Страница:
И вот в этот период действительно имели место факты насильственно вывоза людей — но только в отношении беглецов из России. Мы писали уже, что за польскую границу уходили православные старообрядцы; русские помещики и военачальники беспрестанно жало правительству на побеги своих крестьян и солдат. И вот, правительство Анны Иоанновны издало 2 августа 1734 года манифест «О возвращении беглецов из-за границы на прежнее жилище и о даче им для поправления своего состояния льготы от государственных податей на несколько лет». А поскольку старообрядцы не откликнулись на это предложение императрицы, их увели силой.
Дело в том, что Речь Посполитая в то время не была авторитетной державой. Соседи с ней не считались. Русское правительство в 1735 году направило в польские пределы пять полков во главе с опытным в репрессивных делах полковником Я. Г. Сытиным с целью «оных беглецов под стражею вывести в отечество и разослать кто откуда был по своим местам». Задача отряда состояла в том, чтобы «очистить Ветку» (район, населённый старообрядцами) и соседние с нею слободы, населённые великороссийскими беглыми людьми, преимущественно приверженцами старых обрядов.
В конце февраля 1735 года Ветка была внезапно окружена. Жители православных староверческих слобод, застигнутые врасплох, не оказали никакого сопротивления, но их дома и монастырские постройки были сожжены. По одним данным, выведено оттуда было 13 тысяч человек, по другим — 40 тысяч. Правда, позже снова на Ветку потекли толпы недовольных, а через пять лет она воскресла, и снова сделалась одним из основных гнёзд раскола. Но центр беглопоповщины после разгрома Ветки переместился в Стародубье; туда убегало вообще всё недовольное население во все последующие годы, вплоть до отмены крепостного права. Россия через своих дипломатических представителей в Варшаве неоднократно обращалась к королю с просьбами и требованиями прекратить преследования православных. Но результатов не было никаких, несмотря на обещания короля и его строгие приказы. Власть Польши не желала бороться со всесильными католическими организациями и своевольными магнатами, которые им покровительствовали. Католическая агрессия продолжалась, и вызвала страшный бунт.
Начал и возглавил восстание запорожец Максим Зализняк весною 1768 года.
Сформировав отряд в Матронином лесу, он двинулся на юг, громя помещичьи имения и поголовно уничтожая поляков и евреев. Смела, Черкассы, Корсунь, Богуслав и другие города и местечки южной Киевщины были захвачены повстанцами, число которых росло с каждым днём; крестьяне с воодушевлением шли в гайдамаки.
Когда Зализняк подошёл к Умани, на сторону гайдамаков перешли казаки, котором поляки поручили руководить обороной. В результате этот центр польско-католической агрессии на южной Киевщине без сопротивления попал в руки повстанцев и началась страшная резня, известная в истории как «Уманская резня». Сколько при этом погибло католиков, униатов и евреев, точно неизвестно, но что они были уничтожены почти поголовно, не исключая женщин, детей и стариков, можно считать фактом установленным.
Киевщина и прилегающие районы Брацлавщины и Волыни были полностью оставлены поляками и евреями. Появились русские войска. Народ ждал окончательного освобождения и воссоединения с Россией, твёрдо веря, что именно для этого русские и пришли на Правобережье, — но, как и в 1734 году, был горько разочарован. Усмирив «Барских конфедератов» — объединение шляхтичей, выступавших против короля Станислава Понятовского и русской партии, — русские войска начали усмирять и отдавать на расправу полякам своих союзников, гайдамаков, нередко прибегая к неблаговидным способам для захвата их руководителей.
Так была убита в народе вера в справедливость русского царского правительства. Долго ещё в народных преданиях Правобережья передавалась обида за то, что, «русски цари не схотилы нас вызволыты пид ляхив за часив гайдамаччины».
С усмирением «гайдамаччины» Правобережье перестало сопротивляться польско-католической агрессии, которая быстрыми шагами вела край к полному национальному, социальному и религиозно-культурному порабощению. В конце XVIII века все помещики Правобережья были католики-поляки, а всё крестьянское население превратилось в крепостных. В это же время была предпринята вторая попытка возврата с Правобережья староверческого населения. В декабре 1762 года был издан Указ сената: «Всем живущим за границею российским раскольникам объявить, что им позволяется выходить и селиться особливыми слободами не только в Сибири, на Барабинской степи и других порожних и отдалённых местах, но и в Воронежской, Белгородской и Казанской губерниях». Им было обещано простить все «преступления», разрешить носить бороды и указные платья. Каждому обещали волю в выборе сословия, к какому кто себя отнесёт. Старообрядцы должны были платить раскольничий оклад, но им определялись и льготы от всяких податей и работ сроком на шесть лет.
Но эти обещания не привлекли ветковцев; поэтому сменившая Петра III Екатерина II решила вообще ликвидировать этот рассадник свободомыслия. В 1764 году генерал-майор Маслов двумя военными полками окружил Ветку и, захватив там около 20 тысяч душ обоего пола, проявил ещё большую жестокость, чем оно было в 1735 году, — без суда и следствия отправил всё население ветковских слобод на поселение в Сибирь. Впрочем, и в этом случае староверие в Ветке сохранилось; часть староверов осталась там, и дожила до XX столетия.
…Почти полтора столетия отдельной жизни под гнётом польско-католической агрессии не осталось без последствий. Весь высший, культурный слой народа, носитель национальных традиций и культуры, в результате окатоличивания и ополячивания исчез совершенно. Осталось только крепкое в своей вере и тяготении к единству всей Руси крестьянство, да кое-где низшее духовенство.
А когда уже в XIX веке началось возрождение украинской национальной мысли, культуры и литературного украинского языка — началось оно не на Правобережье и не в Галиции, а на том самом Левобережье, которое свободно жило и развивалось в составе Государства Российского.
Екатерина Великая
Жизнь деревни
Первая половина царствования
Дело в том, что Речь Посполитая в то время не была авторитетной державой. Соседи с ней не считались. Русское правительство в 1735 году направило в польские пределы пять полков во главе с опытным в репрессивных делах полковником Я. Г. Сытиным с целью «оных беглецов под стражею вывести в отечество и разослать кто откуда был по своим местам». Задача отряда состояла в том, чтобы «очистить Ветку» (район, населённый старообрядцами) и соседние с нею слободы, населённые великороссийскими беглыми людьми, преимущественно приверженцами старых обрядов.
В конце февраля 1735 года Ветка была внезапно окружена. Жители православных староверческих слобод, застигнутые врасплох, не оказали никакого сопротивления, но их дома и монастырские постройки были сожжены. По одним данным, выведено оттуда было 13 тысяч человек, по другим — 40 тысяч. Правда, позже снова на Ветку потекли толпы недовольных, а через пять лет она воскресла, и снова сделалась одним из основных гнёзд раскола. Но центр беглопоповщины после разгрома Ветки переместился в Стародубье; туда убегало вообще всё недовольное население во все последующие годы, вплоть до отмены крепостного права. Россия через своих дипломатических представителей в Варшаве неоднократно обращалась к королю с просьбами и требованиями прекратить преследования православных. Но результатов не было никаких, несмотря на обещания короля и его строгие приказы. Власть Польши не желала бороться со всесильными католическими организациями и своевольными магнатами, которые им покровительствовали. Католическая агрессия продолжалась, и вызвала страшный бунт.
Начал и возглавил восстание запорожец Максим Зализняк весною 1768 года.
Сформировав отряд в Матронином лесу, он двинулся на юг, громя помещичьи имения и поголовно уничтожая поляков и евреев. Смела, Черкассы, Корсунь, Богуслав и другие города и местечки южной Киевщины были захвачены повстанцами, число которых росло с каждым днём; крестьяне с воодушевлением шли в гайдамаки.
Когда Зализняк подошёл к Умани, на сторону гайдамаков перешли казаки, котором поляки поручили руководить обороной. В результате этот центр польско-католической агрессии на южной Киевщине без сопротивления попал в руки повстанцев и началась страшная резня, известная в истории как «Уманская резня». Сколько при этом погибло католиков, униатов и евреев, точно неизвестно, но что они были уничтожены почти поголовно, не исключая женщин, детей и стариков, можно считать фактом установленным.
Киевщина и прилегающие районы Брацлавщины и Волыни были полностью оставлены поляками и евреями. Появились русские войска. Народ ждал окончательного освобождения и воссоединения с Россией, твёрдо веря, что именно для этого русские и пришли на Правобережье, — но, как и в 1734 году, был горько разочарован. Усмирив «Барских конфедератов» — объединение шляхтичей, выступавших против короля Станислава Понятовского и русской партии, — русские войска начали усмирять и отдавать на расправу полякам своих союзников, гайдамаков, нередко прибегая к неблаговидным способам для захвата их руководителей.
Так была убита в народе вера в справедливость русского царского правительства. Долго ещё в народных преданиях Правобережья передавалась обида за то, что, «русски цари не схотилы нас вызволыты пид ляхив за часив гайдамаччины».
С усмирением «гайдамаччины» Правобережье перестало сопротивляться польско-католической агрессии, которая быстрыми шагами вела край к полному национальному, социальному и религиозно-культурному порабощению. В конце XVIII века все помещики Правобережья были католики-поляки, а всё крестьянское население превратилось в крепостных. В это же время была предпринята вторая попытка возврата с Правобережья староверческого населения. В декабре 1762 года был издан Указ сената: «Всем живущим за границею российским раскольникам объявить, что им позволяется выходить и селиться особливыми слободами не только в Сибири, на Барабинской степи и других порожних и отдалённых местах, но и в Воронежской, Белгородской и Казанской губерниях». Им было обещано простить все «преступления», разрешить носить бороды и указные платья. Каждому обещали волю в выборе сословия, к какому кто себя отнесёт. Старообрядцы должны были платить раскольничий оклад, но им определялись и льготы от всяких податей и работ сроком на шесть лет.
Но эти обещания не привлекли ветковцев; поэтому сменившая Петра III Екатерина II решила вообще ликвидировать этот рассадник свободомыслия. В 1764 году генерал-майор Маслов двумя военными полками окружил Ветку и, захватив там около 20 тысяч душ обоего пола, проявил ещё большую жестокость, чем оно было в 1735 году, — без суда и следствия отправил всё население ветковских слобод на поселение в Сибирь. Впрочем, и в этом случае староверие в Ветке сохранилось; часть староверов осталась там, и дожила до XX столетия.
…Почти полтора столетия отдельной жизни под гнётом польско-католической агрессии не осталось без последствий. Весь высший, культурный слой народа, носитель национальных традиций и культуры, в результате окатоличивания и ополячивания исчез совершенно. Осталось только крепкое в своей вере и тяготении к единству всей Руси крестьянство, да кое-где низшее духовенство.
А когда уже в XIX веке началось возрождение украинской национальной мысли, культуры и литературного украинского языка — началось оно не на Правобережье и не в Галиции, а на том самом Левобережье, которое свободно жило и развивалось в составе Государства Российского.
Екатерина Великая
Униженная Швеция и уничтоженная Польша, вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетённый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия — и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России.
А. С. Пушкин
Жизнь деревни
Пришло время сопоставить многочисленные и многообразные источники, раскрывающие с разных сторон жизнь деревни, чтобы дать правдивый рассказ о русских крестьянах той поры. Сохранилось множество описаний современников, подробных ответов на программы различных научных обществ XIX века, решений общинных сходок, прошений, писем и других документов, по которым можно очень подробно представить жизнь старой деревни. Рассмотрим же некоторые из них, используя сведения, сообщённые в интереснейшей книге М. М. Громыко «Мир русской деревни».
Для начала удивимся: откуда взялось представление о невежественности крестьянина? Вырастить даже одно, самое неприхотливое растение — отнюдь не простой исполнительский труд. А в крестьянском хозяйстве столько разных культур, и каждая со своим норовом, столько разных оттенков погоды, почвы, ландшафта, и всё это надо знать и учитывать, если не хочешь, чтобы ты и семья твоя голодали. Сам годовой цикл земледельческих работ так многообразен и сложен, а природа вносит столько неожиданного в каждый следующий год, что поистине огромным объёмом знаний должен обладать каждый пахарь, чтобы хорошо справляться со своей задачей.
Не по плечу была бы такая задача отдельному человеку, если бы не опирался он на обширный и длительный коллективный опыт, приспособленный к тому же к конкретной местности и постоянно проверяемый и улучшаемый, опять-таки коллективно!
Вся практика крестьянского хозяйства отличалась гибкостью, приспособляемостью к конкретным условиям и вниманием к тончайшим деталям в обработке почв, в уходе за культурами, в сборе урожая. Примечательно, что помещики в инструкциях своим управителям указывали: «Поступать во всём так, как крестьяне обычаи имеют свой хлеб возделывать». Мы приводили несколько ранее оценку сообразительности, сметливости или, говоря современным языком, интеллектуальных возможностей русского крестьянина, данную в 1834 году А. С. Пушкиным:
А вот — из описания сельских жителей Каширского уезда, сделанного священником П. Троицким для Географического общества:
Даже князь В. Ф. Одоевский — эстет, склонный к элитарному мышлению, человек энциклопедической европейской образованности, не мог не отметить «чудную понятливость русского народа».
Нередки рассказы о самоотверженности на пожаре, готовности помочь другому человеку, ведь пожар — частое бедствие для деревянной русской деревни.
Повсеместно проявлялось гостеприимство к чужим, попросившим крова, в том числе и нищим. Просто удивительно, какое большое количество упоминаний о распространении милосердия, милостыни, гостеприимства у русских крестьян всей территории России встречается в документах XVIII–XIX веков. «Нищему никогда не откажут ни в хлебе, ни в ночлеге», — сообщали из Вельского уезда Вологодской губернии. «Нищие в редком доме получают отказ», — утверждал информатор из Пошехонского уезда Ярославской губернии. «Очень гостеприимны и внимательны к нищим и странникам», — писали из Белозёрского уезда Новгородской губернии. В последней информации подмечено, что наибольшим гостеприимством и радушием к постороннему человеку отличаются крестьяне «среднего и бедного состояния», хотя есть и утверждения, что как раз зажиточные крестьяне больше принимают просящихся на ночлег, и обязательно накормят при этом. Можно сделать вывод, что гостеприимны были все крестьяне. И в самом деле, в рассказе 1849 года о нравах помещичьих крестьян сёл Голунь и Новомихайловское Тульской губернии (Новосильский уезд) отмечалось равное гостеприимство всех крестьян:
Крестьяне резко осуждали лень, неумелое или недобросовестное отношение к труду. Житель Шадринского уезда Пермской губернии Андрей Третьяков так писал в 1852 году:
Большое значение для развития нравственной дисциплины, для совершенствования силы воли, умения ограничить себя, соблюсти запрет имела система представлений и норм поведения, связанных с постами. Дети с малых лет приучались понимать, что не всё, что хочется, дозволено. Воспитывалось понятие о превосходстве духовного начала в человеке над телесным. В пример детям и взрослым ставились те, кто постился особенно строго. Считалось, что человек тем и отличается от животного, что «сила духа в нём позволяет одолеть хотение». Большим уважением пользовались у односельчан те из разбогатевших крестьян, которые вкладывали свои средства в строительство церкви. В фондах Синода и консисторий сохранилось немало дел о строительстве церквей, предпринимаемом отдельными крестьянами. Случалось, что общины участвовали своими средствами даже в строительстве монастырей. Обратимся к интересному архивному делу из Кубанского края. Это решение (приговор) сходки станицы Пшехской от 1882 года, с ходатайством об открытии на землях, подведомственных Пшехской общине, Александровского женского монастыря сестёр милосердия, в память императора Александра II. Своё участие в создании монастыря община оговаривает условием:
Рассматривая народное благочестие в отдельных его проявлениях, следует помнить, что в действительности религиозность крестьян была очень цельной, слитной с их образом жизни. Для большинства крестьян вера служила основой самого их существования, способом жизни. Искренне верующий человек просто не мог плохо хозяйствовать на земле, которую считал созданием Божиим, или отказать в помощи нуждающемуся. Также и в повседневных молитвенных обращениях для него сливались воедино и отношение к иконе святого, и знание его жития, и заказ молебна в сельском храме, и стремление отправиться в дальнюю обитель к чудотворному его образу.
Местному мастеру можно было заказать конкретную икону, чтобы обращаться с молитвой к опредеённому святому. Образы Зосимы и Савватия, например, просил пасечник, святого Пантелеймона заказывали для исцеления от болезней, Николая Угодника — отправляясь в плавание и т. д. А постоянное созерцание высоких образцов профессионального иконописания в сельских церквах служило источником духовного и эстетического воспитания, развивало вкус. Прежде, чем вернуться нам к истории государственности российской, поговорим и о патриотизме крестьян.
Вопреки традиционным представлениям, крестьянская жизнь старой России была буквально пронизана патриотизмом. С позиций интересов Отечества оцениваются события, деятели, отдельные поступки. Конечно, так было не всегда, но с некоего момента понятия «Святая Русь», «своя сторона», «государство Российское», «земля святорусская», «Россиюшка», «мать Россия», как обозначения Отечества, часто встречаются в исторических песнях и всегда с теплом, любовью, заботой, гордостью или тревогой. Мы с вами добрались в нашей книге до начала правления императрицы Екатерины II, — позвольте перенестись на полстолетия вперёд.
Вот несколько вариантов зачина народных песен, посвящённых Отечественной войне 1812 года:
Считается, что в национальном виде патриотическое чувство впервые проявилось в XV веке во Франции. Французы и англичане принадлежали тогда к одной и той же церкви, имели один и тот же феодально-монархический строй, одни и те же основы быта. Столетняя война между ними была династической, между Валуа и Плантагенетами за престол Франции. Но постоянные встречи с чужим народным характером мало-помалу пробудили у французов чувство своей народности и вызвали, наконец, откровение национальной идеи. Жанне д’Арк приписывают простую и ясную формулу чисто национального патриотизма: быть независимыми от чужеземцев на своей земле и иметь среди себя своего собственного верховного главу.
На Руси, возможно, до войны с поляками начала XVII века, а кое-где и до 1812 года большинство крестьян (христьян) так и считали себя христианами, а никакими не русскими. Требовались определённые причины, чтобы перейти к национальной идентификации. Заметим, что элита старой России гордилась своим иноземным происхождением, не желала вникать в крестьянскую культуру, и в некий период вся сплошь говорила на французском языке. А кстати, и положение в российской науке того времени характеризуется явным засильем чужеземцев. Почему у нас было так, а не иначе — тема для отдельного разговора; а здесь только скажем, что и народы России в своё время, как и другие народы Европы, пришли к национальному патриотизму.
Идеал смелого, сильного, верного Отечеству воина, надёжного товарища проходит через весь русский фольклор — от былин до поздних солдатских песен, темы которых были близки крестьянству. Как правило, героями в них выступали солдаты, государь был символом, знаменем Отечества, а если возникала «критическая» тема, она направлялась против «господ», но не царя.
Прочно бытовало в крестьянской среде представление, что «если умрёшь на войне за Христову веру, то Господь грехи отпустит».
Война 1812 года особенно показала высокий уровень национального самосознания крестьянства. Специально исследовавший этот вопрос молодой историк А. В. Буганов сообщает вот какое мнение о народных песнях 1812 года:
М. М. Громыко пишет:
Для начала удивимся: откуда взялось представление о невежественности крестьянина? Вырастить даже одно, самое неприхотливое растение — отнюдь не простой исполнительский труд. А в крестьянском хозяйстве столько разных культур, и каждая со своим норовом, столько разных оттенков погоды, почвы, ландшафта, и всё это надо знать и учитывать, если не хочешь, чтобы ты и семья твоя голодали. Сам годовой цикл земледельческих работ так многообразен и сложен, а природа вносит столько неожиданного в каждый следующий год, что поистине огромным объёмом знаний должен обладать каждый пахарь, чтобы хорошо справляться со своей задачей.
Не по плечу была бы такая задача отдельному человеку, если бы не опирался он на обширный и длительный коллективный опыт, приспособленный к тому же к конкретной местности и постоянно проверяемый и улучшаемый, опять-таки коллективно!
Вся практика крестьянского хозяйства отличалась гибкостью, приспособляемостью к конкретным условиям и вниманием к тончайшим деталям в обработке почв, в уходе за культурами, в сборе урожая. Примечательно, что помещики в инструкциях своим управителям указывали: «Поступать во всём так, как крестьяне обычаи имеют свой хлеб возделывать». Мы приводили несколько ранее оценку сообразительности, сметливости или, говоря современным языком, интеллектуальных возможностей русского крестьянина, данную в 1834 году А. С. Пушкиным:
«О его смелости и смышлёности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия».К этой оценке гения очень близка характеристика крестьян Пошехонского уезда, данная уроженцем этих мест священником А. Архангельским в этнографическом описании района:
«Здешние крестьяне не так образованы, как в других местах, напр., в уездах Ярославском, Углицком, Романовском, Борисоглебском и Рыбинском, потому что они по большей части проживают дома и ездят в Пошехонь, Мологу и Рыбинск только по своим надобностям. Впрочем, несмотря на необразованность, они одарены хорошими умственными способностями…В другой части очерка этот же автор заметил:
Кроме того, здешний народ весьма деятелен и трудолюбив, так что без какого-нибудь дела… не может пробыть даже в воскресные дни. Поэтому после каждого праздника он очень скучает о том, что несколько дней сряду был в праздности и бездействии. Память, внимание и понятливость здешнего народа доказываются ещё и тем, что молодые люди очень скоро перенимают незнакомые им песни, и старые очень хорошо помнят те, которые часто пелись во время их молодости. Сметливость здешних жителей видна из того, что они мастера считать, и считают быстро, даже без счётов. Они смышлёны: все почти здешние крестьяне сделают всё, что ни увидят, не хуже мастера… В этом отношении женщины не уступают мужчинам».
«Почти все крестьяне здешнего округа умеют во всё вникать и скоро понимать то, чему учатся или что хотят узнать; они также очень трудолюбивы и проворны».Всё это сказано о пошехонцах, сочинивших о себе целую серию забавных историй, создавших им репутацию непутёвых и проказливых чудаков. К сожалению, из-за злой сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина они ассоциируются теперь с самыми тупыми и дикими людьми.
А вот — из описания сельских жителей Каширского уезда, сделанного священником П. Троицким для Географического общества:
«Действительно, здешним жителям нельзя не отдать в некоторых отношениях преимущества. Так, здешний житель готов вступить в разговор с кем угодно и, если нужно, рассуждать о всяком предмете, не превышающем круга его познаний. В нём есть и сметливость, потому что он вовремя умеет молчать и вовремя высказать, что нужно: есть и рассудительность…»Автор последней характеристики склонен был считать названные им свойства преимуществом крестьян именно своего края. А этнограф Н. А. Иваницкий, описывавший вологодских крестьян 80-х годов XIX века, решительно распространил своё определение на всех русских:
«Что этот народ в общем умён, хитёр и остроумен, как вообще великорусское племя — об этом повторять нечего».«Повторять нечего!» — и действительно, мы встречаем подобные утверждения в ответах, поступавших в научные общества из самых разных районов России. И не только в корреспонденциях, составленных по программам обществ, но даже в отчётах государственных учреждений. Вятская губернская палата государственных имуществ, например, неоднократно отмечала прилежание вятских крестьян и их «переимчивость» ко всему новому, полезному в хозяйстве. О сметливости крестьян писали в официальном обзоре Рязанской губернии и других документах.
Даже князь В. Ф. Одоевский — эстет, склонный к элитарному мышлению, человек энциклопедической европейской образованности, не мог не отметить «чудную понятливость русского народа».
Нередки рассказы о самоотверженности на пожаре, готовности помочь другому человеку, ведь пожар — частое бедствие для деревянной русской деревни.
Повсеместно проявлялось гостеприимство к чужим, попросившим крова, в том числе и нищим. Просто удивительно, какое большое количество упоминаний о распространении милосердия, милостыни, гостеприимства у русских крестьян всей территории России встречается в документах XVIII–XIX веков. «Нищему никогда не откажут ни в хлебе, ни в ночлеге», — сообщали из Вельского уезда Вологодской губернии. «Нищие в редком доме получают отказ», — утверждал информатор из Пошехонского уезда Ярославской губернии. «Очень гостеприимны и внимательны к нищим и странникам», — писали из Белозёрского уезда Новгородской губернии. В последней информации подмечено, что наибольшим гостеприимством и радушием к постороннему человеку отличаются крестьяне «среднего и бедного состояния», хотя есть и утверждения, что как раз зажиточные крестьяне больше принимают просящихся на ночлег, и обязательно накормят при этом. Можно сделать вывод, что гостеприимны были все крестьяне. И в самом деле, в рассказе 1849 года о нравах помещичьих крестьян сёл Голунь и Новомихайловское Тульской губернии (Новосильский уезд) отмечалось равное гостеприимство всех крестьян:
«При такой набожности ни у кого, по выражению народному, не повернётся язык отказать в приюте нуждающемуся страннику или нищему. Лавку в переднем углу и последний кус хлеба крестьянин всегда готов с душевным усердием предоставить нищему. Это свойство крестьян особенно похвально потому, что бедные семейства, до какой бы крайности ни доходили, никогда не решаются нищенствовать, но стараются или взять заимообразно, или пропитываться трудами рук своих, и из этого-то слезового куса они никогда не отказывают страннику-нищему».Таков высокий образец нравственности наших предков: даже тот крепостной крестьянин, который сам стоял на грани обнищания, делился со странником — чужим ему человеком.
Крестьяне резко осуждали лень, неумелое или недобросовестное отношение к труду. Житель Шадринского уезда Пермской губернии Андрей Третьяков так писал в 1852 году:
«Похвальная черта в характере жителей — общественность и соревнование к своевременному отправлению полевых работ… Господствующие добродетели суть: трудолюбие и воздержание от хмельных напитков. Гласно и колко смеются все над тем, кто по своей лености затянул пар, то есть в надлежащее время не вспахал, или кто зимней порой не успел окончить молотьбу до талицы».Судить о умелости и сноровке крестьянина позволяли результаты ведения хозяйства и прочих работ. Так, мнение односельчан о девушке как о работнице, непременно учитывающееся при выборе невесты, складывалось не только при наблюдении за её работой. У всех на виду была её одежда собственного изготовления, украшенная в праздничные дни сложным рукоделием. В некоторых местностях осуществлялся и специальный осмотр женщинами девичьего рукоделия.
Большое значение для развития нравственной дисциплины, для совершенствования силы воли, умения ограничить себя, соблюсти запрет имела система представлений и норм поведения, связанных с постами. Дети с малых лет приучались понимать, что не всё, что хочется, дозволено. Воспитывалось понятие о превосходстве духовного начала в человеке над телесным. В пример детям и взрослым ставились те, кто постился особенно строго. Считалось, что человек тем и отличается от животного, что «сила духа в нём позволяет одолеть хотение». Большим уважением пользовались у односельчан те из разбогатевших крестьян, которые вкладывали свои средства в строительство церкви. В фондах Синода и консисторий сохранилось немало дел о строительстве церквей, предпринимаемом отдельными крестьянами. Случалось, что общины участвовали своими средствами даже в строительстве монастырей. Обратимся к интересному архивному делу из Кубанского края. Это решение (приговор) сходки станицы Пшехской от 1882 года, с ходатайством об открытии на землях, подведомственных Пшехской общине, Александровского женского монастыря сестёр милосердия, в память императора Александра II. Своё участие в создании монастыря община оговаривает условием:
«…учредить из монастыря крёстный ход в станицу нашу ежегодно 30 августа ( Александров день), которой должен быть там до 9-го сентября ( день после Рождества Богородицы)».Широко распространённой причиной отлучек крестьян из общины по всей территории расселения русских был уход на богомолье. «Пообещал помолиться и молебен отслужить… образу пресвятыя Богоматери Одигитрии что на Оболаке» и отпущен на «срок за поруками», — указывали, например, конкретную цель поездки крестьян, отправлявшихся на поклонение почитаемой в Сибири Абалакской иконе Богоматери в монастырь под Тобольском. Из деревень Егорьевского уезда (Рязанская губ.) в Москву на богомолье ходили группами по 10–15 человек весной и осенью; в Киев выбирались лишь единицы; в местные монастыри ходили, по сведениям жителя этих мест, «почти все крестьяне». В Орловском уезде Орловской губернии было принято отпускать крестьян на богомолье в соседние уезды; в Троице-Сергиеву лавру ходили отсюда «по обещанию»; отдельные крестьяне отправлялись в Киев. Из Змиевской волости Орловского уезда на богомолье отпускали весной — в Киев или в Белобережскую пустынь, что в Карачёвском уезде, в 150 вёрстах от села Змиёва. Из села Петушкова и окрестных деревень крестьяне ходили на богомолье тоже в Белобережскую пустынь и в Киев.
Рассматривая народное благочестие в отдельных его проявлениях, следует помнить, что в действительности религиозность крестьян была очень цельной, слитной с их образом жизни. Для большинства крестьян вера служила основой самого их существования, способом жизни. Искренне верующий человек просто не мог плохо хозяйствовать на земле, которую считал созданием Божиим, или отказать в помощи нуждающемуся. Также и в повседневных молитвенных обращениях для него сливались воедино и отношение к иконе святого, и знание его жития, и заказ молебна в сельском храме, и стремление отправиться в дальнюю обитель к чудотворному его образу.
Местному мастеру можно было заказать конкретную икону, чтобы обращаться с молитвой к опредеённому святому. Образы Зосимы и Савватия, например, просил пасечник, святого Пантелеймона заказывали для исцеления от болезней, Николая Угодника — отправляясь в плавание и т. д. А постоянное созерцание высоких образцов профессионального иконописания в сельских церквах служило источником духовного и эстетического воспитания, развивало вкус. Прежде, чем вернуться нам к истории государственности российской, поговорим и о патриотизме крестьян.
Вопреки традиционным представлениям, крестьянская жизнь старой России была буквально пронизана патриотизмом. С позиций интересов Отечества оцениваются события, деятели, отдельные поступки. Конечно, так было не всегда, но с некоего момента понятия «Святая Русь», «своя сторона», «государство Российское», «земля святорусская», «Россиюшка», «мать Россия», как обозначения Отечества, часто встречаются в исторических песнях и всегда с теплом, любовью, заботой, гордостью или тревогой. Мы с вами добрались в нашей книге до начала правления императрицы Екатерины II, — позвольте перенестись на полстолетия вперёд.
Вот несколько вариантов зачина народных песен, посвящённых Отечественной войне 1812 года:
Или:
Мать Россея, мать Россея,
Мать россейская земля.
Про тебя, мати Россея,
Далёко слава прошла.
Хороши, по представлениям крестьян, те государи, полководцы, генералы, бояре или солдаты, которые действуют на пользу Отечества. Осуждение бояр или дворян, как правило, в песнях, преданиях, разговорах связывалось с их изменой Отечеству.
Мать российская земля
Много крови пролила.
Святорусская земля
Много горя приняла,
Прошла слава про тебя!
Считается, что в национальном виде патриотическое чувство впервые проявилось в XV веке во Франции. Французы и англичане принадлежали тогда к одной и той же церкви, имели один и тот же феодально-монархический строй, одни и те же основы быта. Столетняя война между ними была династической, между Валуа и Плантагенетами за престол Франции. Но постоянные встречи с чужим народным характером мало-помалу пробудили у французов чувство своей народности и вызвали, наконец, откровение национальной идеи. Жанне д’Арк приписывают простую и ясную формулу чисто национального патриотизма: быть независимыми от чужеземцев на своей земле и иметь среди себя своего собственного верховного главу.
На Руси, возможно, до войны с поляками начала XVII века, а кое-где и до 1812 года большинство крестьян (христьян) так и считали себя христианами, а никакими не русскими. Требовались определённые причины, чтобы перейти к национальной идентификации. Заметим, что элита старой России гордилась своим иноземным происхождением, не желала вникать в крестьянскую культуру, и в некий период вся сплошь говорила на французском языке. А кстати, и положение в российской науке того времени характеризуется явным засильем чужеземцев. Почему у нас было так, а не иначе — тема для отдельного разговора; а здесь только скажем, что и народы России в своё время, как и другие народы Европы, пришли к национальному патриотизму.
Идеал смелого, сильного, верного Отечеству воина, надёжного товарища проходит через весь русский фольклор — от былин до поздних солдатских песен, темы которых были близки крестьянству. Как правило, героями в них выступали солдаты, государь был символом, знаменем Отечества, а если возникала «критическая» тема, она направлялась против «господ», но не царя.
Прочно бытовало в крестьянской среде представление, что «если умрёшь на войне за Христову веру, то Господь грехи отпустит».
Война 1812 года особенно показала высокий уровень национального самосознания крестьянства. Специально исследовавший этот вопрос молодой историк А. В. Буганов сообщает вот какое мнение о народных песнях 1812 года:
«В центре изображения песен, независимо от места их создания, остаётся судьба России как единого целого. Осознание общенациональных интересов явно преобладает над возможным местным влиянием».Впрочем, о том же говорит и крестьянское партизанское движение, добровольные вступления в ополчение и армию в 1812 году, пожертвования крестьян на нужды войны.
М. М. Громыко пишет:
«По мнению специалистов по военной истории, народное ополчение охватывало больше населения, чем партизанские отряды. Основной контингент ополченцев составляли крестьяне. Кроме смоленских, московских, калужских, в ополчении участвовали и крестьяне районов, которых непосредственно война не коснулась, — Костромы и Нижнего Новгорода, Вятки и Пензы, Дона и Урала».Известно, что в ходе войны проявлялись и классовые интересы крестьян — отказ некоторых из них повиноваться помещикам, слухи об освобождении от крепостной зависимости участников ополчения. Но первоочередной задачей для подавляющего большинства всё же было освобождение Отечества, изгнание иноземных завоевателей. И за сим вернёмся к истории воцарения Екатерины.
Первая половина царствования
1762
,
17 июля(по юлианскому календарю
06 июля). — Манифест Екатерины, официально объявляющий об отречении Петра III, который при таинственных обстоятельствах убит в Ропше Алексеем Орловым.
Август. — Сенат утверждает происшедший Государственный переворот. Сенат принимает Указ об отмене всех монополий.
Сентябрь. —Екатерина II коронована в Москве. Раскрыт заговор Хрущёва — Гурьева с целью её свержения и возведения на престол Ивана Антоновича, отстранённого от власти Елизаветой Петровной в 1741 году, и по-прежнему томящегося в Шлиссельбургской крепости.
Историки не перестают удивляться, почему Екатерина II не отменила заключённый её мужем очень непопулярный в России мир с Пруссией и не добила Пруссию. Можно предположить, что этот мир стал её тактическойуступкой Европе. Но стратегическиэто был весьма дальновидный ход: имея в виду дальнейшее расширение страны на запад, юг и восток, гораздо лучше было иметь в тылу обессилевшую, но вынужденно дружественную Пруссию, нежели находиться под постоянной угрозой открытия второго фронта в Западной Европе со стороны Габсбургов, Англии и Франции.
Екатерина, которая писала, что «муж ей безразличен, но не безразлична российская корона», с поразительным хладнокровием не только блестяще провела операцию по захвату власти, но и максимально использовала своего недалёкого мужа, пока он сам был во власти. В её «Записках» имеются наставления-прописи для Петра III, данные ему ею перед кончиной Елизаветы: что он должен сказать и в какой последовательности при вступлении во власть и коронации, какие бумаги подписать и
Историки не перестают удивляться, почему Екатерина II не отменила заключённый её мужем очень непопулярный в России мир с Пруссией и не добила Пруссию. Можно предположить, что этот мир стал её тактическойуступкой Европе. Но стратегическиэто был весьма дальновидный ход: имея в виду дальнейшее расширение страны на запад, юг и восток, гораздо лучше было иметь в тылу обессилевшую, но вынужденно дружественную Пруссию, нежели находиться под постоянной угрозой открытия второго фронта в Западной Европе со стороны Габсбургов, Англии и Франции.
Екатерина, которая писала, что «муж ей безразличен, но не безразлична российская корона», с поразительным хладнокровием не только блестяще провела операцию по захвату власти, но и максимально использовала своего недалёкого мужа, пока он сам был во власти. В её «Записках» имеются наставления-прописи для Петра III, данные ему ею перед кончиной Елизаветы: что он должен сказать и в какой последовательности при вступлении во власть и коронации, какие бумаги подписать и