Моррис Уильям. Повесть о Сверкающей Равнине, что звалась также Землей Живущих и Полями Бессмертных

   Тогда Халльблит воспрял духом, и ударил в ладоши, и запел древнюю песнь своего народа, там, среди скал, где нечасто звучали песни людей:
   Куда и откуда ты,
   прадедов птица?
   В какой стороне
   побывала, скажи?
   В полях, где дружинам
   назначено биться,
   Где ратные шлемы
   сверкают во ржи?
   Несешь ли рассказ
   о народе бесстрашном,
   О залах, где копья
   сверкают в тени,
   Где крыльями бьет
   черный ворон на башне,
   И чествует песней
   грядущие дни?
   С рассветом мужи
   выступают в дорогу,
   Покуда в траве
   серебрится роса,
   Мчат кони на рокот
   призывного рога,
   И в сумраке крепнут
   ветров голоса.
   О прадедов птица,
   над кряжем взлети ты,
   На недругов рати
   взгляни с вышины.
   Вить воронам гнезда
   на поле убитых,
   Птенцам станут братьями
   клана сыны!
   И зашагал Халльблит вперед, высоко вскинув голову, а вороны летали над ним, громко каркая, словно отвечали на его песню по-дружески.
   Вскорости после того тропа резко свернула в сторону, к утесам, и пилигримы изрядно опешили, но Халльблит побежал вперед и увидел, что в стене камня разверзлась пещера, и к ней подводит дорога: так что юноша обернулся и окликнул своих спутников, и те ускорили шаг и вскорости оказались перед входом в пещеру, во власти радости и сомнения, ибо подумали, что, вероятно, достигли врат Сверкающей Равнины, но, может статься, что и врат смерти.
   Удрученный пилигрим повесил голову и молвил:
   - Уж не подстерегает ли нас новая ловушка? Что станем делать? Ждет ли тут что иное, кроме смерти?
   Отозвался Старейший из Старцев:
   - Разве смерть не подступила уже и справа, и слева, ровно так же, как измена окружает трон короля?
   А второй подхватил:
   - Да, мы - словно воинство, для которого нет иного пути, кроме как через вражеские полчища.
   Но Халльблит рассмеялся и ответствовал:
   - Так что же вы оробели? По мне, ежели здесь смерть, так скоро же закончились мои поиски.
   С этими словами он первым вошел во тьму пещеры, и едва люди оставили за спиною свет дня, вороны с карканьем закружились над утесом. Пещера поглотила дорогу, и день, и ход времени утратили для странников смысл; но они шли вперед и вперед, выбиваясь из сил, едва передвигая ноги, однако отдыхать не решались, ибо позади ждала смерть. Порою казалось путникам, что слышат они шум воды, и иногда - пение птиц; а Халльблиту мерещилось, будто зовут его по имени, и тогда подавал он голос в ответ; но, едва затихало эхо, снова воцарялась тишина.
   Наконец, когда, передохнув малость, они снова побрели вперед, Халльблит воскликнул, что в пещере сделалось светлее, так что путники заторопились дальше, а свет становился все ярче, и со временем странники снова смогли видеть друг друга и смутно различили очертания пещеры, убедившись, что просторна она и высоки своды. Еще несколько шагов - и лица обрели белизну, а взгляд рассмотрел трещины в камне и гирлянды летучих мышей у самых сводов. И вот подошли они к месту, где, сквозь брешь над головами, в пещеру струилось яркое сияние дня, и ло! - там синело небо и шелестела зеленая листва.
   Измученным путникам показалось, что непросто будет выкарабкаться наружу этим путем, в особенности Старцам, так что они прошли чуть дальше, поглядеть, не найдут ли чего лучшего, но, обнаружив, что далее свет дня снова меркнет, возвратились к бреши в сводах, чтобы не тратить силы и не погибнуть в недрах горы. Так что с превеликим трудом они подсадили наверх Халльблита, пока тот не взобрался сперва на уступ в каменной стене, а затем, где при помощи силы, а где и ловкости, выбрался сквозь дыру в сияние дня. Оказавшись снаружи, он сплел веревку из пояса и обрывков одежды, ибо всегда был искусным умельцем, и соорудил нечто вроде ремня, и сперва втянул наверх удрученного пилигрима, телом легкого и гибкого; а затем они двое втащили и Старцев, одного за другим, пока все четыре не выбрались снова на поверхность земли. А оказались они на склоне огромной горы, каменистой и крутой, но тут и там зеленели кусты, что несказанно обрадовали странников каменной пустоши. Горный склон плавно понижался, переходя в зеленое разнотравье, и Халльблит нимало не сомневался, что перед ним - приграничные пределы Сверкающей Равнины: более того, показалось ему, что вдалеке белеют стены Окраинного Дома. Об этом он и поведал пилигримам в нескольких словах; а затем, пока те распростерлись на земле, рыдая от радости, в то время как солнце склонилось к закату и сгущались сумерки, юноша прошел немного дальше и внимательно огляделся в поисках воды и какой-никакой снеди; и вскорости чуть ниже по склону набрел он на место, где из-под земли бил родник и убегал к равнине; а вокруг в изобилии росла зеленая трава и небольшие заросли кустарников и плодовых деревьев-дичков. Так что юноша зачерпнул воды и сорвал несколько диких яблок, оказавшихся малость послаще кислицы, и снова поднялся на холм, и привел пилигримов к этому горному постоялому двору; и пока те утоляли жажду, нарвал им яблок и куманики. Ибо воистину казалось, что странники обезумели и потеряли рассудок от чрезмерной радости: словно заключенные, много лет проведшие в тюрьме и от мира людей отвыкшие. Незамысловатая пища малость подкрепила их, и вода в изобилии тоже, и поскольку уже настала ночь, не было смысла идти дальше; так что путники уснули в тени боярышника.
   _Глава 18. Халльблит живет в лесу в одиночестве.
   На следующее утро поднялись они спозаранку, и подкрепились помянутой лесной снедью, а затем торопливо спустились вниз по холму, и в ясном утреннем свете Халльблит убедился, что не ошибся давеча и Окраинный Дом в самом деле виден в дальнем конце зеленой пустоши. Об этом он и поведал пилигримам, но те молчали и ничего не слушали: ибо нашел на них страх, что умрут они прежде, чем вступят на благословенную землю. У подножия горы путь им преградила речка, глубокая, но неширокая, с низкими, поросшими травой берегами, и Халльблит, замечательной силы пловец, помог спутникам перебраться без особого труда; и ступили они на травы отрадной пустоши. Халльблит глянул на стариков, подмечая, не обнаружит ли перемены, и померещилось юноше, что те уже окрепли и поздоровели. Но ни словом он про то не обмолвился, а зашагал дальше, прямиком к Окраинному Дому, так же, как давеча уходил прочь. И так поспешали странники, что вскорости после полудня подошли они к двери. Тогда Халльблит взял рог и затрубил в него, а пилигримы стояли рядом, шепча:
   - Это Земля! Это Земля!
   И вышел к дверям Смотритель, одетый в алое, и старец подступил к нему и спросил:
   - Это ли Земля?
   - Какая еще земля? - отозвался Смотритель.
   - Это ли Сверкающая Равнина? - вопросил второй пилигрим.
   - Да, воистину так, - ответствовал Смотритель. И молвил удрученный муж:
   - Ты отведешь нас к Королю?
   - Вы предстанете перед Королем, - заверил Смотритель.
   - Когда, о, когда? - воскликнули хором все трое.
   - Завтра поутру, может статься, - молвил Смотритель.
   - Ох, кабы завтра уже настало! - воскликнули они.
   - Настанет, - заверил человек в алом, - заходите в дом, ешьте, пейте и отдыхайте.
   Гости вошли, и на Халльблита Смотритель не обратил ни малейшего внимания. Они утолили голод и жажду и пошли спать, и Халльблит расположился на откидной кровати тут же в зале, а пилигримов Смотритель увел куда-то еще, так что, улегшись, Халльблит их уже не видел; что до него, юноша крепко уснул и обо всем позабыл.
   Поутру проснулся он свежим и исполненным сил; и заметил, что руки и ноги его гладки, холены и красивы; и услышал, как рядом в зале кто-то беззаботно и радостно распевает, заливаясь соловьем. Халльблит спрыгнул с постели, дивясь со сна происходящему, и отдернул занавеси откидной кровати, и выглянул в зал, и ло! - на возвышении восседал человек зим тридцати с виду, статный, пригожий, с золотыми волосами и глазами серыми, как хрусталь, и гордый облик его дышал благородством; а подле сидел еще один, примерно того же возраста, сильный и крепкий, с короткими вьющимися каштановыми кудрями, с рыжей бородой и румяным лицом; воин, судя по обличию. И, наконец, взад и вперед по залу расхаживал юноша, помоложе тех двоих, высокий и хрупкий, черноволосый и темноглазый, ну ни дать ни взять влюбленный мечтатель; он-то и распевал обрывок песни, грациозно вышагивая по залу: а куплеты звучали так:
   Прекрасен мир в осенней неге,
   Встать не торопится заря;
   Отрадны дни в преддверье снега,
   И спят ветра до января.
   Желтеют груши вдоль ограды,
   Как яркие цветы весны;
   Покой и тишь в пределах сада
   Лишь дрозд щебечет с вышины.
   Весна цвела, но в вешних кущах
   Таились пасмурные дни.
   Сон летний сладостью влекущей
   Чуть поманив, угас в тени.
   Приди, любовь; забудь былое
   Все в прошлом: распря и упрек.
   Мир безмятежного покоя
   Сулит блаженный уголок.
   Приди от полосы прибоя,
   Туда, где, от пучин вдали,
   Трава укрыла поле боя
   И грезы форму обрели.
   И вот Халльблит оделся и вышел в зал; завидев его, трое незнакомцев заулыбались приветно и поздоровались с ним; и исполненный благородства муж молвил от стола:
   - Благодарим тебя, о Воин Ворона, за помощь в час нужды; а вознаграждение от нас ждать не замедлит.
   Тут подошел к юноше парень с каштановыми кудрями, и хлопнул его по спине, и объявил: - Прыткий вороненок, кстати пришлась твоя помощь в трудное время; так и на мою рассчитывай отныне.
   А юноша легко подбежал к нему, и обнял, и расцеловал, и сказал так:
   - О друг и попутчик, кто знает, может, однажды и я помогу тебе так, как ты помог мне? Хотя ты из тех, что, кажется, сами себе помочь в состоянии. А теперь да развеселишься ты так же, как я сегодня!
   И все трое радостно закричали:
   - Это Земля! Это Земля!
   Тогда понял Халльблит, что эти люди - давешние двое старцев и удрученный муж, и что молодость к ним вернулась.
   Радостно приступили они к трапезе, да и Халльблит не хмурился мрачно, размышляя про себя: "Ежели у старых дурней и слабоумных олухов хватило сил отыскать эту землю, так ужели у меня сил не достанет бежать от нее?" Покончив с завтраком, пилигримы времени не теряли, так не терпелось им поскорее увидеть Короля и положить почин новой, отрадной жизни. Так что проворно собрались они в путь, и бывший полководец молвил:
   - Ты сможешь отвести нас к Королю, о сын Ворона, или приискать нам другого человека для этой услуги?
   Ответствовал Халльблит:
   - Я смогу довести вас до опушки леса (где, как думается мне, живет Король), так что вы его не пропустите.
   И пошли они к выходу, и Смотритель отпер двери, и ни слова не сказал на прощанье, хотя любезно поблагодарили его пришлецы за гостеприимство.
   Оказавшись за пределами двора, юноша принялся носиться по лугу, пригоршнями срывая благоуханные цветы, что росли повсюду вокруг, и соловьем заливался, распевая песни. А тот, что в прошлом был королем, поглядел вверх и вниз, и по сторонам, и наконец молвил:
   - А где же кони и люди?
   Тут же откликнулся рыжебородый:
   - Сын Ворона, а в этой земле как принято путешествовать: верхом или пешими?
   Ответствовал Халльблит:
   - Любезные спутники, узнайте же, что в этой земле по большей части ходят пешими как мужи, так и женщины; потому как устают мало и никуда не торопятся.
   Тогда бывший полководец хлопнул бывшего короля по плечу и воскликнул:
   - Слыхал, лорд? Так не медли, но подбери платье, раз уж нет тут сына кобылы, чтобы подвезти тебя; ибо славный день предстоит нам, а за ним - еще много новых и славных дней.
   И Халльблит повел их вглубь земли, размышляя о многом, но менее всего - о своих спутниках. Они же, а юноша паче прочих, оказались весьма разговорчивы; ибо сей черноволосый красавец засыпал попутчика вопросами, главным образом о женщинах, и каковы они с виду, и какого нрава. Халльблит отвечал, покуда мог, но наконец рассмеялся и сказал:
   - Друг, умерь любопытство; сдается мне, что через несколько часов станешь ты в этом отношении столь же мудр, как сам Бог Любви.
   Так что споро шли они вперед, и ничего примечательного в пути не случилось, а на второй день к вечеру добрались они до первого дома за пределами пустоши. Там гости и заночевали, встретив радушный прием. А на следующий день, поднявшись, Халльблит обратился к пилигримам и молвил:
   - Многое переменилось промеж нас со времен нашей первой встречи: ибо тогда все у меня было, как казалось мне, а вас снедало одно-единственное желание, и почти не надеялись вы на то, что оно сбудется. Теперь же нужда покинула вас и перешла ко мне. Потому, как прежде вы не могли даже на ночь задержаться в стане Ворона, во власти неуемного желания, так вот и со мною нынче: снедает меня желание и не могу я с вами остаться, дабы не произошло того, что случается между сытым и голодным. Так что благословляю я вас и ухожу.
   Не было недостатка в изъявлениях дружеского расположения со стороны пилигримов, и бывший король молвил:
   - Останься с нами, и мы лично позаботимся о том, дабы осыпать тебя всеми знаками отличия, о коих только возможно помыслить.
   А бывший полководец изрек:
   - Ло, вот моя рука, некогда - сосредоточие могущества; и всегда придет она тебе на помощь в исполнении заветного твоего желания. Останься с нами!
   Последним заговорил юноша:
   - Останься с нами, сын Ворона! Обрати сердце свое к прелестной деве, хотя бы и затмила она прелестью всех прочих, и я добуду ее для тебя, пусть даже затронула бы она мою душу.
   Но Халльблит улыбнулся им, и покачал головой, и молвил:
   - Удачи вам! А мое дело еще не исполнено, - и с этими словами отбыл.
   Он обогнул лес и не вошел в него, но спустился к морю, неподалеку от того места, где впервые сошел на берег, и чуть южнее. Славная дубовая роща подходила к самой воде; вдоль и поперек протянулась она мили на четыре. Туда и отправился Халльблит, и через день-два добыл себе инструмент лесоруба в жилье людей за пределами леса, в трех милях от берега. Затем принялся юноша за работу и выстроил себе небольшой домик на лесной поляне у прозрачного ручья; ибо в работе по дереву был он весьма искусен. Еще сладил он себе лук и стрелы, и стрелял дичь и птицу пропитания ради; а обитатели ближнего дома и других мест приходили навестить его, и приносили ему хлеб и вино, и пряности, и все, в чем нуждался он. Шли дни, и люди к нему привыкли, и полюбили его, словно диковинку, привезенную в ту землю для украшения ее; и теперь звали его не Копьеносцем, но Лесовиком. А Халльблит все сносил терпеливо, дожидаясь, что принесет будущее.
   _Глава 19. Халльблит строит лодку.
   Халльблит прожил под крышей некоторое время, а в ту пору год снова приблизился к двенадцатой луне с тех пор, как попал юноша на Сверкающую Равнину. Однажды отправился Халльблит в лес; и, размышляя о многом и разном, и ни о чем в отдельности, он задержался у гигантского дуба и окинул взглядом прямой и высокий ствол, и пришли юноше на ум слова старой песни, начертанные вдоль завитков резного орнамента над откидной постелью, что числилась за ним дома, в стане Ворона, а звучали они так:
   Я - кряжистый столетний дуб;
   Жесток со мною лесоруб:
   Зарубит, ветви отсечет
   И в путь пошлет по лону вод.
   Некоторое время юноша стоял, запрокинув голову и вглядываясь в лиственные кущи, а затем повернул к дому; но весь день, будь то за работой или за отдыхом, куплет звучал в его голове и юноша продолжал повторять его, вслух или про себя, покуда не завершился день и не пришла пора спать.
   А во сне привиделось Халльблиту, что замечательной красоты женщина подошла и встала у его кровати, и сперва показалась она ему образом и подобием Заложницы. Но вскорости преобразилось лицо ее, а также фигура и одежда; и ло! - то была прелестная дева, королевская дочь, которая на его глазах горевала и терзалась из любви к нему. Тогда даже во сне испытал юноша неодолимый стыд, и в силу этого пробудился и полежал немного, не смыкая глаз и прислушиваясь к гудению ветра в кронах и к уханью совы, что поселилась в дупле дуба рядом с домом. Вскорости снова одолела его дрема, и опять привиделась ему во сне дочь Короля, и снова при взгляде на нее стыд и жалость столь жарко запылали в его сердце, что Халльблит проснулся в слезах и полежал недолго, прислушиваясь к голосам ночи. И в третий раз он заснул и увидел сон; и снова явился к нему тот же призрак. Но только теперь взглянул юноша и увидел, что дева держит в руках книгу, оправленную в золото и отделанную драгоценными каменьями, ровно так, как некогда в яблоневом саду; и страдание более не омрачало лица девы; лик ее был ясен и светел, и несказанно красив.
   И открыла она книгу, и поднесла ее к Халльблиту, и принялась переворачивать страницы, чтобы юноша разглядел их отчетливо; и были там нарисованы леса и замки, и огнедышашие горы, и стены мира, и короли на тронах, и красавицы и воины, все - несказанно прекрасны видом и в точности таковы, как видел он встарь в саду, затаившись в листве лавров.
   И вот, наконец, дошла дева до того места в книге, где изображен был сам Халльблит напротив портрета Заложницы, и взглянул юноша, и затосковал. Но дочь Короля перевернула страницу, и ло! - на одной стороне снова обнаружилась Заложница, - она стояла в цветущем весеннем саду, у ног ее цвели лилии, а позади поднимались стены дома, серые, древние, отрадные; а на другом листе, напротив, нарисовано было море, подернутое легкой рябью под ветерком; по волнам стремительно летела лодка, и в лодке сидел человек и правил с веселым видом, и кто же, как не сам Халльблит! Некоторое время смотрел юноша на картину, а затем дочь Короля закрыла книгу и сон перетек в другие образы, лишенные сути и смысла.
   В серых предрассветных сумерках проснулся Халльблит и вспомнил свой сон, и вскочил с постели, и смыл с себя ночь в ручье, и оделся и пошел кратчайшим путем через лес в помянутое жилище людей; лицо его сияло, и пел он второй куплет вырезанной по дереву песни, а именно:
   В траву я брошен, одинок,
   Но минет отведенный срок,
   Я рати двину на врага,
   Соединяя берега.
   Вышел юноша из леса и заторопился через цветущие луга Сверкающей Равнины, и добрался до помянутого дома, пока рассвет еще только занимался. У дверей повстречалась ему дева, несущая воду из колодца, и заговорила она с юношей, и сказала:
   - Добро пожаловать, Лесовик! Нечасто заглядываешь ты к нам на двор, и досадно это. А теперь смотрю я на тебя и вижу, что в сердце твое вернулась радость, и до чего же красив ты и пригож! Так вот тебе гостинец, дабы умножилась радость. С этими словами она поставила ведра на землю и ухватила гостя за уши, и притянула поближе, и поцеловала в губы. Халльблит же улыбнулся ей и ответствовал:
   - Спасибо, сестрица, и за ласку, и за привет; но пришел я сюда за надобностью.
   - Так скажи, что тебе нужно, - ответствовала дева, - дабы смогли мы угодить тебе.
   Отвечал Халльблит:
   - Хотел бы я попросить у вас леса: и брусьев, и реек, и досок; ибо ежели срублю я дерево-другое, древесину придется долго сушить.
   - Все это волен ты взять в нашем сарае, как только разделишь с нами трапезу, - молвила дева. - Так войди и отдохни.
   Красавица ухватила гостя за руку и ввела его в дом, и выставила перед ним еду и питье, а сама забегала по дому, говоря всем и каждому:
   - Пришел Лесовик, и снова радуется жизни; пойдите да взгляните на него.
   Так что народ столпился вокруг гостя и принялся его обхаживать. Когда же завтрак подошел к концу, глава дома объявил:
   - Скотинки уже впряжены в телегу, а лес только того и ждет, чтобы ты пошел да выбрал; ступай да погляди сам.
   Он отвел Халльблита на дровяной склад, где юноша присмотрел себе все, что нужно, из отборного дуба; и люди погрузили древесину на телегу, и дали гостю впридачу гвоздей и нагелей, сколько надо, и прочих вещей; и поблагодарил он хозяев; они же спросили:
   - Куда бы теперь отвезти твой лес?
   - Вниз, к берегу, - ответствовал Халльблит, - поближе к моему жилью.
   Так люди и поступили; и более двух десятков мужей и жен отправились с Халльблитом, кто - в телеге, а кто - пешком. И спустились они к морю, и сложили лес на берегу чуть выше уровня полной воды; и сей же миг Халльблит приступил к работе и принялся ладить лодку, ибо этим искусством владел превосходно; а люд глядел да дивился. А тем временем отлив отступил на малое расстояние, как повелось в этих местах, оставляя за собою ровную да гладкую полосу влажного песка; тогда женщины позабыли про Халльблита и принялись бегать босиком да плескаться в прозрачной воде, ибо даже легкая зыбь не растревожила морскую гладь, и подоспели мужи, и присоединились к веселью, так что Халльблита на время предоставили самому себе; такая забава оказалась народу внове, ибо редко приходили тамошние жители на берег моря. После того взбрело людям в голову устроить танцы, и захотели они, чтобы и Халльблит сплясал вместе с ними; когда же юноша отказался, не желая отрываться от работы, те принялись шаловливо вырывать у него из рук дексель, на что он отчасти рассердился, и люди оробели, и пошли потанцевали без него.
   К тому времени стало весьма жарко, и танцоры возвратились к Халльблиту и прилегли вокруг на песке, наблюдая за работой юноши, ибо изрядно устали. И одна из девушек, не отдышавшись еще толком после танцев, молвила, следя, как пригожий сосед поглаживает прелестные ее ножки:
   - Брат, могучие удары ты наносишь; когда же нанесешь последний и снова придешь к нам в дом?
   - Прежде пройдет немало дней, милая сестрица, - отозвался Халльблит, не поднимая взгляда.
   - Жалость какая, - посетовал один из мужей, поднимаясь с нагретого песка. - Чего же принесут тебе все твои труды?
   Ответствовал Халльблит:
   - Может, облегчение сердцу, а может, и смерть.
   При этом слове все дружно вскочили на ноги и сбились в кучу, словно овцы, коих гонят на пастбище, а пастух оставил их ненадолго, и не знают бедные, куда податься. Мало-помалу возвратились поселяне к телеге, и впрягли четвероногих, и молча отбыли тем же путем, каким приехали; но вскорости заслышал Халльблит их смех и веселую болтовню в дальнем конце цветущего луга. На отъезд поселян он не обратил внимания, но продолжил работу, и трудился до заката, и еще дольше, пока не зажглись в небе звезды. А затем возвратился он домой в лесную хижину и уснул, и не видел снов, и поутру с бодрым сердцем вновь принялся за дело.
   Короче говоря, не проходило и дня, чтобы не исполнил юноша положенного урока, и даже с лихвой; время шло, и корабельная верфь его процветала. Нередко обитатели ближайшего дома и других мест спускались к берегу, полюбоваться на его труды. Нарочно отвлечь юношу они не старались, но иногда, когда ни слова от него не могли добиться, поселяне принимались обсуждать корабельщика промеж себя, дивясь, что выбивается он из сил ради того только, чтобы прокатиться по морю; ибо моря тамошние жители не жаловали, а вскорости стало ясно, что в другую сторону Халльблит и не глядит; хотя нельзя утверждать, что поселяне полагали, будто гость намерен уплыть насовсем. С другой стороны, препятствовать они ему не препятствовали, но и не помогали ничем, кроме как если юноша обращался к ним с просьбою о какой-либо нужной вещи; и требуемое приносили они с радостью.
   Морского Орла и его подругу Халльблит более не встречал; чему весьма радовался, ибо не видел прока в том, чтобы заново переживать разлуку.
   Так работал Халльблит, не позволяя себе пасть духом, и, наконец, все было готово; соорудил он себе и мачту, и парус, и весла, и прочее потребное в море снаряжение. А вечером столкнул он челн в море, на глазах у двух поселян, не более; обычно же вокруг собиралось народу куда поболе: десятка два, а то и все четыре. Эти двое улыбались мастеру и говорили с ним приветливо, однако когда Халльблит попросил их приналечь плечом и подтолкнуть лодку, помогать не стали. Тем не менее, юноша вывел челн на воду без особого труда, и сел в него, и отогнал туда, где из леса выбегал ручей и, разливаясь у самого берега, образовывал небольшую гавань. Там Халльблит привязал лодку к стволу дерева и до самой ночи перетаскивал на борт необходимое снаряжение, и еду, и воду; столько, сколько, как ему казалось, понадобится в дороге; и, изрядно притомившись, вернулся домой и уснул, предвкушая, как проснется в серых предрассветных сумерках и выйдет в открытое море. И тем отраднее было ему подождать, что вечером, как оно и случалось чаще всего, ветер дул с моря, а по утрам обычно налетал с земли в сторону воды. Как бы то ни было, юноша рассчитывал встать спозаранку, так, чтобы оказаться у челна раньше поселян и уплыть, не прощаясь. Но случилось ему проспать, так что, когда вышел Халльблит в лес, облаченный в доспехи, перепоясанный мечом и с копьем на плече, заслышал он людские голоса и вскорости обнаружил, что вокруг лодки собралась целая толпа, и с немалым трудом протолкался юноша к борту.
   Поселяне натащили ему подарков: все то, что сочли небесполезным для недолгого путешествия, как-то: фрукты и вино, и шерстяные одеяла, дабы уберечься от ночного холода. Халльблит приветливо поблагодарил друзей, перебираясь через планшир, а девушки расцеловали его на прощание; а одна сказала (та самая, что повстречалась с гостем во дворе поутру, когда пришел он за древесиной):