Тогда мы путешествовали по побережью Белого моря. По тем местам, где редко можно было видеть людей. Зато случалось увидать своими глазами такое, чему, если не видал сам, а от кого-нибудь услышишь – не веришь.
Самый поразительный был случай с
Каменной Книгой.
О ней ходили легенды. Даже и из местных немногим довелось повидать ее. Причем и эти редкие очевидцы не могли показать к ней дорогу. А может быть и просто не хотели.
Что ее искать? – говорили. –
Индель-долинапокрыта всегда туманом. И это марево не озерами стоит – все течет... Никто не может описать достоверно, как выглядит огромное заболоченное пространство. Никаких дорог нет. Заблудишься в тумане да сгинешь в топях.
А
Книга? За что только ее так прозвали. Лешачье сооружение – одни камни. Кому, зачем и когда понадобилось выводить ими на берегу моря хитрую загогулину?
Знак, вы думаете? Так ведь ее не видать ни с берега, ни с воды. Разве только если случайно подойдешь к ней вплотную.
Правду говорят, верно: жили в наших местах до Потопу богатыри-великаны. Силушки девать было некуда – и вот они валуны ворочали...
Мы шли с Учителем к морю, ориентируясь по слабому ветру. Под сапогами похлюпывало. Матовое марево вокруг позволяло видеть хорошо, если на пять шагов. [Арконов добивался от меня толку в различении местной разновидности травы Белоус – она произрастанием своим показывает, на какие кочки на болоте можно ступать, какие же наоборот надо обходить подальше, «чтобы не достаться Болотнику». Но я давно как потерял соображение от усталости. Изводила мошка... Единственное, на что еще хватало меня, так это ступать за Учителем строго, как он наказывал, след во след...]
Часто приходилось усаживаться, найдя надежную кочку, и ожидать, когда сгустевший туман рассеется хоть немного. Горячий кофе у меня в термосе давно кончился, несмотря на то, что Тихон, отклоняя настойчивые приглашения, не пил его ни глотка.
[Здесь, в топях Индель-долины, я в полной мере сумел почувствовать как согревает и восстанавливает силы упражнение «Чаша», в могущество которого раньше не вполне верил.]
Туман как будто остановился у какой-то границы. Несколько шагов, и вокруг – такие же точно травы, но белое одурманивающее марево клубится медленно позади. Солнечные лучи заливают захватывающий дух простор побережья сквозь низкие, быстро бегущие облачка.
– Направо, – неизвестно по чему определил Тихон. – Будем идти вдоль берега, не приближаясь особенно к нему, чтобы быть повыше, а ты посматривай в бинокль. Чем раньше узнаем, что впереди Глубинная Книга, тем лучше.
–
Глубинная? – переспросил я.
– Да, называли ее и так... Некогда, разбирая записи сказаний о ней, дали и неправильную огласовку сего названия:
гОлубиная Книга. Это и прижилось. Ибо: Голубь – Дух. А значит Голубиная книга – книга духовная. Так именно ведь и есть. В былинах про нее сказано:
Упала с неба Книга великая, Голубиная...
А по ее страницам царь ходит – знаки читает.
Все точно!... Отсюда, кстати, и происходит выражение
царский путь. Царь – это иносказательное именование волхва высшего посвящения. Так величали
власть имущего над Глубинами. Это ведь не случайно – заметь – те трое, что первыми явились поклониться Младенцу, и принесли Ему дары-знаки – преданием и Евангелиями именуются то
волхвы, то –
цари.
Наверное, мы шли вдоль берега уже около получаса, как Цейс мне показал вдали беспорядочную (так выглядело сначала издали) россыпь каменных глыб.
Их цвет – белый – был резко отличающимся от всего вокруг. Они как будто и вправду появились тут ниоткуда, упали с неба...
И – чувствовалось каким-то образом даже на расстоянии – глыбы эти заглублены в землю. Они отнюдь не
лежалина земле, они – ощущалось ясно – имеют мощные
корни, подобно тому как зубы вкоренены в челюсти. [И это вызывало такие мысли: слой почвы, из под которого выступают лишь маковки великанов – скрывают ли под собой равнину таких же белых камней, меньших по высоте? И что она представляла в давно прошедшие времена: дно морское? безжизненный простор мертвого, лишь обдуваемого чередующимися бризами плоскогорья?]
– Приляг, – неожиданно резко и тихо сказал Арконов.
Я повиновался мгновенно: команды Учителя спасали иногда жизнь – опыт у меня был.
Мы подобрались ползком к вершине холма, низкого и пологого, на который начинали тогда всходить. Пристроив Цейс между серыми угловатыми
[1]камнями я продолжал рассматривать удивительное Сооружение. Теперь я замечал строгий, ритмический порядок размещения валунов...
Изображение дрогнуло.
В этой дикой, как бы само собою принимаемой за
пустынюместности – были мы не одни.
Человек... нет, двое, обнявшиеся, неподвижно стояли около внешней границы Книги.
И вот они разжали объятия, разошлись.
Женщина удалялась в противоположную от моря сторону, не оглядываясь. Ее одежда и облик были типичны для этих мест. [Косы, темные, до середины спины, перехватывала раскрашенная веревочка. Они все время раскачивались и подскакивали при ходьбе.] Хрупкую фигурку поглотил туман меж дальних возвышенностей...
Мужчина [светлые короткие волосы, серая штормовка, джинсы, застиранные до голубизны], мне казалось, начал
обходитькаменное сооружение. Но это было не так. Он медленно углублялся
внутрь, в Книгу – последовательно продвигаясь по коридору, что образовывали витки выложенной из валунов спирали.
Он приближался к центру, описывая все уменьшающиеся круги.
Его движения становились медленными и плавными.
В них проступало нечто... невероятное. Будто я наблюдал не идущего медленными шагами – а стелящегося в беге. Но он перемещался
не быстро. И если это был бег, то такой, каждое мгновенье которого как-то непостижимо... растягивалось.
Словно посреди Камней время текло иначе.
[Или – приведем другое сравнение – парень передвигался так, будто постепенно становился более легким и соразмерно менее сильным. Все менее притягивался землей но и слабее отталкивался при ходьбе...]
Мощное увеличение позволяло наблюдать
этово всех подробностях. Но зрелище становилось настолько необычайным, что я не верил глазам. И возникало нелепое желание протереть окуляры. Благо, я не поддался. В следующие секунды произошло главное.
Идущему оставалось немного до Центрального Камня. Спиральная дорожка упиралась в него, завершалась им.
Я наблюдал это сближение безотрывно, с затаенным дыханием.
Особенное– подсказывало мне что-то – произойдет вот сейчас.
И вот его серая штормовка наплывает на белый камень... быстро уменьшается в размерах... и тонет в нем. Так исчезает с глаз под водой предмет, если ты роняешь его с моста.
Исчез... Перед глазами только пустынная земля. Выложенная по ней Спираль. Облачные тени скользят... Будто никого живого и не было посреди Камней от самого Дня Творения.
Не помню, как вскочил на ноги. Одним движением сбросил мешающие рюкзак с курткой – и побежал. Такой был безотчетный порыв. Перед глазами еще стоял плывущий над землей в «замедленном» беге... канувший затем в Камень.
В сознании прошло все, рассказанное мне когда-либо Тихоном о
странниках по Глубинам, о
людях Каменной Книги.
Это – Посвящение, думалось... Если только у меня хватит сейчас решимости.
И вот уже бегу по Спирали. По правую и по левую руку мелькали неправильные белые купола, видимые чуть сверху.
[Словно парю над храмами...]
Интересно – вспыхнуло на долю секунды – из-за границы Книги я выгляжу сейчас как?...
замедленным?
Величественный осевой менгир приближался. Еще немного – и Дверь должна была отвориться мне.
В последний миг непроизвольно выбросились вперед руки...
Увы!
Жесткая бугристая поверхность, врезываясь, ободрала ладони. Я крепко «приложился» лбом и щекой. И, не удержав равновесия, кувырнулся через подвернувшийся малый камень.
Безжалостный Арконов смеялся...
Впрочем, как это ни покажется странным, противное состояние обиды на все и вся испарилось от этого смеха быстрей, чем если бы Учитель начал выражать соболезнования.
[Запомнилась такая картина: смеемся, сидя посреди камней Книги. Тени облаков летят, быстро, наискось к морю...]
– «Возлюбленные! Во имя Свободы я вам говорю: Пробуйте!» – процитировал Тихон, кажется, Сен-Жермена.
– Но помните: для успеха пробы не достаточно бывает увидеть, что кто-то смог, – продолжил он уже
своеймыслью. – Когда ты это видишь, что кто-то смог, ты уже не первопроходец, опыт совершения невозможного от тебя ускользает. Проигрывает
личная сила, не нарабатывается непосредственное, изнутри, из Духа, идущее. Сказано Фоме: «ты уверовал, ибо видел – блаженны же есть не видевшие и, однако, уверовавшие».
– Пойми, – продолжал он, улыбаясь, чуть позже, дав мне возможность «переварить» уже сказанное. – Бога родила
Дева, а не жена. Истина не зачинается извне, а восходит из глубины, из Духа. Зачатие по опоре на
внешнеесуть порочное, и рано или поздно этот порок обнаруживается и подводит. Истина – Сама Истина – не доказуема никакими внешними фактами. Напротив, только прозрение в Нее, в глубину, позволяет в полноте понять всяческий внешний факт. И открывает тебе неизведанные возможности... Сказано: «И Им же вся быша».
Такое было для меня уже слишком. Я поспешил перевести беседу в область конкретного.
– Как же обрести внутри, в Духе, это особое состояние... чтобы мне войти в Дверь?
– Прочти, – загадочно молвил Тихон.
– ?
– Разве ты позабыл, что это все – КНИГА?
Он сделал широкий жест, обнимая Камни вокруг.
– А книги надо
читать... А эту – еще и
петь. Ведь буковки ее есть одновременно
нотные знаки.
Книга передает
сведения, делающие тебя в
едом Глубин. Она же сообщает и
настроение, песню, с которой только и можно ступить в Глубины.
Ты этого не мог слышать на расстоянии: тот, когда он бежал – он пел. И он читал, как по нотам, последовательно продвигаясь вдоль знаков.
И становился легче и легче...
– О каких знаках ты говоришь? Ноты... Буковки...
– Они запечатлены в Камнях.
– Я не заметил, чтобы на них было что-то написано.
– Не «на»: «в».
–??
– А когда ты бежал, – Тихон осторожно наклонился ко мне – ты... не
видел?
Я бы посчитал это розыгрышем, если бы не спокойный, тихий голос Учителя. Я знал его уже хорошо в то время. Не обделенный некоторым артистизмом, он, однако, когда говорил серьезно, произносил слова почему-то почти что без выражения. И так я различал у него серьезное от безобидных подколок, на которые Тихон бывал горазд, пытаясь иногда наивно уловить меня в шутошные сети нагнетанием пафоса. [А может это был его
методсообщать прививку от пафосного сектантства?]
Теперь же он говорил серьезно. Он словно спрашивал: проснулось ли уже в тебе
это?
Я «покрутил назад ленту воспоминаний», как он обучил меня. Медленно поплыли перед внутренним взором в обратном направлении купола-Камни... Нет, сознание мое не отметило, пока я бежал, каких-либо знаков. Однако я теперь улавливал ритм, в котором чередовались Камни Спирали: крупный – не особенно крупные – снова крупный... И это был скорее ритм
песни, чем жестко повторяющегося
орнамента.
Как смог, я пересказал Учителю зыбкое впечатление, высвобожденное «обратной прокруткой» из неосознаваемой памяти.
– Ты кое-что рассмотрел, – оживился Тихон. – Но главное остается для тебя пока скрыто.
Оси, сердцевины этих Камней несут знаки, как бы
светящиеся. И даже несколько уровней таких знаков. Я
вижунекоторые из них, но не все.
Древнейшие умели напечатлевать руны в сердцах камней. Способность их
читатьсохранилась у немногих и до сего дня, искусство же
начертаниясердцевинных знаков совсем утрачено.
[Впрочем... Не говори «совсем»,
никогда не говори «никогда»– валлийская (староанглийская) поговорка. Самоназвание этого однокоренного русам народа – валы (в
алуны) – и означало на древнем языке, не требующем перевода для современного русского:
люди Камня.]
– Мне доводилось видеть Критские спиральные храмы, – продолжал Тихон. – Их капители разрушены, и открывается иногда вид сверху.
Там каждая колонна –
вертикальная книга... Заметь: Крит – остров. А эта наша Спираль, и прочие такие сооружения – располагаются около морского берега. Наидревнейшие Каменные Книги теперь затоплены, и светят своими сердцевинными знаками под водой... Улавливаешь ли общее?
– Океан...
– Ага. Преграда, разделяющая пространства суши. Древние не любили беспокоить Силу, если этого можно было не делать. Они предпочитали доходить ножками туда, куда можно было дойти. А вот
на границах стихийили же в предгорьях,
около неприступных хребтов– стоят не сокрушаемые даже временем мегалиты. [
Знакамистоят, силой знаков. Складывающиеся из них слова, видимо, тверже камня. Древние понимали это
буквально. И заповедали нам как
азбучную, в прямом смысле, истину. «Рцы» – «Слово» – «Твердо»... Буквы-камни, складывающие стену.]
– Но это было ведь не только транспортным средством...
– Да. Глубина,
Альва, находится вне
Времении Пространства. Каменные сооружения были также средством транс-Временным. И то-то до сего дня видят около них то всадников, то машины будущего.
Будущее было открыто прошлому через Камень
[2]. Древнейшие имели ясное представление о Спасителе Иисусе Христе за многие тысячелетия до Его Рождества. Потом, когда
люди Каменной Книгиудалились от мира, став тайным орденом, великое это Знание начало вырождаться.
Ветхий Заветиудеев предсказывает о Сыне Божием гораздо менее внятно
[3], чем более древняя
Бхавишья Пуранаиндусов
[4]. А эта последняя, в свою очередь, уступает в точности пророчеств о Спасителе
Зороастрийскому эпосу
[5]. Еще дальше в прошлое –
Знаковая (Влесова) Книгарусов
[6],
первоисточная версиякоторой писалась именно здесь, в этих землях, некогда примыкавших к Арктическому Материку... Словом, ты понимаешь, какая это была огромная сила – Камни.
– Да...
– И вот поэтому люди Каменной Книги ушли из мира, чтобы он, мир, не провалился в себя, не заблудился бы в своих собственных временах и пространствах. Они побеспокоились о том, чтобы
странствия по Глубинамвоспринимались непосвященными лишь как миф. Чтобы они даже и не искали Дверь.
И строили для отвода глаз некоторые Спирали без осевого менгира – стены без дверей... А дикие племена копировали позднее сооружения Древних, надеясь приманить защитные силы на свою землю. Все настоящие Спирали хорошо спрятаны, и кто теперь поверит, что можно...
– Я видел и могу написать об этом.
– А
тебекто поверит? Только прослывешь фантазером. Вот если читают описания того, как в Тибете такой-то просветленный лама вошел на глазах собравшихся в храме в каменную статую Будды, обходя ее по спирали, это еще имеет кое-какие шансы.
[7]Потому что –
ого, Тибет!«Там чудеса, там
ламабродит»... В импортных просветленных почему-то верят легко. А в своем отечестве – .
– Кому дано, тот поверит. А прочие посчитают: это вроде того что
метафора. Непроницаемое для профанов откроется посвященному. Так можно и написать...
– Пиши, – поддерживает Арконов шутливый тон, думая, вероятно, уже о чем-то другом. – Писателям, говорят в народе, закон не писан.