случае, возможность не дать себя разгромить и окру жить свои основные
группировки. Но для этого нужны были правильная оценка сложившейся
обстановки, правильное определение, в каком направлении подготовляется удар
врага, и своевременное сосредоточение своих главных сил и средств на тех
участках и направлениях, где ожидается главный удар противника. Этого не
сделали, и линейная оборона наших войск не выдержала удара. В результате,
как уже говорилось, пять наших армий Западного фронта и оперативная группа
Болдина оказались в окружении. На Брянском фронте немцы окружили еще две
армии: 3-ю и 13-ю. Часть сил фронтов, избежав окружения и понеся большие
потери, отходили туда, куда им позволяла обстановка.
Сплошного фронта обороны на западном направлении фактически уже не
было, образовалась большая брешь, которую нечем было закрыть, так как
никаких резервов в руках командования Брянского, Западного и Резервного
фронтов не было. Нечем было закрыть даже основное направление на Москву. Все
пути к ней по существу, были открыты. Никогда с самого начала войны
гитлеровцы не были так реально близки к захвату Москвы.
В штабе Западного фронта Жуков спросил у командующего И. С. Конева, что
он намерен предпринять в этой тяжелой обстановке.
- Я приказал командующему 16-й армией Рокоссовскому отвести армию через
Вязьму, сосредоточившись в лесах восточнее Вязьмы, но части армии были
отрезаны противником и остались в окружении. Сам Рокоссовскийсо штабом армии
успели проскочить и сейчас находятся в лесу восточнее Вязьмы. Связи с
Лукиным - командармом 19-й, Ершаковым - командармом 20-й - у нас нет. Я не
знаю. в каком они положении. С группой Болдина связь также потеряна. Нет у
нас связи и с соседними фронтами. В 22, 29, и 30-ю армии правого крыла
фронта, которые меньше пострадали, послан приказ отходить на линию Ржев -
Сычевка. Закрыть центральное направление на Москву фронт сил не имеет.
Было 2 часа 30 минут ночи 8 октября, Жуков позвонил Сталину. Доложив
обстановку на Западном фронте, сказав об окружении армий, Жуков произнес:
- Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на Можайской
линии обороны. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно
появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на
Можайскую линию.
Сталин спросил:
- Что вы намерены делать?
- Выезжаю сейчас же к Буденному.
- А вь1 знаете, где штаб Резервного фронта?
- Буду искать где-то в районе Малоярославца.
- Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда сразу же позвоните мне.
Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была
плохая. Утром 8 октября, подъезжая к полустанку Оболенское, увидели двух
связистов, тянувших кабель в Малоярославец со стороны моста через реку
Протву. Жуков спросил:
- Куда тянете, товарищи, связь?
- Куда приказано, туда и тянем,-не обращая на спросившего внимания,
ответил рослый солдат.
Жуков назвал себя и сказал, что ищет штаб Резервного фронта.
Подтянувшись, тот же солдат ответил:
- Извините, товарищ генерал армии, мы вас в лицо не знаем, потому так и
ответили. Штаб фронта вы уже проехали. Он был переведен сюда два часа назад
и размещен в домиках в лесу, вон там, на горе. Там охрана вам покажет, куда
ехать.
Машины повернули обратно. Вскоре Жуков был в комнате представителя
Ставки армейского комиссара 1 ранга Л. 3. Мехлиса, где находился также
начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф Анисов. Мехлис говорил по телефону
и кого-то здорово распекал. На вопрос, где командующий, начальник штаба
ответил:
- Неизвестно. Днем он был в 43-й армии. Боюсь, как бы чего-нибудь не
случилось с Семеном Михайловичем.
- А вы приняли меры к его розыску?
- Да, послали офицеров связи, они еще не вернулись.
Закончив разговор по телефону, Мехлис, обращаясь к Жукову,, спросил:
- А вы с какими задачами прибыли к нам? Здесь я прерву пересказ из
книги Жукова и сообщу читателям весьма любопытный комментарий Бедова,
который присутствовал при этом разговоре:
- Мехлис, как это было в его характере, задал свой вопрос бесцеремонно
и грубо. Жуков и раньше его недолюбливал. Больших усилий стоило Георгию
Константиновичу, человеку вспыльчивому, сдержать себя и не ответить Мехлису
в том же тоне. Жуков поступил мудро, нельзя было в такой сложной обстановке
обострять еще и личные отношения. Поэтому Георгий Константинович не стал
разговаривать с Мехлисом, подчеркнув тем самым свое к нему отношение, он
просто достал предписание Ставки и молча протянул его. Мехлис прочитал и в
прежнем вызывающем тоне огрызнулся:
- Так бы и сказали!..
Из разговоров с Мехлисом и Анисовым,Жуков узнал очень мало конкретного
о положении войск Резервного фронта и о противнике. Сел в машину и поехал в
сторону Юхнова, надеясь на месте, в войсках, скорее выяснить обстановку.
И далее Жуков вспоминает; "Всю местность в этом районе я знал
прекрасно, так как в юные годы исходил ее вдоль и поперек. В десяти
километрах от Обнинского, где остановился штаб Резервного фронта,- моя
родная деревня Стрелковка. Сейчас там остались мать, сестра и ее четверо
детей. Как они? Что если заехать? Нет, невозможно, время не позволяет! Но
что будет с ними, если туда придут фашисты? Как они поступят с моими
близкими, если узнают, что они родные генерала Красной Армии? Наверняка
расстреляют! При первой , же возможности надо вывезти их в Москву.
Через две недели деревня Стрелковка, как и весь Угодско-Заводский
район, была занята немецкими войсками. К счастью, я успел вывезти мать и
сестру с детьми в Москву".
Но тогда времени для личных дел не было, и Жуков не заехал, в родную
деревню.
Проехав до центра Малоярославца, он не встретил
ни одной живой лущи. Город казался покинутым- Около
здания райисполкома увидел две легковые машины. Как выяснилось, это
были машины Буденного.
Войдя в исполком, Жуков увидел маршала, тот удивился:
- Ты откуда?
- От Конева.
Далее цитирую по рукописи Жукова, так как в ней были важные, на мой
взгляд, детали, которые в книге не остались.
- Ну как у него дела? Я более двух суток не имею с ним никакой связи.
Вот и сам сижу здесь и не знаю, где мой штаб.
Я поспешил порадовать Семена Михайловича:
- Не волнуйся, твой штаб на сто пятом километре от Москвы, в лесу
налево, за железнодорожным мостом через реку Протва. Там тебя ждут. Я только
что разговаривал с Мехлисом и Богдановым. У Конева дела очень плохи. У него
большая часть Западного фронта попала в окружение, и хуже всего то, что пути
на Москву стали для противника почти ничем не прикрыты.
- У нас не лучше,- сказал Буденный,- 24-я и 32-я армии разбиты, и
фронта обороны не существует. Вчера я сам чуть не угодил в лапы противника
между Юхновом, и Вязьмой. В сторону Вязьмы вчера шли большие танковые и
моторизованные колонны, видимо с целью обхода с востока.
- В чьих руках Юхнов? - спросил я Семена Михайловича.
- Сейчас не знаю,- ответил С. М. Буденный.- Вчера там было до двух
пехотных полков народных ополченцев 33-й армии, но без артиллерии. Думаю,
что Юхнов вруках противника.
- Кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?
- Когда я ехал сюда,- сказал Семен Михайлович,- кроме трех
милиционеров, в Медыни никого не встретил. Местные власти из Медыни ушли.
- Поезжай в штаб фронта,- сказал я Семену Михайловичу.- Разберись с
обстановкой и доложи в Ставку о положении дел на фронте, а я поеду в район
Юхнова. Доложи Сталину о нашей встрече и скажи, что я поехал в район Юхнова,
а затем в Калугу. Надо выяснить, что там происходит".
Жуков не доехал до Юхнова километров 10-12, здесь его остановили наши
воины, они сообщили, что в, Юхнове гитлеровцы и что в районе Калуги идут
бои.
Георгий Константинович направился в сторону Калуги. Тут ему сообщили,
что Верховный приказал ему к исходу 10 октября быть в штабе Западного
фронта. А было на исходе 8 октября. Вспомните, сколько уже успел объехать и
сделать Жуков за двое бессонных суток!
Скажем прямо, разве это дело - представителю Ставки мотаться по
бездорожью, подвергаясь опасности, ради того чтобы выяснить положение своих
войск? Все это могли бы проделать офицеры Генштаба, а еще лучше и быстрее -
офицеры штабов фронтов. Но тут, видимо, сказались не только плохая
организация командования по сбору информации, но и характер, и стиль работы
самого Жукова. Он всегда хотел все увидеть своими глазами, самому
соприкоснуться и с противником, и со своими войсками.
Жуков еще раз заехал в штаб Резервного фронта. Здесь ему сказали, что
поступил приказ о назначении его командующим Резервным фронтом. Однако он
уже имел приказ Верховного о прибытии к исходу 10 октября в штаб Западного
фронта. Жуков позвонил Шапошникову и спросил: какой же приказ выполнять?
Шапошников пояснил:
- Ваша кандидатура рассматривается на должность командующего Западным
фронтом. До 10 октября разберитесь с обстановкой на Резервном фронте и
сделайте все возможное, чтобы противник не прорвался через
Можайско-Малоярославецкий рубеж, а также в районе Алексина на серпуховском
направлении.
Вот такой авторитет, такая вера в организаторские способности Жукова у
Сталина и Ставки были уже тогда: за два неполных дня ему поручалось
организовать крупнейшие мероприятия фронтового масштаба!

Утром 10 октября Жуков прибыл в штаб Западного, фронта, который теперь
располагался в Красновидо-ве-в нескольких километрах северо-эападнее
Можайска.
Дальше я опять привожу текст из рукописи. Здесь рассказывается об очень
важных, на мой взгляд, событиях, показывающих, в каких условиях работали
командующие, как сковывала их инициативу постоянно нависавшая над ними
опасность расправы, сохранившаяся и в годы войны.
"В штабе работала комиссия Государственного Комитета Обороны в составе
Молотова, Ворошилова, Василевского, разбираясь в причинах катастрофы войск
Западного фронта. Я "не знаю, что докладывала комиссия Государственному
Комитету Обороны, но из разговоров с ее членами и по своему личному анализу,
основными причинами катастрофы основных группировок Западного и Резервного
фронтов были... (далее Жуков излагает эти причины, я их приводил выше,
поэтому не повторяю.-В. К.)
Во время работы комиссии вошел Булганин и сказал, обращаясь ко мне:
- Только что звонил Сталин и приказал, как только прибудешь в штаб,
чтобы немедля ему позвонил. Я позвонил. К телефову подошел Сталин.
С т а л и н: Мы решили освободить Конева с поста командующего фронтом.
Это по его вине произошли такие события на Западном фронте. Командующим
фронтом решили назначить вас. Вы не будете возражать?
- Нет, товарищ Сталин, какие же могут быть возражения, когда Москва в
такой смертельной опасности.
С т а л и н: А что будем делать с Коневым?
- Оставьте его на Западном фронте моим заместителем. Я поручу ему
руководство группой войск на калининском направлении. Это направление
слишком удалено, и необходимо иметь там вспомогательное управление,-доложил
я Верховному.
С т а л и н подозрительно спросил:
- Почему защищаете Конева? Он ваш дружок?
- Мы с ним никогда не были друзьями, знаю его по службе в Белорусском
округе.
С т а л и н: Хорошо. В ваше распоряжение поступают оставшиеся части
Резервного фронта, части, находящиеся на Можайской оборонительной линии и
резервы Ставки, которые находятся в движении к Можайской линии. Берите
быстрее все в свои руки и действуйте.
- Принимаюсь за выполнение указании, но прощу срочно подтягивать более
крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара
гитлеровцев на Москву.
Войдя в комнату, где работала комиссия, я передал ей свой разговор со
Сталиным.
Разговор, который был до моего прихода, возобновился. Конев обвинял
Рокоссовского в том, что он не отвел 16-ю армию, как было приказано, в лес
восточнее Вязьмы, а отвел только штаб армии.
Рокоссовский сказал:
- Товарищ командующий, от вас такого приказания не было. Было
приказание отвести штаб армии в лес восточнее Вязьмы, что и выполнено.
Лобачев: Я целиком подтверждаю разговор командующего фронтом с
Рокоссовским. Я сидел в это время около него.
С историей этого вопроса, сказал я, можно будет разобраться позже, а
сейчас, если комиссия не возражает, прошу прекратить работу, так как нам
нужно проводить срочные меры. Первое: отвести штаб фронта в Алабино. Второе:
товарищу Коневу взять с собой необходимые средства управления и выехать для
координации действий группы войск на калининское направление. Третье:
Военный совет фронта через час выезжает в Можайск к командующему Можайской
обороной Богданову, чтобы на месте разобраться с обстановкой на можайском
направлении.
Комиссия согласилась с моей просьбой и уехала в Москву".
Против этой цитаты на полях рукописи написано редакторское замечание:
"Надо ли это все ворошить?" Мне же кажется, что о таком поведении
Жукова нам знать необходимо. Не нужно быть очень проницательным человеком,
чтобы понять: описанное выше очень похоже на случившееся не так давно на
Западном направлении, когда в результате разбирательства менее
представительной комиссии во главе с Мехлисом были расстреляны командующий
фронтом генерал армии Павлов, начальник штаба фронта генерал-лейтенант
Климовских и другие генералы и офицеры. Здесь Жуков, по сути дела, спас
Конева и других. Сталин по отношению к Коневу за катастрофу на Западном
фронте был настроен однозначно отрицательно. Не сносить бы ему головы! Жуков
это понял и, используя напряженность обстановки, умело и тонко вывел Конева
из-под удара, попросив его к себе в заместители. (Знал бы Георгий
Константинович, что много лет спустя Конев отплатит ему за это спасение, как
говорится, черной неблагодарностью! Но об этом рассказ впереди.)
в одной из оесед с Константином Симоновым Жуков, вспоминая этот эпизод,
сказал:
- Думаю, что это решение, принятое Сталиным до выводов комиссии,
сыграло большую роль в судьбе Конева, потому что комиссия, которая выехала к
нему на фронт во главе с Молотовым, наверняка предложила бы другое решение.
Я, хорошо зная Молотова, не сомневался в этом...
Через два дня после того, как я начал командовать фронтом. Молотов
позвонил мне. В разговоре с ним шла речь об одном из направлений, на котором
немцы продолжали продвигаться, а наши части продолжали отступать. Молотов
говорил со мной в повышенном тоне. Видимо, он имел прямые сведения о
продвижении немецких танков на этом участке, а я к тому времени не был до
конца в курсе дела. Словом, он сказал нечто вроде того, что или я остановлю
это угрожающее Москве наступление, или буду расстрелян. Я ответил ему на
это:
- Не пугайте меня, я не боюсь ваших угроз. Еще нет двух суток, как я
вступил в командование фронтом, я еще не полностью разобрался в обстановке,
не до конца знаю, где что делается. Разбираюсь в этом, принимаю войска.
В ответ он снова повысил голос и стал говорить в том духе, что, мол,
как же это так, не суметь разобраться за двое суток. Я ответил, что, если он
способен быстрее меня разобраться в положении, пусть приезжает и вступает в
командование фронтом. Он бросил трубку, а я стал заниматься своими делами.

Читая воспоминания Жукова о его приезде на Западный фронт, о том, как
он искал штабы фронтов, не создается ли у вас впечатление о каком-то
вакууме, о какой-то пустоте? Жуков ездит, преодолевая большие, пространства,
и не встречает наших войск. Почему же немцы не продвигаются к Москве и не
овладевают ею? Очевидно, такое впечатление возникает из-за того, что Жуков
ездил по тылам, в районе штабов фронтов, где войск, собственно, и не должно
быть, за исключением резервов, которых к тому времени в распоряжении
командования ни Западного, ни Резервного фронтов уже не было.
Ну а на передовой, там, где непосредственно соприкасались наступающие и
отступающие части, там бои продолжались. И если мы мало знаем об этих боях и
о тех мужественных людях, которые сдерживали там врага, то это из-за того,
что было потеряно управление войсками - от дивизионных штабов до Верховного
Главнокомандующего. Напомню слова Сталина, сказанные Жукову: он не может
выяснить, что происходит на линии фронта, кто остался в окружении, кто
оказывает сопротивление. Штабы фронтов тоже, как видим, не знали обстановки
и положения частей. Вот в такие трудные минуты как раз и совершают свои
подвигигерои, которые чаще всего остаются неизвестными.
Там, на передовой и в окружении, из последних сил выбивались роты и
батальоны, остатки полков и дивизий, делая все, чтобы сдержать наступление
врага. о них не писали-в эти дни в газетах, не оформляли наградные документы
на отличившихся, потому что всем было не до того. Надо было остановить
могучий вал войск противника, который, превосходя во много раз силы
обороняющихся, продвигался вперед. Потом политработники и журналисты найдут
героев этих боев, но, увы, только тех, кто остался в живых, кто может
рассказать о том, что делал сам или видел, как мужественно сражались другие.
Ну а те, кто погиб в бою и совершил, может быть, самые главные подвиги? О
них так никто и не узнает. Да и не принято в дни неудач, после отступлений,
после того как оставлены города, села, говорить о геройских делах. Какое
геройство, если драпали на десятки и сотни километров? Какие наградные
реляции, когда столько погибло людей и потеряно техники?
Но все же в те часы и дни, когда Георгий Константинович искал в тылу
командование фронтов, воины в передовых частях сражались и сдерживали
противника. И это были герои! Жуков в своей книге пишет:
"Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска,
дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для
организации обороны на Можайской линии. Пролитая кровь и жертвы, понесенные
войсками окруженной группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически
сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело
защиты Москвы, еще ждет должной оценки".
Собственно, такую оценку дает сам Жуков вышеприведенными словами, но
все же некоторые эпизоды из боевых действий в районе окружения мне хочется
привести из тех политдонесений трудных и славных месяцев героической обороны
Москвы, которые я просмотрел в архивах. Вот некоторые выписки из них.
Из донесения от 5 октября 1941 года зам. нач. политуправления Западного
фронта бригадного комиссара Ганенко, которое он направил в три адреса:
армейскому комиссару 1 ранга Мехлису, командующему войсками Западного фронта
генерал-полковнику Коневу, члену Военного совета- Западного фронта
Булганину:
"Под натиском превосходящих сил противника, поддержанного танками и
большим количеством самолетов, части 19-й армии отошли. Отход на новый рубеж
244-я и 91-я СД [стрелковые дивизии] провели организованно. На всех участках
этих дивизий фашисты шли в наступление пьяными. Наступление противника
сдерживалось нашими частями. Части 89-й СД и 127-й ТБР [танковой бригады]
ведут наступление. Перед фронтом этих дивизий противник несет большие
потери.
Личный состав частей 19-й армии дерется мужественно, некоторые части
были отрезаны, попали в окружение, но не было паники и замешательства...
Храбро сражались пулеметчики 561-го и 913-го СП (244-й СД). Они прикрывали
отход стрелковых подразделений и сдерживали наступление противника, пока все
части дивизии не заняли новый рубеж...
Вместе с этим из-за неорганизованности и невыполнения приказа в частях
армии имелись напрасные жертвы; это дало возможность противнику прорваться
на стыке 19-й и 30-й армий.
Производя отход, части 91-й и 89-й СД не предупредили об этом
командование артиллерийских подразделений и частей, которые, оставшись без
прикрытия пехоты, понесли большие потери. Командир 45-й КД [кавалерийской
дивизии] генерал-майор Дреер не выполнил приказания командующего 19-й
армией, оставил занимаемые позиции, оголил стык между частями 19-й и 30-й
армий, и на этом участке просочилась мотопехота и танки противника, которые
вышли в район 15 км сев. Бадино. Поставлен вопрос о снятии Дреера с
должности и предании его суду военного трибунала..."
Я не знаю судьбы генерала Дреера, но абсолютно убежден в его
невиновности, потому что в стык между 19-й и 30-й армиями, как уже
говорилось, наносили удар двенадцать (!) дивизий противника, и 45-я дивизия
просто не могла сдержать эти силы.
На другом участке происходило следующее:
"Главный удар был нанесен частям 162-й и 243-й СД: Только на участке
162-й СД действовало около двухсот танков и сто самолетов противника, 162-я
Дивизия оказывала упорное сопротивление, личный состав дрался геройски.
Командир дивизии полковник Хользинев погиб. Противник, по численности и
технике превосходящий силы 162-й СД, сумел прорвать фронт. Личный состав
дивизии попал в очень тяжелое положение и был рассеян. Прорвав фронт 162-й
СД, противник обрушился на 1-й батальон 897-го СП [стрелкового полка] 242-й
СД, на участке которого наступало еще свыше 70 танков и полк пехоты, 1-й
батальон дрался героически, он в полном составе погиб, но занимаемые рубежи
не оставил. Героически погибло боевое охранение 897-го СП, которое дралось
до последнего бойца. В последнюю минуту начальник радиостанции этого боевого
охранения младший командир тов. Морозов донес:
"Взрываю радиостанцию".
Но было в эти трудные дни и такое:
"Командир 244-й СД генерал-майор Щербачев в течение последних двух дней
все время пьянствовал, боевыми действиями не руководит, мешает в работе
начальнику штаба и комиссару дивизии. В результате дивизия попала в тяжелое
положение, два полка попали в окружение. Никто выходом частей из окружения
не руководит. Щербачев по вызову командующего 19-й армией прибыл пьяным.
Военным советом 19-й армии Щербачев отстранен от должности и направлен в
распоряжение командующего фронтом..."
В донесении отмечается, что даже недавнее пополнение, еще не
обстрелянное, держалось в бою мужественно:
"В частях 107-й МСД [мотострелковой дивизии] и 250-й СД не было паники
и бегства с поля боя, несмотря на то что в большинстве своем дивизии
состояли из пополнения, прибывшего 30 сентября. 4 октября под давлением
большого количества танков и пехоты противника части указанных дивизий с
большими потерями отошли (в полках осталось по 100- 160 человек)".
Но для того чтобы читатели представляли, как нелегко и непросто было
руководить Жукову Организацией отпора врагу и какие были реальные
обстоятельства, приведу из тех же донесений несколько примеров другого рода.
Вот хотя бы о поведении пополнения, которое в одном случае вело себя
мужественно, но в другом...
Передо мной результаты расследования факта сдачи в плен почти целого
красноармейского батальона 811-го полка 229-й дивизии. В донесении
говорится: этот маршевый батальон прибыл в составе 990 человек, в нем было
уроженцев Могилевской области 821 человек. Полесской области - 80 человек,
западных областей Белоруссии, Украины и Прибалтики - 12 человек, остальные -
из внутренних областей СССР. Батальон был весь влит в 229-ю ОД, где разделен
на две равные части, для 811-го и Для 804-го полков. В течение трех дней с
пополнением работали командиры и политработники, была организована боевая
подготовка, принятие присяги, проведены беседы, в том числе и о законе,
карающем за измену Родине. Затем батальон был выведен на передовую, занялся
дооборудованием окопов и под вечер был накормлен горячим обедом. Дальше
цитирую из донесения:
"Примерно в 23.00 немцы интенсивным огнем обстреляли батальон из
минометов и пулеметов. За это время командиры и политработники разбежались,
и что произошло с людьми, никто из них не видел и не знает. Но все бежавшие
командиры и политработники говорят всякие небылицы о каких-то командах,
белых флагах, хотя сами, убежав с позиции, конечно, видеть ничего не
могли... Всего перешло к немцам 261 человек. Командир дивизии наказан,
комиссар дивизии снят, как не справившийся с задачей конкретного
политического руководства".
В донесении рассказывается о славных делах, которые вершили в те дни
наши летчики:
"Частями ВВС фронта с 2 по 8 октября в воздушных боях сбито 96
самолетов противника и штурмовыми налетами уничтожено: 205 танков, 605
автомашин, 14 батарей, 54 зенитных Орудия и 101 огневая точка. Кроме того,
расстреляно большое количество вражеской пехоты". К сожалению, в этом же
донесении говорится и о несовершенстве работ на Можайской линии обороны, той
самой, на которую так много надежд возлагал Жуков и куда сосредоточивал
имеющиеся у него силы. "Нашим работником установлено, что 22-й ВПС МВО
[Московского военного округа] намеченное строительство УР Волоколамск -
Можайск не обеспечил. Окончание строительства было намечено на 12 октября,
но к этому времени оно не закончено..." Далее перечисляются участки, на
которых должны были быть отрыты противотанковые рвы, но они только начаты
или отрыты очень небольшой протяженностью. Не хватает рабочих:
"Население, прилегающее к линии обороны, в большинстве эвакуировано
вместе с имеющимся транспортом. Большинство рабочих строительных батальонов
не подготовлены к работе в условиях заморозков. Они в большинстве своем не
имеют теплой одежды и обуви. По пяти вышеуказанным секторам недостает 800