Страница:
пал карты.- Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то...
- Это макеты танков, товарищ командующий,- показал я на карте условный
знак ложной танковой группировки, которая бросилась ему в глаза.- Пятьдесят
штук сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили...
- Дважды! - насмешливо перебил Жуков.- И долго там держишь эти игрушки?
- Два дня.
- Дураков ищешь? Ждешь, когда немцы сбросят тоже деревяшку? Сегодня же
ночью убрать оттуда! Сделать еще сто штук и завтра с утра поставить в двух
местах за Средней Рогаткой. Здесь и здесь,- показал он карандашом.
- Мастерские театра не успеют за ночь сделать сто макетов,-неосторожно
сказал я.
Жуков поднял голову и осмотрел меня сверху вниз и обратно.
- Не успеют - под суд пойдешь... Завтра сам проверю.
Отрывистые угрожающие фразы Жукова походили на удары хлыстом. Казалось,
он нарочно испытывал мое терпение.
- Завтра на Пулковскую высоту поеду, посмотрю, что вы там наковыряли...
Почему так поздно начали ее укреплять?-И тут же, не ожидая ответа,
отрезал:-Можешь идти..." , Во всем, рассказанном Бычевским, явно сквозит
обида. Сделаем на нее скидку. Но при всем при том в прямой речи и, я/бы
сказал, в жестах командующего присутствует "жуковский колорит".
Следует при этом учесть и то, что речь шла о последних перед городом
рубежах.
О том, как Жуков оценивал обстановку сразу после прибытия в Ленинград,
дает представление телеграфный разговор между ним и начальником Генштаба
Шапошниковым, который они вели 14 сентября.
Жуков сказал тогда Борису Михайловичу, что обстановка в южном секторе
фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу этого
дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и введя в
бой до двух танковых дивизий, вышел на фронт, что был южнее Пулково всего на
два километра, и развивает наступление в северном направлении.
Красногвардейск и дороги, идущие от Красногвардейска в Пулково, также
занимаются им. Положение усугубляется тем, что у командования в районе
Ленинграда нет никаких резервов. Сдерживать наступление и развитие прорыва
приходится с помощью случайных отрядов, отдельных полков и вновь формируемых
рабочих дивизий. Затем Георгий Константинович доложил о тех мерах, которые
он предпринял,- об организации системы артиллерийского огня, включая
морскую, зенитную и прочую артиллерию, о том, что на заводах экстренно
собираются минометы и до сотни танков, о действиях авиации фронта и
Балтийского флота. Как обстояло дело с авиацией, видно из таких его слов:
"Мною принято на Ленинградском фронте всего 268 самолетов,.из них
исправных только 163. Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками.
Имеется шесть самолетов Пе-2, два самолета Ил-2, два самолета АР-2, 11
самолетов СБ. Такое количество не обеспечит выполнения задачи. Очень прошу
Ставку дать, хотя бы один полк Пе-2 и полкИл-2".
А вот как обстановку под Ленинградом оценивал противник.
В день приезда Жукова в Ленинград Гальдер записал в своем дневнике:
"На фронте группы армий "Север" отмечены значительные успехи в
наступлении на Ленинград. Противник начинает ослабевать..."
Запись Гальдера 13 сентября:
"У Ленинграда значительные успехи. Выход наших войск к внутреннему
обводу укреплений может считаться законченным".
Прибыв в Ленинград, Жуков как бы вступал в единоборство с
главнокомандующим группой армий "Север" - фельдмаршалом фон Леебом. Этот
противник был опытным и знающим военачальником. В 1895 году, еще за год до
рождения Жукова, он уже служил в армии. В 1909-1911 годах занимал офицерские
должности в генеральном штабе Пруссии. В первую мировую войну участвовал в
боях и приобрел немалый опыт. Любопытная деталь из биографии Лееба: он
участвовал в подавлении мюнхенского гитлеровского путча в 1923 году. Как
помнит читатель, этот "пивной путч" был разогнан войсками в течение
короткого времени, тогда Гитлер, испугавшись обстрела, убежал с улицы,
сказавшись раненым. Вот в этой стрельбе по нацистам участвовал Лееб. После
прихода к власти Гитлер, знавший об этой подробности в биографии Лееба, все
же не придал ей значения, так как не желал ссориться с генералами, и старый
военный аристократ был назначен командиром соединения, которое позже, после
Мюнхенского соглашения, входило в Судеты. В боях против Франции Лееб
командовал группой "Ц". Он провел молниеносный удар энергично, в полном
соответствии с указаниями Гитлера и планами генерального штаба. После победы
над Францией, в июле 1940 года, Гитлер наградил Лееба Рыцарским крестом и
присвоил ему звание фельдмаршала. При нападении на Советский Союз фон Лееб
вел группу армий "Север", овладел Прибалтикой и подступил к Ленинграду.
Вопрос о падении Ленинграда и Лееб и Гитлер считали решенным. Гитлер
даже прислал специального офицера в штаб Лееба, который был обязан
немедленно доложить о вступлении войск в Ленинград.
Как видим, в свое единоборство Лееб и Жуков вступали в весьма неравных
условиях и с неравными силами. Лееб - имея в распоряжении огромное
количество войск, воодушевленных предшествующими победами, будучи
поддерживаем с тыла хорошо организованным снабжением. А у Жукова -
истекающие кровью остатки соединений, которые с момента нападения
гитлеровцев вели непрерывные бои, не имели в своем распоряжении достаточного
количества боеприпасов и всего необходимого для обороны, и за спиной у них
был не снабжающий, а трагический тыл - горящий город, гибнущие в нем женщины
и дети.
В нашу историю как легенда вошло мужественное сопротивление войск и
жителей города, оборона Ле-,нинграда справедливо названа героической. Но
надо сказать, что около 900 тысяч ленинградцев, похороненных на Пискаревском
и других кладбищах города, сегодня заставляет нас подумать и о том, что все
эти сотни тысяч женщин, детей, стариков могли быть эвакуированы до того, как
Ленинград был окружен. И если бы наше командование да и правительство были
более дальновидными, то, эвакуировав этих людей и избежав, таким образом,
ненужных жертв, можно было облегчить и действия обороняющихся, так как в
этом случае на долю оставшихся пришлось бы больше продовольствия, да и всего
необходимого для стойкой защиты города.
Жуков постоянно требовал не только удерживать до последней возможности
занимаемые рубежи, но и контратаковать. Для многих такая его тактика
казалась труднообъяснимой - сил не хватает для того, чтобы обороняться, а он
бросает и бросает в бой части, которые, казалось, теряют последние силы в
этих, вроде бы напрасных, контратаках. Поступают сообщения о том, что
противник занял поселок Володарского, и Жуков тут же приказывает 8-й армии
вернуть этот поселок и нанести удар в направлении Красного Села. Немцы
овладели Слуцком и Пушкинским парком, и опять Жуков категорически требует от
55-й армии вернуть немедленно эти захваченные немцами пункты.
Главные усилия противника были сосредоточены в направлении Урицка и
Пулковских высот. Жуков понимает это и всем, чем возможно, усиливает 42-ю
армию, которую принял генерал Федюнинский.
Фон Лееб все наращивал- и наращивал силы именно на направлении
Пулковских высот. В критический момент, когда стало ясно, что оборона может
быть вот-вот прорвана, хотя Федюнинский и не говорил об этом, Жуков сам
выехал на участок 42-й армии. Наблюдательный пункт Федюнинского находился на
седьмом этаже большого дома. Жуков поднялся туда и стал вглядываться в
расположение немцев, которое было всего на расстоянии 700-800 метров от
дома. В это время немецкие наблюдатели, видимо, заметили движение на этажах
дома (как предполагает Бедов, возможно, увидели и красные лампасы на одежде
генералов). На дом был сделан сильный артиллерийский налет, было несколько
точных попаданий, разбило лестницу, по которой поднимались Федюнинский и
Жуков на наблюдательный пункт. Пришлось немедленно уходить под сильным
обстрелом, снаряды рвались внутри помещений. Кое-как выбрались и укрылись за
противоположной стороной дома. В этот день Жуков едва не погиб.
Полковник Панченко, командир 21-й дивизии, контратакой отбил Урицк и
тут же получил приказание генерала Федюнинского продолжать продвижение
вперед. Это было вполне естественное решение - использовать успех и
развивать его. Но поскольку дивизия не закрепила того, чем она овладела,
когда двинулась вперед, противник неожиданно ударил во фланг силами более 50
танков с пехотой и отрезал почти всю дивизию, ушедшую из Урицка дальше. С
большим трудом дивизия вырвалась из окружения, но Урицк был сдан. Можно
понять гнев Жукова, который потребовал от командующего 42-й армией во что бы
то ни стало вернуть Урицк.
54-я армия, которой командовал маршал Г. И. Кулик, находилась за
пределами ленинградского окружения. Ставка поставила Кулику задачу: пробить
кольцо блокады в районе станции Мга. Шапошников, сообщив об этом Жукову,
просил его организовать встречный удар.
Для того чтобы увязать взаимодействие и договориться о времени
совместных боевых действий, в ночь на 15 сентября Жуков связался с Куликом.
У них состоялся разговор, который я привожу (с небольшими сокращениями) с
тем, чтобы читатели могли сравнить уровень мышления двух военачальников.
"Ж у к о в. Приветствую тебя, Григорий Иванович! Тебе известно о моем
прибытии на смену Ворошилову? Я бы хотел, чтобы у нас с тобой побыстрее
закипела работа по очистке территории, на которой мы могли бы пожать друг
другу руки и организовать тыл Ленинградского фронта. Прошу коротко доложить
об обстановке. В свою очередь, хочу проинформировать, что делается под
Ленинградом".
Далее Жуков коротко изложил обстановку, известную читателям.
"К у л и к. Здравия желаю, Георгий Константинович! Очень рад с тобой
вместе выполнять почетную задачу по освобождению Ленинграда. Также жду с
нетерпением момента встречи. Обстановка у меня следующая: в течение
последних двух-трех дней я веду бой на своем левом фланге в районе Вороново,
то есть на левом фланге группировки, которая идет на соединение с тобой.
Противник сосредоточил против основной моей группировки за последние два-три
дня следующие дивизии..."
Здесь Кулик перечислил до пяти дивизий противника и районы их действий
и продолжил:
"Противник сосредоточивает на моем правом фланге довольно сильную
группировку... Жду с завтрашнего дня перехода его в наступление. Меры для
отражения наступления мною приняты, думаю отбить его атаки и немедленно
перейти в контрнаступление... Но противник все время, в особенности сегодня,
начал проявлять большую активность..."
: Из рассуждений Кулика Жуков понял, что в течение ближайшего времени
его армия наступать не собирается.
"Григорий Иванович... У меня к тебе настойчивая просьба - не ожидать
наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в
наступление в общем направлении на Мгу.
- Понятно. Я думаю, 16-17-го.
- 16-17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить... Если не
сможешь все же завтра наступать, прошу всю твою авиацию бросить на разгром
противника в районе Поддолово - Корделево - Черная Речка - Аннолово. Все эти
пункты находятся на реке Ижора, в 4-5 километрах юго-восточнее Слуцка. Сюда
необходимо направлять удары в течение всего дня, хотя бы малыми партиями,
чтобы не дать противнику поднять головы. Но это как крайняя мера. Очень
прошу атаковать противника и скорее двигать конницу в тыл противника.
- Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута
артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на
исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел
в наступление в районе Шлиссельбург-Липка - Синявино-Гонтовая Липка.
Наступление отбито. Если противник завтра не перейдет в общее наступление,
то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобою, выполню..."
Маршал Кулик явно не представлял себе или не хотел понять крайнего
напряжения обстановки под Ленинградом. Не скрывая раздражения, Жуков сказал:
"Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку!
Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают
за наступление... Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й
армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под
Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать
люден навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на
местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не
могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие
взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте
Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии".
Кулик не мог организовать удар 54-й армии и пробить хотя бы узкую
отдушину к окруженным войскам Жукова. Сталин несколько раз требовал от
Кулика энергичных действий. Кулик конечно же боялся Сталина и пытался
организовать необходимые боевые действия, но так ничего и не смог сделать.
Жуков в кольце окружения, не имея ни своих резервов, ни подкреплений
извне, все же находил возможности путем внутренних перегруппировок наносить
контрудары, а Кулик в более благоприятных условиях, с обеспеченным тылом и
снабжением, не сумел помочь ленинградцам.
17 сентября, в тот самый день, о котором Жуков предупреждал Кулика,
когда просил его предпринять наступательные действия, чего тот не сделал,-
бои под Ленинградом, как пишет Жуков, "достигли наивысшего напряжения",
ситуация создалась "исключительно опасная". Фон Лееб, пытаясь спасти свою
репутацию и избежать гнева Гитлера, собрал более шести дивизий в кулак и
нанес мощный удар - старым проверенным способом, на узком участке фронта,
предварительно обработав этот участок фронта массированными бомбежками
авиации.
Надо представить себе истекающие кровью остатки частей, оборонявших
Пулковские высоты, и вот по ним, выбивающимся из последних сил, был нанесен
этот удар. Отразить его, казалось, было выше человеческих возможностей.
Жуков понимал, что долго они не продержатся.
Наступил тот самый момент, о котором Жуков сказал генералам перед
вылетом из Москвы то самое "или - или". И вот это "или" склонялось в сторону
безвыходности. Как спасти - нет, не себя - Ленинград? Над городом висело и
непрерывно--бомбило его до 300 самолетов врага, артиллерия вела интенсивный
обстрел жилых кварталов.
Но Жуков - это Жуков! В те. дни его приказы были крайне строги, своей
твердостью он стремился укрепить защитников атакованного рубежа, повторяя,
что эти рубежи "ни при каких обстоятельствах не могут быть оставлены". Но не
только удержанием каждого метра укреплял Жуков оборону. Его принцип
активного противодействия и здесь сыграл решающую роль. Он нашел выход в
ослаблении удара врага путем нанесения ему удара в другом месте. Этим он
добился того, что Лееб оказался перед необходимостью снять силы с
пулковского направления и отбиваться там, где ударил Жуков. В короткое время
- за сутки - Жуков создал ударную группировку. Легко сказать, создал - из
чего? где взял силы? На участке 8-й армии ведь были все те же оборонявшиеся
там дивизии. Он только уплотнил их боевые порядки, отдал на их усиление все,
что мог отдать, и 19 сентября ударил во фланг наступающему клину Лееба.
Это было совершенно неожиданно для противника. Представьте себе
состояние фон Лееба, уже торжествовавшего в душе и видевшего, наверное,
перед собой улицы взятого Ленинграда. И вдруг этот удар по флангу, удар
буквально под дых! Лееб ведь собрал все, чем располагал, бросаясь в
последнее и решительное наступление на пулковском направлении. Отражать удар
Жукова на фланге этой группировки было нечем, надо снимать силу оттуда, где
наметились удача и победа. Ждать помощи из глубины нельзя, Лееб понимал-
пока подойдут резервы, части Жукова вырвутся на тылы и перемелют все так,
что вообще придется отходить от Ленинграда.
И Лееб дает приказ снять механизированный корпус, уже нацеленный для
удара там, где виделся наибольший успех, и бросает этот корпус для спасения
фланга.
Но именно в этом и состояла цель Жукова. Напор на пулковском рубеже
ослаб, 8-я армия хоть и не вонзилась глубоко в расположение противника, но
задачу свою выполнила.
Обе стороны в полном изнеможении остановились на достигнутых рубежах.
Какой же это был удобный момент для удара 54-й армии! Сталин 20 сентября
послал Кулику телеграмму, я бы сказал, не только приказывающую, но скорее
^взывающую к здравому рассудку маршала:
"В эти два дня, 21 и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и
соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно. Вы очень запоздали.
Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если вы еще будете
запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и вам
никогда уже не придется соединиться с ленинградцами".
К сожалению, и это увещевательно-приказное распоряжение Верховного не
подействовало. Кулик был освобожден от командования 54-й армией, она была
подчинена Жукову, который назначил командующим генерала М. С. Хозина по
совместительству с исполнением ,им должности начальника штаба фронта. Как
видим, не было под рукой генералов, кто бы мог вступить в командование
армией. И снова тут с горечью вспомним, сколько прекрасных военачальников
уничтожил Сталин перед войной!
Гальдер 23 сентября записал в своем дневнике:
"В районе Ладожского озера наши войска продвинулись незначительно и,
по-видимому, понесли большие потери. Для обороны сил тут вполне достаточно,
но для решительного разгрома противника их, вероятно, не хватит". А 25
сентября он сделал такую запись:
"День 24.9 был для ОКВ в высшей степени критическим днем. Тому причиной
неудача наступления 16-й армии у Ладожского озера, где наши войска встретили
серьезное контрнаступление противника, в ходе которого 8-я танковая дивизия
была, отброшена и сужен занимаемый участок на восточном берегу Невы".
Критическим этот день для ОКВ был не только из-за контрудара,
организованного Жуковым, но и из-за той истерики, которую Гитлер закатил в
верховном командованни сухопутных войск. Он негодовал по поводу того, что
вместо ожидаемого скорого взятия Ленинграда гитлеровские войска там даже
отброшены. А он уже включил их в расчет для наступления на Москву. Отпор
Жукова ломал планы фюрера, ставил под угрозу срыва готовящуюся операцию
"Тайфун". Гитлер не мог этого допустить и, наверное скрежеща зубами, все же
приказал осуществить намеченную перегруппировку. : Вскоре начальник
разведотдела Ленинградского фронта доложил Жукову, о том, что он получил
сведения о перемещениях в расположении противника. Но на этот раз противник
перебрасывал части не в пределах фронта, а передвигал мотопехоту от
Ленинграда на Псков. Кроме этого, были сведения и о том, что противник
грузит танки на платформы и тоже перебрасывает их куда-то.
Фельдмаршал фон Лееб понимал, что катастрофа постигла не только его
войска, но и его лично, что Гитлер, возлагавший так много надежд на захват
Ленинграда, не простит ему эту неудачу. Лееб написал Гитлеру-доклад о якобы
предпринимающихся дальнейших действиях по овладению Ленинградом, на самом же
деле это была попытка объяснить свои неудачи и как-то смягчить удар. В
докладе были указаны и большая растяжка коммуникаций, и отставание тылов,
что влияло на снабжение войск, и потери в людях и технике, понесенные в
предыдущих успешных боях, и плохие погодные условия, которые мешали
действиям танков и подвозу всего необходимого, и то, что Ленинград очень
сильно укреплен и представляет собой уже не город, а настоящую крепость, и
не просто сухопутную крепость, а сухопутно-морскую, которую своей
артиллерией поддерживает мощный флот, Далее Лееб просил несколько дивизий и
обещал все же взять Ленинград. Старый, опытный Лееб, конечно, понимал при
этом, что в той обстановке, которая создалась на московском направлении и на
юге, Гитлер не сможет найти для него подкреплений. В этой связи он высказал
такое предложение: если не будут даны подкрепления, то надо перейти в глухую
оборону и сохранить войска для наступательных действий в более благоприятных
условиях, которые несомненно - он верит в это - в будущем появятся.
После неудачи под Ленинградом Гитлер сильно гневался на Лееба. На одном
из совещаний он с возмущением говорил:
- Лееб не выполнил поставленную перед ним задачу, топчется вокруг
Ленинграда, а теперь просит дать ему несколько дивизий для штурма города. Но
это значит ослабить другие фронты, сорвать наступление на Москву. И будет ли
взят Ленинград штурмом, уверенности нет. Если не штурм, то Лееб предлагает
перейти к глухой обороне. Ни то, ни другое не годится, он не способен понять
и осуществить мой замысел скорейшего захвата Ленинграда. Этот город надо
уморить голодом, активными действиями перерезать все пути подвоза, чтобы
мышь не могла туда проскочить, нещадно бомбить с воздуха, и тогда город
рухнет, как переспелый плод... Что же касается Лееба, то он явно устарел и
не может выполнить эту задачу.
Таким образом, первая встреча или назовем ее так-схватка Жукова и фон
Лееба закончилась победой Жукова, несмотря на то что у Лееба было гораздо
больше сил и возможностей. Начинал наступление на Ленинград Лееб, пожалуй, в
самый пик своего полководческого взлета, после удач в первые дни войны он
думал, что просто по инерции, на крыльях этих удач, влетит в Ленинград. К
тому же, перед началом наступления и перед прибытием Жукова в Ленинград, 5
сентября Лееб отпраздновал свое 64-летие. Гитлер поздравил фельдмаршала и
отметил его день рождения щедрым подарком - 250 тысяч марок. Хотя это была
не круглая дата, Гитлер рассчитывал этим подарком подбодрить и дать аванс
командующему группой армий "Север" в счет будущего его успеха в Ленинграде.
С этим известием и прибыл к Леебу специальный офицер от Гитлера, тот самый,
который должен был первым сообщить фюреру о взятии Ленинграда. И вот, как
видим, все радужные планы, касающиеся Ленинграда, рухнули. Жуков измотал
наступающие части Лееба своими активными непрерывными контратаками на разных
направлениях. Самого же фон Лееба под предлогом болезни освободили от
командования группой армий "Север" и отправили в отставку.
В своих воспоминаниях о тех днях главный маршал авиации А. А. Новиков
приходит к такому заключению:
"И ничего, казалось бы, особенного при Жукове не случилось, просто
изменился характер нашей обороны - она стала более активной. Возможно, то же
самое сделали бы и без него. Обстановка все равно заставила бы. Но если бы
произошло это позже, менее твердо и централизованно, без такой, как у
Жукова, жесткости и смелости, должный результат сказался бы не столь быстро,
как тогда требовалось. Контрудары наших войск все время держали гитлеровское
командование в напряжении... Все это сказывалось на темпах вражеского
наступления. Фашисты теряли время, а время, как показала история, играло на
нас. Но все это ясно теперь. А в сентябре 1941 года такой ясности в оценке
общей обстановки на фронте и уверенности в провале гитлеровского плана
захвата Ленинграда не было...
Я не знаю, как и что именно думал тогда Георгий Константинович,
предвидел или нет он ход событий, но и сами эти события подтвердили
правильность и своевременность его действий как командующего войсками
Ленинградского фронта. Он сум,ел, причем в самый критический момент,
мобилизовать на отпор врагу те дополнительные силы, которые еще имелись в
войсках и в городе... Все это нынче бесспорно, а для меня как участника
событий тех дней и подавно. Но, к сожалению, роль Жукова в обороне
Ленинграда до сих пор не оценена должным образом в. нашей
военно-исторической литературе. Сам же Георгий Константинович в своих
мемуарах из скромности об этом умолчал, отведя в них рассказу о своей
деятельности на посту командующего войсками Ленинградского фронта
неоправданно мало места".
Положение, которого достиг за короткое время Жуков под Ленинградом,
лучше всего, на мой взгляд, характеризуется записями в дневнике Гальдера.
Вспомните, как он восторженно, восклицал в день приезда Жукова о больших
успехах войск в наступлении на Ленинград. А теперь, 5 октября, Гальдер
фиксирует:
"ОКХ (4) отодвинуло срок начала наступления на Ладожском участке
фронта. (Оно было намечено командованием группы армий на 6.10.) И отдало
приказ об отводе с фронта подвижных соединений, которые могут только зря
понести потери в этом районе, поскольку условия местности здесь крайне
неблагоприятны для действий подвижных соединений. Наступление будет начато,
как только удастся сосредоточить достаточное количество пехоты за счет
перебрасываемых сюда пехотных частей из тыла. Тем временем подвижные
соединения отдохнут и пополнят личный состав и материальную часть".
Из этой записи с несомненностью вытекает, что Жуков за короткое время
полностью лишил войска, руководимые Леебом, наступательных возможностей.
Теперь уже ни о каком последнем штурме или ближайшем наступлении на
Ленинград не идет и речи: надо пополнять механизированные, танковые части,
- Это макеты танков, товарищ командующий,- показал я на карте условный
знак ложной танковой группировки, которая бросилась ему в глаза.- Пятьдесят
штук сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили...
- Дважды! - насмешливо перебил Жуков.- И долго там держишь эти игрушки?
- Два дня.
- Дураков ищешь? Ждешь, когда немцы сбросят тоже деревяшку? Сегодня же
ночью убрать оттуда! Сделать еще сто штук и завтра с утра поставить в двух
местах за Средней Рогаткой. Здесь и здесь,- показал он карандашом.
- Мастерские театра не успеют за ночь сделать сто макетов,-неосторожно
сказал я.
Жуков поднял голову и осмотрел меня сверху вниз и обратно.
- Не успеют - под суд пойдешь... Завтра сам проверю.
Отрывистые угрожающие фразы Жукова походили на удары хлыстом. Казалось,
он нарочно испытывал мое терпение.
- Завтра на Пулковскую высоту поеду, посмотрю, что вы там наковыряли...
Почему так поздно начали ее укреплять?-И тут же, не ожидая ответа,
отрезал:-Можешь идти..." , Во всем, рассказанном Бычевским, явно сквозит
обида. Сделаем на нее скидку. Но при всем при том в прямой речи и, я/бы
сказал, в жестах командующего присутствует "жуковский колорит".
Следует при этом учесть и то, что речь шла о последних перед городом
рубежах.
О том, как Жуков оценивал обстановку сразу после прибытия в Ленинград,
дает представление телеграфный разговор между ним и начальником Генштаба
Шапошниковым, который они вели 14 сентября.
Жуков сказал тогда Борису Михайловичу, что обстановка в южном секторе
фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу этого
дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и введя в
бой до двух танковых дивизий, вышел на фронт, что был южнее Пулково всего на
два километра, и развивает наступление в северном направлении.
Красногвардейск и дороги, идущие от Красногвардейска в Пулково, также
занимаются им. Положение усугубляется тем, что у командования в районе
Ленинграда нет никаких резервов. Сдерживать наступление и развитие прорыва
приходится с помощью случайных отрядов, отдельных полков и вновь формируемых
рабочих дивизий. Затем Георгий Константинович доложил о тех мерах, которые
он предпринял,- об организации системы артиллерийского огня, включая
морскую, зенитную и прочую артиллерию, о том, что на заводах экстренно
собираются минометы и до сотни танков, о действиях авиации фронта и
Балтийского флота. Как обстояло дело с авиацией, видно из таких его слов:
"Мною принято на Ленинградском фронте всего 268 самолетов,.из них
исправных только 163. Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками.
Имеется шесть самолетов Пе-2, два самолета Ил-2, два самолета АР-2, 11
самолетов СБ. Такое количество не обеспечит выполнения задачи. Очень прошу
Ставку дать, хотя бы один полк Пе-2 и полкИл-2".
А вот как обстановку под Ленинградом оценивал противник.
В день приезда Жукова в Ленинград Гальдер записал в своем дневнике:
"На фронте группы армий "Север" отмечены значительные успехи в
наступлении на Ленинград. Противник начинает ослабевать..."
Запись Гальдера 13 сентября:
"У Ленинграда значительные успехи. Выход наших войск к внутреннему
обводу укреплений может считаться законченным".
Прибыв в Ленинград, Жуков как бы вступал в единоборство с
главнокомандующим группой армий "Север" - фельдмаршалом фон Леебом. Этот
противник был опытным и знающим военачальником. В 1895 году, еще за год до
рождения Жукова, он уже служил в армии. В 1909-1911 годах занимал офицерские
должности в генеральном штабе Пруссии. В первую мировую войну участвовал в
боях и приобрел немалый опыт. Любопытная деталь из биографии Лееба: он
участвовал в подавлении мюнхенского гитлеровского путча в 1923 году. Как
помнит читатель, этот "пивной путч" был разогнан войсками в течение
короткого времени, тогда Гитлер, испугавшись обстрела, убежал с улицы,
сказавшись раненым. Вот в этой стрельбе по нацистам участвовал Лееб. После
прихода к власти Гитлер, знавший об этой подробности в биографии Лееба, все
же не придал ей значения, так как не желал ссориться с генералами, и старый
военный аристократ был назначен командиром соединения, которое позже, после
Мюнхенского соглашения, входило в Судеты. В боях против Франции Лееб
командовал группой "Ц". Он провел молниеносный удар энергично, в полном
соответствии с указаниями Гитлера и планами генерального штаба. После победы
над Францией, в июле 1940 года, Гитлер наградил Лееба Рыцарским крестом и
присвоил ему звание фельдмаршала. При нападении на Советский Союз фон Лееб
вел группу армий "Север", овладел Прибалтикой и подступил к Ленинграду.
Вопрос о падении Ленинграда и Лееб и Гитлер считали решенным. Гитлер
даже прислал специального офицера в штаб Лееба, который был обязан
немедленно доложить о вступлении войск в Ленинград.
Как видим, в свое единоборство Лееб и Жуков вступали в весьма неравных
условиях и с неравными силами. Лееб - имея в распоряжении огромное
количество войск, воодушевленных предшествующими победами, будучи
поддерживаем с тыла хорошо организованным снабжением. А у Жукова -
истекающие кровью остатки соединений, которые с момента нападения
гитлеровцев вели непрерывные бои, не имели в своем распоряжении достаточного
количества боеприпасов и всего необходимого для обороны, и за спиной у них
был не снабжающий, а трагический тыл - горящий город, гибнущие в нем женщины
и дети.
В нашу историю как легенда вошло мужественное сопротивление войск и
жителей города, оборона Ле-,нинграда справедливо названа героической. Но
надо сказать, что около 900 тысяч ленинградцев, похороненных на Пискаревском
и других кладбищах города, сегодня заставляет нас подумать и о том, что все
эти сотни тысяч женщин, детей, стариков могли быть эвакуированы до того, как
Ленинград был окружен. И если бы наше командование да и правительство были
более дальновидными, то, эвакуировав этих людей и избежав, таким образом,
ненужных жертв, можно было облегчить и действия обороняющихся, так как в
этом случае на долю оставшихся пришлось бы больше продовольствия, да и всего
необходимого для стойкой защиты города.
Жуков постоянно требовал не только удерживать до последней возможности
занимаемые рубежи, но и контратаковать. Для многих такая его тактика
казалась труднообъяснимой - сил не хватает для того, чтобы обороняться, а он
бросает и бросает в бой части, которые, казалось, теряют последние силы в
этих, вроде бы напрасных, контратаках. Поступают сообщения о том, что
противник занял поселок Володарского, и Жуков тут же приказывает 8-й армии
вернуть этот поселок и нанести удар в направлении Красного Села. Немцы
овладели Слуцком и Пушкинским парком, и опять Жуков категорически требует от
55-й армии вернуть немедленно эти захваченные немцами пункты.
Главные усилия противника были сосредоточены в направлении Урицка и
Пулковских высот. Жуков понимает это и всем, чем возможно, усиливает 42-ю
армию, которую принял генерал Федюнинский.
Фон Лееб все наращивал- и наращивал силы именно на направлении
Пулковских высот. В критический момент, когда стало ясно, что оборона может
быть вот-вот прорвана, хотя Федюнинский и не говорил об этом, Жуков сам
выехал на участок 42-й армии. Наблюдательный пункт Федюнинского находился на
седьмом этаже большого дома. Жуков поднялся туда и стал вглядываться в
расположение немцев, которое было всего на расстоянии 700-800 метров от
дома. В это время немецкие наблюдатели, видимо, заметили движение на этажах
дома (как предполагает Бедов, возможно, увидели и красные лампасы на одежде
генералов). На дом был сделан сильный артиллерийский налет, было несколько
точных попаданий, разбило лестницу, по которой поднимались Федюнинский и
Жуков на наблюдательный пункт. Пришлось немедленно уходить под сильным
обстрелом, снаряды рвались внутри помещений. Кое-как выбрались и укрылись за
противоположной стороной дома. В этот день Жуков едва не погиб.
Полковник Панченко, командир 21-й дивизии, контратакой отбил Урицк и
тут же получил приказание генерала Федюнинского продолжать продвижение
вперед. Это было вполне естественное решение - использовать успех и
развивать его. Но поскольку дивизия не закрепила того, чем она овладела,
когда двинулась вперед, противник неожиданно ударил во фланг силами более 50
танков с пехотой и отрезал почти всю дивизию, ушедшую из Урицка дальше. С
большим трудом дивизия вырвалась из окружения, но Урицк был сдан. Можно
понять гнев Жукова, который потребовал от командующего 42-й армией во что бы
то ни стало вернуть Урицк.
54-я армия, которой командовал маршал Г. И. Кулик, находилась за
пределами ленинградского окружения. Ставка поставила Кулику задачу: пробить
кольцо блокады в районе станции Мга. Шапошников, сообщив об этом Жукову,
просил его организовать встречный удар.
Для того чтобы увязать взаимодействие и договориться о времени
совместных боевых действий, в ночь на 15 сентября Жуков связался с Куликом.
У них состоялся разговор, который я привожу (с небольшими сокращениями) с
тем, чтобы читатели могли сравнить уровень мышления двух военачальников.
"Ж у к о в. Приветствую тебя, Григорий Иванович! Тебе известно о моем
прибытии на смену Ворошилову? Я бы хотел, чтобы у нас с тобой побыстрее
закипела работа по очистке территории, на которой мы могли бы пожать друг
другу руки и организовать тыл Ленинградского фронта. Прошу коротко доложить
об обстановке. В свою очередь, хочу проинформировать, что делается под
Ленинградом".
Далее Жуков коротко изложил обстановку, известную читателям.
"К у л и к. Здравия желаю, Георгий Константинович! Очень рад с тобой
вместе выполнять почетную задачу по освобождению Ленинграда. Также жду с
нетерпением момента встречи. Обстановка у меня следующая: в течение
последних двух-трех дней я веду бой на своем левом фланге в районе Вороново,
то есть на левом фланге группировки, которая идет на соединение с тобой.
Противник сосредоточил против основной моей группировки за последние два-три
дня следующие дивизии..."
Здесь Кулик перечислил до пяти дивизий противника и районы их действий
и продолжил:
"Противник сосредоточивает на моем правом фланге довольно сильную
группировку... Жду с завтрашнего дня перехода его в наступление. Меры для
отражения наступления мною приняты, думаю отбить его атаки и немедленно
перейти в контрнаступление... Но противник все время, в особенности сегодня,
начал проявлять большую активность..."
: Из рассуждений Кулика Жуков понял, что в течение ближайшего времени
его армия наступать не собирается.
"Григорий Иванович... У меня к тебе настойчивая просьба - не ожидать
наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в
наступление в общем направлении на Мгу.
- Понятно. Я думаю, 16-17-го.
- 16-17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить... Если не
сможешь все же завтра наступать, прошу всю твою авиацию бросить на разгром
противника в районе Поддолово - Корделево - Черная Речка - Аннолово. Все эти
пункты находятся на реке Ижора, в 4-5 километрах юго-восточнее Слуцка. Сюда
необходимо направлять удары в течение всего дня, хотя бы малыми партиями,
чтобы не дать противнику поднять головы. Но это как крайняя мера. Очень
прошу атаковать противника и скорее двигать конницу в тыл противника.
- Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута
артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на
исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел
в наступление в районе Шлиссельбург-Липка - Синявино-Гонтовая Липка.
Наступление отбито. Если противник завтра не перейдет в общее наступление,
то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобою, выполню..."
Маршал Кулик явно не представлял себе или не хотел понять крайнего
напряжения обстановки под Ленинградом. Не скрывая раздражения, Жуков сказал:
"Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку!
Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают
за наступление... Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й
армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под
Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать
люден навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на
местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не
могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие
взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте
Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии".
Кулик не мог организовать удар 54-й армии и пробить хотя бы узкую
отдушину к окруженным войскам Жукова. Сталин несколько раз требовал от
Кулика энергичных действий. Кулик конечно же боялся Сталина и пытался
организовать необходимые боевые действия, но так ничего и не смог сделать.
Жуков в кольце окружения, не имея ни своих резервов, ни подкреплений
извне, все же находил возможности путем внутренних перегруппировок наносить
контрудары, а Кулик в более благоприятных условиях, с обеспеченным тылом и
снабжением, не сумел помочь ленинградцам.
17 сентября, в тот самый день, о котором Жуков предупреждал Кулика,
когда просил его предпринять наступательные действия, чего тот не сделал,-
бои под Ленинградом, как пишет Жуков, "достигли наивысшего напряжения",
ситуация создалась "исключительно опасная". Фон Лееб, пытаясь спасти свою
репутацию и избежать гнева Гитлера, собрал более шести дивизий в кулак и
нанес мощный удар - старым проверенным способом, на узком участке фронта,
предварительно обработав этот участок фронта массированными бомбежками
авиации.
Надо представить себе истекающие кровью остатки частей, оборонявших
Пулковские высоты, и вот по ним, выбивающимся из последних сил, был нанесен
этот удар. Отразить его, казалось, было выше человеческих возможностей.
Жуков понимал, что долго они не продержатся.
Наступил тот самый момент, о котором Жуков сказал генералам перед
вылетом из Москвы то самое "или - или". И вот это "или" склонялось в сторону
безвыходности. Как спасти - нет, не себя - Ленинград? Над городом висело и
непрерывно--бомбило его до 300 самолетов врага, артиллерия вела интенсивный
обстрел жилых кварталов.
Но Жуков - это Жуков! В те. дни его приказы были крайне строги, своей
твердостью он стремился укрепить защитников атакованного рубежа, повторяя,
что эти рубежи "ни при каких обстоятельствах не могут быть оставлены". Но не
только удержанием каждого метра укреплял Жуков оборону. Его принцип
активного противодействия и здесь сыграл решающую роль. Он нашел выход в
ослаблении удара врага путем нанесения ему удара в другом месте. Этим он
добился того, что Лееб оказался перед необходимостью снять силы с
пулковского направления и отбиваться там, где ударил Жуков. В короткое время
- за сутки - Жуков создал ударную группировку. Легко сказать, создал - из
чего? где взял силы? На участке 8-й армии ведь были все те же оборонявшиеся
там дивизии. Он только уплотнил их боевые порядки, отдал на их усиление все,
что мог отдать, и 19 сентября ударил во фланг наступающему клину Лееба.
Это было совершенно неожиданно для противника. Представьте себе
состояние фон Лееба, уже торжествовавшего в душе и видевшего, наверное,
перед собой улицы взятого Ленинграда. И вдруг этот удар по флангу, удар
буквально под дых! Лееб ведь собрал все, чем располагал, бросаясь в
последнее и решительное наступление на пулковском направлении. Отражать удар
Жукова на фланге этой группировки было нечем, надо снимать силу оттуда, где
наметились удача и победа. Ждать помощи из глубины нельзя, Лееб понимал-
пока подойдут резервы, части Жукова вырвутся на тылы и перемелют все так,
что вообще придется отходить от Ленинграда.
И Лееб дает приказ снять механизированный корпус, уже нацеленный для
удара там, где виделся наибольший успех, и бросает этот корпус для спасения
фланга.
Но именно в этом и состояла цель Жукова. Напор на пулковском рубеже
ослаб, 8-я армия хоть и не вонзилась глубоко в расположение противника, но
задачу свою выполнила.
Обе стороны в полном изнеможении остановились на достигнутых рубежах.
Какой же это был удобный момент для удара 54-й армии! Сталин 20 сентября
послал Кулику телеграмму, я бы сказал, не только приказывающую, но скорее
^взывающую к здравому рассудку маршала:
"В эти два дня, 21 и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и
соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно. Вы очень запоздали.
Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если вы еще будете
запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и вам
никогда уже не придется соединиться с ленинградцами".
К сожалению, и это увещевательно-приказное распоряжение Верховного не
подействовало. Кулик был освобожден от командования 54-й армией, она была
подчинена Жукову, который назначил командующим генерала М. С. Хозина по
совместительству с исполнением ,им должности начальника штаба фронта. Как
видим, не было под рукой генералов, кто бы мог вступить в командование
армией. И снова тут с горечью вспомним, сколько прекрасных военачальников
уничтожил Сталин перед войной!
Гальдер 23 сентября записал в своем дневнике:
"В районе Ладожского озера наши войска продвинулись незначительно и,
по-видимому, понесли большие потери. Для обороны сил тут вполне достаточно,
но для решительного разгрома противника их, вероятно, не хватит". А 25
сентября он сделал такую запись:
"День 24.9 был для ОКВ в высшей степени критическим днем. Тому причиной
неудача наступления 16-й армии у Ладожского озера, где наши войска встретили
серьезное контрнаступление противника, в ходе которого 8-я танковая дивизия
была, отброшена и сужен занимаемый участок на восточном берегу Невы".
Критическим этот день для ОКВ был не только из-за контрудара,
организованного Жуковым, но и из-за той истерики, которую Гитлер закатил в
верховном командованни сухопутных войск. Он негодовал по поводу того, что
вместо ожидаемого скорого взятия Ленинграда гитлеровские войска там даже
отброшены. А он уже включил их в расчет для наступления на Москву. Отпор
Жукова ломал планы фюрера, ставил под угрозу срыва готовящуюся операцию
"Тайфун". Гитлер не мог этого допустить и, наверное скрежеща зубами, все же
приказал осуществить намеченную перегруппировку. : Вскоре начальник
разведотдела Ленинградского фронта доложил Жукову, о том, что он получил
сведения о перемещениях в расположении противника. Но на этот раз противник
перебрасывал части не в пределах фронта, а передвигал мотопехоту от
Ленинграда на Псков. Кроме этого, были сведения и о том, что противник
грузит танки на платформы и тоже перебрасывает их куда-то.
Фельдмаршал фон Лееб понимал, что катастрофа постигла не только его
войска, но и его лично, что Гитлер, возлагавший так много надежд на захват
Ленинграда, не простит ему эту неудачу. Лееб написал Гитлеру-доклад о якобы
предпринимающихся дальнейших действиях по овладению Ленинградом, на самом же
деле это была попытка объяснить свои неудачи и как-то смягчить удар. В
докладе были указаны и большая растяжка коммуникаций, и отставание тылов,
что влияло на снабжение войск, и потери в людях и технике, понесенные в
предыдущих успешных боях, и плохие погодные условия, которые мешали
действиям танков и подвозу всего необходимого, и то, что Ленинград очень
сильно укреплен и представляет собой уже не город, а настоящую крепость, и
не просто сухопутную крепость, а сухопутно-морскую, которую своей
артиллерией поддерживает мощный флот, Далее Лееб просил несколько дивизий и
обещал все же взять Ленинград. Старый, опытный Лееб, конечно, понимал при
этом, что в той обстановке, которая создалась на московском направлении и на
юге, Гитлер не сможет найти для него подкреплений. В этой связи он высказал
такое предложение: если не будут даны подкрепления, то надо перейти в глухую
оборону и сохранить войска для наступательных действий в более благоприятных
условиях, которые несомненно - он верит в это - в будущем появятся.
После неудачи под Ленинградом Гитлер сильно гневался на Лееба. На одном
из совещаний он с возмущением говорил:
- Лееб не выполнил поставленную перед ним задачу, топчется вокруг
Ленинграда, а теперь просит дать ему несколько дивизий для штурма города. Но
это значит ослабить другие фронты, сорвать наступление на Москву. И будет ли
взят Ленинград штурмом, уверенности нет. Если не штурм, то Лееб предлагает
перейти к глухой обороне. Ни то, ни другое не годится, он не способен понять
и осуществить мой замысел скорейшего захвата Ленинграда. Этот город надо
уморить голодом, активными действиями перерезать все пути подвоза, чтобы
мышь не могла туда проскочить, нещадно бомбить с воздуха, и тогда город
рухнет, как переспелый плод... Что же касается Лееба, то он явно устарел и
не может выполнить эту задачу.
Таким образом, первая встреча или назовем ее так-схватка Жукова и фон
Лееба закончилась победой Жукова, несмотря на то что у Лееба было гораздо
больше сил и возможностей. Начинал наступление на Ленинград Лееб, пожалуй, в
самый пик своего полководческого взлета, после удач в первые дни войны он
думал, что просто по инерции, на крыльях этих удач, влетит в Ленинград. К
тому же, перед началом наступления и перед прибытием Жукова в Ленинград, 5
сентября Лееб отпраздновал свое 64-летие. Гитлер поздравил фельдмаршала и
отметил его день рождения щедрым подарком - 250 тысяч марок. Хотя это была
не круглая дата, Гитлер рассчитывал этим подарком подбодрить и дать аванс
командующему группой армий "Север" в счет будущего его успеха в Ленинграде.
С этим известием и прибыл к Леебу специальный офицер от Гитлера, тот самый,
который должен был первым сообщить фюреру о взятии Ленинграда. И вот, как
видим, все радужные планы, касающиеся Ленинграда, рухнули. Жуков измотал
наступающие части Лееба своими активными непрерывными контратаками на разных
направлениях. Самого же фон Лееба под предлогом болезни освободили от
командования группой армий "Север" и отправили в отставку.
В своих воспоминаниях о тех днях главный маршал авиации А. А. Новиков
приходит к такому заключению:
"И ничего, казалось бы, особенного при Жукове не случилось, просто
изменился характер нашей обороны - она стала более активной. Возможно, то же
самое сделали бы и без него. Обстановка все равно заставила бы. Но если бы
произошло это позже, менее твердо и централизованно, без такой, как у
Жукова, жесткости и смелости, должный результат сказался бы не столь быстро,
как тогда требовалось. Контрудары наших войск все время держали гитлеровское
командование в напряжении... Все это сказывалось на темпах вражеского
наступления. Фашисты теряли время, а время, как показала история, играло на
нас. Но все это ясно теперь. А в сентябре 1941 года такой ясности в оценке
общей обстановки на фронте и уверенности в провале гитлеровского плана
захвата Ленинграда не было...
Я не знаю, как и что именно думал тогда Георгий Константинович,
предвидел или нет он ход событий, но и сами эти события подтвердили
правильность и своевременность его действий как командующего войсками
Ленинградского фронта. Он сум,ел, причем в самый критический момент,
мобилизовать на отпор врагу те дополнительные силы, которые еще имелись в
войсках и в городе... Все это нынче бесспорно, а для меня как участника
событий тех дней и подавно. Но, к сожалению, роль Жукова в обороне
Ленинграда до сих пор не оценена должным образом в. нашей
военно-исторической литературе. Сам же Георгий Константинович в своих
мемуарах из скромности об этом умолчал, отведя в них рассказу о своей
деятельности на посту командующего войсками Ленинградского фронта
неоправданно мало места".
Положение, которого достиг за короткое время Жуков под Ленинградом,
лучше всего, на мой взгляд, характеризуется записями в дневнике Гальдера.
Вспомните, как он восторженно, восклицал в день приезда Жукова о больших
успехах войск в наступлении на Ленинград. А теперь, 5 октября, Гальдер
фиксирует:
"ОКХ (4) отодвинуло срок начала наступления на Ладожском участке
фронта. (Оно было намечено командованием группы армий на 6.10.) И отдало
приказ об отводе с фронта подвижных соединений, которые могут только зря
понести потери в этом районе, поскольку условия местности здесь крайне
неблагоприятны для действий подвижных соединений. Наступление будет начато,
как только удастся сосредоточить достаточное количество пехоты за счет
перебрасываемых сюда пехотных частей из тыла. Тем временем подвижные
соединения отдохнут и пополнят личный состав и материальную часть".
Из этой записи с несомненностью вытекает, что Жуков за короткое время
полностью лишил войска, руководимые Леебом, наступательных возможностей.
Теперь уже ни о каком последнем штурме или ближайшем наступлении на
Ленинград не идет и речи: надо пополнять механизированные, танковые части,