Ночь Зверя

 
Тяжелая челюсть. Крупный, когда-то сломанный нос. Глубоко посаженные, цвета стали глаза. Почти квадратное лицо. И шрам спускающийся от левого виска по щеке к шее, стыдливо ныряющий под жесткий, черный воротник камзола. Метка оставленная Зверем.
 
 
Великий Инквизитор моргнул. Пусть красавцем его не назовешь, но die Frauen, в основном, находят подобную нарочито грубую внешность привлекательной. На врагов же она наводит страх. Хотя, враги трепещут едва лишь заслышав его титул — репутация есть репутация.
 

   — Время близится герр Рихтер. — Вошедший в комнату Томас отвесил поклон. — Тучи скрывают небосвод, но луна уже высоко в небесах.

 
Юный секретарь был тощ и бледен. То есть — еще бледнее, чем обычно. Страх перед Зверем терзал его разум.
 

   — Вижу, — отрывисто, нарочито грубо сказал Рихтер. — Всё готово?

 
Томас вздрогнул. Порождений тьмы он боялся больше, чем Великого Инквизитора, но дети Зверя они сейчас далеко, а Карл Рихтер, суровый, непреклонный и безжалостный — здесь, рядом.
 

   — Да, герр Рихтер. Все жители города от мала до велика, собраны на площади, как вы и велели. Включая грудных младенцев и столетних стариков.
   — Не было ли инцидентов?
   — Несколько прискорбных случаев неповиновения, действительно, имели место, — ответил Томас, раскрыв папку с документами. — В отчете стражи говориться, что некоторые семьи не желали покидать дома и…

 
Рихтер нетерпеливо махнул рукой.
 

   — Неважно. Они них позаботились?
   — Да, герр Рихтер. Их тела уже сожжены.
   — Это единственное, что имеет значение, Томас. Сегодня ночью у нас нет права на милосердие и сострадание. Если мы хотим покончить с детьми Зверя, то не должны допускать ошибок. Упрямцам придется или подчиниться моему приказу или умереть. Всякий горожанин волен сам сделать свой выбор и глупцы пусть пеняют на себя. Капитан Шеффер уже вернулся?
   — Он проверяет, готовы ли его люди, герр Рихтер. Сказал, то же, что и вы — не хочет ошибок.
   — Капитан — отменный солдат, — одобрительно кивнул Великий Инквизитор. — Он понимает, что подобного шанса у нас не будет еще сотню лет. Сегодня ночью, в священное полнолуние, дети Зверя не смогут противиться желанию принять свои истинный облик. И все они, кем бы они ни были, будут истреблены. Будь то булочник или городской казначей, будь то светлоокое белокурое дитя или отъявленный головорез — все они закончат свой земной путь на костре посреди площади.

 
Томас склонил голову. Уверенность, с которой говорил Великий Инквизитор, не передалась ему, однако, страх перед порождениями тьмы отступил.
 

   — Так и будет, герр Рихтер.
   — Безусловно, Томас, безусловно. Однако, идем. Я хочу переговорить с капитаном, пока еще есть время.

 
Миновав стражу у единственных открытых ворот, Великий Инквизитор и его секретарь оказались на площади, заполненной людьми. Этой ночью город был пуст и темен, лишь здесь, в его сердце, окруженном специально возведенными стенами в три человеческих роста высотой, была слышная человеческая речь, из тысяч ртов вырывались в холодный осенний воздух лепестки теплого дыхания, да горели повсюду костры. Рихтер с удовлетворением отметил, что дров никто не жалел. Многие из пришедших были вооружены — не мушкетами, разумеется, эту привилегию стражи Шеффер отстоял, — но заостренными кольями, топорами и шпагами, а кое-кто — вилами. Ведь кто знает, быть может, твой безобидный с виду сосед, нервно хохочущий сейчас над историей о незадачливом молочнике, спустя четверть часа вдруг упадет на колени и оскалит клыки, взирая звериными глазами на серебряную луну? И уж тогда-то лучше, чтобы в твоих руках было оружие, которым можно пронзить мерзкую тварь.
Капитан стоял на помосте в центре площади, хмуро взирая из-под кустистых бровей на собравшуюся толпу.
 

   — Все в порядке, Йозеф? — спросил Рихтер, взобравшись наверх.
   — Проклятые крестьяне никак не желали идти, — буркнул Шеффер, поигрывая длинным кинжалом, рукоять которого украшал голубовато-белый ортоклаз. — Нам пришлось спалить деревню.
   — Дома можно отстроить вновь, детей Зверя же выявить много труднее. Сколько лет мы воюем с этими тварями, Шеффер? Я давно потерял им счет…
   — А я потерял сегодня двух своих людей, и один Господь знает, сколько потеряю еще. Ты посмотри, — капитан махнул рукой, обводя площадь небрежным жестом, — каждый второй прячет за пазухой холодную сталь, хотя все на что они годны — разрезать торт на семейный праздник. Если поднимется паника, они начнут резать друг друга!
   — Когда Зверь рвется на волю, то одержимый им приобретает демоническую силу. Мы не знаем сколько их будет и может случиться так, что твоих стражников окажется недостаточно, чтобы справится со всеми, — возразил Великий Инквизитор. — Мою душу греет мысль о том, что и простые сыны божьи вступят этой ночью в борьбу с силами зла. Если же кому-то суждено погибнуть по ошибке, что же, Господь разберется кому вверх, а кому вниз.

 
Шеффер привстал на цыпочки и проревел приказ. Стражники закрыли ворота и ощетинились сталью оружия, готовые на смерть сражаться с каждым, кто попытается покинуть площадь до исхода ночи. Толпа заволновалась.
 

   — Сегодня — великая ночь, — провозгласил Великий Инквизитор, выйдя вперед. — Ночь, когда дети Зверя будут навсегда…

 
Его речь прервал истошный визг. Возле южной стены упал на землю человек в буром плаще, упал и забился в конвульсиях. Стоящие рядом бросились врассыпную. Подоспевшая стража принялась за работу — деловито и профессионально. Им и прежде приходилось расправляться и порождениями тьмы. Через несколько минут тело уже оттащили к главному костру и швырнули в огонь.
 

   — Первый есть, — сказал Шеффер. — Славная работа, но это только начало.

 
Рихтер посмотрел вверх, где скрывавшие небосвод тучи начали расходиться, открывая взгляду молчаливое лицо луны. По площади прокатилась волна вскриков. Работы стражникам прибавилось. Теперь осмелевшие горожане вносили и свою лепту в уничтожение тварей.
 

   — Кажется, их больше чем мы ожидали, — задумчиво проговорил Великий Инквизитор.

 
Капитан стражи промолчал, внимательно наблюдая за происходящим. То тут, то там, падали на землю превращаясь в Зверей горожане и — увы! — даже несколько стражников было в их числе тех, кто оказался одержим. Через несколько минут Шеффер был уже рад, что Рихтер настоял на своем, стражники не справлялись с работой. Тела порождений ночи уже не успевали оттаскивать к главному костру. Площадь заполнял тошнотворный запах горелого мяса.
Истошно взвыв, упал на колени юный Томас и лицо его исказилось, но прежде чем звериные когти дотянулись до Великого Инквизитора капитан Шеффер пинком отшвырнул звереныша в сторону, прикончил его ударом кинжала и спихнул тело с помоста.
 

   — На костер его! — крикнул Шеффер, но никто его не услышал, а тем, кто услышал, не было дела до еще одного мертвого Зверя — они сражались с живыми. Какой-то перепуганный человек попытался вскарабкаться на помост и Шеффер ударил его ногой в лицо. Несчастный упал с отчаянным криком и тут же его накрыл сгусток тьмы — черной, мохнатой, со скалящейся пастью полной клыков и горящими адским огнем глазами. Кто-то из стражников выпалил в Зверя из мушкета, другой ткнул во вздыбленный мех горящим факелом…
   — Благодарю, Йозеф, — тихо сказал Рихтер.
   — Любой из нас, а? — На лбу капитана поблескивали крупные капли пота. — Любой из нас, Карл? Помоги нам Господь…
   — Мы выстоим, — пообещал Великий Инквизитор. — Чего бы это ни стоило, но мы выстоим. Господь не оставит детей своих в сей трудный час…

 
Шеффер не стал слушать. Он спрыгнул с помоста и поспешил к воротам, где волна одержимых захлестывала стражников.
Наблюдающий за ним Рихтер увидел, как капитан, не одолев и половины пути вдруг исчез средь мешанины мечущихся людей, а через один, два, три вздоха взвился в прыжке огромный черный зверь, взвился — и вцепился в горло последнему стражнику у ворот.
Великий Инквизитор огляделся, но куда бы он не посмотрел — его окружали не человеческие лица, а звериные морды. И тогда он упал на колени и принялся возносить молитву господу, но вдруг почувствовал, как волосы его становятся дыбом, кожа трескается, а зубы становятся клыками. Карл Рихтер, Великий Инквизитор в последний раз поднял голову к небу, чтобы взглянуть на издевательски ухмыляющуюся луну. А потом Зверь внутри отсалютовал своей хозяйке пронзительным воем.