— Заварите свежего, миссис Дэгг, я тоже попью с вами.
— Этак мне никогда уборку не закончить.
— А, забудем об уборке!..
В Корнуолл уже пришло долгожданное летнее тепло. Пахнущий морем, освежающий ветерок смягчал жар солнца, сельские просторы оделись в мягкие, нежные цвета мая: свежую зелень молодой листвы и травки, кремовые свечи цветущих каштанов, розовые рододендроны, белый боярышник, бледно-фиолетовые побеги сирени, склонившиеся над оградами садов. Спокойное море словно светилось под безоблачным небом, пронизанное прожилками аквамарина и гиацинта; в ранние утренние часы горизонт застилала легкая дымка, вскоре рассеивавшаяся под жаркими солнечными лучами.
Людные улицы Пензанса пестрели от игры света и теней. Джудит вышла из «Митры» и, пройдя по Чапл-стрит, свернула на Финмаркет, как раз когда часы на здании банка пробили половину первого. День выдался очень теплый, и она была с голыми ногами, в легком платье и босоножках. Двери магазинов стояли открытыми, над витринами были натянуты матерчатые навесы от солнца, на улице, прямо на тротуарах, продавали из ящиков фрукты и овощи. На мраморной стойке рыбной лавки в шубе дробленого льда лежали на всеобщем обозрении, таращась мертвыми глазами, здоровенная треска, сардины и целые косяки скумбрии. На плакатах газетчика чернел заголовок: НЕМЦЫ НА БЕЛЬГИЙСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ, но, несмотря на зловещие новости, рядом шла обычная, невинная сезонная распродажа деревянных совков и жестяных ведерок, хлопчатобумажных широкополых шляп от солнца, сетей для ловли креветок и пляжных надувных мячей, нагревшихся на солнце и пахнущих резиной. Можно было заметить даже нескольких приезжих из Лондона, из Рединга, из Уиндона — юных мамаш с маленькими ребятишками и стареньких бабушек с отекшими лодыжками, которые уже щеголяли в новоприобретенных пляжных парусиновых туфлях на резиновой подошве. Джудит прошла Гринмаркет и оказалась на улице Алвертон, где стояло небольшое изящное здание в георгианском стиле, в котором располагалась юридическая контора «Трегартен, Оупи и Бейнс». Дверь с веерообразным окошком наверху открывалась в холл, где все было залито светом, падающим через окно на лестничной клетке. В конторке с маленьким окошком, напоминавшим билетную кассу, сидела за печаткой машинкой служащая. Джудит увидела звонок и позвонила; раздалось «дззз!», женщина встала и вышла ей навстречу.
— Доброе утро.
Она носила очки без оправы, седые волосы были уложены в аккуратную завивку,
— Мне нужно видеть мистера Бейнса. Джудит Данбар.
— Он ждет вас, не угодно ли подняться наверх? Знаете, как пройти? Второй этаж, первая дверь направо.
Джудит пошла на второй этаж. Лестница была застлана турецким ковром, на площадке висели портреты джентльменов с бакенбардами и цепочками от карманных часов — прежних владельцев фирмы. На двери по правую сторону красовалась медная табличка: «Мистер Роджер Бейнс». Она постучала и, дождавшись приглашения войти, открыла дверь.
Он поднялся из-за письменного стола.
— Джудит!
— Я пришла.
— И как раз вовремя. Сама пунктуальность. Проходи, садись. Ты выглядишь очень по-летнему.
— День сегодня совсем летний.
— Когда ты приехала?
— С час назад. Мы выехали из Аппер-Бикли сразу после раннего завтрака. На дорогах было относительно свободно.
— Ты приехала с миссис Сомервиль?
— Да, и с собакой. Мы расположились в «Митре». Бидди пошла прогуляться с Мораг на пляж, я сказала, что вернусь к позднему обеду.
— Это ты хорошо придумала — взять ее с собой.
— Я боялась, что она не захочет, но она буквально ухватилась за мое предложение. По правде говоря, небольшая смена обстановки — это, на мой взгляд, как раз то, что ей нужно. К тому же, она была в таком восторге, когда узнала о покупке Дауэр-Хауса, и ей не терпится взглянуть на него.
— Сколько времени вы можете пробыть здесь?
— А сколько захотим. Мы все позапирали, а Дэгги будут присматривать за домом.
— Что ж, очень хорошо. И погода как на заказ. Так что не будем терять времени и приступим к делу…
Дело оказалось недолгим: нужно было только подписать кое-какие бумаги (чтобы заверить подписи, позвали мисс Куртис, секретаря, с которой Джудит говорила внизу) и выписать чек. Никогда в жизни Джудит не думала, что ей доведется выписывать чек на такую колоссальную сумму. Три тысячи фунтов! Но она написала эту цифру, поставила свою подпись и передала чек мистеру Бейнсу, который с помощью скрепки аккуратно присоединил его к остальным документам.
— Это все?
— Все. Осталось только обговорить некоторые мелочи. — Он откинулся на спинку кресла. — В Дауэр-Хаус ты можешь переселяться хоть немедленно, все, в общем и целом, готово. Изобель уезжает сегодня. В пять часов приедет на машине ее брат, чтобы забрать ее к себе.
— Она очень подавлена?
— Нет. На самом деле она воодушевлена перспективой начать новую жизнь в семьдесят восемь лет. А эти две недели она наводила чистоту во всем доме, мыла и драила все углы, чтобы к твоему приезду нигде не было ни единой пылинки. — Он улыбнулся. —Откуда только в ней силы берутся, не понимаю. Правда, приходящая домработница помогала ей, так что будем надеяться, она не скончается у нас на руках от сердечного приступа.
—Мне бы хотелось увидеться с ней до ее отъезда.
—Мы отправимся в Роуэмаллион после обеда. Она передаст тебе ключи и проинструктирует напоследок.
— А как быть с мебелью?
— Об этом я тоже хотел с тобой поговорить. Всю мебель миссис Боскавен завещала полковнику Кэри-Льюису и его семье. Но, как тебе известно, Нанчерроу и так полностью обставлен, а никто из детей не успел еще обзавестись собственным домом. Короче, дело обстоит следующим образом. Несколько примечательных вещей забрали из тех соображений, чтобы у каждого члена семьи осталась какая-нибудь мелочь на память о миссис Боскавен. Остальное, то есть основная часть, остается в Дауэр-Хаусе, и Кэри-Льюисы отдают все тебе.
— О! Но как…
Мистер Бейнс предупредил возражения Джудит:
— Там нет ничего особенно ценного, более того, мебель в довольно ветхом состоянии. Но все это еще послужит до тех пор, пока у тебя найдется время и возможность обзавестись собственными вещами.
— Поражаюсь их доброте!
— Думаю, они только рады избавиться от этой проблемы. Миссис Кэри-Льюис обмолвилась, что даже если пустить все с молотка, выручишь скорей всего сущий пустяк. И еще несколько нюансов. Миссис Кэри-Льюис с Изобель освободили дом от одежды и самых интимных следов присутствия покойной хозяйки, а полковник Кэри-Льюис забрал из ее письменного стола все бумаги, которые счел важными, но, за исключением этого, все осталось как есть: ящики, набитые старыми письмами и фотографиями, собранные за многие годы свидетельства целой жизни, которые требуется разобрать. Боюсь, эта работа ляжет на твои плечи. Все, что могло бы представлять интерес для Кэри-Льюисов, ты можешь отложить, с тем чтобы потом передать им. Впрочем, я вполне уверен, что большую часть можно смело сжечь.
Слово «сжечь» напомнило Джудит о садовнике в зеленом костюме.
— Что теперь будет с ним? Он тоже уходит?
— Я говорил с садовником. Он признался, что забота о всем саде целиком становится ему уже не под силу, но он живет в Роузмаллионе и, я уверен, не откажется подниматься в Дауэр-Хаус пару раз в неделю, чтобы подравнивать газоны и не давать воли сорнякам. Если, конечно, ты захочешь его нанять.
— Я не могу допустить, чтобы сад одичал.
— Да, было бы очень жаль. Тем не менее, я полагаю, что в ближайшем будущем нам следует найти кого-нибудь помоложе на постоянную работу. Может быть, даже имеет смысл купить какой-нибудь коттедж… дом для садовника поблизости только повысит стоимость твоего владения…
И он говорил еще, предлагая другие мелкие улучшения, которые можно было бы произвести со временем, а Джудит сидела и слушала. Огромным утешением было просто слушать, как он своим ровным голосом рисует будущее, которое сейчас, в эту минуту, казалось таким далеким, таким несбыточным, таким безмерно хрупким. Немцы вышли на бельгийский берег, под угрозой оказался Ла-Манш, а значит, и британские экспедиционные войска во Франции. Старики и юноши шли добровольцами в отряды самообороны, и казалось, что вторжения можно ожидать со дня на день. Но, несмотря на это, солнце ласкало землю своими лучами, в бассейне плескались дети, люди покупали сети для ловли креветок и пляжные надувные мячи. А сама она сидела здесь, в старомодной адвокатской приемной, в которой, вероятно, ничего не поменялось за последние сто лет, — сидела вместе с мистером Бейнсом, одетым в традиционный твидовый костюм, и спокойно обсуждала возможность устройства в Дауэр-Хаусе еще одной ванной, обновления кровельных желобов и модернизации допотопных кухонных помещений. Она словно замерла на границе двух миров — надежного, безмятежного «вчера» и чреватого всякими ужасами «завтра» — и на миг растерялась, не в состоянии решить, которое из них более реально.
До нее дошло, что он перестал говорить, как раз в тот момент, когда она перестала его слушать. На несколько секунд между ними повисло молчание. Потом он сказал:
— Впрочем, все это еще дело будущего. Джудит вздохнула.
— Вы говорите так, будто уверены, что у нас есть будущее. Эти слова заставили его нахмуриться. Джудит поспешила добавить:
—Я хочу сказать, что дела наши, кажется, идут неважно. Стоит только послушать новости. Наверно, нам не выиграть эту войну.
—Джудит!.. — Он был поражен, пожалуй, даже возмущен.
—Ну, согласитесь, поводов для оптимизма мало.
— Одна проигранная битва еще не значит, что мы проиграли войну. Впереди у нас еще будут неудачи и поражения — это неизбежно. Мы имеем дело с превосходной, отлично подготовленной армией. Но им нас не победить. В конце концов мы возьмем верх. На это может уйти какое-то время, но другого выбора просто не существует, альтернатива немыслима. Так что не вздумай ни на секунду даже помышлять о возможности какого-либо другого исхода.
— Вы как будто ни капельки не сомневаетесь… — задумчиво
проговорила Джудит.
— Не сомневаюсь.
— Как можете вы быть настолько уверенным?
— Интуитивное чувство. Знаешь, как старики говорят: «нутром чую». Твердая, непоколебимая уверенность. Кроме того, эта война для меня — нечто вроде крестового похода.
— Вы хотите сказать: Добро против Зла?
— Или святой Георг против Змия[9]. Не смей сомневаться. И никогда не поддавайся малодушию.
Он не делал ура-патриотических заявлений, не собирался закидывать врага шапками, не разглагольствовал о мощи Британии. У него у самого была жена и трое малых ребятишек, и все же он сохранял удивительное спокойствие и присутствие духа. Исходившая от него уверенность передалась и Джудит. Жизнь продолжается, и у них есть будущее. Возможно, оно наступит еще не скоро, и, без сомнения, еще будут моменты, когда сердце сожмется от страха, но пессимизм до добра не доводит, и раз уж мистер Бейнс при всем своем жизненном опыте так спокоен и уверен, то Джудит остается следовать его примеру. Она улыбнулась.
— Нет, я не буду поддаваться малодушию. По крайней мере, постараюсь. — И сразу же почувствовала себя совершенно по-другому, словно освободилась от тяжкого бремени, — легко, чуть ли не беспечно. — Спасибо. Простите меня. Мне просто нужно было с кем-нибудь поговорить.
— Хорошо, что ты выбрала меня.
— А вы сами не собираетесь вступить в отряд гражданской обороны?
— Я уже вступил. Ни оружие, ни форму мне еще не выдали, зато у меня уже есть нарукавная повязка. Сегодня вечером я отправляюсь на строевую подготовку — буду, по всей вероятности, учиться брать на караул черенком от лопаты.
Это предположение, высказанное самым серьезным тоном, заставило ее рассмеяться, на что он и рассчитывал. Довольный, что все опять в норме, он поднялся из-за стола.
— Четверть второго. Сейчас идем в «Митру» на праздничный обед с миссис Сомервиль, а затем поедем все вместе в Роузмаллион, и ты вступишь во владение своим новым домом.
В глубине души Джудит опасалась, что будет чувствовать себя незваным гостем в Дауэр-Хаусе. Что тетя Лавиния все еще незримо присутствует там и это отобьет у нее охоту входить, открывать двери без стука, по-хозяйски проходить по комнатам, которые принадлежали другому человеку. К счастью, ее опасения не оправдались — потому, может быть, что кругом царила безукоризненная чистота и порядок. Щетками, тряпками Изобель словно стерла все, что могло бы напомнить о прежней владелице. Цветов нигде нет, подушки на диванах и креслах — взбитые, несмятые, нетронутые. Книги и журналы убраны, на столике у кресла тети Лавинии не видно ни очков, ни сумки с рукоделием, ни гобелена, который она не успела окончить. Кроме того, исчезли кое-какие вещи, по праву востребованные Кэри-Льюисами; они оставили после себя пустоты, тотчас бросавшиеся в глаза, как щербины во рту. Угловой буфет, заставленный рокингемским фарфором, венецианское зеркало над камином в гостиной, китайская фарфоровая чаша, которая всегда была полна ароматической смеси из сухих цветочных лепестков, детский портрет тети Лавинии, висевший на лестничной площадке у двери ее спальни… Из спальни исчез рабочий стол в стиле королевы Анны, служивший ночным столиком, местом для таблеток и молитвенника, а также много старых коричневатых фотографий в серебряных рамках; там, где они стояли или висели, остались лишь пустые столешницы да темные пятна невыцветших обоев.
Но все это было неважно, не имело никакого значения. Теперь это был уже дом не тети Лавинии, он принадлежал Джудит.
После оживленного, дружеского обеда в «Митре» (ели они жареную баранину под соусом), во время которого Бидди явно наслаждалась присутствием нового, внимательного мужчины, они сели в автомобиль мистера Бейнса и отправились в Роузмаллион. Мораг оставить было не с кем, поэтому ее взяли тоже. Бидди села впереди с мистером Бейнсом, а Джудит с Мораг устроились сзади. Джудит открыла окно, чтобы Мораг могла высунуть свою пегую морду наружу, и ветер вмиг заставил собаку прижать уши.
— Куда мы ее денем, когда приедем в Дауэр-Хаус? — задумалась Джудит. — Изобель не понравится, если она наследит лапами на полу или наоставляет после себя шерсти.
— Мы оставим ее в машине, а окна откроем. И как только Изобель уедет, выпустим Мораг на волю.
Изобель ждала их, наряженная в свой выходной черный костюм и украшенную веточкой вишни соломенную шляпу, совершенио выгоревшую на солнце. Пара ее маленьких чемоданов вместе с вместительной сумочкой уже стояла у подножия лестницы. Она была совершенно готова к отъезду, но ей хотелось провести их по всему дому, начиная с кухни и кончая мансардой, со скромным видом упиваясь возгласами изумления по поводу того, сколько ей пришлось потрудиться, чтобы выстирать занавески, натереть полы, накрахмалить покрывала, начистить до блеска медную утварь, намыть окна.
Она милостиво снабжала Джудит разъяснениями и наставлениями.
— Ключи все висят вот тут, на крючках сбоку буфета. От парадной двери, от черного хода, от гаража, от сарая с инструментами, от двери в сад, от «хижины»… Дверку плиты закрывайте вечером и утром. Лучшее столовое серебро уехало в Нанчерроу, но я положила в эти ящики самое приличное из того, что осталось… Белье хранится здесь, машина из прачечной приезжает по вторникам… С горячим краном поосторожней: сразу хлещет почти крутой кипяток.
Они обошли весь дом, одну комнату за другой, от кухни до столовой и гостиной.
— Этак мне никогда уборку не закончить.
— А, забудем об уборке!..
В Корнуолл уже пришло долгожданное летнее тепло. Пахнущий морем, освежающий ветерок смягчал жар солнца, сельские просторы оделись в мягкие, нежные цвета мая: свежую зелень молодой листвы и травки, кремовые свечи цветущих каштанов, розовые рододендроны, белый боярышник, бледно-фиолетовые побеги сирени, склонившиеся над оградами садов. Спокойное море словно светилось под безоблачным небом, пронизанное прожилками аквамарина и гиацинта; в ранние утренние часы горизонт застилала легкая дымка, вскоре рассеивавшаяся под жаркими солнечными лучами.
Людные улицы Пензанса пестрели от игры света и теней. Джудит вышла из «Митры» и, пройдя по Чапл-стрит, свернула на Финмаркет, как раз когда часы на здании банка пробили половину первого. День выдался очень теплый, и она была с голыми ногами, в легком платье и босоножках. Двери магазинов стояли открытыми, над витринами были натянуты матерчатые навесы от солнца, на улице, прямо на тротуарах, продавали из ящиков фрукты и овощи. На мраморной стойке рыбной лавки в шубе дробленого льда лежали на всеобщем обозрении, таращась мертвыми глазами, здоровенная треска, сардины и целые косяки скумбрии. На плакатах газетчика чернел заголовок: НЕМЦЫ НА БЕЛЬГИЙСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ, но, несмотря на зловещие новости, рядом шла обычная, невинная сезонная распродажа деревянных совков и жестяных ведерок, хлопчатобумажных широкополых шляп от солнца, сетей для ловли креветок и пляжных надувных мячей, нагревшихся на солнце и пахнущих резиной. Можно было заметить даже нескольких приезжих из Лондона, из Рединга, из Уиндона — юных мамаш с маленькими ребятишками и стареньких бабушек с отекшими лодыжками, которые уже щеголяли в новоприобретенных пляжных парусиновых туфлях на резиновой подошве. Джудит прошла Гринмаркет и оказалась на улице Алвертон, где стояло небольшое изящное здание в георгианском стиле, в котором располагалась юридическая контора «Трегартен, Оупи и Бейнс». Дверь с веерообразным окошком наверху открывалась в холл, где все было залито светом, падающим через окно на лестничной клетке. В конторке с маленьким окошком, напоминавшим билетную кассу, сидела за печаткой машинкой служащая. Джудит увидела звонок и позвонила; раздалось «дззз!», женщина встала и вышла ей навстречу.
— Доброе утро.
Она носила очки без оправы, седые волосы были уложены в аккуратную завивку,
— Мне нужно видеть мистера Бейнса. Джудит Данбар.
— Он ждет вас, не угодно ли подняться наверх? Знаете, как пройти? Второй этаж, первая дверь направо.
Джудит пошла на второй этаж. Лестница была застлана турецким ковром, на площадке висели портреты джентльменов с бакенбардами и цепочками от карманных часов — прежних владельцев фирмы. На двери по правую сторону красовалась медная табличка: «Мистер Роджер Бейнс». Она постучала и, дождавшись приглашения войти, открыла дверь.
Он поднялся из-за письменного стола.
— Джудит!
— Я пришла.
— И как раз вовремя. Сама пунктуальность. Проходи, садись. Ты выглядишь очень по-летнему.
— День сегодня совсем летний.
— Когда ты приехала?
— С час назад. Мы выехали из Аппер-Бикли сразу после раннего завтрака. На дорогах было относительно свободно.
— Ты приехала с миссис Сомервиль?
— Да, и с собакой. Мы расположились в «Митре». Бидди пошла прогуляться с Мораг на пляж, я сказала, что вернусь к позднему обеду.
— Это ты хорошо придумала — взять ее с собой.
— Я боялась, что она не захочет, но она буквально ухватилась за мое предложение. По правде говоря, небольшая смена обстановки — это, на мой взгляд, как раз то, что ей нужно. К тому же, она была в таком восторге, когда узнала о покупке Дауэр-Хауса, и ей не терпится взглянуть на него.
— Сколько времени вы можете пробыть здесь?
— А сколько захотим. Мы все позапирали, а Дэгги будут присматривать за домом.
— Что ж, очень хорошо. И погода как на заказ. Так что не будем терять времени и приступим к делу…
Дело оказалось недолгим: нужно было только подписать кое-какие бумаги (чтобы заверить подписи, позвали мисс Куртис, секретаря, с которой Джудит говорила внизу) и выписать чек. Никогда в жизни Джудит не думала, что ей доведется выписывать чек на такую колоссальную сумму. Три тысячи фунтов! Но она написала эту цифру, поставила свою подпись и передала чек мистеру Бейнсу, который с помощью скрепки аккуратно присоединил его к остальным документам.
— Это все?
— Все. Осталось только обговорить некоторые мелочи. — Он откинулся на спинку кресла. — В Дауэр-Хаус ты можешь переселяться хоть немедленно, все, в общем и целом, готово. Изобель уезжает сегодня. В пять часов приедет на машине ее брат, чтобы забрать ее к себе.
— Она очень подавлена?
— Нет. На самом деле она воодушевлена перспективой начать новую жизнь в семьдесят восемь лет. А эти две недели она наводила чистоту во всем доме, мыла и драила все углы, чтобы к твоему приезду нигде не было ни единой пылинки. — Он улыбнулся. —Откуда только в ней силы берутся, не понимаю. Правда, приходящая домработница помогала ей, так что будем надеяться, она не скончается у нас на руках от сердечного приступа.
—Мне бы хотелось увидеться с ней до ее отъезда.
—Мы отправимся в Роуэмаллион после обеда. Она передаст тебе ключи и проинструктирует напоследок.
— А как быть с мебелью?
— Об этом я тоже хотел с тобой поговорить. Всю мебель миссис Боскавен завещала полковнику Кэри-Льюису и его семье. Но, как тебе известно, Нанчерроу и так полностью обставлен, а никто из детей не успел еще обзавестись собственным домом. Короче, дело обстоит следующим образом. Несколько примечательных вещей забрали из тех соображений, чтобы у каждого члена семьи осталась какая-нибудь мелочь на память о миссис Боскавен. Остальное, то есть основная часть, остается в Дауэр-Хаусе, и Кэри-Льюисы отдают все тебе.
— О! Но как…
Мистер Бейнс предупредил возражения Джудит:
— Там нет ничего особенно ценного, более того, мебель в довольно ветхом состоянии. Но все это еще послужит до тех пор, пока у тебя найдется время и возможность обзавестись собственными вещами.
— Поражаюсь их доброте!
— Думаю, они только рады избавиться от этой проблемы. Миссис Кэри-Льюис обмолвилась, что даже если пустить все с молотка, выручишь скорей всего сущий пустяк. И еще несколько нюансов. Миссис Кэри-Льюис с Изобель освободили дом от одежды и самых интимных следов присутствия покойной хозяйки, а полковник Кэри-Льюис забрал из ее письменного стола все бумаги, которые счел важными, но, за исключением этого, все осталось как есть: ящики, набитые старыми письмами и фотографиями, собранные за многие годы свидетельства целой жизни, которые требуется разобрать. Боюсь, эта работа ляжет на твои плечи. Все, что могло бы представлять интерес для Кэри-Льюисов, ты можешь отложить, с тем чтобы потом передать им. Впрочем, я вполне уверен, что большую часть можно смело сжечь.
Слово «сжечь» напомнило Джудит о садовнике в зеленом костюме.
— Что теперь будет с ним? Он тоже уходит?
— Я говорил с садовником. Он признался, что забота о всем саде целиком становится ему уже не под силу, но он живет в Роузмаллионе и, я уверен, не откажется подниматься в Дауэр-Хаус пару раз в неделю, чтобы подравнивать газоны и не давать воли сорнякам. Если, конечно, ты захочешь его нанять.
— Я не могу допустить, чтобы сад одичал.
— Да, было бы очень жаль. Тем не менее, я полагаю, что в ближайшем будущем нам следует найти кого-нибудь помоложе на постоянную работу. Может быть, даже имеет смысл купить какой-нибудь коттедж… дом для садовника поблизости только повысит стоимость твоего владения…
И он говорил еще, предлагая другие мелкие улучшения, которые можно было бы произвести со временем, а Джудит сидела и слушала. Огромным утешением было просто слушать, как он своим ровным голосом рисует будущее, которое сейчас, в эту минуту, казалось таким далеким, таким несбыточным, таким безмерно хрупким. Немцы вышли на бельгийский берег, под угрозой оказался Ла-Манш, а значит, и британские экспедиционные войска во Франции. Старики и юноши шли добровольцами в отряды самообороны, и казалось, что вторжения можно ожидать со дня на день. Но, несмотря на это, солнце ласкало землю своими лучами, в бассейне плескались дети, люди покупали сети для ловли креветок и пляжные надувные мячи. А сама она сидела здесь, в старомодной адвокатской приемной, в которой, вероятно, ничего не поменялось за последние сто лет, — сидела вместе с мистером Бейнсом, одетым в традиционный твидовый костюм, и спокойно обсуждала возможность устройства в Дауэр-Хаусе еще одной ванной, обновления кровельных желобов и модернизации допотопных кухонных помещений. Она словно замерла на границе двух миров — надежного, безмятежного «вчера» и чреватого всякими ужасами «завтра» — и на миг растерялась, не в состоянии решить, которое из них более реально.
До нее дошло, что он перестал говорить, как раз в тот момент, когда она перестала его слушать. На несколько секунд между ними повисло молчание. Потом он сказал:
— Впрочем, все это еще дело будущего. Джудит вздохнула.
— Вы говорите так, будто уверены, что у нас есть будущее. Эти слова заставили его нахмуриться. Джудит поспешила добавить:
—Я хочу сказать, что дела наши, кажется, идут неважно. Стоит только послушать новости. Наверно, нам не выиграть эту войну.
—Джудит!.. — Он был поражен, пожалуй, даже возмущен.
—Ну, согласитесь, поводов для оптимизма мало.
— Одна проигранная битва еще не значит, что мы проиграли войну. Впереди у нас еще будут неудачи и поражения — это неизбежно. Мы имеем дело с превосходной, отлично подготовленной армией. Но им нас не победить. В конце концов мы возьмем верх. На это может уйти какое-то время, но другого выбора просто не существует, альтернатива немыслима. Так что не вздумай ни на секунду даже помышлять о возможности какого-либо другого исхода.
— Вы как будто ни капельки не сомневаетесь… — задумчиво
проговорила Джудит.
— Не сомневаюсь.
— Как можете вы быть настолько уверенным?
— Интуитивное чувство. Знаешь, как старики говорят: «нутром чую». Твердая, непоколебимая уверенность. Кроме того, эта война для меня — нечто вроде крестового похода.
— Вы хотите сказать: Добро против Зла?
— Или святой Георг против Змия[9]. Не смей сомневаться. И никогда не поддавайся малодушию.
Он не делал ура-патриотических заявлений, не собирался закидывать врага шапками, не разглагольствовал о мощи Британии. У него у самого была жена и трое малых ребятишек, и все же он сохранял удивительное спокойствие и присутствие духа. Исходившая от него уверенность передалась и Джудит. Жизнь продолжается, и у них есть будущее. Возможно, оно наступит еще не скоро, и, без сомнения, еще будут моменты, когда сердце сожмется от страха, но пессимизм до добра не доводит, и раз уж мистер Бейнс при всем своем жизненном опыте так спокоен и уверен, то Джудит остается следовать его примеру. Она улыбнулась.
— Нет, я не буду поддаваться малодушию. По крайней мере, постараюсь. — И сразу же почувствовала себя совершенно по-другому, словно освободилась от тяжкого бремени, — легко, чуть ли не беспечно. — Спасибо. Простите меня. Мне просто нужно было с кем-нибудь поговорить.
— Хорошо, что ты выбрала меня.
— А вы сами не собираетесь вступить в отряд гражданской обороны?
— Я уже вступил. Ни оружие, ни форму мне еще не выдали, зато у меня уже есть нарукавная повязка. Сегодня вечером я отправляюсь на строевую подготовку — буду, по всей вероятности, учиться брать на караул черенком от лопаты.
Это предположение, высказанное самым серьезным тоном, заставило ее рассмеяться, на что он и рассчитывал. Довольный, что все опять в норме, он поднялся из-за стола.
— Четверть второго. Сейчас идем в «Митру» на праздничный обед с миссис Сомервиль, а затем поедем все вместе в Роузмаллион, и ты вступишь во владение своим новым домом.
В глубине души Джудит опасалась, что будет чувствовать себя незваным гостем в Дауэр-Хаусе. Что тетя Лавиния все еще незримо присутствует там и это отобьет у нее охоту входить, открывать двери без стука, по-хозяйски проходить по комнатам, которые принадлежали другому человеку. К счастью, ее опасения не оправдались — потому, может быть, что кругом царила безукоризненная чистота и порядок. Щетками, тряпками Изобель словно стерла все, что могло бы напомнить о прежней владелице. Цветов нигде нет, подушки на диванах и креслах — взбитые, несмятые, нетронутые. Книги и журналы убраны, на столике у кресла тети Лавинии не видно ни очков, ни сумки с рукоделием, ни гобелена, который она не успела окончить. Кроме того, исчезли кое-какие вещи, по праву востребованные Кэри-Льюисами; они оставили после себя пустоты, тотчас бросавшиеся в глаза, как щербины во рту. Угловой буфет, заставленный рокингемским фарфором, венецианское зеркало над камином в гостиной, китайская фарфоровая чаша, которая всегда была полна ароматической смеси из сухих цветочных лепестков, детский портрет тети Лавинии, висевший на лестничной площадке у двери ее спальни… Из спальни исчез рабочий стол в стиле королевы Анны, служивший ночным столиком, местом для таблеток и молитвенника, а также много старых коричневатых фотографий в серебряных рамках; там, где они стояли или висели, остались лишь пустые столешницы да темные пятна невыцветших обоев.
Но все это было неважно, не имело никакого значения. Теперь это был уже дом не тети Лавинии, он принадлежал Джудит.
После оживленного, дружеского обеда в «Митре» (ели они жареную баранину под соусом), во время которого Бидди явно наслаждалась присутствием нового, внимательного мужчины, они сели в автомобиль мистера Бейнса и отправились в Роузмаллион. Мораг оставить было не с кем, поэтому ее взяли тоже. Бидди села впереди с мистером Бейнсом, а Джудит с Мораг устроились сзади. Джудит открыла окно, чтобы Мораг могла высунуть свою пегую морду наружу, и ветер вмиг заставил собаку прижать уши.
— Куда мы ее денем, когда приедем в Дауэр-Хаус? — задумалась Джудит. — Изобель не понравится, если она наследит лапами на полу или наоставляет после себя шерсти.
— Мы оставим ее в машине, а окна откроем. И как только Изобель уедет, выпустим Мораг на волю.
Изобель ждала их, наряженная в свой выходной черный костюм и украшенную веточкой вишни соломенную шляпу, совершенио выгоревшую на солнце. Пара ее маленьких чемоданов вместе с вместительной сумочкой уже стояла у подножия лестницы. Она была совершенно готова к отъезду, но ей хотелось провести их по всему дому, начиная с кухни и кончая мансардой, со скромным видом упиваясь возгласами изумления по поводу того, сколько ей пришлось потрудиться, чтобы выстирать занавески, натереть полы, накрахмалить покрывала, начистить до блеска медную утварь, намыть окна.
Она милостиво снабжала Джудит разъяснениями и наставлениями.
— Ключи все висят вот тут, на крючках сбоку буфета. От парадной двери, от черного хода, от гаража, от сарая с инструментами, от двери в сад, от «хижины»… Дверку плиты закрывайте вечером и утром. Лучшее столовое серебро уехало в Нанчерроу, но я положила в эти ящики самое приличное из того, что осталось… Белье хранится здесь, машина из прачечной приезжает по вторникам… С горячим краном поосторожней: сразу хлещет почти крутой кипяток.
Они обошли весь дом, одну комнату за другой, от кухни до столовой и гостиной.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента