– Есть один способ сделать это, но он очень шумный, – заметил я. – Пошли.
   Мы вышли из палатки. Я взял из коляски мотоцикла автомат, проверил магазин и протянул его Йозефу. Потом я достал из бронемашины еще несколько ручных гранат, две отдал ему, а остальные засунул рукоятками вниз за голенища своих сапог, чтобы можно было быстро их выхватить.
   – Без карт нам в пустыне делать нечего. Еще нам нужен компас и секстант, – прошептал я.
   Пройдя мимо палаток, мы увидели вышеупомянутый бронетранспортер, в котором находилась, кроме всего прочего, мощная радиостанция.
   – Ты иди на пляж, Йозеф, и брось там гранаты. Все подумают, что высадились диверсанты, и бросятся туда.
   Йозеф кивнул и хотел было идти, но я схватил его за руку:
   – После того как гранаты взорвутся, беги сюда и прикрой меня, когда я буду выходить из бронетранспортера. В лагере поднимется переполох, все будут искать диверсантов, а мы тем временем сядем на мотоциклы и рванем отсюда.
   Я видел, что Йозеф в восторге от моего плана. Он ушел в ту же секунду. Я же весь взмок, но собрался, посмотрел на свой автомат и стал ждать.
   С моей точки зрения, это был самый ответственный момент во всем нашем предприятии. Если мне удастся захватить карты, компас и секстант для прокладки маршрута через пустыню, тогда все будет хорошо. В гражданской жизни я уже был штурманом. Без навигационных приборов мы не сможем пересечь Сахару. Нам нужны были карты Ливии начиная от побережья Средиземного моря и до юга, вдоль границы с Египтом, Англо-Египетским Суданом, а на юге и французских владений (Экваториальной и Западной Африки) вплоть до озера Чад и британской Нигерии.
   Вдруг ночную тишину разорвал грохот взрыва. Я упал на землю плашмя рядом с палаткой, у которой стоял. Раздался второй взрыв, за которым последовала автоматная очередь. Йозеф сделал свое дело. Какой же поднялся переполох! Из некоторых палаток выскочили люди; звук оркестра оборвался на середине музыкальной фразы; пение сменилось криками тревоги. Заливались свистки, где-то началась стрельба. Голоса выкрикивали команды.
   Солдаты караульной службы бросились на пляж. Зажглись огни, осветив его участок, но все равно видно было плохо. Затявкала зенитка, бросая снаряды в море, включили пару прожекторов, после чего затарахтел пулемет.
   Дверь командного бронетранспортера распахнулась, и оттуда выскочила фигура в офицерских брюках, но без сапог, рубашки и других деталей одежды. Я узнал капитана Вайса.
   Держа в руках ручной пулемет MG.34, он остановился у двери и несколько мгновений следил за лучами прожекторов, которые, перемещаясь с места на место, выхватывали из темноты то палатки, то машины, разыскивая того, кто стал причиной этого переполоха. Я приподнялся на руках, вытащил из-за голенища гранату и, выдернув чеку, бросил ее как можно дальше.
   Через три секунды раздался взрыв, и я увидел его вспышку. Офицер в удивлении обернулся и, передернув затвор пулемета, быстро побежал туда, где взорвалась граната.
   Через секунду я уже был внутри бронетранспортера. Я часто бывал здесь, прикалывая на карте флажки, отмечавшие позиции сторон и их перемещение.
   Над столом горела лампа под зеленым колпаком. Я вытащил ящик с картами и быстро просмотрел их. За тридцать секунд отобрал нужные. Затем забрал деревянную коробку с секстантом. Ручной компас лежал рядом – я прихватил и его.
   И тут мне на глаза попалось то, что я и не надеялся найти, – флажок посыльного штаба. Это была моя самая удачная находка, если, конечно, знать, как ею пользоваться.
   Я торопливо вытащил еще одну гранату из-за голенища сапога. Неподалеку строчил ручной пулемет, кудахтая, словно курица, которая снесла яйцо, – я понял, что Йозеф где-то рядом.
   Я выдернул чеку, подошел к радиостанции и положил гранату на нее. С быстротой молнии я выскочил из грузовика, прижимая к груди свои находки, и прыгнул за соседнюю палатку. Мне навстречу поднялась фигура, я наставил на нее свой «Парабеллум», но это был Йозеф.
   – Бежим скорее к мотоциклам, – прошептал я, ныряя за палатки.
   Засунув карты и приборы в коляску, Йозеф ногой ударил по пусковому рычагу, и мотоцикл тут же завелся.
   – Какой сегодня пароль? – спросил я, ударяя по пусковому рычагу своего мотоцикла, но его мотор не заводился.
   Мимо нас на пляж бежали солдаты.
   Вдруг раздался взрыв, и повсюду рассыпались яркие отблески света. Граната на радиостанции сделала свое дело.
   Меня охватила паника. Мотор не заводится! Йозеф спрыгнул со своего мотоцикла, наклонился и постучал по карбюратору моей машины. В ту же секунду мотор взревел и мы рванули, объехав палатку, в сторону КПП.
   Йозеф, ехавший впереди, нажал на тормоз, увидев красные огни, запрещавшие проезд. Я выругался, но тут же понял, что он правильно сделал, и затормозил рядом с его мотоциклом.
   – Пароль! – раздался резкий выкрик, и из темноты высунулось дуло винтовки.
   – Кельн! – ответил Йозеф. – Посыльные в 5-ю легкую дивизию (с августа 1941 года – 21-я танковая. – Ред.), в танковый полк! – крикнул я.
   – Проезжайте, – последовал приказ, и я подумал, что никто бы не выполнил его быстрее нас.
   Только потом я понял, что солдаты внутреннего караула убежали на пляж, но внешняя охрана всегда оставалась на своих местах, что бы ни происходило.
   Мы неслись по песку, словно дьяволы, увиливая от колючих кустов; наши машины заносило, вокруг вздымались тучи пыли. Я догнал Йозефа и, поравнявшись с ним, прокричал:
   – Надо выехать на дорогу Бардиа – Форт-Капуццо, а оттуда повернем на Тарик-эль-Абд!
   Он кивнул, и мы понеслись в темноте к большому гудронированному шоссе.

Глава 7
БЕГСТВО БЕЗ ПОМЕХ

   Через несколько часов я очнулся от крепкого сна, чувствуя, что меня кто-то сильно трясет. Я увидел, что надо мной склонился Йозеф.
   – Тут тебе не морг, Тюнтер. Просыпайся – надо ехать дальше, – сказал он и стащил с меня брезент, под которым я спал.
   Солнце неистово жгло землю. Я затряс головой, отчего над ней поднялось облако пыли. Я чувствовал себя уставшим – сутки, которые я провел за рулем накануне побега, давали о себе знать.
   Йозеф вскипятил воду и заварил чай. Поскольку в пустыне не было никаких дров, мы обычно набивали песком консервную банку и наливали туда бензин. На такой импровизированной горелке можно было готовить пищу. У нее был только один недостаток – она ужасно дымила, пока не разогреется как следует.
   – Наверное, уже перевалило за полдень, – сказал я, встав, встряхнув и свернув одеяло.
   – Здесь как в печке, – пробормотал Йозеф, показав глазами на скалы, окружавшие ложбину, где мы остановились.
   – Ну вот, чай готов. – Он протянул мне консервную банку с жидкостью коричневого цвета.
   – Ты был наверху? – спросил я.
   Он кивнул.
   – Еле залез на эти чертовы скалы. Они совсем раскаленные. Чуть не обжег себе руки, взбираясь на них. А если потерять сапоги, то вообще конец, – рассказал Йозеф.
   – Что-нибудь заметил? – спросил я.
   – Нет, только колыхающиеся волны горячего воздуха да ящериц и скорпионов под каждым камнем. А так кругом пусто, как во всякой уважающей себя пустыне.
   – Готов поспорить на что угодно, что в нескольких километрах отсюда пробирается какая-нибудь британская машина-разведчик – броневик или джип.
   Йозеф с сомнением посмотрел на меня:
   – Ты так думаешь?
   Мы поднялись, собрали продукты и посуду, состоявшую из нескольких консервных банок из-под джема, и засунули их в коляску одного из мотоциклов.
   – Уверен на сто процентов, – ответил я. – Всякий раз, когда я здесь проезжал, я либо попадал под обстрел, либо видел тучи пыли, поднятые машиной, идущей на большой скорости.
   – Так это здесь они пытались тебя вчера прикончить? – спросил Йозеф.
   – Километрах в пятнадцати отсюда. Мы проехали это место на рассвете. Там еще где-то неподалеку от дороги стоял сгоревший автобус, – сказал я и подошел к своему мотоциклу.
   – Я так понимаю, что теперь все двуногие с ружьями начнут за нами охотиться, – заявил Йозеф. – Немцы, итальянцы, австралийцы, новозеландцы, англичане и, возможно, даже вонючие арабы!
   Я рассмеялся.
   – А других беглецов, кроме нас с тобой, здесь нет. Мы прочно держим монополию.
   Мы упаковали в коляски вещи. Нам предстояло проехать много миль по песку, прежде чем мы окажемся в безопасности. Пора было снова выезжать на эту сковородку.
   – Как ты думаешь, что сделают в ставке, когда узнают, что мы сбежали? – спросил Йозеф. – Надеюсь, они не догадаются, что вчерашний фейерверк устроили мы.
   – Не будь таким наивным, Йозеф, – ответил я. – Как только они обнаружат в нашей палатке связанного сержанта, они поймут, кто это сделал и зачем.
   Йозеф расхохотался.
   – Надеюсь, ребята, не получив зарплаты за эту неделю, не сильно на нас рассердятся. Все-таки это гнусное дело – захапать все их заработанные тяжким воинским трудом денежки, Тюнтер!
   Я подошел к коляске и вытащил ящик с деньгами.
   – Им не денег будет жалко, – ответил я, поставив его на землю, – а того, что у них не будет ни одной лиры, чтобы подтереться!
   – Узнаю тебя, Тюнтер. Ты вечно над всем смеешься – даже над туалетной бумагой! – Бедный Йозеф, он думал, что сказал что-то смешное.
   Я попробовал открыть крышку, закрытую на два висячих замка, но не смог. Тогда я вытащил из коляски автомат и сказал Йозефу:
   – Смотри, чтобы в тебя не попало рикошетом.
   Он отскочил в сторону. Короткой очередью я сбил оба замка и поднял крышку.
   Ящик был забит аккуратно перевязанными пачками денег. Пять минут спустя мы узнали, что у нас на двоих шестьдесят две тысячи лир.
   – Здесь нам их девать некуда, – заметил я, с грохотом опустив крышку, и бросил ящик в коляску.
   – Да, здесь некуда, – улыбнулся Йозеф, – но дай мне только добраться до синьорин в Бенгази. Уж там-то я потешусь от души, – весело сказал он.
   – Разумеется, – согласился я. – Если, конечно, военные полицейские или парни из гестапо до этого не потешатся над тобой. Пули, знаешь ли, способны вытянуть из человека все силы, если он попадется им на пути.
   – Ну и язва же ты, – проворчал Йозеф.
   – Если ты хоть на минуту забудешь об опасности, друг мой, – сказал я ему, – то непременно попадешь в лапы военной полиции.
   – Ерунда! – вскричал он. – Пустыня большая – как им узнать, где нас искать?
   – А что ты собираешься пить? – ядовито спросил я его.
   – То же, что и ты, – воду! – ответил Йозеф.
   – Ну конечно, здесь же полным-полно рек. Запомни, отсюда до Триполи наберется от силы десяток мест, где есть вода, – саркастически заметил я. – Нам ее никто не поднесет. Мы должны будем взять ее, и, когда дело дойдет до этого, нас встретят пулями. Вот увидишь, у каждого крана кто-то стоит, каждая цистерна имеет часового и каждый колодец, если таковые здесь имеются, охраняется не хуже любого банка.
   – Значит, каждый раз, когда нам захочется попить, нужно будет устраивать целое сражение, – задумчиво произнес Йозеф.
   – Если мы сумеем добраться до прибрежной Киренаики, с водой и пищей у нас проблем не будет, – сказал я. – Туда всего километров четыреста, но я съем свою шляпу, если дорога не будет набита патрулями. А когда мы проедем Эль-Тазалу, то окажемся за пределами прифронтовой зоны, а там уж военных полицейских будет как вшей на голове, – заметил я, вытащив из портфеля карту и изучая ее. – До Эль-Адама около ста километров, до Акромы – еще полсотни, до «Белого дома» на Виа-Бальбия – шестьдесят и около двухсот до Дерны, если ехать по Виа-Бальбия.
   – Недалеко, – сказал Йозеф. – Но это напоминает мне бег с препятствиями.
   Я кивнул.
   – Добравшись до Эль-Адама, надо будет держать ухо востро. Я уверен, что теперь уже любой солдат знает, что мы в бегах.
   – А я думаю, что ты ошибаешься, – сказал Йозеф. – О нашем побеге ставка сообщит по служебным каналам только на контрольно-пропускные пункты, военной полиции и гестапо, поскольку если сообщить повсюду, то наверняка найдутся желающие последовать нашему примеру, во всяком случае итальянцы.
   – Может, ты и прав, но рассчитывать на это нельзя, – произнес я. – А теперь давай снова заберемся на эту скалу. Взглянем еще раз, что движется внизу.
   – Только не я! Я растянул себе все связки, пытаясь влезть туда, – застонал Йозеф.
   – Хорошо, полезу я, а ты пока заправь мотоциклы. Нельзя уезжать не осмотревшись. Пыль, которую мы поднимем, легко может нас выдать, – сказал я и полез на скалу.
   Вскоре я понял, что Йозеф прав, – солнце жгло как огонь, и скалы были горячими, словно раскаленный металл. Всякий раз, когда моя нога срывалась на непрочно стоявшем камне и я был вынужден хвататься за скалу, я обжигал себе пальцы. Из-под скатывавшихся вниз камней выскакивали скорпионы и многоножки. Укус местного скорпиона может быть смертельным, а если не умрешь, будешь несколько недель валяться в постели, крича от боли в сведенных судорогой ногах и руках.
   Наконец, я забрался на самый верх скалы и увидел, что над ней поднимается гребень другой. Так что я был почти незаметен на фоне ярко-голубого неба.
   Я огляделся и увидел, что над пустыней, как над пудингом, поднимались волны горячего воздуха. Я сильно потел, но на коже не было ни пятен, ни влаги – все мгновенно испарялось. Дорога Тарик-эль-Абд, видневшаяся вдали, представляла собой хаотичное переплетение следов автомобильных шин и танковых гусениц. Поверхность Ливийской пустыни, покрытая барханами, уходившими за горизонт, словно море волнами, была совершенно пустой. Ничто не двигалось, не было даже туч пыли. Это была идеальная местность для самолетов – с них было видно все на земле, и тому, кто попался им среди песков, негде было укрыться.
   Когда я был посыльным и развозил депеши, я часто ездил один и много раз попадал под обстрел «Харрикейнов», которые летели обычно со стороны солнца. Вовремя заметить их было совершенно невозможно. Об их приближении сообщал рев моторов и град пуль из восьми 7,7-мм пулеметов, поднимавших над землей облачка пыли. Удивительно, как мне удавалось уцелеть, меня даже ни разу не задело.
   Глядя на расстилавшуюся передо мной сверкающую пустынную равнину, я понял главную опасность, которая подстерегала нас. И это была вовсе не погоня, которая будет преследовать нас по пятам.
   Самым нашим большим врагом была пустыня. Заглохший мотор, сломанная ось или дырка в бензобаке означали верную смерть.
   Еще раз внимательно осмотрев местность, я решил, что нашего отъезда никто не заметит.
   Когда я спускался вниз, Йозеф крикнул мне:
   – Ну как там, кто-нибудь пылит?
   – Никого нет, – ответил я и спрыгнул на землю.
   – Бензина больше не осталось – я залил все, что у нас было, в баки, зато воды хоть залейся, – заявил он и пнул ногой мотор своего мотоцикла.
   Оглядевшись, чтобы удостовериться, что ничего не забыли, мы сели на мотоциклы и отправились в путь, петляя среди камней к выходу из долины.
   – Надо, чтобы мы приехали в Эль-Адам после заката! – стараясь перекричать шум, сообщил я Йозефу. – Если там знают о нашем побеге, то нас живо засекут.
   Йозеф кивнул, завязывая кусок ткани вокруг рта и носа и надевая очки. Вскоре мы выехали из долины и понеслись по ровной поверхности песка.

Глава 8
ИТАЛЬЯНЕЦ И МУЛ

   Нам постоянно попадались разбитые и сгоревшие машины. Ближе к вечеру мы остановились, чтобы найти среди них убежище. Грузовики, легковушки, танки, мотоциклы, артиллерийские орудия и бесконечное множество пустых канистр из-под бензина и консервных банок торчали среди пустыни. Зрелище одиноких заброшенных останков прошедшей битвы было не из приятных.
   Мне довелось видеть с наблюдательного пункта, что такое танковый бой в африканской пустыне. Танки стреляли друг в друга, иногда в упор – с расстояния пятнадцать – двадцать метров, а бронебойные снаряды-болванки врезались в броню с грохотом, который, казалось, был слышен на всю Африку. Я видел, как погребальными кострами горели десятки британских и, меньше, германских танков, как остатки разбитых британских частей поспешно отступали под ударами Роммеля[1].
   Мы объехали разбитый автомобиль, начавший покрываться ржавчиной, и остановились у остова грузовика, который сгорел, а шины превратились в лохмотья.
   – Переждем здесь пару часов, а потом поедем в Эль-Адам! – крикнул я Йозефу, когда он заглушил мотор своего мотоцикла.
   – Единственное место, где британские истребители не смогут нас заметить, – это здесь, среди этих сгоревших машин, – заметил он и стряхнул со своей одежды слой пыли.
   – Именно поэтому я сюда и заехал, к тому же в тени этого грузовика можно отлично отдохнуть, – сказал я, вытаскивая из коляски автомат и забираясь под разбитую машину, расстелив на песке под грузовиком кусок брезента.
   – Хочешь печенья? – спросил Йозеф и, усаживаясь рядом, протянул мне пакет.
   – Нет, я его терпеть не могу, особенно того хрустящего звука, которое оно издает, когда его откусываешь, но вот от воды я бы не отказался.
   Несколько глотков тепловатой воды промочили мой пересохший рот.
   Наконец, 23 октября 1942 года британцы, имея втрое больше людей и танков, вчетверо больше самолетов, чем у Роммеля, прорвали фронт у Эль-Аламейна и к концу ноября 1942 года заняли Киренаику (Бенгази 19 ноября). Дальше бои продолжались вплоть до капитуляции остатков германо-итальянских войск в Тунисе – под ударами англичан из Ливии и наступавших с запада американцев, высадившихся в конце 1942 года в Марокко и Алжире – при подавляющем превосходстве союзников (к концу апреля 1943 года в людях 3:1, по артиллерии 4:1, по танкам 10:1 и при полном господстве в воздухе и на море). Продержавшись на последнем оборонительном рубеже при таком преимуществе союзников две недели, с 20 апреля по 6 мая, остатки германо-итальянских войск были сломлены, и 13 мая, блокированные с суши и моря, около 140 тысяч итальянских и немецких солдат и офицеров капитулировали.
   Однако вернемся к нашим «героям»-дезертирам, которые проезжают места, уже обильно политые кровью в начале 1941 года, где вскоре еще произойдут бои, в которых погибнут многие тысячи людей, сгорят, по выражению Банемана, «погребальными кострами» сотни танков вместе с экипажами, будут сбиты сотни самолетов.
   – Отсюда до Эль-Адама час пути, – заметил Йозеф, с хрустом жуя печенье.
   Я закрыл глаза и попытался вздремнуть, несмотря на тучи мух, роившихся вокруг нас.
   Вскоре Йозеф захрапел, словно пила, наткнувшаяся на гвоздь. И тут я услышал хруст песка, по которому кто-то шел. Я поднял голову и выглянул из-за грузовика. В сотне метров от нас мимо разбитого автомобиля брел серый мул. Он повернул голову в нашу сторону и остановился в редкой тени, отбрасываемой кабиной сгоревшего грузовика.
   Так он и стоял там, вялый и поникший, ожидая, когда зайдет солнце. Вечером он, наверное, уйдет туда, где можно будет пощипать редкую жесткую траву или верблюжью колючку.
   Много заблудившихся животных, одичавших верблюдов, мулов и ослов бродило в прибрежной зоне Ливийской пустыни. Я часто встречал их, одиноких или группами, и вскоре потерял к этому мулу всякий интерес.
   Но тут я услышал странный шум. Я прислушался, сел и попытался определить, что это такое. Постепенно шум превратился в слабое отдаленное гудение – грузовик или легковушка?
   Схватив автомат, я выполз из-под грузовика. Мул сразу же увидал меня, но не проявил ни малейшего интереса. Я забрался на разбитый грузовик, чтобы осмотреться, и увидел облако пыли, которое двигалось прямо на нас. Я понял, что это грузовик, но не мог определить, чей он – немецкий или итальянский?
   Спрыгнув на землю, я снял пулемет с коляски и установил его под грузовиком, вставив ленту с тремя сотнями патронов, а потом стащил с соседней машины камуфляжную сеть и прикрыл ею наши мотоциклы.
   Под грузовиком я подготовил пулемет к бою и проверил автомат. Это было отнюдь не лишним, учитывая наше положение.
   Шум мотора быстро приближался, и через минуту большой грузовик объехал один из многочисленных сгоревших автомобилей и неожиданно резко затормозил. Меня охватила паника. Прильнув к пулемету, я направил его на «фиат». Стрелять я не стал, так как до меня дошло, что все водители предпочитают останавливать свои машины рядом с обломками транспортных средств, чтобы летчики вражеских истребителей не могли отличить целую машину от разбитой.
   Из кабины выглянул итальянский солдат, открыл дверь и спрыгнул на землю. Он огляделся, но не увидел наших мотоциклов, поскольку они стояли по другую сторону от его машины. Итальянец подошел к радиатору, приложил к нему руку и тут же с грязной руганью отдернул. Сплюнув, он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Его глаза так и шарили вокруг, словно он чувствовал наше присутствие. Заметив движение мула, он резко повернул голову в его сторону и некоторое время смотрел на него. Я испугался, что он услышит храп Йозефа, и зажал ему рукой рот. Он дернулся, но я вдавил его в землю и прошептал на ухо, что мы не одни.
   Он перекатился на другой бок и посмотрел, куда я показывал.
   – У нас гости? – пробормотал Йозеф, сонными глазами наблюдая за итальянцем. – Чего жалеть этого «макаронника»? Пальни в него, и он сразу же отбросит копыта, – предложил он, словно мы охотились на воробьев.
   Итальянец, крупный, толстый мужчина, медленно отступил к двери своего грузовика и вытащил из кабины веревку.
   Медленно, очень медленно он приблизился к мулу и положил ему на спину руку. Мул, когда-то потерявший своего хозяина, был ручным и даже не пошевелился, когда итальянец накинул ему на шею веревку.
   – Клянусь Муссолини, он решил пообедать бедной скотинкой! – воскликнул Йозеф. – Не знал я, что они такие голодные! – пробурчал он себе под нос.
   Меня душил смех, но я удержался.
   Итальянец, накинув мулу на шею веревку, привязал его к ржавому грузовику, стоявшему рядом, потом снял с себя ремень, осторожно наклонившись, обмотал им ноги животного и туго затянул.
   – А это еще зачем? – прошептал Йозеф. – Наверное, он решил развести костер прямо под его брюхом!
   Итальянец отошел на несколько шагов и внимательно осмотрел животное.
   – Пытается определить, подходящий ли это кусок мяса, – прошептал со смешком Йозеф, а итальянец пошел к своему грузовику.
   Я ткнул Йозефа пальцем под ребро.
   – Заткнись, – прошипел я.
   Итальянец вылез из машины, держа в одной руке винтовку, а в другой – большой нож, и направился к связанному мулу.
   – Черт побери, – сердито пробормотал Йозеф. – Этот толстяк собирается убить мула, наверное, чтобы вырезать у него печень и почки для офицерской столовой в Эль-Адаме. Этот храбрец умеет воевать только со стреноженными мулами. Сейчас я его припугну.
   И Йозеф заорал что есть мочи:
   – Руки вверх, чертов ублюдок!
   Все это было произнесено по-немецки с сильным австрийским акцентом. Скорее всего, итальянец не понял слов, но по тону догадался, чего от него требуют. Ни секунды не колеблясь, он бросил на землю карабин и пояс, задрал вверх руки и, повернувшись нам, заорал:
   – Amico! Amico! – да так сильно, что затрясся его жирный живот, а толстое лицо стало желтым от страха.
   Йозеф выполз из-под грузовика, держа в руке автомат. Я, смеясь, последовал за ним.
   Увидев нашу немецкую форму, итальянец вскричал:
   – Tedesco! Amico! (Немец! Друг!)
   – Нет, я тебе не amico! – произнес Йозеф, шагая к нему. – Ты, чертов ублюдок, для тебя слишком хорош даже Муссолини.
   Не понимая, что происходит, итальянец хрипло крикнул:
   – Хайль Титлер!
   – Никакого тебе Титл ера! – прорычал Йозеф. – Мне так и хочется врезать тебе по зубам да еще пнуть в твой толстый живот. С британцами ты воевать не хочешь, тебе подавай бедного безобидного связанного мула, который не может даже лягнуть тебя в ответ.
   – Камарадо! – в отчаянии произнес итальянец, наверное, это было единственное немецкое слово, которое он знал.
   – Никакой я тебе не камарад! – бешеным голосом крикнул Йозеф. – Убирайся отсюда, ублюдок, ты прервал мою сиесту!
   – Si, signor, – промямлил итальянец. Он понял значение жеста Йозефа, который показывал на его «фиат».
   Бросив на землю свой карабин и нож, не думая о том, чтобы снять веревку и ремень со стреноженного мула, он полез в свой грузовик, держа руки высоко над головой и дико вращая глазами.
   – Grazia, signor, – жалобно произнес он, трясясь от страха.
   – Убирайся! – зарычал Йозеф.
   Итальянец забрался на сиденье шофера, завел мотор, и вскоре от него осталось только облако пыли. «Фиат» на бешеной скорости унесся в направлении к Эль-Адаму.
   Я изнемогал от смеха, а Йозеф подошел к мулу и разрезал ремень, освободив ему задние ноги.
   – Все в порядке, дружок, – приговаривал он, – ты остался в живых и сейчас пойдешь искать воду, так же как и мы. Все лучше, чем быть расстрелянным.
   Не чувствуя никакой благодарности, мул стал лягаться и чуть было не заехал по голове своему освободителю, но Йозеф отвязал его, а потом ударил по животу, и мул затрусил прочь мимо обгоревших, покрытых окалиной танков.