Два политических лагеря иракского повстанческого движения отличаются не только идеологическим и стратегическим видением своих задач, но и социальным составом. Если националисты представляют собой местные суннитские кланы (что справедливо и в отношении баасистов), то в рядах салафитов-джихадистов присутствует множество иностранцев, приехавших в Ирак из мусульманских стран и диаспор со всего мира.
   За большую часть идентифицированных атак террористов-смертников в Ираке несут ответственность джихадистско-салафитские группировки. Среди всех атак смертников, осуществленных в 2003–2006 годах в Ираке, 36 % относятся к джихадистским группировкам, 5 % – к баасистам, и 1 % – к остальным (националистам). При этом стоит учесть, что приведенная статистика не точна, поскольку в 58 % случаев осталось неизвестным, кто был организатором террористических актов[130].
 
   Джихадисты-салафиты олицетворяют собой глобализацию исламистской культуры мученичества. Они воюют не только с иностранной оккупацией, но и видят свою роль в более глобальном масштабе, причисляя себя к лагерю муджахидов, сражающихся с «альянсом крестоносцев и сионистов» по всему миру. В этом отношении весьма характерна террористическая группировка «Аль-Каида в Ираке». Ее основатель Абу Мусаб Аз-Заркауи[131] – потомок палестинских беженцев, родившийся в Иордании, где был известен как активист местного исламистского экстремизма, осужденный в 1999 году за подготовку террористических актов против туристических объектов на территории королевства. Известно, что на закате советско-афганской войны Заркауи проходил обучение в вербовочном пункте в пакистанском Пешаваре, а после побега из Иордании организовал группировку «Таухид аль-Джихад» в Афганистане. Перебазировавшись в послевоенный Ирак, Заркауи развернул джихадистскую деятельность под знаменем автономной группировки «Таухид аль-Джихад в Ираке», название которой после признания его успехов У. бин Ладеном было заменено на новую вывеску «Аль-Каиды в Ираке». С января 2006 года «Аль-Каида в Ираке» объединила свои усилия с несколькими мелкими джихадистскими группами, создав «Консультативный совет муджахидов» («Mujahidin Shura Council»)[132]. Она координирует свои действия с другой независимой группировкой курдских суннитских исламистов в Северном Ираке «Ансар аль-Сунна», преемником «Ансар аль-Ислам», разгромленной в марте 2003 года.
   Цели джихадистов-салафитов идут гораздо дальше регионального джихада, который оценивается ими в качестве необходимого инструмента для низвержения существующих политических режимов во всем окружающем Ирак регионе, включая Иорданию и Саудовскую Аравию. Они рассматривают конфликты мусульман с немусульманами на других территориях (Палестина, индийский Кашмир, Босния, Чечня, Афганистан) в качестве отдельных эпизодов единой кампании или «крестового похода» Запада против ислама и мусульман. Ирак рассматривается ими лишь как стратегическая база, учрежденная в центре арабского мира, для ведения глобального джихада[133]. Необходимо заметить, что экстремистская активность Заркауи и его соратников с самого начала не была ограничена локальным театром экстремистских действий (будь то в Иордании или Ираке), но охватывала широкий диапазон других стран. В частности, эксперты возлагают ответственность Заркауи за убийство сотрудника Агентства США по международному развитию Лоуренса Фоли (Lawrence Foley) в иорданской столице Аммане (октябрь 2002-го), планирование предотвращенных атак для террористической сети «Аль-Таухид» в Германии (2003), участие в операциях террористических сетей в Турции и на Кавказе, планирование масштабных террористических атак с участием смертников в Иордании, нацеленных на штаб-квартиру местных спецслужб, резиденцию премьер-министра и американское посольство (апрель 2004-го)[134].
   Отличительной чертой терроризма смертников, организуемого иракскими исламистами, стал особый выбор целей. Вместо превращения в мишень военного контингента США и западной коалиции, что было бы логичным в контексте повстанческой борьбы с оккупацией, большая часть атак смертников направлена на иракские силы безопасности и на гражданское шиитское население Ирака.
   В отличие от повстанцев-националистов, возлагающих ответственность за фактический распад Ирака, превратившийся во враждующие политические и этноконфессиональные сообщества, на оккупантов, которые обвиняются в реализации принципа «разделяй и властвуй», джихадисты-салафиты открыто ратуют за новые религиозные войны с шиитской общиной. Они обвиняют шиитов в предательстве «людей Сунны» и сообщничестве с чужеземным оккупантом. Согласно одному из документов «Аль-Каиды в Ираке», шииты объявляются «великой угрозой для нации ислама», поскольку, помимо всего прочего, они якобы обеспечили США легкий путь на земли страны, как когда-то поддержали вторжение татар на мусульманские территории, что стало прямой причиной падения Аббасидского халифата в 1258 году[135].
   Указывая на перечисленные выше характерные особенности терроризма смертников в Ираке, многие исследователи считают его экспортированным новшеством, не аутентичным для местной культуры. В частности, М. Хафез оценивает атаки бомбистов-смертников в Ираке скорее не как органическую эволюцию повстанческого движения в условиях оккупации, но как тактику, импортированную иностранными джихадистами[136], называя ее «возможно, наибольшей инновацией джихадистов-салафитов в Ираке»[137].

Афганистан

   Под влиянием мощного повстанческого движения в Ираке антиправительственные группировки, воюющие против проамериканского режима в Афганистане, также обратились к тактике терроризма смертников. Для Афганистана, раздираемого постоянными внутренними военными конфликтами на протяжении последних 30 лет, феномен террористов-смертников стал уникальной и неожиданной новацией. До вторжения американских войск в Афганистан после событий 11 сентября для разгрома инфраструктуры международного терроризма эта страна имела длительные традиции противостояния иностранной оккупации, однако атаки смертников ранее никогда не практиковались. Ни одна из группировок муджахидов не готовила подобных операций во время пребывания «ограниченного контингента войск» советской армии в 1980-е годы.
   Первый террористический акт, исполненный смертниками, произошел в Афганистане накануне событий 11 сентября 2001 года в США, что указывает на общий стратегический расчет, стоящий за обеими операциями. Девятого сентября террористы-смертники, выдавшие себя за журналистов, уничтожили лидера Северного альянса Ахмада Шаха Масуда с помощью взрывчатки, вмонтированной в видеокамеру. Учитывая крепкие связи У. бин Ладена с движением Талибан, установившим исламское правление в Афганистане после захвата Кабула в 1996 году, это покушение обычно приписывается оперативникам Аль-Каиды. Для талибов Масуд был одним из главных врагов.
   В течение нескольких лет после вторжения США и установления проамериканского режима демократически избранного президента Хамида Карзая Афганистан фактически не знал терроризма смертников. В 2003 году на его территории было осуществлено только две атаки смертников, в 2004-м – три. Терроризм смертников стал набирать недюжинные обороты с усилением народного недовольства длительным присутствием иностранных войск на родной земле и возрождением Талибана как серьезной политической силы в виде партизанского движения. В 2005 году Афганистан пережил 17 атак смертников. Далее их количество резко возросло: в 2006 году – 123 атаки, за первую половину 2007 года – 77 атак[138].
   Исполнители атак смертников в отличие от палестинских и других разновидностей исламистского терроризма смертников представляют собой необразованных или получивших лишь частичное образование молодых людей из бедных семей. Многие из них рекрутируются в медресе, находящихся под влиянием талибов[139]. Складывается впечатление, что афганские смертники ведомы идеологами и пропагандистами Талибана и Аль-Каиды и менее самостоятельны в своих решениях, чем смертники в Палестине и Ираке. Слепое доверие религиозному авторитету и более старшим товарищам здесь играет гораздо большую роль. Исламистская культура мученичества, подобная палестинской, в Афганистане отсутствует. Видеозаписи предсмертных посланий террористов очень редки.
   Основными объектами покушения террористов-смертников в Афганистане стали Международные силы содействия безопасности (военный контингент, состоящий из армейских подразделений США и стран НАТО), афганская армия и местные силы безопасности. Среди гражданского населения жертвами иногда становятся представители правительства, политики, рабочие, нанятые государством, лидеры местных племенных общин.
   Экспертами отмечается весьма слабая эффективность атак смертников против интернациональных военных сил, соблюдающих усиленные меры безопасности. Хотя при этом значительны жертвы со стороны гражданского населения, испытывающего на себе тяготы «побочного ущерба». Заметного улучшения техники исполнения террористических актов также не замечается. Это может косвенно свидетельствовать о том, что афганский терроризм смертников имеет эндогенные корни, а его организаторы – местные группировки, которым приходится учиться на собственных ошибках.
   Состав добровольцев, принимающих на себя роль террориста-смертника в Афганистане, значительно отличается от иракского терроризма смертников. Если в Ираке, по всей вероятности, большая часть смертников – не иракцы, а рекруты из других мусульманских стран и мусульманских диаспор со всего мира, терроризм смертников в Афганистане является продолжением военных действий в условиях локального конфликта. Официальные представители афганского правительства и государственных органов открещиваются от атак смертников как явления, занесенного в Афганистан со стороны, не соответствующего афганскому менталитету и общепринятой культуре. Среди самих афганцев популярно мнение, что смертники – это иностранцы, такие, как пакистанцы, арабы и некоторые представители Центральной Азии[140]. Между учеными также нет согласия по поводу национальной принадлежности террористов-смертников в Афганистане из-за нехватки точных данных о личностях смертников. Между тем, по данным афганской полиции и спецслужб, большинство неудавшихся смертников (арестованных до осуществления террористического акта) происходят из Пакистана: провинции Белуджистан и Территории племен федерального управления. Аналитики Миссии ООН по оказанию помощи в Афганистане (UNAMA) убеждены, что большая часть афганских смертников вышла из Пакистана или прошла там специальную подготовку, хотя при этом многие среди них афганцы, которые провели какую-то или большую часть своей жизни вне родины, а именно в Пакистане[141]. По-видимому, это мнение наиболее близко к истине, поэтому можно заключить, что поток смертников складывается из двух источников: внешнего и внутреннего. Причем внешний источник по большей части состоит из пакистанцев пуштунского происхождения, родственных талибам и живущих в пограничных провинциях Пакистана.
   Что касается организаторов и спонсоров терроризма смертников в Афганистане, то они не ограничиваются низложенным американскими войсками движением Талибан. Спектр организаторов террористических атак с участием смертников несколько шире отрядов афганского Талибана и их союзников из Аль-Каиды, он включает в себя и некоторые другие повстанческие исламистские группировки, в частности партию Гульбеддина Хекматияра «Хизб-и Ислами» (одна из группировок муджахидов, существующая со времен советско-афганской войны), «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ), мало известная пакистанская группировка Джундулла, чьи боевики прошли подготовку в тренировочных лагерях Южного Вазиристана под руководством оперативников Аль-Каиды и ИДУ[142].

Пакистан

   С 2002 года феномен терроризма смертников объявился в Пакистане в результате расширения арены противостояния афганских исламистов и их союзников из «Аль-Каиды» с американским военным присутствием и войсками западной антитеррористической коалиции в Афганистане. Причем если в 2003–2005 годах еще достаточно редкие атаки террористов-смертников были направлены не только на военные объекты и силы безопасности Пакистана, но и вписывались в контекст суннитско-шиитского конфессионального противостояния (целью многих террористических актов были шиитские мечети), то с 2006 года их направленность не вызывает никаких сомнений – они стали продолжением военных сражений с федеральной армией, силами безопасности и правящим режимом Пакистана. Количество атак смертников в этой стране за последние три года резко возросло, также повысилась и их смертоносность[143]. Если в 2002-2006-м на территории Пакистана произошло 22 террористических инцидента с участием смертников, то в 2007-м их было уже 56, в 2008 году – 59, только за десять месяцев 2009 года – 61[144].
   Пакистанские террористические акты с участием смертников происходят в основном в двух пограничных с Афганистаном провинциях – Территории племен федерального управления и Северо-Западной пограничной провинции, ставших в последние годы ареной полномасштабных военных действий между боевиками движения талибов, их сторонниками и местными пуштунскими исламистами, с одной стороны, и федеральной армией Пакистана – с другой. Эти территории фактически самоуправляемы и независимы от федерального центра. Они заселены пуштунскими племенами, родственными талибам, костяк движения которых составляют этнические пуштуны. Иногда атаки смертников также совершаются в центральных районах страны – в столице Исламабаде, городах Равалпинди и Карачи.
   В одном из «агентств»[145] Территории племен федерального управления, Южном Вазиристане, военные столкновения с федеральными силами начались еще с 2001 года после присоединения Пакистана к антитеррористической коалиции США. С начала войны в Афганистане талибы стали активно перемещаться в зону расселения племен, где граница между двумя соседними государствами носит весьма условный характер, получая убежище у своих соплеменников. Постепенно произошла «талибанизация» территории племен. Здесь были основаны военные тренировочные лагеря и центры рекрутирования иностранных муджахидов и местной молодежи для участия в боевых действиях в Афганистане. В конце концов лидеры талибов и местные исламисты фактически оттеснили от власти традиционных глав племен.
   При президенте Первезе Мушаррафе, правившем страной с 1999 до августа 2008 года, военные операции на территории пуштунских племен имели локальный и эпизодичный характер и заканчивались перемирием с тем или иным отрядом талибов. Однако последние месяцы его пребывания у власти были омрачены рядом событий, которые вызвали гнев у народных масс пакистанцев, в значительной своей части осуждающих прозападную политику центральной власти и сочувствующих исламистской оппозиции.
   Директор Института актуальных исследований в Ченнаи (Индия) Б. Раман выделяет несколько ключевых событий, ставших причиной всплеска терроризма смертников во второй половине 2007 года в Пакистане[146]. Среди них два важнейших. Во-первых, это июльская операция пакистанских коммандос по штурму столичной мечети Лал Масджид (известной как «Красная мечеть»), ставшей оплотом исламистов. В результате операции коммандос помимо боевиков исламистов пострадало множество гражданских лиц и студентов медресе при мечети, среди которых были девушки (студентки женского медресе)[147]. Во-вторых, проведение военной операции в долине Сват (Северо-Западная пограничная провинция) против «Движения за установление шариата Мухаммада» («Техрик-е Нафаз-е Шариат-е Мухаммади») и его лидера мауланы Фазлуллы, фактически захватившего власть в этом регионе.
   Немаловажен тот факт, что перед своей смертью духовный лидер осажденных исламистов «Красной мечети» маулана Абдул Рашид Гази призвал к осуществлению атак смертников в качестве протеста против государственных репрессий. Не случайно, что после кровавого подавления исламистского бунта за короткий период с 14 по 31 июля того же года было совершено 15 атак смертников, т. е. в среднем по одной в день[148].
   Пришедший к власти после низложения Мушаррафа и выборов лидер Пакистанской народной партии Асиф Али Зардари, вначале пошедший на встречу требованиям исламистов о введении шариатского права в районе долины Сват (где с XIX века действовало английское право), под давлением администрации США инициировал полномасштабные военные действия против боевиков на пограничных с Афганистаном территориях. Новая доктрина антитеррористической борьбы, объявленная президентом США Б. Обамой, предполагала открытие второго фронта против афганского движения Талибан на территории расселения пуштунских племен Пакистана, ставшей убежищем для афганских муджахидов.
   В декабре 2007 года произошла консолидация разрозненных и конкурирующих друг с другом военизированных группировок, возглавляемых вождями, происходящими из разных пуштунских племен, в пакистанское движение Талибан («Техрике-Талибан-е Пакистан»). Во главе его встал лидер пакистанских талибов из клана мехсуд Бейтулла Мехсуд[149]. Б. Мехсуд в отличие от командиров других группировок пакистанских талибов, сосредоточивших свою деятельность на противостоянии войскам НАТО и местным силам безопасности в Афганистане, разделял идеологические установки «Аль-Каиды» по ведению глобального джихада и выступал за организацию террористических актов не только против американцев, но и против правительства Пакистана. Его обвиняют в подготовке большинства террористических атак с участием смертников, которые произошли на территории Пакистана в последние годы, включая покушение на лидера Пакистанской народной партии Беназир Бхутто (в декабре 2007-го)[150], погибшей после предвыборного митинга в Равалпинди (в результате второго покушения исламистских террористов на ее жизнь). Помимо этого к числу организаторов террористических атак смертников в Пакистане эксперты относят отряды афганских талибов, экстремистское «Исламское движение Узбекистана» и другие группировки, представляющие лагерь радикальных пакистанских исламистов.
   В условиях жесткого военного противостояния исламистов зоны расселения пуштунских племен с федеральной властью Пакистана символичным стало заявление идеолога радикального ислама Абу Яхья аль-Либи о том, что в нынешних условиях грань между понятиями «ближний враг» (местный режим) и «дальний враг» (Запад и США в частности) стерлась, «теперь это одна армия»[151]. Таким образом, Пакистан повторил судьбу таких стран как Саудоваяской Аравия, Афганистан, Ирак, в которых прозападная политическая элита вступила в противоборство с местными исламистами, разделяющими антизападнические настроения и воспринявшими глобально-джихадистское видение своей борьбы.
* * *
   Рассмотрев основные регионы распространения терроризма смертников (в прошлом и настоящем), мы наметили основные линии исторического развития этой специфической формы современного экстремизма. Терроризм смертников ведет свои истоки от шиитской версии радикального ислама, пустившего свои корни в разорванном гражданской войной и иностранной оккупацией Ливане. Большинство экстремистских движений, воспринявших и адаптировавших тактику атак смертников к условиям социально-политического конфликта на своей родине в 1990-е годы, копировали ливанскую модель сопротивления, с которой они имели возможность познакомиться самым непосредственным образом (боевые кадры этих группировок проходили военную тренировку в Ливане в то время, когда радикальные шиитские партии впервые апробировали атаки смертников). Ливанская модель, в свою очередь, была подражанием опыту иранских басиджей.
   Хотя в настоящее время за большинством террористических актов с участием смертников стоят исламистские группировки, религиозная составляющая мотивации, как мы могли убедиться на ряде примеров, не столь обязательна для всех исторических разновидностей терроризма смертников. Иногда дух националистической борьбы миноритарной этнической общности и культивируемая в ней идеология самопожертвования доводятся до столь крайнего альтруизма в отношении идеала независимой родины, тесно переплетаясь с чисто восточным культом харизматического лидера повстанческого движения, что этого может быть достаточно и без религиозных стимулов для воспитания готовности в адептах националистического движения превратить себя в «живые бомбы». Таков случай «Тигров освобождения Тамил Илама», в идеологии самопожертвования которых сочетаются многие компоненты культуры тамилов, включая и религиозные концепты, которые тем не менее занимают в ней подчиненную националистическим задачам роль. Эпизодический курдский терроризм смертников в Турции, организованный Рабочей партией Курдистана, также близок этой модели. Однако прежде его внедрения в повстанческую практику идеология курдского сепаратистского движения отчасти исламизировалась под влиянием подъема суннитского исламизма в Турции, что также не следует недооценивать. Националистический компонент был силен даже в самом Ливане, родине современного терроризма смертников, в среде светских националистических партий и группировок Ливана (Сирийская социально-националистическая партия и др.).
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента