Страница:
пар обуви и совершенно нет теплой одежды. Среди рабочих батальонов,
направленных московскими организациями (Бауманский РК ВКП(б)), наблюдается
огромная текучесть: стремление скорей уехать в Москву. Направленные в
распоряжение УР рабочие строительные батальоны НКВД до сего времени не
прибыли, и когда прибудут - неизвестно. Командование и инженерно-технический
персонал этих строительных батальонов в количестве 200 человек прибыли в УР
на машинах, бросив свои батальоны и четыре дня сидят без дела".
Бои не затихали ни на секунду, они велись днем и ночью, но это если
рассматривать ситуацию в тактическом отношении. Что же касается оперативного
масштаба, то здесь случилась пауза. Дели в том, что, окружив столько наших
армий, гитлеровцы должны были их удержать в этом кольце и уничтожить. На это
им требовалось больше 28 дивизий. А это значит, что из ударных группировок,
из тех могучих таранов, которые были направлены севернее и южнее Москвы для
ее охвата, эти двадцать восемь дивизий были вынуты и остались в тылу.
Как же немецкое командование пыталось выйти из тех трудностей, с
которыми оно встретилось, несмотря на победное начало наступления? Давайте
опять заглянем в дневник Гальдера. Вот что он пишет 5 октября, в день, когда
Сталин, почувствовав, что катастрофа произошла, звонил Жукову в Ленинград и
просил его немедленно приехать:
"Сражения на фронте группы армий "Центр" принимают все более
классический характер (Канны всегда были образцом для всех немецких
генералов, и вот в этой операции они, как это было уже не раз в приграничных
сражениях, вновь стремились к достижению этого классического образца.-В.
К.). Танковая группа Гудернана вышла на шоссе Орел - Брянск. Части
противника, контратаковавшие левый фланг танковой группы Гудериана,
отброшены и будут в дальнейшем окружены, 2-я армия быстро продвигается своим
северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая
группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район,
наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой
группы Гепнера, за которым следует 57-й моторизованный корпус из резерва, до
сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет".
Запись 6 октября:
"В целом можно сказать, что операция, которую ведет группа армий
"Центр", приближается к своему апогею - полному завершению окружения
противника".
Запись 7 октября, в тот день, когда Жуков уже ездил по тылам Западного
фронта:
"Сегодня танковая группа Гепнера соединилась с танковой группой Гота в
районе Вязьмы. Это крупный успех, достигнутый в ходе 5-дневных боев. Теперь
необходимо как можно скорее высвободить танковую группу Гепнера для
нанесения удара по юго-восточному участку московского оборонительного
фронта, быстро перебросив к Вязьме пехотные соединения 4-й армии".
Вот в этой записи и видна причина паузы, возникшей в наступлении
противника: танковые соединения только-только сомкнулись, но полевые армии
еще не подошли, поэтому действительно наступление должно было
приостановиться.
Запись 8 октября:
"Окружение группировки противника в районе Вязьмы завершено и
обеспечено от возможных ударов противника извне с целью деблокирования
окруженных соединений".
9 октября Гальдер, несмотря на сухость и точность его военного языка,
все же с явным восторгом записывает:
"Бои против окруженной группировки противника в районе Вязьмы носят
прямо-таки классический характер. Вне котла 4-я армия наступает правым
флангом на Калугу, а 9-я сосредоточивает силы на северном фланге для удара
по району Ржева"..
Это, как видим, уже вытягиваются щупальца, а точнее, клинья в сторону
Москвы для охвата ее с севера и с юга.
Такова была обстановка, в которой Жуков 10 октября 1941 года в 17 часов
получил тот самый приказ Ставки, согласно которому Западный и Резервный
фронты объединялись в Западный фронт, командовать которым поручалось ему.
Из этого приказа, из того, что Жукову отдаются все силы фронтов,
которые еще остались под Москвой, и выполняется его пожелание насчет
назначения Конева его заместителем, отчетливо видно, что Сталин как бы
говорит: делай все, что хочешь, но только не допусти гитлеровцев в Москву.
Но что можно было сделать в такой тяжелейшей обстановке? Большинство
сил оказалось в окружении.. Тех частей, которые отходят перед наступающим
противником, безусловно, недостаточно для того, чтобы остановить его
продвижение. Резервов кет - Ставка не располагает готовыми частями, а с
Дальнего Востока и из других районов прибытие войск задерживается. Если
Сталин, отправляя Жукова в Ленинград, назвал сложившуюся там ситуацию
безнадежной, то, наверное, к тому, что сейчас происходило под Москвой, это
слово можно было применить с еще большим основанием.
И вот здесь, под Москвой, мы еще раз убедимся, что для талантливого
полководца, каким был Жуков, действительно не существует безвыходных
положений. Быстро и реально оценив создавшуюся обстановку и прекрасно зная
тактику врага, Жуков приходит к выводу, что противник не может сейчас
наступать на ширине всего фронта. У него не хватит для этого сил, много
соединений он вынужден использовать для уничтожения наших окруженных армий.
Следовательно, и нам нет необходимости создавать сплошной фронт обороны
перед Москвой. Зная повадки врага: наступать вдоль дорог и наносить удары
танковыми и механизированными клиньями, Жуков принимает решение - в первую
очередь организовать прочную оборону на направлениях вдоль дорог, где
противник будет пытаться наступать, охватывая Москву, а именно - на
Волоколамском, Можайском. Калужском шоссе. Здесь надо сосредоточить все, что
окажется сейчас под руками, главным образом артиллерию и противотанковые
средства. Сюда нацелить силы имеющейся авиации.
Самым Опасным было можайское направление. Там, на подступах к Бородино,
к тому самому Бородинскому полю, где в 1812 году наши предки дали
генеральное сражение Наполеону, уже находились части противника. На
Можайскую линию обороны, как мы знаем, сосредоточивало силы и командование
Резервного фронта. Именно сюда, на наиболее угрожающее направление, и
выезжает Жуков с членом Военного совета Н. А. Булганиным.
На этом рубеже особенно стойко сражалась стрелковая дивизия под
командованием полковника В. И. Полосухина. Жуков убедился, что на Полосухина
можно положиться, что он удержит занимаемые позиции, но тем не менее, не
теряя времени, искал другие части, чтобы укрепить здесь оборону. На этом
направлений войсками 5-й армии и всем, что можно было сюда собрать,
командовал генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, а после его ранения генерал-майор
Л. А. Говоров.
Волоколамское направление он приказал оборонять генерал-лейтенанту К.
К. Рокоссовскому, в распоряжении которого было только командование его 16-й
армии, войска же этой армии, как помним, остались в окружении. Жуков
подчинил Рокоссовскому все, что можно, из отходящих частей, он знал
Рокоссовского как умелого и волевого генерала и надеялся, что он удержит
волоколамское направление.
33-я армия во главе с генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым
сосредоточилась на наро-фоминском направлении. На малоярославецком
направлении получила задачу обороняться 43-я армия генерал-майора К. Г.
Голубева. Калужское направление перекрыла 49-я армия генерал-лейтенанта И.
Г. Захаркина. На калининское направление, наиболее удаленное от штаба
фронта, где действия противника и обороняющихся носили более самостоятельный
характер, Жуков направил своего вновь назначенного заместителя генерала И.
С. Конева с оперативной группой.
Поставил боевые задачи Жуков и войскам, находившимся в окружении. Он
объединил командование всеми окруженными частями в руках командующего 19-й
армией генерала М. Ф. Лукина и поручил ему руководить боями и выводом частей
из кольца. По давно установившемуся правилу, известному не только из теории,
но и из практики, окруженную группировку противника надо дробить и
уничтожать по частям. Гитлеровцы и пытались это сделать в районе Вязьмы. Но,
понимая их замысел, генерал Лукин старался не допустить дробления войск и
организовал упорное сопротивление внутри кольца. В течение недели окруженные
войска активными действиями приковывали к себе значительные силы противника.
Затем они предприняли попытку прорыва. Немногие соединились со своими
частями, но все-таки часть сил прорвалась.
Для того чтобы реально представить себе, как сражались выходящие из
окружения войска, я приведу (сокращенно) подлинный документ - итоговое
донесение начальника политуправления Западного фронта дивизионного комиссара
Лестева, которое он направил 17 ноября армейскому комиссару 1 ранга Мехлису:
"О политико-моральном состоянии войск и характеристика ком. нач.
состава, вышедшего из окружения.
По данным отдела укомплектования фронта, вышло из окружения нач.
состава 6 308 человек, младшего нач. состава 9994 человека, рядового состава
68 419 человек. Данные далеко не полные, ибо много бойцов, командиров и
политработников, вышедших из окружения, сразу же были влиты в свои части, а
также часть задержанных бойцов и командиров с оружием заградотрядами
формировалось в подразделения и направлялось на передовые позиции на
пополнение частей..."
В донесении подробно излагаются некоторые примеры боев и
организованного выхода из окружения,
"Морально-политический облик бойцов, командиров и политработников,
выходящих из окружения организованными боевыми подразделениями и частями,
продолжающими жить уставными положениями Красной Армии, оставался высоким.
Эти группы, подразделения и части не избегали встреч с противником, а,
наоборот, разыскивали его, смело вступали в бой и громили его.
Волевые командиры и политработники в сложных условиях окружения сумели
сохранить целостность своих частей или сформировать новые боевые
подразделения из бегущих бойцов и командиров, наладить в них надлежащий
воинский порядок, дисциплину и с боями вести эти части и подразделения на
соединение с главными силами, нанося противнику огромный урон.
Командир 203-го СП капитан Нагорный и комиссар этого полка тов.
Азаренок до конца выхода из окружения сумели сохранить свой полк как боевую
единицу, несмотря на то что полк в течение двух недель проходил с боями.
Группа командиров и политработников: Герои Советского Союза батальонный
комиссар тов. Осипов, полковник Смирнов, батальонный комиссар Швейнов и
другие по заданию Военного совета 30-й армии возглавили группу войск. Из
отдельных частей и одиночных бойцов они сколотили боевые воинские
подразделения, наладили в них партийно-политическую работу, установили
железную воинскую дисциплину, ведя борьбу с малейшими проявлениями трусости
и паникерства. Группа полковника Смирнова в течение двух недель дралась с
противником, установила связь со штабом 29-й армии и действовала, выполняя
его боевые приказы. Группа полковника Смирнова не скрывалась от врага,
наоборот, нащупывала наиболее слабые места у противника, делала смелые
налеты, разбивала узлы сопротивления, часто обращая противника в бегство.
Группа вышла из окружения в составе 1870 человек... Все бойцы и командиры
были вооружены и, кроме того, имели 14 станковых пулеметов, 33 ручных
пулемета, 6 122-мм минометов, 3 76-мм пушки, 2328 гранат и 160 тысяч
винтовочных патронов, 19 автомашин и 36 повозок.
Генерал-майор Орлов координировал действия групп, созданных из
отходящих частей 20-й, 24-й и других армий, и с боями вывел из окружения
более 5 тысяч вооруженных бойцов и командиров...
Особо следует отметить героизм танкистов 126, 127 и 128-й танковых
бригад. Личный состав этих бригад вел бой до последнего снаряда, до
последнего патрона, до последнего танка. Они смело вступили в бой с
превосходящими силами противника, сгорали вместе с танками, но поля боя не
покидали..."
Отнюдь не желая принижать подвига героически сражавшихся людей, но
помня о своем обещании приоткрывать там, где это возможно, покров над
"неизвестной войной", я приведу из того же донесения и некоторые факты, не
украшающие наших бойцов и командиров.
"В ряде случаев командиры и политработники, в том числе штабы армий,
дивизий и полков, оказавшись в окружении, растерялись и очень быстро
потеряли связь со своими частями, перестали совершенно руководить ими. При
прорыве противником левого фланга 20-й армии части 24-й армии стали в
беспорядке отходить, открыв тем самым фланг 20-й армии и деморализовав ее
части.
Получив приказ об отходе на новый рубеж, штаб 20-й армии и многие штабы
частей и соединений потеряли управление своими частями и подразделениями...
То же самое произошло и со штабом 24-й армии, который шел отдельно от
своих частей, не пытаясь восстановить связь со своими дивизиями и полками,
восстановить порядок и боеспособность частей, не. заботясь о судьбе своих
людей, боевой техники и материальных ценностей... В результате командирской
неорганизованности целые дивизии и полки рассыпались на мелкие разрозненные
группы и перестали быть боевыми единицами. Эти разрозненные группы, действуя
самостоятельно, не могли прорваться из окружения... Политрук Комиссаров
доложил:
"В одной из деревень в районе Вязьмы группа безоружных красноармейцев
осталась ночевать, зная о том, что противник находится в 3-4 километрах.
Некоторые красноармейцы заявляли:
"Нам некуда больше идти, нам все равно". Эта группа людей в количестве
800 человек была захвачена в плен без единого выстрела... Много
красноармейцев, и в первую очередь уроженцев областей, занятых противником,
разбежались по домам и остались на территории, занятой противником".
Причину такого поведения дивизионный комиссар видит не в тех
трагических бедах сталинского периода нашей истории, о которых мы сегодня
говорим и пишем открыто, а совсем в ином. Нельзя, конечно, с позиций
сегодняшнего дня упрекать комиссара, но все же то, в чем он видел тогда
причины низкого морального духа, было весьма характерно для некоторой
категории наших руководителей:
"Это свидетельствует о том, что требование приказа Ставки Верховного
Главнокомандования No 270... (О репрессиях по отношению к попавшим в
плен.-В. К.) многими не понято и не выполняется".
Однако рядом порой приводятся и другие причины, дающие более
всестороннее представление о происходящем:
"Особенно следует отметить, что раненые бойцы и командиры, как правило,
оставались без всякой медицинской помощи... Тяжелораненые или раненные в
ноги, которые не могли идти и даже ползти, в лучшем случае оставались в
деревнях или просто бросались на поле боя, в лесах и погибали медленной
смертью от голода и потери крови.
Все это происходило на глазах у людей и являлось одной из причин того,
что многие красноармейцы и командиры стремились уклониться от боя и скрытыми
путями пробраться к своим частям, ибо в ранении видели неизбежность гибели".
10 октября, когда Жуков вступил в командование фронтом, на полосах
газеты "Фелькишер беобахтер" пестрели такие заголовки:
"Великий час пробил: исход восточной кампании решен", "Военный конец
большевизма...", "Последние боеспособные советские дивизии принесены в
жертву". Гитлер, выступая в Спортпаласе на торжестве по случаю одержанной
победы, произнес:
"Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня могу совершенно
определенно заявить: противник разгромлен и больше никогда не поднимется!"
Командующего группой армий "Центр" фон Бока даже испугала такая
парадная шумиха в Берлине. Он сказал Браухичу:
- Разве вы не знаете, каково действительное положение дел? Ни Брянский,
ни Вяземский котлы еще не ликвидированы. Конечно, они будут ликвидированы.
Однако будьте любезны воздержаться от победных реляции!
В ответ главнокомандующий Браухич напомнил фельдмаршалу:
- Не забывайте о намерении Гитлера 7 ноября вступить в Москву и
провести там парад. Я советую вам форсировать наступление.
В тот же день, 10 октября, Гальдер во время прогулки верхом упал с
лошади и вывихнул ключицу. Его отправили в госпиталь, поэтому в его дневнике
отсутствуют записи с 10 октября по 3 ноября. Свою первую запись после
излечения Гальдер сделал 3 ноября 1941 года и дал в ней обобщенные сведения
за те 23 дня, которые он отсутствовал. Не буду приводить его записи по
другим фронтам, познакомимся только с положением группы армий "Центр",
которая наступала на Москву против Западного фронта Жукова. Все эти дни
продолжалось осуществление плана операции "Тайфун". Гальдер делает свои
записи о ходе этого сражения. Вот что он пишет:
"Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию (усиленную подвижными
соединениями) на Курск, чтобы в дальнейшем развивать наступление на Воронеж.
Однако это лишь в теории. На самом деле войска завязли в грязи и должны быть
довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз
продовольствия. Танковая группа Гудериана, медленно и с трудом продвигаясь,
подошла к Туле (от Орла), 4-я армия во взаимодействии с танковой группой
Гепнера прорвала оборонительную позицию противника (прикрывающую Москву) на
участке от Оки (в районе Калуги) до Можайска. Однако намеченный севернее
этого участка прорыв танковой группы Рейнгардта (который принял 3-ю танковую
группу от Гота) на Клин из-за тяжелых дорожных условий осуществить не
удалось, 9-й армии после тяжелых боев удалось стабилизировать положение в
районе Клина и создать достаточно сильную оборону на своем северном фланге".
Как видим, в этих записях уже нет восторженных восклицаний о
классическом развитии операции или о блестящем продвижении вперед с охватом
Москвы. Темп наступления явно сбился, за 20 дней части противника
продвинулись еле-еле, и уже нужно искать оправдание этой замедленности. В
данном случае это грязь и плохие дороги (потом будут снег и морозы).
Разумеется, нельзя отрицать, что распутица и бездорожье затрудняли
продвижение танков, артиллерии и автотранспорта гитлеровцев. Но все же
главной причиной потери темпа был наш отпор на всех главных направлениях
армиям наступающих. Вот чего достиг Жуков небольшими силами, используя их
именно на тех направлениях, где было острие наступления противника. Его
предположения оправдались, немногие силы, которыми он располагал, оказались
там, где нужно, и продвижение противника, как видим становилось все
медленнее и медленнее.
После войны Лев Безыменский, известный журналист и знаток немецких
военных документов (он и мне давал полезные советы), во время одной из
поездок в Западную Германию Безыменский исследовал сохранившийся в архиве
дневник фельдмаршала фон Бока. Этот документ интересен тем, что писался не
для печати и поэтому достаточно достоверен. По нему можно довольно точно
воспроизвести ход решений фон Бока и все детали действий противника, против
которого вел бои Жуков под Москвой.
Главным беспокойством фон Бока в начальные дни октября было то, чтобы
танковые части его группы армий не ввязались в уничтожение окруженных
советских армий, а двигались дальше, дабы не позволить нам создать новый
фронт обороны на подступах к Москве.
7 октября Бок приказывает 2-й танковой группе Гудериана взять Тулу и
двигаться дальше на Коломну и Серпухов, 4-й танковой группе идти на Москву
по шоссе Вязьма - Москва, 4-й и 9-й армиям вместе с 3-й танковой группой
двигаться на Калугу и Гжатск и дальше на Москву. На Малоярославец двигалась
дивизия СС "Рейх", а за нею шли 57-й и 10-й танковые корпуса.
На пути этой мощной танковой механизированной группы встали курсанты
Подольских училищ, пехотного и артиллерийского, батарея 222-го зенитного
артиллерийского полка, которая стала вести огонь по танкам, и подразделениям
17-й танковой бригады. Шесть суток эти замечательные воины удерживали и
отбивали натиск мощнейшей танково-механизированной армады. Шесть суток!
Только представьте себе, как молодые курсанты, не имеющие достаточного
количества средств для борьбы с танками, несмотря ни на что, сдерживают и не
пропускают противника к Москве! Как трудно было Жукову, с какими
истерзанными частями он отбивал противника!
В эти дни к Боку прибыл главнокомандующий сухопутными войсками Браухич.
Ознакомившись с обстановкой, он настоятельно потребовал послать в обход
Москвы с севера, со стороны железной дороги Ленинград-Москва, 3-ю танковую
группу. Опытный Бок возражал, предупреждая," что танковые группы Рейнгардта
и Гудериана в этом случае разойдутся слишком далеко, но Браухич добился
того, что Бок получил на это соответствующий приказ еще и сверху.
Наступающие части 13 октября овладели Калугой. 15 октября Гепнер со
своей танковой группой делает новый рывок вперед и прорывается через
Московскую линию обороны. В штабе Гепнера делают такую запись:
"Падение Москвы кажется близким".
В один из этих напряженных дней Сталин позвонил Жукову и спросил:
- Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в
душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков некоторое время думал, наверное, эти секунды были для Сталина
очень тягостны. Жуков же отчетливо понимал, какую ответственность он берет
на себя любым - положительным или отрицательным - ответом. Проще было
уклониться от однозначного суждения, но это было не в его характере. А
главное - он был уверен, что предпринял все возможное и невозможное, чтобы
отстоять столицу, поэтому твердо сказал:
- Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя
бы двести танков.
- Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и
договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите.
Они будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не сможем.
Этот разговор, очень нехарактерный для Сталина, встревожил и Жукова.
Георгии Константинович вызвал к себе начальника охраны Бедова и сказал ему:
- Что-то очень тревожно в Москве. Поезжайте немедля в город,
посмотрите, что там делается. Узнайте, где работают Верховный, начальник
Генштаба.-Жуков помолчал и добавил доверительно:- Делать это надо очень
осторожно. Понимаете?
Бедов попросил:
- Разрешите мне взять вашу машину, на ней пропуск на въезд в Кремль и
ваши номера, которые все знают, иначе мне в Кремль не попасть, да и вообще
по городу проехать свободнее.
Бедов выполнил поручение Жукова, он побывал в Кремле, узнал, что Сталин
работает там. На своем месте в Генеральном штабе был и Шапошников: Бедов
подробно рассказал мне об этой поездке. Чтобы читатели лучше представили
себе, что тогда происходило в городе, я добавлю для полноты картины сведения
из других источников.
В Москве в эти дни было неспокойно. О новом наступлении немецких войск
узнали, конечно, не только в военных учреждениях, но и почти все жители
Москвы. Артиллерийская канонада и бомбежки слышны были всем. Вот что сказано
в воспоминаниях начальника тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева,
человека, которому можно верить и который хорошо знал обстановку:
"Утром 16 октября мне позвонил начальник Генштаба маршал Б. М.
Шапошников и передал приказ Сталина всем органам тыла немедленно
эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу
переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить
специальный поезд. Позднее в тот же день у меня состоялся разговор со
Сталиным, который подтвердил это распоряжение..."
Решение об эвакуации государственных учреждений, Генерального штаба и
Ставки подтверждается и постановлением Государственного Комитета Обороны об
эвакуации Москвы, где говорилось о необходимости немедленно начать эвакуацию
правительства. Верховного Совета, наркоматов, дипломатического корпуса и
других учреждений, о вывозе ценностей и исторических реликвий из Оружейной
палаты Кремля. В одну из ночей, соблюдая строжайшую тайну, извлекли из
Мавзолея тело В. И. Ленина и отправили под особой охраной в специальном
вагоне в Куйбышев.
Был в этом постановлении и такой пункт, о существовании которого
Сталину очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, особенно когда стало
ясно, что Москва выстояла. В нем было сказано, что товарищ Сталин должен
эвакуироваться сразу же после издания этого постановления.
Как же можно допустить, чтобы народ узнал о колебаниях великого
полководца, о его попытке, прямо скажем, удрать из Москвы, когда войска из
последних сил обороняли столицу? Поэтому долгие годы текст этого
постановления не публиковался, во всяком случае до 1988 года.
Как только в Москве приступили к широкой эвакуации населения и
учреждений, качалось то, что назвали позже "московской паникой",-
беспорядки, о которых ходило и до сих пор ходит много слухов. Многие
очевидцы подтверждают, что действительно в городе растаскивали товары из
магазинов, складов, да, собственно, даже и не растаскивали, а было такое
полуофициальное разрешение все разбирать.
О том, что происходило в эти дни в Москве, несколько раз публиковал
обширные статьи журналист Лев Колодный. Ниже я пересказываю несколько
эпизодов из них. Вот выдержки из двух писем, которые ему прислали читатели.
направленных московскими организациями (Бауманский РК ВКП(б)), наблюдается
огромная текучесть: стремление скорей уехать в Москву. Направленные в
распоряжение УР рабочие строительные батальоны НКВД до сего времени не
прибыли, и когда прибудут - неизвестно. Командование и инженерно-технический
персонал этих строительных батальонов в количестве 200 человек прибыли в УР
на машинах, бросив свои батальоны и четыре дня сидят без дела".
Бои не затихали ни на секунду, они велись днем и ночью, но это если
рассматривать ситуацию в тактическом отношении. Что же касается оперативного
масштаба, то здесь случилась пауза. Дели в том, что, окружив столько наших
армий, гитлеровцы должны были их удержать в этом кольце и уничтожить. На это
им требовалось больше 28 дивизий. А это значит, что из ударных группировок,
из тех могучих таранов, которые были направлены севернее и южнее Москвы для
ее охвата, эти двадцать восемь дивизий были вынуты и остались в тылу.
Как же немецкое командование пыталось выйти из тех трудностей, с
которыми оно встретилось, несмотря на победное начало наступления? Давайте
опять заглянем в дневник Гальдера. Вот что он пишет 5 октября, в день, когда
Сталин, почувствовав, что катастрофа произошла, звонил Жукову в Ленинград и
просил его немедленно приехать:
"Сражения на фронте группы армий "Центр" принимают все более
классический характер (Канны всегда были образцом для всех немецких
генералов, и вот в этой операции они, как это было уже не раз в приграничных
сражениях, вновь стремились к достижению этого классического образца.-В.
К.). Танковая группа Гудернана вышла на шоссе Орел - Брянск. Части
противника, контратаковавшие левый фланг танковой группы Гудериана,
отброшены и будут в дальнейшем окружены, 2-я армия быстро продвигается своим
северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая
группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район,
наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой
группы Гепнера, за которым следует 57-й моторизованный корпус из резерва, до
сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет".
Запись 6 октября:
"В целом можно сказать, что операция, которую ведет группа армий
"Центр", приближается к своему апогею - полному завершению окружения
противника".
Запись 7 октября, в тот день, когда Жуков уже ездил по тылам Западного
фронта:
"Сегодня танковая группа Гепнера соединилась с танковой группой Гота в
районе Вязьмы. Это крупный успех, достигнутый в ходе 5-дневных боев. Теперь
необходимо как можно скорее высвободить танковую группу Гепнера для
нанесения удара по юго-восточному участку московского оборонительного
фронта, быстро перебросив к Вязьме пехотные соединения 4-й армии".
Вот в этой записи и видна причина паузы, возникшей в наступлении
противника: танковые соединения только-только сомкнулись, но полевые армии
еще не подошли, поэтому действительно наступление должно было
приостановиться.
Запись 8 октября:
"Окружение группировки противника в районе Вязьмы завершено и
обеспечено от возможных ударов противника извне с целью деблокирования
окруженных соединений".
9 октября Гальдер, несмотря на сухость и точность его военного языка,
все же с явным восторгом записывает:
"Бои против окруженной группировки противника в районе Вязьмы носят
прямо-таки классический характер. Вне котла 4-я армия наступает правым
флангом на Калугу, а 9-я сосредоточивает силы на северном фланге для удара
по району Ржева"..
Это, как видим, уже вытягиваются щупальца, а точнее, клинья в сторону
Москвы для охвата ее с севера и с юга.
Такова была обстановка, в которой Жуков 10 октября 1941 года в 17 часов
получил тот самый приказ Ставки, согласно которому Западный и Резервный
фронты объединялись в Западный фронт, командовать которым поручалось ему.
Из этого приказа, из того, что Жукову отдаются все силы фронтов,
которые еще остались под Москвой, и выполняется его пожелание насчет
назначения Конева его заместителем, отчетливо видно, что Сталин как бы
говорит: делай все, что хочешь, но только не допусти гитлеровцев в Москву.
Но что можно было сделать в такой тяжелейшей обстановке? Большинство
сил оказалось в окружении.. Тех частей, которые отходят перед наступающим
противником, безусловно, недостаточно для того, чтобы остановить его
продвижение. Резервов кет - Ставка не располагает готовыми частями, а с
Дальнего Востока и из других районов прибытие войск задерживается. Если
Сталин, отправляя Жукова в Ленинград, назвал сложившуюся там ситуацию
безнадежной, то, наверное, к тому, что сейчас происходило под Москвой, это
слово можно было применить с еще большим основанием.
И вот здесь, под Москвой, мы еще раз убедимся, что для талантливого
полководца, каким был Жуков, действительно не существует безвыходных
положений. Быстро и реально оценив создавшуюся обстановку и прекрасно зная
тактику врага, Жуков приходит к выводу, что противник не может сейчас
наступать на ширине всего фронта. У него не хватит для этого сил, много
соединений он вынужден использовать для уничтожения наших окруженных армий.
Следовательно, и нам нет необходимости создавать сплошной фронт обороны
перед Москвой. Зная повадки врага: наступать вдоль дорог и наносить удары
танковыми и механизированными клиньями, Жуков принимает решение - в первую
очередь организовать прочную оборону на направлениях вдоль дорог, где
противник будет пытаться наступать, охватывая Москву, а именно - на
Волоколамском, Можайском. Калужском шоссе. Здесь надо сосредоточить все, что
окажется сейчас под руками, главным образом артиллерию и противотанковые
средства. Сюда нацелить силы имеющейся авиации.
Самым Опасным было можайское направление. Там, на подступах к Бородино,
к тому самому Бородинскому полю, где в 1812 году наши предки дали
генеральное сражение Наполеону, уже находились части противника. На
Можайскую линию обороны, как мы знаем, сосредоточивало силы и командование
Резервного фронта. Именно сюда, на наиболее угрожающее направление, и
выезжает Жуков с членом Военного совета Н. А. Булганиным.
На этом рубеже особенно стойко сражалась стрелковая дивизия под
командованием полковника В. И. Полосухина. Жуков убедился, что на Полосухина
можно положиться, что он удержит занимаемые позиции, но тем не менее, не
теряя времени, искал другие части, чтобы укрепить здесь оборону. На этом
направлений войсками 5-й армии и всем, что можно было сюда собрать,
командовал генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, а после его ранения генерал-майор
Л. А. Говоров.
Волоколамское направление он приказал оборонять генерал-лейтенанту К.
К. Рокоссовскому, в распоряжении которого было только командование его 16-й
армии, войска же этой армии, как помним, остались в окружении. Жуков
подчинил Рокоссовскому все, что можно, из отходящих частей, он знал
Рокоссовского как умелого и волевого генерала и надеялся, что он удержит
волоколамское направление.
33-я армия во главе с генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым
сосредоточилась на наро-фоминском направлении. На малоярославецком
направлении получила задачу обороняться 43-я армия генерал-майора К. Г.
Голубева. Калужское направление перекрыла 49-я армия генерал-лейтенанта И.
Г. Захаркина. На калининское направление, наиболее удаленное от штаба
фронта, где действия противника и обороняющихся носили более самостоятельный
характер, Жуков направил своего вновь назначенного заместителя генерала И.
С. Конева с оперативной группой.
Поставил боевые задачи Жуков и войскам, находившимся в окружении. Он
объединил командование всеми окруженными частями в руках командующего 19-й
армией генерала М. Ф. Лукина и поручил ему руководить боями и выводом частей
из кольца. По давно установившемуся правилу, известному не только из теории,
но и из практики, окруженную группировку противника надо дробить и
уничтожать по частям. Гитлеровцы и пытались это сделать в районе Вязьмы. Но,
понимая их замысел, генерал Лукин старался не допустить дробления войск и
организовал упорное сопротивление внутри кольца. В течение недели окруженные
войска активными действиями приковывали к себе значительные силы противника.
Затем они предприняли попытку прорыва. Немногие соединились со своими
частями, но все-таки часть сил прорвалась.
Для того чтобы реально представить себе, как сражались выходящие из
окружения войска, я приведу (сокращенно) подлинный документ - итоговое
донесение начальника политуправления Западного фронта дивизионного комиссара
Лестева, которое он направил 17 ноября армейскому комиссару 1 ранга Мехлису:
"О политико-моральном состоянии войск и характеристика ком. нач.
состава, вышедшего из окружения.
По данным отдела укомплектования фронта, вышло из окружения нач.
состава 6 308 человек, младшего нач. состава 9994 человека, рядового состава
68 419 человек. Данные далеко не полные, ибо много бойцов, командиров и
политработников, вышедших из окружения, сразу же были влиты в свои части, а
также часть задержанных бойцов и командиров с оружием заградотрядами
формировалось в подразделения и направлялось на передовые позиции на
пополнение частей..."
В донесении подробно излагаются некоторые примеры боев и
организованного выхода из окружения,
"Морально-политический облик бойцов, командиров и политработников,
выходящих из окружения организованными боевыми подразделениями и частями,
продолжающими жить уставными положениями Красной Армии, оставался высоким.
Эти группы, подразделения и части не избегали встреч с противником, а,
наоборот, разыскивали его, смело вступали в бой и громили его.
Волевые командиры и политработники в сложных условиях окружения сумели
сохранить целостность своих частей или сформировать новые боевые
подразделения из бегущих бойцов и командиров, наладить в них надлежащий
воинский порядок, дисциплину и с боями вести эти части и подразделения на
соединение с главными силами, нанося противнику огромный урон.
Командир 203-го СП капитан Нагорный и комиссар этого полка тов.
Азаренок до конца выхода из окружения сумели сохранить свой полк как боевую
единицу, несмотря на то что полк в течение двух недель проходил с боями.
Группа командиров и политработников: Герои Советского Союза батальонный
комиссар тов. Осипов, полковник Смирнов, батальонный комиссар Швейнов и
другие по заданию Военного совета 30-й армии возглавили группу войск. Из
отдельных частей и одиночных бойцов они сколотили боевые воинские
подразделения, наладили в них партийно-политическую работу, установили
железную воинскую дисциплину, ведя борьбу с малейшими проявлениями трусости
и паникерства. Группа полковника Смирнова в течение двух недель дралась с
противником, установила связь со штабом 29-й армии и действовала, выполняя
его боевые приказы. Группа полковника Смирнова не скрывалась от врага,
наоборот, нащупывала наиболее слабые места у противника, делала смелые
налеты, разбивала узлы сопротивления, часто обращая противника в бегство.
Группа вышла из окружения в составе 1870 человек... Все бойцы и командиры
были вооружены и, кроме того, имели 14 станковых пулеметов, 33 ручных
пулемета, 6 122-мм минометов, 3 76-мм пушки, 2328 гранат и 160 тысяч
винтовочных патронов, 19 автомашин и 36 повозок.
Генерал-майор Орлов координировал действия групп, созданных из
отходящих частей 20-й, 24-й и других армий, и с боями вывел из окружения
более 5 тысяч вооруженных бойцов и командиров...
Особо следует отметить героизм танкистов 126, 127 и 128-й танковых
бригад. Личный состав этих бригад вел бой до последнего снаряда, до
последнего патрона, до последнего танка. Они смело вступили в бой с
превосходящими силами противника, сгорали вместе с танками, но поля боя не
покидали..."
Отнюдь не желая принижать подвига героически сражавшихся людей, но
помня о своем обещании приоткрывать там, где это возможно, покров над
"неизвестной войной", я приведу из того же донесения и некоторые факты, не
украшающие наших бойцов и командиров.
"В ряде случаев командиры и политработники, в том числе штабы армий,
дивизий и полков, оказавшись в окружении, растерялись и очень быстро
потеряли связь со своими частями, перестали совершенно руководить ими. При
прорыве противником левого фланга 20-й армии части 24-й армии стали в
беспорядке отходить, открыв тем самым фланг 20-й армии и деморализовав ее
части.
Получив приказ об отходе на новый рубеж, штаб 20-й армии и многие штабы
частей и соединений потеряли управление своими частями и подразделениями...
То же самое произошло и со штабом 24-й армии, который шел отдельно от
своих частей, не пытаясь восстановить связь со своими дивизиями и полками,
восстановить порядок и боеспособность частей, не. заботясь о судьбе своих
людей, боевой техники и материальных ценностей... В результате командирской
неорганизованности целые дивизии и полки рассыпались на мелкие разрозненные
группы и перестали быть боевыми единицами. Эти разрозненные группы, действуя
самостоятельно, не могли прорваться из окружения... Политрук Комиссаров
доложил:
"В одной из деревень в районе Вязьмы группа безоружных красноармейцев
осталась ночевать, зная о том, что противник находится в 3-4 километрах.
Некоторые красноармейцы заявляли:
"Нам некуда больше идти, нам все равно". Эта группа людей в количестве
800 человек была захвачена в плен без единого выстрела... Много
красноармейцев, и в первую очередь уроженцев областей, занятых противником,
разбежались по домам и остались на территории, занятой противником".
Причину такого поведения дивизионный комиссар видит не в тех
трагических бедах сталинского периода нашей истории, о которых мы сегодня
говорим и пишем открыто, а совсем в ином. Нельзя, конечно, с позиций
сегодняшнего дня упрекать комиссара, но все же то, в чем он видел тогда
причины низкого морального духа, было весьма характерно для некоторой
категории наших руководителей:
"Это свидетельствует о том, что требование приказа Ставки Верховного
Главнокомандования No 270... (О репрессиях по отношению к попавшим в
плен.-В. К.) многими не понято и не выполняется".
Однако рядом порой приводятся и другие причины, дающие более
всестороннее представление о происходящем:
"Особенно следует отметить, что раненые бойцы и командиры, как правило,
оставались без всякой медицинской помощи... Тяжелораненые или раненные в
ноги, которые не могли идти и даже ползти, в лучшем случае оставались в
деревнях или просто бросались на поле боя, в лесах и погибали медленной
смертью от голода и потери крови.
Все это происходило на глазах у людей и являлось одной из причин того,
что многие красноармейцы и командиры стремились уклониться от боя и скрытыми
путями пробраться к своим частям, ибо в ранении видели неизбежность гибели".
10 октября, когда Жуков вступил в командование фронтом, на полосах
газеты "Фелькишер беобахтер" пестрели такие заголовки:
"Великий час пробил: исход восточной кампании решен", "Военный конец
большевизма...", "Последние боеспособные советские дивизии принесены в
жертву". Гитлер, выступая в Спортпаласе на торжестве по случаю одержанной
победы, произнес:
"Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня могу совершенно
определенно заявить: противник разгромлен и больше никогда не поднимется!"
Командующего группой армий "Центр" фон Бока даже испугала такая
парадная шумиха в Берлине. Он сказал Браухичу:
- Разве вы не знаете, каково действительное положение дел? Ни Брянский,
ни Вяземский котлы еще не ликвидированы. Конечно, они будут ликвидированы.
Однако будьте любезны воздержаться от победных реляции!
В ответ главнокомандующий Браухич напомнил фельдмаршалу:
- Не забывайте о намерении Гитлера 7 ноября вступить в Москву и
провести там парад. Я советую вам форсировать наступление.
В тот же день, 10 октября, Гальдер во время прогулки верхом упал с
лошади и вывихнул ключицу. Его отправили в госпиталь, поэтому в его дневнике
отсутствуют записи с 10 октября по 3 ноября. Свою первую запись после
излечения Гальдер сделал 3 ноября 1941 года и дал в ней обобщенные сведения
за те 23 дня, которые он отсутствовал. Не буду приводить его записи по
другим фронтам, познакомимся только с положением группы армий "Центр",
которая наступала на Москву против Западного фронта Жукова. Все эти дни
продолжалось осуществление плана операции "Тайфун". Гальдер делает свои
записи о ходе этого сражения. Вот что он пишет:
"Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию (усиленную подвижными
соединениями) на Курск, чтобы в дальнейшем развивать наступление на Воронеж.
Однако это лишь в теории. На самом деле войска завязли в грязи и должны быть
довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз
продовольствия. Танковая группа Гудериана, медленно и с трудом продвигаясь,
подошла к Туле (от Орла), 4-я армия во взаимодействии с танковой группой
Гепнера прорвала оборонительную позицию противника (прикрывающую Москву) на
участке от Оки (в районе Калуги) до Можайска. Однако намеченный севернее
этого участка прорыв танковой группы Рейнгардта (который принял 3-ю танковую
группу от Гота) на Клин из-за тяжелых дорожных условий осуществить не
удалось, 9-й армии после тяжелых боев удалось стабилизировать положение в
районе Клина и создать достаточно сильную оборону на своем северном фланге".
Как видим, в этих записях уже нет восторженных восклицаний о
классическом развитии операции или о блестящем продвижении вперед с охватом
Москвы. Темп наступления явно сбился, за 20 дней части противника
продвинулись еле-еле, и уже нужно искать оправдание этой замедленности. В
данном случае это грязь и плохие дороги (потом будут снег и морозы).
Разумеется, нельзя отрицать, что распутица и бездорожье затрудняли
продвижение танков, артиллерии и автотранспорта гитлеровцев. Но все же
главной причиной потери темпа был наш отпор на всех главных направлениях
армиям наступающих. Вот чего достиг Жуков небольшими силами, используя их
именно на тех направлениях, где было острие наступления противника. Его
предположения оправдались, немногие силы, которыми он располагал, оказались
там, где нужно, и продвижение противника, как видим становилось все
медленнее и медленнее.
После войны Лев Безыменский, известный журналист и знаток немецких
военных документов (он и мне давал полезные советы), во время одной из
поездок в Западную Германию Безыменский исследовал сохранившийся в архиве
дневник фельдмаршала фон Бока. Этот документ интересен тем, что писался не
для печати и поэтому достаточно достоверен. По нему можно довольно точно
воспроизвести ход решений фон Бока и все детали действий противника, против
которого вел бои Жуков под Москвой.
Главным беспокойством фон Бока в начальные дни октября было то, чтобы
танковые части его группы армий не ввязались в уничтожение окруженных
советских армий, а двигались дальше, дабы не позволить нам создать новый
фронт обороны на подступах к Москве.
7 октября Бок приказывает 2-й танковой группе Гудериана взять Тулу и
двигаться дальше на Коломну и Серпухов, 4-й танковой группе идти на Москву
по шоссе Вязьма - Москва, 4-й и 9-й армиям вместе с 3-й танковой группой
двигаться на Калугу и Гжатск и дальше на Москву. На Малоярославец двигалась
дивизия СС "Рейх", а за нею шли 57-й и 10-й танковые корпуса.
На пути этой мощной танковой механизированной группы встали курсанты
Подольских училищ, пехотного и артиллерийского, батарея 222-го зенитного
артиллерийского полка, которая стала вести огонь по танкам, и подразделениям
17-й танковой бригады. Шесть суток эти замечательные воины удерживали и
отбивали натиск мощнейшей танково-механизированной армады. Шесть суток!
Только представьте себе, как молодые курсанты, не имеющие достаточного
количества средств для борьбы с танками, несмотря ни на что, сдерживают и не
пропускают противника к Москве! Как трудно было Жукову, с какими
истерзанными частями он отбивал противника!
В эти дни к Боку прибыл главнокомандующий сухопутными войсками Браухич.
Ознакомившись с обстановкой, он настоятельно потребовал послать в обход
Москвы с севера, со стороны железной дороги Ленинград-Москва, 3-ю танковую
группу. Опытный Бок возражал, предупреждая," что танковые группы Рейнгардта
и Гудериана в этом случае разойдутся слишком далеко, но Браухич добился
того, что Бок получил на это соответствующий приказ еще и сверху.
Наступающие части 13 октября овладели Калугой. 15 октября Гепнер со
своей танковой группой делает новый рывок вперед и прорывается через
Московскую линию обороны. В штабе Гепнера делают такую запись:
"Падение Москвы кажется близким".
В один из этих напряженных дней Сталин позвонил Жукову и спросил:
- Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в
душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков некоторое время думал, наверное, эти секунды были для Сталина
очень тягостны. Жуков же отчетливо понимал, какую ответственность он берет
на себя любым - положительным или отрицательным - ответом. Проще было
уклониться от однозначного суждения, но это было не в его характере. А
главное - он был уверен, что предпринял все возможное и невозможное, чтобы
отстоять столицу, поэтому твердо сказал:
- Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя
бы двести танков.
- Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и
договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите.
Они будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не сможем.
Этот разговор, очень нехарактерный для Сталина, встревожил и Жукова.
Георгии Константинович вызвал к себе начальника охраны Бедова и сказал ему:
- Что-то очень тревожно в Москве. Поезжайте немедля в город,
посмотрите, что там делается. Узнайте, где работают Верховный, начальник
Генштаба.-Жуков помолчал и добавил доверительно:- Делать это надо очень
осторожно. Понимаете?
Бедов попросил:
- Разрешите мне взять вашу машину, на ней пропуск на въезд в Кремль и
ваши номера, которые все знают, иначе мне в Кремль не попасть, да и вообще
по городу проехать свободнее.
Бедов выполнил поручение Жукова, он побывал в Кремле, узнал, что Сталин
работает там. На своем месте в Генеральном штабе был и Шапошников: Бедов
подробно рассказал мне об этой поездке. Чтобы читатели лучше представили
себе, что тогда происходило в городе, я добавлю для полноты картины сведения
из других источников.
В Москве в эти дни было неспокойно. О новом наступлении немецких войск
узнали, конечно, не только в военных учреждениях, но и почти все жители
Москвы. Артиллерийская канонада и бомбежки слышны были всем. Вот что сказано
в воспоминаниях начальника тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева,
человека, которому можно верить и который хорошо знал обстановку:
"Утром 16 октября мне позвонил начальник Генштаба маршал Б. М.
Шапошников и передал приказ Сталина всем органам тыла немедленно
эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу
переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить
специальный поезд. Позднее в тот же день у меня состоялся разговор со
Сталиным, который подтвердил это распоряжение..."
Решение об эвакуации государственных учреждений, Генерального штаба и
Ставки подтверждается и постановлением Государственного Комитета Обороны об
эвакуации Москвы, где говорилось о необходимости немедленно начать эвакуацию
правительства. Верховного Совета, наркоматов, дипломатического корпуса и
других учреждений, о вывозе ценностей и исторических реликвий из Оружейной
палаты Кремля. В одну из ночей, соблюдая строжайшую тайну, извлекли из
Мавзолея тело В. И. Ленина и отправили под особой охраной в специальном
вагоне в Куйбышев.
Был в этом постановлении и такой пункт, о существовании которого
Сталину очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, особенно когда стало
ясно, что Москва выстояла. В нем было сказано, что товарищ Сталин должен
эвакуироваться сразу же после издания этого постановления.
Как же можно допустить, чтобы народ узнал о колебаниях великого
полководца, о его попытке, прямо скажем, удрать из Москвы, когда войска из
последних сил обороняли столицу? Поэтому долгие годы текст этого
постановления не публиковался, во всяком случае до 1988 года.
Как только в Москве приступили к широкой эвакуации населения и
учреждений, качалось то, что назвали позже "московской паникой",-
беспорядки, о которых ходило и до сих пор ходит много слухов. Многие
очевидцы подтверждают, что действительно в городе растаскивали товары из
магазинов, складов, да, собственно, даже и не растаскивали, а было такое
полуофициальное разрешение все разбирать.
О том, что происходило в эти дни в Москве, несколько раз публиковал
обширные статьи журналист Лев Колодный. Ниже я пересказываю несколько
эпизодов из них. Вот выдержки из двух писем, которые ему прислали читатели.