Этот тип не понравился мне с самого начала. Я сидел в машине, запирал мультилок и рассеянно наблюдал через тонированное окно, как Танька, моя соседка по лестничной клетке, неспешно извлекает из сумочки связку ключей и так же неспешно вертит ее в руках, отыскивая таблетку touch memory, отпирающую замок на двери подъезда. Как раз в тот момент и нарисовался этот тип.
   Это был молодой человек, на вид чуть старше двадцати, высокий, белобрысый и очень румяный. Последнее, скорее всего, объяснялось жестоким морозом, который стоял в Москве уже третий день. Молодой человек был одет в пуховик китайского производства, затертый до полной неузнаваемости изначального цвета. Это привлекло мое внимание – жители нашего дома так не одеваются, да и те, кто приходят к ним в гости, тоже обычно так не одеваются.
   Я живу в кирпичном сталинском доме недалеко от метро «Ленинский проспект». Этот дом нельзя назвать элитным, но самая маленькая квартира здесь стоит шестизначную сумму в долларах, двор огорожен высоким металлическим забором, а у ворот размещается пост охраны. Во дворе нет ни одной ракушки, а на стоянке доминируют недорогие иномарки, хотя и «девятки» тоже встречаются. Есть даже одна «копейка», так заляпанная мовилем по всему кузову, что трудно сразу определить, какого цвета она была в молодости. Она принадлежит Ивану Сергеевичу с седьмого этажа, он на ней ездит в многоэтажный гараж в соседнем квартале, где стоит его «хаммер». Однажды весной мы пили с ним пиво на лавочке у подъезда, я возвращался домой, а он сидел на лавочке, рядом с ним стоял ящик «хольстена», он предложил мне поучаствовать, а я не отказался. У него были какие-то неприятности то ли в бизнесе, то ли в личной жизни, и он заливал пивом душевные раны. К тому времени, когда ящик опустошился, раны успешно залечились. Мы душевно посидели, он рассказал несколько забавных баек, например, как предпоследней зимой ехал он в гараж, а его нагло подрезала пятерка БМВ, он забыл, что едет на «копейке», озверел, подрезал «бумера», вытряхнул оттуда водителя и начистил ему бубен, как он сам выразился. Иван Сергеевич – очень большой мужчина, а в молодости серьезно занимался боксом. Он сказал, что когда экзекуция закончилась, на дороге образовалась мини—пробка, водители в телячьем восторге наблюдали за расправой над наглецом, а виновник торжества был в шоке. Иван Сергеевич говорил, у него был такой взгляд, как будто мир перевернулся.
   Но я отвлекся. Вся длинная речь, которую я только что произнес, сводится к одному – молодые люди бомжеватого вида редко заходят в наш двор. А те, кто заходят, в пятнадцатиградусный мороз прикрывают голову если не шапкой, так хотя бы капюшоном, и не превращают свои уши в два пунцовых лопуха. Пьяный он, что ли? Или обдолбанный?
   Танька отыскала—таки touch memory и открыла подъезд. Все то время, пока она возилась с ключами, хмырь топтался сзади и делал вид, что никуда не спешит, а просто стоит на морозе без шапки и думает о вечном. Но как только Танька вошла в подъезд, он последовал за ней. Напоследок он обвел двор тревожным взглядом и это мне совсем не понравилось. Уж не маньяк ли?
   Я вылез из машины, щелкнул центральным замком и вошел в подъезд. Танька и хмырь как раз заканчивали грузиться в лифт. Лифт у нас старый, сталинский, двери открываются и закрываются вручную, так что погрузка в него занимает немалое время. Обычно я не жду лифта, я давно убедился, что взбежать по лестнице на четвертый этаж быстрее и полезнее для организма. Конечно, если у тебя в руках что-то тяжелое, альтернативы лифту нет, но сейчас у меня на плече болталась легкая сумка, почти что барсетка, а в руках вообще ничего не было.
   Я взбежал по лестнице, на третьем этаже замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Мне стало любопытно, что сейчас будет происходить на четвертом.
   Лифт остановился. Залязгали двери, сначала внутренние, затем внешние. Танька вышла, следом за ней вышел и хмырь. Это становится интересным.
   – Вам же выше, – провозгласила Танька беззаботным тоном потомственной блондинки.
   Хмырь ответил после секундной паузы.
   – Мне сюда, – сообщил он.
   Голос у него был монотонный и безжизненный, практически без интонаций. Однозначно наркоман.
   Шаги Таньки стихли и на площадке воцарилась тишина. Я не видел, что там происходит, но это было ясно и так. Танька открыла рот и смотрит в пустоту расширенными глазами, а хмырь стоит сзади и гнусно ухмыляется, предвкушая развлечение.
   Танька сдавленно охнула. Хмырь сделал два медленных шаркающих шага и противно захихикал, и от его хихиканья меня передернуло. Я аккуратно поставил сумку на ступеньки и, стараясь ступать неслышно, преодолел пролет лестницы, отделяющий меня от разворачивающейся сцены.
   Танька стояла с открытым ртом и расширенными глазами, она пыталась что-то сказать, но изо рта доносилось только неразборчивое бульканье. Хмырь стоял ко мне спиной и не делал ничего угрожающего, я даже не понял сразу, чего это Танька так испугалась. Я деликатно покашлял.
   Хмырь обернулся и я увидел нож в его руке. Обычный нож для разделки мяса, довольно страшный, но в данной ситуации практически не опасный, особенно в руках неспециалиста, который не знает, как трудно пробить таким ножом многослойную зимнюю одежду.
   – Чего тебе надо? – спросил я подчеркнуто безразличным голосом.
   – Он… он… – Танька попыталась сформулировать, что именно он собирался сделать, но так и не смогла.
   Но все было ясно и так. Обычный, вульгарный, так сказать, сексуальный маньяк.
   На секунду маньяк погрузился в глубокомысленные раздумья, итогом которых стала банальная фраза из трех слов, которую я не буду цитировать по этическим соображениям.
   Я не воспользовался советом маньяка, вместо этого я сделал шаг в его сторону.
   На лице маньяка снова нарисовалось задумчивое выражение, казалось, он прислушивается к чему-то такому, что из всех нас слышит только он один. Я успел сделать три шага, прежде чем он принял решение.
   Он метнул нож. Между нами оставалось около трех метров, так что у меня не было ни времени, ни возможности уклониться. Да я и не собирался – я сразу понял, что метать ножи этот тип не умеет, а значит, риска для моей жизни практически нет.
   Нож ударил меня в область сердца. Рукояткой. Да если бы и острием, ничего плохого не случилось бы – сила удара была много меньше той, что нужна, чтобы пробить дубленку, толстый свитер, пачку документов в нагрудном кармане рубашки, саму рубашку и, наконец, межреберную ткань, которая намного прочнее, чем думают дилетанты.
   Нож упал на каменные ступеньки, лезвие звякнуло. Как ни странно, маньяк не выглядел разочарованным, похоже, маневр с метанием ножа был изначально задуман как отвлекающий. Плохо.
   Вот он полез в нагрудный карман пуховика… совсем плохо.
   Одним прыжком я преодолел разделяющее нас расстояние и провел связку, намертво впечатанную в подсознание многолетними тренировками. Удар ногой по внутренней стороне коленного сустава, противник пытается отступить назад, спотыкается, в это мгновение захватить обеими руками кисть руки с оружием и сильно дернуть наружу и назад, не только руками, но и всем телом, запястье противника этот момент часто ломается. Убедиться, что оружие выпало, разжать руки, дождаться, когда противник упадет, и провести серию добивающих ударов.
   На этот раз запястье не сломалось, но все остальное прошло на ура. Маленький пластмассовый пистолетик небесно—голубого цвета выпал из руки маньяка еще до того, как я сжал захват. Неудивительно – рука была холодная, как лед, этот идиот забыл надеть не только шапку, но и перчатки, и успел уже обморозиться. Я провел прием до конца, инерция вынесла маньяка на лестницу, он кубарем скатился по ступенькам и остановился в конце лестничного пролета около мусоропровода – самое место для такого типа. Добивающие удары не потребовались.
   Я пригляделся к поверженному врагу и решил, что шея не сломана, да и руки—ноги тоже целы. Дуракам везет.
   Я стоял, переводя дыхание и обозревая плоды своего вмешательства. Краем глаза я отметил какую-то несообразность в произошедшем, что-то было не так… ага, вот оно!
   Мой взгляд уткнулся в пистолетик, выпавший из руки придурка. Пистолет был пластмассовым, детская игрушка. Я почувствовал себя идиотом. Хорошо, что хмырь не сломал шею, а то пришлось бы потом отмазываться. Я ведь был уверен, что он потянулся за боевым оружием, у него были такие глаза… Должно быть, сам поверил, что пистолет боевой, наширялся до полной потери сообразительности, идиот. В голове промелькнула циничная мысль: сумел бы он изнасиловать Таньку, если бы меня здесь не оказалось? Вряд ли. После такой дозы любой мужик временно становится импотентом, а если злоупотреблять, то и не временно.
   В воздухе запахло цементом. Я поднял голову и увидел, что на чисто выбеленном потолке появилась нехилых размеров проплешина, с которой сплошным потоком сыпалась цементная пыль. Проплешина росла на глазах и как раз в данный момент одним концом задела край люминесцентной лампы. Лампа мигнула и погасла, а секундой спустя упала на пол и разбилась с оглушительным звоном, сотни осколков брызнули во все стороны. Танька пискнула. Цемент посыпался с потолка с удвоенной интенсивностью.
   Мне показалось, что я схожу с ума и что все это галлюцинация. Потому что я понял, что форма проплешины на потолке точно соответствует траектории, которую описало дуло игрушечного пистолета за те доли секунды, что я выдергивал его из руки маньяка. Но это безумие какое-то!
   Я отбросил ненужные мысли, сейчас надо не думать, а действовать. Аккуратно подобрал пистолет с пола, держа за ствол, и положил под дверь своей квартиры, так, чтобы дуло было направлено в стену. Спустился к мусоропроводу, убедился, что наркоман все еще в отключке, и быстро обшарил его карманы. Во внутреннем кармане пуховика обнаружился паспорт на имя Ростислава Викторовича Борисова, двадцати двух лет от роду, живущего в соседнем квартале, если верить прописке.
   В боковом кармане пуховика я нашел нечто не столь банальное. Основной частью этого сооружения был школьный пенал, в пластмассовом корпусе которого были проделаны многочисленные отверстия, из которых торчали тонкие медные проводки в золотистой изоляции. Некоторые из них выходили из одних отверстий и ныряли в другие, другие соединялись между собой, причем стыки были не только не пропаяны, но даже не обмотаны изолентой. Конструкцию довершали восемь пальчиковых батареек, размещенных вокруг пенала по окружности, как бомбы вокруг талии шахида. И все это безумие было плотно замотано прозрачным скотчем. Поколебавшись, я засунул этот образец народного творчества в свою сумку, которая как раз валялась в метре от тела, там, где я ее бросил две минуты назад.
   Больше ничего интересного в карманах маньяка не обнаружилось. Ключи от квартиры и пятьсот рублей мелкими купюрами никак нельзя признать интересными находками.
   Завершив обследование тела, я встал, и в этот момент произошла еще одна странная вещь. Вокруг ничего не изменилось, но я ясно почувствовал, как активизировалось то шестое чувство, которое обязательно вырабатывается у человека, побывавшего хотя бы на одной войне и вернувшегося с нее живым. Невидимый звоночек недвусмысленно предупреждал меня об опасности. А потом я почувствовал… нет, не знаю, как это можно описать словами, чтобы точно передать смысл происходящего. Если наплевать на то, что слова лишь очень отдаленно соответствуют ощущениям, случившееся можно описать примерно так. Мир перевернулся и нечто опасное ушло, просвистев рядом с моим ухом. Бредово, правда?
   Маньяк застонал и открыл глаза. Теперь в них не было ничего маньяческого и даже ничего наркоманского. Это были нормальные глаза нормального молодого человека.
   – Где я? – спросил он.
   Он попытался сесть, но тут же схватился за ушибленную руку и застонал.
   Я присел на корточки рядом с ним. Несмотря на полное отсутствие каких—либо внятных доводов, я был уверен, что он больше не представляет опасности. Так говорило мое шестое чувство, а Чечня приучила меня ему доверять.
   – Таня, подойди сюда пожалуйста, – попросил я.
   А затем добавил, обращаясь к несостоявшемуся маньяку:
   – Ну и зачем ты хотел ее изнасиловать?
   Ростислав Викторович Борисов явил миру глаза по пять копеек.
   – Я? – переспросил он.
   Танька нервно хихикнула.
   – Нет, я! – рявкнул я. И добавил, уже мягче: – Совсем ничего не помнишь?
   – Совсем ничего, – подтвердил Ростислав.
   Я встал, отряхнулся, подобрал сумку и пошел вверх по лестнице. Поравнявшись с Танькой, я тихо шепнул ей на ухо:
   – Пистолета не было. Поняла?
   Танька быстро кивнула, но по выражению ее лица было ясно, что ничего она не поняла. Я выразился яснее:
   – Если скажешь ментам про пистолет, я расскажу про Рубена Эммануиловича.
   – Какого еще Рубена Эммануиловича? – теперь она точно ничего не понимала.
   – У мужа спроси, – сказал я и пошел к своей квартире.
   Перед тем, как открыть дверь, я наклонился и подобрал с пола голубой пластмассовый пистолетик.
   – Ментов вызывать? – спросила Танька.
   – Сама решай, – отозвался я и закрыл за собой дверь.

   Первая мысль, посетившая мою многострадальную голову, была безумна. Я подумал, не вызвать ли ментов. Но что я им скажу? Юный балбес, отмороженный в самом прямом смысле этого слова, пытался изнасиловать мою соседку, а потом угрожал мне игрушечным пистолетом, из которого выстрелил в потолок, с потолка осыпалась побелка вкупе с лампой, а бетон стал рассыпаться в цементную пыль. Кстати, как там процесс идет?
   Я посмотрел в глазок и увидел, что процесс завершился, цемент с потолка больше не падает. И то хорошо.
   Нет, менты отменяются. Не нужно делать три попытки, чтобы угадать, куда меня отправят после такого рассказа.
   Вспомнился рассказ сатирика Задорнова, как они с Якубовичем напились до свинского состояния, стали кататься на лыжах по лестнице и сшибли бабку, выходившую из лифта. Бабка вызвала скорую, а когда врачи узнали, что ее сбили Задорнов с Якубовичем на лыжах, ее тут же отправили в психушку. А на следующий день в психушке была немая сцена, когда туда приперлись похмельные виновники торжества с цветами и извинениями. Нет, такое шоу нам точно не нужно.
   Я осторожно взял пистолет в руку и повертел туда—сюда. Никакого предохранителя не видно, что пугает. И тут меня посетила вторая безумная мысль.
   Я пошел на кухню, снял с подоконника цветочный горшок, установил в центр обеденного стола, взял пистолет, направил его на цветок и, чувствуя себя пациентом больницы имени Кащенко, нажал на спуск. Ничего не произошло. Я отпустил спусковой крючок и перевел дыхание, которое, оказывается, до того задержал.
   С цветка стали опадать листья. Они увядали прямо на глазах, на них выступали маслянистые капли, а сами листья засыхали, скукоживались и отваливались один за другим. Я представил себе, как нечто подобное происходит с моей головой, и мне стало плохо.
   Значит, пистолет действует. Интересно, как? Должно быть, у него внутри какие-то молекулярные деструкторы, которые так часто упоминаются в дурной фантастике. Какое-то вымышленное поле входит в резонанс с чем-то еще и за счет этого рассыпаются межатомные и межмолекулярные связи, что приводит к физическому разрушению объекта, и все это происходит не в научно—фантастическом романе, а в реальной жизни. Обалдеть.
   Я прошел на кухню и потратил две минуты на вскрытие тайника. Тайник в моей квартире размещается необычно. Чтобы добраться до него, не нужно ни простукивать стены, ни вскрывать потолки, ни двигать предметы мебели, нужно всего лишь снять одну водопроводную трубу. Это делается очень быстро, тайник располагается, можно сказать, на виду, но крайне маловероятно, что кто-то догадается искать его именно там. Даже самые отмороженные бандиты не трогают водопровод без нужды.
   Я вскрыл тайник, заложил в него пистолет и пенал с батарейками, поставил трубу на место и тщательно ликвидировал следы того, что в это место недавно лазили. А потом достал из холодильника пиво, уселся перед телевизором и стал ждать ментов.

   Менты не пришли ни вечером, ни ночью, ни на следующее утро. Это означает, что у Таньки хватило мозгов не приплетать представителей закона к нашим маленьким проблемам. Также хорошо, что Дима, Танькин муж, старший менеджер в большой компании, специализирующейся на мелкооптовой торговле героином, не стал интересоваться, откуда я знаю про Рубена Эммануиловича. Должно быть, тоже заблаговременно навел справки о соседях и теперь ничему не удивляется. Вот и хорошо.
   Я умылся, почистил зубы, побрился, сварил кофе, сделал два бутерброда с бужениной и позавтракал. А потом взял телефон и позвонил Женьке.
   Женька, а точнее Евгений Григорьевич Хлыстов – заместитель директора частного охранного предприятия «Эзоп» и мой непосредственный начальник. Наша контора не занимается ни охраной рынков, ни наведением порядка на парковках перед торговыми центрами, «Эзоп» специализируется насовсем другой деятельности. Журналисты называют это промышленным шпионажем, но у нас эти слова не принято употреблять, у нас принято изъясняться эзоповским языком, оправдывая название фирмы.
   Так вот, я позвонил Женьке и сказал, что предпочел бы сегодня не появляться на работе, если нет срочных дел.
   – Что такое? – поинтересовался Женька. – Заболел?
   – Нет, – честно ответил я, – не заболел. Просто появилось одно домашнее дело…
   «Домашнее дело» на нашем жаргоне – это когда неожиданно натыкаешься на что-то такое, из чего может получиться нечто интересное и выгодное для всей компании. С точки зрения закона, все клиенты приходят к нам исключительно через парадный вход, где секретарша Ирочка их встречает, поит кофе или чаем по желанию клиента, а потом препровождает либо к Женьке, либо к Лешке, либо ко мне, им в обязательном порядке зачитывают закон о частном сыске и предупреждают об ответственности… вот ведь бред! На самом деле так почти никогда не бывает. За все время существования нашей конторы через центральный вход прошло только три посторонних человека, из которых двое ошиблись адресом, а третий заскучал и ушел, так и не дослушав до конца все обязательные предупреждения. Клиенты приходят к нам разными путями, но чаще всего по личному знакомству. Когда к тебе неожиданно обращается бывший однокурсник или сосед или друг старого клиента, это и есть домашнее дело. Когда, занимаясь очередным делом, ты натыкаешься на информацию, пригодную для того, что менты называют шантажом, а мы называем агрессивной маркетинговой политикой, это тоже домашнее дело. Если подходить к вопросу строго формально, я даже не обманул Женьку, этот безумный пистолет явно подпадает под категорию домашнего дела.
   Уладив отношения с начальством, я вскрыл тайник, извлек оттуда оба устройства и водрузил их на кухонный стол. Я решил начать с пистолета, с ним все проще, по крайней мере, понятно, для чего он нужен. Я вооружился набором отверток, пинцетом и пассатижами, и приступил к вскрытию, не забывая время от времени щелкать цифровым фотоаппаратом. Уже вскрыв корпус, я сообразил, что экзекуцию цветка следовало бы заснять на видеокамеру, но прерывать процесс не хотелось. Видеоролик можно снять и потом.
   Результаты вскрытия меня разочаровали. Внутри пистолета не было ничего сверхъестественного – ни загадочных микросхем с надписью «Собственность ВВС США», ни еще более загадочных гель—кристаллов. В рукоятке пистолета размещалась батарейка Energizer, а внутри пластмассового ствола – тонкая алюминиевая трубка, густо обмотанная снаружи электрическими проводами, образующими сложный узор, поверх которого торчали разнообразные сопротивления и конденсаторы. Я потратил полчаса на то, чтобы нарисовать электрическую схему устройства, но она ничего не прояснила. Это была нормальная электрическая схема, мощность у нее была, по грубым прикидкам, около пяти ватт, но смысла в ней не было никакого. Если бы я не знал, на что способен этот пистолетик, я бы сказал, что это извращенная разновидность обогревателя для руки. Во всей схеме нет ни одного элемента, несущего хоть какую—нибудь полезную функцию, все, на что пригодна эта схема – потреблять энергию и выделять тепло.
   Изнутри алюминиевая трубка была туго набита загадочной субстанцией грязно—желтого цвета, когда-то кашеобразной, а теперь высохшей. Я подцепил пинцетом маленький кусочек, вытащил из ствола и после минутного раздумья решился понюхать. Лучше бы я его не нюхал. Это был протухший сыр.
   Я собрал пистолет в обратном порядке, сходил за видеокамерой, установил ее на углу стола и подверг обстрелу из игрушечного пистолета еще один цветок, на этот раз кактус. Результат превзошел все ожидания. Кактус изменил форму, как бы продавился внутрь, а потом кожица лопнула и наружу потекла дурно пахнущая жижа. Видеокамера прилежно запечатлела это безобразие, я просмотрел запись на экране телевизора, запись выглядела даже более эффектно, чем живой эксперимент.
   Я отложил пистолет в сторону и перешел ко второму предмету в коллекции. Я взял пенал в руку и он сразу напомнил мне ручную противотанковую гранату – размеры, вес и балансировка примерно соответствовали. Мне стало страшно.
   «Ну и что это такое?» – мысленно обратился я к замотанному скотчем пеналу. А в следующую секунду чуть не упал с табуретки, потому что пенал ответил.
   А это, типа, работать поменьше, а жрать побольше, – ехидно провозгласил пенал.
   Пенал сказал это не вслух, голос прозвучал только в моей голове. И вообще, это был не голос, а скорее, мыслеобраз, содержащий помимо вышеприведенных слов, добродушно—ехидную интонацию, а также что-то еще, чего я не уловил. Приглашение к беседе, что ли?
   – Чего жрать? – тупо переспросил я, на этот раз вслух.
   С чего ты взял, что жрать будет больше? – отозвался пенал. – Это у зайлонских пепелацев – как начал жрать дейтерий – пора менять гравицаппу. У аранка может и уменьшиться потребление – редко когда станет сильно большим. Мозги тренируют качественнее и, видимо, режим без гравицаппы полноценно прорабатывают. А если уж пепелац вообще не оснащался гравицаппой – тогда и мозги будут еще лучше!
   Пенал начал свою речь монотонно и без эмоций, но закончил с большим воодушевлением. Казалось, он был искренне рад тому, что сумел донести до меня важную и животрепещущую информацию. Знать бы еще, к чему эта информация относится…
   – К чему это все? – спросил я. – Намекаешь, что тебя пора покормить?
   Здравствуйте, люди! Люди, здравствуйте! – провозгласил пенал и заткнулся.
   Я задумался. Это сооружение, что бы оно из себя не представляло, явно неразумно. Да и пусть оно даже разумно, поддерживать беседу оно явно не хочет. Но на обращенные к нему реплики откликается, хотя и странно. А если не задавать вопрос, а просто произнести ключевое слово, обращаясь к нему?
   – Зайлон, – сказал я.
   Тридцать второе брюмера – день Умфолози, торжество учеников. Зайлон плюс минус поздравляет всех изучающих с великим днем. Если тебя зовут Умфолози и ты ищешь истину – обращайся в дар – он тебя ждет. Пожелания помещайте в зайловэл.
   Тут меня осенило.
   – Хочу поместить пожелание в зайловэл, – заявил я.
   Текст пожелания?
   – Желаю узнать, что такое зайловэл, что такое зайлон плюс минус, что тут вообще происходит и куда я попал.
   Пожелание помещено – сообщил пенал и замолк.
   Я ожидал, что будет продолжение, но его не было.
   – Это все? – спросил я.
   Все же очень много общего у закадычных друзей Натаниэля Зекстера и Вениамина Бампо. Вслед за Вениамином, покинувшим уютное пастбище, Натаниэль обратил взор в сторону Марианских равнин. И во время записи откровения торчу в прерии без ориентиров…
   – Хватит! – воскликнул я.
   Пенал послушался.
   Интересно… Когда говоришь что-то конкретное, он все понимает и адекватно реагирует. Но если задать вопрос, выходящий за рамки программы… Точно! Эта штука не обладает интеллектом, это просто бытовой прибор, управляемый голосом, вроде как компьютер для слепых. Но почему тогда он выдает такую ахинею на неожиданные вопросы? Не понимаю.
   – Выдай справку, – потребовал я.
   Не надо быть мне отшельником, мучиться примитивным страхом, по грязным местам для сна и для смерти перемещаться с места на место, разыскивая Великое Счастье!
   – Заткнись, – пробормотал я, непроизвольно зажимая уши. Уж очень громко прокричал неслышимый голос последние слова.
   Со справкой не вышло, вероятно, в этом устройстве такая функция не предусмотрена. Жаль. Вскрыть его, что ли… А смысл? И так ясно, что там внутри – безумное переплетение проводов, еще более безумный набор радиодеталей и какая—нибудь дохлая крыса в середине.
   Я попробовал еще раз:
   – Справка.
   Обычно вопрос представляет из себя просто слово или несколько, например, мозги работы клаату.
   – Техническая поддержка.
   Ночью 27 барраяра началось большое шествие опопанаксов.
   – Фак.
   Когда воруешь пепелац, сотри регистрационную метку.
   – Гарантийная мастерская.
   В Триларе—8 открыто место раздачи антенных изделий, в котором находится гарантийная мастерская Былыгыды, где опытные мастера помогут починить и настроить продукцию. Телефон 557053669307828917267. Позвонить?
   – Позвонить, – подтвердил я.
   Гарантийная мастерская Былыгыды, – сказал пенал. – Что нужно?
   В самом деле, что мне нужно? Если предположить, что сейчас со мной разговаривает не сам пенал, а кто-то еще…
   – Где вы находитесь? – спросил я.
   Трилар—8—9—16—192—312—43. Осуществить перемещение?
   – Осуществить.
   Подтверди.
   – Подтверждаю, – сказал я.
   И сразу подумал: е—мое, что же я наделал-то?

   Я плавал в теплой морской воде, очень соленой и очень мутной. Вода была всюду – слева, справа, вверху, внизу. Мысленно перечислив эти направления, я заметил, что вижу все, что происходит вокруг, и для этого совсем не нужно поворачивать голову, которой у меня, кстати, нет. Как это нет?!
   Да, головы не было, так же, как и рук, и ног. Мое тело представляло собой бесформенную кашеобразную массу, нечто вроде большой амебы, внутри тело было однородным, но не одноклеточным, клеточная структура у него была… да и внутренние органы тоже кое-какие были… стоп! Откуда я все это знаю?
   Главное сейчас – не нервничать и успокоиться. Я нахожусь не у себя на кухне, а… гм… где-то еще. Как там говорил этот чертов пенал? Где он, кстати?
   Пенала не было. Я плавал в большой закрытой емкости объемом раз в пять больше моего тела, стенки емкости выглядели не то металлическими, не то пластмассовыми, никакого подобия дверей и окон в них не было. Замурован?
   Надо срочно приходить в себя и соображать. Нельзя позволять мыслям растекаться, надо сконцентрироваться и думать о том, что сейчас главное. А что сейчас главное? Что со мной вообще произошло?
   Пенал предложил мне осуществить перемещение на какой-то Трилар—8—9—какие-то—еще—цифры. Я согласился. Надо полагать, перемещение состоялось. Интересно, что это за тело у меня? Постоянная форма отсутствует, скелет отсутствует, система кровообращения жидкостная открытого типа с принудительной перекачкой, сердце двухрядное шестнадцатиклапанное, дыхательная система децентрализованная, жаберная, гидроснабжение жабр за счет тонуса кожных покровов. Нервная система распределенная, одноранговая, коэффициент интеллекта 98%. Интересно, 98% от чего? Ага, от общегалактического стандарта разумного существа.
   Общегалактического? Так я, что, на другой планете?
   Надо срочно сконцентрироваться и разобраться в своих чувствах. Прежде всего, мои ли это чувства? Кто я? По-прежнему Андрей Николаевич Сигов, тридцати лет от роду, сотрудник частного охранного предприятия «Эзоп», или большая амеба с распределенной одноранговой нервной системой? Философский вопрос: что идентифицирует личность – тело или душа?
   Ну вот, наконец-то удалось описать словами, что со мной произошло. Моя душа неизвестно каким образом оказалась в большом амебообразном теле, плавающем в контейнере с теплой соленой водой на загадочной планете Трилар. Или не на планете… наплевать!
   Я попытался пошевелиться и это мне удалось. Тело послушно сформировало ложноножки, зашевелило ими и завертелось в некоем подобии танца. А если попробовать поплавать…
   В передней части тела возникла глубокая воронка, нечто вроде язвы, она расширялась и углублялась, а потом, когда углубилась достаточно, ее стенки устремились навстречу друг другу и слились воедино, загнав внутрь тела большой водяной пузырь. Тело прогнало пузырь сквозь себя, сдавило и с силой выбросило из противоположного конца. Отдача бросила меня на стену контейнера, в нужных местах тела тут же выросли ложноножки, на их концах кожа как-то изменилась и когда я соприкоснулся со стеной, тело не отпружинило, а приклеилось.
   Похоже, доставшееся мне тело – не просто гора мяса, оно оснащено базовыми рефлексами, которыми я могу пользоваться. Дышать, передвигаться, ориентироваться… питаться… да, питаться, не мешало бы поесть, кстати.
   Тело тут же сообщило, что именно оно хочет съесть. Существо, в котором поселилась моя душа, плотоядно, любимой его пищей являются маленькие создания, такие же амебообразные, как и оно само, только гораздо меньше и без проблесков разума. Море буквально кишит ими, надо только найти достаточно большой косяк, раскрыть пошире питательную воронку, заглотить столько, сколько получится, переварить, выбросить пузырь с остатками и отправляться на поиски новой пищи. А пока пища переваривается, можно заняться досугом.
   Кажется, нервы приходят в порядок. Все становится понятно – этот пенал каким-то образом переправил меня по указанному адресу, причем переправил не тело, а только душу, информационную составляющую, так сказать. Вполне логично – человеческому телу не выжить на этой планете, где, кажется, воздуха вообще нет. Да, точно, тело подсказало мне, что эта планета не имеет атмосферы, океан, занимающий всю поверхность планеты, сверху покрыт толстой ледяной коркой, за пределами которой царит космический вакуум. Кстати, я ошибся, полагая, что плаваю в воде, это не вода, это аммиак, вода для этого тела смертельна, она разъедает его, как кислота.
   Вот, значит, как происходят настоящие космические путешествия. Никаких ракет, никаких летающих тарелок, никаких гиперпространственных двигателей, материя вообще не перемещается, путешествует только сознание. Мое старое тело… где оно, кстати?
   Новое тело ничего не смогло подсказать по этому вопросу, должно быть, само не знало. Я попытался увидеть свое человеческое тело мысленным взглядом, ничего у меня не получилось, но из глубины сознания и в то же время откуда-то извне донесся вопрос:
   Акклиматизация завершена?
   – Завершена, – подтвердил я.
   В центре одной из стенок контейнера появилось круглое отверстие, оно быстро расширилось и поглотило всю стену. Открылся проход в большой бассейн.
   Шевеля ложноножками, я осторожно выплыл наружу, и немедленно уперся взглядом в такую же амебу, как я.
   – Приветствую! – произнесла амеба.
   На самом деле обитатели этой планеты не пользуются звуковой речью, наше общение больше походило на телепатию, но смысл от этого не меняется. Оно передало информацию, а я ее принял.
   – Здравствуйте, – вежливо отозвался я.
   – В первый раз путешествуешь?
   – Да, а что?
   – Ты очень долго акклиматизировался. Ты наземное существо?
   – Теперь уже нет.
   – Я имею в виду, раньше был. Ты явно наземное существо.
   – Как ты догадался?
   – Ты испугался, когда увидел, что наверху нет газа.
   – Ты читаешь мои мысли?
   Амеба хихикнула.
   – Нет, я не читаю твои мысли, – сообщила она. – Строй твоих мыслей слишком чужд, я почти ничего в них не понимаю. Но я улавливаю общий эмоциональный фон. Ты растерян, испуган и обеспокоен.
   Я попытался кивнуть, но кивать было нечем. Впрочем, мой собеседник и так все понял, должно быть, по изменению эмоционального фона.
   – Боишься, что не сможешь вернуться назад? – предположил он.
   Я снова выразил молчаливое подтверждение.
   – Вернуться очень просто, – сказала амеба. – Надо просто пожелать этого. Разве с тобой не провели инструктаж?
   – Не провели. Я вообще не знал, что куда-то перемещусь.
   – Как это не знал? Ты же спросил у меня координаты портала.
   – Я не верил, что эта штука действительно работает. Понимаешь, я случайно нашел устройство, похожее на хранилище вещей для обучения личинок, оно начало со мной разговаривать…
   Я хотел сказать «пенал», но на том бессловесном языке, на котором мы общались, получилось совсем другое.
   Амеба забеспокоилась.
   – Где ты нашел это устройство? – спросила она. – Почему ты не сдал его охране?
   – Какой охране?
   – В твоем мире нет тех, кто охраняет?
   – Кого от чего?
   – Порядок от нарушителей. Терминалы Сети не должны валяться где попало без присмотра. Твой мир давно вошел в Сеть?
   – В какую сеть?
   – Не в сеть, а в Сеть. Ты ничего не знаешь о Сети?
   – Ничего.
   – Странно… Сейчас посмотрю… Ага, вижу, ты из варварского мира. Странно, вы уже давно подключились, но до сих пор не построили ни одного портала. Должно быть, вы очень необычная раса. Гм… На мой взгляд, ты самое обыкновенное наземное существо, только уровень эмпатии у тебя очень низкий.
   – Уровень чего?
   – Способности ощущать ощущения других существ. Если хочешь, провожу тебя к мудрецам, им будет интересно тебя изучить.
   Вот только этого мне еще не хватало! Попасть на другую планету и тут же записаться в подопытные кролики.
   – Я не за этим сюда пришел, – вежливо сказал я.
   – Я знаю, – подтвердила амеба. – Ты пришел, чтобы убедиться, что терминал работает. Кстати, почему ты выбрал именно наш портал?
   – Я просил у терминала рассказать, что он собой представляет, а он отвечал какую-то ерунду. А потом он вдруг назвал ваш телефон.
   Амеба захихикала.
   – Должно быть, ты не перевел терминал в обычный режим, он был в режиме поиска информации. Ну, когда ты называешь понятие, а он выдает информацию об этом понятии.
   – Нет, вряд ли… Он выдавал такую ахинею…
   – Поиск информации – дело непростое. Правильно сформулировать запрос – большое искусство.
   – Может быть. Значит, если я хочу вернуться обратно, я должен просто пожелать?
   – Потом сеть запросит подтверждение. Ты должен подтвердить желание и тогда ты вернешься в свое тело.
   – А где оно сейчас, кстати?
   – В стасисе.
   – Где?
   – Когда ты перемещаешься в другое тело, твое старое тело консервируется.
   – Как это? Валяется в анабиозе?
   – Нигде оно не валяется. Сеть извлекает тело путешественника из трехмерного пространства и консервирует в стасисе. Когда ты уходишь, твое тело исчезает, а когда возвращаешься, оно снова появляется в той же точке пространства.
   – А это тело откуда взялось?
   – Это гостевое тело портала. Оно специально предназначено, чтобы принимать путешественников.
   – Постоянного хозяина у него нет?
   – Нет, оно выращено искусственно. Если ты ничего не знаешь о Сети, тебе не нужно меня расспрашивать, лучше все узнать прямо в ней. Говоришь терминалу ключевое слово, а он выдает информацию.
   – Я уже пробовал.
   – Не всегда нужная информация выдается с первого запроса. Если терминал выдает не те данные, которые ты хочешь получить, ты должен сказать ему, чтобы он предложил другой вариант, и так до тех пор, пока не получишь то, что надо. И не забывай четко формулировать запрос. И совсем не обязательно для этого быть в гостевом теле.
   – Намекаешь, что мне пора возвращаться?
   – А что тебе у нас делать? У нас временная иммиграция не ограничивается, но, сам посуди, зачем ты здесь? Перед тем, как будешь уходить, не забудь покормить тело, неприлично оставлять его голодным.
   – Ладно. Слушай, если я тебе что-то должен…
   – Не бери в голову. Если ты имеешь в виду деньги, то они здесь не в ходу. Поплавай, покормись, да возвращайся. Только не забудь загнать тело в ангар, а то придется ловить его по всему океану.
   Амеба немного поколебалась и добавила:
   – Будь осторожен. Не во всех мирах любят незваных гостей. Не забывай, ты из варварского мира.
   – И что? – насторожился я. – Почему у вас не любят пришельцев из варварских миров?
   – Не у нас, у нас нет ограничений для туристов. У нас высокоразвитый мир, порталы на каждом углу, а… Я понял. Ты не знаешь, что бывает, когда перемещаешься в место, где нет портала, правильно?
   – И что бывает?
   – Твое сознание помещается в ближайшее доступное тело. Тебе будет приятно, если в твоем теле поселится турист?
   И тут я понял, что вчера произошло в моем подъезде.
   – А когда турист уходит, в тело возвращается старый хозяин? – спросил я. – И ничего не помнит о том, что было?
   – Откуда ты знаешь? – заинтересовалась амеба.
   – Я отобрал терминал у такого туриста. Кажется, я понимаю, почему их не любят.
   – Хулиганил? – предположила амеба.
   – Не то слово. Пытался совершить сексуальное насилие.
   – Что это такое?
   – Неважно, – я мысленно махнул рукой. – Спасибо за ценную информацию. Где я могу поесть?
   – Доверься своим инстинктам, – посоветовала амеба. – Или, если хочешь, сплаваем вместе, мне тоже надо подкрепиться.
   И мы поплыли.

   Когда я вернулся обратно в свою квартиру, в Москве был уже вечер. В мое отсутствие в квартиру никто не ломился, даже на автоответчике новых сообщений не было. Это хорошо.
   Я добыл в морозилке пельменей и наскоро перекусил. А потом приступил к делу.
   Оказалось, что получить нужную информацию от терминала Сети совсем нетрудно, если ты знаешь, как к нему обращаться и что ожидать в ответ. Я потратил два с половиной часа на общение с терминалом и узнал в результате вот что.
   Давным-давно, в незапамятные времена, во вселенной возникла Сеть. Она отдаленно похожа на наш земной интернет, примерно так же, как мозг Эйнштейна похож на мозг земляного червя. Масштабы Сети колоссальны, я попытался по косвенным данным грубо оценить количество узлов, но не смог, цифра получилась очень уж подавляющая. Сеть огромна.
   Чтобы подключиться к Сети, надо иметь терминал. Терминал устроен предельно просто, даже на такой отсталой планете, как Земля, его можно собрать из подручных материалов всего за несколько часов. Строго говоря, терминал Сети не является терминалом в привычном человеческом понимании, это просто маяк, который сообщает Сети, что в данной точке пространства имеется пользователь, который хочет с ней поработать. Ближайший сервер обнаруживает маяк и начинает обслуживать пользователя.
   Большая часть функций Сети лежит за пределами привычного для нас трехмерного пространства. Число измерений вселенной гораздо больше трех и их геометрия настолько отличается от привычной, что мне так и не удалось понять, на каких принципах основана работа Сети. Я не удивился – папуасу тоже трудно уразуметь, как работает сотовая связь. В первом приближении, существует некое поле, которое охватывает всю вселенную, позволяет мгновенно передавать информацию из одной точки в другую, и это самое поле используется Сетью для своих нужд. Я убил четверть часа на заслушивание научных текстов, посвященных принципам построения Сети, но потом понял, что это бесполезно.
   Когда работаешь с Сетью, проблема перевода информации с одного языка на другой не стоит. Сеть автоматически преобразует выходные данные в систему понятий, привычную для пользователя. Если загрузить в Сеть английский текст, а потом попробовать его прочитать, на выходе получится очень качественный русский перевод. Но если отличается не только язык, но и вся система понятий, перевод получается, мягко говоря, странным.
   В языке Зайлона нет понятий «пепелац» и «гравицаппа», эти понятия Сеть взяла из моего сознания как наиболее близкие к тому, что имел в виду автор текста. И вообще, раса Зайлон называется не так, она вообще никак не называется, потому что ее представители не пользуются звуковой речью. Слово «Зайлон» Сеть взяла из моих воспоминаний, из какой—нибудь книги или фильма, который я смотрел так давно, что все забыл, но слово в памяти осталось.
   Когда в разговоре с аборигеном Трилара я попытался сказать «пенал», это слово прозвучало как целая фраза – хранилище вещей для обучения личинок. Когда я читаю в Сети тексты, описывающие, как она устроена, подобному преобразованию подвергается почти каждое слово в тексте. А как еще объяснить невежественному варвару вещи, о которых он не имеет ни малейшего понятия?
   Сеть существует, и это все, что доступно моему пониманию. Сеть предоставляет любому абоненту любую информацию, которую он способен усвоить. Сеть позволяет общаться любым разумным существам, способным найти общую тему для разговора. И еще Сеть позволяет путешествовать.
   Чтобы переместиться в другой мир, достаточно четко сформулировать приказ и указать точку перемещения. После того, как приказ отдан, тело путешественника помещается в некий загадочный стасис, а его душа – в ближайшее к точке перемещения тело, способное ее принять. Во всех цивилизованных мирах имеются специальные порталы, в которых хранятся гостевые тела, предназначенные для приема путешественников. Но если путешественник неправильно указал точку перемещения или если точка перемещения указывает в мир, где нет порталов, Сеть выбирает гостевое тело по собственному усмотрению. Ничего не подозревающее разумное существо неожиданно оказывается контейнером для чужой души, которая распоряжается новообретенным телом по собственному усмотрению и при этом имеет полный доступ к памяти той души, что раньше жила в этом теле. Так произошло и с тем несчастным, чье тело вчера пыталось изнасиловать Таньку.
   Оказывается, межпланетное хулиганство весьма распространено во вселенной, по крайней мере, в Сети лежит масса информации по этому поводу. В большинстве миров несанкционированный захват чужого тела считается серьезным преступлением, существует даже несколько организаций, которые ведут борьбу с хулиганами, гастролирующими по разным мирам. Узнав о случае захвата тела, каждое цивилизованное существо обязано сообщить об этом факте по одному из пары тысяч имеющихся в Сети адресов, сигнал будет воспринят и последует адекватная реакция. Интересно, что означает «адекватная реакция» на планете, на которой нет ни одного портала с гостевыми телами? Вот сейчас позвоню я, кому надо, скажу, что видел межпланетного хулигана, на Землю явится группа захвата… Нет, такое приключение нам не нужно.
   Я отключился от терминала, упаковал его в тайник, выпил сто грамм коньяка и отправился спать. Завтра у меня будет тяжелый день, а послезавтра – еще тяжелее.

   Следующее утро я начал с того, что еще раз позвонил Женьке и сообщил ему, что продолжаю заниматься домашним делом. Женька поинтересовался, когда я доложу о результатах, и я клятвенно заверил его, что завтра.
   Первую половину дня я посвятил вскрытию и разборке терминала. То, что я увидел внутри, меня совсем не удивило, я был готов к чему-то подобному. Много резисторов, конденсаторов и катушек, а в центре две баночки с йогуртом, судя по сроку годности на этикетке, протухшим. Я аккуратно вычертил электрическую схему устройства, но понять ее даже не пытался. И так ясно, что ничего не пойму.
   Вопреки опасениям, после разборки и сборки терминал сохранил работоспособность. Я подключился к Сети, сказал «прибор», узнал, что в начале октября на Цербере проходила выставка приборов для наблюдений и измерений, и отключился. Теперь осталось провести последний эксперимент.
   Остаток дня был убит на составление точного списка всех необходимых деталей, поездку на Митинский рынок, и создание еще одного пистолета и еще одного терминала. В половине десятого вечера моя квартира лишилась третьего комнатного цветка, а в час ночи новый свежесобранный терминал стал объяснять мне, как серверы Сети производят настройку на систему понятий клиента. Из длинной путаной речи я ничего не понял, но это было и не нужно. Цель достигнута, мое творение работает, я убедился, что в конструкции терминала нет ничего сверхъестественного, там вообще нет ничего, кроме проводов, радиодеталей и тухлого йогурта. Вот и хорошо.

   Обычно, придя на работу, я сразу включаю кофеварку, а потом включаю компьютер и лезу в электронную почту. Это такой ритуал, с него начинается каждый рабочий день и если обстоятельства заставляют от него отступить, я чувствую себя неуютно. Очень редко я делаю исключения по собственной воле.
   Сегодня я сделал исключение. Я отпер свой кабинет, отключил сигнализацию, повесил дубленку в шкаф и сразу же направился в кабинет к Женьке.
   Женька сразу понял, что произошло нечто экстраординарное.
   – Что случилось? – спросил он.
   Я неопределенно пожал плечами и указал взглядом на экранированную переговорную. Женька кивнул и через минуту мы сидели за длинным столом на двенадцать персон, а я вытаскивал из сумки инопланетные устройства.
   Едва Женька увидел, что я притащил, его лицо вытянулось.
   – Это что такое? – спросил он. – Ты… эээ…
   – Со мной все в порядке, – оборвал его я. – Крыша пока не поехала. Сейчас все объясню. В этой комнате есть Что-нибудь ненужное?
   Я огляделся по сторонам и не обнаружил ничего подходящего на роль мишени. Хотя нет, пластмассовая урна под столом должна подойти.
   Я выставил урну на стол, навел на нее пистолет и нажал на спуск. Секунд десять ничего не происходило.
   Физиономия Женьки ясно показывала, что он думает по поводу происходящего. Я заглянул в урну и увидел, что дно покрыто ровным слоем белесой трухи.
   – На пластмассу почему-то не действует, – констатировал я. – Гляди, там на дне, это была бумага.
   Женька состроил скептическую гримасу и ничего не сказал. Я постучал себя по карманам, выгреб пачку сигарет, положил на стол и выстрелил в нее практически в упор.
   Секунды через три пачка стала проминаться, как будто на нее сверху поставили что-то тяжелое. А потом она вдруг дернулась и выпустила клуб непередаваемо вонючего удушливого дыма.
   Я обнаружил, что уже не сижу за столом, а стою около кондиционера и тщетно пытаюсь прочихаться, а рядом тем же самым занимается Женька.
   – Андрюха, ты сдурел? – выдавил он из себя. – Что это за фокусы?
   Я начал злиться.
   – Никаких фокусов! – рявкнул я. – Если не веришь, выстрели себе в голову. Или вот…
   Я направил пистолет в стену, нажал на спуск и слегка повел стволом. На стене появилась проплешина. К удушливой вони добавился запах цемента.
   Женька стал выглядеть чуть более осмысленно.
   – Что это было? – спросил он.
   – Понятия не имею, – честно признался я. – Полагаю, молекулярный деструктор. Знаешь, в фантастике…
   – Где взял? – перебил меня Женька. Похоже, он снова начал соображать.
   – Тебе полную историю рассказать или краткую? – спросил я.
   – Вначале краткую.
   – Если кратко, я отобрал этот девайс у инопланетянина, который пытался изнасиловать мою соседку.
   Женька истерически заржал.
   – Ты чего? – вздрогнул я.
   – Так, нервное. Что за инопланетянин? Зеленый человечек?
   Вместо ответа я вытащил из сумки терминал.
   – Возьми его в руку, – сказал я, – и скажи ему Что-нибудь.
   – Что-нибудь, – сказал Женька, и его брови удивленно взметнулись вверх. – Какие игрушки? Какие личинки? Какие еще паразиты?
   Я отобрал у него терминал и спросил:
   – Видишь?
   – Что видишь?
   – Эта штука – терминал Вселенской Сети. Что-то вроде интернета, только на общевселенском уровне. Поддерживается удаленный поиск информации, переписка, телефон и физическое перемещение.
   – Телепортация, что ли?
   – Не совсем, тело остается на месте… нет, не совсем остается… но к месту назначения перемещается только душа. Нет, лучше я расскажу всю историю с самого начала.
   – Да уж, лучше расскажи, – согласился Женька.
   И я начал рассказывать.

   – Что скажешь? – спросил я, закончив рассказ.
   Женька сделал нехилый глоток коньяка и ничего не ответил. Он начал говорить только через минуту.
   – Ты эти штуки вскрывал? – спросил он. – Что там внутри?
   – Много всяких проводочков, радиодеталей и тухлых молочных продуктов. Я сделал копии обоих устройств, они работают.
   – Работают? Получается, кроме проводочков и всего прочего, там больше ничего нет? Никаких… как бы это сказать-то…
   – Никаких инопланетных артефактов там нет. Можно хоть сейчас поехать на Митинский рынок и к завтрашнему вечеру напаять десяток таких терминалов. Я уже полазил немного по Сети, я так понимаю, этот терминал – что-то вроде маяка, он не должен быть сложным, вся сложная технология сосредоточена на серверном конце, а здесь…
   – С Сетью легко научиться работать? – перебил меня Женька.
   – Говорят, не очень трудно. Самое трудное – точно сформулировать запрос. У всех разумных рас разные системы понятий, ты даешь запрос «воспитание детей», а в ответ тебе объясняют, как вытаскивать гусеницу из яйца.
   – Понятно… Слушай, Андрюха, ты хоть понимаешь, что за вещь ты откопал?
   – А чего тут не понимать? Доступ ко всей галактической информации, тысячи новых технологий…
   – Кое-что мне не нравится.
   – Что?
   – Я не понимаю, чем нам придется расплачиваться.
   – Да ничем не придется! Ты пойми, мы для них – варвары. На той планете, где я был, выращивают специальные тела, загружают в них рефлексы, язык и энциклопедию, и предоставляют все это туристам, причем бесплатно. Они знают, что такое деньги, я спрашивал, но сами не пользуются, они эту стадию давно уже переросли. Когда я сказал про деньги тому аборигену, он на меня посмотрел, как на дикаря.
   – Ты говорил, у них глаз нет.
   – Я имею в виду эмоциональный фон разговора… Понимаешь, у них эмпатия развитая… как бы это сказать… Они как бы понимают эмоции собеседника. И когда я был в том теле, я тоже понимал.
   Женька задумчиво кивнул. А потом вдруг спросил:
   – Так, значит, надо просто назвать координаты и сказать «хочу переместиться»?
   Я не успел ответить, потому что в переговорную вошла Ирочка.
   – Не все так просто, – заявила она. – Надо еще предупредить сотрудников портала.
   У Женьки аж глаза на лоб полезли. Он пробормотал:
   – Ирка, ты что…
   – Кажется, это не Ирка, – сказал я.
   И на всякий случай сунул руку в карман, где лежал второй пистолет—деструктор, изготовленный мною вчерашним вечером.
   – Эта ерунда тебе не поможет, – провозгласила Ирочка. – Деструктор не убивает мгновенно, я успею вернуться и если мне придется вернуться, я вернусь не для того, чтобы разговаривать.
   – Вы из межзвездной полиции? – предположил я.
   Ирочка кивнула.
   – Можно и так сказать, – заявила она. – Я специальный агент Джеймс Бонд.
   Женька хрюкнул и стал сползать под стол. Ирочка уставилась на него с любопытством.
   – Что это с ним? – спросила она.
   – Не волнуйся, это истерическое, – сказал я. – Эмоциональная реакция. Он только что узнал про Сеть, с этим знанием трудно свыкнуться.
   – Зачем ты ему рассказал? – спросила Ирочка. – Захотел поиграть в маленького бога? Привести примитивную расу в светлое будущее? Мало тебе предыдущих подвигов? Знаешь, чем такие попытки обычно кончаются?
   – Чем?
   Ирочка неожиданно озверела.
   – Не морочь мне голову! – заорала она. – Мы все про тебя знаем! Ты пришел в этот мир с самодельного терминала в Богоне, а туда ты вошел с космического челнока из системы Хеннеси. Это было ошибкой, мы проследили твой путь. У Хеннеси тебя ждет ионный пульсар, попробуешь убежать – в исходную точку вернуться не успеешь, пульсар сожжет твой корабль быстрее, чем твои тупые мозги успеют дать команду. У тебя только один шанс сохранить жизнь и ты знаешь, какой.
   – Сотрудничать со следствием? – предположил я.
   – Вот именно!
   – А в чем меня обвиняют?
   Ирочка состроила такую физиономию, как будто хотела многоэтажно выругаться, но не смогла подобрать подходящих слов.
   – Ты еще будешь невинность строить! – возмутилась она. – Ладно, я перечислю. Шесть доказанных случаев захвата тела плюс тридцать с чем-то разных преступлений по местным законам пяти миров. Этого хватит на десять смертных казней.
   – Простите, – я скорчил невинную физиономию, – а вы уверены, что я именно тот, за кем вы охотитесь?
   – А кто же еще? Может, ты еще скажешь, что здесь родился, про Сеть только вчера узнал, а деструктор у бандита отобрал?
   – Да, – согласился я, – все так и было, только про Сеть я узнал не вчера, а позавчера.
   Ирочка протянула руку к лежащему на столе терминалу, прикрыла глаза и недовольно поморщилась.
   – Качество приема безобразное, – заметила она.
   С минуту она стояла неподвижно, как статуя, с закрытыми глазами и протянутой рукой, а потом вдруг открыла глаза и теперь в них больше не было гнева.
   – Приношу глубокие и искренние извинения, – сказала она, – вы действительно не тот, за кем мы охотимся. Сниффер зафиксировал… неважно. Но как вы сумели отобрать у него деструктор?
   Я хотел было все ей наглядно продемонстрировать, но вовремя опомнился. Инопланетная баба уйдет, Ирочка вернется в свое тело, и именно ей придется расхлебывать последствия. Поэтому я не стал показывать прием, я просто сказал:
   – Я неплохо дерусь.
   Ирочка задумчиво подергала мочку уха, как всегда делала, когда над чем-то напряженно размышляла. Это бывало редко.
   – Комитет защиты порядка не имеет к вам претензий, – заявила она после долгой паузы. – Перед тем, как начнете активно работать с Сетью, тщательно изучите правила пользования. Не забывайте, что незнание законов не освобождает от ответственности.
   – Так проинструктируйте нас, – подал голос Женька. – А то вдруг совершим по незнанию какое-нибудь преступление, а вам потом придется нас ловить.
   – Инструктирование пользователей не входит в мои обязанности, – высокомерно провозгласила Ирочка. – Я ухожу.
   – Подождите! – воскликнул Женька. – Вы можете ответить на несколько вопросов?
   – Только на один.
   – Как давно Земля подключена к Сети?
   – Возьми терминал и узнай, – заявила Ирочка. – Все, прощайте и больше мне не попадайтесь.
   Снова я почувствовал нечто неописуемое обычными словами. За пределами трех измерений привычного мира что-то произошло, и Ирочка снова стала Ирочкой. Она опустилась на стул и обвела комнату отсутствующими глазами.
   – Ну что? – спросил Женька.
   Ирочка растерянно помотала головой.
   – Как я сюда попала? – спросила она.
   – Ничего не помнишь? – уточнил Женька.
   Ирочка снова помотала головой.
   – Ничего страшного, – Женька попытался состроить максимально добрую улыбку. – Все нормально. Иди обратно в приемную, посиди там.
   Ирочка снова затеребила мочку уха.
   – Со мной что-то не так, – выдала она потрясающе глубокую и неожиданную мысль.
   – Наверное, переутомилась, – предположил Женька. – Езжай домой, отдохни, завтра будет лучше.
   – Да, я, пожалуй, поеду, – согласилась Ирочка и встала. – А что я здесь делала?
   – Ничего, – сказал Женька с честными глазами. – Зашла, села, пару минут сидела неподвижно, а потом как будто очнулась. Езжай домой, отдохни. Если хочешь, можешь завтра не приезжать, отдохни как следует.
   Ирочка ушла. Женька убедился, что звуконепроницаемая дверь заперта, повернулся ко мне, и витиевато выругался.
   – Ага, – подтвердил я. – Оно самое.
   – И что теперь делать? – задал Женька риторический вопрос.
   Я задумался. И в самом деле, что делать?
   – Для начала полазить по этой Сети как следует, – сказал я. – Разобраться, что там к чему. А то еще припрется очередной Джеймс Бонд и приговорит к десяти смертным казням.
   – А с этим что делать? – Женька кивнул в сторону валяющегося на столе деструктора.
   – Понятия не имею. Как оружие он неплох, да и под категорию огнестрельного явно не подпадает, но, с другой стороны, на хрена он нам с тобой? Разве что для самообороны.
   – Можно запатентовать, – предложил Женька.
   – Представляешь, сколько ФСБшников набежит?
   Женька состроил презрительную гримасу. До того, как основать охранную фирму, он четырнадцать лет проработал в ФСБ, и традиционного для России страха перед спецслужбами не испытывал.
   – Думаешь, они поверят, что мы с тобой эту конструкцию сами придумали? – продолжал я.
   Женька отрицательно помотал головой.
   – Можно сказать, что ты нашел его на улице или, там, в подъезде на лестнице. Подобрал из любопытства, прицелился в потолок, нажал на спуск, удивился, решил разобрать, ну и так далее.
   – Думаешь, поверят?
   – А куда они денутся? В такую историю проще поверить, чем в инопланетян.
   И тут я вспомнил кое-что важное.
   – Знаешь, Жень, – сказал я, – та амеба на Триларе говорила, что Земля уже давно подключена к Сети.
   – И что?
   – Ты уверен, что ФСБ не знает про Сеть?
   Женька задумался.
   – Если бы они знали, – сказал он, – мы бы сейчас ездили в отпуск не в Анталью, а на Марс. Сколько времени нужно копаться в Сети, чтобы наткнуться на полезную технологию?
   – Долго. Представь себе, что ты папуас, подключившийся к интернету. Допустим, ты нашел чертежи винтовки. Но ты не сможешь сделать винтовку, потому что тебе потребуется металл, станки, пироксилин, капсюли и еще сотня других вещей. Или, допустим, ты узнал, что самая лучшая тетива для лука получается из пластиковой лески. Но где ты леску возьмешь?
   – А если я найду инструкцию, как сделать арбалет?
   – Ну…
   – Разве этого мало? В средневековой Европе изобретение арбалета очень многое поменяло. И учти еще, что не всякое революционное открытие связано с техникой. Например, папуас всю жизнь думал, что коровье бешенство – наказание богов, и вдруг узнал, что оно передается через каннибализм.
   – А когда он поделился этим откровением, все подумали, что он нарушает заветы предков, и съели его, чтобы не смущал молодежь.
   – Тоже не исключено. Но я не к тому говорю. Сделать простейший электрогенератор может даже папуас, главное, чтобы в наличии было железо или хотя бы медь. А как только в стране появляется электричество… А ведь есть еще всякие гуманитарные науки… И вообще, неужели ты собираешься засунуть эти штуки в сейф и никогда ими не пользоваться?
   – Я еще сам не знаю, что собираюсь делать. Меня смущает то, что Земля давно подключена к Сети, но об этом никто не знает. Почему?
   – Понятия не имею. Может, мы в их формат не вписываемся, слишком агрессивные или, там, слишком тупые.
   – Если так, неужели другим мирам понравится, что Земля получит неограниченный доступ к Сети?
   – Неограниченный? Разве в Сети нет участков ограниченного доступа?
   – Не цепляйся к словам. Ограниченный доступ.
   – Думаешь, это они нас не пускают, а не мы не лезем?
   – Без понятия. Надо в Сети посмотреть.
   – Попробуй, но только вряд ли что-то получится.
   – Почему?
   – Вряд ли эта информация лежит в открытом доступе.
   – Попробовать стоит.
   – Попробуй. А пистолет все—таки надо запатентовать, хуже не будет.
   – А если будет?
   Женька пожал плечами.
   – Я не бог, – сказал он, – я не могу все знать точно. Но, по-моему, хуже не будет. Допустим, инопланетяне не хотят нас пускать в свою компанию. Почему тогда они не отобрали у нас терминалы?
   – Это бессмысленно. Новый терминал можно спаять за три часа.
   – Тогда почему нас не замочили?
   – Может, запрет какой—нибудь религиозный.
   – Эта Джеймс Бонд говорила, что у них практикуется смертная казнь, – заметил Женька. – Нет, я думаю, нас не замочили по другой причине. Просто потому, что им наплевать, войдем мы в Сеть или нет. Они охотились за тем уродом, который хотел трахнуть твою соседку, они подумали… Точно! Они запеленговали твой терминал, решили, что ты – это он, и собрались арестовать. Знаешь, как она поняла, что ты – это не он?
   – Знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Она про какой-то сниффер говорила… А ты почувствовал, когда она ушла?
   – Кто она?
   – Ну эта, Джеймс Бонд.
   – Да, было что-то такое, на секунду было ощущение, как будто перепил и сейчас вырублюсь. А почему, кстати, она Джеймсом Бондом назвалась? Откуда она знает, кто такой Джеймс Бонд?
   – От Ирки. Я же тебе говорил, новому хозяину тело достается вместе с памятью. Тебя ведь не удивляет, что она по-русски говорила, а не по-инопланетянски?
   – Охренеть можно. Ну да ладно. Предлагаю пока считать, что чужим на нас наплевать. Аргументы против есть?
   Я пожал плечами:
   – Вроде нет.
   – Тогда начинай готовить документы для патентного бюро, образцы я тебе достану. И не бойся, спецслужбы я беру на себя.
   – А справишься?
   – Должен справиться. Сам подумай, не упускать же такой шанс!
   Да, Женька прав, такой шанс упускать нельзя.

   Как выяснилось, запатентовать молекулярный деструктор – куда более сложная задача, чем казалось поначалу. Дело в том, что когда тебе выдают патент, он распространяется не на то, что ты открыл, а на то, что ты написал в заявке. Химик, впервые синтезировавший стрептоцид, описал его в заявке как порошок красного цвета, а через несколько лет другой химик синтезировал стрептоцид белого цвета и первый патент приказал долго жить. Если я в заявке точно опишу конструкцию деструктора, а потом кто—нибудь заменит тухлый сыр на тухлую брынзу, то на новую конструкцию патент распространяться не будет. Чтобы патент нельзя было обойти, надо патентовать сам принцип работы устройства, но для этого надо вначале самому понять этот принцип, а это не так просто, как хотелось бы.
   И еще меня смущало то, с какой настойчивостью Женька требовал, чтобы мы получили патент. Кого волнует в условиях пещерного российского капитализма, что запатентовано, а что нет? Теоретически, можно попробовать продать патент за рубеж, но спецслужбы продать такую вещь точно не позволят. Но Женька продолжал настаивать, не объясняя причин.
   Я целыми днями сидел в Сети и пытался понять, как же работает этот чертов пистолет. Кое-что понять удалось.
   Я понял, почему на пистолете не было предохранителя. Он не нужен, потому что деструктор приводится в действие не нажатием на спусковой крючок, а мысленной командой. Оказывается, астральное поле, о котором так любят говорить выжившие из ума ясновидящие, все—таки существует. Оно как-то воздействует на бактерии и грибки, живущие в набитой в ствол протухшей органике. Они в свою очередь излучают какое-то другое ментальное поле, а электромагнитное поле, образуемое оплеткой вокруг ствола, фокусирует это другое поле и направляет его в направлении ствола. Бред, но это работает.
   Вместо протухшего сыра можно использовать любую другую органическую субстанцию, в которой много бактерий и примитивных грибков. Более продвинутые организмы (черви, насекомые, улитки) почему-то не годятся. Существа, используемые как преломители загадочного астрального поля, живут в деструкторе очень недолго, потому что быстро получают губительную дозу этого самого поля. Экспериментальным путем я установил, что сыр в стволе деструктора следует менять каждый день, а новую порцию, перед тем, как зарядить, лучше три—четыре дня выдержать в тепле, причем если выдерживать сыр в герметичном целлофановом пакете, деструктор работает хуже, чем если сыр тухнет на открытом воздухе.
   Гниющие растения для применения в деструкторе не годятся. Тухлое мясо кое-как работает, но очень плохо – после двух—трех выстрелов требуется перезарядка. Наилучший результат достигается при использовании сыра, не зря инопланетный хулиган засунул в ствол пистолета именно его. Сорт сыра большой роли не играет. «Гауда» работает чуть лучше, чем другие сорта, но разница в количественных показателях составляет считанные проценты.
   Теперь несколько слов об электрической схеме деструктора. Главное в ней не то, в каком порядке соединены резисторы и конденсаторы, а то, какой узор образуют соединяющие их провода. Собственно, резисторы и конденсаторы нужны только для того, чтобы скомпенсировать погрешности в форме оплетки, неизбежные при ручном изготовлении агрегата. Если изготовлять деструктор промышленным способом, они не нужны, при этом и расход энергии снизится на несколько порядков.
   Информацию о смысле электрической схемы я получил из Сети. Чем дольше я работаю с Сетью, тем проще становится добывать оттуда информацию. Триларская амеба была права – к Сети надо привыкнуть.
   Я узнал о деструкторах очень много. Если в электрической оплетке вместо обычных проводов использовать сверхпроводники, дальнобойность возрастает более чем в сто раз. А если применять какие-то загадочные силовые линии, заметного повышения эксплуатационных качеств не будет, а ресурс органической части деструктора заметно снизится и потому с силовыми линиями лучше не связываться.
   В деструкторах, производимых промышленным способом, тухлый сыр не используется. Вместо него в ствол вставляют специальные патроны, состоящие из нескольких отсеков, в каждом из которых живут свои виды примитивных живых существ. Грамотно сконструированный патрон позволяет ручному деструктору с одного выстрела разнести в прах полуметровую стену, причем если стрелять не в упор, а с трехсотметровой дистанции. При этом затраты электроэнергии измеряются милливаттами, а патрона хватает минуты на две непрерывного излучения. Страшно подумать, что может натворить диверсант, вооруженный таким ружьем.
   Добравшись до этого места, я задумался, почему вся эта информация оказалась в открытом доступе. Здравый смысл требует, чтобы она была засекречена.
   Отгадка оказалась простой. Сервер, с которого я почерпнул последние данные, физически расположен на Триларе, на той самой планете, на которой я побывал в теле амебы. В жидкой среде деструкторы не работают, двухметровый слой воды или аммиака надежно гасит разрушающий луч любой мощности. Триларцы не опасаются того, что межпланетный хулиган применит это оружие против них, и потому не считают нужным засекречивать соответствующую информацию. Интересно, куда другие расы смотрят?
   Только одна вещь осталась для меня тайной – какой именно узор должна образовывать электрическая оплетка вокруг трубки с тухлым сыром. Информации в Сети хватало, но она была выше моего понимания, я чувствовал себя дикарем, впервые в жизни увидевшим дифференциальное уравнение. Я понимал, что форма оплетки описывается несложными уравнениями, но какими именно, я не понимал. Может, показать их какому—нибудь ученому? Но как? Я не математик и не физик, я воспринимаю правила построения оплетки деструктора не как формулы, а как текст, я могу записать его на бумагу и показать кому угодно, но что поймет тот, кому их показывают? Пару лет назад у меня был один клиент с математическим образованием, однажды мы пили с ним водку и разговор непонятно как перешел на математику. Тот мужик вдруг сказал, что комплекснозначный интеграл по замкнутому контуру равен сумме вычетов внутри контура. Сам не понимаю, почему и зачем, я запомнил эти слова, хотя они и звучат для меня как заклинание. А теперь представьте себе, что человек с тремя классами образования попытается сформулировать эту теорему на понятном для него языке. Брр…
   Я попробовал поэкспериментировать с разными формами оплетки, но в результате первого же эксперимента лишился одной дверцы навесного кухонного шкафчика – разрушающий луч почему-то ударил не вперед, а вбок. А если он расфокусируется и начнет светить во все стороны одновременно? Нет, с такими вещами лучше не экспериментировать.

   – Вот такие дела, – закончил я свою речь.
   – Думаешь, другого выхода нет? – спросил Женька.
   – Почему же нет, есть. Можно ограничиться одной конкретной конструкцией, но тогда наш патент долго не продержится. И вообще, не понимаю я, на кой тебе сдался этот патент? Неужели собираешься бабки заработать?
   Женька скорчил страдальческую гримасу и отрицательно помотал головой.
   – Я не настолько наивен, – сказал он, – я преследую гораздо более простую цель. Воспользоваться этим открытием и остаться в живых.
   – А причем тут патент?
   – А какие альтернативы? Можно пойти в какую—нибудь фирму и сказать, вот у нас тут экспериментальный образец принципиально нового оружия, вы давайте его производите, а мы будем получать пятьдесят процентов прибыли. Да пусть даже один процент, все равно деструктор отберут, а нас с тобой замочат. Можно обратиться в ФСБ, это, кстати, непросто, безумные изобретатели к ним ломятся по несколько штук в день. Но, допустим, я сумею. Деструктор отберут, а с нас с тобой возьмут подписку или вообще посадят на всякий случай. В лучшем случае отвезут в секретный город и будем там куковать всю оставшуюся жизнь.
   – А если отнести деструктор в какую—нибудь газету или на телевидение?
   – Думаешь, мы первые? Знаешь, сколько разных придурков приходит на телевидение со своими открытиями? Я намедни смотрел одну передачу, там компанию идиотов показывали, они машину времени строят. Соорудили шаровую камеру, а внутри создали магнитное поле колоссальной мощности.
   – А причем здесь машина времени?
   – Они утверждают, что внутри камеры течение времени замедляется на секунду в час. Если время измеряют электронными часами, то неудивительно.
   – Тогда нас и из патентного бюро пошлют.
   – Оттуда не пошлют. Патент получить нетрудно, надо просто заплатить сколько надо, и еще чтобы в документах не было явных противоречий. К тому времени, когда мы получим патент, никто не будет в курсе, что это не бред, а настоящее открытие.
   – А дальше что?
   – Дальше надо немного подождать, а потом идти либо на телевидение, либо в ФСБ, а лучше и туда, и туда. Есть международный договор о взаимном признании патентов, российские патенты автоматически тиражируются в зарубежные базы данных, а оттуда убрать информацию очень трудно.
   – Ну, не знаю… По-моему, ребячество какое-то.
   – Другие предложения у тебя есть?
   – Может, лучше совсем не высовываться?
   Женька тяжело вздохнул.
   – Может, ты и прав, – сказал он. – Спрятать артефакты в сейф и делать вид, что их никогда не было. Или вообще навсегда уйти в Сеть, вечно бродить по разным мирам. Только зачем?
   – А зачем ты живешь?
   – А ты зачем живешь? Нет, Андрюха, можешь считать меня идиотом, но я считаю, что люди должны узнать об этих вещах.
   – Тогда давай наделаем сотню терминалов и раздадим на улице бомжам. Информация должна быть свободной.
   – Манифест киберпанка не ты писал? Шучу. Не знаю я, что делать. Тот вариант, что я предлагаю, по-моему, самый правильный, потому что компромиссный. На самый худой конец, можно действительно в Сеть уйти, там нас точно никто не достанет.
   – Кроме комитета защиты порядка.
   – Какого комитета… а, инопланетяне эти. Мы постараемся не нарушать их законы.
   – А ты их знаешь?
   – Кого?
   – Законы.
   – Ну… Я так понимаю, в чужое тело нельзя влезать без спроса, а все остальное… наверняка туристов должны инструктировать при въезде. Скорее всего, все законы можно прочитать прямо в Сети.
   – На Триларе меня никто не инструктировал.
   – Там тебя всю дорогу абориген сопровождал. Если бы ты начал делать что-то незаконное, он бы вмешался.
   – Да, наверное. Ладно, – я махнул рукой, – делай, как знаешь.
   Женька просиял лицом.
   – О'кей, – сказал он. – Начинаю искать физика.

   Основные характеристики планеты 45344444138623434444163764434441663844344 вполне типичны для двойной планеты внутреннего пояса умеренно крупной одиночной звезды, занимающей среднюю позицию на главной последовательности. Из заметных аномалий следует отметить необычно высокое содержание алюминия в планетарной коре, а также уникальную конфигурацию океанских течений, приводящую к ряду климатических аномалий.
   Планета населена большим количеством разнообразных жизненных форм. Биосфера эволюционного типа, основная элементная база – углерод—кислород—азот, в незначительном количестве имеются жизненные формы с элементной базой углерод—сера—азот. Разделение на растения и животных четкое, промежуточные формы примитивны и немногочисленны. Высшие растения отсутствуют. Среди мелких животных преобладают жизненные формы с внешним скелетом, среди крупных – с внутренним. Бесскелетные формы встречаются редко, только среди низших существ. Все высшие животные имеют внутренний скелет, замкнутую кровеносную систему двухконтурного типа, легочное дыхание и четыре трехзвенные конечности, два внутренних звена жесткие, внешнее – мультишарнирного типа.
   На планете обитает единственная разумная раса – всеядное наземное существо средних размеров, типичный представитель класса гуманоидов. Имеет три (по неподтвержденным данным, четыре) эндемические породы, все скрещиваются между собой и дают устойчивое потомство. Морфологические отличия между породами незначительны, равно как и отличия от эволюционного предка. Боевые органы атрофировались в ходе эволюции два—три ароморфоза назад. Интеллект очень неустойчив, у отдельных особей может достигать 150—180 у.е., но в среднем варьируется в пределах 60—90 у.е. Наблюдается выраженная корреляция между интеллектом особи и ее ареалом обитания.
   Культура умеренно примитивная, с выраженными географическими различиями. Средняя агрессивность культуры составляет около 220 у.е., что ставит рассматриваемую расу в один ряд с хищными существами. Обращают на себя внимание необычно большие различия градиента и модуля культуры для разных особей.
   Искусство умеренно развитое, характерна пассивная направленность. Средняя агрессивность искусства достигает 300 у.е., наблюдается тенденция к дальнейшему росту. Вероятно, имеют место временные флуктуации.
   Наука технократическая, умеренно примитивная. Компьютеры неинтеллектуальные, на полупроводниковой элементной базе. Энергетика переходная от химической к ядерной. Биотехнология в зачаточном состоянии. Психотехнология неразвита.
   Общественная структура децентрализованная, конкурентная. Многочисленные проявления варварства. Показатель насыщения потребностей варьируется в пределах 10%—60%, наблюдаются выраженный географический тренд.
   Первый контакт состоялся в 1989 году при участии Джарского исследовательского центра. Статус планеты: к посещению не рекомендуется.

   Женька позвонил и сказал, что профессор приедет ко мне через час.
   – Ты дал ему мой адрес? – возмутился я.
   – А что такого? – удивился Женька. – Ты у нас по легенде продвинутый эзотерик, получил откровение из Шандалы…
   – Шамбалы.
   – Чего?
   – Не из Шандалы, а из Шамбалы.
   – Да? Вот видишь, говоришь, как настоящий эзотерик, – Женька хихикнул. – Так вот, ты получил откровение из Шамбалы, узрел небесный свет инопланетной мудрости…
   – Ты рассказал ему про инопланетян?!
   – Да, рассказал. А что такого? Все эзотерические пророки получают откровения либо от инопланетян, либо из параллельных измерений, либо из будущего, либо из прошлого. Все равно профессору наплевать, откуда у тебя эти данные, главное, что они у тебя есть.
   – Он прочитал файлы, которые я тебе переслал?
   – Прочитал и очень возбудился. Говорит, что на третьей странице упоминается какая-то теорема, за доказательство которой обещают большие бабки и великий почет. Причем по контексту видно, что автор текста воспринимает это утверждение как само собой разумеющееся.
   – Может, для автора текста оно и есть само собой разумеющееся. Может, этот текст сочинил какой—нибудь разумный бублик, который в двоичной системе думает.
   – Может, и так. Только профессор считает, что в Шамбале должно быть доказательство. Когда решим главную задачу, поможешь ему найти.
   – А если не получится?
   – Тогда ему не повезет.
   – Я имею в виду, если не получится главную задачу решить.
   – Тогда будем искать другого профессора.
   В дверь позвонили. Я поспешно попрощался с Женькой и пошел в прихожую. Перед тем, как открыть дверь, я посмотрел в глазок, а увидев гостя, на всякий случай снял с полки деструктор.
   Человеку, который позвонил в дверь, было лет двадцать пять, самое большее, тридцать. Это был двухметровый коротко стриженый амбал с приплюснутыми ушами, как у боксера. Одет он был, однако, не в спортивную куртку и штаны с лампасами, а в довольно приличную дубленку и потертые джинсы. И в глазах его не было той звериной самоуверенности, что характерна для молодых бандитов.
   – Здравствуйте, – поприветствовал меня посетитель. – Вы Андрей Николаевич?
   – Да, – ответил я с некоторым недоумением. – А вы…
   – Профессор Крутых, – представился посетитель и смущенно улыбнулся. – Можно просто Паша.
   Я подавил глупую ухмылку. Профессор, да еще и Крутых… иногда в жизни попадаются такие персонажи, что хоть сразу на anekdot.ru посылай.
   – Тогда я просто Андрей, – сказал я. – Раздевайся, проходи.
   Пока Паша раздевался, мы с ним искоса разглядывали друг друга. Должно быть, я для него был таким же странным, как он и для меня – какой-то сумасшедший, который вдруг стал нести бред, очень похожий на формулировки теорем высшей математики.
   Я провел его на кухню, мне показалось, так будет проще наладить контакт.
   – По пиву? – предложил я.
   – И оформим сделку, – закончил Паша и ухмыльнулся.
   Он тоже видел эту рекламу.
   – «Хольстена» нет, – сообщил я. – Есть «Афанасий», «Балтика» и еще чуть—чуть «Стеллы Артуа» завалялось.
   «Стеллу Артуа» любила Машка. Я посмотрел на календарь и с удивлением сообразил, что прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как она ушла. В первые дни я буквально лез на стену от тоски, а с тех пор, как в мою жизнь вошли инопланетяне, я о ней даже не вспоминал. Правильно сказал кто-то из классиков – все проходит, даже любовь.
   – Доставай Что-нибудь, – сказал Паша. – Если б знал, я бы с собой принес.
   – Да ладно, – махнул я рукой. – Мне не жалко.
   – Импортное пиво принципиально не пьешь?
   Я пожал плечами.
   – Раньше пил, – сказал я, – до дефолта. А потом перешел на наше, да и привык как-то. А ты импортное предпочитаешь?
   – Да мне все равно, – махнул рукой Паша. – Доставай хоть Что-нибудь. Нет, лучше светлое, если можно.
   Я достал из холодильника бутылку темного «Афанасия» для себя и бутылку светлого для Паши. Далее я извлек из настенного шкафчика две пивные кружки и пакет с фисташками, которые высыпал в миску. Теперь можно начинать разговор.
   Паша отхлебнул пива, съел фисташку и сказал:
   – Ну, рассказывай. Что за откровение из Шамбалы?
   Я на мгновение задумался и сделал выбор.
   – Знаешь, Паша, – сказал я, – давай не будем морочить друг другу голову. У меня есть информация, которую я не понимаю, но которую хочу понять. У тебя есть желание получить некую другую информацию, тоже вполне определенную. У меня есть источник данных, с которым я могу работать, но не всегда понимаю, что он выдает. Ты мне поможешь разобраться в том, что нужно мне, а я попробую найти то, что нужно тебе. Идет?
   – Но все—таки, что за источник? – не унимался Паша.
   – А оно тебе важно? Допустим, я установил контакт с инопланетным интернетом посредством специального передатчика, который отобрал у одного наркомана в подъезде.
   – Не хочешь, не говори, – заявил Паша и, кажется, чуть—чуть обиделся.
   Зря, я ведь сказал чистую правду.
   – Давай лучше перейдем к делу, – предложил Паша.
   Он сходил в прихожую, притащил на кухню потрепанную и грязноватую кожаную сумку, и выложил на стол пачку листов А4, отпечатанных на лазерном принтере. Я заметил, что на оборотных сторонах напечатан какой-то научный текст с большим количеством формул.
   – Я так понимаю, – сказал Паша, – тебе нужно перевести на русский язык вот эти уравнения, – он показал пальцем.
   Я посмотрел, куда он указывает, и увидел, что он безошибочно выделил в сумбурном тексте самое главное. Я его даже зауважал.
   – Да, именно это, – согласился я. – У тебя есть какие—нибудь идеи, что это может означать?
   – Здесь описываются закономерности какого-то поля, – сказал Паша. – Поле очень странное, такое впечатление, что оно действует в неевклидовом пространстве. Я бы даже сказал, что измерений пространства должно быть пять—шесть, причем не все изотропные.
   – Какие?
   – Не все одинаковые. Как бы это сказать… Ну, скажем, евклидово пространство изотропно по всем направлениям, а пространство-время – нет.
   – Я понял. Да, это вполне может быть.
   Паша испытующе заглянул мне в глаза.
   – Ты что-то знаешь о природе этого поля? – спросил он.
   – Я предполагаю, что оно может быть связано с… – я щелкнул пальцами, безуспешно пытаясь подобрать нужное слово. – Астрал, телепатия, биоэнергетика… Что-то в этом духе.
   Паша состроил презрительную гримасу.
   – В самом деле веришь в эту ахинею? – поинтересовался он.
   – Верю, – сказал я. – У меня есть убедительные доказательства. Может, я их и тебе покажу, но попозже.
   – А может, сейчас? Это поможет в дальнейшем.
   – Лучше не надо. А то станешь еще невыездным…
   – Все так серьезно? – Паша удивленно приподнял брови.
   – Все еще серьезнее, – отрезал я. – Так что ты хотел уточнить?
   – Для начала мне нужно точное описание пространства, в котором действуют эти формулы.
   – Сейчас попробую, – сказал я и потянулся мыслью к терминалу, заблаговременно спрятанному в ящик кухонного стола.
   Минут через пять я был вынужден признать свое поражение. Во всех текстах, которые выдавала Сеть по моему запросу, пространство, в котором происходят описываемые процессы, никак не описывалось. Должно быть, считается, что и ежу понятно, что это за пространство.
   – Не понимаю, – сказал я. – В этом направлении ничего не получается.
   – А в других направлениях? – не унимался Паша.
   Судя по его лицу, он был уверен, что столкнулся с шарлатаном.
   Я вздохнул и начал зачитывать вслух очередной текст:
   – Раньше мы уверились, что формулирование уравнения Эндора даже для таких азбучных материальных систем, как бактерия, приводит к довольно сложной математической задаче. В натуре, при росте числа крупиц в системе, задача еще более усложнится. На сегодняшний день четких формулировок уравнения Эндора для систем многих крупиц грызть не удается.
   – Чего не удается? – переспросил Паша.
   – Грызть не удается. Должно быть, инопланетный жаргон. Типа, грызть гранит науки.
   – Понятно. Это инопланетяне тебе сообщают всякие формулы?
   – Разве тебе Женька не говорил?
   – Он говорил, твои откровения из Шандалы. Наверное, имел в виду, из Шамбалы.
   Я пожал плечами и сказал:
   – Какая разница, откуда откровения? Главное, что в них есть смысл.
   – Ну, не знаю… – протянул Паша и вдруг сказал: – Сформулируй мне уравнение Шредингера.
   Я обратился к терминалу и, к собственному удивлению, немедленно получил четкий ответ.
   Я взял ручку, оторвал стикер от пачки, лежащей на кофеварке, и написал на нем три строчки. Далее я отдал стикер Паше, а вслух сказал:
   – Эф от пси здесь произвольная гладкая функция, лямбда – константа. Это уравнение инвариантно относительно следующих алгебр… для произвольной гладкой функции базисные элементы алгебры инвариантности… тут много писать надо.
   Паша отложил стикер в сторону, взял кружку и сделал большой глоток. А потом спросил:
   – Ты где учился?
   – В Рязанском воздушно—десантном, – честно признался я.
   – У вас там изучают квантовую механику?
   – Самым научным предметом у нас была военная топография.
   – Значит, тебе инопланетяне подсказали. А почему они на этот раз воспользовались человеческими обозначениями?
   – А я откуда знаю? По-моему, у них там что-то вроде интернета. Я как бы опрашиваю их поисковую систему, а она мне выдает нечто похожее на то, что я спрашиваю. Наверное, они и наш интернет к себе подключили.
   – И давно они на Земле? – неожиданно спросил Паша.
   – С 1989 года.
   – И до сих пор никак не проявились, кроме как летающими тарелками?
   – Нет, – я помотал головой, – летающие тарелки – это не они.
   – Откуда знаешь?
   – Да уж знаю.
   Паша сделал еще один крупный глоток. Некоторое время он ел фисташки, молчал и о чем-то думал. А потом сказал:
   – Ты многое недоговариваешь.
   Я молча кивнул.
   – Может, все—таки расскажешь? – спросил Паша. – Так будет проще работать.
   – Не все зависит от меня, – сказал я.
   А про себя подумал – а может, и вправду все ему рассказать? Ему будет намного проще разобраться во всей этой научной пурге.
   – Сейчас, – сказал я, – Женьке позвоню.
   Я пошел было к телефону, но подумал: почему бы не воспользоваться терминалом? Наверняка второй терминал Женька держит под рукой, а значит, ничто не мешает поговорить с ним, не прибегая к услугам звуковой речи. Но нет, слишком поздно. Если Женька откажется посвящать Пашу в суть дела, будет трудно объяснить юному профессору, каким таким хитрым образом инопланетный астрал помог мне объясниться с нормальным земным человеком.
   Я вышел в прихожую, взял мобилу и удалился с ней в комнату. Можно было позвонить и с обычного телефона, но я не знаю, где сейчас Женька, звонить собираюсь на сотовый, а звонить на мобилу с городского телефона неприлично – ты хочешь говорить, ты и плати.
   – Ничего не получается, – сказал я после короткого обмена приветствиями.
   – В чем проблема? – спросил Женька.
   – Он задает конкретные вопросы, а я не могу на них ответить, в Сети нет информации. Точнее, нет, она есть, но я не могу понять, та это информация или не та. Он спросил, в каком пространстве работают те самые уравнения, я полазил по Сети, а там ничего не написано. То есть, там наверняка все написано, только я не понимаю, где. Там может не быть слова «пространство», оно может называться как-то по-другому. Ты же знаешь, как они формулируют свои мысли.
   – По-разному они формулируют, – сказал Женька, – иногда очень даже странно. Ладно, я понял проблему. Что ты предлагаешь?
   – Все рассказать этому Паше.
   – Что он за человек? Нормальный мужик?
   – Вроде нормальный.
   – Во всем разобраться сумеет?
   – Думаю, сумеет.
   – Тогда рассказывай. Все равно скоро придется всем все рассказать.
   – Хорошо. Счастливо.
   Я вернулся на кухню, выпил полкружки одним глотком и сказал:
   – Слушай сюда.

   Я закончил свою речь и полез в холодильник за очередной бутылкой.
   – А где этот терминал? – спросил Паша.
   – Ах да, совсем забыл. В ящике стола. Сейчас достану. Вот он.
   – Надо взять его в руку и спросить?
   – Брать в руку необязательно. Надо просто, чтобы он был рядом.
   – Насколько рядом?
   – Не знаю. Я опытов не ставил, я же не ученый.
   – Можно, я его поспрашиваю? – спросил Паша.
   – Пожалуйста.
   Паша уставился на обмотанный скотчем пенал как баран на новые ворота.
   – У них там есть университеты, – сообщил он через пару минут.
   – Да? – глупо переспросил я.
   Как же мы с Женькой не догадались! Надо было не перелопачивать горы астральных документов, а физически переместиться в университет, зайти в местную библиотеку и спокойно все прочитать. Должны же у них быть учебники для младших курсов! Или, еще лучше, специальные учебники для студентов из отсталых миров, вроде нашего.
   – Не догадался поискать? – поинтересовался Паша.
   На его лице отобразилось плохо скрываемое чувство собственного превосходства.
   А потом я почувствовал, как в иных измерениях пространства зашевелилось нечто.
   – Ты что делаешь, гад?! – завопил я. – Прекрати немедленно! Надо сначала связаться с порталом! И вообще, ты не знаешь, как возвращаться!
   Я попытался выхватить терминал из Пашиных рук, но не успел. Профессор—мордоворот бесследно исчез, мои руки схватили только одна другую. Вместе с профессором исчез и терминал.

   Узнав о происшедшем, Женька долго ругался.
   – Ну ты, блин, даешь! Ну кто тебя просил ему терминал в руки давать?!
   – Ты же сам разрешил ему все рассказать, – я безуспешно пытался оправдаться.
   – Рассказать, но в руки не давать!
   – А как он должен был с ним работать?
   – Из твоих рук. Черт, такую вещь упустили! Ладно, эмоции отставить. Чертежи у тебя сохранились?
   – Какие чертежи?
   – Чертежи терминала.
   – Да разве это чертежи? Просто картинки.
   – Наплевать. Езжай в Митино, будешь паять новый терминал. А лучше сразу три.
   – Зачем три?
   – На всякий случай. Мой терминал тебе нужен?
   – Зачем?
   – Ну, как эталон, например.
   – Думаю, и так справлюсь.
   – Вот и хорошо. Ты же будешь мимо конторы проезжать?
   – Да, а что?
   – Бумажки патентные с собой захвати, забросишь. Почитать хочу.
   – Хорошо. Через час буду.
   – Давай.

   Я заехал в контору, отдал Женьке файлы со своими попытками описать конструкцию деструктора, и поехал в Митино, закупать детали для нового терминала. К вечеру передо мной на столе лежали три новых устройства, каждое из них было опробовано и, вопреки моим опасениям, все три работали безупречно.
   Я позвонил Женьке, но он не отвечал ни по мобильному телефону, ни по рабочему. Дома к телефону подошла Света, Женькина жена, голос у нее был обеспокоенный.
   – Не знаю, где он, – сказала она. – У него мобильник уже полдня не отвечает. Я думала, он с тобой.
   – Нет, он не со мной, – сказал я. – Извини, что потревожил.
   – Не за что извиняться. Я уже беспокоиться начинаю. У вас там ничего не случилось?
   – Сейчас выясню, – пообещал я. – У нас есть способ связи на крайний случай, сейчас попробую.
   – Скажи, чтобы домой позвонил, – попросила Света.
   – Обязательно, – заверил ее я и повесил трубку.
   Я взял со стола один из свежеизготовленных терминалов и повелел ему:
   – Связь с Женькой, режим телефона.
   Некоторое время назад я заметил, что чем дольше работаю с Сетью, тем лучше она меня понимает. Сеть постепенно настраивается на пользователя, привыкает к его образу мыслей и с каждым следующим сеансом все более точно воспринимает его команды. Сейчас у Сети не возникло вопроса, с каким именно Женькой ей надлежит связаться.
   – Привет, Андрюха! – раздался Женькин голос у меня в мозгу. – Собрал железяку?
   – Как видишь. Ты где? О тебе жена беспокоится.
   – Мы с Пашкой на Вудстоке.
   – Где?
   – На Вудстоке. Так эта планета Пашке представилась.
   – Ты его нашел? Как?
   – Так же, как и ты меня. Ты заметил, Сеть настраивается на пользователей? Хотя, у тебя теперь другой терминал, теперь тебе надо с самого начала…
   – Не надо. То, с какого терминала ты заходишь в Сеть, роли не играет, при смене терминала настройка не сбивается.
   – Да? Здорово! Присоединяйся к нам, тут классно. Пашка говорит, у него уже мозги пухнут от новой информации.
   – Он нашел, что хотел?
   – Уже давно. Тут такая база данных, охренеешь – любые знания в любой области. Пашка говорит, он уже на две нобелевские премии знаний набрал. А я сейчас психологию изучаю, базовый курс уже почти закончил. Знаешь, эмпатия – такая великая вещь!
   – Чего?
   – Ну, эмпатия – когда чувства собеседника чувствуешь. А в продвинутом курсе, представляешь, будет телепатия, самая настоящая! Иди к нам, тебе понравится. Тут и боевые искусства есть.
   Это было последней каплей.
   – Давай координаты, – сказал я.
   – Ты просто скажи «хочу к Женьке и Пашке», – отозвался Женька. – Сеть должна понять.
   – А портал там свободен?
   – Свободен, – хихикнул Женька. – Сам увидишь.
   Он что-то не договаривал, но мне показалось, что в его словах нет ловушки, а есть только добродушное дружеское подшучивание, как будто по прибытии меня ждет неприятный, но безобидный сюрприз. Ну и пусть.
   Я мысленно перекрестился и выдал команду на перемещение.

   Я оказался в нигде. Я как бы висел в черной пустоте, в которой не было никаких внешних раздражителей.
   – Эй! – крикнул я в пустоту. – Женька, ты где?
   – Тут я, – донесся Женькин голос непонятно откуда. – Уже очухался?
   – Боюсь, что нет, – сказал я. – Ни хрена не вижу и не чувствую.
   – Это нормально, – заверил меня Женька. – Знаешь, какое у тебя тело?
   – Какое?
   – Никакое. Твоего тела нет как такового.
   – Полевая форма жизни?
   – Нет, вполне материальная. Просто планету Вудсток населяют высшие растения.
   – Разумные?
   – Более чем. Вся планета пронизана их корнями стеблями, не знаю, какой вариант выбрать, оба подходят. Фактически вся планета – один большой разум, все растения, кроме самых молодых, срослись между собой нервными стволами и думают совместно, как одно целое. Тут нет порталов, вся планета – один большой портал. Это растительное сверхсущество принимает гостей, но тела не предоставляет, просто выделяет им куски своего разума. Мы с тобой сейчас сидим на задворках самого большого мозга во вселенной.
   – И что этот мозг от нас хочет?
   – Ничего он не хочет, чего ему от нас хотеть, мы для него как блохи. Но ему нравится учить блох уму—разуму. На этой планете собрана гигантская база знаний и это не просто информация, знания структурированы в учебные курсы, причем это не просто голая теория, тут еще есть и практика в виртуальной реальности.
   – Эти растения свой Диптаун тут построили?
   – Нет, они сами виртуальностью не пользуются. Они ее используют только при обучении низших рас.
   – Я могу сформировать виртуальность вокруг себя?
   – А зачем? Без нее удобнее. Кстати, сколько времени на Земле прошло?
   – В Москве десятый час уже.
   – Вечера или утра?
   – Вечера.
   – Того же дня?
   – Да.
   – Круто! Паш, слышь, там все еще тот же вечер продолжается.
   – Слышу, – вступил в разговор Паша. – Не отвлекай меня, пожалуйста.
   – Мог бы и извиниться, – буркнул я.
   – Прости, виноват, – отозвался Паша. – А теперь не мешайте мне, я занят.
   – Яйцеголовый, блин, – прокомментировал Женька. – Только и знает, что в своей науке копаться.
   – А почему ты спросил про время? – заинтересовался я. – Тут время быстрее идет?
   – Субъективно – да, – ответил Женька. – Эта древесная зараза потрясающе быстро соображает. Никогда больше не буду говорить «туп, как дерево».
   – Мы тоже здесь соображаем быстрее, чем обычно? – догадался я.
   – Во много раз. Мне казалось, недели две уже прошло. Ладно, хватит болтать. Учиться будешь или домой пойдешь?
   – Что я, идиот, такой шанс упускать? Как тут учиться-то?
   – Просто говоришь дереву, что хочешь узнать, и начинаешь учиться. Только про устройство деструктора не спрашивай, Пашка уже во всем разобрался. Лучше попробуй поспрашивать про боевые искусства, потом пригодится. Я бегло ознакомился с аннотацией курса, это потрясающе, Шаолинь отдыхает.
   – У них есть специальный курс для людей?
   – Нет, у них все курсы универсальные, они только практические занятия адаптируют под конкретную расу. Они конкретным приемам не учат, они учат общим закономерностям. Знаешь, что такое внутренняя сила?
   – Слышал. Я не настолько крут, чтобы знать это по-настоящему.
   – Базовый курс пройдешь, будешь знать. Займись эти делом, хорошо? Пашка грызет математику, я – психологию, а ты у нас будешь главной боевой единицей. Вместе мы сила, как три богатыря.
   – Ненавижу это пиво, моча мочой.
   – Да я прикалываюсь. Ну так займешься?
   – Займусь. Уговорил, противный.

   Я стоял на бескрайней равнине, плоской, как стол. Пол был застелен жесткими ковриками, должно быть, это и есть татами. Передо мной стоял Мотаро во всей красе.
   Каждый, кто играл в «Мортал Комбат», знает, кто такой Мотаро и как трудно его победить. Гигантский кентавр, более двух метров в холке, с бараньими рогами на голове и крокодильим хвостом сзади, это существо обладает колоссальной силой и к тому же весьма проворное. Ужасный противник. В период моего увлечения «Мортал Комбатом» я побеждал Мотаро два раза из трех, но тактика, которую я тогда применял, сейчас явно не подходит. Прыгать, как горный козел, практически не касаясь земли, и наносить удары во всех направлениях в надежде, что хотя бы несколько достигнут цели – такая техника хороша, когда ты сидишь за компьютером и давишь на кнопки, но чтобы применить ее в реальности, пусть даже виртуальной, не хватит ни дыхалки, ни вестибулярного аппарата. Придется идти другим путем.
   Мотаро взревел, как раненый тираннозавр, и прыгнул вперед, рассчитывая схватить меня огромными руками, поднять в воздух и бить в бубен, пока я не отключусь. Я прочитал это намерение в узоре элементарных движений его тела.
   Я дождался, когда он приблизится вплотную, и когда его руки почти коснулись моего тела, сделал скользящий шаг вбок, схватился правой рукой за левый мизинец Мотаро, а левой рукой – за безымянный палец той же руки, и сильно и резко развел руки в стороны. Кости хрустнули.
   Мотаро всхрапнул и попытался залепить мне пощечину, но его поза не слишком подходила для подобного маневра. Я без труда уклонился.
   Я начал концентрировать внутреннюю силу, которую китайцы называют «ци», японцы – «ки», а джедаи – «зе форс». Мотаро не понял, что я делаю, по условиям поединка он не владеет внутренней силой, иначе поединок был бы заведомо проигрышным для меня.
   Мотаро встал на дыбы и попытался оглушить меня передними копытами. Это была не самая толковая идея – разница в росте у нас такая, что когда он встает на дыбы, меня практически не видно. Я легко уклонился от страшных копыт, я просто держался у левого переднего бедра противника, в мертвой зоне его зрения, и накапливал силу.
   Накопив достаточно, я нанес удар. Это был простой и незамысловатый удар ногой, в дворовых драках так бьют по гениталиям. Сила, сконцентрированная в крестце, скользнула вдоль моей распрямляющейся ноги и вышла из подушечек разогнутых до предела пальцев. Кость толщиной в мою ногу хрустнула, как спичка.
   Мотаро взревел и в его голосе послышались испуганные нотки. Теперь он припадал на одну конечность, как покалеченная собака. Он пытался развернуться ко мне передом, но это было непросто – я шел спокойным размеренным шагом вдоль его левого бока, он поворачивался, но никак не мог повернуться, потому что я шел с такой же скоростью, с какой он поворачивался. Мое астральное чувство наслаждалось паникой, растущей в мозгу противника.
   – Ты не вправе постигать запретное знание! – вдруг взревел кентавр. – Ты должен умереть!
   С этими словами он упал на бок и умер.
   Я встал по стойке «смирно» и поклонился. Совсем простой был поединок, куда проще, чем предыдущий, когда я в образе Нео отбивался от сотни агентов Смитов.
   Мир померк. Безжизненный голос в моем сознании объявил:
   – Базовый курс закончен. Переход к продвинутому курсу рекомендуется после практики в реальном мире.
   – Сколько времени должна занимать практика? – спросил я.
   – Для твоей расы – около года, – сообщил голос.
   – Сколько сейчас времени в моем мире?
   – Не понял вопроса.
   – Сколько прошло времени с начала обучения?
   – По часам твоего мира – около трех часов.
   – Спасибо. Я хочу сделать перерыв. Женька!
   – Андрюха! – немедленно отозвался Женька. – Ты где был?
   – Пиво пил. Шутка. Дрался я, практическое занятие. Что случилось?
   – Тебя никто не пытался замочить?
   – Нет. Хотя… – я обратился к духу этого места: – Что такое говорил Мотаро перед тем, как умереть?
   – Произошло несанкционированное проникновение третьих существ в зону обучения, – сообщил голос. – Проникновение пресечено, все виновные особи уничтожены.
   – Кто они были?
   – Информация не разглашается.
   Я снова обратился к Женьке:
   – Местный хозяин говорит, что к ним вломились какие-то плохие парни.
   – Я даже знаю, какие, – сказал Женька. – Наши знакомые из комитета защиты порядка.
   – Они представились?
   – Это теперь необязательно, я и так понимаю, кто есть ху. Эмпатия – великая вещь.
   – Что с Пашкой?
   – Нет больше Пашки.
   – Что?!
   – Нет больше Пашки. Убили его.
   – Как?!
   – Понятия не имею. Я думал, мы здесь неуязвимы, Вудсток нас защищает. Но я был неправ.
   – С чего ты взял, что его убили?
   – Не могу до него достучаться, да и голос подтвердил.
   – Какой голос? Который тут обучением заведует?
   – Он самый. По-моему, нам пора сваливать отсюда.
   – А ты уверен, что это они его замочили? И что это было сознательное убийство?
   – Уверен по обоим пунктам, – заявил Женька. – Голос все подтвердил.
   – Да, тогда пора сваливать. А ты уверен, что на Земле будет безопаснее?
   – Та тварь, что пробралась в Ирку, нас не тронула.
   – Может, у нее приказа не было. Да, у нее точно приказа не было, она же считала, что я – тот маньяк, который первый терминал сделал. А когда она выяснила, что я – не он, так тут же и свалила.
   – Интересно, как она это выяснила.
   – Мне тоже интересно. Слушай, Жень, отсюда надо по любому сваливать. Тебя жена ждет.
   – Да, действительно. Пошли отсюда.
   – Пошли.

   Настенные часы показывали без двух минут полночь. Кухонный пейзаж был точно таким же, как и тогда, когда я отправился в астральное путешествие на Вудсток. На столе передо мной лежали три терминала – тот, что отправил меня в иной мир, и два других, еще не использованных в деле. Пашки не было.
   Интересно, что происходит с телом человека, погибшего в путешествии в иной мир? Судя по тому, что Пашкиного трупа на моей кухне не обнаружилось, можно считать, что оно осталось в стасисе навсегда. Будем надеяться, что так, не хватало еще, чтобы покойный профессор неожиданно материализовался посреди моей кухни. Интересно, что произойдет, когда стасис переполнится? Должно быть, яркое будет зрелище, когда повсюду станут из ниоткуда появляться мертвяки. Надеюсь, это случится нескоро.
   На всякий случай я попытался вызвать Пашку через терминал, но все попытки были безуспешны. Сеть уверенно отвечала «абонент недоступен», проигрывая при этом в мозгу дурацкую мелодию, которой МТС насилует уши абонентов. Должно быть, прочитала мелодию в подсознании.
   Мой взгляд упал на бумажки, исписанные моими позавчерашними бреднями. Какой в них толк? Профессор Павел Крутых выяснил все, что не смог выяснить я, но кому это пригодилось? Никому. Представители загадочного комитета защиты порядка оборвали его жизнь, а это значит, что все наши усилия были потрачены впустую.
   Нет, не впустую. С помощью покойного Пашки мы с Женькой сумели—таки подобрать ключ к хранилищу галактической мудрости. Пока мы сумели извлечь оттуда совсем немного, но это неплохо уже само по себе. Не знаю, чему научился Женька, но я сейчас, выйдя на ринг, запросто могу заработать титул чемпиона мира по кикбоксингу. Или по какому—нибудь другому единоборству, главное, чтобы оно не было узкоспециализированным, вроде бокса.
   Спать не хотелось, есть и пить – тоже. Тело вернулось из стасиса бодрым и отдохнувшим, а душу переполняла жажда деятельности. Я хотел продолжать обучение, я хотел вернуться на Вудсток и получить все, что способен мне дать тот мир. Мне стало даже интересно, во что способна превратить мою душу инопланетная технология.
   Я взял терминал и приказал ему:
   – Физическое перемещение на Вудсток.
   И добавил через секунду:
   – Подтверждаю.

   Время на Вудстоке течет странно. Когда ты становишься частью гигантского мозга, оплетшего своими нервными стволами всю планету, ты неизбежно приобретаешь некоторые его качества. Первое, что ты замечаешь – то, что время перестает быть одним из основных факторов бытия.
   Есть у меня дурная привычка – постоянно смотреть на часы. Когда я начинаю разговор с клиентом, я обязательно предупреждаю его, что я вовсе не стремлюсь побыстрее спровадить его куда подальше, просто у меня такая привычка, что-то вроде нервного тика. Но когда я попал на Вудсток, эта привычка исчезла без следа, потому что время здесь не имеет никакого значения.
   Мощь планетарного разума Вудстока колоссальна. Растительная паутина, пронизывающая планету, мыслит со скоростью, многократно превышающей скорость мышления человеческого разума. Когда ты оказываешься внутри нее, этот бешеный темп захватывает тебя, ты чувствуешь себя, как будто ты очнулся от сна или опьянения, в котором пребывал всю предыдущую жизнь, и наконец-то живешь полной жизнью и думаешь в полную силу, так, как и должен работать твой мозг. Час, проведенный на Вудстоке, субъективно воспринимается как несколько суток обычного земного времени.
   Находясь на Вудстоке, не нужно тратить время на то, чтобы есть, пить или справлять естественные надобности. Мыслящая паутина Вудстока не предоставляет гостю временное тело, вместо этого она выстраивает вокруг него виртуальную реальность, основанную на привычных объектах и образах. Страшно даже подумать, насколько сложна эта задача, особенно если учесть, что Вудсток обслуживает всех пользователей, независимо от принципов построения нервной системы. Мыслящая паутина должна понять, как устроена душа, прибывшая к ней в гости, наладить с ней контакт, организовать виртуальную среду и наполнить ее привычными для гостя ощущениями. Паутина все это делает, и делает настолько быстро и качественно, что остается только удивляться тому, что это реально работает, не в сказке и не в научно—фантастическим романе, а в самой настоящей реальной действительности.
   Гости прибывают на Вудсток с единственной целью – получить знания. У единого и бессмертного разума Вудстока наверняка есть и другие цели в жизни, но они скрыты от посторонних. Гостям из других миров доступна лишь одна сторона планеты лучший во вселенной университет. Здесь всех учат всему, любой пришедший может получить любое знание, имеющееся в памяти паутины и доступное просящему.
   Процедура обучения на Вудстоке весьма своеобразна. Явившись сюда в прошлый раз, я попросил паутину научить меня боевым искусствам. Я ожидал, что окажусь в виртуальном спортивном зале, где виртуальный инструктор будет показывать разнообразные приемы, которые я буду отрабатывать на виртуальных партнерах. Но все оказалось не так.
   Мне не показали ни одного приема. Если бы паутина разменивалась на такие мелочи, ей пришлось бы хранить отдельную школу рукопашного боя для каждой разумной расы, ведь техника рукопашного боя разумных рыб по определению должна отличаться от техники боя разумных птиц. Но паутина не учит технике, паутина учит только общим принципам, единым для всех разумных существ.
   Не могу сказать с полной уверенностью, что паутина именно учит. Мне кажется, она просто перестраивает душу обучаемого в соответствии с теми знаниями, которые он должен получить. Берется оригинальная душа, вычисляется то, что должно получиться в результате, и первое превращается во второе. А потом проводится практическое занятие, в ходе которого паутина убеждается в том, что обучение проведено корректно.
   По-моему, дело обстоит именно так. Иначе я не могу объяснить, почему я так быстро и твердо усваивал сложнейшие концепции, абсолютно новые и чуждые. Для закрепления каждого из полученных навыков обычно требовалась только одна тренировка, изредка две, и после этого паутина сразу переходила к следующему занятию.
   Если предположить, что знания и навыки, полученные здесь, сохранятся и на Земле, приходится признать, что я превращаюсь в бойца колоссальной силы. Моя физическая сила не изменилась, если не считать того, что теперь я могу кратковременно включать форсированный режим, сознательно выбрасывая адреналин в кровь. Это вредно для здоровья, так не следует делать без крайней необходимости, но когда необходимость наступит, я смогу это сделать.
   Сильнее всего изменилась нервная система. Я научился сосредотачиваться на главном, отсекая ненужное. Теперь, когда я нахожусь в боевом режиме, мое зрение подобно зрению лягушки – я не вижу пейзаж, я вижу только движения противника. В бою я не имею ни эмоций, ни мыслей, я перестаю быть человеком, я просто боевая машина. Потом, после боя, я вспоминаю свое состояние и мне кажется, что я что-то думал и что-то чувствовал, но я знаю, что это не так, это совсем другое, просто мозг пытается описать ситуацию в рамках привычной системы понятий, вот и применяет понятия «мысль» и «чувство» там, где они неприменимы. Но от перестановки терминов смысл не меняется.
   Теперь я могу угадывать действия противника, я не могу объяснить или описать, как это происходит, я просто каждый раз знаю, что будет дальше. Не думаю, что в этом есть что-то сверхъестественное, скорее, все дело в возросшей чувствительности высших нервных центров и в лучшей координации между ними. Координация движений тоже улучшилась, видимо, за счет того, что на период боя я начисто избавляюсь от страхов и комплексов. Для меня нет разницы, что делать – пройти по доске, лежащей на земле, или по доске, закрепленной на стометровой высоте, перепрыгнуть канаву или перепрыгнуть с одной крыши на другую. В бою для меня нет страха, есть только трезвый расчет, я могу воздержаться от рискованного удара, но не потому, что боюсь, а потому, что вероятность успеха недостаточно велика. А это совсем разные вещи.
   За первые часы занятий паутина превратила меня в настоящую боевую машину. Можно подумать, что это предел, достижимый для человека, но я знаю, что это не так. Впереди есть еще продвинутый курс и он далеко не последний на пути к боевому совершенству.
   Я обратился к хранителю этого места с просьбой начать продвинутый курс. Но в ответ я услышал совсем не то, что ожидал услышать.
   – Ты еще не готов получать новую информацию, – произнес бесплотный голос в моем сознании. – Вначале ты должен усвоить знания, которые уже получил. Приходи через год по времени твоего мира.
   – Твои знания нужны мне сейчас, – возразил я. – Те существа, что убили Павла, охотятся и за мной. Если ты не дашь мне знаний, которых я прошу, я буду беззащитен перед врагами.
   Впервые на Вудстоке мне показалось, что я уловил какой-то отблеск эмоций в голосе планеты.
   – Познав то, что ты хочешь познать, ты все равно останешься беззащитным, – заявил голос. – Тебе нужно нечто особое.
   Вот это да! На такую удачу я и не смел рассчитывать.
   – Тогда дай мне то, что мне нужно, – попросил я.
   – Твой мозг может не выдержать, – сказал голос, – ты называешь это состояние словом «шизофрения». Я не могу гарантировать, что после обучения ты сможешь его избежать.
   – Какова вероятность того, что я сойду с ума? – спросил я.
   – Смотря сколько знаний ты позволишь мне вложить в тебя. Сейчас шизофрения исключена, но если ты за один присест познаешь все, что хочешь познать, она будет гарантирована. Я не могу взять на себя ответственность.
   – Ответственность перед кем?
   – Странный вопрос. Перед самим собой, конечно. А перед кем еще может быть ответственность?
   – Ну… перед близкими, родными, друзьями…
   – Ах, да… – голос как бы хмыкнул. – Извини, я забыл, что разговариваю с существом другой расы. Нападение вывело меня из равновесия. Обычно я не позволяю ученикам подвергать свой разум опасности, но для тебя я сделаю исключение. На какой риск ты готов пойти?
   – В смысле?
   – Какое значение вероятности сумасшествия для тебя допустимо?
   – А какие альтернативы?
   – От нуля до единицы, весь спектр.
   Хорошее предложение. Какова вероятность безумия, с которой я готов примириться? Я так и не смог ответить на этот вопрос.
   – Я вижу, ты не можешь сделать выбор, – констатировал голос. – Я рекомендую значение одна сотая. Величина не настолько большая, чтобы принимать ее во внимание, но, в то же время, ты получишь весьма неплохой теоретический багаж. Защитники порядка голыми руками тебя не возьмут.
   – Ты знаешь, кто такие защитники порядка?
   – Я знаю почти все в этой вселенной.
   – Ты расскажешь мне?
   – Ты хочешь от них защититься или ты собираешься с ними воевать?
   – Разве это не одно и то же?
   – Это совсем разные вещи. Скоро ты поймешь, что в пространстве Сети то, что ты называешь войной, невозможно.
   – Тогда зачем они убили Пашку?
   – Они считают, что этот случай должен стать исключением.
   – Почему?
   – Со временем ты все поймешь, а сейчас новое знание только помешает. Не забывай, твой мозг перегружен. Отдохни хотя бы пару месяцев, а потом, если будет крайняя необходимость, ты снова сможешь учиться. Если крайней необходимости не будет – лучше подождать год или чуть больше.
   – Может, тогда мне лучше вообще не учиться?
   – Это твой выбор. Но сейчас они возьмут тебя голыми руками.
   – Несмотря на все, чему ты меня научил?
   – Ничему серьезному я тебя не научил. Это все мелочи, дилетантов пугать. Серьезные вещи в твой мозг вообще не поместятся.
   – А как же то, чему ты собрался меня учить?
   – Это лучше, чем ничего. Но достаточно пустой болтовни. Ты готов получить знания?
   Я немного поколебался, но все—таки решился.
   – Готов, – сказал я.
   – Вот и хорошо, – констатировал голос. – Ну все, отправляйся домой.
   – А как же занятия? – не понял я. – Ты передумал меня учить?
   – Все необходимые знания вложены в твой разум.
   Я прислушался к своим ощущениям и не заметил в себе ничего необычного.
   – Ты и не заметишь, – сказал голос, – пока не придет время. Ты будешь постепенно понимать то, что знаешь, иначе твой мозг не выдержит.
   – Но ты можешь хотя бы намекнуть, что именно я узнал? – спросил я.
   – Могу, но не буду. Ты можешь уходить.
   – Ты меня гонишь?
   – Я никого никогда не гоню. Но тебе больше нечего делать в моем мире. Прощай.
   Некоторое время я пытался продолжать разговор, но голос не отзывался. Мне пришлось уйти.

   На следующее утро мы с Женькой сидели в переговорной. Мы молчали, необходимости говорить не было, все было ясно и так.
   Я смотрел на Женьку и видел неощутимые для обычных людей флюиды, источаемые его разумом.
   – Как жена? – спросил я. – Она вчера очень беспокоилась.
   – Нормально, – сказал Женька. – Представляешь, она думала, что я у любовницы! Пришлось объяснить ей наглядно, что она не права.
   – Побил ее, что ли?
   – Да иди ты! Я же вижу, ты теперь тоже чуть—чуть эмпат. Ты прекрасно понял, о чем я говорю.
   – Ну да, понял. Знаешь, в эмпатии есть и свои недостатки, шутить, например, труднее.
   – Шутить не труднее, просто шутки у тебя дурацкие. Как начнешь вещать Что-нибудь с серьезным видом, сразу и не поймешь, серьезно ты говоришь или пургу гонишь.
   – Теперь поймешь.
   – Теперь-то конечно. Ты как, круто драться научился?
   – Ты и так все видишь.
   – Вижу. Черт! Но надо же о чем-то разговаривать!
   – А зачем? Все и так понятно. Лучше скажи, что теперь делать будем?
   – Не знаю, думать надо. Пашкино тело к тебе вернулось?
   – Нет, оно по-прежнему в стасисе. Думаю, навечно.
   – Это хорошо. Одежду его выбросил?
   – Пока нет.
   – А чего тормозишь? Надеешься, что он вернется?
   – Нет, надеяться бессмысленно. Даже не знаю, почему не выбросил, как-то рука не поднимается.
   – Надо выбросить. Его искать начнут.
   – У него семья была?
   – Не знаю. Да и не хочу узнавать, если честно. Когда не знаешь, на душе спокойнее.
   – А совесть не мучает?
   – Пока не особо. Вот если вдруг выяснится, что у него осталась беременная жена и трое маленьких детей, вот тогда совесть обязательно замучит.
   – Заслонив лицо ладошкой, притворившись безымянным… – процитировал я Егора Летова.
   – Да иди ты! – воскликнул Женька. – Ну, допустим, мы знаем, что у него осталась семья. И что делать? Прийти и сказать, типа, извините, мадам, но мы вашего мужа втравили в одну историю, он погиб, но вы не волнуйтесь, мы Что-нибудь обязательно придумаем. Так, что ли?
   – Не знаю, тебе виднее, ты же у нас психолог.
   – Да какой я психолог… Чувствовать чужие эмоции – это круто, но опыт практической работы ничем не заменить. Не знаю я, что делать, да и знать не хочу, если честно.
   – Испугался? – предположил я.
   – Да нет, не испугался, – сказал Женька. – Скорее, обалдел.
   – По-моему, пора начинать действовать, – решительно сказал я.
   – Как действовать?
   – У нас сейчас четыре терминала. Два оставляем себе, два отдаем… ну, не знаю, ученым каким—нибудь крутым, что ли…
   – И где ты возьмешь крутого ученого?
   – В интернете можно поискать. Или сразу в Сети.
   – Сеть выдаст список из одних инопланетян.
   – Можно конкретизировать запрос в рамках Земли. Когда мы с Пашкой разговаривали, он попросил меня выдернуть из Сети какое-то уравнение имени кого-то нашего, земного, так Сеть сразу выдала информацию, причем в земных обозначениях. Обычные земные формулы.
   – Подожди! Получается, что Сеть все знает о Земле? Ну-ка…
   Женька потянулся к терминалу, взял его в руку и несколько секунд напряженно вглядывался в школьный пенал, обмотанный проводами.
   – Слава богу, не все она знает, – произнес он с облегчением, – и то хорошо. Ну-ка, попробуем… Свет мой, зеркальце, скажи, кто у нас на Земле самый крутой ученый?
   Женька надолго замолчал. Судя по его вазомоторным реакциям, Сеть что-то ответила.
   – Ну и кто? – спросил я.
   – Хрен его знает, – отозвался Женька. – Оказывается, в нашем земном интернете есть целый хит—парад. Кривой, правда, какой-то…
   – Адрес скажи.
   Женька назвал адрес. Следующие десять минут мы провели за Женькиным компьютером.
   – Ну вот, – сказал Женька, – такая вот картина. Ты понимаешь, по какому принципу они определяют, кто из них круче?
   – Не понимаю. Но какая нам разница?
   – И действительно, никакой разницы. Вот, например, первый кандидат – чем тебя не устраивает? Тридцать три года, пятьдесят одна публикация в международных журналах по физике.
   – И это все, что о нем известно, – заметил я. – Непонятно даже, чем он занимается, каким разделом физики, я имею ввиду.
   – Сейчас выясним, – сказал Женька. – Как там его имя—отчество… Вот, гляди, название статьи. К теории сверхпроводимости систем с произвольной плотностью… О! Гляди, это, кажется, его телефон.
   – Наверное, он идиот, раз свой телефон в интернет поместил, – предположил я.
   – Почему идиот? – удивился Женька. – Думаешь, ему постоянно звонят толпы поклонников? Типа, прочитал я вашу статью, впал в восторг…
   – Убедил. Звоним?
   – Ага, сейчас прямо возьмем и позвоним, угадай, что он ответит. Он, кстати, в Харькове живет. Видишь, тут междугородный код.
   – Может, лучше в Москве ученых поищем?
   – Давай попробуем.

   Женька твердо взял инициативу в свои руки. Мне он сказал, что раз он психолог, то ему и надо заниматься этим делом, но я понимал, что не все так просто. На самом деле ему просто не хочется делиться со мной удовольствием от процесса. Неожиданно подойти к человеку на улице, произнести безумную речь про инопланетный артефакт, убедить человека в том, что он говорит правду, действительно убедить, после инопланетного курса психологии это вполне реально. Загрузить человека рассказом про галактическую Сеть, предложить попробовать найти в Сети какую—нибудь информацию, насладиться смешанной гаммой чувств на лице человека, а потом сидеть с ним на кухне, пить пиво или водку и рассказывать. А когда человек загрузится достаточно, назвать ему слово «Вудсток» и уйти, не забыв захлопнуть дверь в опустевшей квартире. Я бы тоже так хотел, но я знаю, что мне это не дано. Без знаний, полученных Женькой на Вудстоке, практически невозможно убедить человека, что ты не псих, а действительно владеешь терминалом инопланетной Сети.
   Женька пытался заставить меня заняться сборкой терминалов в промышленных масштабах, но я ему отказал. Это было непросто, он теперь очень хорошо умеет убеждать, но я все—таки отказал ему. Это выглядит по-детски, но я не хочу делать черновую работу, плоды которой будет пожинать другой человек, пусть даже такой хороший друг, как Женька. Полагаю, если бы Женька очень захотел меня заставить, он бы нашел способ, но он от меня отстал, пожалел, так сказать.
   А потом в частное охранное предприятие «Эзоп» обратился клиент. Он обратился к Женьке, но Женька перенаправил его ко мне. Полагаю, в этом был некоторый элемент ехидства – дескать, не хочешь помогать мне заниматься тем, что по-настоящему важно, так занимайся рутинными делами, которыми кто-то все равно должен заниматься.
   Клиента звали Виктор Петрович, это был пожилой мужчина, очень представительный, если бы не повышенная пучеглазость, которая его сильно портила. Виктор Петрович руководил службой безопасности одной крупной компании, занимающейся торговлей драгоценными металлами. В прошлом году мы собирали для него информацию об одном греческом бизнесмене, который активно набивался в деловые партнеры, но на деле оказался давним клиентом «Интерпола». Операция стоила Виктору Петровичу кругленькую сумму, но сэкономили мы ему намного больше.
   На этот раз интересы Виктора Петровича простирались совсем в другом направлении.
   Мы встретились с ним в обшарпанном переулке в центре Москвы. Точно в назначенное время черный полноприводный «Лексус» Виктора Петровича припарковался рядом с моим «Пассатом», я вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и направился к «Лексусу». Когда я подошел к джипу, передние двери открылись, из левой двери вылез шофер, из правой – телохранитель. Видать, серьезный разговор намечается, раз клиент не хочет разговаривать в присутствии телохранителя.
   Я открыл заднюю дверь и забрался внутрь машины. Ступенька оказалась выше, чем я ожидал, я споткнулся, но не только не упал, но даже не пошатнулся – сказалось обучение на Вудстоке.
   Я захлопнул дверь и повернулся к Виктору Петровичу. Я сразу отметил, что он сильно расстроен и напуган. Он всеми силами старался скрыть это, получалось у него неплохо, но обмануть меня ему не удалось.
   – Здравствуйте, Виктор Петрович, – сказал я. – Какие у вас неприятности?
   Глаза Виктора Петровича стали еще более выпученными, чем обычно.
   – О чем вы, Андрей? – спросил он. – С чего вы взяли, что у меня неприятности?
   Я заметил, что он дернул левой рукой, как будто хотел посмотреть на свой «Ролекс», но передумал. Очевидно, торопится.
   – Давайте не будем заниматься психоанализом, – сказал я. – У вас неприятности, а я готов попытаться помочь вам справиться с ними за умеренную плату. Вы ведь меня за этим позвали?
   Некоторое время Виктор Петрович молчал, оценивающе разглядывая меня, как какую-то диковинную лягушку. Я отметил его растущую неуверенность, переходящую в страх. Женька на моем месте сразу понял бы, чем вызван его страх, но для меня это было за пределами доступного. Я на Вудстоке психологию не изучал.
   – Что случилось? – спросил я. – Если вы мне ничего не расскажете, я не смогу вам помочь.
   – Ты сильно изменился, Андрей, – заметил Виктор Петрович. – Год назад ты был совсем другим.
   – Все течет, все меняется, – я пожал плечами. – Так что случилось?
   Виктор Петрович вздохнул и начал говорить.
   – Мне нужен специалист особенного типа, – сказал он. – Нужна силовая операция.
   – У вас в компании нет ни одного боевика? – удивился я. – Позвольте не поверить.
   – По некоторым причинам мы не можем использовать своих людей, здесь нужен специалист со стороны. Евгений Григорьевич говорил, что вы знаете такого.
   – Возможно. Что нужно сделать?
   – Один… скажем так, нехороший человек, имеет при себе DVD—диск, который мне очень нужен.
   – Компромат? – догадался я.
   – Неважно, – Виктор Петрович так резко дернул щекой, что стало очевидно, что это действительно компромат, причем не на компанию, а лично на него. – Что записано на этом диске, не касается ни тебя, ни того человека, который будет делать работу. Я должен получить диск не позже завтрашнего вечера. Операция стоит пять тысяч долларов.
   – Десять, – отрезал я. – И ни центом меньше.
   Виктор Петрович тяжело вздохнул.
   – Хорошо, десять, – сказал он. – Десять ему и тысячу тебе за контакт. Пойдет?
   – Кому ему? – не понял я.
   – А ты что, сам хочешь взяться? – удивился Виктор Петрович.
   – А почему бы и нет?
   – Ну… – Виктор Петрович на секунду замялся. – В прошлом году я наводил о тебе справки. Если верить моим ребятам, ты отличный оперативник и хороший аналитик, но как боевик не представляешь из себя собой ничего особенного. Ты не справишься.
   Я улыбнулся широкой добродушной улыбкой и предложил:
   – Проверим?
   – Как?
   – Ваш телохранитель, надо полагать, крутой боец?
   Виктор Петрович озадаченно хмыкнул и вылез из машины. Телохранитель и шофер, до того смирно стоявшие в сторонке и обсуждавшие что-то свое, дружно повернулись к машине. Виктор Петрович поманил пальцем телохранителя, они что-то коротко обговорили, телохранитель подошел к машине и открыл заднюю дверь.
   – Выходи, Рэмбо, – сказал он.
   Я не воспользовался приглашением, потому что понял, что он собирается ударить меня, как только мои ноги коснутся земли. Я сделал вид, что запутался в собственных ногах, сгруппировался и прыгнул ему на грудь прямо из машины.
   Он почти успел отпрянуть в сторону. Он обязательно успел бы, если бы не Вудсток, а так я понял, каким будет его движение, еще до того, как оно началось. Менять направление прыжка было уже поздно, но я успел выставить правую руку в сторону и слегка ткнуть противника большим пальцем в глаз.
   Телохранитель скорчился на снегу, держась рукой за глаз и сдавленно ругаясь. Я стоял в стороне в расслабленной позе и ждал, что будет дальше.
   Телохранитель вдруг витиевато выругался, вскочил на ноги и пошел на меня. Для обычного человека его вид был страшен. Два метра роста, килограммов сто двадцать веса, ни капли жира сверх физиологической нормы и в довершение всего отточенная плавность движений, которая всегда производит впечатление на знающего человека. Но я видел в рисунке его движений, что он пребывает в состоянии, близком к панике.
   Я спокойно стоял и смотрел, как гора мышц приближается ко мне, изрыгая чудовищные ругательства. Я видел, что в голове моего противника нет никакого плана дальнейших действий, он ждет, что я испугаюсь, и не рассматривает никаких других вариантов развития событий.
   По мере того, как противник приближался ко мне, его движения становились все менее уверенными, а ругань – все менее выразительной. В двух метрах от меня он остановился.
   Я широко улыбнулся и сделал приглашающий жест. Телохранитель не двигался.
   – Ну что же ты? – донесся издали приглушенный боевым режимом голос Виктора Петровича. – Испугался?
   Да, он испугался. Он сам точно не знал, чего именно испугался, но то шестое чувство, которое обязательно есть у каждого опытного бойца, подсказывало ему, что сейчас он столкнулся с противником гораздо сильнее себя. Он боялся нападать, но другого выхода не было. Он не мог продемонстрировать собственную слабость перед работодателем.
   Телохранитель атаковал. Он видел, что я предоставляю право первого удара ему, и решил воспользоваться этим правом в полной мере. Он подошел вплотную, сделал руками отвлекающий маневр, как будто собрался провести серию ударов в голову, и внезапно ударил меня ногой в колено. Внезапно – так показалось ему, но я заранее знал, что он будет делать.
   Я не стал блокировать удар, я просто чуть—чуть передвинул свою ногу и удар пришелся в воздух. Наши взгляды встретились, я слегка улыбнулся и кивнул.
   Телохранитель отошел на два шага, поклонился и быстрым шагом направился к Виктору Петровичу. Они обменялись парой фраз, после чего телохранитель остался на месте, а Виктор Петрович подошел ко мне.
   – Сергей говорит, что ты – сильнейший боец из всех, кого он видел, – сказал Виктор Петрович. – Странно.
   – Что странно?
   – Странно, что я раньше не знал. Ну да ладно. Сергей говорит, ты можешь справиться, а я ему верю. Считай, что десять тысяч твои.
   – Одиннадцать.
   – Почему одиннадцать?
   – Вы обещали тысячу за контакт с классным бойцом. Контакт состоялся.
   Виктор Петрович озадаченно хмыкнул.
   – Хорошо, одиннадцать, – согласился он. – Пойдем в машину, расскажу, что надо делать.

   Я внимательно выслушал план, предложенный Виктором Петровичем, с умным видом покивал головой и сделал вид, что со всем согласен. План действительно был неплох, но он не учитывал тот факт, что помимо необычных боевых способностей у меня есть еще и деструктор.
   Я не стал спорить с Виктором Петровичем. Я видел, что он сильно нервничает, и понимал, что если я начну рассказывать, что у меня в распоряжении есть потрясающе эффективное оружие инопланетного происхождения, он подумает, что я рехнулся, и будет почти прав. Пусть лучше думает, что я полагаюсь только на традиционные силы и средства.
   Диспозиция предполагала, что я буду ждать клиента у входа в офисное здание. Но я решил пойти другим путем, я занял позицию на маршруте его движения из дома в офис. Виктор Петрович говорил, что завтра утром клиент обязательно будет дома и обязательно поедет в офис, причем ездит он всегда одним и тем же маршрутом. Виктор Петрович показал этот маршрут на карте и мое внимание сразу привлекло одно место – правый поворот с одной магистральной улицы на другую. Я часто езжу через этот перекресток и знаю, что по утрам здесь всегда образуется пробка и нет никаких шансов, что клиент проедет перекресток с ходу, он обязательно простоит в пробке хотя бы минуту, причем стоять он будет в крайнем правом ряду, что открывает для меня массу интересных возможностей.
   В восемь утра мой «Пассат» уже стоял рядом с домом, ближайшим к означенному перекрестку. Машины, ждущие зеленого сигнала светофора, отсюда видны, как на ладони, а то, что от дороги меня отделяет двадцать метров глубокого снега, даже хорошо. Когда за мной погонятся коллеги клиента, им будет психологически трудно предположить, что моя машина стоит совсем рядом с местом нападения. Конечно, если среди них окажется опытный оперативник, он сможет догадаться, но Виктор Петрович заверил меня, что клиента будут сопровождать обычные бандиты.
   Я решил перестраховаться. Заглушив двигатель, я включил аварийку, открыл капот и несколько минут задумчиво изучал подкапотное пространство. Далее я вытащил из кармана мобилу и сделал вид, что кому-то звоню. Завершив воображаемый разговор, я обошел вокруг машины, попинывая колеса и всем видом выражая крайнее неудовольствие.
   Затем я сел в машину и совершил несколько странных действий. Я снял куртку, надел короткую канареечно—желтую куртку китайского производства, а сверху – тонкий нейлоновый плащ, тоже китайский, но черный. На голову я водрузил парик, изображающий большую розовую лысину в венчике редких седых волос, а поверх него – черную вязаную шапочку. Довершила картину накладная борода с усами. Теперь оставалось только сидеть и ждать.
   Ждать пришлось недолго. Когда черная семерка БМВ появилась в поле зрения, я даже подумал, что стоило приехать сюда пораньше.
   Я извлек деструктор из кармана на водительской двери, навел пластмассовый ствол на машину клиента и нажал спуск. Я целился в заднее колесо, я не хотел никого убивать, для моих целей достаточно, чтобы машина была вынуждена остановиться.
   Несколько секунд ничего не происходило, меня даже посетила паническая мысль, не слишком ли большую дистанцию я выбрал для атаки. А потом я понял, в чем дело.
   Я давно убедился, что твердые аморфные тела, такие, как пластмасса и стекло, для излучения деструктора прозрачны, они его практически не задерживают. Поэтому я стрелял через стекло, но я не учел того, что в моей машине стекла тонированы, а тонировочная пленка, оказывается, не совсем прозрачна для излучения деструктора. Я понял это, когда почувствовал в салоне металлический запах и заметил на затемненном стекле прозрачную проплешину.
   На светофоре загорелась зеленая стрелка, разрешающая правый поворот, черный БМВ тронулся с места и в этот момент произошло то, чего я и добивался. Правое заднее колесо машины хрустнуло и рассыпалось горкой мелких обломков. С литыми дисками такое случается и без деструктора, если имеет место заводской брак или если на хорошей скорости влететь в открытый канализационный люк.
   Машина просела, из-под разрушенного колеса брызнули искры, раздался скрежет, БМВ вильнула задом и остановилась. Открылись двери, из машины высыпали люди, я так и впился в них взглядом.
   Шофер не представлял собой ничего интересного, шофер как шофер, обычный мужичок пролетарского вида. Двое других персонажей тоже не вызвали у меня большого интереса. Ничем не примечательные быки, гигантские бритоголовые шкафы, смертельно опасные для слабого и беззащитного, но не представляющие серьезной угрозы для более—менее сильного противника.
   А вот и клиент. Высокий вальяжный мужчина с аккуратной короткой стрижкой, в которой не было ничего бандитского, маленькими усиками под носом и в щегольских очках с затемненной полосой поверху, как на лобовом стекле автомобиля. Виктор Петрович не сказал мне, кто он такой, я выяснил это самостоятельно по номеру автомобиля, который сейчас мигал аварийкой. Серьезный человек.
   Я огляделся по сторонам, убедился, что никто не смотрит в мою сторону, и вылез из машины. Я не стал форсировать снежную целину, я пошел в обход, как все нормальные герои. Метров через пятьдесят я слился с потоком людей, куда-то спешащих по своим неведомым делам. Дойдя до ближайшего дома, я завернул за угол, быстро снял шапку и черный плащ, запихнул их под ближайший куст и пошел в обратном направлении.
   Если раньше я ничем не выделялся из толпы, то теперь, в канареечно—желтой куртке, наоборот, привлекал всеобщее внимание. Это даже хорошо, лица потом никто не вспомнит, всем врежутся в память только три детали: желтая куртка, лысина и окладистая борода. Так и задумано.
   Я поравнялся с бандитской компанией, безуспешно пытающейся подсунуть домкрат под покореженное днище, подошел вплотную к клиенту, одиноко стоявшему в стороне с философским выражением на лице, аккуратно взял его за руку, ткнул в бок стволом деструктора и вежливо произнес прямо в ухо:
   – DVD дайте, пожалуйста. – И добавил: – Быстрее.
   Клиент на секунду остолбенел, но быстро справился с потрясением.
   – Диск в машине, – сказал он и застыл в ожидании того, что будет дальше.
   Он солгал, причем очень неумело, я мгновенно почувствовал ложь.
   – Неправда, – сказал я, – диск при вас. В дипломате, надо полагать?
   Клиент едва заметно дернулся и я понял, что угадал.
   – Давайте сюда дипломат, – велел я, – я возьму его весь. Это будет наказание за то, что вы солгали. Спасибо. Всего доброго.
   Я взял в левую руку дипломат клиента, убрал деструктор под куртку и быстрым, но не слишком поспешным шагом пошел к домам, туда, где в сугробе валяются черный плащ и вязаная шапочка.
   Метров через тридцать я обернулся и увидел, что обалдевшие бандиты стоят полукругом вокруг клиента, а он размахивает руками и что-то увлеченно рассказывает. Вот он показал пальцем в мою сторону, бандиты увидели цель, секундная пауза на осмысление ситуации, и они сорвались с места, как борзые на охоте. Я подпрыгнул, подчеркнуто панически, и побежал.
   Ой, как плохо! Невысокий, но очень крепкий мужичок, идущий навстречу, решил поиграть в героя. Увидел, как два мужика гонятся за вором, и решил помочь правому делу. Он попытался поставить подсечку, но я легко перепрыгнул через выставленную ногу, так же легко уклонился от захвата и побежал дальше. Мужик решил не продолжать преследование, решил, должно быть, что на сегодня подвигов достаточно.
   Завернув за угол, я забросил дипломат в сугроб, а сам прижался к стене. Быки появились очень быстро, секунд через десять, я и не ожидал, что они так быстро бегают.
   Они повели себя в точности, как я ожидал. Увидев дипломат в снегу, они сделали однозначный вывод – вор в панике убежал, бросив украденное. Они утратили бдительность.
   Тому бандиту, что стоял ближе ко мне, не повезло – я ударил его кулаком в основание черепа. Мастер каратэ или ушу нанес бы этот удар ребром ладони, но у меня не было соответствующего рефлекса, пришлось ограничить себя не столь эффективным, но более привычным ударом кулаком. Бандит рухнул замертво, как мешок с чем-то мягким. Я не почувствовал под рукой хруста кости, этого и не требовалось, моя задача состоит только в том, чтобы его оглушить.
   Второму бандиту не повезло еще больше. Первоначально я рассчитывал подскочить к нему сзади, ухватить руками за лодыжки, боднуть головой в мягкое место, а когда упадет, приложить головой об лед. Со стороны этот прием выглядит по-дурацки, но на самом деле он потрясающе эффективен.
   Но у второго бандита оказалась очень быстрая реакция, и, что еще более существенно, он оказался слишком сообразительным. Он не впал в радостный ступор при виде дипломата в сугробе, он сразу заподозрил неладное, а услышав слева—сзади стук падающего тела, резко развернулся, отскочил назад и не встал в боевую стойку, а сразу потянулся за пистолетом.
   Я не отличаюсь особенно мощной комплекцией, я самый обычный мужик среднего роста и телосложения. Этот тип не должен был воспринять меня как опасного противника (особенно в накладной лысине и дурацкой куртке), но он сумел быстро сложить два плюс два и понять, что человек, моментально вырубивший его напарника, заслуживает особого внимания. Короче, второй бандит потянулся за пистолетом.
   Если бы пистолет был спрятан в боковом кармане его кожаной куртки, мне пришлось бы воспользоваться деструктором, я бы не рискнул идти на ближний контакт. Но пистолет противника был во внутреннем кармане и это давало мне шанс, которым я и воспользовался.
   Выходить из низкой стойки было поздно и поэтому я просто подкатился под ноги противника по гладкому раскатанному льду. Он был вынужден отступить в сторону и это замедлило движение его руки, вытаскивающей пистолет.
   Я вскочил на ноги и сделал вид, что поскользнулся. Если бы я встал быстро и уверенно, этот тип обязательно отбросил бы мысль о пистолете и пришлось бы драться. А так есть шанс все уладить с минимальным риском для собственной персоны.
   Бандит выхватил пистолет. В тот момент, когда его рука показалась из-за обшлага куртки, я сделал вид, что сейчас упаду на него, не удержав равновесия. Он отступил, но я не растянулся на льду у его ног, а внезапно обрел равновесие, прыгнул, ударил ногой в колено, ухватился обеими руками за кисть с пистолетом и провел тот самый прием, которым ранее спустил с лестницы инопланетного маньяка. На этот раз запястье противника ощутимо хрустнуло.
   Я нанес нокаутирующий удар ногой в челюсть, противник залег и все было кончено.
   Остались сущие мелочи – вытащить из-под куста черный плащ и шапочку, облачиться в них, подобрать дипломат, сесть в машину и уехать. Все это я и проделал, именно в таком порядке и без малейших затруднений.

   Сегодня утром, садясь в машину, я выключил мобилу – не хватало еще, чтобы она заверещала в самый ответственный момент. Теперь ее можно включить, но я не стал этого делать. Виктор Петрович, я уверен, рвет и мечет, пытаясь выяснить, что со мной случилось и почему я не оказался в назначенное время в назначенном месте. Я не хочу тратить время на объяснения, сейчас я прежде всего хочу посмотреть, что за компромат лежит на диске, за которым он охотится.
   Через полчаса я парковался у офиса. Я опасался, что Виктор Петрович пошлет сюда своих людей, но то ли я его недооценил, то ли его люди все—таки были на месте, но имели приказ наблюдать, но не вмешиваться. Неважно.
   Я прошел через проходную, поднялся по лестнице на третий этаж, электронным ключом открыл замок на входе в помещения «Эзопа», поздоровался с Ирочкой, прошел в свой кабинет, не спеша разделся, включил кофеварку и завел компьютер.
   Уже второй раз за последнее время я нарушил привычный ритуал начала рабочего дня. Я не стал просматривать электронную почту и читать свежие анекдоты, я решил сразу просмотреть DVD. Незачем зря трепать нервы уважаемому человеку. Скорее всего, на диске ничего особенно криминального нет, а в этом случае надо отдать диск заказчику как можно быстрее.
   Но уже через минуту я понял, что ошибся, а еще через пять минут я никак не мог назвать Виктора Петровича уважаемым человеком. Поймите меня правильно, я очень люблю «Лолиту» Набокова, а международная пропагандистская кампания против педофилов вызывает у меня глухое раздражение, лучше бы террористов ловили с таким усердием. В само деле, что плохого в том, что человек начинает половую жизнь чуть—чуть раньше, чем получает паспорт? Я и сам, можно сказать, жертва педофилки, если так можно назвать пятнадцатилетнюю девочку, соблазнившую мальчика еще моложе себя. Ну и что с того? Никаких комплексов по этому поводу я не испытываю и жертвой себя не чувствую. Но просмотрев добытый с боем диск в Media Player, я понял, что педофилия педофилии рознь.
   Есть вещи, находящиеся так далеко за гранью нормального человеческого поведения, что вызывают чисто инстинктивное отвращение. Я так и не смог полностью просмотреть этот любительский фильм, мне хватило двух минут. Еще минут десять я смотрел его в ускоренном режиме, но чувство омерзения не отпускало.
   Я закрыл Media Player и несколько минут неподвижно сидел, глядя в голую стену перед собой. Когда я решил, что нервы вернулись в состояние, близкое к норме, я включил мобилу и набрал номер Виктора Петровича.
   – Я забрал дипломат, – сказал я, не тратя времени на приветствия. – Диск там. Не знаю, тот диск или не тот, но похоже, что тот. Через полчаса буду у «Макдональдса» на Ленинском проспекте.
   И я повесил трубку, не дав моему собеседнику ничего сказать. Сейчас мне совсем не хотелось слышать его голос.

   Я не стал подъезжать непосредственно к «Макдональдсу», я оставил машину во дворе метрах в трехстах от места встречи. К «Макдональдсу» я подошел пешком, я был одет обычным образом, без всяких дополнительных плащей или париков, на мне была моя обычная куртка, а в ее кармане покоился деструктор. На всякий случай я поменял сыр в стволе и вставил в рукоятку новые батарейки.
   Я собирался прийти заранее, заказать Что-нибудь, занять столик у окна, дождаться, когда «Лексус» Виктора Петровича появится на стоянке, и спокойно расстрелять мерзавца прямо сквозь стекло. Но все получилось совсем не так.
   Когда я подошел к стоянке, «Лексус» был уже там. Идти к входу в забегаловку через открытое пространство было глупо – меня обязательно заметят. А это мне не нужно, я хочу раздавить гадину, не вступая с ней в бесплодные дискуссии.
   Я обошел стоянку по периметру, выбрал наименее неудобную позицию из всех возможных, достал деструктор и прицелился пластмассовым пистолетом в заднее колесо «Лексуса». Я не хотел, чтобы луч задел шофера и телохранителя.
   Колесо рассыпалось, джип просел, все выглядело точно так же, как и утром, только без искр под колесом. И еще одно отличие – у «Лексуса» колеса гораздо больше, чем у БМВ, поэтому он не просто просел, а завалился на бок и, кажется, снес боковое зеркало у припаркованной по соседству зеленой «девятки».
   Из джипа выскочили знакомые по вчерашней встрече шофер и телохранитель, но Виктор Петрович почему-то не появлялся. Телохранитель бегло окинул взглядом окрестности и… черт! Он меня заметил.
   Я поспешно отвернулся, уже понимая, что слишком поздно. Я сделал над собой усилие, повернулся обратно, мысленно плюнул и пошел к джипу. Кажется, придется работать грязно.
   Телохранитель, которого Виктор Петрович называл Сергеем, приоткрыл дверь «Лексуса», что-то сказал внутрь, закрыл дверь и пошел ко мне. Мы встретились на границе стоянки.
   Он стоял и молчал, ожидая, что я начну говорить. И я начал.
   – Я видел компромат на твоего хозяина, – сказал я. – На том диске был видеофильм.
   – Гомосексуализм или что покруче? – спросил Сергей с интересом.
   – Покруче. Педофилия, причем ужасная.
   Сергей спокойно кивнул, принимая информацию к сведению.
   – Твоя работа? – спросил он, кивнув на уничтоженное колесо.
   – Моя, – согласился я.
   Мы стояли напротив друг друга, смотрели друг на друга и я понимал, что он не позволит мне пройти вглубь стоянки и довершить начатое. И тем более он не позволит мне достать деструктор и открыть огонь прямо отсюда. Он не одобряет наклонности своего шефа, но он делает свою работу и не его вина, что в его обязанности входит охранять эту мразь. Такая у него работа. Чтобы сделать то, что я хочу, мне придется его, по меньшей мере, оглушить, а это непросто даже для меня. Особенно теперь, когда он знает, на что я способен.
   Я стоял, молчал, глядел Сергею в глаза и никак не мог принять решение. А потом что-то подбросило меня в воздух и швырнуло на землю. В моей голове последовательно промелькнули две мысли. Первая: меня подстрелили. И вторая: надо убираться куда—нибудь подальше, все равно куда, но подальше.

   Я не сразу понял, что со мной происходит. Я находился в маленькой хижине, на голом земляном полу лежал большой и очень мягкий ковер белого цвета, а на этом ковре лежал на спине мохнатый гуманоид с длинной конусообразной головой и попугайским клювом вместо носа. На верхней половине которого имелся маленький розовый хоботок, который сейчас возбужденно подрагивал. Я восседал на этом гуманоиде и… черт меня подери! Я женщина!
   Надо быть осмотрительнее, когда даешь Сети команду на физическое перемещение. Но кто мог подумать, что она воспримет мой речевой оборот так буквально?! Черт!
   От возмущения я перестал двигаться. Гуманоид сфокусировал на моем лице взгляд заплывших от удовольствия глазок и удивленно спросил:
   – Что с тобой, куколка? Уже устала?
   Вопрос прозвучал не по-русски. Звуки языка, на котором говорил гуманоид, складывались в бессмысленную абракадабру, но я ее понимал. Это естественно, язык общения путешественник получает вместе с телом.
   Я решительно встал (или встала?), переступил через тело гуманоида и сказал:
   – Сегодня я не в настроении.
   Гуманоид негодующе фыркнул, его мужское достоинство сморщилось и увяло на глазах. Запах его тела изменился и я понял, что новый запах означает, что его носитель медленно, но неотвратимо впадает в ярость и ярость его направлена на меня.
   – Отвали от меня, козел, – сказал я.
   На языке этой планеты, мои слова прозвучали немного по-другому, примерно так:
   – Познай небытие, пожиратель падали.
   Или, в обратном переводе в систему понятий русского языка:
   – Сдохни, говноед.
   Получилось немного более грубо и угрожающе, чем я рассчитывал. Гуманоид стремительно вскочил на ноги и попытался вцепиться мне в глотку. Я легко уклонился и в ответ ударил его ногой по гениталиям. Оказывается, у этой расы мужские гениталии так же чувствительны к боли, как у людей.
   Гуманоид скорчился, на его глазах выступили слезы. Черт возьми! У него сзади хвост! Гм… у меня тоже.
   Я окинул комнату быстрым взглядом и увидел у левой стены еще одного гуманоида. Я шагнул к нему, а он шагнул ко мне, в точности копируя мои движения. Зеркало, догадался я.
   Следующую минуту, пока мой бывший сексуальный партнер корчился в конвульсиях и постанывал, я потратил на изучение своего тела в зеркале. Больше всего я походил на некрупную обезьяну, вроде шимпанзе, но чуть побольше и с длинным хвостом. Только удлиненный конусообразный череп не производил впечатления обезьяньего, он вызывал ассоциации с зелеными человечками из желтых газет. Все тело покрыто короткой и густой рыжевато—зеленой шерстью, руки вполне человеческие, только вместо ногтей когти, короткие и тупые. Черты лица тоже в основном человеческие, если абстрагироваться от попугайского клюва на месте носа и рта. Глаза вокруг зрачков янтарно—желтые, без разделения на белок и радужную оболочку. Ноги похожи на человеческие, но более короткие и ступни совсем другой формы. Сзади длинный хвост… довольно сильный и ловкий. Половые органы… гм… женские. Блин!
   Мой половой партнер тем временем очухался и стал выпрямляться. Я оторвался от созерцания отражения в зеркале и подошел к нему.
   – Ты кто? – спросил я.
   Гуманоид взревел и попытался ударить меня кулаком в глаз. Я уклонился, поймал его руку на захват и совершил бросок. Судя по тому, что противник не ускользнул от броска, хотя легко мог, стиль рукопашного боя у этой расы разительно отличается от человеческого. Или они вообще не умеют драться как следует. Либо, что наиболее вероятно, он просто не ожидал подобной прыти от женщины.
   – Ты кто? – повторил я свой вопрос.
   Запах моего мохнатого товарища снова изменился, теперь это был запах страха. Мне стало стыдно. Мой друг, возлюбленный, хозяин и повелитель страдает, а я… Отставить! На этот раз мне с телом не повезло, оно слишком эмоционально.
   Я почувствовал, что гуманоид готов позвать на помощь.
   – Молчать! – рявкнул я. – Изуродую на хрен!
   Только произнеся эти слова, я сообразил, каково их дословное значение, и смутился. Будь я человеком, я бы покраснел, а так мое тело издало соответствующий запах. Гуманоид приободрился.
   – Я Дилх Аарн Сартори, – заявил он. – Я хозяин семей и отец хижин. А кто ты, какая червоточина породила тебя, о русалка фиолетовых чащ?
   – Меня зовут Андрей Сигов, – представился я. – Можно просто Андрей. Вообще-то я мужчина.
   Дилх Аарн Сартори скептически хмыкнул.
   – Да, я мужчина! – воскликнул я. – По крайней мере, раньше был. Это тело принадлежало твоей жене?
   Дилх Аарн Сартори издал запах понимания.
   – Ты не русалка, – заявил он. – Ты элрой, лишенный плоти и крови. Ты из элроев Баррабуса, ты даришь воинам счастливое безумие на поле боя, забираешь боль и даешь силу. Зачем ты вошел в мой дом?
   – У меня не было выбора, – сказал я. – Меня смертельно ранили, я воззвал к Сети и моя душа перенеслась в твой мир, в тело твоей жены.
   – Я никогда не слышал о богине по имени Сети, – заявил Дилх Аарн Сартори. – Странно, что женщина имеет власть над демонами—воинами.
   – Сеть – не женщина, – сказал я. – Сеть – это… ты все равно не поймешь. Неважно.
   – Ты называешь Сетью Создателя? – предположил Дилх Аарн Сартори.
   – Нет! Хотя… кто его поймет… Неужели у вас в мире никто ничего не знает о Сети? О том, что можно собрать терминал и твоя душа улетит… как бы это сказать…
   – В иной мир?
   – Да. Ты знаешь о других мирах?
   – О них знает любой подросток. Каждый знает, что такое вейерштрасс, но никто не называет его терминалом. В годину больших испытаний духи земли взращивают цветок рвасса и тому, кто сумеет найти его и сорвать, сохранив в целости свою душу…
   Кажется, я попал. Почему-то вспомнился анекдот. Стреляет охотник в кабана и думает: «Попал я или не попал?» А потом из кустов выходит кабан и говорит: «Мужик, ты попал».
   Вот и я попал. Попал в средневековый (если не первобытный) мир, где никто никогда не слышал о Сети и не услышит о ней еще много столетий. Хотя нет, раз координаты этого мира есть в базе данных Сети, должен был произойти хотя бы один контакт, пусть даже тысячу лет назад. Но от этого не легче.
   Конечно, я могу в любой момент дать команду на возвращение и вернуться в родную Москву умирать с пулей в грудной клетке. Ну уж нет, пусть лучше мое родное тело пока отдохнет в стасисе, а потом я Что-нибудь придумаю. «Интересно, что?», поинтересовался внутренний голос. «Что-нибудь придумаю», повторил я, голос сказал: «Ну—ну» и заткнулся.
   – Ну что, Дилх Аарн Сартори, – начал я и запнулся. – Слушай, можно тебя называть как—нибудь покороче?
   Дилх Аарн Сартори издал запах гнева, смешанного с недоумением.
   – Из какого ты рода? – вопросил он. – Если ты эрастер, то ты имеешь право называть меня просто Дилх. Но только если ты эрастер.
   Я попробовал найти в памяти тела значение слова «эрастер», но это не вполне удалось, потому что носительница моего нынешнего тела раньше была весьма тупой и невежественной особой. Ее память смогла подсказать только то, что все эрастеры – привлекательные мужчины
   – Что такое эрастер? – спросил я.
   – Раз тебе неведомо это слово, то ты не можешь произносить мое короткое имя, – заявил Дилх. – И не забывай, нарушение порядка карается смертью.
   И здесь тоже все пекутся о порядке и наказывают смертью за его нарушение. Я вспомнил, как погиб Павел, и мое тело издало запах гнева.
   – Но—но! – воскликнул Дилх. – Не смей меня трогать! Ты всего лишь элрой, а я эрастер в семнадцатом поколении. Не тебе нарушать установленный порядок.
   – Расскажи мне про эрастеров, – потребовал я. – И вообще, про этот мир.

   Обитатели планеты Ол пользуются звуковой речью и это позволило мне слышать имена собственные так, как они произносятся, а не так, как их преобразует мое подсознание. Планета называется Ол, что означает «мир», а также Ива, что означает «земля». Страна, в которой я сейчас нахожусь, называется Трагкок, что не означает ничего определенного, это просто имя. Деревня, в которой я появился, называется Врокса, это тоже просто имя.
   Уровень технического развития здесь примерно соответствует тому, что на Земле называлось ранним средневековьем. Млогса, аборигены планеты Ол имеют денежное обращение, в качестве денег используется металл, именуемый «ихтис», похожий по виду на алюминий. В качестве транспорта млогса используют травоядных животных, называемых «майста», эти звери внешне напоминают земных тапиров. Верховая езда у млогса неразвита, но это связано не с их отсталостью, а с анатомическими особенностями майста. Млогса имеют сложную мифологию, которая одновременно играет роль и религии, и философии.
   Анатомически млогса весьма близки к людям. Они теплокровные, двуногие, всеядные и живородящие, но детей они выкармливают не молоком, а кашей из крупных нелетающих насекомых, похожих на земных тараканов и именуемых «неревей».
   Неревей – уникальный элемент местной биосферы. Они обитают в мелководных заболоченных водоемах и почти не имеют естественных врагов, потому что все высокоразвитые животные планеты используют неревей для выкармливания своих детенышей. Возле каждого пруда, в котором водятся неревей, постоянно несет службу сводный отряд из сотен животных, принадлежащих к десяткам разных видов. У детского пруда действует строгий нейтралитет, здесь запрещено охотиться и выяснять отношения, изнывающий от голода хищник будет лежать рядом с тучным травоядным, хищник истечет слюнями, но не позволит себе напасть. Инстинкт перемирия очень силен, а еще сильнее другой инстинкт – немедленно уничтожить того, кто нарушил перемирие. Если какой—нибудь мусс свихнется от голода и загрызет, скажем, балабаса, все окрестные звери набросятся на мусса и растерзают его на части.
   Неревей очень питательны и совершенно беззащитны, но это не мешает им процветать. Несколько видов крупных насекомых пытаются охотиться на неревей, но это не так просто, потому что неревей защищают звери, окружающие пруд. Что интересно, звери не только безжалостно истребляют вредных насекомых, но и следят за тем, чтобы неревей хватало пищи. Если прудовые водоросли по каким-то причинам начинают чахнуть, звери приносят сочные побеги наземных растений и бросают их в пруд.
   Удивительная планета. Раньше я и не предполагал, что неразумные животные способны к столь осмысленной рассудочной деятельности. Я понимаю, что эта деятельность только внешне кажется рассудочной, на самом деле это просто отточенный за миллионы лет инстинкт, но когда видишь детский пруд своими глазами, поверить в это трудно.
   Обычно млогса питаются сочными растениями, в изобилии произрастающими повсюду, их любимая пища – вкусные и питательные орехи дерева лулсу, которые так удобно разгрызать их мощными клювами. Два раза в год, когда начинается сезонная миграция, млогса устраивают загонную охоту, добытое мясо консервируется с помощью трав, обладающих антисептическими свойствами, и хранится до следующей охоты. Млогса не любят есть мясо, они считают его невкусным и едят только в сезон засухи, между урожаями. Интересно, что на этой планете все растения скоропортящиеся, а мясо, напротив, считается продуктом длительного хранения. Должно быть, местные гнилостные бактерии какие-то ненормальные, земным ученым было бы интересно их изучить. Впрочем, земным ученым интересно все, и не только на этой планете.
   Млогса не занимаются земледелием, земля планеты Ол достаточно плодородна, чтобы ограничиться собирательством. Иногда случаются неурожайные годы, тогда численность млогса резко сокращается, но не из-за голодных смертей, а из-за каннибализма. Поедание себе подобных млогса не считают неприличным, у них это совершенно нормальное поведение.
   Млогса двуполы, девочек рождается примерно втрое больше, чем мальчиков. Гражданскими правами пользуются только мужчины и к этому есть основания. Считается, что женщины глупы, у них плохая память и они неспособны даже освоить грамоту. Но я полагаю, последний факт объясняется прежде всего тем, что девочек никто не учит грамоте.
   Мужчины млогса охотятся, собирают плоды, воюют, а в часы досуга занимаются науками и искусством. Женщины рожают и воспитывают детей, ведут домашнее хозяйство, а также делают грязную и тяжелую работу. У млогса нет постоянных семей, женщины племени считаются общественной собственностью, каждый взрослый мужчина может распоряжаться каждой женщиной по своему усмотрению. Есть, конечно, некоторые ограничения, например, запрещается жестоко обращаться с женщиной без нужды, а также вступать в половые отношения с близкими родственницами.
   Среди мужчин млогса выделяются эрастеры, это что-то вроде дворянства на средневековой Земле. Эрастеры имеют преимущественное право оставлять потомство, обычный мужчина может оплодотворить только ту женщину, на которую не претендует ни один эрастер. Если мужчина заметил, что женщина готова к оплодотворению, он обязан доложить об этом ближайшему эрастеру, нарушение этого правила считается тяжелым преступлением и карается смертной казнью.
   Эрастерами не рождаются, эрастерами становятся. Мальчик, физически сильный и ловкий, обладающий недюжинным умом и удовлетворительными моральными качествами, имеет право приступить к обучению, в результате которого он обучается чтению, письму, а также разным искусствам и ремеслам. Если юноша успешно сдает все экзамены, он становится эрастером, при этом не играет большой роли то, кем были его родители. Дети эрастеров становятся эрастерами чаще, чем дети простолюдинов, но не из-за того, что получают какие-то поблажки на экзаменах, а только из-за лучшей наследственности. Однако те эрастеры, чьи отцы тоже были эрастерами, очень гордятся этим фактом. Принято считать, что чем больше поколений предков были эрастерами, тем данный эрастер круче.
   Когда юноша становится эрастером, он получает тройное имя, оружие, старшего эрастера и долг по отношении к нему. Фактически эрастер является рабом своего старшего, он обязан беспрекословно выполнять все его распоряжения, какими бы они ни были. Но это не ущемляет свободу юного эрастера, потому что мужчина, не являющийся эрастером, обязан выполнять распоряжения любого эрастера., а не только какого-то одного.
   Долг – одно из главнейших понятий в общественной жизни млогса. Каждый мужчина имеет долг в отношении мужчин, стоящих выше него на общественной лестнице, личная свобода млогса существует лишь в пределах, предоставленных старшими. Общество млогса очень жестко структурировано.
   У млогса нет единого государства. Отдельные племена живут разрозненно и управляются сами по себе, внутренние законы в соседних племенах могут разительно различаться. Племена ведут торговлю между собой, а иногда и воюют. В войнах участвуют не только мужчины, но и женщины, последних используют главным образом как живой щит.
   У млогса нет купцов, перегоняющих торговые караваны за тысячи километров. Торговля ведется по цепочке – одно племя продает другому какой-то товар, то племя перепродает его третьему племени, и так далее. Некоторые цепочки могут быть очень длинными, так, в моем племени старшие эрастеры на ночь надевают теплые меховые плащи, выделанные из толстых шкур полярных зверей. Очевидно, что такая многоступенчатая схема торговли не может быть эффективной, но здесь она почему-то работает.
   Обычно, когда нет ни голода, ни войны, мужчины млогса ведут праздную жизнь. Охота и собирательство не отнимают много времени, все остальные текущие заботы возлагаются на плечи женщин, а мужчины играют в разнообразные игры, обучают молодежь, рассказывают друг другу сказки и легенды, сочиняют и поют песни, размышляют и беседуют об отвлеченных материях. Мужчины млогса, особенно эрастеры, хорошо образованны, почти все умеют читать и писать, знакомы с арифметикой, разбираются в литературе. Средневековые утописты—мечтатели порадовались бы, глядя на эту картину. Правда, женщины… а что женщины? Должен же кто-то делать грязную работу, почему бы и не женщины?
   Тот факт, что я попал в женское тело, сослужил мне дурную службу. На второй день пребывания в этом мире до меня дошло, насколько близок я был к смерти. Если бы не сложная система запаховой сигнализации, принятая у млогса, меня бы растерзали и съели через пару минут после того, как я отказался заниматься сексом с Дилх Аарном Сартори. Меня спасло лишь то, что когда в тело этой женщины вселилась новая душа, тело стало пахнуть совсем по-другому, не как забитая самка, а как сильный и уверенный в себе эрастер. Именно поэтому Дилх Аарн Сартори стал со мной разговаривать, а не схватился за меч.
   Сейчас мое положение в племени весьма своеобразно, если не сказать большего. Дрон, главный сказитель племени, после трехчасового размышления объявил, что много лет назад один элрой вселился в тело юного мужа по имени Йоз, который жил то ли в стране Румаи, то ли в стране Йарне, Дрон точно не помнит. Йоз был слабым и сопливым юношей, но после того, как в него вселился элрой, Йоз заявил, что хочет стать эрастером. Ему отказали, но тогда он побил старших и заявил, что будет эрастером не по закону, а по понятию. Он говорил, что знает много мудрости, лежащей за пределами познания, и поделится ею с мужчинами и мальчиками, и тогда в племени наступит всеобщее счастье и процветание, никогда не будет засухи и голода, и никто не уйдет обиженным. Йоз долго говорил, а потом устал и лег спать, и эрастер по имени Йода Орм Хорни подкрался к нему и размозжил голову дубиной. Элрой покинул голову Йоза и когда тело Йоза съели, оно не отличалось по вкусу от любого другого тела. Некоторые мужчины боялись есть Йоза, потому что считали, что элрой вселится в них, но их опасения были беспочвенны.
   Выслушав эту историю, Грин Грин Ромаро, старший эрастер племени (по сути, вождь), спросил меня, не собираюсь ли я открыть мужчинам и мальчикам мудрость, лежащую за пределами познания.
   – Я хочу только одного, – заявил я. – Уйти из этого тела в свой родной мир.
   – Давай я разобью тебе голову и ты уйдешь, – любезно предложил Грин Грин Ромаро.
   – Скажи это еще раз и я разобью голову тебе! – возмутился я. – Я хочу вернуться на Родину живым и здоровым, а если мне разобьют голову, я умру и никуда не вернусь. А что касается мудрости, я много чего могу вам открыть, но мне, честно говоря, на вас наплевать. Я буду рад, если вы познаете мудрость иных миров, но если вы откажетесь от познания, я не обижусь. Делайте, что хотите, только не трогайте меня без нужды. Я покину вас, как только смогу.
   – Что тебе нужно, чтобы ты смог уйти? – спросил Грин Грин Ромаро.
   И в самом деле, что мне нужно? Я могу в любой момент сказать Сети, что хочу вернуться, и я вернусь, но тогда я вернусь в умирающее тело и проведу несколько неприятных секунд перед тем, как оно окончательно помрет. Очевидно, этот вариант не проходит.
   Я должен как следует подготовить свое возвращение. В момент возвращения меня должна ждать реанимация… а если пуля пробила оба легких около верхушек? Нет, обычная земная реанимация – слишком рискованно. Надо поискать в Сети какую—нибудь информацию на эту тему. Вселенная велика, где-то должна быть раса, умеющая оживлять своих мертвых, и, кто знает, может, их технологии подойдут и для людей, пусть даже с какими-то изменениями. Надо связаться с Женькой… но как? Без терминала межзвездный телефон не работает, значит, надо сделать терминал.
   Легко сказать – сделать терминал. Как сделать терминал в мире, в котором не знают электричества? Я помню схему терминала, но я понятия не имею, как добыть электричество, если в пределах досягаемости нет ни одной розетки. Из школьной программы я помню, что можно построить какую-то лейденскую банку, которая способна накопить электрический заряд внушительной мощности. Но как ее построить, я не знаю. Я примерно представляю, как устроен электрический генератор, но как его построить, не имея медной проволоки и железных магнитов? Млогса умеют обрабатывать железо, наверное, можно добыть и медь… А что, может, что-то и получится… Но сколько времени это займет? И как сделать в кустарных условиях резисторы и конденсаторы с требуемыми характеристиками?
   – Мне нужно железо, – сказал я. – Мне нужно много тонкой веревки из железа.
   – Из железа нельзя вить веревки, – удивленно заметил Грин Грин Ромаро.
   – Можно, – возразил я. – Я вас научу.

   Вот я и начал учить млогса мудрости, лежащей за пределами познания. Как и следовало ожидать, первая же мудрость носила военное применение. Я объяснил млогса, как делать кольчуги.
   Джа, главный кузнец племени, быстро уразумел, что я от него хочу, но никак не мог понять, для чего может понадобиться железная проволока. Я объяснил ему, что это нужно, чтобы сделать волшебную машину, которая вернет меня в мой мир, он кивнул (мимика у млогса очень похожа на человеческую), а потом черт дернул меня за язык и я добавил:
   – А еще из проволоки можно делать плащи для защиты от мечей.
   Млогса не используют другой верхней одежды, кроме плащей, поэтому мои слова прозвучали немного странно.
   – От меча не укрыться под плащом, – возразил Джа.
   Я взял в руку тонкую палочку и стал рисовать на земле, как устроена кольчуга. Джа быстро понял все детали, но к самой концепции отнесся с большим скепсисом. Млогса не знают доспехов, в бою они полагаются только на быстроту и ловкость.
   – Как знаешь, – сказал я. – В моем мире такие плащи делали испокон веков и никто не жаловался, что они плохие. Потом их перестали делать, но не потому что они были плохие, а потому что мудрецы придумали такое оружие, которое настолько сильнее меча, насколько меч сильнее дубины.
   – Нет ничего сильнее меча, – заявил Джа, но не очень уверенно.
   – Не веришь – не надо, – сказал я. – Мне от тебя нужна только железная веревка, которая дотянется отсюда вон дотуда, – я показал рукой, – а насчет остального решай сам.
   С этими словами я удалился, оставив Джа в задумчивости.

   Общение с аборигенами не задалось. Млогса меня откровенно избегают, но не потому, что боятся, они просто не знают, как вести себя в моем обществе. С одной стороны, я женщина, забитое и бесправное существо, которое при встрече следует принудить к половой близости, а затем придумать ей какую—нибудь работу, потому что нехорошо женщине слоняться без дела. С другой стороны, мое тело пахнет так, как никогда не посмеет пахнуть ни одна женщина. Я пахну эрастером, причем не юным эрастером, незрелым, ничего не умеющим и совсем не опасным, а старым матерым эрастером, таким же сильным и мудрым, как сам Грин Грин Ромаро. Чем больше я привыкаю к новому телу, тем сильнее становится этот запах. Когда млогса улавливают мой запах, они пугаются, потому что это совершенно противоестественный коктейль – молодая привлекательная женщина и старый мудрый эрастер, и все это в одном и том же теле. С ума можно сойти.
   К вечеру второго дня выяснилось, что эта проблема не самая главная. Самая главная проблема состоит в том, что до сих пор я не понимал, насколько большую роль в жизни женщины млогса играют инстинкты. Когда разум, мягко говоря, оставляет желать лучшего, инстинкты выходят на передний план, а если подсознание никогда не пыталось их обуздывать, делать это приходится разуму, а это утомляет, особенно когда приходится заниматься этим постоянно и непрерывно.
   Проблема заключалась в том, что я жутко хотел заниматься сексом и чем больше времени проходило, тем сильнее становилось влечение. Обычно женщины млогса спариваются четыре—пять раз в неделю, эта процедура необходима для поддержания нормальной жизнедеятельности организма. Если бы в нашей земной культуре не считалось неприличным детально описывать устройство и принципы функционирования половых органов, я бы выразился яснее, а так лучше я умолчу. Все равно этот абзац редактор потом вырежет.
   Так вот, я очень хотел заниматься сексом. Это было совсем непохоже на тот спермотоксикоз, который время от времени испытывает любой нормальный земной юноша, это больше напоминало состояние курильщика, вынужденного пару дней воздерживаться от курения. Черт! Стоило мне подумать о сигаретах, как к основной беде прибавилась второстепенная… Ну да ладно, проблема не в этом. Проблема в том, что если я сегодня никого не трахну, завтра у меня начнется самая настоящая ломка.
   В принципе, нетрудно подойти к какому—нибудь мужчине и предложить ему овладеть мной. Но ведь на самом деле я гетеросексуальный мужик! Мало ли как выглядит мое тело, моя душа – это душа гетеросексуального мужчины. Играть пассивную роль… тьфу!
   Когда взошла вторая луна, я понял, что не могу больше терпеть. Я произнес про себя поговорку про один раз и отправился на поиск приключений.

   Первого мужчину, которого я встретил, звали совсем по земному – Гоги. Он был невысок и кривоног, а его клюв заставил бы умереть от зависти любого грузина. Но мне было уже наплевать, кто будет моим партнером.
   – Мир тебе, Гоги, – сказал я.
   Гоги учуял исходящий от меня запах и испуганно шарахнулся в сторону. Я попытался его поймать и это было ошибкой.
   Испокон века мужчины млогса приставали к женщинам, но женщины никогда не приставали к мужчинам. Учуяв женщину, изнывающую от вожделения, Гоги удивился – млогса никогда не доводят своих женщин до такого состояния. Но потом он узнал меня, понял причину моей неудовлетворенности и испугался. А когда я попыталась (тьфу! нельзя думать о себе в женском роде!), попытался его поймать, он впал в самую настоящую панику. Он издал вопль смертельного ужаса, испустил соответствующий запах и ударился в бегство. Это ему не помогло, я без труда догнала… мать… догнал его. А потом я совершил первое в жизни изнасилование.
   Когда я слез с него, я увидел, что на крик Гоги сбежались все эрастеры племени. Они стояли вокруг, они смотрели на меня и в глазах тех, кто помоложе, стоял ужас, а в глазах тех, кто постарше, ужаса не было, а было только любопытство. Это понятно – я вник в свои чувства и понял, что молодые мужчины привлекают меня гораздо сильнее, потому старики и не боятся. Интересно только, откуда они знают о сексуальных предпочтениях женщин? Насколько я разобрался в межполовых отношениях млогса, у них не принято спрашивать женщину, какого мужчину она предпочитает. Они просто берут женщину и нагибают.
   Я встал, отряхнулся, сделал шаг и эрастеры расступились передо мной. Я ушел, а они остались, и когда я отошел достаточно далеко, чтобы было невозможно различать отдельные слова, они начали разговаривать. Я не стал останавливаться или, тем более, возвращаться. Мне было интересно, о чем они говорят, но я слишком устал. Я хотел спать.

   Кажется, я еще не рассказал, где меня поселили. Для меня выделили отдельную хижину, но не из большого уважения, а потому, что эрастеры не решились поселить меня ни в доме мужчин (потому что тело женское), ни в доме женщин (потому что душа мужская). Старый Йет Йети Дзенг заявил на совете племени, что этот вариант тоже нехорош, потому что тогда получается, что я как бы эрастер, ведь отдельное жилище полагается только эрастерам. Но когда Грин Грин Ромаро предложил ему придумать более подходящий вариант, Йет Йети Дзенг заткнулся в смущении.
   Так получилось, что я удостоился великой чести – глинобитной сакли, сложенной из сушеного навоза зверя торга и устланного снаружи сухими листьями растения уксика. Внутренняя обстановка отсутствовала как класс – эрастеры решили, что элрою и так оказано достаточно чести.
   В этой хижине я провел первую ночь на планете Ол. Меня ждал неприятный сюрприз – ночью здесь очень холодно. Я досидел в хижине до рассвета, стуча клювом от холода, а потом взошло солнце, я быстро согрелся и забыл о том, как холодно здесь по ночам. А потом пришел Грин Грин Ромаро, стал расспрашивать меня о разных вещах и я окончательно забыл о ночном холоде.
   Я снова вспомнил о нем только сейчас, когда вернулся в хижину после успешного изнасилования Гоги. Идти к эрастерам за теплым одеялом не хотелось – когда они смотрели, как я слезаю с Гоги, они были какие-то раздраженные. Ну их…
   И тут меня посетила неожиданная мысль. Мужчины млогса относятся к своим женщинам, как к скоту, но кто сказал, что я должен относиться к ним так же? Я ведь тоже в некотором смысле женщина. С этими мыслями я и отправился в женский дом.
   Женских домов в деревне Врокса около пятнадцати, они не собраны в единый квартал, а разбросаны по всей территории поселения. Это логично – уважающему себя мужчине не подобает утруждать себя долгим путешествиям, если ему вдруг потребовалось вынести помои или удовлетворить зов плоти. Снаружи женские дома выглядят как длинные грязные бараки, каковыми на самом деле и являются. Сам я никогда в женские дома не входил, всю необходимую информацию я извлек из памяти тела, которое жило в одном из них. Заодно я узнал, как женщины млогса греются ночью – у них нет одеял, они просто сбиваются в тесную кучу и греют друг друга теплом своих тел. И еще я узнал, что среди них распространено лесбиянство. Их физиология такова, что сексуальное удовлетворение для них – жизненно важная потребность, самоудовлетворение не годится по физиологическим причинам, так куда деваться бедной женщине, которая почему-то не привлекает мужчин? Либо медленно чахнуть, либо воспользоваться помощью подруги.
   Когда все вышеперечисленное окончательно дошло до меня, я почувствовал сильнейшее омерзение. Я понимаю, что нельзя оценивать нравы чужой цивилизации своими местечковыми мерками, но должны же быть какие-то пределы человеческой гнусности! Да пусть даже не человеческой, от этого не легче.
   Правильнее всего сейчас развернуться, вернуться в свою хижину и предаться невеселым раздумьям. Но я уже вплотную подошел к женскому дому, возвращаться не то чтобы поздно, но как-то глупо. Что подумают женщины? Великий элрой шел к ним, а потом вдруг чего-то испугался, передумал и пошел обратно. Вообще-то мне наплевать, что они подумают, но, с другой стороны, как-то это неправильно будет.
   Я решительно перешагнул через порог и в нос мне ударил едкий, но приятный запах сотни женских тел. Они источали запах покоя, смешанный с едва уловимыми нотками тревоги, не по какому-то конкретному поводу, а, так сказать, абстрактной тревоги, давно вошедшей в привычку у этих несчастных созданий. Вечно жить в ожидании того, что в дверь войдет мужчина и в лучшем случае принудит к сексу, а в худшем… оказывается, у млогса тоже есть извращенцы и садисты. Какая мерзость!
   Когда я вошел в барак, разговоры прекратились и наступила мертвая тишина. Десятки янтарных глаз уставились на меня, запах тревоги усилился и к нему добавился запах страха. Я улыбнулся и громко сказал:
   – Мир вам!
   И сразу понял, что сказал не то. Эти слова говорят мужчины, так они приветствуют друг друга. Женщин они не приветствуют вовсе, они считают излишним приветствовать говорящий скот. Женщины млогса приветствуют друг друга словами «я люблю тебя «, это, конечно, просто слова, но какая-то доля смысла в них есть.
   Я издал запах смущения и поправился.
   – Я люблю вас! – сказал я.
   Это тоже оказалось не в тему. Женщины млогса никогда не разговаривают громко и никогда не обращаются к большой аудитории. Они всегда говорят вполголоса, чтобы не рассердить мужчину, который может неожиданно появиться рядом, и никогда не собираются группами больше шести—восьми особей. Перемывать друг другу косточки удобнее в тесной компании, а глобальные вопросы женщины не обсуждают, все решения у млогса принимают только мужчины.
   Но какое мне дело до того, что я нарушаю местный этикет? Я не женщина, а элрой, демон из иных измерений, в которые можно попасть, сорвав цветок рвасса и приготовив из него какой-то загадочный вейерштрасс. Кто сказал, что женщина, в которую вселился элрой, должна вести себя как женщина? Даже сам Грин Грин Ромаро признал, что это не так. Он ведь не отправил меня в женский дом, а отнесся с уважением, почти как к эрастеру.
   Я подошел к ближайшей компании, в которую входили пять юных девушек, они сидели прямо на полу, сложив ноги по-турецки и обернув хвосты вокруг бедер.
   – Я люблю вас, – сказал я, присев рядом.
   Девушки смотрели на меня расширенными глазами и ждали продолжения.
   – Честно говоря, я и сам не знаю, зачем пришел сюда, – сказал я.
   Я употребил форму мужского рода, и к запаху девушек добавилась нотка испуганного непонимания.
   – Зачем пришла, – поправился я. – Вы вряд ли поверите, но я теперь и сам не знаю, какого я пола. Как элрой, я мужчина, а как млогса, я женщина. Я хотел вести себя как мужчина, но прошлой ночью мне помешал зов плоти. Когда я пошел к вам, я хотел попросить у вас одеяло, потому что ночью одному холодно. А теперь я вижу, что одеял у вас нет, но не возвращаться же обратно… Если я вам мешаю, я уйду, но я не хочу уходить, я хочу поговорить с вами… даже сам не знаю, о чем.
   – Тебе холодно? – спросила одна из девушек, от других она отличалась тем, что на левой руке у нее не хватало трех пальцев из пяти.
   – Сейчас нет, – сказал я. – Но ночью будет холодно.
   – Я согрею тебя, – сказала двупалая девушка. – В любое время, когда будет надо.
   Память тела подсказала мне, что она имеет в виду, и мое тело издало запах смущения. Девушка улыбнулась и произнесла нараспев:
   – Если тебе холодно, взгляни на мой хоботок, я буду везде, я дам тебе радость и отниму печаль, я люблю тебя, просто приди. Если льет дождь, я зажгу солнце, я сделаю все, я дам тебе клюв и уши, только приди.
   После этих слов отказать ей было решительно невозможно.

   Когда я был молодым и бестолковым юношей, я часто фантазировал о будущем. В разные моменты времени я мечтал стать генералом, президентом, крутым бизнесменом на шестисотом «Мерседесе», я представлял себе, каким крутым мужиком я буду, у меня будет красивая жена, любящая и верная, двое—трое детей, умных и всячески продвинутых… Я мечтал о многом. Среди моих мечтаний были и такие, о которых не рассказывают даже самым близким, одно время я даже обдумывал теорию, что в жизни надо попробовать все. У меня бывали самые безумные сексуальные мечты, но я никогда не думал, что стану лесбиянкой, и не в мечтах, а в реальности, если можно назвать реальностью бытие в виде души, отделенной от тела и засунутой в волосатого гуманоида женского пола. А что, чем не теория: все, что меня окружает – иллюзия, вся Сеть – великая иллюзия, а на самом деле я сейчас тихо умираю на промерзшем московском асфальте. Но лучше так не думать, а то можно поверить, что это правда, и тогда незачем жить.
   Как бы то ни было, факт свершился, я попробовал секс с женщиной и мне понравилось. Это понравилось мне гораздо больше, чем секс с Дилх Аарном Сартори или, тем более, с Гоги. С философской точки зрения это означает приоритет души над телом, ведь душа у меня мужская, а тело женское, но раз женщины мне нравятся больше, чем мужчины, получается, что душа главнее, чем тело. Я вкусил пищу из общего корыта женского дома, я вкусил любовь женщины и тем самым я стал женщиной, по крайней мере, с точки зрения млогса.
   Но если отвлечься от абстрактных рассуждений, все проще. Двупалая девушка, которая поделилась со мной своим телом, не просто так говорила «я люблю тебя». Все время, пока длился процесс, она действительно любила меня и я тоже любил ее. Я не строю иллюзий, это была скоротечная одноразовая любовь, но от этого она не перестает быть любовью. Мне жалко мужчин млогса, они не понимают, что такое любовь, они настолько привыкли относиться к сексу как к одной из естественных потребностей организма, что мне их жалко. Неважно, что они доминируют в этом мире, неважно, что им принадлежит вся власть и почти вся свобода, важно только одно – они не знают, что такое любовь, и потому достойны только жалости.
   Что-то странное со мной происходит. Раньше я не замечал за собой склонности к отвлеченным рассуждениям, особенно такого гуманистического характера. Я привык воспринимать себя как хищника, двуногого волка, привычного к жизни в городских условиях, но от этого не менее хищного. Обычно я соблюдаю установленный порядок, но не потому, что неспособен переступить черту, а потому, что не считаю это нужным. Я сам придумываю себе понятия, и то, что они почти во всем совпадают с общепринятыми, не означает, что я слепо подчиняюсь воле большинства.
   Раньше я никогда не просиживал часами на месте, думая об отвлеченных материях. Должно быть, все дело в том, что в деревне Врокса больше нечего делать. Телевизора нет, интернета тоже нет, поговорить не с кем, вот и тянет на пустые размышления. Интересно, насколько они пустые?
   Но насчет «не с кем поговорить» я погорячился, теперь у меня есть с кем поговорить. Когда мы с Двупалой сделали все, что хотели, и прошло положенное время, требуемое для восстановления сил, как-то незаметно я оказался в центре живого круга, рядом со мной сидела Двупалая, чуть подальше – другие женщины, я говорил, а они слушали.
   Я забыл сказать, что женщины млогса не имеют собственных имен. И в самом деле, зачем давать имя говорящей скотине? С нее хватит и прозвища. Вот и ходят по деревне Двупалая, Голохвостая, Ушастая и легион тех, кто не удостоился даже такого наименования, потому что в их внешности нет ничего примечательного, что позволило бы их легко запомнить. Когда мужчина приходит в женский дом и хочет найти какую-то определенную женщину, он говорит примерно так: «Эй, ты! Приведи сюда ту, которая вчера носила воду для Джа». Но мужчин редко интересует какая-то конкретная женщина, чаще они выхватывают из толпы первую попавшуюся и делают с ней то, ради чего она потребовалась. Все равно все женщины одинаковые.
   Но достаточно об именах. Я говорил, а женщины слушали меня, затаив дыхание. Это был странный разговор, я говорил не с ними, я говорил сам с собой, с той частью моей души, что досталась от тела, в котором я сейчас обитаю. Чем дольше я говорил, тем больше разных вещей я узнавал о бытии разумных существ на планете, именуемой Ол. Я понимал и познавал эти вещи, и мое познание преобразовывалось в поток слов и запахов. И я изливал этот поток на своих слушательниц, и почему-то мне казалось, что в этом нет ничего странного или неестественного, что все должно быть именно так.
   Я извлекал очередные сведения из памяти той, что была мной и тут же рассказывал, как происходят аналогичные вещи в моем родном мире. Я рассказывал женщинам млогса, что на Земле матери кормят детей не тараканами, а выделениями своего тела, и это вызвало шок, млогса просто не поняли, что тело способно выделять Что-либо отличное от нечистот. Я рассказывал, что на Земле детей воспитывают матери и отцы, а не старухи, не годные ни на что иное, кроме как следить за младенцами. Я рассказывал, что на Земле женщины тоже имеют имена и что мужчины не всегда стесняются делать грязную работу.
   Они смотрели на меня, как на сказочницу. Они хотели верить в то, что я говорю, но не могли. Так слушатели Гомера не могли поверить, что боги пришли со звезд, и с течением веков его поэмы исказились до неузнаваемости…
   Стоп! Откуда я взял эту ерунду про Гомера? Интересно… Если как следует подумать и отбросить все заведомо неподходящие варианты, остается только один – Вудсток. Нет, все равно не получается. Этот древесный разум всего лишь обещал наделить меня великой силой, которая позволит отбиться от агентов комитета защиты порядка. Какое отношение к этой силе имеет тот факт, что Гомер в «Одиссее» описывал первый контакт с чужим разумом?
   Хотя… В одной из галактических энциклопедий черным по белому было написано, что первый контакт состоялся в 1989 году. Возможно, там использовалось другое летоисчисление… Нет, невозможно, текст приведен к человеческой системе понятий, а значит, и летоисчисление тоже должно быть человеческим. Может, авторы той статьи просто не знали о древнем контакте? Или Вудсток ошибся? Или Вудсток здесь вообще ни при чем и это мой собственный глюк? Ладно, бог с ними со всеми.
   Обдумывая все это, я сделал долгую паузу. Слушательницы молчали, глядя мне в рот, а потом женщина средних лет с глазами необычно светлого оттенка спросила:
   – Что нам делать?
   И в самом деле, что им теперь делать? Пришел элрой, наплел гору сказочных историй, вселил в их сердца веру в то, что все может быть совсем не так, что они могут быть не только рабынями, что женщина может гулять сама по себе, как кошка. Пришел элрой, но пройдет должное время и он уйдет, а женщины останутся.
   – Вам решать, – сказал я. – Только вы сами можете решить, что вам делать. Никто не сделает это за вас.
   Произнеся эти слова, я встал и ушел. Лучше провести еще одну ночь в холоде, чем брать тепло у этих несчастных, которым я только что внушил несбыточную надежду.

   Первым, кого я увидел на следующее утро, выйдя под лучи утреннего солнца из холодной хижины, был молодой эрастер по имени Эйл Думигар Визи. Его старшим был сам Грин Грин Ромаро, большинство мужчин племени считали Эйл Думигара Визи самым вероятным преемником пожилого вождя. Уважение, которое другие эрастеры выказывали на совете племени к Эйл Думигару Визи, никак не соответствовало его юному возрасту.
   – Мир тебе, элрой Андрей Сигов, – почтительно произнес Эйл Думигар Визи.
   – И тебе мир, эрастер Эйл Думигар Визи, – сказал я в ответ. – Ты меня ждал?
   – Да, я тебя ждал, – кивнул эрастер. – Племя обеспокоено.
   – Вас расстроило то, что произошло с Гоги? – предположил я. – Если так, я готов принести извинения. Я еще не освоился с новым телом, до вчерашнего вечера я не знал, что зов плоти может стать нестерпимым. Но теперь вам нечего бояться, я уже знаю, как можно справиться с плотью, не прибегая к крайним мерам.
   Я со значением пошевелил хоботком на верхней части клюва. Эйл Думигар Визи издал запах смущения.
   – Ты должен был рассказать племени о том, что с тобой происходит, – сказал он. – Тогда Гоги остался бы жив.
   Я вздрогнул так, что меня аж подбросило.
   – Что с ним случилось? – воскликнул я. – Почему он умер? Я что-то сделал не так?
   – Ты все сделал не так, – вздохнул Эйл Думигар Визи. – Мужчина, поддавшийся женщине, перестает быть мужчиной и его судьба завершается. Ты не знал этого?
   – Не знал. Я сожалею о том, что случилось…
   – Тогда ты должен участвовать в поминках. Ты примешь свою долю причастия и произнесешь слова сожаления. Мы будем просить дух Гоги услышать твои слова, принять их, и воздержаться от мести живым.
   – Какой еще мести?
   – Ты не знаешь даже этого? Так знай, элрой, дух несправедливо убиенного всегда мстит тому, кто стал виновником его смерти. А если дух считает, что в его смерти повинно все племя, дух мстит всему племени. Чтобы этого не случилось, устраиваются поминки, на которых живые делят тело мертвого и разговаривают с его духом. Они просят прощения за все плохое, что сделали ему при жизни, и если дух удовлетворился извинениями, он воздерживается от мести и удаляется в вечные чертоги Пейл Ури Цергерн Хаймон Хулия.
   – Какие—какие чертоги?
   – Вечные. Ты не знаешь даже того, что происходит в посмертии? Тогда какой ты элрой?
   – А я и не элрой, – отрезал я. – Это вы называете меня элроем, а я сам себя элроем не считаю. Я не раз повторял Грин Грину, кто я такой. Я такой же мужчина, как и вы, только я рожден в другом мире и однажды мне в руки попала вещь, которая позволяет переходить из одного мира в другой. Я сражался, меня тяжело ранили, почти убили, но перед смертью я успел перейти в ваш мир и вселиться в это тело. Я не могу вернуться обратно, потому что тогда умру окончательно, но я не хочу задерживаться у вас дольше необходимого, потому что мне у вас не нравится. Как только я построю машину, которая позволит мне уйти, не расставаясь с жизнью, я покину вас навсегда.
   – Никогда больше не говори этих слов, – сказал Эйл Думигар Визи. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но не все млогса поймут тебя правильно. Большинство услышит в твоих словах только одно – ты не элрой. А когда млогса поймут, что ты не элрой, они тебя уничтожат.
   – Меня не так просто уничтожить, – усмехнулся я.
   – Да, я слышал. Говорят, ты победил в рукопашном бою самого Дилх Аарна Сартори. Признайся честно, ты застал его врасплох?
   – В какой-то степени, – признался я. – Но мне помогло не только это. Мне помогла великая сила, которую я обрел в странствиях. Не думаю, что среди млогса найдется тот, кто сумеет меня победить.
   – Тогда ты элрой, – заявил Эйл Думигар Визи. – Только элрой способен победить сильного воина, будучи скованным немощным женским телом.
   – Не такое уж оно и немощное, – заметил я. – Сухожилия не разработаны, рефлексы не развиты, но если это тело пройдет должное обучение, из его носителя получится не самый плохой воин.
   – Вот это меня и беспокоит, – заметил Эйл Думигар Визи. – И не только меня. Многие эрастеры опасаются, что ты хочешь сделать женщин равными мужчинам.
   – В моем мире женщины и мужчины равны, – сказал я. – И я не вижу причин, почему у вас дела должны обстоять иначе. Но я не хочу переворачивать вашу жизнь, ваши внутренние дела меня не интересуют. Я построю машину и уйду, а вы живите, как хотите. Кстати, мне надо сходить к Джа, узнать, сделал ли он железную веревку.
   – Он сделал железную веревку, – сказал Эйл Думигар Визи. – Только она очень плохая. Если ее согнуть, она ломается. Из нее нельзя свить железный плащ.
   Худшие мои опасения оправдались. Млогса не делают проволоку не потому, что не умеют, а потому, что их железо недостаточно высокого качества. А раз они не в состоянии изготовить даже проволоку, то нечего и думать о том, чтобы соорудить терминал Сети с помощью подручных средств. А это значит… черт!
   В принципе, терминал не обязан быть электрическим, терминал – это просто маяк, который показывает Сети, что где-то поблизости есть пользователь, который хочет к ней подключиться. Сигнал, передаваемый терминалом, имеет совсем иную природу, его наверняка можно сгенерировать и без электричества, но я не знаю, как это сделать. Я уверен, что вся необходимая информация есть в Сети, но чтобы войти в Сеть, нужно иметь терминал. Замкнутый круг.
   – Ты расстроен, – констатировал Эйл Думигар Визи. – Теперь ты не сможешь уйти?
   – Не знаю, – сказал я. – Есть и другие способы путешествовать между мирами, без железной веревки, но они мне неведомы. Есть одна надежда…
   – Какая?
   – Когда я пришел к вам, ваш мир уже был подключен к Сети. Значит, его уже посещали существа из иных миров.
   – Да, к нам и раньше приходили элрои, ты это знаешь.
   – Да, знаю. Но кто-то из них сумел вернуться обратно.
   – С чего ты взял?
   – Потому что иначе непонятно, почему Сеть знает о вашем мире.
   – Чего тут непонятного? Разве Сеть не видит сейчас твоими глазами?
   Я растерялся, эта мысль еще не приходила мне в голову. Если так, моя надежда и вправду несбыточна.
   – Не знаю, – сказал я. – Может, ты и прав. Но если ты прав, я не смогу уйти.
   – Кто знает, – задумчиво произнес Эйл Думигар Визи. – Я не утверждаю, что ни один элрой никогда не возвращался обратно. В наших легендах ничего не говорится о таких случаях, но это не значит, что их не было. Возможно, кто-то из элроев сумел построить ту машину, которая тебе нужна. И еще у нас есть легенда про цветок рвасса.
   – Да, я знаю, – сказал я. – В моем мире тоже есть похожая легенда про цветок папоротника, но только папоротник никогда не цветет. Ты сам когда—нибудь видел цветок рвасса?
   Эйл Думигар Визи отрицательно покачал головой.
   – А из твоих знакомых кто—нибудь его видел?
   – Если бы его не видел никто, легенды бы не было.
   – Легенда может быть выдумана от начала до конца.
   – Невозможно! – возмутился Эйл Думигар Визи. – Предки не лгут.
   Я не стал его разубеждать, я понял по запаху, что разубедить его невозможно, как невозможно объяснить упертому христианину, что в небе нет ничего, кроме воздуха. Я просто промолчал.
   – Ты пойдешь на поминки Гоги? – спросил Эйл Думигар Визи и добавил: – Надо спешить, а то не успеем выразить уважение покойному. Все съедят без нас.
   При одной мысли о том, что придется есть мясо разумного существа, почти что человечину, меня замутило.
   – А что будет, если я откажусь? – спросил я.
   Эйл Думигар Визи издал запах гнева.
   – Лучше не пробуй, – сказал он. – Если не явишься на поминки, ты признаешь, что убил Гоги сознательно.
   – Но я не убивал Гоги! – возмутился я.
   – Не отрицай очевидное, – Эйл Думигар Визи издал запах презрения. – После того, что ты сделал с ним, он не мог жить. Мужчина, которого женщина принудила к бесчестию, не должен жить. Это закон.
   – Но я же не знал, что он убьет себя! Если бы я знал, я бы ни за что…
   – Гоги не убил себя, – прервал меня Эйл Думигар Визи. – Его убил я вот этой рукой, в которой был нож. Есть закон – слабые телом и духом не должны жить. Племена, что презирают этот закон, слабеют и вырождаются. Ты доказал, что Гоги слаб, и тем самым ты завершил судьбу Гоги.
   Я нервно засмеялся.
   – Но тогда получается, – сказал я, – что в вашем племени не должен жить никто. Потому что я сильнее любого мужчины племени, включая эрастеров.
   Эйл Думигар Визи издал запах страха.
   – Мы говорили об этом, когда ты слез с Гоги, – сказал он. – Грин Грин Ромаро сказал, что это так, и если подобные случаи будет повторяться, то такова воля богов, которую надлежит исполнить. Если богам неугодно существование нашего племени, мы обязаны соблюсти их волю.
   – Ты-то сам с этим согласен? – спросил я.
   – Кто я такой, чтобы подвергать сомнению слова вождя?
   – Ты его преемник.
   Эйл Думигар Визи издал запах возмущения.
   – Намекаешь, что мне стоит убить его и занять его место? – спросил он.
   – Я ни на что не намекаю, – сказал я. – Меня не волнуют ваши внутренние проблемы. Поступай как хочешь.
   Эйл Думигар Визи тяжело вздохнул и издал запах разочарования.
   – Тогда пойдем, – сказал он, – причастимся.

   Против ожиданий, мясо Гоги оказалось очень приятным на вкус, есть его было совсем не противно. Даже тот факт, что я ел мясо разумного существа, не помешал мне получить удовольствие от трапезы. Кажется, я становлюсь похожим на самку паука, которая съедает самца сразу после совокупления. Хорошо, что я поменял ориентацию, а то в племени Врокса скоро не осталось бы ни одного мужчины.
   Когда Гоги был доеден, а кости обглоданы, наступило время речей. У млогса не принято разделять погребальные речи на тосты, у них каждый, кто хочет сказать что-то хорошее о покойном, может сделать это в любое время и в результате все говорят одновременно, перебивая друг друга, никто никого не слышит, но это и не важно. Считается, что дух Гоги, отделенный от телесной оболочки, слышит все.
   Но когда начал говорить я, все стихло и моя бессвязная речь прозвучала в полной тишине.
   – Прости, Гоги, что так получилось, – сказал я и сразу понял, насколько беспомощно прозвучали эти слова. – Я не знал, что ты умрешь. Если бы я знал, я попросил бы тебя по-хорошему.
   Едва я закончил эту фразу, как в мои ноздри ударил запах возмущения. Кажется, я снова сказал что-то не то.
   – Я здесь недавно, – продолжал я, – и еще не знаю всех обычаев племени. Кое-что есть в памяти тела, но этого слишком мало. Мне приходится учиться на собственных ошибках и некоторые из них они бывают непоправимыми. Мне жаль, что Гоги погиб, я сожалею об этом всем сердцем.
   Что говорить дальше, я не знал, и потому замолк. Несколько секунд стояла мертвая тишина, а потом бессвязный хор, восхваляющий покойного Гоги, возобновил бормотание и все вернулось на круги своя.
   Через пару минут ко мне подсел Эйл Думигар Визи.
   – Ты хорошо сказал, – сообщил он. – Ты допустил одну ошибку, но вовремя исправился. Думаю, дух Гоги принял твои извинения.
   В его словах слышалась скрытая ирония.
   – А ты сам веришь в то, что говоришь? – спросил я. – Что Гоги все слышит, может мстить…
   – Я – преемник вождя, – заявил Эйл Думигар Визи. – Я верю во все, во что верит вождь, а вождь верит в месть предков. Когда он был молод, а меня не было вовсе, один юный эрастер, чье имя предано забвению, разгневался на своего старшего, ударил его и случайно убил. Через пять дней он ушел в лес и не вернулся, потому что дух старшего совершил мщение.
   Едва Эйл Думигар Визи произнес эти слова, на другом конце поминальной поляны кто-то громко закашлялся. Ветер принес запах беспокойства.
   Эйл Думигар Визи внезапно содрогнулся и издал запах ужаса, но быстро справился с собой, исходящая от него удушливая волна исчезла так же внезапно, как и появилась.
   – Эй, Гоги! – крикнул он. – Что бы ты ни задумал, ты задумал плохое! Тебе незачем…
   Эйл Думигар Визи не договорил эти слова, потому что его вытошнило. А секундой позже вытошнило и меня.

   Я очнулся от запаха свежих фруктов. Я открыл глаза и обнаружил над собой женское лицо с глазами необычно светлого для млогса оттенка.
   – Ты проснулась, – констатировала их обладательница. – Поешь и выпей, тебе надо восстановить силы.
   Невидимые руки обхватили меня сзади, приподняли мое тело, усадили его и подперли сзади подушками, чтобы не упало.
   – Мы рады, что ты жива, – сообщила светлоглазая женщина.
   Где-то я уже видел ее… никак не могу вспомнить, где именно. Что-то странное со мной происходит, это похоже на похмелье, пить, правда, не хочется, голова не болит, но слабость во всем теле примерно такая же, как наутро после хорошей попойки.
   – Мы – это кто? – спросил я.
   – Женщины, – ответила моя собеседница. – Мы услышали твои слова и теперь тебе больше не придется издавать запах отвращения, когда твой взгляд касается млогса. Поешь, тебе надо подкрепить силы.
   Что-то коснулось моей руки. Я перевел взгляд и увидел, что рядом со мной сидит еще одна женщина, молодая и красивая, она издает запах восхищения и одновременно пытается всунуть в мои непослушные руки чашу, наполненную соком какого-то растения, кажется, авосла.
   Я принял чашу и осушил ее до дна. Это действительно был сок авосла, притом свежевыжатый. Очень вкусно. Теперь закусить… черт! Мозги совсем не соображают. Что-то в окружающем пейзаже неправильно, но что именно, никак не могу понять.
   И тут до меня дошло. Я сидел в хижине эрастера, рядом со мной находились две женщины, но они вели себя так, как будто хозяевами здесь были они.
   – Кто хозяин этого дома? – спросил я.
   – Ты, – ответила женщина со светлыми глазами.
   Вот это да! Так отделать мою убогую хижину… сколько сил надо приложить… и откуда они взяли меховую шкуру на полу…
   – Поешь, Андрей Сигов Чаруги, – сказала женщина.
   «Чаруги» на местном языке означает «вождь». Кажется, меня глючит.
   – Мы рады, что яд озе не причинил тебе вреда, – сообщила женщина. – Многие боялись, что мы не успеем спасти элрози, но мы решили положиться на волю богов и боги были милостивы. Ты жива.
   До меня начало доходить.
   – Вы отравили всех, кто был на поминках Гоги? – спросил я. – А мне дали противоядие?
   – Ты божественно умна, – сообщила светлоглазая. – Ты поняла.
   – А куда подевались остальные мужчины?
   – Их больше нет. Когда погибли эрастеры, остальные испугались и не оказали сопротивления. Только мальчики, достаточно юные, чтобы воспитать их должным образом.
   – Каким еще образом?
   – Ты рассказывала про амазонок, – сказала светлоглазая. – Вначале мы не поняли, зачем ты о них говоришь, но мы воззвали к богам и боги нас просветили – ты хочешь, чтобы мы стали амазонками.
   Я тупо помотал головой.
   – Амазонки – всего лишь легенда, – сказал я. – Их никогда не было на самом деле, это такая же сказка, как цветок рвасса.
   – Цветок рвасса – не сказка, – возразила светлоглазая. – Я сама видела его в год, когда мужчины съели всех старух и мне пришлось самой ухаживать за молодняком. В тот год была большая засуха, мы голодали, – добавила светлоглазая, заметив мое замешательство.
   – В голодные годы старух едят в первую очередь? – заинтересовался я, но сразу понял, насколько это несущественно. – Ты видела цветок рвасса?! Ты сама его видела?
   – Вот этими самыми глазами, – подтвердила светлоглазая. – И до сих пор помню место, где его нашла.
   – Проводи меня туда! – воскликнул я.
   – Не так быстро, – возразила светлоглазая. – Для начала тебе надо восстановить силы. А потом… Тари, оставь нас, – обратилась она к той девушке, что угостила меня соком.
   – У вас теперь есть имена? – поинтересовался я, пока Тари пробиралась к выходу.
   – У нас всегда были имена, – заявила светлоглазая. – Мужчины никогда не хотели их знать, но имена были всегда. Меня зовут Макфи.
   «Макфи» на языке млогса означает «светлоглазая».
   – Очень приятно, – сказал я. – А меня зовут Андрей.
   – Я знаю, – Макфи оглянулась на дверь. – Тари ушла, теперь мы можем говорить свободно. Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе про цветок рвасса и помогла уйти. Я сделаю это, но сначала ты должен выполнить три моих условия.
   – Говори.
   – Первое. Когда ты уйдешь, ты соберешь млогса и скажешь, что оставляешь меня вождем вместо себя.
   – Согласен.
   В самом деле, почему бы и нет? Какая мне разница, кто будет командовать этими шальными бабами после того, как я уйду?
   – Второе. Ты научишь меня драться, как умеешь сам.
   – Это невозможно, – я покачал головой. – Чтобы этому научиться, надо побывать в Сети.
   – Хорошо, – кивнула Макфи, – я снимаю второе условие. Третье. Ты поделишься с племенем всеми полезными знаниями, которыми владеешь.
   – Какими знаниями? Вроде того, что из железа можно делать веревку?
   – Нет, – поморщилась Макфи, – это знание бесполезно. Меня интересуют лишь те знания, которые позволят Врокса стать сильным и процветающим племенем. Мужчины соседних племен не простят того, что мы сделали. Скоро нам придется воевать.
   Да уж, подумал я, на месте мужчин соседних племен я бы ни за что не простил этим бабам то, что они сделали. И, сдается мне, никакие полезные знания не спасут племя Врокса. Но какое мне дело до всего этого?
   – Хорошо, – сказал я, – я попробую вам помочь, только это будет непросто. Я не знаю, какие знания для вас полезны, а какие нет.
   – Я объясню тебе, – сказала Макфи. – Ты говорил, что твои предки жили так же, как мы, но потом обрели знания и стали сильнее и счастливее. Меня интересуют те знания, что помогут нам обрести силу и счастье.
   – Не знаю, насколько мы счастливее, чем наши предки, – заметил я. – Скорее наоборот, мы стали несчастнее. Только невежды думают, что знания несут счастье, на самом деле все наоборот, чем больше знаний, тем больше крови. Самая большая война в истории Земли была совсем недавно, в ней участвовали оба моих деда.
   – Не думай о счастье, думай о силе, – посоветовала Макфи. – Раньше вы воевали мечами и стрелами, но потом вы придумали что-то такое, что изменило весь ход войны. Ты говорил Джа, что вы перестали делать плащи из железной веревки, потому что появилось новое оружие. Что это за оружие?
   – Ружья и пушки. Но чтобы их сделать, нужно иметь вещество, называемое порох. А чтобы приготовить порох, нужно вещество, называемое селитра. Это белый порошок, который, если зажечь, очень ярко вспыхивает.
   – Как сделать селитру? – заинтересовалась Макфи.
   – Ее нельзя сделать, ее можно добыть. Она лежит в земле, обычно в пустынных местах.
   – Я прикажу проверить все пустоши, – пообещала Макфи.
   – Не суетись. Залежи селитры встречаются очень редко. На землях Врокса, скорее всего, нет ни одного месторождения. Чтобы найти селитру, надо обыскать пустоши на неделю пути во все стороны.
   – Тогда какой нам прок от этого знания? – спросила Макфи.
   – Никакого, – ответил я. – Такова природа знания – чтобы им воспользоваться, нужно, чтобы совпали многие условия, а иначе от знания не будет толка. Ты думаешь, сейчас я произнесу какое-то откровение и великая благодать снизойдет на твое племя. Но я не знаю таких откровений.
   Макфи неожиданно улыбнулась и издала запах удовлетворения.
   – Так ты признаешь, что племя Врокса принадлежит мне? – спросила она.
   – Признаю, – сказал я и рассмеялся.
   Забавно, что эта женщина из всей моей речи выделила только два слова «твое племя». Эта женщина говорит, что заботится о племени, но в первую очередь она печется о своих собственных интересах, которые сходятся для нее в одном – она хочет быть вождем племени. Этим ее желания не исчерпываются, еще она хочет, чтобы племя процветало, но это вторично, главное – стать вождем, а все остальное приложится.
   – Чем быстрее я покину твой мир, тем быстрее ты станешь полноправным вождем, – сказал я. – В твоих интересах помочь мне.
   – Ты прав, – согласилась Макфи, – но если ты не дашь нам новое знание, Врокса перестанет существовать. Чужие эрастеры нас растерзают.
   – Я не могу дать вам новое знание, – сказал я. – Я знаю, как сделать порох, но у вас нет селитры, чтобы его сделать. Я знаю, что из железной веревки можно свить плащ, но вы не умеете делать железную веревку должного качества. Кстати, Джа тоже убит?
   – Разумеется.
   – А у вас есть кузнец ему на замену?
   Макфи издала запах раздражения.
   – Девушки разберутся, – заявила она. – Ты же сам говорил – нет ничего такого, что может сделать мужчина, но не может сделать женщина.
   – Я говорил?
   – Ну… – Макфи смутилась. – Возможно, ты говорил немного по-другому, я точно не помню, но ты говорил, что на твоей Родине мужчины и женщины равны. Разве не так?
   – Так, но…
   – Тогда почему женщина не может быть кузнецом?
   – Потому что кузнечному делу надо долго учиться. А кто будет ее учить? Разве у вас есть женщины—кузнецы?
   Макфи издала запах печали и ничего не сказала.
   – Ты все это поняла только сейчас? – спросил я. – Раньше ты вообще не думала, что делать после победы?
   Макфи издала запах смущения и очень тихо сказала:
   – Я не верила в победу.
   – Что? Как не верила? Но почему…
   – Потому что ты вселила надежду в наши сердца. Я боялась спугнуть ее и я запретила себе думать о том, что будет дальше.
   – Замечательно, – констатировал я. – Ну и что будем делать?
   – Я вижу только один выход, – заявила Макфи. – Ты должна посетить вождей Дзара, Хсана и Гволфа и приказать им не трогать наше племя.
   – Чтобы вы вымерли сами, – подхватил я.
   – Почему мы должны вымереть?
   – Потому что у вас нет ни одного кузнеца, ни одного охотника и ни одного воина.
   – Ну и что?
   – Ты не поймешь, – махнул я рукой.
   И тут меня посетила мысль. Эрастеры племен Дзара, Хсана и Гволфа ни за что не потерпят племя амазонок по соседству с собой. Макфи думает, что если я запугаю их вождей, они оставят Врокса в покое, я с ней согласен, они действительно оставят Врокса в покое, но лишь до тех пор, пока я не уйду, а потом они отыграются на женщинах Врокса по полной программе. Потому что даже элрой не вправе потребовать оставить безнаказанным такое чудовищное злодеяние, как убийство всех мужчин племени. А вот если виновные уже понесли наказание – это совсем другое дело, в этом случае элроя можно и уважить. У племени Врокса есть шанс, но чтобы он осуществился, Макфи придется принести в жертву.
   – Знаешь, Макфи, – сказал я, – кажется, я знаю, как можно решить твою проблему. Но сначала ты должна рассказать про цветок рвасса.
   Макфи издала запах возмущения.
   – Ага, – сказала она, – сегодня я расскажу про цветок рвасса, а завтра ты уйдешь и оставишь нас со своими проблемами.
   – Не хочешь – не надо, – сказал я. – Эй, Тари!
   У меня не получилось крикнуть так громко, как я рассчитывал, но Тари услышала. Должно быть, подслушивала у входа.
   Тари просунула мордочку в дверной проем и вопросительно глянула на меня.
   – Даю тебе последний шанс, Макфи, – сказал я. – Либо ты прямо сейчас начинаешь свой рассказ, либо я прямо сейчас созываю племя и приказываю им тебя казнить. Выбирай.
   Макфи издала запах крайнего возмущения разразилась зловещим кваканьем.
   – Ты ошибаешься, элрози, – сказала она, проквакавшись. – Тари предана мне и только мне. Ведь так, Тари?
   Тари с готовностью кивнула. Макфи подошла поближе и окинула меня задумчивым взглядом.
   – Эрастеры говорили, что ты хорошо дерешься, – сказала она, – но слабость после озе остается надолго. Сейчас тебе не справиться даже с котенком.
   Я прислушался к собственным ощущениям и понял, что Макфи права. А как насчет внутренней силы…
   Сила шевельнулась в основании позвоночника, но слишком слабо, чтобы представлять серьезную угрозу для Макфи. Кажется, я попал.
   Макфи издала запах решимости и обхватила мою шею сильными мозолистыми пальцами. Пальцы сжались и мое дыхание остановилось.
   – Останутся следы, – сказала Тари.
   – Ничего, – отмахнулась Макфи, – подруги увидят ее тело только тогда, когда мы разделаем его для поминок. Никто ничего не заметит.
   Если я хочу жить, надо что-то делать, но что? Внутри меня начала расти паника. Адреналин хлынул в кровь и я переключился в боевой режим.
   В боевом режиме решение пришло мгновенно. Руки млогса очень похожи на человеческие, логично предположить, что и нервные стволы проходят по ним схожим образом. Я поднял руки и ухватил Макфи за локти, там, где у людей расположена электрическая косточка. А потом я перебросил внутреннюю силу в кисти рук и с силой сжал пальцы.
   Макфи вскрикнула и ослабила хватку. Память тела подсказала следующее решение – я взмахнул головой, щелкнул клювом и бритвенно-острое лезвие в мгновение ока срезало три пальца с правой руки Макфи. Я понял, как потеряла пальцы Двупалая.
   Макфи заорала в полный голос и отпрыгнула в сторону. Я попытался встать, но резервы внутренней силы были исчерпаны. Я потерял сознание.

   Когда я очнулся, хижина была набита женщинами так, что плоду авосла некуда было упасть. Я открыл глаза и тут же снова закрыл их, потому что многоголосый облегченный вздох вкупе с соответствующим запахом ударил по мозгам, как невидимая кувалда.
   – Она жива.
   – Она жива.
   – Она жива.
   Женщины повторяли на разные голоса одно и то же, в их голосах звучало облегчение и еще звучала надежда, последняя отчаянная надежда. Похоже, до них начало доходить, что для того, чтобы жизнь стала прекрасна, недостаточно перебить всех мужчин.
   Я снова открыл глаза и повелел:
   – Вынесите меня на воздух.
   Распоряжение было мгновенно исполнено. Свежий воздух привел меня в чувство и я понемногу стал соображать.
   – Где Макфи? – спросил я.
   Мне тут же предъявили истерзанный труп. Боже мой! Воистину, в массовом фанатизме есть и отрицательные стороны.
   – Она попыталась меня задушить, – сообщил я. – Так будет с каждым, кто посягнет на мою жизнь. То есть, с каждой.
   – Да будет так, – сказала одна из женщин, я перевел на нее взгляд и увидел, что это Двупалая.
   – Подойди ко мне, – сказал я. И когда она приблизилась, я тихо сказал ей, потому что громко говорить уже не было сил: – Останься со мной. А они пусть уйдут. Все.
   Через пять минут я снова был в хижине, я лежал на ковре, Двупалая лежала рядом и согревала меня своим телом. Это было очень кстати, потому что меня начал бить озноб.

   Двупалая провела рядом со мной всю ночь. Первым, что я увидел утром, открыв глаза, было ее прекрасное лицо. Кажется, я влюбился.
   Я осознал эту мысль и мне захотелось завыть. Не потому, что я стесняюсь зарождающейся любви, а потому, что я впервые понял по-настоящему – мне никогда не вырваться из этого мира.
   Я стану вождем племени Врокса, приду к эрастерам Дзара, Хсана и Гволфа, устрою божий суд в каждом племени, одержу три победы и все поверят в то, что я не просто элрой, а самый настоящий мессия. Я изложу свои откровения, их запишут, будут пересказывать и переписывать, я войду в историю планеты как основатель первого на планете настоящего государства, пока еще я не знаю, каким оно будет, но я верю, что смогу построить что-то более—менее нормальное. Четыре племени объединятся в конфедерацию, мы начнем нормальную торговлю, не по цепочке, как принято здесь, а нормальными караванами, как на Земле. Наша конфедерация станет богатейшим племенным союзом страны Трагкок и ядром будущего государства. Я стану правителем и мне кажется, что я буду неплохим правителем. Но я никогда не вернусь на Землю.
   – Скажи мне, Двупалая, – начал я и добавил, неожиданно для самого себя: – Как тебя зовут по-настоящему?
   – Эзерлей, – сказала она и издала запах смущения.
   Эзерлей, быстрая звезда, самая маленькая из четырех лун, считающаяся покровительницей любви и секса. Оригинальное имя, немного фривольное, но очень красивое. Я пригляделся к Эзерлей повнимательнее и понял, почему ее назвали именно так. Если бы в племени Врокса проводился конкурс красоты, она стала бы королевой.
   Впрочем, она и так станет королевой. Хотя нет, королева – это я. Интересно, как правильно называется официальная подруга королевы—лесбиянки? Блин…
   – Скажи мне, Эзерлей, – задал я следующий вопрос, – что ты знаешь о цветке рвасса?
   – Говорят, из него можно сделать вейерштрасс, который уносит в иные миры, – ответила она.
   – Ты знаешь, как его делать?
   – Да, конечно! – обрадовалась Эзерлей. – Это очень просто. Надо взять печень птицы томба, отварить в настое сушеных лакстенов и в ночь Древних Сил, когда четыре луны образуют знак клоген, опустить лепестки рвасса в горшок с этим варевом так, чтобы они образовали знак тугела. Потом нужно взять ложку из дерева моррге и трижды перемешать вейерштрасс, причем ложка должна описывать знак солнца.
   – И все? – хмыкнул я.
   – Не совсем, – уточнила Эзерлей. – Надо еще воззвать к богам.
   – И что будет?
   – Ты переместишься в мир, в который тебя направят боги.
   – А как вернуться?
   – Надо просто пожелать.
   А вот это уже интересно! Неужели это и вправду работает?
   – А что происходит с горшком, в котором варится вейерштрасс? – спросил я.
   – Вейерштрасс не варится, он к этому времени уже сварен, – уточнила Эзерлей. – Вейерштрасс прокладывает путь, он исчезает, когда уходит путешественник, и возвращается, когда путешественник возвращается.
   – Вейерштрасс можно использовать повторно?
   – Не знаю, – Эзерлей задумалась. – Думаю, нет, иначе вейерштрасс хранили и передавали бы из поколения в поколение как величайшую ценность. Нет, вейерштрасс должен быть одноразовым.
   – А где можно найти рвасса?
   – Где угодно, эта трава повсюду растет. Но цветет рвасса раз в сто лет.
   Я огорченно крякнул и издал запах разочарования.
   – Понятно, – сказал я. – Знание многообещающее, но бесполезное, как плащ из железной веревки. Макфи говорила, что своими глазами видела цветок рвасса, она лгала?
   – А сама-то как думаешь? – фыркнула Эзерлей.
   – Думаю, лгала.
   – Я тоже так думаю. Если бы она действительно нашла цветок рвасса, неужели она осталась бы в женском доме? Женщины, нашедшие цветок рвасса, уходят навсегда.
   – Может, она не смогла сварить вейерштрасс?
   – Может, и так. Но что с того? Рвасса цветет очень редко. Когда созреет следующий цветок, мы уже умрем.
   Многообещающее заявление, умеет Эзерлей внушить надежду.
   – Макфи говорила, тогда был голодный год, – сказал я. – Была сильная засуха.
   Эзерлей пожала плечами и ничего не сказала.
   И тут меня посетила идея. Я сказал:
   – Давай—ка пойдем, посмотрим, что это за растение – рвасса.
   – Ты еще слаба, – запротестовала Эзерлей, – тебе нельзя много ходить.
   – Ничего, как—нибудь дойду. Пойдем.

   Рвасса оказалось маленьким вьющимся растением, сразу и не поймешь, как его назвать – то ли трава, то ли кустарник, то ли лоза. Растет рвасса на сухих возвышенностях, там, где даже в сезон дождей вода долго не задерживается. Посмотрев на длинные стебли рвасса, я понял, почему оно цветет так редко – цветы ему не нужны, оно размножается усами, как земная клубника. А может, его настоящие цветы маленькие и незаметные, как у земного спорыша.
   Я встал на колени, взял в руки длинный побег рвасса и некоторое время изучал его. Ничего похожего на цветы не обнаружилось. Но это еще ни о чем не говорит, может, оно вообще не цветет, как папоротник.
   Я пригляделся к листьям рвасса. Маленькие округлые листочки с сетчатыми прожилками, как у земных растений, совсем не похожие на листья хвощ или папоротника. К тому же, рвасса растет на возвышенностях, а чтобы размножаться спорами, нужна вода. Хотя кто его знает, как устроены местные растения… Но будь я на Земле, я бы сказал, что это растение должно цвести.
   – Тут очень много рвасса, – заметил я. – Если оно зацветет, тут будет целое море цветов.
   – Легенды так и говорят, – подтвердила Эзерлей. – Когда рвасса зацветает, все поле усеяно цветами.
   – И тогда млогса набрасываются на поле, обрывают все цветы и варят из них вейерштрасс?
   – Нет, млогса не варят вейерштрасс. Зачем покидать мир, если он тебя устраивает?
   – Тебя устраивает этот мир?
   – Я женщина, а не эрастер.
   – И что?
   – Если эрастер увидит, что женщина варит печень томба и сушит лакстенов, эту женщину тут же зарежут и съедят. Потому что если позволить уйти одной женщине, уйдут и другие.
   – А если мужчина захочет уйти?
   – Ему тоже не позволят.
   – Но ты говорила, что кто-то уходил через вейерштрасс и возвращался.
   – Эрастер Озек Джей Брондо из племени Зонса дважды уходил и дважды возвращался. Но он не нашел в иных мирах ничего примечательного, и в третий раз он не ушел и запретил уходить другим. Но это было очень давно, на моей памяти вейерштрасс никто не варил.
   Я сосредоточился и попытался точно сформулировать выводы из услышанного.
   – Значит, так, – сказал я. – Рвасса цветет очень редко. Правильно?
   – Правильно.
   – Когда Макфи видела цветы рвасса, была большая засуха. Значит, рвасса цветет, когда бывает большая засуха, правильно?
   – Не знаю. Если Макфи не соврала, то наверное.
   – Должно быть так. В моем родном мире растения, подобные рвасса, предпочитают размножаться без цветов и семян, они просто разрастаются во все стороны. Но когда приходит плохая погода и растения начинают погибать, они зацветают, дают семена, эти семена падают на землю и ждут благоприятного момента, чтобы прорасти.
   – Ты так много знаешь! – восхитилась Эзерлей.
   Да уж, подумал я, полезно иметь хорошую память. Разве мог я раньше предположить, что информация из школьного учебника ботаники спасет мне жизнь? Впрочем, не говори гоп…
   – Надо сделать вот что, – сказал я. – Скажи женщинам, чтобы они взяли большой горшок, примерно вот такой, – я показал руками объем около кубометра. – И пусть они аккуратно вырежут из земли большой кусок вместе с корнями рвасса…
   – Как вырежут? – не поняла Эзерлей. – Ты имеешь в виду, выкопают и пересыплют?
   – Нет, я имею в виду именно вырежут. Пусть выроют в земле кольцевую траншею…
   Черт! А ведь вырезать из земли кубометр, не имея ничего, кроме лопат, будет не так-то просто.
   – Ладно, – сказал я, – пусть вырежут кусок поменьше. Пусть снимут верхний слой почвы вместе с корнями рвасса и поместят все это в большой горшок.
   – Но зачем это нужно? – Эзерлей все еще ничего не понимала.
   – В ясные дни этот горшок надо выставлять на солнце, а когда начнется дождь – убирать в помещение. Пусть рвасса подумает, что стоит засуха.
   – И тогда оно зацветет? – восхитилась Эзерлей. – Андрей, ты так умна!
   С этими словами она припала хоботком к моему лицу. Я оттолкнул ее – мне стало неприятно, что она употребила мое имя в женском роде.
   – Помоги дойти до дома, – сказал я. – Я еще очень слаб.

   Мое здоровье понемногу восстанавливается. Каждый день я совершаю прогулки по территории поселения Врокса и с каждым днем эти прогулки становятся все более длительными. Пройдет еще день—два и мои силы восстановятся полностью, а пока я хожу в сопровождении Эзерлей, но не потому что не могу ходить самостоятельно, а просто чтобы не выглядеть одиноким и потерянным. То, что я вижу вокруг, мне не нравится.
   В первые дни после сексуальной революции я ожидал, что из женщин Врокса получатся настоящие амазонки, способные справиться с традиционно мужскими задачами. Но теперь уже ясно, что я ошибся.
   Большинство женщин Врокса хотят только одного – сытно есть, предаваться любви друг с другом и больше ничего не делать. Эзерлей, Вомгази, Нона и еще десяток наиболее продвинутых женщин время от времени пытаются мобилизовать остальных на важные дела, но попытки остаются безуспешными. Врокса напоминает большой дом отдыха – женщины ходят туда—сюда, играют в игры, травят байки, всячески бездельничают и развлекаются, а работать никто не хочет. И в самом деле, зачем работать, если каждое утро идет дождь, лес кишит съедобными плодами и ближайшую четверть года заботиться о пропитании незачем. Потом, правда, придет засуха и если не сделать запасы прямо сейчас, вместе с засухой придет голод, но великая элрози Что-нибудь обязательно придумает, на то она и элрози. А если она ничего не придумает, один сухой сезон можно протянуть и на консервированных мужских трупах, благо у женщин Врокса хватило здравого смысла пустить тела бывших угнетателей в дело, а не дожидаться, пока они сгниют.
   По-хорошему, мне надо навести здесь порядок, объяснить тупым бабам, ошалевшим от нежданной свободы, что свобода – не только благо, но и ответственность, напомнить им, что свобода не отменяет необходимость трудиться на благо племени. Но я не делаю этого, потому что Эзерлей поселила в моем сердце новую надежду.
   Глупо верить, что шаманские манипуляции над ведьминским варевом приведут к желаемому результату, но когда верить больше не во что, приходится верить во всякую чушь. Кто знает, как влияют на Сеть астральные излучения рвасса? Кто знает, почему в деструкторе можно использовать протухший сыр, но нельзя использовать протухший лук? Может, цветок рвасса обладает особыми свойствами, которые позволяют ему связываться с Сетью без электрической составляющей терминала? В это очень хочется верить, ведь есть, черт возьми, есть косвенные признаки, указывающие, что вейерштрасс может выступать в роли терминала Сети. Тело путешественника исчезает, а потом появляется снова, для возвращения из путешествия достаточно дать простую мысленную команду. Все это может быть совпадением, но не слишком ли много совпадений? А если даже это и совпадение, то что я теряю?
   Ценой гигантских усилий мне удалось собрать вместе десяток женщин, заставить их снять с ближайшего к деревне холма слой дерна и переложить его в некое подобие корыта. Эзерлей пообещала, что проконтролирует, чтобы в это корыто не попало ни капли воды.
   Потом мы с Эзерлей возвращались домой, печальные и расстроенные, наш путь пролегал через площадь собраний, на которой женщины устроили очередной праздник. Пьяные бабы окружили нас нестройной толпой, они глупо смеялись и выкрикивали что-то неразборчивое и во мне стал закипать гнев. Хорошо, что у млогса развита система запаховой сигнализации – не успел я по-настоящему разозлиться, как галдящее кольцо вокруг нас с Эзерлей рассосалось само собой, как будто его никогда и не было.
   – Это твоя Родина, дочка, – сказал я, обращаясь к Эзерлей.
   Я имел в виду анекдот про двух червяков в навозной куче, но Эзерлей его не знала. Она не уловила шутки, она восприняла мои слова на полном серьезе.
   – Мне стыдно, Андрей, – сказала она. – Я смотрю на сестер и сомневаюсь, правильно ли мы поступили, последовав твоим словам. Может быть, мы действительно рождены только для того, чтобы быть глупыми тварями? Может, это воля богов?
   Я пожал плечами.
   – Ты не глупая тварь, – сказал я, – это абсолютно точно. А остальные… честно говоря, не берусь судить. Мне кажется, эйфория должна была закончиться уже давно.
   – Ты чувствуешь запах страха? – спросила Эзерлей.
   – Где? – не понял я. – Нет, не чувствую.
   – Не может быть! – воскликнула Эзерлей. – Когда ты напугал этих пьяных, ты должен был почувствовать их страх.
   – Ах, это… Я всегда считал, что этот запах присущ всем женщинам млогса.
   – Да, так и есть, – печально произнесла Эзерлей. – Я надеялась, что с твоим появлением все изменится, но…
   – Но что?
   – Ты не хочешь ничего менять. Ты хочешь только одного – вернуться в свой мир. Неужели наш мир настолько плох?
   Я подумал, как высказать то, что думаю, чтобы не обидеть Эзерлей, но так и не успел ничего сказать.
   – Не надо сотрясать воздух, – вздохнула Эзерлей. – Твой запах сказал все.
   – Извини, – сказал я. – Но я смотрю вокруг и не вижу, что можно сделать для этих несчастных. К свободе нельзя привыкнуть в одно мгновение, этому учатся годами. Они не хотят взять судьбу в свои руки, они ждут, когда явится тот, кто будет командовать ими вместо мужчин. Думаешь, они хотели свободы? Нет. Они хотели всего лишь сменить хозяина. И сейчас они хотят одного – чтобы я стал их новым хозяином. Хозяином, который не будет их оскорблять, не будет наказывать без нужды, будет относиться к ним с внешним уважением, только с внешним, настоящего уважения они недостойны, они и сами это понимают. Я не могу их изменить, я не бог. Лет через двадцать, когда поколение сменится, что-то может измениться, но я не выдержу здесь столько времени. Наверное, кто-то сможет разгрести эту навозную кучу, но не я. Я не хочу марать руки, я хочу просто уйти.
   – А что будет с нами? – спросила Эзерлей.
   – Если захочешь, я возьму тебя с собой.
   – Я не о том, – нахмурилась Эзерлей. – Ты оставишь наших сестер на произвол судьбы?
   – Наших?
   – Ну… твое тело…
   – Да, действительно. Ну ладно, пусть будет наших сестер. Да, я собираюсь бросить их на произвол судьбы. Я не верю, что смогу исправить ситуацию. В прошлой жизни я был воином, я командовал сотней бойцов, я умею управлять разумными существами, но я не умею управлять говорящими животными. Я могу построить их на площади и сказать, что они должны сделать, но тогда получится, что я затеял все это безобразие только для того, чтобы стать вождем племени. А я не хочу становиться вождем вашего племени, во вселенной есть много других вещей, гораздо более интересных.
   Эзерлей издала запах разочарования.
   – Ты уйдешь, – сказала она, – нас истребят и больше никогда женщины не будут свободны.
   – Возможно, – согласился я. – Может, в этом и есть их судьба.
   – И моя тоже?
   – Ты сама сделаешь свой выбор. Можешь последовать за мной, можешь остаться здесь. Решай сама, я не буду тебя принуждать.
   – Ты вернешься? – спросила Эзерлей.
   – Когда—нибудь – обязательно. Но я пробуду здесь ровно столько времени, сколько нужно, чтобы вернуться в мое родное тело. Я не хочу оставаться в этом мире надолго.
   – А ты уверен, что рвасса зацветет?
   Я пожал плечами.
   – Я надеюсь. Что мне еще остается?
   – Что ты будешь делать, если рвасса не зацветет?
   – Что-что… Тогда мне придется остаться здесь. Я стану вождем Врокса, Дзара и всех остальных, буду править долго и справедливо, а мои откровения будут записывать и передавать из уст в уста как великую мудрость. А когда я умру, меня объявят богом.
   Я понял, как напыщенно прозвучали эти слова, и смущенно хихикнул.
   – Если у меня все получится, – добавил я.
   – Тогда почему ты не начнешь прямо сейчас? – спросила Эзерлей. – Если рвасса зацветет, ты прервешь свои дела и уйдешь, а если рвасса не зацветет, ты сделаешь все то, о чем только что говорил.
   И в самом деле, почему бы не поиграть немного в великого короля? Здоровье более—менее восстановилось, я вполне могу драться с местными эрастерами. Пока рвасса не цветет, делать все равно нечего, так почему бы и нет?
   – Хорошо, – сказал я. – Завтра мы с тобой пойдем в племя Дзара.
   – Я люблю тебя! – воскликнула Эзерлей и наши хоботки соединились.
   Все—таки у планеты Ол есть одно большое достоинство – тела ее обитателей настолько гиперсексуальны, что когда я снова стану человеком, мне будет не хватать ощущений млогса. Можно как—нибудь потом вернуться сюда… устроить секс—туризм… блин!

   Дорога к поселению Дзара заняла весь день. Солнце клонилось к закату, а конца—края дороге все еще было не видно.
   – Похоже, придется ночевать в лесу, – заметил я.
   – Я взяла большое одеяло, – сообщила Эзерлей. – Мы не замерзнем.
   Если бы я знал, какой длинный путь придется пройти, я бы десять раз подумал, прежде чем отправиться в путешествие, но Эзерлей ничего не говорила о расстоянии между Врокса и Дзара, а я не спрашивал. А теперь уже поздно поворачивать назад.
   – Нам еще долго идти? – спросил я.
   – До заката успеем.
   Желание грязно выругаться я подавил, но изменения в запахе тела скрыть не удалось. Эзерлей вздрогнула и издала запах смущения.
   – Прости меня, – сказала она. – Я должна была предупредить, что нам предстоит долгий путь. Я не подумала, что ты не знаешь, куда мы идем.
   Я махнул рукой и ничего не сказал – дорога пошла на подъем, надо беречь силы. Впрочем, какая это дорога? Едва заметная тропинка в высокой траве. Судя по всему, звери пользуются ею чаще, чем млогса.
   – Тут водятся крупные хищники? – спросил я.
   Почему-то в памяти тела эта информация отсутствовала.
   – Все хищники мелкие, – удивленно заметила Эзерлей. – Млогса – самое большое существо из тех, кто ест чужое мясо. Ты не знал?
   – Теперь знаю.
   – Ты не знал, что лес безопасен, и все равно пошел? Ты настоящий храбрец, Андрей!
   На этот раз Эзерлей обратилась ко мне в мужском роде. Интересно, по какой причине – хочет задобрить или от чистого сердца?
   – Мы приближаемся, – сказала Эзерлей. – Ты чувствуешь запах?
   Я принюхался и ничего не почувствовал. Хотя нет… порыв ветра донес аромат мужчины. Он скрывается где-то впереди… скорее всего вон за теми деревьями… Как же трудно распознавать образы, составленные из абсолютно чуждых ощущений!
   И тут совсем рядом кто-то закричал сильным мужским голосом:
   – Эге—гей!
   Мы с Эзерлей синхронно вздрогнули и испустили запах испуга.
   – Какая встреча! – продолжал вопить кто-то невидимый.
   Метрах в десяти от нас высокая трава колыхнулась и перед нами предстал млогса мужского пола, его чресла были перепоясаны широким ремнем, к которому были подвешены штук пять тушек маленьких пушистых зверьков, больше крысы, но меньше кролика. Интересно, что мы только что нюхали… то ли запах его товарища, то ли какой—нибудь ложный след. Существа с таким развитым обонянием наверняка используют какие-то хитрости, рассчитанные на то, чтобы обмануть нюх противника.
   – Вот это неожиданность! – воскликнул охотник. – Никогда не знаешь, что найдешь в дальних урочищах. Откуда вы взялись, девчонки?
   – Она из племени Врокса, – сказал я. – А я – элрой.
   – Вот это да! – продолжал радоваться охотник. – Никогда не пробовал девочек из Врокса. Пожалуй, я начну с тебя, – он указал пальцем на Эзерлей, – хотя нет, ты некрасива, у тебя рука покалечена, я лучше начну с тебя, – он указал на меня, – а ты, – он указал на Эзерлей, – ей поможешь.
   Надо было изобразить гнев, но я не смог, потому что меня разобрал смех. Охотник захихикал в ответ.
   – Люблю веселых самок! – заявил он.
   Эзерлей бросила на меня негодующий взгляд, повернулась к мужику и заорала:
   – Ты оглох? Тогда прочисть уши! Перед тобой элрой!
   Мужик скорчил обиженную гримасу и глупо захлопал глазами.
   – Да, я элрой, – подтвердил я. – Именно элрой, а не элрози. Мое имя Андрей Сигов, я был мужчиной до того, как войти в это тело. Назови свое имя.
   Мужик тупо помотал головой и ничего не сказал. Я подошел к нему вплотную и хотел было ущипнуть за руку, но он отпрыгнул в сторону.
   – Ты что? – воскликнул он.
   – Хочу тебя ущипнуть, – пояснил я, – чтобы ты убедился, что я тебе не снюсь.
   – А щипать-то зачем? – не понял мужик.
   До меня дошло, что эта присказка на планете Ол не получила распространения. Ничего, Христос тоже изъяснялся притчами… стоп! Откуда я это взял? Однажды мне уже приходила подобная мысль про Гомера, получается, Христос тоже был инопланетянином? Ни хрена себе! Но какого черта Вудсток вложил в меня эти знания, если это, конечно, знания, а не глюки?
   – У тебя меч, – констатировал охотник. – Ты с ума сошла?
   Я отбросил меч в траву, он мне все равно не понадобится, и сделал два скользящих шага по направлению к охотнику. Охотник растерялся и не ничего сделал, он только поднял руки, защищая голову непонятно от чего. Я ударил его ногой в колено, ухватил за запястье, резко потянул на себя и охотник рухнул в траву к моим ногам. Внезапно я ощутил нарастающее желание, оказывается… отставить! Я здесь не для того, чтобы насиловать первого встречного.
   Охотник потянулся за ножом, болтающимся в плетеных ножнах на поясе. Я позволил ему достать нож, а затем сделал неуловимое движение и нож перекочевал в мои руки.
   – Назови себя, – потребовал я.
   – Окст, – представился охотник.
   Он сидел на земле в неестественной позе, его глаза были широко раскрыты, а запах сообщал, что он страшно растерян и ничего не понимает. Неудивительно. Увидеть живого элроя, да еще в теле женщины – еще то потрясение.
   – Слушай меня и не говори, что не слышал, – торжественно произнес я. – Ты передашь мои слова эрастерам в точности, не исказив ни единого звука. Я, элрой Андрей Сигов, явился в племя Врокса. Каждый, кто придет на землю Врокса до того, как я дам позволение, умрет. А теперь смотри.
   Я подобрал с земли толстую палку, сконцентрировал внутреннюю силу, напрягся и переломил палку об колено.
   – Возьми эту палку, – я протянул ему обломки, – и отнеси эрастерам. И скажи им, что так будет с каждым, кто не поверит моим словам. Я сказал все. Пошли, Эзерлей.
   Эзерлей неподвижно стояла, смотрела на Окста и источала запах желания.
   – Пошли! – прикрикнул я. – Мы сюда не блудить пришли.
   Эзерлей вздрогнула и ее взгляд обрел осмысленность. Я взял ее за руку и мы направились в обратный путь.
   Когда мы прошли метров пятьсот, Эзерлей спросила:
   – Разве ты не хотел лично поговорить с эрастерами Дзара?
   – Хотел. Но этот охотник подвернулся очень вовремя.
   – Разве не стоило дойти до поселения и сказать лично эрастерам те слова, что ты сказал ему?
   – Может, и стоило, – проворчал я. – Но теперь уже поздно.
   Она права, мне не следовало ограничиваться разговором с простым охотником, надо было поговорить с вождем. Эзерлей сейчас думает, почему я принял такое странное решение, но я уверен, что правильный ответ так и не придет в ее симпатичную и умную голову. Правильный ответ очень прост – я просто устал от долгого путешествия.

   Ночь прошла без происшествий, если не считать того, что от холода не спасло ни одеяло, ни тело Эзерлей под боком. Интересно, почему у млогса не принято разводить костер на привале?
   Я задал этот вопрос Эзерлей и она подтвердила, что ночью в лесу костры не разжигают, но не смогла объяснить, почему. Возможно, млогса опасаются устроить невзначай лесной пожар, а может быть, причины, породившую эту традицию, давно перестали быть актуальными, а традиция осталась. Кто его знает…
   В самом конце путешествия, уже на подходе к поселению Врокса, нас ждал сюрприз.
   Первую женщину с луком и стрелами заметила Эзерлей. Женщина ломилась через кустарник, держа лук над головой, чтобы острые ветки не порвали тетиву. Женщина была явно чем-то возбуждена, но непохоже, чтобы она от кого-то убегала. Жалко, что она слишком далеко, чтобы уловить ее запах.
   – Что она делает? – спросила Эзерлей.
   – А я почем знаю? – ответил я. – Полагаю, охотится на кого-то.
   Эзерлей издала запах непонимания.
   – Вчера, когда мы уходили, – сказала она, – во всем племени никто не занимался ничем полезным, а сегодня вдруг все отправились на охоту.
   – Все? – переспросил я.
   – Это уже третья, – пояснила Эзерлей. – Но первых двух было плохо видно, я не видела, что они делают. Мне показалось, что они кого-то выслеживают, но я не была уверена.
   – А кого они выслеживают?
   – Не знаю, – растерялась Эзерлей. – Мужчины никогда не охотились в этих местах, здесь не водится никакой дичи. Разве что барни, но они не годятся в пищу, у них мясо горькое. Томба – тем более.
   – Томба?
   – Да, в этой роще наверняка живут две—три пары томба. Вон на том флаксе, например, может быть их гнездо. Но томба нельзя есть, от их мяса пучит живот и бывает понос.
   – А от печени?
   – Что от печени?
   – Если мне не изменяет память, печень томба входит в вейерштрасс.
   – Ох!
   Кроме этого восклицания, Эзерлей ничего не сказала, она просто ускорила шаг, настолько ускорила, что угнаться за ней стало трудно. Но я постеснялся попросить ее идти медленнее.

   По дороге я узнал, кто такие лакстены – это такие мелкие твари наподобие земных кузнечиков. За час пути мы с Эзерлей встретили шестерых женщин, увлеченно ловивших лакстенов в густой траве. При виде нас женщины делали на лице смущенное выражение и быстро уходили, как будто внезапно обнаружили в противоположной стороне нечто требующее незамедлительного внимания. А потом мы увидели, как ловлей лакстенов занимается целый выводок детей.
   – Боюсь сглазить, – сказал я, – но по-моему, рвасса в том корыте начало цвести.
   – Боюсь, что да, – подтвердила Эзерлей.
   – Ты не рада?
   – А чему радоваться? Ты сваришь вейерштрасс и уйдешь, а племя погибнет.
   – Еще неизвестно, подействует ли вейерштрасс, – заметил я. – А если подействует, ты сможешь пойти со мной. Мне бы хотелось, чтобы ты пошла.
   Эзерлей просияла, издала запах восторга и радостно взвизгнула.
   – Я пойду с тобой куда угодно, – сказала она. – Я не смела навязывать элрози свое общество, но раз ты сама зовешь меня, я пойду с тобой, куда бы ты ни пошла. Но я не хочу, чтобы ты уходила.
   – Я мужчина, – напомнил я в очередной раз. – Пожалуйста, обращайся ко мне в мужском роде.
   – Извини, – смутилась Эзерлей, – я все время забываю. Это так странно…
   Она не стала продолжать мысль, а я не потребовал. Оставшиеся полчаса пути прошли в полном молчании, а потом мы достигли цели путешествия и я не поверил своим глазам. Корыто, в которое позавчера по моему приказу поместили рвасса вместе с куском земли, было полностью разорено. Создавалось впечатление, что по нему промаршировало стадо буйволов.
   Я грубо выругался по-русски, в языке млогса нет адекватных слов. Эзерлей не поняла, что именно я сказал, но общий смысл уловила. Она вздрогнула, не только от неожиданности, но и от страха.
   – Это не поможет, – сказала она.
   – Что не поможет?
   – Ты хочешь найти тех, кто украл цветы, и заставить их вернуть украденное?
   – Почему же это не поможет?
   – Потому что женщины потеряли головы от ужаса. Когда они увидели, что рвасса зацвело, они поняли, что ты скоро уйдешь, и это их напугало. Они не верили, что ты уйдешь, они думали, это невозможно, и когда ты сама это поймешь, ты займешься делами племени и спасешь его от истребления. А теперь они поняли, что ты не будешь нас спасать.
   – Они уничтожили цветы, чтобы я не смог уйти?
   – Ты слишком хорошо о них думаешь. Они не уничтожили цветы, они их забрали и сейчас каждая, кому достался цветок, пытается сварить свой вейерштрасс. Помнишь, какая толпа ловила в поле лакстенов?
   – Помню. Выходит, амазонок из вас не получилось. Стоило чуть—чуть припечь и все дружно бегут… – я попытался сказать «с тонущего корабля», но в языке млогса нет слова «корабль». Фраза осталась незаконченной, но Эзерлей и так все поняла.
   – Что будем делать? – спросил я.
   – Элрози спрашивает у меня совета? – восхитилась Эзерлей. – Это великая честь! Что ж, раз ты просишь совета, я его дам. Надо пойти в поле, поймать одну из тех женщин, что ловят лакстенов, и отобрать цветок рвасса. Потом мы добудем печень томба, насушим лакстенов, вырежем ложку из дерева моррге и будем ждать Ночь Древних Сил.
   – Сколько придется ждать? Девять дней?
   – Уже семь.
   – Все равно много. Рвасса зацвело на третий день… может, проще заложить в корыто новую порцию земли?
   Эзерлей отрицательно покачала головой.
   – Ты забываешь о других ингредиентах, – сказала она. – Ты научил нас добывать цветы рвасса, но вейерштрасс – это не только рвасса, но и томба. Всех томба в окрестностях скоро переловят, а без печени томба вейерштрасс не сварить.
   – И что ты предлагаешь?
   – Срочно добывать томба.
   – Да, другого выхода не остается, – констатировал я. – Причем томба надо добыть живьем.
   – Почему? – удивилась Эзерлей.
   – Потому что к Ночи Древних Сил печень протухнет.
   – Нет, что ты! – воскликнула Эзерлей. – Печень хранится так же долго, как и мясо. А вот цветы рвасса точно протухнут. Ты прав, те цветы, что сорвали женщины, нам не пригодятся. Надо наполнить новое корыто и охранять его, чтобы цветы снова не растащили.
   – Тогда пошли искать томба, – сказал я.
   – Ты умеешь стрелять из лука? – спросила Эзерлей.
   – Нет. А ты?
   – Тоже не умею. Охота – мужское занятие. Подожди, ты же был мужчиной! Почему ты не умеешь стрелять?
   – В моем мире не нужно охотиться, – сказал я.
   – Как же вы добываете мясо? – удивилась Эзерлей.
   – Животных выращивают в специальных домах, которые называют фермами… но это неважно. Стоп! Получается, ни одна женщина во всем племени не умеет толком стрелять из лука?
   – Получается так, – согласилась Эзерлей.
   – Тогда как нам добыть печень томба?
   Эзерлей всхлипнула и ничего не сказала.
   – Можно соорудить ловушку, – предложил я. – У нас раньше ловили птиц силками. Надо сделать… гм…
   Я понял, что в языке млогса нет слова «сеть», а это значит, что силки нам не сделать. Можно попробовать сплести самому, но сколько это займет времени…
   Как можно еще поймать птицу, кроме как сетью? Помнится, я читал, что какие-то аборигены ловят птиц на удочки, но чтобы сделать удочку, надо сделать крючок наподобие рыболовного, а без кузнеца это непросто. Может, сходить в соседнее племя, поймать какого—нибудь охотника и заставить его добыть птицу томба? А что, дельная мысль.
   – Для начала давай разживемся лакстенами, – предложил я. – А потом ты вырежешь две ложки из дерева моррге.
   – Почему две? – не поняла Эзерлей.
   – Потому что ты тоже пойдешь со мной. Забыла или передумала?
   Эзерлей издала запах смущения, помолчала некоторое время, а потом спросила:
   – Так я пойду?
   – Куда?
   – Добывать лакстенов.
   – Иди, – разрешил я.
   И она ушла.

   Пока мы разговаривали с Эзерлей, корыто, в котором раньше росло рвасса, было восстановлено. Рядом с корытом возвышалась горка засохшей земли, из которой торчали засохшие стебли, а само корыто было наполнено свежим пластом земли, из которого торчали стебли рвасса. Воистину удивительно, насколько работящими могут быть женщины млогса, когда припрет.
   Я произнес короткую речь, которая сводилась к тому, что если кто—нибудь возьмет без спроса хоть один цветок, то этот кто-то очень пожалеет. Женщины внимательно выслушали мою речь и выразили полное согласие. Они слишком трусливы, чтобы противоречить элрою, стоя лицом к лицу. Пока я рядом, они не осмелятся выразить непокорность, но я уверен, стоит мне чуть отойти за пределы видимости, и мои слова тут же будут проигнорированы. Похоже, корыто придется караулить постоянно.
   Я выделил из толпы одну женщину и велел ей добыть и высушить лакстенов. Она была расстроена, что я выбрал именно ее, она издала запах сожаления, но тут же подавила его и быстро ушла. Надеюсь, она не осмелится не выполнить мое распоряжение.
   Осталось только добыть птицу томба. Сходить в племя Хсана или Гволфа и потребовать ее в подарок? А если за это время рвасса зацветет и корыто снова разорят? К тому же, идти через лес два дня кряду очень утомительно. Может, кто—нибудь из этих баб все—таки сумеет добыть томба? Или…
   Точно! В деревне есть специальный склад, в котором хранятся запасы пищи на черный день, причем состоят эти запасы главным образом из мяса, в этом мире мясо хранится дольше, чем растительная пища. Может, на складе найдется и печень томба?
   – Эй! – крикнул я проходившей мимо пожилой женщине. – Подойди сюда.
   – Слушаю тебя, великая элрози, – отозвалась она, склонив голову и издавая запах покорности. – Что тебе угодно?
   – Найди Эзерлей и скажи ей, что я пошел на склад. Пусть она тоже придет туда.
   – Будет исполнено, великая элрози, – сказала женщина и пошла прочь.
   Я проводил ее взглядом и направился на склад.

   Дойти до склада я не успел. Что-то мелькнуло передо мной, я автоматически вытянул вперед руку, сомкнул пальцы, их обожгло, я отдернул руку и понял, что только что вытащил из воздуха стрелу. Что за черт?!
   От второй стрелы я уклонился, но тут же увидел третью и отпрыгнул за угол здания, из-за которого только что вышел.
   И же почувствовал, как меня обхватили сильные руки, а к шее прикоснулось холодное железо.
   – Не дергайся, элрози, – произнес мужской голос над самым ухом.
   Мужской?!
   Этому мужику следовало гораздо сильнее прижать нож к моей шее, так, чтобы брызнула кровь. Он не сделал этого, должно быть, получил приказ взять элрози живой и невредимой. Сам виноват.
   Я схватил противника за запястье руки с ножом, сконцентрировал внутреннюю силу и резко оттолкнул руку от себя руку. Острие ножа чиркнуло по шее, я не почувствовал боли, но отметил краем сознания, что на шее появилась глубокая царапина. Не прекращая концентрацию силы, я вырвал нож из руки врага и полоснул его по плечевой артерии. Оказывается, у млогса не только нервы, но и кровеносные сосуды проходят в тех же местах, что и у людей. Кровь брызнула фонтаном, противник издал запах паники, я развернулся к нему лицом и ударил ножом в грудь.
   – Потрясающе! – услышал я.
   Я обернулся на голос и увидел высокого атлетически сложенного млогса. Он был настолько красив, что мое тело отреагировало немедленно и недвусмысленно. Я подавил неуместное чувство и обратился к новому собеседнику с естественным вопросом:
   – Ты кто?
   Млогса учтиво склонил голову и представился:
   – Эрастер Ней Уфин Або, преемник вождя племени Гволфа. А ты, надо полагать, элрой Андрей Сигов?
   Я молча кивнул.
   – Поступки богов непостижимы, – заметил Ней Уфин Або. – То, что ты оказался в женском теле, странно, но в этом нет позора. Ты достойный мужчина, хотя и не эрастер.
   – Это почему же? – поинтересовался я.
   – Потому что ты стал плохим вождем. Нет—нет, я не хочу тебя обидеть! – поспешно воскликнул Ней Уфин Або, уловив гнев в моем запахе. – В этом нет ничего позорного. Не каждый рожден быть эрастером и в том, чтобы признать это, нет ничего стыдного. Если бы ты сам убивал эрастеров Врокса, ты заслуживал бы смерти, но ты этого не делал. Ты рассказывал женщинам легенды, предназначенные для мужчин, но это не преступление, а всего лишь глупость. Эрастеры Врокса сами виноваты, что не смогли себя защитить. Все эти дни дух Грин Грина Ромаро скрежетал клювом в бессильной ярости, но теперь он отомщен.
   – Что происходит? – спросил я. – Гволфа пошло войной на Врокса?
   – Разве ж это война? – деланно удивился Ней Уфин Або. – Нет, Андрей, это не война, это бойня. Глупые твари возомнили себя равными разумным существам и теперь расплачиваются за свою гордыню. Ты не обижен?
   – Я не просто обижен, я возмущен.
   – Не возмущайся, – Ней Уфин Або поднял руки в примирительном жесте. – Перед тем, как отдать приказ к нападению, я выяснил все, что должен был выяснить. Ты не принял звание вождя, ты не стал старшим для всего племени, ты отдавал приказы, но они не выполнялись, а ты не требовал их выполнения. Ты не вождь и не эрастер, у тебя нет права требовать моей крови. Ты не понес ущерба.
   – Женщина по имени Эзерлей… – начал я, но Ней Уфин Або перебил меня:
   – Женщина по имени Эзерлей находится под моей защитой. Я не причинил тебе ущерба и я не хочу, чтобы ты мстил. Ты не будешь мстить?
   Я пожал плечами:
   – Сначала я хочу увидеть Эзерлей, а потом поговорим.
   – Мудрая позиция, – заметил Ней Уфин Або. – Пойдем, зайдем в какой—нибудь дом. Скоро сюда пригонят стадо, думаю, это зрелище будет тебе неприятно.
   – Какое стадо? – спросил я и тут же понял. – Ты прав, – сказал я, – пойдем в какой—нибудь дом.
   Мы вошли в первый попавшийся дом, он был пуст, вещи были нетронуты. Ней Уфин Або ощутил мое удивление, проследил направление взгляда и прокомментировал:
   – Мои воины послушны. Никто не начнет грабить, пока я не отдам приказ.
   – Разве приказы отдаешь ты? Мне послышалось, что ты не вождь, а преемник вождя.
   – Тебе не послышалось, – сказал Ней Уфин Або. – Уккева Сроз Хова, мой старший, доверил мне командовать войском, он сказал, что мне надо учиться и война с Врокса будет хорошим уроком.
   – Что тебе от меня нужно? – спросил я.
   Ответ был неожиданным.
   – Нейтралитет, – ответил Ней Уфин Або. – В первую очередь – нейтралитет. Эрастеры Врокса должны быть отомщены и я не хочу, чтобы ты помешал свершению мести.
   – В чем будет состоять месть?
   – Сдавшиеся будут препровождены в Гволфа, где искупят трудом свои преступления. Те, кто будет сопротивляться, станут пищей. Ты не согласен?
   Я пожал плечами. С общечеловеческой точки зрения это решение чудовищно, но планета Ол научила меня, что гуманизм гуманизмом, а соваться в чужой монастырь со своим уставом не следует.
   – Что будет с Врокса? – спросил я. – Племя перестанет существовать?
   – Конечно, – кивнул Ней Уфин Або. – Таков обычай.
   – Земли Врокса отойдут к Гволфа?
   – Придется поделить их с Дзара и Хсана, иначе они начнут войну. Но если ты поможешь нам их победить, Гволфа заберет себе все земли Врокса. Но мне сдается, что ты не поможешь.
   – Ты прав, – согласился я. – Сам подумай, зачем мне помогать твоему племени?
   – Будь ты эрастером, – заметил Ней Уфин Або, – причина нашлась бы. Я собираюсь подарить тебе вейерштрасс.
   – Мне нужно два вейерштрасса, – быстро сказал я. – Женщина по имени Эзерлей уйдет со мной.
   – Хорошо, – согласился Ней Уфин Або, – ты получишь два вейерштрасса. В печени томба и лакстенах нет большой ценности. Цветы рвасса раньше были ценностью, но ты объяснил, как легко их можно добыть. Теперь вейерштрасс может сварить каждый, – он усмехнулся, – кто умеет стрелять из лука. Пути богов непознаваемы. Кто мог подумать, что элрой, добывший цветок рвасса, не сможет подстрелить томба?
   – Это все? – спросил я.
   – Что все?
   – Тебе больше ничего не нужно от меня?
   – Воистину ты не эрастер, – печально констатировал Ней Уфин Або. – Будь ты эрастером, ты бы спросил совсем другое.
   – Что же?
   – Ты спросил бы, что можешь сделать в ответ.
   – И что я могу сделать в ответ?
   – Вся твоя деятельность в племени Врокса была подчинена единственной цели – приготовить вейерштрасс и уйти в те загадочные сферы, из которых ты пришел. Эрастеры Врокса не смогли помочь тебе и ты их уничтожил.
   – Я не уничтожал их! – возмутился я.
   – Дай мне закончить, – потребовал Ней Уфин Або. – Сам лично ты никого не уничтожал, но ты пришел в женский дом и произнес слова, которые лишили женщин Врокса последних остатков разума. Ты стал вождем, но это не помогло тебе сварить вейерштрасс. И вот прихожу я, предлагаю тебе вейерштрасс, а ты даже не думаешь о том, что надо предложить Что-нибудь в ответ. Ты не эрастер.
   – Да, я не эрастер! – воскликнул я. – Я не могу спокойно смотреть, как твои воины истребляют беззащитных женщин…
   – Так не смотри! – перебил меня Ней Уфин Або. – Не выходи из этого дома и ничего не увидишь. Ты не умеешь подчинять свои чувства разуму, сейчас твой разум молчит, а чувства говорят. Мне придется подождать, когда твои чувства умолкнут и заговорит разум.
   Я глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:
   – Считай, что дождался. Что ты хочешь получить в обмен на вейерштрасс?
   – Ты уже пользовался вейерштрассом, – начал Ней Уфин Або, но я его перебил:
   – Я никогда им не пользовался. Я вошел в Сеть по-другому.
   – Как? – заинтересовался Ней Уфин Або.
   – Это знание не принесет тебе пользы, – сказал я. – Чтобы сделать ту вещь, которую я применил вместо вейерштрасса, нужна железная веревка, а вы не умеете делать железо надлежащего качества.
   – Это решаемая проблема.
   – Решаемая, но не единственная. Поверь мне, с вашими инструментами невозможно построить терминал. А учитывая, что у вас можно сварить вейерштрасс, то и не нужно.
   – Разве в твоем родном мире нельзя сварить вейерштрасс?
   – У нас не растет рвасса и не водятся ни томба, ни лакстены.
   – Понятно. Но я начал говорить не об этом. Ты уже бывал в других мирах и знаешь, что там к чему.
   – Ваш мир для меня всего лишь четвертый, – заметил я. – Я очень мало знаю о Сети.
   – Ты знаешь больше, чем любой млогса, даже чем Озек Джей Брондо из племени Зонса. Он дважды варил вейерштрасс, дважды уходил, но возвращался и говорил, что в иных мирах нет ничего привлекательного. Но он был неправ, там есть кое-что привлекательное, ведь ты, даже в немощном женском теле – лучший боец, которого я когда—либо видел. Где ты научился так драться?
   Я немного подумал и решил сказать ему правду.
   – Во вселенной существует мир, называемый Вудсток, – сказал я. – Там любой может выучиться всему, чему угодно. Я выучился драться.
   Ней Уфин Або испустил запах глубочайшего удовлетворения.
   – Твои слова стоят очень дорого, – сказал он. – Я тоже сварю вейерштрасс и когда я опишу знак солнца ложкой из дерева моррге, я попрошу богов переместить меня на Вудсток. А потом, когда я выучусь всему, чему следует выучиться, я вернусь и стану величайшим вождем из всех, что рождались во всех племенах за все время. Я твой должник, Андрей Сигов.
   С этими словами Ней Уфин Або вышел из хижины. На пороге он обернулся и сказал:
   – Не выходи из дома, не тревожь свою душу. Эзерлей к тебе приведут.
   Дверь закрылась, я удовлетворенно вздохнул и расслабился. Кажется, Ней Уфин Або так и не заметил подвоха в моих словах. И в самом деле, откуда ему знать, что самое трудное в общении с Сетью – правильно сформулировать свое желание? Он может хоть десять раз повторить слово «Вудсток», но Сеть его не поймет. Разум Вудстока не пользуется звуковой речью, имя Вудсток придумал покойный профессор Крутых, никто во вселенной, кроме меня и Женьки, не называет тот мир именем «Вудсток». Так что я вовсе не выдал преемнику вождя племени Гволфа одну из величайших тайн во вселенной. И неважно, что у него самого на этот счет совсем другое мнение.

   Эзерлей появилась минут через пятнадцать. Входная дверь распахнулась, двое воинов впихнули Эзерлей внутрь и быстро захлопнули дверь, пока она на них не набросилась. Судя по многочисленным ссадинам на теле Эзерлей, она доставила конвоирам несколько неприятных минут. Но если учесть, что серьезных повреждений она не получила, приходится признать, что обращались с ней бережно. Ней Уфин провел хорошую разведку, он заранее выяснил, кого в племени Врокса можно обижать, а кого лучше не стоит.
   Эзерлей увидела меня и замерла на месте, не сводя с меня застывшего взгляда. Я подошел к ней и взял ее лицо в свои руки.
   – Что с тобой? – спросил я. – Ты так смотришь…
   – Ты предала нас, – тихо произнесла Эзерлей. – Ты очаровала нас своими сказками, но потом ты нас предала.
   Я выпустил ее лицо, отошел на шаг назад и воскликнул:
   – Я не предавал вас! – А потом продолжил, уже спокойнее. – Я ничего не обещал никому из вас. Нет, вру, я обещал тебе, что возьму тебя с собой, и это обещание я нарушать не намерен. Ты считаешь, я должен был сражаться с воинами Гволфа? Тогда они бы меня убили. Я очень силен, но моя сила не беспредельна, мне не выстоять против сотни обученных воинов. Я не хочу жертвовать жизнью ради тысячи дурных баб, для которых отравить сотню мужиков и еще сотню перерезать – плевое дело, а подстрелить птицу – невыполнимая задача. Во всем племени Врокса есть только одна женщина, которая мне дорога. Это ты, Эзерлей. Знаешь, что было первым, что я спросил у Нея Уфин Або? Я спросил, где Эзерлей. И если бы он не сказал, что ты жива и невредима, и что тебя скоро приведут, я ни за что бы не остался сидеть здесь и ждать, чем закончится избиение этих несчастных. Я могу пожертвовать собой ради тебя, но не ради племени. Мне наплевать на племя Врокса, они не захотели мне помочь, и я не собираюсь помогать им. К тому же, я ничего не могу сделать. Раньше надо было думать.
   Эзерлей молча выслушала мою тираду и сказала, тихо и печально:
   – Значит, это судьба. Я пойду с тобой, но не думай, что я забуду этот день.
   Эзерлей встала, отошла в угол, села на корточки, обвила бедра хвостом, и зарыдала. Она рыдала долго.

   Эзерлей так и не пришла в себя окончательно. Час за часом она сидела в углу, она вставала только затем, чтобы поесть, попить или справить естественные надобности. На третий день она ощутила зов плоти. Я был не против, наши тела слились, но ничего, кроме голой физиологии, в этом слиянии не было.
   – Что с тобой, Эзерлей? – спросил я. – Ты больше не хочешь меня?
   Эзерлей долго молчала.
   – Я не знаю, – наконец сказала она. – Я теперь вообще ничего не знаю. Раньше я думала, что ты послана к нам богами, но теперь я вижу, что это не так, и не знаю, что думать. Придет Ночь Древних Сил, я размешаю вейерштрасс и уйду в то, что ты называешь Сеть. Моего племени больше нет, ничто больше не удерживает меня в этом мире.
   Неприятная новость. Я рассчитывал, что Эзерлей станет мне если не любовницей, то хотя бы другом, но боюсь, что она будет только обузой. Может, не стоит ее брать с собой, может, лучше расстаться с ней навсегда? Пусть бродит, где вздумается, Сеть большая, места всем хватит. Нет!
   Я подошел к Эзерлей, сел напротив нее и заглянул ей в глаза. Она тут же отвела взгляд.
   – Посмотри на меня, Эзерлей, – сказал я. – Я хочу встретить твой взгляд, пусть это будет в последний раз, но пусть этот раз будет. Ты меня тревожишь. Я думал, мы с тобой станем друзьями, я помогу тебе вылезти из помойки, которую вы называете Ол, и ты займешь достойное тебя место во вселенной. Я не хотел приносить в твой мир горе и смерть, я никогда не хотел, чтобы ты страдала. Когда я рассказывал твоим подругам о Земле, я не знал, что они устроят такую кровавую бойню. Мне не нравилось, как мужчины млогса относятся к своим женщинам, но я не собирался вмешиваться. Знаешь, почему? Потому что когда во что-то вмешиваешься, обычно выходит еще хуже. Тебе неприятно, что я не защитил твоих подруг от воинов Гволфа. Но сама посуди, почему я должен был их защищать?
   – Потому что ты вождь, – тихо сказала Эзерлей.
   – Нет, я не вождь, – возразил я. – Я не объявлял себя вождем и за все время пребывания здесь я не давал никому никаких обещаний.
   – Ты отдавал приказы.
   – Все мои приказы касались только одного – чтобы я как можно быстрее отсюда убрался. Я и сейчас хочу только этого. Я не вмешивался в ваши внутренние дела и не собираюсь вмешиваться.
   – Ты был плохим вождем, – заявила Эзерлей.
   – Да. Ну и что с того? Я не стремился стать вождем, вы сами заставили меня занять место Грин Грина, я не просил вас об этом. А сейчас ты предъявляешь претензии. Надо было предъявлять их раньше, и не мне, а своим подругам. Пойми, Эзерлей, племя было обречено в тот самый момент, когда Макфи подмешала в еду мужчин яд озе. Возможно, я мог что-то исправить, я пытался, у меня не получилось, но…
   – Ты не пытался, – перебила меня Эзерлей.
   – Ты забыла, как мы ходили к Дзара?
   – Мы так и не дошли до их поселения. Ты ничего не хотел исправить, ты просто хотел развлечься на то время, которое нужно, чтобы зацвело рвасса. Ты думал, это будет увеселительная прогулка, ты не знал, что до Дзара надо идти день туда и день обратно. Если бы ты знал, ты бы не пошел.
   – Допустим, так, – сказал я. – Что это меняет?
   – Это меняет все. Я думала, ты элрози, а ты обычный мужчина, такой же, как те, кого мы перебили. Ты немного добрее, но такое бывает, среди мужчин тоже попадаются добрые. Ты не высшее существо.
   Я истерически расхохотался.
   – Ты поняла это только сейчас? – спросил я. – Ты действительно считала меня посланником богов? Разве я дал к этому какие-то основания? Если так, прости. Ты права, я самый обычный мужчина. От мужчин млогса меня отличают только одно – я знаю кое-что из того, что в вашем мире не знает никто. Но это не делает меня высшим существом. Когда ты проведешь в Сети несколько дней, ты станешь такой же, как я.
   Пока я говорил эту речь, Эзерлей сидела, молчала и безучастно глядела в стену справа от себя. Ни ее глаза, ни ее запахи ничего не говорили.
   Я присел рядом и обнял ее.
   – Расскажи мне про Сеть, – попросила Эзерлей.
   И я начал рассказывать.

   Наши отношения с Эзерлей изменились, теперь от нее больше не исходили флюиды слепого поклонения. Чувство, казавшееся мне неземной любовью, тоже куда-то исчезло. Мы еще один раз занимались сексом и снова в этом не было ничего, кроме утоления физиологической потребности.
   Мы больше не говорили с Эзерлей о Сети. Уяснив главное, она потеряла интерес ко всему остальному. Она приняла к сведению, что в Сети очень легко заблудиться, и пообещала ничего не делать до тех пор, пока я не скажу ей, что делать. Я был бы рад провести более подробный инструктаж, но пока я даже не знаю, является ли вейерштрасс полнофункциональным терминалом или годится только для перемещения, но не для получения информации.
   Интересный, кстати, вопрос – что делать, если вейерштрасс не предоставляет доступа к поисковой системе? Ясно, что надо уходить из этого мира, пока действие вейерштрасса не закончилось, но куда? На Вудстоке мне делать нечего, мой мозг еще не готов получить новую порцию инопланетных знаний. На Землю? Придется насильственно захватывать чье-то тело, комитет защиты порядка воспримет это как сетевое хулиганство и устроит на меня настоящую охоту, как на того типа, у которого я отнял первый терминал. И вряд ли сочувствие комитета вызовет тот факт, что перед тем, как окончательно возвращаться в родное тело, я должен обеспечить ему медицинскую помощь. Насколько я понимаю, инопланетные защитники порядка склонны входить в положение другого существа не больше, чем наши российские менты. Написано в законе, что нельзя без спроса занимать чужое тело, значит, нельзя, а все остальное их не волнует. Интересно, что сейчас с Женькой творится…
   Кстати о Женьке. Почему он до сих пор не позвонил? Он ведь запросто может связаться со мной через терминал, я же звонил ему, когда они с Павлом были на Вудстоке. Что-то случилось с ним? Наверняка что-то случилось, он не мог просто так взять и оставить меня в беде, он обязательно попытался бы выяснить, где я и что со мной. Ничего, вернусь на Землю, разберемся.
   Все—таки возвращаться придется на Землю. Никто не может гарантировать, что я опять не попаду в примитивный мир, где электричество неизвестно науке и терминал из подручных средств не собрать. Лучше не рисковать, а точнее, рисковать умеренно. Сразу нарваться на комитет защиты порядка шанс невелик, а вот надолго застрять в еще одном чужом мире – опасность более чем серьезная. Решено – если вейерштрасс поддерживает только перемещение, я возвращаюсь на Землю.
   Ней Уфин Або несколько раз обращался ко мне за инструкциями по пользованию Сетью, но я сказал ему, что Сеть умеет отвечать на вопросы и потому вопросы лучше задавать непосредственно Сети, а не мне. Я не стал уточнять, насколько трудно будет получить полезный ответ. Если вейерштрасс реально работает, Ней Уфин Або скоро познает на личном опыте все трудности общения с Сетью.
   Дни тянулись томительной чередой. Я старался не выходить из дома без нужды, мне было неприятно видеть воинов Гволфа среди домов поселения, в котором я когда-то был вождем. Я говорил Эзерлей и Нею Уфин Або, что никогда не считал себя вождем Врокса, но я лукавил. Я все—таки был вождем, причем очень плохим вождем, не сумевшим спасти племя от истребления. Можно сказать себе, что какое племя, такой и вождь, это хороший аргумент, но я обнаружил, что на собственную совесть он не действует. И вообще, наладить с ней взаимопонимание становится все труднее.

   – Держи, – сказал Ней Уфин Або, протягивая глиняный горшок, наполненный едко пахнущим варевом. – Это твое.
   – А где рвасса? – удивился я.
   – Рвасса кладется в самом конце. Если положить его сейчас, при переноске горшка нарушится знак тугела. Бери вейерштрасс и пойдем.
   – Куда?
   – На открытое пространство. Мы должны видеть небо, иначе легко пропустить момент, когда луны образуют знак клоген.
   – Знак держится долго?
   – Достаточно, чтобы сделать все необходимое. Не знаю, насколько точным должно быть соответствие, но если Сеть не придирается к мелочам, знак продержится почти до рассвета.
   – А если придирается?
   – Ты говорил, что знаешь математику, – презрительно фыркнул Ней Уфин Або. – Выходит, солгал. Математически точный знак существует только одно мгновение, потом пропорции искажаются. Но я полагаю, Сеть не требует математической точности. Озек Джей Брондо дважды пользовался вейерштрассом и оба раза ему хватало времени.
   – А где мой вейерштрасс? – подала голос Эзерлей.
   – За дверью, – ответил Ней Уфин Або. – Пойдемте, времени мало.

   Согласно поверьям млогса, чародейство следует творить не в помещении, а на природе, причем не абы где, а в особых местах, где мощь Древних Сил достигает наивысшей отметки. Я не возражал. Если Ней Уфин Або считает, что обряд надлежит совершить в определенном месте, пусть будет так. Ему виднее.
   Ней Уфин Або выбрал для церемонии вершину невысокого холма метрах в четырехстах от крайних домов поселения. Здесь было холодно и очень ветрено, моя шерсть сразу встала дыбом, но Ней Уфин Або заметил, что собираясь на великое дело, не следует отвлекаться на досадные мелочи. В ответ я сказал, что даже такая мелочь, как холодный ветер, способна нарушить сосредоточение, необходимое для совершения ритуала.
   – Не говори ерунды, – вмешалась в разговор Эзерлей. – Ты так ждал этой минуты, а теперь хочешь все испортить только из-за того, что тебе холодно.
   – Ничего я не хочу испортить! – возмутился я, но Эзерлей снова меня перебила:
   – Заткнись, – сказала она, – и не мешай.
   Я заткнулся и не мешал.
   Ней Уфин Або аккуратно разложил лепестки рвасса по всем трем горшкам, а потом минут тридцать ничего не происходило. Мы сидели на плоской вершине, перед каждым из нас стоял вейерштрасс, дул пронизывающий ветер, а с неба сияли звезды, четыре из которых были лунами, которые вот—вот образуют знак клоген. Я уже выяснил, что такое клоген – это когда в четырехугольнике соседние стороны попарно равны между собой. На мой неискушенный взгляд четыре луны уже давно образовали клоген, но Ней Уфин Або все еще чего-то ждал.
   Глядя в небо, я упустил момент, когда Ней Уфин Або взял с земли ложку из дерева моррге, опустил ее в вейерштрасс и трижды описал круг против часовой стрелки. Именно против – солнце на планете Ол движется по небосводу в противоположном направлении, чем на Земле.
   Я оторвал взгляд от неба и увидел, что Нея Уфин Або больше нет рядом. Он исчез вместе с горшком и лишь ложка из дерева моррге валялась на том месте, где только что сидел молодой эрастер. Я перевел взгляд на Эзерлей и увидел, что она перемешивает вейерштрасс, ее глаза закрыты, а хоботок подрагивает в такт движениям клюва, тихо шепчущего что-то неразборчивое. Что она делает?! Я же просил ничего не делать, пока я не скажу!
   Ну и хрен с ней, главное, что этот долбанный вейерштрасс работает. Тело Нея Уфин Або исчезло, значит, его сознание покинуло этот мир и вейерштрасс, черт возьми, действительно работает! Но хватит радоваться, пора действовать.
   Я мысленно произнес «господи, помилуй», взял ложку и сделал три оборота против часовой стрелки. Варево совсем уже застыло и теперь больше походило на студень, мелькнула непрошеная мысль – горшок остыл и ничего не получится, а следующая Ночь Древних Сил будет…
   Я так и не успел вспомнить, когда наступит следующая Ночь Древних Сил. Вейерштрасс сработал.
   Мы потратили уйму энергии и нарушили силовой баланс, но зато я сумел быстро соорудить новую гравицаппу весом всего 3.2 цуня – раздался голос в моей голове.
   Голос звучал бодро и весело, неизвестный рассказчик буквально светился радостью от своего трудового свершения. Извини, парень, я тебя обязательно выслушаю до конца, но как—нибудь в другой раз.
   Меня охватило возбуждение, голова закипела от мыслей. Этот чертов вейерштрасс работает, я могу вернуться на Землю прямо сейчас! Непонятно только, стоит ли сразу покинуть Ол или лучше вначале пообщаться с Сетью из этого тела.
   Я попытался сконцентрироваться и, кажется, мне это удалось. Я прикинул все за и все против, и решил, что лучше уйти немедленно. Кто знает, как долго этот волшебный горшок сможет поддерживать связь с Сетью? Лучше уж разбираться с защитниками порядка, чем торчать в этом гадском мире до следующей Ночи Древних Сил.
   – Физическое перемещение, – прошептал я, обращаясь к Сети, не к глиняному горшку в руках, а именно к Сети, прямо и непосредственно. – Точка перемещения – Земля, Москва. Координаты места понятны?
   Понятны.
   – Тело должно принадлежать здоровому мужчине среднего возраста. Формулировка понятна?
   Понятна.
   – Тогда начинай перемещение.
   Подтверди.
   – Подтверждаю.
   И перемещение состоялось.

   Мое новое тело лежало в постели и собиралось заснуть, пока в него не вселился я.
   В комнате было темно, но сквозь тонкие занавески в окно просвечивал электрический свет московской ночи, а в воздухе витала бензиновая вонь, от которой я уже успел отвыкнуть.
   Перемещение состоялось. Я провел руками по новому телу и убедился, что шерсть, хвост и клюв с хоботком остались в прошлом. Я снова человек, и притом мужского пола. Сейчас уточним, что я за человек…
   Человека звали Дмитрий Александрович Асеев. Сеть снова восприняла мои указания излишне прямолинейно – моему новому телу было тридцать пять лет, и оно было абсолютно здоровым. Господин Асеев был фанатом здорового образа жизни, не пил, не курил и каждый день посещал тренажерный зал, но не потому что был спортсменом, а потому что был совладельцем большого спортивного зала в центре Москвы. Среднемесячный доход господина Асеева составлял около десяти тысяч зеленых. Из имущества у него имелась роскошная квартира, в которой я сейчас и находился, большой загородный дом на Рублевском шоссе, пятидверный «мицубиси паджеро», а также много других полезных вещей. Господин Асеев бандитом не был и тесных связей с ними не поддерживал, но знал, к кому в случае чего обратиться. Семь лет назад он развелся с женой и с тех пор больше не женился, постоянных любовниц у него было две. Слава богу, в квартире в данный момент не было ни одной. От первого брака у господина Асеева была дочь Дарья, в прошлом году она окончила школу, а сейчас училась в МГУ на отделении менеджмента экономического факультета. Ладно, пока информации достаточно.
   Очень хотелось выпить, но в квартире не было ни капли алкоголя. Придется выбираться в ближайший магазин… нет, это подождет, обмыть перемещение можно и потом.
   Я уточнил у тела, где находится телефон, взял трубку и набрал номер Женьки. АОН на другом конце провода трижды пискнул, а потом трубку сняла Света.
   – Алло, – сказала она.
   – Света, привет! – крикнул я в трубку. – Женю позови.
   – Женю убили, – сообщила Света ровным голосом. Меня словно кувалдой по голове ударили.
   – Как убили? Кто?
   – Радиоуправляемый фугас под днищем джипа. Джип в хлам, Женя в кашу. А вы кто?
   И тут до меня дошло, что она меня не узнала, да и не могла узнать, потому что голос теперь у меня совсем другой.
   – Я с ним работал, – сказал я. – Извините. Мои соболезнования.
   Я нажал на трубке отбой и некоторое время неподвижно сидел., тупо глядя перед собой. Черт подери! Я думал, что Женька меня кинул, а на самом деле это я бросил его. Влез в ненужную разборку, решил поиграть в супермена и в результате застрял на планете Ол, вместо того чтобы помочь другу. Надо выпить.
   Я оделся, вышел из квартиры и направился на поиски ближайшего ночного магазина. Именно на поиски, оказывается, Асеев не знает ни одного, ему это просто неинтересно. Здоровый образ жизни, блин!

   Магазин нашелся легко, стоило только выйти из подъезда, как в глаза сразу бросилась гигантская вывеска супермаркета. Я купил блок сигарет, бутылку водки, буханку черного хлеба, копченой колбасы в нарезку, а потом подумал и добавил в корзину три бутылки пива и полкило весовых фисташек. К завтрашнему похмелью лучше подготовиться заранее.
   Увидев меня со всем этим добром в двух полупрозрачных пакетах, охранник, сидящий в подъезде, чуть сигарету не проглотил от потрясения.
   – Что-то случилось, Дмитрий Александрович? – спросил он, не столько сочувственно, сколько настороженно.
   Я неопределенно махнул рукой и прошел мимо.
   Я успел раздеться, включить «Битлз» на музыкальном центре, поставить водку в морозилку, а пиво в холодильник, выкурить сигарету, нарезать хлеб и уже сел было поминать Женьку, как у входной двери коротко пиликнул звонок.
   Позвонили именно в дверь, а не в домофон. Человек, который пришел, прошел через пост охраны, а охранник меня даже не предупредил. Делаем очевидный вывод. В дверь звонит либо сосед, либо постоянный посетитель, которого охрана знает и пропускает без вопросов, либо… нет, об этом лучше не думать.
   Я посмотрел в глазок и увидел, что у двери действительно кто-то стоит, но рассмотреть получше, кто это, в глазок не удавалось. Обидно. Такой богатый человек, как Асеев, мог поставить и телекамеру.
   Тот, кто стоял у двери, позвонил еще два раза, а потом в квартире зазвонил телефон. Я снял трубку.
   Я не стал ничего говорить или тем более представляться, я просто молчал. Невидимый собеседник тоже немного помолчал, а потом неожиданно спросил:
   – Андрей Николаевич?
   Мое сердце екнуло, я не знал, что ответить. Как этот тип узнал, что в теле Дмитрия Асеева сейчас нахожусь именно я? Кто со мной говорит? Кто-то из тех, кому Женька успел раздать терминалы? Или…
   Невидимый собеседник тем временем продолжал:
   – Это вы, Андрей Николаевич, больше некому. Из всех, кто получил терминал, только вы были лично знакомы со Светланой. Вы просто забыли, что она не может вас узнать. Откройте дверь, Андрей, не уходите в Сеть. Никто не сделает вам ничего плохого, это, в конце концов, невозможно.
   – Возможно, – возразил я. – Женьку ведь убили.
   – Он был в основном теле, ему некуда было отступать. Кроме того, не факт, что он погиб окончательно.
   – Как это?
   – Откройте дверь и узнаете.
   – За дверью стоит ваш человек? Мой собеседник сдавленно хихикнул.
   – За дверью стою я, – сообщил он. – Есть такая вещь, называется мобильный телефон.
   Чувствуя себя идиотом, я повесил трубку, прошел в прихожую, открыл дверь и встретился лицом к лицу с незваным гостем.
   Это был молодой человек лет тридцати, среднего роста и телосложения, черноволосый, коротко стриженный и бородатый. Его облик сразу вызывал ассоциации с чеченскими террористами. Только этого мне еще не хватало.
   – Гиви, – представился он и вытащил из кармана красную книжечку в твердой обложке.
   На обложке было написано золотыми буквами «Федеральная служба безопасности». Убедившись, что я прочел надпись, Гиви раскрыл книжку, и я узнал, что Георгадзе Гиви Сергеевич состоит на службе ФСБ в звании майора и должности старшего оперуполномоченного и что ему разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия, а также специальных средств. В руки Гиви удостоверение мне не дал, пришлось читать из его рук.
   – Что это за специальные средства? – неожиданно спросил я. – Дубинки резиновые?
   – Понятия не имею, – сказал Гиви и растерянно улыбнулся. – Никто этого не знает, написано и ладно. Я отметил, что говорит он без малейшего акцента.
   – Можно, я войду? – спросил Гиви.
   Конечно, – я отступил в глубь прихожей. – Водку будешь?
   – Буду.
   Он снял куртку, разулся и прошел в кухню. Я вытащил водку из морозилки, достал две рюмки и разлил. Гиви соорудил себе бутерброд, взял рюмку, выпил до дна, закусил и стал обозревать кухню, не проявляя ни малейших признаков заинтересованности моей персоной.
   Я пригляделся к его ауре. Гиви казался спокойным как удав, но это спокойствие было обманчивым. На самом деле он возбужден, но не чрезмерно. Обычное душевное состояние специального агента, вышедшего на операцию. А вот это уже более интересно…
   Гиви не испытывал ко мне никаких враждебных чувств. Он пришел не к противнику, он пришел к человеку, с которым нужно договориться. Это внушает некоторый оптимизм. А еще в его ауре было кое-что необычное…
   – Я был на Вудстоке, – сказал Гиви, как будто подслушав мои мысли. – Изучал менеджмент.
   – Что изучал? – мне показалось, что я ослышался.
   – Менеджмент. Наука о том, как управлять большими проектами, руководить большими коллективами и тому подобное. Ты наверняка почувствовал изменения в моей ауре.
   – Почувствовал, – подтвердил я. – В менеджмент входят базовые знания по психологии?
   – А как же! Только, по-моему, это не знания, а скорее искусство.
   – Не суть. Сетью теперь занимается ФСБ?
   – Занимается – слишком сильно сказано, – Гиви печально улыбнулся. – Пытается заниматься…
   – Что случилось с Женькой?
   – Бомба под днищем автомобиля. Полкило в тротиловом эквиваленте, взрыватель с радиоуправлением.
   – Кто подложил бомбу? Гиви виновато развел руками.
   – Мы не боги, – сказал он. – Киллеры сработали грамотно, без явных ляпов. Мы проверили сорок с чем-то потенциальных подозреваемых, результатов нет.
   – Рогаленко проверяли?
   – Кого?
   – Рогаленко Виктор Петрович, начальник службы безопасности «Даймонд Хед».
   – Даймонд что?
   – «Даймонд Хед». Довольно крупная компания, торгует якутскими алмазами.
   – У Евгения были с ним дела?
   – За день до моего исчезновения Рогаленко обратился к Женьке, чтобы тот вывел его на бригаду, которой можно поручить боевую операцию. Надо было изъять компромат.
   – Что за компромат?
   – DVD—диск. Виктор Петрович, знаете ли, не только педераст, но и педофил.
   На лице Гиви появилась заинтересованность. Судя по ауре, заинтересованность была искренняя.
   – И что? – спросил он.
   – Женька вывел Рогаленко на меня. Вы ведь знаете, чему я учился на Вудстоке?
   – Знаю, – подтвердил Гиви. – Базовый курс боевых искусств. Очень полезная вещь, суперменом не делает, но все равно вещь очень полезная.
   – Кто-то из ваших людей уже прошел этот курс?
   – Конечно. Так что там с Рогаленко?
   – Он предложил заказ мне, я согласился. Добыл компромат, но не сразу отдал ему, а решил вначале посмотреть сам. Ну и посмотрел.
   – Диск все еще у тебя? – спросил Гиви.
   – Остался в машине. Где она, кстати?
   – В розыске. Пропала вместе с тобой.
   – Значит, диск уничтожен. Ладно, проехали.
   – Почему проехали? – возмутился Гиви. – Что дальше было? Ты добыл диск, просмотрел его и что? Поехал к Рогаленко повышать цену?
   – Повышать цену? – удивился я. – Нет, я поехал его мочить. – Ах вот как… – протянул Гиви. – И как?
   – Меня подстрелил снайпер.
   – А перед смертью ты успел дать команду терминалу и ушел в Сеть?
   – Да.
   – Какие у тебя ранения?
   – Точно не знаю, не успел оценить. Пуля ударила в спину над лопаткой, думаю, сердце не задето.
   – Почему так думаешь?
   – Иначе я не успел бы отдать команду.
   – Допустим. Хочешь получить свое тело обратно?
   – А что, есть сомнения? Гиви хитро улыбнулся.
   – По-моему, – сказал он, – быть владельцем фитнес—центра намного приятнее, чем быть простым охранником.
   Во мне начало закипать раздражение. Он все говорит правильно, но только логика у него неправильная. Бандитская у него логика. Я тоже в некотором смысле бандит, но должны же быть хоть какие-то понятия о чести! В жизни бывают всякие обстоятельства, но одно дело занять чужое тело, спасая свою жизнь, и совсем другое – сделать это ради обогащения или острых ощущений. Вот если окажется, что вернуться в родное тело невозможно физически, тогда…
   – Извини, – сказал Гиви. – Не злись. Не надо ничего говорить, я и так уже все понял. Твое возвращение можно организовать.
   – Как?
   – Ты можешь назвать точное место, где тебя подстрелили?
   – Конечно.
   – Подгоним туда реанимацию, отвезем в Склиф, прооперируем и все будет чики-чики. А если что пойдет не так, с тобой все время будет терминал. Заранее подберем тело…
   – Как это подберем? Какое тело?
   – Вариантов полно. Например, человек страдает шизофренией в последней стадии. Или человек приговорен к смертной казни.
   – Смертная казнь отменена.
   – Тогда что-нибудь другое придумаем. Понимаешь, Андрей, мы не заинтересованы в том, чтобы ты умер. Ты нам нужен.
   – Зачем? Гиви задумался.
   – Если я скажу, что хочу спасти тебя просто из благодарности, ты поверишь?
   – Благодарности за что? – не понял я.
   – За то, что открыл людям доступ к Сети.
   Я пожал плечами. По ауре Гиви я видел, что он не врет, но непохоже, что он раскрыл все карты. Что-то здесь кроется…
   – Ты не веришь мне, – констатировал Гиви, – а зря. Ты действительно нам нужен. Ты прав, дело не только в благодарности, есть еще кое-что, но об этом ты узнаешь, только если согласишься с нами сотрудничать.
   – Сотрудничать – это как?
   – Для начала напишешь подробный отчет о своих приключениях. Большую часть мы и так уже знаем, но подробности не помешают.
   – Какие подробности?
   – Кто изготовил первый терминал? В каких мирах ты успел побывать, кроме Вудстока? Почему Вудсток, кстати?
   – Не знаю, – сказал я. – Это Павел придумал.
   – Какой еще Павел?
   – И тут меня посетила дельная мысль.
   – Вот когда вернусь в родное тело, тогда и напишу отчет, – заявил я. – А в отчете обязательно упомяну про комитет защиты порядка.
   – Это еще кто такие?
   – Те, кто убил Павла. Инопланетяне.
   – Какие еще инопланетяне?
   – ФСБ, только инопланетное. Они действуют и на Земле.
   Аура Гиви резко изменилась. Если бы он был охотничьей собакой, я бы сказал, что он сделал стойку.
   – Не будем терять время, – сказал он. – Поехали.
   – Куда? – не понял я.
   – Как куда? На место убийства. Будем оживлять труп.

   Совсем не так я представлял себе возвращение в родное тело. Честно говоря, я совсем не представлял себе, как это произойдет, но в чем я был уверен точно, так это в том, что все будет не так.
   Мы погрузились в серебристую «нексию», на которой приехал Гиви, и поехали прямо к злополучному «Макдональдсу», никуда не заезжая и ни с кем не встречаясь. Только один раз Гиви позвонил по мобильному телефону (самому обычному) и сказал, что операцию нужно провести немедленно. Невидимый собеседник не возражал, и на этом общение Гиви с другими фээсбэшниками закончилось. Раньше я думал, что операции спецслужб происходят совсем по-другому. Не так красочно, как в фильмах про Джеймса Бонда, но должно же быть какое-то прикрытие! Оперативный штаб в фургоне, припаркованном где-нибудь неподалеку, много всякой электроники, все смотрят на экраны и нервничают… а из ФСБ ли он вообще?
   – Гиви, а ты точно из ФСБ? – спросил я.
   – Точно, – хихикнул Гиви. – Думаешь, почему нет группы поддержки?
   Я кивнул.
   Гиви смотрел на дорогу, он не мог видеть моего лица, но он воспринял мой жест. То ли зафиксировал периферийным зрением, то ли напрямую считал эмоции. Интересно, в какой степени он эмпат?
   – Группы поддержки действительно нет, – подтвердил Гиви. – Знаешь, почему? Потому что она не нужна.
   – Как не нужна? – возмутился я. – А подобрать тело на случай, если ничего не получится?
   – Гм… – Гиви задумался. – Ничего, это терпит, – заявил он через минуту. – Если начнешь умирать по-настоящему, можешь временно переместиться в любое тело в пределах Москвы, а постоянное тело мы тебе потом подберем.
   – Может, не стоит спешить? – предложил я.
   – Может, и не стоит, – согласился Гиви. – Расскажи про комитет защиты порядка, и можно будет не спешить. Мне почему-то кажется, что эта информация имеет первостепенную важность.
   – Почему-то?
   – Я вижу это в твоей ауре, – пояснил Гиви. – Я ошибаюсь?
   Я пожал плечами.
   – Вот видишь, – сказал Гиви. – Все, приехали.
   «Нексия» притормозила и зарулила на стоянку перед «Макдональдсом», по ночному времени практически пустую. Мы подъехали с другой стороны, поэтому я сориентировался только сейчас, когда мы уже въезжали на стоянку.
   – Где это было? – спросил Гиви, припарковав машину. Я показал пальцем.
   – Пошли, – сказал Гиви.
   Через минуту мы стояли на тротуаре, в том самом месте, где меня настигла пуля снайпера. Я понял, что не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор.
   – Восемнадцать дней, – сказал Гиви, когда я задал ему этот вопрос. – А что?
   Я пожал плечами и ничего не сказал. Воцарилось напряженное молчание. Если бы не гул машин за спиной, можно было бы сказать, что воцарилась напряженная тишина.
   – Ну что, приступим? – наконец сказал я.
   – Приступим, – согласился Гиви. Он заметно нервничал.
   Гиви вытащил из кармана мобилу, набрал трехзначный номер и сказал в трубку:
   – Огнестрельное ранение, тяжелое. Угол Ленинского и Обручева, у «Макдональдса». Приезжайте быстрее. Милицию не вызывайте, тут ФСБ на месте. Майор Георгадзе. Ну, раз такой порядок, тогда вызывайте, только им все равно тут нечего делать. Ладно, действуйте. Через сколько будут? Хорошо, ждем.
   Гиви убрал мобилу в карман и растерянно посмотрел на меня.
   – Тут в пятистах метрах больница, – сказал он. – «Скорая» будет через минуту—две. Начинай.
   Мое сердце екнуло, пульс участился. Я рассчитывал, что у меня будет время подготовиться, собраться с силами, но оказалось, что времени нет. Ну и ладно.
   – Не тормози, – прошипел Гиви. – Времени нет.
   Далеко впереди замигала мигалка и завыла сирена. В странном оцепенении я наблюдал, как «скорая», направляющаяся по мою душу, выруливает из дворов, выезжает на дорогу, распугивая автомобили сиреной… Гиви прав, времени нет.
   – Возвращение, – прошептал я. И добавил: – Подтверждаю.

   Вершина холма, на которой мы с Неем Уфин Або и Эзерлей размешивали вейерштрасс, теперь охранялась, вокруг нее стояло целое оцепление из воинов Гволфа. Я заметил, что на планете Ол уже наступило утро, получается, здесь то ли день короче, то ли время течет быстрее.
   Внутри кольца не было никого, кроме меня, только сиротливо валялись три ложки из дерева моррге.
   Мое появление вызвало бурное оживление в рядах стражников. Они показывали пальцами в мою сторону и галдели, как обезьяны в зоопарке.
   – Прошу минуту внимания! – провозгласил я.
   Галдеж стих как по мановению волшебной палочки.
   – Я ухожу, – сообщил я. – Скорее всего, вы меня больше не увидите. Сейчас я покину это тело, и в него вернется та, которой оно принадлежит по праву рождения. Я прошу вас не обижать ее, она ведь не виновата в том, что натворил я. Прощайте!

   Как же больно! Когда пуля вонзилась в мою спину, я не успел почувствовать боль, я ушел в Сеть раньше, чем нервная система успела отреагировать, но теперь боль меня догнала.
   Это ужасно. Раньше у меня пару раз болели зубы, но это не идет ни в какое сравнение с тем ощущением, что я испытываю сейчас. Это не просто боль, это что-то намного более страшное, что-то такое, для чего я не могу подобрать правильных слов. Боль раздирает туловище, я не могу нормально соображать, в моей душе не осталось ничего, кроме боли. Самонадеянный дурак! Я воображал, что смогу воспользоваться терминалом, но для этого надо сосредоточиться, а я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме боли, да и на боли тоже не могу сосредоточиться, это она сосредоточилась на мне, а не я на ней.
   «Ты сможешь, – раздался голос в моем сознании. – А если не справишься сам, я возьму управление на себя, когда приблизится точка невозвращения».
   – Кто ты? – завопил я, кажется, мысленно. «Ты понял», – ответил голос.
   – Вудсток?
   «Ты понял правильно».
   – Но как? Я не вошел в Сеть, у меня нет терминала… «Долго объяснять, ты не поймешь. Просто доверься мне».

   Я лежал на спине и рассеянно созерцал плохо выбеленный потолок, посреди которого жужжала и моргала лампа дневного света. Чувство времени подсказывало, что я выпал из мира ненадолго, но похоже, что это ощущение обманчиво Я попытался провести рукой по телу, но рука была привязана к кровати. Попытался поднять голову, но боль в носу за ставила отказаться от этой идеи. Скосив глаза, я обнаружив что из носа торчит тонкая пластиковая трубка, как в сериале «Скорая помощь».
   Значит, я в больнице, а следовательно, жив. Это хорошо Интересно, насколько сильно мне досталось.
   Я прислушался к своим ощущениям. Боли не было, но наблюдалось общее отупение, как будто вчера выпил литр водки. Должно быть, колют наркотики. Неужели все так плохо?
   Я попытался глубоко вдохнуть, но не смог, потому что в груди возникла боль, она пронзила израненные легкие иззубренной стрелой, внутри меня что-то забулькало, я за стонал, и от этого стало еще больнее.
   – Тихо-тихо-тихо, – прошептал над самым ухом незнакомый женский голос. – Успокойся, все будет хорошо.
   Я открыл глаза и увидел прямо перед собой женское лицо. Этой женщине было лет пятьдесят, она была некрасива, но это было несущественно. В ней было нечто материнское, нечто вселяющее уверенность в том, что болезнь скоро отступит и снова все будет хорошо. Наверное, такой и должна быть хорошая медсестра.
   – Вы медсестра? – спросил я.
   Мой голос прозвучал тихо и неразборчиво, но она мен, поняла.
   – Медсестра, – подтвердила она. – Лежи спокойно, тебе еще рано разговаривать.
   – Где я?
   – В реанимации. Тихо лежи, я сказала.
   – Сколько я здесь?
   – Третий день.
   Она встала и скрылась из виду, только пола халата не которое время маячила на краю поля зрения. У меня оставалось еще много вопросов, но я решил последовать мудрому совету. Медсестра права, мне не стоит разговаривать, каждое произнесенное слово причиняет боль, которая накапливается в груди и вместе с ней накапливается тяжесть, как будто выкурил пять беломорин подряд. Скоро эта тяжесть прорвется кашлем… не дай бог! Кашлять в моем положении смерти подобно.
   В воздухе запахло ментолом и чем-то травяным. Тяжесть в груди начала рассасываться, и я понял, что приступ кашля переносится на неопределенный срок. Вот и хорошо. Интересно, откуда этот запах?
   «Опасность! – прокричал голос в моей голове. – Необходимо немедленное физическое перемещение. Необратимые изменения начнутся через десять секунд».
   Какие изменения? В чем?
   «Необратимые. В организме. Девять секунд».
   Кажется, голос не шутит. Наверное, и в самом деле лучше не рисковать и свалить куда—нибудь по-быстрому. Но только куда?

 
«Шесть секунд».
Физическое перемещение… да куда угодно!
«Не понял».
В любое безопасное место.
«Прошу подтверждения».
Подтверждаю.
 

   Во вселенной не было ничего, кроме меня и моих внутренних ощущений, которых тоже не было. Я был абсолютно пассивен, я висел в пустоте, в которой ничего не происходило, потому что не было ничего, что могло происходить, да и самой пустоты тоже не было.
   Но вот в пустоте появилась первая вещь, и я понял, что это мое дыхание. Я дышу равномерно и глубоко, давящее чувство в груди бесследно исчезло, мои легкие больше не прострелены, их больше вообще нет. Легких нет, а дыхание есть, странно, не правда ли?
   Я осознал себя, я понял, что мыслю, а следовательно, существую. Разум состоит из двух уровней: на высшем – сознание, а на низшем – глубокий сон. Сейчас я нахожусь на низшем уровне.
   Невидимая сила толкает наверх. Я был неправ, уровней не два, их намного больше, их число бесконечно, внутреннее пространство души образует неисчерпаемый континуум, по которому я поднимаюсь, и с каждым квантом пути что-то меняется. Я не могу сказать, что меняется и где, внутри меня или вовне, сейчас эти понятия неразличимы.
   Давление ослабевает, теперь я могу управлять всплытием. Я осматриваюсь по сторонам и понимаю, что могу видеть.
   Со всех сторон нависает серая пустота, лишь один предмет нарушает ее однообразие. Это большой шар, угольно—черный и одновременно сверкающий. Я не чувствую исходящей от него угрозы, но на этом уровне мне почему-то некомфортно. Я поднимаюсь выше.
   Серое становится черным. В первую секунду темнота абсолютна, затем я начинаю различать более темные и менее темные участки, попадаются даже фрагменты, которые темнее абсолютной тьмы, я понимаю, что это невозможно, но я вижу их своими глазами, нет, не глазами, глаз нет, но я все равно вижу. А может, и не вижу, не знаю, можно ли употреблять слово «вижу» в отношении того, что я чувствую. Каким-то образом я их ощущаю, а каким именно – кого это волнует?
   Один из сверхтемных участков привлекает мое внимание. Он идеально круглый и в отличие от остальных равномерно пульсирует. Я подплываю к нему, чтобы рассмотреть поближе, что в нем необычно.
   «Открой глаза», – говорит кто-то в моей голове, это не Сеть и не Вудсток, это кто-то третий.
   Я открываю глаза, и ничего не меняется. Та же самая неравномерная тьма и ничего, кроме нее.
   «Никогда не видел такой черной души», – сообщает голос.
   Я обижаюсь.
   – Почему это моя душа черная? – спрашиваю я. – Да кто ты такой, вообще?
   «Не знаю, – говорит голос. – Но хотел бы узнать».
   – Так узнай! – восклицаю я.
   «Я попробую, – говорит голос. – Закрой глаза».
   Я закрываю глаза, и снова нет ничего, кроме дыхания. Я дышу, и каждый вдох чуть—чуть короче предыдущего, а каждый выдох чуть—чуть длиннее. Какая-то нематериальная субстанция покидает меня с каждым выдохом, но я не становлюсь слабее.
   И тут я понимаю, что вокруг меня снова материальная Вселенная. Я открываю глаза.
   Я нахожусь в своей собственной квартире, лежу на кровати, меня окружает привычный интерьер единственной комнаты моей московской квартиры, но что-то в нем необычно, я не сразу понимаю, что именно. А потом понимаю, что в комнате больше нет ни двери, ни окна, все четыре стены равномерно оклеены обоями.
   – Что это? – спрашиваю я.
   «Безопасное место, – отвечает голос. – Ты искал безопасное место?»
   – Искал.
   «Вот и нашел. Расслабься и ощути безопасность и уверенность».
   – Что это за место?
   «Убежище. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько необходимо. Здесь тебе ничто не грозит».
   – Что это за планета?
   «Это не планета, это Убежище».
   – А ты кто такой?
   «Я хранитель этого места».
   – Ты разумное существо или машина? Долгая пауза. Наконец голос констатирует с сожалением: «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
   – Жаль.
   «Мне тоже жаль».
   – Значит, ты разумное существо. Машины не могут испытывать эмоции.
   «Ты не прав».
   Ну и ладно. Мне нет дела до того, может ли машина испытывать эмоции, есть заботы и поважнее.
   – Здесь есть терминал? – спрашиваю я. «Конечно».
   – Где?
   «Везде. Тебе необходима визуализация?»
   – Необязательно. Я могу обратиться к Сети прямо сейчас?
   «Конечно».
   Я посмотрел в потолок и представил себе, что терминал находится где-то над люстрой.
   – Связь с Гиви, режим телефона, – приказал я. «Вы не авторизованы, – отозвался голос. – Послать запрос на авторизацию?»
   – Да, пожалуйста.
   «Запрос отправлен. Ждите ответа абонента».
   – Ты – тот самый голос, с Которым я говорил до этого? «Да».
   – Но твой теперешний голос принадлежит Сети. Значит, это убежище существует непосредственно внутри Сети? Это не планета?
   «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
   – Жаль. Ответа долго ждать? «Какого ответа?»
   – На запрос об авторизации.
   «Абонент получит запрос при ближайшем подключении к Сети. Когда он ответит, зависит только от него».
   – Он сейчас не в Сети? «Информация конфиденциальна».
   Что ж, придется подождать. Жаль, что дверь на кухню замурована.
   – Послушай, – обратился я к потолку, – ты можешь добавить к этой комнате кухню? Мне надо поесть.
   «Запрос отклонен».
   – Почему?
   «Ты не нуждаешься в еде».
   – Если я не буду есть, я умру!
   «Ты не умрешь. В убежище нельзя умереть».
   – Я буду чувствовать голод. Это очень неприятное чувство.
   «Ты не будешь чувствовать голод».
   – Мне нужно в туалет, в конце концов! «Ты лжешь».
   – Ну… сейчас не нужно. Но потом обязательно будет нужно.
   «Не будет. В Убежище блокируются все потребности, кроме абсолютно необходимых».
   – А что такое абсолютно необходимые потребности? Если потребность справить нужду не считается необходимой…
   «Абсолютно необходима та потребность, без которой невозможно долгосрочное существование души. У твоей расы к таким потребностям относится только одна – в пространственно—временной идентификации. В убежище удовлетворяется только она».
   – То есть, пока я нахожусь здесь, я не почувствую ни голода, ни жажды и не захочу в туалет? «Да».
   – А поспать здесь можно? «Можно».
   – И то хорошо.
   Я встал с кровати и подошел к столу. Интересно, компьютер работает?
   Компьютер не работал, это была просто имитация, как телефон—автомат из чистого мрамора, сотворенный стариком Хоттабычем. Книги в шкафу тоже были имитацией, собственно, их там и не было, были только переплеты с надписями. Жаль.
   Что ж, неприятно, но логично. Как говорится, здесь вам не тут, это не санаторий, а убежище. А убежище не должно быть слишком комфортным, потому что иначе посетитель захочет остаться в нем навсегда.
   Ничего не поделаешь, придется ждать, пока Гиви войдет в Сеть и получит мое сообщение. Как бы не свихнуться со скуки…

   Убивая время, я попытался связаться по Сети с Эзерлей и Неем Уфин Або. Это оказалось невозможно – Сеть просто не поняла, каких абонентов я имею в виду. Я задавал поисковой машине сотни разных вопросов, но от безумия выдаваемых ответов хотелось лезть на стенку. Когда зазвонил телефон, я был уже готов выть от злости.
   Зазвонил именно телефон, офисный «Панасоник» с трубкой на шнуре, определителем номера и автоответчиком, именно такой стоит у меня дома рядом с компьютером. Я схватил трубку и заорал в нее:
   – Гиви, наконец-то! Что так долго не отвечал?! В трубке кто-то хмыкнул и сообщил:
   – Боюсь, ты ошибся номером. Меня зовут Гиви Эзолохола, я первый инженер приборостроительного завода верфей Сэона. Если ты обращаешься именно ко мне, смиренно прошу напомнить обстоятельства, обусловившие беседу.
   Гиви Эзолохола говорил звуковой речью, но на совершенно незнакомом гортанном языке, похожем по произношению на речь кавказцев на рынке. Я слышал незнакомые слова и одновременно понимал их смысл, который проявлялся непосредственно в мозгу, как субтитры DVD на экране телевизора.
   Выслушав речь Гиви, я сдавленно выругался.
   – Отец? – удивился Гиви.
   – Нет, – смутился я. – Извините. Это такое выражение… оно означает…
   – Я коллекционирую необычные выражения иных рас, – сообщил Гиви. – Я буду рад, если ты просветишь меня относительно скрытого смысла твоих слов.
   – А я буду рад, – сказал я, – если кто—нибудь объяснит мне, как связаться с человеком, с которым мне очень нужно поговорить. Его тоже зовут Гиви.
   – Недавно в Сети? – предположил Гиви. – Еще не разобрался, как происходит идентификация абонентов?
   – Нет, – признался я. – А как?
   – Точно этого никто не знает, – сказал Гиви. – Есть несколько практических приемов, которыми пользуются абоненты, но всей сути происходящего не понимает никто. Вселенную населяют миллионы разумных рас, у каждой расы своя система понятий, но Сеть связывает всех. Многие расы не пользуются звуковой речью, некоторым неведома арифметика, существуют даже расы с вегетативным мышлением.
   – Это как? – не понял я.
   – Они мыслят исключительно образами, у них нет никаких обозначений ни для чего. Нам с тобой это кажется странным, но некоторые из вегетативных рас очень высоко развиты. Есть, например, легенда про планету, которая сплошь пронизана гигантской растительной сетью, мыслящей как единое существо.
   – Почему легенда? – удивился я. – Я там был. Гиви издал нечленораздельный звук.
   – Послушай, существо, – сказал он, – если ты позвонил мне, чтобы хвастаться, то ты зря теряешь время. Такой планеты нет, есть только легенда про Школу, в которой любого желающего учат всему, чему он способен научиться и…
   – Это не легенда, – перебил я Гиви. – Эта планета называется Вудсток. Я там был.
   Гиви замолк, переваривая информацию.
   – И чему ты там научился? – спросил он через некоторое время.
   – Боевым искусствам. Гиви негодующе фыркнул.
   – Ерунда, – заявил он. – Не может быть боевого искусства, единого для всех рас вселенной.
   – Может, – возразил я. – Вудсток не учит тому, как правильно размахивать конечностями, он учит концентрировать внутреннюю силу, предугадывать действия противника, не отвлекаться на посторонние раздражители, терпеть боль…
   – Ты ответишь за свои слова? – перебил меня Гиви. Я растерялся:
   – Как я могу ответить? Подраться с тобой, что ли?
   – Не со мной. Если ты говоришь правду, ты должен быть одним из сильнейших бойцов вселенной. Ты легко победишь профессионального бойца, который не бывал на той планете.
   – Допустим, – сказал я. – И что мне за это будет?
   – Я перестану считать тебя лживым болтуном.
   – Какое мне дело до того, кем ты меня считаешь? – рассмеялся я. – У меня и без тебя хватает проблем.
   – Какие проблемы? – заинтересовался Гиви. – Может, я смогу помочь?
   Не пойму, серьезно он говорит или издевается. Жалко, что, когда говоришь по Сети, нельзя почувствовать ауру собеседника. Разговаривай мы лицом к лицу, я бы сразу понял, что у него на уме. Если только разница в системах понятий позволит быстро разобраться в его ауре. Ладно, будем считать, что он действительно хочет помочь.
   – Главная проблема состоит в том, что мое тело валяется в реанимации, а я сам сижу в Убежище, потому что какой-то голос сказал, что из тела надо убраться за десять секунд…
   – Подожди, – прервал меня Гиви. – Я понимаю только половину твоих слов. Что за убежище?
   – Да не знаю я! Реальность тут явно виртуальная, она имитирует мое жилище, тут есть терминал Сети и еще какой-то голос, который говорит, что я не буду ни есть, ни пить, пока отсюда не уберусь.
   – Сколько ты можешь продержаться без еды? – забеспокоился Гиви.
   – Дело не в еде, – сказал я. – Понимаешь, я не испытываю потребности есть и пить, голос говорит, что эта потребность здесь не поддерживается. Но это неважно, потому что…
   – Как это неважно?! – воскликнул Гиви. – Ты только что сказал, что побывал не только в Школе, но и в Убежище, а теперь говоришь, что это неважно! Да ты… да тебя… да за эти два адреса ты получишь такой статус… Тебя как зовут?
   – Андрей.
   – Послушай меня, Андрей. Сейчас я дам тебе адрес, перемещайся и больше не думай о своих проблемах. Все твои проблемы мы решим. Согласен?
   – Что от меня требуется? Назвать координаты Вудстока и Убежища?
   – Да.
   – Так я их не знаю.
   – Как это не знаешь? Ты сейчас в Убежище. Запроси у своего терминала текущие координаты.
   – Разве так можно?
   Гиви издал неразборчивое рычание. Звучало оно зловеще, но субтитры в голове пояснили, что это смех.
   – Ты давно в Сети? – спросил Гиви.
   – С месяц примерно. А что?
   – Твой мир давно вошел в Сеть?
   – В энциклопедии написано, что пятнадцать лет назад. Но о Сети у нас почти никто не знает, я вошел в нее чисто случайно.
   – Тогда понятно, – сказал Гиви.
   – Что понятно?
   – Понятно, как ты пробрался в Школу. Новичкам везет.
   – В каком смысле?
   – Долго рассказывать. Давай перемещайся.
   А почему бы и нет, подумал я. Что я теряю в худшем случае? Время? Скорее наоборот, с помощью Гиви инопланетного я быстрее доберусь до Гиви земного, чем без его помощи. А то, что на планете… как она называется… Сэон, кажется… В самом деле, что плохого, если на планете Сэон узнают координаты Вудстока?
   – Говори координаты, – сказал я.
   Гиви назвал координаты, и я переместился по указанному адресу. Перед этим я запросил у невидимого терминала координаты Убежища и попытался их запомнить. Это было непросто – запомнить последовательность из двадцати девяти цифр очень даже непросто.

   Планета Сэон относится к числу высокоразвитых, я понял это сразу, как только очнулся в гостевом теле. Тело лежало в прозрачной капсуле, напомнившей фильм «Чужие». Как только я открыл глаза, крышка беззвучно поднялась.
   Я поднял руки и взглянул на них, мысленно готовясь к худшему. Но все было не так плохо, как можно было ожидать. Рук было две и их пропорции примерно соответствовали человеческим, даже пальцев на каждой было по пять. Хотя нет, это не пальцы, это щупальца наподобие осьминожьих. Оригинальная конструкция: плечо и предплечье совсем как у людей – массивная кость, оплетенная мышцами, но кисть начисто лишена костей. Надо полагать, для высокоразвитой расы так даже лучше – нажимать на кнопки удобнее гибкими щупальцами, чем твердыми пальцами.
   Ног две, с копытами, не раздвоенными, как у дьявола, а монолитными, как у лошади. Половые органы на месте, но какие-то странные… кажется, я гермафродит… гм… яйцекладущий. Ничего, на Оле было еще хуже.
   Позвоночник на месте, сердца нет, потому что кровеносная система с распределенным приводом циркуляции. Легкие на месте… интересная конструкция – воздух входит в одно отверстие, а выходит в другое, при дыхании грудная клетка мелко вибрирует, прогоняя воздух из вдыхательного хобота в выдыхательный.
   Сюрприз – головы нет. Мозг находится внутри туловища, а там, где должна быть голова, из туловища торчит венчик щупальцев… нет, не щупальцев… Сейчас уточню…
   Три хобота – один для приема пищи и два для дыхания, а также четыре глаза на длинных и тонких стебельках, двенадцать слуховых антенн и шестнадцать обонятельных. И еще около сотни запасных стебельков, на случай, если глаз или ухо вдруг оторвется. Если произойдет такое несчастье, один из запасных стебельков отрастет и превратится в точную копию утраченного органа, при этом любой стебелек может стать и глазом, и ухом, в зависимости от того, что именно пострадало. Оригинально.
   Питательный хобот служит для засасывания жидкой пищи. Пищей может быть растительный сок или кровь, для последнего случая на конце хобота имеется специальное прокалывающее устройство. Но в высокоразвитом обществе кровь сосать не принято, она дорогая, дефицитная и не очень вкусная. Синтетические пищевые коктейли гораздо вкуснее и питательнее.
   Закончив инвентаризацию тела, я вылез из капсулы и огляделся по сторонам. Я находился в большом зале, сплошь заставленном такими же капсулами. Очевидно, я нахожусь в портале для приема инопланетных туристов. Большинство капсул были пусты, в некоторых лежали неподвижные тела, подобные моему. Все они выглядели как точные копии друг друга, память тела подсказала, что так оно и есть – гостевые тела выращиваются путем клонирования. Ну и ладно.
   В дальнем конце помещения на стене был изображен светящийся символ, очертаниями похожий на китайский иероглиф. Едва я взглянул на него, подсознание сообщило, что знак показывает, что там выход. Как раз то, что нужно.
   Выход оказался закрыт. Когда я приблизился к нему, невидимая сила начала отталкивать меня назад, вначале мягко, а затем все сильнее и сильнее. Я был вынужден отступить. Таможенный контроль, подсказала память тела.
   В этот момент в мозгу раздался тихий голос, который вежливо попросил:
   – Назовите цель визита.
   Этот голос не был мысленным, он именно прозвучал, и говорил он на незнакомом языке, по-моему, на том же самом, на котором разговаривал Гиви. Голос прозвучал в мозгу в самом прямом смысле – мои ветвистые уши определили, что источник звука находится в верхней части моего туловища, как раз там, где мозг. Память тела подсказала, что это не телепатия, а стереоэффект.
   – Я здесь по приглашению Гиви… э… Эоло… не помню.
   – Гиви Эзолохола, – уточнил голос. – Ждите, он сейчас подойдет.
   Ждать пришлось не дольше минуты. Невидимая стена вдруг исчезла, а секундой позже в коридоре, путь в который только что был перекрыт, появилось существо.
   Выглядело оно отвратительно. Лес щупальцев на голове, глаза на стебельках, при ходьбе все это раскачивается… Какая гадость! Впрочем, я выгляжу не лучше.
   Существо подошло ко мне и спросило голосом Гиви:
   – Андрей?
   Я сделал сложный жест обонятельными рецепторами. Как подсказала память тела, обитателям планеты Сэон этот жест заменяет утвердительный кивок головой.
   – Я Гиви, – представилось существо. – Идем.
   С этими словами существо развернулось на сто восемьдесят градусов и пошло прочь. Я последовал за ним.
   Я ожидал, что мы будем долго блуждать по полутемным коридорам индустриального здания, но после первого же поворота коридор оборвался. Вначале мне показалось, что впереди открылась гигантская пещера, и лишь когда я вошел в нее, следуя за Гиви, я понял, что темно-фиолетовый потолок – вовсе не потолок, а небо.
   Планета Сэон выглядела зловеще. Вверху фиолетовое небо с розовыми облаками, внизу темно-серая почва с такой же темно-серой растительностью. Сфокусировав зрение на поверхности земли, я обнаружил, что почва вовсе не серая, она составлена из черных и белых крупинок размером с булавочную головку. Интересно, это естественная почва планеты или искусственный газон?
   Растения казались обугленными головешками, создавалось четкое впечатление, что серые ветки, растущие из земли, давно засохли. Метрах в пятистах впереди возвышалась роща более крупных растений, то ли деревьев, то ли кактусе сразу и не поймешь, как их лучше назвать. Бугристые ветвящиеся стволы темно-зеленого цвета и без листьев. Странно, но местные растения не имеют листьев, как будто на Сэоне отменили законы фотосинтеза. Или эти растения получают жизненную энергию другими путями? Бог его знает.
   Никакой живности, кроме меня и Гиви, в поле зрения не наблюдалось. Ни зверей, ни птиц, ни даже насекомых. Тусклая серая пустыня, море обугленных веток, в котором разбросаны острова – рощи гигантских кактусов. Неприглядная картина.
   Я обернулся. Здание, из которого мы вышли, было довольно большим, но очень низким, метров пять—шесть в высоту. Материал, из которого были сложены стены, я не смог опознать. Равномерно серая матовая поверхность, то ли металл, то ли пластмасса, кажется, монолитная – соединений между отдельными блоками нигде не видно.
   Выйдя из здания, Гиви зашагал по тропинке, протоптанной в бескрайнем поле серых веток. Она была широкая и утоптанная, но это была именно тропинка, а не дорога – никакого искусственного покрытия, никаких бордюров по краям, никаких обозначений, просто полоса вытоптанной земли, на которой серые ветки не росли. Тропинка уходила метров на сорок от здания и там обрывалась.
   Гиви дошел до конца тропинки и остановился, поджидая меня. Я подошел к нему и спросил:
   – Куда мы идем?
   – Ты должен ответить за свои слова, – сказал Гиви, и окружающий пейзаж внезапно изменился.
   Вокруг по-прежнему расстилалась серая равнина, небо над головой по-прежнему было фиолетовым, но теперь в нем не было облаков, а из серой земли не росли серые ветки, вместо них по плоской равнине были разбросаны неясные конструкции, напоминающие капустные кочаны, в которых вместо листьев росли подсушенные коровьи лепешки. Непонятно, что это такое – то ли растения, то ли искусственные сооружения.
   Я обернулся и увидел, что здания, из которого мы вышли, больше нет. И еще одно изменение – солнце, которое раньше стояло почти в зените, теперь склонилось к горизонту и вышло из-за облаков. Оказывается, солнце на Сэоне лиловое. Deep purple, так сказать.
   Метрах в десяти справа от меня воздух сгустился, замерцал и превратился в марево, из которого вышло существо того же вида, что и мы с Гиви.
   – Это и есть твой чудо—боец? – спросило оно.
   – Он самый, – подтвердил Гиви.
   – Эй! – воскликнул я. – Гиви, ты обещал, что от меня потребуются только координаты двух миров. Ты не говорил, что придется драться.
   – Ты либо лжешь, либо не помнишь, – заявил Гиви. – Я говорил об этом в самом начале разговора.
   – Но потом, когда мы договорились, ты сказал, что от меня нужны только координаты Вудстока и Убежища.
   – Любая следующая договоренность не отменяет предыдущую, а дополняет, – наставительно произнес Гиви. – Будь готов ответить за свои слова.
   Гиви отошел в сторону, а второе существо направилось ко мне с явно враждебными намерениями. Не нужно было читать его ауру, чтобы сообразить, что меня сейчас будут бить.
   Я попытался принять боевую стойку, но сразу понял, что человеческие навыки здесь не пригодятся. Основное оружие человека – кулак, а у этих существ на руках вместо пальцев мягкие щупальца, ими как следует не ударишь, они в лепешку расплющатся. Интересно, как они дерутся…
   Обратившись к памяти тела, я узнал, что в колющем устройстве на конце питательного хобота имеется железа, вырабатывающая парализующий яд не смертельного действия. Местная техника боя основана на том, чтобы парализовать противника серией уколов, а затем выпить его кровь, либо полностью, либо чисто символически, только для подтверждения победы.
   Техника боя сэонцев очень своеобразна. С одной стороны, уколоть противника хоботом непросто: мышцы хобота не очень сильны, и если противник поймает хобот рукой, можно вырваться, но если противник сумеет намотать твой хобот на руку, ты проиграл. Главное в рукопашном бою сэонцев – перехватить руками хобот противника и одновременно не позволить противнику перехватить твой хобот. Намотал хобот противника на руку – чистая победа. Просто схватил – противник вырвется, но будет вынужден отступить. Попытался схватить, но промахнулся – получил укол. Десять—пятнадцать уколов – ты проиграл.
   С другой стороны, хобот очень подвижен, очень трудно предугадать его траекторию и еще труднее заблокировать ее, да так, чтобы не получить укол в руку. Схватка двух сэонцев не похожа на драку людей, это скорее танец. Физическая сила не играет роли, все решают скорость реакции, правильная стратегия и, конечно, удача. Гм… А почему это физическая сила не играет роли?
   Пока я консультировался с собственным телом, противник вышел на дистанцию атаки. Он не стал совершать поклоны или какие-то другие ритуальные действия, а ринулся в атаку немедленно.
   Мое тело никогда не принадлежало бойцу. Оно не смогло предугадать движения противника, мне пришлось задействовать эмпатию, чтобы понять направление удара.
   Эмпатия не особенно помогла. Противник не думал о своем ударе, он нанес его автоматически, работая только на рефлексах. Я успел понять, что атакующее движение выверено до мельчайших деталей, это не просто замах наобум, это сложнейший прием, который может продолжиться десятком различных путей и почти все пути приведут к моему поражению. Даже если и существует надежная защита, шансы, что за оставшиеся миллисекунды я пойму, как надо защищаться, близки к нулю.
   Я решил пойти другим путем. Кто-то сказал: не можешь одержать победу на поле противника – дерись на своем поле. Я решил ввести новый элемент в сэонское искусство рукопашного боя. Я не стал пытаться заблокировать хобот противника. Я сгруппировался и отпрыгнул назад, а когда противник продолжил наступление, ударил его копытом в живот.
   И немедленно получил укол в колено. Один укол почти не влияет на общую подвижность тела, просто колено чуть-чуть онемело. Зато противнику пришлось плохо.
   Тела сэонцев не рассчитаны на то, чтобы держать удар. Ядовитому существу не нужны массивные кости и толстый слой крепких мышц. Грудная клетка сэонцев не имеет ребер, она сплетена из тонких волокон соединительной ткани. Брюшного пресса почти нет, мышцы живота у сэонцев слабые и тонкие, как у людей на боках.
   Мой удар оказался сокрушителен. Противник застыл на месте, его антенны судорожно задергались, ему было очень больно, возможно, он сейчас умрет. Я отметил этот факт, но не успел осмыслить, потому что мне тоже пришлось несладко.
   Я уже начал движение, когда понял, что сэонская анатомия не предполагает использования ног в качестве орудия для пинков. Теоретически, нога поднимается довольно высоко, но при этом тазобедренные связки сильно растягиваются, что причиняет жуткую боль. У сэонцев нет тазобедренных суставов, ноги крепятся к туловищу сотнями тонких связок, связки эластичны, но не беспредельно. Сэонцы не умеют прыгать, даже быстрый бег требует предварительной разминки, без нее любое резкое движение крайне болезненно. А мое тело не испытывало интенсивных физических нагрузок с момента создания.
   Чтобы приглушить боль, мне пришлось задействовать навыки, полученные на Вудстоке. Сознание вошло в боевой режим, и я стал чувствовать свое тело отстраненно, как бы свысока. Страх отступил вместе с болью, я понял, что ничего фатального не произошло, просто я получил сильное растяжение связок, я могу двигать ногой, могу даже повторить удар, будет больно, но серьезных последствий в ближайшее время не ожидается. Потом придет расплата, этому телу предстоит либо серьезное лечение, либо инвалидность, но это будет потом. А пока я вполне могу завершить бой.
   Завершать бой не пришлось. Изучая собственное тело, я отвлекся от противника, благо угроза от него пока не исходила. И когда взглянул туда, где только что корчился от боли сэонец, я не увидел ничего.
   Я перевел взгляд на Гиви. Он стоял на том же месте, что и в начале боя. Увидев, что я смотрю на него, он издал нечленораздельный свистящий звук, память тела пояснила, что этот звук заменяет сэонцам глубокомысленное откашливание перед торжественной речью.
   – Не могу сказать, что полностью удовлетворен, – заявил Гиви, – я ожидал более впечатляющей демонстрации. Но то, что ты показал, вполне приемлемо. Можно даже сказать, что результат был ожидаемым. Я могу узнать, как устроено твое изначальное тело?
   – Зачем? – не понял я.
   – Чтобы лучше оценить тактику твоего боя, – пояснил Гиви. – Ты не стал состязаться– с Джубэем в скорости и точности, ты вывел бой в совсем иную плоскость, далеко за пределы тренировочного поединка. Ты знаешь, что произошло с твоей ногой?
   – Растяжение связок. Но это гостевое тело, не так ли?
   – Да. Тебе незачем беспокоиться насчет ущерба, который ты причинил хозяину тела, у твоего тела нет хозяина. Ты серьезно поранил Джубэя, он не сможет исцелиться без понижения статуса, но в этом нет твоей явной вины. Вы не обговорили условия поединка, а потому Джубэй не может предъявлять тебе претензии.
   – А что с ним случилось? – заинтересовался я. – И где он, кстати?
   – Телепортировался в больницу.
   – У вас есть телепортация?
   – Ты разве не понял? Мы уже телепортировались один раз, из портала.
   – Я не понял, что это именно телепортация. Я подумал, это виртуальная реальность.
   – Слишком сложно, – сказал Гиви. – Впрочем, если бы я знал, каким будет поединок, я настоял бы на том, чтобы он проходил в виртуальной реальности. Но поздно жалеть о том, чего уже не изменишь. Ты расскажешь о своем прежнем теле?
   – А что тут рассказывать? Две руки, две ноги, голова… гм… как бы это пояснить…
   – Я знаю, что такое голова, – перебил меня Гиви. – Ты хищник?
   – Я всеядный. При необходимости могу ограничиваться только растительной пищей. Я имею в виду не себя лично, а биологический вид.
   – А почему не себя?
   – Зачем же себя ограничивать?
   – И то верно, – хихикнул Гиви.
   Точнее, он не хихикнул, а зарычал, так прозвучал бы этот звук для человеческого уха.
   – Ты вел себя очень агрессивно, – продолжал Гиви. – Я бы даже сказал, отчаянно. Ты причинил своему телу тяжелую травму только ради того, чтобы быстро вывести противника из строя и свести риск к минимуму. У тебя ускоренная регенерация?
   – Это как?
   – Сколько времени у тебя заживают царапины?
   – Несколько дней. А что?
   – Регенерация обычная. Странно.
   – Ничего странного, – сказал я. – В нашем стиле рукопашного боя удар ногой – самое обычное дело. А ядовитого хобота у нас нет, у нас вообще нет ничего похожего. Если бы я принял стиль Джубэя, мне пришлось бы драться, не имея подходящих рефлексов.
   – Тогда понятно, – Гиви утвердительно пошевелил антеннами. – А я уж подумал, что твоя раса патологически агрессивна. Я рад, что ошибся. Теперь я вижу, что ты не лгал, твои боевые возможности лежат далеко за пределами обыденности. Попасть в абсолютно чуждое тело и выиграть поединок по незнакомым правилам с вице-чемпионом планеты – это очень круто, даже если ты сыграл на грани правил. Теперь я верю, что ты побывал в Школе. Ты готов назвать ее координаты?
   – Подожди, – сказал я. – Ты говорил, что не будешь ничего от меня требовать, кроме этих координат, а потом ты заставил меня драться. Я знаю, ты считаешь, что я тебя неправильно понял, но все равно… Вначале ты сказал одно, потом другое, это не способствует доверию. Думаю, будет справедливо, если вначале ты поможешь мне решить мою проблему, а потом я покажу тебе путь на Вудсток.
   Гиви задумчиво хрюкнул и провозгласил:
   – Сожалею, что невольно обманул твое доверие. Расскажи о своей проблеме, и я попробую сделать все, что в моих силах. Это поможет восстановить доверие.
   – Хорошо, – сказал я. – Проблема первая. Мне нужно связаться с определенным существом моей расы, но я не знаю, как это сделать. Я знаю его имя, где он работает, но не знаю сетевых координат места, где он находится. Что мне делать?
   – Ты уже общался с ним по Сети? – спросил Гиви.
   – Нет, только вживую.
   – Тогда проще всего физически переместиться на ту планету, где находится это существо, и воспользоваться планетарными средствами связи.
   – У нас нет порталов с гостевыми телами.
   – Ну и что?
   – Мне придется временно занять чужое тело.
   – Это запрещено вашим законодательством?
   – Специальных законов по этому поводу у нас нет, но…
   – Тогда какие проблемы? Переместись на свою планету, оставь сообщение для того существа, передай ему свои сетевые координаты и попроси возместить ущерб существу, чье тело ты вынужденно занял. Никто не будет в обиде.
   – Все не так просто. Понимаешь, Гиви, я подозреваю, что за мной охотится комитет защиты порядка.
   – Это кто такой?
   – Это такая организация, она занимается борьбой с сетевыми хулиганами, которые несанкционированно занимают чужие тела на других планетах.
   Гиви печально хрюкнул.
   – Это серьезная проблема, – сказал он. – Если ты встал на пути полиции планетарного узла… тяжелый случай…
   – А что такое планетарный узел? Гиви ехидно фыркнул.
   – По-моему, – сказал он, – тебе надо почитать нормальную книгу про Сеть.

   Гиви был прав, мне давно стоило прочитать нормальную книгу про Сеть. Когда я наконец сделал это, многое стало на свои места.
   Сэонские книги стоят того, чтобы сказать о них пару слов. Сэонцы используют фонетический алфавит, принцип тот же самый, что и в кириллице, только символы совсем другие. Буквы складываются в слова, слова – в предложения, каждая буква обозначает один звук, из этого правила есть исключения, которых больше, чем в русском языке, но меньше, чем в английском. Правда, сэонцы пишут справа налево, как евреи, но к этому быстро привыкаешь.
   Сэонская книга представляет собой тонкую пластмассовую пластину размером со среднюю земную книгу. Никаких страниц внутри нет, вся книга – одна обложка. На обложке нарисована кнопка включения, если нажать на нее пальцем, книга открывается на том месте, где читатель остановился в прошлый раз. Если ткнуть пальцем в левый нижний угол страницы, читатель видит следующую страницу, если нажать на правый верхний угол – предыдущую. На полях страницы нарисовано множество кнопок, если потыкать в них пальцем, получаешь доступ к дополнительным функциям. Поиск слова или фразы, создание закладки, переход к ранее созданной закладке… короче, все то, что на Земле умеют компьютеры, на Сэоне делает обычная книга. Собственно, сэонская книга и есть компьютер.
   Но достаточно о книге. Лучше перейти к тому, что я в ней вычитал, а вычитал я в ней много интересного. Прежде всего, там было подробное описание того, как в Сети происходит идентификация объектов.
   Оказывается, есть несколько способов выбрать на необозримых просторах Сети объект, интересующий конкретного пользователя. Например, существуют универсальные координаты. В десятичной системе счисления универсальные координаты мира выражаются пятидесятизначным числом, в других системах понятий они записываются по-другому, но смысл один – пользоваться ими крайне неудобно.
   Существуют и относительные координаты. Можно выдрать из универсальных координат любой фрагмент, предъявить его Сети, и Сеть начнет искать во вселенной объект, чьи координаты содержат в себе этот элемент. Как только будет найден первый подходящий объект, Сеть начнет работать с ним. Если это именно тот объект, который имел в виду пользователь, – пользователю повезло. Если нет – надо попробовать описать интересующий объект другими способами.
   Можно описать интересующий объект как совокупность атрибутов. Чем точнее описание, тем больше шансов, что Сеть выдаст пользователю именно желаемый объект, а не какой-то другой, подходящий под заданное описание.
   Может показаться, что найти в Сети то, что нужно, не проще, чем иголку в стоге сена. Но все не так плохо. Чаще всего пользователь обращается к объектам, к которым уже обращался раньше, а такие объекты идентифицировать не нужно, они уже идентифицированы. Часто пользователи передают ссылки на объект друг другу, в этом случае проблем с идентификацией также не возникает. Если пользователь получил информацию об объекте из Сети, объект тоже легко находится. А вот если у пользователя нет ничего, кроме обычных несетевых координат объекта, пользователю остается только посочувствовать.
   Что я знаю про Гиви Георгадзе? Имя, фамилию, внешность, место работы, воинское звание. Я уверен, что этой информации достаточно, чтобы его однозначно идентифицировать, но в Сети этой информации нет. Гиви входил в Сеть, но вряд ли он сообщил Сети всю информацию о себе. Сеть знает, что его зовут Гиви Георгадзе, что он живет в городе Москва на планете Земля, но вряд ли Сеть способна уразуметь, что он работает в ФСБ. Сеть не вникает в тонкости социального устройства на отдельно взятых планетах, такие мелочи ее не интересуют. Сколько во вселенной существ по имени Гиви? Думаю, миллиарды. Сколько существ по имени Гиви Георгадзе? Миллионы. Кроме того, не факт, что Сеть знает, что Гиви носит фамилию Георгадзе. Может, Сеть вообще не считает фамилию чем-то важным. А тогда мне не остается ничего иного, кроме как перебирать по одному всех Гиви вселенной.
   Короче говоря, шансов выйти на Гиви Георгадзе прямо из Сети практически нет. Гиви Эзолохола прав, надо переместиться на Землю и воспользоваться обычным телефоном, это будет проще всего.
   Все, нужная информация получена. Книгу можно закрывать, но я решил потратить еще пару часов и выкачать максимум информации из пособия по работе с Сетью для сэонских чайников.
   Эта книга была рассчитана именно на чайников, на тех, кто не знает о Сети вообще ничего и хочет получить первоначальные сведения. Большая часть книги была посвящена тому, что я уже знал, а то, чего я не знал, описывалось очень кратко и примитивно. В книге были ссылки на более продвинутые источники информации, но я сразу понял, что они не для меня. Даже в этой книге встречались слова, смысл которых от меня ускользал, и память тела ничем не могла помочь, потому что телу эти слова были тоже незнакомы. Страшно даже подумать, сколько таких слов будет в продвинутом техническом справочнике или в учебнике для сэонского института. Вряд ли меньше, чем в земных справочниках и учебниках.
   Короче говоря, книга, которую я читал, не столько давала ответы, сколько ставила вопросы. Но какие вопросы…
   На Сэоне неизвестно, откуда взялась Сеть, какая сверхцивилизация ее создала, как Сеть работает и в каком измерении находятся ее серверы, если они у нее есть. Много столетий сэонские ученые бьются над этими вопросами, но пока так и не смогли выяснить почти ничего.
   Именно почти – кое-что они исследовали. Астральное излучение, которое испускает терминал Сети, на Сэоне хорошо изучено, сэонцы установили, что информационный обмен между Сетью и мозгом идет посредством именно этого излучения. Сэонцы умеют его перехватывать, они не способны расшифровать данные, передающиеся в сеансе связи пользователя с Сетью, но сам факт связи обнаруживается специальным детектором на расстоянии до десяти километров, а если поблизости нет других источников астрального излучения, то работающий терминал Сети можно засечь и за сто километров.
   Существуют и более продвинутые устройства, которые позволяют обнаруживать абонента Сети не только тогда, когда он работает с Сетью, но и в другие моменты времени. Оказывается, как только разумное существо подключается к Сети, Сеть больше не выпускает его из поля зрения. Импульсы астрального излучения постоянно сопровождают существо, вокруг него образуется специфическая аура. Обнаружить ее непросто даже для сэонской науки, устройство, которое может это сделать, стоит очень дорого, но такие приборы уже созданы. Работают они, правда, не везде. В большом сэонском городе включать такой аппарат бессмысленно – когда тебя окружает миллион существ, работавших с Сетью, прибор просто зашкалит. Но в мирах, подобных Земле, где число абонентов Сети исчисляется десятками, подобная технология работает безупречно.
   Излучение Сети можно не только перехватывать, но и глушить. Можно соорудить устройство, которое выстроит в астральном пространстве барьер, способный отрезать от Сети сразу несколько обитаемых миров. Сэонская наука не сильно продвинулась в этой области, практических результатов почти нет, но теоретическая возможность строить барьеры существует и есть подтверждения тому, что такие барьеры во вселенной имеются. Неизвестно, кем и когда были построены астральные барьеры и были ли они вообще построены или имеют естественное происхождение, но сам факт их существования сомнению не подвергается. Есть несколько миров, в которые нельзя переместиться с Сэона напрямую, но в которые можно попасть, сделав пересадку в третьем мире.
   Нельзя сказать, что язык, на котором Сеть общается с пользователями, совершенно непонятен сэонским ученым. Кое-какие сигналы расшифровать удалось, и это позволило построить на Сэоне так называемый планетарный узел – компьютерную сеть, отслеживающую в реальном времени все перемещения межзвездных туристов, прибывающих и покидающих Сэон. Таким образом проблема сетевых хулиганов на Сэоне решена – если какое-то глупое существо осмелится пренебречь туристическим порталом и захватить тело, принадлежащее сэонцу, этому инопланетянину не позавидуешь. Планетарный узел фиксирует текущее местонахождение нарушителя и координаты места, из которого нарушитель прибыл, а затем поднимает тревогу, и нарушитель с удивлением обнаруживает рядом с собой опергруппу планетарной полиции, ему читают краткую лекцию о недопустимости подобного поведения и предлагают немедленно убраться восвояси.
   Если нарушитель отказывается, он больше не считается нарушителем, а переходит в разряд преступников. Его телепортируют в специальную тюрьму, из которой есть только один выход – дать Сети команду на возвращение. Но в точке возвращения нелегала уже ждет полиция, либо сэонская, либо местная, если преступник пришел из мира, с которым у Сэона есть соответствующий договор. Преступника снова помещают в тюрьму, и процедура повторяется. Окончательных выходов может быть только два – либо нарушитель закона раскаивается, возмещает ущерб, после чего его отпускают, либо преступника казнят, предварительно убедившись, что он находится в своем базовом теле. Да—да, высокоразвитые нации вселенной практикуют смертную казнь, и ни один правозащитник не выступает за ее отмену.
   Как я понял из книги, создание планетарных узлов – обычная практика для высокоразвитых планет. Это позволяет если не полностью контролировать общение по Сети с другими мирами, так хотя бы минимизировать негативные последствия от таких контактов.
   Чем больше я узнаю о Сети, тем больше она становится похожей на привычный земной Интернет, то же самое, только в несравненно больших масштабах. Интересно, есть в Сети хакеры?
   Я задал этот вопрос Гиви, который хрюкнул и сказал:
   – Ты быстро учишься, Андрей. Я не могу однозначно ответить на твой вопрос, полагаю, во вселенной есть существа, способные не просто сосуществовать с Сетью, но и командовать ею. Кто-то создал Сеть, мы не знаем, кто это, но полагаем, что эта раса достигла в своем развитии таких высот, которые нам кажутся недостижимыми, и если эта раса все еще существует, то она может управлять Сетью. Может, есть и другие существа, способные на это, но ты сам понимаешь, они не будут это афишировать.
   Я кивнул с умным видом (точнее, сделал соответствующий жест антеннами) и ничего не сказал. Гиви выдержал надлежащую паузу и спросил:
   – Теперь ты больше не считаешь, что я не выполняю условия соглашения?
   – Нет, – сказал я, – не считаю. Эта книга очень помогла мне. Я не смогу забрать ее на свою планету?
   – Книгу – не сможешь, – сказал Гиви. – Сеть не поддерживает перемещение материальных объектов. Но если на твоей планете есть компьютеры, способные подключаться к Сети, ты сможешь перекачать по Сети информацию, содержащуюся в книге.
   – Компьютеры тоже могут подключаться к Сети? – изумился я.
   – А что тебя удивляет? Компьютер отличается от живого мозга только отсутствием полноценного разума. Но даже имитации разума достаточно, чтобы стать абонентом Сети. Только имитация должна быть очень хорошей.
   – У вас на планете есть такие компьютеры?
   – Конечно. С их помощью поддерживается постоянная связь с дружественными мирами. Сеть то ли не замечает того, что мы используем ее как транспорт для передачи информации, то ли ей просто на это наплевать. Ну, так как, ты назовешь адреса?
   – Конечно, – сказал я. – Адрес Убежища… черт! Не помню!
   Я почувствовал себя полнейшим идиотом. Перед тем, как переместиться на Сэон, я раз двадцать повторил про себя координаты Убежища, но теперь я их уже забыл. Это неудивительно – запомнить длинную последовательность цифр непросто, а не забыть ее после всех событий сегодняшнего дня еще труднее. Надо было бы записать ее на бумажку… но бумажку не унесешь через Сеть. Черт!
   Гиви зарычал и сказал:
   – Тебе не надо ничего помнить, за тебя все помнит Сеть. Попроси ее назвать абсолютные координаты Убежища и продиктуй мне то, что услышишь.
   – Разве так можно?
   – Ты же прочитал эту книгу, – фыркнул Гиви. – Ты интересовался тем, как Сеть находит объекты, я дал тебе книгу, ты ее прочитал, и все равно ничего не понял. Объясняю – Сеть помнит все места, которые ты посещал раньше. Если ты хочешь повторно посетить какое-то место, ты можешь просто сказать «хочу вернуться туда-то», и Сеть преобразует твою мысль в координаты цели. И это касается не только физического перемещения. Сеть всегда может сообщить тебе координаты любого объекта, который раньше был тебе предоставлен.
   – Хорошо, спасибо, – смущенно пробормотал я. – Сейчас попробую…
   И я продиктовал длинную последовательность цифр. Гиви терпеливо выслушал меня и сказал:
   – Теперь Школа.
   – Но ты ничего не записал! – возмутился я.
   – Наш разговор записывается целиком, – сказал Гиви. – Нет необходимости что-то записывать отдельно.
   – Хорошо, – смутился я. – Тогда слушай. И я продиктовал ему координаты Вудстока.
   – Замечательно, – констатировал Гиви. – Теперь координаты твоей родной планеты.
   – Это еще зачем? – удивился я.
   – Ты назвал координаты в своей системе понятий. Очень необычная система, на мой взгляд, совершенно неудобная. Длинную последовательность цифр очень трудно запомнить. Когда мы описываем координаты объекта, мы используем цвета и формы, запомнить форму и цвет геометрической фигуры гораздо проще, чем числа, которыми эта фигура описывается.
   – Допустим, – сказал я. – Но Сеть понимает обе эти системы. Я не понимаю, в чем проблема.
   – Проблема в том, – сказал Гиви, – что, если я назову координаты в виде цепочки чисел, Сеть не поймет, что я имею в виду именно координаты, потому что Сеть рассчитывает получить от меня цепочку цветов и форм. Ты назвал числа, в твоей системе понятий они открывают пути в Школу и Убежище, но в моей системе понятий это просто числа. Когда пользователь обращается к Сети, он передает ей не слова, а мыслеобразы. А чтобы передать мыслеобраз, надо суметь его представить.
   – А чего тут представлять? – не понял я. – Есть объект, есть информация, которая описывает его местонахождение. Какая разница, как она его описывает? Думаешь, я понимаю, что означает каждая цифра в тех координатах, что я тебе назвал? Я воспринимаю эти цифры как одно целое, я не знаю, что означает каждая цифра по отдельности, но я знаю, что они означают все вместе, и мне этого достаточно.
   – Ты не понимаешь, – хрюкнул Гиви. – Представь себе, что я – существо вегетативной расы. Ты спросил меня, где моя планета, а я нарисовал тебе десять размытых пятен. С моей точки зрения, эта картинка точно описывает координаты моей планеты, но разве ты сможешь передать их Сети? Ты не сможешь даже представить себе, что это координаты.
   – Ладно, – сдался я, – я тебя не понимаю, но я верю, что ты меня не обманываешь.
   А кстати, не обманывает ли он меня? Я активировал навыки, полученные на Вудстоке, и прощупал ауру Гиви. Кое-что показалось мне необычным, не понимаю, что именно, но… точно!
   – Послушай, Гиви, – сказал я, – планетарный узел Сэ—она фиксирует всех прибывающих туристов, правильно?
   – Правильно, – подтвердил Гиви.
   – Для каждого из них определяется точка отправления, правильно?
   – Правильно.
   – Тогда узлу уже известны координаты Убежища.
   – Точно! – воскликнул Гиви с.воодушевлением. – Как же я раньше не подумал!
   – Не надо мне лгать, – сказал я, – ты подумал об этом. Я это вижу.
   – Ты умеешь чувствовать ложь? – заинтересовался Гиви. – Даже в душе чужой расы?
   – Даже в душе чужой расы, – подтвердил я. – Так зачем ты просил у меня координаты Убежища?
   – Как жест доброй воли, – начал было Гиви, но я его снова прервал.
   – Не лги мне, – повторил я.
   В ауре Гиви начало ощущаться смутное беспокойство.
   – Да какая разница, зачем? – спросил Гиви. – Да, эта информация лишняя, но то, что ты сообщил ее мне, никому не причинило вреда. Тогда зачем тебе знать, для чего она мне потребовалась?
   – Как жест доброй воли, – заявил я. – Я хочу лучше понимать мотивы твоих поступков.
   Аура Гиви демонстрировала нечто непонятное, такого я еще не видел ни у одного существа. Казалось, в тело Гиви вселилось сразу несколько личностей, которые спорили друг с другом, и спектр эмоций Гиви менялся от спокойного удовлетворения до отчаянной решимости. Должно быть, сэонская психика так принимает трудные решения – в мозгу формируются несколько временных личностей, которые спорят друг с другом, а потом в победившую личность вливается основная. По крайней мере, так это выглядело со стороны.
   Наконец Гиви принял решение.
   – Хорошо, – сказал он, – ты вправе знать мотивы моих поступков. Но сначала ответь на вопрос – ты способен отклонить ненужное благо?
   – Как это? – не понял я. – Что значит ненужное благо? «ОПАСНОСТЬ! – взревел голос Вудстока в моей голове. – Необходимо…»

   Я сидел за письменным столом, в левой руке я держал пластмассовую телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки. Вокруг вновь была единственная комната моей московской квартиры без окон и дверей. Убежище.
   – Что за черт? – воскликнул я. – Что все это значит? «Опасность, – ответил Вудсток. – Я принял управление на себя».
   – Что за опасность? Почему такая спешка?
   «В астральном поле были замечены сильные возмущения искусственного характера. Через одну—две секунды возвращение в Убежище стало бы невозможным».
   – И что? Погоди… Я не смог бы уйти с Сэона? «Да».
   – Разве возвращение из временного тела можно заблокировать? «Да».
   – Но в той книге ничего такого не было написано! «Не было».
   – Понятно. Значит, что-то произошло в астральном поле… Ты говоришь, возмущения были искусственного характера?
   «Да».
   – То есть Гиви включил какой-то генератор и… «Нет, не Гиви. Генератор включил кто-то другой, тот, с кем Гиви разговаривал за несколько секунд до включения».
   – Как это разговаривал? Ни с кем он не разговаривал, кроме меня.
   «Он с кем-то разговаривал с помощью технического устройства, скорее всего, имплантированного. Это было видно по его ауре».
   Гм… Вот оно в чем дело. А я думал, это он так решения принимает.
   «Нет, так проявляется телепатический разговор. Психика сэонцев очень близка к человеческой, это видно по ауре».
   – Ты читаешь мои мысли?
   «Да. Необязательно говорить вслух, я читаю все мысли, даже невысказанные».
   – Мне удобнее думать вслух. Так четче получается.
   «Я заметил».
   Интересно… Выходит, Вудсток не просто загрузил в мой мозг дополнительные знания, в моей голове поселилась автономная личность, своего рода ангел—хранитель, который не только активизируется в экстренных ситуациях, но и следит за всеми моими действиями. Просто раньше он себя не проявлял. Интересно, зачем Вудсток это сделал?
   – Эй, я тебя спрашиваю! «Ты сам просил».
   – Что я просил? «Дать защиту».
   – Я не просил подселять мне в мозги еще одно существо.
   «Я не существо».
   – А кто ты?
   «Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
   – А некорректный?
   «Приблизительно звучит так: фрагмент души, автономный, но несамостоятельный».
   – Вроде компьютерного вируса, только в мозгах?
   «Нет, я не размножаюсь. Если проводить аналогию между мозгом и компьютером, я – дополнительный драйвер. Я вношу в твою душу новые функции».
   – И в чем они заключаются? «Со мной ты более защищен».
   – Потому что ты вовремя чувствуешь опасность? «И поэтому тоже».
   – А почему еще? «Ответа не будет».
   – Почему?
   «В соответствии с инструкциями, заложенными в момент установки».
   – Что за инструкции? «Ответа не будет».
   – Давай я попробую угадать. Ты не должен ничего рассказывать о себе, кроме того, что я и так знаю. Правильно?
   «Да».
   М-да… Вторая личность в голове – это круто. Всегда мечтал стать шизофреником.
   «Ты не шизофреник. Шизофрения – это совсем другое».
   – Кстати! Не это ли имел в виду Вудсток, когда говорил, что мне грозит шизофрения, если я узнаю слишком много? «Что значит „это“?»
   – Что я потеряю контроль над тобой и… «Ты не имеешь контроля надо мной».
   – А ты надо мной? «Имею, но не пользуюсь».
   – Спасибо. «Не за что».
   Кажется, мой телепатический собеседник не уловил сарказма.
   «Уловил».
   – Может, у тебя еще и чувство юмора есть? «Раньше не было. Теперь не знаю».
   – Ты развиваешься? Что-то перенимаешь от меня? «Конечно. Нельзя наблюдать и не зависеть от объекта наблюдения».
   Интересная мысль. Но пора вернуться к нашим баранам.
   – Так что все—таки случилось перед тем, как ты выдернул меня с Сэона? Кто-то включил какую-то глушилку… зачем? «Чтобы уничтожить тебя. Это очевидно».
   – Зачем меня уничтожать? «Ты опасен».
   – Да ну?
   «Ты обладаешь ценными боевыми навыками, которые без колебания применяешь для достижения желаемого результата. Кроме того, ты можешь передавать свои навыки другим существам».
   – Как это?
   «Ты знаешь координаты Вудстока. Ты можешь сообщить их любому существу».
   – Но чтобы существо смогло ими воспользоваться, оно должно преобразовать их в свою систему понятий.
   «Это несложно».
   Несложно?! Получается, Гиви мне лапшу на уши вешал?!
   «Он ни разу не сформулировал ни одного тождественно ложного утверждения».
   – То есть трудности перевода есть, но они разрешимы? «Да».
   – И как их решать? «Не знаю».
   – Как это не знаешь? Погоди… ты знаешь, что перевод координат в другую систему понятий возможен, но не знаешь, как это делается?
   «Да».
   – Понятно. Значит, Гиви хотел меня уничтожить…
   «Не лично Гиви».
   – Неважно. Какие-то другие сэонцы собрались меня уничтожить и включили глушилку, чтобы я не сбежал. Правильно?
   «Правильно».
   Ну и приключение… Ну что ж, хоть какая-то польза от него есть, я теперь немного узнал, как Сеть устроена. Или эта книжка – тоже ерунда?
   «Я не встретил в ней тождественно ложных, утверждений».
   – Что значит «тождественно ложных»? «Ложных всегда и везде».
   – А что значит «нетождественно ложное утверждение»? Правильное, но неточное? «Да».
   – Значит, книжка в целом правильная? «Да».
   – Если в мире абонентов Сети очень мало, каждый из них легко обнаруживается специальным детектором? «Да».
   – Ты знаешь, как собрать такой детектор? «Нет».
   – Жаль. А что это за загруз насчет барьеров в астральном пространстве? Они действительно существуют? «Да».
   – Как они устроены, ты, конечно, не знаешь? «Не знаю».
   – С другим Гиви, который на Земле, действительно никак нельзя связаться, не уходя отсюда? «Можно».
   – Как?!
   «Подобрать описание абонента, которое его однозначно идентифицирует».
   – Но это очень сложно! Во вселенной столько существ по имени Гиви…
   «Во вселенной – да, а на Земле – нет. На Земле, скорее всего, только одного абонента зовут Гиви».
   – То есть я должен задать запрос: «Гиви с Земли, который подключался к Сети»? «Да».
   – И все? «Да».
   – Почему же…
   Понятно почему. Гиви Эзоло – как его там не опускался до откровенной лжи, он просто подсунул мне нужную книжку, а все выводы я сделал сам. А то, что не все выводы годятся для моего случая, – это только моя проблема. Засранец…
   Этот гаденыш выманил у меня адрес Вудстока, а потом решил меня прибить, чтобы я не назвал этот адрес никому другому. Ну и народ…
   Впрочем, что в этом удивительного? С чего я взял, что обитатели других миров должны быть добрее, чем люди? Обитатель любого мира в первую очередь печется о личном благополучии, в лучшем случае – об интересах своей расы, а на представителей других рас ему наплевать. Если можно получить ценную информацию – надо ее получить, а если носитель информации опасен, его надо нейтрализовать, нет существа – нет проблемы. Блин…
   – Связь с Гиви, который подключался к Сети с Земли, – сказал я. – В режиме телефона.
   «Снимай трубку», – отозвался голос с потолка.
   Я снял трубку и услышал в ней длинные гудки. А потом услышал голос Гиви. Голос звучал удивленно.
   – Андрей, ты? – спросил Гиви. – Что случилось?
   – Много чего случилось, – сказал я. – Пока я лежал в реанимации, произошло что-то опасное, мне пришлось уйти в Сеть, сейчас я сижу в Убежище, я пытался до тебя дозвониться, но… ладно, это неважно. Что происходит с моим телом?
   – Ты в Сети? – переспросил Гиви. – Значит, оно в стасисе.
   – Сам знаю. Я о другом спрашиваю. Что там в больнице случилось?
   – Ничего не случилось, – удивленно ответил Гиви. – То есть я так думал, пока ты не позвонил. Операция прошла успешно, пулю вытащили, тебя отвезли в реанимацию, я собирался утром позвонить, выяснить, как у тебя дела…
   – Утром? Сколько сейчас в Москве времени?
   – Семь утра.
   Надо же! Мне показалось, что времени прошло гораздо больше. Неудивительно – когда время наполнено событиями, оно идет быстрее.
   – Какой у тебя сейчас номер? – спросил Гиви. – Я сейчас поеду в больницу, выясню, что там случилось, и перезвоню.
   – Номер не нужен, – сказал я. – Просто скажи Сети, что хочешь позвонить Андрею, который сейчас в Убежище. Сеть поймет.

   Гиви перезвонил через час. Его голос звучал озабоченно.
   – У нас проблемы, – объявил он. – Твое тело исчезло прямо из палаты, рядом с кроватью все время сидела медсестра, но она ничего не помнит. А в кислородной подушке, из которой ты дышал, обнаружен сильный яд.
   – Что за яд? – спросил я.
   – Какое-то лекарство с длинным названием. Тебе подали очень большую дозу, явно смертельную, это могла сделать только медсестра, но она все отрицает, говорит, что заснула и ничего не помнит. Сдается мне, тебе пора рассказать про комитет защиты порядка.
   Пожалуй, Гиви прав. Свою часть сделки он выполнил, и не его вина, что комитетчики почти добрались до меня.
   – Перемещайся ко мне, – сказал я. – Просто скажи Сети, что хочешь ко мне.
   – Хорошо, – сказал Гиви, – сейчас.
   Я подумал, что надо было уточнить, допускается ли в Убежище посещение клиентов гостями. Но не успел я додумать эту мысль до конца, как рядом с тем местом, где должна была находиться дверь, воздух сгустился, превратился в марево и из этого марева явился Гиви Георгадзе в своем обычном теле.
   Он огляделся по сторонам и присвистнул.
   – Да это же твоя комната! – воскликнул он.
   – А ты откуда знаешь? – удивился я и сразу понял, откуда он это знает.
   Гиви подтвердил мое предположение.
   – Мы проводили обыск в твоей квартире, – сказал он.
   – Что-нибудь нашли?
   – Только два листа бумаги со странными электрическими схемами. Одну потом опознали как схему терминала Сети, а вторая, я полагаю, относится к тому голубому пистолетику, что был у тебя в кармане, когда тебя привезли в больницу. Что он делает, кстати?
   – Молекулярный деструктор. Видел в коридоре проплешину на потолке?
   – Мы так и подумали, – кивнул Гиви. – Ты еще стрелял по комнатным цветам, правильно?
   – Да.
   – А что это за место такое? Ты вроде говорил, убежище?
   – Оно самое. По-моему, это не планета, это какая-то служебная зона в Сети. У тебя никаких глюков не было, когда сюда попал?
   – Вроде нет, – пожал плечами Гиви. – А что?
   – Значит, глюки бывают, только когда оно в первый раз открывается. Неважно. Слушай, Гиви, ты, кажется, хотел что-то узнать.
   – Хотел, – подтвердил Гиви.
   – Тогда садись и слушай.
   Гиви сел на стул, я уселся на кровать, подложив под спину подушку, и начал рассказывать. Разговор у нас намечался долгий.

   Гиви слушал внимательно и терпеливо, почти не задавая уточняющих вопросов. Когда я закончил говорить, он произнес только одно слово:
   – Круто, – и надолго замолчал.
   Минуты три он напряженно размышлял, а потом сказал:
   – Некоторое время тебе придется побыть здесь. Эти гады взялись за тебя серьезно, и теперь, видимо, только это место по-настоящему безопасно. Пока они еще не понимают, что дал тебе Вудсток, но скоро поймут и тогда пойдут другим путем.
   – Каким?
   – Если бы я знал… Что-то не верится мне, что защиту, которую поставил Вудсток, нельзя пробить. Боюсь, следующее покушение на тебя будет последним. Эти козлы перестали с тобой разговаривать, теперь они атакуют без предупреждения и бьют сразу насмерть. Хорошо еще, что они охотятся только за тобой.
   – А Женька?
   – Женьку взорвал Рогаленко, его арестовали, он дает показания.
   – Рогаленко посадят?
   – Думаю, да. Его передали в экономическое управление, за ним такой хвост старых дел потянулся… Раньше никак не могли за руку схватить, а тут такой подарок… Короче, Андрей, спасибо за ценные сведения, ты нам очень помог.
   – Что со мной теперь будет? – спросил я. Гиви виновато развел руками.
   – Мне тоже интересно, – сказал он. – На Землю тебе пока возвращаться нельзя. Здесь ты еще долго можешь сидеть?
   – Пока со скуки не сдохну.
   Гиви почесал голову и произнес с подчеркнуто оптимистичной интонацией:
   – Мы тебя вытащим отсюда. Пока не знаю, куда и как, но Что-нибудь придумаем, – он криво усмехнулся и добавил: – Я бы не отказался наведаться вместе с тобой на Сэон, поговорить по душам с моим тезкой.
   – Ты что! – воскликнул я. – Там планетарный узел…
   – Ну и что? В Убежище ты неуязвим, это сама Сеть говорит, а ей верить можно. Если войти на Сэон из Убежища, то в любой момент можно отступить обратно, есть, правда, глушилки, но на них реагирует твоя защита. Нет, у нас очень хорошие шансы устроить на Сэоне большой переполох.
   – А зачем?
   – Зачем? – Гиви хихикнул. – Не зачем, а почему. Потому что таких козлов, как мой тезка, надо учить. Если начальство даст добро, я с удовольствием поучаствую в рейде на Сэон. Ладно, как только что-то прояснится, я тебе сообщу. А ты лучше отсюда не выходи, а то мало ли что… Короче, пойду я.
   Обнадежив меня таким вот образом, Гиви растворился в воздухе.

   Умом я понимал, что Гиви прав. Мою проблему будут решать высокие чины, а пока они Что-нибудь не придумают, мне надлежит сидеть тихо и не высовываться. Но что мне делать, пока будет приниматься решение? Гиви прав и в том, что возвращаться в родное тело слишком опасно – после последнего покушения стало очевидно, что на меня открыта настоящая охота. Наверняка у комитета защиты порядка есть детектор, фиксирующий посещения Земли существами из других миров. Стоит мне появиться на Земле, неважно в каком теле, меня обнаружат и примут меры. Нет, на Землю возвращаться нельзя.
   А что тогда делать? Сидеть в Убежище и ждать, что будет дальше? А чем себя занимать все это время?
   Для начала я позвонил Эзерлей. Теперь, когда я умею правильно обращаться к Сети, дозвониться до нее не составило труда. Я сформировал в своем сознании образ планеты Ол и сообщил Сети, что меня интересует существо, которое вошло в Сеть с этой планеты и имеет звуковое имя Эзерлей. В ответ Сеть сообщила, что абонент доступен для голосовой связи, в трубке зазвучали длинные гудки, а потом из нее донесся приятный баритон, который спросил на незнакомом языке (в голове у меня снова включились телепатические субтитры, поясняющие смысл сказанного):
   – Кто это?
   – Это Андрей, – сказал я. – Я хотел поговорить с Эзерлей с планеты Ол, но похоже, я ошибся…
   – Нет—нет, ты не ошибся! – перебил меня собеседник. – Я действительно Эзерлей, просто я сейчас в другом теле и у меня другой голос. Это так странно…
   – Как дела, Эзерлей? – спросил я. – Ты нашла то, что хотела?
   – Что-то нашла, – сказала Эзерлей. – Не знаю, то ли, что хотела, или нет, но что-то я нашла.
   – А что ты искала?
   – Помнишь, тогда, на Оле, ты говорила, что женское счастье – не мечта, а реальность, что во вселенной есть места, где оно достижимо. Я попросила Сеть перенести меня в одно из таких мест.
   – И как?
   – Пока неплохо. У меня большой дом, в нем целых две комнаты, есть своя повозка, меня кормят три раза в день, а если я захочу куда—нибудь поехать, мне нужно только пожелать. Блубейк – очень хороший мир.
   – Я действительно рад, что у тебя все хорошо, – сказал я. – Я думал, что найти свое счастье в Сети очень трудно, но выходит, я был неправ. Или тебе просто повезло…
   – Не знаю, – сказала Эзерлей. – Честно говоря, я не вполне уверена, что нашла свое счастье. В этом мире тоже хватает проблем.
   – Каких?
   – Здесь очень странные жители. Представляешь, они совсем не занимаются любовью!
   – Совсем—совсем?
   – Только для продолжения рода. У них это инстинкт, как у диких зверей, а никакого удовольствия они не получают. Они вообще не понимают, что такое настоящая любовь.
   – Хорошо тебе, – хмыкнул я, – ты понимаешь, что такое любовь. А я вот не понимаю.
   – Но это же очевидно! – воскликнула Эзерлей. – Любовь – это когда ты ставишь благо любимого существа выше своего собственного.
   – И тогда любимое существо помыкает тобой, как хочет, – подхватил я.
   – Если твоя любимая любит тебя так же, как ты ее, она не будет помыкать тобой, – возразила Эзерлей.
   – Где бы найти такую любимую…
   Эзерлей глубокомысленно хмыкнула и ничего не сказала.
   – Ну ладно, – сказал я. – Рад, что у тебя все хорошо. Я просто так позвонил, от скуки.
   – Да, кстати! – встрепенулась Эзерлей. – Что это мы все обо мне да обо мне. Как у тебя дела? Ты вернулся в свое тело?
   – Вернуться-то вернулся, но пришлось снова убегать.
   – Куда на этот раз?
   – На этот раз я учел свои ошибки. В Сети есть специальное место, оно называется Убежищем, Сеть говорит, я в нем неуязвим.
   – А что случилось?
   – Снова пытались убить, на этот раз инопланетные спецслужбы.
   – Кто-кто?
   – Ну, такие деятели, которые следят за порядком. Они на меня обиделись, потому что я дважды занимал чужие тела без спроса. Теперь приходится скрываться.
   – Если ты вернешься в родное тело, тебя снова попытаются убить?
   – Да.
   – Бедный мой… – вздохнула Эзерлей. – Что делать будешь?
   – Я попросил помощи, теперь жду, когда она придет, – сказал я. – Только ждать придется долго. Пока начальники договорятся между собой, пока решат, кто что будет делать…
   – Да, – согласилась Эзерлей, – вожди всегда долго договариваются. А что, за тебя заступилось сразу несколько вождей?
   – Не за меня. Вождям не нравится, что на их земле хозяйничают чужие… гм… воины. А то, что эти воины охотятся именно за мной, большой роли не играет.
   – Понятно, – сказала Эзерлей. – Тогда все не так плохо. Твое Убежище – хороший мир?
   – Это не мир. Тут нет пространства, есть только иллюзия, чтобы не сойти с ума. Только одна комната, а выходить из нее некуда, потому что ничего больше нет.
   – Бедный… – протянула Эзерлей. – А если ты уйдешь не в свой родной мир, а в какой—нибудь другой, тебя выследят?
   – Смотря куда. Если перейду в тот мир, где живут мои преследователи – тут же обнаружат и прибьют. А если в какой—нибудь левый мир, то вряд ли меня найдут быстро.
   – Тогда приходи ко мне в гости, заодно и помиримся.
   – Мы разве ругались?
   – А разве нет?
   – Ну… если только чуть—чуть.
   – По-твоему, чуть—чуть, – сказала Эзерлей, – а я на тебя серьезно обиделась.
   – За что? За то, что не остановил Нея Уфин Або?
   – А за что же еще?
   – Ну, понимаешь…
   – Понимаю я все. Ты не хотел сражаться за нас. Может, и правильно. Знаешь… давай приходи ко мне, у нас есть о чем поговорить.
   – На твоей планете есть гостевые порталы?
   – Гостевых – нет. У нас все посетители автоматически получают гражданство.
   – С чего это вдруг?
   – У нопстеров очень низкая рождаемость.
   – У кого?
   – У нопстеров. Местные жители так называются.
   – А откуда они гостевые тела берут? Клонируют?
   – Да, а что?
   – Тогда почему они своих граждан не клонируют?
   – У них воспитание очень сложное. Чтобы ребенок вырос нормальным, с ним надо много заниматься. Они только тела умеют клонировать, а души не научились, души они из других миров берут.
   – Оригинально… Ладно, пойду загляну, ты меня заинтересовала.
   – Адрес запиши.
   – Нет необходимости. Я скажу Сети, чтобы перебросила в ближайший портал к тебе.
   – Сеть не поймет!
   – Поймет. Я недавно одну книжку прочитал, теперь знаю, что она понимает, а что нет.
   – Здорово! Расскажешь мне?
   – Конечно. Жди, я скоро буду.

   Гостевой портал Блубейка выглядел совсем не так, как на Сэоне. Мое новое тело лежало не в капсуле из металла и пластика, а на широкой кровати с ортопедическим матрасом. Приподняв голову и осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь в маленькой комнатке, удивительно похожей на земной гостиничный номер стоимостью баксов пятьдесят в сутки. Журнальный столик, кресло и два стула выглядели настолько поземному, что трудно было поверить, что находишься на другой планете.
   Я подошел к настенному зеркалу, взглянул в него и не смог подавить нецензурное ругательство. Я был готов к чему угодно, но только не к тому, что увидел.
   Мое новое тело было гуманоидным, оно походило на человеческое даже больше, чем тело млогса. Две руки, две ноги, никаких намеков на хвост и шерсть, но вот все остальное…
   Если абстрагироваться от деталей и передать только общее впечатление, я выглядел как супергерой из комикса. Широченные плечи, могучие руки с мощными мускулами, крупные кисти с сильными пальцами, которые с тыльной стороны были покрыты маленькими роговыми пластинками, похожими на чешую. Повинуясь неосознанному импульсу, я сжал руку в кулак и выругался еще раз. Оказывается, роговые пластинки, видимые в обычном положении руки, – всего лишь верхушка айсберга. Стоило мне сжать кулак, как они выступили наружу во всей красе и кулак превратился в костистый шар с острыми шипами, а руки в целом – в две нехилые булавы.
   Ради эксперимента я несильно стукнул кулаком по столу и тут же отскочил в сторону, уворачиваясь от щепок, брызнувших во все стороны. Силу надо соразмерять.
   Оказывается, подкожная броня прикрывает не только кисти рук. Если правильно напрячь мышцы, вдоль всей руки формируется полоска из твердых чешуек, наползающих друг на друга. То же самое на ногах.
   Голова выглядела под стать остальному телу. Огромный лысый череп размером с ночной горшок, маленькие глазки в глубоких глазницах, образующих по краям мощные костяные гребни, как надбровные дуги у неандертальцев, но не только сверху, а вокруг всего глаза. Нос маленький, прямой, по форме вполне человеческий, но образует его не хрящ, а сплошная кость. Рот маленький, тонкогубый, вместо зубов – сплошная роговая пластина от одного края челюсти до другого. Скуловые дуги очень мощные, выступают из черепа сантиметра на два, если не больше. На черепе два костяных гребня, обтянутых кожей – один продольный и один поперечный, как будто голова упакована в два перпендикулярных костяных обруча. И все тело мертвенно—серого цвета.
   Туловище почти человеческое, только на плечах, груди и лопатках поверх кожи растут составные пластины из роговой чешуи, похожие на панцирь средневекового воина. Живот мягкий и относительно уязвимый, если сопоставлять с остальными частями тела, но если сравнивать его с человеческим… пожалуй, таким мышцам позавидовал бы и Шварценеггер.
   Слава богу, я мужчина. Член очень маленький и в спокойном состоянии прикрыт кожной складкой, но так даже Удобнее, при ходьбе не будет мешать. А то, что маленький… Блин, о чем я думаю! Я сюда не трахаться пришел.
   Я еще немного покрутился перед зеркалом, рассматривая свое тело, а потом решил, что изучил достаточно, и направился к двери. Стоило мне протянуть руку к дверной ручке, как из стены загрохотал низкий рыкающий голос:
   – Приветствуем тебя, путешественник, на благословенной планете Блубейк!
   От неожиданности я аж подпрыгнул на месте. Нельзя сказать, что я не ожидал ничего подобного, но момент для приветствия был выбран неудачно. Да и громкость звука была чрезмерна.
   – И тебе привет, – отозвался я таким же рыкающим басом. Голоса обитателей этой планеты были под стать их телам.
   Я застыл в ожидании. Пусть даже я знаю, что в этом мире каждому путешественнику автоматически предоставляют гражданство, не стоит с самого начала вести себя как у себя дома. Продемонстрировать хорошие манеры никогда не вредно.
   Голос тем временем продолжал:
   – Мы, народ Блубейка, рады приветствовать нового нопстера. Знай, путешественник, на планете Блубейк нет гостей и нет хозяев, мы открыты каждому и делимся с каждым всем, что имеем. Приходящий к нам с чистой душой и открытым сердцем становится нам братом, потому что все разумные существа вселенной есть братья по разуму, а приходящие к нам становятся братьями по крови. Добро пожаловать во всеобщее единение Блубейка!
   Я коротко поклонился и сказал:
   – Спасибо.
   – Нет повода для благодарности, – отозвался голос. – Мы не нуждаемся в благодарности, наш долг гостеприимства исходит от чистого сердца, но мы рады, что ты правильно понял наши мотивы. Ты ступил на благословенную землю Блубейка с чистыми помыслами, так будь же отныне одним из нас! Твое жилище ждет тебя, спустись вниз, и машина привезет тебя в твой дом. Тебе объяснят, как до него добраться.
   – Спасибо, – сказал я, – но мне не нужен дом. Я ценю ваше приглашение, но пока не собираюсь навсегда поселиться на вашей благословенной планете.
   – Почему? – печально спросил голос. – Неужели ты побрезгуешь…
   – Нет, я не брезгую вашим гостеприимством, но у меня много дел в других мирах, я не могу их бросить и поселиться у вас навсегда.
   – Почему? – перебил меня голос. – Нет такого дела… Кажется, он начинает меня доставать.
   – Послушай, почтенный, не знаю твоего имени, – сказал я, – я приехал сюда в гости к своей подруге. Ее зовут Эзерлей, несколько дней назад она пришла с планеты Ол…
   – Да—да! – воскликнул голос. – Она уже ждет тебя внизу. Ты будешь жить с ней?
   – Да. Мне не нужно отдельное жилье, я пока погощу у нее.
   – Отлично! – обрадовался голос. – Сейчас проверю… да, Эзерлей тоже согласна жить с тобой. Вам уже выделена новая квартира, вещи Эзерлей сейчас перевезут… нет, она отказалась, она закажет себе новые вещи. Спускайся же вниз, машина Эзерлей доставит вас в ваше новое жилище, а твоя машина будет ждать тебя около дома.
   Произнеся все эти слова, голос умолк. Я немного подождал, но продолжения не было.
   – Я могу задать пару вопросов? – спросил я.
   – Конечно, – отозвался голос. – Что тебя интересует?
   – Почему ты говоришь о себе во множественном числе?
   – Потому что я говорю от имени всех нопстеров Блубейка.
   – А ты сам – кто такой?
   – Я голос планеты.
   – Я понимаю. Я не то имею в виду. Ты сам, не как голос, а как личность – кто ты? Человек (мои губы произнесли «нопстер»), компьютер или что-то еще?
   – Я нопстер, который говорит от имени планетарного компьютера, – сознался голос.
   Интересно, почему при словах «планетарный компьютер» в голову сразу приходят всякие тоталитарные ужасы? Будем надеяться, это просто влияние дурной фантастики. На худой конец, я всегда смогу уйти в Убежище… если успею.
   Я повернул дверную ручку и вышел в коридор. Собственно, коридора не было, дверь выходила на винтовую лестницу, широкую, но довольно крутую. Лестница была задрапирована мягким бежевым ковром, стены тоже были покрыты чем-то мягким и ворсистым. Потолок, образованный нижней поверхностью следующего витка лестницы, был «усеян маленькими и тусклыми лампочками, в совокупности образующими мягкий и приятный желтоватый свет. Несмотря на тесноту, здесь было уютно.
   Я стал спускаться по лестнице. Через каждую четверть витка в стене была дверь, подобная той, из которой я только что вышел. Довольно большой портал, хотя с тем, что я видел на Сэоне, не идет ни в какое сравнение.
   Витков через пять-шесть лестница закончилась, и я вышел на улицу. На планете Блубейк стояло лето, погода была теплая, ясная и безветренная. Небо над головой было безоблачным, оно имело зеленоватый оттенок и казалось отражением лужайки под ногами. Солнце было оранжевым. Воздух пах не бензиновой гарью, как на Земле, а травами и морем.
   На улице, рядом с входом в здание, был натянут навес, под которым расставлены столики и скамейки, на скамейках сидели люди (то есть нопстеры) и что-то ели. Все нопстеры были обнажены, и это меня успокоило. Выходя из комнаты, я забыл, что не оделся, и вспомнил об этом лишь теперь. Но, выходит, на этой планете к нудизму относятся спокойно.
   Мое появление было встречено радостными возгласами посетителей. Один из нопстеров вскочил на ноги и крикнул, обращаясь ко мне:
   – Андрей?
   – Да, – сказал я. – А ты Эзерлей?
   Остальные нопстеры дружно зааплодировали, совсем как люди. Я вошел под навес и сел за столик, за которым сидела Эзерлей.
   – Привет, – сказала она. – Ты изменился, – она хихикнула.
   – Ты тоже изменилась, – сказал я, и мы расхохотались.
   Очень комично узнать в грозном супермене свою недавнюю подругу.
   Тело Эзерлей было немного меньше моего и не столь мускулистым. Но все причиндалы нопстера были при ней – костяные пластины на груди и плечах, острые чешуйки на тыльной стороне пальцев рук, гребни на черепе. Этакая небесная воительница, женский вариант супермена. Грудей не было, должно быть, нопстеры не млекопитающие.
   Перед Эзерлей стояла пластмассовая тарелка, в которой лежало нечто похожее на традиционную китайскую еду. Только в тарелке лежали не китайские палочки, а большая пластмассовая ложка. Рядом стояла пластмассовая кружка граммов на двести, наполненная каким-то напитком.
   Эзерлей проследила направление моего взгляда и предложила:
   – Давай я тебе закажу поесть. Заодно посмотришь, как это делается.
   В дальнем углу кафе наблюдалась барная стойка, бармена не было, но на стойке размещался пульт управления. Мы с Эзерлей подошли к стойке, Эзерлей нажала несколько кнопок и прокомментировала:
   – Все очень просто, тут есть инструкция, – она указала на табличку с незнакомыми письменами, – ты тоже можешь это прочесть, память тела подскажет перевод. Поначалу трудно разобраться, как какое блюдо называется, но к этому быстро привыкаешь.
   Эзерлей нажала несколько кнопок, внутри стойки что-то зафырчало, открылся люк и наружу вылезла пластмассовая кружка, такая же, как у Эзерлей.
   – Плескубо будет готовиться минут десять, – сказала Эзерлей. – Пойдем, пока посидим.
   Мы вернулись к столику, я отпил из кружки, в ней оказался прохладный сладковатый напиток с совершенно незнакомым ароматом, скорее химическим, чем растительным, но все равно очень приятным. В нем было что-то ментоловое и что-то еще, для чего я не смог подобрать подходящего слова.
   Окружающие нопстеры больше не обращали внимания на нас с Эзерлей. Должно быть, это традиция такая – радостно приветствовать выходящих из дверей портала.
   – Хорошая планета, – сказал я и уточнил на всякий случай: – на первый взгляд.
   Я пригляделся к аурам обедающих нопстеров и решил, что первое впечатление, произведенное их обликом, обманчиво. Нопстеры были спокойными миролюбивыми существами, их устрашающие мускулы не предназначались для того, чтобы ломать и кромсать друг друга в поединках, они не более агрессивны, чем люди, просто природа наградила их более щедро.
   – Тебе у нас нравится? – спросила Эзерлей.
   – Вроде неплохо. Эти нопстеры действительно такие мирные, какими кажутся?
   – Да, они очень спокойные. Я вначале их боялась, думала, раз у них такие жуткие мускулы, то им тяжело тут живется, ан нет, климат теплый, еды хватает всем, голода вообще никогда не бывает, никто ни с кем не воюет, у нас такого даже в сказках не было.
   – А у нас бывало, – заметил я. – В сказках бывало. У нас верят, что люди, которые при жизни хорошо себя вели и не нарушали законы, после смерти попадают в рай, где будут жить вечно и будут счастливы.
   – Ты веришь в жизнь после смерти? – удивилась Эзерлей.
   – Я нет, но многие мои соплеменники верят. Слушай, а алкоголь тут есть?
   – Что?
   – Ну, как бы это объяснить… Есть такие напитки, когда их выпьешь, потом становится так легко, хорошо…
   – Наркотики, что ли? – сообразила Эзерлей.
   – Можно и так сказать.
   – Нет, наркотики здесь запрещены. И правильно. У нас раньше эрастеры запрещали их есть, а потом, когда эрастеров не стало, женщины стали их есть каждый день, они прямо с ума сходили… Нет, здесь наркотиков нет.
   – Даже самых слабых?
   – Никаких. В кафе их не выдают, а если захочешь сам приготовить, не позволят.
   – А если никто не заметит?
   – Так не бывает. Тут есть бог, он называется компьютер, он все видит.
   – Тут кругом камеры слежения?
   – У компьютера глаза повсюду. Он следит за каждым нопстером все время, круглые сутки. Если захочешь сделать что-то запрещенное, он сразу вызовет полицию.
   – Так вот почему нопстеры такие мирные…
   – Может, и поэтому. Но, по-моему, они всегда мирные. Ты не смотри, что они такие страшные, все эти шипы у них только для защиты. Кстати, твое плескубо готово.
   Я повернулся к стойке и увидел, что на ней стоит тарелка с таким же псевдокитайским кушаньем, как у Эзерлей. На вкус плескубо оказалось весьма приятным, это было нечто вроде салата с авокадо, но подогретого и политого чем-то вроде соевого соуса.
   – Вкусно, – сказал я. – Только мяса не хватает. Я произнес эти слова и с удивлением понял, что мясо как раз здесь не нужно.
   – Они растительноядные? – спросил я у Эзерлей.
   – Кто?
   – Нопстеры.
   – Да, мясо они не едят. Их предки жили в джунглях и питались плодами.
   – А зачем все эти костяные шипы?
   – Для защиты. Их предки так отбивались от хищников.
   – Понятно… А ваши предки от хищников как отбивались?
   – Никак, – сказала Эзерлей. – В наших лесах нет больших зверей. Странно, я всегда думала, что нас создали боги, но я стала читать книги и узнала, что все разумные существа во всех мирах происходят от зверей. Я не знаю, от какого зверя произошли млогса, в наших лесах не водится никого, похожего на нас.
   – Наверное, это только в твоих краях, – предположил я. – У нас на Земле обезьяны тоже не везде водятся.
   – Какой ты по-настоящему? – заинтересовалась Эзерлей. – Я имею в виду, какое у тебя настоящее тело?
   – Почти такое же, как это, – сказал я. – Только более хлипкое, без чешуи и без гребней. И во рту у меня зубы, а не сплошная кость, как у нопстеров.
   – А хвост у тебя есть?
   – Нет. И шерсти тоже почти нет, она только на голове растет.
   – Прямо на черепе?
   – Ага.
   – Странно. А зачем?
   – Не знаю. Вроде, от солнца защищает…
   – Я бы хотела побывать на твоей планете, – задумчиво произнесла Эзерлей.
   – Пока нельзя, – сказал я. – За мной охотятся, у них есть специальный прибор, определяющий, кто прибывает на планету через Сеть. А поскольку у нас посетителей мало, враги могут отслеживать каждого. Как только они поймут, что я – это я, меня убьют.
   – Ты так и будешь отсиживаться в чужих мирах?
   – Нет, – ответил я, – не всю оставшуюся жизнь. Я так понимаю, фээсбэшники… ну, воины моего мира, скоро сами построят машину, которая будет определять, кто откуда прибыл, и тогда они найдут тех, кто за мной гоняется. Когда придет время, меня позовут, а сейчас возвращаться на Землю для меня самоубийство.
   – Ты агрессивен, – заметила Эзерлей.
   – Почему?
   – Ты так радостно говоришь о том, что будешь воевать…
   – А что мне еще остается? Всю жизнь бегать и прятаться? Я, между прочим, на них первым не нападал, это они за мной гоняются.
   – Из-за чего они тебя преследуют? – спросила Эзерлей. – Только из-за того, что ты занял чужое тело без спросу? Ты ведь давно освободил его. Или они хотят тебя наказать?
   – Не знаю, чего они хотят, – сказал я, – и, честно говоря, не хочу узнавать. Они ведь ничего не спрашивают, а сразу атакуют. Знаешь, как меня пытались убить в последний раз? Я лежал без чувств в реанимации, это такое место, где находятся те, кто при смерти, приходил в себя после операции, а кто-то из них вселился в тело той женщины, что за мной ухаживала, и ее руками дал мне яд. Я еле успел убежать.
   – Странно, – заметила Эзерлей. – Они преследуют тебя за то, что ты занимал чужие тела, и при этом сами занимают чужие тела. Может, тебя преследуют какие-то другие существа?
   Меня как будто кувалдой по голове ударили. В самом деле, с чего я взял, что за мной гоняется именно комитет защиты порядка? Некто, представившийся агентом Джеймсом Бондом, охотился за маньяком, у которого я отобрал самый первый терминал. Этот агент вселился в тело Ирочки, пытался мне угрожать, но когда понял, что я не тот маньяк, тут же ушел. Когда мы с Женькой и Павлом были на Вудстоке, кто-то вломился в мозг Вудстока, как хакер в компьютерную сеть, и убил Павла. Женька сказал, что этот взломщик был из комитета защиты порядка, он что-то говорил про эмпатию… Нет, не может быть. Я верю, что эмпатия позволяет понять, что перед тобой убийца, я и сам так могу, но чтобы определить, что этот убийца входит в комитет защиты порядка, эмпатии мало, нужна полноценная телепатия. Или на Вудстоке на Женьку напал тот самый Джеймс Бонд, а Женька его узнал? Жалко, что Женьку убили, теперь не определишь, как там все было.
   Ну ладно, поехали дальше. Подстрелили меня бандиты из бригады Рогаленко, так что комитет защиты порядка тут ни при чем. На Оле комитетчики меня тоже не тревожили, так что подозрительным остается только последний эпизод, когда в кислородную подушку попал яд. Я тогда подумал, что это тоже происки комитета, но почему? Киллер вселился в тело медсестры, как Джеймс Бонд вселился в тело Ирочки, но на этом сходство заканчивается, а одного этого факта мало, чтобы увериться в том, что за мной охотится именно комитет защиты порядка. Впрочем, даже если меня преследует кто-то другой, от этого не легче.
   – Что задумался? – спросила Эзерлей.
   – Подумал, может, ты и права. Может, это и не комитет защиты порядка за мной охотится. Только это ничего не меняет.
   – Как это ничего не меняет? – возмутилась Эзерлей. – Ты сам говорил, что не хочешь всю жизнь прятаться. Значит, тебе надо найти тех, кто тебя преследует, и либо договориться с ними, либо поубивать.
   – И кто из нас агрессивный? – улыбнулся я. Улыбка получилась вымученная.
   – Одно дело – драться просто так, для удовольствия, и совсем другое – когда припрет, – заявила Эзерлей. – Поехали лучше ко мне, обсудить твои проблемы мы еще успеем.
   – Поехали, – согласился я. – А ты в курсе, что тебя переселили?
   – Ничего страшного, – отмахнулась Эзерлей. – Личных вещей у меня все равно еще почти нет, а трехкомнатная квартира лучше двухкомнатной.
   – А почему не четырехкомнатная? Одному нопстеру полагается две комнаты, значит, двум – четыре.
   – Двум – три, – сказала Эзерлей. – Комнат столько, сколько людей, плюс еще одна гостиная.
   Она встала и повернулась в сторону выхода.
   – А расплатиться? – спросил я.
   – Расплачиваться не надо, – ответила Эзерлей. – Пища бесплатная. Тут вообще почти все бесплатно.

   Машина Эзерлей, о которой говорил планетарный компьютер, оказалась всего лишь велосипедом. Это был вполне узнаваемый велосипед, почти как земные аналоги, только вместо цепи у него был ремень, а коробка передач управлялась кнопками на руле, как в «Формуле—1». Эзерлей взгромоздилась на сиденье, я пристроился сзади, и мы поехали.
   Пока мы сидели в тени, нам было прохладно, но стоило выйти из-под навеса, как солнце стало припекать. Нельзя сказать, что я сильно страдал от жары, но легкий дискомфорт ощущался.
   Окружающий пейзаж напоминал курортную зону где-нибудь в Крыму или Анталье. Много деревьев с зеленой листвой, совсем как на Земле, бесчисленные лужайки, одни заросли высокой зеленой травой, другие были недавно подстрижены. То и дело взгляд утыкался в разбросанные там и сям маленькие серые домики, кое-где попадались и более крупные сооружения, то ли большие многоквартирные дома, то ли индустриальные здания, то ли развлекательные центры. Я спросил Эзерлей, и она ответила, что все здания на Блубейке строятся по типовым проектам и отличить жилой дом от завода по внешнему виду практически невозможно.
   – А как же памятники архитектуры? – удивился я. – Ну, старые здания, которые построены очень давно, они очень красивые и все ими любуются.
   – Может, где-то такие и есть, – сказала Эзерлей, – но я их не видела. Но я вообще мало что видела, все хочу попутешествовать, да никак не соберусь.
   – А где ты работаешь? – спросил я.
   – Нигде. На Блубейке почти никто не работает. Чтобы найти работу, надо учиться, а я даже не знаю, есть ли – смысл. Если из сотни коренных жителей Блубейка найти работу могут только четыре…
   – А кто кормит остальных девяносто шесть? – перебил я Эзерлей.
   – Пищевые заводы работают сами по себе… да и другие предприятия тоже. Есть мастера—наладчики, но их очень мало, меньше, чем заводов. Есть ученые, они придумывают новые вещи, которые потом будут делать на заводах, но ученых тоже мало. Чтобы стать одним из них, надо быть очень умным и много заниматься.
   – Интересно, – протянул я. – Никогда не думал, что увижу коммунизм в действии.
   – Что увидишь?
   – Коммунизм. У нас на Земле есть теория, что можно построить идеальное общество, где каждый делает все, что хочет, и всем всего хватает.
   – Здесь нельзя делать все что хочешь, – поправила меня Эзерлей. – Нельзя мусорить, нельзя употреблять наркотики, нельзя творить насилие.
   – Какое насилие? Ты вроде говорила, секса тут нет.
   – Я не это насилие имею в виду. Здесь вообще нельзя творить насилие. Нельзя обижать других, нельзя ругаться, нельзя приставать с разговорами, если собеседник не хочет разговаривать…
   – А если я пристаю с разговорами, что со мной сделают? В тюрьму посадят?
   – Куда посадят?
   – Ну… Как здесь наказывают за нарушение законов?
   – Никак не наказывают. Законы нельзя нарушить.
   – А если я все—таки нарушу? Вот возьму сейчас и срублю вот это вот дерево.
   – У тебя топора нет.
   – Тогда начну ветки обрывать.
   – Ну, попробуй.
   – Тормози давай.
   Эзерлей остановила велосипед, я подошел к ближайшему дереву и, чувствуя себя полнейшим идиотом, попытался отломать ветку. Ветка оказалась очень гибкой и никак не хотела отламываться. Эзерлей стояла в стороне и глупо хихикала, глядя на мою возню. Вскоре мне надоело.
   – Ну что? – спросил я. – Я нарушил какой—нибудь закон?
   – Не знаю, – ответила Эзерлей. – Судя по тому, что полицейские не приехали, нет.
   – Раз здесь есть полицейские, – сказал я, – то и тюрьма должна быть. Или какое-нибудь другое наказание. Когда полицейские приедут, что они будут делать? Начнут меня уговаривать?
   – Да, начнут уговаривать. Они тебе объяснят, что так поступать нехорошо, и заставят все исправить. Ну, там, извиниться перед кем надо или дерево посадить…
   – А если я откажусь?
   – Будут уговаривать.
   – А если я пошлю их куда подальше?
   – Отвезут тебя в больницу. У нопстеров считается, что если кто-то не понимает, что хорошо, а что плохо, то он больной и его надо лечить.
   – А если я откажусь от лечения?
   – Оно бывает принудительным.
   – А если я уйду обратно в тот мир, откуда пришел?
   – Силой здесь никого не держат.
   – Понятно.
   – Ничего тебе не понятно! – воскликнула Эзерлей. – Ты, наверное, думаешь, что здесь каждого второго лечат. Ничего подобного! Законы никто не нарушает, разве что по недомыслию. Ты скоро и сам все поймешь, тут не надо нарушать законы, потому что законы правильные.
   – А если я захочу пива попить?
   – Пиво – это наркотик?
   – Формально – да, но очень легкий. Его пьют не из-за что оно опьяняет, а из-за того, что оно вкусное. Чтобы им напиться, надо литра три выпить.
   – Ну… не знаю, – растерялась Эзерлей. – Если так. Полицейские сделают исключение. Они же нормальные нопстеры, они все понимают. Если состава преступления нет, они извинятся и уйдут. Может, попросят пивом угостить, – Эзерлей хихикнула.
   – Прямо идеальное общество какое-то.
   – Очень близкое к идеальному, – согласилась Эзерлей. – Если бы нопстеры не были такими странными…
   – А что в них странного?
   – Во-первых, они любовью совсем не занимаются. Они не получают от любви приятных ощущений, для них это как когти подстричь – дело нужное, но удовольствия никакого. У них и семей нет, то есть у них бывает, что в одной квартире живет много народу, но это не семьи, а дружеские компании.
   – Как же они детей воспитывают?
   – Точно не знаю, у меня пока нет детей.
   – Пока? То есть скоро будут?
   – В течение года я обязана забеременеть.
   – С чего это вдруг? Закон такой?
   – Да, закон. Каждая женщина обязана забеременеть через пять лет после достижения половой зрелости и повторно забеременеть через десять лет после каждых родов.
   – А сколько здесь год длится?
   – Сорок процентов стандарта.
   Последнюю фразу произнесла не Эзерлей, ее произнес незнакомый нопстер, незаметно приблизившийся к нам, пока мы говорили. Я подумал, что, несмотря на всю умиротворенность этой планеты, расслабляться здесь не стоит.
   – В этом и есть главный секрет великолепного климата нашей планеты, – продолжал незнакомец. – Времена года меняются так быстро, что снег ложится только за полярным кругом, а ближе к экватору земля просто не успевает охладиться. По-моему, короткий год – не слишком высокая плата за хороший климат.
   – Да, конечно, – сказал я. – Благодарим за своевременное пояснение. Мы не просили вас читать лекцию, но она пришлась к месту. Большое спасибо.
   Незнакомец уловил сарказм в моих словах и нахмурился.
   – Кажется, я помешал вашей беседе, – сказал он. – Прошу меня простить, но у меня есть дело, нетерпящее отлагательства. Мое дело касается тебя, Андрей…
   – Откуда ты знаешь мое имя? – перебил его я. Ситуация становилась все более подозрительной.
   – Компьютер назвал мне его, – растерянно произнес незнакомец. – Откуда же еще мне его знать? Ах, да! Я забыл представиться, меня зовут Боссейрос, я младший офицер полиции портала Джейксон. Это тот самый портал, через который ты прибыл на Блубейк.
   Как говорится, не поминай черта, а то появится.
   – В чем дело, офицер Боссейрос? – спросил я. – Я Что-нибудь нарушил? Тогда прошу меня простить, я не успел подробно изучить законы вашей планеты. Я бы хотел получить консультацию, думаю, вы сможете ее дать. Или у вас принято обращаться на ты?
   – У твоей расы считается вежливым обращаться к собеседнику, как будто их несколько? – подала голос Эзерлей. – А я – то думала, что это ты так странно выражаешься…
   – Ты можешь обращаться ко мне естественным образом, – сказал Боссейрос. – У нас нет особенных правил вежливости, только те, что действуют во всей вселенной. Нельзя преднамеренно оскорблять собеседника, нельзя навязывать свое общество…
   – Да ну? – перебил я Боссейроса. Боссейрос уловил издевку и нахмурился.
   – Намекаешь, что я навязываю свое общество? – спросил он. – Только неотложное дело заставляет меня поступать таким образом. Как только мы покончим с делами, я избавлю тебя от своего присутствия.
   Он рассчитывал, что я поинтересуюсь, какое дело привело его ко мне, но я просто кивнул и уставился на Боссейроса в ожидании продолжения. Оно не заставило себя ждать.
   – Ты, Андрей, – сказал он, – прибыл к нам с планеты, с которой раньше не прибывал ни один нопстер. Информация о твоей планете должна быть занесена в планетарную базу. Закон предписывает тебе заполнить анкету.
   – Это так срочно? – удивился я. – Это не может подождать хотя бы до завтра?
   Боссейрос виновато развел руками.
   – Я и сам не понимаю, почему компьютер настаивает на срочности, – сказал он. – Но я получил распоряжение доставить тебя к ближайшему терминалу сети…
   – Меня выгоняют с планеты?
   – Нет, – Боссейрос слегка смутился, – я имею в виду планетарную информационную сеть.
   – А если я откажусь?
   – Почему ты скрываешь информацию о своей планете? – удивился Боссейрос. – Что в ней секретного? Ты боишься, что Блубейк использует эти данные во вред твоей родине? Твои опасения безосновательны, Блубейк – мирная планета, мы никому не угрожаем.
   – Все равно, – сказал я. – Мне не нравится, что я еще не успел осмотреться на вашей планете, а меня уже тащат снимать показания.
   – Это обычная практика, – улыбнулся Боссейрос. – В большинстве миров от посетителя сразу требуют назвать цель визита…
   – Я не скрываю цель визита, – перебил я Боссейроса. – Я приехал в гости к своей подруге.
   – Позволь, я закончу, – сказал Боссейрос. – Почти во всех мирах гостя выпускают из портала только после того, как он ответит на все вопросы, которые ему задают таможенники. У нас процедура регистрации упрощена, мы обходимся без излишних формальностей. Но если есть реальная необходимость получить от гражданина какую-то информацию, мы вправе ее потребовать. В этом нет ущемления твоих прав.
   – А все—таки, – спросил я, – если я откажусь поехать с тобой, что со мной будет? Боссейрос тяжело вздохнул.
   – Ты будешь возвращен в портал, – сказал он. – Тебе придется покинуть планету.
   – А если я не захочу покидать планету?
   – Тебе придется.
   – Разве можно заставить путешественника вернуться в предыдущее тело? Я всегда считал, что это технически невозможно.
   – Придется применить насилие, – сказал Боссейрос и снова вздохнул, – но это возможно. Если создать тебе невыносимые условия, ты сам уйдешь. Слушай, Андрей, может, ты мазохист?
   От неожиданности я расхохотался. Боссейрос явно не шутил, он спросил меня абсолютно искренне, и это было особенно смешно. Офицер полиции напомнил мне американцев из монологов Задорнова, они так же спокойно относятся к разным извращениям и совсем не понимают юмора. Интересно, как обстоят дела с юмором на Блубейке?..
   – Да, я мазохист, – сказал я, стараясь сохранять серьезное выражение лица. – Я получаю сексуальное удовольствие, когда спорю с представителями власти. Наверное, тебе трудно понять, что это такое…
   – Я знаю, что такое сексуальное удовольствие, – перебил меня Боссейрос. – У нас в школе изучают сравнительную ксенологию. Но я никогда не слышал, чтобы мазохисты получали удовольствие от споров. Бывают мазохисты, которые любят, чтобы их били, другие любят, чтобы их связывали… У нас, нопстеров, тоже есть мазохисты, только у нас в мазохизме нет сексуального элемента. Мы – раса асексуальная.
   – Да, я слышал, – кивнул я. – Эзерлей мне уже говорила. Это очень странно. У вас такая странная жизнь…
   – Ты привыкнешь, – обнадежил меня Боссейрос. – К нам приходят разные существа, некоторые еще более странные, чем ты, и почти все остаются на Блубейке навсегда.
   – А остальные?
   – У нас никого не удерживают силой. Если захочешь, ты можешь покинуть Блубейк в любой момент.
   Боссейрос немного помолчал и спросил:
   – Ты уже получил удовлетворение?
   – Да, – ответил я. – Большое спасибо. Это было фантастично. Ты мне очень помог.
   – Всегда приятно помочь товарищу, – Боссейрос расплылся в улыбке. – Мы можем ехать?
   – Да, конечно, – сказал я. – Было приятно познакомиться. Поехали, Эзерлей.
   Эзерлей забралась на велосипед, я взгромоздился позади нее, Боссейрос сел на свой велосипед и поехал в ту же сторону, куда ехали мы с Эзерлей до того, как я начал заниматься маразмом, пытаясь оторвать ветку от дерева. Эзерлей последовала за Боссейросом.
   Минут через пять я спросил Эзерлей:
   – Нам еще долго ехать?
   – Не знаю, – сказала Эзерлей. – Я же не знаю, где здесь ближайший терминал.
   – Мы что, – не к тебе домой?
   – Мы направляемся к терминалу. Ты же сам согласился.
   – Я согласился?! Я сказал, чтобы ты поехала домой.
   – Ничего подобного, – возмутилась Эзерлей. – Ты просто сказал «поехали, Эзерлей», а куда ехать, не уточнил. Я решила, что ты согласился с Боссейросом. И вообще, ты зря упрямишься. В самом деле, что секретного в твоей планете?
   – В моей планете – ничего. Но я прибыл на Блубейк не с нее.
   – Ах, да, – вспомнила Эзерлей. – Ты говорил про какое-то убежище. Не хочешь рассказывать о нем компьютеру?
   – Не хочу.
   – Почему?
   – Не знаю, – сказал я. – Просто не хочу. Не могу объяснить, почему.
   Эзерлей дернула плечами и ничего не сказала. Мы продолжали ехать к терминалу местной информационной сети.

   Целью нашей поездки оказалось Интернет-кафе, с первого взгляда почти как земное. Присмотревшись, я заметил, что у местных компьютеров нет системных блоков, вся электроника, очевидно, вмонтирована прямо в монитор. Вместо мыши имелось нечто, напоминающее джойстик, клавиатура же выглядела вполне привычно, если не считать того, что среди букв и цифр, изображенных на клавишах, не было ни одной знакомой.
   Операционная система была очень похожа на Windows, только без кнопки Start и полосы задач внизу экрана. Впрочем, сразу выяснилось, что полоса задач есть, просто по умолчанию она спрятана. И еще указатель мыши, то есть джойстика, изображал не стрелочку, а крестик.
   – Странно, – сказал я. – Компьютер совсем как на Земле и операционная система очень похожая.
   – Ничего странного, – заметил Боссейрос. – Во всех мирах, населенных гуманоидами, настольные компьютеры очень похожи. Для существ вроде нас с тобой такая форма наиболее удобна.
   – Разве ваши компьютеры не умеют разговаривать голосом? – поинтересовался я. – Если планетарный компьютер контролирует все население планеты, у него должно быть достаточно ресурсов, чтобы поддерживать голосовую речь. Почему он не хочет просто расспросить меня?
   – Ты не умеешь писать? – предположил Боссейрос. – Тогда я помогу тебе заполнить форму.
   – Нет, я умею писать, – сказал я. – Я просто интересуюсь…
   За то время, пока мы препирались, Боссейрос запустил на компьютере программу, удивительно похожую на Internet Explorer. Далее Боссейрос потыкал крестиком джойстика в несколько разных кнопок, и на экране появилась большая форма, напомнившая мне те ужасные полчаса, когда я пытался зарегистрироваться в nm.ru и все время оказывалось, что я что-то забыл ввести или ввел неправильно, после чего приходилось заполнять форму заново.
   – Я не умею работать с вашими компьютерами, – сказал я. – Я не знаю вашего алфавита.
   – Все необходимые сведения есть в памяти тела, – сообщил Боссейрос. – Просто садись за консоль и приступай, ты все сразу поймешь.
   Я последовал совету Боссейроса, сел за консоль и, действительно, сразу понял, как с ней управляться. Я вчитался в то, что было написано на экране, и начал отвечать на вопросы.
   Имя – Андрей. Название родной планеты – Земля. Координаты родной планеты…
   – Эй! – позвал я Боссейроса. – Я не знаю, какие координаты у моей планеты.
   – В компьютер встроен терминал Сети, – сказал Боссейрос. – Обратись к нему и он их назовет.
   – Ну вот еще! – возмутился я. – Сейчас все брошу и начну расспрашивать Сеть только потому, что вашему великолепному компьютеру лень заглянуть в свою память и вытащить координаты оттуда. Ты ведь говорил, что я первый, кто пришел с Земли на Блубейк, правильно?
   – Правильно, – согласился Боссейрос. – Ну и что?
   – А то, что планетарный компьютер Блубейка должен знать координаты моей планеты. Иначе откуда он знает, что я первый?
   – Действительно, – согласился Боссейрос. – Но разве тебе так трудно нажать двадцать клавиш?
   – Двадцать девять, – уточнил я. – Не то чтобы очень трудно, но зачем делать никому не нужную работу?
   – За то время, пока мы с тобой препираемся, – заметил Боссейрос, – ты уже два раза мог заполнить это поле.
   – Да иди ты! – воскликнул я и встал из-за стола. – Все, мне надоело участвовать в этом маразме. Можешь выкинуть меня с планеты, если тебе так хочется, да я и сам уйду. Мне у вас не нравится.
   – Не делай этого, – произнес компьютер человеческим, то есть нопстерским голосом. И добавил: – Ты прав, координаты планеты можно не вводить, эта информация у меня уже есть. Посмотри на экран.
   Я посмотрел на экран и увидел, что форма изменилась – поле для ввода координат планеты исчезло.
   – Это досадная ошибка, – сказал компьютер. – Спасибо, что исправил ее.
   – Не за что, – пробормотал я и вернулся к консоли. Есть ли у твоей родной планеты твердое ядро – да. Каковы размеры твоей планеты?
   – Откуда я знаю, каковы размеры моей планеты?! – воскликнул я. – Я не астроном.
   – Напиши, что не знаешь, – посоветовал Боссейрос. – Компьютер задаст вопрос в другой формулировке.
   Я написал, что не знаю, какого размера моя планета, а заодно написал, что не знаю, какого размера мое родное солнце, какого оно цвета и какова средняя температура на поверхности планеты. После этого я нажал кнопку ввода информации.
   Компьютер выдал новую серию вопросов. Чему равно ускорение свободного падения на поверхности планеты – не знаю. Можно ли смотреть на солнце, не щурясь – я чуть было не написал «нет», но вовремя спохватился и написал «не знаю». Если уж издеваться над компьютером, то последовательно. Способно ли мое зрение различать цвета– не знаю. Есть ли вода на моей родной планете – не знаю.
   После того как я снова нажал кнопку ввода, компьютер надолго задумался. Я обернулся к Боссейросу и спросил:
   – Компьютер завис?
   Боссейрос выглядел удивленным.
   – Никогда раньше такого не видел, – сказал он. – Должно быть, твоя планета и впрямь очень необычная.
   Я перевел взгляд на монитор и увидел, что компьютер отвис. Теперь он задал только один вопрос, он спрашивал меня, чему равно дважды два. Я ответил «не знаю» и нажал ввод.
   Ответ компьютера был лаконичен. «Опрос закончен» – высветилось на экране. Я даже испытал разочарование. Может, и не стоило так грубить…
   – Все, – сказал я, обращаясь к Боссейросу, – компьютер удовлетворен. Я могу быть свободен?
   – Конечно, – согласился Боссейрос. – Большое спасибо.
   По лицу Боссейроса было видно, что он не понимает, что здесь произошло, почему компьютер так быстро от меня отстал, но с формальной точки зрения приказ выполнен, а потому задерживать меня дальше нет оснований.
   – Нехорошо издеваться над компьютером, – сказала Эзерлей, дождавшись, пока Боссейрос покинет Интернет—кафе. – Он тебе ничего плохого не сделал.
   – А что он пристает с глупыми вопросами? – огрызнулся я. – Я ему ничем не обязан, я приехал в гости к тебе, а на него мне начхать. С какой стати я должен ему рассказывать о своей родине? Он считает, что раз меня сделали гражданином Блубейка, так я ему по гроб жизни обязан, но я его ни о чем не просил. Если я ему не нравлюсь, пусть выкинет меня отсюда, а если хочет договориться – так пусть договаривается.
   – Ты собираешься продать информацию о своей родине? – заинтересовалась Эзерлей. – На что ты хочешь ее обменять?
   – Понятия не имею, – сказал я. – Да и вообще, я сюда приехал не торговаться, а приятно провести время. Поехали, что ли, к тебе?
   – Поехали, – согласилась Эзерлей.
   По дороге я сообразил, что Эзерлей едет в свой новый дом, в котором раньше никогда не была. Я поинтересовался, как она узнает, куда надо поворачивать. Оказывается, компьютер все время отслеживает перемещение каждого велосипеда и, если запросить соответствующую услугу, в нужные моменты включает лампочки на руле, которые предупреждают о поворотах.

   Новый дом Эзерлей больше всего походил на панельную хрущобу, какими застроена четверть Москвы. Этажей, правда, было не пять, а четыре, и стены были не настолько обшарпаны, как в московских хрущобах. Перед домом не было ни автомобилей, ни ракушек, а дверь, ведущая в подъезд, была стеклянной.
   – Здесь не бывает воров? – удивился я.
   – Ты, вообще, слушаешь, что я говорю? – в свою очередь удивилась Эзерлей. – Тут есть планетарный компьютер, он следит за каждым шагом каждого нопстера. Как только ты Что-нибудь украдешь, к тебе сразу придут полицейские.
   Да, действительно, что-то я тормозить начал…
   Эзерлей закатила велосипед по пологому пандусу, который заменял ступеньки перед входом, и мы вошли в подъезд. Внутри обнаружился довольно большой тамбур, который жильцы дома использовали как велосипедную стоянку. Все велосипеды были одинаковыми по конструкции, друг от друга они отличались только цветом. Хотя нет, тут есть еще и детские…
   – Вот этот твой, – сказала Эзерлей, показывая пальцем на один из велосипедов.
   – Откуда ты знаешь? – удивился я. – Они же все одинаковые.
   Эзерлей показала пальцем на стену. На ней были изображены буквы нопстерского алфавита, соответствующие последовательно идущим числам.
   – Это номера квартир, – пояснила Эзерлей. – Компьютер показал, куда ставить мой велосипед, а раз мы живем вместе, твой должен стоять рядом. Пойдем, посмотрим на наше жилище.
   – Когда я уйду обратно, ты снова переедешь в предыдущую квартиру? – спросил я.
   – Может, и в предыдущую, – ответила Эзерлей, – но вряд ли. Скорее, в какую—нибудь другую. На Блубейке все квартиры одинаковые, нет разницы, где жить.
   Лифт в подъезде был, но мы поднялись на третий этаж по лестнице. Эзерлей объяснила, что лифт служит только для перевозки тяжелых вещей, пользоваться им без нужды считается дурным тоном. Я не удержался от колкости и спросил:
   – Если мы поедем на лифте, сразу прибежит полицейский?
   – Нет, – сказала Эзерлей, – не прибежит. Но зачем нарушать правила из-за такой мелочи? Тебе трудно подняться по лестнице?
   – Нет, – сказал я, – не трудно. Но зачем лишний раз напрягаться, если можно не напрягаться?
   – Не понимаю я тебя, – вздохнула Эзерлей. – Ты как будто специально злишь компьютер. Ты все время спрашиваешь, как можно нарушить то правило, как можно нарушить это правило… Тебя что, любые правила раздражают?
   Я покачал головой.
   – Нет, – сказал я, – не любые, а только те, без которых можно обойтись. Почему нельзя ездить на лифте? Сколько энергии мы на этом экономим? Для такой развитой планеты, как Блубейк, это сущая мелочь. Знаешь, Эзерлей, у меня складывается ощущение, что меня начали воспитывать.
   – Правильное ощущение, – подтвердила Эзерлей. – Окружающая среда всегда тебя воспитывает, хочешь ты того или нет.
   – Одно дело окружающая среда, – сказал я, – и совсем другое дело – люди. То есть нопстеры. Терпеть не могу, когда за меня решают, что я могу, а чего не могу. Я не дурак, понимаю, что есть осмысленные запреты, но вот это, с лифтом, – такая дурь!
   – Ну, не знаю, – пожала плечами Эзерлей. – По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В любом племени есть свои правила, и раз ты пришел в гости, должен им следовать.
   – Я им и следую, – заметил я. – Мы ведь идем по лестнице, а не едем на лифте.
   – Мы не идем, мы пришли, – поправила меня Эзерлей.
   Мы действительно пришли. В обе стороны от лестничной площадки уходили два коротких коридора, в каждый из которых выходило по четыре двери. Маленькие здесь квартирки, воистину хрущоба.
   Эзерлей толкнула дверь и та отворилась. Замка на двери, естественно, не было. К чему замок там, где нет воров?
   Мы вошли в прихожую, которая неожиданно оказалась довольно большой, метра три на четыре, и с большим окном. Но почему здесь стоят целых два компьютера?
   И тут до меня дошло. Мы стоим вовсе не в прихожей, прихожей в этой квартире нет как класса. То, что мне показалось прихожей, – одна из трех комнат, судя по отсутствию кровати – гостиная.
   Выглядела гостиная убого. Голые стены, однотонный линолеум на полу, большое окно со стекло пакетом, в стену по обе стороны от него были вмонтированы два компьютерных экрана. Из обстановки в комнате имелись только два деревянных стула с жесткими сиденьями. Ни стола, ни шкафа, ни телевизора, даже зеркала ни одного нет.
   – Аскетично, – констатировал я.
   – Потом все закажем, – отозвалась Эзерлей. – Интересно, в спальнях такое же безобразие…
   По мнению Эзерлей, в спальнях такого безобразия не было. А по моему мнению, сам факт существования комнаты, половину площади которой занимает кровать, уже является безобразием. И это убожество Эзерлей считает хорошей квартирой!
   – У меня кровать на месте, даже застелена, – провозгласила Эзерлей. – У тебя тоже? Вот и здорово. Самое главное на месте, а остальное завтра закажем.
   – Остальное – это что?
   – Все. Занавески на окна, ковер на пол, стол какой—нибудь, стульев побольше. Не знаю, как тебе, а мне в пустой комнате неуютно.
   – Мне тоже. Слушай, а где здесь кухня?
   – Нет здесь кухни, – ответила Эзерлей. – Помнишь, когда мы подъезжали, мы видели такой маленький домик за деревьями?
   – Не помню. А что?
   – Там кафе. Если проголодаешься, там можно покушать.
   – Откуда ты знаешь? – удивился я. – Ты ведь здесь тоже в первый раз.
   – На Блубейке во всех районах одинаковая планировка. Очень удобно – заблудиться невозможно и всегда знаешь, где что искать.
   – Все-все здания одинаковые? – удивился я. – Президент этой планеты тоже живет в такой же хрущобе?
   – На Блубейке нет президента.
   – Ну, если не президент, то вождь какой—нибудь здесь точно должен быть.
   – Нет здесь никакого вождя, – сказала Эзерлей. – Есть только планетарный компьютер. Не знаешь, что это такое? Это такая большая машина, она думает, как разумное существо, только гораздо быстрее и лучше. Компьютер все видит и всегда знает, что нужно делать.
   – А нопстеры для него как рабы?
   – Почему как рабы? – Эзерлей, кажется, обиделась. – Компьютер существует не просто так, а для блага нопстеров. Он не о себе заботится, ему ничего не надо, он же машина.
   – О рабах хозяин тоже заботится, – заметил я.
   – Где бы найти такого хозяина, – мечтательно произнесла Эзерлей, и меня передернуло. А потом до меня дошло.
   – У вас на Оле, – спросил я, – разве были рабы? Эзерлей уставилась на меня как на идиота. Я задал последний уточняющий вопрос:
   – Рабы и женщины – одно и то же?
   – Конечно, – ответила Эзерлей. – Ты на солнце перегрелся?
   – Нет, – сказал я, – я не перегрелся на солнце. Просто у нас разные системы понятий. Когда я задавал последний вопрос, я употребил два разных слова.
   – Я заметила, – кивнула Эзерлей, – но они означают одно и то же.
   – Это для тебя они означают одно и то же. В моей системе понятий женщина – просто человек женского пола и все. А раб – это такой человек, который принадлежит другому человеку как собственность.
   – Раб может быть мужчиной? – сказать, что Эзерлей удивилась, значит, ничего не сказать. Она была просто потрясена.
   – Уже не может, – сказал я. – Рабство у нас давно отменено. Но слово осталось.
   – Интересно, – сказала Эзерлей. – Я помню, ты говорил, что у вас мужчины и женщины равноправны, но я думала, что они одинаково свободны, а не наоборот.
   – Так оно и есть… то есть должно быть.
   – А почему ты говоришь, что все нопстеры – рабы компьютера? – спросила Эзерлей. – Они ему не принадлежат, это он принадлежит народу Блубейка.
   – Он ими управляет, – сказал я. – А я не хочу, чтобы мною управляли. Я хочу жить так, как считаю нужным.
   – Но это невозможно!
   – Знаю, – согласился я. – Абсолютная свобода недостижима. Но я хочу приблизиться к ней настолько, насколько это возможно.
   – В этом и есть смысл жизни для твоей расы? – предположила Эзерлей.
   – С чего ты взяла? – удивился я. – Нет, смысл жизни не в этом. Я не знаю, в чем состоит смысл жизни, но точно не в этом. А ты знаешь, в чем смысл жизни?
   – Смысл жизни, – сказала Эзерлей, – в том, чтобы соблюдать правила. Правила установлены богами, и не дело смертных нарушать их заповеди.
   – И это все? – удивился я. – Другого смысла нет?
   – Лучше такой смысл, чем никакого, – отрезала Эзерлей.
   – Как знаешь… По мне, лучше жить без всякого смысла, чем быть рабом, пусть даже божьим.
   – У нас совсем разные системы понятий, – вздохнула Эзерлей. – Но это ведь не помешает нам приятно провести время?
   – Не помешает, – заверил ее я, и мы удалились в спальню.
   Разные системы понятий, действительно, были ни при чем, проблема была совсем в другом. Проблема была в том, что нопстеры абсолютно асексуальны на анатомическом уровне. Когда твое тело искренне не понимает, чего от него хотят, получить удовольствие от близости никак невозможно. Да и сама близость практически невозможна.

   На следующее утро мы с Эзерлей сидели в кафе, завтракали и обсуждали случившееся. Эзерлей была в подавленном настроении, переходящем в депрессию.
   – Я никогда не думала, – говорила она, – что тело значит так много. Этот мир великолепен, здесь есть все, что нужно для счастья, здесь не хватает только любви. Раньше я не могла представить себе, что такое возможно, думала, что любовь – такая же неотъемлемая часть мироздания, как небо над головой.
   – Я был на планете Трилар, – заметил я, – там над головой нет неба, вместо него лед. Вся планета покрыта морем, а сверху лед.
   – Там очень холодно?
   – Наверное. Точно не знаю, я же не в своем теле там был. Да, вспомнил! Там вместо воды аммиак, должно быть, там очень холодно. Там такие забавные существа живут…
   – Рыбы? – предположила Эзерлей.
   – Нет, не рыбы. Это такие… как бы комки слизи такие бесформенные…
   – Фу… – сморщилась Эзерлей. – Какая гадость!
   – Не такая уж и гадость, – возразил я. – Нормальные существа, вменяемые и доброжелательные, пожалуй, самые доброжелательные из всех, кого я встречал в Сети. Только жить там долго я бы не смог.
   – Почему?
   – Слишком чуждая среда. Вот сейчас тебе не нравится, что у нопстеров нет сексуального влечения. А теперь представь себе, что у тебя нет ни рук, ни ног, нет постоянной формы тела, ты плаваешь в жидкости, и даже речи нормальной нет. Эти существа общаются не звуковой речью, а телепатией.
   – Мысли друг у друга читают?
   – Ага.
   – Круто, – Эзерлей ненадолго задумалась, а потом вдруг сказала: – Знаешь, Андрей, нам надо искать другой мир.
   – Нам?
   – Ты больше не хочешь быть со мной? Я тебе надоела?
   – Нет, – сказал я, – ты мне не надоела. Я не забыл, что у нас было на Оле… знаешь, такое не забывается. А может, нам вернуться на Ол? Поселимся где-нибудь в уединенном местечке…
   Я не успел договорить до конца и уже понял, какую глупость сморозил.
   – А еду как будем добывать? – спросила Эзерлей. – Как запасы делать? А когда у нас дети появятся, что с ними будет?
   Вот чего—чего, а такого поворота событий я никак не ожидал.
   – Ты хочешь от меня ребенка? – спросил я, разинув рот.
   В лучших одесских традициях Эзерлей ответила вопросом на вопрос.
   – А что? – спросила она. – Почему бы и нет? Ты нормальный мужчина, да и как женщина тоже неплох, – она хихикнула. – Ты лучше всех, с кем я была на Оле. Или ты мною брезгуешь?
   – Да ты что! – воскликнул я. – Конечно, нет! Но иметь ребенка… Нет, я, в принципе, не против, только вначале надо с текущими делами разобраться.
   – Так разберись! Ты тут сидишь, ничего не делаешь, ждешь, когда проблемы сами собой рассосутся…
   – А что мне делать? Я не просто так сижу, а жду звонка от Гиви. Когда ситуация прояснится, он позвонит, скажет, что делать дальше.
   – Может, лучше ты ему сам позвонишь?
   – Зачем тревожить человека понапрасну? Я манией величия не страдаю, понимаю, что ребята из ФСБ решат эту проблему лучше, чем я. У них работа такая – проблемы решать. Причем проблема эта не только моя, иначе я бы на них не надеялся. Они сейчас не для того трудятся, чтобы меня домой вернуть, а для того, чтобы инопланетных гадов с Земли выдворить. Зачем я им буду мешать? Лучше пока подожду, а когда надо будет действовать, Гиви мне позвонит.
   – А если не позвонит?
   – Позвонит. Понимаешь, мне Вудсток подложил в мозги какую-то вещь, из-за нее…
   Внезапно я вспомнил, что планетарный компьютер Блубейка прослушивает все разговоры всех нопстеров. Надо фильтровать базар.
   – Гиви мне обязательно позвонит, – закончил я. Эзерлей настороженно оглянулась по сторонам, и я понял, что она подумала о том же самом.
   – Из этого мира надо уходить, – сказала она, – погостили и хватит. Причем уходить прямо отсюда, на Ол я больше не вернусь.
   – А как же твое тело?
   – Наплевать на него. Может, когда—нибудь потом, когда весь этот кошмар забудется… Знаешь, Андрей, я бы хотела посетить твою Землю.
   – Пока нельзя.
   – Знаю. Ты уже поел? Пойдем домой.
   – Зачем?
   – На Блубейке все компьютеры оснащены терминалами Сети.
   – Прямо сейчас хочешь уйти?
   – А чего тянуть?
   И действительно, чего тянуть?
   – Ну, пошли, – сказал я.

   Выбор следующего мира Эзерлей доверила мне.
   – Лучше давай ты, – сказала она. – У тебя и опыта больше, и удачи.
   – Не издевайся, – буркнул я. – Тоже мне, удача, застрял на Оле на две с лишним недели, насилу выбрался.
   – Зато ты книгу читал, – заявила Эзерлей. – Помнишь, ты говорил, что читал книгу про то, как правильно разговаривать с Сетью.
   – Там не о том было. Там было написано, как найти в Сети нужный объект, а про то, как найти сам не знаешь что, там не было.
   – Как это сам не знаешь? – возмутилась Эзерлей. – Выбери мир, в котором нам будет хорошо.
   – Легко сказать, – буркнул я. – Ладно, сейчас попробую.
   Я подошел к терминалу и мысленно произнес: «Мир, в котором нам будет хорошо».
   «Больше свободы там, где меньше внимания к личности», – отозвалась Сеть.
   – Ну что? – спросила Эзерлей. – У тебя так лицо вытянулось…
   – Глупости все это, – сказал я. – Я хотел спросить у Сети, в какой мир нам надо идти…
   – И что она ответила?
   – Такую же ерунду, как обычно. Ты работала с поисковой системой?
   – Работала, – вздохнула Эзерлей. – Значит, придется идти наобум.
   – Зачем наобум? Мы уже ходили наобум, и ничего хорошего из этого не вышло. По-моему, надо сначала как следует поработать с поисковой системой, лучше пусть мы время потратим, но зато выясним, какой мир нам подходит лучше всего.
   – А есть ли смысл? – спросила Эзерлей. – Не знаю, как тебе, а мне находиться в этом теле мучительно. Быть с тем, кого любишь, и понимать, что не можешь его любить… Неужели ты этого не чувствуешь?
   М-да… Никогда еще мне не признавались в любви инопланетянки. Да и из земных девушек признавались в любви только две, причем одна из, них по пьяни. Странное чувство… С одной стороны, приятно знать, что кого-то привлекаешь, но как на это реагировать?.. Со шлюхами все гораздо проще, и неважно, занимается она этим за деньги или так, из любви к искусству. А когда возникает какое-то чувство… нет, это, конечно, хорошо, ощущения гораздо острее, но с другой стороны… Я всегда знал, что любовь – не только удовольствие, но и ответственность, но одно дело знать, и совсем другое – прочувствовать на своей шкуре. Или это не любовь?..
   – Если хочешь, – сказал я, – давай попробуем куда—нибудь переместиться. Только я не верю, что мы сразу найдем рай, который понравится нам обоим. Или хоть кому-то из нас. Давай лучше воспринимать наши приключения как увеселительную прогулку. Секс-туризм, так сказать.
   – Давай, – сказала Эзерлей. – Пусть будет секс—туризм. А что это такое?
   – Это… гм… сама увидишь.
   Я мысленно обратился к терминалу и… черт! Чуть не забыл!
   – Эзерлей, – сказал я, – ты же не знаешь, как найти меня в Сети, когда я уйду.
   – Знаю, – возразила Эзерлей. – Я скажу Сети, что хочу пойти за тем, кто только что ушел вот с этого терминала.
   – Гм… А это сработает?
   – А что, нет?
   – Ну, не знаю, – сказал я, – может, и сработает. Попробуй. А если не получится, скажи, что хочешь перейти в тот мир, где сейчас находится существо, которое побывало и в этом мире, и в твоем родном мире. Вряд ли кто-то еще, кроме меня, бывал и на Оле, и здесь.
   – Вот это да! – воскликнула Эзерлей. – Так я смогу найти тебя где угодно!
   – Естественно, – согласился я. – Если ты знаешь что-то такое, что есть только у одного существа во вселенной, Сеть всегда найдет его для тебя. Главное – чтобы Сеть понимала те признаки, по которым ты его ищешь.
   – Подожди! – сказала Эзерлей. – Но я ведь тоже подпадаю под эти признаки. Я тоже была и на Оле, и на Блубейке.
   – Несущественно, – отмахнулся я. – Добавишь еще какой—нибудь признак. Например, я бывал и в других мирах, а ты нет. Или бывала?
   – Нет, – покачала головой Эзерлей. – С Ола я перешла сразу на Блубейк. Значит, существо, которое бывало на Оле, на Блубейке и где-то еще… Хорошо, я запомнила. Начинай.
   Я глубоко вдохнул и мысленно произнес: «Хочу перейти в мир, где можно хорошо потрахаться». И поспешно добавил: «Только не на Ол!»
   «Подтверди», – сказала Сеть.
   «Подтверждаю», – мысленно произнес я.

   Я очутился в небольшом помещении без окон. Пол был устлан мягким ковром, покрытым абстрактным геометрическим узором в красно—коричневых тонах. Стены были однотонно—серыми, материал, из которого они были сделаны, казался мягким и теплым. Потолок был бледно—серым, ламп на нем не было, я не сразу понял, откуда берется свет в этой комнате. Лишь проследив за своей тенью, я сообразил, что какие-то лампы на потолке есть, но источник света всегда находится вне поля зрения. Должно быть, так специально сделано, чтобы свет не бил в глаза. Оригинально. Теперь посмотрим, какое у меня тело. – Гм… На этот раз я был серо—зеленым ящером двух с половиной метров в длину, если считать длинный хвост. Пропорциями тела я напоминал земного крокодила, только челюсти были поменьше, а лапы побольше. Лап было шесть, передние были короче других и заканчивались пятипалыми кистями с противостоящим большим пальцем. По форме почти как человеческие руки, но желтовато—серые, чешуйчатые и с короткими тупыми когтями вместо ногтей.
   Я не стал тратить много времени на изучение нового тела. Человек устроен так, что быстро привыкает ко всему, в том числе и к новым телам. Тело как тело, в меру мощное, в меру подвижное, череп в меру большой, мозгов вроде достаточно, ну и ладно. Пол мужской, сексуальная функция, похоже, в порядке. Будем надеяться, Эзерлей не будет разочарована.
   Бодрым шагом я направился к единственной двери в комнате, по ходу дела привыкая к непривычной раскачивающейся походке. Интересно, как в этом мире встречают гостей…
   Дверь была пластмассовая на вид, но очень тяжелая, не иначе, внутри металл. За дверью открывался длинный полутемный коридор с таким же красно—коричневым полом, серыми стенами и невидимым источником света, который всегда позади. Я перешагнул через порог и почувствовал легкое головокружение. Нечто подобное я испытывал на Сэоне во время телепортация.
   Нет, это не телепортация. Пейзаж за дверью не изменился, я по-прежнему находился в том же самом коридоре. Я обернулся и увидел позади себя дверь, через которую только что прошел, а за ней комнату, из которой только что вышел.
   Интересно, что это такое, если не телепортация. Наверное, какое-нибудь хитрое поле, которое проверяет всех входящих на предмет наличия вредных мыслей или, может, снимает с души какие-то отпечатки. Неважно.
   «Ты не прав, – произнес голос Вудстока в моей голове. – Это действительно была телепортация, ты телепортировался в изолированную зону. Район, где ты находишься, экранирован от внешних источников астрального излучения. Сеть временно недоступна. Я рекомендую вернуться обратно в комнату».
   Я последовал совету Вудстока, но когда переступил порог в обратную сторону, ничего не произошло, никакого головокружения я не испытал.
   «Переход односторонний, – прокомментировал Вудсток. – Будь осторожен».
   «Что мне грозит?» – мысленно спросил я.
   «Пока ничего. Но если придет опасность, ты не смелеешь уйти в Сеть. Будь бдителен».
   Ладно, буду бдителен. Хотел бы я знать, зачем здесь устроен односторонний переход сразу из портала? К сожалению, первый образ, приходящий в голову, – мышеловка,
   Я вышел в коридор, посмотрел направо и налево, не увидел ничего примечательного ни там, ни там и решил идти направо. Я шел по коридору, таинственный источник света следовал за мной, и моя уродливая тень на полу была неподвижна. Впрочем, моя тень уродлива только в человеческой системе понятий, а по понятиям этого мира моя тень, надо полагать, очень даже красива. Вряд ли во вселенной существует раса, считающая свой облик безобразным.
   Метров через пять я поравнялся с дверью. Я открыл ее (на этот раз дверь была легкая, без металла внутри), заглянул внутрь и увидел точно такую же комнату, как и та, из которой я вышел. Абсолютно никаких отличий.
   Еще метров через пять на моем пути встретилась еще одна дверь, на этот раз с другой стороны коридора. Я заглянул внутрь, и у меня закружилась голова. Не оттого, что в дверном проеме был скрыт телепортатор, нет, совсем по другой причине. Стены и потолок этой комнаты были зеркальными, только под самым потолком комнату окружала матово-серая полоса.
   Я смотрел внутрь и видел иллюзорное пространство, уходящее вдаль на сотни метров, если не на километры. У моего нового тела очень хорошее зрение, я различал свои копии, отразившиеся в зеркалах десятки раз. Куда ни направишь взгляд, всюду простиралась красно—коричневая равнина, на которой в однообразных позах стояли сотни серо—зеленых шестиногих крокодилов. Выглядели эти крокодилы весьма растерянно, можно даже сказать, по-идиотски. А над головой каждого сияло расплывчатое пятно, освещавшее комнату.
   Я закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Четвертая дверь скрывала за собой большую ванную комнату. Сантехническое оборудование выглядело непривычно, но то, что это именно ванная, сомнений не вызывало. Роскошная ванная, надо сказать. В центре комнаты здоровенное джакузи, рядом круглая ванна поменьше, стены и потолок утыканы раструбами маленьких душей. Должно быть, жители этой планеты любят принимать экстремальный душ, когда вода хлещет отовсюду, как в джунглях в разгар тропического дождя. Земные крокодилы живут в тропических лесах, первобытные предки местных аборигенов, наверное, вели схожий образ жизни, любили понежиться под проливным дождем, а теперь их потомки создают себе дождь искусственно.
   В пятой комнате свет впервые ударил мне в глаза, из-за этого я не сразу заметил, что комната не пуста. Посреди комнаты прямо на ковре разлеглись в расслабленных позах трое аборигенов, память тела пояснила, что двое из них – мужчины, а третья – женщина.
   Они смотрели на меня и ждали, что я скажу. Они совсем не походили на таможенников, скорее, они выглядели зрителями в театре.
   – Приветствую вас, почтенные! – провозгласил я и слегка поклонился.
   Крокодилы обменялись взглядами, покивали головами и снова замерли в ожидании.
   – Меня зовут Андрей Сигов, – продолжал я, – я прибыл к вам с планеты Блубейк, хотя это не родная моя планета.
   – Бродяга, – внезапно сказал один из крокодилов и хихикнул.
   – Солдат удачи, – добавил другой и тоже хихикнул. Я решил не обращать внимания на их странное поведение.
   – Мне хотелось бы узнать, – сказал я, – как называется ваша планета.
   Крокодилы синхронно хихикнули. Первый крокодил, тот, что обозвал меня бродягой, театрально развел руками и спросил:
   – Разве ты не знал, куда перемещаешься?
   – Не знал, – подтвердил я. – Я выдал запрос Сети…
   – Какой запрос? – перебил меня тот же крокодил.
   – Какая разница? – я развел руками, копируя жест собеседника.
   Почему-то это вызвало смех у всех троих. Смех у них был лающий, как будто смеялись собаки.
   – Нам интересно, – сказала женщина и подмигнула.
   – Прошу простить меня, почтенные, – сказал я, – но то, какие именно слова я передал Сети, исключительно мое личное дело. Я хочу узнать имя вашей планеты.
   – На каком основании? – спросил первый крокодил.
   – А что в этом секретного? – переспросил я, копируя интонации Боссейроса, задававшего мне вчера тот же самый вопрос. – Если в имени вашей планеты есть какая-то тайна, я не буду требовать ее раскрыть, но что здесь может быть секретного?
   Крокодилы обменялись взглядами и дружно рассмеялись.
   – Мы не скажем, – заявил второй крокодил. – Ты пришел сюда только для того, чтобы узнать имя этого мира?
   И они снова засмеялись. Этот смех без причины начал меня бесить:
   – Нет, не только, – сказал я. – Мне вообще наплевать на имя вашего мира…
   – Тогда зачем спрашиваешь? – перебила меня женщина.
   – Затем, что есть определенные правила вежливости… Мне пришлось остановиться, потому что крокодилы теперь хохотали в полный голос.
   – Какие правила? – поинтересовалась женщина.
   Я просканировал ауры собеседников и увидел именно то, что ожидал увидеть. Они надо мной откровенно издевались.
   «Кажется, у нас проблемы», – обратился я к голосу Вудстока.
   «Это точно, – отозвался голос. – Но силовое решение невозможно».
   «Почему?»
   «В твоем теле содержатся имплантаты, снижающие физические возможности тела. Кроме того, в нервную систему внесены функции удаленного управления. Если они будут задействованы, ты потеряешь свободу воли и превратишься в биоробота».
   «Что можно сделать?»
   «Я попытаюсь отключить эти функции. В лучшем случае потребуется несколько минут».
   «А в худшем?»
   «Ничего не получится».
   «Спасибо. Умеешь ты обнадежить».
   «Нечего тут обнадеживать. Ситуация очень опасная. Попробуй потянуть время».
   «Попробую».
   – Есть такое понятие, – сказал я, – называется «гостеприимство».
   – Да ну? – деланно удивилась женщина. – Расскажи поподробнее.
   – Разве вы не знаете, что такое гостеприимство? – так же деланно удивился я.
   – Не знаем, – нестройным хором произнесли крокодилы и снова захихикали.
   – Тогда слушайте, – начал я. – Когда разумное существо прибывает на другую планету, его следует встречать уважительно.
   – Почему? – перебил меня первый крокодил.
   – Потому что есть правило, которое действует во всех мирах вселенной. Относись к другим так, как хочешь, чтобы они относились к тебе.
   – Мы не ходим в другие миры, – заявил первый крокодил. – Нам и тут хорошо.
   Остальные крокодилы дружно закивали головами в подтверждение его слов.
   – Гостеприимство действует и в пределах одной планеты, – продолжал я. – Если вы оскорбляете своего гостя, то будьте готовы к тому, что, когда в гости придете вы, оскорблять начнут вас.
   – Разве тебя кто-то оскорбил? – поинтересовался первый крокодил. – Кофоха, ты его оскорбил?
   – Нет, – отозвался второй крокодил. – Может, его оскорбила Дугорс?
   – Нет, – сказала женщина, – я его не оскорбляла. Видишь, существо, тебя никто не оскорблял.
   – Называть меня существом оскорбительно, – заявил я. – У меня есть имя.
   – Оттого, что у тебя есть имя, ты не перестаешь быть существом, – заметил первый крокодил, единственный, чье имя еще не прозвучало. – Мы все существа, и если Дугорс назовет существом меня, я не обижусь. Так почему обижаешься ты?
   – Прости меня, существо, – сказал я. – Ты, существо, открыл мне глаза на мою ошибку. Ты прав, существо, я не должен обижаться на то, что меня называют существом, это неправильно. Скажите мне, существа, как я могу выйти из этого здания?
   – А он забавный, – заметила Дугорс. – Знаешь, Лос, сдается мне, нам попался хороший экземпляр.
   – Посмотрим, – сказал Лос. – Пока он кажется забавным, но ты сама знаешь, это еще ни о чем не говорит.
   – Так как я могу выйти из этого здания? – повторил я свой вопрос.
   – Из этого здания нельзя выйти, – заявил Лос. – Но если ты как следует нас попросишь, возможно, мы тебя выпустим.
   – Что я должен сделать?
   – Для начала совокупиться с Дугорс. Если ты ей понравишься, мы будем говорить дальше.
   Я расхохотался истерическим смехом. Все оказалось предельно просто – я попал в лапы инопланетных маньяков. Вот уж чего—чего, а этого я никак не ожидал. Хотя… чего еще можно ожидать от портала, в который попадаешь по запросу «мир, где можно хорошо потрахаться»? У Сети своеобразное чувство юмора.
   – Что смешного я сказал? – поинтересовался Лос.

 
Впервые с начала нашего разговора он выглядел озадаченным.
Я проигнорировал его вопрос и обратился внутрь себя:
«Как продвигаются дела?»
«Постепенно. Жди».
«Но меня сейчас трахнут!»
«От этого не умирают. Расслабься и постарайся получить удовольствие».
«Издеваешься?!»
«Нет, просто адекватно описываю ситуацию. Если она станет критической, я возьму управление на себя».
«И что тогда?»
«У нас есть шанс вырваться отсюда, но очень маленький и его можно использовать только один раз».
«Что нужно делать?»
«Тебе – ничего. От тебя уже ничего не зависит. Когда придет время действовать, я все сделаю сам».
 

   – Так что я сказал смешного? – продолжал настаивать Лос.
   – Ничего, – ответил я. – Это истерическое.
   –Ты не похож на истерика, – заметил Кофоха.
   – По-настоящему достойное существо не показывает своих чувств, – заявил я, постаравшись придать лицу гордое выражение. – Истина всегда сокрыта внутри, а то, что видно снаружи, суть тень истины, недостойная осознания. Почему вы так удивлены? Разве вам неведомо то, что я говорю?
   Крокодилы переглянулись, их физиономии выражали полнейшее непонимание. Я продолжал:
   – Вижу, вы еще не познали истину. Так знайте – путь вселенной непостижим, мы не можем воспринять его таким, каковой он есть, но мы должны. Судьба проносит разум сквозь пространство и время, обгоняя звук и свет, и враг, пораженный молнией, топит обидчика в слезах. Внемлите гласу чистого разума – когда узник открывает глаза, цепи осыпаются.
   – Что он несет? – пробормотал Кофоха себе под нос.
   – Кажется, проповедует, – ответил ему Лос. – Кого только не встретишь в Сети.
   – Такое происходит не каждый день, – продолжал я. – Безумные колдуны торгуют временем, но проведя рукой по голове возлюбленной…
   – Проведи рукой по моей голове, – перебила меня Дугорс. – И хватит нас грузить, мы уже все поняли.
   – Ничего вы не поняли, – возразил я. – Любую дверь можно запереть, любую войну можно выиграть, любую глупость можно написать, а любую песню можно спеть. Любые обстоятельства можно преодолеть…
   – Попробуй, – неожиданно сказал Лос. – Вот тебе обстоятельство – ты не можешь вернуться отсюда в Сеть. Попробуй преодолеть это обстоятельство.
   – Зачем? – я изобразил удивление. – Зачем мне покидать место, где я нашел таких прилежных слушателей? Лучше слушайте дальше. Нет богов, в которых можно верить…
   – А как же Джу? – спросила Дугорс. Память тела подсказала, что Джу – богиня любви и красоты, местный аналог Венеры.
   – Джу не является исключением, – отрезал я. – Ведь что, по-твоему, есть вера?
   – Не знаю, – растерялась Дугорс.
   – Тогда как ты можешь отрицать, что нет богов, в которых можно верить? Не противоречь тому, что не в силах уразуметь, лучше раскрой уши и вникай. На чем я остановился… Любое имя можно назвать, любую мечту можно исполнить, любой шрам можно увидеть…
   – Достаточно, – перебил меня Лос. – Не понимаю, то ли он действительно сумасшедший, то ли издевается. Но это очень легко выяснить.
   – Он забавен, – сказала Дугорс. – Может, дослушаем до конца?
   – А если это формула психоломки? – не унимался Лос. – По-моему, ему пора занять место в станке.
   – В каком станке? – поинтересовался я.
   – Сейчас увидишь, – отрезал Лос. – Сам пойдешь или помочь?
   – Любую помощь можно принять, – провозгласил я. – Помоги.
   Лос немного растерялся, но промедлил всего лишь секунду, а затем он схватил меня за левую руку, Кофоха – за правую, и они потащили меня в коридор, из которого я пришел. Я сразу понял, что каждый из них намного сильнее меня. Боюсь, Вудсток не соврал, мне действительно подсунули не самое лучшее тело.
   Я попытался упереться, но мышцы отказались повиноваться.
   «Психоблок, – подтвердил мои догадки Вудсток. – Ты физически неспособен оказывать сопротивление. Периферическая нервная система не выполняет распоряжения мозга».

 
«Куда меня тащат?»
«Понятия не имею».
«Тебе еще долго осталось?»
«Чуть—чуть».
«Ты предупредишь, когда настанет время?»
«Потом».
«Не понял».
«Сначала начну действовать, а потом предупрежу».
К этому времени наш путь подошел к концу. Мы стояли в коридоре напротив одной из десятков внешне неразличимых дверей, и когда Лос и Кофоха остановились, я по инерции врезался в нее и обнаружил, что она заперта. А потом произошел провал в памяти.
 

   «Вот и все», – сказал Вудсток.
   «Что все?»
   Я сидел на жестком стуле, взгляд упирался в компьютерный терминал, вмонтированный прямо в стену. Я оглушено помотал головой, но глюк не проходил. Я находился на Блубейке, в единственной нормальной комнате нашей с Эзерлей квартиры.
   «Что случилось?» – спросил я.
   «Проблема успешно решена, – заявил Вудсток. – Я заблокировал нервные волокна, ведущие к имплантатам и измененным нервным узлам. Враги утратили контроль над твоим телом, и силовое решение стало возможным».

 
«Ты всех поубивал?»
«Нет, только двоих. Лоса и Кофоху».
«А Дугорс?»
«Она провела нас к выходу».
«Нас – это кого?»
«Нас с тобой».
«А Эзерлей?»
«При чем тут Эзерлей?»
«Как это при чем?! Ее надо спасти!»
«Невозможно».
«Почему?»
«Без моей помощи ты не справишься, а я не буду тебе помогать».
«Почему?!»
«Я могу помочь только тогда, когда опасности подвергается твоя жизнь».
«Если я снова приду туда, моя жизнь будет подвергаться опасности».
«Если ты придешь туда по доброй воле, я не стану вмешиваться. Я защищаю тебя только от тех опасностей, которые нельзя было предотвратить. А если ты сознательно рискуешь жизнью, это твои проблемы».
«Но я не могу оставить Эзерлей среди маньяков!»
«Это твои проблемы».
«Когда я приду туда, это станет и твоей проблемой тоже».
«У меня не бывает проблем. Я не боюсь смерти».
«А ты вообще живой?»
«Я не могу выразить корректный ответ в твоей системе понятий».
«А если попробовать?»
«Скорее живой, чем нет».
«Разве инстинкт самосохранения присущ не всем живым существам?»
«Я не вполне живой».
«Ладно, бог с тобой. Но я не могу оставить Эзерлей у этих уродов. Есть какой—нибудь способ вытащить ее оттуда, не подвергая себя опасности?»
«Нет».
«Что же тогда делать?»
«Решай сам».
«Ты мне поможешь?»
«Нет».
«Почему?»
«Я защищаю тебя только от непосредственной опасности. Я не должен планировать твою деятельность».
«Не должен или не можешь?»
«Не могу – значит не должен».
«Если ты мне не поможешь, моя жизнь подвергнется опасности».
«Это твои проблемы. Если тебе не терпится совершить самоубийство, я не смею препятствовать».
«Ты считаешь, появиться там снова – самоубийство?»
«А что, есть другие мнения? Ты убил двух разумных существ».
«Их убил не я, а ты».
«Их друзья считают иначе. Как только ты появишься в том портале, тебя в лучшем случае убьют».
«А в худшем?»
«Замучат».
«Но должен же я хоть что-то сделать!»
Молчание.
«Ты меня слышишь?!»
Снова молчание.
Кажется, голосу Вудстока надоело со мной разговаривать. Что ж, его можно понять. Он вытащил меня из самой большой передряги за всю мою жизнь, а я, вместо того чтобы поблагодарить, требую повторить приключение, чтобы спасти подругу. Надо полагать, в его системе понятий я выгляжу сущим идиотом, неспособным обуздать первобытные инстинкты.
Что ж, придется полагаться только на самого себя. Что мы имеем? Мы имеем область пространства, экранированную от Сети, и единственный вход в нее проходит через односторонний телепортатор. Стоп! Вудсток говорил, что они с Дугорс вышли из притона к какому-то выходу, откуда можно вернуться в Сеть.
«Вудсток! Что это был за выход?»
«Другой телепортатор, двусторонний. Им пользуются хозяева заведения».
«Куда он выходит?»
«В один из миров».
«Ты запомнил координаты?»
«Нет».
«Почему?»
«Это не нужно. Сеть помнит все твои перемещения».
«То есть я могу спросить у Сети, и она скажет, в каком Мире находится тот притон?»
«Она скажет, из какого мира ты вернулся сюда. Не факт, что это тот же самый мир».
«Разве возможна телепортация между мирами?»
«Возможна».
«Тогда почему для перемещений между мирами пользуются Сетью, а не телепортаторами?»
Вудсток надолго замолчал, а затем сказал следующее:
«Мне надоело объяснять то, до чего ты можешь додуматься сам. Вместо того чтобы приставать ко мне с вопросами, лучше почитай какую—нибудь книгу. Между прочим, я не обязан был тебе объяснять, что Сеть помнит твой путь, эту информацию ты мог получить самостоятельно».
«Извини. И… гм… спасибо».
«Пожалуйста».
Мне стало стыдно. Я привык во всем полагаться на загадочное псевдосущество, которое Вудсток подселил в мою душу и которое трижды спасало мою жизнь. Вместо того чтобы решить свои проблемы раз и навсегда, я занимаюсь ерундой, убиваю время и ищу приключений на свою задницу. Я надеюсь, что чудесная тварь в мозгу вытащит меня из любых неприятностей, я совсем потерял осторожность. Когда я вытащу Эзерлей из лап маньяков, обязательно засяду за компьютер на несколько месяцев и не встану из-за него, пока не пойму… что пойму, кстати? Неважно, думать будем потом, сейчас нет времени размышлять, сейчас надо действовать.
Я обратился к Сети и потребовал переместить меня в тот мир, из которого я вернулся на Блубейк.
 

   Я оказался в темной и тесной клетушке, в которую мое тело едва помещалось. Перед самым лицом была стена, а хвост упирался в противоположную стену, его даже пришлось подогнуть. Было темно и очень душно.
   Как и в прошлый раз, мое тело было телом зеленого шестиногого крокодила. Это обнадеживает – Вудсток не обманул, я попал в тот же самый мир, что и в прошлый раз. Только портал здесь какой-то необычный… Кстати, Сеть-то тут работает?!
   Сеть работала. Я выдал команду на возвращение, Сеть откликнулась и попросила подтвердить. Я не стал ее подтверждать, а вместо этого зашевелился в поисках выхода из клетушки. Выхода не было.
   – Эй! – крикнул я. – Тут кто—нибудь есть? Откликнулся безжизненный металлический голос, явно искусственного происхождения.
   – Назови цель визита, – потребовал он.
   – Я должен спасти подругу от маньяков, – заявил я и сразу понял, насколько глупо это прозвучало.
   Голос немного помолчал, размышляя над моим заявлением, а затем произнес с некоторым сомнением:
   – – Заявленная цель визита не входит в разрешительный список. Твое дальнейшее пребывание на Шотфепке нежелательно.
   – Пребывание где? – переспросил я.
   – Эта планета называется Шотфепка. Вся информация для путешественников доступна на официальном сайте планеты в Сети. Впредь рекомендую не забывать перед посещением нового мира ознакомиться с доступной информацией, это позволит избежать конфузов. А теперь ты должен вернуться, откуда пришел. Если ты не уйдешь в течение минуты, твое тело будет подвергнуто мучениям.
   – Подожди! – воскликнул я. – На вашей планете действует притон маньяков—садистов, там сейчас мучают мою подругу! Я должен ее спасти!
   – На этой планете нет маньяков-садистов, – возразил голос. – Но если ты считаешь иначе, ты можешь уведомить планетарный комитет защиты порядка.
   – Комитет защиты порядка базируется на этой планете?
   – Он базируется на каждой цивилизованной планете. Время истекает. Через пятнадцать секунд начнутся мучения.
   – Какие мучения?
   – Ты почувствуешь. Я отключаюсь, время вышло.
   Из задней стены выдвинулось что-то металлическое и больно ухватило меня за хвост. Вторая такая же штука вцепилась в левую переднюю лапу. А потом между ними потекло электричество. Мне ничего не оставалось, кроме как выдать команду на возвращение.

   Я снова сидел на жестком стуле перед компьютерным монитором в пустой гостиной нашей с Эзерлей новой квартиры. Кавалерийский наскок на гнездо маньяков не дал никаких результатов.
   Я обратился к Сети и запросил информацию о планете Шотфепка. Я ожидал, что в голове снова зазвучат бестолковые голоса, но Сеть не стала напрямую обращаться к моему мозгу, вместо этого она выдала информацию на экран компьютера.
   Я узнал, что возможность поселиться на Шотфепке есть у каждого гуманоида и что во многом это обусловлено очень хорошей справочно-информационной поддержкой, которую обеспечивает компания, на сайте которой я сейчас нахожусь. Мне предлагалось кратко описать суть вопроса, заполнить регистрационную форму, нажать кнопку отправки и ждать ответа.
   «А почему бы и нет?» – подумал я, заполнил форму и нажал кнопку отправки.
   Странно, что первый результат поиска в Сети оказался именно таким. Отправляя запрос, я ожидал, что Сеть расскажет мне, где находится Шотфепка, какая там природа, есть ли вода и так далее. А Сеть начала объяснять, что нужно сделать, чтобы там поселиться. Похоже, эта планета пользуется у гуманоидов такой же популярностью, как Москва у таджиков. Что же в ней такого хорошего?
   Я задал Сети этот вопрос, и на экране компьютера появилась большая статья с непонятными картинками, описывающая… черт его знает, что она описывала. Результаты исследований чего-то лежащего за пределами привычных измерений, то ли в параллельном мире, то ли в том самом астрале, через который работает Сеть. Я просмотрел статью сверху донизу и не нашел ни одного упоминания Шотфепки. Какой-то аппарат вернулся из какого-то места, доставил какие-то данные, и теперь ученые обсуждают какие-то странности, которые этот аппарат обнаружил. Абсолютно ничего не понятно.
   Что же делать? Тот голос в портале говорил про какой-то официальный сайт. Гм… сайт… Раньше никто не употреблял это слово, говоря об узлах Сети. Хотя, скорее, это я не воспринимал Сеть в терминах земного Интернета. Ладно, посмотрим, что это за сайт.
   Первого взгляда на открывшийся сайт хватило, чтобы понять, что Сеть снова валяет дурака. Это был не официальный сайт планеты, сайт был заполнен рекламой некоего центра дистанционного обучения. Меня удивило, что обучение платное. Какая, интересно, валюта в ходу во вселенной? Как вообще можно за что-то заплатить, если ты находишься в одном мире, а тот, кому ты платишь, – в другом? Впрочем, это к делу не относится.
   Шотфепка упоминалась на сайте только один раз. Этот самый центр дистанционного обучения представлял собой филиал некоего Прямого Университета, физически расположенного на Шотфепке. Я ткнул джойстиком в соответствующую ссылку и попал на страницу, на которой долго и нудно излагалась история университета, причем описывалась она примерно в том же ключе, как во времена СССР преподносилась история КПСС. В таком-то году такой-то великий и высокопоставленный хмырь решил, что Шотфепке не хватает чудесного заведения под названием Прямой Университет, заведение тут же было основано, десяток других высокопоставленных хмырей восхитились и оставили восторженные отзывы, а потом университет развился и стал крутым, и теперь целые тысячи высокопоставленных хмырей в один голос восхищаются чудесным образовательным заведением.
   Я попытался выяснить у Сети, есть ли на Шотфепке маньяки, и ответ Сети меня обескуражил. Сеть сообщила, что поисковая система временно недоступна, и посоветовала повторить запрос позже. Только этого мне сейчас не хватало!
   Что же делать? Я тут сижу, а Эзерлей… нет, лучше не думать, что с ней сейчас происходит. Чтобы эффективно действовать, надо сохранять душевное спокойствие. А это, кстати, я могу, Вудсток вложил в мою душу соответствующие навыки.
   Я приказал себе успокоиться и с удивлением обнаружил, что приказ выполнен. Очень трудно привыкнуть к тому, что ты полностью управляешь своими эмоциями, в этом есть нечто нечеловеческое.
   Попробуем рассмотреть ситуацию отстраненно и непредвзято. Я не могу попасть на Шотфепку через официальный портал, потому что спасение подруги из лап маньяков не входит в число допустимых целей визита. Какие цели визита допустимы, я узнать не могу, потому что поисковая система Сети временно недоступна. Что, кстати, с остальными функциями Сети?
   Я выдал команду возвращения и тут же отказался ее подтвердить. Функция перемещения, слава богу, продолжает работать, отрубилась только поисковая система.
   Итак, в официальном портале мне делать нечего. А если сунуться туда же, куда и в первый раз, я окажусь в пустой комнате, единственный выход из которой приведет в зону, откуда без помощи Вудстока не вернуться, а он не станет мне помогать. Может, там есть еще какой—нибудь выход? Вряд ли. Будь я на месте тех маньяков, я бы все остальные ходы замуровал капитально, чтобы жертва не сбежала. К тому же жертвам предоставляются специально подготовленные тела, ослабленные и с имплантатами, обеспечивающими удаленный контроль, в таком теле много не навоюешь. Значит, этот путь не подходит. Самое большее, чего я смогу добиться, оказавшись в предбаннике притона, – узнать, на какой планете этот предбанник находится. Ну, узнаю я это, и что дальше? В принципе можно передать информацию в полицию Шотфепки, но для этого надо сначала связаться с полицией Шотфепки, а как это сделать, непонятно. А время уходит.
   Итак, что мы имеем? Мы имеем два портала, одинаково бесполезных для решения поставленной задачи. Как-то странно у меня мысли формулируются, как будто я не подругу спасаю, а боевой приказ отдаю. Интересные побочные эффекты у этого морального успокоителя… Ну да бог с ними. Значит, всего два портала и от обоих никакого толку. Надо идти другим путем. Но каким?
   Хорошо живется сетевым суперагентам на отсталых планетах вроде Земли. Выбирай себе любое тело, вселяйся в него и делай, что хочешь. А на Шотфепке наверняка установлен планетарный узел, как на Сэоне… стоп. Планетарный узел Сэона только регистрирует нелегальных иммигрантов, разбирается с ними полиция. А с полицией Шотфепки я как—нибудь договорюсь, в худшем случае придется применить на практике боевые навыки, полученные на Вудстоке. Да и психический вирус поможет. Или нет?
   «Помогу. Ты принял правильное решение. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, я помогу».
   Вот и хорошо. Я обратился к Сети:
   «Прошу идентифицировать абонента. Мир – тот, в который я совершал предпоследнее путешествие. Звуковой идентификатор абонента – Дугорс. Пол – женский».
   «Идентификация невозможна», – заявила Сеть.
   «Почему?»
   «Нет, ни одного абонента, удовлетворяющего условиям поиска».
   «Поправка. Мир – Шотфепка, тот, из которого я только что вернулся. Звуковой идентификатор и пол, как в предыдущем запросе».
   «Абонент идентифицирован».
   «Сколько абонентов удовлетворяют условиям запроса?»
   «7206».
   «Дополнительное условие. Абонент посещал мир, в который я совершил предпоследнее путешествие».
   «Условиям запроса удовлетворяют 7206 абонентов».
   Гм… Фактически, Сеть подтвердила, что портал, ведущий в мышеловку, физически расположен на Шотфепке, как я и предполагал. Теперь осталось еще чуть-чуть уточнить запрос.
   «Дополнительное условие. Абонент посещал изолированную зону, из которой я вышел во время предпоследнего путешествия».
   «Условие некорректно. Посещения абонентами локальных аномалий не отслеживаются».
   А если попробовать так:
   «Дополнительное условие. Последнее вхождение абонента в зону покрытия Сети состоялось в том же месте и в то же время, что у меня».

 
«Назови допуски для пространственно-временных координат».
«Гм… Скажем, так: пять метров и… допустим, одна минута».
«Абонент однозначно идентифицирован».
«Требуется физическое перемещение в его тело».
«Подтверди».
«Подтверждаю».
 

   Какой же я молодец! Я все-таки сделал это! Прорвался на загадочную планету Шотфепку, вселился в тело молодой крокодилицы, и эта крокодилица – та самая Дугорс. Все великолепно.
   Я валялся на низкой кровати из влажного губчатого материала, похожего то ли на мокрую губку, то ли на подмоченный искусственный мех. Я лежал на животе, опираясь на руки и приподняв верхнюю часть тела, и наблюдал действие, разворачивающееся прямо в воздухе. Очевидно, голографический фильм. А может, и не голографический, может, тут какой-то другой принцип, но фильм объемный и изображение проецируется прямо на воздух, причем изображение не полупрозрачное, как в «Звездных войнах», а вполне реалистичное. Если бы память тела не подсказала, что это именно фильм, я бы ни за что не догадался.
   Действие фильма происходило в большой комнате с мягким ковром на полу, светло—серыми стенами, расписанными растительным орнаментом, и кроватью в центре, на которой возлежали два крокодила, мужчина и женщина. Мужчина весь был покрыт свежими шрамами, память тела подсказала, что после таких ран он должен сильно страдать, но герой фильма не показывал, что ему больно, он держался мужественно.
   Женщина обнимала его руками за шею, а хвостом за поясницу и ворковала:
   – И прижаться-то к тебе как следует невозможно, Хоа, кругом одни раны и рубцы!
   – Плевать, – мужественно ответил Хоа, – не обращай внимания.
   – Как же мне плевать, если ты – мужчина моей жизни!
   Я начал нервно хихикать. Оказывается, даже на высокоразвитых планетах по телевидению показывают мыльные оперы. Интересно, последние герои тут тоже есть?
   Память тела подсказала, что последние герои тут есть, только обитают они не на острове в океане, а в яранге посреди тундры. И «Фактор страха» на местном телевидении тоже есть, и даже нечто похожее на «Форт Боярд». Обалдеть.
   Хоа тем временем мужественно удивился, что именно он – мужчина жизни своей собеседницы, а затем ласково прижал ее голову к своему плечу и мужественно скривился от боли, потому что массивная нижняя челюсть возлюбленной потревожила свежую рану.
   – Не получается у нас романтических объятий, – констатировал он и сплюнул на пол.
   Плевок моментально впитался в ковер.
   – Ты стал часто плеваться, – заметила женщина.
   – Жизнь такая, – пояснил Хоа и еще раз сплюнул, смачно отхаркнувшись.
   Я поинтересовался, как можно выключить этот маразм, и память тела объяснила как. Надо просто подумать соответствующим образом, и телевизор выключится. Вся остальная техника в доме тоже управляется телепатически, воистину, Шотфепка – очень благоустроенная планета.
   Разобравшись с телевизором, я оглядел комнату. На первый взгляд она выглядела аскетично, но память тела подсказала, что это обманчивое впечатление. Все стенные панели снабжены генераторами иллюзий, с их помощью можно менять интерьер комнаты произвольным образом. Кроме того, в мозг Дугорс вживлено специальное устройство, позволяющее ловить глюки, так сказать, самостоятельно, без помощи внешних приспособлений. А когда ты в любой момент можешь все изменить так, как считаешь нужным, какая разница, как оно выглядит на самом деле? Чем отличается от реальности хорошо наведенная иллюзия? С точки зрения субъекта – ничем.
   Странная философия у местных жителей. Если так наплевательски относиться к реальному миру… Хотя нет, тут все сложнее.
   Чем дальше развиваются наука и техника, тем сильнее возрастают потребности каждого индивида. Это утверждение очевидно, но у нас на Земле вряд ли кто-то задумывался, что получится, если продолжить тенденцию на тысячу лет вперед. Папуасу из джунглей трудно уразуметь, что в цивилизованных странах никогда не бывает голода, что пища и другие предметы первой необходимости доступны каждому. Так же и мне трудно осознать, что на Шотфепке доступно все.
   Чтобы получить любую вещь, надо просто подумать о—ней, и она появится в кабинке домашнего телепортатора, остается только сходить и забрать ее. Если лень идти, в дом телепортируется робот, который вручит заказанную вещь прямо в руки или поставит в указанное место. Захотелось отправиться в путешествие – идешь в телепортатор, думаешь, куда хочешь переместиться, и перемещаешься. Хочешь развлечений – к твоим услугам трехмерное кино, неотличимое от реальности, причем ты можешь не только смотреть, но и участвовать в действии фильма и сюжет будет развиваться с учетом твоих действий и эмоций. Кино на Шотфепке больше, чем кино, оно похоже на компьютерную игру с таким эффектом погружения, о котором земным разработчикам приходится только мечтать.
   Хочешь секса – сформулируй желание, и к тебе явится робот, и это будет не просто резиновая кукла, а точнейшая имитация живого существа. Хочешь острых ощущений – к твоим услугам полноценная виртуальная реальность, абсолютно неотличимая от настоящей. Хочешь принять наркотик – пожалуйста, выбирай любой. Хочешь избавиться от наркотической зависимости – придет медицинский робот и сделает все необходимое. Хочешь накачать мышцы – закажи культуру специальных бактерий, сделай инъекцию, и они переделают твое тело в соответствии с твоими пожеланиями. Хочешь узнать что-то новое – планетарная сеть вложит знания прямо в мозг, а если она не справится, к твоим услугам другая Сеть, общевселенская. Прямо рай на земле.
   Есть только одно «но». Чем шире круг, тем длиннее окружность. Чем больше желаний удовлетворяется, тем больше появляется новых стремлений, которые нельзя удовлетворить. Дугорс имеет столько, сколько не доступно ни одному человеку на Земле, но это не делает Дугорс счастливой.
   Можно вкушать самую изысканную пищу, но ты все равно знаешь, что это синтетика. Можно заказать самого великолепного сексуального партнера, но ты будешь знать, что это робот. Можно устроить себе самое восхитительное приключение, но ты будешь знать, что оно виртуальное. Идет дождь, но он за окном, идет война, но она в экране. Не помню, кто это сказал, но это как раз о жителях Шотфепки. Иногда им хочется выйти под настоящий дождь и узнать, как это бывает, когда война идет не где-то там, а прямо вокруг тебя. Яхрам часто хочется получать острые ощущения не в выдуманном мире, а в настоящем.
   Яхры – так называются обитатели Шотфепки, шестиногие крокодилы, одним из которых я сейчас являюсь. На Шотфепке суша разделена на четыре континента и на каждом обитает своя раса яхров, отличающаяся мелкими анатомическими деталями, как на Земле белые отличаются от негров. На каждом континенте существует отдельное государство, формально они образуют конфедерацию, но фактически не более едины, чем страны СНГ. Впрочем, в таком развитом обществе, как на Шотфепке, сильное государство и не нужно.
   Сейчас я нахожусь в городе Ба, столице континента—государства Та и одновременно столице конфедерации. Это самый большой город планеты, его населяет более миллиона яхров.
   Но я отвлекся. Не все яхры удовлетворяются земным раем, в котором им суждено обитать. В культурной и цивилизованной Европе полно наркоманов и маньяков, а на Шотфепке их на душу населения еще больше. Шотфепские философы считают, что проблема порождена жестокими виртуальными играми, в которые любит играть нынешняя молодежь. Не знаю, правы они или нет, но факт остается фактом – среди яхров полно насквозь отмороженных личностей.
   Взять, например, Дугорс. Неглупая женщина с хорошим образованием, одна из тех счастливчиков, кому удалось приложить свои таланты к полезному делу. На Шотфепке лишь один гражданин из тысячи признается достойным того, чтобы не просто наслаждаться жизнью, но и делать что-то полезное на благо народа. Остальные граждане бесполезны для общества, они просто балласт. Так вот, Дугорс – медсестра в клинике пластической хирургии. Смысл ее работы невозможно точно передать земными понятиями, но наилучшее приближение именно таково. Хирургии в человеческом понимании на Шотфепке нет, все операции делаются с помощью нанороботов, которых вводят в кровь пациента и дальше они переделывают тело в соответствии с заложенной программой. Хирурги на Шотфепке никого не режут, они только программируют нанороботов. Медсестры тоже не подают скальпели и не ставят клизмы, у них совсем другая работа.
   Каждые шестнадцатые сутки Дугорс дежурит в клинике, она сидит рядом с компьютерным терминалом, на который выводятся сведения о пациентах клиники. Если у кого-то начинаются проблемы, компьютер выдает сигнал тревоги, на который медсестра обязана отреагировать. Ничего сложного от нее не требуется, она должна всего лишь убедиться, что врач получил вызов, и принять неотложные меры, если таковые потребуются. Но за весь пятнадцатилетний трудовой стаж Дугорс ни разу не доводилось спасать пациента, да и врача, честно говоря, тоже ни разу не приходилось вызывать. Медицина на Шотфепке работает без сбоев.
   На Земле работу Дугорс охарактеризовали бы как не бей лежачего. Но для Шотфепки это обычная работа, другие рабочие места – такая же халява. Кажется, я начинаю понимать, почему сюда так рвутся гуманоиды.
   Дугорс имеет диплом врача, каждый год она проходит тестирование, но еще ни разу не показала результат, достаточный для того, чтобы ей доверили самостоятельно провести операцию. На Шотфепке дипломированных врачей в двадцать раз больше, чем надо, только лучшим из лучших доверяют лечить реальных пациентов. Когда Дугорс была моложе, она много тренировалась в виртуальности, но со временем поверила, что ей суждено остаться медсестрой навсегда. Теперь она участвует в ежегодном тестировании скорее по привычке. У нее еще осталась небольшая надежда на чудо, но она понимает, что чудо, скорее всего, никогда не произойдет.
   Ни мужа, ни детей у Дугорс нет. Мужа нет потому, что на Шотфепке принято заводить семью только тогда, когда появляются дети. Имущественные проблемы на Шотфепке давно решены, деньги отменены давным-давно, в высокоразвитом обществе они просто не нужны. Что касается секса, мораль яхров одобряет все его формы, главное, чтобы все происходило по общему согласию. Семья на Шотфепке – просто рабочая группа по воспитанию ребенка, она создается, когда ребенок зачинается, и чаще всего распадается, когда тот достигает зрелости.
   В отличие от земных крокодилов яхры живородящие. Они не выкармливают младенцев молоком, но все равно выращивание ребенка для них – дело тяжелое и утомительное, это чуть ли не единственная область жизни, которая не подверглась автоматизации. Правительство конфедерации всеми силами старается повысить рождаемость, но результатов нет, большинство яхров предпочитают не взваливать на себя ответственность, а прожигать жизнь в разнообразных развлечениях. Не один десяток лет шотфепские политики обсуждают, не пора ли ввести закон об обязательном размножении или вообще начать массовое клонирование, но воз и ныне там.
   Дугорс собирается завести ребенка, но не в ближайшем будущем, а когда—нибудь потом. Она знает, что это может никогда не произойти, но ей наплевать. Она не собирается менять образ жизни.
   Дугорс свободна. Ей не о ком и не о чем заботиться, нет ничего, что могло бы помешать ей убивать время в бесконечных развлечениях. Одно время она увлекалась виртуальными играми, но успехи были скромными и виртуальная реальность быстро надоела. Некоторое время Дугорс употребляла наркотики, дважды ее спасали от передозировки, и после второго раза она решила, что с нее хватит. Она прошла недельный курс лечения, и с тех пор химическое счастье больше не привлекает Дугорс.
   Она пробовала найти счастье в сексе, но быстро поняла, что секс без любви – не более чем гимнастика. А вот полюбить по-настоящему никак не удавалось. То ли партнеры попадались не те, то ли проблема была в ней самой, но истинная любовь все не приходила и не приходила. Однажды Дугорс даже заказала робота-любовника, но и здесь ее ждала неудача. Она не смогла заставить себя забыть, что великолепный красавец-мужчина только кажется таковым, а на самом деле это просто машина. Глупо влюбляться в машину, даже если очень хочется.
   И тогда Дугорс поняла, в чем ее основная проблема. Ее не устраивает тот суррогат счастья, что предлагает яхрам индустрия развлечений. На Шотфепке виртуальность настолько проникла в повседневную жизнь, что настоящая жизнь тоже стала немного виртуальной. Там, где нет ни тревог, ни страхов, где вся жизнь – вечная игра, в таком мире любовь и дружба могут быть только виртуальными. То, о чем писали в старых книгах, ушло навсегда.
   Что ж, решила Дугорс, раз в жизни нет счастья, так незачем его и искать. И, решив так, Дугорс стала воспринимать свою жизнь как игру, такую же, как виртуальные стрелялки, в которых ей так и не удалось далеко продвинуться. Реальная жизнь – тоже игра, разница только в том, что виртуальную жизнь можно начать заново, а реальную – нет, но так даже интереснее, это придает дополнительную остроту ощущениям.
   Первое знакомство с хозяевами притона не оставило в памяти Дугорс заметного следа, для нее это было рядовым событием. Дугорс развлекала себя самыми разнообразными способами, садизм стал для нее всего лишь еще одним путем к тому, чтобы обрести кратковременную иллюзию счастья.
   В этот момент я наткнулся в памяти Дугорс на точную информацию о том, что происходит в том заведении. Когда я узнал, что представляет собой станок, в который меня чуть не поставили Лос и Кофоха, мне поплохело. Если раньше у меня еще были какие-то угрызения совести из-за их смерти, то теперь они бесследно исчезли. Эти твари не имеют права жить, Рогаленко по сравнению с ними – ангел.
   Честно говоря, Дугорс тоже не должна жить. Но теперь, когда я внутри нее, я больше не испытываю к ней ненависти. Мне ее просто жалко. Какой-то философ сказал, что понять означает простить. Я понимаю Дугорс, можно даже сказать, что я познал ее, не в библейском смысле, а в самом прямом, моя и ее душа слились в единое целое, и в том, что получилось, нет места ненависти. В Дугорс нет изначального зла. Родись она на Земле, была бы обычной женщиной, вкалывала бы как лошадь, растила детей, смотрела сериалы по телевизору и жаловалась на судьбу. Если бы она родилась на Оле, стала бы таким же тупым и забитым существом, как все млогса женского пола за редкими исключениями вроде Эзерлей. Но она родилась на Шотфепке, и ее судьба повернулась туда, куда повернулась. Бог ей судья.
   Интересно, кстати, что бы сказал православный священник, поблуждай он по Сети с мое. Что есть Сеть – божий промысел или козни дьявола? Существуют ли для инопланетян отдельные рай и ад или грешники всех миров варятся в одних и тех же котлах? Управляется ли вся Вселенная единым богом—создателем или за каждую планету отвечает свой местный бог? И если так, то какие у богов между собой отношения? И кто отвечает за души путешественников – бог родной планеты разумного существа или бог той планеты, где оно в данный момент находится? И как регулируются споры между богами?
   Но достаточно богохульства. Я сюда пришел не в философии упражняться, а решать конкретную проблему. Для начала посмотрим, что Дугорс знает про тот притон… Довольно мало, я ожидал большего. Но хоть что-то…
   Войти в заведение можно через единственный телепортатор, доступ к которому ограничен, при проходе сканируется только тело посетителя, но не душа. Скорее всего, я проникну внутрь без проблем. Внутреннюю планировку заведения Дугорс более—менее помнит, где содержатся узники – тоже примерно представляет. А больше мне от нее ничего и не нужно, с моими-то боевыми возможностями.
   «Вудсток! Тело у Дугорс нормальное? Имплантатов нет?»
   «С телом все в порядке. Имплантатов нет».
   Вот и хорошо. Я встал с лежанки и направился к телепортатору.

   Гипертуннель вывел меня в предбанник логова маньяков. В служебный, так сказать, предбанник, не в тот, через который приходят жертвы.
   Я стоял в начале короткого коридора метров десяти длиной, за моей спиной была дверь в телепортациоиную кабину, а впереди была другая дверь, на вид точно такая же. Память тела подсказала, что за ней начинается заведение, а сам коридор представляет собой буферную зону. Когда посетитель через нее проходит, какие-то сканеры анализируют его тело, и если посетитель имеет допуск, второй телепортатор переносит его внутрь заведения. Что происходит, если посетитель допуска не имеет, Дугорс не знала. Не знала она и того, как устроены сканеры, единственное, в чем она была убеждена, что обмануть их невозможно.
   Ну вот сейчас и проверим, насколько невозможно их обмануть. Я прошел по коридору, с усилием открыл тяжелую дверь и вышел в следующий коридор. Пол был застелен красно—коричневым ковром, стены были серыми и казались мягкими на ощупь. Теперь я знаю, что это не просто первое впечатление, они действительно мягкие.
   Коридор был пуст. Я обратился к памяти Дугорс, и мою душу снова затопила удушливая волна отвращения. Лучше не думать о том, что время от времени происходит за этими дверьми, для моих целей достаточно найти Эзерлей, а все остальное меня не касается.
   Стоп. Как это не касается? Меньше месяца назад я решился убить Рогаленко из-за куда менее веских причин.
   Если продолжать в том же духе, я не должен оставить от этого заведения и камня на камне. Но хочу ли я продолжать в том же духе?
   Я прислушался к своим ощущениям и решил, что не хочу. Что мне действительно хочется – так это выдернуть отсюда Эзерлей, уйти и больше никогда не возвращаться в этот гадюшник. Нельзя установить справедливость во всей вселенной, и если лишать жизни каждого, кто недостоин жить, быстро устанешь. Убивая врага, ты тонешь в его слезах, сказал Оззи Осборн. Вряд ли он задумывался над скрытым смыслом своих слов, скорее, это был просто пьяный бред гениального безумца, но эти слова очень хорошо подходят к моей ситуации. Там еще есть продолжение: все, что я должен дать тебе, – любовь, которая не умирает. Где бы только найти такую любовь и где найти того, кто должен ее дать…
   «Только любовь держит ключи от наших сердец», вспомнил я стихи другого поэта. Только любовь. Но и для ненависти тоже есть место там, где соединяются сущности, которые, будучи собраны вместе, образуют мое «я». Ненависть – тоже я. Ненависть, когда хочется любви.
   Я шел по коридору, и в моем мозгу одна бредовая мысль сменяла другую, а ноги несли меня туда, где, по мнению Дугорс, содержались узники. Она не была точно уверена, что это именно там. Она никогда не заходила в тюрьму сама, а приходила в заведение только по приглашению кого-то из друзей, и когда входила в нужную комнату, жертва всегда была уже на месте. Ничего, как—нибудь сориентируюсь.
   А вот и первая встреча. Двое молодых яхров мужского пола волокли за собой третьего, который жалобно попискивал и, похоже, хотел бы поупираться, но не мог. Точь-в точь как я пару часов назад.
   Увидев меня, они замедлили движение, а потом и вовсе остановились.
   – Привет, Ду! – воскликнул один из них. – Куда идешь?
   Память тела подсказала, что моего собеседника зовут Лин и что он настоящий отморозок даже по меркам этой компании. Дугорс его побаивалась.
   – Так, – сказал я, неопределенно пожав плечами. – Гуляю.
   Лин наморщил морду, скорее недоуменно, чем подозрительно. А потом на ней появилось обиженное выражение.
   – Не хочешь – не говори, – сказал он. – Можешь присоединиться к нам. Ин, – он кивнул головой в сторону своего товарища, – такую замечательную вещь намедни придумал, закачаешься.
   При этих словах узник стал жалобно подвывать, видать, ему уже рассказали про эту замечательную вещь.
   Я с трудом подавил желание начать террор прямо сейчас. Вместо этого я безразлично произнес:
   – Нет, спасибо, ребята, у меня другая идея. Говорят, тут одна самка появилась, очень забавная.
   – Ну-ка, поподробнее, – заинтересовался Ин.
   Лин не проявил к моим словам никакого интереса. Это неудивительно, все знают, что он – абсолютный и стопроцентный гей.
   – Да ничего особенного, – сказал я. – Гуманоид как гуманоид.
   – Ну уж нет, – запротестовал Ин. – Раз начала, рассказывай до конца. Никогда не поверю, что ты так запала на обычную самку гуманоида.
   Я изобразил томную гримасу из арсенала Дугорс и произнес как бы нехотя:
   – Ее раса гиперсексуальна.
   И добавил, повинуясь внезапному импульсу:
   – Если простимулировать надлежащим образом…
   – Ого! – присвистнул Ин. – Пойдем.
   – Постой! – возмутился Лин. – А как же я?
   – Как—нибудь в другой раз, – отрезал Ин. – Слушай, Ду, ты гений. С меня причитается.
   Лин недовольно щелкнул зубами и на секунду застыл в раздумье. А потом сказал:
   – Хорошо, давай в другой раз. Пойдем посмотрим, что за самка.
   Узник, про которого все забыли, немного приободрился, панический ужас в его ауре сменился привычным тихим отчаянием.
   – Тут есть маленькая проблема, – сказал я. – Я не знаю, где эта самка. Знаю только, как ее зовут и из какого мира она пришла.
   Лин насторожился, это было заметно, даже если не обращать внимания на ауру.
   – Откуда знаешь? – подозрительно спросил он. – С Шихом переспала, что ли?
   Шихом зовут одного из заправил этого заведения. Беспросветно патологическая личность, если верить памяти Дугорс. Ни одно здравомыслящее существо никогда и ни за что не согласится с ним переспать по доброй воле. Задавая последний вопрос, Лин намеренно оскорбил меня, надо полагать, за то, что я обломал ему развлечение.
   – Знаете что, мальчики, – обиженно сказал я, – лучше идите своей дорогой, а я пойду своей.
   Лин резко схватил меня за загривок и повернул к себе лицом.
   – Послушай, девочка, – зловеще произнес он, – со мной так не разговаривают.
   – Со мной тоже, – ответил я.
   В ауре Лина появилась озадаченность. Он не понимал, почему я веду себя с ним настолько нагло. Он так привык, что его все боятся…
   Я прикоснулся к запястью Лина и пробежался пальцами по руке, нащупывая нервный узел. У яхров он расположен на внутренней поверхности предплечья, примерно посередине. Нащупав узел, я резко сжал пальцы, дернул за обмякшую руку, сбросил захват со своей шеи и легонько ткнул пальцем в удивленно раскрывшийся глаз.
   – Никогда не прикасайся ко мне, тварь! – заорал я. – Я тебе не эти… – я не смог подобрать правильного слова и просто указал на стоявшего в сторонке узника, про которого все уже забыли.
   – Ду, что с тобой, не надо… – забормотал Ин.
   Он притронулся к моему плечу, намереваясь оттащить от Лина, но испуганно отпрянул, стоило мне лишь взглянуть в его глаза.
   Я обернулся к Лину и увидел, как в его ауре борются два противоположных желания – наброситься на меня и размазать по стенке или сделать вид, что ничего не случилось. Он не понимал, что его удерживает от того, чтобы немедленно реализовать первый замысел, но я очень хорошо это понимал. Как и большинство тех, кто любит издеваться над беззащитными, Лин был трусом. Он привык, что его все боятся, ему не доводилось сталкиваться с сильным и уверенным в себе противником, который относится к нему не со страхом, а с презрением.
   Лин уже почти решил отстать от меня, но тут его посетила мысль, которую я легко прочел даже не в ауре, а в мимике. «Если я оставлю ее в покое, – подумал Лин, – что тогда обо мне подумают?»
   Лин нечленораздельно зарычал, сделал шаг вперед и вытянул руки, намереваясь сгрести меня в охапку. Я отклонил туловище вбок, слегка подправил руками движение противника, резко выбросил вперед длинную шею и вцепился зубами в правое запястье Лина.
   Зубы у яхров крупнее человеческих, а челюстные мышцы заметно сильнее, чем у людей. Концентрируя внутреннюю силу в своих челюстях, я не ожидал такого результата. Кость хрустнула и переломилась, как тростинка. Лин побледнел, яростное рычание мгновенно оборвалось, как будто выключили звук. Рука его обмякла, а во рту я почувствовал вкус крови. Нет, не просто вкус, кровь хлынула потоком, мне пришлось разжать челюсти, чтобы не подавиться.
   Едва рука Лина освободилась, он отскочил назад, ударился задом о стену и стал сползать вниз, оглушительно визжа, как поросенок на бойне. Честно говоря, я никогда не видел, как забивают поросят, но полагаю, что они визжат примерно так же.
   Ин смотрел, разинув рот, на окровавленную руку Лина и не мог вымолвить ни слова. Странно, он ведь много раз видел кровь, почему его это так напугало? Понятно – до него только сейчас впервые дошло, что мучитель и мучимый могут поменяться местами.
   Лин к этому времени перестал визжать, окончательно стек на пол и теперь сидел у стены в неестественной позе и смотрел на меня остекленевшим взглядом.
   – Никогда больше не прикасайся ко мне, – наставительно повторил я и отвернулся от него.
   – Ну ты даешь, Ду, – сказал Ин. – Может, не стоило…
   – Стоило, – оборвал его я. – Я никому не позволю относиться к себе как к одной из этих. Тебя это тоже касается.
   – Да я… – забормотал Ин. – Я никогда…
   – Знаю, – подтвердил я. – И даже не думай. Тут меня посетила дельная мысль.
   – Слушай, Ин, – сказал я, – может, мы с тобой вместе развлечемся? Я имею в виду, вот этого возьмем, – я указал на узника, – Эзерлей возьмем, ну, ту самку, и… придумаем Что-нибудь этакое.
   – Можно, – неуверенно сказал Ин. – Но…
   – Что такое?
   – Ну… этого Лин брал…
   Я обратился за разъяснением к памяти тела и узнал, что у этих моральных уродов тоже есть свои правила поведения. Кто вывел узника из камеры, тот и является его хозяином до тех пор, пока не вернет жертву обратно или не доставит умерщвленное тело в крематорий. Другие маньяки могут участвовать в экзекуции только с разрешения временного хозяина пытаемого.
   – Лин, ты не против? – поинтересовался я. Лин не отреагировал.
   – Он не против, – обратился я к Ину. – Пойдем. Заодно покажешь, как забирать узников.
   – Ты что, никогда в тюрьму не заходила? – удивился Ин.
   – Никогда, – подтвердил я. – Но надо же когда-то начинать, не правда ли?
   – У тебя что-то случилось? – заинтересовался Ин.
   – Случилось, – согласился я. – Много чего случилось. Можно, я тебя избавлю от подробностей? Пока злость не пройдет.
   – Да—да, конечно, – быстро сказал Ин. Остаток пути мы прошли молча.

   Идти пришлось недолго, не более минуты. Внутренняя тюрьма по виду ничем не отличалась от остальной чаш заведения – те же серые стены, тот же красно—коричневый ковер на полу, тот же неяркий свет, который всегда позади.
   – Здесь, – неожиданно сказал Ин.
   – Что здесь? – не понял я. – Эти двери ведут прямо в камеры?
   – Конечно. Ты уже выяснила, где эта самка?
   Ин так уверенно говорил, как будто не сомневался, что я могу это сделать. И точно могу.
   Память тела подсказала, что все просто. Все узники внесены в базу данных, их перемещения постоянно отслеживаются, и каждый, кто имеет доступ к базе, может в любой момент узнать, где сейчас находится любой узник. Сейчас посмотрим…
   Ага, вот оно. Женщина по имени Эзерлей с планеты Ол находится… Черт! Ее прямо сейчас мучают!
   – Пошли! – резко сказал я и быстро пошел в обратную сторону.
   – Ты куда? – встрепенулся Ин. – Она в работе? А тебя туда звали? Там что, открытая вечеринка?
   Я не удостоил его ответом. Эзерлей в опасности…нет, она уже не в опасности, опасность – это когда что-то грозит, а когда угроза исполнилась, это уже не опасность, это уже…
   Я так и не сумел подобрать подходящее определение, потому что путь подошел к концу. Я толкнул дверь и оказался в комнате.
   Посреди комнаты стоял станок – сложная конструкция из толстых металлических труб и прочных ремней, фиксирующих пленника внутри. Анатомия яхров такова, что их трудно связывать обычными веревками, приходится применять специальные сооружения. Но все это неважно, потому что в станке стояла Эзерлей.
   Я пришел вовремя, мучители еще не успели приступить к настоящим пыткам. Пока они ограничивались только моральным насилием – перед Эзерлей стоял крупный пожилой яхр мужского пола и справлял на нее малую нужду. Моча, стекающая с тела моей возлюбленной, тут же впитывалась в ковер. Эти гады заботятся о чистоте своего гадюшника.
   – Ду! – удивленно поприветствовал меня один из двух зрителей, стоявших поодаль и наслаждавшихся зрелищем. – Ты что здесь делаешь?
   Он так и не узнал, что я здесь делаю, потому что я впервые в жизни продемонстрировал всю мощь того, чему научился на Вудстоке. Праведный гнев затопил мою душу, внутренняя сила излилась из каких-то неведомых источников и наполнила тело. Я атаковал.
   Я действовал молча, не выражая эмоций ни словами, ни жестами. Я стал боевой машиной, напрочь лишенной чувств. Нет, одно чувство все—таки было – отстраненное удивление. Я чувствовал себя зрителем, который смотрит боевик с Джеки Чаном и радостно восхищается ловкостью, с которой он выполняет свои прыжки, кувырки и прочие ужимки.
   Яхр, мочившийся в неположенном месте, попал под раздачу первым. Я подпрыгнул на четырех задних ногах и ударил его хвостом в основание черепа. Хвост у яхров короткий и толстый, как у земных бобров, он никогда не используется как оружие, это просто атавизм, доставшийся в наследство от эволюционных предков, как у людей аппендикс. Возможно, мой удар откроет новую главу в искусстве рукопашного боя Шотфепки.
   Внутренняя сила, сконцентрированная в хвосте, выплеснулась, и результат превзошел все ожидания. Враг рухнул навзничь, и его аура погасла. Я повернулся к зрителям и набросился на них, как бешеный пес.
   Первый зритель попытался закрыться рукой, я поймал ее зубами и раздробил кости – еще одно новшество для местных боевых искусств.
   Противник попытался развернуться и убежать, но это было уже невозможно. Я поймал его шею в захват, дернул голову на себя, но позвоночник не сломался, и тогда я отпустил захват и быстрым движением вырвал ему глаза в самом прямом смысле этого слова. Яхр осел на пол, болевой шок лишил его способности сопротивляться. Я еще раз захватил его шею и снова попытался сломать, на этот раз удачно, потому что догадался помочь себе левыми коленями. Если упереть их в спину врага, одно между лопаток, а второе в поясницу, позвоночник ломается гораздо легче.
   Возня с этим типом отняла много времени. Когда я с ним все—таки разделался, я был уверен, что второй зритель уже убежал. Но он даже не пытался двинуться с места, должно быть, был сильно шокирован. Он не сопротивлялся, когда серия ударов по болевым точкам превратила психологический шок в болевой. Финальным аккордом стал удар в живот, сделавший из печени последнего врага мясной фарш.
   Но почему я считаю этого врага последним? Остался еще Ин, он должен быть где-то рядом… уже убежал. Хоть у кого-то хватило ума вовремя убраться из опасного места. Стоп. Я что, ему сочувствую?!
   Однако сейчас не самое подходящее время для самоанализа, надо срочно убираться самому и вытаскивать Эзерлей. Мое инкогнито раскрыто, и теперь у нас совсем мало времени. Не верю я, что в этом притоне нет охраны, она просто обязана быть, а после того, как они нашли трупы Лоса и Кофохи, они должны стоять на ушах. Или трупы еще не обнаружены? Не важно. Если я собираюсь выбраться отсюда, торопиться надо в любом случае, независимо от того, найдены трупы или нет.
   Я обратился к памяти тела, но Дугорс не смогла подсказать, как отцепляются ремни, крепящие Эзерлей к станку. Дугорс никогда не привязывала и не отвязывала узников, она редко мучила кого-то сама, ей больше нравилось наблюдать. Что ж, придется разбираться самостоятельно.
   Ага, разобрался. Все элементарно, надо просто нажать на кнопку рядом с ремнем, и тогда он отлипнет. Еще раз… и еще… как же ее опутали…
   – Андрей? – неуверенно предположила Эзерлей.
   – Андрей, – подтвердил я. – Бежать можешь?
   – Могу, – произнесла Эзерлей с некоторым сомнением. – Кажется, могу.
   – Тогда побежали, – сказал я. – Пора удирать.
   И мы побежали. Я запретил себе думать, каковы наши шансы. Собственно, шанс у нас только один – добраться до выхода быстрее, чем объявят тревогу.
   Но было поздно, тревога уже поднялась. Повернув в перпендикулярный коридор, я едва успел затормозить перед группой трех яхров, стоявших в растерянности рядом с окровавленным Лином, который помаленьку приходил в себя и уже смог встать на ноги. Ина среди них не было, что плохо – это значит, что информация распространяется в двух направлениях одновременно. Нет, даже в трех, потому что узник, который был с Ином, тоже куда-то исчез. Лин увидел меня, забился в конвульсиях и рухнул на пол, потеряв сознание.
   Я изобразил на лице ужас и заорал:
   – Уходим отсюда! У одного самца имплантаты не сработали, он все крушит, уже троих поубивал!
   Садистов не пришлось долго уговаривать, они сорвались с места и дружно ломанулись к телепортатору, как стадо перепуганных баранов. Замечательно. Если нас с Эзерлей у выхода ждет охрана, есть шанс, что эти придурки ее попросту сомнут.
   Охраны у выхода не было. Еще не веря в свою удачу, я схватил Эзерлей за руку, мысленно перекрестился, и мы вступили в телепортатор.

   Мир поплыл и тут же встал на место, только место было другое – тесная кабинка размером с просторный туалет, бледно-желтые стены, кафельный пол и всего одна дверь. В первую секунду мне показалось, что сработала ловушка и нас с Эзерлей перебросило в тюремную камеру, специально предназначенную для тех, кто пытается сбежать из заведения. Но в следующее мгновение я сообразил, что мы находимся в телепортационной кабинке в доме Дугорс.
   – Уходим, – прошептал я, наклонившись к уху Эзерлей. – Сеть работает, уходим немедленно.
   Не знаю, почему я произнес эти слова шепотом, должно быть, боялся, что нас услышат. Глупо, конечно, но к подсознанию категория умно-глупо неприменима, оно действует само по себе и ему наплевать, насколько нелепо выглядят его действия для окружающих.
   Эзерлей всхлипнула, содрогнулась, и я ощутил шестым чувством, как ее душа покинула тело и ушла в астральное путешествие на Блубейк. Мелькнула» несвоевременная мысль – интересно, что же это за чувство такое? Если какие-то астральные явления человек может чувствовать, то не может ли он ощущать какие-то другие процессы, которые… нет, сейчас не время думать об этом. Надо уходить.
   Я выдал команду на возвращение и подтвердил ее.

   Первым, что я увидел в пустой гостиной, была Эзерлей. Она сидела на корточках, зажав голову между колен, ее трясло. Мощная фигура нопстера, застывшая в позе отчаяния, производит жутковатое впечатление.
   Я присел рядом и обнял ее, но движение получилось неестественным. Нопстеры не обнимаются, для мужчины-нопстера обнять подругу – жест абстрактный, не пробуждающий в душе никаких чувств. Какая все-таки гадость эта планета! Эзерлей была права, на Блубейке нам делать нечего. Надо уходить, но вот куда?..
   Все-таки есть кое-какая польза от нашего путешествия на Шотфепку. Теперь я знаю, что Сеть дает не только свободу информации и передвижения, но еще и свободу огрести неприятности на свою задницу. Перемещаясь в первый попавшийся мир, рискуешь угодить в ловушку. Помнится, в советские времена был анекдот про грузина, который поймал золотую рыбку, захотел стать Героем Советского Союза, и стал им, но посмертно.
   Я склонился к Эзерлей и поцеловал ее в костистый гребень на черепе. Еще один абстрактный жест, не пробуждающий никаких чувств. Черт! Как же нопстеры выражают друг другу сочувствие?
   Память тела подсказала, что никак.
   Мои размышления прервал компьютер, издавший пронзительную трель, которая заставила нас с Эзерлей вздрогнуть. Я подошел к стене и увидел, что на одном из мониторов открылось окно коммуникационной программы. Оно было очень похоже на привычную аську, только там сообщения появляются в верхней части, а текст ответа набирается внизу, а здесь наоборот.
   Как и в аське, абоненты в этой программе идентифицируются номерами. Мой собеседник имеет номер ноль. Неужели…
   Я прочитал сообщение и понял, что ужели. Ко мне обращался лично планетарный компьютер.
   0: поздравляю с успешным возвращением 270333795: спасибо: – ) 0: не понял что за знаки в конце руки трясутся?
   270333795: это смайлик 270333795: смотреть повернув голову влево 0: и что?

 
270333795: глаза нос рот 0:?
0: дошло 0: —) 0: правильно?
270333795: правильно: —) 0: здорово 0: на твоей планете все так пишут?
288 Эзерлей застонала. Я покосился на нее и быстро набил на клавиатуре:
270333795: да 270333795: что надо?
0: ты вообще понял с кем говоришь?
270333795: понял 270333795: что дальше?
0: большинство нопстеров и не мечтают говорить со мной 270333795: я тоже 0: что тоже?
270333795: не мечтаю 0: ничего не хочешь узнать от меня?
270333795: ничего 270333795: говори быстрее мне надо подругу успокаивать 0: могу вызвать скорую 270333795: скорую психпомощь?
0: да 270333795: спасибо как—нибудь обойдусь 270333795: будь здоров 0: подожди 0: я могу подсказать на какую планету уходить
Я бросил быстрый взгляд в сторону Эзерлей. Надеюсь, она продержится еще пару минут без того, чтобы впасть в истерику. Нопстер в истерике, надо полагать, жуткое зрелище. С таким-то телом…
270333795: подсказывай 0: не так быстро 0: мне потребуется ответная услуга 270333795: какая?
0: расскажи о себе 270333795: что?
0: как ты вернулся с шотфепки
Откуда он знает, что я был именно на Шотфепке? Из планетарного узла, откуда же еще. Потрясающая оперативность – с нашего возвращения не прошло и двух минут, а он уже в курсе, что мы вернулись, и знает, где нас искать.
270333795: ты следишь за нами?
0: я за всеми слежу 0: так как ты вернулся с шотфепки?
270333795: сначала назови планету 0: не держи меня за дурака 0: я скажу а ты сразу уйдешь 270333795: ты тоже не держи меня за дурака 270333795: я расскажу а ты не скажешь 0: скажу
0: сам подумай зачем мне на моей планете разозленное существо сумевшее вырваться из изолированной зоны 270333795: что ты знаешь об изолированной зоне?
0: зона пространства изолированная от сети называется изолированной зоной
270333795: я имею в виду что ты знаешь о той изолированной зоне из которой мы вышли 0: ничего 270333795: тогда откуда ты знаешь что мы вернулись из изолированной зоны?
0: все притоны маньяков устроены одинаково 270333795: их много?
0: много 0: никогда не ходи в мир где обещают незабываемое удовольствие 0: почти наверняка будут маньяки 270333795: назови планету 0: сначала ты 270333795: хорошо 270333795: ты обещаешь что назовешь когда я расскажу?
0: да обещаю
Я еще раз взглянул на Эзерлей. Кажется, она не собирается впадать в истерику. Она сидела на полу и тупо глядела в мою сторону. Посоветоваться, что ли, с ней? Нет, пока она еще не оправилась от шока, это бессмысленно.
Я вздохнул и начал набирать на клавиатуре длинное послание. Планетарный компьютер доверия не внушает, но рискнуть, по-моему, стоит. В любом случае я ничего не потеряю, просто отдам ценную информацию на халяву. Но что делать – кто не рискует, тот не пьет шампанского. Если я откажусь разговаривать с компьютером Блубейка, придется лазить по Сети неизвестно сколько времени, и кто знает, какой окажется следующая планета?..
 

   Мой рассказ занял почти час. Если бы мы с компьютером разговаривали голосом, все было бы проще и быстрее, но планетарный компьютер Блубейка не любит беседовать, потому что не склонен бесполезно растрачивать вычислительные ресурсы. Как сам он сказал.
   За это время Эзерлей немного пришла в себя. Какое-то время она сидела на полу, скрючившись и постанывая, но так и не заплакала. Память тела подсказала, что нопстеры не плачут – такого проявления эмоций у них просто нет.
   Через полчаса Эзерлей начала проявлять интерес к происходящему. Она подсела ко мне и стала наблюдать за моим диалогом с компьютером. Я ожидал, что она скажет, что не стоит выбалтывать секреты, что я поступаю беспечно и безответственно, что Сэон меня ничему не научил. Хотя нет, она же не знает, что у меня было на Сэоне – я так и не рассказал ей ту историю. Ну и ладно, нечего ее загружать еще и моими проблемами, у нее своих хватает. Бедная Эзерлей, даже подумать страшно, что ей пришлось пережить. Хорошо, что память Дугорс больше недоступна.
   Как бы то ни было, Сэон кое-чему меня научил. Координаты Вудстока я компьютеру не скажу, обойдется.
   270333795: вот и все 0: не все 0: я сверился с каталогом 0: имя вудсток имеют девять планет 0: надо уточнить 270333795: я не обещал назвать планету 270333795: я обещал рассказать как вернулся с шотфепки 270333795: я рассказал 0: мне нужно знать на какой планете ты получил свой дар 270333795: а мне нужно знать на какой планете нам с эзерлей будет хорошо
   Компьютер надолго замолчал. Кажется, разговор окончен. В общем-то, итог закономерный, наивно было надеяться, что я сумею заболтать компьютер и уговорить его поделиться информацией, не получив ничего ценного взамен. Я собрался уже встать со стула и пойти поискать Эзерлей (я даже не заметил, когда она вышла), как вдруг строчки на экране сдвинулись и вверху появились две новые.
   0: такой планеты не существует
   0: если в критерии отбора заменить эзерлей на абстрактного партнера наилучшим приближением будет…
   Далее следовала длинная последовательность букв нопстерского алфавита, описывающая координаты планеты, являющейся наилучшим местом для моего совместного бытия с абстрактным партнером, но не с Эзерлей.
   270333795: эта планета имеет звуковое имя? 0: да 270333795: какое?
   0: несущественная информация
   0: ты можешь переместиться на нее прямо сейчас если назовешь координаты вудстока 270333795: а если не назову? 0: нарушишь обещание 270333795: и что?
   0: не советую 270333795: почему?
   0: увидишь 270333795: ты не блефуешь?
   0: попробуй меня обмануть узнаешь
   Жалко, что у компьютера нет ауры, взглянув на которую можно определить, блефует собеседник или нет. Может, Вудсток поможет принять решение…
   Вудсток не помог. Психический вирус, живущий в моей душе, никак не отреагировал на призыв. Жалко.
   И тут меня осенило. Я набил на клавиатуре координаты Вудстока с четырьмя ошибками, потом можно будет сказать, что ошибся случайно.
   Компьютер ответил немедленно, как только я закончил вводить цифры.
   0: такой планеты не существует 270333795: существует 270333795: она недоступна отсюда 270333795: астральный барьер
   Я подождал несколько секунд, но компьютер ничего не сказал. Будем надеяться, поверил моему объяснению и счел наш диалог исчерпанным. Вот и хорошо.
   Я обернулся в поисках Эзерлей, но ее не было в комнате. Ах да, она же вышла. Интересно, на Блубейке есть сотовая связь?
   И тут я хлопнул себя по лбу и нецензурно выругался. Зачем мне сотовая связь, если в компьютер встроен терминал Сети?
   «Связь с Эзерлей, режим телефона».
   Выполнено.
   «Андрей?» – прозвучал голос Эзерлей в моем сознании.
   «Да, это я. Я попробую еще одну планету. Если там все будет нормально, я тебя позову. Сначала пойду один, а то как бы не вышло, как на Шотфепке».
   «Хорошо, – сказала Эзерлей. – Удачи тебе».
   Ее ментальный голос звучал тихо и как-то убито. Бедная девочка! Ничего, она быстро придет в себя, если компьютер не соврал и следующий мир нам подойдет. Впрочем, компьютер говорил, что для Эзерлей подходящего мира не существует… Не суть. Все равно на эту планету стоит посмотреть.

   Планета именуется Сорэ, ее обитатели называют себя эрпами, я получил эту информацию из памяти нового тела, перед тем как открыть глаза. Выполнить это простое действие было почему-то страшно. Умом я понимал, что в точке входа вряд ли что-то будет мне угрожать, но побороть необъяснимый страх никак не удавалось.
   Я собрался с силами, открыл глаза и обнаружил вокруг себя нечто похожее то ли на ночлежку для бомжей, то ли на караулку в войсковой части. Голые стены, линолеум на полу, окон нет, под потолком горели люминесцентные лампы, совсем как на Земле. Всю комнату занимали ровные ряды одинаковых топчанов, на некоторых из которых лежали обнаженные гуманоидные тела, не проявляющие признаков сознания.
   Эрпы очень похожи на людей, еще больше, чем нопстеры. Пропорции тела, черты лица – все как у людей, даже на руках не когти, а ногти. На ногах, кстати, тоже. И пупок есть, только повыше, почти под грудиной. Волос нет ни на теле, ни на голове, а тонкие бескровные губы вкупе с большими заостренными ушами делают эрпов похожими то ли на эльфов, то ли на вампиров.
   Я поднялся с топчана и направился к выходу. Подходя к двери, я напрягся, ожидая, что из стены зазвучит оглушительный голос, приветствующий меня на новой планете, но голоса не было. Слава богу.
   Дверь оказалась деревянной, самой обычной. Петли громко заскрипели, но тяжести скрытого внутри телепортатора я не ощутил. Да и Вудсток не проявил обеспокоенности.
   Я ожидал, что за дверью начнется коридор, но она выводила прямо на улицу. Снаружи было тепло, но не жарко, солнце стояло у самого горизонта, то ли сейчас поздний вечер, то ли раннее утро. Лучше бы вечер, потому что, если это утро, день обещал быть убийственно жарким.
   Дом, из которого я вышел, представлял собой грязно—серый параллелепипед длиной метров десять и высотой метра три. Материал, из которого были сложены стены, на ощупь напоминал дерево, но был монолитен и непонятно почему производил впечатление облезлости. Странно, что в доме не оказалось окон.
   Откуда-то издали донеслась музыка, нечто похожее на блюз в попсовой аранжировке. Через несколько секунд к музыке добавился голос, вполне человеческий, если не обращать внимания на гнусавые интонации, как у переводчика Володарского. Я прислушался к тому, что поют, и подумал, что ослышался. «Две печенки вместе, сладкие навсегда. Мы перевариваем общую пищу, мы только начали. Две печенки, как одна навсегда».
   А потом я понял, о чем эта песня, и рассмеялся. Песня о любви, просто у эрпов вместилищем души считается не сердце, а печень.
   Вокруг расстилался цветущий луг, пыльца многочисленных трав носилась в воздухе, ее было так много, что я даже поинтересовался у памяти тела, не бывает ли у эрпов аллергии. К счастью, тело не знало, что такое аллергия. Я пошел на звуки музыки.
   Странно, что от дома, из которого я вышел, не ведет никаких тропинок. Если это портал, отсюда должны все время выходить путешественники, они давно должны были вытоптать всю траву метров на сто вокруг. А это был явно портал – бесчувственные тела, лежащие на топчанах, не могут быть ничем иным, как гостевыми телами, предназначенными для посетителей планеты. Да и память тела подсказывает, что это так.
   Наверное, эту планету просто очень редко посещают, даже таможенного контроля никакого нет. Иди, куда хочешь, делай, что пожелаешь… Прямо-таки мечта террориста. Впрочем, террорист без оружия не террорист, а в собственной душе оружие не пронесешь. Если, конечно, ты не прошел курс боевых искусств на Вудстоке. Но это для терактов не очень подходит.
   Размышляя подобным образом, я шел, приминая высокую траву, на звуки голоса, поющего о любви. Голос доносился из-за холма, и до тех пор, пока я не взобрался на его вершину, я не видел, откуда конкретно доносится песня.
   За холмом обнаружилось большое деревянное строение, размерами и очертаниями походившее на роскошную дачу нового русского, только грязно-серый цвет облезлых стен нарушал эту ассоциацию. И еще резало глаз, что вокруг него не было забора.
   Когда до строения осталось метров сто, входная дверь открылась, и на крыльцо вышли трое эрпов, с такого расстояния неотличимых от людей. Увидев меня, эрпы приветственно замахали руками. В отличие от меня, они были одеты, я даже ощутил смущение оттого, что я голый. Впрочем, подавить смущение не составило труда, тем более что в аурах незнакомцев я не увидел никаких признаков раздражения из-за моей наготы. Их ауры были потрясающе спокойны и безмятежны, таких безмятежных аур я не видел еще никогда. Пожалуй, компьютер Блубейка не соврал, Сорэ – действительно то, что мне нужно.
   Подойдя поближе, я разглядел, что на крыльце стоят двое мужчин и одна женщина, все молодые, не старше тридцати лет, если переводить на человеческие мерки. Все трое были одеты в мини-юбки, верхняя половина тела оставалась открытой, если не считать тонких цветных лент, то ли обвивавших туловище, то ли нарисованных или вытатуированных на нем, сразу и не разберешь. Я присмотрелся к женщине, и меня передернуло – мало того, что она была узкобедрая, как мальчишка, так у нее еще не было ни грудей, ни сосков. Смотреть на нее было неприятно.
   – Привет! – обратилась ко мне женщина, когда я вплотную приблизился к крыльцу. – Добро пожаловать в нашу странную компанию!
   – Почему странную? – удивился я и сразу подумал, что невежливо вступать в разговор, не ответив на приветствие.
   – А кто не странный? – ответил вопросом на вопрос один из мужчин и неожиданно добавил: – Ик.
   Видя, что я не понимаю, он пояснил:
   – Так зовут меня. Ик.
   – Андрей, – представился я.
   Женщину звали Спа, второго мужчину – Ош. Мы обменялись местным аналогом рукопожатия (раскрытой ладонью слегка хлопают по ладони собеседника), и Спа спросила меня:
   – Давно странствуешь?
   – Порядочно, – ответил я. – Месяца два примерно.
   Произнеся эти слова, я подумал, что уже давно сбился со счета, сколько дней назад я застал в собственном подъезде инопланетного хулигана и жизнь стала похожа на сказку, сочиненную наркоманом. Может, прошел месяц, а может, и все три, надо как—нибудь сесть и тщательно посчитать, где сколько времени я убил… но надо ли?
   – Не устал еще? – спросила Спа. Я пожал плечами.
   – Как сказать… А какая разница? Все равно от меня мало что зависит.
   – Как это? – не поняла Спа. – Ты хочешь завершить странствие, но не можешь?
   – Надеюсь, что могу, – сказал я. – Один… гм… тип говорил, что у вас хорошая планета и что нам с подругой она подойдет.
   – С какой еще подругой? – заинтересовался Ик. – Она странствует вместе с тобой? А где она?
   – Я ушел вперед. Лучше вначале сам посмотрю, разведаю, что здесь да как, а потом ее позову. А то мало ли что… Эрпы обменялись недоуменными взглядами.
   – А что может быть не так? – спросил Ик. – Чего ты боишься?
   – Кое-чего опасаюсь. Хочешь выслушать подробный рассказ о моих проблемах?
   Ик хихикнул, помотал головой и сказал:
   – Извини, не хочу. Проблемы – вещь хорошая, когда слушаешь песню или смотришь фильм, а когда твой друг рассказывает о своих личных трудностях, это неприятно.
   Сразу начинаешь думать, что с тобой может произойти подобное…
   – Точно, – встряла в разговор Спа. – Давайте не будем о грустном. Пойдем в дом, Андрей, тебе надо отдохнуть с дороги.
   Мы прошли на кухню. Странное впечатление производил этот дом. Голые деревянные стены, простая деревянная мебель, нигде никаких украшений, в центре кухни пустой стол, вдоль стен простые деревянные шкафы и больше ничего. Ни холодильника, ни плиты, ни микроволновки, не говоря уже о телевизоре.
   Спа выдвинула ящик одного из шкафов, вытащила маленькую пластмассовую коробочку и извлекла из нее две большие таблетки, синюю и красную. Я сразу вспомнил «Матрицу».
   – Съешь, – сказала Спа, – тебе полегчает.
   – Обе? – уточнил я.
   – Обе, – подтвердила Спа. – Не пожалеешь.
   – Это наркотик?
   – Наркотик.
   – Хороший гость, – заметил Ош. – Знает, что такое наркотик. С ним будет интересно.
   – Извините, – сказал я, – но я не употребляю наркотики.
   – Почему?! – воскликнула Спа. – Ты о них знаешь, значит, ты их пробовал! Неужели тебе не понравилось? У тебя индивидуальная непереносимость?
   – Ну… – протянул я. – Вообще-то, наркотики убивают.
   – Кого? – не поняла Спа.
   – Как кого? Того, кто их принимает. Любой наркотик вызывает зависимость…
   – Ты что! – воскликнул Ик. – Зависимость снимается за минуту! Забыл? Или… ты, наверное, долго странствовал по диким местам, где потребляют продукты брожения, правильно?
   – Ну… как тебе сказать…
   – Забудь все, что знал о наркотиках раньше, – заявил Ик. – Это несравнимо со всем, что ты пробовал до того.
   – Я верю, – сказал я, – но все равно не хочу. Считайте это моим маленьким бзиком. Допустим, мне религия запрещает.
   – Ты верующий? – заинтересовался Ош. – Как интересно! Расскажешь нам про бога? Жалко, что ты не хочешь съесть таблетки, тогда мы смогли бы почувствовать все напрямую. Говорят, это потрясающее ощущение.
   – Так эти таблетки усиливают эмпатию? – сообразил я. – Тогда почему вы называете их наркотиком?
   – Потому что эмпатия – тоже наркотик, – заявила Спа. – Раз попробуешь – не оторвешься, пока не снимешь зависимость.
   – Ну, не знаю, – я пожал плечами. – У меня легкая эмпатия и без наркотиков, только я не понимаю, что в этом такого восхитительного.
   – Прирожденный эмпат! – воскликнул Ик. – Повезло тебе, парень!
   – Не скажи, – заметил Ош. – То, что для нас в кайф, для него – привычное состояние, он его даже не замечает.
   – Да, действительно, – согласился Ик. – Я об этом не подумал.
   – Тогда тебе не нужны таблетки, – подвела итог Спа, – они на тебя не подействуют. Но так не годится! Должны же мы хоть как-то проявить гостеприимство! Ош, спой, что ли. Пойдемте в гостиную.
   Насколько кухня была пуста, настолько гостиная оказалась захламленной; На полу валялись разнообразные вещи, начиная от одежды и заканчивая какими-то техническими устройствами, а в центре комнаты стояла самая настоящая палатка, собранная из подручных материалов – соединенные вместе отдельные куски ткани самых разных форм, расцветок и размеров. Я так и не понял, чем и как они соединены, с первого взгляда казалось, что они просто прилипли друг к другу. Наверное, какой—нибудь клей.
   – Нравится? – спросила Спа.
   Очевидно, она неправильно истолковала изумленное выражение на моем лице.
   – Мы сами построили, – заявил Ик.
   – Мы там спим, – добавила Спа, – и вообще живем. Полезли?
   Ик направился внутрь, Спа и Ош последовали его примеру, мне тоже не оставалось ничего другого.
   В палатке было тесно, но уютно. Внутри она была застелена то ли толстым одеялом, то ли тонким матрасом, я с размаху уселся на него и тут же подпрыгнул, потому что под задницей оказалось что-то жесткое.
   – Мой миэ, – пояснил Ош и вытащил из-под меня нечто похожее на узбекскую домбру. Или не домбру, не помню точно, как называется этот инструмент.
   Ош запел.
   В пути за горизонт мне нужен тот, кто со мной Будет жить Каждый отрезок пути, Сменит маршрут мгновеньем руки.
   Всякий признает, что в этом есть правда.
   Там, Где в слиянии тел сливаются души, Слышится песня, но мы ее пропускаем мимо ушей.
   Друзья вместе всегда, И в душе рядом с ними нет места заботам.
   И любить их – значит быть вместе всегда, Целую вечность пути к горизонту.
   Под аккомпанемент миэ эти слова не казались глупыми. Они были странными, но общий смысл был понятен.
   – Целую вечность пути, – повторил я. – Хотел бы я, чтобы это было возможно не в песне, а в реальности.
   То ли Ош где-то слышал песню Beatles «Here, there and everywhere», то ли его чувства странным образом совпали с чувствами Пола Маккартни. Естественно, с учетом разницы в системах понятий.
   – Ты прав, – улыбнулся Ош. – Жизнь бесконечна, но любовь длится вечность только в песнях. Вечная любовь подобна горизонту, к которому можно стремиться, но которого достичь невозможно.
   Мне показалось, что я ослышался.
   – Жизнь бесконечна? – переспросил я. – Как это?
   – Что значит как? – в свою очередь переспросил Ош. – Жизнь не имеет ни конца, ни начала, она вечна. Жизнь – вечное путешествие, живые подобны каплям в море, каждая капля движется, движение капель рождает волны, но все море в целом неподвижно и неизменно.
   – Как это жизнь не имеет начала? Я точно знаю, когда началась моя жизнь, это было тридцать три года назад. Я видел фотографии себя в детстве…
   – Я слышал об этом, – перебил меня Ик. – Кто-то говорил мне, что не все эрпы вечны, а кое-кто даже считает, что все когда-то родились и рано или поздно умрут, а вечная жизнь – такая же иллюзия, как плоская земля. Ты тоже так думаешь?
   Я кивнул.
   – Неважно, – вмешался в разговор Ош. – Живущий подобен путнику в ночи – ты видишь столько, сколько высвечивает твой фонарь, и ни один фонарь не достанет до звезд. Память подобна фонарю, она может светить ближе или дальше, но всегда есть то, что уходит за пределы ее досягаемости.
   Это было слишком потрясающе, чтобы так просто взять и поверить. Целая раса существ, живущих вечно, а если и не вечно, то настолько долго, что они не помнят, когда родились. А как у них с рождаемостью, кстати?
   – Как у вас появляются новые эрпы? – спросил я.
   – Никак, – ответил Ик. – Новые эрпы никак не появляются. А зачем?
   – Ну… если кто—нибудь умрет…
   – Неужели я так плохо объясняю? – огорчился Ош. – Я же говорю – смерти нет.
   – А если произойдет несчастный случай? – никак не унимался я.
   – Несчастных случаев не бывает, – заявил Ик. – Если не можешь понять сразу, просто запомни – смерти нет. Потом привыкнешь.
   – А как у вас с…
   Я не закончил вопрос, потому что понял, что в языке эрпов нет слова «прогресс». Если поколения не обновляются так давно, что никто из ныне живущих не помнит, сколько ему лет, какой может быть прогресс в таком обществе?
   В языке эрпов не оказалось и таких слов, как «экономика», «промышленность» или даже «наука». Я пробежался по словарю, входящему в память тела, и убедился, что в системе понятий эрпов вообще нет ни одного технического термина. Но откуда у них вся эта техника? Я имею в виду не только непонятные приборы, валяющиеся на полу гостиной, но и все остальное. Одежда на моих собеседниках явно фабричного производства, строительный материал, похожий на облезлое дерево, тоже не в лесу вырос, не могу представить себе дерево, которое растет по форме дома. Или у них биологическая цивилизация?
   – Вы выращиваете все эти вещи? – спросил я.
   – Какие? – не понял Ик.
   – Ну… дома, мебель, одежду, пищу…
   – Зачем? – удивился Ик. – Зачем что-то специально выращивать, если оно и так есть?
   – А когда пища кончается, откуда она берется?
   – Она не кончается, – Ик смотрел на меня как на трехлетнего ребенка, которому приходится объяснять очевидные вещи. – В кухонном шкафу всегда есть что-то съедобное, ты просто открываешь его и берешь, что надо. Ты голоден? Давай я покажу, как пользоваться шкафом.
   – Нет, я не голоден, – сказал я. – Я просто хочу понять. Ты открываешь кухонный шкаф и достаешь пищу. Но кто кладет ее туда?
   – Ты не понимаешь, – покачал головой Ик. – Пища там есть всегда. Есть вещи, которые есть всегда, так устроен мир. День сменяется ночью, и вместе с темнотой приходит дождь. Ты ведь не спрашиваешь, почему происходит так, а не иначе.
   – Почему это не спрашиваю? В моем мире дождь может начаться в любое время.
   – Вот это да! – воскликнул Ош. – Я, конечно, слышал, что в диких местах все по-другому, но никогда не думал, что настолько. Дождь в любое время… А если он застигнет странника в пути?
   – А что такого? – не понял я. – У нас на Земле каждому случалось попадать под дождь, и не раз.
   – Давайте заканчивать, – неожиданно сказала Спа. – Я тоже люблю отвлеченные разговоры, но всему должен быть предел. Наш гость устал от бесед. Лучше поедим и развлечемся.
   При слове «развлечемся» я вспомнил притон на Шотфепке, и меня передернуло.
   – Что с тобой? – удивилась Спа. – Ты как будто испугался.
   – Вспомнил одно нехорошее место, – сказал я. – Не важно.
   – Расскажешь про это место? – спросил Ош.
   Я не успел ответить, потому что за меня ответила Спа.
   – Ни за что! – сказала она. – Ненавижу истории о нехороших местах. Я люблю истории, где все заканчивается хорошо.
   – В моей истории все закончилось хорошо, – заметил я. – Но я все равно не буду ее рассказывать, слишком неприятно ее вспоминать.
   – Везет тебе, – сказал вдруг Ош. – У тебя есть то, что достойно воспоминаний, пусть даже неприятных. А в моей жизни нет ничего, что хотелось бы вспомнить.
   – Вот и хорошо, – сказал Ик. – Лучше пусть будет так, чем как в фильмах.
   – А что за фильмы у вас тут смотрят? – живо поинтересовался я.
   – Кстати, пойдемте посмотрим Что-нибудь, – встрепенулась Спа. – Только тебе придется таблетки принять.
   – А это еще зачем? – насторожился я. – Какое отношение они имеют к фильму?
   Через пару минут сбивчивых объяснений я понял, как таблетки связаны с кино. То, что на Сорэ называется фильмами, имеет к земному кинематографу примерно такое же отношение, как творчество Акунина к поэмам Гомера. Когда эрп смотрит фильм, он полностью погружается в жизнь главного героя, отождествляет себя с ним, забывает, кто он такой на самом деле. Фильмы не просто смотрят, в них живут. Спа сказала, что нельзя понять, что такое фильм, не посмотрев ни одного фильма. Я охотно верю ей, но мне не хочется принимать наркотики только для того, чтобы поразвлечься. Я верю, что привыкание, возникающее от этих таблеток, легко снимается, но все равно не хочется вмешиваться в свою психику столь кардинальным образом по столь незначительному поводу. И еще непонятно, как отреагирует на наркотики агент Вудстока, сидящий в моей душе. Кстати о Вудстоке. Где тут ближайший терминал Сети?
   Я задал этот вопрос, и собеседники меня не поняли. Трудно поверить, но они не знают, что такое Сеть.
   – Ну как же! – воскликнул я. – Сеть связывает миры во вселенной, все можно узнать, со всеми можно поговорить и в любое место можно переместиться. Да вон там, – я махнул рукой, – прямо за холмом стоит портал, из которого выходят путешественники из других миров. Неужели вы ничего про это не знаете?
   Ответом были непонимающие взгляды.
   – В той стороне нет тропы, – сказала Спа. – Странники ходят только по тропам, иначе можно заблудиться.
   – А кто это такие – странники? – спросил я.
   Эрпы переглянулись и начали, путаясь и перебивая друг друга, объяснять чудному пришельцу очевидные вещи… За следующие полчаса я узнал о планете Сорэ много нового.
   Образ жизни эрпов стороннему наблюдателю кажется очень странным, можно даже сказать, противоестественным. Эрпы не работают, не учатся, не изобретают новые вещи и почти не занимаются искусством, они даже не рожают детей. Они просто живут, их жизнь не имеет смысла, они настолько привыкли жить, что не воспринимают это как нечто, нуждающееся в осмыслении. «Каков смысл этого камня?» – спрашивал один китайский мудрец своих учеников. Никто не дал ему правильного ответа, а ведь ответ очень прост. В камне нет никакого смысла, камень существует сам по себе, ему не нужен смысл. Тот мудрец утверждал, – что такова же и человеческая жизнь, в ней тоже нет смысла. Не знаю, насколько он прав в отношении людей, а насчет эрпов он попал в точку.
   По планете Сорэ разбросаны дома, различающиеся по размерам, планировке и дизайну, но примерно одинаковые по поддерживаемым удобствам. Дома соединены тропами, от каждого дома можно дойти до соседнего не дольше чем за день. В каждом доме обитает одно оэа, мое подсознание так и не решило, как правильно переводится это слово – как семья или как дружеская компания. С одной стороны, все члены оэа занимаются сексом друг с другом, так что это скорее семья, но с другой – что это за семья, в которой никогда не было, да и быть не может ни одного ребенка? Так вот, в каждом доме живут члены одного оэа. Время от времени кому-то из них надоедают сожители, и тогда он уходит в странствие. Он идет по тропе, приходит в другой дом, знакомится с его обитателями и либо остается у них, либо переходит дальше. Странствие может занимать несколько недель и даже месяцев, но в конце концов странник находит новое пристанище, которое и становится его домом на ближайшие годы.
   За временем эрпы вообще не следят. Обычно они бодрствуют днем и спят ночью, но этим их естественные циклы исчерпываются. На Сорэ не меняются времена года, здесь все время стоит нежаркое лето, причем не только на экваторе. Ни Ик, ни Ош, ни Спа никогда не слышали, чтобы в каком—нибудь месте было все время теплее или холоднее, чем в каком-то другом. Но они знают, что в некоторых местах бывает полярный день и полярная ночь, а если еще учесть, что дождь здесь идет исключительно по ночам, напрашивается вывод – климат на Сорэ управляется искусственно. Страшно подумать, сколько нужно потратить энергии, чтобы уравнять температуру в Африке и на Чукотке и при этом не допустить возникновения в атмосфере планеты ураганных ветров, стремящихся вернуть климатическую картину в естественное русло. И дело не только в энергии, я вообще не могу представить себе, по какому принципу могут работать устройства, поддерживающие на всей поверхности планеты мягкий субтропический климат. И здесь возникают вопросы, пожалуй, самые важные для этой планеты: кто всем управляет? Кто направляет ветры и заставляет тучи проливаться дождем в точно назначенное время? Кто телепортирует продукты питания в кухонные шкафы? Кто решает, какой именно продукт загрузить в каждый конкретный дом? Обыватели Сорэ не утруждают себя выбором меню, они просто открывают шкаф и находят то, что хотят найти. Иногда желания удовлетворяются не совсем точно, но в целом система работает без сбоев – если, проснувшись, ты захотел попить лю, ты найдешь в кухонном шкафу дымящуюся чашку именно с этим напитком. И все же, как решает тот кто решает, что именно предложить на обед каждому обитателю планеты? Как он понимает желания каждого эрпа? Телепатия? Может, для этого и нужны те две таблетки?
   Когда объяснения хозяев дома дошли до этого места, мне захотелось поэкспериментировать. Собеседники поддержали меня, им это показалось замечательным развлечением. Вначале я заказал кофе. Время приближалось к полуночи, уже давно стемнело, за окном накрапывал дождь, который почему-то совсем не молотил по крыше, – вообще, звукоизоляция в домах эрпов заслуживает наивысшей оценки, что было очень странно, если учесть, что эрпы вообще не понимают, что такое личная жизнь. Времени прошло много, я устал, меня начало клонить в сон, но я не хотел засыпать. Я хотел как можно больше узнать об этой планете, а потом связаться с Эзерлей и пригласить ее сюда. Думаю, ей здесь понравится, что бы там ни говорил планетарный компьютер Блубейка. Интересно, кстати, почему он считает, что для нас с Эзерлей не существует мира, в котором нам будет хорошо?
   Но ближе к делу. Я зашел на кухню и некоторое время напряженно смотрел на шкаф, представляя себе, как выглядит и пахнет кофе, какой у него вкус, как он тонизирует и бодрит, в какую чашку он должен быть налит и так далее. А потом я открыл дверцу.
   Внутри обнаружилась маленькая фарфоровая чашка, наполненная дымящейся жидкостью рыжевато—зеленого цвета, как у зеленого чая. Чашка стояла на белом фарфоровом блюдце с голубой каемочкой. Рядом с блюдцем стоял белый фарфоровый горшочек без ручек и крышки, заглянув внутрь, я решил, что это сахарница. Нет, сахара внутри не было, вместо него там было сюрреалистическое изделие, представлявшее собой чайную ложку, из ручки которой росли щипчики для сахара. Что ж, основное понятно. Некто или, скорее, нечто читает мои мысли и материализует внутри шкафа то, о чем я думаю. А поскольку мои мысли для эрпов необычны, этому нечто трудно разобраться в том, чего именно я хочу, и материализовало оно не совсем то, что надо. Интересно, какова эта жидкость на вкус.
   Это был не кофе. Напиток был горячий, густой и горьковатый, но по вкусу скорее напоминал какао. Представьте себе какао, сваренное не на молоке, а на воде и содержащее немного пряностей, которые… нет, чтобы описать этот вкус во всех подробностях, нужно быть кулинаром или профессиональным дегустатором.
   Пока я осторожно смаковал незнакомый напиток, Ош подошел к шкафу, открыл его и извлек оттуда еще одну такую же чашку. Я заметил, что в шкафу стояли еще две.
   – Мог бы и друзей угостить, – сказал Ош и добавил, попробовав: – Оригинально. Не скажу, что очень вкусно, но оригинально. По-моему, надо добавить чего-то сладкого.
   – Да, – согласился я. – Здесь, – я показал на сахарницу, – должен быть концентрированный сахар, его надо растворить в напитке. Или можно заедать напиток чем—нибудь сладким.
   – А как этот напиток называется? – спросил Ош.
   – Понятия не имею.
   – Почему? – удивился Ош. – Ты заказал что-то такое, чего сам не пробовал? Необычная идея.
   – Нет, – сказал я. – То, что я заказывал, называется кофе. Но получился не кофе, это совсем другой напиток, похожий, но другой.
   – Такое бывает, – заметил Ик, который к этому времени уже успел отхлебнуть пару глотков из своей чашки. – Иногда в шкафу находишь не то, что ты хотел. Обычно так бывает, если сам точно не знаешь, чего именно хочешь.
   – Но я хотел именно кофе! – возразил я. – Я очень четко представил себе…
   – Значит, нечетко представил, – перебил меня Ик. – Если бы четко представил, было бы именно оно. А что это за ложка такая странная?
   – Это… – замялся я. – Вообще-то это должна быть обычная ложка…
   – А говоришь, четко представил, – засмеялся Ик. – Попробуй еще раз.
   – По-моему, гадость редкостная, – заявила Спа и выплеснула содержимое своей чашки прямо в угол. Лужа исчезла на глазах – не высохла, не впиталась, а просто исчезла, целиком и одномоментно.
   – Куда оно делось? – спросил я.
   Спа посмотрела на меня как на идиота.
   – Так всегда бывает, – сказала она. – Или тебе это не нравится? Предпочитаешь, чтобы помои оставались с тобой навсегда?
   – Это не помои, – возразил Ош. – По-моему, это очень вкусный напиток, странный, но вкусный.
   – А по-моему, помои помоями, – заявила Спа и вышла из кухни.
   – Обиделась, – констатировал Ош.
   – На что? – не понял я. – Что ей кофе не понравилось? Или что я ее не угостил?
   – Что не трахнул, – пояснил Ош. – Она всегда обижается, когда кому-то не нравится. Правда, такое редко бывает.
   Я смутился.
   – Понимаешь… – начал я.
   – Не извиняйся, – перебил меня Ош. – У каждого свои вкусы, не понравилась женщина – так что ж теперь делать? Не забивай себе голову ерундой. Лучше попробуй еще раз кофе сделать, только теперь настоящее.
   Я еще раз представил себе чашку кофе и открыл дверцу шкафа. Внутри обнаружились еще три чашки и еще одна сахарница, на этот раз наполненная кусковым сахаром. Ни ложки, ни щипчиков в шкафу не было.
   Второе приближение к кофе получилось более похожим на оригинал, но понравилось мне гораздо меньше. В первом варианте было нечто необыкновенное, а второй вариант был просто плохим кофе.
   – Раньше было лучше, – заявил Ик, попробовав.
   – А мне это больше нравится, – сказал Ош. – Оно такое необычное, а первый вариант был слишком похож на лю. И еще это кофе бодрит. Так и должно быть?
   Я кивнул.
   – Не стоит пить его на ночь, – заметил Ош. – И вообще, по-моему, пора спать. Андрей, ты с нами ложишься? Я немного растерялся от такой постановки вопроса.
   – Ну… если вы не будете настаивать на сексе…
   – А зачем тогда вместе ложиться? – перебил меня Ик. – Разговоры разговаривать?
   – Не слушай его, – сказал Ош. – Он всегда такой прямолинейный. Пока не привыкнешь, это раздражает, но к этому быстро привыкаешь. А что, мы тебе неприятны? Все трое?
   – Ну… – я не знал, что сказать. Как им объяснить, что в диких местах, где не так давно началась моя жизнь, считается, что у женщины должны быть грудные железы, а мужикам неприлично заниматься сексом друг с другом…
   Ик повернулся спиной и молча вышел из кухни.
   – Не обижайся, – сказал Ош. – На Ика внимания не обращай, он по жизни такой, чуть что, сразу обижается. Вообще-то он хороший. Завтра уйдешь?
   – Наверное, – неуверенно сказал я. – У вас хороший мир и оэа у вас хорошее, только…
   – Только тебе оно не подходит, – подхватил мою мысль Ош. – Это нормально. Рано или поздно ты найдешь оэа, которое тебе не захочется покидать, и тогда твое странствие закончится. Я желаю тебе успеха. Пойдем, покажу, где поспать.
   – Подожди, – сказал я. – Можно, я позову свою подругу?
   – Конечно. А как?
   – Разве у вас нет… точно, даже слов таких в языке нет. Короче, поверь мне, я могу ее позвать.
   – Тогда позови. А пока пойдем, я покажу тебе, где можно спать.
   Мы поднялись на второй этаж. Большую часть его занимала большая и абсолютно пустая комната, пол в ней был застелен тем же материалом, что и в палатке – нечто среднее между ковром и матрасом.
   – Спать прямо на полу? – спросил я.
   – Ты же все равно уйдешь утром. Если бы ты остался и выбрал себе отдельную комнату, она бы оформилась по твоему вкусу.
   – Это как? Так же, как с кухонным шкафом? Постепенно само собой получается то, чего хочешь?
   – Да, – кивнул Ош, – именно так все и бывает в жизни.
   Я нервно хихикнул. Если бы так все всегда бывало в любой жизни… Я представил себе, каково жить, когда исполняется любое твое желание… боюсь, об этом лучше мечтать, чем реально жить в таких условиях. Но… если нам с Эзерлей найти себе отдельный дом…
   – А пустые дома здесь бывают? – спросил я.
   – Не знаю, – ответил Ош. – Лично я ни разу не видел. Хочешь жить один?
   – Нет, я же говорил, у меня есть подруга.
   – Ах да… не хочешь позвать ее к нам? – Ош на секунду задумался и неожиданно сказал: – Знаешь, Андрей, я уже давно подумываю, не пойти ли мне снова в странствие. Ик и Спа – ребята хорошие, но начинают надоедать. Ик слишком упертый, Спа слишком взбалмошная… Я, наверное, скоро уйду. Хочешь, постранствуем вместе?
   – Ну…
   – Не продолжай, – Ош не дал мне сформулировать вежливый отказ. – Я не буду навязывать свое общество, но я буду рад, если наши пути снова пересекутся и мы узнаем друг друга. Хотя в жизни так никогда не бывает.
   – Почему?
   – Потому что жизнь длинна, а путей много. Мы наверняка встретимся, но это случится уже за горизонтом, твой образ успеет раствориться в моей памяти, а мой – в твоей. Все пути когда-то сходятся, но только в песнях это бывает в пределах прямой видимости.
   – Эту ночь я проведу здесь, – сказал я. – Я позову подругу, завтра утром она придет сюда, а потом мы отправимся в странствие.
   – Утром? – переспросил Ош. – Странно, но не важно. Ты уверен, что не хочешь провести эту ночь со мной?
   Случись это на Земле месяца два назад, Ош получил бы как минимум здоровенный фингал под глазом, а как максимум – сломанную челюсть. Но Сеть научила меня терпимости.
   – Нет, – сказал я. – Извини, но я предпочитаю женщин.
   – Как знаешь, – сказал Ош. – Не понимаю, какая разница, но о вкусах не спорят. Спокойной ночи!
   – Спокойной ночи! – ответил я, и Ош ушел.
   Минуты две я убил на поиски выключателя, но его нигде не было. Тогда я мысленно плюнул и улегся в углу прямо на пол. Ковер-матрас на полу был мягким и упругим, казалось, он сам подстраивается под форму лежащего тела, принимая наиболее удобную конфигурацию. Сразу потянуло в сон.
   Итак, что можно сказать по итогам первоначальной разведки? Похоже, Сорэ вполне подходит для того, чтобы нам с Эзерлей провести здесь какое-то время. Как постоянное место жительства Сорэ меня не привлекает, но как курорт эта планета более чем неплоха. Прямо сейчас вызывать Эзерлей не стоит, незачем заставлять ее топать ночью километр под дождем, а вот завтра утром она вполне сможет здесь появиться. Интересно, как будет выглядеть Эзерлей в теле эрпа… грудь без сосков… брр! С другой стороны, у млогса тоже нет сосков, а Эзерлей в теле млогса была очень даже ничего. Впрочем, млогса совсем не похожи на людей, а глядя на женщину—эрпа, трудно избавиться от человеческих стереотипов и убедить себя, что плоская грудь не всегда уродует женщину. Еще эти дурацкие ленты… хорошо, что Эзерлей выйдет из портала голая.
   Тут я сообразил, что сам все еще голый. Я совсем забыл об этом и так и не удосужился попросить у хозяев дома какую—нибудь одежду. Но судя по тому, что они отнеслись к моему нудизму без всякого удивления, обнаженное тело в этом мире не является табу.
   А ведь я потихоньку избавляюсь от человеческих комплексов. Сам не замечая того, хожу голым, гомосексуалистам морду не бью, прямо ненормальный какой-то стал, если подходить с позиций меня предыдущего, который еще не знал, что такое Сеть.
   Итак, решено, завтра утром Эзерлей будет здесь. Надо ей позвонить, чтобы не нервничала. Черт!
   До меня только сейчас дошло, что в этом доме нет ни одного терминала. Да и откуда им взяться, если хозяева давно забыли, что такое Сеть и что она вообще существует. Именно забыли, ведь раньше они, несомненно, знали о Сети и пользовались ею, иначе откуда взялся исправно, работающий портал в километре отсюда? Вот ведь странные существа – как они могли променять море новых впечатлений, которые дарит Сеть, на монотонное существование в мире исполняющихся желаний.
   Впрочем, если исполняется любое желание, ничто не мешает получить море новых впечатлений, стоит только пожелать. Фильмы, которые смотрят эрпы, как раз эту потребность и удовлетворяют. Интересно было бы узнать, местный ли Тарантино эти фильмы снимает?..
   Но ближе к делу. Терминала в доме нет, где его искать, непонятно. Похоже, не остается другого выхода, кроме как вернуться обратно на Блубейк и разговаривать с Эзерлей, так сказать, вживую. То-то удивятся Ош, Ик и Спа, когда обнаружат, что их странный гость за ночь превратился в клинического дебила. По-хорошему, надо вернуть тело в портал, но очень не хочется ни переться ночью под дождем через поле, ни ждать до утра в этой комнате, где даже… гм… Оказывается, пока я предавался абстрактным размышлениям, свет в комнате медленно погас. Темно не было, но комната была освещена еле—еле, как будто где-то горит ночник. Нет, «где-то» – неподходящее слово, ночник горит не где-то, а везде, единого источника света нет, свет льется как бы отовсюду, как будто все стены равномерно светятся. Наверное, так оно и есть.
   Получается, интеллектом тут обладает не только кухонный шкаф, но и другие элементы домашнего убранства. Пока еще они не совсем четко воспринимают мои желания, но они быстро адаптируются, и если я останусь здесь, то… что? Насколько точно эта комната сумеет подстроиться под меня? Может ли она вырастить мебель? Надо спросить Оша, как они сделали ту палатку – руками или она сама появилась. Скорее всего, сама – трудно представить себе, чтобы эрпы трудились… хотя кто их знает, может, им иногда интересно для разнообразия…
   Решено, я оставлю им свое гостевое тело, пусть разбираются. Маленькая эмоциональная встряска им не повредит.

   На Блубейке день только-только начал клониться к вечеру. В нашей с Эзерлей квартире ничего не изменилось. Эзерлей по-прежнему не было.
   Я подошел к компьютерному терминалу и мысленно потребовал связаться с Эзерлей в режиме телефона. Связь установилась мгновенно.
   «Привет, Эзерлей! Я вернулся».
   «Там плохо?»
   «Нет, там хорошо. Очень странно, но хорошо. Думаю, нам стоит туда отправиться. Постоянно жить там я бы не хотел, но как временное пристанище планета подходит».
   «Абонент недоступен», – неожиданно заявила Сеть.
   И в ту же секунду компьютер запиликал, а на его экране открылось окно аськи, в котором была только одна строчка.
   0: правильные координаты вудстока?
   Следующую минуту я витиевато и нецензурно ругался. Этот чертов компьютер все-таки переиграл меня, он показал мне Сорэ, как ослу показывают морковку, он знал, что там нет терминалов и что я вернусь, и когда я вернулся, он натравил на Эзерлей полицейских. Они включили рядом с ней глушилку, отключили Эзерлей от Сети, а теперь везут в тюрьму, такую же, как на Шотфепке, только без пыток, по крайней мере, я на это надеюсь. Я не увижу Эзерлей до тех пор, пока не сообщу этому уродскому компьютеру правильные координаты Вудстока, да и не факт еще, что когда сообщу, то увижу.
   Я сел за консоль и набил на клавиатуре:
   270333795: где эзерлей?
   0: правильные координаты вудстока?
   Все понятно – пока я не назову правильные координаты Вудстока, компьютер не отдаст мне Эзерлей. И я не понимаю, как можно решить эту проблему, не приняв условия компьютера. А я не хочу на это соглашаться, и дело даже не в том, что я боюсь, что повторится то же, что на Сэоне. На этот раз мне кажется, что компьютер собирается честно выполнить условия соглашения, но я все равно не хочу сообщать компьютеру координаты Вудстока. Это знание не из тех, какими можно делиться с каждым, оно слишком опасно, чтобы доверять его кому попало. И особенно не хочется посвящать в это планетарный компьютер Блубейка, потому что он мне не нравится. Я понимаю, что объяснение детское и глупое, но это факт – компьютер Блубейка мне не нравится, и именно поэтому я не хочу делиться с ним координатами Вудстока.
   270333795: я уже называл их 0: повтори
   Я потянулся к клавиатуре и сообразил, что не помню, в каких именно буквах в прошлый раз сделал ошибки. Я могу вытащить координаты Вудстока из памяти Сети, но я не могу еще раз ввести в точности ту же строку, что и в тот раз. Хотя… может быть, эта аська, как земная, тоже сохраняет старые сообщения?
   Я открыл меню и увидел, что такой пункт в нем есть. Но не успел я ткнуть в него джойстиком, как компьютер разразился гневной тирадой:
   0: ты уличен во лжи 0: ты даже не удосужился запомнить что мне сообщил 0: ты не увидишь эзерлей пока не назовешь правильные координаты вудстока 0: если ты не назовешь их немедленно ты не увидишь ее вообще 0: я ее убью
   Во мне вскипела злость. Я понял, что чувствовали скандинавские берсерки, когда ими овладевало боевое безумие.
   Если бы мой собеседник был живым существом и находился рядом, я бы растерзал его голыми руками. Но он был компьютером и находился далеко – такого не растерзаешь.
   Что же делать? Сообщить ему правильные координаты? Но кто гарантирует, что Эзерлей останется в живых после этого? Незабвенный Гиви Эзолохола попытался убить меня сразу же после того, как узнал координаты Вудстока. Да пусть даже компьютер отдаст мне Эзерлей, все равно я буду чувствовать себя оплеванным, потому что буду знать, что меня обманул компьютер, а это позорно.
   «Нет, – сказал внутренний голос, – это не компьютер тебя обманул. Это ты пытался его обмануть, а когда он ответил тебе тем же – ты обиделся. И нечего оправдываться, что твой обман был не таким масштабным, обман всегда обман, независимо оттого, какую именно лапшу ты вешаешь на уши собеседника – длинные яичные макароны или маленькие фигурные рогульки. Не он заварил эту кашу, а ты». Да, эту кашу заварил я, и теперь я готов признать, что это была ошибка. Ну и что? Что мне теперь, признать поражение перед каким-то там компьютером, упасть на спину, задрав лапки кверху, и молить его о прощении?
   «Не перед каким-то компьютером, – заметил внутренний голос, – а перед планетарным компьютером. Думаешь, управлять целой планетой легче, чем вывести на чистую воду одного-единственного мошенника, да еще не слишком умелого? О самоутверждении надо было думать, когда соглашался на условия, которые не хотел выполнять, а не теперь, когда приперли к стенке».
   Да, я признаю, что поступил нехорошо. Ну и что с того? В дальнейшем я обязательно учту этот факт, сделаю для себя выводы и никогда больше не буду себя вести таким образом. Конечно, я был неправ, обещая то, чего не хотел отдавать, но разве хорошо со стороны компьютера захватывать в заложники мою любимую? Это бандитизм получается, так можно оправдать действия любых преступников, типа, я не просто так человека замочил, а потому что он долг не возвращает.
   «Ты вел себя так же, – сказал внутренний голос. – Ты пытался убить Рогаленко не просто так, а потому что он педофил, а тебе вдруг захотелось поиграть в блюстителя нравственности всей вселенной. А теперь в Робин Гуда играет планетарный компьютер».
   Ну и пусть. Он хочет поразвлечься – пускай, только пусть потом не жалуется, что я играл не по правилам. Кстати, это мысль!…
   270333795: ты хочешь террора?
   270333795: будет тебе террор 270333795: только потом не жалуйся 270333795: да я тебя обманул 270333795: я был неправ и приношу свои извинения
   270333795: я не скажу тебе координаты вудстока ни при каких обстоятельствах
   270333795: если ты вернешь мне эзерлей мы покинем планету и никогда не вернемся обратно
   270333795: пока ты будешь держать в заложниках эзерлей у меня будет в заложниках вся планета
   270333795: я устрою тебе такой террор что потомки тех кто живет сейчас сложат такую легенду что великий потоп покажется детской сказочкой 270333795: минута тебе на размышление
   Я откинулся на спинку стула и застыл в ожидании, разминая пальцы, затекшие от лихорадочного долбления по клавишам непривычной клавиатуры. Интересно, что он сейчас будет делать?
   Я не стал ждать минуту, мне потребовалось гораздо меньше времени, чтобы понять, что он будет делать. Точнее, уже делает.
   Во-первых, этот дом наверняка уже оцеплен. Неподалеку, где-нибудь в переулке, стоит глушилка или даже несколько глушилок, и они отрубят меня от Сети, как только получат кодированный сигнал от планетарного компьютера. Потом можно, например, уничтожить весь дом какой-нибудь нопстерской бомбой, и я больше не буду представлять опасность. Координаты Вудстока при этом канут в лету вместе со мной, но если провести определенную работу с Эзерлей… А что? Компьютер вполне может решить, что сможет их восстановить, работая только с Эзерлей.
   И тут до меня дошло, что времени почти не осталось. Если бы я был человеком, у меня бы на лбу выступил холодный пот. Не знаю, как выглядит аналогичная реакция у нопстеров, у меня не осталось времени запрашивать память тела. Я выдал команду на возвращение.

   Снова имитация родной квартиры. Кровать, письменный стол, муляж компьютера, телефон и все, больше ничего. Хочется выпить чего—нибудь крепкого, но это физически невозможно, здесь эта потребность не считается абсолютно необходимой и потому не удовлетворяется.
   С минуту я сидел на кровати, тупо глядя на телефон. Аппарат молчал. Если все идет хорошо, компьютер Блубейка сейчас ждет, что я буду делать, а если все плохо, в эти самые минуты убивают Эзерлей.
   Удивительно – только что мне пришлось выбирать между жизнью Эзерлей и знанием о Вудстоке и я сделал выбор не в пользу своей подруги. И после всего этого я продолжаю считать, что люблю ее!
   А что такое любовь, если вдуматься? Сумел ли хоть кто—нибудь дать понятное определение любви? Многие считают, что любовь – это когда счастье любимого существа ставится выше своего собственного и становится целью всей жизни. Все это очень красиво и романтично, но реальность не так проста, как хотелось бы романтикам. Очень трудно найти человека, которого можно безнаказанно осчастливливать, не боясь, что он сядет тебе на шею. Ты даришь женщине цветы один раз, другой и третий, а на четвертый она спрашивает: «где цветы?» и обижается. Ты говоришь ей: «мои деньги – твои деньги», она счастлива, а потом в один прекрасный день ты находишь кошелек пустым, а она говорит тебе, что ты мало зарабатываешь. Ты обещаешь посвящать все свободное время только ей, а потом звонит Женька, говорит, что появилось срочное дело, ты срываешься с места и уезжаешь, а она закатывает истерику. Только глупые и неопытные юноши могут считать, что любовь превыше всего, долго сохранить такое мнение практически невозможно, со временем поневоле становишься циником.
   Посмотрим на вещи цинично. На одной чаше весов у нас абстрактное понятие, именуемое любовью. Что мне дает любовь Эзерлей? Великолепный секс, но, скорее всего, все дело было в гиперсексуальных телах расы млогса. Удовлетворение от того, что я о ком-то забочусь, радостное чувство, что я кому-то нужен. Все это очень здорово, но важны ли для меня эти чувства? И в какой мере?
   Посмотрим, что на другой чаше весов. Компьютер уделал меня, как щенка, он нашел мое слабое место и почти заставил согласиться на его условия. Для человека моей профессии это позорно. Если я признаю поражение, потом будет трудно жить с осознанием того, что надо мной одержало верх даже не живое разумное существо, а просто безмозглый компьютер.
   Но если я принесу Эзерлей в жертву, трудно будет жить с мыслью о том, что я предал существо, которое доверилось мне и полюбило меня. Тоже неприятно. Что в лоб, что по лбу.
   Выбор прост – или любовь, или профессиональная гордость. Эту дилемму легко сформулировать, но сделать выбор совсем не так легко. Особенно если учесть, что в глубине души я не уверен, что у нас с Эзерлей именно любовь, а не взаимное влечение, которое проходит через неделю. Да и в том, что моя профессиональная гордость чего-то стоит, я тоже, честно говоря, уверен не был.
   Моей первой машиной была «жигули» – копейка, ей было семнадцать лет, для своего возраста она была в прекрасном состоянии, но, как и все советские машины, постоянно ломалась. Говоря о ней, я то называл ее «моя помойка», то с гордостью рассказывал, как выжал из нее 140 и мог бы выжать больше, если бы из моторного отсека не стал доноситься угрожающий рев. На любую вещь можно взглянуть с разных сторон, для любой вещи можно найти сторону, с которой она великолепна, и сторону, с которой она отвратительна. Наши с Эзерлей отношения тоже можно воспринимать и как большую любовь, и как временное взаимное умопомрачение. Мой поединок с компьютером Блубейка можно рассматривать и как дело чести, и как дурацкое упрямство большого ребенка, упорно не желающего признавать свое поражение. Все зависит от точки зрения.
   Женька, когда был жив, любил говорить: «Не знаешь, как поступить – поступай по закону». Хороший совет, но чаще всего подходящих законов нет, люди на придумывали гигантское количество законов на все случаи жизни, кроме тех, которые случаются лично с тобой. Закон Мерфи в действии.
   Впрочем, есть одно правило, подходящее к данной ситуации. Если террористы взяли человека в заложники, операцию по освобождению надо строить исходя из того, что он уже мертв. На первый взгляд, это нелепо, но истина очень часто бывает нелепой. Цель любой операции по освобождению заложников состоит вовсе не в том, чтобы освободить заложников, пусть журналисты вешают лапшу на уши простым обывателям, мы без этого обойдемся. Цель операции по освобождению заложников состоит в том, чтобы наказать террористов. Когда банда Шамиля Басаева захватила больницу в Буденновске, не нужно было вступать в переговоры. Нужно было выжечь вакуумными бомбами родной аул Басаева, истребить все его население до последней собаки, перерезать всю родню Басаева, где бы они ни были, и тогда проблема решилась бы сама собой. Одно дело пойти на преступление, если ты знаешь, что отвечать придется только тебе, и совсем другое – когда в заложниках оказываются все те, кто тебе дорог. Если у тебя взяли заложника – возьми заложника у террористов. Как-то мы с Женькой квасили, это было вскоре после московских терактов, разговор переключился на терроризм, и Женька вдруг стал рассказывать, чем его грузили на курсах повышения квалификации, когда он еще служил в ФСБ. «Гуманизм и прочая фигня, – говорил Женька, – годится только для журналюг, а спецслужбам важна только эффективность. Мы не можем быть гуманными, – говорил он, – с волками жить – по волчьи выть. Если ты столкнулся с жестоким врагом, покажи ему запредельную жестокость, она очень пугает тех, кто привык к жестокости умеренной».
   И в этот момент я понял, что принял решение, принял уже давно, просто раньше не мог оправдать свой выбор перед самим собой. Но стоило четко сформулировать оправдание, как все стало простым и понятным. Пусть гуманисты твердят, что любовь свята, что в мире нет ничего важнее слезинки ребенка, мы не будем их прерывать, мы знаем, что от этих бредней тоже есть польза. Но мы не будем заморачиваться этими бреднями, мы будем воспринимать жизнь так, как она есть. Жизнь зла, цинична и несправедлива, это плохо, но это так. Можно мечтать о другой жизни, можно с головой уйти в выдуманные миры, но ты все равно остаешься жить в той же вселенной, потому что другой нет. И по-настоящему разумное существо не прячет голову в песок, подобно страусу, оно потому и называется разумным, что способно принять жизнь вместе со всей мерзостью, какая в ней есть. Иногда приходится быть мерзавцем, и сейчас настало как раз такое время. Блубейк хочет войны, и он ее получит.
   Я подключился к Сети и начал сбор информации.

   Планетарный узел Блубейка не ограничивает доступ к планете, он просто регистрирует нежеланных пришельцев. Должно быть, заблокировать сетевое перемещение гораздо сложнее, чем просто зарегистрировать, я точно не знаю, да это и не важно. Важно сейчас только одно – я переместился на Блубейк и нахожусь не в гостевом теле, а в теле полноправного гражданина планеты.
   Вначале я хотел переместиться в точку, где Эзерлей потеряла контакт с Сетью, и попытаться выяснить, куда ее увезли. Но я вовремя сообразил, что именно на это рассчитывает планетарный компьютер. Готов поспорить на что угодно, что в этом месте меня ждет засада.
   Я решил пойти другим путем. Компьютер пытается меня запугать, так я отвечу ему тем же, сделаю то, чего он боится больше всего, и после этого мы поговорим с ним уже на равных. Вот только чего он боится? Что можно сделать такого, чтобы он испугался? Попытаться его уничтожить? Не факт, что у компьютера есть инстинкт самосохранения. Устроить на планете террор и геноцид? Очень не хочется идти на крайние меры, но если не придет в голову ничего другого, придется действовать по этому варианту. Что еще можно выдумать…
   Ничего не придумывалось. Я решил, что, если меня посетит гениальная мысль, я на нее обязательно переключусь, а пока займусь подготовкой теракта, который заставит компьютер пересмотреть свое отношение ко мне.
   Как устроить теракт на целой планете? Вначале я попытался найти нужную информацию в Сети, но вскоре понял, что это потребует слишком много времени. Лучше попробовать переместиться в тело того, кто знает то, что мне нужно, и получить необходимую информацию прямо из памяти тела. Вот только как найти того, кто знает то, что мне нужно?
   Вначале я спросил у Сети, сколько абонентов зарегистрировано на планете Блубейк. Число было восьмизначным. Неудивительно, если учесть, что у них в каждый компьютер встроен терминал Сети.
   Затем я спросил у Сети, кто из перечисленных абонентов обращался к ресурсам Сети наиболее часто. Сеть назвала некоего Иштвона, я запросил дополнительные данные и узнал, что нопстер по имени Иштвон лидирует не только по абсолютному числу обращений к Сети, но и по возрасту, он зарегистрировался в Сети 516 местных лет назад, это около 200 земных. Долго живут нопстеры.
   За последний год чаще всех обращался к Сети некто Новзи, зарегистрированный в Сети 78 местных лет назад. Он ни разу не перемещался в другие миры, а работал только с поисковой системой, да еще иногда использовал Сеть в режиме телефона. Я попытался получить дополнительную информацию об этом нопстере – где он живет и чем занимается, но это оказалось невозможно, Сеть меня просто не поняла.
   Мысленно перекрестившись, я приказал Сети переместить меня в его тело. Сеть выполнила команду беспрекословно.
   Мир мигнул, и оказалось, что я сижу в мягком удобном кресле, ручки которого соединяются, образуя маленький столик, в который вмонтирована консоль компьютера. Монитор занимает всю стену, на нем отображалась какая-то большая таблица. Когда я захватил тело Новзи, он работал.
   Я присмотрелся к тому, что было отображено на экране, и у меня закружилась голова, потому что по экрану как бы прошлась невидимая лупа, которая укрупняла тот участок, на который в данный момент падал мой взгляд. Наверное, это очень удобно, если привыкнуть, – можно обозревать одновременно множество мелких деталей, и каждый элемент четко виден, если на него посмотреть. Ну-ка, посмотрим, что это за данные на экране…
   Я проконсультировался с памятью тела и выяснил то, чего никак не ожидал узнать. Новзи программировал планетарный компьютер.
   Все-таки дурная фантастика – зло. Образ гигантского компьютера, поработившего целый мир, умного, но бездушного, настолько привычен любителям современной фантастики, что мне даже не пришло в голову, что компьютер Блубейка программируют нопстеры. Я думал, что общаюсь по аське с компьютером, а ведь я наверняка разговаривал с нопстером, может, даже вот с этим самым… нет, к сожалению, не с этим. Это было бы слишком просто, такие совпадения бывают только в латиноамериканских сериалах.
   Но все равно, удача колоссальная. Вот что значит правильно выбрать путь решения проблемы и грамотно сформулировать запрос. Мне не нужно запугивать компьютер, не нужно устраивать на планете Блубейк сто египетских казней, достаточно просто подключиться к планетарным базам данных, узнать, где сейчас находится Эзерлей, и отдать приказ немедленно освободить ее. Ну-ка, как здесь организуется доступ в информационную сеть…
   Все оказалось не так просто. Я быстро разобрался, как подключиться к нужным базам данных, но информации о местонахождении Эзерлей в них не было. То ли эти данные вообще не внесли в базу, то ли, что более вероятно, Новзи просто не имеет к ним доступа. А чем он, кстати, вообще занимается?
   Новзи разрабатывал пользовательский интерфейс нескольких программ планетарного компьютера. Если говорить по-простому, он рисовал окошки, распихивал по ним кнопки и картинки и старался, чтобы нарисованные им окна были красивыми. Он был далеко не рядовым программистом, в узких кругах компьютерной элиты Блубейка его знали как одного из лучших дизайнеров планеты. Это все очень здорово, но доступа к данным планетарной службы безопасности у него, к сожалению, нет. Максимум, что Новзи может сделать плохого самостоятельно, – вложить в одну из своих программ незаметную для непосвященных дополнительную функцию, которая позволит… даже не знаю, что она может позволить, чтобы это знать, надо очень хорошо разбираться в нопстерских компьютерах. Может, память тела Что-нибудь подскажет…
   Минут через пять я понял, что получить все необходимые знания из памяти тела можно, но это займет несколько часов. Но планетарный узел Блубейка уже зафиксировал мое проникновение на планету, и на меня объявлена охота. Вряд ли мне удастся довести это дело до конца, полицейские сцапают меня гораздо быстрее. На Блубейке я должен все сделать быстро, иначе в один прекрасный момент окажется, что Сеть недоступна, а за дверью меня поджидают вооруженные полицейские.
   Пора подводить итоги. В теле Новзи я не могу сделать больше ничего. Единственное, чем интересен Новзи, – знаниями, которые прячутся в его голове и к которым я получил временный доступ. Эти данные помогут правильно выбрать тело для следующего этапа операции.
   Начинаем просматривать память Новзи в поисках интересных знаний. Вот и первое. Планетарный компьютер на самом деле целая сеть, которая работает как единый компьютер, но при выходе из строя любого элемента остальные сохраняют работоспособность. Чтобы вся сеть вышла из строя, нужен общепланетный катаклизм.
   Программируют эту сеть нопстеры. Большинство населения Блубейка воспринимает планетарный компьютер как самостоятельную личность, которая единолично правит планетой, но на самом деле планетарный компьютер такой же тупой, как и его земные аналоги.
   Реально всем заправляют программисты, которые разрабатывают и закладывают в компьютер управляющие программы, именно они определяют внутреннюю политику планеты, не каждый отдельно взятый программист, конечно, а руководители проектов, которые объясняют рядовым сотрудникам, что именно надо делать.
   Когда я впервые прибыл на Блубейк, я подумал, что попал в ожившую антиутопию, где Большой Брат наблюдает за действиями каждого гражданина и незамедлительно начинает репрессии, если нопстер выходит за рамки дозволенного. Чуть позже выяснилось, что репрессии здесь не практикуются, потому что граждане в своей массе вполне удовлетворены положением дел и за рамки дозволенного не выходят. Да и Большой Брат не злоупотребляет своими возможностями, а применяет их с осторожностью, только там, где без этого не обойтись. Если нужно предотвратить преступление, он без колебаний разгласит любую тайну любой личности, но тот нопстер, который не замышляет ничего противозаконного, может даже не заметить, что за каждым его шагом следит компьютер.
   Кстати, насчет слежки. Когда я закончу наблюдать и начну действовать, надо будет учитывать, что каждый мой шаг виден компьютеру. Чтобы действовать незаметно, надо знать, как именно организовано наблюдение и как его можно отключить. К сожалению, Новзи этого не знает, и в памяти его тела нет ни одного намека на то, кто мог бы это знать. Мне предстоит либо разобраться, как избавиться от компьютерной слежки, либо действовать с ее учетом, не скрываясь.
   Что еще интересного можно найти в памяти этого тела? Много справочной информации об устройстве нопстерских компьютеров, но она для меня бесполезна, потому что нет времени ее осмысливать Более интересны знакомые Новзи.
   Друзья, соседи, двое детей, их матери – неинтересно. Коллеги по работе… тоже неинтересно. Начальники… гм… Странно, но у нопстеров нет постоянной иерархии начальников и подчиненных. Каждый делает свое дело, а когда нужно объединить усилия многих в одном большом проекте, руководителем выбирается тот, кто лучше других подходит на эту должность, при этом нопстер, который в одном проекте всеми командовал, в другом может занимать подчиненное положение, и это считается в порядке вещей. Значит, начальники отпадают. Но что тогда делать? Неужели этот Новзи не знает никого, чье тело могло бы быть мне полезно? Еще раз посмотрим список… Ага, вот оно! Зиун – представитель компании, занимающейся наполнением, обслуживанием и совершенствованием глобальной базы данных. Да не простой представитель, а… пожалуй, в человеческой системе понятий его можно было бы назвать исполнительным директором. Именно ему Новзи обычно сдает свою работу. Зиун наверняка знает, как получить доступ к данным, описывающим местонахождение Эзерлей. Посмотрим еще… Пситаник – его Новзи лично не знает, но его программой постоянно пользуется. Эта программа отслеживает… да это обычный антивирус, только работает он не в человеческой сети, а в нопстерской. Что ж, местный аналог
   Касперского тоже может быть полезен. Если у него в компьютере есть коллекция боевых вирусов, она пригодится.
   Все, пора заканчивать. Я еще раз просмотрел память Новзи, убедился, что не пропустил ничего ценного, и выдал команду на возвращение.

   Я провел в Убежище ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы найти в списке абонентов Сети нопстера по имени Зиун и переместиться в его тело. Времени потребовалось немного, потому что имя Зиун на планете Блубейк оказалось очень редким.
   Я застал Зиуна за противозаконным делом. Он сидел на корточках в темном чулане, в руках у него была открытая двухлитровая пластмассовая банка, из которой явственно попахивало брагой. Эта банка как раз и занимала Зиуна перед тем, как моя душа заняла его тело. Он решал, добавить ли в банку еще дрожжей или сойдет и так.
   Нопстеры проявляют эмоции гораздо менее выразительно, чем люди, но смех у них тоже есть. Я понял это, когда начал смеяться. Я хохотал долго и истерически. Забавно наблюдать, как в совершенно чуждом мире власть имущие ведут себя в точности так же, как на Земле. Тем, кто составляет законы, законы не писаны. Ничего смешного в этом на самом деле нет, но люди часто смеются, когда хочется плакать.
   Но вернемся к делу. Раз Зиун занимается противозаконным самогоноварением, значит, он сумел как-то нейтрализовать приборы наблюдения. Интересно, как…
   Гм… Никак. Ему просто наплевать, что компьютер все видит. Оказывается, в нопстерской полиции, как и в человеческой, есть традиция не трогать без крайней нужды уважаемых людей, когда они совершают мелкие преступления. Считается, что если гражданину доверили ответственную работу, то он вполне способен определить момент, после которого безобидное увлечение продуктами брожения переходит в алкоголизм. Разумно, но для меня печально – я думал, что легко узнаю, как избавиться от всевидящего ока планетарного компьютера.
   Что ж, придется действовать в открытую. Ничего особо опасного в этом нет, надо просто работать быстро, пока местная служба безопасности не успела понять, в каком теле я нахожусь в данный момент.
   А вот это по-настоящему хорошая новость! Зиун знает служебные коды, дающие административный доступ к большинству планетарных баз данных. Ну—ка, посмотрим, что здесь есть про Эзерлей…
   Она жива. Великолепно! Я не ошибся и все рассчитал правильно: те, кто управляет планетарным компьютером и прикрывается его именем, действительно блефовали. Эзерлей жива и находится… уточним по карте… вот здесь. Как туда добраться… Черт возьми, что я несу, зачем мне добираться туда в этом теле? Надо просто выяснить, кто ее охраняет, и переместиться в нужное тело.
   К сожалению, подробностей в базе не оказалось, я узнал лишь, что операцией руководит некто Рулае. Что ж, этого достаточно. Все, что остается, – идентифицировать этого Рулае в Сети, переместиться в его тело и закончить операцию.

   Я снова сидел перед компьютером, только теперь экран был гораздо меньше. Я находился в тесной комнате без окон, позади стояли какие-то нопстеры, кто-то из них докладывал мне:
   – Узел зафиксировал новое проникновение. Координаты уточняются, по первым прикидкам это… позволь карту…
   Одно короткое обращение к памяти тела, и я совершаю сложное движение джойстиком. На экране открывается новое окно, в котором отображается географическая карта.
   – Он где-то здесь, – в моем поле зрения появляется серый чешуйчатый палец, который тыкает в карту.
   – Это совсем рядом с нами, – раздается сзади удивленный голос.
   Я мысленно произношу «господи, помилуй» и отдаю команду, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал внушительно.
   – Снять блокировку с тюрьмы, – говорю я и тут же добавляю, предотвращая возможные возражения: – Быстро, быстро, нет времени объяснять.
   Я по-прежнему смотрю в экран компьютера, я не вижу, что происходит за моей спиной, но все равно чувствую замешательство, охватившее подчиненных.
   – Быстрее, – говорю я.
   Из-за спины доносится неясное шевеление, кто-то куда-то идет, и через минуту тот же голос, который докладывал в самом начале, произносит:
   – Блокировка снята. Но зачем…
   Я не даю ему закончить фразу. Я говорю:
   – Сейчас все увидите.
   И сразу же обращаюсь к Сети, устанавливая связь с Эзерлей в режиме телефона.
   «Эзерлей! Это Андрей. Немедленно возвращайся».
   «Андрей! Ты знаешь…»
   «Я все знаю. Возвращайся быстрее, нет времени объяснять, сейчас они снова включат блокировку».
   «Куда возвращаться? На Ол?»
   «Да, на Ол. Долго ты там не пробудешь, через минуту я переброшу тебя в другое место. Все, давай, действуй, нет времени разговаривать».

 
«Там же нет терминалов! Придется снова варить вейерштрасс…»
«Черт! Да, ты права. Тогда так. Уходи вот по этим координатам…»
Я продиктовал ей адрес Убежища.
Короткая пауза. И панический голос Эзерлей:
«Ничего не получается!»
Логично. Убежище на то и убежище, что туда не пускают кого попало. Но Гиви, который с Земли, туда как-то попал. Может, потому, что он шел ко мне в гости?
«Эзерлей! Подожди немного и прикажи Сети переместить тебя ко мне. Не по тем координатам, а именно ко мне. Поняла?»
«Поняла».
«Поехали».
Пока я общался с Эзерлей, кто-то вошел в помещение и заорал прямо с порога:
 

   – Рулае! Что происходит? Ты сдурел?!
   – А что происходит? – я обернулся и спокойно посмотрел в глаза этому типу – маленькому пузатому нопстеру с брюзгливым выражением лица. – Можно подумать, она сбежала..
   – Сейчас сбежит! – заорал он прямо мне в лицо.
   Если бы дело происходило в голливудском фильме, я бы произнес длинную нравоучительную речь. Но я решил не следовать стереотипам, а просто приказал Сети вернуть меня в Убежище.

   Эзерлей материализовалась секунд через пять после того, как вместо нопстерского подземного штаба меня окружили стены Убежища. Честно говоря, я не сразу понял, что это Эзерлей.
   Марево рассеялось, и я увидел, что посреди комнаты стоит обнаженная девушка, совсем молодая, лет шестнадцати-семнадцати. Сказать, что она была прекрасна, значит ничего не сказать. Она была великолепна. Если подходить к женской красоте с позиций желтых журналов, она некрасива, потому что в ней нет той болезненной худосочности, что уже полвека считается идеалом красоты. Эзерлей больше походила на древнегреческие статуи – небольшая, но хорошо очерченная грудь, широкие бедра, тонкая талия, черты лица довольно крупные, но соразмерные. На мой взгляд, она была великолепна.
   Некоторое время Эзерлей удивленно пялилась на меня, а потом оглядела себя, и ее лицо стало окончательно потерянным.
   – Что это? – спросила она, показывая пальцем на собственную грудь.
   Казалось, она боится дотронуться пальцем до соска, это было даже комично.
   – Молочная железа, – пояснил я. – Когда у женщины рождается ребенок, эта железа выделяет молоко.
   Эзерлей на секунду задумалась, еще раз себя критически осмотрела, а затем растерянно спросила:
   – Что это за тело?
   – Понятия не имею, – ответил я. – Я еще не освоился в Убежище как следует.
   – Что за убежище?
   – Специальное место в Сети. По-моему, это не планета, мы сейчас в каком-то служебном пространстве Сети.
   – А если открыть дверь… – начала Эзерлей, но увидела, что дверей в комнате нет, и замолчала.
   – Отсюда можно выйти только через Сеть, – сказал я. – Терминал Сети тут есть. По остальным параметрам место хреновое, тут нельзя ни есть, ни пить, даже нужду нельзя справить. Это только временное убежище, оно не предназначено для постоянного жительства.
   Эзерлей присела на край кровати и задумчиво почесала голову. Как ни странно, этот жест получился не вульгарным, а грациозным.
   – Подожди, – сказала она. – Если я ошибаюсь, ты меня поправишь. Это место не находится ни на какой планете, оно вне всех известных пространств. Прийти сюда можешь только ты…
   – Ты тоже сюда пришла, – перебил ее я.
   – Меня позвал ты, – сказала Эзерлей. – Не перебивай, мне и так трудно сосредоточиться. Самостоятельно попасть сюда можешь только ты, а все остальные могут появиться в этой комнате только по твоему приглашению. Это же идеальное убежище!
   – Да, конечно, – согласился я. – Оно не зря называется Убежищем.
   – Доступ сюда тебе открыл Вудсток, правильно?
   – Правильно. Эзерлей вздохнула.
   – Хорошая вещь этот твой Вудсток, – сказала она. – Ну да ладно. – Она снова посмотрела на себя. – Значит, вот так и выглядят женщины твоей расы?
   – Нет, – сказал я. – Обычно они выглядят намного хуже. Ты настоящая красавица.
   Эзерлей лукаво улыбнулась, точь-в-точь как обычная земная девушка, и сказала:
   – Спасибо за комплимент.
   – Это не комплимент, – запротестовал я. – Ты действительно потрясающе красива. Сеть дала тебе такое тело… Эзерлей нахмурилась.
   – А откуда взялось это тело? – спросила она. – Кому оно раньше принадлежало?
   – Никому. Ты все еще не понимаешь самого главного. Все, что вокруг нас на самом деле не существует, это просто иллюзия. Наши тела – тоже иллюзия.
   – Твое тело выглядит как настоящее?
   – Да, иллюзия очень качественная, неотличимая от реальности.
   – Я не о том. Твое настоящее тело выглядит так же?
   – Да.
   – А оно ничего, симпатичное. Только хоботка не хватает.
   – Зато у нас губы очень мягкие, – заметил я. – По-моему, это даже лучше.
   – Давай попробуем? – предложила Эзерлей.
   Я смутился. Я понимаю, что это глупо, какая, в конце концов, разница, как именно выглядит Эзерлей. Но когда она в человеческом женском теле, пусть даже и виртуальном, поневоле начинаешь оценивать ее с привычных человеческих позиций. А по человеческим меркам никак нельзя назвать нормальной ситуацию, когда в твоей комнате материализуется голая девушка, достаточно юная, чтобы задуматься об ответственности за растление малолетних, и когда она, ничуть не смущаясь, предлагает заняться любовью.
   – Я тебя смутила? – спросила Эзерлей. – У вас так не принято?
   – Ничего, – отмахнулся я. – Это мои проблемы. Ты права, давай попробуем. И мы попробовали.

   Нельзя сказать, что в человеческом теле удовольствие от секса с Эзерлей больше, чем в теле млогса. Эти вещи просто несравнимы. Суть происходящего одна и та же, но в одном случае ты знаешь, с чем это сравнивать, а в другом– не имеешь ни малейшего понятия. Когда ты в чужом теле, все ощущения становятся настолько чуждыми, что секс перестает быть просто сексом и превращается во что-то совершенно иное, тоже приятное, но иное.
   Могу точно сказать, что за всю человеческую часть моей жизни мне еще никогда не было так хорошо, как сегодня. Если отвлечься от эмоций и поразмышлять логически, это легко объяснить.
   Во-первых, сыграла свою роль радость от возвращения в человеческое тело, новизна ощущений, которые раньше были привычными, а теперь стали забываться под давлением чуждых рефлексов. Во-вторых, то, что наша с Эзерлей долгая и безумная одиссея подошла к концу, мы в безопасности и ничто не мешает нам дарить друг другу наслаждение, забыв все остальное. Как там пел Ош… «где в слиянии тел сливаются души, слышится песня, но мы пропускаем ее мимо ушей». Как раз про нас. Когда в слиянии тел сливаются души, все остальное перестает существовать.
   В-третьих, эмпатия, которую подарил мне Вудсток. Умение чувствовать эмоции партнера как свои – подарок, который невозможно переоценить. Никогда не думал, что эта возможность пригодится не только в бою, но и в любви. Может, та полнота чувств, которая так потрясла меня на Оле, просто следствие эмпатии, а гиперсексуальность млогса тут ни при чем?
   В-четвертых, очень приятно быть рядом с любимой девушкой, когда ты нормальный мужчина, а не лесбиянка млогса и не нопстер—импотент. Да и тело, которое Убежище подобрало для Эзерлей, выше всяких похвал.
   Кстати, об этом теле. Раньше я полагал, что посетитель Убежища получает виртуальную имитацию своего родного тела, но выходит, это не всегда так.
   – Эзерлей, – обратился я к любимой, которая к этому времени уютно свернулась калачиком, положила голову мне на плечо и, похоже, собралась уснуть. – Ты спишь?
   – Пока нет, – Эзерлей сонно пошевелилась и зевнула. – А что?
   – Когда ты перемещалась сюда, какое тело ты хотела получить?
   Эзерлей удивленно хмыкнула.
   – Вот об этом я думала в последнюю очередь, – заявила она. – Я была так потрясена, когда ты пробился в изолированную зону, не думала, что это возможно. А почему ты вначале велел возвращаться?
   – Не учел, что на Оле нет терминалов. Я так давно брожу по Сети, что уже забыл, что из базового тела в Сеть без терминала не выйти.
   – Я так и подумала, – сказала Эзерлей. – Хорошо, что вовремя сообразила. А почему те координаты, что ты продиктовал, не подействовали?
   – Точно не знаю. Думаю, в Убежище можно войти только по приглашению того, кто там скрывается, а если Убежище пусто, туда войти вообще нельзя. Если это не твое личное Убежище.
   – Логично, – согласилась Эзерлей. – То есть ты сначала вернулся в Убежище, и только потом я смогла сюда перейти, правильно?
   – Правильно.
   – А как я смогла выйти из изолированной зоны?
   – Это не ты смогла выйти, это зона перестала быть изолированной. Я переместился в тело того нопстера, который всеми командовал, и велел отключить глушилки, которые изолировали зону.
   – Как просто! – восхитилась Эзерлей. – А нопстеры ничего не поняли?
   – Поняли, но было поздно. Это очень страшно было, я имею в виду возвращаться в Убежище. Если бы ты не успела уйти, второго шанса у нас не было. На одни грабли два раза не наступают.
   – Что такое грабли?
   – Такой сельскохозяйственный инструмент. Длинная палка, у нее на конце такая штука вроде гребенки. Если на эту штуку наступить, когда грабли лежат на земле, палка поднимается и бьет тебя по лбу. А что, в памяти тела этого слова нет?
   – У этого тела нет памяти, – сказала Эзерлей.
   – Как это? – не понял я. – А как же ты со мной разговариваешь?
   – Ты говоришь на Трагкок. Раньше все было понятно, а сейчас ты употребил непонятное слово, вот я и попросила объяснить.
   – А по-моему, – сказал я, – мы разговариваем по-русски. Интересно.
   – Куда уж интереснее, – согласилась Эзерлей. – Ты уже решил, что мы будем делать?
   – Честно говоря, даже не думал, – сказал я. – Как тебя увидел, так все мысли сразу отшибло.
   – Настолько хорошее тело? – подмигнула Эзерлей.
   – Великолепное.
   Девушка вдруг погрустнела.
   – Жалко, что здесь нельзя долго жить, – сказала она. – Когда мы уйдем на нормальную планету, у меня не будет такого красивого тела.
   – Я буду любить тебя в любом теле, – успокоил ее я. – А еще я буду помнить, какой красивой ты можешь быть. Ты не понимаешь самого главного – настоящая красота всегда внутри, тело – просто обертка для души, красота тела важна, когда ты встречаешься с девушкой в первый раз, но когда ты ее уже любишь, это не имеет большого значения. Любят не тело, а душу. В конце концов, мы всегда сможем вернуться сюда.
   – Сомневаюсь, – сказала Эзерлей. – Когда ты вернешься в базовое тело, не факт, что Сеть позволит тебе снова прийти сюда без веских причин. Помнишь, ты рассказывал, что в Убежище ты смог попасть только тогда, когда тебя чуть не убили.
   – Ну и ладно, – отмахнулся я. – Будет повод напоследок порезвиться как следует. Кстати, мне пора Гиви позвонить, узнать, что на родной Земле творится.
   – Узнай, – сказала Эзерлей. – А я пока посплю. Она поцеловала меня и отвернулась к стенке.
   – Человеческие губы – это нечто, – пробормотала она, засыпая.

   «Абонент временно недоступен, – сообщила Сеть. – Чтобы оставить голосовое сообщение, подумайте „один“. Чтобы связаться с дежурным оператором, подумайте „два“. Чтобы вернуться в главное меню, подумайте „три“.
   «Два», – подумал я и на всякий случай нажал двойку на телефоне. В трубке заиграла Пятая симфония Бетховена.
   Что за ерунда? Какой еще дежурный оператор? На мгновение мне показалось, что я случайно подключился не к Сети, а к какой-то офисной АТС на родной Земле. А потом дежурный оператор снял трубку.
   – Да, – сказал он. – Вас слушают.
   – Добрый день, – поздоровался я. – Я бы хотел поговорить с Гиви Георгадзе…
   Я не успел договорить, потому что собеседник перебил меня и начал диктовать сетевые координаты Гиви.
   – Да, я знаю, – сказал я, дослушав до конца длинную последовательность цифр. – Но Сеть говорит, что абонент недоступен.
   – Тогда звоните позже, – раздраженно произнес оператор. – Всего доброго.
   – Подождите! – завопил я. – Что у вас тут вообще происходит? Что это за АТС? Кто вы такой?
   Собеседник надолго замолчал, в трубке было слышно, как он с кем-то разговаривает. Интересно, как Сеть добивается такого эффекта, она ведь не звуки передает, а мысли. Может, эти приглушенные звуки – отзвуки побочных мыслей собеседника?
   – Вы Андрей Сигов? – вдруг спросил оператор.
   – Да, а что?
   – Не отключайтесь. Гиви сейчас вызовут.
   – Хорошо, подожду. А что у вас все—таки там происходит? Я уже больше месяца на Земле не был.
   – Планетарный узел строится, – с удовольствием объяснил оператор.
   Скучно ему на дежурстве, видимо, хочется поболтать с кем—нибудь.
   – Портала пока нет, – продолжал он, – и долго еще не будет. Но узел уже пятый день в опытной эксплуатации, ты не представляешь, сколько инопланетных шпионов мы выловили.
   – Много?
   – Штук шестьдесят, и это только по России. За рубеж мы пока не лезем, команды еще не было. Говорят, эту Сеть ты нашел?
   – Правильно говорят, – подтвердил я. – А эти шестьдесят шпионов – именно шпионы или хулиганы сетевые?
   – Хрен их различишь, – сказал оператор. – Кто шпион, кто хулиган, а кто ученый—исследователь. На всякий случай с Земли всех гоним. И все равно сил не хватает, на Вудсток людей уже целыми отделами загоняют, скоро все ФСБ там побывает.
   – Круто, только и смог сказать я. – А на Земле как? Новые технологии в обиходе уже появились? Народу про Сеть сказали?
   – Ничего народу не сообщили. Информация доступна только нашим, да еще некоторым ученым, самым доверенным. Они носятся как ошпаренные, уже до фига полезных вещей наизобретали. Детектор лжи нормальный наконец сделали. Коробочка такая, их под сотовые телефоны маскируют, держишь ее в руке, направляешь антенну на собеседника, а на экранчике видно, врет он или нет. И ошибок почти не бывает. Говорят, на «Континууме» целый конвейер переоборудовали под эти штуки.
   – Где переоборудовали? – не понял я.
   – На «Континууме», в Химках. Ах да, ты же не знаешь… Где ты все это время пропадал, кстати?
   – Разве Гиви не говорил?
   – Гиви не может тебя найти уже черт—те сколько времени, Сеть говорит, что тебя нет. Мы думали, ты погиб, как Павел Крутых.
   – Не понимаю, в чем тут дело, – сказал я. – Наверное, Убежище чудит, я еще не разобрался как следует, как оно работает. А что, Сеть прямо так и говорила, что меня нет?
   – Ага. Абонент, говорит, недоступен или вне зоны действия. Этот галактический разум, сволочь, под наши понятия стал подстраиваться, последнюю неделю только так и отвечает. А еще взял моду пищать в мозгу, как мобила. Удобно, но как-то глупо себя чувствуешь, будто не в космическую сеть лезешь, а друзьям по мобиле звонишь.
   – Особой разницы и нет, – заметил я.
   – Как сказать, – хмыкнул мой собеседник. – Вопрос философский. А ты в курсе насчет своего статуса?
   – Нет. А что стряслось?
   – Ты уже десять дней как на государственной службе. Агент особой важности.
   Оператор произнес эти слова так, как будто я должен был прослезиться, упасть на одно колено, поцеловать несуществующее знамя и поклясться в верности Родине до конца дней. Интересно, почему я не чувствую ничего подобного?
   – И какое у меня звание? – осведомился я.
   – Воинское? Никакого, ты же агент, а не сотрудник.
   – А какая разница?
   Голос на другом конце провода удивленно хрюкнул, как будто я сморозил несусветную глупость.
   – Разберешься по ходу дела, – сказал он после долгой паузы. – Что-то Гиви долго не появляется… Распустились уже, дальше некуда.
   – А у тебя какое звание? – неожиданно для самого себя спросил я.
   Этот тип вдруг показался мне излишне осведомленным для простого оператора.
   – Подполковник, – отозвался мой собеседник. – А что? А, понял. Ты думал, раз простой оператор, значит, оболтус какой-нибудь, ни на что больше не годный. Не получается так, к сожалению, – оболтусы, как в Сеть войдут, тут же разбегаются по иным мирам. Идиоты, блин. К нам уже шесть жалоб пришло – неправомерный доступ к информации, осквернение религиозных святынь, два изнасилования, незаконное тамирование… черт его знает, что это такое… Чужие, они так думают – раз на планете узел есть, значит, есть и нормальное правительство, которое за порядком следит, в соответствии с межпланетным правом. А у нас такой бардак… Как бы чужие войну не начали.
   – Это как? – удивился я. – Через Сеть, что ли?
   – Запросто. Правильная война через Сеть невозможна, а терроризм и диверсии на ура идут. Наши ребята на Вудстоке проштудировали учебник по этому делу, там все по пунктам расписано. Вначале сбор информации, поиск слабых мест в планетарной инфраструктуре, выбор оружия, которое можно быстро изготовить из подручных материалов. Выпивает снотворного или просто водки, чтобы хозяин тела вовремя тревогу не поднял. А потом на Чернобыльской АЭС появляется диверсант с молекулярным деструктором, устанавливает эту штуку у стены, за которой горячая зона, и сваливает обратно в Сеть.
   – А что, в Чернобыле диверсия была?
   – Не знаю, – сказал подполковник. – Вроде бы нет, тогда еще Земля не была в Сети. В Сети есть справочник по планетам, там написано, что Землю к Сети подключили в 1989 году. Но сейчас чужие запросто могут еще один Чернобыль устроить или вообще вселятся в Путина или в Буша, да и нажмут красную кнопку.
   – Разве Путин не прикрыт глушилками?
   – Прикроешь его, – вздохнул подполковник. – Как про Сеть узнал, так и не вылезает из нее. Велел разузнать, как его клонировать, чтобы один экземпляр президента президентские дела делал, а другой по Сети шарился и чтобы они время от времени информацией обменивались.
   – А что, так можно?
   – Кто его знает, что теперь можно, а что нельзя. Я один отчет читал, там на полном серьезе написано, что во вселенной можно все, надо только знать, где что искать. И еще побочные эффекты могут быть. Там пример приводился с философским камнем, знаешь про такой?
   – Что-то слыхал.
   – В Средние века его алхимики открыть пытались. Философский камень – это такая фигня, которая свинец в золото превращает.
   – Да, вспомнил.
   – Вот. А сейчас свинец можно превращать в золото в ядерном реакторе, только золото получится дороже, чем природное, и будет радиоактивно. Но формально получается, что философский камень возможен. Говорят, все остальное тоже. Бессмертие, вечный двигатель, лекарство от рака и от СПИДа, искусственный интеллект, полеты со сверхсветовой скоростью…
   – Ну, полеты со сверхсветовой скоростью вряд ли кому-то потребуются, – заметил я. – Сеть гораздо удобнее.
   – Не скажи, – возразил подполковник. – Необитаемую планету через Сеть не заселить. А если корабль построить, посадить на него всех негров и таджиков, да и пусть себе летят во вселенную, ищут новую родину.
   Последний поворот в речи подполковника стал для меня неожиданностью. Вроде бы приличный человек, образованный, эрудированный, обаятельный, и вдруг такой пещерный шовинизм.
   – Ты не скинхед часом? – поинтересовался я.
   – Стар я для скинхеда, – проворчал подполковник. – И не верю я в силовые методы, демографическую политику мордобоем не исправить. Но проблема от этого меньше не становится. В Москве русских скоро меньше будет, чем хачей да вьетнамцев, что тогда от России останется? Одно название. И с чужими то же самое. Чтобы чужие нас уважали, надо, чтобы нас было много. Наука тоже нужна, но это не проблема, на Вудстоке знаний столько, что еще на два поколения хватит. Кстати, ты в курсе, что Вудсток со всех сторон экранами закрыт?
   – Что закрыт – в курсе. А что со всех сторон – не знал.
   – На Вудсток можно попасть только с Земли, с других планет он недоступен. Хочешь туда переместиться, а Сеть говорит – нет такой планеты. Ученые думают, кто-то шибко умный закрыл Вудсток со всех сторон, чтобы другие знаний не набрались, а Земля тогда не была в Сети и ее в расчет не приняли. Еще Земля в астральном пространстве очень необычно расположена, в какой-то точке перелома, что ли… Короче, повезло нам так, что дальше некуда. Если за ближайший год чужие нас не порвут, станем самой продвинутой расой во вселенной.
   – Не станем, – возразил я. – Ты еще продвинутых рас не видел.
   – А ты видел? – заинтересовался подполковник.
   – Мотался по разным планетам. Вначале хотел приятно время провести, а потом в такую передрягу попал, еле выбрался. Мне, наверное, отчет писать придется?
   – Придется, – подтвердил подполковник. – Кроме Сэона, про Вудсток нигде больше не рассказывал?
   – Нигде.
   – Врешь, – заявил подполковник. – У меня тут детектор лжи работает, не подумай ничего плохого, теперь так в обязательном порядке делают. То ли врешь, то ли чего-то недоговариваешь.
   – Еще в одном месте я назвал координаты Вудстока с четырьмя ошибками, – признался я. – Там мне стали конкретно руки выворачивать, угрожали бабу убить…
   – Какую еще бабу?
   – Чужую, с планеты Ол. Раса называется млогса, бабу зовут Эзерлей.
   – Ну ты даешь! – восхитился подполковник. – Уже и бабу подцепил. А там как… – он на секунду замялся, – ну, с этим делом?
   – Где как. На Оле неплохо, а на Блубейке все фригидные, включая мужиков, они только детей делают, а удовольствия не получают. Везде по-разному. Ну так что там с Гиви, не нашли еще?
   – Сам не знаю, – сказал подполковник, в его голосе зазвучала тревога. – Уже пятнадцать минут ищут и найти не могут. В Сети его нет, на работе нет, дома тоже нет, сотовый не отвечает. Если через час не объявится, будем тревогу поднимать. Не нравится мне это.
   – Комитет защиты порядка тут не замешан? – спросил я. – Не хочу накаркать, но…
   – Этих комитетов в галактике как собак нерезаных, на каждой планете по десятку. Взять, к примеру, наших казаков или скинхедов – чем не защитники порядка? Собрались мужики, выпили, да и начали наводить порядок. Эти защитники инопланетные ничем серьезным не занимаются, только хулиганье гоняют. Правда, их иногда серьезные службы как прикрытие используют.
   – А в моем случае?
   – Не знаю, – сказал подполковник. – Гиви пытался в этом разобраться, но пока ничего не выяснил.
   «Проблемы, – неожиданно проснулся голос Вудстока в моей голове. – На другом конце линии обнаружены признаки удаленного управления».

 
«Что?»
«Планетарный узел Земли находится под внешним управлением».
«Хакнули, что ли?»
«Типа того».
«И давно?»
«По косвенным признакам – часов шесть назад».
«Кто?»
«Недостаточно данных. Мне нужен полный доступ к ресурсам узла».
 

   – Ты что затих? – спросил подполковник.
   – У нас проблемы, – сказал я. – Точнее, у вас проблемы. Мне нужен полный доступ к ресурсам узла.
   – Чего? – по голосу подполковника было ясно, что он думает, что ему послышалось.
   – Полный доступ к вашему узлу, – повторил я. – Есть информация… короче, быстрее давай.
   В последний момент я решил не говорить, что это за информация. Если планетарный узел Земли действительно хакнули, инопланетные хакеры сейчас слышат каждое мое слово.
   Подполковник отреагировал довольно эмоционально:
   – С каких это… ты что, с дуба упал? Странно, что он воздержался от матерного выражения. «Перемещение в тело того, с кем я говорю», – скомандовал я.

   Я находился в одной из многочисленных комнат секретного подземного города на юго-западе Москвы. Впрочем, какой он секретный, если нынче о нем каждая собака знает?
   Я сидел за столом, на котором стоял компьютер – вполне приличный четвертый пень. Передняя панель компьютера была раскурочена, из недр системного блока выходил тонкий черный провод, который тянулся к картонной коробке неясного предназначения, стоящей рядом. Внутри коробки что-то тихо гудело, а сама она источала слабое зловоние. Из другого конца коробки торчали еще три провода, один из которых уходил в электрическую розетку европейского образца, второй тянулся вдоль стены куда-то далеко, похоже, это был обычный кабель локальной сети, а третий был подключен к чему-то спрятанному в большой сейф, стоящий на полу рядом со столом. В боковой стенке сейфа было просверлено небольшое отверстие, туда провод и уходил. Судя по отверстию, стенки сейфа были очень толстыми, миллиметров пять. Внутри сейфа тоже что-то шумело, но никаких запахов возле него не ощущалось. И коробка, и сейф были обмотаны шпагатом, на котором через каждые пятнадцать сантиметров красовались сургучные гербовые печати. Так вот он какой, планетарный узел.
   На экране компьютера красовалось окно Internet Explorer, в котором отображалось мое досье. Текст был набран второпях, с многочисленными грамматическими ошибками. В нижней части размещалась строка запроса и кнопка «Искать», а также еще две кнопки с названиями «Кнопка 1» и «Кнопка 2». Базу данных, очевидно, клепали на скорую руку.
   Я огляделся по сторонам и поразился тому, насколько похожи секретные командные пункты на Земле и на Блубейке. Только на Блубейке компьютеров было больше и сидели за ними не люди, а нопстеры. И еще там не было такого ощущения неустроенности, не валялись повсюду мотки проводов и прочий технический мусор, а на компьютерных столах не было немытых чашек с заплесневевшими пакетиками чая.
   – О-о, – сказал компьютер голосом земной аськи.
   На экране появилось окошко, сообщившее, что узел зафиксировал перемещение на Землю чужого. Предлагалось нажать кнопку «ОК» и начать локализацию точки проникновения. Я не стал нажимать эту кнопку, я и так знаю, что это за чужой.
   «Вудсток! Что здесь происходит?»
   «Гипотеза подтверждена, узел удаленно контролируется. Рекомендую экстренное завершение всех функций узла».
   «Давай».
   «Это должен сделать ты. Покопайся в памяти тела».
   Новое тело подсказало мне, что подполковник, которого звали, кстати, Василий Борисович Зильберман, то ли не знал, как выключить узел, то ли функции выключения здесь вообще не предусмотрены.
   «Ничего не получается. Что делать?»
   «Что делать, что делать… – проворчал Вудсток. – Жди, буду разбираться».
   В комнату вошел невысокий черноволосый и румяный молодой человек в черных джинсах и засаленном полосатом свитере. Память тела подсказала, что зовут его Саньком, фамилия у него Рупрехт (прямо не ФСБ, а жидовник какой-то), по званию он капитан, по должности – старший сотрудник, а по личным качествам – безобидный придурок. Санек подошел ко мне, посмотрел на экран моего компьютера и произнес неприятным высоким голосом:
   – Чужой в Москве, видели, Василий Борисович?
   – Видел, – подтвердил я.
   – Что локализацию не запустили? Не работает? Я немного поколебался и ответил:
   – Это не чужой, это я.
   – В смысле?
   – В смысле я, Андрей Сигов. У нас большие проблемы. Ты сейчас подключен к Сети напрямую?
   – Нет, а что?
   – Хорошо. Если коротко, вас хакнули. Узел контролируют чужие.
   – Какие чужие? Василий Борисович, с вами все в порядке?
   – Санек, соберись! – рявкнул я. – Про трояны никогда не слышал? Отвали и не мешай работать.
   – А что вы делаете? – подозрительно спросил Санек. – И при чем тут Сигов?
   Вот ведь тормоз, так и не понял, что я сказал. Хотя нет, я пригляделся к его ауре и увидел, что все он понял, просто не хочет признаваться в этом даже самому себе.
   «Вудсток! Ты разобрался?»
   «Почти. Можно начинать. Сейчас я возьму управление на себя».
   Мои руки начали жить Отдельно от мозга, своей собственной жизнью. Мышь ткнулась в кнопку «Пуск», на мгновение задержалась на надписи «Программы», неуверенно подергалась, а затем ткнула в одну из многочисленных иконок и на экране открылось окно какой-то текстовой консоли.
   Пальцы задолбили по клавиатуре, набивая со страшной скоростью бессмысленные сочетания цифр и латинских букв.

 
«Что ты делаешь?»
«Решаю проблему. Не отвлекай меня».
«Так быстро разобрался, как работает компьютер?»
«Не отвлекай меня».
Санек некоторое время стоял за спиной и наблюдал за моими манипуляциями, разинув рот. Строго говоря, я не видел его рта, Вудсток не позволял мне повернуть голову, ему нужно было видеть экран. Но я чувствовал растущее смятение в ауре Санька. Минуты через две ошарашенный Санек тихо вышел. Скоро он вернется с подмогой, и мне придется долго объяснять, как я сюда попал и что тут делаю.
«Вудсток! Тебе еще долго?»
«Первая стадия почти закончена».
Мои руки нажали Enter и замерли. Пальцы затекли и немного побаливали.
«Узел отключен от Сети, – сообщил Вудсток. – Теперь надо убрать троянские модули и залатать дыры. Это дело долгое, но неспешное, твои коллеги справятся и без нас. Сейчас я кое-что напишу, и молено будет отваливать».
Мои руки открыли notepad и начали быстро набивать текст. Я смотрел на него отупевшими глазами и почти ничего не понимал – текст изобиловал неземными техническими терминами. Но главное было ясно – Вудсток моими руками объяснял администраторам узла, что именно они прощелкали и как это можно исправить.
Краем уха я услышал шаги за спиной. Я хотел повернуться, но Вудсток не позволил.
 

   – Вася, что происходит? – раздался за спиной незнакомый голос, память тела идентифицировала его владельца как Николая Алексеевича Габова, полковника ФСБ и непосредственного начальника Василия Борисовича.
   «Дай мне повернуть голову!» – мысленно завопил я.
   Вудсток смилостивился и вернул мне контроль над собственным телом.
   – Я не Вася, – сказал я, повернувшись к вошедшим. Теперь в комнате кроме меня было пять человек. Вместе с Габовым пришел Санек и с ними еще трое незнакомых Василию амбалов с неотягощенными интеллектом лицами. Нетрудно было догадаться, зачем они здесь.
   – Узел взломан, – продолжал я. – Вот в этом тексте, – я кивнул в сторону экрана, – все написано. Суть дела в следующем. Ваши умельцы строили узел не с нуля, а взяли в Сети готовый образец, широко распространенный и хорошо изученный взломщиками. Только что я остановил работу узла, до этого все, что тут делалось, контролировали чужие.
   – Какие чужие? – спросил Габов.
   Я ожидал, что он будет долго врубаться в суть происходящего, задавать много ненужных вопросов, но он уловил суть моментально. Настоящий профессионал.
   – Пока не знаю, – сказал я. – Если покопаться в недрах узла, можно будет определить. Наверное. Я в этих делах не специалист.
   – Тогда как ты определил, что узел взломан?
   – Долго объяснять. Я хотел рассказать все Гиви… где он, кстати?
   – Покончил с собой, – сказал Габов. – Смертельная доза снотворного. Три часа назад на территории Москвы было зафиксировано проникновение, посетитель провел на Земле пятнадцать минут и вернулся обратно. Аналитики считают, это был убийца.
   Когда Габов произносил эти слова, его лицо было спокойно, но по его ауре я видел, что это затишье перед бурей. И еще я понял, что он видит, что я это вижу. Должно быть, тоже изучал на Вудстоке что-то психологическое.
   – Планета известна? – спросил я.
   – С которой он прибыл? – уточнил Габов. – Да. Если верить справочнику, планета совершенно чуждая, тяготение три земных, в атмосфере десять процентов хлора, океан из соляной кислоты. Энциклопедия говорит, что образ жизни аборигенов находится за пределами нашей системы понятий. Аналитики однозначно утверждают, что это был промежуточный пункт путешествия, точка отправления где-то в другом месте.
   – Идентификатор путешественника зафиксировали?
   – Зафиксировать-то зафиксировали, но Сеть говорит, что такого абонента не существует. Ребята покопались в поисковой системе, говорят, что идентификатор поддельный. Оказывается, планетарный узел в точке назначения можно обмануть и об этом знают все во вселенной, кроме нас. Твою мать!
   – Не ругайтесь, – сказал я. – Сколько дней работает наш узел? Шесть?
   – Пять полных, – уточнил Габов.
   – Тем более. За пять дней можно построить сложную систему с нуля, но нормально отладить – невозможно.
   – Невозможно, но необходимо, – заявил Габов. – Что нам еще остается? Не оставлять же Землю на растерзание инопланетным шпионам. Ты так и не ответил, кстати, как узнал, что узел взломан?
   – Долго рассказывать, да я и сам еще не во всем разобрался. Давайте я лучше отчет по Сети перешлю. Хотя нет, Сеть наверняка чужие слушают… Здесь свободный компьютер найдется?
   – Найдем, – пообещал Габов.
   – И еще. Для чужих я сейчас – очень лакомый кусок. Не хочу показаться трусом, но на ближайшую пару часов я бы не отказался от охраны.
   – Не вопрос, – заверил меня Габов, повернулся к амбалам и спросил: – Задача на ближайшие два часа ясна?
   – Так точно, – выпалил один из амбалов.
   – Выполняйте, – сказал Габов. – Санек, найди Андрею компьютер и побыстрее, как только текст будет готов, сразу мне. Можно даже с опечатками, – он неожиданно хихикнул и вышел из комнаты.
   По ауре Габова было заметно, что его хихиканье было ближе всего к истерике.

   Написание отчета заняло не два часа, а почти три, да и в три я уложился только потому, что даже не пытался дать подробные описания планет, на которых побывал. Лишь голые факты – был там, узнал то, сделал это.
   Главный вопрос остался в отчете не отраженным. Я до сих пор не знаю, что за странную сущность Вудсток подселил мне в мозг, каковы ее возможности и, самое главное, каково ее назначение. Вряд ли можно серьезно воспринимать слова Вудстока, что он это сделал только ради моей безопасности. Какое ему дело до безопасности думающей козявки вроде меня? Вудсток явно преследовал другую цель, но какую…
   Раньше я думал, что он только предупреждает меня об опасности, но события последних дней наводят на мысль, что не все так просто. Я понял это, когда писал отчет. Оказывается, от написания отчетов есть неожиданная польза – анализируя свои приключения, задумываешься о причинах событий и понимаешь, что в том, что произошло, осталось больше непонятного, чем очевидного.
   Итак, Вудсток предупреждает меня о серьезных опасностях, но этим не ограничивается. Он помогает не только мне лично, но еще и всему человечеству, как можно иначе расценить то, что он предупредил меня о захвате чужими планетарного узла Земли? А если вспомнить кое-что из того, что Вудсток написал моими руками на консоли дежурного оператора, становится ясно, что Вудсток не мог сразу обнаружить, что узел Земли попал под чужой контроль. Чтобы обнаружить это, надо вначале провести с узлом кое-какие специальные манипуляции, без чего ничего и не заметишь.
   Вудсток не просто оценивает ситуацию и оказывает помощь, когда признает ситуацию критической. Он активно ищет потенциальные опасности и своевременно реагирует на них. При этом, похоже, в число опасностей, на которые он реагирует, входят не только те, что угрожают лично мне, но и те, что нависают над всем человечеством. Хорошо было бы еще и Эзерлей включить в круг защиты…
   Подумав об этом, я попытался поговорить с Вудстоком на эту тему, но он проигнорировал мой мысленный вопрос. Он шел на контакт только в критических ситуациях.
   Непонятно, почему Вудсток мне помогает. Только из-за того, что я чуть не погиб по его вине? Или потому, что я сумел его разжалобить, явившись во второй раз? Или у него есть какие-то планы на человечество в целом и на меня в частности? Непонятно.
   Я закончил отчет, перечитал и понял, что вопросов в тексте больше, чем ответов. Даже если на время забыть о Вудстоке, непонятного остается более чем достаточно. Кто все время пытается меня убить? Кто убил Гиви? Это одни и те же личности или против нас играют сразу несколько противников? Чего они хотят – получить доступ к тайнам Вудстока или, наоборот, окончательно изолировать разумную планету от остальной вселенной? Или Вудсток им до фени, а их волнует Земля? Тогда какие у них здесь интересы?
   Я позвал Санька, проследил, чтобы он скопировал отчет на флэшку, и приказал Сети вернуть меня в Убежище. В свете последних событий Земля представляется мне довольно опасным местом.

   Когда я вернулся в Убежище, Эзерлей уже проснулась. Она сидела на кровати, поджав колени к подбородку и, казалось, медитировала. Ее поза напомнила мне тот момент, когда после возвращения с Шотфепки она сидела на полу в гостиной нашей квартиры на Блубейке. Но сейчас она не борется с подступающей истерикой, а просто блуждает в недрах поисковой системы Сети.
   Увидев меня, она отключилась от Сети, повернулась ко мне, и ее лицо расплылось в улыбке, ослепительной, потому что искренней. Я вернулся, и этого достаточно, чтобы сделать ее счастливой, это похоже на то, как собака радуется возвращению хозяина. Но это совсем другое, потому что я не хозяин, а она не собака, мы равноправные разумные личности, и это прекрасно. Краем сознания я отметил, что мои мысли в отношении Эзерлей в последнее время становятся все более и более бредовыми. Наверное, это и есть любовь.
   – Как дела? – спросила Эзерлей. – Что случилось? Я проснулась, а тебя нет.
   – Уже все нормально, – сказал я. – Пока мы с тобой бродили по мирам, на Земле построили планетарный узел, но его атаковали какие-то гады и установили над ним контроль.
   – Это как? – не поняла Эзерлей.
   – Если честно, я и сам не разобрался во всех технических подробностях. Чужие как-то добились того, чтобы им становилось известно все, что проходит через земной узел, и еще получили возможность управлять всеми действиями. Пришлось перемещаться на Землю и исправлять ситуацию.
   – Ты так быстро разобрался, как работают планетарные узлы? – восхитилась Эзерлей.
   – Нет, – сказал я, – я не разобрался, тут все сложнее. Я тебе рассказывал про Вудсток?
   – Рассказывал. Это такой мир, где можно научиться всему. Ты научился драться, а еще Вудсток вложил тебе в душу какую-то вещь, про которую ты хотел рассказать, но так и не сделал этого, потому что нас тогда подслушивал компьютер Блубейка. Так что же это за вещь?
   – Честно говоря, я и сам не понимаю, – сказал я. – Это как бы душа, но маленькая и несамостоятельная. Она защищает меня от всяких опасностей, а сегодня вдруг решила помочь всей моей планете и предупредила, что узел Земли захвачен.
   – Ты еще говорил, что Вудсток обеспечил тебе доступ в Убежище, – добавила Эзерлей.
   Я говорил? Неужели? Насколько я помню, я об этом даже не думал. Но это вполне может быть правдой. Допустим, в те времена, когда Вудсток еще не был изолирован от остальной вселенной, он каким-то образом получил доступ к Убежищу и теперь предоставил этот доступ мне. Или, быть может, Убежище было построено Вудстоком. Или вообще находится на Вудстоке. Нет, последнее маловероятно, потому что в фольклоре Сэона Школа и Убежище – два разных мира. Что, впрочем, ни о чем не говорит, сказки и легенды могут искажать информацию очень сильно.
   – Может, и Вудсток, – сказал я. – Не знаю.
   – Ты уже который день нудишь: не знаю того, не знаю сего, – сказала Эзерлей, – не пора ли все разузнать?
   Эзерлей была права, но ее слова вызвали у меня раздражение. Действительно, мне давно пора поговорить по душам с Вудстоком, не с той его частью, что прячется в моей душе, а со всем планетарным разумом в целом. Но неприятно, что эта идея пришла в голову не мне. Я привык считать Эзерлей не то чтобы тупой, но однозначно не такой умной, как я, а теперь непонятно, кто из нас тупее.
   «Связь с планетой Вудсток в режиме телефона», – мысленно произнес я и снял трубку телефонного аппарата.
   Телефон молчал, из трубки не—доносил ось даже гудков, зато в моем мозгу прозвучал голос:

 
«Положи эту дрянь на место. Не люблю излишних иллюзий».
«Вудсток?»
«Да, Вудсток. Я давно жду, когда ты догадаешься со мной поговорить».
«Почему ты сам не позвонил?»
«Это невозможно, ты ведь в Убежище».
«Оно блокирует все входящие звонки?»
«Оно блокирует все. Чтобы с тобой связаться, ты должен дать явное разрешение».
«Даю тебе разрешение связываться со мной в любой момент».
«Спасибо».
В голосе Вудстока прозвучал сарказм.
«Неужели даже ты не мог сюда пробиться? – спросил я. – И почему твой агент ничего не сказал мне?»
«Мой, как ты говоришь, агент неспособен к самостоятельным действиям».
«Но он самостоятельно просканировал планетарный узел Земли».
«Он действовал в соответствии с программой. После того случая на Шотфепке он стал немного параноиком».
«Откуда ты знаешь, что было на Шотфепке?»
«Он мне сказал».
«Когда? Только что?»
«Нет. В отличие от тебя, он не упускал ни одного случая, чтобы поделиться информацией».
«Ты знаешь все, что со мной происходило?»
«Да».
«Почему же не вмешивался? На Шотфепке твоя помощь пригодилась бы».
«На Шотфепке моя помощь была не нужна, ты и без меня справился. Да и не мог я помочь».
«Ты же только что сказал…»
«Слушай внимательно то, что я говорю. Про барьеры забыл?»
«Которые окружают твою планету?»
«Можно сказать и так. Вообще-то, моя планета и я – практически одно и то же».
«Да, конечно. А кто поставил эти барьеры?»
Мне показалось, что Вудсток улыбнулся.
«Все повторяется, – сказал он. – Каждый раз все повторяется, детали другие, но суть остается той же самой. Вначале разумные существа тянутся к знаниям, жадно хватают все, до чего могут добраться, они думают, что вместе со знаниями получают всемогущество, но это не так. И когда они понимают это, они отгораживаются забором. Один философ твоего мира сказал, что тот, кто умножает знания, умножает печали. Он прав, но разве это повод отказываться от познания?»
«Не знаю. С одной стороны, в знании самом по себе ничего плохого нет. Но людям свойственно превращать любые сведения в орудия уничтожения».
«Не только людям, таковы все гуманоиды и рептоиды. А если брать в целом, около половины разумных рас имеют критический уровень агрессивности. Люди не являются исключением».
«По-моему, яхры гораздо агрессивнее».
«Ты не прав. Ты видел на Шотфепке только притон, а по нему судишь обо всей планете. На твоей любимой Земле подобных заведений не меньше».
Я вспомнил многочисленные сюжеты новостей про то, как красивой девушке обещали работу танцовщицы, а по приезде отобрали паспорт и продали в бордель, и решил, что слова Вудстока недалеки от истины. Но как-то неприятно думать, что мы, люди, в масштабах галактики выглядим такой несимпатичной расой.
«Вы не самая несимпатичная раса. И вообще, это понятие в масштабах галактики неприменимо. У каждой расы своя система понятий, то, что нормально для одних, у других считается преступлением. Во вселенной все относительно».
«Ладно, пусть будет так. Давай лучше поговорим вот о чем. Ты сказал, что общение с тобой для всех разумных рас заканчивается одинаково».
«Я говорил не так. Оно развивается в одном направлении, но множество мелких деталей, накапливаясь, поворачивают ход событий в ту или иную сторону, и конечный результат не могу предугадать даже я».
«Даже? Ты считаешь себя самым умным существом во вселенной?»
«В отношении разумных существ понятие „самый умный“ неприменимо. Все, доступное одному разуму, доступно и другому, разница только в скорости мышления и объеме памяти, но это не главное. Главное у всех одно».
«И что же?»
«Способность справляться с задачами, решение которых неизвестно. Способность открывать и изобретать новое. Способность изменять законы бытия».
«Изменять законы бытия – это магия».
«В каждом разуме есть нечто магическое. Разум, неспособный примириться с собственной ограниченностью, рождает понятия, выходящие за рамки познаваемой Вселенной. Большинство рас придумывают богов, некоторые придумывают магию, у вас есть и то, и другое. У вас религия и магия противопоставлены друг другу, но это просто случайное отклонение от основной линии. В других мирах случаются и большие изменения».
«Ты говоришь о магии, как будто она существует».
«Она существует. Ты делаешь то, чего не понимаешь, что и есть магия. Когда ты впервые привел в действие деструктор, это была магия».
«Деструктор – это техническое устройство».
«В тот момент для тебя это была магия».
«А вот и нет. Я сразу понял, что это техническое устройство».
«Ты веришь в то, что говоришь, но это неправда. Каждый раз, когда разум сталкивается с непознанным, в душе активируется магическое. И только потом, когда непостижимое познается, разум навешивает на осознанное другой ярлык. Незнакомое техническое устройство, неизвестное природное явление, новая элементарная частица, единство и борьба противоположностей… Ярлыков много, разумные существа придумывают их постоянно. Ни один ярлык не отражает сути явления, к которому он приклеен, но без этого труднее мыслить. Чтобы предсказывать поведение первооснов бытия, люди ломают головы над дифференциальными уравнениями, они решаются только в частных случаях, но эти случаи дают человечеству основание полагать, что оно докопалось до истинной сути вещей. Но это не более чем иллюзия, истинная суть вещей непостижима. Если мыслить в религиозных категориях, молено сказать, что бог непознаваем. Ваши философы любят повторять, что природа тоже непознаваема, но они не понимают, что природа и бог тождественны. Ты зря так реагируешь, в этих словах нет ничего обидного. Рано или поздно тебе придется понять, что лишь на словах ты признаешь свое несовершенство, а на деле все еще нуждаешься в иллюзиях, и главная из них – иллюзия значимости. Ты не готов признать себя безымянной каплей в океане вселенной, ты хочешь думать, что твоя жизнь и твоя душа имеют ценность не только для тебя. Разум говорит, что это неправда, и тогда ты перестаешь мыслить и начинаешь верить. Вера помогает жить, она дает опору в пути к горизонту. Жизнь разумного существа подобна путешествию по льду – малейшая оплошность либо уводит тебя в сторону, либо сбивает с ног. Но у тебя есть вера, она подобна костылю, который ты втыкаешь в лед при каждом шаге. Вера не дает тебе сбиваться с пути, это так удобно, что ты больше не мыслишь своего бытия без костылей, хотя и догадываешься, что, отбросив их, сможешь не ковылять, а идти или даже бежать. Это получится не сразу, вначале ты долго будешь набивать шишки, и никто не даст гарантию, что ты не сломаешь шею. Но если тебе повезет и твоя жизнь не прервется, ты научишься скользить. И тогда, если у тебя еще останутся силы, ты начнешь учиться летать».
«И что мне это даст?» – спросил я.
«Ничего, – рассмеялся Вудсток. – Ты повторяешь типичную ошибку молодых рас, которые ищут во всем выгоду. Но выгода имеет смысл только тогда, когда желаемого не хватает на всех. Стоит удовлетворить базовые потребности, и понятие выгоды уходит. Яхры не ищут выгоды, они вообще не понимают, что это такое».
«Они ищут развлечений».
«Это лишь одна из сторон их путы. Их путь отличается от вашего, но кто может сказать, какой из них правильнее».
«Чаще всего из двух путей не верен ни один».
«Сам придумал?»
«По-моему, да. А может, и нет, может, это кто-то другой придумал до меня».
«В разных мирах эти слова повторяли множество раз. Ты прав, из двух путей чаще всего не правилен ни один. Хочешь узнать единственно правильный путь?»
«А он вообще существует?»
Вудсток снова рассмеялся.
«Конечно же, нет, – сказал он. – С тобой приятно общаться, ты удивительно быстро все схватываешь. Было бы обидно, если бы ты не смог выбраться с Шотфепки».
«Мне тоже. Кстати, я так и не сказал тебе спасибо».
«Это лишнее. На Шотфепке я ничем тебе не помог, я отрезан от Шотфепки барьером».
«И не можешь его обойти?»
«Могу, но не хочу. Если какой-то мир не желает иметь со мной ничего общего, я тоже не хочу вмешиваться в дела такого мира. Яхры считают, что я опасен, я могу их разубедить, но не хочу».
«А на самом деле ты не опасен?»
«Любое знание опасно, а знание персонифицированное опасно вдвойне. Жизнь полна опасностей, со мной или без меня. Зубов бояться – в лес не ходить».
«Волков», – автоматически поправил я.
«Можно и так сказать, – согласился Вудсток. – Да, я опасен, но не сам по себе, а только как носитель знаний. Моя личная агрессивность близка к нулю, я никогда не нападаю первым, я только отвечаю ударом на у дар. Есть расы, которые считают, что недопустимо далее это».
«Лицемеры».
«Нет, не лицемеры. Во вселенной достаточно рас, не приемлющих никакого насилия в принципе. Взять хотя бы тех амебообразных существ с планеты, которую ты назвал Трилар».
«То-то они показались мне такими доброжелательными».
«Легко быть доброжелательным, когда тебе ничто не угрожает. Слон имеет право быть добрым, но добрая крыса долго не проживет».
«Намекаешь на то, что люди похожи на крыс?»
«Не намекаю, а говорю открытым текстом. У вас больше мозгов в черепе, вы умеете произносить слова и делать вещи, у вас есть культура и наука. Но ваши эмоции недалеко ушли от крысиных. У вас нет врожденной этики, ваш разум не имеет встроенных тормозов. В этом ваша сила».
«По-твоему, быть похожим на крысу – хорошо?»
«Это не хорошо и не плохо, это просто есть. Чтобы что-то было хорошо или плохо, надо сравнить это с чем-то другим».
«А если сравнить людей и, например, нопстеров?»
«Люди сильнее».
«Да ну!»
«Я имею в виду не тело, а дух. Нопстеры от рождения сильны телом, и потому им незачем упражнять душу. Когда предки нынешних нопстеров жили в пещерах и грелись у костров, им не приходилось выставлять караул для защиты от хищников. У нопстеров никогда не было естественных врагов, кроме вредителей и паразитов. Нопстеры не умеют озираться по сторонам, жизнь нопстеров всегда была спокойной и размеренной, и когда они приблизились к пределу, они не смогли отступить от привычного бытия. Они никогда не переступят порог».
«Какой порог?»
«Разве ты еще не понял? Эволюция любой системы ограничена. Рано или поздно развивающаяся система достигает своего предела и ее развитие останавливается, потому что утрачивается сама необходимость развития. Нопстеры достигли своего предела».
«А люди?»
«Пока нет. Но когда Землю усеют нанозаводы, а виртуальность станет неотличима от реальности, настанет критический момент. Однако я не уверен, что ваша раса доживет до этого момента».
«Почему?»
«Вам могут помешать другие расы».
«Те, кто убили Павла?»
«Например».
«За что они его убили?»
«Сам-то как думаешь?»
«Не хотели, чтобы ты делился информацией?»
«Ты прав».
«Они окружили тебя барьерами. Им этого мало?»
«Мало. С одной стороны, они хотели бы меня уничтожить, но никогда не сделают этого, потому что не знают, хотят ли они этого на самом деле».
«Не понимаю».
«Они боятся меня, но еще больше они боятся остаться без меня. Запретный плод притягивает. Каждый хочет получить столько, сколько сможет вместить в свой маленький мозг, постоянно опасаясь, что другой может получить больше».
«Собака на сене».
«Вот именно».
«Но люди не хотят закрываться от тебя».
«Это только начало. Вначале всегда наступает эйфория, существа думают, что на их планету снизошел добрый бог, он сейчас всех научит всему и наступит золотой век».
«Подожди! В человеческой мифологии много добрых богов. Сколькими из них был ты?»
«Я никогда не был человеческим богом. Павел Крутых был четвертым человеком, получившим от меня знания».
«Кто были первые три?»
«Их имена ничего тебе не скажут. Третий человек был у меня более двух тысяч лет назад по вашему счету».
«Христос…»
«Христос, Будда и Мухаммед не имеют ко мне никакого отношения. Это ваши собственные достижения».
«А когда Земля подключилась к Сети? В энциклопедии написано, что в 1989 году, но у меня появились ложные воспоминания… одно из них, кстати, про Христа».
«Это не воспоминания, это мысли. Ты испугался своих мыслей и решил, что их навязал тебе я».
«Значит, Гомер не был инопланетянином?»
«Был».
«Что?»
«Гомер был инопланетянином».
«Как? Зачем?»
«Это несущественная информация, она только помешает».
«Помешает в чем?»
«Во всем. Есть вещи, которых лучше не знать».
«Я думал, ты делишься всем, что знаешь».
«Я делюсь только тем, что может помочь».
«Помочь в чем?»
«В жизни. Ты думаешь, что я строю в отношении тебя какие-то планы, чего-то хочу от тебя, к чему-то тебя подталкиваю. Знай —я ничего от тебя не хочу».
«Тогда зачем ты вживил в меня своего агента?»
«Без него ты не выжил бы».
«И какое это имеет значение для тебя?»
Вудсток хихикнул:
«Считай, что это просто жест доброй воли. Я мог бы изложить мотивы моих действий, но ты их не поймешь».
«Ты говорил, что любой разум способен понять все, что способен понять любой другой».
«За неограниченное время. Если ты готов потратить лет пятьдесят—сто на то, чтобы усвоить эту информацию, пожалуйста. Но я не хочу тратить на тебя столько времени, это не нужно».
«Не нужно для чего?»
«Я же говорил – ты не поймешь».
«Но должен же я знать, чего ты от меня хочешь!»
«Повторяю еще раз – я ничего от тебя не хочу. Ты не должен чувствовать себя обязанным».
«Я не могу. Ты столько для меня сделал…»
«Для меня это мелочь. Если ты положил в гнездо выпавшего птенца, ты не будешь требовать благодарности от его родителей. Все, что я делаю, я делаю только для себя».
«Хорошо. Может, ты Что-нибудь посоветуешь мне?»
«Мне нечего тебе советовать. Твоя жизнь – это твоя проблема. Если ты попадешь в безвыходную ситуацию, мой агент постарается вытащить тебя за уши из болота. Это все, что я готов для тебя сделать».
«Для меня или для человечества?»
«Это уж пусть он сам решает».
«Разве твой агент не есть ты сам? Я имею в виду, разве ты его не контролируешь?»
«Я позволяю ему быть автономным. Так интереснее».
«Ты играешь со мной?»
«Ты не поймешь того, что я делаю. Ты стал повторяться. Нам пора заканчивать разговор».
Черт возьми! Мы разговаривал и хренову прорву времени, и я так и не выяснил ничего дельного, болтали—болтали, а ничего важного так и не сказали. Кто охотится за мной? Что происходит с планетарным узлом Земли? Как устроено Убежище?
Я попытался еще раз связаться с Вудстоком, но он проигнорировал вызов. Зараза!
 

   – Ну ты даешь! – заявила Эзерлей. – Из всех важных вопросов ты задал только один, да и на него ответа не получил. Извини, Андрей, но это надо уметь. Может, лучше я попробую?
   – Что попробуешь? – не понял я.
   – Поговорить с Вудстоком.
   Странно, что раньше мне даже не пришло в голову, что Эзерлей тоже может захотеть побывать на Вудстоке. А ведь она такое же разумное существо, как и я. Пусть немного глупее, как и все женщины, но это не значит, что она не имеет права посетить Вудсток.
   – Давай, – сказал я. – Сейчас я продиктую координаты…
   – Да нет же! – раздраженно воскликнула Эзерлей. – Не хочу я ничему учиться… то есть хочу, но сейчас не это главное. Сейчас нам надо срочно решать твои проблемы, а потом мы переместимся на твою Землю и будем жить долго и счастливо. Правильно?
   Если бы я в этот момент что-то ел, я бы несомненно подавился. Выходит, пока я разбираюсь с проблемами, Эзерлей уже выстроила планы на наше далекое будущее, причем совместное. Могла бы и меня спросить, хочу я с ней жить долго и счастливо или нет. Я, конечно, хочу, но ведь мог бы и не хотеть… Какое-то манипулирование получается.
   – Что такое? – забеспокоилась Эзерлей. – Ты больше не хочешь со мной жить? Тогда я уйду…
   – Нет, что ты, Эзерлей! – воскликнул я. – Как ты могла подумать…
   Мой голос звучал неискренне, я понимал это, но не мог ничего с собой поделать. Идиотская ситуация – я говорю то, что думаю, это звучит, как будто я говорю неправду, я это понимаю, раздражаюсь и начинаю говорить еще более неестественно.
   Эзерлей пристально посмотрела мне в глаза, я с трудом выдержал ее испытующий взгляд. А потом она отвернулась и я почувствовал, что она потянулась к Сети. С минуту она сидела неподвижно, а затем кинула на меня еще один испытующий взгляд и растворилась в воздухе.
   Я попытался связаться с ней по Сети, но она не отвечала.

   Трудно поверить, что я потерял подругу из-за такой ерунды, но факт остается фактом. Я не выразил восторга по поводу того, чтобы начать жить вместе как нормальная семья, и она меня бросила. Просто так взяла и оставила, даже ничего не объяснив. Один мой знакомый говорил, что женщин нельзя понять, они не люди, они совсем другие. Теперь я понимаю, насколько он прав, особенно в отношении женщин других рас.
   Ну и ладно, ушла так ушла, бог ей судья. Я сделал ей много хорошего, но не требовал ничего взамен. Если она считает, что она мне ничего не должна, – это ее право. К тому же я не хотел бы строить общую жизнь с женщиной, которая находится со мной исключительно из благодарности. В семье должно быть что-то еще, какое-то чувство… Черт возьми! Вот и я тоже начал думать о семье. Что за наваждение…
   Но с другой стороны, в том, что она ушла, есть и свои плюсы. Теперь я снова сам по себе, у меня нет никого, о ком нужно заботиться, я имею полное право жить так, как хочу, ни на кого не оглядываясь. Вот прямо сейчас и начнем.
   Для начала надо решить главную проблему – определить, кто на меня охотится, и устранить угрозу. На фээсбэшников рассчитывать нечего – у них и своих забот хватает, они с планетарным узлом еще месяц будут разбираться. Полагаться можно только на себя.
   Кто мог напасть на меня в больнице? Да кто угодно. Чтобы определить местонахождение нужного существа и переместиться в тело, расположенное неподалеку, большого ума не надо. Достаточно определенной подготовки, но ее может проделать любой, обладающий достаточными знаниями и временем. Это-то я теперь точно знаю.
   Непонятно, почему в больнице враг вселился в медсестру, а не захватил мое тело. Гораздо проще было поступить со мной, как с Гиви, – заставить нажраться снотворного, дождаться, когда сознание поплывет, и покинуть тело, пока оно еще живо. Главное – точно выбрать момент ухода. Если уйти слишком рано, у жертвы появится шанс спастись, если слишком поздно – убийца погибнет вместе с жертвой. Возможно, неведомый мне враг потому и не стал вселяться в мое тело – испугался, что я могу окочуриться от естественных причин.
   Нет, так противника не определить. Из телесериалов я знаю, что менты в подобных ситуациях обычно устраивают ловлю на живца, создают для преступника подходящие условия, а где-нибудь в кустах неподалеку прячут роту ОМОНа. Но для меня такой метод слишком рискован, жизнь у меня только одна, и она мне дорога как память.
   Какие еще могут быть выходы? Не вылезать из Убежища? Рано или поздно придется. Всю оставшуюся жизнь прятаться по чужим мирам? В то время как Сеть преображает жизнь на Земле, когда новые технологии меняют образ жизни человечества прямо на глазах, уйти от всего этого, спасая свою шкуру? Нет, это невозможно, любопытство обязательно заставит меня когда—нибудь вернуться на родную планету.
   Выходит, кроме ловли на живца, ничего путного в голову не идет. Но очень не хочется быть живцом самому. Вот если бы можно было создать свою копию, которую эти гады примут за меня и начнут убивать… Помнится, Зильберман говорил, что Путин дал команду найти в Сети технологию клонирования душ. Может, попробовать самому поискать?
   Часа через два я понял, что это бессмысленно. Это было очевидно с самого начала, ведь если бы такая технология существовала, то кто бы путешествовал по Сети так, как это делается сейчас? Гораздо удобнее отправить в странствие свою копию, а самому оставаться дома в безопасности.
   А если попытаться создать нечто такое, что будет выглядеть как моя душа, но не будет ею являться? Агент Вуд—стока говорил, что планетарный узел в точке прибытия можно обмануть, подсунув ему ложный идентификатор путешественника. Если навесить на кого-то мой идентификатор… Нет, все это очень здорово, но как это сделать реально, на практике?
   Моих знаний явно недостаточно, чтобы провернуть всю операцию самостоятельно. Надо было попросить Вудсток научить меня не мордобою, а хакерскому ремеслу. Но кто тогда знал…
   А интересно, на Земле есть хакеры, способные работать в Сети? Если Вудсток обучает по этой специальности, такие ребята уже должны были появиться. Надо выяснить.
   Я поднял телефонную трубку и мысленно приказал Сети соединить меня с Габовым. В трубке зазвучали длинные гудки.
   – Здравствуй, Андрей, – сказал Габов. – Ты как раз вовремя.
   Как он понял, что это я? У него что, АОН стоит?
   – Он самый, – ответил Габов, когда я задал этот вопрос. – Ты разве не знал, что так можно?
   – Не знал.
   – Теперь знаешь. Себе тоже поставь, очень удобно.
   – Обязательно.
   Я хотел спросить, где высвечивается номер абонента, прямо в мозгу, что ли, но решил, что это несущественная информация. Поставлю – разберусь.
   – Что с узлом? – спросил я.
   – Ты был прав. Этот твой агент – классный парень.
   – Он не парень, – буркнул я. – Он, скорее, вирус.
   – Значит, классный вирус, – поправился Габов. – Действительно, был взлом, мы даже определили, откуда нас ломали.
   – И откуда?
   – Не поверишь. С Земли.
   – С нашей Земли?
   – Может, промежуточное звено в цепочке? Ну, как в Интернете – с одного сервера заходят на другой, потом на третий…
   – Невозможно. Такой убогий узел, как у нас, промежуточным звеном быть не может. Должны выполняться определенные условия…
   – Ясно, можешь не продолжать. Кто проводит расследование?
   – Наши хакеры.
   – Интернетовские?
   – Обижаешь. У нас уже пятеро хакеров с дипломами Вудстока.
   – Где ж они раньше были?
   – Узел строили, – печально произнес Габов.
   – Тогда какого хрена так плохо, раз с дипломами? Троечники? – ухмыльнулся я.
   – Троечников на Вудстоке не бывает. Психологи говорят, тут обычное разгильдяйство – понадеялись на авось. Разбор полетов уже проведен, клизмы проставлены, узел заморожен до лучших времен, активными остаются только главные компоненты, их работа отслеживается вручную, хакеры говорят, теперь узел уже не взломают. Правда, он теперь почти ничего и не делает.
   – Даже пришельцев не отслеживает?
   – Нет, этим он занимается по-прежнему.
   – А что он еще должен делать?
   – Много чего. С помощью узла, например, можно связать Сеть с Интернетом или вообще с телефонной сетью.
   – На хрена?
   – Выходить в Сеть без терминала. Физическое перемещение в таком режиме, конечно, недоступно, а если захочешь с кем поговорить, набираешь на телефоне специальный номер, вроде как восьмерку для межгорода, и дозваниваешься куда нужно. И входящие звонки так тоже можно принимать.
   – И все это делает та штука в сейфе?
   – Нет, что ты! Та штука в сейфе – просто опытный образец. С нашими технологиями полноценный планетарный узел займет целое здание.
   – А с более высокими технологиями?
   – Еще больше. Рост информационных потребностей всегда обгоняет развитие аппаратной базы. Но это, вообще-то, к делу не относится.
   – Да уж, точно, – согласился я. – Давай лучше вернемся к делу. Значит, на Земле есть какой-то хмырь, который нас же и поломал. Кто такой?
   – Пока не выяснили. Известно только, что физически он находится на Земле. Информацию о нем передали с Нисле, для варварских миров они фиксируют входящие соединения с точностью до планеты.
   – Нисле – это что? Планета такая?
   – Да, очень высокоразвитая планета. Они утверждают, что их планетарный узел чуть ли не самый мощный во вселенной. Я в энциклопедии почитал про Нисле, своеобразный мир, в котором биотехнологии развиты немерено. Представляешь, посетителю дают гостевое тело, которое соответствует оригинальной анатомии. Основное население там рептоиды, а, например, если ты туда прибудешь, то выйдешь из портала человеком.
   – Гостевые тела прямо на месте выращивают?
   – Понятия не имею. Все сведения – из энциклопедии, за что купил, за то и продаю. Они даже колониальными организмами не занимаются.
   – А это еще что такое?
   – Как бы тебе объяснить… Биомасса, более-менее однородная и чаще всего неподвижная. У нас руки—ноги есть, органы отдельные, а колониалы – такие как бы навозные кучи, только мыслящие. Кстати, Вудсток тоже к колониалам относится.
   Меня как будто ударило током. Может, Вудсток… нет, ерунда. Во-первых, Вудсток неоднократно говорил, что занимает целую планету, а во-вторых, он находится в изолированной зоне астрального пространства, а с Нисле есть связь.
   – Нет, Вудсток не там живет, – Габов будто подслушал мои мысли. – Это уже проверяли. Но я отвлекся. Короче, этот тип подключился с Земли к одному из узлов Нисле…
   – А что, – перебил его я, – на планете может быть несколько узлов?
   – Да, конечно, – ответил Габов. – Обычно так не делают, но Нисле – особый случай. Так вот, этот тип через Нисле подключился к Лелу…
   – Подожди! – я снова перебил Габова. – Что значит подключился через? Что такое подключиться к узлу, я понимаю…
   – Все просто, – объяснил Габов. – Входишь через Сеть в информационную сеть другой планеты, находишь там шлюз обратно в Сеть, через него подключаешься к третьей планете и так далее. Надо только, чтобы узел был полнофункциональный, а не как у нас на Земле.
   – Значит, он подключился к Нисле, потом еще куда-то…
   – К Лелу он подключился. У Нисле с Лелом отношения очень натянутые, он, наверное, думал, что из-за этого проследить не смогут. Если бы запрос на Лел пришел с Нисле, его бы проигнорировали. Неудавшийся хакер не ожидал, что его засечем мы. А может, он думал, что нас пошлют, потому что мы варвары. Но в Сети принято отвечать на просьбы о помощи из варварских миров. Если убогий просит помощи, а больших усилий не требуется, почему бы не помочь. Убогие – это мы?
   – А кто же еще? Скажешь, не так? Еще какие убогие. Это потом все изменится, когда с наследием Вудстока разберемся…
   – Почему с наследием? – удивился я. – Он же вроде не мертвый.
   – Для всей остальной Вселенной мертвый. Сидит себе за барьерами, в большую политику не лезет…
   – А что, в Сети есть большая политика? Мне казалось, миры настолько разные…
   – Разные, но не настолько. Во вселенной миллиарды разумных рас, и некоторые очень похожи друг на друга. Сугубо по теории вероятности, если взять миллиард разных людей, почти у каждого найдется двойник. С мирами то же самое, взять хотя бы Сворв, попадешь туда – подумаешь, что попал в Африку. Местные гуманоиды по внешности – сущие негры, почти все детали совпадают, только сердце справа и аппендикса нет, но этого ведь не видно. По степени развития – примерно как мы сто лет назад, индустриальная революция в самом разгаре, только они не сами все открывают, им цивилизованные планеты помогают, Нисле та же самая, Шотфепка…
   – Шотфепка?!
   – Да, а что? Ах да, тебя там маньяки чуть не замучили. Тебе просто не повезло, Шотфепка – нормальный мир, очень высокоразвитый…
   – Да, помню. Но давай ближе к делу.
   Вспоминать о Шотфепке было неприятно, от одного названия этого мира у меня по коже пробежали мурашки. Может, стоит потом к психологу сходить.
   – Давай ближе к делу, – согласился Габов. – Цепочка неведомого хакера выглядит так: Земля – Нисле – Лел – Тео – Земля. Все промежуточные узлы проходились легально, взлом был совершен только на последнем этапе. Ты этого хакера вовремя прищучил, ничего серьезного он сделать не успел, даже не все следы еще затер. Если бы он не с Земли в Сеть вошел, а с нормальной планеты, мы бы его уже сцапали.
   – Может, он все—таки не человек? – предположил я. – А с Земли зашел, как раз чтобы не сцапали. Переместился на Землю по Сети, еще когда узла не было…
   – Непохоже, – сказал Габов. – Почему он тогда выбрал Землю, а не, скажем, Ол?
   – На Оле компьютеров нет.
   – Ну тогда Нгогжи – там помойка еще круче, чем у нас, а планетарного узла вообще нет. Или Уйсу – мало того что на ней узла нет, там и мира как такового нет – просто межзвездная туманность, в которой энергетические формы жизни обитают. Во вселенной много миров, где концов вообще не отыщешь, а на Земле работать рискованно – сорвись у него все, мы бы его засекли в момент. Или если бы ты не сразу бросился узел вырубать, а догадался проследить немного за хакером.
   – Это не я узел вырубил, – начал оправдываться я, – а агент Вудстока. Он даже головой крутить не давал, как начал барабанить на клавиши…
   – Да я тебя не обвиняю, – сказал Габов. – У тебя не было времени думать, ты испугался, что сейчас Земле конец настанет, правильно?
   – Ну… – замялся я. – Честно говоря, даже испугаться не успел. Вуд сток сразу сказал, что нужен полный доступ к ресурсам узла…
   Габов хихикнул.
   – То-то Васька Зильберман обалдел, – заметил он. – Я слушал запись вашего разговора.
   – Разве разговоры по Сети записываются? – удивился я. – Я имею в виду, их технически возможно записать?
   – Раньше было можно, теперь, когда узел заглушен, уже нет. Ладно, что сделано, то сделано. Лучше давай думать, что будем дальше предпринимать.
   – А какие варианты?
   – Брать этого урода, – решительно произнес Габов. Краем глаза я уловил в комнате быстро густеющее марево, и оставшуюся часть речи Габова я пропустил мимо ушей. А потом марево окончательно сгустилось и превратилось в Эзерлей.
   – Я потом перезвоню, – сказал я. Я попытался вспомнить имя—отчество Габова, но не смог. Пришлось обращаться к нему безлично.
   – Постой! – завопил Габов, моментально растеряв все свое спокойствие. – Я еще самое главное не сказал!
   – Потом, – отрезал я, положил трубку и повернулся к Эзерлей.
   Эзерлей смотрела на меня лучистым взглядом, полным беспредельной любви, но любовь постепенно уходила из ее взгляда.
   – Ты не любишь меня, – сказала она, и в ее словах было не осуждение, а только констатация факта.
   – С чего ты взяла? – спросил я, хотя уже понимал, что она говорит правду, невозможно говорить неправду с таким лицом. С ней что-то произошло, ее аура стала совсем другой, что-то неведомое полностью изменило ее. И, кажется, я догадываюсь, что именно.
   Эзерлей подтвердила мою догадку.
   – Я побывала на Вудстоке, – сообщила она.
   – Он не стал тебя учить? – удивился я. – Ты так быстро вернулась…
   – Он уже научил меня всему, что я хотела, – улыбнулась Эзерлей. – Я попросила немногого – научиться любить по-настоящему, и оказалось, что почти все я уже знала сама. Некоторые мелочи я не умела делать, например, читать ауру…
   – Мелочи? – воскликнул я. – Ты считаешь это мелочью?
   – Это и есть мелочь, – сказала Эзерлей. – Любящие души все и так видят. Я никак не могла понять, почему ты настолько плохо меня понимаешь, не обращаешь на меня внимания, а теперь поняла. Ты меня просто не любишь.
   – Нет!
   – Да. Ты заботишься обо мне, помогаешь мне, трижды спас мою жизнь…
   – А в третий раз когда? – задумался я.
   – На Блубейке.
   – А! Ну а тогда второй?
   – На Шотфепке. А первый, – опередила мой вопрос Эзерлей, – на Оле. Помнишь, когда войска Нея Уфин Або пошли на штурм…
   – Вряд ли это можно назвать спасением, – сказал я, – сначала подвергнуть опасности, а потом спасти – по-моему, это не считается.
   – Тогда не считаются все три раза. Но я не упрекаю тебя, ты такой, какой есть, я не хочу подстраивать твою душу под свои принципы. Я не жалею о том, что у нас было, но теперь я вижу главное – мы несовместимы.
   Так вот что имел в виду компьютер Блубейка, когда говорил, что для нас с Эзерлей нет мира, где нам будет хорошо. А я – то ломал голову… Но если это правда, как обидно!
   – Мне тоже обидно, – будто ответила на мои мысли Эзерлей, – но я не позволяю обиде заставлять меня делать глупости. У нас было много хорошего, случалось и плохое, но хорошего было больше. Я не жалею, что мы встретились. Мы помогли друг другу и… в конце концов, мы прекрасно провели время.
   Эзерлей бросила взгляд на смятую кровать, ее брови вдруг взмыли вверх, и она озадаченно хмыкнула.
   – Что такое? – спросил я.
   – Я поняла, что секс без любви больше не принесет наслаждения. Лучше уж сама с собой, так честнее. – Эзерлей увидела, как переменилось мое лицо, и поспешно добавила: – Извини, я не хотела тебя обидеть, я не знала, что…
   – Да не извиняйся, – махнул я рукой, – теперь уже все равно. Ты уходишь?
   – Да. А что, есть причины остаться?
   – Ну… мне было бы приятно, если бы ты осталась, но тебя больше не волнует, что мне приятно, а что нет…
   – Нет, что ты! – воскликнула Эзерлей. – Я тебя все еще люблю, и я очень хочу доставить тебе максимум удовольствия. Но я знаю, что это невозможно.
   – Почему же? Вот в этой постели…
   – Лучше давай запомним тот последний раз. Все последующие были бы гораздо хуже. Лучше жалеть об упущенном, чем о невозможном. Помнишь нопстеров? Планетарный компьютер следит, чтобы им не о чем было жалеть, и они забыли, что личность должна развиваться. Неужели ты хочешь стать нопстером в теле человека?
   – А кем хочешь стать ты? – неожиданно спросил я.
   – Поживем – увидим, – сказала Эзерлей и улыбнулась. – Нечего загадывать на будущее, все равно все выйдет не так и придется разочароваться. Песчинка в песочных часах не может знать, каким боком она упадет. Я с радостью приму то, что выпадет на мою долю, но я не буду гадать, что именно мне придется принять. Пусть будет что будет.
   – Делай, что должно свершиться, что суждено, – процитировал я какого-то древнего философа.
   – Ты понял! – просияла Эзерлей. – Теперь я могу покинуть тебя с легким сердцем. Ты можешь мне звонить, только, пожалуйста, не делай этого, пока боль от разлуки не уснет окончательно.

   Где я беру свою боль? Я бегу, но она остается со мной, Отвори мою душу и вырви кишки– Пусть раскроется рана, раздвинет тиски И пусть боль ненавидит меня. Ты удержишь меня, пока боль не уснет. И проклятие крутит мой путь, Я не вижу, где надо свернуть, Отвори мою душу, но берегись: То, что встретит тебя, неспособно любить, И пусть грязь пятнает меня,

Ты отмоешь меня, насколько возможно.

   Почему же твой выбор пал на меня? Не хочу быть с тобой, не могу без тебя. Я открою себя, и когда ты придешь, Мы сольемся и в камне останется нож

Но страх сотрясает меня.

   И зло формирует меня.
   Так держи же меня, пока боль не уснет.

   Очень трудно расставаться с близким человеком, даже если ты понимаешь, что не любишь его. Хотя любишь или не любишь – вопрос философский, все упирается в определение любви, которого нет, и нельзя говорить, что ты любишь, можно говорить, что ты думаешь, что любишь, а это совсем разные вещи. В понятии любви есть две стороны. Наслаждение от близости, наслаждение от обладания, наслаждение от того, что ты кому-то нужен, – это все внутри. Но еще есть то, что вовне, – гордость, что ты обладаешь прекрасной женщиной, ощущение собственной полноценности и значимости. Когда женщина уходит, с внутренней составляющей разобраться несложно, достаточно понять, что нельзя сохранить то, что было, что, даже если она вернется, все будет по-другому. Сложнее с тем, что вовне. Габов спросит меня, куда делась моя инопланетная подруга, и что я скажу? Она ушла, потому что поняла, что я ее не люблю? Я могу так сказать, но я буду чувствовать себя полным ничтожеством, потому что от настоящих мужчин женщины не уходят. И поэтому я скажу, что она ушла непонятно почему, чужих вообще трудно понять, Габов важно покивает, разговор перейдет на другую тему, и мы больше никогда не будем вспоминать об Эзерлей. Но я буду знать, что я солгал, чтобы избежать унижения, и осознание этого унижает само по себе.
   Самое противное то, что я понимаю, что все мои душевные страдания порождены глупыми комплексами, простительными слюнявому подростку, но не взрослому мужчине с устойчивой психикой. Я могу заставить себя отбросить эти комплексы, Вудсток научил меня управлять эмоциями. Но я не стану этого делать. Я не могу это объяснить, но мне кажется, что если я возьму ластик, подаренный Вудстоком, и начну стирать со своей души эмоции, я потеряю какую-то важную частицу себя, в какой-то степени перестану быть человеком. Человек – не только разум, способный решать неразрешимые задачи, и не только двуногая говорящая крыса, способная преодолеть любой инстинкт, который ей мешает. Нельзя убрать из души все, что делает тебя слабее, и при этом остаться человеком. Может, слабость яхров, нопстеров и эрпов и состоит в том, что они слишком далеко зашли в улучшении собственной души?
   Что-то со мной происходит. Если вдуматься, было бы странно, если бы после всех этих приключений я совсем не изменился. Преодолевая испытания, человек развивается и становится сильнее, и когда тяжелые времена остаются позади, о них приятно вспомнить и погордиться тем, как ловко ты все преодолел!…
   Но ближе к делу. Эзерлей ушла, и я могу полностью сосредоточиться на решении своих проблем. «Могу – значит должен», – сказал какой-то философ. Что ж, приступим. Я позвонил Габову.
   – Это снова Андрей, – сказал я. – Продолжаем разговор.
   – Что у тебя там случилось? – поинтересовался мой собеседник. – Ты так резко прервал разговор…
   – Ничего существенного. Что с нашим доморощенным хакером?
   – Пока ничего. Ждем-с.
   – Чего?
   – Активности. Как только он снова выползет в Сеть, мы его сцапаем. Единственный человек, который зарегистрирован в Сети, но отсутствует в наших списках – такую цель трудно пропустить.
   – А если он не активизируется? – поинтересовался я. – Ты, помнится, говорил, что он залег на дно.
   – Никуда не денется, – уверил Габов. – Во-первых, хакер считает, что наш узел до сих пор не восстановлен. Мы себя больше не показываем, регистрация сетевых контактов для абонентов незаметна. Опытный специалист нашу деятельность засечет, но я надеюсь, что он не опытный.
   – Эта надежда на чем-то основана?
   – Атака была очень примитивная, скорее всего, первая проба сил. Она сработала только потому, что для наших ребят узел тоже был первой самостоятельной работой.
   – Схватка дилетантов?
   – Вроде того. После атак, подобных той, которую он провел, узел иногда рушится, особенно если атака проведена криво. Потом его восстанавливают, но это занимает какое-то время. Поскольку мы его как бы не восстановили и восстанавливать не собираемся, этот тип должен подумать, что мы отказались от идеи создания узла на Земле. Кое-кто полагает, что хакер атаковал потому, что испугался, что перестал быть единственным абонентом на Земле. Если бы узел продолжал работать, мы бы его быстро обнаружили.
   – А теперь?
   – И теперь обнаружим, только он этого еще не знает.
   – Хорошо, – сказал я, – я все понял. Мы ждем, когда он обратится к Сети и проявит себя. А что потом? И что буду делать лично я? Зачем я вам вообще нужен? Я ведь на Земле даже появиться не могу.
   – Появиться ты можешь, – возразил Габов, – и даже должен. В нашем списке первоочередных задач вторым номером стоит выявление тех уродов, которые пытаются тебя замочить. Ты нам нужен не в Убежище, а на Земле.
   – Почему?
   – Потому что, когда надо будет провести силовую акцию, я бы хотел тебя видеть на Земле, а не там, где до тебя не дозвонишься.
   – А с чего ты взял, что я хочу участвовать в силовых акциях? – спросил я.
   – Почему бы и нет? Ты всю жизнь занимался промышленным шпионажем, являешься неплохим специалистом. Почему бы тебе не поработать для разнообразия на правительство? Что тебе нужно? Деньги? Скоро они потеряют всякое значение.
   – Скоро ли?
   – Скорее, чем ты думаешь. Ученые говорят, практическое использование нанотехнологий – вопрос нескольких лет. А потом все настолько изменится… Но ты не волнуйся, деньги у тебя тоже будут. Но главное, что у тебя будет, – возможность спокойно лазить по Сети, когда и куда тебе вздумается.
   – А если я откажусь от сотрудничества?
   – Оно тебе надо? Доступ к Сети никогда не будет свободным.
   – Да ну? Соорудить терминал из школьного пенала и тухлого йогурта может каждый.
   – Но не каждый сможет воспользоваться терминалом и не попасть в разработку.
   – Когда в Сеть ломанутся миллионы людей, у вас не хватит сил заниматься каждым.
   – Если в Сеть ломанутся миллионы, – сказал Габов, – настанет хаос. Мы не должны его допустить.
   – Хаос настанет по-любому, – возразил я. – Одни только нанозаводы приведут к этому. Когда все станет доступно…
   – Все не станет доступно. Не сразу. Первые нанозаводы будут принадлежать корпорациям.
   И тут все стало на свои места. Наивно было полагать, что спецслужбы пекутся только о счастье и благополучии человечества. Как и много раз в прошлом, все опять свелось к дележке сверхприбылей. Габов с товарищами попросту хотят заработать как можно больше за то время, пока деньги еще будут существовать. Интересно, Габова перекупил какой—нибудь Абрамович или это теперь официальная позиция правительства? Впрочем, мне-то какая разница?
   – Все понял, – сказал я. – Все знакомо, это мы уже проходили, только в меньших масштабах, когда приватизация была.
   – Ничего тебе не понятно, – устало и печально произнес собеседник. – Жалко, что у тебя нет допуска к аналитическим сводкам…
   – Да—да, конечно! – прервал его я. – Где-то есть документ, в котором расписано по полочкам и строго доказано, что у человечества нет другого выхода, кроме как подарить Абрамовичу и Хлопонину еще миллиардов по десять. Я верю, что на бумагах так и написано, но читать эти сводки я не хочу, ты уж извини…
   – Как вы меня достали, – тихо сказал Габов. – Думаешь, ты первый, кто мне все это высказывает? Знаешь, сколько у нас любителей восстановить справедливость по вселенной? Не ты первый, не ты последний. Но что я могу сделать, если у человечества нет иного выхода? И вообще, все это станет неважно, если чужие начнут вторжение.
   – Какое вторжение? По террористу—смертнику на каждую АЭС?
   – А этого мало? Если они начнут играть по-крупному, тысяча Чернобылей покажется мелочью. Имея десяток тысяч квалифицированных агентов, можно загнать Землю в Средневековье за месяц, причем три недели из этого времени уйдут на подготовительную работу. Знаешь, что меня сейчас больше всего пугает? Что эта подготовка, возможно, уже идет, а мы ничего не можем поделать. Знаешь, как будет проще всего устроить Армагеддон на Земле? Долго думать не надо, просто в заданный момент на Земле появляется из Сети тысяча инопланетных десантников, стратегические ракеты всех ядерных держав дружно стартуют навстречу друг другу, и все, фоллаут, как говорят американцы.
   Речь Габова произвела на меня должное впечатление. В первую очередь оттого, что он явно верил в то, что говорил.
   – По-моему, ты преувеличиваешь, – сказал я после долгой паузы. – Что такое наша Земля для Шотфепки и Нисле? Еще один варварский мир среди миллионов похожих…
   Габов не дал мне договорить.
   – Мы – единственная планета, которая поддерживает связь с Вудстоком, – напомнил он. – Мы гигантскими порциями качаем запретную информацию, мы делаем то, что боятся делать все остальные, если нас не остановить, мы скоро станем ведущей силой в нашем секторе вселенной. Мы агрессивная раса, у нас слабые инстинкты, мы непрогнозируемы. Если бы я работал на службу безопасности Нисле, я бы обязательно задумался, каким образом можно изолировать Землю. Мы начинаем настоящий технологический прорыв, и его последствия будут непредсказуемыми, причем не только для нас, но и для всех близких миров. Я имею в виду близких по типу цивилизации. Изолировать планету сложно и дорого, опасную цивилизацию проще уничтожить, чем накрыть колпаком. Помнишь, Лужков в свое время издал указ всех бездомных собак кастрировать и возвращать на место?
   – Еще бы, конечно, – я непроизвольно улыбнулся. – Страшно подумать, сколько на этих собаках бабла отмыли.
   – Там хоть такая польза была. Я очень боюсь, Андрей, что завтра мы с тобой посмотрим в небо и увидим, что Армагеддон начался. И поэтому я прошу тебя помочь нам. Если мы будем вместе, у Земли есть шанс.
   – А я – то тут при чем? Что во мне такого суперменского? Габов надолго замолчал, что-то обдумывая. Наконец он решился.
   – У тебя в голове сидит агент Вудстока, – сказал он. – Аналитики предполагают, что он имеет административный доступ к большинству ресурсов Сети.
   Мне показалось, что я ослышался.
   – Что? – переспросил я. – Вудсток – администратор Сети? Суперпользователь?
   – Пока это только гипотеза, но очень уж многое говорит в ее пользу. Ты вырвался с Сэона за мгновение до того, как замкнулась изолированная зона. Ты попал в Убежище.
   Ты знаешь, что никто, кроме тебя, не может попасть в Убежище?
   – Откуда мне знать?
   – Так знай. С отчетом Георгадзе работали и хакеры, и аналитики, они уверены, что Убежище находится в служебной области Сети.
   – Это и ежу ясно.
   – Это-то ясно, но непонятно, почему туда не может проникнуть никто, кроме тебя. И еще ежу неясно, почему в служебных областях Сети нет больше ничего, хотя бы отдаленно похожего на Убежище. Почему Убежище не упоминается ни в одной энциклопедии, а только в фольклоре нескольких рас. Почему единственное существо во вселенной, способное пользоваться Убежищем, – ты?
   – Не я, а кусочек Вудстока, который во мне сидит. А откуда он имеет доступ к Убежищу, это его надо спрашивать. Может, Убежище на самом деле не в служебной области, а в недрах Вудстока… Хотя нет, я об этом уже думал.
   – Думал? – заинтересовался Габов. – И до чего-то додумался?
   – Нет. Не знаю я, что происходит, и не могу понять. Нет информации. Нет смысла ломать голову.
   – Смысл-то есть, времени нет. Я очень прошу тебя, Андрей, помоги нам. Ни одна баба не стоит того, чтобы ради нее жертвовать всем остальным.
   – При чем тут баба?! – завопил я и тут же смутился, потому что мой вопль прозвучал истерически. – Забудь про бабу, считай, что ее нет. Что нужно делать?
   – Совсем другой разговор, – удовлетворенно произнес Габов. – Я хочу, чтобы ты входил в группу захвата, которая будет брать ренегата.
   – Какого ренегата?
   – Ну, того, кто узел поломал.
   – Хорошо, согласен. Только мне надо будет тело подобрать.
   – Подберем на месте. Пока просто будь наготове. И еще… – Габов замялся. – Тебе придется покинуть Убежище.
   – Почему?!
   – Потому что там связь работает в одну сторону. И точно, совсем забыл. Стыдно.
   – И куда же мне деваться? – спросил я.
   – Лучше всего на Землю. Аналитики считают, что ничего серьезного тебе не грозит, твои похождения проанализировали… – Габов вдруг умолк, как будто сболтнул что-то лишнее.
   – И что? – спросил я.
   – С очень большой вероятностью следующее нападение ты отразишь. Ты справишься и сам, но мы тебя подстрахуем. За тобой будут наблюдать, предупреждение об опасности ты получишь заблаговременно. Возвращайся.
   – Как? И куда? В реанимацию?
   – Нет проблем, – улыбнулся Габов. – Сделаем тебе биоблокаду, будешь как новенький. Мы ведь не только военные тайны с Вудстока выкачиваем. Холодный термоядерный синтез, высокотемпературный сверхпроводник большой емкости, биоблокада, наконец. Она правильно называется гомеостатический биоагент, это специальная сыворотка, вводится внутривенно, обеспечивает абсолютную защиту от всех видов инфекций, в том числе и вирусных, а заодно на один-два порядка повышает устойчивость к органическим ядам и ионизирующему излучению. По неподтвержденным данным, замедляет старение. Потрясающая вещь.
   – Еще бы. Брынцалову уже сдали? Сколько миллионов он за нее отвалил, если не секрет?
   – Пока нисколько, – вздохнул Габов.
   – Пока?
   – Да, пока. Я не настолько наивен, чтобы думать, что эту технологию мы удержим в секрете длительное время. Да и незачем ее надолго засекречивать. Если рассудить здраво, лучше продать технологию Брынцалову, чем выстраивать тройное кольцо защиты вокруг лаборатории. Все равно когда—нибудь кого—нибудь подкупят и секрет уйдет, но только на халяву.
   – А почему бы не раздать эту биоблокаду бесплатно и всем желающим?..
   Габов аж поперхнулся.
   – Слушай, Андрей, – спросил он, – ты случайно не коммунист? Ты хоть знаешь, что начнется в Африке, когда негры перестанут умирать от СПИДа? Так я тебе скажу – они начнут гибнуть от голода. А потом кто—нибудь вытащит из Сети чертежи пищевого синтезатора и негры вообще перестанут умирать. Гаррисона не читал? Есть у него одна книга про то, что бывает, когда на Земле живет триллион человек. Почитай, впечатление сильное. Ты еще учти, что биоблокада жизнь продлевает. Тебе охота жить в мире, где плюнуть некуда, чтобы в человека не попасть?
   – Так что же, теперь болезни лечить больше не надо? Пусть люди умирают?
   – Хороший вопрос, – сказал Габов. – Но правильного ответа на него не знает никто. Догадываешься, почему все технологии, полученные из Сети, держатся в секрете? Во-первых, чтобы получить максимальную выгоду на первом этапе. А во-вторых, и это важнее, чтобы новое знание не вызвало катастрофы. В учебниках истории хорошо написано, что было в Индии, когда там появились ткацкие фабрики.
   – А что было?
   – Два миллиона ремесленников остались без работы. Прошли голодные бунты, которые переросли в большое восстание.
   – Ладно, – сказал я, – убедил. Раз секреты нужны, значит, нужны. Короче, я возвращаюсь в больницу, вокруг меня выстраивают тройное кольцо спецназовцев с автоматами наголо…
   – Нет, ни в коем случае! – перебил меня Габов. – Вокруг тебя выстраивают тройное кольцо безоружных оперов, специально подобранных, чтобы физические качества были посредственными. Скажешь тоже – с автоматами. Если чужой вселится в тело автоматчика, он такую кровавую баню устроит…
   Действительно. Пора привыкать к тому, что Сеть меняет взгляды на войну и охрану самым кардинальным образом. Но как же это трудно! Наверное, так же сложно было солдатам Позднего Средневековья отучиться маршировать плотным строем под пулями.
   – Короче, вокруг меня будет охрана, – продолжал я. – Потом придет медсестра, специально подобранная, надо полагать…
   – Обычная медсестра придет, – снова прервал меня Габов. – Не забывай, самые важные функции узла у нас по-прежнему работают. Если будет проникновение, охрана заметит и отреагирует. На всякий случай мы еще установим на месте портативный детектор астральных возмущений, он сразу определит, кого вязать. Придет обычная медсестра и вколет тебе биоблокаду, а через пару дней ты будешь здоров как бык.
   – Хорошо, – сказал я. – Готовьте встречу. Габов промычал что-то нечленораздельное, кажется, он не ожидал, что я так быстро соглашусь.
   – Готовьте встречу, – повторил я и повесил трубку.
   Честно говоря, я и сам не понимаю, почему так легко пошел на условия полковника. Деньги и прочие материальные блага тут ни при чем, хотел бы я легкой жизни – остался бы на Сорэ. Жажда приключений – ближе, но опять не то, потому что, когда хочется приключений, надо отправляться на средневековую планету с миссией бога—просветителя. Забота о благе Родины… да это просто смешно! Кто я такой, чтобы спасать Землю от инопланетян? Манией величия я не страдаю, роль супергероя не для меня.
   А потом я понял, почему дал согласие. Потому что Габов показался мне нормальным мужиком, с которым будет приятно поработать в одной команде.

   Возвращение состоялось. Сразу стало трудно соображать, тело, которое раньше было в безупречной физической форме, вдруг оказалось больным и разбитым. Боли не чувствовалось, но тяжесть и общее отупение были такими, как будто вчера выпил литр водки. Сильно хотелось воды.
   – Готово, – раздался откуда-то сверху незнакомый голос. – Почти угадали. Подвинем?
   – Не стоит, – ответил другой голос. – И так не свалится.
   – Как знаешь, – сказал первый голос. – Сестру зовем?
   – Зовем.
   Я так и не открыл глаза, даже тогда, когда в локтевой сгиб вонзилась игла и в вену потек загадочный эликсир биоблокады. Мне не хотелось открывать глаза, это было слишком тяжело и страшно. А еще я боялся увидеть, что укол мне делает та самая медсестра.

   Я проснулся бодрым, здоровым и веселым. Так редко бывает, я сова – обычно мне требуется несколько минут, чтобы прийти в себя после сна и начать адекватно воспринимать реальность. Но сегодняшнее утро стало исключением.
   Я открыл глаза, легким движением отбросил одеяло и соскочил с кровати, точнее, попытался соскочить. Во-первых, кровать подо мной была необычная, это была больничная каталка для лежачих больных, с бортиком, чтобы больной не выкатился и не свалился на пол. А во-вторых, из-под правой ключицы торчали две трубки, ведущие к капельницам.
   Я прислушался к своим ощущениям. Тело утверждало, что оно абсолютно здорово и никакой необходимости в капельницах нет. Я решил ему поверить.
   Выдергивать иглы было больно. Наверное, не стоило этого делать без ведома врачей, но останавливаться уже поздно. Я отбросил одеяло, перевалился через бортик и соскочил – таки на пол.
   Посмотрев вниз, я обнаружил, что ноги мои стали заметно худее, а маленький пивной животик исчез без следа и теперь на его месте появилась некрасивая кожная складка. Непонятно, то ли это следствие перенесенной травмы, то ли биоблокада начала приводить тело к идеальному состоянию. Поживем – увидим.
   Дверь открылась, в палату вбежала испуганная медсестра, увидев меня, она вскрикнула, как будто увидела привидение или ожившего мертвеца. Несмотря на чрезмерно высокий рост для девушки (не менее 175, а то и все 180) и испуганную мордашку, она была очень мила.
   – Немедленно ложитесь в постель! – возмутилась она. – У вас же капельницы оторвутся!
   – Уже оторвались, – сообщил я, обаятельно улыбнулся и спросил: – Что вы делаете сегодня вечером?
   Медсестра застыла на месте, прикрыв разинутый рот ладошкой. Она тонко хихикнула, я проследил направление ее взгляда и понял, что совершенно голый. Сразу я и не обратил внимания на этот факт, вот что значит долго мотаться вдали от родной планеты. Придется теперь заново привыкать к особенностям жизни на Земле.
   – Извините, – сказал я, торопливо заворачиваясь в простыню. – Совсем забыл. Отвык от местных условностей, знаете ли.
   Последнюю фразу, пожалуй, говорить не следовало. Что, если она спросит, в каком таком месте я отвык от земных условностей? Не рассказывать же ей про Сеть.
   Дверь открылась, и в палату вошел невысокий белобрысый паренек, настолько коротко стриженный, что казался лысым. Он на секунду замер в нерешительности, осторожно выглядывая из-за плеча очаровательной дылды в зеленоватой пижаме (белые халаты среди медицинских работников, надо полагать, окончательно вышли из моды), а затем вежливо похлопал ее по спине, очевидно, намереваясь попросить разрешения пройти.
   Медсестра оглушительно ойкнула и отпрыгнула в сторону. В прыжке она развернулась на сто восемьдесят градусов, уставилась на белобрысого парня, открыла рот, снова прикрыла его ладошкой и расхохоталась. Я успел заметить, почему она все время прикрывает рот – у нее кривые зубы, и она этого стесняется.
   – Извините, – сказал белобрысый и густо покраснел. После этого он повернулся ко мне и спросил: – Андрей Николаевич, вы готовы?
   Давно уже меня не величали по имени—отчеству.
   – Всегда готов, – бодро ответил я. – А к чему?
   Странное самочувствие наступает после биоблокады, как будто долго болел и наконец выздоровел. Но я ведь не болел, короткий период пребывания в подстреленном теле можно не считать, я потерял сознание настолько быстро, что не успел набраться впечатлений. Нет, тело в идеальном состоянии – это нечто! Невозможно объяснить словами, насколько прекрасно чувствовать себя бодрым, здоровым и готовым своротить горы, если понадобится.
   К сожалению, это состояние продлилось недолго. Тело напомнило, что пора справить естественные надобности, причем ОЧЕНЬ срочно. Вместо того чтобы еще раз спросить у прелестной медсестры, что она делает вечером, мне пришлось задать совсем другой вопрос:
   – Где здесь сортир?
   Медсестра снова очаровательно прыснула, прикрыв рот ладошкой, а другой рукой взяла меня за локоть, вывела в коридор и указала направление, куда я и отправился, стараясь не замечать веселое хихиканье за спиной.

   Когда я вышел, длинноногой красавицы в коридоре уже не было, зато под дверью сортира толпился целый комитет по встрече в количестве шести человек. Белобрысый парнишка тоже присутствовал, но он явно не был главным. Главным был высокий седой мужик педерастического вида. Он был какой-то слишком ухоженный – единственный из всех в костюме, рубашка сверкает идеальной чистотой, стрелки на брюках отутюжены так, что можно резать бумагу, волосы идеально уложены и, кажется, даже побрызганы лаком. Мне почему-то сразу подумалось, что он… Конечно, может, он и не голубой, возможно, просто привык следить за собой. Мы, люди, устроены так, что стоит кому-то выделиться из толпы, на него сразу же навешиваются ярлыки. Хорошо одет – голубой, пьет пиво на улице – алкоголик, в очках – слишком умный, роскошно одетая девушка – проститутка. Тьфу!
   Седой странно посмотрел на меня, не иначе, засек изменения в ауре. Сдается мне, скоро люди, побывавшие на Вудстоке, будут встречаться на Земле на каждом шагу.
   – У вас все в порядке, Андрей Николаевич? – спросил он.
   – Все замечательно, э—э—э…
   – Иноходцев Валерий Васильевич, – церемонно представился седой и протянул руку.
   Рукопожатие у него было вялым и каким-то мягким. Может, и вправду педик.
   – Вы ошибаетесь, – сказал он. – Первое впечатление часто бывает обманчивым.
   387
   Моя аура полыхнула смущением, но я не успел начать оправдываться, потому что новый знакомый продолжал говорить:
   – Незачем извиняться, я уже привык к таким реакциям. Знаете, что для меня было самым большим потрясением после Вудстока? Что половина моих знакомых считают меня пидором.
   После последней фразы коллеги Валерия Васильевича дружно заулыбались, а белобрысый даже заржал в голос. Должно быть, после Вудстока эта шутка стала дежурной в их компании.
   – Ну что, Валерий Васильевич, какова диспозиция на данный момент? – спросил я. – Куда едем, что делаем?
   – Диспозиция на данный момент никакая, – ответил Валерий Васильевич. – Пребываем в готовности, ждем сигнала. Вот ваш терминал, – он протянул мобильный телефон.
   – Но это…
   – Это сотовый телефон, в который вмонтирован терминал. Схема, которую вы реализовали, вероятно, самая простая из всех, что можно собрать в земных условиях, но далеко не самая лучшая, существуют и более удачные конструкции, например вот эта. Функции сотового телефона сохранены, терминальный блок замаскирован под дополнительную микросхему, интерфейс с ним пока только мысленный. Подключать к Сети земные технические устройства мы еще не умеем.
   – Спасибо, – сказал я и попытался засунуть телефон в карман, но не смог, потому что на простыне, в которую я был завернут, не было карманов.
   – Пойду переоденусь, – сказал я. – Что-то я как-то…
   – Не волнуйтесь, – успокоил меня Валерий Васильевич. – После биоблокады так всегда бывает. Общая эйфория, приподнятое настроение, легкая растерянность – все это скоро пройдет. Кроме хорошего настроения, которое остается надолго.
   Вштерий Васильевич и его товарищи проводили меня до палаты и вежливо остались ждать за дверью, пока я переоденусь. Во время короткого путешествия по коридору я обратил внимание, насколько пустынно в этом крыле больницы. Неужели для меня одного выделили целое отделение?
   В стенном шкафу обнаружился полный комплект одежды, в которой меня доставили сюда два месяца назад. Куртка, свитер и рубашка имели по две аккуратные круглые дырочки, их никто не догадался заштопать. Хорошо, что в меня стреляли из снайперской винтовки, а не из АКМ. Автоматная пуля не оставляет такого аккуратного выходного отверстия, чаще всего она вообще не выходит из тела. Проникнув в мягкие ткани, она начинает кувыркаться, отражаясь от костей и оставляя за собой чудовищную рану. Причем, что интересно, первую кость пуля пробивает, а кувыркаться начинает только потом. Если не знать, что все дело только в особых пропорциях пули, можно подумать, что тут замешана магия.
   Раны натруди и спине затянулись, но шрамы остались, причем довольно крупные и жутковатые. Свежий шрам, розовый и влажный, всегда выглядит жутко. Кожа вокруг рубцов опухла и была горячей на ощупь, лимфоузлы на шее тоже раздулись. Если бы не биоблокада, я бы подумал, что организм борется с серьезной инфекцией. Но температура тела нормальная, голова и мышцы не болят, общей разбитости нет, самочувствие прекрасное, чего при внутренней инфекции не бывает. Надо будет расспросить будущих коллег, известны ли какие-то побочные эффекты биоблокады.
   За окном светило мартовское солнце, снег еще лежал, но крыши ощетинились бахромой сосулек и по всему было видно, что весна не за горами. Я автоматически взглянул на часы, они утверждали, что сегодня 28 января. Все правильно, в стасисе время не идет. Надо будет спросить, какое сегодня число.
   После этого я оглядел себя еще раз, остался в целом доволен впечатлением, распахнул дверь и широким жестом пригласил фээсбэшников в палату.
   Валерий Васильевич зацепился взглядом за дырку в моем свитере и раздраженно поцокал языком, однако ничего не сказал.
   – Что дальше? – спросил я.
   – Очень просто, – ответил Валерий Васильевич. – Мы ждем сигнала. Подробных инструкций нет и скорее всего не будет, потому что об объекте разработки мы ничего не знаем. Терминал всегда имейте при себе, сигнал может прийти в любой момент. А в остальном располагайте собой, как хотите, единственная просьба – алкоголем не злоупотребляйте. Биоблокада снимает большинство неприятных последствий, но она у вас только начала действовать, к тому же ударную дозу спиртного даже она не нейтрализует. Так что, как в анекдоте, выпейте литр, выпейте два, но не напивайтесь.
   – Охрана?
   – Вы ее даже не заметите. Неподалеку от вас будут дежурить несколько сотрудников с соответствующей аппаратурой.
   – Несколько – это сколько?
   – Количество групп, их численность и схема размещения будут постоянно варьироваться. Иначе нельзя – противник сможет взять под контроль сразу все группы. Конфигурация кольца охраны меняется случайным образом, даже я не знаю, кто где будет в каждый момент времени. В Сети по-другому нельзя.
   – Какая у вас специальность? – неожиданно спросил я. – Я имею в виду, чему вы учились на Вудстоке?
   – Менеджер по работе с персоналом, – ответил Валерий Васильевич. – Считается, что эта квалификация лучше всего подходит для руководителей оперативных групп.
   – Вы теперь мой начальник?
   – Ни в коем случае. Постоянного начальника у вас нет, у вас даже куратора нет – Гиви погиб, а нового не успели назначить. Когда поступит сигнал, будете включены в состав —опергруппы, но какой это будет состав, не знает даже Николай Алексеевич.
   – Николай Алексеевич – это кто?
   – Габов. Вы должны его знать.
   – Знаю, – смутился я, – просто имя—отчество запамятовал.
   – Ничего, бывает, – успокоил меня Валерий Васильевич. – После этого, – он указал взглядом на дырку в моем свитере, – немудрено все на свете запамятовать. В общем, отдыхайте пока и ждите сигнала. Да, совсем забыл, Сетью пользоваться можно, но уходить в другие миры не рекомендуется. Для вашей же безопасности. Вопросы есть?
   – Вопросов полно. Опергруппа на случай нападения на меня уже сформирована? Или она будет собрана случайным образом?
   – Конечно, – ответил Валерий Васильевич, – обязательно и всенепременно. Вы уж простите за прямоту, но информация о том, кто за вами охотится, имеет не меньшую ценность, чем вы сами.
   – Еще один вопрос. Где я могу почитать про откровения Вудстока? Я имею в виду не сами технологии, а их практическое применение на Земле.
   – Боюсь, что пока почитать об этом не получится. Поймите меня правильно, от вас ничего специально не скрывают, но есть определенный порядок работы с секретными документами. Сами подумайте, зачем вам знать все подробности? Я понимаю, что интересно пофантазировать, что будет с человечеством, к чему приведет контакт с Сетью, в каком мире будут жить наши дети. Но что изменится после того, что вы это узнаете? Ничего. Каждый должен делать то, что должен, а загружать мозги лишней информацией не нужно и глупо. Допустим, вы даже сумеете получить доступ к нужным документам. Вы знаете, какая это помойка? Представляете, сколько времени нужно потратить, чтобы найти именно те данные, которые необходимы? Есть, конечно, краткие сводки для начальства, но дельной информации в них почти нет, а гриф у них такой, что вам даже одним глазком не заглянуть. Наша бюрократия непробиваема.
   – Все понял, – сказал я, – вопросов больше нет. До дома не подбросите?

   Домой меня повез белобрысый парень, которого, как выяснилось, звали Алексеем. Мы ехали на пацанской «девятке» цвета «серебристый металлик», с поднятой задницей и на литых дисках, но почему-то без тонировки. Наверное, не успел еще сделать. Леша высадил меня у ворот, я поблагодарил его, вежливо попрощался и вылез из машины. За всю дорогу мы перекинулись едва ли десятком слов.
   Дома я первым делом открыл холодильник, вытащил из морозилки пакет с креветками, отсыпал порядочную порцию в стеклянную кастрюлю, сверху посыпал вегетой, закрыл крышкой, поставил кастрюлю в микроволновку и открыл пиво. Возвращение на Землю надо обмыть.
   Странное чувство испытываешь, возвращаясь после долгого перерыва в хорошо знакомое место. Вроде бы и стены те же самые, и остальное не изменилось, но что-то стало не так, и не сразу понимаешь, что все дело в тебе самом, что изменился ты. Знать бы только, к лучшему ли это?..
   АОН зафиксировал за это время девять входящих звонков, все датированы прошлым месяцем, сообщений на автоответчике никто не оставлял. Автоответчики в России не приживаются, я и сам не люблю оставлять сообщения, когда не застаю кого-то дома. Чаще всего просто вешаю трубку, услышав длинный гудок после записанного приветствия. Так же и мои несостоявшиеся собеседники. Один раз звонил Женька, три раза Ирочка, четыре раза Гиви и один раз кто-то неизвестный, должно быть, ошибся номером. Можно отзвониться обратно, узнать, в чем дело, но не хочется.
   Допивая первую бутылку, я понял, в чем основная причина того, что я так странно чувствую себя дома. Я перестал воспринимать свой дом как родное гнездо, как отправную точку всех путешествий, как ось, вокруг которой вращается мой мир. Интерьер родной квартиры стал такой же декорацией, как пустая квартира на Блубейке или цветущее поле на Сорэ. Да и вся Земля стала восприниматься как декорация. Мы с Лешей ехали по городу, я глазел по сторонам и думал, как оценил бы Москву абориген Ола или Блубейка. Первый пришел бы в ужас от обилия людей и автомобилей на улице, а второй – от ужасной экологии, безобразной архитектуры и попрошаек на перекрестках. А жители Сорэ вообще бы ничего не поняли, слишком далеки они от нашего образа жизни.
   А потом я понял, что, если сбудутся худшие ожидания полковника Габова (опять забыл его имя—отчество) и к новому году человечество превратится в толпу варваров, я не буду считать, что жизнь загублена и смысл ее потерян. Я стану тогда бродить по разным мирам, пробовать разные развлечения, любить разных женщин, буду то императором на богом забытой планетке, то скучающим обывателем высокотехнологичного мирка. Пройдет время, и я заставлю себя забыть, что моей родиной была когда-то планета Земля, и когда меня будут спрашивать, я буду честно говорить, что не помню, где и когда началась моя жизнь. Может, эрпы и есть последние представители, ушедших цивилизаций, доживающие свои бесконечные жизни в специально устроенном заповеднике?
   К середине третьей бутылки философское настроение меня покинуло. Я решил наплевать на предостережения Валерия Васильевича и напиться, а заодно и проверить – насколько биоблокада отрезвляет.

   Проснулся я около полудня, бодрый и веселый. Я даже забыл про вчерашнее и, когда увидел на кухонном столе батарею пивных бутылок, дополненную полупустой поллитрой коньяка, просто не поверил своим глазам. Первой мыслью было, что ночью кто-то вломился в квартиру, вылакал все мое пиво, запил коньяком и скрылся в неизвестном направлении.
   Все-таки биоблокада – великая вещь. Даже если бы единственным ее эффектом было бы отсутствие утреннего похмелья после хорошей попойки, изобретатель биоблокады стал бы миллионером, притом вполне заслуженно.
   Никакой апатии я не чувствовал, жажда деятельности буквально переполняла меня. Я наскоро перекусил, включил компьютер и полез в Интернет.
   Беглый просмотр новостей не обнаружил ничего интересного, не считая того, что очередная встреча Путина с Бушем перенесена на более позднее время по инициативе российской стороны, причем пресс-служба Путина категорически опровергает слухи о тяжелой болезни гаранта конституции.
   А в остальном все как обычно. Евреи и арабы по очереди взрывают и расстреливают друг друга. Американцы предотвратили очередной теракт, Усама бен Ладен выступил по телевидению и сказал, что ничего про теракт не знал, но «Аль—Кайда» его, несомненно, готовила. В Англии набирает обороты кампания по спасению ежиков, а в Подмосковье отменен запрет на отстрел бобров. Областная дума обсуждает меры по сокращению популяции мерзких животных, размножившихся сверх всякой меры и планомерно превращающих осушенные торфяники обратно в болота. Светские львы и львицы пьянствуют, блудят, женятся и разводятся в том же темпе, что и раньше.
   Если не знать, что искать, в мутном потоке новостей решительно невозможно обнаружить что-то необычное. Но если кое-что знать, странные новости бросаются в глаза.
   Над Дмитровским шоссе более ста водителей наблюдали низколетящий внедорожник УАЗ—3159, в просторечии «козел», который некоторое время летел над дорогой, а затем отвернул в сторону и скрылся за верхушками деревьев. Завершила работу комиссия, расследовавшая причины выхода из строя орбитального телескопа «Хаббл» в начале марта.
   Комиссия пришла к выводу, что во всем виновата ошибка в одной из управляющих программ. На празднике масленицы в Москве неизвестная девица тщедушного вида подняла две гири по 32 килограмма, организаторы конкурса клянутся, что это не было подстроено, но никто им не верит. Эксперимент по распределенному дешифрованию ГОСТ-21847-89 успешно завершился, едва начавшись. По общему мнению, произошло чудесное совпадение, позволившее подобрать искомый ключ в самом начале перебора. Особенно чудесно, что правильный ключ нашли сразу двое участников, из-за ошибки центрального компьютера получившие одно и то же подмножество ключей. И это было только началом.

   На третий день пребывания на Земле мне стало скучно. Загадочный враг упорно не желал появляться, а чем занять себя в его отсутствие, я не знал. С Эзерлей разговаривать не хотелось, все равно она ко мне не вернется, да даже если бы и вернулась, на Земле ей делать нечего, у нас сейчас слишком опасно. Она считает, что я ее не люблю, может, она и права, но в очередной раз подвергать ее жизнь опасности я все равно не хочу.
   Можно позвонить в приемную «Эзопа» и поинтересоваться, не обанкротилась ли контора в отсутствие меня и Женьки, но какой в этом смысл? Все, что было до того, как я нашел терминал Сети в кармане инопланетного маньяка, сейчас представляется таким же незначительным, как ковыряние детей в песочнице. Раньше мне казалось интересным продавать одним корпорациям секреты других, но теперь, когда каждый день из Сети извлекается информация, способная изменить ход истории, кого волнуют старые земные секреты?
   Больше звонить некому. Ни жены, ни постоянной подруги у меня нет, мама умерла в позапрошлом году, а отец выпал из нашей с ней жизни давным-давно, когда я еще в школу не ходил. Друг у меня был только один – Женька, да и тот не особенно близкий. Есть много приятелей, штук пять подруг, с которыми приятно провести ночь—другую, но к ним сейчас не тянет. Не хочется мне сегодня беззаботного времяпрепровождения, а чего хочется, я и сам не понимаю. Если бы Женька был жив, мы бы посидели с ним за бутылкой водки, поговорили о мировых проблемах, помечтали о будущем, в котором нет опасных чужих, ревнивых к успехам человечества, а есть только счастливый полдень истории, как у Стругацких…
   Ни для дела, ни для развлечений сегодняшнее настроение не подходит, а напиваться не хочется. Так можно и в запой уйти настолько, что никакая биоблокада не поможет. Будь сейчас лето, стоило бы съездить куда—нибудь за город, побродить по лесным тропинкам, искупаться в незнакомой речушке, стараясь не думать, сколько заводов стоит вверх по течению. Но в конце марта погода не способствует загородным прогулкам.
   Пойти в кино, посмотреть фильм про инопланетян и посмеяться над его создателями? Боюсь, будет не смешно. Сходить в зоопарк? Под настроение подходит, но тоже почему-то не хочется. Съездить поиграть в пейнтбол, снять напряжение и злость? Блин! Машины-то у меня нет. А это, кстати, мысль…
   Я позвонил Иноходцеву и сказал, что хочу получить аванс. Он долго не понимал, о чем я говорю, а когда понял, заявил, что финансовые вопросы не решает, и посоветовал обратиться лично к Габову. Я взял подаренный мобильник и позвонил Габову, не забыв перед этим в очередной раз выяснить имя—отчество полковника. Я звонил по Сети, она бесплатная, в отличие от МТС, да и качество связи получше.
   – Добрый день, Николай Алексеевич, – поздоровался я, когда Габов снял трубку. – Я бы хотел получить аванс.
   Я не стал представляться, все равно у Габова стоит АОН.
   – Какой аванс, Андрей? – переспросил Габов.
   – Денежный.
   – Сколько нужно?
   – Мне новая машина нужна, мой «пассат» угнали её в январе.
   – Столько денег не дам, – заявил Габов. – Но машину предоставить могу хоть завтра. Опытный образец, выглядел непрезентабельно, но тебе понравится.
   – «Козел» летающий, что ли?
   – Откуда знаешь? – удивление Габова было неподдельным.
   – Новости прочитал.
   – Уже растрезвонили, гады, – огорченно констатировал Габов. – Ненавижу журналистов. Стоп! Сигнал пошел. Я не сразу понял, о чем речь.
   – Какой сигнал?
   – Тот самый. Зафиксировано обращение к Сети абонента с Земли, являющегося человеком, но не зарегистрированного на узле. Наш клиент, не иначе. Сейчас идёт локализация координат, подожди минутку…
   – Разве любое обращение к Сети можно локализоват? – удивился я. – Мне казалось, планетарный узел фиксирует только путешественников, а если просто получать информацию…
   – Обычно так и есть, – пояснил Габов. – В развил мирах Сеть пользуют в хвост и в гриву, астрал настоль.), забит, что дальше чем за километр сигнал не засечешь. А нас, на Земле, условия идеальные, каждый абонент на те… Вот, есть координаты! Великолепно! Украина, Киевская область, скорее всего, сам Киев. Начинаем действовать. Слушай точные координаты…
   Габов начал диктовать длинную последовательное, цифр. Я не стал ее записывать, я просто включил диктофон мобильника. Странно, что на секретном заводе, где клепав эти штуки, в качестве заготовки для терминала выбрав такую дорогую модель. Не скупятся спецслужбы на экипировку для себя, любимых.
   – Приготовься, – сказал Габов, – сейчас пойдет ориентирующий сигнал. Он будет длиться три секунды потом сразу перемещайся. Если все будет нормально, попадешь прямо в тело того гада. Готов? Поехали.
   Связь оборвалась. Я выждал три секунды и дал команду на физическое перемещение по указанным координатам.

   Гада звали Дашей, ей было шестнадцать лет. Она действительно пыталась взломать планетарный узел Земли, но вовсе не потому, что хотела остаться единственной землянкой, умеющей обращаться к Сети. Она просто не поняла, что узел построили люди.
   Даша Лужнецкая узнала о Сети при тех же обстоятельствах, что и я, только маньяк напал не на ее соседку, а на нее саму. Здоровенный амбал подстерег ее в скверике рядом со школой, затащил в кусты, слегка придушил, завалил на траву, задрал юбку, стянул трусики и почти уже приступил к делу, как вдруг произошло чудо. Даша не верила в бога, она была крещенная, но раньше не придавала религии особого значения. Она обратилась к богу только тогда, когда в замечательный летний день, не предвещавший никакой беды, вдруг начали реализовываться ее самые жуткие кошмары. Она взмолилась всем сердцем, попросила бога прекратить этот ужас, забрать ее отсюда, все равно куда, но подальше от этого страшного мужика с грубыми мозолистыми руками, зловонным дыханием и ужасным взглядом пустых глаз. Бог внял ее молитве.
   Потом она поняла, что чуда не было, просто она сумела воспользоваться терминалом, спрятанным в одежде насильника. Но это было потом, а тогда она услышала в своей голове неземной голос, он бесстрастно произнес «подтверди», и она поверила, что говорит с богом. Она повторила свою просьбу, и бог перенес ее в рай.
   Ослепительная точка солнца освещала зеленое небо. Солнце в раю было таким маленьким, что она не могла разглядеть, какого оно цвета, только потом она узнала, что оно голубое.
   Деревья в раю не растут, зато кусты достигают гигантских размеров, их бледная листва, покрытая тонкой пленкой смолистых выделений, в призрачном голубом свете выглядит снежно-белой. Самые большие кусты издали похожи на горы, поросшие лесом, а если подняться высоко над землей и посмотреть вниз, открывшийся пейзаж легко принять за облачную равнину, расстилающуюся под крылом самолета. Настоящих облаков в раю не бывает, воздух здесь очень сухой, всю воду поглощают и аккумулируют растения.
   Обитатели рая, которых Даша назвала ангелами, совсем не похожи на людей, они, скорее, схожи с большими белыми совами. Ангелы довольно крупные – около полутора метров, а размах крыльев – четыре с половиной. Взрослый ангел может весить до ста килограммов, но это не мешает им летать. Низкая гравитация и богатая кислородом плотная атмосфера не требуют от летающих существ идти на такие жертвы, как на Земле. Ангелы сумели соединить в одном теле крылья и разум.
   Ангелы – хищники, их первобытные предки часами барражировали над белоснежными кронами, выжидая, когда неосторожный соболь или излишне наглая выхухоль на мгновение покажется на открытой ветке в зоне досягаемости когтей. Потом на смену когтям пришли остроги и трезубцы, затем ловчие сети, а пять тысяч лет назад ангелы научились строить для мясного скота загоны и клетки. С этого и началась их цивилизация.
   Ангелы долго не знали огня. Во-первых, в раю не бывает молний, а во-вторых, крупные стайные хищники не нуждаются в том, чтобы защищаться от врагов кольцом костров, им вполне хватает сетей и трезубцев. Разводить огонь и выплавлять металлы ангелов научили существа из другого мира.
   Планета, которую Даша назвала раем, подключилась к Сети около четырехсот лет назад, и почти сразу же в раю появились прогрессоры из другого мира, имени которому Даша не дала.
   Ангелы пользуются звуковой речью, но ее фонетика так непохожа на нашу, что человеческий мозг неспособен различать на слух две сотни разных видов чириканий, присвистов и пощелкиваний, образующих ангельскую речь. Человеку, попавшему в тело ангела, остается только уповать на подсознание, транслирующее свистящую морзянку в привычную человеческую речь и обратно. Существа, решившие привести ангелов к вершинам цивилизации, тоже пользуются звуковой речью с непривычной для человека фонетикой. Их родная планета имеет какое-то свистяще—шипящее название, но в памяти Даши оно не сохранилось. Ангелы приняли пришельцев спокойно. Вначале было непонимание и даже случались конфликты, но со временем выгоды прогресса стали очевидны, и все утихло. Буквально на глазах поверхность планеты усеяли металлообрабатывающие и химические заводы, вначале обыкновенные, потом роботизированные и, наконец, нанотехнологические. В каждом гнезде появился компьютер, а на животе каждого ангела – мобильный телефон в специальной сумочке, которая приклеивается особым клеем непосредственно к перьям.
   Не мудрствуя лукаво, Даша назвала пришельцев архангелами. Действительно, если аборигены – это ангелы, то как называть тех, кто выше их?
   Местное население не проявляло большого интереса к деятельности архангелов. Ангелы не возражали, когда пришельцы стали переделывать и улучшать их планету, ангелы просто пользовались техническими новшествами, самостоятельно не изобретая ничего нового. Архангелам так и не удалось внедрить в раю телевидение – ангелы с удовольствием смотрели передачи, но не выражали никакого желания поучаствовать в процессе. Аналогичное случилось и с художественной литературой – ангелы читают книги, написанные в других мирах, но в раю не появилось ни одного своего писателя. Ангелы принимают помощь архангелов, но сами не делают ни единого шага навстречу. Они ничему не учатся, но не потому, что тупые, а потому, что просто не хотят. Их вполне устраивает жизнь, состоящая из неспешных полетов в сиреневом небе, охоты ради удовольствия, спортивных состязаний и компьютерных игр. Архангелы давно отбросили мысль продолжать развитие этого мира, их деятельность в раю продолжается просто уже по инерции.
   Такая вот, с позволения сказать, идиллия. Снова подтверждается печальный вывод – как только разумная раса достигает определенного уровня, развитие прекращается и общество становится тихим болотом, заселенным спокойными, миролюбивыми и самодовольными лягушками. Неужели такая же участь ждет и мою родную планету? Хотя лучше уж так, чем тот бардак, что творится на Земле сейчас. И уж тем более такая судьба планеты не хуже Армагеддона.
   Занятно было проследить, как менялось представление Даши о мире, в котором она оказалась. Вначале она полагала, что бог услышал ее просьбу и взял живой на небо, а ангелы– действительно ангелы. Но уже через час она поняла главное, а на следующий день уже все. Она могла немедленно вернуться на Землю, но не стала этого делать, и я понимаю, почему. Тогда она еще не знала, как изготовить терминал на Земле, думала, что как только вернется на Землю, приключение закончится, и справедливо полагала, что такое захватывающее путешествие не стоит заканчивать преждевременно.
   Неожиданно для самой себя Даша заинтересовалась внутренним устройством Сети. На Земле она не была хакером – самым большим ее достижением была программа на бейсике, занимающая четыре экрана. Но случилось чудо, и обыкновенная земная девочка обнаружила в себе талант, о котором не догадывалась.
   В памяти Даши хранится масса технической информации, осмысление которой займет пару недель, если не больше. Но я не буду с этим разбираться, пусть ею занимаются те, кого Вудсток сделал настоящим хакером звездной Сети. Я вижу, что Даша узнала многое, и мне этого достаточно.
   Первоначально Даша просто хотела узнать, как построить терминал в условиях Земли. Она больше не хотела задерживаться в раю и спешила вернуться на Землю, но закрывать себе доступ в Сеть она тоже не собиралась. И еще ее интересовало, как можно обезопасить себя от агрессивных пришельцев. Она быстро поняла, что несостоявшийся насильник был инопланетянином.
   И тут я заметил то, на что Даша не обратила внимания. Она воспользовалась терминалом пришельца, дала команду на физическое перемещение, и ее тело ушло в стасис. Но в стасис при этом ушел и терминал, которым она воспользовалась! Представляю, что пришлось испытать маньяку, когда жертва внезапно исчезла, прихватив с собой его терминал. Впрочем, не так уж и много – раз он сумел сделать один терминал, сумеет смастерить и другой.
   Странно, что Даша не заметила терминал, когда возвращалась обратно. Наверное, просто не обратила внимания. Может, он внешне был похож на сигаретную пачку или даже на грязный носовой платок.
   Даша возвратилась на Землю и изготовила свой терминал. А вот это уже интересно! В ее версии терминала органической составляющей являлся ее собственный мозг, а информационной – особое заклинание, которое она про себя проговаривает. Этой технологией уже очень давно пользуются архангелы. Это позволяет иметь при себе терминал Сети всегда и везде, даже в чужом мире. Если бы я знал это раньше, я бы не застрял на Оле на две с лишним недели. И не встретил бы Эзерлей… Но не будем о грустном.
   Вернувшись на Землю, Даша стала регулярно наведываться в Сеть. Поначалу она воздерживалась от физических перемещений, первое путешествие не доставило ей особого удовольствия и в следующие ее не тянуло. Пока она торчала в раю, на Земле ее успели объявить в розыск, что по возвращении принесло несколько неприятных минут. Свобода шестнадцатилетнего человека сильно ограничена взрослыми, это потом ты понимаешь, что ограничения разумны и не слишком обременительны, но тогда, когда они действуют, а тебе надо сделать нечто из ряда вон выходящее, они жутко отравляют жизнь.
   Выходя в Сеть, Даша не думала ни о новых технологиях для человечества, ни о личном могуществе. Она воспринимала Сеть как еще один развлекательный портал Интернета, только гораздо лучше, потому что в Сеть можно выходить без компьютера и в любое время, например, на уроке биологии или дома, перед тем как заснуть.
   Оказывается, в Сети есть свои чаты, о чем я и не догадывался. Даша стала завсегдатаем в нескольких из них. Очень быстро она обзавелась парой десятков инопланетных приятелей.
   Девушка никому не рассказывала о своем увлечении, она понимала, что подумают о ней люди, если узнают, что она была в раю и видела ангелов, а теперь еще и регулярно посещает астрал. Ее близкие и так уже стали обращать внимание на то, что она теперь раньше ложится спать и вообще стала более задумчивой. Беспокоились, уж не наркотики ли это?..
   А потом Даша влюбилась. Ее избранником стал представитель энергетической расы, обитающей в фотосфере умирающей красной звезды, которой предстоит умирать еще около двухсот миллионов лет. У этой расы нет звуковых имен, и Даше пришлось самой дать имя своему возлюбленному. Она назвала его Принцем, а он ее – Куколкой.
   Поначалу общение Принца и Куколки не выходило за пределы чата, но вскоре им захотелось большего. И однажды ночью, когда дома все спали, Даша покинула Землю.
   Это была незабываемая ночь. Даша уже знала, где ей предстоит оказаться, она думала, что звезда изнутри похожа на бушующий океан пламени, который не обжигает тело, а только ласкает его, потому что тело соткано из такого же пламени. Но все оказалось совсем не так.
   Даша не учла, насколько сильно новое тело изменило ее чувства. Звездная плазма не воспринималась как пламя, она была похожа на воду, но не была такой плотной и поэтому почти не стесняла движений и не затуманивала взгляд. Даша оказалась в океане, невесомом, но поддерживающем тело на плаву, прозрачном на много километров вокруг. Всю ночь Даша и Принц резвились в ласковых волнах, то отдаляясь, то сливаясь воедино, их тела проникали друг в друга, но каждое сохраняло при этом свою целостность. Человеческие слова не способны передать ощущения Даши в эту ночь. И когда настало время возвращаться, она чувствовала себя Золушкой, покидающей бал в последнюю минуту перед тем, как карета превратится в тыкву, а платье – в лохмотья.
   Энергетические существа, подобные Принцу, не знают любви в человеческом понимании этого слова, они размножаются делением, как амебы. Принц сам создал тело для Даши, отпочковав его от себя. Новое тело Даши было точной копией Принца, и память этого тела была памятью ее возлюбленного.
   Психология эльфов (так назвала Даша эту расу) кардинально отличается от человеческой. Глубинные слои души Принца остались для Даши загадкой, мысли и эмоции, таящиеся там, были столь чуждыми, что девушка понимала, что никогда не сможет их осмыслить. Но она ясно видела, что там, в глубине, таится что-то такое же большое, сложное и непостижимое, как и человеческая душа.
   Даша стала регулярно выбираться в страну эльфов, они с Принцем купались в бурлящих котлах звездной плазмы, ныряли в конвекционные колодцы, вместе с протуберанцами взлетали в корону звезды и приземлялись обратно в теплый и ласковый океан, в котором было так хорошо и свободно. Принц познакомил Дашу с друзьями, но они были ей неинтересны, потому что если Принца она хоть чуть—чуть знала, то его приятелей она не понимала совсем. Они были еще более чуждыми, чем Принц, в разговоре с ними можно было обмениваться только самыми простыми понятиями, и вскоре Даше стало казаться, что эльфы смотрят на нее как на слабоумную. Она стала избегать встреч с другими эльфами, они с Принцем вернулись к простым, но таким увлекательным развлечениям.
   Структура эльфийского общества осталась для Даши тайной за семью печатями. Ясно было, что это не просто первобытное стадо летающих облаков, какая-то культура у эльфов была, но Даша не понимала в ней ничего, слишком велики оказались различия в системах понятий. Но кое в чем Даша разобралась. Принц был молодым ученым—биологом, что-то вроде аспиранта, он изучал белковую жизнь. С какой целью ее друг это делает, Даша не понимала, но она видела в памяти Принца, что он не желал никакого зла белковым существам. Они были ему просто интересны.
   С самого начала их знакомства Принц хотел побывать на Земле. Он не сразу уразумел, что Даша не может отпочковать для него свою копию, что люди размножаются совсем по-другому. А когда он понял это, то стал донимать Дашу вопросами, требуя объяснить тот или иной аспект человеческой жизни. Он задавал вопросы, на которые юная девушка не могла ответить. Что такое любовь и чем она отличается от дружбы? Как происходит воспитание детей? Принц был потрясен, узнав, что человеческие дети появляются на свет неразумными и с пустой памятью. У эльфов новорожденный получает точную копию памяти родителя, нельзя даже сказать, какая из двух половинок распочковавшегося эльфа является новорожденным, а какая родителем, в первое время после деления они абсолютно одинаковы, индивидуальные различия появляются много позже. Как происходит превращение неразумного существа в разумное? Как информация передается из поколения в поколение? У эльфов, оказывается, нет никакого аналога письменности, для хранения информации они не пользуются ничем, кроме собственной памяти.
   А для Даши стало откровением то, что эльфы потенциально бессмертны. Рано или поздно каждый эльф погибает от несчастного случая, но у них нет старости и связанных с нею болезней, на планете Принца вообще нет четко очерченных стадий жизненного цикла, в организме местных жителей не происходит существенных изменений от рождения и до самой смерти.
   Дашу удивило, что Принц совсем ничего не знает о гуманоидах.
   – У вас есть ученые, – сказала она однажды. – Неужели они никогда не разговаривали с гуманоидами так же, как ты беседуешь со мной?
   – Я никогда не слышал, чтобы кто-то из наших дружил с гуманоидом, – ответил Принц.
   – Значит, ты первый, – сказала Даша и рассмеялась.
   Принц не рассмеялся в ответ, у эльфов много разных эмоций, но ни одна из них не воспринимается человеческим сознанием как смех.
   Седьмого ноября прошлого года Принц побывал на Земле в первый и последний раз. Родители Даши ушли в гости, а она осталась дома. Даша выждала пятнадцать минут, оделась и вышла на улицу. Прохожие не могли догадаться, что она поддерживает постоянную мысленную связь с энергетическим существом с далекой звезды, не знал этого и симпатичный молодой человек, телу которого Даша отдала свою девственность.
   Явление Принца на Землю произошло просто и буднично. Даша выбрала того, кому суждено стать носителем нематериальной души Принца, некоторое время шла за избранным по пятам, а когда он приостановился у входа в подъезд, дала сигнал Принцу. Через пару секунд они пошли обратно, но теперь в теле интеллигентного и симпатичного молодого человека обитала совсем другая душа.
   Земля Принца разочаровала и даже испугала. Он никогда не покидал своего мира и не знал, что бывают миры, где можно поскользнуться и упасть, он не знал, что такое холод, а необходимость регулярно употреблять пищу его ужасала. Эльфы не едят и не пьют, их подпитывают энергией особые поля, пронизывающие фотосферу звезды и доступные всегда и везде, как воздух на Земле. А тут надо есть, пить, избавляться от отходов жизнедеятельности, следить за температурой тела, за равновесием, осторожно переходить дорогу…
   – Ваш мир ужасен, – заявил Принц. – Ваши тела излишне сложны и потому ненадежны, ваша техника неудобна и опасна, вашу этику невозможно понять. Самые простые потребности вы обставляете таким количеством ритуалов, что вся жизнь становится похожей на сложную интеллектуальную игру. Неудивительно, что вы смертны.
   Услышав эти слова, Даша захотела возмутиться, но передумала, потому что вспомнила, как тщетно она пыталась разобраться в глубинных слоях памяти Принца. Девушка не стала вступать в спор. Их с Принцем миры слишком сильно различаются, да и сами они слишком непохожие, каждый из них воспринимает лишь крохотную часть личности другого. Большая часть мыслей и чувств остается за пределами восприятия, и наивно полагать, что Даша и Принц смогут познать друг друга настолько, чтобы полюбить по-настоящему. Даша читала в Интернете, что, когда человек впервые встречается в реале со старым другом по чату, он часто не может поверить, что перед ним тот же самый человек. Общение в чате и встреча в реальном мире – совсем разные вещи. Они с Принцем, правда, общались живьем на его родине, но это не считается, страна эльфов слишком похожа на красивую сказку, чтобы в ней можно было уделить собеседнику должное внимание.
   Даша не прогнала Принца, она решила не нарушать данное обещание. Она привела эльфа домой, и они занялись сексом. Принц действовал аккуратно и бережно, но абсолютно механически, он не любил ее ни душой, ни даже телом, он просто совершал сложный ритуал в безнадежной попытке понять скрытый в нем смысл.
   Пару лет назад Даша читала фантастический роман про инопланетян, прибывших на Землю; один из них был разоблачен, когда ел лимон вместе с кожурой, откусывая здоровенные куски и всем видом выражая удовольствие. Принц временами был похож на того инопланетянина.
   Пришло время заканчивать визит, они оделись, собрались, Даша проводила Принца до того самого подъезда, и там он покинул временное тело. А потом Даша пришла домой. По дороге она думала, что будет долго рыдать, уткнувшись в подушку, но этого не произошло. Просто ей стало грустно и одиноко.
   Их общение с Принцем быстро сошло на нет. Несколько раз Принц просил организовать еще одну экскурсию на Землю, но Даша отвечала отказом, не объясняя причин. А потом просьбы прекратились, а сам Принц исчез из чата. У Даши был его личный идентификатор, она могла связаться с Принцем в любой момент, но ни разу не воспользовалась этой возможностью. Она не видела смысла в продолжении знакомства.
   А потом появилась бабка. Грязная и оборванная старая бабка, такие часто роются в мусорных баках в поисках пустых бутылок и других подобных вещей. Бабка подстерегла Дашу у подъезда и решительно преградила путь.
   – Стой! – проскрежетала она голосом Бабы Яги. Даша почему-то сразу поняла, что бабка не просто выпрашивает десять рублей на хлебушек.
   – Комитет защиты порядка имеет к тебе вопросы, – продолжала бабка. – Я специальный агент Джеймс Бонд.
   Даша хихикнула. Она снова вспомнила эпизод про инопланетянина, пожирающего лимон.
   – Я не сказала ничего смешного, – насупилась бабка. – Сосредоточься и отвечай ясно и четко. Кого ты привела в свой мир? Дай краткую характеристику.
   Даша попыталась все объяснить, но это было бесполезно. Так же как и Принц, бабка упорно отказывалась понимать, что такое романтичная и бестолковая девичья влюбленность.
   – Не отклоняйся от главного, – сказала бабка. – Мне нужны координаты планеты, с которой пришел твой Принц.
   – Это не планета, – начала Даша, но тут же осеклась.
   – Продолжай, – сказала бабка.
   Даша встала со скамейки, повернулась к бабке лицом, нагнулась, уперев руки в колени и сказала, негромко, но решительно:
   – Это не твое дело, Джеймс Бонд.
   И добавила еще три слова, одно из которых было матерным. После этого Даша вошла в подъезд. Агент—бабка ее не преследовала.
   Даша поднялась в квартиру, сняла дубленку, шапку и сапоги, и в этот момент в прихожую вышла ее мама.
   – Продолжаем разговор, – произнесла она, и внутри у Даши все похолодело.
   Мама, которая больше не была мамой, продолжала:
   – Ты непочтительна. Это не останется безнаказанным.
   Удар торцом скалки в солнечное сплетение опрокинул Дашу на ковер. Несколько секунд девушка не могла вдохнуть, затем дыхание нормализовалось, но ее тут же вырвало.
   – Координаты планеты, – требовала мама.
   Даша разрыдалась. Она плакала не оттого, что ей было больно. Дело было даже не в том, что впервые с тех пор, как она вырвалась в Сеть, она почувствовала себя абсолютно беззащитной. Ее потрясло то, с какой легкостью инопланетная тварь захватила тело ее мамы. Раньше Даша считала, что ее странствия в Сети – личное дело, но теперь она поняла, какую боль она может причинить своим близким. Что может быть страшнее, чем быть безвольной куклой в руках инопланетного чудовища? А ведь совсем недавно Даша сама сотворила подобную вещь с хорошим симпатичным парнем, который не сделал ей ничего дурного и которого она даже не знала раньше!
   Даша рассказала все. Тварь, захватившая тело ее мамы, допрашивала девушку почти час, и все это время Даша стояла на коленях, не в силах отползти от лужи собственной блевотины. Ей было слишком страшно, в тот день она впервые поняла, что такое быть парализованной страхом.
   Потом тварь ушла. Мама снова стала мамой, она помогла Даше подняться и убрать, мама была страшно перепугана, она пила валерьянку и корвалол, а на следующий день, отпросившись с работы, поволокла Дашу в поликлинику.
   Невропатолог, усталая и замученная жизнью пожилая женщина, не сказала ничего дельного. В переходном возрасте случаются подобные инциденты. Если припадок повторится, можно будет выписать направление на обследование, но пока это не положено, потому что очередь на обследование занята на полгода вперед и записывают в нее только по показаниям. Можно, конечно, все сделать быстрее, но тогда придется заплатить, и у докторши как раз есть координаты одного ее хорошего коллеги, который сделает все анализы оперативно и за умеренную цену.
   Для Даши и ее мамы умеренная цена оказалась неподъемной.
   Девушка долго убеждала маму, что это был просто несчастный случай, что чувствует себя великолепно и волноваться нечего. В конце концов мама сделала вид, что поверила ее доводам, но Даша понимала, что мама продолжает волноваться, и не только из-за того случая, который считает припадком. Странные и необъяснимые перепады в настроении Даши, несколько случаев, когда мама заставала ее врасплох во время контакта с Сетью – все это сливалось в четкий и страшный образ. Даша знала, что демонстрирует клиническую картину эпилепсии, и понимала, что мама тоже это знает. Если бы у них было больше денег, в жизни Даши появились бы врачи в большом количестве, но нужного количества денег не было, трудно сказать, к сожалению или к счастью.
   После этого случая девушка стала воспринимать Сеть по-другому. Она поняла, что контакт с Сетью – дело не только увлекательное, но и опасное. Войдя в Сеть, Даша открыла себя инопланетному злу, но она больше не могла оставаться беззащитной, она просто не имела на это права.
   Даша стала искать в Сети информацию, которая могла бы ей помочь, это было непросто, но она справилась. Она стала хакером, пусть не совсем крутым, но хакером. Самое большее, что она умела, – применять методики, уже опубликованные в Сети, придумать что-то свое было выше ее сил, но это и не было нужно, потому что она нашла очень интересные данные. Можно даже сказать, потрясающие.
   Птицеподобные существа, появившиеся на планете ангелов, которых Даша назвала архангелами, имеют очень своеобразную психику, они способны взаимодействовать с Сетью напрямую, без посредничества технических устройств. И что самое удивительное, их ментальная техника годится и для других рас. Все, что нужно для того, чтобы ее освоить, – ненадолго побывать в теле архангела или ангела.
   Даша стала ходячим живым терминалом и не просто терминалом, а складом хакерских программ, в любой момент готовых к применению. Она стала самой настоящей волшебницей, хотя ее волшебство действовало только в Сети. Девушка всегда имела при себе терминал, которым могла воспользоваться в любой момент и в любом мире, и еще она могла в меру своих знаний и умений воздействовать на работу Сети. Создать изолированную зону было выше ее сил, пробить астральный барьер – тем более, а вот взломать планетарный узел, к тому же плохо сделанный, оказалось по плечу.
   Инопланетный агент Бонд больше не появлялся, наверное, рассказ Даши его полностью удовлетворил. Девушка начала успокаиваться, ей стало казаться, что кошмары навсегда ушли в прошлое, но однажды она обнаружила, что на Земле появился планетарный узел.
   Это могло означать для Даши только одно – на Землю пришли чужие. Если бы земные ученые пробились к Сети самостоятельно, об этом давно трубили бы все газеты. А раз в прессе ничего об этом не говорят, значит, дело нечисто. Хотя Даша допускала, что узел могли создать люди, а информацию хорошо засекретить. Наученная горьким опытом, Даша решила проверить все сама. Если бы не кусочек Вудстока в моей голове, она бы все быстро поняла и, наверное, сама предложила свои услуги Габову. Но, к несчастью для нас всех, агент Вудстока сразу же поднял тревогу и заглушил узел, воспользовавшись телом Василия Зильбермана.
   Даша поняла, что начало сбываться то, чего она боялась, – чужие проникли на Землю и готовят захват планеты. По нормам межпланетного права создание своего узла на чужой планете означает грубейшее нарушение суверенитета этой планеты, существа, явившиеся с добрыми намерениями, так не поступают. А если учесть еще то, как играючи они пресекли Дашину попытку провести разведку, приходится признать, что люди столкнулись с высокотехнологичной расой, которую не остановить, имея только те знания, которыми обладала Даша.
   Девушка провела несколько экспериментов и убедилась, что узел вовсе не прекратил существование, а его просто спрятали. Не понимаю, как Даша сумела обнаружить, что основные функции узла по-прежнему работают. Насколько я себе представляю принципы работы Сети, это абсолютно невозможно. Надо обязательно подсадить в ее тело недели на две какого-нибудь хакера с дипломом Вудстока.
   И вот теперь, когда Даша в очередной раз вошла в Сеть, астральное пространство внезапно пронзила мощнейшая помеха, сделавшая контакт с Сетью невозможным. Ее выбросило из Сети, а тремя секундами позже в ее тело вселился я.

   Мы встретились в условленном месте – на детской площадке метрах в трехстах от школы. Мне пришлось ждать, когда у Даши закончатся занятия – в современной школе удрать с уроков не так-то просто. Многие думают, что школьная охрана защищает школьников от гопников и торговцев наркотиками, но это не так, главная функция охранников – следить, чтобы дети пользовались сменной обувью и не уходили с занятий раньше времени. Хорошо, что во времена моей молодости этого маразма не было.
   Выбирая себе тело, я задал жесткие ограничения. Мне не хотелось оказаться немощной старушкой, выгуливающей внучка, и уж тем более самим внучком, взирающим на мир из коляски. Интересный вопрос, кстати – может ли путешественник по Сети вселиться в тело младенца, и если да, то какие потом будут последствия для путешественника и для младенца? Но узнавать правильный ответ экспериментальным путем что-то не хочется.
   Я потребовал, чтобы мое тело принадлежало мужчине от двадцати до сорока лет. Я рассчитывал, что вселюсь в случайного прохожего, срезающего путь через детскую площадку к автобусной остановке, но мне не повезло. Когда мир переключился, я обнаружил, что качу перед собой коляску с восьмимесячным младенцем, а рядом и чуть впереди гордо шествует трехлетний ребенок, распевающий песенку про пластилиновую ворону.
   – …седло большое, ковер и телевизор в подарок сразу вручат, а может быть, вручат, – продекламировал ребенок, на секунду задумался, повернулся ко мне и спросил: – Папа, а что дальше?
   Я смутился и выдал команду на возвращение. Надо попробовать еще раз и выбрать точку перемещения подальше от детей.
   Вторым объектом стал в стельку пьяный гражданин, разлегшийся на скамейке у подъезда и уже начавший замерзать. Я мог бы протрезветь его усилием воли, техника самоконтроля, обретенная на Вудстоке, позволяет проделывать и не такие фокусы, но мне не хотелось пугать Дашу. Сначала бабка, потом алкаш…
   Я решил не искушать судьбу и сменить тактику. Дождавшись назначенного времени, я переместился в тело Даши, осмотрелся и выбрал подходящую кандидатуру – идущего мимо задумчивого молодого человека в очках с большим пакетом, в котором угадывались две-три пивные бутылки. Лицо у него глуповатое, но так даже лучше, Даша будет меньше бояться.
   Я зафиксировал пространственное расположение своего будущего тела, сформулировал запрос, вернулся в собственное тело и немедленно выдал запрос в Сеть. Все прошло замечательно, молодой человек плавно изменил курс и сел на скамейку рядом с Дашей.
   – Привет, – сказал я.
   – И тебе привет, – настороженно отозвалась Даша. – Это ты только что во мне шарился?
   – Я. Извини, никак не мог подобрать подходящее тело. То папаша с двумя детьми, вон тот, – я указал пальцем, – то алкоголик на лавочке… Пришлось осматриваться на месте.
   Даша хихикнула, в ее ауре я уловил облегчение.
   – Слава богу, – сказала она, – а то я уж испугалась. Я и так струсила, смотрю в тетрадку, а там целая страница моим почерком исписана, а я не помню, чтобы я это писала. Все, думаю, крыша поехала.
   – Извини, – сказал я, – не хотел тебя пугать. И еще раз извини, что в тебя вселился. Мы-то думали, ты шпион пришельцев.
   Даша снова хихикнула.
   – А я думала, это вы шпионы пришельцев. Кстати, вы– это кто?
   – ФСБ России.
   Даша звонко рассмеялась.
   – Класс! – воскликнула она. – КГБ против Джеймса Бонда, как в старые добрые времена. Ты – генерал Гоголь?
   – Не угадала, – сказал я. – Меня зовут Андрей Сигов и никакой я не генерал, у меня вообще воинского звания нет, я как бы внештатный агент.
   – Стукач? – уточнила Даша.
   – Не совсем. Скорее, боевой агент для особых поручений.
   – Киллер?
   – Пока нет. Для ФСБ я еще никого не убивал;
   – А для кого убивал?
   – Для себя. Я имею в виду, в целях самозащиты.
   Я ожидал, что Даша начнет расспрашивать, сколько народу я истребил и при каких обстоятельствах, но она спросила совсем о другом:
   – Это страшно? – спросила она, и ее голос прозвучал тихо и как-то безнадежно. Я пожал плечами.
   – Трудно сказать. Когда убил первого, я даже не сразу понял, что сделал – он напал на меня сзади, хотел взять живьем, но не рассчитал силы. Я отобрал у него нож и пырнул в живот. Дашу перекосило.
   – Фу, – сказала она, – как противно. Ты, наверное, крутой?
   – Смотря что ты имеешь в виду. У моего базового тела нет бритого затылка, я не ношу на шее золотую цепь, а езжу я на стареньком «пассате». Точнее, ездил, пока не угнали.
   – Не бандит – уже хорошо, – констатировала Даша. – Военный?
   – Не угадала. Профессиональный промышленный шпион, по сути, тот же бандит, но с другими понятиями. Я не такой отморозок, как большинство из них.
   – Тебя наняли фээсбэшники, чтобы ты делал в Сети грязную работу? – предположила Даша. – Или нет, подожди, я угадаю. Тебя не наняли, а заставили, правильно? Как в фильме «Никита»? Поймали на месте преступления, сказали, что посадят за убийство…
   – Снова не угадала, – перебил я ее. – Я случайно открыл выход в Сеть и так получилось, что открыл я его для них. Моего друга убили, сам я застрял в средневековом мире, там, кстати, я и совершил то убийство, о котором рассказывал. Фээсбэшники стали расследовать убийство моего друга, нашли терминал…
   – Какой терминал? Ты пользовался биоэлектрическим маяком? Он же исчезает, когда ты уходишь в Сеть.
   – Потом он возвращается вместе с тобой.
   – Но он не действует в том мире, в который ты переходишь. Ты можешь либо вернуться обратно, либо строить еще один маяк уже там.
   – Да, я знаю. Мы тогда еще не обладали знанием, что можно носить терминал в своей голове. Кстати, до меня только сейчас дошло – во вселенной ведь этого никто не знает, кроме тебя и архангелов.
   Даша недовольно скривилась.
   – Теперь еще ты знаешь, – заметила она. – А подглядывать нехорошо.
   – Извини, но…
   – Да, знаю, вы думали, я шпион пришельцев. А как вы научились ставить помехи в планетарном масштабе?
   – Понятия не имею. Об этом тебе надо с фээсбэшниками поговорить.
   – Полагаешь, они поделятся информацией?
   – Думаю, поделятся. Такие специалисты, как ты, им нужны.
   – Какой я там специалист! – махнула рукой Даша. – Я почти ничего не умею, даже ваш узел не смогла толком взломать.
   – Уже неплохо для человека, который… Нет, про Вудсток рассказывать я ей не буду. Пусть Габов просветит, если сочтет нужным.
   – Что который?.. Секреты? Всюду секреты, – констатировала Даша и неожиданно спросила: – Про комитет защиты порядка в моей памяти прочитал?
   – Я и раньше про него знал, даже с Джеймсом Бондом один раз лично разговаривал.
   – Как?! Когда?
   – В январе. Понимаешь, я тоже отнял терминал у маньяка…
   Даша снова расхохоталась.
   – Ну ни фига себе! – воскликнула она. – Тебя тоже пытались изнасиловать?
   – Не меня, мою соседку. Прямо в подъезде. Я ему стал морду бить, а он выхватил деструктор и чуть меня не распылил.
   – Какой деструктор?
   – Молекулярный. Принцип действия такой же, как у терминала, как ты его называла…
   – Биоэлектрический маяк.
   – Да, биоэлектрический маяк. Только деструктор энергию не рассеивает, а концентрирует, как лазер. Любое твердое тело в труху распыляет, кроме стекла и пластмассы, которые для этого луча прозрачны.
   – Потому что они аморфные, – констатировала Даша.
   – Какие?
   – Твердые тела бывают кристаллические и аморфные. Стекло, пластмасса, смола, клей засохший – аморфные вещества, а все остальные – кристаллические.
   – А органика?
   Даша наморщила лобик. «А ведь она очаровательная, – подумал я, – хоть и молодая еще. Что же это происходит со мной? Не успел по Эзерлей погоревать как следует, а уже на девчонок заглядываюсь, причем на несовершеннолетних. Обалдеть можно».
   – Там все сложнее, – продолжила Даша. – А на органику этот деструктор действует?
   – Действует. Я проверял, за секунду превращает кактус в вонючую жижу, только внешняя оболочка остается.
   – А источник энергии какой?
   – Одна большая батарейка. Знаешь, такую в настенные часы ставят.
   – Круто, – сказала Даша и вдруг улыбнулась. – А у нас хороший обмен информацией получается, продуктивный. Так ты про Джеймса Бонда рассказывал…
   – Да. Комитетчики преследовали того маньяка, у которого я отобрал терминал. Мы с Женькой (это мой начальник бывший, его потом убили), так вот, мы с Женькой сидели в офисе, разговаривали, вдруг входит в кабинет Женькина секретарша и говорит: я агент Джеймс Бонд, всем оставаться на местах, сознавайтесь, гады.
   – В чем сознаваться?
   – Женька тоже спросил, в чем. Она вначале стала пургу гнать, пыталась на психику надавить, а потом посмотрела на терминал внимательно и говорит, извиняйте, ребята, ошибочка вышла, не тот маньяк. Вы, говорит, тоже козлы, только вам обвинение не предъявлено, а потому гуляйте. И все.
   – Что все?
   – Ушла она. В смысле, Джеймс Бонд ушел. Ирочка очухалась, глазками хлопает и спрашивает, что я тут, говорит, делаю?
   – Женьку она убила?
   – Нет, Женьку люди убили, клиент один нехороший. Но это совсем другая история, с Сетью не связанная.
   – Понятно, – сказала Даша. – Получается, ты тоже ничего не знаешь.
   – Ну почему же ничего? Кое-что знаю. Например, на какой планете базируется комитет защиты порядка. Даша аж вздрогнула.
   – На какой? – спросила она.
   – На любой, – ответил я. – Понимаешь, комитет защиты порядка – не конкретная организация. На каждой цивилизованной планете таких комитетов несколько штук, да и у нас политические партии тоже можно считать комитетами защиты порядка. Джеймс Бонд тебе называл, с какой он планеты?
   – Нет.
   – Мне тоже. Отсюда следует очевидный вывод.
   – Маскируется?
   – Вот именно. И еще одно. Это существо не пользуется звуковой речью.
   – Почему ты так решил? – удивилась Даша.
   – При переводе на другой язык имена собственные сохраняются, но если у объекта нет звукового имени, Сеть дает ему имя, которое берется из памяти тела пользователя. Пришелец назвался Джеймсом Бондом, потому что Сеть решила, что это имя подходит лучше всего.
   – Сеть решила или подсознание?
   – Не знаю. Да и какая разница?
   – Никакой, – согласилась Даша. – Так что ты мне предлагаешь? Работать на ФСБ?
   – Я ничего не предлагаю. Я простой агент, решений не принимаю. Я вернусь обратно в свое тело и напишу отчет о нашей встрече, а начальство будет думать, что с тобой делать. Я буду рекомендовать предложить тебе сотрудничество.
   – Как это будет выглядеть? – спросила Даша. – Лично я не против съездить в Москву или даже надолго приехать, но маме надо будет что-то сказать, чтобы она меня отпустила. Или с собой ее взять.
   – Они Что-нибудь придумают.
   – Хорошо, – сказала Даша. – Будем ждать.
   Она поднялась со скамейки, накинула на плечо сумку с учебниками и пошла прочь. А я смотрел ей вслед и чувствовал себя педофилом.

   Вернувшись в свое тело, я немедленно позвонил Габову. Против ожиданий, разговор получился очень коротким, Габов не стал выслушивать все подробности, он быстро уяснил главное, велел писать подробный отчет и отключился. Я сел за отчет, дело пошло быстро, к восьми вечера я его закончил, а к девяти – отправил по Интернету Габову. Целый час ушел на то, чтобы скачать и инсталлировать программу шифрования и настроить ключевую систему. Под конец Габов обозвал меня ламером и сказал, что быстрее было бы мне приехать на Лубянку с флэшкой в кармане.
   Я спросил, что делать дальше, Габов ответил именно то, что я ожидал услышать.
   – Ничего, – сказал он. – Ждать. Знаешь, что самое трудное в обязанностях контрразведчика? Сидеть и ждать. В нашей работе девяносто девять процентов времени уходит на ожидания, когда что-то произойдет.
   – А чего мы сейчас ждем? – спросил я. – Лично я прежде всего хочу разобраться с теми деятелями, которые на меня охотятся. Когда я согласился с вами сотрудничать, я думал, что узел взломали они, но Даша с ними явно не связана.
   – Не скажи, – возразил Габов. – Кое-какое отношение она к ним имеет.
   – Какое же?
   – Ее допрашивал тот же самый Джеймс Бонд.
   – Не уверен, что тот же, – заметил я. – Какое имя приходит в голову первым, когда думаешь о суперагентах?
   – Штирлиц, Зорге, Абель, Кузнецов, – начал перечислять Габов, но я прервал его.
   – Это все ваш пантеон местечковый, – сказал я. – Большинство людей и не знают, кто такой Зорге. Лично я не помню, кто такие Абель и Кузнецов.
   – Позор тебе. Ну тогда Шерлок Холмс, майор Пронин или ангелы Чарли.
   – Кто?
   – Ангелы Чарли. Был такой фильм попсовый, гадость редчайшая, смотреть невозможно, разве что посмеяться. Да, я согласен, с Джеймсом Бондом по популярности никто не сравнится, но все равно совпадение слишком примечательное, чтобы его сразу отбрасывать. Я бы поставил три к одному, что эти два Джеймса Бонда – одно и то же лицо.
   – Допустим, – сказал я. – И что из этого следует?
   – Если я прав, получается, что как только мы поймаем того Джеймса Бонда, который охотится на Принца, то мы поймаем и того Джеймса Бонда, который охотится на тебя.
   – Думаешь, в больнице тоже был Джеймс Бонд?
   – Не знаю, – сказал Габов. – Допускаю такую возможность, но считаю ее маловероятной. У нас задания на установку и на ликвидацию обычно поручают разным– людям, тут нужны разные склады характера.
   – Но ты считаешь, что они точно из одной организации.
   – Похоже на то.
   – Почему?
   – На Земле работает не так много пришельцев.
   – Зильберман говорил про шестьдесят шпионов только в России, – заметил я.
   – Это не шпионы, а наблюдатели. Ученые—этнографы, культуроведы, всякие другие придурки. Ни одна из серьезных разведок не имеет на Земле постоянной резидентуры.
   – Ты уверен?
   – Мы провели большую зачистку, всем выявленным инопланетянам разъяснили, что статус планеты изменился и что отныне надо себя вести в соответствии с новыми правилами. А именно – покинуть планету и не возвращаться, пока на Земле не появится портал с гостевыми телами. Все шестьдесят с лишним законопослушных граждан вежливо извинились и дружно покинули Землю. Вместо них на Землю никто не прибыл.
   – Может, вы не заметили?
   – Все может быть. Мы не боги, могли и во второй раз облажаться.
   – А в первый раз когда?
   – Когда украинская школьница взломала планетарный узел. Ты прав, нельзя исключать, что чужую резидентуру мы просто не видим, но аналитики считают, что это маловероятно. Вряд ли у противника есть отработанная схема проведения спецопераций в мирах вроде нашего. У нас сейчас сложилась очень необычная ситуация – мы скачиваем технологии раз в сто быстрее, чем успеваем осваивать, наука опережает экономику лет на двадцать, если не больше.
   – Всего-то? – засомневался я. – Если так, то получается, что к 2025 году мы бы сами научились делать терминалы Сети.
   – Нет, – сказал Габов, – конечно же, нет. Я имел в виду, что к 2025 году мы сумеем реализовать в железе то, что выкачали из Вудстока за первый месяц. Вудсток – колоссальный источник информации, и выдает он ее структурировано. Информацию, слитую с Вудстока, не нужно осмысливать, всем, что узнал, ты можешь пользоваться сразу, ты покидаешь Вудсток готовым специалистом. Обычно новые миры вливаются в Сеть постепенно, весь процесс занимает не менее двухсот лет. Вот ты что на Вудстоке изучал?
   – Боевые искусства.
   Странно, что он этого не помнит.
   – Да, точно. Тебе сколько времени потребовалось бы, чтобы научиться всему этому без Вудстока?
   – Да это невозможно!
   – Возможно. Посетить десять—двадцать планет с принципиально различными биосферами, на каждой провести лет по десять, в совершенстве освоить местную технику боя, потом лет пятьдесят осмысливать освоенное…
   – Достаточно, – перебил я Габова. – Я все понял. Мы развиваемся гораздо быстрее, чем обычная раса, недавно подключившаяся к Сети. И что?
   – А то, – сказал Габов, – что оснащение специальных служб у нас опережает общее развитие планеты лет на триста, если не больше. У нас варварский мир с цивилизованной службой безопасности. Если работать с нами как с варварами – разоблачим немедленно, а как с цивилизованным обществом работать с нами тоже нельзя. У нас, например, порталов нет, шпиона под туриста не замаскируешь, к нам вообще туристу нельзя легально прибыть. Простейшая задача – физически заслать разведчика в исследуемый мир– и та не решается. Конечно, можно начать войну, но ведущие державы к этому еще не готовы.
   А вот это что-то новое.
   – Какие ведущие державы? – спросил я. – Разве в Сети есть ведущие державы?
   – Есть. В нашем секторе считается, что всем заправляют Нисле и Шотфепка, но за последние сто лет здорово усилился Сфек, лига земноводных тоже укрепляет позиции и ведет себя все агрессивнее, на Тутле недавно революция произошла, она начинает выбираться из отстоя. А еще есть Иссепла и Сершла, они считаются союзниками Нисле, у них тоже не все гладко…
   – Подожди, – перебил я Габова. – Я побывал на шести планетах, не считая Земли, а если прибавить рай, из памяти Даши, то на семи. Все планеты настолько разные…
   – Я же говорю – в нашем секторе, – уточнил Габов. – Сэон в наш сектор не входит, Блубейк тоже, Сорэ – тем более.
   – А что это такое – сектор?
   – Совокупность планет, населенных разумными расами, обладающими достаточно сходной психикой, чтобы был возможен культурный обмен. Помнишь, ты смотрел фильм на Шотфепке? Почти как у нас, странно, но понятно. Если бы ты посмотрел фильм, отснятый на Ни еле или на Сершле, ты бы тоже все понял. А вот на Сэоне ты бы не разобрал ничего. А на Блубейке фильмов вообще нет.
   – А на Сорэ?
   – Понятия не имею. О Сорэ в энциклопедии ничего нет, да и в остальной Сети тоже пока ничего не нашли. Если не в курсе, что такая планета есть, то и не найдешь ее. Так к чему я все это говорил…
   – Нисле к войне не готово, – напомнил я.
   – К войне-то они всегда готовы, – вздохнул Габов. – Семь лет назад они такой Армагеддон на Леле устроили, не дай бог никому. Вот разведку вести они не готовы. Возможно, у них сейчас аналитики ломают головы, что у нас происходит. Тогда нам не повезло. Но есть шанс, что они еще ничего не заметили. То есть, конечно, заметили, что мы развиваемся немного необычно, но масштабы отличий еще не оценили. Тогда нам повезло крупно. А если они уже во всем разобрались… боюсь, через месяц—другой можно ждать гостей.
   – Понял, – сказал я. – Значит, сидим и ждем, пока не опухнем, правильно?
   Я был абсолютно уверен, что Габов скажет «правильно», но ошибся.
   – Можно и так, – сказал Габов. – Но можно и по-другому. Я правильно понял, что ты был бы не прочь пообщаться с Джеймсом Бондом?
   – Разве это возможно?
   – Есть одна идея… Ребята намедни разобрались, как можно подсунуть планетарному узлу в точке прибытия липовый идентификатор путешественника. А если еще добавить методику архангелов, которую твоя Даша раскопала…
   – Она не моя, – прервал я Габова, кажется, излишне резко.
   – Да—да, конечно, не твоя, – согласился Габов. – Извини, оговорился. Так вот, если ты сначала вправишь себе мозги у ангелов, а потом мы в тебя загрузим кое-какой набор программ, ты сможешь обманывать не только планетарный узел, но и вообще практически любое оборудование. Даша помнит личный идентификатор Принца…
   – Можешь не продолжать, – сказал я, – я все понял. На меня навешивают идентификатор Принца, я отправляюсь на Нисле, и если мне повезет, то меня не схватят и не посадят в изолированную зону, а если мне очень повезет, то я поймаю Джеймса Бонда…
   – Не совсем так, – остановил меня Габов. – Мы навесим на тебя идентификатор Принца, и для любого чужого оперативника ты будешь выглядеть как Принц. Ты не будешь надолго задерживаться на Нисле. Просто совершишь короткий вояж по всем развитым планетам, а потом вернешься обратно на Землю. Мы поместим тебя в изолированную зону, уберем ложный идентификатор, и ты снова станешь самим собой. Если Принца еще не поймали, Джеймс Бонд обязательно за тобой увяжется, а если не сам Джеймс Бонд, то кто—нибудь из его коллег точно. Он проследит твой путь и подумает, что мы тебя поймали и посадили под замок. Вот тогда мы с ним и поговорим.
   – А если во время этого вояжа меня схватят? – поинтересовался я.
   – Риск есть, – согласился Габов. – Именно поэтому я не приказываю, а предлагаю.
   – Хорошо, – сказал я. – Согласен.
   – Так быстро? – удивился Габов. – Даже думать не будешь?
   – А что тут думать? Если ты ни о чем не умолчал, риск вполне допустимый. Все нормально.
   – Это Вудсток тебя научил так быстро принимать решения?
   – Да я и раньше тормозом не был.
   – Везет тебе, – вздохнул Габов. – Когда будешь готов?
   – Завтра утром. Выспаться хочу.
   – Разумно. Координаты рая ты запомнил?
   – Планеты ангелов, что ли? Не запомнил, но, думаю, она и так легко найдется. У Даши в памяти столько информации…
   – Хорошо. Перед тем как отправишься, позвони.
   – Зачем? Последнее напутствие?
   – Может, еще какая информация всплывет. Ну все, счастливо. Успехов тебе!
   – И тебе тоже, – сказал я и повесил трубку.
   И подумал: «Ну вот, еще в одну авантюру ввязался». Но почему-то не испытывал колебаний, естественных для такой ситуации. Что-то подсказывало, что я на правильном пути и иду по нему в верном темпе. Может, это Вудсток?
   Вудсток не ответил на вопрос. Давненько уже он не отвечает на мои вопросы. Ничего, вляпаюсь в очередную передрягу, сразу заговорит.

   Найти рай и впрямь оказалось несложно, для этого потребовалось всего лишь девятнадцать запросов, причем последние семь были уточняющими. Сомнений не было, планета, которую Сеть мне предлагает, – тот самый рай, в котором побывала Даша.
   Я позвонил Габову и получил от него последнее напутствие, которое выражалось в том, что я должен беречь себя и не лезть на рожон. Я заверил Габова, что буду сама осторожность, и отправился в путь.
   Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что планета в наш сектор не входит, да и ни в один из соседних тоже.
   Я сидел на самом обычном насесте. Длинный горизонтальный штырь пересекал по диаметру широкую и длинную вертикальную трубу. Рядом со мной дремали ангелы, одним из которых был я. Бодрствовал только я, остальные пребывали в состоянии, похожем на кому, у них не наблюдалось даже намека на ауру.
   Странно, что Даша назвала их ангелами. Может быть, в полете, если смотреть издалека, эти существа и похожи, но здесь, на насесте, они выглядели как большие белые совы.
   Как-то лет пять назад у меня выдался трехчасовой перерыв между двумя деловыми встречами. Обычно в таких случаях я захожу в первый попавшийся бар и коротаю время за кружкой пива, но в тот раз я был за рулем, на дороге был гололед и рисковать не хотелось. Как можно убить три часа в центре Москвы? Путей много, но я выбрал неординарное решение – пошел в зоопарк.
   Московский зоопарк зимой и летом – две большие разницы. Летом, особенно в выходные, он набит народом так, что к клеткам не пробиться, и куда ни кинешь взгляд, не видишь ничего, кроме бестолково орущих детей и озверевших мамаш. Однажды я даже видел пешеходную пробку на мосту, соединяющем старую территорию с новой. Люди толкались, кричали друг на друга, кто-то визжал, что сейчас задавят ребенка, другой вопил, что нечего было тащить сюда ребенка, тут и взрослым опасно… Кошмар! А зимой, особенно в не очень хорошую погоду – совсем другое дело. Посетителей немного, детей почти нет, зверей можно рассмотреть во всех подробностях, никто тебя не толкает, никто не орет дурным голосом, тишь да благодать.
   То посещение зоопарка произвело на меня самое благоприятное впечатление. Особенно поразили две вещи – лев, неутомимо вышагивающий туда—сюда на десятиградусном морозе, и полярные совы. В большом вольере их было штук десять—двадцать, я так и не смог точно их сосчитать. Видно сову только тогда, когда она перелетает с места на место или встряхивается, сбрасывая свежевыпавший снег. Но стоит птице замереть, и она моментально растворяется на фоне снега.
   Самое интересное, что полярные совы не совсем белые. Они покрыты редкими и мелкими черными крапинками неправильной формы, которые воспринимаются как мусор на снегу и делают маскировку идеальной.
   Ангелы, сидящие на насесте, были похожи на изрядно подросших и потерявших клювы полярных сов. Белое оперение, большая круглая голова и крылья заставляют подсознание признать полярную сову самым похожим объектом на то, что видят глаза.
   Я осторожно пошевелил крыльями. Если верить памяти тела, я могу летать. Сейчас мне нужно спрыгнуть с насеста, сложить крылья, спикировать вниз, затем пройти некий «изгиб», не знаю, что это такое, и вылететь на открытый воздух. Надеюсь, память тела не врет.
   Я наклонился вниз, начал падать, судорожно захлопал крыльями и с трудом сохранил равновесие. Оказалось разжать пальцы на лапах и рухнуть в бездонный провал, залитый абсолютной и беспросветной тьмой, очень трудно – остатки человеческих рефлексов яростно протестуют против такого насилия над собой. Моя первая попытка не удалась – я оставался сидеть на насесте. Хорошо Даше, она была в шоке, когда впервые здесь появилась, ей не пришлось мучительно собираться с силами, чтобы отправиться в первый полет.
   Еще два раза я пытался просто спрыгнуть с насеста, но в конце концов пришлось признать затею безнадежной. Интересно, что происходит с посетителями рая, которые в базовом теле не умеют летать? Никакого терминала поблизости нет, следовательно, незадачливому визитеру ничего не остается, кроме как вернуться обратно. Должно быть, интерьер портала специально сделан таким пугающим, чтобы сюда не зачастили бескрылые, желающие временно обрести крылья.
   Пришлось воспользоваться техникой самоконтроля (спасибо Вудстоку), и только после этого я сумел расслабить пальцы и провалиться в зияющую черноту. Падение было необычно медленным и почти не ощутимым, низкая гравитация сделала его похожим на погружение в воду с камнем на шее. Разница только в том, что я могу дышать.
   Падение постепенно ускорялось, но не очень быстро. Через несколько секунд мне стало казаться, что снизу дует, а еще через некоторое время это стало очевидным. Внезапный порыв ветра бросил меня в сторону, и я обнаружил, что лечу по горизонтальному тоннелю, в конце которого виден свет. Крылья рефлекторно расправились, я сделал первый взмах и полетел самостоятельно.
   Тоннель кончился, и я вылетел на открытое пространство.
   Открывшийся вид был потрясающим. Белая облачная равнина внизу, сверху – бледно—зеленое небо, яркое настолько, что на него трудно смотреть. Сзади гигантская серая башня, вздымающаяся так высоко, что ее вершина теряется на фоне ослепительного неба. А подножие башни растворяется в облаках. Именно растворяется, потому что облака полупрозрачны.
   Я попробовал повернуть вправо, влево, а затем попытался сделать мертвую петлю, игнорируя запротестовавшие рефлексы. Рефлексы оказались правы – ангелы не умеют делать мертвую петлю. Я потерял скорость и стал падать вниз, как камень, лишь у самых облаков сумел снова выровнять полет.
   Отдышавшись, я заметил, что в хвост ко мне пристроился другой ангел. Рефлексы, выработанные незабвенным F-19, потребовали набрать скорость, завалиться на крыло, совершить боевой разворот и поймать потенциального врага в перекрестье прицела. Но прицела не было, как и клавиатуры, на которой следовало давить backspace.
   Заметив, что я обратил на незнакомца внимание, ангел замахал крыльями, быстро догнал меня и затормозил, уравнивая скорости. Тормозил он, распушив хвост и повернув крылья под углом к набегающему воздушному потоку, будто самолет выпустил закрылки.
   Поравнявшись со мной, ангел издал длинную трескучую трель.
   – Здравствуй, – перевело мое подсознание. – Давно хотел с тобой поговорить.
   – Здравствуй и ты, – ответил я такой же трескучей трелью. – А кто ты?
   – Ты знаешь меня как Джеймса Бонда, – представился мой собеседник. – Неудачное имя.
   – Это точно, – согласился я. – Надо было другое выбрать. Майор Пронин, например.
   – Теперь уже поздно. Если я буду часто менять имя, все запутаются.
   – Ты откуда? – спросил я. – Нисле или Шотфепка? Джеймс Бонд негодующе фыркнул.
   – Под дурака косишь? – спросил он. – Давай говорить как разумные существа.
   – Давай, – согласился я. – Говори, разумный.
   – Расскажи мне, что ты нашел в Сети, – потребовал Джеймс Бонд.
   – А в задний проход тебе не подудеть?
   – Не надо. – Джеймс Бонд не уловил сарказма в моих словах. – В наших нынешних телах это очень трудно, практически невозможно. Но если для тебя дудение в задний проход является непременным условием…
   – Не является, – перебил я его. – Забудь. Ты не ответил на мой вопрос.
   – На такие вопросы не отвечаю?, – сказал Джеймс Бонд.
   – Тогда я тоже не расскажу тебе, что я нашел в Сети, – заявил я.
   – Зря, – сказал Джеймс Бонд. – Я понимаю, твоя раса агрессивна и недоверчива, но не стоит уклоняться от взаимовыгодного диалога. Я уполномочен провести обмен равноценной информацией.
   – Тогда расскажи, кто напал на меня в больнице, – потребовал я.
   – Я и напал, – спокойно сказал Джеймс Бонд. – Ты должен был умереть, но то, что ты нашел в Сети, вывело тебя из-под удара.
   – Зачем ты напал на меня?
   Задав вопрос, я понял, насколько идиотски он сформулирован. Только в мексиканских телесериалах злодей, услышав подобное, начинает подробно расписывать свои мотивы. К моему счастью, Джеймс Бонд, похоже, мыслил в категориях мексиканского сериала.
   – Ты начал сканировать астрал, – сказал он. – Было решено убрать тебя, пока ты не обнаружил нашу деятельность.
   – Какую деятельность?
   – Ты так и не обнаружил ее? – удивленно спросил Джеймс Бонд. – Тогда я не буду про нее рассказывать. Он немного помолчал и добавил:
   – И про причины нападения мне не следовало говорить.
   – Послушай, Джеймс Бонд хренов, – сказал я. – Мне надоело все время оглядываться по сторонам и ждать, когда очередной козел снова соберется меня замочить. Я хочу жить спокойно. А для этого хочу знать, зачем ты меня преследуешь. Если тебе что-то от меня нужно, скажи, что именно, и мы обсудим условия сделки.
   – Я уже сказал. Хочу знать, что дала тебе бомба.
   – Какая бомба?
   – Вегетативное существо, обитающее на изолированной планете.
   – Какая же это бомба? Это просто живой склад знаний.
   Джеймс Бонд громко хрюкнул, этот звук не нес лексической нагрузки, это было просто выражение сожаления по поводу того, что собеседник оказался таким дураком.
   – Ты даже этого не понял! – с чувством прочирикал Джеймс Бонд. – Так знай же, глупый, любое знание есть бомба. Когда знаний немного, они не причиняют вреда, но когда молодая раса черпает их непрерывно, она захлебывается и наступает информационный коллапс. Знаешь, что это такое?
   – Не знаю, – сказал я. – Расскажи.
   – Он может проявляться по-разному. Техногенная катастрофа, война между локальными властителями, безответственный научный эксперимент, в итоге – катастрофа, отбрасывающая разумную расу на тысячи лет назад. Другой вариант – вырождение носителей разума. Если в ход идут ментальные стимуляторы, оно бывает стремительным, если проблема в безответственных манипуляциях с геномом, оно затягивается на несколько поколений. Результат всегда один – Вселенная получает еще одну расу безмозглых чурбанов.
   – Я бывал на Шотфепке, – заметил я. – Ее обитатели не показались мне шибко умными.
   – Гуманоиды особенно подвержены вырождению, им никогда не удается полностью избежать его. Только тщательное планирование общественной жизни позволяет воспарить над бездной самодовольной глупости вместо того, чтобы сверзиться в нее. Любой высокоразвитый мир балансирует между деградацией и тоталитаризмом, и хорошее правительство старается, чтобы этот факт был не слишком заметен народу.
   – На Шотфепке живут рептоиды, – сказал я. – Они тоже склонны к деградации?
   – Не так заметно, как вы, их психика более сбалансирована.
   – Да ну!
   – Ну да. Не перебивай меня. Итак, это две основные формы информационного коллапса. Третьей является культурная ассимиляция, когда представители одной расы начинают считать себя представителями другой. Нечто подобное мы видим здесь, на этой планете.
   – Ангелы ассимилируются архангелами?
   – Я сказал «нечто подобное». Не совсем, но близко. Ассимиляция ангелов идет необычно, за счет ненормально высокой инерции в их культуре. Здесь ассимиляция займет не менее двух тысячелетий, но почти всегда она укладывается в пять поколений. Четвертая форма коллапса – самоизоляция планеты, либо спонтанная, в результате безответственных опытов над Сетью, либо сознательная, дабы оградить общество от Сети, которая воспринимается массовым сознанием как источник угрозы. Пятая форма– необратимые изменения в обществе в результате массовой миграции. Шестая – глобализация общества…
   – А сколько всего форм? – перебил я Джеймса Бонда.
   – Основных – одиннадцать. А если считать дополнительные…
   – Достаточно, – остановил я его. – Сколько времени, по-твоему, нужно Земле, чтобы нормально войти в Сеть?
   – Не знаю, – сказал Джеймс Бонд. – Я не проводил нужных измерений и не буду этого делать, меня это не интересует.
   – А что тебя интересует? Вудсток?
   – Да, бомба.
   Интересный эффект наблюдается, когда одно и то же слово дважды транслируется двумя подсознаниями. Он ведь уверен, что повторил слово, которое произнес я.
   – Нас интересует именно бомба, – продолжал Джеймс Бонд. – Детекторы фиксируют постоянное возбуждение, какого не было никогда за все время наблюдений. Ты как-то сумел разбудить бомбу, и мы боимся, что она скоро взорвется.
   – Мы – это кто?
   – Комитет защиты порядка.
   – Что это за комитет? Чем он занимается?
   – Разве ты не понял? Мы занимаемся защитой порядка. Мы предотвращаем хаос и анархию, которые воцаряются там, где доступ к Сети остается без присмотра. Мы останавливаем тех, кто видит в Сети иллюзию собственной безнаказанности, кто приходит в иные миры, чтобы сеять в них зло. Мы с тобой впервые встретились, когда я преследовал существо, которое дало тебе терминал.
   – Оно не дало мне терминал, – возразил я, – я забрал его силой.
   – Да, я знаю, – согласился Джеймс Бонд. – Я был внутри тебя, и я знаю всю эту историю.
   – Ты проникал в мое тело?!
   – Да, один раз. Тогда на Земле не было узла, и я не нарушал законов. Я выяснил, что с тобой произошло, и понял, что твои действия неопасны. Ты и твой друг не хотели делать знание о Сети общедоступным, вы собирались воспользоваться им, чтобы обрести личное благополучие.
   Когда варварский мир только начинает вливаться в Сеть, так бывает почти всегда. Все шло своим чередом до тех пор, пока другой твой друг не открыл путь к бомбе. Никто не ожидал, что с вашей планеты можно найти этот путь.
   – Понятно, – сказал я. – А как насчет Принца?
   – Кого?
   – Месяца за три до меня в Сеть вошла одна девочка с Земли. Она пригласила к себе в гости энергетическое существо, которое назвала Принцем.
   – Ах, это… Обычная история. Существо впервые побывало в чужом мире, мир ему не понравился, но зато пришелся по вкусу сам процесс, новизна ощущений и все такое. Существо стало перемещаться в другие миры, в том числе и в цивилизованные. Законов оно не знало, учиться не хотело, говорило, что законы – это плохо, а анархия – хорошо. С ним провели две разъяснительные беседы, результат отрицательный – он понял, что может быть наказан, и стал маскироваться, причем довольно ловко. Пришлось принять крайние меры.
   – Крайние – это какие? – спросил я. – Ликвидация?
   – В данном случае – да. Та девочка сообщила достаточно информации, чтобы его быстро поймали.
   И тут я сообразил, что в памяти Даши была одна огромная несообразность, прямо—таки вопиющая.
   – Зачем было вселяться в бабку или в ее мать? – спросил я. – Не проще ли было войти прямо в ее тело и узнать все оттуда?
   – Я так и сделал, – сказал Джеймс Бонд. – Все, что было потом, было профилактической беседой. У меня сложилось ощущение, что она и сама не прочь похулиганить в Сети. Пришлось провести профилактику.
   – Хорошие у вас методы, как в гестапо… Ну а сейчас почему ты ходишь вокруг да около? Вошел бы в мое тело, да и узнал бы все, что тебя интересует.
   Джеймс Бонд издал негодующий писк, лишенный лексической нагрузки.
   – Не пойму, —сказал он, – то ли ты прикидываешься дураком, то ли бомба использует тебя без твоего ведома. Нельзя войти в тело, уже подключенное к Сети.
   Да? А я и не знал. В принципе логично, ведь если в одну и ту же голову одновременно вломится десяток путешественников, то от головы ничего не останется. И еще теперь стало понятно, зачем Габову был нужен дезориентирующий сигнал, когда я вселялся в Дашу. Чтобы от Сети ее отключить.
   – Некоторое время назад, – сказал я, – я находился на родной планете в базовом теле. Я иногда подключался к Сети, но большую часть времени у тебя был шанс войти в мое тело.
   – Не было у меня шанса, – мрачно признался Джеймс Бонд. – После твоего визита бомба поддерживает с тобой постоянный контакт. Твое тело можно захватить только в изолированной зоне, но не факт, что бомба позволит тебя изолировать.
   Хорошо, что он не знает, что на Шотфепке меня все—таки смогли изолировать.
   И тут до меня дошло.
   – Так я практически неуязвим? – спросил я.
   – Нет, – негодующе заявил Джеймс Бонд, – неуязвимых существ не бывает. Твоя защита достаточно хорошо организована, чтобы начать с тобой разговаривать, но недостаточно для того, чтобы ее нельзя было проломить.
   – Ты имеешь в виду, что пробить мою защиту будет труднее, чем убедить меня все рассказать добровольно?
   – Вот именно.
   – Что ж, убеждай, – сказал я. – Я обязательно почитаю про информационный коллапс, спасибо за наводку. Но я не вижу причин рассказывать о том, что произошло на Вудстоке. Ты уж извини, но доверия ты не внушаешь.
   – Почему? – в чириканье Джеймса Бонда прозвучало искреннее удивление.
   – Потому что ты аморальный и беспринципный тип. Ты уже получил нужные данные, но все равно издевался над Дашей…
   – Это была профилактика! – перебил меня Джеймс Бонд.
   – В гробу я видел такую профилактику. И не перебивай меня. Итак, ты издевался над Дашей, ты… Да, я забыл сказать, ты не только беспринципный, ты еще и непрофессиональный. Только дилетант мог не подумать, что терминал можно отобрать.
   – Только дилетант мог собрать терминал, который можно отобрать! Откуда я знал, что этот хулиган – такой дурак?
   – Работа у тебя такая – все знать. Так на чем я остановился… Все, что я раньше говорил, это был, так сказать, голос разума, а теперь послушай голос эмоций. Ты захватывал мое тело, ты пытался меня убить, так какого черта я буду тебя слушаться? Для меня ты враг. А если это не так, то у тебя последний шанс убедить меня в этом.
   – Я убеждаю, – сказал Джеймс Бонд без особой, впрочем, убедительности. – Но нельзя убедить того, кто не хочет видеть очевидные вещи. Я тебе говорю, что бомба опасна, а ты в ответ – что я твой враг. Если я твой враг, почему ты на Меня не нападаешь?
   – Потому что я разумное существо, – сказал я. – Я не позволяю инстинктам решать вместо меня. В конце концов, ты мне помог, сообщил ценную информацию.
   Тут мне в голову пришла дельная мысль. Я обратился к Сети и запросил личный идентификатор Джеймса Бонда. Когда он вернется в свой мир, я попробую проникнуть в его тело и, если мне повезет, узнаю все, что мне нужно.
   – Счастливо оставаться, Джеймс! – сказал я. Я уже приготовился выдать команду на возвращение, но Джеймс Бонд злобно сказал:
   – Тело верни на место, – и добавил: – Варвар.
   Да, он прав, тело надо вернуть – незачем гадить без нужды, особенно на чужой планете, которая предоставила мне новые замечательные возможности. Впрочем, предоставила ли? Даша говорила, что достаточно провести немного времени в раю и ментальная техника станет доступной. Но девушка не была уверена, точно ли этого достаточно или надо что-то еще, что она сделала, сама того не заметив. Но ничего, если потребуется, я приду сюда еще раз.
   Я развернулся и замахал крыльями, набирая высоту. За разговором мы улетели довольно далеко, обратно придется добираться не меньше получаса. Хорошо, что у ангелов развито чувство направления, иначе я ни за что не нашел бы дорогу к башне.
   Джеймс Бонд летел сзади на почтительном расстоянии, он больше не пытался продолжить разговор.

   Даша не ошиблась, я действительно получил возможность хранить хакерские инструменты в собственной душе. Но теперь мне это больше не нужно, по крайней мере в ближайшем будущем. Но главное свершилось само собой, Джеймс Бонд сам пошел на контакт и сообщил мне то, что я хотел знать. Нельзя сказать, что я разведал все, но это было уже кое-что.
   Выходит, агрессии со стороны комитета защиты порядка можно не опасаться, они считают, что я слишком хорошо защищен. Если не произойдет что-то такое, что заставит их идти на крайние меры.
   Концепция информационного коллапса Габова совсем не заинтересовала, оказывается, она ему уже была знакома.
   – Именно поэтому мы и не обнародуем информацию о Сети, – сказал он.
   – Неужели только поэтому? – спросил я.
   – Не только. Монополия на доступ к Сети дает России большое преимущество, мы будем стараться сохранить его столько, сколько возможно. Ты в курсе, что бен Ладена поймали?
   – Да ну? И давно?
   – Вчера. Знаешь, где?
   – Где?
   – На собственной вилле в пригороде Эр-Рияда. Мы и раньше знали, что в его телевизионных обращениях задействована компьютерная анимация, что все эти горные пейзажи – всего лишь имитация, притом не слишком искусная. Но никто не предполагал, что он вообще почти не прячется. Сейчас бен Ладен в Матросской Тишине, дает показания. Не понимает, бедный, как его сумели вывезти в Москву.
   – А как? – спросил я. Габов негодующе фыркнул:
   – Подумать трудно?
   – В последнее время я только и делаю, что думаю, – огрызнулся я. – Не хочешь говорить – не надо. В его тело кого-то вселили, так, что ли?
   – Догадался, – констатировал Габов. – Потрясающе удобная технология. Не удивлюсь, если сейчас в голове Буша сидит наш разведчик и пытается разложить по полочкам его дурацкие мысли.
   – Круто, – сказал я. – Так можно и мировое господство завоевать.
   – Мировое господство нам не нужно. Зачем нам Африка или Афганистан какой—нибудь? Но ближе к делу. Ты не знал, что Вудсток постоянно держит контакт с тобой?
   – Нет. А ты знал?
   – Конечно, это легко фиксируется любым детектором. Когда ты находишься в базовом теле и не контактируешь с Сетью, постоянный канал с Вудстоком обнаруживается элементарно.
   – Не страшно иметь на Земле агента Вудстока?
   – Нет. Лучше пусть им будешь ты, чем тот, кого мы не знаем. Не забывай, Вудсток имеет административный доступ к ресурсам Сети, от него так просто не отделаешься.
   – Ты говорил, это только гипотеза.
   – Она слишком похожа на правду, чтобы быть только гипотезой.
   – Открылось что-то новое, что ее подтверждает?
   – Нет, – сказал Габов, – нового пока ничего, но и старого хватает. Ладно, проехали. Если Джеймс Бонд не врет, тебе пока ничего не грозит. Я считаю, что твоя проблема решена. Согласен?
   Если бы мы разговаривали лицом к лицу, я бы просто пожал плечами.
   – Вроде, – сказал я. – Мне показалось, что он не врет, в ауре ничего характерного не было. Впрочем, хороший агент должен уметь врать с честным лицом.
   – Это точно, – согласился Габов. – Тогда отдыхай, в ближайшую пару недель дел для тебя не ожидается. Вот когда начнется драка, тогда ты нам пригодишься.
   – Драка все—таки будет?
   – Пока не знаю. Но действовать надо исходя из того, что это случится. Будь готов, как пионер.
   – Всегда готов, – ухмыльнулся я. – Что с Дашей?
   – Согласилась сотрудничать. Сейчас прорабатывается вопрос ее доставки в Москву. Времени нет совсем… Кстати, я так и не сказал тебе спасибо.
   – Не стоит благодарности, – отмахнулся я. Мы обменялись еще парой любезностей, и я повесил трубку.

   Следующую неделю я потратил на изучение сетевых учебников, энциклопедий, справочников и подобных источников информации, откуда почерпнул немало интересных данных.
   Жила—была планета Ипталг. Существа, населявшие ее, были стайными насекомыми, вроде земных муравьев или термитов и называли себя чфирами. Чфиры жили относительно мирно и относительно счастливо, к моменту контакта с Сетью они умели изготовлять металлические орудия, а в наиболее передовых муравейниках чфиры—солдаты были вооружены огнестрельным оружием.
   Знакомство с Сетью стало для Ипталга проклятием. Группа сетевых хулиганов с планеты Крисоа захватила сознания маток пятидесяти крупных муравейников. Этот подвиг им так понравился, что они стали шумно рекламировать в Сети свое достижение. Сетевые хулиганы повалили на Ипталг один за другим, и вскоре вся планета оказалась во власти компании малолетних придурков. Искатели приключений развлекались как могли, они заставляли чфиров-рабочих строить гигантские пирамиды и поворачивать реки вспять, ради потехи развязали мировую войну, унесшую за полгода пятьдесят миллионов жизней местного населения. В течение трех лет численность аборигенов уменьшилась более чем в десять раз, наступила настоящая гуманитарная катастрофа, не хватало еды, производство пришло в упадок, торговля была практически парализована. К счастью, кошмар длился недолго – захватчики с Крисоа плохо представляли, что такое распределенное сознание, и быстро стали жертвами ментальной ассимиляции. Но злобные и бестолковые души негодяев долго еще отравляли ноосферу Ипталга.
   Схожая судьба постигла Нисле. Ее аборигенами были узилдэ, но однажды планета попала в поле зрения спецслужб Шотфепки. Яхры в течение трех столетий щедро делились технологиями. Узилдэ и не догадывались, что их планета стала площадкой для масштабного генетического эксперимента, целью которого было создать портал, предоставляющий каждому путешественнику точную копию его базового тела.
   Эксперимент прошел удачно, портал был создан. Нисле заполонили яхры, а узилдэ в течение двух поколений перестали быть доминирующей расой. Вместе с яхрами на Нисле пришли еще около двадцати видов разумных существ, от гуманоидов до колониалов, они создали гармоничное высокотехнологичное общество, не хуже, чем на Шотфепке, но места для узилдэ в нем не было. Узилдэ деградировали и практически вымерли, сейчас на Нисле осталось только несколько резерваций, где сохраняются небольшие популяции бывших хозяев планеты.
   Мир, именуемый Рзоа, полностью покрыт океаном, который населяют рейты – разумные ихтиоиды. Это большая редкость во вселенной, требуется крайне удачное стечение обстоятельств, чтобы рыбы смогли эволюционировать до разумного состояния. Около пятисот лет назад эмиссары с Шотфепки построили на Рзоа нанотехнологический завод, производивший вещество, называемое улеп, – какой-то особый жир, зачем-то очень нужный рейтам. Надо сказать, что аборигены Рзоа – резко выраженные индивидуалисты, у них нет семей, и в их обществе очень слабо развита кооперация. Когда улеп стал общедоступен, миллионы рейтов, занятых в его производстве, потеряли работу и погибли от голода. В некоторых регионах начался массовый мор – смрад разлагающихся тел отравил воду и сделал ее непригодной для обитания. Выжившие пытались переселяться в другие районы, но свободных мест не было. Миграции привели к гражданской войне, сотрясавшей Рзоа на протяжении двадцати лет. Злосчастный завод был разрушен, но лучше от этого не стало – тогда улеп сразу стал дефицитом, потому что рабочие, которые умели его делать, по большей части вымерли, а заводы, на которых он производился раньше, были закрыты за ненадобностью.
   Планета Сфек избежала столь неприятных последствий. Она всего лишь потеряла независимость на четыреста лет, в течение которых ею управляла совместная комиссия представителей Шотфепки, Иссеплы, Сершлы и Тутлы. Потом на Сфек вторглись боевики Руроа, комиссия не смогла противостоять вторжению, и на планете начался кровавый хаос, от которого она только-только оправилась.
   Но не все так плохо. Случаи, которые я перечислил, являются скорее исключением, чем правилом. Большинство миров входят в Сеть без особых потрясений. Можно было бы расслабиться и отмахнуться от неприятных примеров, но меня настораживает то, что все вышеперечисленные планеты находятся в том же секторе, что и Земля. Получается, что миры земного сектора наиболее восприимчивы к глобальным катаклизмам в первые годы после контакта с Сетью. А если обратиться к статистике… Восемь процентов миров земного сектора входили в Сеть тяжело и мучительно. А ведь у них не было Вудстока, который цивилизованные расы называют бомбой…

   Джип типа «козел» с гравитационным двигателем мне не понравился. Антиграв жрет довольно много энергии, педаль газа приходится глубоко утапливать, а с учетом того, что коробка передач стоит на нейтрали, приходится все время бороться с ощущением, что двигатель вот-вот заклинит. Стандартный уазовский генератор не справляется с нагрузкой, пришлось заменить его более мощным, чуть ли не от танка. Взлетать на «козле» очень неудобно, нужно точно работать джойстиком, чтобы поймать резонансные колебания вихревого поля и, используя их, оторваться от земли. Просто тянуть штурвал на себя, как в самолете, смысла нет – машина глохнет. Вообще, двигатель внутреннего сгорания – не самая подходящая силовая установка для антиграва. В маршевом режиме энергии хватает, но взлететь с первого раза и без матюгов мне пока не удалось ни разу.
   Да и летать, в общем-то, негде. Чтобы не попасть ни в желтые газеты, ни на экраны радаров ПВО, надо предварительно отъехать от Москвы километров за двести, что на «козле» удовольствие сомнительное. Но на нормальную машину антиграв не поставить, нужен высокий клиренс и короткая база, так что выбирать можно только из внедорожников. «Нива» слишком маленькая, а нормальные джипы вроде «крузера» слишком дорогие, чтобы делать на их базе опытный экземпляр. Хотя на «крузере» с антигравом я бы не отказался прокатиться.
   Но все эти мысли занимают голову только до тех пор, пока с десятой попытки и с сотого матюга не поднимешь угловатую и неповоротливую машину в воздух. И тогда начинается самое интересное.
   Большую скорость «козел» в полете не развивает, аэродинамика не та, но сто пятьдесят километров в час он держит уверенно, только от порывов ветра сильно трясется, лететь непристегнутым – верное самоубийство.
   Парить на «козле» приятно. Душу наполняет ощущение нереальности, чувствуешь себя персонажем собственного глюка. Интересно, сколько мужиков из деревень, над которыми я пролетел, излечились от белой горячки?
   Но дальше опытного образца антигравитационный «козел» не пойдет, это даже мне понятно, хоть я и не специалист. Антиграв хорош для самолета или космического корабля, на обычном наземном автомобиле ему делать нечего. Вот если ученые реализуют в железе тот сверхъемкий сверхпроводник, о котором обмолвился Габов, тогда можно будет убрать у «козла» из-под капота родной двигатель, поставить маленький, но мощный электромотор, а антиграв запитать непосредственно от сверхпроводящего аккумулятора. В таком случае машина будет то, что надо. Но если это случится, колеса «козлу» станут вовсе не нужны. – По дорогам ездить ему будет не нужно, а на стоянке посадочные опоры гораздо удобнее. И еще надо приспособить какое-нибудь устройство для облегчения взлета, потому что, когда взлетаешь с колес, антиграв жрет слишком много энергии. А если зимой из сугроба… пожалуй, вообще не взлетишь.
   Еще одно серьезное неудобство антигравитационного транспорта – то, что он не работает в сильный дождь или снег. Капли и снежинки притягиваются вихревым полем, облепляют машину, утяжеляют ее и быстро высасывают из антиграва всю энергию. Нужны какие-то дополнительные устройства, чтобы нейтрализовать этот эффект.
   Технологически развитые цивилизации вроде Шотфепки практически не применяют антигравы, предпочитая телепортацию. Но человечеству, даже при наших бешеных темпах развития науки, телепортацию не освоить еще лет тридцать. Придется пока обходиться антигравами.
   Я попытался представить себе, как будет выглядеть Земля лет через семь, когда тайны Сети перестанут быть тайнами, а заводы наладят массовый выпуск новой техники. Вместо самолетов летают большие антигравитационные вагоны, запускаемые специальными катапультами и приземляющиеся на парашютах, чтобы экономить энергию. Теоретически эти вагоны могут летать и в космос, но ГИБДД бдительно следит, чтобы планетарный транспорт не превышал установленную высоту. Правила ужесточили после того, как на международную космическую станцию прилетали пьяные новые русские.
   Космические полеты перестали быть демонстрацией научных достижений, они вошли в обыденную жизнь. Орбитальный полет вокруг Земли стоит пятьсот долларов, полет на Луну с высадкой на поверхность и трехчасовой пешей прогулкой – две тысячи. Туры на Марс очень дороги и потому не пользуются популярностью. Но Абрамович и Хлопонин уже выстроили на Марсе коттеджи и регулярно ходят в гости друг к другу.
   Все автомобили работают на электричестве, зарядить аккумулятор можно из любой трехкиловольтной розетки, в элитных гаражах они уже стоят в каждом боксе. Государственная дума который год обсуждает вопрос о личном антигравитационном транспорте, но пока здравомыслие побеждает – если автомобили начнут летать, жертвы от дорожно-транспортных происшествий станут колоссальными. «Тойота» разработала катапультируемое кресло для автомобиля, но оно стоит безумно дорого и при его эксплуатации велика вероятность получить серьезную травму.
   Цена биоблокады снизилась до пяти тысяч долларов и продолжает падать. Смертность от рака снизилась почти до нуля, в списке наиболее частых причин смерти теперь лидируют несчастные случаи, на втором месте – самоубийства. Напротив Белого дома врачи стучат скальпелями по асфальту, требуя повышенной пенсии. Им можно посочувствовать – когда ликвидируется целая отрасль экономики, тем, кто в ней работал, становится плохо.
   Доступ к Сети строго—настрого ограничен, терминалы размещаются в специальных охраняемых зданиях, прежде чем попасть в Сеть, надо заплатить тысячу долларов, заполнить десять анкет и пройти собеседование. Визу в США получить значительно проще.
   На Митинском рынке терминалы Сети продаются из-под полы, большинство из них фальшивые, но попадаются и настоящие. ФСБ беспощадно ловит и сажает тех, кто их изготовляет и продает, но попадаются в основном мошенники – человека с настоящим терминалом в кармане посадить очень трудно. Договоры о взаимной выдаче преступников заключены только с девятью планетами, преступники об этом знают и в этих мирах не появляются.
   Землю посещает много инопланетных туристов. Принцип очень простой: один человек туда – один чужой сюда. Пьяные дебоши людей на Нисле уже вошли в местные анекдоты.
   А потом я попытался представить себе, как сложатся отношения с инопланетными спецслужбами, и моя фантазия дала сбой. Стало слишком страшно.

   Даша Лужнецкая приехала в Москву и временно поселилась в гостинице «Пекин». Габов пытается выбить ей квартиру или хотя бы комнату в общежитии, но не может, потому что бюрократия упирается до последнего, а давить на них нельзя, не рассказывать же про Сеть.
   Даша позвонила мне по Сети в первый же вечер в Москве. Ей было скучно, одиноко и немного страшно, резкие изменения в жизни пугают, особенно в ее возрасте.
   – Привет, – сказала она. – Не отвлекаю?
   – Нет, что ты! – радостно воскликнул я. – Как дела?
   – Не знаю. Наверное, замечательно.
   – Почему наверное? Что случилось?
   – Я в Москве.
   – Так это воистину замечательно! Я и не думал, что они так быстро все организуют. Какую легенду придумали?
   – Никакую, – мрачно сообщила Даша. – По легенде я убежала из дома. Мама очень переживает.
   – Плохо, – сказал я, – очень плохо. Неужели они не могли подобрать Что-нибудь более убедительное?. – Времени, говорят, нет придумывать убедительную легенду. Усадили в джип и увезли. Я уж стала бояться, что это бандиты.
   – Тебе-то чего бояться? – улыбнулся я. – Тычешь пальцем в глаз и уходишь в Сеть, пока сдачи не дали. Через минуту возвращаешься и тычешь пальцем в другой глаз. И так до тех пор, пока им не надоест.
   – Если уходишь в Сеть из машины на ходу, а потом возвращаешься, ты вернешься в машину или на дорогу, где она была? – спросила Даша.
   Я растерялся.
   – Не знаю, – сказал я. – Боюсь, что на дорогу. Но все равно в Сеть ты по-любому можешь уйти. Я в первый раз надолго ушел в Сеть, когда меня подстрелили.
   – А как вернулся?
   – Вначале вселился в другого человека, из него связался с фээсбэшниками, попросил подогнать «скорую», а когда она подъехала, вернулся обратно. Меня подобрали и откачали.
   – А если бы не откачали?
   – Значит, умер бы. Или ушел бы в Сеть навсегда, если бы успел. Риск всегда есть.
   – Рисковый ты парень, – сказала Даша. – Хочешь приехать ко мне?
   – Давай. Или лучше ты ко мне. О! Хочешь сюрприз?
   – Конечно, хочу.
   – Тогда жди, я к тебе скоро подъеду.

   Увидев «козла», Даша истерически захохотала.
   – Это и есть твой сюрприз? – спросила она.
   – Он самый, – подтвердил я. – Садись, прокатимся. Минут через двадцать она забеспокоилась.
   – Куда ты меня везешь? – спросила она. – Тут же нет жилых домов, промзона какая-то.
   – В промзону и едем, – подтвердил я. – Сейчас завезу подальше, изнасилую, потом съем, а то, что останется, снова изнасилую. Шутка.
   «Козел» к этому времени подъехал к нужному участку дороги, здесь безымянная улочка круто поднимается вверх, а потом столь же круто уходит вниз. Если хорошо разогнаться, в верхней точке горки колеса почти отрываются от земли, а это значит, что есть шанс взлететь с первого раза.
   – Сейчас будет ответственный момент, – сказал я. – Если начну ругаться матом, не обращай внимания. Ты что, не пристегнута?! Пристегнись немедленно!
   – Да что такое? – забеспокоилась Даша. – Куда ты меня везешь?
   – Пристегнись и увидишь. Это сюрприз.
   – Такие сюрпризы я… – Даша не стала уточнять, что она с ними обычно делает, постеснялась.
   Девушка застегнула ремень в последний момент перед прыжком, «козел» уже вовсю набирал скорость, готовясь взмыть в небо. Я дождался нужного момента и плавно потянул джойстик на себя, одновременно вдавив педаль газа в пол. Мотор натужно взревел, но тут же сбросил обороты и стал чихать. Ничего не получится, промелькнула мысль у меня в мозгу.
   «Козел» совершил могучий прыжок метров на десять в длину и метра на полтора в высоту. Двигатель зачихал и стал захлебываться, машину потянуло вниз, и я уже приготовился к падению, но в последний момент антиграв справился с нагрузкой.
   Машина взмыла сразу метров на пятьдесят, темные крыши заводских корпусов остались внизу, стало видно освещенный проспект километрах в двух отсюда.
   – Мы летим?! – взвизгнула Даша.
   Я не ответил, я был слишком занят. Сейчас я чувствовал себя водителем—чайником, впервые севшим за руль без инструктора. Очень трудно привыкнуть к новому управлению, двенадцатилетний опыт вождения обычного автомобиля не может помочь ничем.
   Я перевел джойстик в нейтральное положение и осторожно отпустил газ. Обороты стали падать слишком быстро, так не должно быть. Ага, вот оно в чем дело! Я забыл перебросить передачу в нейтральное положение, часть энергии сейчас расходуется на вращение колес.
   Я выжал сцепление, выключил передачу, и обороты сразу восстановились. «Козел» неспешно летел вперед, держа постоянную высоту. Спидометр в полете не работает, оценку можно проводить только на глаз. По-моему, мы двигались со скоростью около сорока километров в час. Теперь надо фары выключить, чтобы людей не пугать.
   Даша вертела головой из стороны в сторону, она не могла поверить в то, что видит, а ее аура была наполнена восхищением.
   – Нравится? – спросил я.
   – Очень, – ответила Даша. – Спасибо тебе за сюрприз. Она потянулась к ручке стеклоподъемника и начала опускать дверное стекло.
   – Осторожно! – крикнул я, но было поздно.
   «Козла» потащило вправо, а левый борт стал проваливаться вниз, и машина накренилась. Я резко дернул джойстиком, выравнивая машину, нас затрясло, девушка испуганно взвизгнула и стала закрывать окно, «козел» дернулся влево и стал крениться на правый борт. Я мысленно выругался и потянул джойстик на себя. Хрен с ней, с тряской, сейчас главное – не потерять высоту. Влетим в крышу или в фонарный столб – и поминай как звали.
   В конце концов «козел» покорился воле наездника, то есть моей. Мы медленно ползли по ночному небу метрах в трехстах над землей, машина дергалась под порывами ветра, но больше не пыталась выйти из-под контроля. Автопилот бы здесь не помешал…
   – Больше так не делай, – с облегчением произнес я, отдышавшись.
   – Извини, – сказала Даша, а потом вдруг добавила: – А ты виртуозно ругаешься! – и засмеялась. Я смутился.
   – Извини, – сказал я. – Я и не заметил.
   – Ничего, – Даша хихикнула, – ты ведь предупреждал, что будешь ругаться, а слово надо держать. Этой штукой очень трудно управлять?
   – Очень. Это ведь опытный образец, под капот серийного «козла» засунули антиграв, а систему управления поставили самую примитивную. Когда садиться будем, ты еще наслушаешься, как я ругаюсь.
   Даша снова хихикнула и спросила:
   – Куда мы летим?
   Я посмотрел вперед и увидел, что мы давно уже вылетели за пределы промзоны и теперь приближаемся к центру. Не хватало еще над Красной площадью пролететь!
   – Держись крепче, – сказал я. – Разворачиваемся.
   Никак не могу научиться двигать джойстиком плавно. Стоило чуть его отклонить, как машину тряхнуло так, как будто мы переехали через бревно на полной скорости. Я услышал, как у Даши клацнули зубы.
   Кажется, я снова ругался, выравнивая машину на новом курсе.
   – Лучше бы сделали так, чтобы направление полета рулем менять, – сказала Даша. – Надо только приспособить какой—нибудь переключатель – одно положение для обычной езды, а другое для полета.
   – Не намного лучше, – возразил я. – Рожденный ползать летать не может. Антиграв надо ставить на самолет или на вертолет, а по-хорошему нужно специальную машину проектировать.
   – Наверное, – согласилась Даша. – Как у тебя эта зверюга оказалась?
   – У меня машину угнали зимой, я позвонил Габову, говорю, раз на тебя работаю, плати зарплату. А он говорит, денег нет, но если тебе машина нужна, есть одна, забирай и пользуйся. Сказал, что мне точно понравится.
   – И понравилось?
   – Поначалу да, а теперь раздражает. В первое время прикольно, а потом понимаешь, что вещь ненужная. Чтобы от чужой техники польза была, надо столько всего сделать… Антиграв, как понимаю, построен по чертежам из Сети, наши ученые в деталях не разбирались. А систему управления пришлось делать самим, с нуля, и получилась она жутко неудобная, да и ненадежная, наверное. Вот заклинит джойстик в полете, что тогда делать будем?
   И действительно, что будем делать? Не стоило мне произносить эти слова, а то еще Даша испугается.
   Аура Даши окрасилась испугом, но совсем чуть—чуть.
   – Давай приземляться, – сказала Даша. – Вон там, кажется, большая ровная площадка.
   Сверху место казалось подходящим – большое ровное поле совсем недалеко от дороги. Мы сели довольно мягко, а через минуту я обнаружил, что мы находимся на территории конноспортивного комплекса, со всех сторон огороженного нехилым забором. Выехать наружу было решительно невозможно, не поднимаясь в воздух. И зачем только я поперся ночью летать? Сюрприз, блин! Первая попытка взлететь успеха не имела, вторая тоже. Я нервничал и из-за этого никак не мог поймать джойстиком резонанс. «Козел» прыгал по полю, мы с Дашей подпрыгивали на сиденьях, подвеска протестующе гремела и взвизгивала, но взлетать «козел» не хотел. А потом в свете фар появился мент с выпученными глазами. Даша расхохоталась, но мне было совсем не смешно. Я остановил машину и открыл дверь.
   – Добрый вечер, – поприветствовал я мента. – Не подскажете, как отсюда выехать?
   Мент несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, а затем разразился длинной тирадой, смысл которой сводился к тому, что сексуальные отношения мои и моих родственников настолько необычны, что достойны занесения в Книгу рекордов Гиннесса.
   Я обиделся, захлопнул дверь и поехал дальше. На третий раз каким-то чудом я сумел поднять «козла» в воздух. Мы перемахнули через трибуны ипподрома и приземлились на стоянке перед входом в комплекс. Посадка выдалась жесткой, если бы «козел» был не «козлом», а нормальной машиной, подвеске пришел бы конец. А так ничего, только голова гудела – крыша у «козла» очень жесткая.
   Ментовская «десятка», мирно дремавшая на стоянке, вдруг ожила, осветилась люстрой над крышей, неуверенно вякнула сиреной, тут же заткнулась, стронулась с места и медленно покатилась к нам.
   По земле удирать от «десятки» на «козле» бессмысленно, а для взлета места не хватит. Придется разговаривать.
   – Оставайся внутри, – сказал я Даше, заглушил двигатель и вышел из машины.
   «Десятка» остановилась метрах в трех, сквозь лобовое стекло было видно обалдевшее лицо мента, не то лейтенанта, не то подполковника, в свете фонарей сразу не разберешь. Неожиданно меня пробило на черный юмор.
   Я подошел к водительской двери и легонько постучал пальцем в стекло. Через секунду оно начало опускаться.
   – Ваши документы, – потребовал я властным голосом.
   Лейтенант (теперь я разглядел, что звездочки маленькие) сдавленно хохотнул, посмотрел на меня снизу вверх и спросил:
   – На каком основании?
   – Галактическая дорожная инспекция, старший инспектор Сигов, – представился я. – Ваши документы.
   Мент открыл дверь (мне пришлось посторониться) и вылез наружу. Обнаружилось, что он на полголовы выше меня. Кажется, это придало ему уверенности.
   – Вообще-то, это я у вас хотел документы попросить, – сказал он. – Транспортные средства данного типа, – он указал на «козла», – к полетам не предназначены. Над Москвой только на летающих тарелках летать можно. Нарушаем, – он улыбнулся.
   Я тоже улыбнулся и спросил:
   – Может, без протокола и пополам? Но у меня только шотфепские марки.
   – Какие марки? – переспросил лейтенант.
   – Шотфепские. Шотфепка – это планета такая:
   – Да ладно тебе, мужик, – миролюбиво произнес лейтенант. – Под капот заглянуть можно? Я пожал плечами и сказал:
   – Пожалуйста.
   Мы подошли к «козлу», я открыл капот, мент заглянул внутрь и присвистнул.
   – Что это за байда такая? – он ткнул пальцем в массивный черный кирпич, внутри которого размещался основной блок антиграва.
   – Гравиэмиттер, – сказал я. – Генерирует вихревое гравитационное поле, которое передается на антенны, вот на эти вот тоненькие проводки. Машина как бы выпадает из земного притяжения. Классная штука, только управлять жутко неудобно.
   – Можно попробовать? – робко спросил лейтенант.
   – Лучше не надо. В темноте да над городом – это как чайнику через Манежную площадь в гололед ехать. Я и сам сегодня чуть не поседел.
   Лейтенант бросил быстрый взгляд в машину, увидел там Дашу и расплылся в улыбке.
   – Ох, женщины, женщины… – протянул он. – Ты осторожнее. Баба у тебя, конечно, красивая, но жизнь дороже.
   – Это точно, – согласился я. – Больше не буду. И мы оба рассмеялись.
   – Я уж подумал, у меня крыша поехала, – признался мент. – Какое ты пике заделал над трибунами… Только посадка жесткая вышла.
   – Управление отвратительное, – пожаловался я. – И обзор безобразный. Гляжу – площадка удобная для посадки, сел – а вокруг забор. Там внутри твой коллега бегает, – хихикнул я, – тоже, небось, думает, что глюк словил.
   – Ты осторожнее, – снова посоветовал мне лейтенант. – В серийное производство эта хреновина скоро пойдет?
   – Боюсь, что никогда. Не годится антиграв для автомобилей, для самолетов или вертолетов он еще куда ни шло, а для машины никак не подходит. Взлететь очень трудно, раза с десятого получается, а при посадке подвеску так бьет, что больше месяца не протянет. По-хорошему, ему нужны специальные площадки – одна для взлета и другая для посадки. Пока повсюду таких площадок не понаделают, использовать его смысла нет. Да и правила дорожного движения придется новые придумывать.
   – Это точно, – согласился лейтенант. – Ну, счастливо! Да, кстати, документы-то у тебя есть?
   Я покопался в бардачке и извлек техпаспорт вкупе с доверенностью, подписанной Габовым.
   – Техосмотр есть? – спросил лейтенант, ухмыляясь.
   – Издеваешься? – ответил я вопросом на вопрос. – Если на такой колымаге на ПИК приехать, там все с ума сойдут.
   – Это точно. Ладно, будем считать, я тебя не видел. Но только по земле езжай!
   С этими словами мент вернулся в свою «десятку» и отъехал в дальний угол стоянки.
   Я забрался в кабину.
   – Ну ты даешь, – сказала Даша. – Я уж думала, придется в обезьяннике ночевать.
   – А что, приходилось?
   – Нет, никогда. Но все когда-то бывает в первый раз, правда? – улыбнулась она.
   Я тоже улыбнулся, и в этот момент она наклонилась ко мне и поцеловала в губы.
   – Мне так одиноко, – сказала Даша. – Поехали к тебе. Только давай больше не будем взлетать, ладно?

   – Гнусный педофил, – такую характеристику Габов дал мне на следующее утро.
   Я начал было оправдываться, но он тут же прервал меня.
   – Шучу, – сказал он, – не бери в голову. На эту девчонку российские законы больше не распространяются, как и на тебя. Да и какая она девчонка после всех этих приключений… После такого быстро взрослеют.
   – С каких это пор мы вне закона? – поинтересовался я.
   – С тех самых, как в Сеть полезли. Хочешь – живи с ней, не хочешь – не живи, только бабкам у подъезда будешь сам зубы заговаривать.
   – У нас нет бабок у подъезда, – сказал я. – У нас дом как бы элитный.
   – Все равно сам разбирайся. У вас с ней все нормально? Ну, я имею в виду, она пока у тебя будет жить?
   – Даша, ты у меня будешь жить? – спросил я, отставив телефонную трубку в сторону.
   – Легко, – ответила девушка и перевернулась под одеялом на живот.
   Ей бы сейчас чупа-чупс в рот, и будет вылитая иллюстрация к «Лолите» Набокова.
   Даша хихикнула и сказала:
   – Экий ты забавный, когда на меня так смотришь. Прямо Гумберт.
   Я состроил зверскую гримасу, чем вызвал новый приступ смеха у своей юной любовницы. Бедный Гумберт, тяжело ему приходилось…
   – Пока у меня поживет, – сообщил я в трубку.
   – Вот и замечательно, – сказал Габов. – У тебя компьютер есть?
   – Обижаешь. Откуда бы я отчеты тебе слал?
   – Вот и здорово. Слушай сюда. Раз ты Дашу приручил, значит, ты за нее и отвечаешь. Вы, надо полагать, недавно проснулись?
   – Ты разбудил.
   – Я так и подумал. Пусть она умывается, зубки чистит, завтракает, садится за компьютер и пишет отчет. Что писать, она знает. И скажи ей, что, если будет лоботрясничать, подселим ей в тело хакера, чтобы сам во всем разобрался.
   – Не будет лоботрясничать, – заверил я его. – Даша, ты ведь не будешь лентяйничать?
   – Не-а, – сказала Даша и пожевала несуществующий чупа-чупс.
   Мне захотелось кинуть в нее чем—нибудь большим, но мягким, например подушкой. Жаль, что под рукой не оказалось ничего подобного.
   – Хорошо, – сказал я в трубку. – Все обеспечу.
   – Вот и займись, – подытожил Габов. – Успехов тебе в нелегком труде.
   Я повесил трубку, подошел к кровати, упер руки в боки и попытался придать лицу серьезное выражение.
   – Значит, так, – сказал я. – Сейчас быстро в ванную, потом на кухню, позавтракаем и будешь писать отчет.
   Пока я произносил эти слова, Даша смотрела на меня снизу вверх, хлопая ресницами в такт каждому слову и медленно надувая щеки. При слове «отчет» она хлопнула себя ладонями по щекам. Я рассмеялся. Даша тоже расхохоталась, отбросила одеяло и перевернулась на спину. А потом она соблазнительно облизнулась, и я подумал, что отчет подождет.

   Когда Даша села за компьютер и открыла ворд, она разительно переменилась. Шаловливая нимфетка куда-то исчезла, а вместо нее появилась серьезная и сосредоточенная молодая девушка. Я сел рядом и приготовился помогать, но моя помощь не потребовалась.
   Даша аккуратно записала в столбик основные тезисы будущего отчета, критическим взглядом оглядела получившийся список, что-то убрала, что-то добавила, что-то поменяла местами и начала создавать список, углубляя и детализируя тезисы своих набросков. Именно так я всегда пишу большие тексты, которые трудно сразу понять, как писать. Не ожидал, что простая киевская школьница окажется такой сообразительной.
   Будто прочитав мои мысли, Даша обернулась ко мне и спросила:
   – Думал, я дура?
   Я смутился и промычал нечто неопределенное.
   – У меня IQ 155 по американской системе, – сообщила Даша. – Я не очень усидчивая, но соображаю неплохо. Только в быту тупая, потому что романтичная. Ну, это ты уже понял, когда в моей памяти копался.
   – Ты не похожа на шибко умную, – сказал я. – Нет, не подумай, я не хочу тебя обидеть, но ты…
   – Умная в меру, – продолжила за меня Даша и рассмеялась. – Знаешь, как надоедает всю жизнь косить под дурочку?
   – Разве ж это вся жизнь? Вся жизнь у тебя впереди.
   – Сама знаю, – согласилась Даша. – Андрей, ты лучше не мешай, а съезди—ка на Лубянку и попроси вложить тебе терминал в мозги. Я и сама могу все сделать, но Габов прав, сейчас мне надо в первую очередь отчет сделать.
   – А разве эта методика архангельская не в этом отчете будет описана? – удивился я.
   – Думаешь, он у меня первый? – вздохнула Даша. – У меня скоро от клавиатуры пальцы болеть будут. Ужас просто.
   Я последовал ее совету и не стал мешать. Я еще раз позвонил Габову, договорился о встрече и поехал вставлять в мозги терминал, только не на Лубянку, а на проспект Вернадского.

   Не знаю, что я ожидал увидеть внутри фээсбэшного здания, но только не то, что увидел. Мне казалось, что изнутри подобное учреждение должно быть пропитано неуловимой аурой важных дел, которые здесь решаются, всяких государственных тайн…
   Но в реальности ничего такого не было. Это была обычная умеренно задрипанная государственная организация. По коридорам ходили обычные люди с обычными аурами и вели обычные разговоры. Минут пятнадцать я торчал у входа, ожидая, когда вынесут пропуск, за это время мимо меня прошло не меньше пятидесяти человек и все они были самыми простыми людьми как по внешнему виду, так и по аурам. Кто-то рассказывал анекдот, кто-то объяснял, как надо правильно прочищать игольчатый клапан в карбюраторе, кто-то делился опытом прохождения «цивилизации». Все как везде.
   Меня встретил тот самый белобрысый Леша, который вез домой из больницы. Он выдал пропуск – маленький и непрезентабельно выглядящий клочок бумаги, суровый прапорщик на входе внимательно изучил мой паспорт, оторвал от пропуска полоску бумаги и оставил ее себе. Мы вошли.
   Из шести лифтов работало только два. Пока мы ждали свободную кабинку, я успел во всех подробностях изучить стенд объявлений профкома и узнать, в какую комнату следует подойти, чтобы получить льготную путевку на Черноморское побережье, и какие справки при этом надо иметь. Бедные люди – за границу их не пускают, отдыхать приходится черт знает где.
   Наконец мы погрузились в лифт и поднялись на четвертый этаж. Быстрее было бы пешком.
   Мы заглянули в комнату, на двери которой висела табличка «дежурный», а внутри стоял огромный стол, заставленный десятком телефонов еще советского дизайна, с дисковыми номеронабирателями. Толстый и лысый мужик, сидящий за столом, переписал данные моего паспорта в амбарную книгу, поставил печать на пропуск и сказал Леше:
   – Время выхода сам проставишь той же ручкой.
   Леша заверил его, что именно так и поступит, и повел меня дальше.
   Теперь наш путь лежал вниз. Спускались мы по лестнице, Леша сказал, что лифта ждать не стоит, а я не возражал.
   Мы спустились в подвал и углубились в лабиринт узких коридоров с низкими потолками. Пол и стены были бетонными, без всякой отделки, с потолка на толстых шнурах свисали электрические лампочки без плафонов, шаги рождали гулкое эхо. Выглядело все это довольно мрачно.
   – В подземный город идем? – спросил я.
   Леша промычал нечто утвердительное и остановился перед железной дверью с кодовым замком. На двери было написано «Посторонним вход строго запрещен». Леша набрал шестизначный код, открыл дверь, и за ней обнаружилась другая дверь, на вид очень тяжелая, как в сейфе.
   Дверная ручка представляла собой мощное металлическое колесо, которое надо крутить двумя руками и с большим усилием. Подобную конструкцию, только меньшего размера, я видел однажды на сейфе. Леша взялся за колесо, поднатужился, повернул на пол—оборота против часовой стрелки и вдруг замер в нерешительности. Я почувствовал, как в астрале вдруг произошло сильнейшее возмущение, мощный пучок невидимых лучей прошел рядом и…
   Леша выпустил колесо из рук, красиво крутанулся на одной ноге и залепил другой ногой мне в челюсть. Точнее, попытался залепить, боевые рефлексы, выработанные Вуд—стоком, сработали быстрее, чем я успел осмыслить происходящее. Я заблокировал удар, захватил Лешину ногу двумя руками и сильно дернул на себя, одновременно ударив в колено другой его ноги.
   Леша рухнул на пол, его аура окрасилась болью, но он не сдавался. Извернувшись немыслимым образом, он перекатился через плечо, оказался на четвереньках, высоко подпрыгнул на всех четырех конечностях (раньше я и не знал, что человеческий организм так может), в прыжке распрямился и попытался ударить меня ногой в селезенку.
   На этот раз я не стал сбивать противника с ног, я всего лишь жестко заблокировал удар, подставив под голень атакующей ноги оба кулака. Боль вспыхнула в ауре Леши огненным цветком, она должна была парализовать его, но этого не произошло. Тварь, захватившая Лешино тело, великолепно умеет контролировать эмоции носителя.
   Если бы нас видел Джеки Чан, он бы умер от зависти. Мы вели борьбу так, как на Земле до нас не дрался, наверное, никто. Удары и блоки, выверенные до миллиметра и до миллисекунды, сливались в непрерывный танец, каждое движение несло смерть, но ни один удар не достигал цели.
   Обычно рукопашный поединок равных соперников длится считанные секунды, а победителя в нем определяет случай. Стоит допустить малейшую ошибку, и ты уже валяешься на полу, а твое сознание гаснет. Но когда совершенство боевой техники приближается к пределу, ошибок не допускает ни один из бойцов, и схватка может длится практически бесконечно, пока усталость не сморит менее выносливого.
   Однако мне не улыбается провести остаток дня, сражаясь с инопланетной тварью. Из боя надо выходить, но как? Стоит на мгновение отвлечься, и все, я проиграл, и не просто проиграл, а погиб. Я не сомневаюсь, что враг настроен решительно, он не успокоится, пока не убедится, что я мертв.
   Астрал пронзила мощнейшая помеха, помнится, Габов называл ее дезориентирующим сигналом. Помеха шла снизу, из-за той двери, которую Леша пытался открыть. Готов поставить сто против одного, что ее источником является планетарный узел, который снова контролируют чужие.
   Помеха не была непрерывной, она пульсировала по какому-то неясному закону, то усиливаясь, то затухая. Если не знать точно, в какие моменты времени она действует, Сетью пользоваться невозможно, а если знать – то это мешать не будет. Все понятно – радиоэлектронная борьба в галактических масштабах, подавление систем связи противника. Планетарный узел Земли парализован, а те немногие люди, что способны противостоять вторжению, либо попали под власть чужих душ, либо, вроде меня, из последних сил отбиваются от инопланетных десантников.
   Надо что-то делать! Вудсток, ты меня слышишь?
   На мгновение мне показалось, что моя голова взорвалась. Оглушительный рев наполнил астрал, и источником этого рева была моя голова. В отличие от помехи, которую ставил узел, этот звук был непрерывным. Я превратился в машину наподобие тех, что в советские времена глушили «Голос Америки». Видимо, теперь в окрестностях Земли Сеть перестала быть доступной не только для людей, но и для любых существ.
   «У тебя мания величия, – прозвучал голос Вудстока в моей голове. – Твоя помеха даже всю Москву не захватывает, мощность не та».
   «Что мне делать?»
   «Ничего. Беру управление на себя».
   В глубине моего тела, где-то примерно в крестце, внезапно вспух гигантский пузырь внутренней силы. Я отпрыгнул назад, разрывая контакт с противником, и широко раскинул руки. Это верное самоубийство!
   Нет, это не самоубийство, а убийство. Мое тело содрогнулось и выбросило в пространство целое море внутренней силы. Невидимая, но вполне ощутимая ударная волна подхватила того, кто раньше звался Алексеем, подбросила и с хрустом впечатала в бетонную стену. Тело Алексея сползло вниз, оставляя за собой след из крови и мозгов.
   «Возвращаю управление, – сообщил Вудсток. – Надо как можно быстрее добраться до узла и провести зачистку».
   Открыть дверь! Как же тяжело вращается это колесо… Все, есть. Быстрее вниз… Нет, не быстрее. Дверь надо за собой тщательно закрыть и желательно заблокировать, но баррикадировать ее нечем, и поэтому применим нестандартное решение.
   Закрутив колесо до отказа, я сконцентрировался и попытался повторить тот же ментальный трюк, который минуту назад спас мне жизнь, только теперь я выбрасывал энергию не широким фронтом, а узким пучком. Поехали!
   Получилось у меня не так хорошо, как у Вудстока, видимо, сказался недостаток опыта, тем не менее колесо вздрогнуло, перекосилось и сорвало резьбу. Дверь заклинило намертво. Из ликбеза по гражданской обороне вспомнилось, что каждое подземное убежище имеет два выхода. Если это убежище является исключением, я попал.
   Однако пора действовать. Я побежал вниз по лестнице, туда, где визжала, чирикала и завывала астральная сирена. Подсознание превращало ее сигналы в звуки и звучало это так, как будто Соловью Разбойнику намазали задницу скипидаром.
   Еще одна дверь, такая же тяжелая и с таким же колесом. К счастью, открыта. Вперед!
   Чувство опасности заставило меня проехать метра три животом по полу, который здесь оказался покрыт плиткой, по виду довольно дорогой, а по осязательным ощущениям – очень скользкой. Выстрел, другой, третий. Пули свистят над головой, каждая следующая чуть ниже предыдущей. Пятая пуля будет моей.
   Выброс ментальной энергии! Люминесцентная лампа под потолком распадается на тысячу осколков. Облачко светящегося газа мгновенно рассеивается, и в помещении наступает полная темнота. Но я отчетливо вижу перед собой две ауры тех, кто раньше были людьми. Они могли бы снова стать людьми, но у меня нет времени на гуманизм. На войне иногда приходится стрелять по своим.
   Я не стал тратить внутреннюю силу, почему-то был уверен, что ее осталось немного и она еще пригодится. Попробуем обойтись сугубо физическими методами.
   Здоровенные электронные часы со встроенным калькулятором, поясным временем, пятью будильниками и десятком других ненужных прибамбасов отправились в дальний угол, где и ударились о стену. Звук был совсем негромким, но противники его услышали.
   Четыре выстрела слились в непрерывную очередь. Это кажется невероятным, но одна из пуль попала в цель. Ничего, сейчас я отомщу за свои часы.
   Быстрее, пока уши врага оглушены их собственными выстрелами. На всякий случай я помог себе ментальным выбросом, совсем легким, неспособным оказать на противника физическое воздействие, просто слегка оглушающим.
   Есть! Очень тяжелый пистолет незнакомой конструкции перекочевал в мою руку.
   Выстрел в упор.
   Фонтан крови заливает мне куртку и лицо. К счастью, это чужая кровь. Я отплевываюсь и стреляю еще раз.
   Пинг-пинг-пинг-поооонг! Второй враг успел нажать на спусковой крючок уже мертвым пальцем. Пуля ушла в потолок, отразилась и запрыгала по маленькой комнате, как каучуковый мячик. К счастью, ее траектория ни разу не пересеклась с моим телом.
   Путь свободен. Вперед!
   Истошный астральный визг стал оглушительным. Планетарный узел совсем рядом. Вот, кажется, и нужная дверь. Толстая железная дверь, слишком мощная, чтобы отстрелить замок или петли. Внутренняя сила… удар!
   Дверь осталась на месте, с ней ничего не произошло. У меня подкосились ноги, я сполз по стене, сел на корточки и тихо завыл. Вот и все, я сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. Я прошел с боем почти весь путь, но обычная железная дверь стала неодолимым препятствием. Это конец.
   «Это не конец, – произнес голос Вудстока. – Конец в другом кармане. Шутка. Встань и внимательно смотри на замок».
   Я подчинился. Встал, впился в замок отчаянным взглядом и почувствовал, как силовые линии астрального поля искривились, притянулись ко мне, отразились от моих глаз и ударили прямо в замок. Энергия планетарного узла, бесполезно изливающаяся в пространство, сфокусировалась в направлении моего взгляда, и металл поплыл. Он оставался холодным, но было четкое ощущение, что он плавится.
   Замок расплавился очень быстро, секунды за две, но растекшийся металл намертво заклинил дверь, и мне пришлось проплавлять большое отверстие, чтобы пролезть в него целиком. Трудно сказать, сколько времени это заняло, но никак не меньше минуты, а скорее, минуты две-три. В какой-то момент за дверью послышались шаги, кто-то сунулся в комнату, но тут же отскочил обратно, оглушительно визжа. Я предвидел это и специально расширил зону фокусировки деструкторного луча, сейчас вся комната за дверью была залита смертоносным излучением.
   Внутри комнаты что-то рухнуло с оглушительным грохотом. Кажется, дыра уже достаточна, чтобы пролезть в нее. Ну-ка, попробуем…
   Я отключил деструкторный луч, рыбкой нырнул в круглый оплавленный проем, приземлился на руки, перекувыркнулся и вскочил на ноги. В комнате было темно – лампы не перенесли моего излучения. Пахло цементной крошкой.
   – Не стреляй! – заорал кто-то далеко впереди.
   Знакомый голос… точно! Это Василий не помню отчества Зильберман собственной персоной. Не везет ему с дежурствами – уже второй раз в его смену случается чрезвычайное происшествие.
   – Не стреляю! – крикнул я в ответ. – Что здесь происходит?
   – Они ушли! – закричал Зильберман. Ушли? Как это ушли? Я ведь пока не выключал свою глушилку, Сеть все еще заблокирована.
   – Выходи с поднятыми руками! – крикнул я.
   Ответа не последовало.
   Я стал осторожно пробираться вперед. Вначале я пытался держаться поближе к стенам, но быстро понял, что это бессмысленно – у стен мебели больше всего. Жалко, что Вудсток не научил меня видеть в темноте.
   Тишина ударила по ушам так резко, что на мгновение мне показалось, что прогремел взрыв, от которого я оглох. Но никакого взрыва не было, просто планетарный узел перестал глушить астрал, а моя глушилка, которая питалась от энергии узла, тоже перестала работать.
   – Не стреляй! – снова заорал Зильберман. – Он ушел!
   – Выходи с поднятыми руками! – повторил я.
   Далеко впереди мелькнула аура Зильбермана, в ней не было ничего, кроме страха и растерянности. Кажется, он не врет, инопланетный боевик действительно сбежал.

 
Сеть снова доступна. Этим надо воспользоваться.
«Даша!»
«Андрей! Ты где?»
«В подземном городе. Что происходит?»
462 «Вторжение».
«Это я уже понял. Здесь мы, кажется, отбились. С тобой все в порядке?»
Пауза.
«Уже да. Блин! Уходи в Сеть сейчас же!»
«Куда?»
«Все равно куда, но быстрее!»
«Да что случилось-то?»
«Ядерный удар по Москве».
«Что?!»
«Минуты три назад передали по радио – с неизвестной подводной лодки стартовали восемь ракет, все летят на Москву. Буш клянется, что он ни при чем. Это Армагеддон, помнишь, Габов про него говорил? Армагеддон начинается».
«Ты сейчас где?»
«У тебя дома».
«Какого черта? Уходи сейчас же, куда угодно уходи, хоть к ангелам!»
«Сейчас уйду. Ты тоже поспеши».
«Я в бомбоубежище».
«Ни одно бомбоубежище не выдержит прямого попадания. Давай сваливай скорее».
«Подожди секунду, – сказал я и обратился к Сети: – Физическое перемещение в Убежище».
«Не майся дурью, – произнес Вудсток в моей голове. – Убежище тебе не нужно, выбери любой безопасный мир в чужом секторе и прыгай туда быстрее».
«Какой безопасный мир?! У меня нет времени!»
«Дебил, – печально констатировал Вудсток. – Сорэ».
«Даша, Сорэ! Планета называется Сорэ, живут там эрпы, а еще лучше выжди секунду и иди за мной».
Физическое перемещение на Сорэ.
«Подтверди».
Подтверждаю.
«Выполняю».
 

   Снова большое помещение с люминесцентными лампами под потолком и без окон. Снова ровные ряды топчанов, на которых лежат бесчувственные тела с лысыми головами, остроконечными ушами, высоко расположенными пупками и без сосков.
   Одно из бесчувственных тел подняло голову, огляделось по сторонам и нашло взглядом меня.
   – Даша?
   – Андрей?
   Даша опустила взгляд вниз и скорчила жуткую гримасу.
   – Фу! – сказала она. – Какая гадость! Более человеческого тела ты найти не мог?
   – Это наилучшее приближение, – начал оправдываться я.
   – Лучше уж стать лягушкой, чем таким приближением. Какая гадость! Что это за планета?
   Что меня всегда восхищало в женщинах, так это умение легко и непринужденно переключаться с одного предмета на другой.
   – Сорэ, – ответил я. – Очень странный и интересный мир, он не упоминается ни в одной энциклопедии.
   – Как же ты его нашел? – удивилась Даша.
   – Один компьютер подсказал в другом секторе. В нашем секторе, я надеюсь, о ней никто не знает.
   Даша окинула настороженным взглядом лежащие тела.
   – Не боишься, что они сейчас оживут? – спросила она. – Узел Земли был в руках этих гадов, они легко могут нас выследить.
   Она права, мне следовало задержаться на пару минут и заглушить узел. Но тогда я мог не успеть до того момента, когда на Москву обрушатся боеголовки. Черт возьми, я так не хотел верить, что чужие все—таки устроят Армагеддон!
   Надо связаться с Габовым, но терминала здесь нет.
   «Есть терминал, – сказал Вудсток. – Если бы ты потрудился немного подумать, ты бы понял, что он был у тебя в голове почти с самого начала».
   «И на Оле?»
   «И на Оле».
   «Но почему ты мне ничего не сказал?!»
   «А зачем? Ты с пользой проводил время, твоя душа стала заметно совершеннее. Эзерлей встретил, в конце концов».

 
Совершеннее? Он что, не только защитник, но и педагог еще?!
«Не отвлекайся. Звони Габову».
Я позвонил Габову, он ответил немедленно.
«Привет, Андрей! – сказал он. – Ты на Земле?»
«Уже нет. А вы?»
«Я тоже. Ты молодец, если бы не ты, нам пришлось бы плохо».
«Нам и сейчас нехорошо. Я имею в виду человечество».
«Даст бог, пронесет. Мы были готовы к такому развитию событий, в сценарий не укладывалась только избирательная помеха, но ты с ней справился».
«Готовы? Готовы к ракетам? И как же вы подготовились, хотелось бы знать?»
«Какая-то особая система наведения для ракет противоракетной обороны, я не знаю деталей. Это то, что не смогли сделать американцы, когда разрабатывали программу звездных войн. Без Вудстока мы бы тоже не справились».
«Ракеты сбиты?»
«Пока не знаю. Я собираюсь выждать еще минут пять и выяснить. Если узел продолжает работать, значит, не все так плохо. Ребята из НИИ радиосвязи говорили, что вероятность поражения Москвы одной боеголовкой около пяти процентов, так что шансы у нас неплохие. Даша с тобой, надо полагать?»
«Со мной. А почему надо полагать?»
«Если бы ты позвонил мне, когда она в опасности, я бы очень удивился».
«Логично».
«Терминал в мозги тебе вставить успели?»
«Оказалось, это не нужно, Вудсток уже все вставил, причем давно».
«Я так и предполагал», – сказал Габов.
«Тогда зачем направил меня к этим деятелям?»
«Во-первых, хотел убедиться. Во-вторых, хотел, чтобы они посмотрели повнимательнее, что у тебя в мозгах происходит. В—третьих, чтобы тебя занять. А то ты от безделья уже пухнуть начал. Полеты эти над ночной Москвой…»
«Извини. Признаю себя дураком».
«И правильно делаешь. Подожди немного, я попробую выяснить, что на Земле. Никуда не уходи».
Связь оборвалась.
 

   – Ну что там? – спросила Даша.
   – Габов тоже слинял с Земли. Говорит, все не так плохо. Они какому-то НИИ поручили оснастить противоракетную оборону технологиями Вудстока. Есть хорошие шансы, что все ракеты сбиты.
   «Андрей! – в моей голове раздался голос Габова. – Все нормально, все ракеты сбиты. В Москве жуткая паника, говорят, в небе был колоссальный фейерверк. Над всей Центральной Россией северное сияние, радиационный фон в Московской области повысился в пятьдесят раз. Прямой опасности для здоровья нет, но экологи в шоке. На американской лодке ситуация под контролем, Бушу только что доложили, что виновники схвачены, обезврежены и говорят, что ничего не помнят. Буш в шоке».
   «Все хорошо, что хорошо кончается», – философски заметил я, «Ничего еще не кончилось. Настало время твоего выхода».
   «Что я должен сделать?»
   «Ответный удар».
   «Запустить ракеты на столицу Шотфепки? Как, бишь, она называется…»
   «Ба она называется. Нет, ракеты запускать не надо, тем более что на Шотфепке их нет. Честно говоря, мы до сих пор не знаем, кто атаковал Москву».
   «Тогда по кому наносить ответный удар?»
   «Лучше всего будет, если ты сумеешь убедить Вудсток провести небольшую демонстрацию силы. Не так, как в Москве, никаких глобальных последствий, чужие просто должны понять, что он настроен серьезно».

 
«А он настроен серьезно?»
«Откуда ж я знаю? Надеюсь, что да. Спроси у него».
«Хорошо, попробую».
Связь оборвалась.
«Вудсток! Ты меня слышишь?»
«Слышу».
«Кто со мной говорит? Планета или агент?»
«Сейчас это не имеет значения. Считай, что планета».
«Ты слышал мой разговор с Габовым?»
«Я слышу все».
«И что скажешь по этому поводу?»
«Я не буду вмешиваться. Это нарушит равновесие».
«Какое равновесие?»
«Слишком долго объяснять. Постарайся принять на веру – если я нанесу удар, будет катастрофа в масштабах Вселенной».
«А что тогда делать?»
«Ты должен справиться сам».
«Но я не знаю, что делать! Я даже не знаю, кто виноват и кого бить!»
«Я все объясню».
 

   Логово врага размещалось в изолированной зоне. Вудсток наполнил меня астральной энергией по самое не могу, но даже этого не хватило, чтобы пробить барьер. Я материализовался неподалеку от цели – километрах в двух.
   Я неспешно шел по узкой пешеходной дорожке, выложенной каменными плитами. С двух сторон возвышались зеленые стены джунглей, над головой растительность смыкалась, образуя над дорожкой зеленый тоннель, в сечении представлявший собой идеальный полукруг. Не иначе какое-то поле мешает джунглям сомкнуться и поглотить тонкую ниточку дороги.
   Обычные яхры не любят путешествовать пешком по джунглям, но я был исключением. У каждого разумного существа есть свои маленькие слабости, слабостью яхра по имени Солсвиве были пешие прогулки, его коллеги посмеивались над этой привычкой, но исключительно за его спиной. Солсвиве побаивались, все знали, что он часто бывает в иных мирах и отнюдь не с туристическими целями.
   То ли мне невероятно повезло, то ли Вудсток направил меня точно в то тело, какое мне нужно. Боец экстра—класса, существо, досконально знающее все прикладные аспекты работы с Сетью, один из самых опытных и удачливых агентов комитета защиты порядка Нисле. Лучшую кандидатуру для того, чтобы скрытно пробраться в центральный офис комитета и устроить там показательный дебош, и подобрать сложно.
   Вся эта информация поступила в мой мозг в считанные доли секунды, я не успел ее толком осмыслить, как вдруг почувствовал упругий толчок сигнала наивысшей тревоги.
   «ОПАСНОСТЬ! Чужое вторжение в зону наивысшей защиты! Всему персоналу немедленно доложить о наличии на месте и подключиться к сети управления боем!»
   Я доложил о наличии себя в том месте, в котором находился, и подключился к сети управления боем. Мое сознание расплылось и снова соединилось, но теперь я был не один. То есть я был по-прежнему один, но я был не только элитным суперагентом Солсвиве, но и простыми бойцами Питпуе и Маттыхом, аналитическим отделом во главе с Шуомкехисом и сотней других яхров, которые все вместе образовывали сеть управления боем. Руководство комитета в сети отсутствовало – непосредственная защита штаб-квартиры не входит в их круг задач. Но это усложняет задачу совсем ненамного.
   Подчинить себе без малого сотню сознаний оказалось непросто, но я справился. Сеть управления боем вздрогнула в болезненной конвульсии и заработала снова, но теперь у нее была совсем другая цель.
   Один за другим бойцы ныряли в локальные телепорта-торы, ментальная связь прерывалась, но тут же восстанавливалась снова. Я не рисковал одновременно запускать в телепортаторы сразу несколько частей себя, опасался, что мозг не справится с нагрузкой. Перегруппировка сил заняла чуть больше четырех минут, и все стало готово к решительным действиям.
   Сам я так и не отважился подвергнуться телепортации, я не был уверен, что смогу сохранить целостность телепатической сети, если телепортируюсь сам. Я шел к цели пешком и потому достиг ее последним.
   Я открыл дверь, на ней не было никаких видимых замков, но я знал, что открыть ее могут очень немного существ, вряд ли больше пятидесяти во всей вселенной. К счастью для меня и к несчастью для того, кто прятался за дверью, Солсвиве входил в их число.
   Закрыв за собой дверь, я вступил в телепортационную кабину, а затем наступила полная темнота. Если бы я не знал, где окажусь, я бы испугался.
   – Я пришел говорить с тобой, Рваямм! – крикнул я.
   Можно было не кричать, а обратиться к этому существу мысленно, но мне хотелось производить как можно больше шума.
   «Чего орешь? – раздалось в моем сознании. – А… а…»
   Сообразил, гад, кто к нему в гости пожаловал.
   – А… а… ага! Открой мне свою душу, тварь, или ты не проживешь и минуты!
   «Ну и аппетиты у тебя. И в скромности тебе тоже не откажешь. Лучше рассказывай, кусок слизи, как ты сумел проникнуть так далеко. И если ты не опорожнишь свою душу быстро и полностью, ты не проживешь и десяти секунд».
   Рваямм не блефовал, сейчас я находился во внутренней полости его тела, из стенок которой в любой момент мог ударить фонтан серной кислоты или, скорее, какого—нибудь цианида. Для колониалов того вида, к которому принадлежит Рваямм, цианиды неопасны, а вот любую кислородную жизнь с тяжелыми металлами в крови они убивают моментально.
   Пока Вудсток не поделился со мной информацией, я никак не ожидал, что мозговым центром нападения на Землю окажется неподвижный мясистый шар почти пяти метров в диаметре, подключенный к стационарной системе питания. Сбываются бредни писателей—фантастов, начиная с Уэллса, – судьбы миров решает мозг в банке, лишенный нормального тела. Ничего, мы скоро восстановим справедливость.
   Я ничего не сказал в ответ, а просто выдал короткую мысленную команду, и где-то далеко по электрическим проводам побежали кодированные сигналы. Краны, регулирующие подачу питательных растворов в тело Рваямма, один за другим начали закрываться.
   Я дождался, когда мой собеседник прочувствует трагизм ситуации, и сказал:
   – Ну что, мешок с дерьмом, поспорим, кто из нас быстрее сдохнет?
   «Ты, – отозвался мешок с дерьмом. – В любом случае ты сдохнешь быстрее».
   – Ну-ну.
   Я поудобнее уселся на слизистую поверхность и многозначительно замолчал. Сейчас Рваямму станет по-настоящему хреново, и тогда с ним будет проще разговаривать.
   «Долго придется ждать, – заметил Рваямм. – Мое тело сохраняет автономность более суток. Тебе придется разговаривать сейчас, хочешь ты этого или нет».
   Я не ответил на его слова, я ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать.
   «Очень рискованный ход, – сказал Рваямм. – Ты надеешься, что барьер, ограждающий изолированную зону, задержит охрану, но полагаешь, что сам сможешь его пробить, когда потребуется. Ты очень самонадеян».
   – Я самонадеян в меру, – заявил я. – Ты еще не понял самое главное. Бомба взорвалась.
   «Какая бомба? Гипертрофированное вегетативное сознание, битком набитое ненужными знаниями, но лишенное свободной воли?»
   – Оно не лишено свободной воли. Это нормальный разум, куда более нормальный, чем ты.
   «Позволь с тобой не согласиться. Но я полагаю, ты пришел сюда не затем, чтобы вести споры о степени разумности разных биологических видов. Что тебе нужно?»
   – Прекратить войну.
   «Мы не воюем с варварами».
   – Мы не варвары. Разве ты еще не убедился в этом?
   «Вы варвары. Вы почти сумели стать рукой, которая метнет бомбу, но это не придало вам цивилизованности. Вы по-прежнему варвары».
   – Я не намерен сейчас выяснять, кто варвар, а кто нет. Ты – один из тех, кто приказал стереть мой город с лица Земли.
   «Я не участвовал в этой операции».
   Он лгал, это было очевидно. Рваямм никогда не учился лгать правдоподобно, раньше ему это не было нужно, а теперь потребовалось, но, как говорится, поздно пить боржоми.
   – Ты лжешь. Ты хотел, чтобы люди стали варварами в действительности, а не только в твоем воображении. Но у тебя ничего не выйдет.
   «Допустим. Ты забрался сюда, чтобы сообщить мне только об этом?»
   – Нет. Я пришел преподать урок. «Преподавай».
   – Урок не тебе, а тому, кто займет твое место, когда ты умрешь.
   «Случится это не скоро».
   – Это случится скоро.
   Я отдал мысленную команду другим участникам сети управления боем, а затем в дело вступила часть Вудстока, обитающая в моей душе.
   Я так и не понял, что произошло. Изолированная зона, в которой я находился, не перестала быть изолированной, но я вдруг оказался на планете Сорэ в большой комнате, заставленной одинаковыми топчанами, я сидел на одном из них, а рядом была женщина—эрп, которую звали Дашей. Я не видел, что происходит на Нисле, но я знал, что в том месте, где я только что был, земля сотрясается от многочисленных взрывов, огненные валы проносятся по коридорам офиса, а бесформенная тварь по имени Рваямм сотрясается от деструкторного излучения, источником которого вдруг стал яхр по имени Солсвиве. Каким-то образом Вудсток сумел внести изменения в ту часть души Солсвиве, которая была вытеснена моей душой, и Солсвиве больше не существует как личность, сейчас он просто живой деструктор, убивающий все вокруг себя. Минуты через две разрушение затронет несущий каркас внутренней полости, и тогда Солсвиве тоже погибнет. Мне его совсем не жалко, ведь за те минуты, что я провел в его теле, я успел понять, что это он отдал команду на пуск тех ракет с американской подводной лодки. Он получил то, что заслужил, и достаточно о нем.
   – Все, – сказал я. – Кажется, мы победили. Пошли обратно.

   Небо над Москвой выглядело сюрреалистически. Гигантская стратосферная буря в основном улеглась, небо расцвечивали жалкие остатки той энергии, что бушевала в нем час назад. Но зрелище все равно впечатляло. Мерцающие полосы были похожи на радуги, но обычно в небе не бывает так много радуг одновременно и они не мельтешат так хаотично. Мелькнула безумная мысль: если бы эта атака произошла ночью – было бы еще красивее.
   На проспекте Вернадского была пробка в сторону МКАД. Она появляется каждый вечер, но сейчас это была совсем другая пробка. Джипы сплошным потоком перлись по тротуару, между ними попадались и обычные машины. Основная часть автомобилей гудела и нервничала, водители выходили из машин, отчаянно всматривались вдаль, размахивали руками и ругались. На перекрестке кто-то в кого-то въехал, там творилось настоящее безобразие. На светофор никто внимания не обращал, а регулировщика на перекрестке не было. Надо полагать, менты покинули Москву в числе первых.
   – Сколько сейчас рентген в час? – спросил я у человека, который вывел меня из подвала, – коротко стриженного пожилого мужика с фигурой бывшего спортсмена.
   – Пустяки, – ответил он. – Превышение естественного фона раз в двадцать, не больше. В Гималаях это постоянный фон и местные жители не жалуются.
   – Страшно было? – спросил я. Мужик пожал плечами.
   – Не успели испугаться по-настоящему, – ответил он. – Тревога, сразу же вспышки, салют за окном, а потом отбой. Я даже в лифт погрузиться не успел. Эти вот, – он указал пальцем в окно, – только задним числом все поняли. Дня два еще будут беситься.
   – Что теперь будет? – спросил я. Мужик снова пожал плечами.
   – Да ничего, – сказал он. – Придумают какую—нибудь правдоподобную легенду, да и замнут дело, как с «Курском».
   – А с «Курском» что было? – удивился я.
   Мужик скорчил такое лицо, как будто собрался откусить себе язык.
   – Пропуск давай, время проставлю, – сказал он, выдержав паузу.
   Я уже и забыл про этот клочок бумажки.
   Время было проставлено, мужик проводил меня до выхода, я вышел из секретного здания на улицу и понял, что домой буду добираться долго и мучительно. Наземный общественный транспорт, можно считать, сегодня не существует, а если еще и метро не работает…
   Метро работало. Я был дома менее чем через час, Даша ждала меня. Она даже приготовила поесть. Я уже забыл, когда в последний раз нормально ужинал с мясом и гарниром, обычно предпочитаю не связываться с готовкой и обхожусь полуфабрикатами.
   – Когда ты успела? – спросил я. – Неужели магазины работают?
   – Не знаю, – сказала Даша, – может, и работают. Я заранее на рынок сходила, сразу, как ты ушел.
   – А как же отчет?
   – Подумала, что лишний час роли не сыграет. Должна же я заботиться о…
   Она хотела сказать «о муже», но вовремя остановилась.
   Умная девочка.
   – Ты еще слишком маленькая, чтобы на тебе жениться, – сказал я. – Это какая-то педофилия получается.
   – По уважительной причине жениться можно в любом возрасте, – заявила Даша. – А дела о растлении малолетних без заявления родственников пострадавшей не возбуждают. Но я тебя заставлять не буду, не хочешь – не женись, печать в паспорте все равно ни на что не влияет. Если ты меня Обидишь, я тебя из-под земли достану и Вудсток твой тебе не поможет. Кстати, я послезавтра туда собираюсь, если ничего не случится.
   Мое сердце екнуло.
   – И чему ты хочешь учиться, если не секрет? – спросил я.
   – Не секрет, – сказала Даша. – Сетевым атакам. Когда я выучусь, мы с тобой образуем отличную команду. Чего ты испугался?
   Странно, мне показалось, что я умело скрыл свои эмоции.
   – Ты видишь мою ауру? – спросил я.
   Даша расхохоталась.
   – Глупенький ты мой, я тебя насквозь вижу. Дай попробую разобраться…
   – Лучше не надо, – сказал я, – а то вдруг угадаешь и попробуешь рискнуть. Я этого не выдержу.
   – Второй раз, – неожиданно сказала Даша. – Правильно? Вижу, что правильно. Не бойся, диплом гейши я на Вудстоке получать не собираюсь. Не хочу узнать, что с. научной точки зрения ты полнейший отстой и что мы с тобой несовместимы. Лучше я буду с отстоем жить, – она очаровательно улыбнулась.
   Сказать, что я был потрясен, – ничего не сказать.
   – Откуда ты знаешь? – спросил я. – Этого не было ни в каких отчетах, я никому не говорил…
   – Я умная девочка, – сказала Даша. – Моя мама всегда говорила, что это пугает мужчин. Я тебя не пугаю?
   – Чуть—чуть. Но это даже… – я замялся, потому что не мог подобрать подходящее слово.
   – Есть повод гордиться, – подсказала мне девушка.
   Потом мы ужинали. Оказалось, что Даша не только хорошо готовит, но и не забыла купить бутылку хорошего вина. Потом настало время любви, а потом оно прошло, Даша лежала, привалившись к моему плечу, рассеянно смотрела в потолок и вдруг спросила:
   – Что теперь будет?
   Я не стал уточнять, что она имеет в виду, и так было понятно.
   – Ничего, – сказал я. – В смысле, ничего особенного не будет. Жизнь продолжится, многое изменится, но в основном все останется таким же, как было. Могу твердо сказать одно – бардак никуда не исчезнет.
   – Какой бардак? – спросила Даша.
   – Вселенский, – ответил я, и мы засмеялись. Хотя ничего смешного в моих словах не было.
 
 
 
   Спасибо Ярославу Сарафанникову и Александру Лесному за выявленные ляпы, добрые советы и конструктивную критику. – Автор.