Молли принесла мою серебряную тарелку, блюдца и поставила их передо мной без лишней суеты и комментариев. Я был завсегдатаем этого ресторана, и мне всегда нравилось в Молли то, что она никогда не суетилась вокруг меня.
   Я взял себе за привычку обедать после часа пик, но в тот день пришел рано, и ресторан был заполнен. Если бы кто-то захотел сесть за мой столик, я не смог бы возразить.
   Я не поднял головы, когда он спросил:
   – Это место занято? – Голос у него был высокий, почти на грани срыва, несмотря на все попытки это предотвратить.
   – Нет, – сказал я ему, – садитесь.
   Он повесил свою трость или зонт – что-то в этом роде – на спинку стула и уронил под стул шляпу, взбираясь на сидение. Затем взял меню, стоявшее между кетчупом и салфетками.
   – Паршивый выбор, – наконец пробормотал он.
   – Мясной пирог сегодня вовсе не плох, – сказал я. Подошла Молли, и я сделал заказ:
   – Пожалуйста, мисс, шведскую отбивную. Зеленый горошек, французское жаркое. О десерте я еще подумаю.
   – Кофе?
   – Молоко.
   Не знаю, что натолкнуло меня на мысль о том, что человек, сидевший напротив, не был карликом. Ни карликом, ни горбуном, а, скорее, ребенком, который из кожи вон лезет, чтобы казаться взрослым. Опять же говорю, не знаю, какой я уловил намек, – возможно, я просто больше полагаюсь на интуицию, чем многие другие.
   Как бы то ни было, но он сразу понял, что я его раскусил.
   Меня это почему-то испугало. Ситуация была просто дикой: ребенок, которому еще и десяти не исполнилось, с каким-то умыслом разыгрывает из себя взрослого, хоть и недоростка.
   – Итак, – сказал он, положив вилку, и переходя с визга почти на шипение, – итак…
   Как же мне описать этот пронизывающий голос? Голос ребенка… нет, не ребенка. Мы таких детей не знаем.
   Я потянулся за сахарницей, которая стояла, как всегда, на краю стола рядом с солью, перцем и горчицей. Я отмерил ровно чайную ложку, не поднимая на него глаз. Как я уже сказал, что-то меня пугало.
   Все так же приглушенно, он сказал:
   – Наконец-то хоть один человек смог разгадать мой маскарад.
   Человек– сказал он.
   У него был голос ребенка, но злоба, прозвучавшая в его словах, меня поразила.
   – Я вижу, вы удивлены, мой любопытный друг. Я вас озадачил, не так ли?
   В его голосе появилась дразнящая, презрительная нотка.
   Я откашлялся и постарался скрыть свое смущение, отхлебнув кофе.
   – Не понимаю, о чем вы говорите… сэр.
   Он хмыкнул и передразнил:
   – Не понимаю, о чем вы говорите… сэр.
   И снова его голос пронзил меня, хоть и был уже почти шепотом.
   – Почему вы не сразу сказали «сэр», а? Почему?
   Он не стал дожидаться ответа:
   – Я скажу вам, почему. Потому что каким-то образом вы догадались, что я намного младше, чем хотел бы считаться.
   Он кипел от ярости, и, несмотря на его рост и публичный характер сцены, я его боялся. Почему – сам не знал. Просто почувствовал, что – непонятным образом – он может уничтожить меня одним усилием воли.
   Я неуклюже поставил чашку на блюдце и отвернул лицо в сторону.
   – Вы ужаснулись, – снова зашипел он. – Вы узнали своего хозяина, прежде чем поняли, кто он.
   – Своего хозяина? – сказал я. Кто, на его взгляд…
   – Своего хозяина, – повторил он. – Хозяина человечества. Новую расу. Сверхрасу, Homo Superior, если хотите. Он здесь, мой догадливый друг. И вам, вам и вашему тупому человечеству со всеми его нациями, расами, классами и религиями – против него не устоять.
   Слышать это было выше моих сил. Я пришел в свой любимый ресторан пообедать. День начался как обычно, и я хотел, чтобы так же он и закончился. Но за последние пять минут меня столько раз встряхивали, что я готов был упасть в обморок.
   – О, это было заранее предусмотрено, – продолжал он, заметно радуясь возможности потоптаться на моем достоинстве. – Развитие мутантов, превращение их в сверхрасу, сверхчеловечество, превосходящее человека настолько же, насколько он превосходит обезьяну…
   – Как?… Что?…
   Он оборвал меня:
   – Была ли это атомная бомба, лабораторные эксперименты или постепенный прогресс самой природы – какая разница? Есть факт; мы существуем, нас много, пройдет еще какое-то время, и мы откроемся человеку. Ах, как мы ему откроемся!
   Уже давно ледяная рука перехватила мне горло. Теперь она начала сжиматься.
   – Зачем, – пробормотал я, – зачем говорить мне это? Вас разоблачат в два счета, если вы не будете хранить тайну.
   Он издевательски засмеялся. Сверхчеловек или нет, он был еще очень молод.
   – Потому что это не имеет никакого значения, – прошептал он. – Абсолютно никакого. Пройдет десять минут, и вы напрочь забудете этот разговор. Гипноз, мой глупый Homo Sapiens, станет развитым искусством после испытания на низших особях.
   Его голос стал отчетливым и резким:
   – Посмотри мне в глаза, – приказал он.
   У меня не было сил сопротивляться. Лицо мое медленно поднялось. Я чувствовал, как его глаза впиваются в мои.
   – Ты забудешь это, – приказывал он. – Весь этот разговор, все это происшествие ты забудешь.
   Он поднялся, помешкал, собирая вещи, и вышел. Чуть позже подошла Молли:
   – Ух ты, – сказала она, – этот карлик, что здесь сидел, здоров чаевые давать.
   – Могу себе представить, – ответил я, все еще дрожа. – У него, наверное, весьма солидный источник дохода.
   – О! – сказала Молли, принимаясь убирать со стола. – Вы разговаривали с ним?
   – Да, – сказал я, – у нас был обстоятельный диалог. – И добавил, подумав: – В результате я должен кое-что предпринять.
   Я встал, снял шляпу и трость с крючка, на который вешал их обычно.
   Я подумал: «Возможно, у человека больше шансов, чем эти скрытые соперники предполагают. Даже если сила интеллекта у них и больше, чего-то все равно им будет не хватать». Этому, по крайней мере, явно не хватало; гипнотическая сила в нем, может быть, и выше всякого понимания, но это не помешало ему сделать одну глупейшую ошибку. Он не заметил того простого факта, что я – слепой.