— По транс-портной струне пассажир идет пакетом из пяти архивов… — Незнакомец пытался говорить шепотом, но в бедламе портового бара это вряд ли могло иметь успех. — Пять информационных потоков. С нашей точки зрения, это не потоки, а импульсы… Но наша точка тут ни при чем, мы же про технику говорим.
   Говорил преимущественно он. Я лишь сидел рядом и терпел.
   — Пять архивов, — повторил мужчина и, двинув ко мне лист бумаги, провел черным ногтем пять параллельно неровных линий. — В первых двух вся твоя физика… — Он озабоченно посмотрел на стол, но ничего, кроме кружек и пепельницы, не обнаружил. Пепельница была полная, а кружки — наоборот. — В этом архиве врожденное, чистый генотип, а в этом приобретенное. — Он положил на листок два кривых окурка. — Если вошел в транс-порт с циррозом печени, то и выйдешь с тем же циррозом. Кстати!.. Ты не задумывался, почему Верховный так неплохо выглядит? Для своих-то ста двадцати годков… А?!
   Собеседник поманил меня пальцем и, не дожидаясь реакции, поднес свой бесформенный рот еще ближе. Мне казалось, что я уже не слышу его, а чувствую.
   — Верховный… да и не только он… они иногда срываются с линии. Не целиком, такого не бывает. Срывается только второй канал. Такого… ха!.. такого вообще-то тоже не бывает. Но им периодически устраивают. И на выходе они получают свое же тело, но без единой болезни. Девственное! Ну… то есть, допустим, девственное — для ста двадцати лет. Старое, но не изношенное. Слабое, но не больное, понимаешь?
   — Что ж тут не понять…
   — Дальше. Три других канала несут менталику. Три архива. Первый — врожденное. — На лист лег еще один окурок. — Темперамент, то-се, задатки-зачатки и прочее. Что ты от родителей взял. Вот тут… — Мужчина выбрал в пепельнице короткий изжеванный фильтр. — Вот тут приобретенное. Интеллект, навыки и всякая такая хрень, которую ты сам наживаешь, вместе с болячками. А это… — Он торжественно уронил пятый окурок, стоптанный, как сапог каторжника. — Здесь, дружище, память.
   Я взглянул на лист, и мне стало тошно. Человек — от светлых мечтаний и до последнего заусенца, — весь человек был представлен на этой схеме пятью грязными чинариками. Они лежали у пяти кривых царапин, словно на старте.
   — Значит, имеем пять архивов… — Собеседник потыкал пальцем в бумагу и уставился на меня, требуя подтверждения.
   — Имеем, — подтвердил я.
   — Скок!.. — Ребром ладони он передвинул по листу окурки, каждый по своей линии. — Скок!.. Транс-переход окончен, — объявил он, имитируя отстраненный синтетический голос. — Но «скок» — это только для нас. Сознание человека не способно воспринять этот миг. Ты просто шагаешь сквозь рамку транс-контура и идешь себе дальше, по тому же вроде бы коридору… который находится уже в другом рукаве матушки-галактики.
   Слушать хмельного брехуна становилось все труднее.
   — Все происходит мгновенно! — продолжал он с азартом. — Тут тебя расквантовали, там — снова собрали. Из другого сырья, конечно. Твое осталось здесь, из него соберут кого-то еще. Или, если дети финишируют, то сразу двоих. А если прибудет боров здоровый, то тебя одного не хватит, пойдешь довеском. Да это не важно, это ведь уже не ты, а прах твой… — Он вдруг осекся. — Слушай, многовато говорю, да?
   Я счел за лучшее промолчать.
   — Так о чем я?.. А вот о чем. — Незнакомец вернул бычки на исходную позицию. — Информационный пакет перемещается неуловимо быстро. Для человека. Но не для киб-координатора. Для машины это целый проце-е-есс… — Он вновь принялся двигать окурки, но теперь гораздо медленнее. — Полторы-две миллисекунды, иногда три. Почти вечность. За это время киб-координатор многое должен успеть. И со многими. Представляешь пассажирооборот среднего порта? Нет, не представляешь. И представить не можешь! Потоки идут отовсюду. Прием, отправка, но чаще станции выполняют релейные функции, особенно в центре. Миллионы пассажиров ежесекундно. Даже если разбить секунду на тысячу частей, то и в одной этой части окажутся тысячи инфо-пакетов! Туда-сюда… отсюда туда… опять туда… потом обратно!.. — Он исцарапал лист вдоль и поперек, затем вывернул на него пепельницу и для наглядности растер мусор ладонью.
   Бармен с тревогой посмотрел в нашу сторону. Незнакомец, словно учуяв это спиной, призывно поднял руку. Бармен перевел взгляд на меня. Я сделал лицо непроницаемым, что означало: «больше не угощаю».
   Сосед по столику не то чтобы был пьян… он был пьян вчера, это бесспорно. И позавчера, что весьма вероятно. Сегодня же он принял кружку пива — от моих щедрот, — вылакал пол-литра обычного портового пойла и помутнел, но не беспросветно. Он все-таки мог говорить. Громко и неприятно.
   Ему было лет тридцать пять — примерно столько, сколько и мне. Опустившийся субъект, застрявший в чужих местах не по собственной воле, а от безденежья. Он был порядком обтрепан. Вышел из дома невесть когда в приличной одежде, а потом — либо стремительно отощал, либо слишком долго шлялся. Красная рубаха не стиралась месяц как минимум. Он пованивал весь — от макушки и… нет, про пятки лучше не надо. С пятками, я подозревал, у него еще хуже, чем с головой. Штаны на нем были болотные, не исключено — когда-то серые или, допустим, бежевые… Но теперь — строго болотные, по всей своей мятой поверхности.
   Его лицо выражало много всякого, страстного и горячечного, но мне это было ни к чему.
   Посетителей между тем не прибывало и не убывало. Люди менялись, но в дверях как будто стоял чуткий клапан: вышли двое — тут же двое и вошли, в полосатых ботинках и с модным орнаментом на щеках, подхваченным у аборигенов Мутона-7. В этом сезоне только ленивый не раскрашивал физиономию зелеными квадратами. Квадраты носили по всей матушке-галактике, во всех ее благословенных рукавах. Поветрие распространилось по обитаемым мирам за какую-то неделю, чему способствовала система транс-портировки. Если б не она, вряд ли я мог бы говорить о каких-то галактических рукавах. Мы так и сидели бы в пределах одной звездной системы. В лучшем случае выстроили бы сферу этого, как его… Тайсона, что ли?., вроде того, да… Ну и лазали бы внутри ее, как бациллы в закупоренной пробирке.
   — Полчаса уже треплешься, — сказал я наконец. — Думал, что-нибудь дельное сообщишь… Все, что ты мне поведал, проходят в школе, на первом цикле. Но нормальные дети, в смысле — дети нормальных родителей, узнают об этом еще раньше. Не сидят же они дома. И первое, что они видят за пределами квартиры, — это рамка транспорта.
   Незнакомец расправил плечи и приподнял подбородок. Он понял, что зацепил меня. Нельзя сказать, что я был уже на крючке, но… за прошедшие полчаса я не послал его к черту, и значит, я был заинтересован.
   А я действительно — был.
   — Конечно, пакет из пяти архивов, это известно всем, — начал мужчина, как мне показалось, снова издалека. И сразу перешел к делу: — Вранье, дружище. Архивов не пять, их шесть. Шесть, ясно?
   — Да хоть двадцать, какая мне разница? Только… что в шестом?
   Он демонически улыбнулся.
   — Спецификация на пять основных. Но главное — ключ. Пароль, содержащий элементы всех пяти архивов. Киб-координатор собирает человека не сам, а… по инструкции как бы. Вот эта инструкция и содержится в шестом архиве. В школе про него не рассказывали, м-м?..
   — Нет, не рассказывали… Ты-то откуда знаешь?!
   — Перед тобой дипломированный инженер-транспортник, — торжественно объявил незнакомец. И чуть погодя добавил: — Ну, почти дипломированный.
   Я махнул на него рукой
   — Наоборот, наоборот! Какое счастье, что меня оттуда… э-э-э… то есть, что они не стали препятствовать моему… э-э-э… — Мужчина хотел сформулировать это поприличней, но ничего приличного не нашел. В итоге он бросил попытки и вернулся к теме: — После Академии я два года пахал на разных станциях. У меня есть и образование, и опыт. Обычному инженеру транс-порта многое может прийти в голову, но он даже не представляет, как это осуществить. Что на станции чаще ломается. За чем следят пристально, а за чем — не очень. На что и вовсе не обращают внимания. Я знаю все, я мог бы служить в отделе расследований. В транс-полиции я был бы лучшим! — Он опять улыбнулся. — Но я выбрал другое.
   — Ты скакун… — заключил я не без ужаса.
   — Да, это мой хлеб. Я скакун. И ты уже понял, зачем я все это рассказываю. В смысле… что я собираюсь тебе предложить.
   — Нет. — Я поднялся, но, вместо того чтобы уйти, зачем-то подмигнул бармену. Через секунду на столе появились две полные кружки и чистая пепельница. Мне пришлось опуститься на стул.
   — Только Верховный не хотел бы ни с кем поменяться. Только Верховный никому не завидует. Все остальные… — Собеседник игриво пошевелил бровями. — Остальные всегда чего-то хотят. Чего-то большего… О Верховном даже не думай! Это я так, для примера.
   — Я и не думал, — ответил я осторожно.
   — Шестой канал, весь вопрос в нем. Вернее, в том, как его вскрыть.
   — Ты скакун, — повторил я. — Но подожди-ка… Ты должен быть сказочно богат, а не…
   — На прошлой неделе был. Не то чтобы сказочно, но в таком баре я бы и нужду справлять побрезговал. А сегодня… вот. — Он жадно отхлебнул и достал из пачки десятую сигарету за вечер. — Меня губит тело. У него масса дурных привычек… Не тело, а какой-то сосуд пороков, и пристрастие к алкоголю еще не самый скверный…
   — Ясно, тело у тебя чужое. Ты ведь скакун. Но почему бы тебе не выбрать… гм…
   — Новую обитель души? Что-нибудь получше, да? Не могу. В этом теле — то, что делает меня скакуном.
   — Не понимаю, — признался я. — Ты вшил эту железку прямо в себя?!
   — Транс-полиция не дремлет. Они выловили почти всех. Написали программу, распознающую краш-чип. Куда бы ты его ни сунул — в карман, в ботинок, хоть в брюшную полость. Какая разница, если в стартовом контуре тебя оцифровывают всего, включая проглоченную вместе с супом муху? Один мой друг финишировал прямо на рудниках. Киб-координатор не только обнаружил его крашер, но и успел изменить маршрут. Да, техника не стоит на месте…
   — Скакуны потеряли работу, — заметил я без сожаления. — Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Ведь вы преступники! Все справедливо. Сегодня ты можешь называть себя дворником, пилотом, поваром — кем угодно, только не скакуном.
   — Ага. — Он осушил кружку. — Программа чует краш-чип. Как его ни переделай, подо что ни замаскируй. Она видит принципиальную схему, этого ей достаточно. Но я же сказал: техника на месте не стоит. — Мужчина посмотрел на меня испытующе и тихо произнес: — Биочип.
   — Что?! Био…
   — Чип, — победно закончил он и постучал себе по лбу. — Никаких полупроводников, никаких элементов питания. На взгляд киб-координатора и его чертовых программ, это лишь кусок мяса. Мой собственный орган, который они обязаны оцифровать, перенести по первому каналу и собрать в рамке финиша.
   — Получается, отмычка живет у тебя в голове? Краш-чип — часть твоего организма?!
   — Надо ли объяснять, почему я не могу этот организм бросить? Забавно: я, скакун нового поколения, неуловимый и недосягаемый, скакун, чье призвание — менять людям тела, сам вынужден ютиться в оболочке пьяницы, курильщика и… ладно, не будем.
   — Погоди. Ты говоришь мне это для того…
   — Ну конечно! — обрадовался незнакомец. — Погляди на себя: не старый, но вряд ли с перспективами. Брюшко… Да какое брюшко — брюхо! — Он пихнул меня локтем в живот. — Это данность, ты предрасположен. Сколько ни потей в спортзале, никуда ты свое пузо не денешь. Я уж не говорю о твоей склонности к облысению!
   — Вот об этом не нужно бы…
   — Ты лысеешь, дружище!
   — Я же просил… Считаю эту тему деликатной, в некоторой степени даже интимной…
   — Да, да! Ты лысеешь! Еще лет пять, и ты будешь, как моя коленка! Хотя… не слишком ли это большой комплимент для твоей плеши?
   — У меня нет плеши, — выдавил я.
   — Это временно. А жена? Жена у тебя есть?.. И уже не будет! Лысый, пузатый… — Мужчина затрясся от смеха. — А работа? Кто ты на своей работе? Ноль! Младший отросток степлера!
   — Да откуда такие дикие…
   — Вижу тебя насквозь! Хороший скакун обязан быть психологом. А я скакун хороший. Днем гнешься перед шефом, а ночами ворочаешься в пустой постели и мечтаешь влезть в его шкуру. У него-то жена есть? И что, недурна? А?.. Отвечай!
   Я потупился.
   — Вот так! — заключил он. — А возраст? Да я не про Жену, я про шефа.
   — При чем тут мое начальство?
   — Это я для примера. Можно и не с начальством телами махнуться, можно и с полотером. Уж полотер точно возражать не станет. Интересно, сколько он получает?
   — Кто? Полотер?..
   — Тьфу! Твой шеф. Бьюсь об заклад, он слывет везунчиком. В отличие от тебя. И он вряд ли намного старше.
   — Не старше, — буркнул я. — Чуть моложе.
   — О-о-о!.. Позор. Пресмыкаться перед каким-то сопляком… и знать, что никогда не займешь его место. Как я тебе сочувствую, дружище! Как же я тебе сочувствую… — Незнакомец, устав смотреть на мою нетронутую кружку, подвинул ее к себе.
   Такого натиска я не ожидал. Я кое-что слышал о скакунах, в частности о том, как они находят клиентов. Услуги скакуна стоят безумно дорого, некоторые копят деньги годами, чтобы однажды поменяться с кем-то телом и сразу все окупить.
   Соблазн велик, отказаться бывает непросто. Люди знают, что их ждет наказание, и все же соглашаются. Некоторые разыскивают скакуна сами. Точнее — разыскивали раньше.
   Еще недавно это было похоже на эпидемию. Тысячи законопослушных граждан ежедневно теряли свои тела и оказывались нищими, больными, старыми… Дошло до того, что люди начали бояться транс-порта, многие шли к стартовой рамке, как на эшафот. Скакуны стали массовой преступной специализацией. Неофиты попадались быстро, но это была лишь пена — волки матерели все больше. В условиях жесткой конкуренции и беспрецедентных мер со стороны транс-полиции включился эффект естественного отбора. Грязный бизнес превратился в подлинное искусство. Талантливый скакун не просто перемещал тела и личности, он совершал сложные многоступенчатые операции обмена. Пока полиция добиралась до нарушителя, оплатившего эту чехарду, он часто оказывался уже в новом теле или, того хуже, успевал так продвинуться по социальной лестнице, что без санкции Верховного на него не могли и чихнуть.
   Конец произволу скакунов был положен быстро и неожиданно: кто-то из гениев транс-департамента написал программу, различающую краш-чип. Скакуны потеряли свой инструмент, а с ним и возможность взламывать шестой архив.
   Подтасовки на транс-порте мгновенно закончились, все вздохнули спокойно.
   Оказывается, напрасно…
   — Ну что, дружище? Ты ведь думал об этом?
   Да, я об этом думал. Об этом думают все, никуда не денешься. Я догадывался, что встреча со скакуном должна быть именно такой: в грязном баре у пересадочной станции, за кружкой разбавленного пива. Но я не предполагал, что это будет похоже на какую-то вербовку… которую проводит полупьяный босяк в красной рубахе и болотных штанах.
   — С тебя я возьму пятьдесят тысяч, — сказал мужчина. — Не торгуйся, это непозволительно дешево. Знал бы профсоюз, как я ломаю цену… — Он пренебрежительно усмехнулся. — Но профсоюза больше нет, сегодня я монополист. Пятьдесят тысяч. Во-первых, я на мели, и для начала мне нужно хоть что-то. Во-вторых, больше ты не заплатишь. Больше у тебя нет.
   — Мне нужно знать подробности.
   — О-о!.. Хочешь, чтобы я выложил свои секреты? Даже не получив аванса?!
   — Но если я собираюсь тебе доверить…
   — Твое тело и твой разум представляют ценность только для тебя самого. Ну подумай: на кой черт мне сдалось это пузо, эта лысина, эти подавленные юношеские…
   — Достаточно, — оборвал я.
   Скакун замолчал, но лишь для того, чтобы допить мое пиво.
   — Уже решил, с кем махнешься? — спросил он. — Ах, тебя беспокоит технология… Объясняю в общих чертах. Мы с тобой проходим через рамку. Одновременно. Что?.. Запрещается?.. Плюнь. Говорю тебе: я два года отработал на станциях, киб-координатору нет никакой разницы. Момент транс-портировки засечь невозможно, поэтому я вхожу уже заряженный: краш-чип получил задание и ждет, когда его можно будет выполнить. Можно будет — как раз во время транс-портировки. Мгновение между стартом и финишем. Да, да, то самое «мгновение». Для координатора это процесс, и для краш-чипа — тоже. Крашер ищет информ-пакет, максимально соответствующий нашему заказу. То есть нащупывает подходящего пассажира, который, как и мы, находится между стартом и финишем. В пути.
   — А если не нащупывает? Если не находит?
   — Иногда поиск длится несколько часов. Мы будем входить в рамку и выходить из нее, входить и выходить, входить и выходить. С первого раза не получается никогда. Но никогда еще мне не требовалось больше двадцати пересадок. В матушке-галактике много народу. Очень много. Мы обязательно что-нибудь подберем.
   — Мне не нужно «что-нибудь». Я вообще не решил, стоит ли мне…
   — Решил, решил. И не сейчас. Если бы не решил, ты бы давно уже вызвал транс-полицию.
   Я не стал спорить и заказал еще пару пива.
   — Так вот, крашер находит хорошую кандидатуру, — отхлебнув, продолжал скакун. — Затем взламывает шестые архивы, его и твой. И кое-что в них переписывает. Финишный контур собирает те же два тела, в полном соответствии со спецификацией. Откуда ему знать, что ваши спецификации сфабрикованы? Для системы все корректно, подмену чувствуешь только ты и тот, с кем вы махнулись. Первый, второй и пятый архив меняются местами.
   — Пятый?.. — Я слегка растерялся. — Еще и пятый? Память?!
   — Зачем тебе чужое тело с твоей памятью? Что она в нем будет делать? Что она собирается помнить — про другое тело? Ну конечно, родной для тебя чужая память становится не сразу. Сутки. Реже — двое.
   — Я как-то… честно говоря… Нет, я не согласен.
   — Дура-ак! Это раньше менялись только телами. Ну и что? — На первой же очной ставке потерпевший сообщит о тебе все, а ты даже не сможешь сказать, откуда у тебя взялся шрам на ноге и в каком году тебе удалили аппендикс.
   — Но как же моя память? Это же и есть — я сам!
   — Ничего подобного. «Ты сам» — это третий и четвертый архивы. Вот в них-то и содержится твоя личность. То, что передалось по наследству, и то, что ты нажил с годами. А память — это… ну вроде как база данных. Меняем одну базу на другую, и все дела.
   — Но ведь «Я» — это мое знание жизни, оно сформировано на основе самой жизни, и если память о ней окажется чужой…
   — Конфликт архивов неизбежен. Но это временно, к хорошему быстро привыкают. Зачем тебе вспоминать детство в нищем квартале? Гораздо интересней помнить, что ты сын миллионера.
   — И… верить в это?..
   — И верить! — поддержал скакун. — Даже не верить — знать! Ну?.. Что ты скажешь?
   — Сорок.
   — Что?..
   — Сорок тысяч, этого довольно.
   — Э-э-э, дружище! — Мужчина неприязненно сощурился и передвинул на столе кружки. — Сорок пять.
   Я вздохнул.
   — Нужен приблизительно ровесник…
   — Этого мог бы не говорить, — произнес он.
   — Физически здоровый, привлекательный, без особых…
   — Нет, наверное, ты платишь пятьдесят тысяч за возможность побыть слепым парализованным идиотом!
   — Сорок пять, — возразил я.
   — Конкретные пожелания имеются?
   Я развел руками:
   — Вряд ли.
   — Как тебя зовут, клиент?
   — Мёбиус, — ответил я негромко.
   — Как?!
   — Мёбиус, — повторил я.
   — Вот же… н-да… Это имя или фамилия?
   — И то и другое.
   — Ну надо же… А я — Карл Грифус. А ты, стало быть, Мёбиус Мёбиус?
   — Хуже.
   — Да куда уж хуже-то?
   — Фамилия у меня двойная: Мёбиус-Мёбиус.
   — Если полностью, то получается…
   — Мёбиус Мёбиус-Мёбиус, — обреченно проговорил я.
   — Тяжело тебе, дружище… — Скакун опрокинул в себя кружку и порывисто поднялся. — Идем.
   Транс-портный контур находился рядом с баром, вернее, это бар открыли недалеко от контура, на минус семнадцатом уровне пятого субквартала захудалой планетки Трэнтор при звезде Теплая Заря, что на самой окраине юго-западного рукава матушки-галактики. Когда-то этот сектор считался перспективным, потому и звезду, и планету назвали донельзя пафосно. Минули годы, нашлись сектора получше, и Трэнтор стал прибежищем диссидентов, однако транс-портных контуров здесь было не меньше ста тысяч, таковы санитарные нормы.
   Грифус остановился возле рамки.
   — Я должен сосредоточиться. Итак… тебе, в принципе, безразлично, лишь бы что-нибудь получше… — Он осмотрел меня с головы до ног. Вероятно, давал целеуказание своему биочипу. — На счет «три».
   — А куда мы?..
   — Да никуда. Выйдем здесь же, на соседнем уровне. Приготовься. Раз… Два…
   Мы синхронно переступили через рамку, и команда «три» растянулась в бесконечную миллисекунду. Если бы у киб-координатора были уши, он бы услышал «трррррррррррри». Но для человека это происходит гораздо быстрей.
   Скок!
   Я очутился по ту сторону контура — уже в другом месте. Нога оторвалась от упругого пластика и опустилась — на упругий пластик. На тот лее самый пол, закиданный упаковками от чипсов и соленых орешков. Моя собственная нога в черном латексном сапоге.
   Я по инерции прошел дальше. «Клёп-клеп-клёп!» — гнусаво запели каблуки, фиксируя каждый мой шаг. На мне была клетчатая юбка с прозрачными вставками спереди и сзади. Короткий подол обегали неоновые огоньки.
   — Все-все, уже идем назад, — торопливо произнес Грифус.
   Я повернулся к хромированной стене, поднял руку и… поправила прическу. Зря я Марту послушала. Стерва уговорила меня вживить перья павлигатора, а куда мне, к черту, этот павлигатор? Насоветовала! Подруга называется…
   — Эй, Мёбиус! — раздалось рядом.
   — Что? — спросила я недоуменно.
   — Давай обратно в рамку. Или тебя это устраивает?..
   — Урод. — Я прикрыл окошко на юбке. — Ты урод, Грифус!!!
   — Такое случается, не кипятись. Сейчас все вернем. Нет, ну если ты доволен… то есть довольна…
   — Быстро меняй! — заорала я.
   Он взял меня за локоток и галантно проводил до контура.
   — Ты готова, милая?
   — Убью гада… — процедил я чувственным контральто.
   — Раз… Два… Скок!
   В спину воткнулся гвоздь. Поразмыслив, я понял, что гвоздь не один, их несколько и они медленно проворачиваются — в моей спине.
   «Что ты опять?..» — хотел я крикнуть, но легкие треснули от кашля. Сердце внутри подпрыгнуло и, ударившись о макушку, упало обратно в кишечник. В моем возрасте опасно тревожиться. В моем возрасте вообще все — крайне опасно. Имплантаты давно износились, а менять их на новые врачи не соглашаются ни за какие деньги. Ибо даже простейшая операция может стать моим последним приключением.
   — Не ладится сегодня что-то… — буркнул Грифус. — Не мой день, похоже.
   — Не твой, — прохрипел я чуть слышно. — Верно, ты полагаешь, что сегодня — мой день?
   — Не будем драматизировать. Поверьте, Мёбиус, вы в надежных руках. Сами до рамки дойдете или вам помочь?
   Он взял меня за тот же локоть — впрочем, едва ли за тот же самый — и осторожно подвел к стартовому контуру.
   — И что дальше?.. — продребезжал я.
   — Знаешь, Мёбиус, не в твоем положении выделываться. Тебе сейчас хоть бы с кем поменяться, а то не ровен час…
   — Не ровен час — это про другое. Это, например, если я достану трубочку да наберу один номерок. Мои люди повсюду, если ты не в курсе. У меня куплено все и везде.
   Угрожать попусту я не привык, поэтому действительно полез за трубкой. Ладонь нащупала на атласном жилете кармашек, но в этот момент Грифус увлек меня с собой. Даже не удосужился досчитать до трех. Похоже, щенок узнал-таки мое лицо и сообразил, с кем имеет дело.
   Скок!
   — Вот ведь незадача-то… Да-а-а…
   Я открыл глаза — старик, ныряя в рамку, зачем-то зажмурился.
   Сначала я увидел мятые болотные штаны — на себе. Потом вспомнил про зеркальную стену — весьма кстати! — и посмотрелся в нее как… ну, как в зеркальную стену и посмотрелся. И увидел Карла Грифуса — тоже на себе, вместе со штанами.
   Сам Грифус стоял в двух шагах левее и с той же гримасой — хотя и на чужом лице — изучал свое отражение.
   Ему было лет семнадцать — гораздо меньше, чем мне, то есть ему же самому. Красавчик. Спортивный, подтянутый, одетый, правда, бедновато. Голубоглазый. В общем, такой, у которого все впереди.
   — Мёбиус… — выдавил он. — Я это… перемудрил я малость.
   — Бывает.
   — Это… пошли в контур.
   — Зачем? — Я нашарил в брюках пачку сигарет и неторопливо закурил.
   — Как это зачем?! — возмутился он. — Назад меняться!
   Я выпустил струйку дыма.
   — Мёбиус… — проронил он.
   Я почесал лоб, как раз то место, где под черепной коробкой сидел вживленный биочип. Первый и пока единственный.
   — Мёбиус… — растерянно повторил юноша.
   — Да, Мёбиус-Мёбиус — это моя фамилия. Имя у меня тоже — Мёбиус. А звание — капитан транс-полиции.
   Он рванулся к рамке, но вовремя одумался.
   — Так вы… вы этот контур пасли, да?
   — Контролировали. Как и все контуры этого субквартала. — Я поднял с пола брошенную стариком трубку и набрал непростой номер из двадцати восьми цифр. — Говорит капитан Мёбиус. Да, господин полковник, я его взял. Тот самый Карл Грифус с тем самым биочипом… — Закончив доклад, я кивнул на рамку: — Проигрывай достойно, скакун.
   Спустя пару миллисекунд мы вышли в бункере транс-полиции на Пегасе-116. Внизу — километры базальта и раскаленное ядро, вверху — километры базальта и космос. У нас тут не забалуешь.
   Юноша диковато осмотрелся. Мне же осматривать было нечего: низкий потолок, тяжелая мебель, мрачное освещение — все давно знакомо. У меня приличная выслуга, без малого пятнадцать лет, из них десять — на Пе-гасе-116, под началом полковника Иггла. Или сэра Иггла, когда он настроен по-домашнему. Собственно, полковником он был не всегда, как и я не всегда был капитаном, но все эти годы он оставался для меня сэром Игглом, а я для него — просто Мёбиусом. Или Мёбиусом Мёбиусом-Мёбиусом, когда он настроен по-домашнему.
   Потерпевшего уже доставили: некто в моем теле томительно слонялся вдоль базальтовой стены.
   Иггл выбрался из глубокого кресла за пультом и подошел ко мне:
   — Мёбиус, это ты?
   — А то кто же? — Я достал сигарету и ловко чиркнул зажигалкой о брюки. Крайне ценный навык.
   Полковник вздернул брови.
   — Мёбиус, когда это я разрешал тебе курить?
   — Не разрешали. Но я ведь раньше и не курил. А еще я выпиваю, шеф. И кое-что похуже, — поделился я. — В общем, не тело, а сосуд пороков.
   — Что за тон, Мёбиус?
   — Простите, господин полковник. Четвертый архив, будь он неладен, чужие привычки. Не могу с собой справиться. Дело в том, что у меня никогда не было начальства. Кроме тюремных надзирателей.
   Кажется, полковник собирался дать мне затрещину, но на столе затренькал телефон. Звонила жена. Кого еще полковник Иггл мог называть Крошкой?
   — Да, Крошка, — сказал он. — Нет, не забыл. Освобожусь через пять минут. Целую, Крошка.
   Если честно, я бы эту Крошку тоже поцеловал. Видел ее несколько раз, когда она являлась к нам в бункер. За Иггла она вышла совсем недавно и еще не утратила качеств молодой супруги. Любящая и привлекательная. Крошка. Эх… Нет, капитану по фамилии Мёбиус-Мёбиус о таких крошках нечего и мечтать. То ли дело полковник. Орел, а не полковник! У него даже имя было какое-то геройское — Макс. Словно родители с младенчества подозревали за ним большое будущее. Впрочем, если ты владеешь акциями золотодобывающих предприятий северного рукава матушки-галактики, верить в счастье своего ребенка нетрудно.
   — Да, Крошка, — мурлыкнул напоследок полковник и вновь повернулся ко мне. — Мёбиус!
   — Ага?.. — Я затоптал окурок и, развеивая дым, подул в разные стороны.
   — Нет, на тебя надежды мало. — Иггл привередливо осмотрел прибывшего со мной юношу. — Иди сюда, Грифус. И ты тоже. — Он подтолкнул потерпевшего к локальному контуру.
   Посередине у нас стояли две рамки — стартовая и финишная, друг напротив друга. К транс-портной системе они подключены не были, их смонтировали только для того, чтобы мы исправляли содеянное скакунами.
   Полковник открыл сейф и достал оттуда конфискованный краш-чип. Умельцы замаскировали преступное техсредство под обычную плюшевую игрушку: сумчатый овцеящер, отъедающий себе хвост. Под лоснящейся шерстью, как раз в сумке, был спрятан пульт.
   — В рамку шагом марш! — скомандовал Иггл.
   — Зачем, шеф? — спросил я.
   — Как это зачем? Ты что, совсем форму потерял? То есть… ты и содержание утратил вместе с формой?
   — Вы собираетесь поменять их местами… — Я указал на свое бывшее тело и на юношу. — Но я ведь говорил вам, что Грифус — лучший из скакунов. Он никогда не проводит тривиальных обменов.
   — Что это, интересно, ты мне говорил, Мёбиус? Когда?
   — Ну… я думал, вы смотрите трансляцию. Вы же сами вешали на меня «жучки». Две стереокамеры и датчики квадрозвука.
   — Да, я кое-что слышал, — скривился Иггл. — Этот упырь предлагал тебе поменяться со мной. Тебе — со мной… Смешно. Но микрофоны работали только в баре. А потом, после первого же обмена…
   Я хлопнул себя по лбу.
   — Действительно, господин полковник. Виноват.
   Человек в моем теле, успевший вернуться к стене, грациозно выгнул спину.
   — То есть как? — проговорил он. — На этом лысом мешке висят «жучки»?! И все, что я делала… вы это записали?!
   — А что, позвольте полюбопытствовать, вы делали в моем теле? — вскинулся я.
   «Мёбиус» не ответил, лишь покраснел до ушей.
   — Постойте-ка… — сказал ему полковник. — Внутри вас должен быть молодой человек, которого вытеснил Грифус.
   — То-то и оно, шеф… — кисло произнес я, вытирая взмокшие ладони о красную рубаху. — Боюсь, все не так просто.
   — Без паники, капитан! Сударыня, назовите свой социальный номер.
   «Мёбиус» назвал, и полковник, подойдя к пульту, дал команду на розыск.
   Вскоре прибыла знакомая дама: высокие сапоги с говорящими каблуками и короткая юбка с полиэтиленовыми аппликациями.
   — Надеюсь, вы и есть обладатель этого тела? — Иггл положил руку ей на плечо. — Или нет?.. Кто вы?
   — Я тот, кто сделает из вас отбивную. — Женщина ощупала полы несуществующего пиджака, затем поискала кармашек на несуществующем жилете.
   — А где же этот? — крякнул полковник, вцепляясь юноше в щеку. — Куда он подевался? Где начинка?
   — Прежде всего я хотел бы выяснить, где я сам, — сухо произнесла женщина. — Потом делайте что угодно. Но сначала я должен получить свою оболочку.
   — Разумеется. Не откажетесь ли пока перебраться в этого молодого человека?
   — Да что вы себе позволяете?!
   — Временно! Согласитесь, это тело более предпочтительно. Чем то, что вы имеете в данный момент, — добавил Иггл, косясь на прозрачную юбку.
   — Но-но, я попросила бы!.. — возмущенно воскликнул «Мёбиус».
   — Будьте добры, сэр, назвать свой социальный номер, — сказал Иггл женщине.
   Транс-патруль сработал безупречно: спустя минуту в бункере появился третий потерпевший: старомодный костюм, под ним атласный жилет.
   — Почему не обратились в полицию? — набросился на него полковник. — Где вы шлялись все это время?!
   — До фени, — фыркнул старик. — У меня сейчас лабораторная по наномеханике, а вы дадите справку, что я не прогуливаю.
   — Твое? — Иггл вновь дернул юношу за щеку, так, что у того клацнули зубы.
   — Мое, — неохотно ответил старик.
   — Грифус, ну ты и намудрил, — проскрежетал полковник. — Тебе это дорого обойдется, Грифус…
   Молодой человек не ответил.
   — Грифус?.. — встревожился Иггл.
   Тот снова проигнорировал.
   — Грифус! Не валяй дурака. Это же ты?..
   — Я, я, — осклабился юноша.
   — А почему молчишь? Шутки шутишь?! С-скакун… — процедил Иггл и коротко врезал ему кулаком в живот.
   — Вы бы поаккуратней, — промолвил старик. — Мне еще носить.
   Полковник собирался что-то ответить, но на столе зазвонил телефон.
   — Да, Крошка, — сказал он. — Нет, не забыл. Освобожусь через пять минут. Целую, Крошка. Да, Крошка.
   Положив трубку, он вновь зыркнул на юношу.
   — Я тут, шеф! — напомнил я, поднимая руку.
   — Что стоишь? — прошипел он. — Биочип в голове работает? Вот и ты работай! Меняй их живо, одного за другим.
   — О’кей, шеф.
   Иггл сел в кресло и начал диктовать отчет, а я принялся за дело.
   Все получилось быстро.
   Скок! Скок! Скок!
   Чудесная техника эти новые биочипы. Осталась лишь одна деталь.
   — Осталась одна деталь, господин полковник, — сказал Грифус.
   — Что такое?
   — Нужно вернуть Грифуса в его тело.
   — А в чьем он сейчас?
   — В моем.
   Иггл посмотрел на меня. Бывают искорки недоверия, а бывают целые зарницы. В глазах полковника светилась вольтова дуга.
   — Ну так и поменяйся с ним, — сказал он Грифусу.
   — Видите ли, господин полковник… Биочип такой шустрый… Я в этом уже убедился. А что, если скакун, вернувшись в свое тело, успеет дать новую команду, и мы поменяемся обратно? Вы-то будете думать, что мы поменялись только однажды, примете его за меня, и… — Грифус чиркнул себя ладонью по горлу.
   — Н-да?.. — Иггл засомневался пуще прежнего. — Говоришь, биочип шустрый?
   — На порядок превосходит железо.
   — И что ты предлагаешь, Мёбиус? Уж не хочешь ли ты, чтобы я полез с вами в рамку?
   Иггл сделал вид, что опасается скакуна, но в действительности…
   Ни один офицер транс-полиции не войдет в контур вместе с подчиненным. Прецедентов, правда, не было, но их потому и не было, что дураков у нас не держат. А если и были — дураки или прецеденты, — то о них все равно никому не известно.
   — Что же ты предлагаешь, Мёбиус? — повторил полковник.
   — Мы сделаем так, что обладатель биочипа, кто бы он ни был, не сможет им воспользоваться. Мы э-э-э… лишим это тело дееспособности. Мы э-э-э… дадим ему по башке, господин полковник.
   — По башке?..
   — По башке, по башке! — горячо проговорил Гри-фус. — То есть… не ему по башке, а… в данный момент — мне. Потом вы внесете меня в рамку и произведете обычный обмен между мною и Грифусом. Оказавшись в своем теле, он не сможет совершить ничего противозаконного. Он вообще ничего не сможет совершить, господин полковник. Грифус будет в отключке.
   — Толково, — оценил Иггл. — И у нас будет гарантия, что тело с биочипом находится без сознания, ведь в этом теле сейчас ты, капитан…
   — Я, я! — закивал Грифус, хватая себя за болотные штаны. — Если вы ударите меня недостаточно крепко, я В ам сообщу, шеф.
   — Кто-кто тебя ударит?..
   — Вы, конечно. Больше некому. Неужели я позволю, чтобы меня бил какой-то скакун? — Грифус брезгливо кивнул в мою сторону.
   Открыв сейф, Иггл извлек несколько орудий на выбор: резиновую дубинку, бамбуковую палку и стальной пруток. Разумеется, никто этими предметами не дрался. Внутри каждого был упрятан краш-чип.
   — Думаю, вот это сгодится, — сказал Грифус, трогая псевдофомку.
   — Думаешь?.. — переспросил полковник.
   — Думаю, шеф.
   — Дело хозяйское… — Иггл огрел его железкой по черепу.
   — Уй… уй… — запричитал Грифус, медленно падая на колени. — Как больно-то, шеф!.. Вы не могли бы чуть полегче?
   — Мёбиус, не будь ослом! Бить нужно сильней, иначе ты не потеряешь сознание.
   — Да, пожалуй… Но все же…
   Не затягивая дискуссии, Иггл ударил еще раз.
   — А! — вскрикнул Грифус. — Шеф, это… невыносимая боль! — Пощупав затылок, он предъявил полковнику ладонь. — У меня кровь, шеф!
   Трое потерпевших испуганно отшатнулись.
   — Так и должно быть, Мёбиус, — сказал полковник. — Это не у тебя кровь, а у Грифуса.
   — Да, действительно, — всхлипнул Грифус. — Логично.
   — Мне придется подать жалобу на негуманное обращение с арестованным, — предупредил я.
   — Запишем в протоколе, что ты оказал сопротивление, — меланхолично произнес Иггл. — Ты готов, капитан?
   — Готов, — простонал Грифус.
   — Ных-х! — Полковник ударил его в третий раз, и тот, секунду пошатавшись, рухнул лицом в пол.
   — Убили!!! — завопил я. — Вы убили мое тело! Свидетели! У меня есть свидетели!
   Потерпевшие принялись вразнобой пожимать плечами: мол, ничего особенного не заметили. Иггл пощупал Грифусу пульс.
   — Живой. Ну-ка, помоги его отволочь.
   Мы перенесли тело к рамке и положили между штангами.
   — Надеюсь, Грифус, ты сознаешь, что песенка твоя спета, поэтому если ты вдруг… — Иггл не успел закончить, вновь позвонила жена. — Да, Крошка. Нет, не забыл. Освобожусь через пять минут. Целую, Крошка. Да, Крошка… Грифус, бегом! — рявкнул он.
   Я шагнул к бездыханному телу.
   Иггл опустил трубку и встал рядом.
   — Только попробуй что-нибудь схимичить… — пригрозил он, засовывая руку в мохнатого овцеящера.
   Скок!
   Мне показалось, этот переход был самым долгим. Четыре миллисекунды, а то и пять. Вот так: «скккккккккккок». И слово «схимичить» тоже растянулось в резиновую нитку:
   — Схимичччччччччччч…
   — …ить, — закончил я за Иггла.
   — Что? — спросил он, глядя снизу вверх.
   — Ничего, Грифус, — сказал ему Грифус.
   — Что ты сказал?
   — Я сказал: ничего.
   Иггл схватился за штангу и начал подниматься, а поднявшись, схватился за сердце. Потом осмотрел свое тело и схватился еще крепче. Красная рубаха и мятые штаны болотного цвета его могли бы скомпрометировать — раньше, когда он был полковником Максом Игглом. Теперь, когда он стал скакуном Карлом Грифусом, эта одежда была ему к лицу.
   Я швырнул плюшевую игрушку в сейф и скомандовал:
   — Наручники, капитан!
   — Есть, господин полковник! — браво отозвался экс-Грифус, который теперь находился в моем бывшем теле.
   Экс-Иггл тихонько завыл. Все было слишком очевидно.
   — Мёбиус… — безнадежно вымолвил он.
   — Что, Грифус? — издевательски произнес капитан.
   — Но у меня же есть свидетели!
   Потерпевшие не перестали пожимать плечами еще с прошлого раза.
   — Я бы не ввязался в эту авантюру, — проговорил юноша. — Но… уважаемый скакун взял с меня не так дорого. Я не привык экономить, однако эти деньги уже не мои.
   — Ясен день! — весело откликнулся старик. — Бабло лишним не бывает. Пусть мне осталось не так много, но я возьму от жизни все! На свои семнадцать лимонов…
   — Шестнадцать с половиной, — поправил капитан.
   — Все, что полагается, — мое! Солнце!., пляжи!., коньяк!.. Шикарные девоч… — он вдруг закашлялся.
   — Девочки?.. — Студент мелко, по-стариковски, рассмеялся. — Ну что ж… Девочки. Да!
   — Вы совершаете тягчайшее преступление! — запричитал человек с внешностью Грифуса. — Ну а вы, сударыня?.. Вы-то как оказались в этой шайке? Что на что вы могли поменять? Вы же тут одна…
   — Я не одна, я с мужем, — ответила она, обнимая новоиспеченного капитана.
   Тот, сияя, повернулся ко мне:
   — Господин полковник…
   — Просто Макс, — отмахнулся я. — Можно без формальностей, дорогой Мёбиус.
   — А можно и без «Мёбиуса»?
   — Нельзя. Не горюй, скоро привыкнешь. День-два, и будешь натуральный Мёбиус-Мёбиус. Мне поначалу тоже…
   — Как?! — Экс-Игл громко высморкался в рукав. Четвертый архив — не пятый, прививается быстро. Он высморкался еще раз. — Как это «тебе тоже»?.. Значит, т ы не впервые?! Ты уже?..
   — Помалкивай, уголовная сволочь, — произнес я неторопливо, со вкусом. — Какое тебе дело до моего прошлого? Особенно теперь… — Я подергал его за наручники. — Я, может, и сам уже не помню. Память, архив номер пять… Пройдут сутки, и о прежней жизни в твоем мозгу не останется ни единого бита. Да и зачем тебе помнить все эти гербы, родовые имения, фамильный фарфор…
   — На каторге от них толку не будет, — вставил новоявленный капитан. Отобрав у новоявленного Грифуса свои сигареты, он недоуменно осмотрел пачку и кинул ее в урну. — Откровенно говоря, Макс… это была не самая простая операция в моей жизни.
   Я хотел ответить: «Главное, чтоб не последняя», но в этот момент мне позвонили.
   — Да, Крошка, — сказал я. — Нет, не забыл. Что?.. Пять минут?.. Нет, Крошка, мы уже закончили. Я свободен.