Страница:
неожиданностью, нам удалось даже вклиниться километра на три в расположение
немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии.
Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться..."
Как вы думаете, что лучше: отражать наступление противника, находясь на
позициях, подготовленных к обороне, или выйти ему навстречу в "чисто поле"?
В обороне перед траншеями - мины, в боевых порядках пехоты окопались
противотанковые пушки, а в тылу - артиллерия, пристрелявшая все подступы к
обороне. В траншеях подготовлены гранаты, патроны, бутылки с горючей смесью.
Здесь все обжито, здесь, как говорится, и стены помогают. А войска, вышедшие
из оборудованных позиций, все эти преимущества потеряли, оставили за спиной
и при своей малочисленности, конечно, были обречены на неуспех.
"Поспешно возвращались",- пишет Рокоссовский. А сколько не вернулось,
легло в землю, ослабив тем самым и без того малые силы обороняющихся?! В
общем, ой как тяжело слово Верховного! Многих он уложил в братские могилы
понапрасну и в этом вот случае. А Рокоссовский, увы, всю ответственность
возлагает в своих воспоминаниях на Жукова:
"...мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой
приказ".
Итак, 16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина
нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с
противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы! Вот что пишет
Жуков о создавшемся критическом положении:
"С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать
наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не
оказалось, так как они по приказу Ставки (читай: Сталина.- В. К.) были
брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы
противником".
Несмотря на упорное сопротивление дивизий генерала И. В. Панфилова,
полковника А. П. Белобородова, генерала П. Н. Чернышева, курсантского полка
С. И. Младенцева, танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова, противник,
имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.
Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар
врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам
генерал Панфилов.
Противник, несмотря на превосходство в силах, все же почувствовал, что
ему не удастся пробиться на волоколамском направлении. Поэтому, продолжая
наступать здесь, он перенес направление своего главного удара южнее
Волжского водохранилища.
Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я
танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника
вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно
ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих,
он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а
там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих
воспоминаниях Рокоссовский:
"Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли
прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему
мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами...
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я
доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову.- В. К.) в просил
его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник
силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и
водохранилище".
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни
на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты,
когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с
предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский,
настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке нс устоят, то путь
на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией
огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику
Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре
он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое
решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие
распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова:
"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское
водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу
назад не Отступать. Генерал армии Жуков".
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его
темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска
не удержали подступы к водохранилищу, противник отбросил их и, как предвидел
Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки
Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не
совсем военное выражение "на плечах". Что же это означает в
действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник
их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в
боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне
траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в
этом случае наступающая сторона чаще всего даже опережает отступающую и
выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков
согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись
на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной
преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
"Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И
мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных
руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его
выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же-в особенности.
Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему
доверяют, в его силы верят, на него надеются... К сожалению, командующий
нашим Западным фронтом не всегда учитывал это".
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери,
которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость
Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и
организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если
противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от
наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее,
там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы
была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его
нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его
решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых
позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва - Волга в
районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику
удалось преодолеть водный рубеж, на который-опиралась оборона 16-й армии
Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы
отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина.
Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А
Дедовск - это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно
позвонил Жукову:
- Вам известно, что занят Дедовск?
- Нет, товарищ Сталин, неизвестно. Сталин сказал раздраженно:
- Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно
выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на
других участках идут такие напряженные бои.
- Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли
осмотрительно,- произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
- Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время
Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило
известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось,
что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о
деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего -общего с
Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить,
что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто
бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего ,не хотел слышать и,
рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к
Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии
Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее
время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому.
Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской
стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что
произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков,
Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем
участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде
бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху
силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за
Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
- Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще
и деревней Дедово. Белобородов ответил:
- Есть поставить более глубокую задачу! Но по лицу его было видно, что
он не уверен в том,
что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то
маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
- Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и
145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для
Селиванихи?
- Вполне! - продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил
Белобородов.
- И для Дедово хватит?
- И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
- О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
Дедово вскоре было взято, но, как и ожидал Жуков, его отсутствие на
командном пункте не обошлось без последствий. Раздался звонок в блиндаже
Белобородова, трубку снял Рокоссовский. Как только он услышал то, что сказал
начальник штаба его армии генерал Малинин, то, несмотря на всю свою
выдержку, побледнел.
Жуков заметил это и спросил:
- В чем дело?
- Каменку сдали. Фашисты прорвались в Крюково...
Жуков вскочил, решительно застегнул шинель и сказал:
- Немедленно едем отбивать Крюково. Крюково сегодня хорошо известно
всем москвичам да и многим экскурсантам, приезжающим в столицу. Там, у
мемориала защитникам этого направлений, стоят большие противотанковые ежи.
Крюково в нынешние дни - это уже почти окраина Москвы. Очевидно, Крюково -
самый ближний к Москве населенный пункт, к которому продвинулись немецкие
войска в годы войны.
Здесь следует сказать о том, что Ставка, поручив отстаивать Москву
Западному фронту и отдав ему все, что было в ее распоряжении в тот момент,
когда прибыл Жуков, наряду с этим формировала и стратегические резервы в
глубоком тылу, а именно три новые армии: 1-ю ударную, 20-ю и 30-ю.
Командующим 1-й ударной армией был назначен генерал-лейтенант В. И.
Кузнецов. Армия формировалась в Уральском военном округе и была
укомплектована призывниками из Сибири, Урала, Горьковской области и Москвы.
В ее составе были также стрелковые бригады из моряков Тихоокеанского флота и
курсантские бригады. Всего к началу декабря в составе 1-й ударной армии было
восемь стрелковых бригад, двенадцать лыжных батальонов,
пушечно-артиллерийский полк, один танковый батальон. Этой армии были также
подчинены ранее сформированные 126-я, 133-я стрелковые и 17-я кавалерийская
дивизии. В частях было очень мало артиллерии и танков, но боевой дух и
боевая способность армии были достаточно высокие.
Как было запланировано, эти три армии сосредоточили под Москву, но
держали там до последнего, до самых критических минут.
.Такие критические минуты на участке, где находилась 1-я ударная армия,
возникли тогда, когда противник переправился через -канал Волга-Москва.
Командарму Кузнецову Сталин приказал:
- Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на
восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все
меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника.
Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас
возлагаю личное руководство контрударом.
Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Ставки, и к
8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.
Еще одна новая, 20-я, армия была сформирована в конце ноября. Ее
командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый
Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л. М. Сан-далов. В состав
армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов,
морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны
обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк,
два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии
почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.
Еще в момент сосредоточения частей 20-й и 1-й ударной армий противник,
предпринимая последние усилия в попытках прорваться к Москве, нанес удар,
который пришелся в стык между 1-й ударной, и 20-й армиями, занял Красную
Поляну и вышел к Савеловской железной дороге у станции Лобня и севернее.
Конечно, для выдвигающихся частей 20-й армии появление противника было
неожиданно. Но и для наступающего противника встреча здесь со свежими
частями тоже оказалась весьма неожиданной.
2 декабря всем частям 20-й армии, которые успели сосредоточиться, было
приказано нанести контрудар в направлении Красной Поляны, что и было
сделано. Здесь, в районе Красной Поляны, немногочисленные еще части 20-й
армии захватили несколько крупнокалиберных орудий противника, которые были
доставлены сюда для обстрела Москвы.
Еще одна резервная - 10-я - армия, которой было поручено командовать
генералу Ф. И. Голикову, создавалась из резервных частей Московского
военного округа. В ней было девять вновь сформированных дивизий, а когда она
прибыла в район сосредоточения под Тулу, в нее были включены вышедшие из
окружения 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Таким образом,
всего в ней было одиннадцать дивизий, и она подкрепляла южный фланг обороны
Москвы в районе Рязани и Тулы. Почти весь личный состав был призван из
запаса и был не очень хорошо обучен. Армия была сформирована в течение трех
недель, из них 14-15 суток личный состав обучался по 12 часов ежедневно. Эта
10-я армия была нацелена против войск 2-й танковой армии Гудериана.
Фельдмаршал фон Бок, рассуждая вполне логично, построил свой боевой
порядок следующим образом: главный удар он наносил на Москву с севера, там,
где войска ближе всего подошли к нашей столице. Здесь наступала 9-я армия
генерал-полковника Штрауса и две танковые группы-Гепнера и Рейнгардта,
собранные в единый мощный танковый кулак. С юга на Москву били 2-я армия
генерал-полковника Вейхса и 2-я танковая группа Гудериана. В центре прямо на
Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге; ей отводилась тоже активная
наступательная роль, но все же главные усилия возлагались на обходящие
фланговые группы.
Как мы видели, на севере таранная группа с многочисленными танками
имела успех и уже переправилась через канал Москва - Волга. Таким образом,
новое наступление, начатое фон Боком, развивалось хоть и медленно, но
успешно: войска продвигались и на клин-ско-солнечногорском, и на
наро-фоминском, и на тульском направлениях.
Фельдмаршал Бок лучше, чем кто-либо другой, знал, какой ценой достаются
его войскам их успехи. Но он знал, что бесконечно так продолжаться не может
и силы войск скоро иссякнут. Для того чтобы ускорить их продвижение там, где
оно больше всего обозначилось, а именно на северном участке, фон Бок
выезжает туда, чтобы своим присутствием подбодрить войска и показать, как
уже близка победа.
А в "Волчьем логове" между тем, при очередном разговоре с Гальдером,
Гитлер, воодушевленный продвижением войск в новом наступлении, сказал
начальнику генштаба, чтобы он напомнил Боку о ранее поставленных целях: не
только о взятии Москвы, но и выходе к Ярославлю, к Рыбинску, а может быть, и
к Вологде. Гальдер тут же сообщил фон Боку это пожелание фюрера, но Бок, не
скрывая злости, ответил:
"А где же я возьму войска?"
И все же Гальдер, высоко оценивая личное мужество фон Бока, 22 ноября
записал в своем дневнике:
"Фельдмаршал фон Бок лично руководит ходом сражения под Москвой с
передового командного пункта. Его неслыханная энергия гонит войска вперед.
Правда, на южном фланге и в центре 4-й армии продвижения больше не
получится, войска здесь совершенно измотаны и неспособны к наступлению.
Однако на северном фланге 4-й армии и у 3-й танковой группы имеется еще
возможность успеха, и она используется самым решительным образом. Фон Бок
сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне,
указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой
батальон может решить исход сражения".
А Бок тем временем прибыл на самый передовой наблюдательный пункт и,
как он уверял, видел Москву в бинокль. В Красную Поляну были подвезены
орудия большой мощности для обстрела Москвы. Фон Бок ждал, что советская
оборона рухнет не то чтобы со дня на день, а просто с часа на час. Его очень
обрадовало известие о том, что в районе Яхромы Рейнгардт захватил плацдарм,
переправившись через канал.
Но эта радость была недолгой. Вскоре пришла весть о том, что части
Рейнгардта выбиты с того берега. Фон Бок понимал, что наступление
захлебывается. Он был опытный вояка и почувствовал, что уже имеет дело не
только с ранее оборонявшимися частями, что появились и какие-то новые силы.
Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот
момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер:
- Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего
Браухича.
Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.
Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у
меня нет войск, чтобы окружить Москву... Я заявляю, что силы группы армий
"Центр" подошли к концу.
Б р а у х и ч: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он
ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?
Б о к; Командование сухопутных войск неправильно оценивает
обстановку...
В р а у х и ч: Но за исход операции отвечаете вы!..
Б о к: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что
группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?
Б р а у х и ч: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать,
чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по
телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.
В общем, как видим, фон Бок понял, что катастрофа произошла. Словно
добивая, 3 декабря, в день его рождения, ему со всех сторон стали
докладывать: наступление прекратилось. Гепнер известил, что его танковая
группа выдохлась окончательно, 2-я армия докладывала о том же, Гудериан
прямо сказал о провале наступления.
5 декабря Гудериан получает разрешение на отход. Рейнгардту фон Бок
дает согласие на переход к обороне, Клюге разрешается отойти. Это был крах,
бесславный конец операции "Тайфун".
Мне хочется в заключение привести один эпизод, который логически
завершает наступление гитлеровцев на Москву. Я имею в виду ближе всего
прорвавшихся к нашей столице разведчиков противника. Это были последние шаги
грандиозно задуманного блицкрига, последняя затухающая искра "молниеносной
войны". По-разному выглядит в устных рассказах этот эпизод, да и в печать он
попал тоже в разных вариантах. Не буду приводить эти варианты, но вот
недавно, в октябре 1988 года, журналист Лев Колодный на страницах
"Московской правды" коснулся и этого случая. Он разыскал тех, кто участвовал
в стычке с прорвавшимися к Москве, подразделениями немцев. То, видимо, были
передовые разведывательные части, которые прорвались, когда был нанесен удар
танковыми группами и полевой армией на Москву с севера. Подполковник в
отставке А. Мишин рассказал, что он служил тогда в дивизии НКВД им.
Дзержинского, задачей которой была борьба с фашистскими авиадесантами. Она
была своеобразным маневренным резервом в районе Минского, Волоколамского и
Ленинградского шоссе. И вот 16 октября поступила радиограмма о необходимости
выдвинуться в район Крюкова и уничтожить противника. 1-я рота во главе с
лейтенантом И. И. Стрепко, выполняя этот приказ, встретила в районе моста в
Химках мотоциклистов. Они сначала подумали, что это наши мотоциклисты, но те
вдруг открыли по ним огонь, и тогда стало ясно, что это гитлеровцы.
Наши танкисты тоже открыли пулеметный огонь и уничтожили два экипажа
мотоциклистов, а три по пешеходной дорожке моста, прикрываясь от огня
фермами, прорвались к водной станции "Динамо" и были здесь уничтожены. Как
они прорвались-по дороге или по бездорожью,- было непонятно, но факт
остается фактом. Эти мотоциклисты, прорвавшиеся к водной станции "Динамо", и
были самыми первыми и последними из гитлеровцев, кто добрался до самой
Москвы.
В "Волчьем логове" стратегическое положение на восточном фронте все еще
не считалось катастрофическим. Вот любопытная немецкая разведывательная
сводка тех дней, которая суммированно оценивала состояние и возможности
Красной Армии:
"...боевая численность советских соединений сейчас слаба, оснащение
тяжелым оружием и орудиями - недостаточно. В последнее время вновь
сформированные соединения появляются реже; чаще отмечается переброска
отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на близлежащие
кризисные участки. Судя по этому, сколько-нибудь значительные сформированные
соединения в настоящее время отсутствуют в резерве. Ввиду того что с
Дальнего Востока на Западный фронт уже были переброшены двадцать три
стрелковых, одно кавалерийское и десять танковых соединений, ожидать
прибытия частей с Дальнего Востока в ближайшее время не приходится, правда,
могут быть переброшены части с Кавказа. Однако и там новые соединения, кроме
уже известных, до сих пор зарегистрированы не были".
Вот так немецкая разведка, как говорится, проморгала три новые мощные
армии, которые были сформированы Ставкой.
В "Волчьем логове" и в генеральном штабе, основываясь на успокоительных
данных своей разведки, надеялись спокойно перенести катастрофу, произошедшую
под Москвой, и подготовить свои войска к дальнейшим операциям в той паузе,
которая, как они считали, наступила. Верховное главнокомандование
разработало специальную директиву No 39, которую Гитлер подписал 8 декабря
1941 года. Как говорится, сохраняя хорошую мину при плохой игре, игнорируя
провал наступления на Москву и ни слова не говоря о начавшемся нашем
контрнаступлении, фюрер спокойно заявлял:
"Преждевременное наступление холодной зимы на восточном фронте и
возникшие в связи с этим затруднения в подвозе снабжения вынуждают
немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к
обороне..."
Что это? Незнание обстановки? Желание поддержать боевой дух своей
армии? На фронте гонят гитлеровские дивизии в хвост ив гриву, они отступают,
бросая тяжелую технику, раненых и обмороженных, а фюрер спокойно рассуждает
о "затруднениях" в связи о "преждевременным наступлением холодной зимы...".
Может быть, Гитлер действительно не знал всей правды? Вспомним первые
дни войны, когда Сталин лихо приказывал нашим армиям перейти в наступление,
изгнать вторгшегося на нашу землю врага и выйти аж к Варшаве и в глубь
Восточной Пруссии! Но у гитлеровского командования - в отличие от нашего -
информация о положении своих войск была более точной. Желание замолчать
постигшую катастрофу было умышленным, рассчитанным психологическим маневром.
Об этом свидетельствуют немецкие документы.
В директиве главнокомандующего сухопутными войсками Браухича, которую
он подписал в тот же день, что и Гитлер директиву No 39, 8 декабря, кроме
"снегопадов", "холодов" и одержанных "больших побед" значится:
"Однако главная цель - окончательно вывести Россию из строя в военном
отношении - все еще стоит перед нами". Поэтому Браухич озабочен сохранением
главнейшего качества, необходимого для дальнейших боев, а именно "морального
немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии.
Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться..."
Как вы думаете, что лучше: отражать наступление противника, находясь на
позициях, подготовленных к обороне, или выйти ему навстречу в "чисто поле"?
В обороне перед траншеями - мины, в боевых порядках пехоты окопались
противотанковые пушки, а в тылу - артиллерия, пристрелявшая все подступы к
обороне. В траншеях подготовлены гранаты, патроны, бутылки с горючей смесью.
Здесь все обжито, здесь, как говорится, и стены помогают. А войска, вышедшие
из оборудованных позиций, все эти преимущества потеряли, оставили за спиной
и при своей малочисленности, конечно, были обречены на неуспех.
"Поспешно возвращались",- пишет Рокоссовский. А сколько не вернулось,
легло в землю, ослабив тем самым и без того малые силы обороняющихся?! В
общем, ой как тяжело слово Верховного! Многих он уложил в братские могилы
понапрасну и в этом вот случае. А Рокоссовский, увы, всю ответственность
возлагает в своих воспоминаниях на Жукова:
"...мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой
приказ".
Итак, 16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина
нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с
противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы! Вот что пишет
Жуков о создавшемся критическом положении:
"С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать
наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не
оказалось, так как они по приказу Ставки (читай: Сталина.- В. К.) были
брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы
противником".
Несмотря на упорное сопротивление дивизий генерала И. В. Панфилова,
полковника А. П. Белобородова, генерала П. Н. Чернышева, курсантского полка
С. И. Младенцева, танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова, противник,
имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.
Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар
врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам
генерал Панфилов.
Противник, несмотря на превосходство в силах, все же почувствовал, что
ему не удастся пробиться на волоколамском направлении. Поэтому, продолжая
наступать здесь, он перенес направление своего главного удара южнее
Волжского водохранилища.
Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я
танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника
вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно
ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих,
он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а
там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих
воспоминаниях Рокоссовский:
"Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли
прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему
мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами...
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я
доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову.- В. К.) в просил
его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник
силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и
водохранилище".
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни
на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты,
когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с
предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский,
настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке нс устоят, то путь
на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией
огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику
Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре
он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое
решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие
распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова:
"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское
водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу
назад не Отступать. Генерал армии Жуков".
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его
темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска
не удержали подступы к водохранилищу, противник отбросил их и, как предвидел
Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки
Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не
совсем военное выражение "на плечах". Что же это означает в
действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник
их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в
боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне
траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в
этом случае наступающая сторона чаще всего даже опережает отступающую и
выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков
согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись
на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной
преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
"Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И
мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных
руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его
выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же-в особенности.
Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему
доверяют, в его силы верят, на него надеются... К сожалению, командующий
нашим Западным фронтом не всегда учитывал это".
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери,
которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость
Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и
организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если
противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от
наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее,
там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы
была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его
нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его
решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых
позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва - Волга в
районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику
удалось преодолеть водный рубеж, на который-опиралась оборона 16-й армии
Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы
отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина.
Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А
Дедовск - это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно
позвонил Жукову:
- Вам известно, что занят Дедовск?
- Нет, товарищ Сталин, неизвестно. Сталин сказал раздраженно:
- Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно
выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на
других участках идут такие напряженные бои.
- Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли
осмотрительно,- произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
- Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время
Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило
известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось,
что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о
деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего -общего с
Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить,
что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто
бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего ,не хотел слышать и,
рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к
Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии
Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее
время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому.
Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской
стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что
произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков,
Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем
участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде
бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху
силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за
Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
- Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще
и деревней Дедово. Белобородов ответил:
- Есть поставить более глубокую задачу! Но по лицу его было видно, что
он не уверен в том,
что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то
маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
- Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и
145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для
Селиванихи?
- Вполне! - продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил
Белобородов.
- И для Дедово хватит?
- И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
- О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
Дедово вскоре было взято, но, как и ожидал Жуков, его отсутствие на
командном пункте не обошлось без последствий. Раздался звонок в блиндаже
Белобородова, трубку снял Рокоссовский. Как только он услышал то, что сказал
начальник штаба его армии генерал Малинин, то, несмотря на всю свою
выдержку, побледнел.
Жуков заметил это и спросил:
- В чем дело?
- Каменку сдали. Фашисты прорвались в Крюково...
Жуков вскочил, решительно застегнул шинель и сказал:
- Немедленно едем отбивать Крюково. Крюково сегодня хорошо известно
всем москвичам да и многим экскурсантам, приезжающим в столицу. Там, у
мемориала защитникам этого направлений, стоят большие противотанковые ежи.
Крюково в нынешние дни - это уже почти окраина Москвы. Очевидно, Крюково -
самый ближний к Москве населенный пункт, к которому продвинулись немецкие
войска в годы войны.
Здесь следует сказать о том, что Ставка, поручив отстаивать Москву
Западному фронту и отдав ему все, что было в ее распоряжении в тот момент,
когда прибыл Жуков, наряду с этим формировала и стратегические резервы в
глубоком тылу, а именно три новые армии: 1-ю ударную, 20-ю и 30-ю.
Командующим 1-й ударной армией был назначен генерал-лейтенант В. И.
Кузнецов. Армия формировалась в Уральском военном округе и была
укомплектована призывниками из Сибири, Урала, Горьковской области и Москвы.
В ее составе были также стрелковые бригады из моряков Тихоокеанского флота и
курсантские бригады. Всего к началу декабря в составе 1-й ударной армии было
восемь стрелковых бригад, двенадцать лыжных батальонов,
пушечно-артиллерийский полк, один танковый батальон. Этой армии были также
подчинены ранее сформированные 126-я, 133-я стрелковые и 17-я кавалерийская
дивизии. В частях было очень мало артиллерии и танков, но боевой дух и
боевая способность армии были достаточно высокие.
Как было запланировано, эти три армии сосредоточили под Москву, но
держали там до последнего, до самых критических минут.
.Такие критические минуты на участке, где находилась 1-я ударная армия,
возникли тогда, когда противник переправился через -канал Волга-Москва.
Командарму Кузнецову Сталин приказал:
- Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на
восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все
меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника.
Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас
возлагаю личное руководство контрударом.
Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Ставки, и к
8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.
Еще одна новая, 20-я, армия была сформирована в конце ноября. Ее
командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый
Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л. М. Сан-далов. В состав
армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов,
морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны
обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк,
два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии
почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.
Еще в момент сосредоточения частей 20-й и 1-й ударной армий противник,
предпринимая последние усилия в попытках прорваться к Москве, нанес удар,
который пришелся в стык между 1-й ударной, и 20-й армиями, занял Красную
Поляну и вышел к Савеловской железной дороге у станции Лобня и севернее.
Конечно, для выдвигающихся частей 20-й армии появление противника было
неожиданно. Но и для наступающего противника встреча здесь со свежими
частями тоже оказалась весьма неожиданной.
2 декабря всем частям 20-й армии, которые успели сосредоточиться, было
приказано нанести контрудар в направлении Красной Поляны, что и было
сделано. Здесь, в районе Красной Поляны, немногочисленные еще части 20-й
армии захватили несколько крупнокалиберных орудий противника, которые были
доставлены сюда для обстрела Москвы.
Еще одна резервная - 10-я - армия, которой было поручено командовать
генералу Ф. И. Голикову, создавалась из резервных частей Московского
военного округа. В ней было девять вновь сформированных дивизий, а когда она
прибыла в район сосредоточения под Тулу, в нее были включены вышедшие из
окружения 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Таким образом,
всего в ней было одиннадцать дивизий, и она подкрепляла южный фланг обороны
Москвы в районе Рязани и Тулы. Почти весь личный состав был призван из
запаса и был не очень хорошо обучен. Армия была сформирована в течение трех
недель, из них 14-15 суток личный состав обучался по 12 часов ежедневно. Эта
10-я армия была нацелена против войск 2-й танковой армии Гудериана.
Фельдмаршал фон Бок, рассуждая вполне логично, построил свой боевой
порядок следующим образом: главный удар он наносил на Москву с севера, там,
где войска ближе всего подошли к нашей столице. Здесь наступала 9-я армия
генерал-полковника Штрауса и две танковые группы-Гепнера и Рейнгардта,
собранные в единый мощный танковый кулак. С юга на Москву били 2-я армия
генерал-полковника Вейхса и 2-я танковая группа Гудериана. В центре прямо на
Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге; ей отводилась тоже активная
наступательная роль, но все же главные усилия возлагались на обходящие
фланговые группы.
Как мы видели, на севере таранная группа с многочисленными танками
имела успех и уже переправилась через канал Москва - Волга. Таким образом,
новое наступление, начатое фон Боком, развивалось хоть и медленно, но
успешно: войска продвигались и на клин-ско-солнечногорском, и на
наро-фоминском, и на тульском направлениях.
Фельдмаршал Бок лучше, чем кто-либо другой, знал, какой ценой достаются
его войскам их успехи. Но он знал, что бесконечно так продолжаться не может
и силы войск скоро иссякнут. Для того чтобы ускорить их продвижение там, где
оно больше всего обозначилось, а именно на северном участке, фон Бок
выезжает туда, чтобы своим присутствием подбодрить войска и показать, как
уже близка победа.
А в "Волчьем логове" между тем, при очередном разговоре с Гальдером,
Гитлер, воодушевленный продвижением войск в новом наступлении, сказал
начальнику генштаба, чтобы он напомнил Боку о ранее поставленных целях: не
только о взятии Москвы, но и выходе к Ярославлю, к Рыбинску, а может быть, и
к Вологде. Гальдер тут же сообщил фон Боку это пожелание фюрера, но Бок, не
скрывая злости, ответил:
"А где же я возьму войска?"
И все же Гальдер, высоко оценивая личное мужество фон Бока, 22 ноября
записал в своем дневнике:
"Фельдмаршал фон Бок лично руководит ходом сражения под Москвой с
передового командного пункта. Его неслыханная энергия гонит войска вперед.
Правда, на южном фланге и в центре 4-й армии продвижения больше не
получится, войска здесь совершенно измотаны и неспособны к наступлению.
Однако на северном фланге 4-й армии и у 3-й танковой группы имеется еще
возможность успеха, и она используется самым решительным образом. Фон Бок
сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне,
указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой
батальон может решить исход сражения".
А Бок тем временем прибыл на самый передовой наблюдательный пункт и,
как он уверял, видел Москву в бинокль. В Красную Поляну были подвезены
орудия большой мощности для обстрела Москвы. Фон Бок ждал, что советская
оборона рухнет не то чтобы со дня на день, а просто с часа на час. Его очень
обрадовало известие о том, что в районе Яхромы Рейнгардт захватил плацдарм,
переправившись через канал.
Но эта радость была недолгой. Вскоре пришла весть о том, что части
Рейнгардта выбиты с того берега. Фон Бок понимал, что наступление
захлебывается. Он был опытный вояка и почувствовал, что уже имеет дело не
только с ранее оборонявшимися частями, что появились и какие-то новые силы.
Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот
момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер:
- Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего
Браухича.
Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.
Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у
меня нет войск, чтобы окружить Москву... Я заявляю, что силы группы армий
"Центр" подошли к концу.
Б р а у х и ч: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он
ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?
Б о к; Командование сухопутных войск неправильно оценивает
обстановку...
В р а у х и ч: Но за исход операции отвечаете вы!..
Б о к: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что
группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?
Б р а у х и ч: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать,
чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по
телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.
В общем, как видим, фон Бок понял, что катастрофа произошла. Словно
добивая, 3 декабря, в день его рождения, ему со всех сторон стали
докладывать: наступление прекратилось. Гепнер известил, что его танковая
группа выдохлась окончательно, 2-я армия докладывала о том же, Гудериан
прямо сказал о провале наступления.
5 декабря Гудериан получает разрешение на отход. Рейнгардту фон Бок
дает согласие на переход к обороне, Клюге разрешается отойти. Это был крах,
бесславный конец операции "Тайфун".
Мне хочется в заключение привести один эпизод, который логически
завершает наступление гитлеровцев на Москву. Я имею в виду ближе всего
прорвавшихся к нашей столице разведчиков противника. Это были последние шаги
грандиозно задуманного блицкрига, последняя затухающая искра "молниеносной
войны". По-разному выглядит в устных рассказах этот эпизод, да и в печать он
попал тоже в разных вариантах. Не буду приводить эти варианты, но вот
недавно, в октябре 1988 года, журналист Лев Колодный на страницах
"Московской правды" коснулся и этого случая. Он разыскал тех, кто участвовал
в стычке с прорвавшимися к Москве, подразделениями немцев. То, видимо, были
передовые разведывательные части, которые прорвались, когда был нанесен удар
танковыми группами и полевой армией на Москву с севера. Подполковник в
отставке А. Мишин рассказал, что он служил тогда в дивизии НКВД им.
Дзержинского, задачей которой была борьба с фашистскими авиадесантами. Она
была своеобразным маневренным резервом в районе Минского, Волоколамского и
Ленинградского шоссе. И вот 16 октября поступила радиограмма о необходимости
выдвинуться в район Крюкова и уничтожить противника. 1-я рота во главе с
лейтенантом И. И. Стрепко, выполняя этот приказ, встретила в районе моста в
Химках мотоциклистов. Они сначала подумали, что это наши мотоциклисты, но те
вдруг открыли по ним огонь, и тогда стало ясно, что это гитлеровцы.
Наши танкисты тоже открыли пулеметный огонь и уничтожили два экипажа
мотоциклистов, а три по пешеходной дорожке моста, прикрываясь от огня
фермами, прорвались к водной станции "Динамо" и были здесь уничтожены. Как
они прорвались-по дороге или по бездорожью,- было непонятно, но факт
остается фактом. Эти мотоциклисты, прорвавшиеся к водной станции "Динамо", и
были самыми первыми и последними из гитлеровцев, кто добрался до самой
Москвы.
В "Волчьем логове" стратегическое положение на восточном фронте все еще
не считалось катастрофическим. Вот любопытная немецкая разведывательная
сводка тех дней, которая суммированно оценивала состояние и возможности
Красной Армии:
"...боевая численность советских соединений сейчас слаба, оснащение
тяжелым оружием и орудиями - недостаточно. В последнее время вновь
сформированные соединения появляются реже; чаще отмечается переброска
отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на близлежащие
кризисные участки. Судя по этому, сколько-нибудь значительные сформированные
соединения в настоящее время отсутствуют в резерве. Ввиду того что с
Дальнего Востока на Западный фронт уже были переброшены двадцать три
стрелковых, одно кавалерийское и десять танковых соединений, ожидать
прибытия частей с Дальнего Востока в ближайшее время не приходится, правда,
могут быть переброшены части с Кавказа. Однако и там новые соединения, кроме
уже известных, до сих пор зарегистрированы не были".
Вот так немецкая разведка, как говорится, проморгала три новые мощные
армии, которые были сформированы Ставкой.
В "Волчьем логове" и в генеральном штабе, основываясь на успокоительных
данных своей разведки, надеялись спокойно перенести катастрофу, произошедшую
под Москвой, и подготовить свои войска к дальнейшим операциям в той паузе,
которая, как они считали, наступила. Верховное главнокомандование
разработало специальную директиву No 39, которую Гитлер подписал 8 декабря
1941 года. Как говорится, сохраняя хорошую мину при плохой игре, игнорируя
провал наступления на Москву и ни слова не говоря о начавшемся нашем
контрнаступлении, фюрер спокойно заявлял:
"Преждевременное наступление холодной зимы на восточном фронте и
возникшие в связи с этим затруднения в подвозе снабжения вынуждают
немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к
обороне..."
Что это? Незнание обстановки? Желание поддержать боевой дух своей
армии? На фронте гонят гитлеровские дивизии в хвост ив гриву, они отступают,
бросая тяжелую технику, раненых и обмороженных, а фюрер спокойно рассуждает
о "затруднениях" в связи о "преждевременным наступлением холодной зимы...".
Может быть, Гитлер действительно не знал всей правды? Вспомним первые
дни войны, когда Сталин лихо приказывал нашим армиям перейти в наступление,
изгнать вторгшегося на нашу землю врага и выйти аж к Варшаве и в глубь
Восточной Пруссии! Но у гитлеровского командования - в отличие от нашего -
информация о положении своих войск была более точной. Желание замолчать
постигшую катастрофу было умышленным, рассчитанным психологическим маневром.
Об этом свидетельствуют немецкие документы.
В директиве главнокомандующего сухопутными войсками Браухича, которую
он подписал в тот же день, что и Гитлер директиву No 39, 8 декабря, кроме
"снегопадов", "холодов" и одержанных "больших побед" значится:
"Однако главная цель - окончательно вывести Россию из строя в военном
отношении - все еще стоит перед нами". Поэтому Браухич озабочен сохранением
главнейшего качества, необходимого для дальнейших боев, а именно "морального