Тут такой контракт! Такие деньги...
   И Голяк вытащил из папки пачку документов и потряс ею. Я могла на крови поклясться, что уже знала - с кем этот контракт и о чем.
   Так оно и было. Московская компания сотовой связи "Сотка" заключала договор о рекламном и информационном обслуживании с фирмой "Телескоп", входящей в холдинг "Голяк продакшн".
   Я незаметно включила в сумочке диктофон:
   - Простите, Рустам, а вы случайно не знаете, кто такой Калугин?
   ПО
   - С каких это пор рыженьких женщин стали интересовать такие фигуры, как Калугин?
   - С тех пор, как рыжие стали горничными. Пыль ли вытираю, цветы ли поливаю, только и слышу со всех сторон - Калугин, Калугин... Кто это?
   - Калугин - это босс. Взять твоего же Карачаевцева. Он думает, что он босс.
   А на самом деле сам давно сидит на крючке у Калугина. Василий думает, что он - начрев? Это Калугин - начрев, и от него зависит, чем Василий будет завтра. Цаплина считает, что у нее независимая газета? Это от Калугина зависит, какую дозу свободы дать ее "Тик-таку".
   Все! Лучше бы он о Марианне - ни слова!
   - А Марианнино ДТП - ваших рук дело?
   Голяк осоловело уставился на меня.
   - Это ведь ваш помятый "мере" стоит во дворе? И не отпирайтесь - вы же сами меня на нем вчера домой везли, никаких вмятин не было.
   На лице Голяка было такое неподдельное удивление и разочарование, словно вместо конфеты ему подсунули пустой фантик.
   - А пожар сегодняшний на Дворцовой набережной? А угрозы старикам? Для кого стараетесь квартиру заполучить? Для Пчелки на?
   Голяк вдруг разозлился:
   - А хоть и для Пчелкина. Услуга за услугу. Такой контракт даром, что ли, можно заполучить?
   - А то, что старуха задохнулась в дыму? А то, что Цаплина и Чичикова лежат в больнице? А то, что четверо стариков из коммуналки, которую вы с Зайчиковым расселили для начрева, погибли или пропали без вести?..
   - Ты кто?- набычился Голяк.
   - Ну уж никак не горничная!
   - А кто?
   - Журналистка! Из "Золотой пули".
   И так все это не спущу!
   Голяк секунду размышлял, а потом жарко зашептал:
   - Это не я. Это все Зайчиков. Я - только прикрытие. Все планы разрабатывает он.
   А за ним - Калугин. Генка давно в подручных у Калугина бегает. Я же сказал: Калугин - босс. А я? Я - мелкая сошка. Я всего-то и сделал, что велел попугать старух по телефону. И "мере" мой с утра Зайчиков себе брал для каких-то дел.
   Как я все-таки устала за эти дни. Как я хочу в отпуск.
   - Значит, так, Голяк!- Я встала из-за стола.- Если с голов стариков на Дворцовой набережной упадет хоть один волос - двадцать шестого покушения тебе не избежать, а уж чем оно закончится, я пока не знаю. И учти - все, о чем мы сейчас говорили, записывается.- Я показала диктофон.- А о том, что я сейчас здесь и именно с тобой, знает все Агентство; мало того, двое моих коллег сидят неподалеку, за соседними столиками...
   Я врала и завиралась, но никогда еще мне это не доставляло такого удовольствия. Я виделась себе крутым расследователем и любовалась собой со стороны.
   - Все. Живи пока...- Я взяла сумочку и вышла из клуба.
   ***
   Дорогу до Луги я проспала. Скрипка гнал машину что есть мочи, к счастью, машин на трассе было мало. Потом до Пскова мы мирно болтали, потягивая кофе из термоса, который предусмотрительно сунула мне в спортивную сумку Сашка.
   Все-таки до чего красива Псковщина. Мы ехали почти строго на юг. Миновали Остров, Пыталово, Опочку. В пышной зелени лесов уже начинала просматриваться грядущая осень. Сады ломились от невиданного урожая яблок, груш и слив. В палисадниках горели разноцветьем "бабушкины цветы": георгины, флоксы, астры. А Себежский район, наверное, один из самых красивых уголков нашей страны. Сплошные соединяющиеся озера, песчаные холмы, сосны.
   Во Пскове мы купили крупномасштабную карту области и теперь долго изучали названия деревень. Деревня Замогилье, исходя из данных местных топографов, располагалась на отшибе, в стороне от больших и малых дорог. На последней развилке мы еще раз сверились по карте и спрятали ее в "бардачке". Дальше предстояло преодолеть семь километров по раздолбанному проселку. Скрипка с тоской посмотрел на рессоры своей "девятки".
   - Надо было в Агентстве побольше взять на оперативные расходы,вздохнул он.
   - Сам бы себе и взял,- съязвила я, зная о патологической экономности Лешки.
   Когда до Замогилья оставалось полтора-два километра, на дорогу из леса вышел дед с корзинкой.
   - Отец, случаем Екатерину Раух из Замогилья не знаешь?- высунулся из окна Лешка.
   - Добросишь до деревни, покажу.
   Дед взгромоздил корзину рядом с собой на заднее сиденье. В ней под слоем папоротника проглядывали сыроежки и черноголовики.
   - Уже грибы пошли?- удивилась я.
   - Еще не пошли. Будут дожди, будет и гриб. А пока - сушь в лесу.
   Мы обогнули маленькое картофельное поле и впереди, за высокими деревьями, проступила крыша деревянного двухэтажного барака.
   - Ну все, приехали. Я здесь сойду, еще грибов по опушкам поскребу, а вам туда.
   - А в каком она доме живет?- уточнила я.
   - А там всего один дом. Все там и живут.
   ***
   Екатерина Ласловна оказалась пятидесятилетней женщиной с лицом, на котором еще просматривались следы былой привлекательности, но помятым жизнью, тяжелой работой, плохой едой.
   Она рассказала, как после продажи своей комнаты вдруг выяснила, что по документам надлежит ей жить не в отдельной однокомнатной квартире на Комендантском, а в деревне на Псковщине. Она взбунтовалась, пришла к руководителю фирмы "Хата плюс"
   Зайчикову, но Геннадий Петрович вдруг из интеллигентного человека превратился в откровенного хама и грубияна, стал ей угрожать. А тут она еще узнала о странной гибели и исчезновении своих бывших соседей.
   Екатерина Ласловна испугалась и, не собирая вещей, приехала в Замогилье. Тут и выяснилось, что таких обманутых бедолаг, как она, здесь под сто человек. Все прописаны в этой халупе, живут по несколько человек в одной комнате; перегородками служат старые простыни, натянутые на веревки.
   - А вы зачем приехали?- уже в который раз боязливо спрашивала Раух.
   - Да за тем и приехали, чтобы услышать весь этот ужас,- зло сказал Лешка.
   Солнце стояло высоко в небе. Стало жарко, и я сняла легкую ветровку. Реакция Екатерины Ласловны была неожиданной:
   - Валюта, а откуда у вас мой кружевной воротничок?
   Да сколько ж это будет продолжаться? Сейчас и эта женщина обвинит меня в воровстве?
   Скрипка посмотрел на меня подозрительно:
   - Да, откуда? У тебя не было такой блузки.
   - Блузку я купила перед отпуском в "Гостинке".
   - А воротничок?
   - А воротничок мне подарила одна хорошая женщина в Репино.
   - Какое совпадение,- улыбнулась Раух.- И мне мой воротничок тоже подарила очень милая женщина. Она какая-то родственница этому Зайчикову. Только в отличие от него - очень порядочный человек. Пока я ждала его, чаем меня поила, стихи читала.
   А потом, когда я похвалила ее рукоделие, решила подарить мне это кружево. Точно такое же. Только я, когда убегала из своей квартиры, никаких вещей, кроме носильных, решила не брать. Так и оставила на общей кухне на столе...
   - А потом появилась новая хозяйка большой квартиры, нашла кружево и пришила его на свою красную блузку,- пробормотала я.
   - Что ты сказала? не расслышал Скрипка.
   - Да нет, ничего,- отмахнулась я. Теперь мне стало понятно, почему рукава у моей блузки вдруг стали короткими. Я носила блузку Марианны, а она - мою.
   Теперь я хотя бы поняла, почему меня обвиняли в воровстве. Я снова подумала о Марианне. Мне почему-то было приятно, что у нас совпадали даже вкусы: мы обе любили красные блузки и кружевные воротнички.
   ***
   По дороге в Питер я думала о том, что про Голяка никому ничего не скажу. А уж он будет молчать - это я чувствовала наверняка.
   Но как быть с Ниной Викторовной? С этой милой, интеллигентной учительницей? Как объяснить ей, что ее племянник - последний гад на этой земле? И почему объяснить ей это должна именно я?
   ...Во Пскове мы сделали остановку. Возле дешевой кафешки была парфюмерно-косметическая лавка. Я раздумывала ровно секунду, а потом попросила импортный тюбик краски для волос под названием "Медь".
   - Зачем тебе? Ты и так - рыжая!- из-за плеча спросил удивленный Скрипка.
   - Хочу одной подруге подарок сделать.
   Мы с ней очень похожи. Как сестры. Мы даже одеваемся одинаково. Только она - не рыжая. Пока.
   Я как наяву представила себе рыжую шевелюру Марианны. Рядом - свою. Фоном почему-то была ее спальня. Тут же вспомнились строчки одного поэта:
   А волосы, как рыжий снег, летели На белую подушку за спиной...
   - Ну вот, еще на одну рыжую сумасшедшую ведьму в Питере больше станет,заключил Лешка.
   Права Нина Викторовна, все-таки Скрипочка действительно славный.
   ДЕЛО О КАЗНЕННЫХ БОМЖАХ
   Рассказывает Родион Каширин
   "Каширин Родион Андреевич, 35 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Ленинградское арктическое училище, работал радиотехником в поселке Диксон, там же - оперуполномоченным уголовного розыска. До прихода в "Золотую пулю" работал в частном охранном предприятии. Коммуникабелен, владеет навыками оперативно-розыскной работы, хорошо освоил азы журналистской деятельности. В то же время часто возникают проблемы с рабочей дисциплиной, имел нарекания от начальника отдела в связи с нарушением "штабной культуры"".
   Из служебной характеристики
   * 1 *
   Утро получилось серым и безрадостным, капли дождя с точностью метронома стучали по карнизам, и мир был соткан из печали и уныния. В такую погоду в голове блуждают мысли об отсутствии смысла в самой жизни. В это безрадостное утро и начались события, которые привели к тому, что мы избили Обнорского, попали в картотеку милиции как бомжи, а Спозаранник чуть не женился на жительнице горного кавказского аула, затерянного где-то очень высоко в горах. Но обо всем по порядку.
   Наш маленький коллектив отдела расследований сидел в кабинете> и ожидал Глеба Спозаранника, который отбывал повинность, связанную с присутствием на "понедельничной" летучке у Обнорского. У нашего минишефа с самого утра уже было совершенно испорчено настроение. Его преследовала группа маньяков.
   За день до описываемых мною событий ему на лобовое стекло машины прилепили каким-то суперклеем бумажку с таким же суперсодержанием: "Слушай ты, неверный гяур, жалкий верблюжий какашка, кончай свои писюльки, смотри допишешься! Женись на ней, а то зарэжэм!" Что это означало - Глеб не мог понять. С расстояния в десять метров видны были огромные буквы, написанные красным фломастером. Его жена, которая утром первой уходила из дома, увидела письмецо и встревожилась. Она вернулась домой и предложила вызвать милицию. Пришел участковый, осмотрел машину, спросил, где работает ее хозяин, хмыкнул, сделал какие-то выводы и порекомендовал обратиться не в милицию, а в автосервис. Спозараннику пришлось воспользоваться его советом, так как послание не желало отходить от стекла. Клей был отличного качества, злоумышленники постарались на совесть. В автосервисе около лобового стекла собрался настоящий консилиум из специалистов-маляров. Часа через два они вынесли вердикт: отклеить нельзя, сходит вместе со стеклом, поэтому надо менять всю "лобовуху". Спозаранник был очень расстроен, ведь эту "Ниву" он всего лишь месяц как купил у Обнорского.
   В десять часов Глеб вернулся с "летучки" и окончательно испортил нам настроение.
   Спозаранник рассказал, что Обнорский, оказывается, необычайно кровожадный человек, можно сказать, маньяк, возбуждающийся только при известиях об очередных заказных убийствах. На "летучке" Андрей, как обычно, обрушился на весь коллектив Агентства, прямо заявив, что если в городе ничего не случается, никого не расстреливают из пулеметов, не сжигают в машинах, не взрывают в офисах, не насилуют в лифтах, то виноваты мы. Дескать, хороший журналист всегда обнаружит парочку свежих трупов или группу изнасилованных в лифте.
   Наша беда заключалась в том, что вот уже целую неделю в городе ничего не происходило. Можно было бы сказать, что установилась мертвая тишина, если бы она, наоборот, не была такой живой. Ни одного убийства, да что там убийства - разбоев приличных и то не было. Преступный мир обленился и лишил нас информационных поводов.
   Спозаранник сидел мрачный, как грозовая туча, на его челе лежала печать обреченности. Он, как начальник, более всех остальных был повинен в отсутствии преступлений.
   После пятиминутного затишья мы стали свидетелями невероятных событий, в реальность которых вряд ли поверили бы, если бы не происходили они прямо у нас на глазах.
   Глеб встал, прошелся по кабинету, затем уселся прямо на стол, томно потянулся, развязал галстук, положил его в карман пиджака и спросил:
   - Скажите, а какая водка считается наиболее качественной? Чтобы утром голова не болела.
   Все, кто работал на компьютерах, прекратили стучать по клавишам, Зураб поперхнулся кофе, а я так просто впал в транс.
   Услышать такое от Глеба, это все равно, что увидеть купающегося инопланетянина у себя дома в ванне.
   - "Смирновская" - хорошая водка,- после долгого молчания пролепетал Шаховский. Его обычно уверенный, хорошо поставленный голос звучал весьма уныло.
   - Так может, мы... того, а?- спросил Глеб, разглядывая календарь с голой девушкой, висящий на стене. (Помню, он долго требовал, чтобы Зураб, хозяин плаката, его снял, утверждая, что на обнаженное женское тело можно смотреть только в том случае, если это тело собственной жены.)
   Мы были удивлены: высоконравственный Спозаранник, набирая скорость, летел к вратам ада. Грехопадение совершалось на наших глазах. Жил человек себе жил, не пил, не курил, женщинами (другими) не интересовался - и на тебе! Но в конце концов, у каждого из нас бывают минуты, когда хочется немного изменить себе, хоть на один вечер побыть совсем другим человеком. И именно в тот день у нас было что предложить мини-шефу для разнообразия.
   Описываемые мною события происходили пятого октября. Праздник, который приходится на этот день, отмечают немногие, но зато те, кто его празднует, отрываются на полную катушку. День рождения уголовного розыска профессиональный специфический сабантуй. Вечером мы были приглашены в один из отделов ГУВД на великую пьянку. Опера это наши постоянные партнеры, поэтому мы всегда поздравляем друг друга, тем более что Зудинцев и я тоже когда-то принадлежали к касте оперов.
   Спозаранник на наше предложение попьянствовать немедленно откликнулся. Сразу же после обеда мы покинули помещение Агентства, отправившись в магазин покупать подарок. Правда, Шаховский выразил сомнение, что на такой праздник вообще положено что-то дарить. Он и ехать-то не хотел с нами, но мы его убедили, сказав, что это нужно по политическим и дипломатическим причинам.
   * 2 *
   В шесть часов вечера мы уже находились в небольшом кабинете уголовного розыска. За двумя сдвинутыми столами уместилось десять человек. Вынув листы из какого-то уголовного дела, мы расстелили импровизированную скатерть. Через несколько минут вся полезная площадь столов была занята баночками, бутербродами и бутылками, на бесполезной же остался стоять телефон, вилку которого вынули из розетки, чтобы не мешал.
   - Приступим,- предложил, потирая руки, высокий и могучий оперуполномоченный Скрябин, зимой и летом ходивший в бейсболке. Это был веселый и общительный человек, совершавший по отношению к нам просто святые поступки. Не было случая, чтобы он нам отказал в какой-нибудь просьбе. Как-то раз, когда мы попросили дать фотографии преступников, он предложил нам порыться у него в шкафу и забрать все, что нам надо. Мы тогда немедленно воспользовались столь щедрым предложением и вынесли половину содержимого шкафа. На следующий день он прибежал к нам в Агентство и, ужасно волнуясь, пожаловался, что его посадят, если он не вернет в папку с документами какой-то секретный приказ, рожденный в недрах министерства. Оказалось, что унесенный нами документ является носителем не исключительной глупости, как мы вначале подумали, а наоборот - исключительной важности. Я до сих пор помню его содержание: "В связи с терактами, произведенными в США, разыскиваются два лица арабской национальности. Приметы: лица смуглые, глаза темные, волосы черные, прямые".
   Пьянка началась. Сначала опера с подозрением поглядывали на Спозаранника, зная по нашим давним рассказам, что сей примерный семьянин не пьет, не гуляет и даже матом не ругается. Но потом привыкли и перестали на него коситься. Шаховский тоже вначале чувствовал себя не в своей тарелке, но и на него подействовала атмосфера дружелюбия, он успокоился и перестал смотреть на ментов, как на своих давних врагов. Меня немного беспокоило то, что Спозаранник, на мой взгляд, слишком часто опрокидывал в себя огненную воду. С нетренированным человеком при такой частоте возлияний случаются всякие неприятности. К девяти часам вечера все уже были хорошие, а Спозаранник, как я и опасался, почти перестал контролировать ситуацию. Его голова объявила суверенитет от тела. Теперь эти две части Спозаранника существовали автономно друг от друга.
   Как это всегда бывает, к четвертому часу празднования начались профессиональные беседы, которые плавно перешли в спор.
   Опера утверждали, что журналистское расследование по своей сути - это не что иное, как слитая журналистам кем-то из ментов информация. А сами "журналюги" не могут ничего, кроме как бегать по отделам милиции с протянутой рукой. Мы возмутились, ответив им, что, наоборот, это они, менты, ничего не умеют. И тут произошло то роковое событие, которое разделило все события на "до" и "после". Опьяневший Глеб заплетающимся языком предложил пари:
   - Вы даете нам любое уголовное дело, а мы его раскрываем. Спорим?
   - На что?- оживились менты. Они знали, что у нас хорошие оклады.
   Шаховский, наименее из нас пьяный, попробовал вмешаться, но у него ничего не вышло. Опера, почувствовавшие возможность заработать, предложили следующее:
   - Нас тут пятеро, и вас столько же, вот и поспорим на зарплату друг друга. Если вы в течение месяца не раскрываете преступление, то отдаете нам "бабки". А если "поднимаете глухарь", то мы вам отдаем. Идет?
   К сожалению, среди нас не нашлось достаточно трезвого человека, чтобы вовремя вмешаться и пресечь праздник безумия. Шаховский не в счет, потому что его вялые попытки остановить Спозаранника сводились к тому, чтобы повысить ставки, а не пресечь сам спор. Поэтому пари были заключено.
   Менты страшно радовались и говорили о каких-то убийствах бомжей.
   Завтра кто-нибудь из нас придет к вам и сообщит, что именно вы должны раскрыть,- сказал Скрябин.
   - Не забудьте материалы дела принести,- напомнил им Зудинцев.
   * 3 *
   В одиннадцать часов вечера мы стояли перед зданием ГУВД. Спозаранник в очередной раз всем доказал, что он большой оригинал. Оказавшись на свежем воздухе, он вместо того, чтобы немного протрезветь, сделал попытку лечь на тротуар и уснуть. Но мы не бросили его в тот трудный для него момент.
   - Кто куда?- спросил Шаховский, глядя на часы.- Если вы не против, то я на Васильевский, меня там дама сердца ждет.
   И Шаховский покинул нас, поймав такси, а мы остались втроем (плюс маловменяемый Глеб). Словно новорожденный, он сладко посапывал, поддерживаемый мной и Зудинцевым. Время от времени, он вытягивал губки и сладко чмокал. В эти мгновения он был похож на муми-тролля. Гвичия вдруг заявил, что его ждет некий источник, с которым он договорился встретиться в полночь под Дворцовым мостом. Такой наглой лжи я еще в своей жизни не слышал. Тем не менее и Зураб покинул нас. Нам же не оставалось ничего другого, как сопровождать минишефа домой на улицу Руднева.
   В пятую или шестую остановленную нами машину нас наконец посадили (первые не сажали нас из боязни, что "ваш алкаш весь салон заблюет"). Когда мы высадились, то поняли, что нам придется доставлять нашего шефа до квартиры, так как он хоть и мычал в ответ на наши вопросы, но местность не узнавал. Решив, что обоим подставляться под справедливый гнев его жены нам не стоит, мы бросили жребий. Вышло, что я жду внизу, а Зудинцев транспортирует тело наверх. Мой напарник попробовал, но не смог. Оказалось, что пьяный Спозаранник весит больше, чем трезвый.
   Мы дотащили его до дверей и, прислонив к стене, добились, чтобы он находился в вертикальном положении. Когда мы собрались нажать кнопку звонка, дверь неожиданно открылась, и мы увидели его жену. Она с интересом нас оглядела, потом сказала:
   - Придется его кодировать.
   Мы с Зудинцевым переглянулись, не поняв ее высказывания.
   - Транспортируйте,- сказала она и посторонилась.
   Мы внесли тело в квартиру и положили на диван. Глеб пробормотал: "Почкование производится по весне всеми фибрами у жаб", свернулся калачиком и вырубился окончательно.
   - Спасибо вам, ребята. Проходите на кухню, я вас хоть чаем напою,сказала добрая жена Спозаранника и ушла, а мы прошли на кухню.
   Надо сказать, что на доставку Спозаранника у нас ушли последние силы. На кухне, в тепле, нас начало развозить. Зудинцев достал из-за пазухи почти полную бутылку водки. Взяв со стола два стакана, мы вновь употребили.
   - Может, пойдем?- предложил Зудинцев.
   - Конечно, надо идти,- ответил ему я.
   А вот дальнейшие события каждый из нас впоследствии рассказывал по-своему. Я могу изложить только свою версию.
   Требовалась закуска, и Зудинцев полез в холодильник. Он достал полпалки копченой колбасы, банку грибов и сыр.
   - А Спозаранники грибы едят?- спросил я.
   - Если бы Спозаранники грибы ели, то они их давно бы съели, а так как они их до сих пор не съели, значит, они их вообще не едят!- провел журналистское расследование Зудинцев.
   - Логично,- согласился я и вскрыл банку.
   Вообще Глебу следовало опечатать холодильник, ведь у него есть печать. Даже странно, что у Спозаранника дома есть неопечатанные предметы без инвентарных номеров.
   Жена Глеба пришла на кухню, когда мы уже допили бутылку. Она была очень тактичной и незлой женщиной, поэтому она не ругалась, а, наоборот, спросила, можно ли нам уже стелить. Мы начали отказываться, но она и слушать не хотела: дескать, нас в таком состоянии упекут в "каталажку". Как получилось, что мы остались у него ночевать, сам не понимаю.
   Утром Надежда начала нас будить на работу. Это оказалось очень трудным и неблагодарным занятием. Только наша, российская, женщина способна на такие подвиги.
   Будить трех пьяных мужиков - это не в горящую избу входить и не какую-то там лошадь останавливать. Зудинцев лепетал что-то про "оперативные обстоятельства, которые вынуждают его поспать еще часок, а потом, мол, источники сами придут к нему", а Спозаранник минут десять разглядывал нас, наверное, не понимая, как мы оказались в его квартире. Самым дисциплинированным оказался я. Мне потребовалось всего полчаса, чтобы умыться и одеться.
   Когда мы завтракали, Надежда по-медицински отчитывала мужа. Из ее слов мы узнали страшную правду. Оказывается, Глеб Спозаранник со страшной скоростью спивается. Он постоянно приходит домой пьяный и очень поздно, иногда даже после восьми часов вечера. Глеб сидел, опустив голову, и даже не пытался защищаться.. Ему было очень стыдно. Нам тоже было стыдно, мы чувствовали себя искусителями, прислужниками дьявола, ворующими из семей души святых отцов (то есть, мужей). А потом мы узнали самое главное: вчерашнее нетрезвое пришествие Спозаранника было действительно не первым, а (о ужас!) вторым! Тут нам стало смешно, и мы покинули гостеприимную квартиру.
   * 4 *
   Ровно в десять пришли оперативники Скрябин и Голубко. Гаденько улыбаясь, они положили на стол папку, пожелали нам успехов, спросили, какого числа у нас зарплата, и ушли. Вот и все.
   А мы остались думать. Зудинцев взял в руки папку и начал изучать ее содержимое.
   Мы попросили его делать это вслух.
   В общем, получалась следующая картина.
   На Васильевском острове в течение трех недель произошло три убийства бомжей. Последнее было совершено первого октября.
   Все они умерли от множества ножевых колото-резаных ранений. Личности двух первых убитых не установлены, третьим был спившийся житель поселка Торфяное. Свидетелей никаких нет, зацепок тоже. Известно точно лишь одно: последний убитый за несколько часов до смерти звонил своей бывшей жене, хвастался, что у него теперь много денег, и тут же жаловался, что якобы за ним следят, просил разрешения прийти. Но жена, зная, что ее бывший муженек последние пять лет питается на помойках, слушать его дальше не стала и бросила трубку. В папке была копия протокола ее допроса. Получалось, что кто-то мочит бомжей для собственного удовольствия, этакий "хищник". Но был и другой вариант. Если принимать во внимание последний телефонный разговор бомжа, то можно предположить, что они где-то что-то украли и на них охотились с целью вернуть деньги или отомстить.
   Каких-то особенных идей ни у кого из нас не возникло, вдобавок ко всему мыслительный процесс невероятно усложнялся тяжелейшим похмельем. Спозаранник скромно сидел в углу, разглядывая носки своих ботинок. Ему было стыдно смотреть нам в глаза. С утра наш маленький коллектив уже высказался относительно пагубного влияния алкоголя на молдаванский организм многодетного журналиста.
   - Ну что вы молчите, господин сыщик?- обратился к нему Зудинцев.- Ты все это затеял, а теперь молчишь?! Рожай идеи. Предлагай что-нибудь. Это же надо, блин, поспорить с операми на всю зарплату...