нагноением и сильной болью.
    Шприц и канюля для промывания твердой мозговой оболочки
 
   Одной из немногочисленных попыток хирургии черепа стала практика англичанина Джона Абернети (1764–1831 годы). Медик отличал сотрясение мозга от сдавливания; именно он впервые перевязал сонную артерию, но пациент умер через сутки после операции. В то время, вероятно под влиянием развивающейся психиатрии, в оперативной медицине появился новый диагноз. Термином «moral insanity» («моральное помешательство») называли «болезненное извращение желаний и аффектов при сохранных интеллектуальных способностях». В трудах отмечалось, что эта болезнь являлась последствием удара по голове, причем диагноз ставился при наличии вдавленного перелома черепа. Истории болезней восторженно отмечали успехи медицины. Например, в случае безнадежного идиотизма мальчика, получившего удар палкой по голове, говорилось, что после трепанации у ребенка полностью восстановился утраченный было интеллект. Сторонником осторожного подхода к лечению травм головы был Николай Пирогов (1810–1881 годы). Опытный медик понимал, что в условиях отсутствия надежной антисептики широкие показания к трепанации не вполне оправданны.
    Техника трепанации
 
   В 1884 году немецкие хирурги сумели вскрыть твердую мозговую оболочку с последующим удалением опухоли правого полушария размером с грецкий орех. Своеобразной медицинской Библией того времени стал труд Эрнста Бергмана «Учение о повреждениях головы», издававшийся 4 раза на немецком и русском языках. Доктор Вильгельм Вагнер (1848–1900 годы) из Кенигшютте в течение многих лет отрабатывал технику выпиливания и укладывания большого костного лоскута (остеопластическая краниотомия), упражняясь на трупах. Процедура, позже получившая название «операция Вагнера», на живом человеке закончилась неудачно: пациент умер через день после операции, однако методика обнажения значительной поверхности мозга была заимствована многими европейскими хирургами. Разработанная и применяемая уже в начале XX столетия теория мозговой локализации стала основой современной нейрохирургии. Появление долгожданных антисептиков и наркоза обусловило возрождение популярности хирургического лечения травм головы, хотя трепанация черепа даже в ведущих европейских клиниках тогда применялась достаточно редко.

   Древние хирурги пытались облегчить страдания своих пациентов при помощи растений наркотического действия. Особенно эффективно обезболивать умели индейцы Америки, вводившие человека в долгий сон посредством настоек из кактуса. В древности обезболивание применяли в Египте, Китае, Индии. Большинство медиков Средневековья спокойно переносили вопли больного, порой погибавшего от болевого шока во время ампутаций или вскрытий брюшной полости. Время от времени алхимики изобретали малодейственные, но все же применяемые анестетики. Таким образом, эксперименты с обезболивающими препаратами до середины XIX столетия носили случайный характер, не оказывая особого влияния на методы клинической медицины.
   Известный анестезиолог Гэмпфри Дэви (1778–1829 годы) экспериментировал с закисью азота на себе. Еще в 1795 году он был начинающим хирургом, а через 3 года занимал престижную должность директора института Томаса Беддо. Исследования Дэви касались лечения легочного туберкулеза посредством вдыхания углекислого газа, закиси азота, водорода и кислорода. В 1800 году вышло в свет сочинение сэра Дэви, посвященное собственным ощущениям от воздействия закиси азота. Кроме того, он не раз высказывал мысль о применении закиси азота в качестве анальгезии (частичного обезболивания) при различных хирургических манипуляциях. Рассуждения Гэмпфри Дэви почти на 50 лет предвосхитили эксперименты Х. Велса, известного опытами на самом себе.
   Американский стоматолог Хорас Велс (1815–1848 годы) долгое время работал простым зубным врачом в Харфорде, штат Коннектикут. Зимой 1844 года доктор случайно оказался на показе эффекта от ингаляции закиси азота, который организовал заезжий лектор Гарднер Колтон. Во время демонстрации Велс обратил внимание на абсолютную нечувствительность пациента, который предположительно должен был ощущать боль в поврежденной ноге. Назавтра стоматолог попросил Колтона опробовать действие закиси азота, предложив одному из ассистентов удалить зуб у самого Велса. Эксперимент прошел удачно: доктор потерял зуб, но приобрел эффективное обезболивающее средство, начав использовать его в своей практике. Спустя год Велс продемонстрировал свое изобретение в Гарвардском университете, показав действие закиси азота медикам Бостона. В зале присутствовали знаменитые врачи Вильям Морган и Чарльз Джексон, однако больной пожаловался на боль, а неудачливый демонстратор под свист и смех зрителей покинул аудиторию. Тогда Велс еще не потерял присутствия духа, продолжая использовать азот в качестве анестезии. В 1847 году вышла в свет его книга «История открытия применения закиси азота, эфира и других жидкостей при хирургических операциях». Вопреки ожиданиям, серьезная работа не нашла поклонников. Сломленный неудачей Велс начал употреблять хлороформ и через несколько лет покончил жизнь самоубийством.
    Уильям Мортон
 
   Уильям Томас Грин Мортон (1819–1868 годы) одним из первых провел удачную демонстрацию эфира, применив его методом вспрыскивания. До этого эфир уже применялся в качестве обезболивающего, но доктор изобрел более легкий, воздушный метод, благодаря чему заслужил право называться «изобретателем и первооткрывателем анестезии». Мортон обучался у Велса, впоследствии став его партнером в Хартфорде. Однако воспитанник покинул учителя, намереваясь продолжить учебу в Гарварде. Он имел несчастье присутствовать на злополучной демонстрации закиси азота и, вероятно, сделал соответствующие выводы.
   Исследования, касавшиеся обезболивания при лечении зубов, постепенно привели к экспериментам с эфиром. В сентябре 1846 года Мортон произвел безболезненное удаление зуба под эфирным наркозом. Месяц спустя организовал демонстрацию в Массачусетском госпитале, помогая в удалении опухоли из шеи пациента, предварительно анестезированного эфиром. Доктор назвал свое изобретение «Летеон», но не стремился обнародовать результаты опытов. Тайна сохранялась недолго: в том же 1846 году эфир получил распространение в американских клиниках и «дошел» до Европы. Будучи серьезным ученым, Мортон не был столь требователен к юридической стороне своего открытия. Подав несколько прошений в Конгресс и Президенту США, он не получил согласия и навсегда отказался он авторских прав на эфирный наркоз.
   Британский анестезиолог Джон Сноу (1813–1858 годы) не стремился к научной деятельности, успешно используя новейшие открытия в качестве полезного приложения к практической деятельности. Ко времени активной разработки действенного анестетика Сноу имел репутацию ведущего анестезиолога Лондона. Кроме того, он был известен как поборник гигиены, сумев доказать, что причиной холеры является употребление грязной воды. Доктор начал интересоваться анестезией уже после введения эфира в медицинскую практику многих медиков, но сам не преминул внести посильный вклад в развитие этой области медицины. Его эксперименты с эфиром закончились созданием нескольких устройств для ингаляции с опубликованием результатов в книге «Ингаляция эфиром» (1847).
    Джон Сноу
 
   Вероятно, осознав бесперспективность эфира, Сноу пытался работать с хлороформом, хотя прекрасно знал опасность этого вещества. Однако именно ему принадлежит заслуга в разработке специального приспособления для дозировки хлороформа, созданной с целью уменьшения побочного действия. В 1853 году Сноу принимал участие в процессе появления на свет принца Леопольда, сделав анальгезию хлороформом венценосной роженице королеве Виктории. Впоследствии анальгезия по методу Сноу прочно вошла в акушерскую практику английских медиков.
   После смерти Сноу славу ведущего анестезиолога Лондона снискал себе Джозеф Т. Кловер (1825–1882 годы). Начиная карьеру в качестве врача общей практики в столице Англии, он навсегда связал жизнь с анестезиологией. Кловер считался превосходным лечащим врачом и серьезным ученым. Ему принадлежит активная роль в разработке критериев безопасности назначения хлороформа и эфира в качестве обезболивающих средств. В 1862 году Кловер сконструировал испаритель, позволявший точно дозировать пары хлороформа. Изобретенный им аппарат вкупе с системой специальных мехов создавал воздушную смесь с оптимальным содержанием хлороформа, которая поступала в специальный мешок. В свою очередь, мешок перебрасывался через плечо анестезиолога; далее смесь подавалась через шланги в маску больного. Еще одним удачным изобретением Кловера стал ингалятор, позволявший подавать закись азота или эфир способом наиболее удобным как для пациента, так и для врача-анестезиолога. Врач-терапевт Ральф М. Уотерс из Сайоксе, штат Айова (1883–1979 годы) считается родоначальником академической анестезиологии. Американский доктор настолько часто проводил сеансы анестезии, что к 1916 году его медицинская деятельность ограничилась наркозом. После месячных курсов по анестезии Уотерс учредил клинику малой хирургии с палатой пробуждения, где работал до 1927 года. Получив степень профессора анестезиологии в университете штата Висконсин, он стал первым в США ученым, удостоенным этого звания. За время своей университетской деятельности бывший терапевт Ральф Уотерс подготовил более 60 молодых анестезиологов; многие из них далее занялись теоретическими разработками. Помимо педагогической работы, профессор принимал участие в создании протоколов анестезии, фармакологии и абсорбции углекислого газа.
    Ральф Уотерс
 
   Большие заслуги в области анестезии принадлежат Джеймсу Юнгу Симпсону (1811–1870 годы), хотя он более известен в качестве прекрасного акушера и директора родильного дома в Эдинбурге. Частный хирург Джон Уайтсайд Магилл (1888–1986 годы) постигал анестезию на практике, но после многих лет увлечения наркозом стал профессиональным анестезиологом. Сэр Джон разработал и ввел в практику один из наиболее эффективных способов общей ингаляционной анестезии; сконструировал эндотрахеальные трубки и ларингоскоп, заменивший привычное зеркало при осмотре гортани через полость рта.
    Джон Уайтсайд Магилл
 
   В оперативной хирурги первым применил эфир американский анестезиолог Кроуфорд Вильямсон Лонг (1815–1878 годы), потому именно он считается пионером анестезии. 30 марта 1842 года Лонг участвовал в операции по удалению опухоли, употребив эфир в качестве общего наркоза. Медики смочили эфиром кусочек ткани и дали пациенту подышать. Несмотря на глубокие знания в области анестезии, Лонг не получил должного внимания со стороны руководства и коллег. Открытие забылось на долгие 7 лет, хотя он применил эфир раньше Мортона. В настоящее время справедливость восстановлена: 30 марта американские медики отмечают свой профессиональный праздник, вспоминая Кроуфорда Вильямсона Лонга и его полезное открытие.
    Кроуфорд Лонг

   Появление клинической медицины относится к глубокой древности, но связано прежде всего с именем Гиппократа. Согласно идеологии косской школы, искусство врачевания у постели больного являлось основой всей медицины. В числе основоположников клинической медицины можно назвать английского доктора Сиденхема Томаса (1624–1689 годы). Рассматривая нездоровье как процесс, а лечение как помощь, он придавал особое значение целительным силам самого больного. Благодаря классическому описанию скарлатины, хореи, подагры и многих других внутренних заболеваний, Сиденхем получил прозвище «английский Гиппократ».
   Забытый в Средневековье, этот метод возродился в начале XVIII века благодаря деятельности голландского врача, ботаника и химика Германа Бурхааве (1668–1738 годы). Совмещая практику, исследования и преподавание, знаменитый медик возглавлял четыре кафедры и занимал должность ректора Лейденского университета. Согласно девизу «лечить больных у их ложа» профессор ставил диагноз на основании лично разработанной системы. Тщательный осмотр пациента дополнялся физиологическим и анатомическим объяснением симптоматики. В теоретическом плане доктор пытался связать анатомию и физиологию с практическим опытом; основные положения лекарственной терапии изложены в руководстве «Основания химии» (1732).
    Герман Бурхааве
 
   Бурхааве первым ввел в терапевтическую практику обследования с помощью инструментов, первым применил усовершенствованный термометр Фаренгейта, первым использовал оптику на вскрытиях. Репутация первопроходца во многих сферах медицины обеспечила огромную популярность лейденской медицинской школе, основанной профессором и далее существовавшей на базе научной клиники трудами его учеников. На кафедре Бурхааве в разное время обучались многие великие медики Европы. Привлеченные эффективной методикой преподавания, в Голландию приезжали русские врачи, позже назвавшие профессора «Totius Europae praeceptor», что в переводе с латыни примерно значило «учитель всей Европы». Лекции Бурхааве посещали Петр I, А. Галлер, Ж. Ламетри и замечательный российский клиницист Н. Бидлоо. Развитие медицины внутренних болезней долгое время проходило на фоне лекарственной терапии при полном отсутствии приборов физического освидетельствования. Проводя первичное обследование, врачи предпочитали полагаться на результаты опроса, возведя жалобы пациента в бесспорный предмет — анамнез (от лат. anamnesis — «воспоминание»). Основными материальными параметрами считались пульс и характеристики выделений, определяемые прощупыванием и визуальным осмотром. До изобретения термоскопа температуру тела определяли старинным способом, примитивно прикладывая руку ко лбу. Начиная с XVIII века заботами профессора Бурхааве в медицинскую практику медленно входили более совершенные методики, постепенно сформировавшиеся в отработанную систему физического обследования.
    Термометры Бурхааве
 
   Термометрия завоевала популярность после знаменитого изобретения немецкого физика Габриеля Даниеля Фаренгейта (1686–1736 годы), предложившего медицине спиртовой и ртутный термометры. В дополнение ученый предложил 212 градусную температурную шкалу, позже названную его именем. Собственно прибор предназначался для определения географических показателей, но Бурхааве приспособил термометр Фаренгейта для измерения температуры тела больного, хотя большие размеры несколько затрудняли его использование в медицинской практике.
   Недостаток устройства предшественника был ликвидирован шведским астроном Андерсом Цельсием (1701–1744 годы). Новое изобретение потребовало от создателя немалой самоотверженности. Необходимые данные были получены в Лапландской экспедиции, организованной с целью измерения дуги меридиана. Температурная шкала Цельсия укладывалась в пределах 100 градусов, следовательно, прибор имел гораздо меньшие размеры. Однако даже в столь компактном виде медики пользовались им неохотно, отзываясь об измерении температуры как о «слишком сложной процедуре». Самыми передовыми в этой области оказались российские врачи. Успешное внедрение термометрии в клиническую практику связано с именем С. Боткина.
   Перкуссия (от лат. percussio — «ударять») в качестве метода обследования основывалась на различии звука, возникающего при постукивании по здоровым и пораженным тканям. Автор метода, австрийский врач Леопольд Ауэнбруггер (1722–1809 годы), был сыном трактирщика и видел, как отец простукивал стенки бочек, определяя количество вина. Получив медицинское образование и начав работать в клинике, Ауэнбруггер применил методику отца по отношению к человеческому телу. Выстукивая тело больного пальцами, сложенными в «пирамидку», он определял наличие жидкости в грудной полости. По словам медика, «неестественный звук, получаемый при выстукивании груди, всегда указывал на наличие большой опасности». Семилетние исследования венского доктора, сопоставленные с данными вскрытий, в 1761 году нашли отклик у коллег, ознакомившихся с его работой «Новое открытие, позволяющее на основании данных выстукивания грудной клетки человека, как признака, обнаружить скрытые в глубине грудные болезни».
   «На основании своего опыта я утверждаю, — писал автор, — признак, о котором идет речь, чрезвычайно важен не только для распознавания, но и для лечения болезней. Более того, он заслуживает первого места после исследования пульса и дыхания». Венские медики отнеслись к новаторству без должного внимания: простой способ диагностики привычно назвали тягостной процедурой, а самого доктора подвергли насмешкам. Ауэнбруггер оставил медицину и несколько лет провел в психиатрической клинике, где умер, не узнав о широком признании своего открытия.
   «Дар воскрешать прошедшее столь же изумителен, как и дар предвидеть будущее». Слова А. Франса с полным правом можно отнести к деятельности Жана Николя Корвизара де Маре, успешно применявшего забытую методику в излечении недугов Наполеона. Карьера французского медика складывалась удачно благодаря его блестящим способностям в лечении, преподавании и научных исследованиях. О методе предшественника молодой француз узнал случайно, прочитав статью врача венской благотворительной больницы. Автор заметки давно применял выстукивание, сделав его привычным методом своей практики. Именно привычность более всего удивила Корвизара: «В течение всего времени, пока я изучал медицину, не помню, чтобы хоть раз упоминалось имя Ауэнбруггера. Я не знал о перкуссии, когда начал читать лекции».
   Заинтересовавшись новой методикой, лейб-медик императора более 20 лет изучал перкуторный звук, простукивая уже не пальцами, а всей ладонью. Усовершенствованный способ позволял определять воспаление легких, аневризму сердца, а также заполнение плевральной полости и околосердечной сумки. В 1808 году Жан Корвизар восстановил справедливость, опубликовав «Новое открытие…» на французском языке и прибавив к статье Ауэнбруггера более 400 страниц собственных комментариев.
   Чешский профессор Йозеф Шкода (1805–1881 годы) проводил исследования перкуторного звука совместно с К. Рокитанским. Ученые работали в просторном зале морга, пытаясь объяснить прием Ауэнбруггера исходя из законов физики. Научное обоснование позволило закрепить ранние практические выводы. С того времени эффективность перкуссии уже не вызывала сомнения, а инструментарий терапевтов неуклонно пополнялся новыми приспособлениями. Одним из наиболее удачных изобретений стал плессиметр конструкции Пьера Адольфа Пьорри (1794–1879 годы), изготовленный из слоновой кости.
    Костяные плессиметры, изобретенные П. А. Пьорри
 
   Аускультация (от лат. auscultare — «внимательно слушать») в примитивном виде применялась во времена Гиппократа, когда медики определяли сердечный ритм, прикладывая ухо к груди пациента. Имевшему опыт в усовершенствовании перкуссии Корвизару не представляло труда возродить еще один метод. Однако в опытах с выслушиванием его превзошел ученик Рене Теофил Гиацинт Лэннек (1782–1826 годы), племянник известного во Франции частного медика. Начиная со студенческих лет доктор Лэннек изучал туберкулез, который в то время назывался по греческому образцу чахоткой. Болезни легких даже в настоящее время представляют серьезную опасность, а в конце XVIII века от них ежегодно умирали тысячи европейцев. Внимательное изучение трупов больных, скончавшихся от чахотки, позволило обнаружить специфические образования в виде узелков, позже названные туберкулами.
   Сделав соответствующие выводы, медик понял, что заболевание долго развивается бессимптомно, давая о себе знать слишком поздно, когда медицина уже не в состоянии помочь. Точный диагноз ставился уже после смерти пациента, потому что способов прижизненного определения болезни не существовало. Изобретению эффективного инструмента, заменившего непосредственное прослушивание, удивительным образом способствовал… эротический фактор. Не решаясь приложить ухо к пышной груди юной пациентки, Лэннек нашел неожиданное решение: «Возраст и пол больной не позволили мне применить прямую аускультацию ухом, приложенным к области сердца. Я попросил несколько листов бумаги, свернул их в тугой цилиндр, приставил один конец к области сердца и приложил ухо к другому. Я был удивлен и удовлетворен, когда услышал удары сердца такие ясные и отчетливые, какими никогда не слышал их раньше».
    Рене Лэннек
 
   На следующий день доктор Лэннек применил новый метод на обходе в клинике Necker, обнаружив активную стадию туберкулеза у трети легочных больных. За неимением другого инструмента, врач некоторое время пользовался бумажным, а в свободное время вытачивал приборы собственной конструкции из различных пород дерева. Первый стетоскоп Лэннека представлял собой два одинаковых цилиндра с резьбовым соединением. Оригинальная конструкция позволяла пользоваться прибором как в собранном, так и в разобранном виде. Помимо изобретения первого в мире прибора физической диагностики, Рене Лэннек прославил французскую медицину открытиями в области кардиологии и гастроэнтерологии. Теоретические выкладки и практический опыт медика отражены в работе «О посредственной аускультации, или распознавании болезней легких и сердца» (1819). Именно он описал симптомы пороков сердца и патологические изменения в печени (цирроз Лэннека). Задолго до открытия возбудителя туберкулеза создатель стетоскопа подозревал о заразном характере этого заболевания. В качестве профилактики чахотки предлагались: полноценный отдых, правильное питание и прогулки на свежем воздухе. По воле рока ученого свела в могилу болезнь, ради победы над которой он совершил свои самые значительные открытия. Заразившись туберкулезом, Рене Лэннек скончался спустя 6 лет после изобретения стетоскопа.
   Надежный метод диагностики внутренних заболеваний стал возможен только в начале XX века, после того как немецкий физик Вильгельм Конрад Рентген (1845–1923 годы) обнаружил электромагнитное излучение (Х-лучи), проникающее через непрозрачные материалы. Неутомимый физик-экспериментатор, один из первых лауреатов Нобелевской премии, Рентген окончил политехникум в Цюрихе, уготовив себе карьеру инженера. Несколько лет поскучав над чертежами, он осознал, что гораздо больше интересуется физикой, и поступил в университет. Защитив диссертацию, работал ассистентом кафедры физики в Цюрихе, Гиссене; в 1871–1873 годах преподавал в университете Вюрцбурга. После пятилетнего пребывания в Страсбурге профессор получил должность директора Физического института в Гиссене, но в 1888 году окончательно перешел в Вюрцбургский университет, ректором которого был избран в 1894 году.
    Стетоскоп Лэннека
 
   По воспоминаниям коллег, знаменитый физик пользовался славой лучшего экспериментатора Германии, имел репутацию чудака, упорно отклоняя предложения дворянства и различных наград. В то время как весь мир называл открытие рентгеновским излучением, сам виновник торжества именовал его X-лучами. Непоколебимая принципиальность ученого касалась не только науки. Во время войны 1914 года Рентген объявил, что «не имеет морального права жить лучше других людей», передав все свое состояние государству. Отказ от немалых средств вызвал большие трудности, но ученый подходил к бытовым проблемам стоически. Например, собирая деньги на поездку в Швейцарию, он почти на год отказался от кофе.
    Дружеский шарж на К. Рентгена
 
   Открытие рентгеновских лучей, дальнейшее изучение их свойств послужило базой для создания системы прогнозирования туберкулеза, пороков сердца, болезней желудка, а также детального обследования повреждений костной ткани. Методика, получившая название «рентгеновская съемка», основывается на просвечивании тела с последующей регистрацией записи на экране. Переснятое на фотопленку изображение наглядно представляет внутренние органы человека, а врачу остается определить наличие или отсутствие патологии.

   Отрывочные положения теории внутриутробного развития встречались в трудах всех великих медиков древности и Средневековья. В отсутствие оптической техники, являясь результатом поверхностных наблюдений, сведения о рождении человека не могли быть точными. Великий Гиппократ придерживался гуморальных взглядов, оттого рассматривал процесс появления семени как результат «волнения пенистой влаги, которая согревается и разливается по телу вследствие трения детородных органов».
   Греческий врач туманно намекал, что зародыш представляет собой нечто сильное и густое, «отделяющееся от пенистой влаги и направляющееся к спинному мозгу во время соития». Сложный путь будущего человека мужского пола, якобы, заканчивается в матке женщины, прерывая ее любовное удовольствие как «холодная вода, залитая в кипящий котел». Не лишая женщину возможности участия в процессе создания ребенка, Гиппократ также наделил ее семенем. Женский зародыш вступал в борьбу за существование тотчас после появления из «пенистой влаги». Далее происходила генетическая комбинация, в зависимости от силы каждого из участников: «…если от обоих отойдет сильное семя, рождается мальчик, а если более слабое — девочка; какое из двух превзойдет по количеству, такое и родится». Античный медик своеобразно уподобил оплодотворение физическому опыту с воском и жиром. «Пока смесь будет жидка, неизвестно, чего больше жиру или воску; но когда застынет, тогда явно будет, какое вещество превосходит количеством».
   Интересные, но ошибочные представления Гиппократа касались внутриутробного развития плода: «После соития, если женщина не зачнет, семя, выпущенное обоими, обыкновенно изливается наружу, когда женщина захочет». Философ полагал, что женщина может легко управлять процессом оплодотворения, закрывая или раскрывая матку по собственному желанию. Семя, которому разрешили остаться в теле матери, «сгущается, от теплоты тучнеет, питаясь холодным воздухом. Вздувшееся семя обтягивается оболочкой, так как внешняя поверхность у него, сделавшись непрерывной вследствие липкости, со всех сторон связывает его». Гиппократ описал семя 6 дней от роду, увиденное собственными глазами. По утверждению медика, зародыш напоминал сырое яйцо со снятой скорлупой. Красный и круглый, с просвечивающейся внутренней влагой, он включал в себя «белые, толстые волоконца, густую красную сукровицу и наружные кровяные сгустки».
    Виды зародышей в матке. Леонардо да Винчи. 1510–1512 годы.
 
   Наиболее вероятной причиной детских болезней, по Гиппократу, являлась узкая матка, недостаточная для развития большого, следовательно, здорового ребенка, который в данном случае сравнивался с огурцом. «Если положить в узкий сосуд овощ маленький, но уже отцветший, — рассуждал врач, — то огурец выйдет равным и подобным полости этого узкого сосуда». Падение или удар, нанесенный матери, может повредить зародыш именно в узком пространстве. В лучшем случае младенец «искалечивается», а если «разрывается оболочка, окружающая его, то он гибнет». Говоря словами великого эскулапа, «в настоящий момент довольно и сказанного», ибо дальнейшее развитие представлений о человеческом зародыше относится к Средневековью, когда в медицине торжествовали идеи преформизма (от лат. praeformo — «заранее образовать»).
   Теория о наличии в половых клетках материальной структуры, определяющей развитие зародыша, исходила из воззрений Анаксагора. Согласно его философии, в семени отца или матери существует маленький человечек, обладающий всеми органами, подобно взрослому индивидууму. Начало роста миниатюрного создания вызывается желанием родителей, а беременность представляет собой всего лишь увеличение размеров зародыша. Носителями идеи преформизма были Я. Сваммердам, М. Мальпиги, А. Галлер, утверждавшие, что человеческий организм формируется в яйце или сперматозоиде.
   Древние теории внутриутробного развития сложились в научную систему после опубликования работ противников преформизма. Первым оппозиционным сочинением стал трактат Джероламо Фабриция «О формировании плода» (1600). Автор представил собственный взгляд на появление зародыша, обосновав теорию великолепными гравюрами, иллюстрировавшими каждую стадию развития плода человека в сравнении с тем же процессом у некоторых животных, например у морских свинок, собак, кошек и свиней. Более поздняя работа, названная «Образование яйца и цыпленка» (1621), согласно названию посвящена развитию плода у птиц.
    Внутриутробное развитие по идее преформизма
 
   Эксперименты Ренье де Граафа (1641–1673 годы), ставшие логичным продолжением исследований Гарвея, положили начало эмбриологии — науке о развитии зародыша от момента оплодотворения до рождения. Голландский медик прожил всего 32 года, оставив потомкам научное наследие, состоявшее из трудов по анатомии, физиологии, гистологии, эмбриологии. Его конструкторской разработкой является создание таких необходимых инструментов, как сифон и клизма, привычных для патологоанатомов следующих поколений.
   В 1672 году самое известное в Европе Лейденское издательство выпустило в свет сочинение Граафа «О женских органах, предназначенных для размножения». Автор трактата первым описал семенные канальцы, назвав их «сосудами, изготовляющими семя». Удивительно, что единственное заблуждение ученого предоставило медицине термин, оставшийся в употреблении до сегодняшнего дня. Описывая обнаруженные пузырьки женских половых органов, он определил их как яйца. Ошибка стала понятна только 150 лет спустя, когда под микроскопом удалось обнаружить иную структуру и назначение граафовых пузырьков. Однако слово «яичники» прижилось и употребляется в современной гинекологии.
    Хирургические инструменты Ренье де Граафа
 
   «Истина имеет единственное решение, и когда оно оглашено, спор прекращается навсегда». Афоризм Леонардо да Винчи образно воспроизвел ситуацию, сложившуюся в эмбриологии на рубеже XVIII–XIX веков. Вначале решительный удар по замшелой теории преформизма нанес немецкий ученый Каспар Фридрих Вольф (1734–1794 годы). Его классический труд «Теория зарождения» сыграл огромную роль в борьбе с представлениями о неизменности видов. Опытным путем доказав концепцию эпигенеза, автор заложил основы учения об индивидуальном развитии всех живых организмов (онтогенез). Современная теория органического развития гармонично соединяет в себе многие идеи предшественников. Допуская преформированные структуры, например ДНК, она учитывает эпигенетические факторы, то есть постепенное и последовательное новообразование частей зародыша из оплодотворенного яйца.
   Окончательные теоретические обобщения сделаны в книге «Развитие животных», в 1834 году написанной ученым-космополитом Карлом Эрнстом Бэром (1792–1876 годы). Знаменитый естествоиспытатель имел большое количество заслуженных титулов, полученных за время работы в Русском географическом обществе, в Петербургской академии наук, в университетах Австрии и Германии. Закончив медицинский факультет университета в Дерпте, Бэр около года работал в военном лазарете Риги, а затем уехал в Вюрцбург, где занимался сравнительной анатомией.
   Начиная с 1817 года Бэр служил в должности прозектора клиники Кёнигсберга. Через два года был назначен ординарным профессором зоологии. В 1826 году принял руководство местным анатомическим институтом, а в 1829 году получил приглашение Петербургской академии наук. Однако менее чем через год, по семейным обстоятельствам, отказался от звания академика и вернулся в Кёнигсберг. По возвращении в Россию через несколько лет немецкий ученый надолго обосновался в Северной столице, оставаясь одним из самых активных членов академии.
   Наиболее значительным открытием Бэра является выявление яйцеклетки у млекопитающих с последующим описанием стадии бластулы (дробления яйца). В процессе изучения эмбриогенеза цыпленка ученый определил подобие эмбрионов высших и низших животных. Назвал последовательность появления признаков типа, класса, отряда. Кроме того, Бэр описал развитие всех основных органов позвоночных. Сочинения немецкого медика отличались философской глубиной, удивительно ясным и точным изложением, что обусловило популярность его трудов среди коллег и широкой публики.
   Солидная теоретическая основа в виде ясного представления о развитии эмбриона способствовала формированию акушерства как самостоятельной клинической дисциплины. Знания в области родовспоможения и женских болезней накапливались с глубокой древности. Появление человека на свет во все времена считалось событием особой важности, поэтому роженица никогда не оставалась без помощи. Основным методом оперативного родовспоможения долго оставалось кесарево сечение, хотя в древних источниках описаны собственно операции без упоминаний о результате.
   Знаменитый путешественник Р. Фелькин в 1880-х годах проживал в одном из племен Центральной Африки. Его описание операции кесарева сечения позволяет представить приемы древнейших акушеров: «Обнаженная молодая женщина лежала на наклонной доске. Под влиянием бананового вина она находилась в полусонном состоянии. К ложу ее привязали тремя повязками. Один из помощников хирурга держал ее ноги в коленях; другой фиксировал нижнюю часть живота. Вымыв руки и живот роженицы сначала вином, а затем водой, знахарь издал громкий крик, который подхватила собравшаяся вокруг хижины толпа; провел разрез, рассекая брюшные стенки и саму матку. Ассистент прижег раскаленным железом кровоточащие места, затем раздвинул края раны, чтобы дать хирургу возможность извлечь ребенка из полости матки. После удаления отделившейся плаценты и кусков крови больную подвинули к краю доски и повернули на бок, таким образом, чтобы из брюшной полости вытекла жидкость. Заключительной частью операции стало соединение кожных покровов при помощи семи тонких, хорошо отполированных гвоздиков. Последние были обмотаны крепкими нитями. На рану наложили пасту, заранее приготовленную тщательным разжевыванием корешков. Поверх пасты хирург наложил прогретый банановый лист и укрепил все с помощью своеобразного бандажа. Женщина выздоровела через 11 дней».
   В Античности рассечение брюшной полости делалось только в случае смерти роженицы с целью спасения ребенка. Успешное завершение кесарева сечения живой женщине произошло только в 1610 году. Операцию произвел немецкий врач И. Траутманн, о чем была сделана запись в рукописной истории города Виттенберга.
   «Болезни мужские и женские во многом разнятся в лечении», — мудро заметил Гиппократ, оставив множество рекомендаций, касавшихся лечения бесплодия, воспалений матки, предотвращения выкидышей, до — и послеродовой «диэты». Ценные советы имелись в трудах римской акушерки Аспазии (II век до н. э.), представившей свою многолетнюю практику в описаниях хирургического лечения женских болезней, режима во время беременности и ухода за новорожденным. Примерно в том же столетии в Риме трудился акушер Архиген, первым применивший гинекологическое зеркало, названное им диоптрой.
    Различные положения плода в представлении Сорана Эфесского
 
   В период поздней Античности родовспоможение стало выделяться в самостоятельную область медицины. Акушеры того времени могли пользоваться сведениями о внутреннем строении женского организма, полученными при вскрытиях в анатомическом театре Александрийского мусейона. Ученик Герофила врач Деметрий из Апамеи (III век до н. э.) серьезно изучал процесс беременности, пытался обосновать причины неудачных родов, анализировал природу и дал классификацию кровотечений, разделив их на несколько групп. Обширный труд по акушерству принадлежит Клеофанту (II век до н. э.), который жил и работал в эллинистическом Египте. Помогая женщине произвести на свет здоровое дитя, медики часто применяли щипцы, нож и раскаленное железо.
   В сочинениях Сорана Эфесского отражены взгляды методической врачебной школы. Разнообразная и эффективная техника проведения операций основывалась на представлениях о четырех положениях плода в матке. Медик владел приемом поворота плода на ножку, извлечения его за таз, выполнял эмбриотомию, по частям извлекая мертвого младенца из тела живой женщины. В трудах Сорана указаны способы лечения воспалительных заболеваний, генитальных опухолей — таких, как фиброма или рак; профилактика и лечение выпадения матки.
   В период господства схоластической медицины интерес к оперативному родовспоможению проявляли немногие самоотверженные врачи. Первое европейское руководство по родовспоможению появилось в Испании. Труд «О женских болезнях» (1579) принадлежал преподавателю университета Толедо профессору Луису Меркадо (1525–1606 годы). Амбруаз Паре воссоздал забытую операцию поворота плода на ножку, ввел в практику диоптры. По инициативе французского хирурга в Париже появилась акушерская школа и первый специализированный стационар — родильное отделение в госпитале Hotel Dieu. Профессиональных повитух обучали в течение 3 месяцев, причем, 6 недель отводилось на практику.
   Новое время стало периодом становления акушерства в других европейских странах, на Ближнем Востоке и в России. В 1729 году начала работать акушерская клиника в Страсбурге. Через 20 лет подобное учреждение появилось при университете Геттингена. Начиная с 1723 года в акушерскую практику начали входить забытые щипцы. Использование некогда популярного инструмента в Европе связано с медицинской династией Чемберленов. Первую модель разработал английский врач Гильом Чемберлен (1540–1596 годы). Модификацию инструмента, сконструированного отцом, применял Петер Чемберлен (1560–1631 годы), не пожелав передать секрет его изготовления ученикам.
    Джеймс Янг Симпсон
 
   В широкую практику вошли щипцы конструкции голландского хирурга Дж. Палфина (1650–1730 годы). Его изобретение было одобрено профессорами Парижской академии наук, хотя инструмент имел большие недостатки. Щипцы Палфина представляли собой две отдельные ложки, соединявшиеся только после наложения на головку. Несмотря на неудобство, инструмент получил признание, но уже через год после представления во Франции появились его усовершенствованные модели. Длинные щипцы, очертаниями повторявшие форму женского таза, использовал француз Андре Левре (1703–1780 годы). Напротив, коротким, но с надежным креплением, типично английским инструментом работал лондонский врач Вильям Смелли (1697–1763 годы). Особые заслуги в развитии практики родовспоможения, в подготовке специалистов и разработке новаторских методик принадлежат российским медикам. Применение акушерских щипцов, несомненно, явилось достижением медицины Нового времени, значительно снизившим смертность при родах. Еще одним замечательным открытием в этой области ознаменован XIX век. Шотландский хирург Джеймс Янг Симпсон впервые применил хлороформ как обезболивающее средство в акушерстве и хирургии. Являясь изобретателем множества медицинских инструментов, акушер из Эдинбурга разработал методику профилактического поворота зародыша при узком тазе.

   Причины и сущность душевных болезней, их проявления, течение, профилактика, лечение подвластны современной науке — психиатрии (от греч. psyche — «душа»). Однако психическое здоровье человека находится в сфере внимания медиков не более трех столетий. В древности и Средневековье умопомешательство приписывалось дурному влиянию нечистого духа, потому не лечилось, а наказывалось. Слабые попытки научного объяснения душевных недугов отмечены в античных рукописях. Легендарному Асклепию принадлежит высказывание о важности чистоты воздуха, спокойного сна и приятного партнера по любовным утехам. Не отвергая сверхъестественных факторов, Гиппократ находил душевное расстройство в случае, когда «очевидность на человека не действует и никакие здравые доводы не имеют силы».
   Первыми в мире начали лечить психические заболевания медики Арабского халифата. Умалишенных помещали в специальное отделение одной из благотворительных лечебниц султана Ахмада ибн Тулуна. Подобные отделения действовали в больницах Византии, Армении и Грузии. В отличие от восточных коллег, считавших помешательство обычной болезнью, европейские медики изолировали «поврежденных духом» в приютах.
   В раннем Средневековье психическими расстройствами занималась инквизиция. Нелепые обвинения безумных в любовной связи с бесами являлись удобным предлогом для казни. Французский философ-гуманист Мишель де Монтень (1533–1592 годы) писал о таком процессе: «Ведьмы и колдуны представляются мне скорее сумасшедшими, чем виновными в чем-нибудь. Но до чего высоко нужно ставить собственное мнение, чтобы решиться сжечь человека живьем».
   По заявлению Лютера, «все умалишенные повреждены в рассудке чертом. Если врачи приписывают такие недуги причинам естественным, то потому, что не понимают, до какой степени всемогущ сатана. Всех полоумных, не разбираясь с ними попусту, нужно без промедления казнить страшной смертью; я сам охотно поджарю их на костре». Обвиняя несчастных в сговоре с дьяволом, в большинстве случаев их приговаривали к сожжению, а тех, кому «посчастливилось» остаться в живых, ожидало вечное затворничество.
   Персонал специальных учреждений для помешанных не ставил задачей избавить людей от болезни. Пациенты подобных заведений находились на привязи, словно бешеные собаки. В исторических хрониках XIV–XVIII столетий описаны такие приюты, обстановка которых не сравнима даже с условиями казематов: темные камеры с оголодавшими крысами, мокрые стены, земляные полы, гнилые топчаны или вовсе их отсутствие, решетки, огромные цепи с замками. Лечение буйных пациентов состояло в стоянии по нескольку дней подряд, в принудительной бессоннице, во вращении в огромных колесах, где человек не выдерживал более 5 минут. Больного обливали ледяной водой; сбрасывали в резервуар с большой высоты и держали в холодной воде; обмакивали конечности в кипяток или опускали его голову в нечистоты. Среди лекарств были популярны большие дозы рвотных и слабительных средств.
    Коридор психиатрической клиники. Копия картины
 
   «Палка заставляет душевнобольных снова почувствовать связь с внешним миром, — поделился своей методикой немецкий врач Г. Лихтенберг, — она иногда отключает его так основательно, чтобы и мир, и умалишенный смогли отдохнуть друг от друга». Палка для сумасшедшего представляла собой дубину с зазубренным наконечником. Каждый удар таким орудием поддевал кусок кожи, а после продолжительной экзекуции ее почти не оставалось. Кроме того, в арсенале служителей средневековых «психлечебниц» были кожаные маски с шипами или пропитанные едкими веществами — такими, как перец или соль; смирительные рубашки, камзолы, штаны; сдавливающие сапоги, кровати, стулья; адские круговые качели; плетки с острыми металлическими бляшками; гибкие розги, вымоченные в соленом растворе.
   Исключение составляли лечебницы, образованные профессором Салерно. В клинику знаменитого университета со всех концов Италии собирались люди вполне вменяемые, но страдавшие меланхолией, преимущественно те, кто недавно похоронил близкого человека. В качестве лечения (или профилактики) безумия их услаждали приятной музыкой, церковными песнопениями, читали молитвы. В особых случаях применялась лекарственная терапия: свиное сердце, фаршированное целебными травами.
   Специальное учреждение тюремного типа в XIII–XV веках существовало в чешском городе Оломоуц. Лондонский дом для умалишенных был создан на базе обычной больницы. Заведение, где содержались люди, обвиненные в колдовстве, словно в насмешку, называлось Бедлам. Английское слово bedlam происходит от названия Bethlehem (Вифлеем) — священного города в Иудее, связанного с рождением Иисуса Христа.
    Палата-камера в Бедламе
 
   В эпоху Ренессанса душевнобольные испытали на себе «гуманную» терапию в духе времени. Лечебный спектакль с жутковатым сюжетом, по убеждению «медиков», благоприятно действовал на больных, которых усаживали перед сценой в кандалах и смирительных рубашках. В качестве главных героев пьесы выступали инквизиторы, палачи, привидения, бесы, дикие звери, побеждаемые ангелами или самой Девой Марией. После такого действа служителям приюта порой приходилось успокаивать не только больных, но и весь персонал.
   Истинно гуманное лечение ввел в психиатрию французский врач Филипп Пинель (1745–1826 годы). Будучи сторонником медицинского подхода к безумию, он добился введения больничного режима уже с первых дней руководства приютом Бисетр, располагавшимся в предместье Парижа. Одним из начальных завоеваний доктора стало разделение психически больных и содержавшихся в камерах преступников, бродяг и проституток. Пациенты обновленного Бисетра получали полноценное питание, проходили лечебные процедуры, навсегда забыв об избиениях и пытках. Палаты в медицинском отделении оборудовались обычной мебелью, с людей сняли цепи и кандалы, а тем, кто не отличался буйством, разрешили выходить на прогулку в город или просто отпускали домой. Первым человеком, избавленным от оков, стал английский военный, находившийся в Бисетре более 40 лет и забывший собственное имя. Первыми словами освобожденного человека был восторг от вида солнечного дня. Сумасшедший писатель, выпущенный вторым, не хотел покидать камеру, видимо ожидая побоев.
   Пинеля назначили главой приюта по решению революционного комитета, представители которого регулярно инспектировали Бисетр. После одного из таких посещений доктор услышал отзыв: «Ты сам умалишенный, если собираешься спустить всех с цепи. Ты будешь первой жертвой своего сумасшествия…» Однажды пророчество едва не сбылось, но на доктора набросились не пациенты, а горожане, потребовавшие казни медика за то, что он осмелился освободить «пособников сатаны». Нововведения Пинеля стали прообразом будущей психотерапии и основой деятельности прогрессивных медиков, интересовавшихся лечением душевных болезней.
   Французский врач Жан Этьен Доминик Эскироль (1772–1840 годы) создал первое научное руководство по психиатрии, книгу «О душевных болезнях» (1838) и основал научную школу психиатрии. Обоснование суждения о психических заболеваниях как поражении головного мозга стало заслугой немецкого медика Вильгельма Гризингера (1817–1868 годы). Являясь основателем научной психиатрии, он положил начало немецкой школе психиатров. Гризингер сумел преодолеть влияние господствовавших тогда философских теорий «психиков» и «соматиков». Сторонники соматического течения утверждали невозможность нездоровья бессмертной души. «Психические» взгляды выражались в идее заболевания, вызванного некоей злой волей или являвшегося наказанием за грехи. Английский психиатр Генри Модсли (1835–1918 годы) придерживался позитивной философии, заявляя, что подлинное знание не нуждается в господстве философии. Модсли внес немалый вклад в дело развития эволюционной направленности в теории душевных заболеваний, став основателем детской и судебной психиатрии.
    Жан Мартен Шарко
 
   Яростным противником философии «психиков» выступал руководитель клиники Сальпетриер Жан Мартен Шарко (1825–1893 годы). Больницу в центре Парижа в свое время возглавлял Пинель. Однако методика нового главы не стала продолжением практики предшественника. Основным способом лечения психических заболеваний стал гипноз, занимавший умы европейских медиков начиная с конца XVIII века. Широкий спектр болезней, имевшихся у пациентов Сальпетриера, требовал солидной теоретической подготовки, которую коллегам преподовал сам Шарко. «Каждая из лекций доктора представляла собой маленький шедевр. Его фразы были совершенны по стилю, каждое слово производило глубокое впечатление на слушателей, вызывая отклик в уме каждого из них. Лекции давали пищу разуму на весь последующий день», — отзывался об учителе австрийский психоаналитик Зигмунд Фрейд (1856–1939 годы), обучавшийся в парижской клинике несколько лет.
    Бронзовая медаль с изображением Ж. Шарко
 
   Довольно грубые методы доктора Шарко, вызывали возмущение оппонентов. В то же время многие признавали эффективной гипнотерапию, экспериментально проводимую в самых разнообразных формах. Руководитель Сальпетриера считается основателем физиологической школы. Ему принадлежат труды, касающиеся лечения заболеваний нервной системы. Многолетнее изучение неврозов, в частности истерии, привело к созданию методик лечения, успешно применяющихся в настоящее время.
   В течение XIX столетия психиатрия окончательно сформировалась в качестве самостоятельной дисциплины. В специализированных клиниках и на медицинских факультетах европейских университетов началась подготовка профессиональных кадров. Развитие естественно-научной психиатрии во многом определялось эволюционной теорией Ч. Дарвина и работами русских ученых И. Сеченова, И. Павлова и В. Бехтерева.

   Государственность России начала складываться в конце IX века, когда князь Олег Рюрикович захватил Киев, сделав его столицей объединенных княжеств Черной и Белой Руси. Древняя, исконная Черная Русь с центром в Ладоге и Новгороде располагалась на северо-западных территориях, в бассейне Верхнего Немана. Проживавшие на этих землях племена приильменских словен, вятичей, древлян издавна поклонялись языческим богам.
   Белой Русью условно назывались княжества Приднепровья во главе с Киевом. Здесь соблюдались византийские традиции с пышными обрядами, развитым богословием, с высокой грамотностью и книжной культурой. Древнерусские князья торговали с государствами Северной Европы, Кавказа, Средней Азией и Византией, направляя караваны «из варяг в греки». Так назывался путь у берегов Балтийского (Варяжского) моря, доходивший до Крыма.
   В 988–989 годах Древнерусское государство вступило в период расцвета и во многом благодаря утверждению христианства в качестве единой государственной религии. Крещение Руси произошло по воле великого князя Киевского Владимира I Святославича (ум. 1015), в крещении названного Василием. Канонизированный после смерти, до крещения он был ярым идолопоклонником и «женолюбцем».
   Согласно летописям, Владимир имел 5 жен и более 800 наложниц, но после крещения предстал перед народом в образе скромного, благонравного христианина. Идея принятия новой веры пришла к русскому князю после общения с послами — миссионерами различных вероисповеданий: болгарами-магометанами, хазарскими евреями, посланцами Папы Римского. Но только «грек-философ» сумел зажечь во Владимире искру христианства. По совету бояр в Византию отправилось посольство с целью испытания выбранной религии. В следующем году Владимир окрестился вначале сам, а затем приказал разрушить в столице все языческие идолы и окрестил киевлян.
   Первыми приняли новую веру жители Новгорода, Белоозеро, Ростова, Суздаля, Пскова, Полоцка, где быстрыми темпами развивались ремесла, торговля; создавались памятники письменности и архитектуры. Греческая культура проникала на Русь через давние связи с Болгарией, откуда присылались античные манускрипты. На славянский язык древние тексты переводили монастырские летописцы. Трудами монахов-переводчиков сохранились все известные знания в различных областях культуры того времени, в том числе книги по медицине.
   До нашего времени сохранился древнейший вариант первой русской летописи «Повесть временных лет», над созданием которой трудились несколько поколений летописцев. Книгу начал писать игумен Киево-Печерской лавры Никон (ум. 1088). Позже над ней работал игумен Михайловского Выдубецкого монастыря Сильвестр (ум. 1123), в правление Владимира Мономаха назначенный епископом Переславля. Другой составитель «Повести временных лет», монах Киево-Печерского монастыря Нестор (ум. 1114), считается одним из крупнейших историков Средневековья.
   После приятия христианства на Руси укрепились связи с Византией, Чехией, Грузией, Арменией и странами Западной Европы. Заведенная ранее традиция династических браков с представителями чужеземных правящих родов способствовала развитию государства. Однако потомство заморских невест — будущие российские цари — уже не являлось русским по национальности, смешав в себе немецкую, шведскую, датскую, полоцкую и татарскую кровь.
   Древнерусское государство существовало в течение трех столетий. Владычество Ярослава Мудрого (980 — 1054 годы) стало заключительным периодом процветания государства. Третий сын Владимира I Святославича прославился как самый образованный правитель Руси. Потратив молодость на борьбу за престол, зрелые годы князь отдал просветительству и укреплению христианства. Первую половину XI века русский народ прожил в мире и согласии. Об уровне образования можно судить по берестяным грамотам, найденным при раскопках древнерусских городов. Послания писались не только боярами, но и простыми селянами.
   Вследствие тяжелой травмы Ярослав сильно хромал, а в конце жизни уже не мог передвигаться без посторонней помощи. В 1036–1037 годах Киев окружили мощные крепостные укрепления, названные «город Ярослава». Позже открылись Золотые ворота с надвратной церковью Благовещения, храм Святой Софии и монастыри Святых Георгия и Ирины, олицетворявшие перемещение центра православного мира в Киев. По свидетельству летописцев, Ярослав Мудрый свободно говорил на 5 языках, а книги «читал часто и в ночи и дне». По воле князя на русский язык переводились греческие трактаты, составившие знаменитую библиотеку храма Софии Киевской. Его внучка Янка Всеволодовна в 1086 году учредила женскую школу при Андреевском монастыре.
   Ярослав Мудрый положил начало российскому законодательству, приступив к созданию кодекса, впервые оглашенного под названием «Русская правда» и продолженного следующими поколениями князей. Впоследствии все редакции древнейшего свода древнерусского права соединились в сборнике «Закон Русский», где отражены правила, касавшиеся защиты жизни и имущества княжеских дружинников, положения зависимых людей, обязательственного и наследственного права, относившегося ко всем обитателям Руси.
   В правление Ярослава Мудрого Древнерусское государство достигло высокого международного признания. Тогда считалось, что славянским миром управляли три могущественных монарха: император Священной Римской империи, цесарь Византии и князь Киевской Руси. «Не в плохой стране они были владыками, но в русской, которая ведома и слышима во всех концах земли», — сказал о наследниках Ярослава летописец Илларион. Во второй половине XI века возобновилась борьба за киевский престол. Упадок в экономике, постоянные междоусобицы и набеги половцев привели к ослаблению государства. Великий князь Киевский Владимир II Мономах (1053–1125 годы) с трудом, но сохранял единство, на слабое правление его сына Мстислава невольно способствовало распаду Руси на самостоятельные княжества.
   Великого князя Владимирского и Московского Ивана I Калиту (1328–1341 годы) русские летописцы именовали «первым собирателем земли Русской». В борьбе за единое государство правитель не пренебрегал никакими средствами и смог одержать верх над своими соперниками. Иван I добился права сбора монголо-татарской дани на Руси и перевел столицу в Москву. Все добрые деяния Ивана Калиты не получали хвалы ни в народе, ни у летописцев: «Его невзлюбили все, о смерти его молились многие… По-прежнему давила Орда, по-прежнему грозен был наступающий на Византию и Русь католический Запад».

   Представления о городах эпохи Древнерусского государства складывались из данных археологических раскопок и летописей. Более ранняя история Руси представлена в славянских былинах, сказаниях, в рукописях чужеземных путешественников, подобно Геродоту, скитавшихся по миру в поисках мест, достойных внимания ученого.
   Религиозные обряды и быт жителей различных княжеств своеобразно описал арабский историк Ибн Руст. Восточный мудрец прибыл на славянские земли со стороны Черного моря и вначале посетил селения Белой Руси: «…Между странами печенегов и славян расстояние в 10 дней пути. В самом начале пределов славянских находится большой город. Путь в эту сторону идет по степям и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса. Страна славян — ровная и лесистая, и они в ней живут. И нет у них виноградников и пахотных полей. И есть у них нечто вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находится мед. Из одного бочонка добывается до 10 кувшинов хмельного меду. Они народ, пасущий свиней и овец. Рабочего скота у них немного, а лошадей нет ни у кого…»
   В языческих традициях южных славян прослеживалось сходство с обрядами древних ариев, особо почитавших бога огня Агни. «Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают, — писал Ибн Руст, — при сожжении покойника они предаются шумному веселью, выражая радость по поводу милости, оказанной ему богом. И все они поклоняются огню. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. По прошествии года после смерти покойника берут они бочонков 20 меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят и пьют, а затем расходятся».
   Далее автор описал обычай добровольной жертвы богу огня: «Если у покойника было три жены, и одна из них утверждала, что особенно любила его, то она приносила к его трупу два столба. Их вбивали стоймя в землю, потом клали третий столб поперек, привязывали посреди этой перекладины веревку, она становилась на скамейку, и конец веревки завязывала вокруг своей шеи. После того скамью убирали из-под нее, и она оставалась повисшей, пока не переставала дышать. После чего ее бросали в огонь, где она сгорала». В преддверии христианства жестокие языческие традиции постепенно уходили в прошлое, но первые православные священники не отрицали таинственной силы огня, предавая ему тех, кто обвинялся в связи с дьяволом.
   При посещении Черной Руси взору арабского историка предстала «…земля, на которой русы живут; она окружена озерами, покрыта лесами и болотами, нездорова и сыра оттого, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как последняя трясется из-за обилия в ней влаги. У многих нет ни имущества, ни пашен. Единственное их занятие — торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают соседям. Получают они назначенную цену деньгами и завязывают их в свои пояса… В их стране холод до того силен, что каждый выкапывает в земле погреб, к которому приделывает деревянную остроконечную крышу, наподобие христианской церкви, и на крышу накладывает землю. В такие погреба переселяются со всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни до высшей степени, обливают водой, от чего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают всю одежду. В таком жилье остаются до весны».
   Суровый климат северо-западных районов Руси во многом определил высокий уровень городской организации. Описанные Ибн Рустом землянки, устраивались «работным людом» на окраинах древних поселений, а в центре стояли основательные жилища знати, возведенные по типу усадьбы. Рядом с основным, самым просторным «обиталищем» располагались хозяйственные постройки, помещения для скота, амбары, баня. Все строения сооружались из дерева и соединялись между собой крытыми переходами. Узкие городские улицы представляли собой мостовые из бревен, уложенных в 10–30 слоев. В холодном лесном регионе не было лучшего строительного материала, чем сосновые бревна. Однако, сохраняя тепло, деревянные жилища кишели насекомыми, что часто служило причиной серьезных заболеваний. Обилие тараканов вызывало желудочно-кишечные расстройства, а вошь являлась переносчиком тифа — самой распространенной болезни в пору войн или стихийных бедствий.
   «…Русы храбры и мужественны; они высокого роста, статные и смелые при нападениях. Но на коне смелости не проявляют, и набеги совершают на кораблях. Они соблюдают чистоту своих одежд и домов, их мужчины носят золотые браслеты. У них много городов, живут они чисто и привольно. Гостям оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо. Русы носят широкие шаровары, на каждые из которых идет 100 локтей материи. Надевая такие шаровары, собирают их в сборку у колен, к которым затем и привязывают. Никто из них не испражняется наедине, но только в сопровождении трех товарищей…» Действительно, санитарное состояние русских городов в начале прошлого тысячелетия намного превосходило европейский уровень. В крупных центрах, например в Новгороде, Пскове, Смоленске, имелись водопроводы с водосборниками из дерева или керамики. Для сравнения — в Германии сооружение первого водопровода относится к XV веку.
   Неотъемлемой частью древнерусского быта являлась паровая баня. Влажный горячий воздух помогал справляться с простудными заболеваниями, поднимал настроение, оказывал благотворное влияние на человека уставшего после недели праведных трудов. Первое подробное описание старинной бани встречается в рукописи Нестора. Самое чистое и теплое помещение в усадьбе использовалось не только для омовения тела. Здесь принимали роды, купали младенцев, делали массаж и лечили простуду, накладывая на тело горячие горшки (банки). В бане знахари вправляли вывихи, растирали тело лекарственными мазями, пускали кровь, исцеляли болезни суставов. Знаменитый акушер Н. М. Максимович-Амбодик отметил: «Русская баня до сих пор считается незаменимым средством от многих болезней. Во врачебной науке XVIII столетия нет такого лекарства, которое равнялось бы силою бане».

   Медицина языческой Руси воплощалась в магии волхвов, обладавших тайными знаниями, какими не могли владеть обыкновенные люди. В Древнерусском государстве они оставались единственным сословием, обладавшим хоть какими-то приемами врачевания. Уединенно проживая в лесах, волхвы употребляли целебные силы природы на пользу или во вред человеку. В древней литературе под словом «волхвы» подразумевались приверженцы всего таинственного и непостижимого: служители дохристианских культов, знахари, ведуны, ведьмы, восточные мудрецы и звездочеты. По свидетельству Ибн Руста, «волхвы порой повелевают царем русов, приказывая принести жертву творцу их тем, чем они пожелают: женщинами, мужчинами, скотом. И если знахари приказывают, то не исполнить их приказания никак невозможно. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на шею петлю, вешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что это жертва богу».
   Действия волхвов представляли собой магические способы врачевания, различные по степени «мудрости»: от простого невежественного знахарства до почти научной прогностики. Соответственно, облик народного целителя менялся в зависимости от воображения писателя, но чаще всего волхв представлялся глубоким старцем с длинной седой бородой, подобно вещему Финну из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила»:

 
…В той долине два ключа,
Один течет водой живою,
По камням весело журча,
Тот льется мертвою водою…
С двумя кувшинами пустыми
Предстал отшельник перед ними;
Прервали духи дивный сон
И удалились страха полны.
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил, в воздухе пропал
И очутился в два мгновенья
В долине, где Руслан лежал
В крови, безгласный, без движенья;
И стал над рыцарем старик,
И вспрыснул мертвою водою,
И засияли раны вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвел; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
 

   Встает Руслан… Фантастические описания живой и мертвой воды, так часто повторявшиеся в русских сказаниях, основывались на знаниях о целебной силе вполне реальной минеральной воды. Столь привычный для современного человека нарзан в древности называли богатырь-питьем или кислой водой. Знахари рекомендовали его для укрепления здоровья после тяжкого недуга или советовали пить людям слабого телосложения.
   Согласно былинам, волхвы исцелили легендарного Илью Муромца, видимо исхудавшего за 33 года сидения на печи. «Испив чарочку питьица медвяного» молодец смог вернуть себе богатырскую силу. Напитки на основе меда являлись основным лекарственным средством русских знахарей. Горячая смесь меда с кобыльим молоком излечивала простуду. Подобным действием наделялись панты оленя и рыбья печень, как известно обладающая большим количеством витамина А. Сырой печенью языческие знахари успешно излечивали «куриную слепоту». Страдавшие этим заболеванием нормально видят днем, теряя остроту зрения в сумерках. Ночью больные ничего не различают и совершенно беспомощны, а позднее возникает нагноение и навсегда повреждается роговица глаза. Болезнь была известна еще в Древнем Египте, упоминалась в Гиппократовом сборнике, где в качестве лекарства рекомендовалось съедать бычью печень с медом.
   Волхвы оказывали помощь каждому, кто к ним обращался, не требуя платы за труд. Однако, если простому человеку, обычно требовалось избавление от хвори, то князья чаще интересовались гаданьем:

 
Скажи мне кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого получишь коня.
Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободе их вещий язык
 

   И с волей небесною дружен… Отрывочные сведения о волхвовании встречаются в Евангелии от Матфея, указавшего на то, что «во время рождения Христа в Иерусалим пришли с востока волхвы и спрашивали, где родившийся царь Иудейский». Автор не объяснил, откуда пришли эти люди и какой придерживались религии, но проследил их дальнейший путь: «Волхвы, поклонившись новорожденному Христу, найденному ими в Вифлееме, „по свидетельству евангелиста,“ отошли в страну свою…» В разных сказаниях их наделяли одинаково удивительными качествами. В Палестине они считались не простыми волхвами, а царями Каспаром, Мельхиором и Валтасаром, якобы представлявшими человеческие расы. В сказаниях восточных христиан волхвы прибыли в Иерусалим со свитой в 1000 человек, оставив позади себя, на левом берегу Евфрата, отряд войска в 7 раз больший. По возвращении в свою страну, располагавшуюся далеко на востоке, у самых берегов океана, маги предались созерцанию и молитвам.
   Рецепты языческих врачевателей обобщены в многочисленных травниках и лечебниках, составленных после Крещения Руси монастырскими переписчиками. До нашего времени сохранилось не более 250 старинных рукописей. Из текстов можно представить разнообразие лекарств, изготовлявшихся из всего, что предоставляла людям природа. Среди растений считались полезными полынь, багульник, крапива, подорожник, бодяга, лук, чеснок, хрен. У липы использовался цвет, у березы — листья, у ясеня — кора. Настой можжевеловых ягод служил для обеззараживания ран, а во время эпидемий подожженными ветками этого кустарника окуривали помещения в целях профилактики. Широко использовались минералы, как в качестве талисманов, так и в виде порошков для приема внутрь. Будущие матери носили кулоны с яхонтом. От рези в животе рекомендовался растертый хризолит. Волхвы знали целебную силу медного купороса, серебра, скипидара, селитры, мышьяка, ртути, сурьмы, уксуса.
   Подобно всякой монотеистической религии, христианство не отличалось терпимостью к язычникам. Занятие волхвованием считалось преступным деянием, а знахари жестоко преследовались. Христианские священники верили в таинственную силу лесных магов, считая их пособниками нечистого духа. В летописях зафиксированы подробности суда Новгородского вече в 1227 году. Обвиненные в неверии, поклонении дьяволу, в отравлении людей 4 волхва были осуждены народом и церковью, а затем сожжены на городской площади.
   С развитием христианства лесных чародеев сменили народные врачеватели, именовавшиеся тогда лечцами. Передавая свои познания от отца к сыну, они строго берегли тайну врачевания внутри «семейных школ». Почти не интересуясь здоровьем своего народа, русские князья все же пытались регулировать общественные отношения. В «Русской правде» содержались краткие положения, касавшиеся оплаты труда лечцов. Если человек получил увечье в драке, то обидчику вменялось выплатить 3 гривны пострадавшему и лечебное вознаграждение любому, кто возьмется лечить рану.
   С введением законодательства на Руси сложилось сословие вольных врачей, лечивших князей и бояр за солидную плату. В одной из летописей рассказывалось о лечце-армянине, практиковавшем в конце XI века. Будучи «зело хитрым во врачевании, яко прежде не было таково», восточный медик ставил диагноз в соответствии с пульсом, обращал внимание на внешность пациента. Видимо, он успешно справлялся с недугами, если удостоился быть приглашенным к князьям Всеволоду Ярославовичу и Владимиру Мономаху. Придворный лекарь черниговского князя Николая Давыдовича, также завоевал славу «зело искусного во врачевании». Судя по прозвищу, Петр Сириянин прибыл на Русь с Ближнего Востока. Несмотря на то что приемы частных врачевателей исходили из традиций народной медицины, придворные лекари держались независимо от знахарей, также не признавая монастырских лечцов.
   На Руси врачеванием занимались не только мужчины. Женщины профессионально ухаживали за лежачими больными, изготавливали лекарства из трав, умели делать массаж и вправлять вывихи. Народное сказание об Илье Муромце представляло некую Марину в качестве постоянной лекарки богатыря. В Новгородской переписи 1583 года упоминается о «Натальице Клементьевской жене лекарице», входившей в число 6 прославленных городских лекарей.
   В «Повести о Петре и Февронии Муромских» (XV) иносказательно описана реальная история, произошедшая с князем Давидом Муромским и его супругой Ефросиньей. «Зарубив мечом змея, Петр обрызгался змеиной кровью и занедужил тяжкой хворью. И пошел князь в Рязанскую землю, искать исцеления у девицы Февроньи, дочери древолаза…» Автор рассказал, как девушка вылечила князя медом диких пчел, но по возвращении домой болезнь вновь дала о себе знать. Тогда правитель Мурома решил жениться на прекрасной целительнице, дабы стать счастливым и никогда не болеть.
   В старинных русских травниках часто упоминались иноземные рецептуры и методики лечения, в том числе и техника исполнения хирургических процедур. Несмотря на территориальную отдаленность, Русь издавна поддерживала торговые отношения с Индией. Вместе с товаром купцы привозили на родину уникальные рукописи.
   Рассказы знаменитых путешественников также отражены в монастырских лечебниках. Например, заметки медицинского характера содержатся в книге «Хождение за три моря» (1472), написанной Афанасием Никитиным. Советы восточных врачевателей есть и в повести «Александрия», где рассказывалось о пребывании Александра Македонского в Индии.
   «Книга, глаголемая прохладный ветроград, избранная из многих мудрецов о различных врачевских вещах, ко здравию человеческому предстоящих» (1534) представляла собой переводной немецкий лечебник. Благодаря прекрасному изложению книга имела успех, а русские лекари узнали о «садах здоровья», уже давно популярных в Европе.
   Первый ветроград появился под западной стеной Московского Кремля в качестве государевых аптекарских огородов, на месте, где в настоящее время располагается Александровский сад. В 1657 году вследствие значительного расширения огород перенесли за Мясницкие ворота. После того лекарственные сады произрастали уже во всех концах Москвы. Один из них стал основой столичного Ботанического сада. При огородах устраивались фармацевтические лаборатории для изготовления пластырей, мазей, сиропов, поступавших в аптечные лавки уже в готовом виде.

   Первый монастырский приют, устроенный при Киево-Печерской лавре, начал принимать больных только в XI столетии. Подробные сведение о больнице, монастыре и его обитателях отражены в Киево-Печерском патерике XII века. Самый древний русский монастырь располагался за пределами Киева, недалеко от пещер (др. — рус. — печеры), где первоначально жили монахи. Служители лавры считали заботу о больных своим долгом, исполняя его с большим усердием. Отдельные кельи предназначались для тяжелобольных, за которыми братья ухаживали круглосуточно. Люди, страдавшие заразными, кожными и психическими заболеваниями, приходили сюда со всей Руси, неизменно получая помощь и надежду на исцеление. Впрочем, лечение в монастыре не ограничивалось упованием на Бога. В патерике сообщается о монахах, искусно владевших различными способами врачевания.
   «Пречудный лечец» Антоний прибыл в Киево-Печерскую лавру с Афона. Гористый полуостров на северо-востоке Греции с X века являлся центром православного монашества. Основанные с целью независимого бытия около 20 афонских монастырей подчинялись Константинопольской епархии. На остров не допускались женщины, даже самки животных. Избрав отречение от личной собственности и уход от всех мирских искушений, иноки пользовались значительной свободой. Непродолжительные службы, необременительный общемонастырский труд, нестрогие келейные уставы предоставляли им время для самообразования. В обителях Афона находилось крупнейшее в христианском мире собрание рукописей и памятников церковного искусства. Лекарь Антоний получил хорошее врачебное образование в античном духе, а до прибытия в Киев долго работал в больницах греческих колоний. Он сам ухаживал за больными, лично приготавливал снадобья, и его пациенты умирали редко.
   Преподобный Алимпий, судя по имени, также пришел на Русь из Палестины. Проклиная «волхвов и неверных людишек», монах успешно лечил проказу, пользуя больных мазью собственного изготовления. Один из воспитанников Антония, монастырский лечец по имени Агапит (ум. 1095), завоевал расположение киевлян благодаря «безмездной», то есть бесплатной, врачебной помощи горожанам. Однажды тяжелобольной Владимир Мономах пригласил к себе Агапита, но тот отказался покинуть обитель и прислал владыке свое «зелье». Снадобье быстро помогло, и вылечившийся князь отослал в монастырь богатые дары. Однако лекарь не принял подношений, посоветовав отдать княжеские подарки бедным мирянам. «И услышали в городе, — отмечено в патерике, — что в монастыре есть некто лечец, и многие больные приходили к нему и выздоравливали».
   Начиная с XII века монастырские лекари обязывались соблюдать врачебную мораль. Например, врачу предписывалось самопожертвование, добросердечие, гуманность, внимательность ко всем обратившимся за помощью. Он не мог отказаться от личного участия в процессе исцеления, порой выполняя самую грязную работу. Церковная клятва Гиппократа требовала от медика терпимости к тяжелобольным, чуткости по отношению к «одержимым». Не подлежал обсуждению вопрос об оплате, тщеславии и заботе о своем благополучии. Вследствие отрешенности от всего, что касалось собственной личности, представители монастырской медицины пользовались уважением в народе. Многих лечцов после смерти объявляли святыми.
    Кирилло-Белозерский монастырь
 
   Обители Древнерусского государства являлись центрами просвещения. Монастырские библиотеки заключали в себе обширные собрания русских, арабских, греческих и византийских рукописей. Летописцы и лечцы передавали свои знания в школах, имевшихся в каждой крупной обители. Русские переводчики XII–XVI веков не занимались компиляцией, дополняя античные рукописи собственными познаниями.
   Во времена правления Святослава Ярославича большой популярностью пользовался болгарский трактат, в русском переводе имевший название «Изборник» (1076). Книга включала в себя отдельные части библейских сказаний, труды богослова Василия Великого и сочинения известных византийских теологов. Кроме рассуждений о вере и христианской морали, книга содержала статьи самого составителя, монаха Иоанна, касавшиеся наиболее распространенных болезней, их лечения и профилактики. Рассуждая о здоровом питании, автор напутствовал: «силы в овоще велики», «питье безмерное — бешенство есть». В качестве гигиенических рекомендаций говорилось о пользе ежедневных омовений, о содержании в чистоте одежды и жилища.
   Согласно «Изборнику», русские лекари неплохо знали хирургию, используя ножи, «точила», ножницы, топоры, щупы, пилки, долота. Искусные лечцы-резальники умели разрезать живот, ампутировать конечности, удалять омертвевшие части тела, производить трепанацию. Подобно европейским медикам, они прижигали раны каленым железом или использовали травяные мази, вино, золу, березовое вино. Оперируемый традиционно усыплялся настоем корня мандрагоры, мака или чарой вина. Все инструменты обязательно прокалялись в огне. Шов производился тонкими волокнами льна. Иногда нити делали из кишок животных. В полевых условиях хирурги вынимали осколки стрел с помощью магнитного железняка. В одной из рукописей описана оригинальная конструкция протеза для нижней конечности. Примерно в XV веке среди хирургов выделились узкие специалисты: костоправы, зубоволоки.
   В 1236 году на Русскую землю вступило огромное войско монгольского хана Батыя. Завоеватели быстро продвигались к Киеву, вытаптывая поля, сжигая города и поселения, убивая мирных жителей. Монголота-тарское иго почти на 300 лет остановило развитие государства. Единственной заботой каждого русича, от князя до смерда, стало сохранение собственной жизни.
   Едва появившись, светская медицина вернулась в обители. Одной из самых известных в ту пору лечебниц стала больница Кирилло-Белозерского монастыря, основанного в 1397 году и никогда не подвергавшегося нападению врага. Больных и раненых здесь размещали в больших и малых палатах, возведенных специально для этой цели. Рациональные методы лечения монахов исходили из опыта античных врачей. В начале XV века летописец монастыря инок Кирилл Белозерский (1337–1427 годы) закончил перевод комментариев Галена к «Гиппократову сборнику». В древнерусском варианте сочинение великого римлянина называлось «Галиново на Иппократа».
   Особенностью русской медицины являлось стратегическое значение монастырских больниц. Во времена вражеских нашествий раненых размещали за крепкими стенами обителей, осуществляя поставку медикаментов, лекарств и финансирование персонала за счет государства. В 1635 году закончилось строительство двухэтажных больничных палат в Троице-Сергиевой лавре. Отдельно стоящими кельями, приспособленными специально для ухода за больными, располагал Новодевичий монастырь.

   Эпидемии повальных болезней, регулярно уносившие в могилу большую часть европейского населения, к сожалению, не обходили стороной Древнерусское государство. В летописях упоминается о 50 «моровых поветриях, язвах, воспах» только за период XI–XVIII веков. Первыми заражались приграничные города Смоленск, Новгород, Псков, где собирались торговые караваны из Европы и Азии. Летом 1230 года от чумы особенно пострадали жители северо-западных районов Руси: «…мор был силен в Смоленске. Вдруг ударит, как ножом, в сердце, лопатку или между плечами; огонь пылает внутри; кровь течет горлом; выступает сильный пот и начинается дрожь. У других делаются бугры на шее, бедре, под скулой, пазухой или за лопаткой». Два года повальных болезней принесли жителям Новгорода страшный голод, во время которого «люди резали своего брата и едали его».
   Не признавая инфекционной природы чумы, вплоть до XV века русские соблюдали христианские традиции. Обычай предавать умерших земле на городских кладбищах, способствовал быстрому распространению болезни. По словам летописца, около 18 тысяч покойников закопали в 4 общие могилы, так как на кладбище не хватало места для индивидуальных захоронений. В Пскове примитивные ограничительные меры предусматривали вынос мертвых только ночью. По распоряжению местного священника, если у церкви скапливалось до 30 и более покойников, их укладывали «по трое или пяти голов во един гроб».
   Распространению эпидемий немало способствовало тяжелое экономическое положение Руси, находившейся под татаро-монгольским игом. В монастырской рукописи упоминался «мор на людях» в Киеве в XI веке, но самой опустошительной стала эпидемия 1351–1353 годов, случившаяся в правление князя Московского Симеона Гордого, сына Ивана Калиты. За несколько месяцев разгула чумы погибло две трети населения Черной Руси, полностью вымерли многие крупные города, скончалось все княжеское семейство. Это трагическое событие представлено в романе историка Д. Балашова: «Русский обычай отдавать одежды покойника прохожему нищему сослужил нынче роковую службу Псковской земле. Надев платье умершего, странник сам заболевал „черною смертью“ и помирал в свой черед. Дошло до того, что никто уже не брал ни портов, ни сукон, ни иной дорогой рухляди. Страшились родных и близких, плакали и молились, ожидая конца. Имущие отдавали имущество свое в церкви и монастыри, чая тем спастись от напрасной смерти. И уже не хватало мест для могил, уже некому стало погребать усопших. Люди умирали на дорогах и в домах своих. Улицы были пустынны. В храмах шли моления день и ночь. По жару и стеснению в членах, по кашлю и тошнотворным позывам, по крови, пошедшей горлом вместе с мокротою, человек знал, что умирает».
   В 1352 году «черная смерть ползла по Руси. Вымерло целиком Белоозеро, вымер город Глухов. Пустыми стояли дворы, только воронье да бродячие псы шастали по дорогам. Некому было хоронить последних мертвецов, некому грабить открытые дома. Тати вымерли тоже, как вымерли бояре и чернь. Из всего Смоленска к концу мора осталось в живых двенадцать человек…В стихийных бедствиях такого размаха мыслилось вмешательство высших сил, приходили на ум слова о каре Господней, о массовом наказании за грехи». Внезапность появления, опустошительное действие «мора», отсутствие лечебных средств усиливали суеверия. В народе причиной заболевания назывался гнев Всевышнего. Волхвы объясняли эпидемии неблагоприятным расположением звезд или переменой климата. В сказках повальные болезни изображались во всевозможных устрашающих образах. Например, чума представлялась огромной бабой в белом платье с лохматыми волосами. Холера изображалась горбатой старухой с перекошенным лицом.
   Понимая бессилие медицины, люди искали спасения у Бога. Известно, что новгородцы, обнаружив в городе чуму, всего за сутки воздвигли храм в честь Андрея Стратилата. Врачеватели не пытались лечить заболевших, но в целях профилактики советовали окуривать помещения можжевеловым дымом. Все же «смерть наступала неизбежная, скорая, но мучительная; несчастные издыхали без всякой помощи. В городе десять здоровых приходилось на сто больных. Многие дома совсем опустели; в иных оставалось по одному младенцу…»
   Одной из самых страшных эпидемией XVII века была чума в Москве, начавшаяся летом 1654 года. До наступления зимы большая часть населения города вымерла, остальные разбежались по лесам. В 1467 году чума убила 230 тысяч жителей Новгорода. Правители Московского государства предпринимали отдельные попытки «запирания заморных мест». Когда болезнь охватывала целый город, дороги перекрывались заставами, в лесах устраивали преграды из срубленных деревьев.
   Умерших хоронили «в тех же дворах, в которых кто умрет, во своем платье и на чем кто умрет». В условиях строгой изоляции жителям посылались мешки с продовольствием; обитателей зараженных домов кормили с улицы через ворота. Попытки вырваться из оцепления карались смертью: «…Князь Михайло Кислица велел улицу Петровскую запереть с обоих концов; стражи поставлены стеречь от мору. Которые люди побегут из града, тех беглецов ловить и сжигать живыми, а купцов с товарами держать до конца мора» (Псков, 1521). В то же время новгородский князь издал указ об устройстве кордонов на Псковской дороге, «чтобы гости с товарами не ездили ни во Псков, ни изо Пскова в Новгород».
   Первые государственные мероприятия против распространения эпидемий возникли еще в XV веке, когда стала очевидной связь повальных болезней с прибытием торговых караванов.
   Спустя 200 лет отдельные карантинные меры стали системой, отраженной в российском законодательстве. Каждая эпидемия подробно описывалась в летописях. Зараженные местности оцеплялись войсками; сжигались подозрительные вещи, домашняя утварь и сами дома умерших от заразы. Все жилища вымораживали, мыли или жарко вытапливали, затем окуривали в течение 4 дней можжевельником или полынью. Впоследствии окуривание проводили в районах, прилежащих к заразной местности.
   Начиная с XVI столетия умерших от болезни полагалось хоронить на специально отведенном участке за стенами города, закапывая на большую глубину. В зачумленном Новгороде в 1572 году покойников уносили на 6 верст вниз по течению Волхова, где не было жилья и питьевых источников. По велению Бориса Годунова, очисткой московских улиц во время чумы 1654 года занимались специально назначенные люди — «те, кому трупы забирати». Позже их назвали мортусами. Отдельные указы относились к священникам и лечцам. Врачевать, причащать и отпевать, даже просто приближаться к заразным больным строго воспрещалось.
   Если такая необходимость все же возникала, то визит откладывался до получения «дозволения самого государя».
   Карантинные мероприятия касались прибывших из опасных районов. На заставах задерживали всех, не обращая внимания на чины и богатство. Солдаты бросали в костер зараженные предметы, обмакивали в уксус деньги. Донесения полагалось переписывать по 5–7 раз в пути, а после прочтения уничтожить. Воинские отряды, прибывшие из «зачумленных» городов, закрывались в казармах на 2 месяца. Заболевших отвозили в лес, где устраивались подобия полевых больниц с обслуживающим персоналом «из числа служилых».
   В целях изоляции пораженных районов запрещались любые переходы из одного города в другой: «В которых городах учинится моровое поветрие, тех бы людей на дворы свои отнюдь не пускали, а расспрашивали бы из-за ворот и издали». Проселочные дороги перекапывались и заваливались деревьями. Иноземные купцы задерживались до тщательной проверки товара. Расспросы подходивших к заставам людей велись таким образом, чтобы «человеку можно голос человека слышать». Небольшой вклад в дело борьбы с эпидемиями внес Пётр I, издавший Указ «О соблюдении чистоты в Москве и наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки» от 19 апреля 1699 года.
   В царствование Екатерины II эпидемия чумы, которую тогда называли «моровая язва», уменьшила население Москвы более чем наполовину. Инфекция пришла в 1769 году с юго-запада, из захваченной русскими крепости Юра в Валахии, где имелись больные чумой. Через зараженные трофеи чума распространилась далее на север и в 1770 году дошла до Москвы. Летом 1771 года в городе ежедневно умирало от 600 до 1000 человек.
   Эпидемия и связанные с ней события подробно описаны в романе В. Пикуля «Фаворит»: «…принесли пакет из Петербурга; секретарь надел вощеные перчатки, ножницами разрезал пакет и швырнул его в печку, а письмо окурил можжевеловым дымом. Екатерина повелевала никого в городе больше не хоронить, всех покойников погребать в оградах загородных церквей. Но исполнить указ стало теперь невозможно — жители скрывали заболевших от врачей, боясь отправки в больницы, прятали от полиции и мертвых. Хоронили их сами, где придется, лишь бы никто не видел. Москва ежедневно лишалась 900 жителей, а народ был так запуган, что за два месяца полиция получила официальную справку лишь о двух умерших. Жизнь и смерть ушли в подполье, но чума доставала людей в укрытиях, покрывала гнилыми бубонами, заставляла истекать зловонною слизью, а потом покидала труп, перекидываясь на здоровое тело. Неопознанные мертвецы валялись посреди улиц».
    Нагрудный знак «Борьба с чумой»
 
   Для борьбы с эпидемией, а главное — в целях поддержания порядка, летом 1771 года из Петербурга прибыли посланники императрицы. Видимо, организаторы перестарались, принимая слишком строгие меры: людей запугивали карой небесной, насильно загоняли в больницы. «Мортусы в вощеных плащах, в черных масках на лицах (сущие дьяволы!) таскали крючьями из домов трупы, валили их на телеги, как дрова, и везли за город — в ямы! Многие жители тайно покидали Москву, разнося заразу далее, и умирали в лесах, как дикие звери. Всюду полыхали костры — сжигали вещи покойников, а бедные люди рыдали, жалея глиняные горшки. Стонали церковные колокола, люди рыдали над мертвыми, кричали и плакали сироты. Ад!»
   Усердие императорских посланников возымело обратное действие. Горожане упорно не желали лечиться, скрывали мертвых и вскоре подняли мятеж. Поводом для восстания послужил опрометчивый поступок архиепископа Амвросия, потребовавшего снять чудотворный образ Божьей Матери. Вблизи Варварских ворот, где висела икона, «народ скапливался массами для молитвы и тем самым распространял по городу заразу». Священника растерзала бунтующая толпа, врачи боялись выйти на улицу, пока в Москву не прибыл второй посланник Екатерины II — сиятельный граф Григорий Орлов (1734–1783 годы).
   Утратив расположение Екатерины II, неофициально граф был отправлен в Москву на смерть. Уже на второй день дотла сгорел Головинский дворец, где он остановился на время своего пребывания. Однако бывший фаворит императрицы не испугался трудностей и сумел навести порядок. Первым шагом стало устройство госпиталя: «Русский человек не болезней, а больниц боится». Людей было приказано не «тащить в больницу, яко пьяных в полицию, а заманивать ласковыми уговорами». Врачи-добровольцы получили тройное жалованье и совет: «Не кровь из людей выпускать, а лечить». Ухаживать за больными вызвались крепостные, которым за хорошую работу обещали вольную. В награду за выздоровление граф Орлов лично выдавал по 5 рублей холостякам и по 10 рублей семейным, надеясь укрепить доверие к докторам. Для сравнения: штаны тогда стоили 20 копеек, красные сапоги немногим более рубля, а за 7 — 10 рублей можно было купить лошадь.
   Граф позаботился об очистке московских улиц, собрав дополнительные команды мортусов из воров и убийц: «Вы взаперти сидели, потому все остались здоровы, побудьте мортусами. Дело гадостное, но полезное; надобно Москву от дохляков избавить». Известно, что разбойники не сбежали и до конца эпидемии честно выполняли неприятные обязанности. По распоряжению Григория Орлова сжигались «вымороченные» жилища вместе с трупами и заразным скарбом; безжалостно вешались бунтовщики и мародеры, грабившие пустые дома.
   Энергичные мероприятия возымели положительный результат. Москва очистилась от заразы, от покойников, от собак, от кошек и крыс; чума постепенно отступала, а ноябрьские морозы окончательно победили болезнь. 21 ноября граф Орлов возвратился в столицу, проехав через триумфальную арку, на которой красовались слова: «Орловым от беды избавлена Москва». Вскоре в его честь была выпущена памятная медаль с надписью: «Россия таковых сынов в себе имеет».
   В российской армии действенная профилактика начала внедряться во время русско-турецких войн. Эпидемия чумы развивалась параллельно с военными действиями и наносила порой урон гораздо больший, чем вражеское оружие. В связи с этим командование армии совместно с врачами проводило разведку местности перед вступлением армии. В кампании 1735–1739 годов талантливым организатором полевой медицинской службы показал себя военный врач Павел Захарович Кондоиди (1710–1760 годы). По прошению доктора императрица утвердила перечень мероприятий, направленных на снижение заболеваемости: обязательное и регулярное употребление лука, хрена, вина, «для очистки воды — закладывание во фляги горячих угольев от сухарей». Например, в войне 1768–1774 годов командование изменило план перехода, дабы избежать зараженных районов. Продвигавшиеся войска окружались всадниками, не допуская контакта солдат с местными жителями. Позади колонны следовал подвижной карантин. Так называли несколько телег, куда помещали всех заболевших. Ежедневные медицинские осмотры, а также усиление гигиенических требований стали преградой для проникновения болезни в армию, хотя отдельные случаи чумы отмечались во многих отрядах.
   В походе 1769 года по указанию штаб-доктора Аша «всегда имелось в достаточности винного и пивного уксуса, а также меда и водки, дабы вредные в теле человеческом от худой воды действия отвратить посредством примеси таковых веществ и предотвратить через то разные болезни». В качестве обеззараживающего средства уксус применялся давно, а водка, подмешенная в питьевую воду, стала новшеством турецкой кампании 1768–1774 годов.
   Несмотря на усиление противоэпидемических мер, чума не оставляла Россию даже в XIX веке. В Одессе отдельные вспышки отмечались в 1812, 1813, 1823, 1829, 1837 годах. Значительные бедствия принесла первая эпидемия, когда погибло 2655 жителей Одессы. В память о жертвах «черной смерти» в городе оставили нетронутым холм на месте массовых захоронений, назвав его Чумкой. В 1839–1849 годах чума посетила Кавказ и прилежащие к нему районы. Через 25 лет болезнь появились на Волге, начавшись в поселке Ветлянка. Тогда врачи не сразу распознали страшное заболевание, заплатив за ошибку собственной жизнью. Вспышка чумы в Ветлянке во многом поучительна, потому что напомнила средневековые ужасы не только России, но и всей Европе.
    Бронзовый амулет «Хранитель против холеры»
 
   В 1817 году предположительно из Индии в Европу впервые попала холера. Давнее существование этой опасной болезни в государствах Юго-Восточной Азии не вызывало сомнения. Поселения долин Ганга и Брахмапутры издавна являлись очагами многих заразных заболеваний, в том числе и холеры. За 50 лет прошлого столетия в мире произошло 6 пандемий холеры, имевших катастрофические последствия для многих стран.
   Россия в результате 8 эпидемий холеры потеряла около 2 миллионов граждан. Природу «нового» заболевания первым попытался выяснить медик-декабрист Н. Г. Смирнов в 1829 году, а также И. Е. Дядьковский и М. Я. Мудров в 1831 году.
   Россию не обошло ни одно заболевание, присущее государствам Западной Европы. Подобием английской потницы являлось острое вирусное заболевание, именовавшееся тогда «инфлюэнца», но представшее собой обычный грипп. Начиная с XVI столетия страна теряла тысячи человек, умиравших после длительной лихорадки, головных и мышечных болей, кашля и насморка. Стремительное заражение с капельками слизи через воздух при чихании или разговоре определяло быстрое распространение инфлюэнцы и высокую смертность. Из 7 крупных эпидемий гриппа, имевших место в XVIII веке, 4 приняли характер пандемий.

   Смутное время правления последних Рюриковичей для русской медицины было периодом медленного подъема. Становление аптечного дела положило начало государственному регулированию всего, что касалось фармацевтики. Дальнейшее развитие медицины протекало под пристальным вниманием Аптекарского приказа, который контролировал не только изготовление и продажу лекарств. С расширением аптечного дела его сотрудники занялись подготовкой отечественных медицинских кадров, обеспечением населения врачебной помощью, поставкой медикаментов в армию.
   Российский XVIII век стал эпохой возрождения после двух тысячелетий невежественности, суеверий и религиозного фанатизма. Самые лучшие умы отечества вступили в борьбу за развитие национальной медицины, за формирование русского образования, за право преподавать на русском языке и принимать в университеты представителей всех сословий. В течение всего столетия, бурного на события во всех областях культуры, наблюдалось неуклонное увеличение числа отечественных ученых, несмотря на трудное их утверждение среди иноземных профессоров.
   Со второй половины XIX века в российской терапии господствовали две клинические школы: С. Боткина и Г. Захарьина. Сторонники Боткина, практиковавшие в Военно-медицинской академии, отдавали предпочтение новаторским методикам лечения. Коллеги и ученики Г. Захарьина совершенствовали известные способы в Московском университете. Заботами сотрудников кафедры хирургической клиники при солидной поддержке меценатов в 1891 году на Девичьем поле в Москве завершилось устройство Клинического городка. По оценке историков, это заведение являлось одним из лучших в Европе того времени. Тогда же на медицинском факультете Московского университета появились институты фармакологии, гигиены и бактериологии.
   К концу столетия действовали кафедры химии, физики, гистологии, эмбриологии, оперативной хирургии, топографической анатомии, общей патологии, гигиены, истории и энциклопедических знаний. Ректорат поощрял создание научных обществ, выпуск собственных журналов, содействовал организации научных конгрессов. В период с 1863 по 1911 год на кафедрах Московского университета учились и работали великие медики эпохи: хирург Н. Склифосовский, педиатр Н. Филатов, акушер В. Снегирёв, психиатр С. Корсаков, микробиолог Г. Габричевский, гигиенист Ф. Эрисман.

   В середине XVI века согласно царскому списку «нужных людей» из Европы в Россию приглашались специалисты по различным наукам и ремеслам. Именно так в 1567 году попали в Москву англичане доктор Рейнольд и аптекарь Томас Кавер, считавшиеся первыми профессиональными медиками на Руси. Но самым ранним представителем фармацевтической отрасли можно считать некоего Матиаса, или просто «литвиянина Матюшко-оптекаря», упомянутого в Никоновской летописи за 1554 год. Тогда в Первопрестольной уже работали небольшие домашние лавочки, где изготавливались и отпускались лекарства. Вероятно, они пользовались большой популярностью, если в 1581 году по указу Ивана IV Грозного на территории Московского Кремля была открыта первая российская аптека. Получив статус Государевой, учреждение обслуживало только царя и его придворных, потому располагалось недалеко от царских палат: в каменном доме напротив Чудова монастыря.
   Руководил Кремлевской аптекой английский врач Роберт Якоб, допускавший к работе только иностранных фармацевтов. Русского царя обслуживали голландцы, англичане, германцы, но «приглядывал» за чужеземцами один из приближенных правителя. Почти столетие легальное изготовление и продажа лекарств оставалась монополией Государевой аптеки. Вследствие постоянных хворей Ивана Грозного работа здесь не прекращалась даже ночью, что оговаривалось в приглашении на службу.
   Строгие предписания касались назначения препаратов. Прежде чем попасть в царские палаты, снадобье проходило проверку на безопасность у докторов, затем его пробовал сам фармацевт, вслед за ним небольшую дозу принимал русский боярин и только после этого лекарство доходило до царя. Обратный процесс проходил намного быстрее: боярин выливал остатки из царской рюмки на ладонь и выпивал их. Подача лекарства напоминала торжественное действо. Роскошные стопки и склянки украшались красным шелком, оборачивались в белую тафту. Аптекари сопровождали царя во время выездов, укладывая лекарственные препараты в роскошные шкатулки.
   Интерьер Государевой аптеки соответствовал своему высокому званию. Чистота соблюдалась не только внутри, но и на всей прилегающей территории, где не допускалось «ни грязи, ни вони, ни какого дурна». Стены просторных помещений расписывали лучшие живописцы Москвы. Впечатление небывалой роскоши создавали разноцветные витражи, бархатные коврики на подоконниках, обивка из английского сукна на полках и дверях. В ожидании фармацевта посетители тешились, разглядывая заморские чудеса: часы, глобус, обезьяньи чучела. Приборы и посуда в лаборатории вначале выписывались из Европы. В 1634 году специально для изготовления алхимических сосудов начал действовать завод в окрестностях Москвы, в деревне Духово, основанный Юлием Койстом.
   О популярности царской аптеки можно судить по челобитным царю, в которых содержались просьбы об отпуске лекарств за определенную плату. Первая подобная бумага, подписанная князем Ростовским, пришла к Михаилу Фёдоровичу в 1630 году: «Вели Государь дать для моей головной болезни из своей Государевой аптеки своих государевых масел — коришного, гвоздикова, своробориннова, интерикова, романова, укроп-нова, пополиева, кронвобендикова, кишняцова, шафранова, да водок (настоек) свороборинной, будвишной, укропной, мятной, финиковой». Сложный рецепт лекарства от мигрени поражает воображение, но, видимо, в аптеке имелось множество препаратов, о чем свидетельствовал ответ царя: «Выдать иноземных масел по одному золотнику, московских по 5 золотников и водок по фунту». Старинная русская мера веса золотник приравнивается к современным 4,3 г. Заимствованный в Англии аптекарский фунт составляет 0,37 кг.
   Позднее лекарства стали отпускаться бесплатно, но все же по личному усмотрению владыки. Надпись «лечить безденежно» заверяла челобитную Михаилу Федоровичу от раненого солдата Митьки Иванова: «Я холоп твой пробит насквозь из карабина по самому животу и ниже… От раны той гноище и по сию пору раны не затворились. Вели Государь излечить в аптеке».
   Стоимость лекарств определялась ценой сырья, привозимого вначале из Англии, а затем доставляемого из разных регионов России. Например, черемицу привозили из Коломны, лакричный корень — из Астрахани, можжевеловые ягоды — из Костромы. Далекий сибирский Тобольск поставлял царю зверобой. Многие компоненты закупались на ближайшем рынке. Воск для пластырей — в свечном ряду, сера и смола — в москательном, сало свиное — в мясном, травы и ягоды приобретались в лавках зеленщиков.
   В середине XVII века на Руси сложилась четкая система сбора и хранения лекарственного сырья. Постепенно аптекарский порядок преобразовался в государеву «ягодную повинность», исполнявшуюся определенной категорией россиян не менее строго, чем воинская служба.
   Пока Государева аптека существовала в единственном числе, основную долю лекарственного сырья завозили из Аравии, Англии, Голландии, Германии. Доставка лекарств вменялась в обязанность всем приезжим «драгистам» (от. англ. draggist — «аптекарь»). Более того, иноземных докторов не принимали на службу без предъявления необходимого запаса «трав лечебных». Прибывший ко двору Бориса Годунова в 1602 году англичанин Джеймс Френч привез с собой редкие препараты, которых хватило на несколько лет работы аптеки. В Лондон отправлялись поверенные царя с тем, чтобы следить за поставкой предварительно запрошенных лекарств. В 1632 году «на Англицкой земле пребывал» Уильям Смит. Через 30 лет Россию в Лондоне представлял «драгист» Иван Гебдон, морским путем приславший на архангельский склад «аптекарских запасов в шести сундуках, да в двух бочонках, да в одном тючке». В Москву драгоценный запас был доставлен «на подводах с великим береженьем».
   Обширные функции сотрудников Государевой аптеки уже в начале XVII века стали слишком обременительны для ее сотрудников. Вследствие этого с 1620 года организационную работу начал исполнять Ближний Государев Аптекарский приказ. Задуманный как учреждение по обеспечению лекарствами царя и его семьи, со временем Аптекарский приказ взял на себя управление всей медициной государства. В его ведение входил присмотр за огородами, поддержание необходимого количества лекарственных запасов, выбор и приглашение «драгистов», контроль за их деятельностью и жалованьем.
   Развитие Аптекарского приказа как учреждения можно проследить в сравнении штатных расписаний за разные годы. Например, в 1631 году здесь служили 2 иноземных врача, 5 русских лекарей-хирургов, 1 аптекарь, 1 глазник, 2 толмача, 1 подьячий (канцелярский служащий). За 50 лет штат Аптекарского приказа расширился до 6 врачей, 4 аптекарей, 3 алхимиков, 10 иноземных и 21 русского лекаря, 38 учеников, 12 подьячих, толмачей, огородников и разнорабочих. Наиболее щедро оплачивался труд иноземных медиков, обычно имевших университетское образование. Они получали жалованье до 250 рублей в год. Русские лекари по оплате сравнивались с аптекарями, ежегодно получая около 100 рублей.
   С увеличением численности русских войск встала проблема военной медицины, до того существовавшей в примитивном виде. Полковые лекари шли на войну по собственной воле, на личные средства и лечили своими лекарствами. За пользование раненых они изредка награждались невеликой суммой. С образованием Аптекарского приказа хаотичная система сложилась в строго контролируемый порядок. В полки регулярно отправлялись подводы с лекарствами, а врачи начали получать государственное жалованье. При необходимости аптечные склады переносились ближе к театру военных действий. Из складов сформировались мелкие провинциальные аптеки в Вильно, Новгороде, Астрахани, Киеве, Курске. Согласно царскому указу 1671 года начали работать фармацевтические учреждения в Казани и Вологде.
   Аптекарский приказ имел монополию на заготовку и продажу всех хмельных напитков и меда, таким образом обеспечивая самофинансирование. С 1654 года в его обязанности входил контроль за городскими и придворными лекарями, в том числе проверка историй болезней («врачебных сказок»), поставка медикаментов в войска, организация карантинов, судебно-медицинское освидетельствование, создание медицинских библиотек и обучение лекарей из числа россиян.
   Закономерное расширение фармацевтического дела произошло почти век спустя после открытия Государевой аптеки. В марте 1672 года, при царе Алексее Михайловиче, начала работу вторая, более демократичная аптека, доступная всем желающим. Вскоре после ее открытия желающим оказался немецкий путешественник Шлейзинг. Европейца удивил богатый ассортимент представленных здесь лекарств, хотя он посетил много стран и был знаком с работой лучших западных аптек. Понимая, что «со всяким рецептом в город ходить неудобно», в 1682 году царь Фёдор Алексеевич открыл третью аптеку. Дополнительное удобство заключалось в расположении ее при гражданском госпитале у Никитских ворот.
   До 1699 года москвичи покупали дешевые снадобья в лавках зеленщиков, сберегая копейки, пока рыночной микстурой не отравился боярин Салтыков. Огорченный смертью своего придворного, Пётр I приказал разогнать зеленщиков, а вместо подозрительных лавок открыть 8 «вольных» аптек. Частные фармацевты приписывались к Посольскому приказу и единственными из всех негоциантов получали разрешение на продажу лекарств. На создание действующей аптечной системы ушло более 10 лет. Только в 1714 году были скоординированы функции «вольных» и государевых учреждений. Тогда же Аптекарский приказ получил новое наименование — Канцелярия Главнейшей аптеки с подчинением лейб-медику Его Величества.
   Первая частная аптека принадлежала московскому лекарю Даниилу Гурчину, расположившему свое предприятие в новом здании на Мясницкой улице за Никитскими воротами. Однако в 1707 году, то есть через 7 лет после открытия, он умолял императора перевести свою аптеку в число государственных посредством охранной грамоты на содержание. Причиной отказа от «вольности» стала «пропажа великая всяким вещам лекарственным от дурных работников». Вскоре после получения грамоты Гурчин продал аптеку и пропал из поля зрения летописцев.
    Бона аптеки Феррейна
 
   «Словно к богатой содержанке идешь, взбираясь по аптечной лестнице, лоснящейся и устланной дорогими коврами, — ступить страшно!». Слова героя чеховского рассказа относились к самой крупной в мире аптеке, принадлежавшей «Товариществу В. К. Феррейн». История этого учреждения началась в 1832 году, когда ее первый владелец, Карл Феррейн, купил вы-мороченное предприятие Даниила Гурчина. Здание на Никольской улице, где впоследствии находилась знаменитая во всем мире аптека, было выкуплено только 5 марта 1862 года, когда доктор Феррейн получил долгожданное российское гражданство. Роскошная отделка фасада и создание внутреннего интерьера, отдаленно напоминавшего покои Государевой аптеки, стало заслугой известного архитектора А. Эрихсона. В 1904 году перед посетителями распахнуло двери новое здание, также построенное Эрихсоном и почти без изменений сохранившееся до нашего времени.
   Перед началом Первой мировой войны «Товарищество В. К. Феррейн» располагало фармацевтическими лавками на Тверской и Арбате, на Никольской и Серпуховской площади. Центральная аптека ежедневно обслуживала около 3 тысяч человек, торгуя лекарствами, мылом, косметикой и духами. Активы компании составляли 6 миллионов рублей золотом. Феррейнам принадлежали несколько лабораторий, стеклодувная мастерская, химический завод, плантации, где выращивалось лекарственное сырье.
   Продукция «Товарищества В. К. Феррейн» ежегодно представлялась на ярмарке в Нижнем Новгороде и в 1896 году была удостоена золотой медали.
   В пору расцвета внутри аптечной империи Феррейнов имели хождение так называемые боны (от лат. bonus — «удобный») — краткосрочные долговые обязательства фирмы, заменявшие монеты или ассигнации. Ценные бумаги, выпускаемые врачами и фармацевтами в качестве рекламы, были известны еще с XVIII века, но особенную популярность получили в 1850 — 1890-х годах. Обычно на бонах помещали портрет владельца или изображение предприятия, указывали его девиз, адрес, стоимость услуг. Из 100 известных знаков подобного рода самой насыщенной по информации считается бона американского дантиста Н. Слейтона. На лицевой стороне 100-долларовой боны размещались портреты самого доктора, его жены, сына, а также изображение приема в кабинете. На оборотной стороне приведен перечень услуг, их стоимость и фраза: «Наш договор оплачивается, когда работа сделана». Боны «Товарищества В. К. Феррейн» с достоинством 10, 15, 50 копеек и 1, 3, 5 рублей назывались контрмарками. На оборотной стороне купюры традиционно изображался символ компании — якорь, олицетворявший надежду.
    Сигнатура аптеки Феррейна
 
   Чеховский герой все же решился купить в аптеке Феррейна нужную микстуру, заметив: «Провизор, взяв склянку в руки, поболтал ее перед глазами. Засим он написал сигнатуру, привязав ее к горлышку склянки». Загадочным словом «сигнатура» обозначали бумажный ярлык, прикрепляемый к каждой упаковке лекарства. После Октябрьского переворота предприятие перешло в государственную собственность, но хозяин бывшей империи продолжал аптекарскую деятельность за свой счет, работая в должности заведующего складом.

   Систематическое обучение медиков в России началось только лишь с XVIII века. До того времени лекари овладевали врачебным ремеслом самостоятельно. Учеба проходила в виде практики у опытного городского хирурга. Следующей ступенью была полевая служба в качестве помощника войскового лекаря.
   После добровольного испытания в Аптекарском приказе молодой лекарь получал официальный статус, подтвержденный бумагой, и набор хирургических инструментов. В Московском государстве общей терапией занимались только иноземные доктора. Местным разрешалось принимать роды, лечить переломы, вывихи, раны, то есть делать все, что относилось к «презренной» хирургии.
   В 1654 году при Аптекарском приказе начала работу первая в России Лекарская школа. На полном государственном довольствии в ней учились дети воинов, стрельцов и священников. Курс обучения предусматривал изучение латыни, анатомии, фармации. Слушателей знакомили с различными методиками лечения болезней и «знаменем немочей», как тогда называли диагностику. В качестве практики будущие лекари собирали лекарственные травы, работали на царских огородах и в аптеке. Заключительным этапом была служба в полку и экзамен перед комиссией Аптекарского приказа.
   В отсутствие книг при обучении использовались рукописные травники и лечебники. Наглядные пособия по анатомии, скелеты, атласы, отдельные рисунки завозились из Европы. Основы клинического лечения преподавались по «докторским сказкам» с последующей практикой у постели больного.
   Моральный кодекс слушателей Лекарской школы предписывал: «Никому зла не чинить, не пить, не бражничать, никаким воровством не воровать». После 5–7 лет теоретического обучения ученики шли в помощники к иноземным докторам на 5 — 12 лет. Несмотря на нехватку русских медиков, школа работала время от времени. В классах одновременно находились 10–40 человек, а первый выпуск состоялся уже в 1658 году. За 50 лет Лекарская школа подготовила более 100 специалистов, работавших уже в новых медицинских учреждениях. Одним из них стала гражданская больница, устроенная боярином Ф. М. Ртищевым в собственном доме около 1650 года. Через 30 лет в Москве начали принимать больных государственные «шпитальни», где лечили, ухаживали за калеками и обучали персонал на месте.
   Первая медицинская книга появилась только в 1657 году. Трактат А. Везалия «Эпитоме» перевел монах Чудова монастыря Епифаний Славинецкий (1609–1675 годы). Инок из московской обители был весьма примечательной личностью. Получив светское образование в Краковском университете, он преподавал сначала в Киево-Могилянской академии, а затем перешел в Лекарскую школу. Перевод «Эпитоме» (1658), сделанный монахом Славинецким для патриарха Никона, в течение долгих лет являлся единственным на Руси учебником по анатомии. К сожалению, сохранилось только свидетельство существования книги — запись в списках Патриаршего казенного приказа: «Киевлянину старцу Епифанию, что в Чудовом монастыре живет, перевел на славянский язык государю патриарху дохтурскую книгу, в приказ 10 рублев дать сполна. Те деньги старцу Епифанию в Чудов монастырь отнес подьячий Иван Зерцалов». Сама рукопись, названная автором «Врачевская анатомия», находилась в Синодальной библиотеке, но во время пожара в Москве в 1812 году сгорела вместе со зданием.
   Русские доктора медицины имелись еще в XV столетии, но они работали преимущественно в Европе. Окончив университет в Болонье, доктор философии и медицины Георгий Дрогобыча (1450–1494 годы) представлял Русь в Италии, где остался работать в качестве ректора alma mater. Впоследствии читал лекции в Краковском университете и учебных заведениях Венгрии. Российским лекарям Дрогобыча знаком как автор трактата «Прогностическое суждение текущего 1483 года Георгия Дрогобыча с Руси, доктора медицины Болонского университета». Труд вышел в свет на латинском языке и стал первой печатной книгой российского сочинителя, изданной за границей.
   Достойным представителем Белой Руси был просветитель, ученый, врач Франциск Скорина (1490–1551 годы). Будучи сыном полоцкого купца, он прошел курс в Краковском университете, где поменял имя Георгий на европейское — Франциск. Продолжал образование в Болонье, затем в Праге. Начиная с 1517 года занимался печатанием русских книг. В Вильно напечатал церковно-славянский Апостол и церковнославянскую «Малую подорожную книжицу». В 1519 году уже в Праге выпустил «Псалтырь» и 20 отдельных частей Библии, переведенных на славянский язык. В начале 1520-х годов ученый основал типографию в Вильнюсе и продолжил деятельность по формированию белорусского литературного языка.

   Великий князь всея Руси Иван IV Грозный (1530–1584 годы) оставил в истории кровавый след массовых казней, изощренных убийств, жестоких расправ с придворными и членами своей семьи. Вместе с тем первый русский царь считался одним из самых образованных людей своего времени. Обладая феноменальной памятью, эрудицией, глубокими знаниями в богословских науках, он был автором музыки и текста службы праздника Владимирской Богоматери, сочинил канон «Архангелу Михаилу». Иван Грозный содействовал строительству храма Василия Блаженного и организации книгопечатания в Москве. Являясь просвещенным монархом, он первым начал пользоваться услугами профессиональных медиков, приглашая из Европы лучших докторов. О том, что врачи выбирались действительно по-царски, свидетельствуют документы, относящиеся к Государевой аптеке. Для налаживания фармацевтического хозяйства в 1581 году ко двору прибыл Роберт Якоб — личный медик английской королевы Елизаветы.
   Регулярно посещавшие Россию знаменитые путешественники останавливались в палатах Кремля; владыка охотно общался с учеными, не запрещая описывать все увиденное и услышанное. По словам английского историка Джерома Горсея (ум. около 1626), автора многочисленных записок о Московии, «организм царя был не по годам изношен, повлияло на это состояние многое. Маниакальная подозрительность, постоянный страх за свою жизнь, уверенность в злодейских кознях собственных придворных. Все это расшатывало нервы и не укрепляло здоровье его. Весь образ жизни царя Ивана был нездоров: постоянные ночные оргии, сопровождавшиеся объедением и неумеренным пьянством, не могли не спровоцировать разнообразные хвори».
   В последние годы жизни Иван Грозный страдал тяжелым заболеванием позвоночника. Антропологи обнаружили на его костях мощные соляные отложения (остеофиты), вероятно, причинявшие владыке страдания при каждом движении. В возрасте 53 лет царь выглядел древним старцем, с трудом передвигаясь по палате, а в более дальних переходах пользовался носилками.
   По непроверенным данным, смерть государя наступила в результате отравления. Некоторые придворные указывали на Бориса Годунова и Богдана Бельского. Относительно последнего существует свидетельство голландского купца Исаака Масса (1587–1635 годы), находившегося при дворе во время болезни и смерти царя. В книге «Краткое известие о Московии в начале XVII века» Масса рассказывал, как Богдан подсыпал яд в лекарство, принесенное из аптеки. Родственник Малюты Скуратова, ярый противник Бориса Годунова, сторонник Лжедмитрия, боярин Бельский (ум. 1611) некоторое время считался любимцем Ивана и первым претендентом на российский престол.
   Таинственная болезнь царя началась ранней весной 1584 года. Иноземные медики демонстрировали свое искусство, говоря о некоем гниении внутри. Тело Ивана покрылось волдырями и ранами; от больного исходил «мерзостный дух». Тогда как по монастырям раздавались милостыни, а священникам приказывалось молиться за здоровье царя, у постели Ивана суетились знахарки, привезенные «из далекого севера; какие-то волхвы предрекли ему, как говорят, день смерти. Иван то падал духом, молился, приказывал кормить нищих и пленных, выпускал из темниц заключенных, то опять порывался к прежней необузданности. Ему чудилось колдовство. Собираясь умирать, он вдруг с уверенностью говорил, что будет жив. Вонь от него становилась невыносимее».
   В день смерти царь отправился в баню и мылся с большим удовольствием под пение сенных девушек. После купания сел на постели, накинул сверх белья широкий халат. Велев подать шахматы, он, однако, уже не смог расставить фигуры, а вскоре захрипел и упал. «Поднялся крик; кто бежал за водкой, кто за розовой водой, кто за врачами и духовенством. Явились врачи со своими снадобьями, начали растирать его. Показался митрополит и наскоро совершил обряд пострижения в монахи, нарекая умирающего Ионою. Но царь уже был бездыханен. Ударили в колокол на исход души. Народ заволновался, толпа бросилась в Кремль, но Борис Годунов приказал затворить ворота».
   Заведенная Иваном Грозным практика приглашения иностранных врачей продолжалась при Борисе Годунове. Его царствование ознаменовалось невиданным ранее сближением России и Западной Европы. Царь приглашал на службу чужеземцев, освобождая их от налогов и предоставляя все условия для безбедного проживания. Получив отказ патриарха в создании университета, государь оказывал ученым честь не меньшую, чем русским боярам.
   Согласно одной из царских грамот, каждый приезжий доктор медицины получал усадьбу в Москве и 40 крепостных крестьян. Помимо ежегодного жалованья в 200 рублей и ежемесячной доплаты в 14 рублей, ему выдавалось провизии в количестве, достаточном для прокорма самого врача, его семейства и дворовых людей. Отпускаемые каждой осенью 16 возов с дровами, 4 бочки меда и пива дополнялись ежедневной кружкой водки, такой же мерой уксуса и ломтем свиного сала. Кроме того, доктор угощал домочадцев остатками царского обеда, забирая еды, сколько мог унести на одном блюде. Государь жаловал ему по пять скакунов из своей конюшни, упряжную лошадь для саней, клячу-водовоза и лошадь для супруги, дабы она не пропускала церковные службы. На кормление животных выдавались сено и солома. В случае удачного лечения доктор получал награду бархатом, шелком или соболями.
   В отличие от предшественников Пётр I заботился о том, чтобы в России работали русские медики, хотя не отказывался от услуг иностранцев. Долгие годы одним из соратников царя, его доверенными лицом и надежным посланником с тайными дипломатическими депешами был Пётр Васильевич Постников (1676–1716 годы). Окончив Славяно-греко-латинскую академию, будущий лейб-медик императора два года учился в Падуанском университете. По возвращении в Россию защитил докторскую диссертацию на тему «Признаки, указывающие на возникновение лихорадок». Серьезная работа молодого ученого удостоилась высокой похвалы, а сам виновник торжества обрел «дохтурский градус», то есть степень доктора медицины и философии.
   После нескольких лет стажировки во Франции, Италии, Бельгии и Германии прекрасно владевший иностранными языками Постников часто сопровождал царя в зарубежных поездках. Дипломатическая служба отнимала много времени, но бывала полезной, если касалась науки или образования. В качестве представителя Великого посольства Посников жил во Франции, «знакомясь с тамошним поведением», посетил Англию в целях изучения организации учебы в Оксфордском университете.
   В России ученый занимался любимой физиологией, называя ее наукой, призванной «живых собак мертвить, а мертвых живить». Постников первым из русских врачей удостоился службы в Аптекарском приказе, первым начал производить физиологические опыты, но не стал первым и единственным лейб-медиком царя.
   Государевым здоровьем в течение долгого времени занималась династия Блюментростов. Наиболее выдающийся представитель медицинского клана, Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост (1692–1755 годы) лечил 4 правителей — Петра Великого, Екатерину I, Петра II и Анну Иоанновну. Сын выходца из Германии, он родился в Москве и еще в детстве проявил немалые способности к наукам. В возрасте 22 лет Лаврентий занял место лейб-медика царской семьи, позже заведовал столичной библиотекой и Кунсткамерой. Возможно, с подачи Блюментроста возникла идея основания Петербургской академии наук, потому как именно он составил проект организации будущего центра российской науки. С 1725 по 1733 год доктор возглавлял академию, приглашая в столицу лучших европейских ученых, лично заботился об их размещении и содержании, дабы «дом академический на домашние потребы не отвлекался…» Успеху в деле образования во многом способствовали личные качества Блюментроста, его исключительный ум, дипломатичность, образованность, близкое знакомство с выдающимися личностями того времени.
   «Полны заблуждений те науки, которые не проходят ни через одно из пяти чувств», — утверждал Леонардо да Винчи. В отношениях придворных медиков чувств обнаруживалось гораздо больше пяти, что, безусловно, не пошло на пользу молодой российской науке.
   Углом на Госпитальную площадь в Москве, на левом берегу Яузы, выходит Военный сухопутный гошпиталь, построенный в 1802 году. Корпуса этого заведения, где в настоящее время располагается Главный военный госпиталь имени Н. Н. Бурденко, отличались воистину дворцовым великолепием. Основное здание украшали колоннады, фронтон, изящные статуи. Прежде на месте каменного госпиталя стоял простой деревянный дом, уничтоженный пожаром в 1735 году. Сохранилась лишь барочная каменная церковь Воскресения Христова и мост через Яузу, названный Госпитальным.
    Николас ван Бидлоо
 
   Ранняя постройка описана в дневниках голландского путешественника Корнелия де Брюина: «Это деревянное здание возведено на берегу Яузы на северо-восток в Немецкой слободе. Больница разделена на две части, из коих в одной стоит семь постелей, по середине — девять, а на световой стороне — десять. Анатомический покой находится между этими двумя отделениями». Главным врачом больницы был уроженец Амстердама, профессор Николас ван Бидлоо (1670–1735 годы). Окончив Лейденский университет, он стажировался у Г. Бурхааве, пока не получил предложение стать лейб-медиком Петра I. В 1702 году Бидлоо подписал договор на 6 лет, но остался в России навсегда, назвавшись Николаем Ламбертовичем.
   Император высоко ценил его знания и опыт, чего нельзя сказать о москвичах. Горожане переиначили фамилию доктора на русский манер «Быдло» и лечиться у него избегали. «Грешил он по ночам трупоразодранием, людей резал и научно кусками по банкам раскладывал, за то его боялись и не жаловали». К Блюментростам в Москве относились иначе: «…они на Руси уже век жили; коли кто из Блюментростов рецепт прописал, так его из рода в род, от деда к внуку передавали как святыню. И такой славе Бидлоо сильно завидовал». Давний конфликт прославленных медиков достиг апогея уже после смерти Петра I, во время болезни его внука Петра II (1715–1730 годы).
   Юный император заразился оспой, по русскому обыкновению «не убоявшись заразы». Однажды на охоте он положил в гроб умершей от оспы крестьянской девушки свой шарф. Однако передумал и подал отцу покойной серебряный рубль, а шарф… забрал назад, тотчас набросив на шею. Через несколько дней царь почувствовал удушье, жар, головную боль; его била дрожь и мучила боль в крестце. Последний симптом оказался решающим в диагностике Блюментроста, подозревавшего оспу. В свою очередь, Бидлоо не видел в данной болезни ничего опасного, выписывая травяные снадобья, от которых царя рвало желчью.
   Правота опытного медика подтвердилась на следующий день, когда лицо и горло императора покрылись «страшной коростой». Больной едва дышал, не имея сил прервать докторскую полемику над своей постелью. Блюментрост называл Бидлоо шарлатаном и требовал выплеснуть его микстуры собакам, слыша в ответ: «На ваших руках за три года умерли Пётр Великий, матушка Екатерина и царевна Наталья. Теперь вами загублен последний Рюрик. Слишком много славы для одного Блюментроста». Царя не спас консилиум, не совершил чуда врач-кудесник Шенда Кристодемус, срочно вызванный из Риги. Напрасно распахнули двери тюрем, накормили нищих и рассыпали по улицам драгоценную соль. Муки несчастного отрока по-своему облегчил обер-гофмейстер Андрей Иванович Остерман. Словно охраняя русское самодержавие, немец взял в свою руку ладонь императора и не отпускал ее два дня, пока не убедился в смерти любимого воспитанника.
   Обладая большим опытом домашнего врача, Блюментрост продолжал пользоваться доверием императоров. После кончины юного Петра врачебное искусство Лаврентия Лаврентьевича обратилось на пользу Анны Иоанновны (1693–1740 годы). Племянница Петра I, властная и жестокая герцогиня Курляндская взошла на престол по воле тайного совета. Время ее правления осталось в истории под названием «бироновщина», по имени фаворита царицы Эрнста Бирона, фактически управлявшего государством.
   Не имея способности и тяготения к государственным делам, императрица проводила время в праздных придворных развлечениях, требовавших немалых затрат. В сохранившемся реестре российских расходов за 1732 год особый интерес представляет сравнение цифр, первой и двух последних:
   2 600 000 рублей — на содержание двора Анны Иоанновны;
   1 200 000 рублей — на содержание флота российского;
   1 000 000 рублей — на содержание конюшен Бирона;
   460 118 рублей — на жалованье чиновникам государства;
   370 000 рублей — на развитие русской артиллерии;
   256 813 рублей — на строительство Санкт-Петербурга;
   77 111 рублей — на родственников императрицы;
   47 371 рублей — на Академию наук и Адмиралтейство;
   42 622 рублей — на мелкие расходы Анны Иоанновны;
   38 096 рублей — на пенсии покалеченным воинам;
   16 000 рублей — на народное здравоохранение;
   4500 рублей — на народное образование.
   Анну лечили оба знаменитых медика. По рекомендации Блюментроста матушка-императрица принимала таинственный декокт, тотчас отменявшийся Бидлоо: «Дистракция отлична. Меланхолии в кишках не наблюдаю, исключите из своего меню декокт, прописанный Лаврентием Блюментростом, и не препятствуйте выходу газов наружу…» Более искушенный в интригах Бидлоо одержал победу. Анна помнила его слова о трех загубленных императорах, смутно ощущая себя четвертой. Доктор был вызван на беседу, услышав нелицеприятные замечания относительно вредных рецептов, а также по поводу причин смерти предыдущих монархов. Блюментрост объяснил слабое здоровье молодого Петра «истощением охотой и любовными утехами». Хвори его деда и Екатерины толковались еще проще: «Государи, кроме вина, ничего не пили». Дерзкий ответ чрезвычайно прогневил императрицу, которая, как известно, тоже не отказывала себе в спиртном. Со словами «нельзя врачам доверять здоровье земных богов» Анна лично поколотила доктора, приказав отстранить его от руководства академией.
   Вопреки диагнозу Бидлоо у императрицы «дистракция» не была отлична, а «меланхолия в кишках» все же наблюдалась. Анна Иоанновна скончалась 17 октября 1740 года от мочекаменной болезни (нефролитиаза). Недуг, связанный с образованием солевых камней в мочевом пузыре, хирургическим путем устраняли еще во времена Гиппократа. Однако Ее Величество предпочла бесполезную лекарственную терапию и терпела мучительные приступы боли, пока не поплатилась жизнью.

 
Вот, наконец, издохла она,
Оставивши в страхе всех,
Которые при ней, издыхающей,
Там находились…
 

   Согласно историческим хроникам, Анна Иоанновна преставилась с достойным мужеством, умерев гораздо лучше, чем сумела прожить. Точный диагноз был установлен только после вскрытия, в те времена разрешенного и даже обязательного. Аутопсию проводили врачи Де Тейльс, глухой профессор Каав-Бургаве и его ассистент Маут, а также хирурги Рибейро Саншес и Павел Захарович Кондоиди. Сорвав с покойной платья, словно «тряпки с дешевой куклы», они положили раздутое тело на ароматический матрас. Затем медики раскурили трубки, доверив Саншесу «потрошить брюшную провинцию», а Кондоиди «проникнуть в провинцию секретную». Пока хирурги орудовали резаками, медики спокойно разговаривали, потягивая вино.
   Работа велась в строго выверенном порядке — жидкость сливалась по чашкам, внутренности раскладывались по отдельным ведрам. В протоколе вскрытия трупа Анны Иоанновны осталась запись: «В перикардиуме (от греч. kardia — „сердце“) около рюмки желтого вещества, печень сильно увеличена, жидкости три унции. Истечение желчи грязного цвета, в желудке осталось много вина и буженины. Ободошная кишка сильно растянута». В мочевом пузыре был обнаружен ветвистый камень ярко-красного цвета, наличие которого Кондоиди определил как основную причину смерти. «Камчуг» аккуратно положили в пустую вазу для представления комиссии.
   Обратный процесс проходил намного быстрее, потому что трудились все присутствующие. Павел Захарович, стоя на столе, крепко стянул шелковым шнурком горло покойной и грудные каналы. Де Тейльс с Маутом, вооружившись широкими ножами, убрали с тела лишний жир. Рибейро Саншес «кулаком запихивал в императрицу, словно в пустой мешок, сваренное в хвойной смоле сено. Каав-Бургаве, мастер опытный, бинтовал труп, будто колбасу, суровой тесьмой, также пропитанной смолами». После профессионально исполненной процедуры ненужные внутренности выбросили в мусор, а преображенная Анна Иоанновна была готова к торжественному погребению.
   Португальский доктор Рибейро Саншес (1699–1783 годы) прожил в России 20 лет. Вернувшись на родину, он написал книгу «О лечении оспы у русских с добавлением также применявшихся старинных методов». Одной из причин малого распространения оспы в Московии автор назвал паровые бани, которыми житель жаркой страны восхищался как самым удивительным явлением в стране холодной. Придавая горячему пару слишком большое значение, Саншес ошибался, полагая, что баня способна заменить лекарства в случае заразных заболеваний. Некоторые мысли по этому поводу высказаны в другом его труде, названном «О парных российских банях поелику споспешествуют оне укреплению, сохранению и восстановлению здравия» (1779).
   Еще одним придворным врачом, прославлявшим европейскую науку в России, был граф Иоганн (Жан Герман) Лесток (1692–1767 годы). До того как стать лейб-медиком русских царей, потомок французских аристократов получил медицинское образование и прибыл в Россию в 1713 году. По слухам, уже тогда он являлся тайным агентом Людовика XIV. Вначале граф Иоганн пользовался расположением Петра I и его супруги, но, обольстив дочь одного из придворных, не нашел защиты и был сослан в Казань на неопределенный срок. Заняв трон после смерти мужа, Екатерина I призвала опального доктора, назначив его своим лейб-хирургом.
   В последующие годы Лесток верно служил Елизавете Петровне, тогда еще не императрице и даже не желавшей ею быть. Однако под давлением приближенных, в том числе графа Иоганна, дочь Петра решилась возглавить переворот и взошла на престол 25 ноября 1741 года. При Елизавете Петровне, имея богатство, признание и множество титулов, помимо звания лейб-медика, Лесток хранил самые интимные тайны царицы. Как и прежде, высоко оплачивались его политические интриги, касавшиеся внешней политики России, но в пользу Франции. Отдельные поручения исполнялись для прусского императора Карла VII, от которого Лесток получил графский титул.
   Опасные игры придворного медика закончились в 1745 году, когда российский канцлер А. Бестужев-Рюмин перехватил его тайную переписку и поставил в известность императрицу. Через 3 года канцлер сумел добиться ареста Иоганна Лестока. Суд признал его политическим преступником и приговорил к смертной казни. В последний момент повешение заменили ссылкой. В 1762 году, уже после смерти Елизаветы Петровны, ее племянник Пётр III помиловал графа, причем с полным восстановлением в чинах и возвратом имущества.
   Светлейший князь Смоленский, генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов (1745–1813 годы) не имел императорского титула. Однако непревзойденный полководческий талант героя трех военных кампаний позволяет назвать его даже не королем, а богом войны. Широкий кругозор, тонкий ум и редкий такт сочетались в нем с хитростью. Начав воевать с 19 лет Кутузов не проиграл ни одного сражения. Более удивительным представляется факт, что замысловатые операции зрели в голове, два раза насквозь пробитой пулями. 24 июля 1774 года при ликвидации турецкого десанта под Алуштой командир гренадерского батальона Кутузов получил первое ранение: пуля прошла через левый висок и вышла у правого глаза. Второе ранение получено во время следующей русско-турецкой войны. При осаде Очакова в 1788 году пуля вновь нашла Кутузова, пройдя навылет «из виска в висок позади обоих глаз, чудом миновав мозг». Осмотрев полководца, полевой врач Массот прокомментировал ситуацию следующими словами: «Должно полагать, что судьба назначает Кутузова к чему-нибудь великому, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской».
   В апреле 1813 года, возглавляя союзные русско-прусские войска, Михаил Илларионович тяжело заболел. Его лечил профессор Х. Гуфеланд, известный в Европе медик, прибывший к русскому фельдмаршалу по приглашению прусского императора Фридриха Вильгельма. «Впервые увидев Кутузова, врач-чудодей Гуфеланд в изумлении смотрел на утопавшую в подушках, изуродованную старыми, давно зажившими ранами голову». Доктор разглядел след первой раны, полученной 39 лет назад. Тщательно изучил другой, более поздний рубец, искалечивший лицо генерала, удивленно заметив: «Два раза смерть щадила этого человека». Третий раз смерть не пощадила Кутузова. Предыдущее напряжение сил, простуда и «нервическая горячка, осложненная паралитическими явлениями», оборвали его славную жизнь. Он умер 16 апреля в возрасте 68 лет. Забальзамированное тело генерал-фельдмаршала Кутузова было перевезено в Петербург и погребено в Казанском соборе.
   Знаменитый терапевт Григорий Антонович Захарьин (1829–1897 годы) был одним из последних представителей когорты придворных медиков. После окончания медицинского факультета Московского университета и успешной защиты диссертации Захарьин получил степень доктора медицины. Начиная с 1862 года работал на кафедре диагностики, а вскоре принял руководство факультетской терапевтической клиникой, оставаясь в этой должности до выхода в отставку в 1896 году.
   Основная часть сочинений лейб-медика Захарьина относится к молодым годам. В «Медицинском вестнике» и «Московской Медицинской Газете» с 1853 по 1865 год опубликованы его работы: «Взаимное отношение белковой мочи и родимца беременных», «Учение о послеродовых болезнях», «Приготовляется ли в печени сахар», «По поводу некоторых вопросов о крови», «О возвратной горячке».
   Согласно историческим документам, Захарьин являлся самым выдающимся клиницистом своего времени. Оригинальная методика первичного обследования больных, основанная на анамнезе, пользовалась успехом в определенных кругах. Будучи серьезным диагностом, он основал школу врачей-практиков. Многие выпускники школы впоследствии возглавляли кафедры внутренних болезней. По воспоминаниям современников, Захарьин отличался несдержанностью в обращении с коллегами, учениками и даже больными. Тяжелый нрав доктора сильно осложнял ему жизнь; постоянные конфликты в больнице, в семье, но особенно столкновение со слушателями школы побудили Захарьина досрочно уйти в отставку.
   Имея атлетическое сложение и превосходное здоровье, император Александр III до поры не нуждался в медиках. Однако в начале 1890-х годов у него неожиданно обнаружился нефрит (от греч. nephros — «почка»). Подобный диагноз тогда звучал как приговор. В 1894 году монарх отдыхал в Крыму, располагаясь со своей семьей в одном из дворцов Ливадии. Здесь его лечили Захарьин и немецкий профессор Лейден. 20 октября 1894 года у императора начался приступ; вечером того же дня он скончался на 50-м году жизни, а доктор вернулся в Москву.
   По завещанию Захарьина часть его немалого денежного состояния отходила общественным и просветительским учреждениям. Основную долю творческого наследия медика составили «Клинические лекции», в которых автор показал удивительное мастерство, красивым языком изложив собственные приемы диагностики и методики лечения. Лекции выдержали многочисленные издания и считаются образцом теории клинической медицины.

   Реформы Петра I оказали значительное влияние на развитие российской медицины. Являясь сторонником научного подхода к любому делу, император поддерживал отношения со многими европейскими учеными. Среди его знакомых были Г. Бурхааве, Ф. Рюйш, И. Ньютон, А. ван Левенгук. Ввиду невысокой эффективности Лекарской школы в стране ощущалась острая нехватка профессиональных врачей русского происхождения. Пётр ставил престиж отечественной науки, в том числе и медицины, наравне с обороной и промышленностью. Однако волей судьбы становление российской науки стало заслугой иностранцев.
   Единственным в то время высшим учебным заведением являлась Славяно-греко-латинская академия, основанная в 1687 году. Теологическая направленность этого заведения напоминала преподавание в ранних европейских университетах, но даже в таком виде академия имела огромное значение в подготовке специалистов для нужд государства и церкви, преподавателей учебных заведений, слушателей для медицинских школ. В 1814 году московская епархия решила устранить академию от мирских дел, поэтому с новым, более духовным названием ее перевели в Троице-Сергиеву лавру. В начале царствования Петра выпускники Славяно-греко-латинской академии стали первыми слушателями госпитальной школы.
   Второе государственное медицинское заведение было учреждено по царскому указу в 1707 году и приписывалось Военному госпиталю за Яузой. Благодаря усилиям Н. Л. Бидлоо в школе преподавались дисциплины, прямо относящиеся к лечению. Изучив латынь и рисование, ученики знакомились с хирургией, десмургией (наложение повязок), фармацевтикой, аптекарским делом. Последнее традиционно изучалось на аптекарских огородах.
   Внутренние болезни Бидлоо преподавал сам, читая лекции на латинском языке в палатах госпиталя. Имея большой опыт вскрытий, он передавал его воспитанниками, благо анатомирование трупов в петровской России не запрещалось. В качестве учебников профессор использовал свои рукописные труды: «Наставления для изучающих хирургию в анатомическом театре», «Зерцало анатомии», «Сокровище медико-практических лекций».
   Дальнейшее открытие госпиталей сопровождалось созданием школ, подобных заведению за Яузой. Так, в 1715 Пётр I торжественно открыл Адмиралтейский морской генеральный госпиталь в Петербурге на Выборгской стороне. В 1729 году начал действовать подобный госпиталь в Кронштадте, в 1758 году открылись сухопутный госпиталь и школа в Барнауле.
   Становление высшего образования в России связано с именем Павла Захаровича Кондоиди. Контроль над медицинским образованием входил в его должностные обязанности. Являясь президентом и архиятром (старшим врачом) Медицинской канцелярии, он ввел в программу врачебных школ физиологию, акушерство, основы гинекологии и педиатрии. Решением Кондоиди срок обучения удлинялся до 7 лет, а диплом выдавался после прохождения испытаний, порядок проведения которых также разрабатывал архиятр Медицинской канцелярии.
   Главным событием в научной жизни России стало открытие Петербургской академии наук — основной и лучшей высшей школы страны. 28 января 1724 года император, «будучи в Зимнем доме, собственною своею рукою изволил подписать Проект учреждения академии». Детище императора разделялось на два учреждения: университет и собственно академия или социетет художеств и наук, как ее называл Пётр I.
   Официально университет определялся как «собрание ученых людей, которые наукам высоким, яко теологии и юриспруденции, медицине и философии, младых людей обучают». В свою очередь, академия «есть собрание ученых и зело искусных людей, которые науки знают и новые знания совершить и умножить тщатся, а об обучении никакого попечения не имеют». В первоначальном варианте академию и университет представляли одни и те же лица, занимавшиеся и наукой, и преподаванием, без пересечения этих занятий.
    Петербургская академия наук в XVIII веке
 
   Пост президента академии занял немец Л. Л. Блюментрост, большинство ее членов тоже были иноземцами. Первые заседания академии проходили в доме П. П. Шафирова на Петербургской стороне. Позже она была переведена в новое здание на Васильевском острове, выстроенном для библиотеки и Кунсткамеры. В разное время иностранными и действительными членами Петербургской академии наук являлись выдающиеся ученые: математики Леонард Эйлер и Пафнутий Чебышев, физики Макс Планк и Бенджамин Франклин, историки Василий Струве и Сергей Соловьёв, поэты Александр Остенек и Иоганн Гёте, философы Вольтер, Дидро, Кант, химик-органик Александр Бутлеров, биолог Чарльз Дарвин. Медицину представляли Иван Павлов, Луи Пастер, Каспар Фридрих Вольф. Первым действительным членом академии, русским по национальности, стал Михайло Васильевич Ломоносов (1711–1765 годы) и оставался единственным в этом качестве долгое время.
   Преподавание в университете соответствовало его статусу государственного светского заведения. Обучение проходило по трем направлениям — гуманитарному, физическому и математическому. Медицина (анатомия) включалась в состав физических наук вместе с ботаникой, химией, теоретической и экспериментальной физикой. В распоряжение студентов и преподавателей предоставлялись библиотека, анатомический театр, ботанический сад и Кунсткамера, основанная императором.
   Первые экспонаты Кунсткамеры (от нем. kunst — «искусство») были закуплены в Голландии, где Пётр I жил в 1698 году. Вначале коллекция заспиртованных птиц, рыб, насекомых, уродов и отдельных частей человеческого тела хранилась в Москве, располагаясь в залах Главной аптеки. В 1714 году собрание перевезли в Петербург и разместили в библиотеке старого Летнего дворца, назвав музей Кунсткамерой. После второй зарубежной поездки Петра I экспозиция пополнилась минералами, раковинами и редкими камнями из Данцига; новыми животными, рыбами и змеями в спирту из Амстердама. Кроме того, в Голландии император купил анатомический кабинет Рюйша, отдав за препарированные трупы более 30 тысяч голландских гульденов. В 1718 году вышел указ о доставке в музей умерших уродов, камней и археологических находок со всех концов России. Спустя 4 года Кунсткамеру и библиотеку перевели в отдельное новое здание, где они находились до того, как поступили в ведение Академии наук.
    Михайло Ломоносов
 
   Гениальность Михайло Ломоносова — русского ученого с мировым именем, поэта, историка, художника — сознавали его современники и не оспаривали потомки. «Все научные мемуары Ломоносова не только хороши, но даже превосходны» (Л. Эйлер). «Уважаю в Ломоносове великого человека, но, конечно, не великого поэта. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет; он сам был первым нашим университетом» (А. Пушкин). В деле научного и духовного возрождения отечества Ломоносов считался непосредственным продолжателем Петра I. Его разносторонняя ученая деятельность являлась фактическим приложением преобразований царя, но в сфере науки и литературы. Сын неграмотного беломорского крестьянина начал учиться лишь в 19 лет, поступив в Славяно-греко-латинскую академию. Через 4 года Ломоносова зачислили в Академический университет Петербурга, затем отправили продолжать учебу в Германии. С 1742 года Михайло Васильевич — адъюнкт, а с 1745 года — действительный член Петербургской академии наук.
   Едва заняв должность преподавателя, Ломоносов добился разрешения читать публичные лекции на русском языке. В 1746 году его заботой стал набор студентов из семинарий, увеличение собрания переводных книг, практическое приложение естественных наук. Не прерывая занятий физикой, астрономией, химией, Ломоносов писал научные трактаты на латинском языке. Он принимал непосредственное участие в организации Московского университета, открывшегося в 1755 году.
   Из переписки с графом И. И. Шуваловым, с которым Ломоносов долгое время сохранял дружеские отношения, видна работа ученого по составлению проекта высшего учебного заведения в Москве. «К великой моей радости я уверился, что объявленное словесно предприятие, подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе нашего отечества. …Ежели Московский университет по примеру иностранных учредить намереваетесь, то весьма справедливо. Профессоров в полном университете меньше 12 быть не может в факультетах Философском (6), Юридическом (3), Медицинском (3). В последнем должны быть доктора и профессора химии, анатомии и натуральной истории для изучения минералов, трав и животных. А чтобы академики в потребных вещах недостатка не имели, то надлежит библиотека и натуральных вещей камора (кабинет минералов). Без живописца и гравировального мастера обойтись невозможно будет, потому как издания, которые в науках чинится будут, ежели их сохранять и публиковать, должны рисованы и градированы быть. При университете должна быть гимназия, без которой университет, как пашня без семян» (Ломоносов, июль 1754 года).
   В одном из писем содержались советы по наилучшему порядку обучения и организации классов. Ломоносов предлагал все дисциплины разделить на три класса по наукам математическим и «которые от оных зависят»; физическим; гуманитарным или «гуманиоре», включавшим в себя историю и право. На втором курсе предполагалось преподавать по петербургскому подобию: физику, анатомию, химию и ботанику. Ученый рекомендовал, кроме профессоров, принять секретаря, «который все, что в академии предлагается, в протокол вносит, в порядок приводит». Своеобразным пророчеством великого естествоиспытателя предстала «Ода на день восшествия на престол Елизаветы Петровны», написанная Ломоносовым в 1747 году:

 
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих,
О ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Ньютонов
Российская земля рождать.
 

   Спустя 10 лет после основания учреждения в качестве преподавателя теоретической медицины Московского университета приступил к работе профессор Семен Герасимович Зыбелин (1735–1802 годы). Получив диплом доктора философии в Первопрестольной, молодой ученый несколько месяцев работал и учился под руководством Ломоносова в Петербургской академии, а затем уехал на стажировку в Лейден.
    Московский университет в середине XIX века
 
   В 1764 году он получил степень доктора медицины, вернулся на родину и начал читать курс физиологии и патологии с общей терапией в Московском университете. Лекции Зыбелина пользовались огромной популярностью, потому что впервые читались на русском языке. «Многие причины преждевременной гибели человечества находятся в двух источниках — физическом и политическом», — утверждал профессор в то время, когда занимался тяжелыми проблемами предотвращения эпидемий, детской смертности, гигиены и санитарии.
   Присваивать ученые степени дозволялось ранее только Медицинской коллегии. В 1791 году это право получил Московский университет. Первым русским диссертантом, защитившимся в его стенах, стал выпускник Ф. И. Барсук-Моисеев (1786–1811 годы). Почти одновременно со степенью доктора медицины молодой ученый получил звание профессора и должность преподавателя в alma mater. Со второй половины XIX века доктора медицины отличались специальным серебряным знаком, носившимся на правой стороне груди, ниже всех наград. В феврале 1897 года был утвержден лекарский знак, также изготовленный из серебра, а докторский с того времени делался из золота.
    Нагрудный знак доктора медицины
 
   К окончанию правления Екатерины II в России действовали два высших медицинских учебных заведения. На медицинском факультете Московского университета отдавалось преимущество вопросам общей патологии, терапии и физиологии. Медико-хирургическая академия в Петербурге готовила высококлассных врачей на основе углубленного изучения анатомии, топографической анатомии и хирургии. В течение 50 лет открылись еще 6 университетов в разных городах страны, включившие в свой состав медицинские факультеты. В 1802 году начал работу университет в Дерпте (Тарту), затем в Вильно (1803), Казани (1804), Харькове (1805), Киеве (1841).
   В первые годы после создания российские университеты действовали на основании собственных уставов, разработанных по европейскому образцу и предусматривавших демократичность внутренних порядков. Наряду с выборами ректора, деканов и преподавателей, студентом позволялось высказывать недовольства по поводу всего, что относилось к учебе.
   В начале XIX века университеты были центрами свободомыслия и самых передовых идей. Постепенно накапливавшееся недовольство властей вылилось в ряд репрессивных мер, первой из которых была ревизия Казанского университета в 1820 году. Проводивший проверку попечитель округа М. Магницкий вскрыл множество «неблаговидных фактов», традиционно начав с анатомирования. С гневом восприняв «безобразия, творившиеся в морге», он запретил аутопсии, приказал закрыть анатомические театр и музей. Все трупы, а также отдельные препараты были отпеты и похоронены по христианскому обряду. При Николае I университеты подчинялись новому уставу, отменившему автономию. Кроме того, управление высшими учебными заведениями передавалось попечителям, в свою очередь подчинявшимся царскому правительству. С отменой крепостного права в 1863 году независимость университетов была восстановлена и вновь отменена через 20 лет.
    Юбилейная медаль I Московского медицинского института
 
   По воле императора Александра II с 1869 года высшее образование стало доступно женщинам. Первые высшие женские курсы, где готовили врачей и учителей, были открыты в Санкт-Петербурге (Аларчинские) и в Москве (Лубянские). Самые знаменитые Бестужевские курсы действовали в Санкт-Петербурге с 1878 года. Учебное заведение называлось по имени главы — прославленного историка К. Н. Бестужева-Рюмина. Не менее известны московские женские курсы профессора В. И. Герье, основанные в 1872 году. Высшие учебные заведения для женщин принимали слушательниц до 1917 года, не прерывая работу во время войн и народных волнений.
   Несмотря на высокий уровень подготовки, женские курсы решали вопрос образования лишь отчасти, потому как выпускницы имели статус лекаря. Университеты, степень доктора медицины и научная деятельность стали доступны женщинам только в XX веке. В царское время это не удавалось почти никому, хотя желающих было достаточно. Известно, что дамам разрешалось присутствовать на лекциях В. Грубера, С. Боткина, И. Сеченова. Немногие профессора позволяли женщинам посещать занятия в клиниках, привлекали их к научной работе. Однако подобная практика существовала полулегально, а ученица не имела права называться врачом.
   Первой русской женщиной-доктором с университетским образованием стала Надежда Прокофьевна Суслова (1843–1918 годы). Три года обучения в университете Цюриха, успешная защита диссертации позволили ей получить степень доктор медицины, хирургии и акушерства.
    Нагрудный знак женщины-врача. 1880 год
 
   Российское образование первой получила Варвара Александровна Кашеварова-Руднева (1842–1899 годы). Окончив акушерские курсы, в 1862 году отважная девушка добилась разрешения посещать лекции Медико-хирургической академии в Петербурге и прошла полный курс. Она являлась единственной женщиной — ученицей И. Сеченова, Н. Якубовича, М. Руднева. Ее наставниками были академик Н. Зимин и А. Бородин, успешно совмещавший сочинение опер с преподаванием химии. Получив диплом, Варвара Александровна около 6 лет служила лекарем в Башкирском казачьем войске. Кашеварова-Руднева успела начать обучение до 1863 года, когда указом правительства женщинам был запрещен доступ в университеты даже в качестве вольнослушательниц. Более того, согласно новому университетскому уставу, дамам не разрешалось переступать порог высшего учебного заведения.
   Некоторое смягчение участи представительниц прекрасной половины человечества последовало вслед за царским указом 1872 года. Обеспокоенный усилением движения за равноправие женщин, Александр II принял решение об открытии «Особого женского курса для образования ученых акушерок» при Медико-хирургической академии. Несмотря на юридическую обособленность, слушательницы получали полноценное высшее медицинское образование, следовательно, могли заниматься наукой и в работе признавались наравне с мужчинами. В царствование Николая II медицинские факультеты открылись в университетах Саратова и Новороссийска. Кроме того, подготовкой профессиональных лекарей занимались Варшавский университет, Психоневрологический институт в Петербурге, высшие женские курсы в Киеве и Одессе. В начале XX века слушателей любого пола и сословия принимали в Медико-хирургическую академию, к тому времени переименованную в Военно-медицинскую академию.

   Вплоть до начала XIX века анатомия (от греч. anatome — «рассечение») не считалась самостоятельной дисциплиной. Наука о внутреннем строении организма долгое время объединялась с физиологией, патологией и патологической физиологией. Изучение всех направлений проходило в тесной связи с хирургией. Оттого выдающиеся анатомы прошлого являлись одновременно превосходными терапевтами, хирургами, физиологами. В настоящее время различается анатомия животных и анатомия растений. Самостоятельным разделом выступает анатомия человека, в свою очередь, разделяющаяся на нормальную и патологическую анатомию. Кроме того, существует такая дисциплина, как сравнительная анатомия животных. Анатомическая школа появилась в России и прославилась на весь мир благодаря Петру I, правильно понимавшему глубокий смысл фразы «врач не анатом не только бесполезен, но и вреден». Император всегда проявлял большой интерес к медицине, способствовал развитию медицинского дела как на практике, так и в теоретической области. Часто бывая за границей, он имел возможность встречаться с самыми знаменитыми учеными Европы: А. ван Левенгуком, Г. Бурхааве, И. Ньютоном. Пётр I внимательно изучал методы работы Лейденского и Оксфордского университетов. Во время пребывания в Голландии познакомился с Ф. Рюйшем, неоднократно посещал его лекции, интересовался экспонатами знаменитого Анатомического музея. Отметив интерес русского царя к медицине, нидерландский анатом позволил ему присутствовать на операциях и вскрытиях. В здании, где проходили аутопсии, специально для Петра I была устроена тайная дверь, через которую император мог пройти незаметно, предварительно получив извещение от Рюйша.
    Пётр I Великий
 
   Сразу после возвращения на родину в 1699 году воодушевленный император устроил для придворных своеобразные курсы по анатомии. По негласному правилу «советы» и «приглашения» монарха считались строго обязательными, потому бояре безропотно посещали лекции и вскрытия, вынужденно взирая на невиданное до того «трупоразодрание».
   Сам император принимал непосредственное участие в анатомировании, «редко пропуская такой случай, чтоб не присутствовать при оном, и часто даже помогал операциям. Co временем приобрел он в том столько навыку, что весьма искусно умел анатомировать тело, пускать кровь, вырывать зубы, делая то с великою охотою».
   В 1717 году Пётр I купил анатомический кабинет Рюйша, положив начало Кунсткамере, первому русскому музею редкостей. В настоящее время петровская коллекция размещена в Санкт-Петербурге, в здании Музея антропологии и этнографии Российской академии наук. По указу императора с 1718 года пополнение коллекции стало заботой не только ученых, но и каждого российского гражданина.
   Преподавание медицины во времена Петра I проходило строго в естественно-научном направлении. Слушатели анатомических лекций, помимо «Врачевской анатомии» Е. Славинецкого, пользовались учебниками иностранных авторов на латинском и немецком языках.
   В начале XVIII века по заказу Петра I на русский был переведен рукописный анатомический атлас Готфрида Бидлоо «Анатомия человеческого тела в 105 таблицах» (1685). Если профессор Готфрид прославился в России как автор превосходного учебника, то его племянник Николас ван Бидлоо стал «ближним доктором», или лейб-медиком, императора, а позже руководителем госпитальной школы за Яузой. Его рукописное руководство «Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре» в печатном варианте впервые увидело свет только в 1979 году.
   Книга русского доктора Мартына Ивановича Шеина (1712–1762 годы) также создавалась на латинском языке. Атлас анатомии «Словник, или иллюстрированный указатель всех частей человеческого тела» (1744) сыграл немалую роль в развитии отечественной анатомии и хирургии. Книга проиллюстрирована самим автором. В 1757 году он лично перевел на русский язык «Сокращенную анатомию, все дело анатомическое кратко в себе заключающую» Л. Гейстера, таким образом предоставив российским медикам практическое руководство по анатомии на родном языке.
   Одной из многочисленных заслуг Шеина стали долгожданные переводы анатомических и медицинских терминов. До него русской медицинской терминологии не существовало. Искренне веря в светлое будущее отечественной науки, доктор повторял: «География, навигация, архитектура, медицина и прочие знания, которые прежде всего в России мало известны были, ныне столько нам открыты. Мы уже имеем пригодных российских географов, мореплавателей, архитекторов и медиков и, может быть, в краткое время потомки наши увидят все оное в гораздо большем совершенстве». Среди анатомов, одними из первых преподававшими медицину на русском языке, наиболее известны К. Щепин (1728–1770 годы) и ученик М. Ломоносова академик А. Протасов (1724–1796 годы).
   Научная анатомическая школа сформировалась на базе Петербургской медико-хирургической академии под руководством физиолога и анатома Петра Андреевича Загорского (1764–1846 годы). Являясь приверженцем функционального, эволюционного взгляда на анатомию, он оставил потомкам работы по анатомическим аномалиям и механизму их возникновения, серьезно занимался сравнительной анатомией. Продолжая дело, начатое Шеиным и Протасовым, профессор апробировал русскую анатомическую терминологию в своей книге «Сокращенная анатомия» (1802). Переиздававшийся более 5 раз фундаментальный труд Загорского представлял собой своеобразное руководство по анатомии, предназначенное для врачей русского происхождения. К сожалению, прекрасно изложенный материал не был проиллюстрирован.
   Среди преемников Загорского заметный след в истории отечественной медицины оставили первый русский профессор Московского университета С. Зыбелин и автор статьи «О строении почек» А. Шумлянский (1748–1795 годы). Создатель «Курса анатомии» К. Мухин (1766–1850 годы), всю жизнь преподававший в Московском университете, был непосредственным учеником Загорского и его продолжателем по кафедре анатомии Петербургской медико-хирургической академии.
   Российский анатом, академик Илья Васильевич Буяльский (1798–1866 годы) прославился как основатель топографической анатомии — прикладной к хирургии науки, изучающей взаиморасположение органов и их отношение к кровеносным сосудам и нервам. Заслугой Буяльского является создание анатомо-хирургических таблиц, разработка методик оперативного лечения сосудистых аневризм, способов бальзамирования и замораживания трупов. Уже первые его труды получили мировую известность. В 1828 году вышли в свет «Анатомико-хирургические таблицы», состоявшие из 36 рисунков и 14 таблиц, причем органы представлялись в натуральную величину.
   «Издание сие можно назвать великолепным, и оно делает честь не только сочинителю, но и всей российской хирургии», — отозвался о работе Буяльского репортер «Военно-медицинского журнала». Огромная научная ценность «Таблиц» заключалась именно в прекрасных иллюстрациях, так как почти все ранние учебники рисунков не имели. Работы Буяльского объединили в себе сведения по топографической анатомии и оперативной хирургии. Историки называют «Анатомико-хирургические таблицы» первым в России отечественным атласом по оперативной хирургии. В 1844 году слушатели и преподаватели медицинских факультетов получили еще один учебник — «Краткую общую анатомию тела человеческого». Предназначение книги, опубликованной в 1860 году, понятно из названия: «Анатомические записки для обучающихся живописи и скульптуре в императорской академии художеств».
   Будучи искусным хирургом, доктор сконструировал и внедрил в практику множество новых инструментов. В качестве анатома-практика предложил новые способы изготовления тонких коррозионных анатомических препаратов. Некоторые из них, например препараты почек, были приготовлены в 1863 году и сохранились до нашего времени. В качестве практикующего хирурга Буяльский одним из первых применил наркоз. При проведении операций использовал крахмальную повязку и самые современные тогда антисептики. Ему принадлежит авторство методик проведения операций на верхней челюсти, кровеносных сосудах. В 1866 году в честь И. В. Буяльского была отлита памятная золотая медаль.
   С деятельностью Н. И. Пирогова связан высший расцвет практической анатомии. Великий российский хирург, педагог, общественный деятель, основатель военно-полевой хирургии и анатомо-экспериментального направления в медицине убедительно доказал основную роль анатомии в клинической медицине. Пирогов логично завершил начинания Буяльского, утвердив топографическую анатомию как самостоятельную науку. В его трудах представлены методы так называемой ледяной анатомии, включающей разнообразные способы распила замороженных трупов.
   Окончание XIX столетия в российской науке ознаменовалось появлением нескольких научных анатомических школ. На базе Московского университета действовала школа Д. Н. Зернова (1834–1917 годы). Теории этого ученого основывались на анатомии центральной нервной системы. Многолетние исследования головного мозга позволили российскому анатому представить доказательства ошибочности теории Чезаре Ломброзо о врожденных человеческих качествах (преступности или гениальности). В Киеве славилась школа гистолога В. А. Беца (1834–1894 годы). Являясь создателем оригинального учения об архитектонике коры головного мозга, Бец в 1874 году описал гигантские пирамидные клетки, позже названные его именем.
   Петербургский анатом Петр Францевич Лесгафт (1837–1909 годы) известен каждому россиянину как инициатор научного подхода к физическому воспитанию в государственных масштабах. Наряду с исследованиями в теоретической анатомии, великий педагог и врач занимался разработкой функционального направления в медицине. К оценке физической культуры он пришел от анатомии. Согласно Лесгафту, «форма непрерывно изменяется под влиянием функций и условий питания, следовательно, совершенная форма здорового организма находится в прямой зависимости от активного воздействия на него упражнений, разработанных на научной основе». Разработав четкую систему физического образования и врачебно-педагогического контроля, Лесгафт образно проложил мост между анатомией и физической культурой населения России.
   Внедрение методик высокотехнологичного XX века расширило возможности научной анатомии, еще более приблизив ее к практической медицине. Например, открытия Рентгена, а далее, как следствие, создание рентгеноанатомии предоставили возможность использовать рентгенодиагностику для постановки диагноза. В настоящее время распознавание заболеваний на основе рентгенологических данных осуществляется посредством рентгеноскопии и рентгенографии.

   По древней традиции на Руси родовспоможением и женскими недугами занимались повитухи (повивальные бабки), которых нельзя причислить к знахарями или колдуньям в силу их профессионализма.
   Повивальное искусство во все времена относилось к истинной медицине, свободной от предрассудков и религиозности, потому как во время родов помогал не Всевышний, а женщина, владевшая хирургическими приемами.
   Являясь единственной сферой врачевания, где властвовали женщины, в качестве научной дисциплины акушерство обязано мужчинам. Первым представителем сильной половины человечества, обратившим внимание на женские проблемы, был Павел Захарович Кондоиди. По его инициативе в 1757 году в Москве и Петербурге открылись бабичьи школы, где русских «присяжных бабок» обучали иноземные профессора.
   Создание системы подготовки акушерок началось только через 3 года после выхода постановления Сената, решившегося наконец «упорядочить бабичьево дело в пользу общества» (1574). Наряду с основными положениями, касавшимися организации обучения, Сенат утвердил своеобразную клятву Гиппократа, обязательную для произношения каждой выпускницей повивальной школы: «Когда востребована буду, днем и ночью немедленно ходить, всякую возможную прилежность и усердие оказывать. Если роды продолжительны будут, к муке напрасно не склонять и не принуждать, а буду ожидать настоящего времени, при том браных слов, клятв, пьянства, непристойных шуток, неучтивых речей и от прочего совершенно удерживаться».
   В первоначальном варианте курс родовспоможения предусматривал только теоретическое обучение. Лекции читали преподаватели-иностранцы — один профессор повивальных наук и акушер, не имевший степени доктора медицины. В 1764–1771 годах теория дополнилась практикой в родильных отделениях Московского и Петербургского воспитательных домов. Специально для воспитанниц повивальной школы из Европы было выписано несколько экземпляров руководства по акушерству. В первые годы имелись немалые трудности с набором. Например, в 1757 году в столице учились 11, а в Москве — лишь 4 повитухи. За первые 20 лет Московская бабичья школа выпустила 5 акушерок из «прирожденных россиян» и 30 иностранок.
   С приходом в школу Нестора Максимовича Максимовича-Амбодика (1744–1812 годы) преподавание повивального искусства достигло европейского уровня. Новый руководитель обладал степенью доктора медицины и славой первого русского акушера, удостоенного звания профессора. Окончив Петербургскую госпитальную школу в 1770 году, он получил государственную стипендию для продолжения образования на медицинском факультете Страсбургского университета. Во Франции Максимович-Амбодик защитил докторскую диссертацию, представив работу на тему «О печени человека». Акушерство не стало единственным увлечением молодого доктора. Впоследствии его назовут основоположником научной педиатрии и фармакогнозии (от греч. pharmakon — «лекарство» и gnosis — «знание») — науки, изучающей лекарственное сырье и продукты его первичной переработки.
   Возвратившись в Россию, Максимович-Амбодик закупил современные акушерские инструменты и учебные пособия. Во время работы в госпитале он первым в России решился применить акушерские щипцы. Читая лекции на русском языке, доктор сопровождал слова показами на муляже и у постели рожениц. Муляж, воспроизводящий размеры и форму женского таза, деревянный младенец, стальные щипцы («клещи») и серебряный катетер заказывались лучшим мастерам по эскизам Максимовича-Амбодика. Изогнутые и прямые, с деревянными рукоятками «клещи» знаменитого акушера использовались медиками многих поколений.
    Открытие Н. М. Максимовича-Амбодика: а — акушерские щипцы; б — метод наложения акушерских щипцов
 
   Изображения инструментария с подробным описанием его использования, а также теория акушерства и мысли о его месте в отечественной науке представлены в книге «Искусство повивания, или Наука о бабичьем деле». Фундаментальный труд стал первым истинно российским руководством по акушерству и педиатрии. По примеру Максимовича-Амбодика многие русские акушеры занялись конструированием «клещей». Широкая практика их применения значительно снизила смертность как рожениц, так и младенцев. В медицинских архивах сохранились зарисовки щипцов харьковского доктора И. П. Лазаревича (1829–1902 годы). Его инструмент отличался небольшой тазовой кривизной, отсутствием перекреста ложек и, по оценке специалистов, был удобен только для создателя.
   Во второй половине XVIII века в стране началось быстрое развитие научного родовспоможения. Центрами российского акушерского искусства стали в единой мере Москва и Петербург. В 1797 году столичных женщин принимали в новом родильном госпитале на 20 коек. Здесь же работала Повивальная школа, рассчитанная на 22 воспитанницы. В настоящее время на месте госпиталя располагается Институт акушерства и гинекологии Российской академии медицинских наук (РАМН).
   Большим событием в отечественной медицине стало открытие в 1798 году Медико-хирургических академий в Москве и Петербурге. Первым профессором кафедры акушерства в Московской медико-хирургической академии был Г. Фрезе. Соответственно в Петербурге в подобном качестве выступил И. Конради. В то время лекции читались на русском языке и русскими преподавателями. Слушатели пользовались лучшими учебниками отечественных и зарубежных авторов.
   При высоком уровне теоретической подготовки практическое обучение акушеров довольно долго оставляло желать лучшего. В 1790 году кафедру повивального искусства в Московском университете возглавил известный клиницист Вильгельм Михайлович Рихтер (1783–1822 годы). Получив образование в Москве, он защищал диссертацию в Баварии, выступая перед профессорами Эрлангенского университета. На родине Рихтер проявил активность как организатор, добившись учреждения Повивального института на 3 койки при Клиническом институте Московского университета. Через 20 лет число коек увеличилось в 2 раза.
   Последующие десятилетия отмечены введением наркоза: эфирного в 1846 году и хлороформа в 1847 году. Начало профилактики родильной горячки относится к тому же году. Огромное значение в деле снижения смертности имело повсеместное введение антисептики и асептики. Вместе с достижениями в области физиологии женского организма эти открытия содействовали развитию гинекологии с дальнейшим отделением ее от акушерства.
   Основоположником российской гинекологии считается ученик Н. Пирогова, одаренный хирург Александр Александрович Китер (1813–1879 годы). Более 10 лет он занимал должность главы кафедры акушерства Петербургской медико-хирургической академии. Специализируясь в области женских и детских болезней, профессор Китер написал первый в стране учебник по гинекологии. Книга под названием «Руководство к изучению женских болезней» была опубликована в 1858 году, после того как автор произвел успешную операцию по удалению матки у больной раком.
   Оперативная гинекология конца XIX века развивалась благодаря практической деятельности акушера Антона Яковлевича Крассовского (1821–1898 годы). Воспитанник знаменитого Китера неоднократно и с успехом производил операции по удалению матки, постоянно улучшая технику. По его предложению в университетах была введена классификация форм узкого таза с четким разделением понятия «анатомически узкий таз» и «клинически узкий таз». Такое разграничение позволило доктору разработать четкие показания для наложения акушерских щипцов, практически отменив их применение при узком тазе. «Курс практического акушерства», созданный Крассовским, в течение многих лет считался лучшим учебником по гинекологии. Его заботами в Петербурге начало действовать акушерско-гинекологическое научное общество и одновременно вышел в свет первый номер «Журнала акушерства и женских болезней» (1887). Достойным преемником Крассовского стал известный в России гинеколог Владимир Фёдорович Снегирёв (1847–1916 годы). По его инициативе гинекология окончательно определилась как независимая наука. С 1884 года преподавание этого предмета велось по руководству Снегирёва, назвавшего свой труд «Маточные кровотечения».
    В. Ф. Снегирёв
 
   В 1889 году доктор организовал и возглавил первую в стране гинекологическую клинику, открывшуюся на базе Московского университета. Собственно клиника образовалась позже, а Снегирёв начинал работу в палате на 4 койки, выделенной для экспериментального лечения по протекции Г. А. Захарьина. Принимая самых тяжелых больных, доктор оперировал с неизменным успехом; смертность среди его пациенток была исключением. В 1909 году на торжествах по случаю 35-летия научной деятельности профессора Снегирёва имениннику вручили серебряную медаль с надписью «За труды в гинекологии». Точно такие же медали, но сделанные из бронзы, раздали всем присутствующим в зале. Владимир Фёдорович Снегирёв стал первым в России руководителем, который отважился доверить должность ординатора своей клиники врачу-женщине! Существенный вклад в развитие российского акушерства внес детский врач Степан Фомич Хотовицкий (1794–1885 годы) — один из основоположников отечественной педиатрии. Его работа на тему болезней детского возраста с 1847 года утвердилась на кафедрах как лучшее в России учебное пособие в данной области.
   После Октябрьского переворота в стране происходили события, затмившие такое явление, как культура. Университетское образование, наука, теоретические и эмпирические достижения воспринимались как пережиток прошлого. Однако важность поддержания здоровья осознавали даже в такое трудное для страны время. В 1920–1930 годах большими тиражами выходила печатная продукция медицинского характера. Помимо открыток с изображениями знаменитых медиков Н. Пирогова, И. Павлова, С. Юдина, выходили агитационные плакаты с призывами «Пионер — береги свое здоровье!», «Колхозник, вступай в ряды Общества КК и КП! Этим ты поможешь оздоровить свой труд и быт!», «Поднимем колхозные массы на укрепление санитарной мощи СССР!».
    Агитационная открытка.
 
   1929 год В рамках народного общества «Друг детей» издавались агитки (агитационные открытки) с весьма полезными рекомендациями молодым матерям: «Не удаляйте сами попавших в ухо ребенка насекомых, а для удаления их обращайтесь к врачу!», «Сон в общей постели вреден для ребенка!», «Следите, чтобы при купании грудных детей вода не попала в ухо!». Однако самым популярным выпуском были открытки, где изображалась толпа младенцев с плакатами «Мы требуем здоровых родителей!», «Акушерок, а не бабок!», «Чистого воздуха и света! Защиты от мух!». Продукция подобного содержания выпускалась в Москве, но продавалась во всех крупных городах страны.

   «Мы привыкли думать, что физиология — это одна из специальных наук, нужных для врача и ненужных для выработки миросозерцания. Но это неверно. Теперь надо понять, что разделение души и тела имеет лишь исторические основания. Что дело души, выработка миросозерцания, не может обойтись без знания тела и что физиологию, в обширном смысле, надлежит положить в руководящие основания при изучении законов жизни», — говорил академик Алексей Алексеевич Ухтомский (1875–1942 годы). Исследования известного русского физиолога относились ко времени, когда наука о жизнедеятельности утратила аналитический характер, вступив в период строго направленных исследований, основанных на знании природы высшей нервной деятельности.
   К началу XIX века ни один физиолог с мировым именем уже не искал причины согласованной работы человеческого организма в некоей «жизненной силе». Работы Ухтомского посвящены изучению процессов возбуждения, торможения и механизма лабильности (от лат. labilis — «неустойчивый»), что являлось закономерным продолжением открытий Сеченова и Павлова. В качестве существенного дополнения к известным идеям можно назвать учение Ухтомского о временно господствующем очаге возбуждения в центральной нервной системе (доминанте).
   Формирование материалистических основ русской физиологической школы связано с открытиями московского физиолога Алексея Матвеевича Филомафитского (1807–1849 годы). Научная деятельность одного из основателей экспериментальной патологии началась с защиты докторской диссертации на тему «О дыхании птиц» (1833). После двух лет работы в Германии под руководством естествоиспытателя И. Мюллера ученый вернулся в Московский университет. В 1836 году профессор Филомафитский написал книгу «Физиология, изданная для руководства своих слушателей», ставшую первым учебником по физиологии.
   Совместная работа с Н. И. Пироговым определила его приверженность экспериментальному методу в медицине. Результатом совокупного труда великих физиологов стала новейшая методика внутривенного наркоза (1847), решение проблем дыхания, пищеварения, переливания крови. Личной заслугой Филомафитского считается создание множества физиологических приборов — таких, как маска для эфирного наркоза и аппарат для переливания крови. Анализ экспериментальной деятельности в области кровообращения представлен в «Трактате о переливании крови» (1848).
   В середине XIX века мировая аналитическая физиология разделилась на два направления, характеризовавших отношение их представителей к явлениям, протекающим в живом организме. Адепты вульгарного материализма, например Ф. Брюхнер, К. Фогт, Я. Молешот, отталкивались от внутренних, или вегетативных, процессов — обмен веществ, кровообращение, дыхание. Э. Дюбуа-Реймон и его сторонники, подозревавшие «животные», или анимальные, явления, якобы определявшие поведение любого живого существа, автоматически причислялись к агностикам (от греч. agnostos — «недоступный познанию»). Основываясь на учении, отрицающем возможность познания объективного мира и достижение истины, они ограничивали роль науки лишь познанием явлений.
   «Гениальным взмахом русской научной мысли» назвали коллеги деятельность Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905 годы). Великий представитель российской науки, один из создателей физиологической школы, он обосновал рефлекторную природу жизнедеятельности. Показав, что в основе психических явлений лежат физиологические процессы, он заявил о возможности их изучения объективными методами: «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы». После окончания медицинского факультета Московского университета Иван Михайлович по традиции проходил стажировку за границей. Создание диссертации проходило в лабораториях И. Мюллера, Э. Дюбуа-Реймона, К. Бернара, К. Людвига. В 1860 году Сеченов вернулся в Москву и защитил работу на тему «Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения», получив звание профессора. Посвятив жизнь теоретической деятельности, ученый исследовал дыхательную функцию крови; вывел объективную концепцию поведения, заложил основы физиологии труда, возрастной, сравнительной и эволюционной физиологии.
   Труды Сеченова оказали немалое влияние на развитие естествознания, а сам автор в 1869 году был удостоен звания член-корреспондента Петербургской АН, через 35 лет став ее почетным членом. Его классический труд «Рефлексы головного мозга» (1863) представлял собой обобщение итогов собственных исследований и опыта предшественников. Книга написана по заказу поэта Н. А. Некрасова, руководившего тогда журналом «Современник». Издатель предложил ученому описать состояние современного естествознания. Задача была исполнена превосходно, однако излишне прогрессивные взгляды автора, подтвержденные физиологической эмпирикой, обусловили неприятие со стороны властей. Произведение признали опасным и запретили публикацию в «Современнике». Тем не менее в том же году статья «Рефлексы головного мозга» появилась на страницах «Медицинского вестника» и вскоре вышла в виде брошюры.
    И.М. Сеченов
 
   До Сеченова представления о работе мозга ограничивались поверхностными знаниями, более всего — догадками и необоснованными гипотезами. Физиологи не могли сопоставить рефлекторные принципы с деятельностью головного мозга, потому как учение о нейроне было открыто только в 1884 году испанским гистологом С. Рамон-Кахалем. Еще позже появилось понятие о синапсе (от. греч. synapsis — «соединение»), служащем для передачи информации от нейрона другим клеткам, например мышечным или железистым. Термин «синапс» ввел английский физиолог Ч. Шеррингтон в 1897 году.
   Открытие центрального (сеченовского) торможения в 1863 году доказывало факт одновременного присутствия процессов возбуждения и торможения. Именно параллельное их существование определяет деятельность центральной нервной системы. Материалистические принципы автора «Рефлексов головного мозга» выражались в мысли о том, что «среда, в которой существует животное, оказывается фактором, определяющим организацию… Организм без внешней среды невозможен, поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него».
   Сторонники Сеченова составили крупную физиологическую школу. Его учениками и продолжателями были Б. Ф. Вериго, В. В. Пашутин, Н. Е. Введенский. По словам И. Павлова, «Иван Михайлович и полк его дорогих сотрудников приобрели вместо половинчатого весь нераздельно единый животный организм. И это — целиком русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общечеловеческой мысли».
   Российский физиолог Бронислав Фортунатович Вериго (1860–1925 годы) установил влияние кислорода на способность крови связывать углекислый газ. Позже открытие получило наименование «эффект Вериго».
   Ученику Сеченова принадлежит множество работ по электрофизиологии. Один из основоположников патофизиологии — Виктор Васильевич Пашутин (1845–1901 годы) — является автором первого в России руководства по этой отрасли науки. Кроме того, он описал некоторые патологические процессы, в частности нарушение обмена веществ и теплообмена, голодание, кислородную недостаточность.
    Газовый насос Сеченова
 
   Профессор кафедры физиологии знаменитый российский ученый Николай Евгеньевич Введенский (1852–1922 годы) глубоко изучал закономерности реагирования тканей на различные раздражители. В 1887 году он защитил диссертацию, представив жюри работу «О соотношении между раздражением и возбуждением при тетанусе». Греческим словом «тетанус» дословно обозначается обыкновенное оцепенение, или судорога. В физиологии так называют состояние длительного сокращения, максимального напряжения мышцы, возникающее при поступлении к ней нервных импульсов с такой частотой, что расслабления между сокращениями не происходит. Эксперименты по изучению тетануса велись с помощью телефонного аппарата, позволившего прослушивать ритмическое возбуждение в нерве. Диссертации предшествовало обоснование теории оптимума (наилучшего) и пессимума (наихудшего) раздражения, открытых в 1886 году. С 1908 года профессор Введенский являлся членом Петербургской АН.
    И. П. Павлов
 
   Теории Ивана Петровича Павлова, самого великого физиолога всех времен, основывались на принципиально новом подходе к объяснению механизма жизнедеятельности. Следуя правилу «для естествоиспытателя все в методе», Павлов разработал методику условных рефлексов, установив, что в основе психической деятельности лежат физиологические процессы коры головного мозга. Нововведением ученого стал так называемый хронический эксперимент, позволивший изучать деятельность практически здорового организма. Исследования в лабораториях Павлова велись на основе трех принципов:
   — единство структуры и функции;
   — детерминизм (от лат. determino — «определять»);
   — анализ и синтез.
   В процессе изучения поведения собак ученый обнаружил особые рефлексы, которые вырабатывались и закреплялись при определенных внешних условиях. Назвав такие рефлексы условными, Павлов отъединял их от уже известных прирожденных (безусловных) рефлексов, имеющихся у каждого живого существа от рождения. Дальнейшие исследования показали место, откуда исходили условные рефлексы, — кора больших полушарий головного мозга. Открытия в физиологии высшей нервной деятельности позволили опытным путем изучить работу коры больших полушарий в норме и отклонении от нее. Труды Павлова оказали огромное влияние на развитие общей физиологии, медицины в целом, а также психиатрии, педиатрии и педагогики.
   Исследования И. П. Павлова составили целую эпоху в развитии не только физиологии, но и всей российской медицины в целом. Его учение о высшей нервной деятельности стало одним из величайших достижений XX века. За классические сочинения по физиологии кровообращения и пищеварения в 1904 году И. Павлов был удостоен Нобелевской премии.

   Начало научно обоснованных мероприятий по борьбе с эпидемиями относится к последним десятилетиям XVIII века. В правление Екатерины Великой, наученной горьким опытом московской чумы, в значительной мере были усилены мероприятия по личной и коллективной гигиене населения. Для прибывающих из зараженных районов устанавливался карантин на 40 дней. Предусматривалась изоляция «подозрительных» и госпитализация заболевших в специальных «опасных больницах», большей частью устроенных в монастырях. Для перевозки заболевших и трупов выделялся специальный транспорт. Власти строго следили за дезинфекцией жилищ, одежды, предметов обихода. Обеззараживание проводилось путем сжигания, выветривания, окуривания можжевельником или порохом. Бумаги пропускались через огонь или несколько раз погружались в уксус. Покойных закапывали на большую глубину, причем всем участникам похоронного обряда предписывалось облачаться в длинные накидки, которые затем сжигались.
   В армии, помимо телесных осмотров личного состава, была введена система материального поощрения для всех медицинских работников «за каждого вылеченного солдата». Оправившиеся от болезни воины определялись в «батальон выздоравливающих», где полагалось усиленное питание.
   Одним из первых теоретиков в российской эпидемиологии можно считать штаб-доктора Афанасия Филимоновича Шафонского (1740–1811 годы). Первым определив чуму среди заболевших в Москве, он оставался и самоотверженно трудился в зараженном городе почти 2 года.
   В 1775 году по поручению Комиссии для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы штаб-доктор обобщил результаты работы по прошедшей эпидемии в фундаментальном сочинении «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год». Автор не ограничился одним событием, изложив сведения по всем известным повальным болезням, и даже приложил к трактату 212 документов различных государств. В предисловии к первому изданию написано: «Сия болезнь в России, к великому ее счастью, весьма редко бывала, так что от прежнего века, сколько известно, только одно краткое донесение сыскалось. При расположении средств к пресечению сей болезни осталось установителям не медля, по собственному изысканию и через опыты до совершенства доходить».
   До совершенства, мечтавшегося Афанасию Филимоновичу, оставалось около 200 лет, но уже в то время правительство всерьез занялось разработкой противоэпидемических мероприятий. Большая заслуга в борьбе с эпидемиями принадлежала лекарю Даниле Самойловичу Сущинскому (1744–1805 годы), известному под фамилией Самойлович. Прославившийся в Европе русский врач отвергал миазматическую теорию происхождения чумы, настаивая на контагиозном распространении, то есть посредством живого возбудителя.
   Самойлович профессионально занялся медициной после службы в армии, откуда был уволен по состоянию здоровья. Приехав в Москву, он изъявил желание возглавить одну из больниц и получил назначение сначала в лечебницу Угрешского монастыря, а затем был переведен главным лекарем в Симоновский монастырь.
   Во время московской чумы лекарь Данила разработал множество профилактических мер, предварительно испытывая их на себе. Предложив состав для окуривания, проверял его эффективность следующим образом: снимал с больных одежду, окуривал ее дымом, затем надевал на себя, повторяя эту процедуру несколько раз. Экспериментами на себе испытывались обеззараживающие средства, предложенные коллегами. Многократное полоскание в дезинфицирующих растворах закончилось появлением «знаков рытвин и разрывов, до смерти» оставшихся на его руках. Через 20 лет после трагических событий правдивая картина московской эпидемии по заказу Самойловича была отражена на картине. Художники рисовали по его записке «Начертание для изображения в живописи пресеченной в Москве 1771 года моровой язвы».
    «Чумной» костюм русского медика
 
   Благополучно одолев чуму, Самойлович поступил в Петербургский университет, затем продолжил образование в Страсбурге. В 1780 году блестяще защитил диссертацию в Лейденском университете и в качестве доктора медицины колесил по Европе, изучая больничное дело во Франции, Англии, Австрии и Германии. В России Самойлович занялся поиском теоретических предпосылок к распространению заразы и разработкой способов ее предотвращения. Использование микроскопа Деллебара позволило найти основу ранних предположений о материальном, живом начале чумы, которое врач называл «ядом язвенным». К сожалению, он не сумел найти объяснение микроорганизмам, обнаруженным в выделениях больного. Доказательству открытия возбудителя болезни помешал недостаток времени на анализ опытов. Это открытие было завершено только в 1894 году бактериологом А. Йерсеном, видимо знакомым с сочинением «Краткое описание микроскопических исследований о существе яду язвенного…», написанным Самойловичем в 1792 году.
   «Сбудется чаяние мое, и увидим мы все, что моровая язва, заразоносящая чума столь же в народе уже не будет опасною, как и оспа самая, паче оспа прививная». Полные надежды слова медика относились к его опасным экспериментам по поиску вакцины от чумы. Работа в пораженных районах уже стала привычной: Самойлович принимал участие в подавлении 9 очагов чумы на территории России. Идея предохранения от смертельной заразы по подобию прививок Э. Дженнера пришла во время очередной эпидемии чумы. Заметив, что болезнь не развивается у него даже после того, как заразный гной попадал на израненные руки, доктор начал проводить опыты целенаправленно. Взяв содержимое созревшего бубона, он определенным образом помещал его в свой организм. Болезнь все же возникала, но в легкой форме. После публичного оглашения результатов его самоотверженные разработки признали слишком опасными и запретили применять на практике.
   В последующие годы легендарный доктор боролся с заразой в Крыму, работал на эпидемиях в Херсоне и Екатеринославе. Доказав, что заражение чумой происходит при непосредственном контакте с больным или зараженными вещами, он разработал новейшую систему мер по ликвидации очага инфекции. Несколько лет было посвящено глубокому изучению условий распространения чумы. После исследований ее с анатомической точки зрения Самойлович представил клиническую картину болезни в работе «Научные записки о чуме, которая в 1771 году опустошила Российскую империю, и особенно столичный город Москву» (1783).
   Помимо поисков «яда язвенного», Данила Самойлович занимался родовспоможением. Теория «бабичьего дела» изложена в нескольких его трудах по оперативному акушерству и организации акушерской помощи. Подготовка диссертации в Лейдене стала последним зарубежным путешествием доктора. В Европе хорошо знали Самойловича, высоко оценивая его труд. Он являлся почетным членом академий Марселя, Дижона, Нима, Тулузы, Лиона, Манхайма, Турина и Парижа. В то же время он никогда не пользовался расположением императрицы, не состоял в Петербургской АН, до конца жизни оставаясь простым врачом.
   Изучение инфекционных заболеваний проходило эмпирически вплоть до середины XIX века, пока не сформировалась бактериология. Однако дальнейшие открытия в сфере борьбы с эпидемиями стали заслугой зарубежных ученых.

   Необходимость в организации помощи раненым понимали еще в Древнерусском государстве. «Не оставляйте больных без помощи», — говорил князь Владимир Мономах. Трагическая ситуация после капитуляции русского войска под Смоленском в 1634 году показала, сколько воинов можно было спасти при достаточности медицинского персонала. Покалеченных бойцов оказалось слишком много, потому их оставили до прихода дополнительных подвод. Оголодав и не надеясь на помощь, раненые отправились в путь, уповая на Бога, но «многие больные и в дороге многие конные и пешие люди померли. А иные на выходе в остроге померли, многие, которые заболели в дороге, остались в Дорогобуже, Вязьме и Можайске, потому что цирюльника нет и лечить их некому».
   Началом общественной помощи больным и раненым послужила благотворительная деятельность Фёдора Михайловича Ртищева (1626–1673 годы), основателя «Кружка ревнителей благочестия». В 1608 году поляки осадили Троице-Сергиеву лавру и держали монахов за стенами почти год. Устроенная в то время больница спустя 3 года верно служила при осаде Москвы. Иноки подбирали на полях раненых и мертвых; в палатах работали городские лекари, а обитель давала кров, еду и уход. Приюты Ртищева с 1650 года устраивались по подобию троице-сергиевых больниц: его дворовые собирали по улицам немощных, пьяных и уводили в приют, оказывая необходимую помощь. Люди содержались до выздоровления или протрезвления. «Врожденной скромностью и благоразумием» характеризовали Ртищева современники. Соратник царя Алексея Михайловича был человеком весьма скромным в быту, отличался стеснительностью и редкой твердостью духа. Предпочитая находиться вдали от царского двора, он отказался от звания боярина, до конца жизни оставаясь дворецким.
   Огромное число больных и калек потребовало еще одного помещения. Ртищев купил на свои деньги дом, в двух палатах которого размещалось по 20–30 страдальцев — стариков, инвалидов, слепцов. Пациенты получали хорошее питание, чистую постель, лечение, но главное — заботу служителей. Мечтой Фёдора Ртищева была организация постоянной государственной помощи, сходной с работой его небольших заведений. Начало сестринского дела как утвержденного женского ухода в госпиталях относится ко времени преобразований Петра I. В «Уставе воинском» за 1716 год сказано: «Потребно всегда при десяти больных быть для услужения одному здоровому солдату и нескольким женщинам, которые оным больным служить имеют и платье на них мыть». Основание регулярной армии и флота заложило основы формирования регулярной военно-медицинской организации.
   В 1715 году указом императора были учреждены воспитательные дома, где предписывалось служить только женщинам, в обязанности которым вменялся уход за больными детьми. Через год в «Устав воинский» были введены положения относительно участия женщин в помощи раненым: «Рядовые солдаты в поле и кампаниях от великих трудов и работы в болезни часто впадают и при жестоких акциях ранены бывают. Того ради есть потребность построить полевой лазарет в деревне, или городе, или в некоторых палатах. Лазарет возглавляет особый госпитальный инспектор, доктор, священник, лекарь, с доброю полевою аптекою и с некоторыми подмастерьями». Согласно новым правилам, нескольким женщинам и одному здоровому солдату полагалось обслуживать 10 больных. Тогда женский уход в госпиталях ограничивался стиркой и приготовлением пищи.
   В последующих уставах объем женской санитарной помощи становился все более широким и конкретным. В 1722 году Пётр I повелел госпиталям в Петербурге, Котлине и Ревеле иметь по одной «старице» с помощницей для присмотра за работницами и бельем. Присутствие женщины в обществе солдат считалось бесстыдством, а старушка, монахиня или «добрая замужняя жена» могла гарантировать сохранение нравственности. Начиная с 1735 года «старице» полагалось «упомянутых работниц держать в крепком призрении, чтобы ни единая из них не могла разговаривать с молодыми холостыми лекарями и учениками, так и с больными, или с караульными солдатами или с надзирателями, и накрепко смотреть, чтобы другие женщины в госпиталь не входили».
   Все же воплощение идей Ртищева шло долго и с трудностями. В пуританской Руси женщины не могли работать, не утратив достоинства. Постоянная работа среди мужчин казалась позором, и решиться на такое могли немногие россиянки. В госпиталях Петербурга, Котлина и Ревеля служили солдатки. В середине XVIII столетия в лечебнице Семеновского полка для ухода за больными, наряду с солдатскими женами, пробовали нанимать вольных женщин, но они уходили, едва начав работу. Однако в гражданские больницы женщины устраивались гораздо охотнее.
   В 1763 году начала действовать московская Павловская больница, рассчитанная на 25 больных. За мужчинами ухаживали солдаты, а пациенток обслуживали бабы-сиделки — вдовы и солдатские жены. Одна из них осматривала больных женщин и проводила простейшие процедуры. Впоследствии главврач Павловской больницы отказался от услуг солдат, решив обходиться «бабами». В штате более крупной Екатерининской больницы, на 150 коек, состояли главный медик, лекарь, два его помощника, 24 сиделки из мужчин и женщин. В отчетах за 1785 год отмечалось: «Для приготовления пищи, для мытья белья и содержания в чистоте постелей имеется при госпитале довольно солдаток и пристойная им плата производится. Оные употребляются к услужению больным, для которых по роду болезней их присмотр приличен».
   Без хорошего ухода за больными усилия самого искусного медика значили мало, потому становление профессионального сестринского дела являлось предметом «внимания благодетельного Правительства». Учреждения, подобные воспитательным домам Петровской эпохи, в ином качестве возродились в 1803 году заботами Марии Фёдоровны (1759–1828 годы). Супруга императора Павла I организовала так называемые вдовьи дома. Ухаживать за больными вдовами, оставшимися без семьи и средств к существованию, согласились женщины, также потерявшие мужей, но имевшие опыт работы сиделками не менее 15 лет. Персонал заведений именовали «сердобольными вдовами». По правилам, одна сиделка обслуживала около 10 пациентов.
   Очень скоро организаторы вдовьих домов осознали, что труд сердобольных вдов можно применить не только в уходе за престарелыми постоялицами приютов, но и в больнице. В 1806 году при Московском вдовьем доме, размещенном в здании на углу Лефортовской улицы и Проезжего переулка, была открыта больница для бедных, куда «больные всякого состояния, пола и возраста, всякой нации, бедные и неимущие приходили получать надзор». Сердобольные вдовы с того времени совмещали основные обязанности по уходу за старушками вдовьего дома и могли работать в больнице или на дому, получая отдельную плату.
   С 1 января 1814 года женский персонал петербургских больниц и приютов обучали на годичных курсах. Занятия проходили в виде дежурств в хирургическом и терапевтическом отделениях клиник. Под наблюдением врачей сердобольные вдовы осваивали некоторые приемы медицинской помощи. Согласно инструкции, «должность дежурной не многосложна, но важна для страждущих и требует хорошего рассудка, и много терпения, и человеколюбия, и кроткого обхождения с больными». По окончании учебы выпускницы сдавали экзамен; каждой из них вручался золотой крест на зеленой ленте, который предписывалось носить на шее всю жизнь, даже если сердобольная вдова более не работала. Традициями столичной Мариинской больницы предусматривалось назначать главврачами шведов, а персонал преимущественно состоял из немцев, часто не владевших русским языком. Истории болезни, или, как тогда называли, «скорбные листы», писались на немецком и латинском, имея двоякий смысл: «Названия же болезни и предписанных лекарств написаны особо по латыни на доске, висящей также в голове больного. Сие делается для того, дабы он не знал своей опасности». В 1819 году в России был образован Институт сердобольных вдов, существовавший 73 года.
   Возобновление практики женского ухода в военных госпиталях состоялось примерно в первой половине XIX века. В 1818 году должность «сердобольные» включили в штатное расписание всех столичных больниц, таким образом создав государственную службу сиделок. Указом 1819 года в госпитали рекомендовалось «нанимать военных поселений с числом более 150 больных 20 женщин по уходу за больными, 5 служительниц и 1 надзирательницу». Первые сиделки в госпиталях специальной подготовки не имели, но в разгар эпидемий именно они добровольно приняли на себя обязанности по уходу за инфекционными больными. В 1831–1832 годах жителям Петербурга пришлось пережить страшную эпидемию холеры. Тогда отличилась хожалая Васильева «как первая профессиональная сиделка, подавшая пример ухода за холерными больными».
   Первое руководство по медицинскому уходу с длинным названием «Наставление и правила, как ходить за больными, в пользу каждого, сим делом занимающегося, а наипаче для сердобольных вдов, званию сему особенно себя посвятивших» (1822) составлено Христофором фон Оппелем. Автор труда, главврач московской больницы для бедных, считается основателем научной базы сестринского дела в России. При создании своей книги он руководствовался опытом российских сердобольных вдов, сиделок, повивальных бабок и собственными наблюдениями. По мнению Христофора фон Оппеля, «честный и знающий хожатый (сиделка) столько же нужен и полезен для государства, как и искусная повивальная бабка». Руководство состояло из 5 частей, разделенных по темам:
   — «Нужные свойства и обязанности хожатых за больными;
   — Нужные предосторожности при даче лекарств;
   — Как поступать с больными, обыкновенными болезнями одержимыми;
   — Лекарства, которые хожатые сами приготовлять могут;
   — Как поступать с выздоравливающими, правила предосторожности для самой хожатой;
   — Как ходить за родильницами, младенцами и что наблюдать при умерших».
   9 марта 1844 года на средства великой княгини Александры Николаевны и принцессы Терезии Ольденбургской в Санкт-Петербурге была открыта первая в России община сестер милосердия. Позже она получила название Свято-Троицкая, но изначально имела не религиозную, а чисто светскую направленность. Сестрой милосердия именовали женщину 18–40 лет с медицинским образованием или без такового, обязательно грамотную, ухаживающую за больными и ранеными. Собственно термин «милосердие» означал «готовность помочь кому-нибудь из сострадания, человеколюбия». Следуя девизу «Забота о больных — дело личного подвига», сестры милосердия из столичной общины принимали участие во всех войнах XIX века, закончив свою деятельность с приходом к власти большевиков. Правилами общины предусматривалось изучение Библии, но не требовалось соблюдать монашеские порядки. Сестры могли наследовать имущество и владеть собственным. Им разрешалось вступать в брак, они имели право покинуть общину или перейти на другую работу. Руководил Свято-Троицкой общиной дамский комитет, состоявший из знатных дворянок. Первый набор общины включал в себя 18 женщин низкого сословия. Ранняя община состояла из отделения сестер милосердия, женской больницы, пансиона, приюта для неизлечимых, приюта для бездомных детей, отделения «кающихся Магдалин» (проституток). Но скоро такая градация показалась излишней. Дамы из комитета решили направить свою деятельность на заботу о тех, кто в ней нуждался более всего: нищих, больных, раненых.
   В статье, посвященной 50-летнему юбилею петербургской общины, сказано: «…сестры милосердия по суткам дежурят в больнице, чередуясь каждые 4–5 дней, участвуют в амбулаторном приеме больных, проводя перевязки, помогают в хирургических операциях. Следят за сохранным содержанием инструментария, за приготовлением антисептических перевязочных материалов». Из 48 сестер милосердия 23 по очереди дежурили в мужской и женской больницах, ухаживали за больными на дому, 7 прикреплялись к хирургическим отделениям, остальные работали в аптеках, в прачечной, в амбулатории. Община содержалась на личные средства Александры Николаевны, потому прием в сестры жестко ограничивался, хотя желающих было много.
   Начиная с марта 1844 года сестер консультировал хирург Николай Иванович Пирогов: «Доказано уже опытом, что никто лучше женщин не может сочувствовать страданиям больного и окружать его попечением неизменным и, так сказать, несвойственным мужчинам». Великий медик, прозванный «отцом русского сестринского дела», проводил операции и вскрытия, присутствовал на совещаниях комитета. Его наблюдения стали основой для создания будущей Крестовоздвиженской общины сестер милосердия.
   В 1848 году в Москве под руководством первой дамы столицы Софьи Щербатовой начала действовать Никольская община сестер милосердия. Супруга московского генерал-губернатора А. Щербатова уже занималась делами детской больницы на Малой Бронной. Общину сестер Софья Щербатова основала после смерти мужа. Устав общины был утвержден императором Николаем I; медицинскую часть деятельности вел известный врач-филантроп Фридрих Йосиф Хаас (1780–1853 годы). Получив образование в Вене, он приехал в Россию, где по протекции Марии Фёдоровны занял место главврача Павловской больницы. Дом на Кузнецком мосту, деревня с сотней крепостных, суконная фабрика давали доктору значительный доход, немалая часть которого расходовалась на благотворительность.
   В 1828 году Хаас был назначен главным врачом московских тюрем. Следуя принципу «спешите делать добро», доктор добился улучшения содержания арестантов, организовал тюремную больницу и школу для детей заключенных. В течение 20 лет Хаас лично сопровождал каждую партию каторжников, ходатайствуя об улучшении участи калек и больных. Одна из групп Никольской общины осуществляла сестринский уход в тюремной больнице. Их руководительница, княгиня Шаховская, впоследствии организовала собственную общину под названием «Утоли мои печали».
   Весной 1854 года сестры Никольской общины первыми выехали в Крым для оказания помощи раненым в боях под Севастополем. Крымская кампания 1853–1856 годов стала временем окончательного формирования военного сестринского дела. По выражению хирурга Пирогова, средства для транспортирования раненых в русской армии находились «в самом первобытном состоянии». Тяжелые ручные носилки доставляли много беспокойства: «при переноске шесты сближались, тело раненого опускалось, вытягивая парусину, и сдавливалось между ними».
   Когда количество раненых исчислялось тысячами, действия медицинского персонала на перевязочных пунктах Севастополя велись по методу, разработанному Пироговым. До него «на перевязочных пунктах раненых складывали с носилок, как попало. В толкотне и хаотическом беспорядке слышались вопли, стоны и последний хрип умирающих, а тут между ранеными блуждали их здоровые товарищи и просто любопытные. Врачи и фельдшера с факелами, фонарями, свечами перебегали от одного к другому, не зная кому прежде помочь, а всякий с воплем и криком кликал к себе». Пирогов разделил раненых на категории. Безнадежные отправлялись в особое отделение на попечение сестер и священника. Опасно раненые с кровотечениями, окоченением и припадками удушья, с выпадением и ущемлением внутренностей тотчас оперировались на перевязочном пункте. Менее тяжелые отправлялись в госпиталь. Легкораненые после оказания первой помощи уходили в часть. Работая по методике Пирогова, врачи и сестры «перестали при всяком сильном наплыве раненых безумно метаться туда и сюда и не кидались уже прежде всего к тому, который громче других кричит и стонет».
   Главной особенностью перевязочных пунктов в Севастополе являлось их совмещение с постоянными госпиталями на 300–500 коек. Получив первую помощь, раненые оперировались на месте, находясь затем на излечении до 2–3 недель. Сестры раздавали «усталым, голодным и жаждущим раненым кому вина или пуншу, кому чаю или бульону. Сестры-хозяйки хранили всю провизию и должны были иметь всегда все нужное в готовности». В документах сохранились имена женщин, решившихся служить сестрами без позволения общин. Среди наиболее отличившихся назывались Агафья Карандаш и Даша Севастопольская (Д. Л. Михайлова).
   Весной 1854 года в Крым прибыл сводный отряд сестер Никольской общины и сердобольных вдов Москвы и Петербурга. Узнав о проекте отправки женщин на войну, чиновники военного ведомства яростно воспротивились: «Нельзя, разврат!», но разрешение выдали. Начиная с ноября 1854 года в Крыму работали 200 сестер Крестовоздвиженской общины. В отличие от чиновников, командование войсками приняло женщин с подобающим уважением, тем более их помощь требовалась как никогда. В Петербурге сестрам кричали «Ура!» и служили молебны. Москвичи их носили на руках; тульские купцы организовали им торжественный ужин; в Белгороде была устроена иллюминация. «От Перекопа усталые женщины тащились на волах и верблюдах, довольствовались сухим хлебом. А в Севастополе их встречали орудийный грохот, кровь ручьями, ядовитая вонь гангренозных бараков, изувеченные люди и великий Пирогов в облепленных грязью сапогах и солдатской шинелишке».
   Присутствие в палатах заразных больных во время эпидемии тифа для женщин означало риск заболеть самим. В госпиталях работали все, включая высокородных начальниц. Некоторые из них, например сестры Шперлинг, Аленина, Джановская и Эрберг, заразились и умерли от тифа. Дежурные или перевязывающие сестры оказывали помощь доктору во время операций: делали наркоз, следили за пульсом, прижимали сосуды при сильных кровотечениях. По отчетам, сестры Бакунина, Назимова и Шимкевич овладели хирургическими приемами настолько, что сами могли производить операции, получив на то разрешение.
   Должность аптекарши предусматривала хранение и распределение сильнодействующих средств — таких, как опиум, хлороформ, рвотный винный камень. В этой группе находились наиболее образованные сестры, способные понять латинские названия и запомнить действие лекарственных средств. Сестры-хозяйки занимались приготовлением еды. Их деятельность оценивалась особенно высоко во время перевода раненых из одного госпиталя в другой, потому что «второпях перевозки или вследствие злоупотреблений со стороны слуг иной больной легко мог бы остаться без обеда».
   Работа сестер общины и сердобольных вдов имела огромное значение в развитии сестринского дела России. В отчетах Пирогова говорилось о самоотверженности женщин, «утомленных ночными дежурствами, производством операций, перевязкою раненых. В течение многих дней сестры не знали другого спокойствия, кроме короткого сна на лавках и койках в дежурных комнатах, пробуждаемые лопанием бомб и воплем вновь приносимых раненых». Никто не отрицал, что даже облик прекрасной женщины, помогавшей страдальцу, утешал, снимал страх и вселял надежду на выздоровление.
   Деятельность сестер милосердия во время Крымской войны способствовала общественному признанию сестринского дела и выделению его в самостоятельную профессию. Датой рождения специальности «медицинская сестра» считается 1863 год, когда вышел приказ военного министра Д. А. Милютина о введении по договоренности с общиною постоянного сестринского ухода за больными в госпиталях. Согласно этому документу, сестрам, прослужившим в общине не менее 25 лет, назначалась государственная пенсия в размере 100 рублей. В 1894 году Кресто-воздвиженская община перешла в ведение Российского общества Красного Креста.

   В отсутствие общедоступной врачебной помощи россияне избавлялись от хворей народными методами, обращаясь к больничным докторам в самых тяжелых случаях. Стационары в виде небольших лечебниц и приютов различной направленности существовали только в крупных городах. Условия содержания во многих из них напоминали обстановку богоугодного заведения, описанного А. П. Чеховым в рассказе «Палата № 6»: «В палатах, коридорах и в больничном дворе тяжело было дышать от смрада. Больничные мужики, сиделки и их дети спали в палатах вместе с больными. Жаловались, что житья нет от тараканов, клопов и мышей. В хирургическом отделении не переводилась рожа. На всю больницу было только два скальпеля и ни одного термометра, в ванных держали картофель. Старый доктор занимался тайной продажей больничного спирта и завел себе из сиделок и больных женщин целый гарем…»
   Городские практикующие медики иногда отличались «богоугодными делами», оказывая бесплатные услуги, но это случалось довольно редко. Одним из таких самоотверженных врачей, свято соблюдавших клятву Гиппократа, был Матвей Яковлевич Мудров (1776–1831 годы). Декана медицинского факультета Московского университета признали лучшим терапевтом своего времени. Именно ему принадлежит знаменитое высказывание «Лечить не болезнь, а самого больного, его состав, его органы, его силы». Комплексный подход к лечению, знакомый врачам Античности и отвергнутый их потомками, возродили европейские клиницисты. В России подобный способ начали применять только в начале XIX века с легкой руки Матвея Мудрова.
   Особой заботой доктора являлись истории болезней, в которых фиксировались все подробности лечения «при постелях больных». Медицинские документы, собранные за 20 лет работы, составляли для профессора главное «богатство и ученую роскошь»: «Печатные книги везде можно найти, истории болезней — нигде. В 1812 году все книги мои остались на расхищение неприятелю, но сей архив был везде со мною».
    «В приемной у доктора». В. Маковский
 
   Мудров первым среди русских врачей ввел в практику перкуссию и аускультацию, впрочем не исключив привычного анамнеза. Собственные методики доктора изложены в сочинении «Слово о способе учить и учиться медицине практической, или деятельному врачебному искусству при постелях больных» (1820). Во время войны с французами профессор вместе с группой коллег из Московского университета работал хирургом полевого госпиталя в Нижнем Новгороде. Еще до начала военной кампании Мудров интересовался вопросами армейской санитарии, представив некоторые разработки в книге «Слово о пользе и предметах военной гигиены» (1809). Доктору принадлежат немалые заслуги в развитии медицинской деонтологии (от греч. deontos — «должное»). Собственно научный термин «деонтология» введен в 1834 году и употреблялся применительно к теории нравственности в целом. В работе «Слово о благочестии и нравственных качествах гиппократова врача» автор рассматривал более узкий круг вопросов, анализируя проблемы врачебной этики.
   Становление общественной медицины связано с политическими преобразованиями 1864 года, оставшимися в истории под названием «Земская реформа». Согласно «Положению о губернских и уездных земских учреждениях 1 января 1864 года», в России отменялось крепостное право и вводилось всесословное выборное местное самоуправление (земства) на уровне губерний и уездов. «Положение…» предусматривало создание земств в 34 губерниях страны. Реформа не распространялась на Сибирь, Архангельскую, Астраханскую и Оренбургскую губернии, а также на национальные окраины России (Прибалтику, Польшу, Кавказ, Казахстан, Среднюю Азию).
   Круг вопросов земства ограничивался хозяйственными делами определенного округа. Народные избранники занимались проблемами медицины, народного образования, сельского хозяйства, ветеринарной службы, устройством местных дорог. Даже с учетом реальных ограничений Земская реформа создала в государстве новый, в духе времени институт местного самоуправления, приобщив к общественной жизни крестьянство. Свободное развитие экономики способствовало развитию местного благоустройства, следовательно, повышению культурного уровня населения. «Положение от 1 января 1864 года» не предусматривало «попечение о народном здравии» как обязательную повинность. Неизбежность создания всенародной медицины продиктовала сама жизнь: страх перед эпидемиями, высокая смертность, как в городах, так и в деревнях, вопиющая антисанитария в кварталах ремесленников.
   К чести русской интеллигенции, в те времена относившейся к обеспеченным слоям населения, забота о бедняках была инициативой врачей, педагогов, владельцев местных предприятий. В рассказах А. П. Чехова представлен образ типичного земского деятеля — бескорыстного подвижника и знатока своего дела, ставший олицетворением лучших качеств русской интеллигенции. Типичный земский врач времени первых лет реформы сочетал в себе функции терапевта и психиатра, хирурга и зубоврачевателя, часто выступая меценатом или третейским судьей.
   Почетный член Петербургской АН русский писатель Антон Павлович Чехов (1860–1904 годы) был наиболее ярким представителем земской медицины, хотя большую часть жизни не занимался наукой профессионально. Во время обучения на медицинском факультете Московского университета сочинительская деятельность помогала студенту оплачивать лекции, постепенно став основным источником заработка. В 1884 году Чехов получил диплом и несколько лет работал уездным врачом.
   Умные, начитанные, скромные, всегда готовые оказать помощь главные герои его рассказов во многих чертах схожи с автором. В ряду колоритных персонажей особенно выделяется доктор Рагин из рассказа «Палата № 6», представлявшийся Чехову классическим примером земского врача. «Андрей Ефимыч работал очень даже усердно. Он принимал ежедневно с утра до обеда, делал операции и даже занимался акушерской практикой. Дамы говорили про него, что он внимателен и отлично угадывает болезни, особенно детские и женские. Он чрезвычайно любит ум и честность…Он дал обет никогда не повышать голоса и не употреблять повелительного наклонения». По мнению доктора Рагина, «врач должен оставить философию и педантически следовать правилам. Больным прежде всего нужны чистота и вентиляция, а не грязь; здоровая пища, а не щи из вонючей кислой капусты; и хорошие помощники, а не воры».
   Ранняя система земской медицинской помощи строилась на выездной основе. Доктор жил в городе, посвящая намеченные дни разъездам по окрестным деревням. После того как выяснилась неэффективность подобной практики, установился стационарный порядок. Выезжая по вызовам, врач постоянно находился в больнице на 15–20 коек, которая устраивалась в центре каждого из нескольких районов уезда. Такая система оказалась оптимальной, но все же определенные трудности существовали. Больницы отчасти финансировались из бюджета губернии, но значительную часть средств предоставляли благотворительные общества. Вследствие этого условия содержание больных во многом зависело от щедрости мецената. В крупных городах спонсоров было достаточно, с учетом большой популярности такого «богоугодного дела» как поддержка медицины. Вместе с тем в глухой провинции земские лечебницы влачили жалкое существование: «…в узком темном коридорчике сидят амбулаторные больные, ожидающие приемки. Мимо них, стуча сапогами по кирпичному полу, бегают мужики и сиделки, проходят тощие больные в халатах, проносят мертвецов и посуду с нечистотами, плачут дети, дует сквозной ветер» (А. П. Чехов).
    Премиальная медаль имени С. Ф. Тучемского
 
   Жители Вятки пользовались услугами замечательного хирурга Сильвестра Фёдоровича Тучемского (1800–1868 годы). Имея диплом выпускника Медико-хирургической академии, доктор служил старшим врачом больницы Воткинского завода. Одно время его пациентом был М. Е. Салтыков-Щедрин, автор известного афоризма «Очень уж много развелось в нашем царстве мужиков». Писатель находился в ссылке и в непривычных условиях заболел суставным ревматизмом. По его инициативе местная газета опубликовала статью о Тучемском, отозвавшись о докторе как об «одном из лучших деятелей в Вятском крае, которому своею жизнью и здоровьем обязано большое число народа разных званий». После смерти сына Сильвестра Фёдоровича, инженера Н. Тучемского, Медико-хирургическая академия получила 144 тысячи рублей. По завещанию, семейное состояние предназначалось для выдачи стипендий особо отличившимся студентам.
   Несмотря на трудности, общественная медицина в России развивалась быстрыми темпами. Земский врач, по словам Н. Склифосовского, «являлся основной фигурой государства». Сочувствуя судьбе своих пациентов, доктора земств добивались бесплатного медицинского обслуживания.
   В результате многолетних дебатов в нескольких губерниях земства взяли на себя врачебно-санитарные расходы, но полностью бесплатной медицина стала только при большевиках. Значительный вклад в становление земской медицины внесли известные врачи И. Моллесон, Е. Осипов, П. Кудрин, П. Кудрявцев, Ф. Эрисман, А. Воскресенский.
   Мировоззрение прославленного российского хирурга, действительного члена Академии медицинских наук Сергея Сергеевича Юдина (1891–1954 годы) сложилось под влиянием земской медицины. После окончания Московского университета, в 1915 году, молодой доктор был отправлен на Западный фронт. После трех лет работы военным хирургом заведовал отделением санатория «Захарьино», а с 1922 года возглавлял хирургическое отделение в больнице Серпухова. К этому времени относится начало научной деятельности, которая принесла русскому медику мировое признание.
   В числе работ серпуховского периода — монография «Спинно-мозговая анестезия» (1925), позже получившая премию имени Ф. Рейна. Исследования в области анестезии продолжались в Институте скорой помощи имени Н. В. Склифосовского, где Юдин трудился с 1928 года. Спустя 2 года он осуществил операцию по переливанию консервированной крови, таким образом решив многие проблемы лечения тяжелых травм. Выдающееся открытие доктора при его жизни осталось без внимания и было отмечено Ленинской премией только в 1962 году. Это событие стало возможным благодаря ученику Юдина, профессору Д. Арапову, и его операционной сестре М. Голиковой, несколько лет занимавшимся систематизацией наследия великого хирурга. На основании представленных сведений стало возможным опубликование книги «Посмертные произведения» (1962) в 5 томах.
    Портрет хирурга С. С. Юдина. М. Нестеров
 
   Прижизненную славу доктору принесли труды по восстановительной хирургии. С 1931 года Юдин руководил кафедрой неотложной хирурги Центрального института усовершенствования врачей. Будучи убежденным сторонником радикального лечения язвенной болезни, профессор доказал свою правоту в работе «Этюды желудочной хирургии». В качестве превосходного специалиста по оперированию брюшной полости он устранял непроходимость пищевода, возникавшую в результате ожога химическими веществами. Монография «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода» в 1948 году была удостоена Государственной премии.
   Русский профессор Юдин являлся почетным членом Хирургического общества имени Н. Пирогова; Королевского общества Великобритании; Хирургических обществ Парижа, Америки, Чехословакии, Каталонии. Труды по анестезиологии, хирургии желудка и пищевода, неотложной и военно-полевой хирургии заслужили признание в Сорбонне и Парижской академии наук, где автора удостоили звания почетного доктора.

   Формирование общественной медицины и органичного ее продолжения — науки гигиена — связано с бурным развитием экономики, происходившим в мире на рубеже XVIII–XIX веков. Появление огромного количества промышленных предприятий требовало столь же большого числа тружеников. Меркантильная заинтересованность в увеличении числа работников возымела положительное следствие для медицины. Ввиду высокой смертности населения фабрикант был вынужден заботиться о здоровье людей, дабы не истощился запас рабочей силы. Первыми шагами в этой области стал учет числа работающих и контроль уровня их смертности. В Англии с 1527 года подобные мероприятия осуществлялись посредством bills of mortaliti (бюллетеней смертности), еженедельно выходивших в Лондоне.
   Научный анализ списков погибших в результате повальных болезней, природных катаклизмов, военных конфликтов, производственных травм, профессиональных заболеваний положил начало науке под названием «демографическая статистика». В наименовании сочинения англичанина Джона Граунта выражено основное содержание работы по обобщению данных о смертности за 1603–1653 годы — «Естественные и политические наблюдения над записями умерших по отношению к управлению, религии, профессии, росту населения, воздуху, болезням города Лондона» (1662).
   Спустя полвека постижением тайны профессиональных заболеваний занялся профессор Падуанского университета Бернардино Рамаццини (1633–1714). Не гнушаясь посещать самые неприглядные места — такие, как ремесленные мастерские, — доктор добывал сведения о характере заболеваний работающих в них людей. Исследования были представлены в фундаментальном труде «О болезнях ремесленников». Позже книга выходила на многих европейских языках и выдержала более 20 изданий. «В разных местностях существуют разные ремесла и в связи с ними возникают разные болезни. В мастерских ремесленников, чьим трудом, тягостным и грязным, создается множество благ, я постарался добыть сведения о том, как предупредить заболевания, которыми ремесленники обычно страдают, и как их лечить». Слова Рамаццини ясно выражают суть будущей науки — профессиональной патологии и гигиены труда, начавшей развиваться в кварталах итальянских ремесленников.
   В современном понимании гигиена (от греч. hygieinos — «здоровый») является областью медицины, изучающей влияние условий жизни и труда на здоровье человека. Наука предусматривает разработку мероприятий по предупреждению заболеваний, обеспечению оптимальных бытовых условий, сохранению здоровья и продлению человеческого рода. Гигиеной интересовались медики Эллады и Древнего Рима. Гиппократ размышлял по поводу высокой заболеваемости отдельных личностей и жителей определенных районов, изложив свои мысли в трактатах «О здоровом образе жизни» и «О воздухах, водах и местностях». В Англии XVI века гигиена лишь возродилась в новом качестве. В экономически отсталой России учет и контроль над населением был связан не с трудящимися, а с военнослужащими. Обеспокоенный недостаточной пополняемостью армии Пётр I приказал каждому священнику вести по приходу «книги записные», куда надлежало записывать всех новорожденных с указанием даты рождения и имен родителей. Дополнительные списки велись по младенцам, умершим до крещения. Книги обновлялись через 4 месяца и представлялись в Синод. Наследники императора статистикой заниматься не пожелали, но дело Петра I добровольно продолжил промышленник В. Н. Татищев (1686–1750 годы). К 1724 году он подготовил вопросник, включавший в себя 198 пунктов, затронув вопросы об эпидемиях и средствах борьбы с ними.
   Второй, более удобный вариант предыдущего бюллетеня, состоящий из 30 вопросов, предложил М. Ломоносов. Для великого ученого обращение к статистке не было случайностью. Помимо химии, физики, пиитики и астрономии, академик Ломоносов интересовался «размножением и сохранением российского народа», уведомив о том своего друга и спонсора, генерал-адъютанта Ивана Ивановича Шувалова (1727–1797 годы). Официальное письмо к нему вошло в творческое наследие ученого ввиду многозначительного содержания и красивой литературной формы. «Если в России на каждый год будет рожденных полмиллиона, — писал Ломоносов, — из коих в три года умрет половина или еще, по здешнему небрежению, и больше, так что на всякий год достанется по сто тысяч младенцев не свыше трех лет. Не стоит ли труда и попечения нашего, чтобы десятую долю, то есть 10 тысяч, удобными способами сохранить в жизни?»
   В письме перечислялись основные «беды российские»: недоступность аптек, плохая организация родовспоможения, обычай крестин с купанием детей в холодной воде, обжорство и пьянство во время великих праздников. Не ограничиваясь констатацией фактов, автор послания наметил некоторые мероприятия по исправлению столь бедственного положения соотечественников. Помимо обучения повивальных бабок, организации карантинов, основания богаделен и домов воспитания, Ломоносов просил Шувалова обратить внимание на обеспечение более приемлемых условий труда. Прогрессивные мысли великого ученого нашли продолжение в работах С. Зыбелина, Н. Максимовича-Амбодика, а также в трудах П. Пелехина — профессора судебной медицины и медицинской полиции в Петербургской медико-хирургической академии.
    «Скорая помощь». Д. Свешников
 
   Начало формирования научной гигиены относится ко времени деятельности русского врача И. Л. Данилевского. Мысли о государственном участии в санитарно-гигиеническом воспитании народа высказаны в его диссертации на тему «Государственная власть есть самый лучший доктор» (1784). Более узко этот вопрос поставлен в докладе «О медицинской полиции в России». Автор речи, профессор Московского университета Ф. Ф. Керестури, видел «лучшего доктора» в репрессивном аппарате страны. Более реалистичным вариантом спасения нации представляются идеи декабристов, опубликованные в одном из выпусков «Русской правды» за 1823 год:
   — лечение бедноты за волостной счет;
   — организация больниц и аптек;
   — обеспечение медикаментами войска;
   — искоренение благотворительности как основного и единственного средства решения проблемы сохранения народного здоровья.
   Многие из вопросов, поставленных декабристами, пытался решить основоположник русской гигиены, доктор медицины Алексей Петрович Доброславин (1842–1889 годы). В качестве руководителя кафедры гигиены в Петербургской медико-хирургической академии профессор занимался аналитической работой, представив ее результаты в сочинениях «Гигиена. Курс общественного здравоохранения» (1884) и «Курс военной гигиены» (1887). Эти труды стали первыми в России учебниками по научной гигиене. Практическим вкладом в санитарное дело государства стали мероприятия по благоустройству столицы. Доброславину принадлежит заслуга в создании Русского общества охранения народного здравия; по его инициативе начал выходить популярный журнал «Здоровье», редактором которого доктор оставался в течение 10 лет.
   В то время как профессор Доброславин боролся за чистоту в столице, порядок на московских улицах устанавливал Гульдрейх Фридрих Эрисман (1842–1915 годы). Основоположник научной школы гигиены искренне любил Россию, хотя родился и большую часть жизни провел в Швейцарии. Масштаб его деятельности в области общественной медицины можно представить по классическим трудам и руководствам по всем основным разделам гигиены. Приехав в Москву, Эрисман несколько лет готовил себя к будущей деятельности, изучая санитарное состояние улиц, школ, больниц, жилых зданий и городских учреждений. В 1872–1874 годах он проходил стажировку в лаборатории знаменитых немецких гигиенистов Макса Петтенкофера и Карла Фойта.
   В 1877–1878 годах Эрисман принимал участие в русско-турецкой войне. Начиная с 1879 года по приглашению Московского земства ученый разрабатывал программу, направленную на снижение роста заболеваемости рабочих фабрик и заводов губернии. Работа, рассчитанная на 6 лет, предполагала глубокое изучение 1080 промышленных предприятий и опрос 114 тысяч сотрудников. Эрисману помогали только два его сотрудника. Результаты уникальной санитарно-гигиенической акции представлены в «Материалах по исследованию фабрик и заводов Московской губернии» (1890). В Европе эта работа считалась образцом фабрично-заводской статистики.
   С 1882 года Эрисман, уже получив звание профессора, руководил кафедрой гигиены Московского университета. Поле деятельности ученого не ограничивалось стенами учебного заведения. По его рекомендациям была реконструирована городская канализация, очищены подвалы многих домов, проведены гигиенические мероприятия в школах и медицинских учреждениях. В 1891 году Эрисман организовал и возглавил первую санитарно-эпидемиологическую станцию, впоследствии получившую его имя. Сеченов высоко оценивал работу Эрисмана, назвав ее «надлежащим устройством санитарной части в России». Среди учеников профессора наиболее известен Григорий Витальевич Хлопин (1863–1929 годы), по примеру наставника всю свою жизнь посвятивший гигиене. Его многочисленные работы посвящены проблемам водоснабжения и канализации, условиям труда в горной промышленности и гигиене умственного труда.
   При участии сотрудников кафедры гигиены на территории университета началось строительство Гигиенического корпуса и был создан проект устройства московской канализации. Знаменитый гигиенист лично руководил сооружением Рублевского водопровода. В 1896 году «крайне левые взгляды» Эрисмана вызвали недовольство ректората. Положение усугубилось после его выступления в поддержку излишне свободолюбиво настроенных студентов. Вскоре профессора лишили кафедры, а затем уволили из университета. Не имея возможности заниматься наукой, в том же году Эрисман вернулся в Швейцарию.

   Являясь одной из сфер хирургии, зубоврачевание вплоть до XVII века не касалось общей медицины, следовательно, не контролировалось государством. Знахари, бабки-костоправы, затем лекари Московии сводили лечение к устранению боли и вырыванию пораженного зуба. Некоторая систематизация старинных методик относится к 1810 году, когда законное право на зубоврачебную практику получали лица, имевшие диплом зубного лекаря. Начиная с 1829 года такими правами пользовались женщины-лекари.
   Следующим этапом развития российской стоматологии (от греч. stomatos — «рот») стал закон 1838 года, согласно которому французским словом «дантист» могли называться специалисты, успешно сдавшие экзамен медицинского факультета. Только они получали право на частную практику. Все же стоматологи продолжали работать полулегально, и лишь в начале XX века по ходатайству Петербургской академии запрещалась подготовка дантистов путем стажировки у зубного врача. В качестве медицинской специальности зубоврачевание утвердилось после многих научных разработок. Например, к 1836 году нашли широкое применение методики изготовления золотых коронок, пломбирования зубов серебряной амальгамой. Немного позже ученые предложили мышьяковистую кислоту для некротизации пульпы. Все же наиболее важным шагом в развитии стоматологии стало изобретение бормашины.
   В конце XIX столетия произошли события, оказавшие огромное влияние на развитие зубоврачевания как медицинской дисциплины. После длительных дебатов о необходимости превращения зубоврачевания в специальность, которой можно овладеть, получив высшее образование, медики решились на активные действия. По инициативе профессора В. И. Важинского в 1881 году открылась первая в России зубоврачебная школа в Петербурге. Спустя 11 лет подобное учреждение было организовано в Москве. Школу возглавил доктор И. М. Коварский.
   Заключительным этапом борьбы за признание явилось учреждение приват-доцентуры по одонтологии (от греч. odontos — «зуб») при хирургической клинике Московского университета. Это знаменательное событие произошло в 1885 году. Курс зубных болезней возглавил известный врач Н. Н. Знаменский. Понимая необходимость глубокого изучения зубных болезней на медицинских факультетах, Н. В. Склифосовский проводил по этой теме многолетние научные исследования, став основателем теории и практики лечения кариеса, причем, в эпидемиологическом аспекте. Ученый установил связь разрушения зубов с местом проживания. По его словам, более высокая заболеваемость кариесом у жителей больших городов. Именно Склифосовский первым высказал мысль о необходимости проведения санации полости рта в качестве профилактики болезней зубов.
    Нагрудный знак зубного врача
 
   С 1892 года приват-доцентура по одонтологии действовала при Военно-медицинской академии, а немного позже — на Высших женских курсах в столице. Руководитель Петербургской кафедры зубных болезней Александр Карлович Лимберг (1856–1906 годы) являлся первым в России профессором стоматологии. Его диссертация по одонтологии затрагивала тему профилактики и терапии костоеды зубов. Лимберг подал идею плановой санации рта школьников и предпринял немалые усилия для ее осуществления. Официальное утверждение рассуждений доктора состоялось на I Всероссийском одонтологическом съезде, состоявшемся в Нижнем Новгороде в 1896 году. Участники съезда, помимо чтения научных докладов, обсуждали проблему подготовки зубоврачебных кадров и решили ходатайствовать к правительству о запрещении подготовки специалистов посредством ученичества.
   В 1883 году в столице начало действовать первое в стране научное Общество дантистов. Через 2 года все желающие могли обсуждать наболевшие вопросы в печатном органе общества — журнале «Зубоврачебный вестник». Его появление позволило объединиться дантистам провинциальных российских городов. В 1889 году Московским одонтологическим обществом был учрежден собственный печатный орган, журнал под названием «Одонтологическое обозрение».
   В начале XX столетия пришло время решить вопрос о подготовке зубоврачевателей в университетах. После знаменитого XI Пироговского съезда (1910) правительство наконец приняло решение об учреждении на всех медицинских факультетах независимых кафедр одонтологии с клиниками и лабораториями. Однако реально система начала действовать только в ноябре 1918 года, уже при большевиках, постановивших передать зубоврачебное образование медицинским факультетам университетов. Создание зубоврачебного отдела и назначение главы в лице Пауля Дауге (1869–1946 годы) совпало с учреждением Народного комиссариата здравоохранения. Ученый и врач Павел Георгиевич Дауге до работы в России руководил латышскими большевиками. Его деятельность в российской медицине ознаменована созданием Института стоматологии и одонтологии в 1928 году.
   Помимо активной работы по организации кафедр на медицинских факультетах страны, в первые годы советской власти создавались научно-исследовательские учреждения. Институт общественного зубоврачевания в Петербурге был основан в 1919 году. Начиная с 1922 года в Киеве принимал студентов Одонтологический институт. Главное учебное заведение зубоврачебного профиля находилось в Москве. Созданный в 1927 году Государственный институт зубоврачевания затем переименовали в Государственный институт стоматологии и одонтологии, а затем в Московский медицинский стоматологический институт. Открытый в 1928 году Одесский научно-исследовательский институт стоматологии оказался первым научно-исследовательским заведением в России.
   Перед началом Великой Отечественной войны в стране уже действовала четкая система подготовки зубных врачей. В 1935 году работало 11 стоматологических институтов. С трудом начатые реформы не позволила завершить война. Только с 1946 года наблюдалось постепенное увеличение числа институтов, решивших взять на себя обучение дантистов. Особенностью этого этапа развития стало прикрепление стоматологических факультетов ко многим медицинским вузам страны, но срок обучения на них увеличивался с 4 до 5 лет. Уже в предвоенные годы определилось три направления: терапевтическая, хирургическая и ортопедическая стоматология. В 1963 году зубоврачебная помощь дошла до детей. В Московском медицинском институте открылась кафедра детской стоматологии, а позже — кафедра физиотерапии. Помимо лечения, в программе курса стоматологии была предусмотрена новая дисциплина: профилактика заболеваний зубов.

   История русской медицины свидетельствует о бережном отношении к прошлому каждого прославленного представителя этой своеобразной науки. Отечественные медики сумели создать новую медицину в государстве, где веками отвергались самые ее основы — анатомия и хирургия, где в почете были иностранные доктора, хотя среди них имелось немало специалистов, искренне отдававших себя служению русским людям. Публицист Илья Эренбург, преклонявшийся перед личностью Пирогова, считал своего кумира примером гуманности медика.
   По словам А. Чехова, «профессия врача — это подвиг. Она требует самоотвержения, чистоты души и чистоты помыслов. Не всякий способен на это». Знаменитые врачи, вошедшие в историю отечественной науки, всей своей жизнью показывали, каким должен быть истинный медик. В поисках способов борьбы с чумой Данила Самойлович ставил опыты на себе. Илья Ильич Мечников вводил себе кровь больного возвратным тифом, интересуясь ее возвратным началом. Матвей Мудров погиб от холеры, работая в зараженном Петербурге. Достоин уважения австриец Хаас, посвятивший свою жизнь русским каторжанам.
   Необычайно высокий уровень требований, которые предъявляли к себе известные русские доктора, можно представить по событию 1886 года, когда профессор С. Коломнин застрелился, ощутив свою вину в смерти пациентки. Взгляд на профессию врача неотделим от понимания того, насколько она сложна, сколько душевных и физических сил требует от медика его работа. «Ни одна специальность не приносит порой столь мрачных переживаний, как врачебная», — говорил Чехов.
   По статистике конца XIX века, список профессий, определявших наибольшее число самоубийств, возглавляли врачи. Среди погибших до 35 лет один из десяти докторов совершал суицид. Медицина требует полной самоотдачи. В соответствии с клятвой Гиппократа благородная специальность медика не дает права отказывать в помощи никому и ни при каких обстоятельствах. В мемуарах каждого известного русского врача непременно содержатся мысли о назначении своей профессии. При удивительном разнообразии суждений все же отмечается общее направление этой темы. Все они счастливы радостью выздоровевшего больного, оставляя себе тяжкий труд, бессонные ночи и слабую надежду на благодарность потомков.

   Невозможно назвать даже приблизительное число операций, произведенных великим хирургом Николаем Ивановичем Пироговым (1810–1881 годы). По документам Крымской войны, число ампутаций, извлечений пуль и резекций, лечения сложных переломов составляло около 10 тысяч, из них на долю Пирогова выходило не менее половины. Знаменитый российский медик, анатом, педагог и общественный деятель, «отец военно-полевой хирургии», член-корреспондент Петербургской АН, профессор Дерптского университета… Многочисленные титулы и высокопарные слова не являлись значимыми для человека, более всего гордившегося благодарностью спасенных им людей, раненых, которым он смог облегчить страдания на операционном столе полевого лазарета.
   Завершив начальное образование в частном пансионе Кряжева, предназначенном для «детей благородного звания», 14-летний Николай Пирогов поступил в Московский университет. Вопреки традиции он не слишком лестно отзывался о своей alma mater, отмечая бесполезность теоретического преподавания. «Об упражнениях в операции над трупами не могло быть и речи, — записано в дневнике доктора, — хорош бы я был лекарь с моим дипломом, давшим мне право на жизнь и на смерть, не видав ни разу тифозного больного, не держа ланцета в руках». Уже в начале учебы способный студент отдавал предпочтение хирургии, хотя занимался у известного терапевта М. Мудрова. Оперативное лечение стало доступно в 1822 году во вновь открытом Профессорском институте Дерпта (ныне Тарту), куда Пирогов был направлен за казенный счет в числе «двадцати прирожденных россиян».
    Н. И. Пирогов
 
   В 1831 году Пирогов защитил докторскую диссертацию и получил степень доктора медицины, представив работу «Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством».
   Имея прекрасную подготовку по анатомии и хирургии, в 1833 году доктор был командирован за границу, где проходил стажировку в Геттингене и Берлине у лучших немецких медиков Б. Лангенбека, К. фон Грефе, Ф. Шлемма, И. Диффенбаха. В 1835 году вернулся в Россию, но обещанная ему кафедра уже была занята, поэтому пришлось возвратиться в Дерпт. Однако Николай Иванович задержался в Петербурге и 6 месяцев преподавал хирургию в морге Обуховской больницы. Сопровождая лекции показом на трупах, он произвел более 100 операций, поражая своим искусством слушателей из числа именитых столичных врачей.
   В Дерпте, помимо преподавания, приема больных, руководства несколькими клиниками и амбулаториями, Пирогов написал множество трудов, заслужив известность после опубликования книги «Анналы хирургической клиники». Частная практика того времени заключалась в регулярных поездках по городам Прибалтики. О прибытии врача местные жители заранее извещались пастором, оттого на прием собиралась почти вся округа. Переломным моментом в карьере Пирогова стало создание знаменитого труда «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций», а также монографии «О перерезке ахиллесова сухожилия».
   В 1838 году дерптского профессора ожидал Париж, где состоялось знакомство с французскими хирургами Вельпо, Ру, Лисфранком и Амюсса. Через 3 года Пирогова перевели в Петербургскую медико-хирургическую академию, предварительно объявив профессором госпитальной хирургии и прикладной анатомии. Вскоре после его приезда в столицу им совместно с К. Бэром и К. Зейдлицем был разработан проект анатомического института, открывшегося в 1846 году.
   За то время, пока Пирогов руководил хирургической клиникой, она обрела репутацию высшей школы. Этому немало способствовали высокий авторитет профессора, его педагогические способности, огромное число и разнообразие инструментов, виртуозная техника проведения операций. За 15 лет работы в Петербурге доктор провел более 12 тысяч вскрытий, неукоснительно следуя правилу Лангенбека: «Нож должен быть смычком в руке настоящего хирурга». Каждая аутопсия сопровождалась подробным отчетом.
   Николай Иванович работал по вечерам в морге Обуховской больницы, в душном подвале при свечах оттачивая метод «ледяной анатомии». Здесь были начаты эксперименты по эфирному наркозу, получившему распространение в России благодаря инициативе сотрудников анатомического института. Идея распиливания замороженных трупов принадлежала И. Буяльско-му, но Пирогов впервые осуществил тотальное распиливание, разделив тело на тонкие (10–15 мм) пластины в трех плоскостях. Результат этой титанической работы представлен в трудах «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела с рисунками (анатомия описательно-физиологическая и хирургическая)» (1848) и «Топографическая анатомия по распилам через замороженные трупы» в 4 томах (1859). Оба сочинения удостоились Демидовской премии Петербургской академии наук. В руководстве «Клиническая хирургия» автор описал гипсовую повязку и оригинальную методику проведения операции на стопе, позже получившую название «пироговская».
   С 1854 года начался героический период жизни хирурга, отмеченный трудовыми подвигами в Севастопольском госпитале. Посвятив почти год больным и раненым, столичный профессор сумел наладить до того почти не существовавший порядок в полевых стационарах русской армии. В течение всего пребывания в Крыму Пирогов вел дневник, где не только тщательно зафиксировал каждое событие, но и отразил размышления по поводу организации медицинской помощи. Фронтовые записки доктора являются ценными историческими документами, имеющими огромное значение как в научном, так и в литературном аспекте.
   По прибытии на место службы Пирогов застал ужасающую картину: «На кроватях лежали немногие раненые, большая часть на нарах. Матрацы пропитаны гноем, кровью и остаются по 4–5 дней под больными по недостатку белья и соломы». В тесных помещениях севастопольских лазаретов с особой силой проявилось определенное ранее понятие миазмов, которые представляли собой болезнетворные испарения, негативно воздействовавшие на человеческий организм. Доктор выявил органическое происхождение миазмов, обратив внимание на их способность размножаться в переполненных госпиталях: «Стена, граничащая с нужным местом, легко пропитывается жижею от нечистот и испарением своим вредит ранам. Раны у больных, лежащих рядом с таким местом, непременно портились. Свежие раны оперированных быстро портились даже тогда, как скоро их клали в залы, находящиеся рядом с коридором, из которого пахло нужным местом. Все средства, которые придумывали для отнятия запаха из нужников в лазаретах, редко удавались. Очищение воздуха постоянною тягою скорее распространяло запах по всему зданию, чем заглушало его».
   Колоссальным достижением русской хирургии в Крыму стало применение наркоза. Благодаря хлороформу раненые избежали нечеловеческих мук, какие терпели их предшественники. Пирогов не проводил без наркоза ни одну операцию: «солдаты настолько широко доверяли этому средству, что не соглашались на операции без сонных капель».
   Тщательно выверенный ритм действий персонала по требованию главного доктора предусматривал разделение врачей на группы, одновременно работавшие в общей операционной. У стола обычно находились 3 врача и 2 солдата. Один медик следил за пульсом во время подачи хлороформа, второй прижимал артерию, а третий проводил операцию, пока солдаты держали больного. Сам Пирогов завершал ампутацию отпиливанием кости и передавал пациента на перевязку сосудов, переходя к другому столу и тотчас начиная другую ампутацию. По статистике профессора, в таком порядке оперировалось более 300 раненых в сутки. На перевязочных пунктах в качестве антисептиков использовались хлорная вода, ляпис, спирт, йод, различные смолы, деготь, уксус. Здесь Пирогов впервые употребил йодную настойку для обработки операционного поля.
   В Крымский период была применена знаменитая иммобилизующая повязка, положившая начало сберегательному консервативному лечению. Идея использовать гипс для лечения переломов пришла еще в Петербурге, но эмпирическое доказательство эффективности новой методики стало возможным только в полевых условиях русско-турецкой кампании. Бинты и полоски холста, намоченные гипсовым раствором, высыхали за несколько минут, обеспечивая быстрое заживление без нагноения и других осложнений. «Я могу сказать к чести русской хирургии, — утверждал Пирогов, — что в Крымскую войну мы несравненно более употребляли сберегательное лечение в повреждениях локтевого сустава, чем наши неприятели, и гораздо более, чем во все другие европейские войны».
   В последние годы жизни Пирогов писал короткие мемуары, опубликованные после его смерти в виде сборника под названием «Вопросы жизни; дневник старого врача». Здесь великий хирург предстал перед читателем в образе высокоразвитого, истинно культурного человека, считавшего малодушием обходить неприятные темы. Летом 1881 года доктор диагностировал у себя рак слизистой оболочки рта. В ноябре того же года он скончался в родовом имении Вишня Подольской губернии. Российские медики почтили память своего великого коллеги созданием хирургического общества и организацией Пироговских съездов.

   По словам А. Пушкина, «следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная». Не менее интересным занятием представляется изучение личности великого медика, тем более если таковым впервые в России назвали Сергея Петровича Боткина (1832–1889 годы). Знаменитый терапевт, основатель клиники внутренних болезней как научной дисциплины родился в Москве, в семье потомственных торговцев чаем. По европейской моде мальчик воспитывался в пансионе, где получил хорошее начальное образование.
   В доме Боткиных на Маросейке собирались известные литераторы, философы, врачи, составлявшие тесный круг лучших представителей русской интеллигенции. Под влиянием одного из друзей семьи, поэта Н. Станкевича, младший Боткин решил поступить в Московский университет. На медицинском факультете он оказался случайно, вынужденно избрав его в 1850 году после неудачных попыток поступить на философское отделение. Однако медицина неожиданно заинтересовала юного студента, проявившего немалые способности, аналитическое мышление и врожденный талант исследователя. Окончание университета совпало с началом Севастопольской кампании, и «лекарь с отличием» не замедлил отправиться в Крым, где около года трудился в Бахчисарайском лазарете великой княгини Елены Павловны под руководством Н. Пирогова.
   После окончания военных действий Боткин получил отличные рекомендации Пирогова и уехал за границу. Несколько лет, проведенных в лучших клиниках Парижа (Клод-Бернара) и Берлина (Траубе и Вирхова), позволили приобрести неоценимый опыт в области патологоанатомии и лечении внутренних заболеваний. К самым ранним работам медика относятся статьи «Застой, образовавшийся в кровеносных сосудах брыжейки лягушки от действия средних солей» (1853) и «Количественное определение белка и сахара в моче посредством поляризационного аппарата» (1858). Избрав темой диссертации процессы пищеварения, Боткин получил звание доктора медицины и хвалебные отзывы по поводу работы «О всасывании жира в кишках» (1860). В том же году его пригласили занять место помощника профессора Шипулинского, руководившего кафедрой терапии Петербургской медико-хирургической академии. Через несколько месяцев способный адъюнкт был назначен ординарным профессором терапевтической клиники баронета Вилье.
   После тягот Крымской войны общественная жизнь российской столицы испытывала необычайный подъем. Новые веяния не могли не коснуться медицины. С одобрения ректората Боткин старался придать работе клиники европейское направление, в частности ввел новейший метод исследования, так называемый клинический разбор больных. В его основе лежит отношение к болезни как к явлению, затрагивающему не какой-либо отдельный участок, а весь организм в целом. По мнению профессора, целостность человеческого организма определяется нервной системой.
   Порядок клинического разбора предусматривал выявление хода заболевания с последовательным и подробным описанием симптоматики. Диагноз ставился после анализа всех признаков недуга в совокупности, что позволяло назначить правильное лечение. В 1867 году вышел в свет учебник «Курс клиники внутренних болезней», где были затронуты вопросы, рассмотренные ранее в работах «Предварительное сообщение об эпидемии возвратной горячки в Петербурге» (1864) и «К этиологии возвратной горячки в Петербурге» (1865). К проблеме эпидемий Боткин вернулся в сочинении «Предварительное сообщение по поводу эпидемии холеры» (1871).
   Обращая особое внимание на посмертное подтверждение диагноза, Боткин настаивал на обязательном вскрытии после каждого случая смерти в клинике. Благодаря обоснованной прогностике, при аутопсии диагноз всегда подтверждался. Известность Боткина в качестве превосходного диагноста определилась еще в 1862 году, когда 30-летний доктор сумел установить тромбоз воротной вены у живого человека. Коллеги назвали это событие «жемчужиной диагностики молодого Боткина». В соответствии с принципом доктора, диагностика подобна гипотезе, которая подтверждается или опровергается течением болезни. Главным условием использования этой гипотезы является… критическое отношение к ней, то есть точное знание того, что есть факт, а что — лишь предположение. По меткому выражению К. Бернара, наука представляет собой кладбище гипотез, погибших после отбрасывания очередного варианта. Таким же образом рождался диагноз Боткина, вменившего себе в обязанность перебирать все возможные варианты.
   «Мне знаком товарищ Боткин, он желтуху изобрел», — пел когда-то Владимир Высоцкий. Шутка популярного певца, разумеется, не утверждает изобретение гепатита. Профессор лишь высказал предположение об инфекционной природе катаральной желтухи и оказался прав. «Болезнь не есть нечто особенное, самостоятельное, — утверждал Боткин, — она представляет обычные явления жизни при условиях, невыгодных организму, который или умирает, или в силу своей приспособляемости восстанавливает равновесие, достигая более или менее полного выздоровления, или же остается больным. Только в этом случае сохраняет способность передать болезнь или расположение к ней своему потомству, что обусловливает наследственность болезней».
   Согласно восточной мудрости, «тот не мастер, кто не оставил после себя учеников». Помощь способному человеку в творческих начинаниях всегда ценилась наравне с научными открытиями. Постепенно вокруг профессора сформировался круг наиболее преданных учеников, впоследствии продолживших дело наставника на кафедрах частной патологии и терапии в различных университетах России. Его врачебные обходы привлекали докторов не только Петербурга, но и других городов России.
   С 1873 года Боткин носил почетный титул лейб-медика; тогда же он возглавил Общество русских врачей в Петербурге. Весьма плодотворная деятельность в общественных учреждениях определила его назначение гласным городской думы. Новые обязанности предусматривали участие в санитарных и больничных комиссиях. По его рекомендациям в городе значительно улучшилось содержание больниц. Заботами Сергея Петровича началось переустройство лечебницы общины Святого Георгия и Александровской барачной больницы, впоследствии названной его именем. Обратив внимание на систему оказания врачебной помощи неимущему населению столицы, Боткин настоял на создании института думских врачей, успешно действовавшего вплоть до 1917 года. Сбор сведений, касавшихся городских богаделен, проходил также по инициативе профессора и был предпринят с целью подготовки материала для изучения проблем геронтологии. Обобщение результатов этого исследования сделано уже после смерти Боткина в работе А. Кадьяна «Население Петербургских градских богаделен».
   Великий ученый С. Боткин являлся членом Венской академии наук, состоял во многих заграничных ученых обществах, был членом-корреспондентом общества внутренней медицины в Берлине и почетным членом почти всех российских университетов и научных обществ.
   В 1886 году по указу правительства начала работу комиссия по вопросу об оздоровлении России. В качестве председателя комиссии Боткин организовал сбор данных по санитарному состоянию государства. Он был одним из немногих университетских профессоров, сочувственно относившихся к вопросу о женском образовании. После смерти ученого женским врачебным курсам предназначались 20 тысяч рублей из его личного капитала.
   Последние дни Боткин провел на французском курорте Ментон, где скончался 12 декабря 1889 года от болезни печени, осложнившейся сердечным приступом. Все учреждения, в которых работал профессор, старались по-своему увековечить память знаменитого коллеги. Глава городской думы назвал именем Боткина Александровскую барачную больницу и несколько начальных школ, а также распорядился выставить портреты ученого во всех городских больницах и богадельнях. Общество русских врачей учредило фонд для устройства «Боткинского дома призрения для неимущих врачей, их вдов и сирот». Кроме того, была переименована «Еженедельная клиническая газета», получив название «Больничная газета Боткина». Благодарные пациентки собрали средства на стипендию имени Боткина с условием ее выдачи в одном из высших учебных заведений для женщин. В память 25-летного юбилея великого медика Общество русских врачей образовало фонд для выдачи премии за лучшие труды по терапии.

   Каждому современному хирургу знакомо понятие «русский замок», предложенное знаменитым российский медиком Николаем Васильевичем Склифосовским (1836–1904 годы). Оригинальный метод остеопластики под неофициальным названием «замок Склифосовского», представляющий собой прочное соединение костей, стал одной из многих операций, названных именем знаменитого российского хирурга. Окончив курс медицинского факультета Московского университета в 1859 году, доктор принял на себя обязанности заведующего хирургическим отделением городской больницы в Одессе. Спустя 4 года в Харькове он защитил диссертацию, представив работу на тему «О кровяной околоматочной опухоли».
   Получив степень доктора медицины, в 1866–1867 годах Склифосовский несколько лет стажировался в Европе, стараясь приобрести знания по всем известным отраслям оперативной медицины. В Берлине представилась возможность ассистировать Рудольфу Вирхову, возглавлявшему Патологоанатомический институт. Затем последовала практика в хирургической клинике профессора Б. Лангенбека. Премудрости военно-полевой хирургии молодой русский врач постигал в прусской армии (1866), работая на перевязочных пунктах и в лазарете. После нескольких месяцев обучения в акушерской клинике Джеймса Янга Симпсона в Шотландии Склифосовский приехал во Францию, где изучил методику проведения операций в клиниках Кломарта и Нелатона.
   По возвращении в Россию Склифосовский отразил впечатления от зарубежной поездки в серии работ, касавшихся хирургии брюшной полости, асептики и антисептики. В начале 1870 года он был приглашен на кафедру хирургии Киевского университета, но вскоре перешел на кафедру хирургии и патологии Петербургской медико-хирургической академии. С началом Франко-прусской войны 1870–1871 годов Склифосовский вновь отправился на фронт для работы в полевых госпиталях. После завершения военной кампании совмещал клиническую деятельность с преподаванием. К этому времени относятся его многочисленные сочинения из области пластической хирургии: «Резекция обеих челюстей» (1873), «Оперативное лечение неподвижности коленного сочленения» (1873), «Вырезывание зоба», «Сосочковое новообразование яичника» (1876).
    Медико-хирургическая академия в Санкт-Петербурге. XIX век
 
   Военная практика Склифосовского продолжилась на фронтах русско-турецкой войны 1877–1878 годов, когда он взял на себя организацию военных лазаретов российского Красного Креста в Черногории и на берегах Дуная. Длительная работа в полевых условиях позволила хирургу собрать обширный материал для создания трудов по военной медицине и военно-санитарному делу. Самыми известными из них являются «Перевозка раненых на войне» и «Наше госпитальное дело на войне». В последнем сочинении, наряду с прогрессом санитарного дела, отмечен вред двойственной политики правительства, негативно отразившейся на организации медицинской помощи раненым.
   Период деятельности Склифосовского совпал с началом эры асептики и антисептики не только в российской, но и во всей мировой медицине. Методика надежного обеззараживания открыла новые возможности для неотложной хирургии, которой профессор посвятил всю свою жизнь. Достижениями отечественной оперативной медицины того времени стали операции по ушиванию прободной язвы желудка и двенадцатиперстной кишки, эффективное лечение кишечной непроходимости и обширных ран брюшной полости. В 1884 году сначала в Германии и Англии, а затем в России была произведена первая аппендэктомия (удаление аппендикса), в настоящее время являющаяся одной из самых простых хирургических процедур. До Склифосовского воспаление аппендикса лечилось консервативно или посредством вскрытия гнойников.
   В 1880 году доктор стал руководителем кафедры хирургической клиники Московского университета. При его непосредственном участии проходило строительство Клинического городка на Девичьем поле. В 1893 году великие заслуги хирурга были отмечены приглашением возглавить Клинический институт великой княгини Елены Павловны. В это время Склифосовский продолжал проводить операции и делиться опытом, публикуя статьи в различных изданиях. Творческое наследие Склифосовского составляет более 70 работ по хирургии. Ему принадлежит инициатива в создании журнала «Летопись русской хирургии», работа над которым велась совместно с профессором Н. А. Вельяминовым.

   Пока Илья Ильич Мечников (1845–1916 годы) занимался зоологией, его жизнь проходила спокойно и размеренно. Однако все изменилось с увлечением фагоцитной теорией, когда ученому пришлось сломать укоренившиеся традиции. Возражения, насмешки, непонимание друзей, коллег и близких — конфликт с миром продолжался долгие 25 лет, пока наконец не была установлена истина. Не все знали, сколько сил потребовала эта борьба, сколько бессонных ночей над микроскопом провел ученый, обдумывая постановку нового эксперимента, сколько тяжких и радостных волнений приносила ему очередная победа.
   Украинские дворяне Мечниковы вели свою родословную от молдавских бояр Спафариев. Один из представителей древнего рода служил мечником, оставив потомкам память в виде фамилии, произошедшей от названия должности. Детство ученого прошло в родовом имении Панасовка, хотя родители постоянно жили в Петербурге. На лоне неописуемой природы Харьковского края у мальчика впервые появился интерес к естественным наукам, укрепившийся под влиянием старшего брата Льва, учившегося тогда на медицинском факультете. Благодаря урокам брата Илья поступил сразу во 2-й класс Харьковской гимназии, окончив ее с золотой медалью в 1862 году. Еще в школьные годы он слушал лекции по сравнительной анатомии и физиологии в Харьковском университете, а дома рассматривал растения под микроскопом, читал книги по естествознанию, предпочитая популярных в то время авторов: физиолога Я. Молешотта, вульгарного материалиста Л. Бюхнера и антропологиста Л. Фейербаха. Окончив гимназию, Мечников решил продолжить образование в одном из немецких университетов, но вскоре вернулся в Россию, поступив на естественное отделение физико-математического факультета университета в Харькове. Из неудачного путешествия в Европу юноша привез сочинения Ч. Дарвина, оказавшие влияние на формирование его материалистических воззрений.
    И. И. Мечников
 
   Изучив четырехлетний университетский курс за два года, молодой ученый уехал за границу, начав работу над диссертацией на пустынном острове Гельголанд в Северном море. Успешно завершив исследования по выявлению искомой группы червей, Мечников устроился в лабораторию профессора Гисенского университета Р. Лейкарта. Изучение чередования поколений у паразитических нематод (круглые черви) стало возможным благодаря государственной стипендии, полученной хлопотами Н. Пирогова. Создание основ эволюционной эмбриологии потребовало переезда в Неаполь, где родилось доказательство единства происхождения всех групп животных.
   После возвращения в Россию в 1867 году Мечников защитил диссертацию на степень магистра, представив жюри Петербургского университета сочинение на тему эмбрионального развития беспозвоночных. В ходе опытов с ресничными червями (планариями) был обнаружен феномен внутриклеточного пищеварения. За обобщением результатов эксперимента в 1867 году последовала премия от Петербургской академии наук, избрание доцентом Новороссийского университета, приват-доцентура Петербургского университета и долгожданная защита докторской диссертации, осуществленная в 1868 году. Новороссийский период (1870–1882 годы) для Мечникова стал самым сложным этапом в личной жизни. В 1873 году от туберкулеза умерла первая супруга, а ученый едва не покончил собой. Усложнились отношения с коллегами, с начальством и даже со студентами. Постоянные конфликты сделали невозможным дальнейшее его пребывание на кафедре, и в 1882 году Мечников покинул университет.
   Однако, несмотря на трудности, ученый продолжал плодотворно работать, сделав множество полезных открытий. В итоге исследования механизма массового размножения насекомых-вредителей в Одесской и Киевской губерниях впервые в России нашел применение биологический метод защиты растений. В соответствии с идеей ученого, насекомые погибали, зараженные патогенным грибком хлебного жука (кузьки) и свекловичного долгоносика.
   Фагоцитарная теория иммунитета родилась осенью 1882 года в Мессине. «До этого зоолог — я сразу сделался патологом», — публично заявил ученый, посвятив дальнейшие годы доказательству и развитию своей теории. В 1886 году Мечников возглавил Одесскую бактериологическую станцию, основанную с целью получения вакцин и прививок против бешенства и для борьбы с саранчой. Здесь ученый нашел поддержку коллег и учеников, впоследствии ставших известными микробиологами. Вместе с ним в Одессе работали Д. Заболотный, Л. Тарасевич, Н. Гамалея. Исследования проходили успешно, но тем не менее вновь возник конфликт с местными властями. Потеряв надежду обрести спокойствие в отечестве, Мечников отказался от руководства станцией, а в 1887 году уехал в Германию. Через несколько месяцев, приняв приглашение Луи Пастера, обосновался в Париже и начал работу в собственной лаборатории знаменитого Пастеровского института.
   За 28 лет сотрудничества с Пастером русский профессор добился больших успехов в науке и всеобщего признания. По иронии судьбы только теперь его работу отметили на родине: наряду с принятием во многие академии и научные общества, в 1902 году Мечникова объявили почетным членом Петербургской АН. В 1908 году совместно с П. Эрлихом он получил Нобелевскую премию за труды по иммунитету. Кроме того, в пастеровский период был создан цикл работ по эпидемиологии холеры, чумы, брюшного тифа, туберкулеза.
   Изучая появления детской холеры, Илья Ильич объяснял заражение младенцев, ограниченных в пище одним материнским молоком, присутствием заразного начала — протеуса, не действующего на взрослых. Заметив, насколько легко инфекцию распространяют мухи, перенося ее на детские предметы, доктор советовал соблюдать «чистоту, особенно тщательную вокруг грудного ребенка».
   Последние годы жизни ученого отмечены созданием «теории ортобиоза, то есть правильной жизни, основанной на изучении человеческой природы и на установлении средств к исправлению ее дисгармоний». На основании микробиологических исследований, Мечников утверждал, что современный ему человек может жить не менее 100 лет. Смерть до этого возраста является следствием болезни, появляющейся как результат негативного воздействия микробов кишечной флоры, отравляющих организм своими токсинами. Старость, по его мнению, излечивается, подобно любому заболеванию, с помощью определенных лекарственных средств.
   Начиная с 1912 года профессор занимался изучением кишечной флоры, сравнивая общепринятые пищевые режимы. Эксперименты проводились на крысах с учетом их всеядности и наибольшей приближенности к человеку. Крыс, разделенных на 3 группы, кормили мясной, растительной и смешанной пищей. Наиболее благоприятными для желудка животного оказались овощи и фрукты, содержащие много сахара: морковь, финики, репа, свекла. Мясная пища, как оказалось, более ядовита, а смешанный режим почти не дал результатов.
   Во время отдыха в Северной Франции резкий морской ветер неблагоприятно действовал на сердце Ильи Ильича, и он решил обосноваться подальше от моря, избрав живописное селение Ей. Здесь был составлен сборник из ранних статей на философские темы, объединенные «общей мыслью и направленные к установлению рационального миропонимания». В них отражено развитие мысли автора, активно искавшего подход не только к «рациональному пониманию жизни, но и к решению столь полного противоречиями вопроса смерти». По содержанию статей сборника прослеживался постепенный переход настроения Мечникова от пессимизма молодости к оптимизму зрелых лет. Первые очерки касались «дисгармонии человеческой природы и отсутствия прочных моральных устоев». Заключительная часть книги посвящена долголетию — извечной мечте каждого обитателя планеты, недостижимого и оттого притягательного явления, которое Мечников рассматривал как нечто совершенно естественное и доступное человеку.
   К сожалению, ученому не удалось проникнуть в тайны продления жизни. Волнения, связанные с Первой мировой войны, отразились на его здоровье. Обострившееся заболевание сердца стало причиной смерти ученого, покинувшего мир на 71-м году жизни. В соответствии с завещанием Мечникова урна с его прахом хранится в библиотеке Пастеровского института.

   Поразительным фактом последних лет жизни академика Павлова является внимание, которым он пользовался у большевиков. Ученый жил и работал, окруженный всенародной любовью. В его ведении находилось несколько институтов, неврологическая и психическая клиники. Все научные учреждения были оснащены новейшим оборудованием; постоянно увеличивался штат; неограниченными тиражами издавались его работы. Помимо колоссальных средств из бюджета, ежемесячно отпускались существенные суммы для расходов на личное усмотрение.
   В царское время о подобной заботе Павлов не мог и мечтать. Изучение биографии этого гениального человека опровергает несправедливые обвинения о том, что высоким положением он обязан материалистической основе своего учения, якобы служившего опорой для атеизма. Тем, кто близко знал Павлова, более справедливыми представляются слова английского ученого Джона Баркрофта: «По мере того как культура отбрасывает сверхъестественное, она начинает все более и более считать человека наивысшим предметом человеческого познания, а природу его умственной деятельности и ее плоды — предметами наивысшей фазы науки о человеке».
   Иван Петрович Павлов (1849–1936 годы) происходил из семьи бедного священника одного из захудалых приходов Рязани. По словам ученого, родители приучали его к невзыскательной жизни, но предоставили возможность получить высшее образование. Вследствие тяжелой травмы мальчик несколько лет не посещал школу, хотя уже знал азбуку. В это время он подолгу жил в Троицком монастыре, пользуясь расположением настоятеля. Чистый воздух, хорошее питание, гимнастические занятия быстро вернули здоровье. К осени 1860 года Иван достаточно окреп, чтобы поступить в Рязанское духовное училище сразу во второй класс. Через 4 года он был принят в духовную семинарию, видимо избрав религию по настоянию родителей, так как дети священников получали в семинариях существенные льготы. Усердно штудируя Библейские заповеди, на досуге изучал труды мыслителей-шестидесятников, но особенно увлекался сочинениями Сеченова, в частности монографией «Рефлексы головного мозга».
    Портрет И. П. Павлова. М. Нестеров
 
   После окончания шестого класса Иван неожиданно отказался от духовной карьеры, объявив о намерении поступить в университет. В 1870 году бывший семинарист приехал в Петербург и подал прошение о принятии на естественное отделение физико-математического факультета. Однако неважное знание точных наук ограничивало выбор юридическими дисциплинами, но Павлов изучал право только 17 дней. По особому позволению ректора его перевели на естественное отделение физико-математического факультета. Первый год обучения был крайне тяжелым из-за отсутствия средств. Не имея денег на оплату учебы, юноша подал прошение об освобождении от оплаты лекций и вновь получил согласие ректора.
   Начиная со второго курса благотворительность уже не требовалась. Павлову назначили обычную стипендию 180 рублей, а спустя год успехи в учебе были отмечены императорской стипендией, составлявшей огромную сумму в 300 рублей ежегодно. Сын рязанского священника учился весьма успешно, чем привлекал к себе внимание профессоров. «Это было время блестящего состояния факультета, — позже записал ученый в дневнике, — нас учили профессора с огромным научным авторитетом и выдающимся лекторским талантом». На естественном отделении физико-математического факультета преподавали действительно выдающиеся личности своего времени: химики Д. Менделеев и А. Бутлеров, ботаник И. Бородин и физиолог Ф. Овсянников. Физиология привлекла молодого человека на третьем курсе. Выбор в пользу бурно развивающейся науки был сделан под влиянием профессора И. Ф. Циона, ученика знаменитого немецкого физиолога К. Людвига. Талантливый ученый, экспериментатор, прекрасный лектор увлекал слушателей «мастерски простым изложением самых сложных физиологических вопросов и его поистине артистической способностью ставить опыты».
   Будучи юным, восторженным студентом, Павлов не мог разобраться в противоречивой личности Циона. Обладая немалыми достоинствами ученого, преподаватель отличался скверным характером и крайне реакционными взглядами. Последнее сыграло решающую роль в его разрыве с научным миром. Даже получив рекомендацию Сеченова, предложившего молодому коллеге возглавить кафедру физиологии Медико-хирургической академии, Цион не смог удержаться от резкой критики прогрессивных теорий знаменитого физиолога. Подчиненные были недовольны его личными качествами: непомерным тщеславием, карьеризмом, тягой к деньгам. Высокомерное отношение к коллегам и пренебрежение к обязанностям позже послужило причиной серьезных конфликтов. В результате Цион вынужденно покинул сначала академию, а затем уехал из России. Тем не менее Павлов всю жизнь с теплотой вспоминал об учителе, выражая благодарность человеку, которому обязан свой страстью к науке.
   Начало исследовательской деятельности Ивана Павлова относится к университетским годам. Студентом четвертого курса он занимался изучением нервной системы лягушки под руководством Ф. В. Овсянникова. Совместно с Ционом изучал влияние гортанных нервов на кровообращение. В 1873 году совместно с однокурсником В. Великим выполнил первую научную работу, представив ее членам Петербургского общества естествоиспытателей. После успешной защиты юноша регулярно посещал заседания общества, общаясь с прославленными учеными Сеченовым, Овсянниковым, Тархановым.
   Научная работа на тему физиологии нервов поджелудочной железы, которой также руководил Цион, была удостоена золотой медали университета. В 1875 году 26-летний студент закончил учебу, получил ученую степень кандидата естественных наук и приглашение Циона занять должность ассистента кафедры в Медико-хирургической академии. Не оставляя работы, Павлов поступил на третий курс академии «не с целью сделаться врачом, а с тем, чтобы впоследствии, имея степень доктора медицины, иметь право возглавить кафедру физиологии».
   После ухода учителя Павлов тоже покинул кафедру, лишив себя места научной работы и хорошего жалованья. Однако уже через несколько месяцев он работал ассистентом профессора К. Устимовича на кафедре физиологии ветеринарного отделения Медико-хирургической академии. Новый руководитель некогда учился у К. Людвига, получив солидное физиологическое образование. В академии имелась отличная лаборатория, сотрудники которой занимались изучением физиологии кровообращения и выделительной функции почек. В период с 1876 по 1878 год Павлов самостоятельно проводил исследования, впервые применив свой метод изучения функций организма. Молодой ученый измерял давление крови у собак, не усыпляя их наркозом и даже не привязывая к столу. Именно здесь разработана и реализована методика вживления конца хронической фистулы мочеточников в покров живота. Поездка в Бреславль летом 1877 года положила начало многолетней дружбе с известным физиологом Р. Гейденгайном. Научная работа отнимала у Павлова много сил и времени, потому выпускные экзамены в академии он сдал с опозданием, но все же в декабре 1879 года получил долгожданное звание лекаря.
   «Первое дело — полная самостоятельность и затем возможность вполне отдаться лабораторному делу», — писал Павлов в 1886 году, заняв должность руководителя физиологической лаборатории. Новое место научных исследований находилось в ветхом деревянном доме, ранее служившем дворницкой или баней. Вначале не доставало оборудования, не хватало денег на покупку животных, на выплату жалованья сотрудникам. Несмотря на материальные трудности, ученый считал тот период весьма плодотворным, с особенной благодарностью вспоминая поддержку С. П. Боткина, предоставившего лабораторию и ненавязчиво выступавшего его руководителем. «Идея и осуществление принадлежат только мне, — записано в начале 1883 года, — но я был окружен клиническими идеями профессора Боткина и признаю плодотворное влияние его глубокого и широкого, часто опережающего экспериментальные данные нервизма». Здесь совершились многие значительные открытия Павлова, в частности выявления центробежных нервов сердца.
   Летом 1884 года Павлов отправился в Германию для работы в лабораториях Р. Гейденгайна (в Бреславле) и К. Людвига (в Лейпциге). В течение двух лет Павлов совершенствовал свои познания в физиологии кровообращения и пищеварения. Зарубежная поездка вселила в ученого новые идеи и доказала его мастерство экспериментатора. По возвращении в отечество он приступил к работе в Военно-медицинской академии. К тому же времени относится создание новых способов изготовления сердечно-легочного препарата, иначе — изоляции сердца и легких от общего круга кровообращения. В апреле 1889 года Павлов принял участие в конкурсе на должность руководителя кафедры физиологии Петербургского университета. Однако комиссия отвела его кандидатуру, посчитав более достойным Н. Е. Введенского. Профессор тяжело переживал, но этот неуспех был непоследним. Тотчас после избрания его на должность профессора физиологии Томского университета вновь последовал отвод: министр просвещения не утвердил его кандидатуру.
   В апреле 1890 года ученого все же назначили профессором кафедры фармакологии в Томском университете, а вскоре пришло уведомление из Варшавы, где также было дано профессорское звание. Однако Павлов никуда не поехал, удовлетворенный местом профессора кафедры фармакологии в Военно-медицинской академии, которого ожидал в течение 5 лет. Важным событием в творческой жизни доктора явилось начало работы в Институте экспериментальной медицины, где знаменитому физиологу пришлось провести все оставшиеся годы. Здесь были созданы все фундаментальные труды по физиологии главных пищеварительных желез, в 1904 году отмеченные Нобелевской премией. В собственном институте сделано открытие в области условных рефлексов, прославившее автора и всю отечественную науку.
   В 1901 году Павлов выступал в качестве члена-корреспондента Петербургской АН, а через 6 лет его избрали действительным членом. Тем не менее положение научных учреждений, руководимых Павловым, оставалось крайне тяжелым в отношении финансирования. Он неоднократно обращался к меценатам, к различным обществам, призывал, умолял, просил хотя бы о частичной поддержке лабораторий, и деньги выдавались. Благодаря субсидии московского промышленника К. Леденцова началось строительство знаменитой «Башни молчания». Так называлась лаборатория для изучения условно-рефлекторной деятельности у собак. Беды ученого закончились после Октябрьского переворота, когда отношение к Павлову и его научной работе неожиданно переменилось.
   В специальном постановлении, подписанном Лениным, отмечались «исключительные научные заслуги академика Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира». Согласно этому документу, особой комиссии поручалось «в кратчайший срок создать наиболее благоприятные условия для обеспечения научной работы академика Павлова и его сотрудников».
   Наиболее благоприятные условия заключались в быстром завершении устройства «Башни молчания», в реорганизации физиологической лаборатории бывшей Петербургской АН, переименованной в Физиологический институт Академии наук СССР, позже названный именем Павлова. Более того, к 80-летнему юбилею в местечке Колтуши под Петербургом открылся научный городок, ставший единственным в мире учреждением подобного рода и неофициально прозванный «столицей условных рефлексов».

   Подобно европейцам, русские считали душевные болезни наказанием Господа, но к умалишенным относились с почтением. Если на Западе безумных жгли на кострах или заковывали в цепи, то в России дурачки, блаженные, убогие объявлялись святыми. Их жалели и кормили, к ним внимательно прислушивались, отождествляя бессвязный лепет с речью самого Бога. В XIX веке из уличных бесноватых сформировалось движение юродства Христа ради, представители которого намеренно избирали сумасшествие с тем, чтобы свободно проповедовать истину. Особо «разговорившихся», а также буйных помещали в приюты при монастырях. Позже возникли так называемые дома смирения — прообраз психиатрических клиник, где сумасшествие уже пытались лечить.
   В медицинских архивах остались любопытные документы о пациенте московской Преображенской больницы И. Я. Корейша. История болезни этого человека является одним из немногих подробно описанных случаев содержания юродивого Христа ради в психиатрической лечебнице. В документе его заболевание по латыни записано как mania occupotio mentis in libro, что дословно означало «помешательство на почве чрезмерного увлечения чтением священных книг». Сама же болезнь определена медицинским термином dementia (деменция) — «слабоумие».
   В 1950 — 1970-х годах психиатрические клиники были организованы в Петербургской медико-хирургической академии, в Московском и Казанском университетах. На их основе сформировались школы русской психиатрии, возглавляемые знаменитыми медиками С. С. Корсаковым, А. У. Фрезе, И. П. Мержеевским, В. П. Сербским, П. Б. Ганнушкиным, Н. Н. Баженовым. Огромную роль в развитии психиатрической помощи сыграла земская медицина и ее представители, врачи-подвижники В. И. Яковенко, П. П. Кащенко, Л. А. Прозоров. В 1861 году в Петербурге начало работу первое научное общество медиков для помешанных. С 1887 года проблемы психиатрии обсуждались на Пироговских съездах.
   В 1857 году психиатрией серьезно занялся профессор Медико-хирургической академии Иван Михайлович Балинский (1827–1902 годы), основатель петербургской школы психиатров. Начало деятельности Балинского совпало с датой рождения Владимира Михайловича Бехтерева (1857–1927 годы), великого русского невролога, психиатра и психолога, основателя научной школы. Создатель фундаментальных трудов по физиологии и анатомии, патологии нервной системы и социальной психологии, Бехтерев одним из первых медиков исследовал личность на основе комплексного изучения мозга физиологическими, анатомическими и психологическими методами с применением гипноза.
   Владимир Михайлович родился в селе Сорали Вятской губернии. Окончив гимназию, приехал в столицу, где сразу поступил в Медико-хирургическую академию, хотя не особо интересовался медициной. Студентом третьего курса принимал участие в болгарской военной кампании. Получив диплом, Бехтерев приступил к работе в области нейрофизиологии, стремясь постичь тайну деятельности головного мозга. Успешно пройдя испытания, молодой доктор отправился в заграничную командировку. Ко времени этой поездки он успел написать и опубликовать более 50 работ.
   Первым местом пребывания Бехтерева в Европе стал Лейпциг, в частности психиатрическая колония профессора Флексинга, призывавшего своих учеников не подходить к больным без глубокого знания физиологии. Практическая психиатрия постигалась Бехтеревым в Сальпетриере, под руководством знаменитого Жана Мартена Шарко. Здесь русский практикант сумел обрести первые навыки лечения гипнозом, впрочем скоро убедившись в ошибочности методики учителя. Будучи адептом физиологической школы психиатрии, Шарко утверждал, что гипноз является болезнью, чаще всего связанной с последствием нервного потрясения или шока. По его теории, состояние гипноза есть ненормальное состояние мозга, иначе — искусственно вызванная истерия.
    В. М. Бехтерев
 
   После Парижа Бехтерев занял вакантное место заведующего кафедрой психиатрии в Казанском университете, с неохотой покинув обустроенные лаборатории Петербурга. Однако 8 лет, проведенные в Казани, оказались самым плодотворный период его деятельности. Наряду с преподаванием, общественной работой, выпуском специализированного журнала «Неврологический вестник», ученый создал уникальную энциклопедию «Основы учения о функциях мозга» в 7 томах. Книга представляла собой обобщение всех известных в медицинском мире идей о «невризме», но автор заменил устаревший термин новым — «неврология», обозначив им широкий круг знаний о нервной системе. В 1893 году Бехтерев получил предложение переехать в столицу: на кафедре нервных и душевных болезней Военно-медицинской академии освободилась должность руководителя, добровольно оставленная И. Мержеевским.
   До того как Владимир Михайлович занял место главного психиатра России, нервные болезни лечили преимущественно медики, занимавшиеся частной практикой. Основание первой нервной клиники стало целиком заслугой Бехтерева. Ученый взял на себя организацию работ по созданию проекта, следил за постройкой, доставал строительные материалы, медикаменты, занимался кадрами. Основным методом лечения в новой клинике была трудотерапия. Больные работали на огородах, шили, мастерили, клеили коробочки, исцеляя душевные недуги в спокойной обстановке под присмотром профессиональных психиатров и доброжелательного персонала.
   В начале 1897 года Бехтерев возглавил кафедру психиатрии Женского медицинского института, а в декабре произнес эпохальную речь на тему общественной психологии. Его доклад вышел отдельным изданием, впоследствии дополнявшимся новыми идеями. Говоря о гипнозе, доктор видел главный метод психотерапии во внушении, то есть в целенаправленном словесном воздействии на психику больного, проводившемся с лечебной целью. Внушение, по его мнению, является давлением, которое оказывает врач на больного посредством слов, интонации, мимики и действий. Внушение есть «всякое производимое на психику впечатление», попадающее в мозг помимо сознательного контроля, причем оно может производиться как в глубоком гипнотическом сне, так и в состоянии бодрствования. В книге «Внушение и его роль в общественной жизни» Бехтерев наделил внушаемость мощными лечебными свойствами и негативной стороной, выражавшейся в организации массовых помешательств.
   Будучи практикующим медиком, Владимир Михайлович считал своей главной заботой здоровье пациентов, а их у него было немало. Все новейшие достижения в области анатомии нервной системы и управляющих связей мозга немедленно испытывались в клинике. Бехтерев обрел мировую славу именно как невропатолог, описав такие явления, как истеричный смех и плач при некоторых повреждениях мозга, фантомные ощущения в утраченной части тела (чаще всего в ампутированной конечности), а также случаи внезапных временных оцепенений, когда больному вдруг перестает повиноваться тело. Одна из болезней, вызываемая поражением позвоночника, получила его имя.
   Доктор впервые представил клиническое описание тяжелой болезни суставов, впоследствии названной его именем. Хроническое воспалительное заболевание со сложным названием «анкилозирующий спондилоартрит», по словам медика, характеризовалось «одеревенелостью позвоночника с искривлением». Причины этой болезни не выяснены до сих пор, но известно, что она поражает суставы и отдельные часть позвоночника, приводя к ограничению движения и, как следствие, к ухудшению осанки. В результате больной изгибается либо вперед, по оригинальному выражению Бехтерева, принимая «позу просителя», либо назад, обретая «осанку гордеца». Вследствие атрофии мышц спины несчастный передвигается, широко расставив ноги и качая головой. Доктор рекомендовал пациентам выполнять специальный комплекс упражнений, способный замедлить воспалительный процесс.
   В феврале 1908 года по инициативе Бехтерева открылись учебные курсы Психоневрологического института. Клиники и лаборатории нового института стали единственной в России высшей школой, где господствовало только одно научное направление — познание человека в норме и патологии. Последующие годы ученый посвятил изучению раннего периода развития человека на основе анализа уже имевшихся исследований и рисунков своей дочери Марии. Мысли об особенностях детской психики отражены в сочинении «Первоначальная эволюция детского рисунка в объективном изучении». Последней, самой фантастической идеей Бехтерева стала организация Института мозга с музеем нервной системы. Своеобразный «пантеон мозга» был учрежден уже после его смерти, и первым экспонатом музея оказался мозг его создателя. Великий русский психиатр умер в Москве 24 декабря 1927 года после одного из гипнотических сеансов, проводимых с целью лечения алкоголизма.

   Несмотря на высокий уровень медицины и усилия врачей, болезни непонятной природы продолжают уносить миллионы человеческих жизней. Настоящей трагедией современного общества стали онкологические заболевания. В европейских странах, по статистике смертности, они занимают второе место после сердечно-сосудистых. Доказано, что рак чаще поражает пожилых людей. Судя по тому, как растет заболеваемость, можно связать это явление со старением населения и ухудшением экологии. Около шести миллионов человек на планете ежегодно погибают от злокачественной опухоли. В 1996 году от различных ее форм скончалось 225 тысяч москвичей. В конце 1970-х годов на планете «появился» СПИД, подобно пожару охватив почти все континенты. За короткое время ВИЧ-инфекция стала проблемой № 1 для Всемирной организации здравоохранения, оттеснив на второе место рак и сердечно-сосудистые заболевания. По данным ВОЗ, на конец 1994 года на планете зарегистрировано 17 миллионов ВИЧ-инфицированных, причем 66 процентов из них проживает в Африке (примерно 11 миллионов человек). В Южной и Юго-Восточной Азии таких людей насчитывается около 3 миллионов. В Австралии и прилегающих к ней странах зарегистрировано только 12 тысяч инфицированных. Следовательно, с учетом неравномерности распространения вируса СПИД можно утверждать, что заболевание имеет характер пандемии. Кроме того, неравномерна частота выявления вируса среди разных слоев населения. Например, среди гомосексуалистов она составляет около 90 процентов, наркоманов — 13–20 процентов. Однако через бисексуалов, наркоманов и проституток происходит переход эпидемии на гетеросексуальную часть населения.
   Алкоголизм заинтересовал психиатров еще в XVIII веке, хотя спиртное и одурманивающие вещества употреблялись с незапамятных времен. В каменном веке хмельные напитки применялись во время проведения религиозных обрядов и ритуальных церемоний. Позже люди начали предаваться возлияниям просто для удовольствия, не представляя, что вредят своему организму и губят потомство. Регулярное изучение алкоголизма, начатое еще Гиппократом, позволило сформулировать представления о злоупотреблении алкоголем как о болезни.
   В число глобальных проблем прошлого столетия входит наркомания. Целые регионы мира — такие, как Колумбия, Афганистан, страны Золотого треугольника, — являются центрами международной наркомафии. Российскими органами внутренних дел в 1997 году выявлено 848 подпольных лабораторий, в которых производились известные наркотики и шла работа над созданием новых одурманивающих препаратов. В области борьбы с наркотиками наибольшего успеха добились США — за последнее десятилетие количество американцев, употребляющих наркотики, сократилось вдвое.

   Студент медицинского факультета Пражского университета Ганс Селье (1907–1982 годы) однажды обратил внимание на то, что почти все инфекционные заболевания начинаются одинаково: слабость, апатия, боли в суставах, отсутствие аппетита. Симптоматика изменяется гораздо позже, когда болезнь полностью захватывает организм. Полезные наблюдения молодого человека остались без внимания вследствие консерватизма преподавателей. В то время врачи ставили диагноз по признакам, свойственным данному заболеванию, не стараясь сравнивать их с характеристиками прочих недугов.
   Проблема единства и различия симптомов вновь возникла 10 лет спустя, когда Селье работал в Канаде, занимаясь исследовательской работой в лаборатории университета Мак-Гилл. В ходе экспериментов над животными ученый заметил единую реакцию организма на действие всевозможных химических веществ. Он назвал эту реакцию «общий адаптационный синдром» или, сокращенно, «стресс». Организм человека может реагировать на любое, внешнее или внутреннее, изменение: на смену температуры; травмы; инфекции; избыточные нагрузки, как физические, так и умственные; нервное напряжение. В результате многолетних наблюдений Ганс Селье понял, что стресс представляет собой глобальное биологическое явление, присущее всему живому. Его испытывают одноклеточные микроорганизмы, растения, животные, люди; следовательно, стресс — это сама жизнь, а старость является итогом всех стрессов, которым подвергается организм в течение жизни.
   В число факторов, вызывающих физиологическую реакцию организма (стрессоров), входят не только негативные явления. Стресс наступает от приема лекарства, от обычной пищи, от прослушивания музыки, шума дождя, от вдыхания аромата цветка или запаха удушливой гари. Выводы Селье были опубликованы в 1936 году и вновь остались без ответа, хотя имели чрезвычайно важное практическое значение. По мнению ученого, человек не может избежать стресса, но способен избрать для себя оптимальную жизненную стратегию, которая определит положительное воздействие стресса. Являясь элементом жизнедеятельности, он необходим человеку, поскольку поддерживает тонус нервной системы и мышц, укрепляет иммунную систему, повышая жизненную стойкость всего организма.
   По мнению Селье, воздействие стресса нужно рассматривать с двух сторон. Его позитивное влияние является следствием положительных эмоций, физической активности, посильного и приятного труда. Противоположное действие стресса возникает при эмоциональном и физическом перенапряжении. Как оказалось, здоровье человека напрямую зависит от его трудовой деятельности. Удовлетворение от сложной и напряженной работы намного полезнее, чем ощущение неверно избранного дела. Организм человека, как правило, не выдерживает постоянного чувства тревоги, страха, борьбы с собственной личностью или бытовыми неурядицами. «Стресс рухнувшей надежды, — предупреждал канадский биохимик, — со значительно большей вероятностью, чем стресс от чрезмерной мышечной работы, приводит к болезни».
   Исследования Ганса Селье приобрели особую актуальность в последние десятилетия XX века. Ускоренный ритм современной жизни и удивительная в комфортных условиях нашего времени, борьба за существование определили стремительный рост числа сердечно-сосудистых заболеваний. Потери человечества от ишемической болезни сердца, стенокардии, инфаркта миокарда, атеросклероза сравнимы с печальной статистикой мировых войн. Болезни сердца стали основной причиной смертности в экономически развитых государствах. В начале столетия сердечно-сосудистые заболевания встречались преимущественно у пожилых людей. Сегодня инфаркт миокарда и стенокардию ошибочно называют бичом цивилизации, не принимая во внимание привычки, противоречащие биологической природе человека.
   Инфаркт миокарда начали изучать еще в конце XIX века. Первые попытки систематизировать наблюдения за работой сердца предприняли зарубежные ученые К. Кнофф в 1878 году и У. Ослер в 1892 году. Российский терапевт Владимир Михайлович Керниг (1840–1917 годы), главный врач Обуховской больницы в Санкт-Петербурге, описал околосердечное воспаление после тяжелых приступов стенокардии и дал объяснение механизму развития болезни, положив начало учению об инфаркте миокарда. Активное изучение этого тяжелого сердечного заболевания началось с работ В. П. Образцова (1851–1920 годы), давшего описание клиники инфаркта миокарда совместно с украинским терапевтом Н. Д. Стражеско (1876–1952 годы). Одновременно с ними в США над проблемой природы заболевания работал профессор Херик.
   Основным признаком инфаркта миокарда является нарастающая, резкая боль в груди, причем не исчезающая после прекращения физической нагрузки и приема нитроглицерина. Боль часто сопровождается слабостью, тошнотой, нарушениями сердечного ритма. В течение приступа, продолжающегося от 30 минут до нескольких часов, больной испытывает панический страх смерти. Факторы риска инфаркта миокарда применимы ко всем сердечно-сосудистым заболеваниям: нервное перенапряжение, отрицательные эмоции, жирная пища вкупе с гиподинамией.
   Инфаркт миокарда — опасная болезнь, угрожающая жизни человека. Ее лечение требует индивидуального подхода и проводится соответственно с состоянием пациента и спецификой хода болезни. Вероятность смерти в значительной степени определяется осложнениями, которые возникают в первые часы и дни болезни: недостаточностью кровообращения и нарушением сердечного ритма. Самым тяжелым осложнением считается кардиогенный шок, сопровождающийся изменением артериального давления. У больного наблюдается влажность и охлаждение кожи; заторможенность, спутанность рассудка, наступающая после беспокойства и возбуждения. Кардиогенный шок развивается в 10–15 процентах случаев обширного инфаркта. Согласно статистике, около 70 процентов больных погибают от инфаркта в первые 6 часов приступа. Поэтому жизнь пациента зависит от того, как быстро он получит высококвалифицированную врачебную помощь. Несмотря на существенный прогресс в области диагностики и лечения инфаркта миокарда, это грозное заболевание до настоящего времени продолжает сохранять первые позиции в списках смертности населения развитых стран.
    Нагрудный знак «Отличнику здравоохранения»
 
   В большинстве случаев причиной необратимых процессов при инфаркте является длительная ишемия миокарда. Именно так медики называют кислородное голодание, связанное с резким ограничением кровоснабжения. Таким образом, инфаркт миокарда является следствием ишемической болезни сердца — сердечно-сосудистого заболевания, связанного с изменением функционирования этого органа.
   Клинику ишемической болезни сердца впервые представил английский врач Геберден еще в 1768 году. Если в спокойном XVIII столетии эта болезнь являлась редкостью, то сейчас ее распространение можно называть пандемией. Доказано, что опасность заболевания увеличивается с возрастом. Особенно рискуют мужчины, достигшие 50 лет, однако отмечается тенденция к «омолаживанию» этого заболевания. Чаще всего ишемия настигает тех, кто предпочитает высококалорийную, богатую холестерином и насыщенную жирными кислотами пищу. Сильно рискуют люди, имеющие избыточный вес; представители «сидячих» профессий; курильщики; гипертоники и лица, подверженные истерии.
   Ишемия начинается с болей в груди, отражающихся в левую руку, плечо, под лопатку. В то же время она может довольно долго протекать без симптомов, когда тяжело больной человек чувствует себя нормально. При сильной и длительной ишемии происходит разрушение участка сердечной мышцы, то есть имеет место инфаркт миокарда.
   В основе развития ишемии лежит сужение коронарных сосудов, происходящее за счет появления на их внутренней поверхности атеросклеротических бляшек (коронарный атеросклероз). Терапевтическое восстановление коронарного кровотока эффективно лишь после кратковременной ишемии. Кислородное голодание, продолжающееся более 20 минут, приводит к необратимым нарушениям. Сосудорасширяющие средства здесь могут оказаться неэффективными потому, что приступ развивается после того, как дальнейшее увеличение просвета сосудов не представляется возможным. В этом случае требуется хирургическое вмешательство. Операция, в результате которой создается дополнительный путь в обход атеросклеротической бляшки, называется аортокоронарным шунтированием. Многие жители России впервые узнали об этой процедуре из прессы, известившей население страны о том, каким образом был исцелен президент Б. Ельцин.
   Аортокоронарное шунтирование предполагает увеличение просвета пораженной коронарной артерии с помощью вводимого в нее катетера с раздувающимся баллончиком. В итоге происходит «раздавливание» атеросклеротической бляшки, расширяется просвет сосуда и увеличивается его пропускная способность. Операция выполняется на работающем сердце. При всем совершенстве метода врачи встречают серьезную проблему: в 15–40 процентах случаев через 3–6 месяцев происходит повторное сужение расширенного участка сосуда. Механическое расширение сосуда, вероятно, не устраняет атеросклеротическое поражение, значит, сохраняется повышенная чувствительность данного участка к образованию тромбов.
   Проблему замены закупоренных артерий отчасти помогло решить применение искусственных сосудов, созданных американскими учеными в 1990-х годах. Изготовленные на основе коллагена, они расширяются и сужаются как настоящие, управляя потоком крови, идущей к сердцу.

   Небольшая стойкая опухоль, визит к врачу, убийственный диагноз, мучительное лечение, жуткие боли, смерть. Примерно так можно описать путь, пройденный человеком, которому судьба подписала приговор — рак! Онкологические заболевания известны еще с древности. В античных рукописях встречались описания страшного недуга, сопровождавшегося сильной болью и обрекавшего больного на нестерпимые муки. Термин «рак» (от лат. carcinoma, от греч. karkinos — «рак, краб») в медицину ввел Гален, заметивший сходство между внешним видом опухоли и обликом морского краба. Позже версию римского врача подтвердил Павел Эгинский, но добавил, что болезнь, как настоящий рак, упорно держится за пораженную часть тела. Жители Европы узнали о злокачественной опухоли в 1629 году, прочитав отчет в английском ежегоднике «Билль о смертности».
   В условиях неполной изученности причин появления опухоли медикам известно, что рак возникает вследствие нарушения обмена веществ и ослабления контроля над внутриклеточными процессами со стороны организма. Предрасположенность к раку определенного органа (легких, молочной железы, желудка) может передаваться по наследству, но передается не сама болезнь, а гормональные отклонения в организме. Немецкий патолог Юлиус Фридрих Конгейм (1839–1984 годы) выдвинул зародышевую теорию происхождения опухолей. По его мнению, раку часто предшествует необратимая деформация тканей (онкогенез), например полипы в желудке или родимые пятна на коже. Все же для возникновения опухоли необходимы более серьезные причины — такие, как изменения в наследственном аппарате клетки. В качестве побудительных факторов выступают повышенная выработка гормонов, ионизирующее или ультрафиолетовое излучение, а также воздействие химических веществ или вирусов. Нормально действующая иммунная система человека может частично или даже полностью разрушить опухоль. Она способна блокировать раковые клетки на начальной стадии, не дав им возможности проникнуть в глубь органа («рак на месте» — in situ). Функции иммунной системы резко ослабевают в старости; именно тогда человека подстерегает страшная болезнь.
   Симптомы заболевания раком проявляются сравнительно поздно, когда опухоль достигает внушительных размеров и нарушает функции органа, в котором растет. Однако выявление болезни на ранней стадии может спасти человеку жизнь. Самый главный принцип диагностики рака — ее своевременность, выявление опухоли в доклинической фазе, пока не возник вторичный патологический очаг, называемый метастазом (от греч. metastasis — «перемещение»).
   Массовое обследование части населения, относящейся к группе риска, является победой медиков XX века. В качестве профилактики онкологических заболеваний используются флюорография легких, рентгенологическое исследование молочных желез, биопсия. Хороший эффект дают мероприятия по общему оздоровлению населения, например отселение из зон с повышенной радиацией, борьба за чистоту рек и воздуха. Отдельные страны провели оригинальные мероприятия, соответствующие национальному менталитету. Воплощение в жизнь социальной программы по борьбе с раком желудка за короткий срок привело к резкому снижению заболеваемости в Японии. Появление бытовых холодильников, то есть замена копченостей и солений свежими продуктами, определило снижение заболеваемости тем же раком желудка в США и европейских странах.
   Форма и степень заболеваемости во многом зависят от места проживания. Жителям Японии и России угрожает рак желудка. В развитых странах Америки и Европы, а также в крупных городах России доминирует рак легких. Это обусловлено увлечением сигаретами, загрязнением воздуха промышленными отходами и выхлопными газами. Рак молочной железы, грозящий обитательницам мегаполисов, является результатом отказа от грудного вскармливания младенцев. Национальным бедствием африканских государств стал рак печени, возникающий при недостатке пищевого белка. Население Монголии, Казахстана, Бурятии и Алтая, привыкшее к обжигающе горячей и жирной еде, часто страдает от рака пищевода. Похожая проблема имеется в странах Южной Америки.
   Многолетняя привычка жевать смесь пряных листьев перца приводит часть населения Средней Азии к раку полости рта. По статистике, из 900 миллионов индийцев более 12 миллионов имеют онкологические заболевания, но большинство обращается к врачу слишком поздно. В последние десятилетия в США завоевала популярность так называемая быстрая еда. Пристрастие к легко усваиваемым продуктам без клетчатки привело к росту заболеваемости раком прямой кишки. Туманную надежду на спасение дает перемена места жительства. При этом уменьшается опасность традиционной формы рака, а в некоторых случаях наступает исцеление «безнадежно» больного. Однако через 2–3 поколения приобретается предрасположенность к виду злокачественных опухолей, преобладающих в новом районе обитания.
   Античная медицина не предполагала «протягивать руку» тем, кто уже побежден недугом. Помощь безнадежно больному противоречила воле богов; обычный человек, даже наделенный способностью исцелять, не имел права оспаривать приговор, вынесенный небожителями. Христианское милосердие достигло латинского мира только в середине IV века, когда римская матрона Фабиола, ученица святого Джерома, открыла дом для умирающих паломников. Первые дома призрения для больных или истощенных богомольцев открывались при монастырях, обычно располагавшихся вдоль дорог на Иерусалим. Служители этих заведений более заботились о душевном покое своих гостей, прикладывая немало усилий для того, чтобы человек покинул бренный мир спокойным и очистившимся от прегрешений. Окружая заботой и вниманием паломников, монахи не принимали в приюты местных жителей. Идея создания специальных приютов для людей, умирающих от рака, возникла на основе заповедей апостола Матфея, призывавшего братьев по вере «накормить алчущего, напоить жаждущего, принять странника, одеть нагого, посетить больного или узника».
   В эпоху Реформации часть средневековых больниц закрылась по идеологическим причинам. Многие из них реорганизовались в дома призрения для калек и стариков. Умирающие вновь остались без помощи, потому что светские врачи занимались лишь теми, кто имел шанс на выздоровление. Безнадежно больные пациенты, как правило, отправлялись домой, на попечение близких и священников. В то время медики порой не утруждались даже констатировать смерть, доверяя эту обязанность чиновникам.
   Первое употребление термина «хоспис» (от англ. hospice — «монастырская гостиница; приют») применительно к уходу за умирающим относится к середине XIX века. В 1842 году француженка Жане Гарнье учредила приют для умирающих в Лионе. Молодая женщина, потерявшая мужа и детей, назвала свой хоспис «Голгофа». Вскоре такие заведения действовали в других городах Франции. По примеру Ж. Гарнье спустя 37 лет ирландские монахини основали хоспис Богоматери в Дублине. В Ирландии уже в начале века действовал приют ордена Матери Марии Айкенхэд, но там заботились о бедных и больных. В отличие от орденской больницы хоспис Богоматери создавался специально для ухода за умирающими.
   К началу нового столетия в Лондоне работали христианские хосписы «Дом отдохновения» (1885) и «Гостиница Божья», хоспис Святой Троицы (1891) и Святого Иосифа (1905). Приют, называвшийся «Дом Святого Луки для бедных умирающих» (1893), был создан методистской миссией по инициативе доктора Г. Баррета в Восточном Лондоне. Возглавляя приют, Баррет публиковал подробные ежегодные отчеты, истории болезней, писал статьи о своих пациентах. В его рассказах почти не упоминалось о терапии, зато ярко представлялись характеры пациентов, описывалось их мужество перед лицом смерти.
   Выражая глубокое сочувствие семьям умерших, доктор обращал внимание соотечественников на нищету, в которой оказывались люди, потерявшие кормильца: «Мы не хотим говорить о наших больных, как о простых случаях из нашей практики. Мы осознаем, что каждый из них — это целый мир со своими особенностями, своими печалями и радостями, страхами и надеждами, своей собственной жизненной историей, которая интересна и важна для самого больного и небольшого круга его близких. Нередко в эту историю посвящают и нас».
   Родоначальница современного хосписного движения Сесилия Сандерс начала работу в «Доме Святого Луки для бедных умирающих» в 1948 году. Молодой сотруднице традиционно предложили ознакомиться со старыми годовыми отчетами, бережно хранившимися в качестве образца истинно хосписной деятельности. Под впечатлением деятельности Баррета доктор Сандерс пришла к мысли о необходимости расширения функций персонала, основав движение паллиативной медицины (от франц. palliatif — «защищать»). Сотрудники добились введения режима регулярного приема обезболивающих средств, в частности: по требованию больного ему выдавался морфин.
   Опасаясь наркотического действия лекарства, медики других учреждений могли только наблюдать за страданиями умиравшего человека. Суждение о тотальной боли однажды высказала пациентка хосписа Святого Иосифа: «…эта боль начиналась в спине, но потом кажется, что болит вообще все. Хотелось кричать и умолять дать обезболивающее или сделать укол, но это было невозможно. Казалось, что весь мир ополчился против тебя, что никто не понимал, что ты чувствуешь». Пациенты хосписа Святого Луки покидали мир достойно, не испытывая физических мук. Позже здесь практиковали прием Бромптонского коктейля, представлявшего собой смесь опиоидов, кокаина и алкоголя. Рецепт средства был заимствован у медиков Бромптонской больницы, специализировавшихся на поздней стадии туберкулеза. Режим выдачи обезболивающего стал огромным шагом вперед в деле ухода за больными с неизлечимыми формами рака.
   Значительная работа в деле милосердия проделана сотрудниками Мемориального фонда Марии Кюри. Сотрудники этой организации устраивали стационары и выездные службы; проводили целенаправленную подготовку домашних медсестер, на основе статистических исследований создавали учебные программы. В докладе Фонда Марии Кюри за 1952 год описано стрессовое состояние онкологических больных, находившихся дома.
   Пионером паллиативного ухода по праву считается доктор Альфред Ворчестер, автор книги «Уход за больными и умирающими» (1935). Однако идеология современной паллиативной медицины сформировалась в 1948 году на основе бесед Сесилии Сандерс с польским летчиком Давидом Тасмой.
   Первый хоспис в Польше появился только в конце 1970-х годов, поэтому тяжелобольным полякам приходилось умирать в чужой стране. Благодаря поддержке зарубежных коллег в современной Польше функционирует около 50 светских и церковных хосписов. Сорокалетний пациент с неоперабельным раком несколько месяцев находился в хосписе Святого Луки и подолгу разговаривал с доктором Сандерс. Их рассуждения о возможности примирения с ударом судьбы, о смысле существования и неизбежности смерти, о достойном уходе из жизни позже были закреплены ВОЗ в виде принципов хосписного движения. Согласно этим правилам, паллиативная медицина:
   — утверждает жизнь и рассматривает смерть как нормальный процесс;
   — не ускоряет и не замедляет смерть;
   — обеспечивает облегчение боли и других беспокоящих симптомов;
   — объединяет психологические и духовные аспекты ухода за больными;
   — предлагает систему поддержки, чтобы помочь больным жить активной жизнью до конца;
   — предлагает систему поддержки, чтобы помочь семьям справиться с трудностями во время болезни родственника, а также после его смерти.
   В 1975 году был основан хоспис в Монреале, созданный на базе скромного отделения паллиативной медицины с выездной службой и несколькими врачами-консультантами. Канадцы с удивлением приняли термин «паллиативный», так как на французском языке это понятие означает опеку или недостаточную помощь.
   Откровенный разговор с мировой общественностью начала Э. Кюблер-Росс, в 1969 году опубликовавшая свой труд «О смерти и умирании». Содержанием книги послужили многолетние наблюдения автора, описавшей долгую смерть, панику, отрицание, депрессию, которые с помощью врачей переходили в спокойное принятие судьбы.
   Доктор Кюблер-Росс работала с онкологическими больными в медицинском центре университета Колорадо. Она первой осмелилась утверждать, что смерть не является «недоработкой медицины», а представляет собой естественный процесс, своего рода заключительную стадию бытия. Книга «О смерти и умирании» стала поводом для обсуждения темы смерти в медицинском сообществе. На тот момент автору удалось убедить коллег в неспособности даже высокотехнологичной медицины решить проблему срока человеческой жизни.
   С 1977 года в хосписе Святого Христофора начал работу Информационный центр, распространявший идеи хосписного движения по всему миру. Сотрудники центра помогали коллегам и добровольным группам литературой, давали советы по организации дневных стационаров и выездных служб.
   В ходе регулярно проводимых конференций врачи и медсестры получили возможность обмениваться опытом, обращаться к представителям различных религий и правительствам разных стран. На Шестой международной конференции старшая медсестра клиники Лагоса добилась согласия министра здравоохранения Нигерии на организацию хосписа в Найроби.
   Рассказ доктора де Суза из Бомбея, выступившего на Первой международной конференции в 1980 году, ознакомил собравшихся с проблемами паллиативной помощи в развивающихся странах: «Достаточно плохо само по себе быть старым и немощным. Но быть старым и больным на последней стадии рака, голодным и нищим, не иметь близких, которые бы позаботились о тебе, наверное, это верх человеческих страданий». Благодаря усилиям де Суза в 1986 году в Бомбее открылся первый хоспис, где заботу о пациентах взяли на себя сестры из ордена Святого Креста.
    Врачебный обход в челябинском хосписе
 
   Первый хоспис в России появился лишь в 1990 году. Помощь российским коллегам оказал активный участник хосписного движения, английский журналист В. Зорза. Через два года группа московских медиков организовала выездную службу помощи умирающим от рака. Немного позже в столице была учреждена Российско-Британская ассоциация для оказания профессиональной поддержки российским хосписам. На основе принципов ВОЗ члены ассоциации выработали национальный вариант Заповедей хосписа:
   — Хоспис — это не дом смерти, а достойная жизнь до конца. Врач работает с живыми людьми, только они умирают раньше.
   — Основная идея хосписа заключается в облегчении боли и страданий, как физических, так и душевных. В онкологии медицина мало помогает сама по себе и только вместе с пациентом и его близкими находит немалые возможности.
   — Нельзя торопить и тормозить смерть. Каждый человек проживает собственную жизнь; время ее окончания не знает никто. Доктора лишь попутчики на этом этапе жизни пациента.
   — За рождение и смерть нельзя платить.
   — Если пациента нельзя вылечить, это не значит, что ему будет отказано в помощи.
   — Пациент и его родственники составляют единое целое. Медик обязан быть деликатным, входя в семью; должен не судить, а помогать.
   — Пациент ближе к смерти, поэтому он мудр.
   — Репутация хосписа — это репутация врача.
   — Врач, не спеши, приходя к пациенту. Не стой над ним, а посиди рядом. Как бы мало времени ни было, его достаточно, чтобы сделать все возможное.
   — Медик должен принять от пациента все, вплоть до агрессии.
   — Медик говорит правду, если пациент этого желает и если он готов выслушать диагноз.
   — Хоспис является домом для пациентов, а врач — хозяином дома, поэтому должен переобуться и вымыть за собой посуду.
   — Медик, не оставляй свою доброжелательность, честность и прямодушие у пациента; всегда носи их с собой. Помни, что ты знаешь очень мало.
   В 1997 году в центре столицы открылся Первый Московский хоспис. Пациентов разместили в новом здании, построенном при поддержке администрации города и правительства России. К началу нового тысячелетия в стране действовало около 20 хосписов, в том числе в Казани, Челябинске, Ульяновске и Ярославле.

   Согласно медицинским источникам, СПИД, или в английской аббревиатуре AIDS, представляет собой патологическое состояние, при котором ослабляются защитные силы организма в результате поражения иммунной системы. Заражение происходит преимущественно при половых контактах, и чаще инфицируются гомосексуалисты. Передача ВИЧ-инфекции может произойти во время беременности и родов от матери ребенку, так же как от ребенка матери при кормлении грудью. Регистрировались случаи заражения при переливании крови и инъекциях.
   Первые симптомы болезни, например лихорадка, понос, кожные проявления, воспаление лимфатических узлов, возникают по истечении 3 — 60 дней после заражения. Вторичные проявления (опухоли, истощение, гнойники, септические процессы, пневмонии) можно заметить через 8 — 10 лет, когда завершается формирование болезни. В силу резкого ослабления иммунитета в организме возникают различные поражения, вызываемые вирусами, бактериями и грибками. После этого СПИД в течение 1–5 лет приводит человека к смерти.
   СПИД известен с конца 1970-х годов и в настоящее время регистрируется во всех странах мира. По одной из многочисленных версий, родиной этой болезни является Африка, откуда она пришла в Америку и Европу через зараженных моряков торгового флота.
   Исследованием распространения СПИДа долгое время занимался американский журналист Рэнди Шилтс, отразивший свои размышления в книге «Оркестр продолжал играть… Люди, политика и СПИД». По свидетельству автора, жители США «получили» смертельное африканское заболевание 4 июля 1976 года, когда страна праздновала свое 200-летие: «Казалось, весь мир собрался вблизи статуи Свободы. Корабли из 55 стран привезли в Манхэттен матросов, которые влились в миллионную толпу, восхищенно взирая на экстравагантную пиротехнику. Все это было затеяно в честь двухсотого дня рождения Америки. Всю ночь бары города были переполнены матросами. Все признали, что такого грандиозного праздника, какой устроили тогда в Нью-Йорке, мир еще не знал. Позднее эпидемиологи, мучительно размышлявшие над вопросом, с чего все началось, вспомнят яркую ночь в Нью-Йоркской гавани, толпы матросов и многозначительно отметят: со всего мира прибыли они тогда в Нью-Йорк».
   Рэнди Шилтс заинтересовался проблемой СПИДа не из праздного любопытства. Журналиста потрясла смерть его близкой знакомой, 46-летней медсестры Греты Раск, много лет проработавшей в Заире. Ухаживая за пациентами «в жарком и влажном климате, где плодятся все новые формы жизни», женщина заразилась странной болезнью, природы которой еще никто не знал.
   В книге «Оркестр продолжал играть…» представлен рассказ о последних месяцах жизни Греты. Не будучи медиком, журналист подробно описал симптомы таинственной болезни, позже послужившие ценным материалом для изучения: «Ноябрь 1977 года… Она теряла вес; страдала постоянным кишечным расстройством, с каждым днем силы покидали эту женщину. Лимфатические узлы у нее непрерывно воспалены, но не было причин для появления инфекции. И еще — утомление. Эта усталость не была результатом работы, у нее не хватило сил даже встретить праздник… Грета Раск вернулась домой умирать. Она судорожно глотала воздух из кислородной подушки. Грета умирала, и это было единственным, что понимали врачи; остальное скрывалось под покровом тайны. Она не могла дышать из-за непонятного поражения легких. Анализ крови показал необъяснимое отсутствие Т-лимфоцитов, отвечающих за защиту организма от инфекций. Но, от какой болезни умирала женщина, врачи не могли сказать. Устав от бесконечных осмотров и анализов, Грета уехала из копенгагенской клиники домой. Местный врач установил в ее спальне кислородные баллоны; медсестра ухаживала за больной. После смерти медики узнали, что ее легкие были наполнены миллионами микроорганизмов, называемых пневмоцистами: они и вызвали пневмонию, которая постепенно задушила женщину».
    Фреди Меркьюри
 
   Одной из самых знаменитых жертв СПИДа стал английский певец Фаррух Балдасар, выступавший под псевдонимом Фреди Меркьюри (1946–1991 годы). В конце мая на открытой концертной площадке острова Ибица состоялся фестиваль, где публика аплодировала великолепному дуэту: солист рок-группы «Куин» и оперная дива Монтсеррат Кабалье исполнили песню «Barcelona». Осенью того же года они выступили вместе в Испании. Концерт в Барселоне стал последним появлением Фреди перед зрителями. К тому времени певец был давно болен СПИДом, но тщательно скрывал это от окружающих. Он заперся в своем лондонском особняке и не впускал в дом даже прислугу и почтальона. Несмотря на тяжелое состояние (у него развилась бронхиальная пневмония), Фреди продолжал работать. 23 ноября 1991 года он публично объявил о том, что болен СПИДом, а на следующий день ушел из жизни.
    Фреди Меркьюри
 
   Еще ни одна болезнь не задавала ученым такое множество серьезных вопросов в столь короткий срок. Борьба с вирусом СПИДа ведется на Земле усилиями миллионов медиков, ученых, представителей культуры и образования. Ежемесячно в мировой прессе публикуются новые сведения о ВИЧ-инфекции и ее возбудителе, порой заставляющие резко менять точку зрения на природу этого заболевания. Однако вопросов пока больше, чем ответов. Ученых волнует неожиданность появления и стремительность распространения болезни. На сегодняшний день не решен вопрос о причинах ее возникновения; точно не установлена продолжительность скрытого периода. Известно несколько разновидностей возбудителя СПИДа, но изменчивость его уникальна, оттого имеются основания ожидать появления новых возбудителей в разных зонах планеты, что сильно осложняет диагностику.
   Зимой 1981 года в госпиталь Нью-Йоркского университета поступило несколько гомосексуалистов с незнакомой для врачей формой саркомы Капоши. В обычной форме известная болезнь излечивалась довольно легко, но у новых пациентов она протекала злокачественно, сведя всех в могилу в течение 20 месяцев. Весной того же года врачи Лос-Анджелеса обнаружили еще одну категорию больных: гомосексуалистов, страдавших злокачественной формой пневмонии. Медики знали, что это заболевание встречается крайне редко, причем у людей с нарушениями в иммунной системе, например подвергшихся интенсивной терапии после трансплантации органов. К лету в США насчитывалось уже 116 подобных заболеваний.
   Клиническая картина всех случаев указывала на синдром иммунодефицита, но причина и пути заболевания оставались неясными. Медиков приводили в смятение внезапное появление болезни, мгновенное распространение, касательство онкологии к пневмонии и гемофилии. Кроме того, прослеживалась явная связь с гомосексуализмом, венерическими заболеваниями, а долгий скрытый период и отсутствие эффективных средств лечения вызвали только недоумение.
   Вирус, известный ныне как возбудитель СПИДа, был открыт только в 1983 году. Ученые Национального онкологического института рака в США, руководимые известным иммунологом и вирусологом Робертом Галло, назвали свое открытие вирусом Т-клеточной лейкемии человека (HTLV-1). Затем был выделен еще один вирус этой группы, вызывающий редкое заболевание крови, — HTLV-2.
   Примерно в это же время в Америке началась эпидемия СПИДа, одним из путей передачи которого стало переливание крови. Поэтому Галло предположил, что HTLV-1 является возбудителем СПИДа, но он ошибся. Группа ученых Пастеровского института в Париже под руководством Люка Монтанье, оснащенная значительно хуже американцев, обнаружила сходный вирус, назвав его LAV. Между обеими группами ученых начался интенсивный обмен идеями и биологическими данными. В начале 1984 года группа Галло сообщила об открытом вирусе в прессе. Тогда же установили, что HTLV и LAV идентичны.
   Возбудитель СПИДа был официально признан через 2 года после опубликования первых статей о смертельном заболевании, тогда же ученые разработали способ его диагностики. В 1986 году Комитет по таксономии и номенклатуре вирусов предложил дать возбудителю СПИДа новое название — HIV/ВИЧ (вирус иммунодефицита человека). Все эти события дали людям надежду на открытие спасительного лекарства. На Первой Международной конференции по СПИДу, состоявшейся в апреле 1985 года в Атланте, царила атмосфера оптимизма. Однако новые тревоги возникли при изучении уникальных особенностей возбудителя.
   По поводу происхождения ВИЧ в литературе и прессе представлено немало данных, порой противоречивых, сумбурных и неполных. По мере накопления материала ожесточенные споры не утихают; возникают новые гипотезы о происхождении ВИЧ:
   — Вирус создан искусственно в конце 1970-х годов методом генной инженерии.
   — ВИЧ существовал у людей с древних времен и эволюционировал вместе с человеком при его расселении на Земле.
   — В глухих уголках Центральной Африки ВИЧ циркулировал, вызывая эндемии по всему миру.
   — В древние времена мутанты вируса иммунодефицита зеленой мартышки трансформировались и обрели нового хозяина, поселившись внутри человека.
   ВИЧ способен передаваться вертикально, то есть от матери к ребенку, и горизонтально, определяя заражение при половых контактах. К последней форме передачи относятся инъекции и попадание вируса от ВИЧ-инфицированного на травмированные кожу и слизистые партнера. Важным фактором, влияющим на степень инфицирования, является стадия заболевания: человек становится более опасным, когда инфицирование переходит в болезнь.
   Одним из наиболее важных факторов риска считается число половых партнеров. Больные СПИДом гомосексуалисты, по статистике, имеют в течение жизни более 1000 партнеров, а здоровые гомосексуалисты — 500. Для гетеросексуалов эта цифра намного меньше, примерно 25. Венерические заболевания ускоряют распространение эпидемии посредством проникновения вируса СПИДа через язвы, характерные, например, для сифилиса.
   Иммунитет организма ослабляют различные вирусные инфекции. В первую очередь речь идет о вирусном гепатите В. Сейчас в мире насчитывается около 200 миллионов носителей этого опасного вируса. Резко повышает чувствительность к ВИЧ такая инфекция, как туберкулез. К другим факторам риска можно отнести пол и возраст. Более 90 процентов больных СПИДом заражаются в возрасте 20–45 лет. СПИД чаще уносит из жизни мужчин 25–44 лет, что связано с наибольшей сексуальной активностью и пристрастием к наркотикам. Более тяжелое течение СПИДа наблюдается у детей; медики объясняют это незрелостью иммунной системы. Повторные инфекции и переливания крови у страдающих гемофилией активизируют иммунную систему, что тоже благоприятствует обострению чувствительности этих лиц к вирусу иммунодефицита.
   Размножение ВИЧ в клетках мозга приводит к утрате кратковременной памяти, нарушению координации движений, слабости мышц, расстройству речи и психики. Сбой в мозговой деятельности часто выявляется у больных со слабо выраженными или вовсе отсутствующими симптомами. Поэтому представляется важным подвергать тщательному обследованию всех инфицированных лиц, тем более что от них зависит жизнь и здоровье окружающих. Однако отстранение от работы допускается лишь в случае, если у зараженных имеются определенные изменения в функциях мозга. Медиков тревожит стремительное распространение слабоумия среди молодежи, инфицированной ВИЧ. Ранние и явно выраженные мозговые нарушения наблюдаются у детей, особенно у тех, кто заразился в утробе матери или тотчас после рождения.
   Пока терапия ограничена единственным эффективным препаратом азидотимидином, врачи предлагают населению спасаться профилактическими мерами. Основными установками являются: правильное половое воспитание детей, ограничение числа сексуальных партнеров, обязательное использование презервативов. В качестве медицинских мероприятий предлагается обследование доноров, а также контингента повышенного риска, то есть мужчин-гомосексуалистов, наркоманов, лиц с венерическими заболеваниями. Законами Российской Федерации установлена уголовная ответственность за заражение ВИЧ-инфекцией. Это в равной мере касается населения и медицинских работников, обязанных применять одноразовые шприцы, следить за тщательной стерилизацией всех медицинских инструментов.
   По мнению медиков, в ближайшие несколько лет вакцина против СПИДа открыта не будет, поэтому для приостановки роста эпидемии необходимо перекрыть основные пути передачи ВИЧ. В связи с этим Всемирная организация здравоохранения создала специальные программы, включающие в себя следующие пункты:
   — Санитарное просвещение.
   — Предотвращение передачи вируса половым путем.
   — Предотвращение передачи вируса при инъекции наркотиков.
   — Предотвращение вертикальной передачи вируса.
   — Борьба с передачей вируса через кровь, препараты крови, донорские органы.
   — Профессиональные работники здравоохранения как пропагандисты и жесткий эпидемиологический надзор.
    Плакат ВНИИ медицинских проблем формирования здорового образа жизни населения Минздрава СССР. 1988 год
 
   СПИД — одна из самых трагических проблем нашего времени. Болезнь появилась в XX веке, но вошла с человечеством в нынешнее столетие. Для того чтобы выжить, уменьшив риск заражения, предотвратив его распространение, люди должны многое узнать об этой страшной болезни. В мире зарегистрированы миллионы инфицированных ВИЧ и более 200 тысяч уже скончались. Каждые пять минут на земном шаре происходит заражение одного человека.
   СПИД — проблема врачей и ученых. До сих пор неизвестны даже такие теоретические подходы к решению этой задачи, как очистка генетического аппарата клеток от чужеродной, в частности вирусной, информации. СПИД — тяжелейшая экономическая проблема. Миллиарды долларов стоят содержание и лечение больных, разработка, производство диагностических и лечебных препаратов, проведение фундаментальных научных исследований. Требует немедленного решения сложная проблема защиты прав инфицированных и больных СПИДом, их детей, родных и близких. Нелегко находить решение психосоциальных вопросов, возникающих в связи с этим заболеванием.

   Традиция употребления спиртного уходит корнями в глубокую древность. Упоминания о спиртных напитках встречаются в самых ранних источниках.
   Способы получения алкоголя были известны еще на заре человеческой истории, когда прием спиртного являлся занятием коллективным, подобно добыванию пищи, сохранению огня или врачеванию. Употребление хмельных настоев приурочивалось к религиозным праздникам, полнолунию или новолунию, удачной охоте. Во многих племенах одурманенное состояние символизировало единство с божеством. Сохранившийся до нашего времени обряд братания заключался в добавлении крови каждого участника ритуала в общую чашу вина, постепенно приобретая форму совместного распития. В традиции православия красное вино считалось кровью Христовой, а питие означало приобщение к духовному братству (причащение).
   По мере развития общества употребление алкоголя стало занятием более индивидуальным. Со временем появились личные мотивы, как правило, совпадавшие с традицией. В России испокон веков принято выпивать на праздники, в том числе и в воскресенье, раньше считавшееся праздничным днем. Не стоило «обижать» новопреставленного, который мог не попасть в рай, если родственники и соседи не выпьют за упокой его души. Трезвость не поощрялась на свадьбах, длившихся порой по нескольку недель.
   Таким образом, общество добровольно формировало положительное отношение к спиртному, невольно увеличивая число причин, оправдывавших злоупотребление. Впрочем, одно время наблюдалась противоположная тенденция. В истории России отмечены факты стихийного развития антиалкогольного движения. Идеи первого Общества трезвости, созданного в 1854 году, неожиданно нашли отклик среди населения. Через несколько лет 32 губернии выступили против продажи водки, а весной 1859 года поборники трезвого образа жизни начали громить питейные заведения. Тогда «водочный бунт» был подавлен войсками, но в 1880-х годах движение возродилось, приняв более цивилизованную форму.
   В 1885 году правительство разрешило региональным обществам трезвости накладывать вето сроком до 3 лет на продажу водки. Изготовление и распространение вина регулировалось монопольным законом. Примерно в то же время царским указом было основано Попечительство о народной трезвости. Рядовые и высокопоставленные члены общества поставили целью формирование в людях чувства отвращения к спиртным напиткам. Методом хождения в народ они разъясняли вред злоупотребления водкой; организовывая народные чтения и концерты, давали понятия о «благородном использовании досуга». 24 декабря 1894 года стало днем утверждения нагрудного бронзового знака члена Попечительства о народной трезвости, который полагалось носить на левой стороне груди.
   Медикам известно влияние социально-экономических факторов на распространение алкоголизма среди необеспеченных слоев населения. Сложные бытовые условия, однообразный тяжелый труд, скудное питание, отсутствие и недоступность культурных развлечений, а в итоге постоянное психическое напряжение являются причинами бытового пьянства. Обладая неразвитым интеллектом, определенный контингент человечества находит в спиртном развлечение, уходит от забот и проблем. В южных странах, где особенно развито виноградарство и виноделие (Франция, Италия, Испания, Греция), население восполняет вином недостаток пищи. У многих народов вино принято употреблять вместо питья.
   В то же время установлена обратная закономерность. Уже в конце XIX века медики отметили, что с быстрым ростом промышленности и повышением благосостояния начинает прогрессировать и алкоголизм. Этот вывод не утратил актуальности в XX столетии, что подтверждается опытом современных высокоразвитых стран, где алкоголизм растет по мере концентрации населения в крупных городах. В США данные о росте алкоголизма среди обеспеченных граждан расходятся с полицейскими сводками. Согласно данным за 1998 год, правонарушения в состоянии опьянения преимущественно совершают лица, не имеющие работы, должного образования и определенного места жительства. Подобные расхождения легко объясняются тем, что человек из необеспеченных слоев общества часто не имеет возможности скрыть свое пьянство и употребляет спиртное на улице или в баре.
   Эмпирические знания в этой области постепенно накапливались, систематизировались и обобщались, став достоянием медицинской мысли. В XX веке, с развитием науки о мозге и механизмах его деятельности, а также с появлением особо точных методов исследования, сформировалась биологическая психиатрия. На определенном этапе наркология выделилась в отдельную сферу знаний. Исторически связанная с клинической психиатрией, методами исследования новая наука походила на биологию.
   Термин «алкоголизм» означает неумеренное потребление спиртных напитков, оказывающее пагубное воздействие на здоровье человека. Пьянство несовместимо с такими понятиями, как труд, благосостояние или моральные устои. Будучи явлением вненациональным, алкоголизм распространен достаточно широко, и в настоящее время им страдает до 10 процентов населения планеты. Алкоголизм — хроническое заболевание, проявляющееся физической и психической зависимостью от алкоголя, деградацией личности. Медицинская сторона этого явления касается патологии внутренних органов, центральной нервной системы, нарушения обмена веществ. На последней стадии пьянства неизбежны алкогольные психозы. Тяжелые нарушения психики, обусловленные алкоголизмом, чаще всего проявляются в форме белой горячки. Это заболевание характеризуется помрачением разума, зрительными и слуховыми галлюцинациями угрожающего содержания, возбуждением, бредом.
   Врачи всего мира твердо убеждены, что снисходительность общества к употреблению спиртных напитков негативно влияет на личность, не признающую трезвенническую установку. Психологи отметили существование пьянства по подражанию, которое распространяется быстрее, если к нему терпимее относятся окружающие. Впрочем, понятие «подражание» здесь весьма условно. Более глубокая причина такой формы алкоголизма кроется в стремлении к примитивному удовольствию, не контролируемому моралью и соображениями о возможных последствиях.
   В совместной работе российских наркологов Ю. П. Лисицына и А. М. Сточика (1989) указаны психологические причины пьянства, под которыми авторы понимают «совокупность мотивов, побуждающих отдельные личности к употреблению спиртного». В их числе: «трудности приспособления к условиям среды, конфликт с окружением, неудовлетворенность, одиночество, непонимание близких и коллег, переутомление, робость, осознание своей неполноценности». Все эти факторы, по мнению ученых, «вызывают состояние психического дискомфорта, которое временно снимается под действием алкоголя».
   Медики солидарны в том, что бытовое пьянство зависит от отношения человека к установкам общества и общественной морали. Чем менее приспособлена личность к преодолению трудной ситуации, тем быстрее развивается пристрастие к алкоголю. В таком случае вероятность волевого прекращения потребления спиртного чрезвычайно мала. Подобный контингент составляет значительную часть алкоголиков и нуждается в социальном контроле и в психиатрической помощи.
   Эффективный метод лечения, принятый как в России, так и за рубежом, был разработан В. Бехтеревым, который впервые применил коллективную психотерапию алкоголиков под гипнозом.
   В настоящее время методика великого русского медика считается классической и в модифицированном виде применяется повсеместно. Суть ее заключается во внушении, действующем одновременно на большой круг слушателей. Бехтерев собирал больных в зале, усыплял и начинал высказываться о вреде алкоголя. Слова медика действовали без лекарственных препаратов. Согласно историям болезней, многим пациентам такое лечение спасло жизнь.
   Если алкоголизм обусловлен старинными традициями, то наркоманию (от греч. narke — «оцепенение») можно определить как болезнь XX века, хотя ее истоки также можно найти в религиозных культах древности. Эта болезнь отличается непреодолимым влечением к наркотику, вызывающему в малых дозах эйфорию, а в крупных — тяжелый наркотический сон. Состояние эйфории происходит от греческого понятия «euphoria», означающего приподнятое настроение, радость, не соответствующую реальным условиям. Регулярное употребление наркотика вызывает потребность в увеличении доз. В свою очередь, воздержание от него сопровождается абстинентным синдромом. У наркоманов так называется ломка; у больных алкоголизмом — похмелье. При наркомании поражаются почти все внутренние органы, возникают психические расстройства, развивается деградация личности.
    Плакат ВНИИ медицинских проблем формирования здорового образа жизни населения Минздрава СССР. 1988 год
 
   В 1960 — 1970-х годах наиболее опасными наркотиками считались традиционные: морфий, героин и кокаин, известные еще с XIX века. Курение марихуаны (индийская конопля) стало популярно с распространением движения хиппи, у которых этот наркотик являлся культовым атрибутом. В последние десятилетия появились сильнодействующие синтетические вещества — такие, как ЛСД, вызывающие в организме необратимые изменения.
   Формирование российской наркологии как самостоятельной медицинской дисциплины активно происходило в 1970 — 1980-х годах. В то время публиковалось большое число монографий известных в этой области медиков И. Н. Пятницкой (1975), Э. А. Бабаян (1981) и М. Х. Гонопольского (1987). Тем не менее долгое время алкоголизм и наркомании в качестве разделов наркологии входили в справочники по психиатрии.
   В начале 1990-х годов наркология окончательно выделилась в независимую сферу знаний. Техническое оснащение медицины XX века позволило разработать оригинальные и надежные методики, гарантирующие высокий процент излечения, если человек серьезно настроен на выздоровление. Соединение биологических и традиционных клинических основ наркологии позволило внедрить методики изучения деятельности мозга и других внутренних органов. Обследование проводится с помощью различного вида томографии (от греч. tomos — «слой» и grapho — «пишу»). Так называется метод неразрушающего послойного исследования внутренней структуры какого-либо объекта посредством сканирующего просвечивания.
   В последние годы результативно применяется рентгенокомпьютерная, позитронно-эмиссионная и эмиссионная компьютеризованная томография. В арсенале современных медиков имеются такие способы, как функциональный магнитно-ядерный резонанс, прижизненное молекулярно-биологическое исследование мозга. Наличие столь совершенных технологий позволяет надеяться на определенные успехи в изучении природы наркотической зависимости и, следовательно, внедрение эффективных методов ее лечения.

   Иудейский царь Соломон сказал однажды, что три вещи неподвластны его разуму: полет орла, движения змеи и путь мужчины к сердцу женщины. Примерно так же могли рассуждать врачи, ведь в течение долгих веков медицина не знала средств борьбы с инфекций, старением и дурной наследственностью.
   Вероятно, без обмена научной информацией не могло состояться великих открытий прошлого века, определивших решение проблем, считавшихся ранее непостижимыми.
   Связи между древними цивилизациями устанавливались посредством рукописей иноземных авторов. Средневековая медицина смогла оторваться от схоластики, опираясь на сочинения греков и римлян, сохраненных арабскими философами.
   Интернациональность науки в полной мере выразилась в эпоху Ренессанса, когда признание ученого обеспечивалось образованием, полученным в 2–3 университетах Европы. Медики писали труды на латыни и греческом, легко общаясь на нескольких иностранных языках.
   Высокотехнологичный XX век, отличавшийся наличием колоссального количества информации, потребовал особой формы интеграции науки, что не замедлило проявиться в учреждении института международных премий. Самой престижной оценкой качества сделанного открытия с 29 июня 1900 года является Нобелевская премия.
   Автор идеи, изобретатель бездымного пороха и динамита, шведский промышленник Альфред Бернхард Нобель (1833–1896 годы) в течение долгих лет оказывал помощь неимущим ученым разных стран. Накопив огромный капитал на добыче нефти, производстве взрывчатых веществ, подводных мин, в конце жизни Нобель стал ярым пацифистом. «Мои открытия скорее прекратят войны, чем ваши конгрессы, — объяснял он перемену своих взглядов. — Когда враждующие стороны обнаружат, что они в один миг могут уничтожить друг друга, люди добровольно откажутся от ведения войн».
   Альфред Нобель был членом могущественного семейства; его отец, Эммануэль Нобель, владел механическим заводом в Санкт-Петербурге. Брат Людвиг превратил основанный отцом завод в крупный машиностроительный комплекс «Людвиг Нобель» (в настоящее время — «Русский дизель»). В 1879 году братья учредили совместное нефтепромышленное предприятие в Баку (Товарищество братьев Нобель) и получали немалые доходы от продажи нефтепродуктов за границу.
   В начале века Альфред Нобель вернулся в Швецию и продолжил заниматься коммерцией, обратив особое внимание на развитие науки. После смерти мецената все его личное имущество перешло в фонд, проценты с которого позволили ежегодно выплачивать премии по 100 тысяч долларов в пяти областях научных знаний. Лауреатами Нобелевской премии становились ученые, совершившие крупные открытия в физике, химии, литературе, физиологии и медицине, а также привнесшие весомый вклад в установление мирных отношений между народами. Согласно завещанию Нобеля, на присуждение премий не должна влиять национальность кандидата; «награду могли получить все достойные, независимо от того, скандинавы они или нет». Премия по медицине вручалась Королевским Каролинским институтом в Стокгольме. Высокий уровень развития вирусологии, геронтологии, генетики и трансплантологии прослеживается по списку лауреатов, отмечавшихся Нобелевской премией в течение всего столетия:
   — 1912. Алексис Каррель (Франция). Работы по сшиванию сосудов и трансплантации сосудов и органов.
   — 1932. Чарлз Скотт Шеррингтон и Эдгар Дуглас Эдриан (Великобритания). Открытие функций нейронов.
   — 1933. Томас Хант Морган (США). Открытие хромосом как носителей наследственности.
   — 1945. Александер Флеминг, Эрнст Борис Чейн, Ховар Уолтер Флори (Великобритания). Открытие пенициллина и его терапевтического эффекта при лечении различных инфекционных заболеваний.
   — 1946. Герман Джозеф Меллер (США). Открытие возникновения мутаций под воздействием рентгеновских лучей.
   — 1952. Зельман Ваксман (США). Открытие стрептомицина — первого антибиотика, эффективно действующего против туберкулеза.
   — 1958. Джорж Уэлс Бидл и Эдуард Тейтем (США). Открытие способности генов регулировать определенные химические процессы («один ген — один фермент»).
   — 1958. Джошуа Ледерберг (США). Открытие, касающееся генетической рекомбинации у бактерий и структуры самого генетического аппарата.
   — 1965. Андре Мишель Львов, Франсуа Жакоб и Жак Люсьен Моно (Франция). Открытие генетической регуляции синтеза ферментов и вирусов.
   — 1968. Роберт Уильям Холи, Хар Гобинд Корана и Маршалл Уоррен Ниренберг (США). Расшифровка генетического кода и его функции в синтезе белков.
   — 1969. Макс Дельбрюк, Альфред Дей Херши и Сальвадор Эдуард Лурия (США). Открытие цикла репродукции вирусов и развитие генетических бактерий и вирусов.
   — 1978. Даниел Натанс, Хамильтон Смит (США) и Вернер Арбер (Швейцария). Открытие ферментов рестрикции и работы по использованию этих ферментов в молекулярной генетике.
   — 1983 Барбара Мак-Клинток (США). Открытие мигрирующих элементов (мобильных генов) генома.
   — 1987. Сузуму Тонегава (Япония). Открытие генетической основы для образования вариационного богатства антител.
   — 1989. Джон Майкл Бишоп и Гарольд Элиот Вармус (США). Фундаментальные исследования канцерогенных генов опухоли.
   — 1990. Эдвард Томас Донналл и Джозеф Эдвард Муррей (США). Вклад в развитие трансплантационной хирургии как метода лечения заболеваний (трансплантация костного мозга и подавление иммунитета реципиента для предотвращения отторжения трансплантанта).

   История открытия препарата, способного мощно подавлять воздействие болезнетворных микроорганизмов, относится к деятельности нескольких ученых. Удивительное свойство одних организмов влиять на жизнедеятельность других отметил И. И. Мечников, предложивший методику использования молочнокислых бактерий простокваши против гнилостных бактерий микрофлоры кишечника. После него неоднократно предпринимались попытки подавлять воспалительный процесс пеницилловыми грибками, выделенными из зеленой плесени. Грибковые плесени использовались на Востоке еще в доисторические времена. О целебных свойствах плесени догадывались медики Эллады и Древнего Рима. Французский биолог Эрнст Дюшен в 1897 году защитил диссертацию на тему «Жизненная конкуренция микроорганизмов», на которую затем ссылались создатели антибиотиков.
   В 1929 году английский микробиолог Александер Флеминг (1881–1955 годы) получил первое антибактериальное вещество — пенициллин. Десятью годами позже сотрудник Рокфеллеровского института медицинских исследований Рене Жюль Дюбо (1901–1982 годы) выделил из почвенной бактерии вещество, обладавшее противомикробным действием, назвав его тиротрицином. Американский микробиолог определил химический состав препарата и сумел наладить первое в мире производство антибиотика. Однако вскоре выяснилась его сильная токсичность, поэтому тиротрицин не нашел широкого применения на практике. Дальнейшие работы талантливого ученого посвящены изучению иммунитета, туберкулеза, кишечной флоры. Рене Дюбо является автором книги «Такое человечное животное» (1968), где рассматривается связь человека с окружающим миром.
   В начале 1930-х годов немецкий биохимик Эрнст Борис Чейн (1906–1979 годы), работая над диссертацией в Кембридже, доказал, что токсин змеиного яда является пищеварительным ферментом. Труд получил признание, а молодой диссертант был приглашен в Оксфорд на кафедру патологии, возглавляемую профессором Ховардом Уолтером Флори (1898–1968 годы). Руководитель предложил Чейну заняться усовершенствованием пенициллина, открытого, но не доработанного Флемингом. Сам автор препарата был настроен весьма скептически, однажды заявив, что «этим не стоит заниматься», так как не удалось выделить достаточно стабильный экстракт. Это получилось у воспитанника Флори, который проводил исследования на 35 фунтов стерлингов, полученных из фондов правительства.
   В мае 1940 года Чейн завершил проверку действия антибиотика на микробах и провел первый тест на мышах. Испытания прошли успешно, показав эффективное антибактериальное действие пенициллина. Открытие оказалось как нельзя кстати. В Европе уже больше года шла война, а раненые, которым посчастливилось уцелеть под пулями, умирали от сепсиса на больничных койках. Вскоре результативность нового препарата подтвердили врачи одной из клиник Оксфорда. Местный полицейский обратился с жалобой на небольшой гнойник в углу рта. Позже выяснилось, что рана была заражена золотистым стафилококком, и через два месяца инфекция охватила все лицо мужчины, шею, перекинулась на руку, поразив легкое. С разрешения ученых медики начали лечение пенициллином. В течение месяца больной чувствовал себя хорошо, но препарат закончился, и полицейский умер.
   Несмотря на неудачный опыт, почти никто не сомневался в надежности пенициллина. Чейн потребовал от руководителя оформить патент на открытие, но тот отказался, ссылаясь на неэтичность юридических преград в условиях военного времени. Тем не менее было решено добиваться санкции на массовое производство пенициллина, что представлялось возможным только в США.
   Одновременно с англичанами пенициллином занимались американские биологи. Финансировала работу крупная фармацевтическая компания «Мерк» (Рауэй, штат Нью-Джерси), а возглавлял группу американский микробиолог Зельман Ваксман (1888–1973 годы) из университета Руттерса. Он начал исследования в 1939 году, успешно их завершил и даже опубликовал результаты в солидном лондонском издании. Собственно термин «антибиотик» (от анти… и греч. bios — «жизнь») предложил именно Ваксман, открывший новый вид антибактериального вещества — стрептомицин.
   Пребывание Флори в США началось с небольшого скандала. «Американцы украли пенициллин у британцев», — гласили заголовки газет, но справедливо замечали, что Англия не готова к промышленному производству антибиотиков, хотя сильно в этом нуждается. Пока оппоненты оспаривали друг у друга первенство открытия, фронтовые медики успешно лечили пенициллином американских и британских солдат. На вручении Нобелевской премии по медицине за 1945 год жюри отметило, что лауреаты Флеминг, Чейн и Флори «сделали для победы над фашизмом больше, чем 25 дивизий».
   Первый опыт применения антибиотика в США закончился столь же драматично, как и в Англии: пациент скончался в отсутствие нужного количества лекарства. Тогда компания «Мерк» откомандировала в Оксфорд своего эксперта Н. Хетли, который на месте смог убедиться в действенности пенициллина. Таким образом, к весне 1942 года ученые «Мерка» имели собственные открытия по пенициллину, в частности — разработали технологию «глубинных культур» в гигантских ферментах.
   Первой подопечной американских микробиологов стала 33-летняя Анна Миллер, мать троих детей, супруга администратора Йельского университета. Заразившись от сына стрептококковой ангиной, молодая женщина с высокой температурой была доставлена в главный госпиталь Нью-Хейвена штата Нью-Джерси. Диагноз «стрептококковый сепсис» в то время означал скорую смерть: в миллилитре крови больной бактериологи насчитали 25 колоний микроба. Учитывая сложность ситуации, медики решились на применение пенициллина, предварительно получив согласие компании «Мерк». Контейнер с антибиотиком прибыл в госпиталь Нью-Хейвена в сопровождении полиции. После инъекции 850 единиц препарата Анне вкололи еще 3,5 тысячи, и через несколько часов температура у нее пришла в норму. В мае Анна Миллер выписалась из больницы, а ближе к осени ее навестил Флеминг, совершавший деловую поездку по Америке. В 1990 году живая и вполне здоровая старушка Анна Миллер стала объектом внимания на торжестве, проходившем в музее Смитсоновского института (Вашингтон). В тот день американцы отмечали 50-летний юбилей открытия пенициллина. В ноябре 1942 года позитивное действие пенициллина испытали на себе 500 человек, пострадавшие на пожаре в ночном клубе Бостона.
   Современные ученые называют антибиотиками органические вещества, образуемые живыми организмами и обладающие способностью подавлять развитие микроорганизмов и задерживать рост опухолевых клеток. Антибиотики используются как лекарственные препараты для подавления бактерий, поражающих внутренние органы человека. Природные антибиотики образуется бактериями: противомикробные вещества выделяют лишайники, морские животные (моллюски, губки), высшие растения. До настоящего времени не выяснена роль антибиотиков в жизни всех этих организмов. Возможно, микроскопические вещества помогают растениям в борьбе за существование или являются регуляторами обмена веществ. Однако вполне вероятно, что они представляют собой примитивные продукты жизнедеятельности.
   Большинство антибиотиков получают искусственным путем, выращивая в специальной питательной среде. На сегодняшний день описано более 4000 природных антибиотиков, но только 60 из них нашли применение в медицине. Природные антибиотики, не пригодные для использования в лечебных целях, подвергаются химической и биологической модификации: таким образом получаются полусинтетические антибиотики. Однако из них также далеко не все обладают ценными медицинскими свойствами. Для некоторых видов антибиотиков были разработаны методы полного химического синтеза, но такой путь оказался очень сложным и дорогостоящим. В конце столетия наряду с традиционными способами, в борьбе с инфекциями получили распространение методы генной инженерии.
   При длительном применении некоторые антибиотики могут оказывать токсическое действие на центральную нервную систему человека, подавлять его иммунитет, вызывать аллергические реакции. Однако по выраженности побочных явлений они не превосходят другие лекарственные средства. Знание биохимических и генетических механизмов, обеспечивающих устойчивость бактерий к антибиотикам, позволяет рационально их использовать, вести направленный поиск новых лекарственных препаратов.

   Элементарные представления о механизме наследования имелись еще в эпоху Античности. Передачу признаков от предков к потомкам своеобразно описал Лукреций в поэме «О природе вещей». Признавая сам факт наследования, знаменитый философ отрицал возможность изменения родовых признаков под влиянием внешних условий. Почти через два тысячелетия на основании скрещивания растений различного вида было обнаружено усиление разнообразия в потомстве, преобладание у «детей» признаков одного из «родителей».
   Обобщив все ранние предположения, французский биолог П. Люка (1747–1850 годы) собрал обширные сведения о наследовании различных признаков у человека. Все же четких представлений о закономерностях наследования не имелось вплоть до конца XIX века. Появление эволюционных теорий Ламарка, а затем Дарвина увеличило интерес ученых мужей к проблемам изменчивости и наследственности. Французский естествоиспытатель Жан Батист Ламарк (1744–1829 годы), выдвинул теорию об эволюции живой природы, объяснив прогресс от простейших до высших форм существованием особой «силой», действующей непрерывно в отрыве от окружающей среды. Его оппонент, английский биолог Чарлз Роберт Дарвин (1809–1882 годы), представил иной фактор биологической эволюции — естественный отбор. Эта мысль побудила биологов того времени выдвинуть несколько интересных гипотез о механизме наследственности.
   К середине XIX столетия ранние догадки перешли в область науки, получившей название «евгеника» (от греч. eugenes — «хорошего рода»). Теория о наследственном здоровье человека и путях его улучшения была предложена в статье «Наследование таланта и характера» (1869). Автор публикации, английский психолог и антрополог Фрэнсис Гальтон (1822–1911 годы), двоюродный брат Ч. Дарвина, настаивал на изучении воздействий способных улучшить родовые качества — такие, как здоровье, умственные возможности, одаренность будущего поколения. Именно ему принадлежит формулировка расовой теории.
   Прогрессивные ученые ставили перед евгеникой гуманные цели. Однако теоретическая основа Гальтона, переносившего на человеческое общество некоторые законы природы, например борьбу за существование или естественный отбор, делала ее спорной. Взгляды на порядок наследования переменили исследования австрийского монаха Грегора Иоганна Менделя (1822–1884 годы). Августинской монастырь Святого Фомы, где жил ученый, был тогда центром научной жизни Восточной Чехии. Помимо богатой библиотеки, в обители имелась большая коллекция минералов, опытный садик и гербарий. Будучи убежденным католиком, школьный учитель Мендель получил хорошую физико-математическую подготовку. Кроме того, он обладал глубокими знаниями в биологии, что определило создание фундаментальной системы о наследственности, позже названной менделизмом. Теория, объяснявшая закономерности распределения в потомстве наследственных факторов (генов), включала в себя:
   — закон единообразия гибридов первого поколения;
   — закон расщепления гибридов второго поколения;
   — закон независимого расщепления.
   Хотя австрийский естествоиспытатель рассматривал только растения, в основном бобовые, его теория была применима к животным и человеку. Позже идеи Менделя получили подтверждение в хромосомной теории наследственности. Датой рождения евгеники принято называть 1900 год, когда три ботаника — голландец Г. де Фриз, немец К. Корренс и ученый из Австрии Э. Чермак, проводившие эксперименты по гибридизации растений, — независимо друг от друга, натолкнулись на забытую работу Менделя. Они получили сходные результаты, оценили глубину, точность и значение сделанных им выводов. В 1902 году английский медик А. Гаррод обнаружил наследственную природу болезни под названием «алкаптонурия», утверждая, что передача также происходит в соответствии с законами Менделя.
   Современный термин «генетика» (от греч. genesis — «происхождение») ввел английский биолог Уильям Бетсон (1861–1926 годы). Отрицая наследование приобретенных признаков, он объяснял возникновение новых свойств, «выпадением тормозящих факторов», в 1906 году выдвинув теорию «присутствия-отсутствия». Бетсон является автором многих генетических терминов и основоположником науки об изменчивости и наследственности организмов. Такие важные генетические понятия, как ген, генотип, фенотип, были предложены в 1909 году датским генетиком В. Л. Иогансеном (1857–1927 годы). Универсальный характер открытых Менделем законов наследования подтвердился на основе опытов, проведенных в разных странах на животных и насекомых: грызунах, курах, бабочках.
   В 1890–1930, годах евгеника получила распространение во многих странах мира, особенно быстро развиваясь в США, Германии, Англии, Франции. Разнообразные течения, сохраняя международный характер, приобрели национальные черты. Каждое движение возглавлялось собственным теоретиком, различными были масштабы движений, социальная направленность, виды финансирования. Своеобразие развития евгеники как учения также проявилось в терминологии. В Германии евгенику называли «расовой гигиеной». Фашисты использовали положения новой науки выборочно, оперируя идеями, которые оправдывали расизм. Французы само слово «евгеника» использовали редко, предпочитая словосочетание «гигиена детей младенческого возраста».
   Спустя столетие существования правомерность употребления термина «евгеника» остается спорной. Советская традиция отбраковывать капиталистические термины автоматически перешла на евгенику. Сомнения по поводу использования слова «евгеника», характерные для времен застоя, актуальны до сегодняшнего дня. В настоящее время многие проблемы евгеники, в частности борьба с наследственными заболеваниями, являются задачей генетики человека и медицинской генетики.
   Менделизм сменился вторым этапом развития генетики, продолжавшимся примерно до 1925 года. Отличительной чертой этого периода стало создание хромосомной теории наследственности. Ведущую роль в этом сыграли экспериментальные работы с дрозофилой, проведенные американским биологом Томасом Хантом Морганом (1866–1945 годы) и его учениками. Труды школы Моргана эмпирически обосновали хромосомную теорию, показали возможность построения хромосомных карт с указанием точного расположения различных генов (генетические карты). На основе данной теории наследственности был выяснен и доказан хромосомный механизм определения пола. Тогда же началось становление генетики в советской России, причем ее быстрое развитие определялось работой трех генетических школ, возглавляемых Н. Кольцовым в Москве, Ю. Филипченко и Н. Вавиловым в Петербурге.
   Следующий этап (1925–1940 годы) связан с открытием искусственного мутагенеза — процесса появления в организме наследственных изменений (мутаций). До 1925 года существовало мнение о том, что мутации возникают в организме спонтанно под влиянием неких чисто внутренних факторов, то есть независимо от внешних воздействий. Эту ложную концепцию опровергли в 1925 году биологи Г. А. Надсон и Г. Филиппов, проводившие исследования по искусственному вызыванию мутаций. Влияние внешних воздействий наглядно представили эксперименты Германа Джозефа Меллера (1890–1967 годы). Он смог доказать возможность возникновения искусственных мутаций у дрозофилы под действием рентгеновских лучей. Ученый, в 1933–1937 годах работавший в советской России, стал основоположником радиационной генетики. Впоследствии уже никто не сомневался в том, что мутагенным действием обладают ультрафиолетовые лучи и химические вещества. Первые химические мутагены были открыты именно в России. Работы проводились в 1930-х годах биологами В. В. Сахаровым, М. Е. Лобашевым и С. М. Гершензоном.
   В Россию начала XX века евгенические идеи проникали через переводы работ зарубежных авторов и рассказы молодых исследователей, приезжавших из зарубежных командировок с последними новостями науки. Например, знакомство с менделизмом, биометрией и евгеникой состоялось благодаря зоологу Ю. Филипченко (1882–1930 годы), проходившему стажировку в Европе. Российская евгеника также приобрела специфические качества. Основными темами обсуждения в то время являлись рождаемость, вырождение, врожденные дефекты, то есть вопросы, прямо относящиеся к медицине. Оттого врачебная составляющая стала основной частью русской евгеники, постепенно преобразовавшейся в медицинскую генетику. Становлению самостоятельной научной дисциплины также способствовали политические катаклизмы, как известно, сотрясавшие страну почти все столетие.
   Другой специфической чертой евгеники в России была ее особенно тесная взаимосвязь с генетикой. Влияние наследственных факторов на здоровье человека первым начал изучать доктор В. М. Флоринский (1834–1899 годы). Его труд «Усовершенствование и вырождение человеческого рода» представлял принципы, развитые намного позже в рамках медицинской генетики. Флоринский обратил внимание читателей на основную роль состояния здоровья отца и матери, предупредив, что о будущем детей необходимо задумываться не после их рождения, а еще до вступления в брак.
   В книге содержалась резкая критика многих распространенных суеверий. На протяжении нескольких веков считалось, что зрительные образы родителей прямо влияют на плод. Это заблуждение пришло в медицину из Библии, где приводился разговор Иакова и Лавана: «…отдели от стада всякий скот с крапинами и с пятнами. Такой скот будет наградою мне. Взял тогда Иаков свежих прутьев тополевых, миндальных, ивовых; вырезал на них белые полосы, сняв кору до белизны, которая на прутьях, и положил прутья с нарезкой перед скотом в водопойных корытах. Скот начал приходить пить и зачинал перед прутьями. И рождался скот пестрый, с крапинами и с пятнами. Каждый раз, когда зачинал скот крепкий, Иаков клал прутья в корытах пред глазами скота, чтобы он зачинал пред прутьями. А когда зачинал слабый, тогда он не клал. И доставался слабый скот Лавану, а крепкий Иакову…»
   В первые годы советской власти генетические исследования в России проводились только в Петрограде и Москве. Наука развивалась благодаря личной инициативе Ю. Филипченко, создавшего Центр научной евгеники и школу подготовки молодых ученых. Из этого Центра вышли такие всемирно известные генетики, как С. Четвериков, Н. Тимофеев-Ресовский, Ф. Добржанский. Труды генетиков следующего поколения, С. Гершензона, А. Прокофьевой-Бельговской, Ю. Керкиса, П. Рокицкого, М. Лобашева, Н. Дубинина — обеспечили России право называться вторым, после США, генетическим центром мира.
   После своего возвращения из заграничной поездки в 1913 году Филипченко начал преподавать первый в России курс генетики в Петербургском университете, а в 1917 году приступил к чтению популярных лекций по евгенике. Спустя год он опубликовал свою первую работу — статью «Евгеника». Через год в журнале «Природа» была представлена одна из двух обширных статей Филипченко с обзором работ школы Моргана. В начале 1920-х годов независимые евгенические союзы автономно работали в Саратове и Одессе, но постепенно они присоединились к центральному обществу. В феврале 1921 года Филипченко учредил Бюро по евгенике при Российской АН, став его заведующим. Со временем Бюро преобразовалось в Институт генетики АН СССР. Евгенические исследования начала столетия не требовали финансирования. Сбор и анализ генеалогических или антропометрических данных проводился посредством опросов и работы в архивах, где были необходимы только ручка, бумага и трудолюбие.
   В формировании евгеники, а затем медицинской генетики, наряду с биологами, важную роль играли врачи. Одной из наиболее известных фигур считался В. Бехтерев, основатель и директор Психоневрологического института. Известный психиатр Юдин, опубликовал ряд книг и статей по евгенике, психопатологии и строению человеческого организма. С началом деятельности московского Генетического бюро в 1927 году официально закрепилась связь генетики с психиатрическими учреждениями страны. Ученые сообща разработали программу «медико-евгенических показаний в отношении отдельных нервных и душевных болезней», а также взялись за организацию музея по нервно-психиатрической генетике. Основным вопросом первого заседания бюро стала природа редкого вида известной венерической болезни — врожденного сифилиса.
   К другим работам евгенистов советского периода относились исследования по генеалогии талантливых индивидов (академиков, ученых, артистов, музыкантов и писателей), наследственной изменчивости нормальных человеческих признаков (цвет глаз и волос, химический состав крови, группы крови). Ученых занимала тема наследственных факторов, физических и умственных отклонений, например гигантизм, сращение пальцев, шизофрения, алкоголизм и преступность. Отдельно велись статистические исследования относительно воздействия войны, браков, законодательства, образования, традиций и расовых отличий на рождаемость и смертность внутри одной нации.
   К началу 1930-х годов в политических кругах России распространилось убеждение в том, что генетика несовместима с идеями Маркса. Теория случайных и непредсказуемых, крайне «вредных» мутаций генов и хромосом, якобы, исключала возможность «полезных» социальных изменений, а главное — не предусматривала контроля над населением. Марксисты предпочитали концепцию целенаправленного формирования желательных качеств, например патриотизма или покорности, через прямое изменение природных или социальных условий.
    Нагрудный почетный знак советского врача
 
   Правительство одобрило линию врача-активиста Левита, заявившего: «Советский пролетариат, а вслед за ним и большинство русских медиков уже давно признали возможность наследования приобретенных признаков; от высказываний генетиков веет глубоким пессимизмом и немощью». Выражая мнение коллег, Левит полагал, что существование наследственных болезней противоречит принципам профилактической медицины и тем «обезоруживает врача». Большой популярностью пользовались взгляды австрийского биолога П. Каммерера, утверждавшего: «…тогда как менделевская генетика делает людей „рабами прошлого“, ламаркизм обещает произвести их в „капитаны будущего“. Венский марксист призвал к созданию социалистической евгеники.
   С началом культурной революции молодая наука понесла серьезные кадровые потери. Филипченко покинул пост руководителя Центра научной евгеники, а в мае 1930 года умер от менингита. Приблизительно в то же время Кольцова отстранили от преподавания в МГУ и уволили всех сотрудников его кафедры экспериментальной биологии. Собранная с большим трудом группа талантливых генетиков была разогнана. В соответствии с новой партийной идеологией в стране осуждались попытки соединить биологическое и социальное начала. Деятельность ученых, занимавшихся вопросом наследственности, объявили «биологизаторством».
   В 1930 году упразднили Бюро по евгенике; затем прекратило существование Русское евгеническое общество. Однако окончательный разгром «буржуазной теории» совпал с возникновением фашизма в Германии. Приход к власти Гитлера создал непреодолимые идеологические проблемы вследствие использования нацистами извращенной евгеники.
   Учреждением новой дисциплины, медицинской генетики, предполагалось убить двух зайцев: улучшить здоровье пролетариата и отработать методику идейной борьбы с расистской теорией фашистов. В марте 1935 года Институт генетики АН был переименован в Медико-генетический институт имени М. Горького, который возглавил Левит. В итоге евгеника трансформировалась в идеологически здоровую дисциплину. Новый политический поворот под русским названием «1937 год» или западным «Большой террор», привел к закрытию едва начавшего работу учреждения. В июле 1937 года Левита сняли с поста директора, а через несколько месяцев он был арестован. После короткой ревизии Медико-генетический институт ликвидировали. Таким образом, медицинская генетика просуществовала не дольше почившей евгеники. Возрождение обеих наук состоялось лишь в 1960-х годах.
   Характерными чертами четвертого этапа истории генетики (приблизительно 1940–1955 годы) было бурное развитие работ, касавшихся физиологических и биохимических признаков. В сферу генетических опытов вошли новые объекты — микроорганизмы и вирусы. Возможность получения от них огромного по численности потомства, причем за очень короткое время, резко повысила действенность генетического анализа. Это позволило исследовать многие, недоступные ученым ранее формы генетических явлений. В 1944 году состоялось еще одно революционное открытие, сделанное в Америке. Микробиолог Освальд Теодор Эйвери (1877–1955 годы) установил существование специфического вещества, ответственного за иммунологические процессы. Работая совместно с группой коллег, он открыл, что фактором, обеспечивающим генетическую трансформацию, являются молекулы ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты). Представив ее в качестве носителя наследственной информации, американцы заложили основы молекулярной генетики. Наиболее значительным достижением конца этого периода стало доказательство следующего факта: инфекционным элементом вирусов служит их нуклеиновая кислота (ДНК или РНК).
   Начало современного этапа истории науки о наследовании, генетики, относится к 1970-м годам, когда наряду со стремительным развитием всех сложившихся направлений вперед выдвинулась молекулярная генетика. Немного раньше группа украинского академика Сергея Михайловича Гершензона (1906–1998 годы), изучая размножение одного из вирусов насекомых, получила новые данные в пользу того, что генетическая информация может передаваться как от ДНК к РНК, так и в обратном направлении. Этот процесс назвали обратной транскрипцией.
   Следствием открытия стали успешные разработки принципиально новых форм прикладной генетики, например использование ее в лечении или предотвращении злокачественных опухолей. Однако проблемой возникновения рака еще в середине 1940-х годов занимался советский вирусолог Лев Александрович Зильбер (1894–1966 годы). Замечательный микробиолог и иммунолог, академик АМН, он сформулировал вирусогенетическую теорию происхождения опухолей, заложив основы иммунологии рака. Будучи братом известного писателя В. А. Каверина, Лев Александрович, несомненно, помогал ему в создании романа «Открытая книга», где на примере судьбы главной героини убедительно и ярко рассказывается о становлении российской вирусологии.
   Информация обо всех многообразных признаках передается от поколения к поколению, часто реализуясь у потомков в сильно искаженном виде. Генетические исследования помогают в познании закономерностей наследования, следовательно, в изыскании путей практического использования этих закономерностей. Таким образом, генетика призвана рассматривать четыре основных вопроса: хранение и кодирование генетической информации; ее передачу; реализацию и механизм изменения.
   Заключения, полученные при изучении фундаментальных проблем наследственности и изменчивости, служат основой решения прикладных задач. Достижения генетиков используются для повышения продуктивности домашних животных, выращивания культурных растений и промышленных микроорганизмов. В сфере медицины эти знания позволяют предупреждать проявление ряда наследственных болезней человека. Современная генетика состоит из множества разделов, представляющих как теоретический, так и практический интерес. Классическими разделами являются: генетический анализ, основы хромосомной теории наследственности, цитогенетика, мутации и модификации. Кроме того, интенсивно развиваются молекулярная и эволюционная генетика, новая отрасль геномика, изучающая процессы становления и эволюции совокупности генов, а также генная инженерия.
   Развитие генной инженерии началось в 1972 году, когда группа американских ученых во главе с П. Бергом смогла извлечь из клеток организма ген, кодирующий определенный продукт. В соединении со специальными молекулами ДНК (векторами) гены способны проникать в клетки микроорганизма и размножаться в них. Разработанная американцами технология уже много лет широко используется для промышленного производства высококачественных медицинских биопрепаратов: инсулина человека, интерферона, вакцин против гепатита В. Продукты генной инженерии применяются для диагностики СПИДа. Проводятся перспективные работы по лечению наследственных заболеваний посредством введения в организм пациента здорового гена для замещения гена-мутанта, являющегося причиной заболевания.
   Метод хромосомной инженерии позволяет получить потомство, генетически сходное с особью, от которой взята соматическая клетка. Причем число таких потомков неограниченно. Метод получил название «клонирование» (от греч. klon — «ветвь, побег»), обозначая биологическое копирование живого объекта. Понятие «клонирование» подразумевает две формы воспроизведения. Во-первых, получение одинаковых копий фрагментов ДНК, во-вторых, получение группы клеток с единым генотипом. Первая методика применяется в биотехнологии. Ученые выращивали растения заданной формы — квадратные овощи или фрукты, которые удобно складывать в ящики, а также продукты, защищенные от действия вирусов.
   Попытки клонирования животных впервые имели место в начале 1950-х годов. Американцы Р. Бриггс и Т. Кинг удалили ядро из яйцеклетки лягушки, пересадив в нее ядро зрелой особи, и получили нормального живого лягушонка. Похожие эксперименты проводились в России ученым Г. Лопашевым и в Англии — биологом Д. Гердоном. Последний сумел вывести целое лягушачье семейство. В 1997 году шотландцы удивили мир сообщением о рождении овцы, выведенной методом клонирования. Эксперименты проводились в Эдинбурге, в лаборатории микробиолога Яна Вильмута. Сначала «искусственная» овечка Долли ничем не отличалась от других животных, но по прошествии некоторого времени были замечены небольшие отклонения, в частности ускорение физического развития.
    Метод Яна Вильмута
 
   Вопрос клонирования человека до настоящего времени является предметом ожесточенных дискуссий. Если техническая сторона вопроса практически решена, то моральные проблемы стоят достаточно остро. Нравственные устои большинства народов мира не допускают механического воспроизведения живого организма. Кроме того, развитию генной инженерии препятствуют различные спекуляции. Рассматривая идею клонирования в отрыве от биотехнологии, некоторые политики мечтают о массовом производстве гениев или солдат, подобных голливудскому терминатору. Вскоре после опубликования сенсационных подробностей сотрудникам эдинбургской лаборатории начали поступать заказы от сильных мира сего. Безутешные родители желали нового ребенка взамен недавно умершего; крупные бизнесмены мечтали увидеть собственные копии. Биологи признают возможность создания человека, внешне похожего на донора, но отрицают вероятность точного повторения личности. Для этого потребуется воссоздать условия развития плода, его рождения и воспитания, что является чистой фантазией.
   Если по поводу коммерческого использования метода ведутся ожесточенные споры, то в одном люди солидарны с учеными: интеллект человека воспроизвести невозможно. Клонирование человека официально запрещено в США, Франции, Германии и Японии. Во Франции подобные опыты грозят ученому тюремным заключением сроком на 10–20 лет. Однако совершенствование технологии по отношению к животным, возможно, изменит взгляды на эту перспективную сферу науки.

   В качестве хирургического метода трансплантация известна еще с древности, но успешная пересадка внутренних органов долгое время оставалась прерогативой писателей-фантастов. В конце XX века реальность этой сферы медицины уже не вызывала сомнения: в мире ежегодно производилось около 40 тысяч операций по замене конечностей, сердца, почек, печени, поджелудочной железы, кишечника, желудка. Основоположником современной трансплантологии можно назвать человека, впервые преступившего законы природы. Французский хирург и патофизиолог Алексис Каррель (1873–1944 годы) разработал технику выращивания культуры ткани; предложил медицине сосудистый шов, оставив множество трудов по пересадке органов.
   Трансплантация трупной почки впервые была осуществлена в 1934 году русским хирургом Юрием Юрьевичем Вороным (1895–1961 годы). Больная скончалась, а медик продолжал искания до конца своей жизни, не сумев, однако, достичь положительного результата. Исследования предшественника логично завершились в 1965 году, когда академик Борис Васильевич Петровский удачно пересадил почку от матери к дочери. Знаменитый хирург, министр здравоохранения СССР, автор трудов по оперативному лечению рака пищевода, Петровский вывел российскую трансплантацию из стадии опытов, сделав ее направлением клинической медицины. Удачные операции Петровского помогли разрешить проблему отторжения пересаженных органов. Риск осложнений сводится к минимуму при внедрении родственных ему органов или тканей (аутотрансплантация). В этом случае иммунная система не «атакует» постороннее тело, что неизбежно при пересадке чужого органа.
   В 1960-х годах в Эквадоре предпринималась попытка трансплантировать кисть руки. К немалому огорчению всех участников операции произошло отторжение чужеродного органа, и кисть пришлось ампутировать. Первый в медицине случай удачной трансплантации человеку донорской конечности имел место в 1998 году. Французский хирург Жан-Мишель Дубернард и австралиец Ерл Оуэн успешно «пришили» донорскую руку пожилому гражданину Новой Зеландии. Послеоперационный период не принес неожиданностей, и спустя несколько месяцев после трансплантации радостный новозеландец уже плавал в бассейне. Положительный опыт повторился 13 января 2000 года, когда французские хирурги трансплантировали своему соотечественнику обе руки.
   Отцом отечественной трансплантологии заслуженно считается биолог Владимир Петрович Демихов (1916–1998 годы), создатель первой модели искусственного сердца. Начав опытные трансплантации жизненно важных органов почти более 50 лет назад, доктор пришил к шее взрослой собаки голову щенка. Самое удивительное, что пес прожил несколько суток, все это время бегая по лаборатории; хорошо ел, лаял и вилял хвостом. Своеобразно повторяя роман Булгакова, в 1946 году профессор Демихов сделал операцию по пересадке легких собаке. В застойные годы исследовательская работа по трансплантации не прекращалась, но эксперименты проводились нелегально. Коммунистическая идеология не признавала пересадку органов явлением, достойным советской медицины. Только в конце 1970-х годов операции стали проводиться открыто и в условиях финансирования. Российские ученые, рискнувшие заняться трансплантацией, испытывали трудности более значительные, чем их зарубежные коллеги.
   Помимо чисто технических проблем, россияне столкнулись с нехваткой донорских органов, несовершенством медицинского оборудования, отсутствием юридической основы. О медленном развитии этой перспективной сферы медицины можно судить по малочисленности специальных клиник. В то время как в Америке пересадку органов производят в сотнях больниц, в России их только две. В настоящее время научная деятельность в этой области ведется в рамках Московского института трансплантологии и искусственных органов.
   В экспериментальной и практической медицине одинаково успешно применяют различные виды операций. Пересадка трупных органов называется аллотрансплантацией. Будучи наиболее приемлемым вариантом, такой вид пересадки связан с большими юридическими проблемами. Например, в США более 15 лет действует закон, по которому органы умерших считаются федеральной собственностью. Они не подлежат компенсации, а родственникам тех, кто завещал части своего тела медицине, выплачивается по 300 долларов за каждый орган. США является одной из немногих стран, где общество лояльно относится к этической стороне трансплантации. Мировая очередь на замену какого-либо органа составляет примерно 180 тысяч человек. По статистике середины 1990-х годов, только в Америке 30 тысяч человек нуждались в пересадке печени, но лишь 3,5 тысячи трупов сочлись пригодными для дальнейшего использования.
   В условиях острого дефицита донорских органов перспективными считаются разработки по ксенотрансплантации — пересадке органа животного. В начале 1960-х годов американский хирург Кейт Реемтсма пересадил почки шимпанзе человеку. Эксперимент продолжил хирург из Калифорнийского университета Леонард Бэйли, в 1984 году имплантировавший сердце бабуина юной пациентке. Девочка умерла на 20-й день после операции, но опыт признали удачным. Через 8 лет в клиническом центре Питтсбурга печень бабуина была пересажена взрослому человеку, и больной прожил 70 дней. Инфицированный ВИЧ с пересаженным костным мозгом того же бабуина прожил 2 года. Как выяснилось позже, на роль доноров прекрасно подходят свиньи. Первые результаты ксенотрансплантации органов обычной домашней свиньи весьма удивили ученый мир: пересадка ее сердечных клапанов, спасает жизнь человеку с больным сердцем.
   «Святой отец, не кажется ли вам, что человеческий мозг является вместилищем души?», — спросил однажды Папу Римского Иоанна II американский нейрохирург Роберт Уайт. Святой отец не дал ответа на столь дерзкий вопрос, а знаменитый медик утвердился во мнении, что занимается… пересадкой душ. Начиная с 1960-х годов профессор Кливлендского университета пытался совершить так называемую тотальную трансплантацию тела, то есть мечтал пересадить голову одного живого существа другому. Первые эксперименты проходили на обезьянах, затем на трупах, и уже много лет престарелый хирург пытается осуществить пересадку головы живого человека.
   Эксперименты Уайта только на первый взгляд могут показаться жуткой мистикой. Будучи серьезным ученым, доктор уверен в жизненной необходимости подобных операций. Искренне желая помочь людям, обладающим здоровым рассудком, но погибающим из-за внутренних болезней, он готов «приставить к здоровой голове новое тело, предоставив им шанс прожить хоть… несколько десятков лет!». Единственным неудобством для пациентов Уайта станет вынужденная обездвиженность, как получилось с его знаменитыми обезьянами. Животные, которым профессор поменял головы, выжили, но не смогли двигаться вследствие пересечения нервных путей.
   Если в мире еще нет человека с пересаженной головой, то эта несправедливость может быть вскоре исправлена благодаря энтузиазму профессора Уайта. Более того, нашлось немало людей, готовых стать объектом его научной деятельности. Одним из потенциальных пациентов является английский физик Стивен Уильям Хокинг (род. 1942). В результате рассеянного склероза ученого парализовало много лет назад, и его жизнь, вероятно, подходит к концу, хотя мозг функционирует без каких-либо отклонений. По мнению Уайта, молодое тело способно замедлить процесс старения мозга, в частности предотвратить потерю памяти или глухоту. Бесспорно, что мозг не может обновиться полностью, но улучшение общего состояния организма непременно повлияет на его функции. Прямая зависимость между работой мозга и состоянием печени известна еще со времен В. Де-михова.
   Роберт Уайт не скрывает технологию процесса: «Для того чтобы пересадить голову от тела Х к телу Y, необходимо сначала сделать надрезы на обеих шеях, рассечь мышцы, кровеносные сосуды и нервы так, чтобы нетронутыми остались только спинной мозг, сонная артерия и яремная вена. Затем надо постепенно обломить все позвонки, чтобы спинной мозг остался в твердой мозговой оболочке. Только после этого с помощью гибких катетеров соединяется кровообращение в голове Х и теле Y. Наконец, посредством рассечения спинного мозга голова Х отделяется от „никчемного“ родного тела, а от тела Y точно так же отделяется „никчемная“ голова. Рана на шее сшивается, и хирурги празднуют очередную победу над смертью». По этой методике производились операции на обезьянах, а вскоре предполагается проводить испытания на людях. Отрицательным моментом тотальной трансплантации тела является тот факт, что из двух человек можно «сделать» только одного. В то же время успокаивает конечный результат: получившийся объект обещает быть вполне трудоспособным.
   Трудности с донорскими органами поставили перед учеными задачу создания искусственных органов. Новое направление в трансплантации оформилось в самостоятельную сферу примерно в 1985 году, получив название биоинженеринг или, в русском варианте, конструирование тканей. Родоначальниками новой области науки считаются американские биологи, братья Джозеф и Чарльз Ваканти, пересадившие человеческое ухо на спину лабораторной мыши. Новаторство XX века остановилось на достижениях по созданию искусственной кожи и хрящевой ткани, образцы которых прошли клинические испытания в центрах трансплантации всего мира. Однако биоконструкторы настроены весьма оптимистично. В эйфории от первых серьезных успехов они уверяли человечество в том что в середине нового столетия появятся фабрики по выращиванию любых органов, а в аптеках будут продаваться искусственные сердца, почки, носы и уши.
   Все же будущее оказалось не столь оптимистично, хотя на сегодняшний день ученым удалось получить около 200 типов тканей. Методика биоинженеринга предусматривает использование клеточного материала, взятого из органов животного или человека. Каркас из тонких полимерных нитей повторяет форму нужного органа и его пористую структуру. После растворения полимерной арматуры размножившиеся клетки сохраняют заданную форму. Затем искусственный орган проверяется на жизнеспособность имплантацией (от лат. in plantatio — «сажаю внутрь») в живой организм.
   Подобно любой новой отрасли знаний, биоинженерии пришлось испытать противодействие противников, утверждавших неэтичность замены живых органов искусственными. Кроме того, духовенство увидело в этом путь к бессмертию, что противоречит религиозным законам. Более убедительным доводом являлись предубеждения относительно использования человеческих эмбрионов. Как известно, в католическом мире существует запрет на аборты, в связи с чем употребление такого материала вначале не представлялось возможным. Протестантская Англия решила сложный вопрос в пользу здоровья человека. Общественность США и Германии, напротив, посчитала опыты с эмбрионами бесчеловечными и потребовала от правительства приостановки финансирования программы на неопределенный срок.
   Одним из самых значительных открытий в области трансплантации органов стало конструирование хрящевой ткани. Ее способность к активному восстановлению представляла огромный успех науки, поскольку поврежденная суставная ткань в организме не регенерирует. Традиционные операции по поводу повреждений суставного хряща только на короткое время облегчали боль и улучшали движения в суставе. Ранее медики вводили хрящевые клетки в поврежденные суставы, предоставляя регенерацию природе. Процедура приживания стала намного надежней с выращиванием хрящей из донорских клеток. Последующее конструирование нужного органа и имплантация уже не представляли трудностей, так как костная ткань не содержит кровеносных сосудов. Кожные имплантанты принято создавать из клеток крайней плоти и применять в лечении ожогов, пулевых ранений, врожденных повреждений кожи, а также для ликвидации послеоперационных шрамов и татуировок.
   Оригинальная методика в борьбе с облысением разработана сотрудниками университета Дурхама. Группа ученых под руководством К. Джахода пересаживала фолликулы пациента с более волосистых частей головы на лысеющие места (с затылка на темя и основание лба). В отсутствие добровольцев профессор Джаход экспериментировал на себе. Сняв часть волосистой кожи со своей головы, он очистил волосяную луковицу от оболочки и трансплантировал ее на внутреннюю сторону предплечья ассистентки А. Рейнолдз. Через месяц на руке девушки выросли волосы, идентичные волосам Джахода. Самое удивительное, что пересаженные ткани прижились. В предыдущих опытах фолликулы донора отвергались организмом как инородное тело. После работы с А. Рейнолдз ученые убедились, что отчуждение можно предотвратить, пересаживая фолликулу не целиком, а частично. Дальнейшие опыты позволили убедиться в правильно избранном направлении: трансплантированные волосы полноценны, а их фолликулы достаточно жизнеспособны. Таким образом, в течение жизни у человека могут расти новые волосы, постепенно заменяя выпавшие.
   Искусственные кости, сделанные из керамики, кораллов или костей животных, по прочности превосходят натуральные. В Англии разработана уникальная технология лечения переломов посредством жидкокристаллических стержней. Британская методика призвана заменить устаревшую процедуру, при которой человек вынужден несколько месяцев носить в себе металлические стержни. Аналог из жидкокристаллического полимера отличается пластичностью и особой прочностью, причем не требует повторной операции, постепенно рассасываясь в организме. В конце 1990-х годов стало очевидным несовершенство силиконовой технологии наращивания молочных желез. Методика биоинженеринга предусматривает выращивание отдельных фрагментов груди из нескольких клеток, взятых с кожи бедра или ягодицы.
   Немногочисленные пациенты американских клиник, страдающие травмами позвоночника, параличами, а также люди преклонного возраста уже смогли оценить действие бионических нервов (бионов). Метод стимулирования мышечной ткани посредством радиосигнала предотвращает дряхление мускулов эффективно и безболезненно. Положительной стороной этого приема является его простота. После вживления бионам задается нужный режим сокращения мышцы, а с установкой оптимального режима, возможна его фиксация на портативном устройстве. Дальнейшее лечение происходит вне стационара, что является дополнительным удобством для больного.
   Имплантация конечности начинается с создания пластиковых матриц в форме костей, мышц, кровеносных сосудов, нервных и соединительных тканей. Изготовленные части собираются в цельную конструкцию, куда вводится клеточная субстанция. При полном заполнении каркаса тканями искусственная конечность подключается к миниатюрным насосам, обеспечивающим кровообращение.
   Опыты по созданию искусственной печени проходили не столь удачно вследствие недостатка кровоснабжения в этом органе. Однако биоконструкторам все же удалось создать печень длиной несколько сантиметров, что вполне подходит для частичной замены органа, поврежденного, например, алкоголем. Наиболее трудным моментом в биоинженеринге является создание нервных клеток. Немногим более 10 лет назад ученые смогли срастить нервы разделенного спинного мозга крыс. Удачей стал тот факт, что животные не прекратили двигаться. Исследователи убеждены в необходимости подобных опытов, так как практическое применение этой методики позволяет излечивать поперечный паралич.
   Первые попытки по созданию искусственного сердца предпринимались еще в 1950-х годах. Через 30 лет эксперимент предшественников был воспроизведен на человеке по имени Барли Кларк. Операция закончилась драматически; больной скончался, и подобные опыты более не повторялись. Несмотря на скептическое отношение к проблеме создания искусственного сердца, биоконструкторы не прекратили работу по его созданию. В американских лабораториях уже много лет ведутся удачные опыты на животных, но искусственный орган значительно отличается от настоящего, причем не в лучшую сторону. Имплантант способен перекачивать только 10 л крови в минуту против 30 л настоящего сердца. Он не поддается тренировке и не выдерживает более 50 лет.
   Теоретические разработки биоконструкторов нашли практическое применение в медицине. Получили широкое распространение методы, позволяющие избавить больных от утомительных ежедневных инъекций. Страдающим сахарным диабетом вживляются клетки, вырабатывающие инсулин. При болезни Паркинсона доказана эффективность внедрения нервных клеток, способных вырабатывать нужный медиатор — химическое вещество, участвующее в передаче импульсов с нервного окончания на рабочий орган.

   Согласно английской пословице, «каждому хочется жить долго, но никто не желает быть старым». Однако неумолимая природа ограничила существование человека 80 — 100 годами, последнюю треть из которых он проводит болезненным старцем. По оценке немецкого медика Хассо Тальмана, Homo sapiens теоретически способен прожить 120 лет. Японские ученые увеличили возраст потенциального долгожителя до 250 лет, хотя не определили путей его достижения. Вопреки пессимистичному названию, геронтология (от греч. geron — «старик») является учением о молодости. Поставив целью постижение тайны долголетия, ученые-геронтологи обещают человечеству не просто продление жизни, а ее качественное преобразование, то есть возвращение пожилым людям здоровья и бодрости.
   В начале XIX века средняя продолжительность жизни не превышала 50 лет, и люди, достигавшие этого возраста, считались стариками. Подобное отношение прекрасно выражено в романе Л. Толстого, где жизненной активностью отличаются только молодые герои. «Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Она каждому говорила в одних и тех же выражениях о своем здоровье… Все подходившие, из приличия не высказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтоб уж весь вечер ни разу не подойти к ней» («Война и мир»). Тетушка, о которой шла речь, не могла быть старше 50 лет, но автор причислил ее к «мрачным старикам». В возрасте 45 графиня Ростова «была женщина, изнуренная детьми. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение». Через пять литературных лет автор назвал свою героиню «полумертвой старухой, не принимающей участия в жизни».
   Доказательством некоторых успехов науки XX века служат статистические данные о росте продолжительности жизни, прежде всего в индустриально развитых странах. На очередной конференции ВОЗ в 1963 году было утверждено единое отношение к возрасту: от 45 до 59 лет — средний, от 60 до 74 пожилой, а свыше — долгожительство. Благодаря усилиям геронтологов продолжительность жизни человека прошлого столетия увеличилась в среднем до 52–74 лет в зависимости от места проживания и биологических особенностей. В качестве иллюстрации к статистике можно привести любопытную аналогию, касающуюся женщин XIX и XX веков. Например, если пожилая дама, подобная графине Ростовой, в 45 лет заканчивала свое существование в кругу внуков, то ее ровесница, американская певица Мадонна (род. 1958) примерно в том же возрасте выходит замуж и только задумывается о детях.
    Луиза Чикконе (Мадонна)
 
   «Достаточно нескольких строк, чтобы изложить наши сведения о старости, так мало мы о ней знаем», — грустно признавался И. Мечников, хотя в то время он знал о процессе старения намного больше своих коллег. Знаменитый медик считается основателем геронтологии и первым медиком, попытавшимся узнать тайну долголетия посредством физиологии. Он символично занялся проблемой пожилого возраста в последние годы своей жизни, но подошел к ней с истинно научных позиций. Согласно его взглядам, запас прочности человеческого организма рассчитан на 120–150 лет.
   Ученый предполагал, что старость и смерть приходят к человеку преждевременно, являясь следствием токсичного действия микробов кишечной флоры. Мечников рассматривал процесс воспаления в сравнительно-эволюционном аспекте, определяя сам феномен воспаления защитной реакцией организма, направленной на освобождение от инфекции. Следовательно, старость представляет собой обыкновенную болезнь, которую можно лечить с помощью «…правильной жизни, основанной на изучении человеческой природы и на установлении средств к исправлению ее дисгармоний…» Отождествление старости с болезнью встречалось в трудах Галена, видевшего причину дряхления организма в «естественном уменьшении влаги».
   «Правильная жизнь», по Мечникову, обоснована и систематизирована в виде ортобиоза — своеобразного «кодекса долголетия», признанного современниками автора и широко распространенного в наши дни. Подавая пример собственной жизнью, ученый гарантировал долгое существование человеку, счастливому в единственном браке, некурящему, не употребляющему спиртные напитки. В качестве залога бодрой и беззаботной старости служил прочный жизненный стереотип: приятный труд и активный отдых, отсутствие «грешных мыслей» и поступков, доброжелательность и здоровое питание, основу которого составляла… простокваша.
   Целебное действие кислого молока Мечников видел в подавлении гнилостных процессов, происходящих в кишечнике. Тогда идеи ученого вызывали в лучшем случае настороженность, впрочем, как все новые теории. Широкие философские взгляды на эту проблему изложены в книгах «Этюды о природе человека» (1903) и «Этюды оптимизма» (1907). Автор верил в победную силу науки и культуры, способных помочь человечеству справиться с природой. Подготовка счастливой старости должна начинаться с молодого возраста, когда в людях преобладает «инстинкт жизни». В свою очередь, наличие совершенно естественного «инстинкта смерти» определяет не страх перед кончиной, а бесстрашное окончание бытия.
   Несмотря на то, что вопрос старения поднимался медиками еще в античные времена, до XIX века бытовало мнение об износе внутренних органов. Врачи сравнивали человеческий организм с машиной, ветшающей в процессе интенсивного труда. Оттого рекомендации давались прямо противоположные тем, которые предлагал Мечников: меньше работать и больше отдыхать, то есть усиленно сберегать драгоценную энергию. Подобные взгляды исповедовал Аристотель, считавший причиной дряхления организма «постепенное расходование прирожденного жара».
   Теория полноценного питания в новом качестве возродилась в теории долголетия, разработанной патофизиологом А. А. Богомольцем (1881–1946 годы). Украинский академик заложил в основу старения нарушение обменных процессов. Если работа клеток и тканей происходит надлежащим образом, то человек чувствует себя здоровым, бодрым, полным сил, что, собственно, является молодостью. Однако с возрастом обменные процессы меняются; снижается их интенсивность, в итоге приводящая к болезням тела и души. Недуги пожилого человека более длительны вследствие потери интереса к жизни и равнодушия к собственной личности. Поэтому главной составляющей активного долголетия Богомолец считал сбалансированное питание, снабжающее организм элементами, необходимыми для правильного обмена веществ.
   Анализируя мнения о долгожительстве, можно заметить единство по многим позициям. В частности, никто из античных, средневековых или современных медиков не отрицал благоприятного действия положительных эмоций. Еще в XVIII веке немецкий врач Кристоф Вильгельм Гуфеланд (1762–1836 годы) повторял Гиппократа, называя хорошее настроение основным условием долголетия. В книге «Искусство продлить человеческую жизнь» (1797) Гуфеланд призывает читателей избегать конфликтов, не омрачать себе жизнь мрачными мыслями, радоваться каждому прожитому дню и не мечтать о неосуществимом.
   Начиная с 1920-х годов теоретическая геронтология определялась открытиями в химии, физике, антропологии, евгенике, психологии. К середине века ученые могли назвать более 250 гипотез старения, условно разделенные на «теории ошибок» и учения о естественном угасании. Идея относительно нарушений в биосинтезе белка, спонтанно возникающих в человеческом организме, предложена английским биохимиком Лесли Оржелом. Его мысли умозрительно подтвердил австралийский вирусолог Фрэнк Бёрнет: изношенная иммунная система неверно считывает генетическую информацию, вырабатывая антитела против белков собственного организма, что приводит к постепенному разрушению тканей.
   Противоположные концепции предусматривают наличие некоего запрограммированного «гена жизни» («гена смерти») определяющего темпы разрушения внутренних органов. Эта теория гораздо более оптимистична, так как работу гена можно ускорить или замедлить посредством особого биологического процесса — витаукта, играющего в организме роль вечного двигателя. Поговорка «двигайся побольше, проживешь подольше» словно обращена к витаукту, активизация которого напрямую зависит от количества движения. После серии экспериментов сотрудники Киевского института геронтологии доказали, что такие спутники старости, как нарушение сна, одышка, головокружение, нарушение сердцебиения и кровообращения появляются уже после 5 — 10 дней, проведенных в неподвижности.
   Доказав естественную причину возрастных изменений, современные геронтологии не склонны ассоциировать старость с определенным заболеванием. Мнение ученых лучше всего высказал английский писатель Сомерсет Моэм, лирично совместив позиции науки и философии: «У старости есть свои удовольствия, не меньшие, чем удовольствия молодости, только иные. Философы вечно толкуют нам, что мы рабы своих страстей; так разве не великое дело освободиться от их власти. Как ни парадоксально звучит, у стариков больше времени: Плутарх и Катон начали изучать греческий язык в восемьдесят лет. Старость берется за дела, от которых молодость уклоняется, потому что они, якобы, потребуют слишком много времени. К старости лучше становится вкус, и можно наслаждаться искусством и литературой без той личной предубежденности, которая в молодости окрашивает наши суждения. Старость находит удовлетворение в собственном совершенстве…»

   Отличительной чертой высокотехнологичного XX века является интерес общественности к проблемам экологии. Вопрос охраны природы обрел особую актуальность в последние десятилетия, когда стала очевидной связь роста заболеваемости с состоянием окружающей среды. В начале 1970-х годов в Западной Европе возникло мощное движение «зеленых», сохраняющее активные позиции до настоящего времени. Молодые немцы, французы, австрийцы, датчане объединились в борьбе против загрязнения окружающей среды, вредных последствий развития атомной энергетики, за сокращение военных бюджетов и демократизацию общественной жизни. Открывая правду об угрозе экологической катастрофы, «зеленые» призывают людей к уменьшению потребления природных ресурсов, что в итоге может сократить образование промышленных отходов.
   «Нам перестали нравиться желуди, — писал Тит Лукреций Кар, — мы уже не хотим спать на ложах, устланных травой и листьями. Носить шкуры диких животных тоже вышло из моды. Вчера были шкуры, сегодня нужны золото и пурпур». Спустя два тысячелетия на эту тему высказался Л. Н. Толстой: «Поищите человека, которому бы хватало того, что он зарабатывает, и вы увидите, что не найдете и одного на тысячу. Нынче приобрел поддевку и калоши, завтра часы с цепочкой, послезавтра купил квартиру с диваном и бронзовой люстрой, потом — ковры в гостиную и бархатные одежды, после дом, рысаков, картины в золоченых рамах».
   Прогресс всегда ассоциировался с ростом потребления материальных благ. Европейские страны давно прошли этап безоглядного накопления богатств и уже близки к тому, чтобы стать обществом с умеренной культурой потребления. К сожалению, этого нельзя сказать о развивающихся государствах, к которым относится Россия. Чтобы приблизиться к стандартам потребления развитых стран, необходимо увеличение использования сырья и энергии. По утверждению ученых, при существующих условиях планета не выдержит нагрузки и экологическая катастрофа станет неизбежной. Перестройка экономической политики в сторону рационального природопользования на Западе началась еще в 1980-х годах, но изменить потребительскую ориентацию общества оказалось намного сложнее.
   Формирование среднего класса, обладающего высокой покупательной способностью, повлекло за собой стремительный рост потребления. По статистическим данным, около 100 миллионов человек в мире ежедневно приобретают товары длительного спроса: автомобили, бытовые приборы, оргтехнику, поддаваясь мощному воздействию рекламы. Маркетологи разрабатывают новые пути стимулирования покупок, обращая особое внимание на пропаганду одноразовых предметов. Если с экономической стороны политика запланированного устаревания вещей (тушь для ресниц объем, двойной объем, тройной объем…) вполне оправданна, то для экологии такая тенденция пагубна.
   В отсутствие безотходных производств развивающиеся страны не способны перерабатывать более 10 процентов бытового и промышленного мусора. Более того, даже такая незначительная часть отходов уничтожается без должного соблюдения санитарных норм. По данным ВОЗ, примерно треть населения планеты не обеспечена минимальными санитарными условиями. Здесь имеются в виду тесные жилища, отсутствие горячего водоснабжения, а нередко нехватка чистой питьевой воды. Например, жители многих районов Закавказья, Средней и Южной Азии для всех нужд употребляют мутную воду горных рек, являясь потенциальными источниками масштабных эпидемий. Приблизительно половина городского населения отсталых стран не обеспечена соответствующими средствами удаления мусора. Люди, образно говоря, проживают в собственных отбросах, а болезни, вызванные социальной неустроенностью, выходят далеко за рамки медицинских проблем. Если верить статистике, более 5 миллионов человек на Земле ежегодно умирают от заболеваний, связанных с загрязнением окружающей среды.
   В последнее десятилетие XX века увлеченному войнами человечеству пришлось вспомнить такие болезни как холера и чума, непосредственно связанные с загрязнением воздуха, воды, почвы и бытовым мусором. Постепенно распространяется шистосоматоз, которым в настоящее время болеют около 200 миллионов жителей тропических стран. Заражение шистосоматозом происходит через воду посредством червей-паразитов; инфицированный человек покрывается сыпью, страдая от зуда и рези при мочеиспускании. В мире ежегодно регистрируется 500–600 эпизодов чумы, каждый из которых связан с крысами — основными переносчиками этой страшной болезни. Кроме того, крысы переносят туляремию, бруцеллез, рожистые воспаления, а также различные желудочно-кишечные инфекции.
   Биологам известно до 260 видов крыс, ожидающих «благоприятных», то есть антисанитарных, условий для тотального размножения. В современной Москве поголовье грызунов составляет более 170 тысяч особей. Коммунальные службы ежедневно уничтожают тысячи мышей и крыс, но их число постоянно увеличивается, несмотря на тщательную дезинфекцию.
   Благодаря свободе, данной средствам массовой информации, уже невозможно скрыть кризис антропогенного характера: разрушение озонового слоя, участившиеся случаи кислотных осадков, усиление парникового эффекта, аварии на ядерных электростанциях. Прошедшее столетие оставило в наследство новому веку болезни промышленного характера. Например, заболевание Минаматы обусловлено отравлением ртутью. Болезнь Юшо-Ю-Ченга, вначале отмеченная в промышленных районах Юго-Восточной Азии, представляет собой поражение печени диоксином. В 1976 году в одном из городов Италии в результате нарушения правил захоронения химических отходов диоксином отравились сотни людей. В западной части Казахстана распространен асбестоз — разрушение легких асбестовой пылью; в районе Семипалатинска «популярна» фосфорно-марганцевая интоксикация, названная болезнью Кашина — Бека. Трагедией века называют аварию на ядерной станции в Чернобыле, сразу лишившую жизни тысячи людей и продолжающую убивать потомство через облученных родителей и радиоактивную экологическую систему.
   Специалисты предупреждают, что процесс восстановления утраченного природного баланса превышает возможности имеющихся технических средств. По их мнению, естественные экосистемы устроены гораздо сложнее, чем человеческая цивилизация. Даже частичное их разрушение может расстроить потоки информации, управляющие нормальным функционированием и устойчивым развитием биосферы.
   Таким образом, проблемы экологии уже давно вышли за рамки медицины, экономики и политики, став явлением философским. Вопросы спасения окружающей среды сегодня рассматриваются представителями разнообразных областей знания, солидарных в том, что победа человеческого разума станет основным завоеванием XXI века: «Для того чтобы уберечь беззащитную природу от бессовестных людей, нужно объяснить им пользу от биоценологии, а это очень сложно. Учение о полезных и вредных животных и растениях гораздо ближе рассудку обывателя, нежели понятие о гармоничности жизни на планете Земля. Обыватель предпочитает ощущать себя царем природы, а не ее составной частью. Природа не только наш дом, она — мы сами» (Л. Н. Гумилёв).