Страница:
духа и стойкости войск", для чего нужны "неутомимая забота о войсках и
постоянное моральное воздействие на солдат". Вскоре Гитлер отдает группе
армий "Центр" еще один спокойный и "мягкий" приказ:
"Лишь после того, как на тыловые отсеченные позиции прибудут резервы,
можно будет подумать об отходе на эти позиции". Только "подумать"! А на
фронте под Москвой в эти часы идет стремительный отход, вернее, откат
немецких частей.
В дни подобных кризисных ситуаций, мне кажется, очень любопытно
заглянуть в стан противника, в верхний эшелон руководства. Реальные события,
происходившие там, можно восстановить по записям телефонных и обычных
разговоров, по тем немецким документам, которыми я располагаю.
Поздно вечером 16 декабря из Берлина позвонил в штаб группы армии
"Центр" главный адъютант фюрера полковник Шмундт и сообщил:
- Фюрер отстранил от дел главнокомандующего сухопутными силами
фельдмаршала Враухича. Прошу теперь непосредственную связь с фюрером
поддерживать через меня.
Фельдмаршал фон Бок понял, что начинаются поиски "козлов отпущения", на
всякий случай он подробно изложил Шмундту новые обстоятельства резкого
ухудшения обстановки и спросил:
- Достаточно ли ясно генерал-фельдмаршал фон Браухич обрисовал фюреру
всю серьезность обстановки и передал ли он мое мнение, что если группа армий
не отойдет, то существует опасность ее полного разгрома? Шмундт ответил:
-Главнокомандующий сухопутными силами не сообщал фюреру мнения
командования группы армий.
Бок тут же зачитал свое донесение от 13 декабря:
"...Вопрос, который ждет своего решения, выходит за рамки чисто военной
стороны дела. Фюрер должен решить: или группа армий остается на этих
рубежах, что влечет за собой опасность ее разгрома, или она должна отойти,
что также таит в себе опасность. Если он решит отходить, то должен знать,
что еще сомнительно, имеется ли в тылу достаточно сил, чтобы удерживать
неподготовленные и, по существу, такие же по протяженности позиции.
Небольшие обещанные мне подкрепления подходят так медленно, что они не
сыграют при этом решении существенной роли".
И еще Бок добавил:
- Причина, по которой сомнительно, чтобы войска смогли удержаться на
новом неподготовленном рубеже, достаточно ясна, так как в связи с нехваткой
горючего и обледенением дорог я лишусь моторизованных соединений, а также
артиллерии на конной тяге.... Что касается приказа фюрера держаться, то я
боюсь, что войска все же будут отходить и приказ не будет выполнен.
Шмундт на это сказал:
- Фюрер взял все в свои руки, и будет сделано все возможное, чтобы
обеспечить удержание занимаемых рубежей. Достойно сожаления, что фюрер, как
выяснилось, до сих пор не был правильно информирован о серьезности
обстановки на фронте.
Бок ответил ему:
- Фюрер должен знать, что здесь идет игра ва-банк. В его приказе
говорится, что я должен использовать все наличные резервы, чтобы закрыть
бреши. У меня больше нет резервов. Я прошу вас снова доложить об этом
фюреру. Сегодня перебросил из тылового района два полицейских батальона. Это
и есть мои "резервы", больше у меня ничего нет.
- Я сразу же доложу фюреру об этом разговоре,- пообещал Шмундт.
Помедлив, Бок сказал:
- Вы знаете, что состояние моего здоровья оставляет желать много
лучшего. Если фюрер считает, что здесь нужны свежие силы, он не должен ни
при каких обстоятельствах считаться со мной. Я прошу вас об этом также
доложить фюреру. Поймите меня правильно: это не угроза, а исключительно
констатация факта.
- Я доложу фюреру И об этом,- был ответ. Главный адъютант выполнил
обещание. Фюрера, видимо, обеспокоила не столько болезнь фон Бока, сколько
его подавленное состояние. Он тут же позвонил фон Боку:.
- Мне передали донесение, которое вы направили генерал-фельдмаршалу фон
Браухичу от 13 декабря. При существующем положении нет никакого смысла
отступать на неподготовленные, недостаточно оборудованные позиции., особенно
если учесть, что придется оставить: артиллерию и большое количество
материальных запасов, и тем более что через несколько дней можно оказаться в
подобной же ситуации, только без тяжелого оружия и артиллерии. Таким
образом, существует только одно решение-ни шагу назад, закрыть бреши и
удерживать занимаемые рубежи. Бок доложил:
- Мною отдан приказ в этом духе, но обстановка настолько напряженная,
что фронт группы армий в течение часов может быть где-то прорван.
Фюрер ответил:
- Тогда я буду вынужден с этим считаться.
18 декабря генерал-фельдмаршал фон Бок был освобожден от командования
группой армий "Центр", ее новым командующим стал генерал-фельдмаршал фон
Клюге, до этого командовавший 4-й армией.
Смена командующих не повлияла на ход событий - войска продолжали
отступать, а точнее, их вышибали советские части.
Став после снятия Браухйча главнокомандующим сухопутными войсками,
Гитлер тотчас же отдал группе армий- "Центр" грозное указание:
"Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к
полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командование армий,
командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить
войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая
внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск.
Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое
необходимо, чтобы перебросить с родины и с Запада подкрепления, о чем мною
уже отдан приказ...".
Если выше я говорил о высокой штабной культуре, четкости и ясности
немецких боевых документов, то первый же приказ Гитлера в должности
главнокомандующего сухопутными войсками, даже один приведенный выше абзац
свидетельствует о растерянности, порождающей бессмыслицу в военном
отношении. Как можно вести боевые действия, не обращая внимания на
противника, прорывающегося на флангах и в тылы? Это нечто новое не только в
военной теории, но даже и среди курьезов из военной жизни. Что касается
"фанатического упорства", то оно осталось, пожалуй, лишь у самого Гитлера и
немногих к нему приближенных. В журнале боевых действий 3-й танковой группы,
который еще недавно заполнялся записями о скором вступлении на улицы Москвы,
теперь были другие слова. Прежде чем их привести, хочу отметить, что это не
эмоциональный всхлип какого-то обессилевшего человека, это выписка из
официального штабного документа! "Можно видеть, как бредут порознь солдаты,
тащатся то за санями, то за коровами... Солдаты производят отчаянное
впечатление... Просто невозможно придумать, как удержать фронт".
Гитлер, не веря никому, послал на фронт своего главного адъютанта
полковника Шмундта, Тот, возвратясь, доложил, что группа армий "Центр" на
грани полного развала. Но и после этого Гитлер продолжал требовать от войск
беспрекословного выполнения своего "стоп-приказа". Он никак не хотел ни
понять, ни примириться с тем, что происходит. Скажу еще раз: в этом он был-
очень похож на Сталина, который часто, не воспринимая реальной обстановки,
исходил из того, что ему хотелось бы видеть.
Надеясь своей непреклонностью и жестокостью напугать генералов и
войска, Гитлер снимает с должностей многих генералов, не считаясь с их
опытом и прошлыми заслугами. За короткое время отстранены: главнокомандующий
сухопутными войсками Браухич, командующие группами армий - фельдмаршал фон
Рундштедт ("Юг"), фельдмаршал фон Бок ("Центр"), фельдмаршал фон Лееб
("Север"), командующие армиями Штраус и другие, всего больше сорока
военачальников верхнего эшелона. В эти дни фюрер, как вспоминают близкие к
нему тогда люди, и прежде вспыльчивый и раздражительный, стучал кулаками по
столу, кричал на генералов, что они не умеют воевать! А вечером в кругу
самых близких, за чаем, утешал себя:
"Переносить победы может всякий. Поражения - только сильный!"
Особую злость проявил Гитлер при снятии Гепнера, который ближе всех был
к Москве и так перечеркнул все радужные надежды фюрера. 26 декабря был
отстранен от должности и направлен в резерв бывший любимчик Гудериан,
который не выполнил "стоп-приказ" Гитлера и ради сохранения войск отвел их
назад без приказа главного командования.
30 декабря произошел такой разговор по телефону между начальником
генерального штаба Гальдером и новым командующим группой армий "Центр"
генерал-фельдмаршалом Клюге, который доложил:
- Русские снова прорвали оборону 4-й армии: в полосе 98-й дивизии
русские перешли Протву и заняли Анисимовку. В полосе 15-й дивизии русские
взяли Клим-кино и прорываются в направлении на Боровск.
Гальдер усомнился:
- Нет ли преувеличений в оценке обстановки? Клюге ответил:
- Все абсолютно точно. Дивизии не могут больше удерживать свои позиции.
Отход должен быть осуществлен сегодня ночью. Приказы об этом должны быть
отданы сегодня днем.
Неожиданно в разговор вступил фюрер, он слушал предыдущий разговор по
своему телефону. Фюрер спросил:
- Сколько, материально-технических средств будет потеряно
предположительно при этом отступлении? Клюге ответил:
- Я надеюсь, что не много. Чем скорее будет принято решение, тем меньше
материально-технических средств будет потеряно.
Фюрер вскипел:
-Отступлению не видно конца, так можно отступить и до Днепра или до
польской границы; Непонятно, почему отступает весь фронт, если противник не
наступает по всему фронту?.. Преимущество сокращенной линии фронта, которое
достигается при отходе, ничего не стоит из-за потерь в
материально-технических средствах. Кроме того, за нынешними позициями не
видно каких-либо других позиций, которые бы представляли возможность
обеспечить фланги... Ввели ли русские в бой тяжелую артиллерию?
Клюге дал отрицательный ответ. На это фюрер заметил:
- Я, видимо, отсталый человек, так как во время первой мировой войны не
раз был свидетелем того, как войска подвергались ураганному обстрелу
артиллерии и, несмотря на это, даже если их оставалось только десять
процентов прежнего состава, удерживали свои позиции.
- Не следует забывать, что в противоположность мировой войне во Франции
здесь, на Востоке, боевые действия ведутся теперь при температуре 20-30
градусов мороза,- ответил Клюге.
- По донесениям, которые я получил, число случаев обморожения не очень
высоко: около 4000,- возразил Гитлер.
Клюге на это сказал:
- Войска как физически, так и духовно утомлены, а случаев обморожения
значительно больше, чем указывается в ежедневных сводках штаба группы армий.
Командир корпуса заявил, что если 15-й дивизии будет приказано удерживать
позиции, то вследствие чрезмерного изнурения войска не смогут это сделать.
Фюрер произнес:
- Если дело обстоит так, то это конец немецкой армии...
Некоторое время собеседники молчали. Затем Гитлер сказал:
- Я позвоню вам позднее.
И действительно позвонил примерно через час, но опять потребовал:
"Не отходить!"
Гитлер ни за что не хотел отводить войска с достигнутых рубежей, он
надеялся восстановить их боеспособность и все же завершить свои планы,
осуществление которых до Москвы шло так удачно.
Однако здесь-тои проявился тот просчет, который мы называем уже
примелькавшимся словом - авантюризм. Этот термин мы применяли по отношению к
военной политике фашистской Германии часто, но не всегда, на мой взгляд,
обоснованно. В словаре русского языка слово "авантюризм" объясняется как
"дело, начатое без учета реальных сил и условий, и расчете на случайный
успех". Исходя из этого определения, вряд ли можно назвать стратегические
цели Гитлера в войне против Польши, Франции и других европейских стран
авантюристическими, раз все они осуществились: армии противника были
разбиты, территории государств завоеваны. Если бы он на этом остановился,
может быть, и по сей день Европа находилась бы под гитлеровским
владычеством...
Но вот что безусловно - это то, что авантюризм стратегии Гитлера
проявился в битве под Москвой, когда стало ясно, что средств для достижения
поставленных целей не хватило. И здесь Гитлер, конечно, тоже не рассчитывал
на "случайный успех". И он сам, и генштаб верили в свои расчеты. "Блицкриг
оказался авантюрой не по замыслу, а по исполнению, по, тому, что не были
приняты во внимание противостоящие "реальные силы", то есть силы нашего
народа, нашей страны.
Ах, как заметался Гитлер после поражения под Москвой! Он убеждал,
угрожал, уговаривал, играл на самолюбии генералов, лишь бы остановить войска
на достигнутых рубежах. Он еще раз звонит Клюге:
- Сделайте все возможное, иначе войска займут новые позиции в еще более
плачевном состоянии, нежели то, в котором они сейчас.
Клюге юлит, не может сказать прямо, что удержаться на занимаемых
позициях невозможно, что их фактически нет-войска отходят. Он боится гнева
фюрера, но ему нужно официальное разрешение на отход, чтобы не сняли голову
за невыполнение приказа Гитлера - удерживать занимаемые позиции.
С начальником генштаба Гальдером у фон Клюге уже другой тон и большая
откровенность. Он спрашивает вечером 31 декабря:
- Одобрил ли фюрер отход 9-й армии? Гальдер сообщил:
- Я еще не докладывал фюреру, но фюрер никогда не одобрит отход и,
конечно, не отдаст такого приказа.
Клюге ответил:
- Фюрер должен наконец уяснить себе положение дел, и, если, несмотря ни
на что, он будет настаивать на своем, тогда должен отдать приказ держаться.
В этом случае у меня отпадет забота каждый раз вновь указывать на
критическое положение, но я буду вынужден доложить через восемь дней, что
группа армий больше не существует.
Гальдер спросил удивленно:
- Неужели войска так мало способны к ведению оборонительных действий?
На это Клюге ответил:
- Вы же не знаете, как люди выглядят! Если бы мы, как я предлагал,
отошли раньше, то все шло бы по плану и в полном порядке. Теперь этого
нельзя гарантировать - дивизии разбиты. Нам все равно придется отступать,
хотим мы того или нет!
Мне кажется, с противоположной стороны фронта очень хорошо видно, как
умело бил Жуков армии противника. Он не давал им передышки ни на минуту.
Несколько фельдмаршалов и наконец сам Гитлер, взявший на себя командование
сухопутными войсками, ничего не могли противопоставить предприимчивым
действиям армий Жукова. Он вцепился в противника мертвой хваткой, не давал
ему возможности оторваться, передохнуть, закрепиться на промежуточном
рубеже. С точки зрения военного искусства это были блестящие контрудары, так
как у Жукова не было превосходства в силах, которое необходимо для
наступления. Три новые армии, выделенные Ставкой, прибавили мощи Западному
фронту, но все же при подсчете соотношения сил они не давали нашей стороне
необходимого превосходства: гитлеровцы имели живой силы в 1,5 раза больше,
артиллерии-в 1,4, танков-в 1,6 раза больше.
Но все-таки наши войска шли вперед, те самые войска, которые выстояли в
тяжелейших оборонительных боях. Наконец-то "впервые за войну они шли вперед,
чего так долго ждали вся армия и весь советский народ!
Значение Московского сражения для Жукова как полководца он сам оценивал
так:
- Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей
войны, я всегда отвечаю: битва за Москву.
О сражении под Москвой написано много специальных книг, много
рассказывается о нем в воспоминаниях военачальников самых различных рангов.
Но и по сей день, на мой взгляд, многочисленные описания этого сражения не
обладают достаточной достоверностью.
Высказывались самые различные точки зрения на то, что произошло в
начале декабря под Москвой. Одни называют это контрнаступлением, другие
говорят, что контрнаступления фактически не было, а просто немцы начали
отход и было преследование. Есть. и третья, пожалуй, самая фантастическая
версия, но в свое время бывшая довольно распространенной. Суть ее такова:
будто бы Сталин, по примеру Кутузова, нарочно заманил немцев под Москву, где
их заморозил, заставил голодать, а потом погнал вспять от столицы.
Я знаю одного из родоначальников этой версии. В те годы, когда я учился
в Академии им. Фрунзе (яокончил ее в 1947 году), там же, только на курс
старше, учился подполковник П. А. Жилин. Темой его дипломной работы было
"Контрнаступление Кутузова в 1812 году". В этой работе и была проведена
вышеуказанная параллель с современностью. Дипломная работа была замечена.
Кто-то, видимо, рассказал о ней кому-то повыше.. Жилин сразу после окончания
академии назначается в военно-научный отдел Генерального штаба. Он защищает
на ту же тему - кандидатскую диссертацию, где еще и еще раз развивает мысль
о преднамеренности отступления, то есть о сознательном заманивании
противника в глубь страны, затем публикует книгу, созданную на основе
диссертации. Книга попала на глаза Сталину. Он остался очень доволен тем,
что так хорошо, по-научному, снимаются ваши беды 41-го года и его личные
промахи и ошибки. Оказывается, он действительно великий полководец всех
времен и народов, это он специально заманил под Москву гитлеровцев, а не они
загнали нашу армию к столице и до Волги. В 1952 году Жилину за книгу
присваивается Сталинская премия. После этого его карьера, естественно, пошла
в гору, он становится заместителем главного редактора "Военно-исторического
журнала".
Позднее П. А. Жилин перестроился, как и вся наша историческая военная
наука. Завершил он свой жизненный путь на высокой должности начальника
Института военной истории Министерства обороны СССР. Он автор более 120
научных работ в области отечественной военной истории. Этим коротким
экскурсом я не хочу как-то укорить П. А. Жилина. Пусть это были, как
говорится, грехи его молодости, но что было, то было. Сказать об этом я
считал нужным еще и потому, что Жилин был одним из тех, кто входил в группу
по правке рукописи Жукова.
Есть еще одна точка зрения на Московское сражение. Я говорю о генерале
Ф. И. Голикове. Он написал и издал в 1952 году, при жизни Сталина книгу
"Выдающиеся победы Советской Армии в Великой Отечественной войне". О битве
под Москвой там сказано так:
"Гениальный полководец товарищ Сталин послал на фронт свежие, хорошо
вооруженные, обученные войска. Сталинский план разгрома немецко-фашистских
войск под Москвой обеспечил все необходимое для мощного контрнаступления.
Красная Армия, оснащенная первоклассной техникой, ждала только приказа
своего Главнокомандующего, товарища Сталина, чтобы перейти в
контрнаступление, И в тот момент, когда гитлеровцы считали, что цель похода
на Москву почти достигнута, советские войска обрушили на них свою могучую
силу... Разгром немецко-фашистских войск под Москвой показал превосходство
стратегического плана наступательных операций, разработанного товарищем
Сталиным, над стратегией гитлеровцев".
Надо обладать немалым искусством, чтобы, говоря о грандиозном сражении
за Москву, не написать ни слова правды! Ну, справедливости ради, выделим
одно верное выражение:
"гитлеровцы считали, что цель похода на Москву почти достигнута",- все
остальное неправда и подтасовка!
Было бы очень любопытно найти сегодня "гениальный стратегический план
товарища Сталина". Но я абсолютно уверен, что никто и никогда его не найдет,
потому что в природе такого плана, разработанного Сталиным, не существует.
Да и Жуков сам говорит о том, что плана контрнаступления, такого, какой
обычно разрабатывается для проведения операции, по сути дела, не было.
Наиболее полно Георгий Константинович высказался на эту тему в беседе с
работниками "Военно-исторического журнала" 13 августа 1966 г., когда в этом
журнале готовилась статья Жукова "Контрнаступление под Москвой". Беседа эта
была записана, и доктор исторических наук генерал-лейтенант Н. Павленко,
бывший редактор журнала, впоследствии опубликовал запись этой беседы.
Приведу выдержки из нее, они довольно длинные, но надеюсь, что они помогут
читателям получить наиболее достоверное представление о происходившем.
Сотрудники редакции, готовившие к печати статью Жукова, попросили
уточнить, как он оценивал силы врага в этот момент. Жуков сказал:
"Мною дана формулировка об истощении противника. Эта оценка касалась
тех ударных группировок, которые наносили удар северо-западнее Москвы и в
районе Тулы, на которые германским командованием была возложена задача
сломить сопротивление на флангах фронта... Я исходил из того, что они,
безусловно, для достижения этой цели выдохлись. И не случайно Гудериан
отказался от продвижения и без приказа главного командования начал
отходить... Северо-западнее командующий танковой группой Гепнер также без
приказа ставки Гитлера и без приказа командующего, группой армии:
"Центр" начал отводить свои части... О полном истощении, группы армий
"Центр" я не говорю. Наоборот, я говорю, что мы начали свое
контрнаступление, не имея превосходства. Речь идет только об истощении на
флангах".
Второй вопрос, на который отвечал Жуков, касался вопроса о
контрнаступлении. "Это действительно весьма неясный и запутанный вопрос.
Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовывали сопротивление
противнику, затем применили более активную форму - контрудар наносили, в
наших замыслах четко обоснованного мнения о том, что намечается такое
контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в
полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной
стороны, Гудериан начал пятиться, с другой - Гепнер начал отходить. И когда
контрудары 1-й ударной армии и группы Лизюкова начали отбрасывать
противника, в порядке логического продолжения все это нарастало и в конце
концов к восьмому декабря вылилось в более широкое контрнаступление... Но у
нас нет такого приказа, где заранее, допустим, 30 ноября, 1-2 декабря отдали
бы приказ на контрнаступление. Такого в классическом понимании начала
контрнаступления, как это было, допустим, под Сталинградом, не было, Оно
пошло как развитие контрударов. ..Когда фланги у противника были разбиты и
противник начал поспешно отходить, представилась возможность за счет
некоторых перегруппировок двинуться в центр... При переходе к контрударам и
в контрнаступление мы ни одного солдата, ни одной пушки, ни одного пулемета
в центральные армии не дали. А все наращивалось на флангах, потому что здесь
были главные группировки противника. И их мы хотели в первую очередь
измотать, обескровить, с тем чтобы выйти скорее флангами вперед и этим самым
поставить под угрозу центр".
Жукова спросили - нельзя ли разграничить во времени контрудар и
контрнаступление, провести между ними рубеж?
Он ответил:
"Его не было, такого резкого. Одно переплеталось с другим, одно
вытекало из другого. Я думаю, надобности в академическом разграничении
нет... Если бы противник оказал серьезное сопротивление нашим контрударам,
никакого контрнаступления не состоялось бы. Ставке пришлось бы
сосредоточивать новые силы и производить новые перегруппировки для того,
чтобы сломить сопротивление противника. Тогда мы не обошлись бы 1-й и 10-й
армиями..."
Вот как Жуков в своих воспоминаниях излагает последовательность
событий:
"29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив
обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал
внимательно, затем спросил:
- А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет
возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
- Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские
вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными
резервами за счет севернойи южной группировок своих войск, и тогда положение
может серьезно осложниться.
Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом...
Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о
начале контрнаступления и предлагает представить наш план
контрнаступательной операции. Утром 30 ноября мы представили Ставке
соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному
графически на карте с самыми необходимыми пояснениями... Я направил с планом
только коротенькую записку Александру Михайловичу Василевскому:
"Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину
план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было
приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой".
К графическому плану была приложена объяснительная записка, как Жуков
представлял себе проведение этих контрударов. На этом плане Сталин написал:
"Согласен" - и поставил подпись.
Вот такова правда о начале контрнаступления. Поэтому я так убежденно
говорю, что никто никогда не найдет ни в каких архивах гениальный план
Сталина по проведению контрнаступления под Москвой, о котором писал Ф. И.
Голиков, да и не только он один.
И инициатива контрударов, их замысел и осуществление принадлежат
Георгию Константиновичу Жукову.
Я вовсе не хочу вступать в противоречия с маршалом Василевским, который
в своих воспоминаниях пишет о том, что Ставка готовила контрнаступление.
постоянное моральное воздействие на солдат". Вскоре Гитлер отдает группе
армий "Центр" еще один спокойный и "мягкий" приказ:
"Лишь после того, как на тыловые отсеченные позиции прибудут резервы,
можно будет подумать об отходе на эти позиции". Только "подумать"! А на
фронте под Москвой в эти часы идет стремительный отход, вернее, откат
немецких частей.
В дни подобных кризисных ситуаций, мне кажется, очень любопытно
заглянуть в стан противника, в верхний эшелон руководства. Реальные события,
происходившие там, можно восстановить по записям телефонных и обычных
разговоров, по тем немецким документам, которыми я располагаю.
Поздно вечером 16 декабря из Берлина позвонил в штаб группы армии
"Центр" главный адъютант фюрера полковник Шмундт и сообщил:
- Фюрер отстранил от дел главнокомандующего сухопутными силами
фельдмаршала Враухича. Прошу теперь непосредственную связь с фюрером
поддерживать через меня.
Фельдмаршал фон Бок понял, что начинаются поиски "козлов отпущения", на
всякий случай он подробно изложил Шмундту новые обстоятельства резкого
ухудшения обстановки и спросил:
- Достаточно ли ясно генерал-фельдмаршал фон Браухич обрисовал фюреру
всю серьезность обстановки и передал ли он мое мнение, что если группа армий
не отойдет, то существует опасность ее полного разгрома? Шмундт ответил:
-Главнокомандующий сухопутными силами не сообщал фюреру мнения
командования группы армий.
Бок тут же зачитал свое донесение от 13 декабря:
"...Вопрос, который ждет своего решения, выходит за рамки чисто военной
стороны дела. Фюрер должен решить: или группа армий остается на этих
рубежах, что влечет за собой опасность ее разгрома, или она должна отойти,
что также таит в себе опасность. Если он решит отходить, то должен знать,
что еще сомнительно, имеется ли в тылу достаточно сил, чтобы удерживать
неподготовленные и, по существу, такие же по протяженности позиции.
Небольшие обещанные мне подкрепления подходят так медленно, что они не
сыграют при этом решении существенной роли".
И еще Бок добавил:
- Причина, по которой сомнительно, чтобы войска смогли удержаться на
новом неподготовленном рубеже, достаточно ясна, так как в связи с нехваткой
горючего и обледенением дорог я лишусь моторизованных соединений, а также
артиллерии на конной тяге.... Что касается приказа фюрера держаться, то я
боюсь, что войска все же будут отходить и приказ не будет выполнен.
Шмундт на это сказал:
- Фюрер взял все в свои руки, и будет сделано все возможное, чтобы
обеспечить удержание занимаемых рубежей. Достойно сожаления, что фюрер, как
выяснилось, до сих пор не был правильно информирован о серьезности
обстановки на фронте.
Бок ответил ему:
- Фюрер должен знать, что здесь идет игра ва-банк. В его приказе
говорится, что я должен использовать все наличные резервы, чтобы закрыть
бреши. У меня больше нет резервов. Я прошу вас снова доложить об этом
фюреру. Сегодня перебросил из тылового района два полицейских батальона. Это
и есть мои "резервы", больше у меня ничего нет.
- Я сразу же доложу фюреру об этом разговоре,- пообещал Шмундт.
Помедлив, Бок сказал:
- Вы знаете, что состояние моего здоровья оставляет желать много
лучшего. Если фюрер считает, что здесь нужны свежие силы, он не должен ни
при каких обстоятельствах считаться со мной. Я прошу вас об этом также
доложить фюреру. Поймите меня правильно: это не угроза, а исключительно
констатация факта.
- Я доложу фюреру И об этом,- был ответ. Главный адъютант выполнил
обещание. Фюрера, видимо, обеспокоила не столько болезнь фон Бока, сколько
его подавленное состояние. Он тут же позвонил фон Боку:.
- Мне передали донесение, которое вы направили генерал-фельдмаршалу фон
Браухичу от 13 декабря. При существующем положении нет никакого смысла
отступать на неподготовленные, недостаточно оборудованные позиции., особенно
если учесть, что придется оставить: артиллерию и большое количество
материальных запасов, и тем более что через несколько дней можно оказаться в
подобной же ситуации, только без тяжелого оружия и артиллерии. Таким
образом, существует только одно решение-ни шагу назад, закрыть бреши и
удерживать занимаемые рубежи. Бок доложил:
- Мною отдан приказ в этом духе, но обстановка настолько напряженная,
что фронт группы армий в течение часов может быть где-то прорван.
Фюрер ответил:
- Тогда я буду вынужден с этим считаться.
18 декабря генерал-фельдмаршал фон Бок был освобожден от командования
группой армий "Центр", ее новым командующим стал генерал-фельдмаршал фон
Клюге, до этого командовавший 4-й армией.
Смена командующих не повлияла на ход событий - войска продолжали
отступать, а точнее, их вышибали советские части.
Став после снятия Браухйча главнокомандующим сухопутными войсками,
Гитлер тотчас же отдал группе армий- "Центр" грозное указание:
"Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к
полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командование армий,
командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить
войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая
внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск.
Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое
необходимо, чтобы перебросить с родины и с Запада подкрепления, о чем мною
уже отдан приказ...".
Если выше я говорил о высокой штабной культуре, четкости и ясности
немецких боевых документов, то первый же приказ Гитлера в должности
главнокомандующего сухопутными войсками, даже один приведенный выше абзац
свидетельствует о растерянности, порождающей бессмыслицу в военном
отношении. Как можно вести боевые действия, не обращая внимания на
противника, прорывающегося на флангах и в тылы? Это нечто новое не только в
военной теории, но даже и среди курьезов из военной жизни. Что касается
"фанатического упорства", то оно осталось, пожалуй, лишь у самого Гитлера и
немногих к нему приближенных. В журнале боевых действий 3-й танковой группы,
который еще недавно заполнялся записями о скором вступлении на улицы Москвы,
теперь были другие слова. Прежде чем их привести, хочу отметить, что это не
эмоциональный всхлип какого-то обессилевшего человека, это выписка из
официального штабного документа! "Можно видеть, как бредут порознь солдаты,
тащатся то за санями, то за коровами... Солдаты производят отчаянное
впечатление... Просто невозможно придумать, как удержать фронт".
Гитлер, не веря никому, послал на фронт своего главного адъютанта
полковника Шмундта, Тот, возвратясь, доложил, что группа армий "Центр" на
грани полного развала. Но и после этого Гитлер продолжал требовать от войск
беспрекословного выполнения своего "стоп-приказа". Он никак не хотел ни
понять, ни примириться с тем, что происходит. Скажу еще раз: в этом он был-
очень похож на Сталина, который часто, не воспринимая реальной обстановки,
исходил из того, что ему хотелось бы видеть.
Надеясь своей непреклонностью и жестокостью напугать генералов и
войска, Гитлер снимает с должностей многих генералов, не считаясь с их
опытом и прошлыми заслугами. За короткое время отстранены: главнокомандующий
сухопутными войсками Браухич, командующие группами армий - фельдмаршал фон
Рундштедт ("Юг"), фельдмаршал фон Бок ("Центр"), фельдмаршал фон Лееб
("Север"), командующие армиями Штраус и другие, всего больше сорока
военачальников верхнего эшелона. В эти дни фюрер, как вспоминают близкие к
нему тогда люди, и прежде вспыльчивый и раздражительный, стучал кулаками по
столу, кричал на генералов, что они не умеют воевать! А вечером в кругу
самых близких, за чаем, утешал себя:
"Переносить победы может всякий. Поражения - только сильный!"
Особую злость проявил Гитлер при снятии Гепнера, который ближе всех был
к Москве и так перечеркнул все радужные надежды фюрера. 26 декабря был
отстранен от должности и направлен в резерв бывший любимчик Гудериан,
который не выполнил "стоп-приказ" Гитлера и ради сохранения войск отвел их
назад без приказа главного командования.
30 декабря произошел такой разговор по телефону между начальником
генерального штаба Гальдером и новым командующим группой армий "Центр"
генерал-фельдмаршалом Клюге, который доложил:
- Русские снова прорвали оборону 4-й армии: в полосе 98-й дивизии
русские перешли Протву и заняли Анисимовку. В полосе 15-й дивизии русские
взяли Клим-кино и прорываются в направлении на Боровск.
Гальдер усомнился:
- Нет ли преувеличений в оценке обстановки? Клюге ответил:
- Все абсолютно точно. Дивизии не могут больше удерживать свои позиции.
Отход должен быть осуществлен сегодня ночью. Приказы об этом должны быть
отданы сегодня днем.
Неожиданно в разговор вступил фюрер, он слушал предыдущий разговор по
своему телефону. Фюрер спросил:
- Сколько, материально-технических средств будет потеряно
предположительно при этом отступлении? Клюге ответил:
- Я надеюсь, что не много. Чем скорее будет принято решение, тем меньше
материально-технических средств будет потеряно.
Фюрер вскипел:
-Отступлению не видно конца, так можно отступить и до Днепра или до
польской границы; Непонятно, почему отступает весь фронт, если противник не
наступает по всему фронту?.. Преимущество сокращенной линии фронта, которое
достигается при отходе, ничего не стоит из-за потерь в
материально-технических средствах. Кроме того, за нынешними позициями не
видно каких-либо других позиций, которые бы представляли возможность
обеспечить фланги... Ввели ли русские в бой тяжелую артиллерию?
Клюге дал отрицательный ответ. На это фюрер заметил:
- Я, видимо, отсталый человек, так как во время первой мировой войны не
раз был свидетелем того, как войска подвергались ураганному обстрелу
артиллерии и, несмотря на это, даже если их оставалось только десять
процентов прежнего состава, удерживали свои позиции.
- Не следует забывать, что в противоположность мировой войне во Франции
здесь, на Востоке, боевые действия ведутся теперь при температуре 20-30
градусов мороза,- ответил Клюге.
- По донесениям, которые я получил, число случаев обморожения не очень
высоко: около 4000,- возразил Гитлер.
Клюге на это сказал:
- Войска как физически, так и духовно утомлены, а случаев обморожения
значительно больше, чем указывается в ежедневных сводках штаба группы армий.
Командир корпуса заявил, что если 15-й дивизии будет приказано удерживать
позиции, то вследствие чрезмерного изнурения войска не смогут это сделать.
Фюрер произнес:
- Если дело обстоит так, то это конец немецкой армии...
Некоторое время собеседники молчали. Затем Гитлер сказал:
- Я позвоню вам позднее.
И действительно позвонил примерно через час, но опять потребовал:
"Не отходить!"
Гитлер ни за что не хотел отводить войска с достигнутых рубежей, он
надеялся восстановить их боеспособность и все же завершить свои планы,
осуществление которых до Москвы шло так удачно.
Однако здесь-тои проявился тот просчет, который мы называем уже
примелькавшимся словом - авантюризм. Этот термин мы применяли по отношению к
военной политике фашистской Германии часто, но не всегда, на мой взгляд,
обоснованно. В словаре русского языка слово "авантюризм" объясняется как
"дело, начатое без учета реальных сил и условий, и расчете на случайный
успех". Исходя из этого определения, вряд ли можно назвать стратегические
цели Гитлера в войне против Польши, Франции и других европейских стран
авантюристическими, раз все они осуществились: армии противника были
разбиты, территории государств завоеваны. Если бы он на этом остановился,
может быть, и по сей день Европа находилась бы под гитлеровским
владычеством...
Но вот что безусловно - это то, что авантюризм стратегии Гитлера
проявился в битве под Москвой, когда стало ясно, что средств для достижения
поставленных целей не хватило. И здесь Гитлер, конечно, тоже не рассчитывал
на "случайный успех". И он сам, и генштаб верили в свои расчеты. "Блицкриг
оказался авантюрой не по замыслу, а по исполнению, по, тому, что не были
приняты во внимание противостоящие "реальные силы", то есть силы нашего
народа, нашей страны.
Ах, как заметался Гитлер после поражения под Москвой! Он убеждал,
угрожал, уговаривал, играл на самолюбии генералов, лишь бы остановить войска
на достигнутых рубежах. Он еще раз звонит Клюге:
- Сделайте все возможное, иначе войска займут новые позиции в еще более
плачевном состоянии, нежели то, в котором они сейчас.
Клюге юлит, не может сказать прямо, что удержаться на занимаемых
позициях невозможно, что их фактически нет-войска отходят. Он боится гнева
фюрера, но ему нужно официальное разрешение на отход, чтобы не сняли голову
за невыполнение приказа Гитлера - удерживать занимаемые позиции.
С начальником генштаба Гальдером у фон Клюге уже другой тон и большая
откровенность. Он спрашивает вечером 31 декабря:
- Одобрил ли фюрер отход 9-й армии? Гальдер сообщил:
- Я еще не докладывал фюреру, но фюрер никогда не одобрит отход и,
конечно, не отдаст такого приказа.
Клюге ответил:
- Фюрер должен наконец уяснить себе положение дел, и, если, несмотря ни
на что, он будет настаивать на своем, тогда должен отдать приказ держаться.
В этом случае у меня отпадет забота каждый раз вновь указывать на
критическое положение, но я буду вынужден доложить через восемь дней, что
группа армий больше не существует.
Гальдер спросил удивленно:
- Неужели войска так мало способны к ведению оборонительных действий?
На это Клюге ответил:
- Вы же не знаете, как люди выглядят! Если бы мы, как я предлагал,
отошли раньше, то все шло бы по плану и в полном порядке. Теперь этого
нельзя гарантировать - дивизии разбиты. Нам все равно придется отступать,
хотим мы того или нет!
Мне кажется, с противоположной стороны фронта очень хорошо видно, как
умело бил Жуков армии противника. Он не давал им передышки ни на минуту.
Несколько фельдмаршалов и наконец сам Гитлер, взявший на себя командование
сухопутными войсками, ничего не могли противопоставить предприимчивым
действиям армий Жукова. Он вцепился в противника мертвой хваткой, не давал
ему возможности оторваться, передохнуть, закрепиться на промежуточном
рубеже. С точки зрения военного искусства это были блестящие контрудары, так
как у Жукова не было превосходства в силах, которое необходимо для
наступления. Три новые армии, выделенные Ставкой, прибавили мощи Западному
фронту, но все же при подсчете соотношения сил они не давали нашей стороне
необходимого превосходства: гитлеровцы имели живой силы в 1,5 раза больше,
артиллерии-в 1,4, танков-в 1,6 раза больше.
Но все-таки наши войска шли вперед, те самые войска, которые выстояли в
тяжелейших оборонительных боях. Наконец-то "впервые за войну они шли вперед,
чего так долго ждали вся армия и весь советский народ!
Значение Московского сражения для Жукова как полководца он сам оценивал
так:
- Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей
войны, я всегда отвечаю: битва за Москву.
О сражении под Москвой написано много специальных книг, много
рассказывается о нем в воспоминаниях военачальников самых различных рангов.
Но и по сей день, на мой взгляд, многочисленные описания этого сражения не
обладают достаточной достоверностью.
Высказывались самые различные точки зрения на то, что произошло в
начале декабря под Москвой. Одни называют это контрнаступлением, другие
говорят, что контрнаступления фактически не было, а просто немцы начали
отход и было преследование. Есть. и третья, пожалуй, самая фантастическая
версия, но в свое время бывшая довольно распространенной. Суть ее такова:
будто бы Сталин, по примеру Кутузова, нарочно заманил немцев под Москву, где
их заморозил, заставил голодать, а потом погнал вспять от столицы.
Я знаю одного из родоначальников этой версии. В те годы, когда я учился
в Академии им. Фрунзе (яокончил ее в 1947 году), там же, только на курс
старше, учился подполковник П. А. Жилин. Темой его дипломной работы было
"Контрнаступление Кутузова в 1812 году". В этой работе и была проведена
вышеуказанная параллель с современностью. Дипломная работа была замечена.
Кто-то, видимо, рассказал о ней кому-то повыше.. Жилин сразу после окончания
академии назначается в военно-научный отдел Генерального штаба. Он защищает
на ту же тему - кандидатскую диссертацию, где еще и еще раз развивает мысль
о преднамеренности отступления, то есть о сознательном заманивании
противника в глубь страны, затем публикует книгу, созданную на основе
диссертации. Книга попала на глаза Сталину. Он остался очень доволен тем,
что так хорошо, по-научному, снимаются ваши беды 41-го года и его личные
промахи и ошибки. Оказывается, он действительно великий полководец всех
времен и народов, это он специально заманил под Москву гитлеровцев, а не они
загнали нашу армию к столице и до Волги. В 1952 году Жилину за книгу
присваивается Сталинская премия. После этого его карьера, естественно, пошла
в гору, он становится заместителем главного редактора "Военно-исторического
журнала".
Позднее П. А. Жилин перестроился, как и вся наша историческая военная
наука. Завершил он свой жизненный путь на высокой должности начальника
Института военной истории Министерства обороны СССР. Он автор более 120
научных работ в области отечественной военной истории. Этим коротким
экскурсом я не хочу как-то укорить П. А. Жилина. Пусть это были, как
говорится, грехи его молодости, но что было, то было. Сказать об этом я
считал нужным еще и потому, что Жилин был одним из тех, кто входил в группу
по правке рукописи Жукова.
Есть еще одна точка зрения на Московское сражение. Я говорю о генерале
Ф. И. Голикове. Он написал и издал в 1952 году, при жизни Сталина книгу
"Выдающиеся победы Советской Армии в Великой Отечественной войне". О битве
под Москвой там сказано так:
"Гениальный полководец товарищ Сталин послал на фронт свежие, хорошо
вооруженные, обученные войска. Сталинский план разгрома немецко-фашистских
войск под Москвой обеспечил все необходимое для мощного контрнаступления.
Красная Армия, оснащенная первоклассной техникой, ждала только приказа
своего Главнокомандующего, товарища Сталина, чтобы перейти в
контрнаступление, И в тот момент, когда гитлеровцы считали, что цель похода
на Москву почти достигнута, советские войска обрушили на них свою могучую
силу... Разгром немецко-фашистских войск под Москвой показал превосходство
стратегического плана наступательных операций, разработанного товарищем
Сталиным, над стратегией гитлеровцев".
Надо обладать немалым искусством, чтобы, говоря о грандиозном сражении
за Москву, не написать ни слова правды! Ну, справедливости ради, выделим
одно верное выражение:
"гитлеровцы считали, что цель похода на Москву почти достигнута",- все
остальное неправда и подтасовка!
Было бы очень любопытно найти сегодня "гениальный стратегический план
товарища Сталина". Но я абсолютно уверен, что никто и никогда его не найдет,
потому что в природе такого плана, разработанного Сталиным, не существует.
Да и Жуков сам говорит о том, что плана контрнаступления, такого, какой
обычно разрабатывается для проведения операции, по сути дела, не было.
Наиболее полно Георгий Константинович высказался на эту тему в беседе с
работниками "Военно-исторического журнала" 13 августа 1966 г., когда в этом
журнале готовилась статья Жукова "Контрнаступление под Москвой". Беседа эта
была записана, и доктор исторических наук генерал-лейтенант Н. Павленко,
бывший редактор журнала, впоследствии опубликовал запись этой беседы.
Приведу выдержки из нее, они довольно длинные, но надеюсь, что они помогут
читателям получить наиболее достоверное представление о происходившем.
Сотрудники редакции, готовившие к печати статью Жукова, попросили
уточнить, как он оценивал силы врага в этот момент. Жуков сказал:
"Мною дана формулировка об истощении противника. Эта оценка касалась
тех ударных группировок, которые наносили удар северо-западнее Москвы и в
районе Тулы, на которые германским командованием была возложена задача
сломить сопротивление на флангах фронта... Я исходил из того, что они,
безусловно, для достижения этой цели выдохлись. И не случайно Гудериан
отказался от продвижения и без приказа главного командования начал
отходить... Северо-западнее командующий танковой группой Гепнер также без
приказа ставки Гитлера и без приказа командующего, группой армии:
"Центр" начал отводить свои части... О полном истощении, группы армий
"Центр" я не говорю. Наоборот, я говорю, что мы начали свое
контрнаступление, не имея превосходства. Речь идет только об истощении на
флангах".
Второй вопрос, на который отвечал Жуков, касался вопроса о
контрнаступлении. "Это действительно весьма неясный и запутанный вопрос.
Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовывали сопротивление
противнику, затем применили более активную форму - контрудар наносили, в
наших замыслах четко обоснованного мнения о том, что намечается такое
контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в
полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной
стороны, Гудериан начал пятиться, с другой - Гепнер начал отходить. И когда
контрудары 1-й ударной армии и группы Лизюкова начали отбрасывать
противника, в порядке логического продолжения все это нарастало и в конце
концов к восьмому декабря вылилось в более широкое контрнаступление... Но у
нас нет такого приказа, где заранее, допустим, 30 ноября, 1-2 декабря отдали
бы приказ на контрнаступление. Такого в классическом понимании начала
контрнаступления, как это было, допустим, под Сталинградом, не было, Оно
пошло как развитие контрударов. ..Когда фланги у противника были разбиты и
противник начал поспешно отходить, представилась возможность за счет
некоторых перегруппировок двинуться в центр... При переходе к контрударам и
в контрнаступление мы ни одного солдата, ни одной пушки, ни одного пулемета
в центральные армии не дали. А все наращивалось на флангах, потому что здесь
были главные группировки противника. И их мы хотели в первую очередь
измотать, обескровить, с тем чтобы выйти скорее флангами вперед и этим самым
поставить под угрозу центр".
Жукова спросили - нельзя ли разграничить во времени контрудар и
контрнаступление, провести между ними рубеж?
Он ответил:
"Его не было, такого резкого. Одно переплеталось с другим, одно
вытекало из другого. Я думаю, надобности в академическом разграничении
нет... Если бы противник оказал серьезное сопротивление нашим контрударам,
никакого контрнаступления не состоялось бы. Ставке пришлось бы
сосредоточивать новые силы и производить новые перегруппировки для того,
чтобы сломить сопротивление противника. Тогда мы не обошлись бы 1-й и 10-й
армиями..."
Вот как Жуков в своих воспоминаниях излагает последовательность
событий:
"29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив
обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал
внимательно, затем спросил:
- А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет
возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
- Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские
вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными
резервами за счет севернойи южной группировок своих войск, и тогда положение
может серьезно осложниться.
Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом...
Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о
начале контрнаступления и предлагает представить наш план
контрнаступательной операции. Утром 30 ноября мы представили Ставке
соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному
графически на карте с самыми необходимыми пояснениями... Я направил с планом
только коротенькую записку Александру Михайловичу Василевскому:
"Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину
план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было
приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой".
К графическому плану была приложена объяснительная записка, как Жуков
представлял себе проведение этих контрударов. На этом плане Сталин написал:
"Согласен" - и поставил подпись.
Вот такова правда о начале контрнаступления. Поэтому я так убежденно
говорю, что никто никогда не найдет ни в каких архивах гениальный план
Сталина по проведению контрнаступления под Москвой, о котором писал Ф. И.
Голиков, да и не только он один.
И инициатива контрударов, их замысел и осуществление принадлежат
Георгию Константиновичу Жукову.
Я вовсе не хочу вступать в противоречия с маршалом Василевским, который
в своих воспоминаниях пишет о том, что Ставка готовила контрнаступление.