Страница:
Процесс создания бронетанковых войск уже пошел, и за 1933 год был достигнут значительный прогресс. Экспериментальные и тренировочные учения с муляжами в большой степени прояснили вопросы взаимодействия между различными видами вооружений и укрепили меня в убеждении, что танки только в том случае смогут полностью выполнить свою роль в современной армии, если их рассматривать как часть главного оружия и снабдить полной поддержкой вспомогательных моторизованных частей.
Если тактическое развитие было налицо, то ситуация с техническим оснащением беспокоила все больше. Одним из последствий нашего разоружения по Версальскому договору стал тот факт, что наша промышленность вот уже много лет не производила военной продукции; в результате не хватало не только опытных рабочих, но и производственного оборудования, чтобы воплотить наши намерения. Особенно большой проблемой было производство достаточно прочного броневого листа. Те, что были выпущены, сразу разлетались, как стекло.
Немало времени заняло и выполнение наших требований по части радиосвязи и оптики – надо признать, самых технически сложных областей. Однако я никогда не пожалею об усилиях, затраченных на то, чтобы обеспечить нашим танкам качественный визуальный обзор и радиосвязь. В отношении последней мы до конца превосходили противника, и это в некоторой степени компенсировало наше отставание по другим аспектам.
Осенью 1933 года командующим сухопутными войсками был назначен генерал барон фон Фрич. Во главе армии встал человек, которому полностью доверял офицерский корпус. Это был человек благородной, рыцарской души и вместе с тем умный, осторожный солдат с основательными тактическими и оперативными взглядами. Он не очень хорошо разбирался в технике, но всегда был готов без предрассудков воспринимать свежие идеи и принимать их, если они казались ему правильными. В результате мне было легче обсуждать с ним вопросы развития бронетанковых войск, нежели с кем-либо еще из Верховного командования армии. В бытность начальником 1-го управления Труппенамта стотысячной армии, он уже проявлял интерес к бронетехнике и моторизации и посвятил некоторое время изучению танковых дивизий. На той высокой должности, которую он занимал теперь, он продолжал выказывать не меньшую заинтересованность в нашем деле. Вот показательный эпизод, говорящий о его манере вести дела. Я изложил ему некоторые технические проблемы производства танков. Он недоверчиво сказал мне:
– Вы ведь должны знать, что техники всегда врут.
Я ответил:
– Вполне возможно, но, когда они врут, это обнаруживается уже через год-два – после провала попыток реализовать их идеи. А тактики тоже врут, только вот их ложь обнаруживается после поражения в войне, когда уже слишком поздно.
Фрич покрутил в руках монокль, как он это часто делал, и ответил:
– Может быть, вы и правы…
На больших собраниях он был чрезвычайно сдержан и даже застенчив, но, будучи среди друзей, которым он полностью доверял, Фрич был открыт и доступен. У него было замечательное чувство юмора, когда он того хотел, и очаровательная манера поведения.
Вот новый начальник Генерального штаба, генерал Бек, был куда более трудной для общения личностью. Это был благородный человек, спокойный, даже чересчур спокойный по характеру, рассудительный офицер старой школы, ученик Мольтке. Именно по инициативе Бека и с одобрения Мольтке в новой армии Третьего рейха был возрожден Генеральный штаб. Технических требований современности он не понимал. А поскольку на наиболее важные должности в Генеральном штабе он неизбежно отбирал людей со схожими взглядами, а в свое близкое окружение – тем более, то со временем, сам того не желая, он воздвиг реакционный барьер в самом сердце армии, преодолеть который оказалось крайне сложно. Он не одобрял планов создания бронетанковых войск, считая, что танки должны использоваться в первую очередь для поддержки пехоты, и соглашался на создание танковых подразделений не крупнее бригады. В формировании танковых дивизий он заинтересован не был.
Мне пришлось долго воевать с генералом Беком, прежде чем он согласился учредить бронетанковые дивизии и издать печатные учебные пособия для танковых войск. В конце концов он дошел даже до того, что согласился на создание двух танковых дивизий, хотя я к тому времени настаивал уже на трех. Я описал ему преимущества этих новых соединений в самых радужных тонах, особенно их оперативную ценность. На это он ответил: «Нет, не хочу иметь с вами никакого дела. Вы для меня слишком шустрые». Когда же я объяснил ему, что радиосвязь позволяет командовать войсками при любой скорости их продвижения, он мне не поверил. В наших учебных пособиях неоднократно подчеркивалось, что командиры подразделений должны находиться как можно ближе к месту боев. Ему это тоже не нравилось. «Невозможно командовать, не имея карт и телефона. Вы что, никогда Шлиффена не читали?» То, что даже командир дивизии должен находиться по возможности впереди, едва не сталкиваясь с неприятелем, было для него уж чересчур.
Даже если забыть про все связанное с танковыми войсками, Бек тормозил решение всех военных и политических вопросов. Его участие парализовывало любое дело. Он всегда предвидел все трудности и требовал времени на обдумывание. Показательна в этом смысле придуманная им тактика «сдерживающей обороны». О «сдерживающем бое» мы что-то читали в учебниках еще перед Первой мировой; в стотысячной же армии принцип «сдерживающей обороны» стал главенствующим. «Сдерживающая оборона» Бека изучалась в обязательном порядке всеми подразделениями вплоть до стрелковых. Это был поразительно бестолковый способ ведения боя, и случаев, когда он приносил бы успех, мне не встречалось. После создания бронетанковых дивизий Фрич устранил всю эту концепцию.
Весной 1934 года был учрежден командный штаб моторизованных войск; начальником службы был назначен генерал Лутц, а я взялся за обязанности начальника его штаба. Кроме того, Лутц продолжал оставаться инспектором моторизованных войск, а также начальником 6-го оружейного управления общеармейской службы министерства обороны (Waffenabteilung In 6 im Allgemeinen Heeresamt dew RWM).
В это время Гитлер нанес свой первый визит Муссолини, в Венецию, и результаты были явно неудовлетворительными. По возвращении он выступил перед собранием генералов, лидеров партии и CA[2] в Берлине. Лидеры CA отреагировали на его речь довольно холодно. Уходя, я слышал фразы типа «Адольфу надо от этого отучаться». Таким образом я, к собственному изумлению, обнаружил, что внутри партии существуют свои глубокие разногласия. 30 июня эта загадка разрешилась. Начальник штаба CA Рём и многие другие лидеры CA были убиты, а с ними заодно – еще множество мужчин и женщин, не имевших с CA ничего общего, чьим единственным преступлением, насколько мне известно, было оппозиционное отношение к партии. Среди убитых были бывший министр обороны и канцлер, генерал фон Шлейхер, его жена и его друг и коллега генерал фон Бредов. Попытки открытого оправдания убитых генералов результатов не дали. Лишь старик фельдмаршал фон Макензен объявил в 1935-м на Шлиффеновском ужине (ежегодной встрече действующих и бывших офицеров Генерального штаба), что честь обоих была незапятнанной. Заявления Гитлера в рейхстаге по поводу произошедшего были явно недостаточными. Надеялись на то, что партия скоро выйдет из периода «болезней роста». Сейчас, задним числом, остается только пожалеть, что руководство армии не потребовало полного удовлетворения. Если бы они это сделали, то оказали бы огромную услугу не только себе, но и всем вооруженным силам и всему немецкому народу.
2 августа 1934 года Германия понесла тяжелую утрату. Умер фельдмаршал Гинденбург, покинув свой народ в разгар внутренней революции, последствий которой тогда никто не мог предугадать. Я в тот день писал жене:
«Старика больше нет. Мы все опечалены этой непоправимой утратой. Он был отцом для всей страны, а для вооруженных сил – в особенности, и нам предстоит нелегкий и долгий период, пока не заполнится эта брешь в жизни нашей страны. Само его присутствие значило для иностранных держав больше, чем любые письменные договоренности и красивые слова. Мир верил ему. Все мы, любившие и уважавшие Гинденбурга, много потеряли с его смертью.
Завтра нам предстоит присягать Гитлеру. Нелегкие последствия может иметь эта присяга! Дай Бог, чтобы она в равной степени обязала обе стороны служить благу Германии. Армия привыкла хранить верность своим клятвам. Да удастся же ей и в этот раз сдержать свое слово! […] Сейчас требуется честно и много работать, соблюдая умеренность в словах».
Эти слова, написанные 2 августа 1934 года, выражают не только мое мнение, но и мнение множества моих товарищей и большой части всего немецкого народа.
7 августа 1934 года немецкие солдаты принесли гроб с телом бессмертного фельдмаршала и президента на кладбище Танненберга. Прозвенели прощальные слова Гитлера: «Павший воин! Вальхалла принимает тебя!»
Уже 1 августа на основании Акта о власти канцлер и его кабинет объявили, что в случае смерти Гинденбурга администрация президента сольется с администрацией канцлера. В результате 2 августа Гитлер стал одновременно и главой государства, и главнокомандующим вооруженными силами. Поскольку поста канцлера он не терял, то вся власть объединилась в его руках. Так началась не ограниченная ничем диктатура.
Упорно проработав в течение всей зимы, в марте 1935-го мы узнали, что Германия вновь обрела право на военное самоопределение. Эта новость, означавшая отмену унизительных положений Версальского договора, обрадовала каждого солдата. День памяти героев в тот год начался с парада представителей всех родов войск в присутствии фельдмаршала фон Макензена, и там впервые появилось несколько батальонов новоявленных бронетанковых войск, правда, без танков, поскольку парад был пеший. При подготовке к параду участие в нем танкистов было под вопросом, поскольку, по словам ответственного офицера, «у них карабины короткие, они не смогут правильно взять на караул». Несмотря на этот вопиющий недостаток наших солдат, я все же смог добиться их участия в церемонии.
16 марта того же года меня пригласил к себе на званый вечер английский военный атташе. Незадолго до выхода из дома я включил радио и услышал трансляцию правительственного сообщения. Это был указ о введении снова всеобщей воинской повинности в Германии. Беседа моя в тот вечер с английским другом и его шведским коллегой выдалась особенно оживленной. Оба этих господина с пониманием отнеслись к тому удовлетворению, с которым я воспринял эти прекрасные для немецкой армии новости.
Теоретически целью нашего ускоренного вооружения было достижение паритета с тяжеловооруженными соседями. Практически же – по крайней мере, что касается танковых частей – о том, чтобы даже приблизиться к их уровню, пока и речи быть не могло, ни по количественным, ни по качественным показателям. Поэтому компенсировать эту слабость нам приходилось превосходством в организации и управлении. В частности, мы рассчитывали, что нашу малочисленность компенсирует концентрация всех небольших пока сил в крупные соединения, скажем, в дивизии, и объединение этих соединений в танковый корпус.
Прежде всего предстояло убедить свое военное начальство, что предлагаемое нами не только осуществимо, но и достойно осуществления. С этой целью командование моторизованных войск, учрежденное в июне 1934-го, с генералом Лутцем во главе, устроило четырехнедельные учения импровизированно собранной из имеющихся соединений танковой дивизии.
Учения должны были состояться летом 1935-го. Командиром этой учебной дивизии должен был стать генерал барон фон Вейхс. Дивизии предстояло собраться в тренировочном округе Мюнстер-Лагер и проводить систематические тренировочные занятия в четырех различных тактических ролях. На этот раз мы намеревались не обучать командиров подчиненных соединений решать собственные тактические задачи, а просто показать, что перемещение и боевое применение крупных танковых частей, вместе с сопутствующим оружием, возможно в принципе. Генералы фон Бломберг и барон фон Фрич с большим интересом следили за ходом этих учений. Гитлера, которого генерал Лутц тоже приглашал поприсутствовать на учениях, удержало пассивное сопротивление его военного адъютанта.
Результаты как самих учений, так и произведенного ими впечатления оказались весьма удовлетворительными. Когда желтый шар, знаменующий окончание учений, взмыл в небеса, подполковник фон Фрич шутливо заметил: «Не хватает одной детали. Надо было на шаре написать «Танки Гудериана лучше всех!». Генерал Лутц был назначен командующим новоучрежденным командованием бронетанковых войск. Мы думали, что наше командование получит те же права, что и верховные командования других родов войск, но этого не дал сделать начальник штаба армии генерал Бек.
15 октября 1935 года были сформированы три танковые дивизии:
1-я бронетанковая дивизия в Веймаре под командованием генерала барона фон Вейхса;
2-я бронетанковая дивизия в Вюрцбурге под командованием полковника Гудериана;
3-я бронетанковая дивизия в Берлине под командованием генерала Фессмана.
Более подробно об организации танковых дивизий в 1935 году см. приложение 24.
В начале октября я уехал из Берлина, сменив положение в центре событий на практику войсковой службы. Я знал, что оставляю командование бронетанковых войск в надежных руках генерала Лутца. Однако можно было с уверенностью заявить, что противодействие со стороны определенных лиц Генерального штаба будет возрастать и неизвестно, справится ли с этим давлением мой преемник на посту начальника штаба[3]. Оставались сомнения и насчет того, сможет ли инспекция бронетанковых войск в Верховном командовании сухопутных войск (ОКХ), на котором теперь лежала ответственность за отстаивание наших интересов перед начальником Общего управления ОКХ, и дальше держаться выбранной линии. В обоих случаях произошло именно то, чего я боялся. Начальник Генерального штаба восторжествовал, и стали вместо дивизий формировать танковые бригады с целью обеспечения непосредственной поддержки пехоты. Уже в 1936 году с этой целью была создана 4-я танковая бригада. Кроме этого, препятствием на пути дальнейшего формирования танковых дивизий стало создание под давлением со стороны кавалерии, стремившейся сохранить управление и танковыми частями, трех так называемых «легких» дивизий, каждая из которых состояла из двух мотострелковых полков, разведывательного полка, артиллерийского полка, танкового батальона и массы вспомогательных подразделений.
Помимо «легких» дивизий были сформированы также и четыре мотопехотные дивизии – это были обычные пехотные дивизии, только полностью моторизованные, для чего потребовалось большое количество автотранспорта. Так появились XIV армейский корпус мотопехотных дивизий и XV армейский корпус «легких» дивизий, а бронетанковые войска преобразовались в XVI армейский корпус, состоящий из трех танковых дивизий. Все эти три корпуса в итоге были объединены в 4-ю командную группу под командованием генерала фон Браухича, на которого и легла ответственность за их дальнейшее развитие.
Представители различных ветвей рода войск получили собственные цвета, которые использовались для окантовки погон и т. д. До сих пор для всех бронетанковых войск этот цвет был единым – розовым, теперь розовый цвет остался только цветом танковых полков и противотанковых батальонов. Цвет разведывательных батальонов бронетехники сменили сперва на желтый, а затем на коричневый; солдаты стрелковых полков и мотострелки бронетанковых дивизий получили зеленый цвет; полки кавалерийских стрелков «легких» дивизий продолжали носить кавалерийский желтый, а бойцы мотопехотных полков – пехотный белый. Естественно, что это привело к увеличению трений с пехотной и кавалерийской инспекциями.
Я глубоко сожалел о таком разбросе наших моторизованных и бронетанковых войск, но в тот момент ничего не мог сделать, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Лишь позже можно было частично исправить нанесенный этим вред.
Ограниченность наших ресурсов в сфере моторизации еще больше усугублялась различными организационными ошибками других родов войск. К примеру, начальник общевойсковой службы генерал Фромм издал приказ, что все четырнадцать противотанковых рот всех пехотных полков должны быть моторизованы. Когда я попытался объяснить, что эти роты, которым приходится взаимодействовать с пешими солдатами, лучше оставались бы со своей конной тягой, он ответил: «Солдатам тоже надо предоставить машины». Моя просьба о том, что лучше бы вместо этих четырнадцати рот моторизовать батальоны тяжелой артиллерии, была отвергнута. Тяжелая артиллерия так и осталась на конной тяге, что очень тяжело сказалось в последующей войне, особенно на территории России.
Развитие гусеничной техники для вспомогательных частей никогда не шло теми темпами, как нам бы того хотелось. Ясно было, что эффективность танков значительно возрастет, если пехота, артиллерия и прочие дивизионные части смогут наравне с ними продвигаться по пересеченной местности. Нам требовались легкие бронированные автомобили на полугусеничном ходу для стрелков, военных инженеров и медиков, самоходные орудия с бронезащитой и различные типы танков для разведки и связистов. Этой техникой дивизии так никогда и не были до конца оснащены. Несмотря на рост производства, возможностей немецкой промышленности так никогда и не хватило на то, чтобы полностью удовлетворить требования и моторизованных частей вермахта, и ваффен-СС, и самого народного хозяйства. Несмотря на все предостережения специалистов, Верховное командование ни разу не попыталось наложить ограничения на жадность отдельных лиц, облеченных властью. Я еще вернусь к этому вопросу при рассказе о военных событиях 1941-го.
Я в это время находился со своей дивизией в Вюрцбурге и ко всем этим вопросам имел лишь косвенное отношение. Моя работа состояла в комплектации и обучении моих новообразованных подразделений, которые представляли столь различные между собой области военного дела. Зима 1935/ 36 года особыми событиями отмечена не была. Вюрцбургский гарнизон под командованием генерала Брандта принял меня дружелюбно, как и жители города и окрестностей. Я получил маленький домик на Бёкельштрассе с прекрасным видом на город, раскинувшийся в долине Майна; из наших окон видны были форт Мариен и Кеппеле, шедевры архитектуры барокко.
Весной 1936 года мы были удивлены решением Гитлера занять Рейнскую область. С военной точки зрения эта операция представляла собой лишь жест, так что танковые войска там не требовались. Моя дивизия все же была поднята по тревоге и переброшена в учебный округ в Мюнзигене, но танковой бригады это не касалось, и она осталась на месте во избежание ненужных трений. Через несколько недель вся дивизия вернулась в свое прежнее расположение.
1 августа меня удостоили звания генерал-майора. Единственным танковым подразделением, допущенным к осенним маневрам в том году, стал 4-й бронетанковый полк из Швайнфурта. Использование одного-единственного полка в общем составе пехотной дивизии конечно же не дало четкого представления о наших боевых возможностях.
Одним из гостей, приглашенных на маневры, был генерал-полковник фон Зеект, недавно вернувшийся с Дальнего Востока; я имел честь рассказать ему о новых бронетанковых войсках, о которых он раньше никогда не слышал. Также мне удалось пообщаться и с представителями прессы, которых тоже пригласили, и рассказать им об организации и боевых методах нового рода войск.
1937 год прошел мирно. Мы занимались учебной программой, кульминацией которой стали маневры дивизионного масштаба в учебном округе Графенвёр. Под руководством генерала Лутца за зиму 1936/37 года я подготовил книгу, которая была опубликована под названием «Achtung! Panzer!» («Внимание, танки!»); в ней описывалась история развития бронетанковых войск и излагались основные представления о том, какими должны быть будущие бронетанковые войска Германии. Мы надеялись, что книга пробудит интерес к нашим планам у более широкого круга общественности, а не только у тех, кому приходится иметь дело с танками по долгу службы. Кроме того, я побеспокоился о том, чтобы наша точка зрения попала в специализированную военную прессу с опровержением аргументов наших противников. Вскоре статья с выражением наших взглядов появилась в журнале Национального союза немецких офицеров от 15 октября 1937 года. Я хотел бы привести ее здесь, потому что она хорошо показывает наши усилия и господствовавшую в тот период борьбу мнений.
Танковая атака – огонь и движение
Бронезащита
Если тактическое развитие было налицо, то ситуация с техническим оснащением беспокоила все больше. Одним из последствий нашего разоружения по Версальскому договору стал тот факт, что наша промышленность вот уже много лет не производила военной продукции; в результате не хватало не только опытных рабочих, но и производственного оборудования, чтобы воплотить наши намерения. Особенно большой проблемой было производство достаточно прочного броневого листа. Те, что были выпущены, сразу разлетались, как стекло.
Немало времени заняло и выполнение наших требований по части радиосвязи и оптики – надо признать, самых технически сложных областей. Однако я никогда не пожалею об усилиях, затраченных на то, чтобы обеспечить нашим танкам качественный визуальный обзор и радиосвязь. В отношении последней мы до конца превосходили противника, и это в некоторой степени компенсировало наше отставание по другим аспектам.
Осенью 1933 года командующим сухопутными войсками был назначен генерал барон фон Фрич. Во главе армии встал человек, которому полностью доверял офицерский корпус. Это был человек благородной, рыцарской души и вместе с тем умный, осторожный солдат с основательными тактическими и оперативными взглядами. Он не очень хорошо разбирался в технике, но всегда был готов без предрассудков воспринимать свежие идеи и принимать их, если они казались ему правильными. В результате мне было легче обсуждать с ним вопросы развития бронетанковых войск, нежели с кем-либо еще из Верховного командования армии. В бытность начальником 1-го управления Труппенамта стотысячной армии, он уже проявлял интерес к бронетехнике и моторизации и посвятил некоторое время изучению танковых дивизий. На той высокой должности, которую он занимал теперь, он продолжал выказывать не меньшую заинтересованность в нашем деле. Вот показательный эпизод, говорящий о его манере вести дела. Я изложил ему некоторые технические проблемы производства танков. Он недоверчиво сказал мне:
– Вы ведь должны знать, что техники всегда врут.
Я ответил:
– Вполне возможно, но, когда они врут, это обнаруживается уже через год-два – после провала попыток реализовать их идеи. А тактики тоже врут, только вот их ложь обнаруживается после поражения в войне, когда уже слишком поздно.
Фрич покрутил в руках монокль, как он это часто делал, и ответил:
– Может быть, вы и правы…
На больших собраниях он был чрезвычайно сдержан и даже застенчив, но, будучи среди друзей, которым он полностью доверял, Фрич был открыт и доступен. У него было замечательное чувство юмора, когда он того хотел, и очаровательная манера поведения.
Вот новый начальник Генерального штаба, генерал Бек, был куда более трудной для общения личностью. Это был благородный человек, спокойный, даже чересчур спокойный по характеру, рассудительный офицер старой школы, ученик Мольтке. Именно по инициативе Бека и с одобрения Мольтке в новой армии Третьего рейха был возрожден Генеральный штаб. Технических требований современности он не понимал. А поскольку на наиболее важные должности в Генеральном штабе он неизбежно отбирал людей со схожими взглядами, а в свое близкое окружение – тем более, то со временем, сам того не желая, он воздвиг реакционный барьер в самом сердце армии, преодолеть который оказалось крайне сложно. Он не одобрял планов создания бронетанковых войск, считая, что танки должны использоваться в первую очередь для поддержки пехоты, и соглашался на создание танковых подразделений не крупнее бригады. В формировании танковых дивизий он заинтересован не был.
Мне пришлось долго воевать с генералом Беком, прежде чем он согласился учредить бронетанковые дивизии и издать печатные учебные пособия для танковых войск. В конце концов он дошел даже до того, что согласился на создание двух танковых дивизий, хотя я к тому времени настаивал уже на трех. Я описал ему преимущества этих новых соединений в самых радужных тонах, особенно их оперативную ценность. На это он ответил: «Нет, не хочу иметь с вами никакого дела. Вы для меня слишком шустрые». Когда же я объяснил ему, что радиосвязь позволяет командовать войсками при любой скорости их продвижения, он мне не поверил. В наших учебных пособиях неоднократно подчеркивалось, что командиры подразделений должны находиться как можно ближе к месту боев. Ему это тоже не нравилось. «Невозможно командовать, не имея карт и телефона. Вы что, никогда Шлиффена не читали?» То, что даже командир дивизии должен находиться по возможности впереди, едва не сталкиваясь с неприятелем, было для него уж чересчур.
Даже если забыть про все связанное с танковыми войсками, Бек тормозил решение всех военных и политических вопросов. Его участие парализовывало любое дело. Он всегда предвидел все трудности и требовал времени на обдумывание. Показательна в этом смысле придуманная им тактика «сдерживающей обороны». О «сдерживающем бое» мы что-то читали в учебниках еще перед Первой мировой; в стотысячной же армии принцип «сдерживающей обороны» стал главенствующим. «Сдерживающая оборона» Бека изучалась в обязательном порядке всеми подразделениями вплоть до стрелковых. Это был поразительно бестолковый способ ведения боя, и случаев, когда он приносил бы успех, мне не встречалось. После создания бронетанковых дивизий Фрич устранил всю эту концепцию.
Весной 1934 года был учрежден командный штаб моторизованных войск; начальником службы был назначен генерал Лутц, а я взялся за обязанности начальника его штаба. Кроме того, Лутц продолжал оставаться инспектором моторизованных войск, а также начальником 6-го оружейного управления общеармейской службы министерства обороны (Waffenabteilung In 6 im Allgemeinen Heeresamt dew RWM).
В это время Гитлер нанес свой первый визит Муссолини, в Венецию, и результаты были явно неудовлетворительными. По возвращении он выступил перед собранием генералов, лидеров партии и CA[2] в Берлине. Лидеры CA отреагировали на его речь довольно холодно. Уходя, я слышал фразы типа «Адольфу надо от этого отучаться». Таким образом я, к собственному изумлению, обнаружил, что внутри партии существуют свои глубокие разногласия. 30 июня эта загадка разрешилась. Начальник штаба CA Рём и многие другие лидеры CA были убиты, а с ними заодно – еще множество мужчин и женщин, не имевших с CA ничего общего, чьим единственным преступлением, насколько мне известно, было оппозиционное отношение к партии. Среди убитых были бывший министр обороны и канцлер, генерал фон Шлейхер, его жена и его друг и коллега генерал фон Бредов. Попытки открытого оправдания убитых генералов результатов не дали. Лишь старик фельдмаршал фон Макензен объявил в 1935-м на Шлиффеновском ужине (ежегодной встрече действующих и бывших офицеров Генерального штаба), что честь обоих была незапятнанной. Заявления Гитлера в рейхстаге по поводу произошедшего были явно недостаточными. Надеялись на то, что партия скоро выйдет из периода «болезней роста». Сейчас, задним числом, остается только пожалеть, что руководство армии не потребовало полного удовлетворения. Если бы они это сделали, то оказали бы огромную услугу не только себе, но и всем вооруженным силам и всему немецкому народу.
2 августа 1934 года Германия понесла тяжелую утрату. Умер фельдмаршал Гинденбург, покинув свой народ в разгар внутренней революции, последствий которой тогда никто не мог предугадать. Я в тот день писал жене:
«Старика больше нет. Мы все опечалены этой непоправимой утратой. Он был отцом для всей страны, а для вооруженных сил – в особенности, и нам предстоит нелегкий и долгий период, пока не заполнится эта брешь в жизни нашей страны. Само его присутствие значило для иностранных держав больше, чем любые письменные договоренности и красивые слова. Мир верил ему. Все мы, любившие и уважавшие Гинденбурга, много потеряли с его смертью.
Завтра нам предстоит присягать Гитлеру. Нелегкие последствия может иметь эта присяга! Дай Бог, чтобы она в равной степени обязала обе стороны служить благу Германии. Армия привыкла хранить верность своим клятвам. Да удастся же ей и в этот раз сдержать свое слово! […] Сейчас требуется честно и много работать, соблюдая умеренность в словах».
Эти слова, написанные 2 августа 1934 года, выражают не только мое мнение, но и мнение множества моих товарищей и большой части всего немецкого народа.
7 августа 1934 года немецкие солдаты принесли гроб с телом бессмертного фельдмаршала и президента на кладбище Танненберга. Прозвенели прощальные слова Гитлера: «Павший воин! Вальхалла принимает тебя!»
Уже 1 августа на основании Акта о власти канцлер и его кабинет объявили, что в случае смерти Гинденбурга администрация президента сольется с администрацией канцлера. В результате 2 августа Гитлер стал одновременно и главой государства, и главнокомандующим вооруженными силами. Поскольку поста канцлера он не терял, то вся власть объединилась в его руках. Так началась не ограниченная ничем диктатура.
Упорно проработав в течение всей зимы, в марте 1935-го мы узнали, что Германия вновь обрела право на военное самоопределение. Эта новость, означавшая отмену унизительных положений Версальского договора, обрадовала каждого солдата. День памяти героев в тот год начался с парада представителей всех родов войск в присутствии фельдмаршала фон Макензена, и там впервые появилось несколько батальонов новоявленных бронетанковых войск, правда, без танков, поскольку парад был пеший. При подготовке к параду участие в нем танкистов было под вопросом, поскольку, по словам ответственного офицера, «у них карабины короткие, они не смогут правильно взять на караул». Несмотря на этот вопиющий недостаток наших солдат, я все же смог добиться их участия в церемонии.
16 марта того же года меня пригласил к себе на званый вечер английский военный атташе. Незадолго до выхода из дома я включил радио и услышал трансляцию правительственного сообщения. Это был указ о введении снова всеобщей воинской повинности в Германии. Беседа моя в тот вечер с английским другом и его шведским коллегой выдалась особенно оживленной. Оба этих господина с пониманием отнеслись к тому удовлетворению, с которым я воспринял эти прекрасные для немецкой армии новости.
Теоретически целью нашего ускоренного вооружения было достижение паритета с тяжеловооруженными соседями. Практически же – по крайней мере, что касается танковых частей – о том, чтобы даже приблизиться к их уровню, пока и речи быть не могло, ни по количественным, ни по качественным показателям. Поэтому компенсировать эту слабость нам приходилось превосходством в организации и управлении. В частности, мы рассчитывали, что нашу малочисленность компенсирует концентрация всех небольших пока сил в крупные соединения, скажем, в дивизии, и объединение этих соединений в танковый корпус.
Прежде всего предстояло убедить свое военное начальство, что предлагаемое нами не только осуществимо, но и достойно осуществления. С этой целью командование моторизованных войск, учрежденное в июне 1934-го, с генералом Лутцем во главе, устроило четырехнедельные учения импровизированно собранной из имеющихся соединений танковой дивизии.
Учения должны были состояться летом 1935-го. Командиром этой учебной дивизии должен был стать генерал барон фон Вейхс. Дивизии предстояло собраться в тренировочном округе Мюнстер-Лагер и проводить систематические тренировочные занятия в четырех различных тактических ролях. На этот раз мы намеревались не обучать командиров подчиненных соединений решать собственные тактические задачи, а просто показать, что перемещение и боевое применение крупных танковых частей, вместе с сопутствующим оружием, возможно в принципе. Генералы фон Бломберг и барон фон Фрич с большим интересом следили за ходом этих учений. Гитлера, которого генерал Лутц тоже приглашал поприсутствовать на учениях, удержало пассивное сопротивление его военного адъютанта.
Результаты как самих учений, так и произведенного ими впечатления оказались весьма удовлетворительными. Когда желтый шар, знаменующий окончание учений, взмыл в небеса, подполковник фон Фрич шутливо заметил: «Не хватает одной детали. Надо было на шаре написать «Танки Гудериана лучше всех!». Генерал Лутц был назначен командующим новоучрежденным командованием бронетанковых войск. Мы думали, что наше командование получит те же права, что и верховные командования других родов войск, но этого не дал сделать начальник штаба армии генерал Бек.
15 октября 1935 года были сформированы три танковые дивизии:
1-я бронетанковая дивизия в Веймаре под командованием генерала барона фон Вейхса;
2-я бронетанковая дивизия в Вюрцбурге под командованием полковника Гудериана;
3-я бронетанковая дивизия в Берлине под командованием генерала Фессмана.
Более подробно об организации танковых дивизий в 1935 году см. приложение 24.
В начале октября я уехал из Берлина, сменив положение в центре событий на практику войсковой службы. Я знал, что оставляю командование бронетанковых войск в надежных руках генерала Лутца. Однако можно было с уверенностью заявить, что противодействие со стороны определенных лиц Генерального штаба будет возрастать и неизвестно, справится ли с этим давлением мой преемник на посту начальника штаба[3]. Оставались сомнения и насчет того, сможет ли инспекция бронетанковых войск в Верховном командовании сухопутных войск (ОКХ), на котором теперь лежала ответственность за отстаивание наших интересов перед начальником Общего управления ОКХ, и дальше держаться выбранной линии. В обоих случаях произошло именно то, чего я боялся. Начальник Генерального штаба восторжествовал, и стали вместо дивизий формировать танковые бригады с целью обеспечения непосредственной поддержки пехоты. Уже в 1936 году с этой целью была создана 4-я танковая бригада. Кроме этого, препятствием на пути дальнейшего формирования танковых дивизий стало создание под давлением со стороны кавалерии, стремившейся сохранить управление и танковыми частями, трех так называемых «легких» дивизий, каждая из которых состояла из двух мотострелковых полков, разведывательного полка, артиллерийского полка, танкового батальона и массы вспомогательных подразделений.
Помимо «легких» дивизий были сформированы также и четыре мотопехотные дивизии – это были обычные пехотные дивизии, только полностью моторизованные, для чего потребовалось большое количество автотранспорта. Так появились XIV армейский корпус мотопехотных дивизий и XV армейский корпус «легких» дивизий, а бронетанковые войска преобразовались в XVI армейский корпус, состоящий из трех танковых дивизий. Все эти три корпуса в итоге были объединены в 4-ю командную группу под командованием генерала фон Браухича, на которого и легла ответственность за их дальнейшее развитие.
Представители различных ветвей рода войск получили собственные цвета, которые использовались для окантовки погон и т. д. До сих пор для всех бронетанковых войск этот цвет был единым – розовым, теперь розовый цвет остался только цветом танковых полков и противотанковых батальонов. Цвет разведывательных батальонов бронетехники сменили сперва на желтый, а затем на коричневый; солдаты стрелковых полков и мотострелки бронетанковых дивизий получили зеленый цвет; полки кавалерийских стрелков «легких» дивизий продолжали носить кавалерийский желтый, а бойцы мотопехотных полков – пехотный белый. Естественно, что это привело к увеличению трений с пехотной и кавалерийской инспекциями.
Я глубоко сожалел о таком разбросе наших моторизованных и бронетанковых войск, но в тот момент ничего не мог сделать, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Лишь позже можно было частично исправить нанесенный этим вред.
Ограниченность наших ресурсов в сфере моторизации еще больше усугублялась различными организационными ошибками других родов войск. К примеру, начальник общевойсковой службы генерал Фромм издал приказ, что все четырнадцать противотанковых рот всех пехотных полков должны быть моторизованы. Когда я попытался объяснить, что эти роты, которым приходится взаимодействовать с пешими солдатами, лучше оставались бы со своей конной тягой, он ответил: «Солдатам тоже надо предоставить машины». Моя просьба о том, что лучше бы вместо этих четырнадцати рот моторизовать батальоны тяжелой артиллерии, была отвергнута. Тяжелая артиллерия так и осталась на конной тяге, что очень тяжело сказалось в последующей войне, особенно на территории России.
Развитие гусеничной техники для вспомогательных частей никогда не шло теми темпами, как нам бы того хотелось. Ясно было, что эффективность танков значительно возрастет, если пехота, артиллерия и прочие дивизионные части смогут наравне с ними продвигаться по пересеченной местности. Нам требовались легкие бронированные автомобили на полугусеничном ходу для стрелков, военных инженеров и медиков, самоходные орудия с бронезащитой и различные типы танков для разведки и связистов. Этой техникой дивизии так никогда и не были до конца оснащены. Несмотря на рост производства, возможностей немецкой промышленности так никогда и не хватило на то, чтобы полностью удовлетворить требования и моторизованных частей вермахта, и ваффен-СС, и самого народного хозяйства. Несмотря на все предостережения специалистов, Верховное командование ни разу не попыталось наложить ограничения на жадность отдельных лиц, облеченных властью. Я еще вернусь к этому вопросу при рассказе о военных событиях 1941-го.
Я в это время находился со своей дивизией в Вюрцбурге и ко всем этим вопросам имел лишь косвенное отношение. Моя работа состояла в комплектации и обучении моих новообразованных подразделений, которые представляли столь различные между собой области военного дела. Зима 1935/ 36 года особыми событиями отмечена не была. Вюрцбургский гарнизон под командованием генерала Брандта принял меня дружелюбно, как и жители города и окрестностей. Я получил маленький домик на Бёкельштрассе с прекрасным видом на город, раскинувшийся в долине Майна; из наших окон видны были форт Мариен и Кеппеле, шедевры архитектуры барокко.
Весной 1936 года мы были удивлены решением Гитлера занять Рейнскую область. С военной точки зрения эта операция представляла собой лишь жест, так что танковые войска там не требовались. Моя дивизия все же была поднята по тревоге и переброшена в учебный округ в Мюнзигене, но танковой бригады это не касалось, и она осталась на месте во избежание ненужных трений. Через несколько недель вся дивизия вернулась в свое прежнее расположение.
1 августа меня удостоили звания генерал-майора. Единственным танковым подразделением, допущенным к осенним маневрам в том году, стал 4-й бронетанковый полк из Швайнфурта. Использование одного-единственного полка в общем составе пехотной дивизии конечно же не дало четкого представления о наших боевых возможностях.
Одним из гостей, приглашенных на маневры, был генерал-полковник фон Зеект, недавно вернувшийся с Дальнего Востока; я имел честь рассказать ему о новых бронетанковых войсках, о которых он раньше никогда не слышал. Также мне удалось пообщаться и с представителями прессы, которых тоже пригласили, и рассказать им об организации и боевых методах нового рода войск.
1937 год прошел мирно. Мы занимались учебной программой, кульминацией которой стали маневры дивизионного масштаба в учебном округе Графенвёр. Под руководством генерала Лутца за зиму 1936/37 года я подготовил книгу, которая была опубликована под названием «Achtung! Panzer!» («Внимание, танки!»); в ней описывалась история развития бронетанковых войск и излагались основные представления о том, какими должны быть будущие бронетанковые войска Германии. Мы надеялись, что книга пробудит интерес к нашим планам у более широкого круга общественности, а не только у тех, кому приходится иметь дело с танками по долгу службы. Кроме того, я побеспокоился о том, чтобы наша точка зрения попала в специализированную военную прессу с опровержением аргументов наших противников. Вскоре статья с выражением наших взглядов появилась в журнале Национального союза немецких офицеров от 15 октября 1937 года. Я хотел бы привести ее здесь, потому что она хорошо показывает наши усилия и господствовавшую в тот период борьбу мнений.
Танковая атака – огонь и движение
У неспециалистов, представляющих себе танковую атаку, тут же встают перед глазами стальные чудовища Камбре и Амьена, какими их изображала пресса того времени: вспоминаются километры проволочных заграждений, смятых, как соломенные; снесенные блиндажи, раздавленные пулеметы и тот ужас, который внушали танки, пропахивая поле боя, полыхая пламенем из выхлопных труб. Так этот «танковый террор» описывали в качестве причины нашего поражения 8 августа 1918 года. Такая «тактика парового катка» – это лишь один, причем не самый основной, способ применения танков, но события последней войны настолько прочно засели в умах многих критиков, что возник совершенно фантастический образ танковой атаки, при которой танки собираются вместе в огромном количестве и равномерно едут вперед, перемалывая врага гусеницами (и представляя собой идеальную мишень для артиллерии и противотанкового огня), везде, где бы ни приказало командование, вне зависимости от характера местности. Огневую мощь танков принято недооценивать; танки принято считать слепыми и глухими и отказывать им в способности отстаивать захваченную местность. А вот противотанковую оборону, с другой стороны, принято оценивать чрезвычайно высоко: считается, что танки никогда не захватят обороняющихся врасплох, что противотанковая артиллерия всегда будет подбивать танки, вне зависимости от собственных потерь, дыма, тумана, деревьев или иных препятствий и рельефа местности. Почему-то подразумевается, что танки пойдут именно там, где оборудованы рубежи противотанковой обороны, что бинокли бойцов противотанковых частей помогают им видеть сквозь темноту и дымовую завесу, а каски не мешают им слышать каждое слово.
Из вышеописанной картины несложно сделать вывод, будто бы у танковых атак будущего нет. Стоит ли отбросить танки, и, по словам одного из критиков, считать «танковый период» делом прошлого? Если да, то вместе с танками можно отбросить и беспокойство по поводу новых тактик для старых родов войск и вернуться к старой доброй позиционной войне образца 1914—1915 годов. Только не очень-то разумно прыгать в темноту, не зная, куда приземлишься. Пока наши критики не придумают лучшего способа успешной наземной атаки, который не был бы самоубийственным, мы будем продолжать утверждать, что танки – при правильном их применении, естественно, – являются сегодня наилучшим средством наземной атаки. Чтобы с большим основанием рассуждать о перспективах танковой атаки, приведем некоторые принципиальные характеристики современных танков.
Из вышеописанной картины несложно сделать вывод, будто бы у танковых атак будущего нет. Стоит ли отбросить танки, и, по словам одного из критиков, считать «танковый период» делом прошлого? Если да, то вместе с танками можно отбросить и беспокойство по поводу новых тактик для старых родов войск и вернуться к старой доброй позиционной войне образца 1914—1915 годов. Только не очень-то разумно прыгать в темноту, не зная, куда приземлишься. Пока наши критики не придумают лучшего способа успешной наземной атаки, который не был бы самоубийственным, мы будем продолжать утверждать, что танки – при правильном их применении, естественно, – являются сегодня наилучшим средством наземной атаки. Чтобы с большим основанием рассуждать о перспективах танковой атаки, приведем некоторые принципиальные характеристики современных танков.
Бронезащита
Все танки, предназначенные для серьезных боевых действий, имеют бронезащиту, как минимум, достаточную для того, чтобы быть непроницаемой для бронебойных пулеметных пуль. Но чтобы противостоять противотанковым орудиям и неприятельским танкам, такой защиты мало; поэтому в так называемых «странах-победительницах» Первой мировой войны и наращивают броню своих танков. К примеру, чтобы пробить броню французского танка «2С», требуется орудие, как минимум, 75-го калибра. Если армия окажется способной пустить в первой волне атаки неуязвимые для оборонительных орудий противника танки, то самый опасный противник окажется поверженным, будут разгромлены и пехота, и инженерные части неприятеля, поскольку, после уничтожения противотанковой артиллерии, последних смогут расстрелять и легкие танки. Однако если у обороняющихся окажутся орудия, способные пробивать броню имеющихся у нападающей стороны танков, и эти орудия будут правильно и вовремя использованы, то за свою победу танкам придется дорого заплатить, а возможно даже, что этой победы и не будет, если оборона достаточно сконцентрирована и эшелонирована. Борьба брони и снаряда идет уже тысячи лет, и с ней знакомы не только танковые войска, но и гарнизоны крепостей, моряки, а в последнее время – и летчики. Сам факт существования этой борьбы, идущей с переменным успехом, еще не говорит о бесполезности танков как средства ведения наземной войны, потому что иначе нам придется просто бросать солдат в атаку без какой-либо иной защиты, кроме суконных мундиров времен Первой мировой войны, а эта защита уже тогда доказала свою несостоятельность.