Страница:
Все это хорошо известно. Менее известно, может быть, что советское правительство за год перед Руром23 предлагало правительству Пуанкарэ военный союз против Англии. Марсель Кашен ездил тогда в Берлин для свидания с советским уполномоченным, который поручил ему пойти к французскому премьеру для переговоров о таком соглашении. Радек приблизительно в то же время дал весьма сенсационное интервью сотруднику «Матэн» – Сорвену (Зауэрвейн). Это необычайное предложение вызвало весьма острый конфликт в Ц.К. французской компартии, но Кашен, разумеется, подчинился московскому приказу.
__________________________________________
Все эти спекуляции на международных осложнениях, сопряженных с переходом от мировой войны к стабилизации (а отчасти и к пересмотру) новых, созданных мирными договорами отношений, все эти попытки «прицепиться» к любому внутреннему и внешнему конфликту, в надежде, что из него «вырастет» мировая революция, причиняли и причиняют громадный вред интересам России (Советского Союза)[2], как государства, в ее сношениях с внешним миром, интересам российского (союзного) народного хозяйства, а, следовательно, в конечном счете, интересам рабочих и крестьян и «социалистического строительства».
Коллегия Наркоминдела, по-видимому, временами чувствует этот вред и пытается преследовать во внешней политике более практические и реальные задачи. Но и Чичерин с Литвиновым слишком часто за истекшие десять лет поддавались соблазну лишний раз «поагитировать» при помощи дипломатических нот, вместо того, чтобы сосредоточить все усилия на установлении прочных основ «сожительства» с капиталистических миром, предоставив пролетариату других стран идти своими собственными путями к тем формам государственного и общественного строя, какие соответствуют его интересам и возможностям. А поскольку советская дипломатия и пыталась установить «нормальные» отношения с капиталистическими странами, она действовала такими топорными методами, так наивно пыталась играть на «противоречиях», так быстро меняла «ориентации», так легковерно подхватывала всякие «благоприятные симптомы», что лишь укрепила представление об авантюристическом характере представляемого ею правительства.
Хотя Троцкий и Зиновьев и обвиняют теперешних руководителей советской политики (по линии Наркоминдела и по линии Коминтерна) в «национально-консервативной ограниченности» и в забвении интересов мировой революции, в действительности вся китайская эпопея большевиков свидетельствует о том, что они продолжают старую ленинскую линию, упорно доводя ее до новых и новых неизбежных поражений по принципу: «кажинный раз на этом самом месте».
Из полемики между Радеком, Троцким и Бухариным мы знаем с совершенной достоверностью, что председатель Исполкома Коминтерна Бухарин, он же редактор «Правды» и придворный «теоретик» Сталина, все время властно вмешивался «извне» (его собственное выражение) в китайские события и давал настойчивые «директивы» китайской компартии, руководители которой оказались (как и в Германии в 1923 г.) «не на высоте». «Факты таковы, пишет Бухарин (в “Правде” от 10 июля): Коминтерн систематически давал директивы о самостоятельности кит-компартии, о необходимости развязывания аграрной революции, вооружении рабочих и крестьян, расправе с контрреволюционерами, демократизации Гоминдана. День за днем К.И. толкал киткомпартию на путь дальнейшего развертывания революции, день за днем он в самой резкой форме отмечал недостаток решительности киткомпартии и урезанность ее лозунгов».
А так как киткомпартия не понимала или не слушалась московских директив и «преступно тормозила» (?) аграрную революцию, то Бухарин вынужден был в конце концов сменить ее несостоятельных вождей.
Между тем совершенно ясно: 1) что китайским революционерам – даже коммунистам – лучше, чем Бухарину (Радеку, Троцкому, Зиновьеву) известно, что можно и чего нельзя делать в Китае, 2) что нужно жить подобно Бухарину в мире фантазий для того, чтобы что-нибудь понять в его противоречивых «директивах».
В Китае происходит – уже много лет (начиная с революции 1912 года) глубокое национальное и социальное брожение, по разному проявляющееся в разных провинциях, но принявшее недавно снова форму серьезного политического движения, охватывающего все более широкие массы, опирающиеся на созданную кантонским правительством армию, которая пытается объединить Китай под властью народно-революционной партии Гоминдан, положить, таким образом, конец междуусобиям «милитаристов» и добиться от Европы и Америки отмены «несправедливых договоров».
Россия – все народы, входящие в состав Советского Союза – не может относиться иначе, как с глубочайшим сочувствием к этому движению и желает вместе с подлинными демократами и с рабочими массами всех стран, создания независимой, демократической и культурной китайской республики, с прочными и здоровыми финансами, с честной и способной администрацией, с самостоятельным народным хозяйством; она желает прекращения ужасающей нищеты, в которой живут еще громадные массы китайцев, прекращения эксплуатации и унижений, которым подвергаются китайские рабочие со стороны иностранных капиталистов, одним словом, создания для китайского народа условий достойного и культурного существования.
Россия, как государство, могла бы оказывать серьезную помощь этой борьбе китайской демократии за независимость, если бы ее голос имел вес в теперешней международной обстановке.
Но для этого нет никакой надобности вмешиваться во внутренние дела «китайской революции». Наоборот, попытки подчинить китайские события интересам «мировой революции» (или совпадающим с ними интересам «первого в мире пролетарского государства, являющегося значительным фактором мировой социалистической революции») и применить в Китае «стратегический план», приведший большевиков к власти в России, только вредят делу китайского возрождения.
Это относится к внешней и к внутренней политике Китая.
Конечно, национальное возрождение Китая и других колониальных и полуколониальных стран является известной угрозой для европейского и американского империализма. Правящие круги Европы и Америки до сих пор не отдавали себе ясного отчета в силе и широте зреющих на востоке национальных движений, по привычке трактовали свысока «цветные расы» как низшие и до сих пор склонны объяснять их пробуждение «большевицкой пропагандой», внешними интригами и т. д. Задача демократов и социалистов состоит в том, чтобы разъяснить общественному мнению культурных стран ошибочность и опасность такого отношения к азиатским событиям и парализовать все попытки подавления национально-освободительных движений «цветных» народов. Но если несомненно огромное прогрессивное значение их пробуждения и приобщения к мировой культуре, как самостоятельных государств, то уже совершенно ошибочно и произвольно мнение большевиков, будто это пробуждение неизбежно приведет к крушению капиталистического строя в государствах-«метрополиях», в частности в Великобритании.
Поверхностным и легкомысленным является мнение, будто это крушение будет результатом «мировой гражданской войны», в которой «колониальные народы» в союзе с СССР разобьют соединенные армии капитализма.
Как бы ни были велики интересы крупных английских, японских или американских капиталистических групп в Китае, потеря экстерриториальных привилегий, концессий и контроля над таможнями не может сама по себе сделать невозможным функционирование капиталистического хозяйства в этих странах.
Германия потеряла все свои колонии до одной и, кроме того, вынуждена выплачивать победителю огромные суммы денег и все же это не вызвало крушения немецкого капитализма.
А здесь пока идет речь даже не о колониях, а о промежуточной форме эксплуатации, вроде той, от которой освободилась уже Турция, тоже не вызвав никаких «крушений». Правда, большевики надеются еще на Индию, но нет никаких оснований предполагать, что Англия не сумеет во время установить с Индией такие же отношения, как и с «доминионами», и предупредить ее отпадение от британской федерации.
Кроме того, почему собственно освободившиеся от давления иностранных империалистов восточные народы обрушатся на весь капиталистический мир и станут его свергать совместно с СССР?
В Турции и в Персии большевики уже имели пример национального пробуждения восточных пародов. Они поддерживали турецкое движение в расчете, что оно нанесет смертельный удар английскому капитализму и приведет к «советской федерации черноморских государств». В результате получилось национальное, буржуазно-аграрное государство, враждебное коммунизму и социализму, поддерживающее «добрососедские» отношения с СССР, но еще более дорожащее связями с «буржуазными» Францией и Германией и вообще нисколько не заинтересованное, – совсем наоборот, – в крушении капитализма и мировой гражданской войне. Большевики отчасти это понимают.
Именно поэтому, что он опасался такого «кемалистского» завершения китайской революции, Бухарин и давал свои замысловатые «директивы», в результате которых должна была обязательно получиться – не помешай «измена» Чан-Кай-Ши и Фына и «путаница» в головах китайских коммунистов, – диктатура Коминтерна в «советском» Китае.
Но эти расчеты были не менее легкомысленны, чем надежды взорвать в Дарданеллах лондонское Сити. Ясно почему.
Мы не станем доказывать здесь, что в техническом, экономическом и культурном отношении Китай еще менее подготовлен для социалистической революции, чем Россия. Радек думает обратное, но Бухарин, по-видимому, с ним не согласен. Однако и Бухарин предписывает киткоммунистам «бороться за социалистический путь развития китайской революции». Применяя к Китаю «русский» стратегический план, он надеется на то, что и там коммунистам удастся прийти к власти на гребне по существу чуждого коммунизму движения, а именно национально-буржуазной революции и крестьянского «черного передела».
Для этого нужно сначала «поддержать» общенациональное движение, а затем свергнуть вождей и занять их место для проведения таких мер, как «конфискация крупных предприятий» (однако, прибавляет Бухарин, «при всем необходимом лавировании, игре (sic!) на противоречиях между различными капиталистическими державами» (т. е., по-видимому, конфискуя у англичан, но не трогая японцев или американцев и т. д.).
В своих апрельских директивах Бухарин («Правда» 19 и 20 апреля) резюмировал эту тактику следующим образом: «Поддержка северного похода. Поддержка армий Чан-Кай-Ши, ведущих бой с милитаристами, но одновременно мобилизация сил против Чан-Кай-Ши; соответствующая пропаганда в массах и в армии; курс на вытеснение правых гоминданцев; курс на окружение Чан-Кай-Ши; принятие боя с Чан-Кай-Ши только при соответствующей подготовке и т. д.».
Однако не успел Бухарин опубликовать этот замечательный план, как Чан-Кай-Ши, армию которого большевики одели и вооружили на русский счет, Чан-Кай-Ши, которому Бухарин и Сталин, по свидетельству Троцкого, помогли обеспечить свой военный перевес, решил избавиться от своих опасных союзников и разрушил все хитроумные расчеты Бухарина.
Правда, смутить Бухарина трудно: он немедленно объявил Чан-Кай-Ши «изменником» и приписал новую главу к своим директивам. По его своеобразной логике раз Чан-Кай-Ши арестовывает и даже расстреливает коммунистов, значит, он уже не вождь буржуазно-национальной революции. (Кемаль, между прочим, тоже арестовывает коммунистов.) Он, правда, еще воюет с милитаристами, но нужно убедить китайский народ в том, что он обязательно изменит делу национального освобождения. Нужно поддерживать Уханьское (в Ханькоу) правительство, «левый блок» (мелкая буржуазия) и помочь его армии, а также армии Фына, тоже вооруженной и одетой на русский счет, разбить армию Чан-Кай-Ши. Одновременно нужно развивать аграрную революцию все с той же целью – утверждать «гегемонию пролетариата» (т. е. коммунистов) в национальной революции.
Но не прошло и месяца, как целый ряд новых «измен» посыпался на голову Бухарина.
Во-первых, генерал Фын, на которого Бухарин и Сталин возлагали – неизвестно почему – особые надежды, потребовал от Уханьского правительства разрыва с коммунистами и с московскими агентами, Бородиным и К-о. Его армия, вооруженная большевиками, «изменила» плану Бухарина, согласно которому она должна была, сначала разбить Чан-Кай-Ши, затем Чан-Со-Лина и, наконец, «разложиться» и учредить в Пекине советскую власть.
Уханьское правительство приступило вслед за тем к решительным действиям против коммунистов и выслало Бородина. Его уполномоченный Тан-Чен-Чжи казнил в Чанше четырех коммунистов и разоружил красную гвардию.
И, наконец, вожди китайских коммунистов отказались подчиниться московским директивам, найдя их «непрактичными» и считая, что разрешение аграрного вопроса нужно отложить до благополучного окончания гражданской войны, до взятия Пекина[3].
Главная же беда Бухарина заключается в том, что все «мелкобуржуазные» вожди Гоминдана – Ван-Тин-Вей, Чай-Фу-Кай и др. вовремя раскусили московскую стратегию.
Они обратили внимание на «ошибки», совершаемые во многих районах рабоче-крестьянского движения под влиянием «нежелательных элементов», захвативших руководство силами, арестовывавших граждан и налагавших на них штрафы. Гоминдан и Уханьское правительство решили положить конец двоевластию и захватному движению.
Увидев, что «мелкобуржуазная стихия» не хочет служить его планам, Бухарин решил, что «коммунисты ни одной минуты не должны больше оставаться в Уханьском правительстве» (из которого их уже «ушли»), ибо революционная роль Ухана «кончилась». Вместе с тем он дополнил лозунг захвата земель лозунгом немедленной национализации фабрик, заводов и банков и предписал коммунистам начать «перерастать» в социалистическую революцию.
Все эти громкие слова не могут скрыть факта отстранения коммунистов от всякого влияния на ход китайских событий.
Стратегия советского правительства в Китае была основана на совершенно произвольном предположении, что без коммунистов национальная революция невозможна, что лишь «гегемония» компартии в национально-мелкобуржуазном движении китайских масс может привести к освобождению Китая от «несправедливых договоров», к его финансовой независимости и к его политическому и административному объединению.
В действительности же национальная китайская революция еще менее нуждается в коммунистах, чем европейское рабочее движение.
Основатели и вожди национально-революционной партии, начиная с Сун-Ят-Сена, не коммунисты. Они не обнаруживают никакого желания сдать руководство движением китайским ученикам московской коммунистической академии, и их влияние на вождей киткомпартии до сих пор было сильнее влияния Бухарина или Радека. Пока что лишь в теоретической схеме Бухарина «они висят в воздухе».
Ван-Тин-Вей – наиболее популярный вождь Гоминдана – изложил недавно, в ответ «инструкторам» Коминтерна, «сунят-сеновское» понимание китайской революции, соответствующее национальным, хозяйственным и политическим особенностям Китая. Смысл его заявлений сводится к тому, что Гоминдан не хочет быть орудием и жертвой московских стратегических «мировых» планов, имеющих мало общего с национальными интересами Китая.
«Гоминдан, пишет Ван-Тин-Вей, будет поддерживать борьбу против империалистов и тех, кто является орудием в их руках. Эту борьбу необходимо вести по линии регулярной войны. В этой войне руководящая власть должна быть объединена и должна поддерживаться строжайшая дисциплина».
На основании учения Сун-Ят-Сена его преемники набрасывают следующую схему развития китайской революции:
1) Объединение всех угнетенных масс под руководством Гоминдана, 2) революционное воспитание этих масс, 3) завоевание революционным путем политической власти, после чего
4) «должны быть усвоены мирные методы для разрешения экономических проблем, как, например, о равномерном распределения земли, об ограничениях, которым должен быть подвергнут капитал, и о создании государственного капитала для развития промышленности».
Программа Гоминдана – это программа экономической трудовой демократии.
Сун-Ят-Сен выдвинул требование передачи земли трудящимся на ней и вместе с тем считал необходимым замену частного капитала государственным, «который принесет пользу всему народу». По его мнению, капиталистическое развитие необязательно для Китая.
В ответ на настойчивое навязывание Москвой «гегемонии пролетариата» (т. е. 30 тысяч киткомпартийцев) Ван-Тин-Вей указывает, что «слабость китайской буржуазии означает в то же время и слабость китайского пролетариата». Ван-Тин-Вей «не хочет ослаблять дух китайского пролетариата» и признает, что, если он будет упорно бороться за свои интересы, он может сделаться «главной силой революционного движения», но в данный момент «единственной главной целью национальной революции является свержение империалистов». А «деспотизм пролетариата (диктатура) не является необходимым для Китая».
«Особенность китайской революции это ее борьба за равноправие с иностранными державами и за освобождение от всех пут. Поэтому методы китайской революции не могут быть похожи ни на методы французской, ни на методы русской (т. е. большевистской) революции».
Между тем для Бухарина «особенность китайской революции» заключается в том, что там «решаются судьбы мировой революции». Китайские революционеры хотят добиться «равноправия» с Англией, Францией, Германией, Японией и т. д. Московские стратеги хотят ими воспользоваться для нанесения этим капиталистическим державам смертельного удара.
«Мелкобуржуазные» гоминдановцы хотят создать в Китае политические, культурные и хозяйственные предпосылки развития трудовой демократии, благосостояния широких крестьянских масс, поднятия уровня жизни пролетариата и городской бедноты. Они выдвигают при этом довольно смелую экономическую программу, собираясь лишь провести ее легальными методами, после завоевания политической власти.
Бухарин и К-о имеют ввиду лишь одно: захват власти ставленниками Коминтерна для крупной политической игры «правительства мировой революции» на международной арене.
Эта «стратегия» прикрывается криками о «гегемонии пролетариата в демократической революции» и софизмами о «перерастании». Те, кто находят естественным, чтобы национальной революцией руководили национальные революционеры объявляются ничего не понимающими в диалектике и т. д., и т. д.
Практический результат один: внесение хаоса и дезорганизации в национально-революционный лагерь, подрыв тыла армии борющихся с «империалистами» и подведение под расстрел китайских рабочих.
Бухарин и К-о надеются, что, несмотря на все поражения, которые они до сих пор терпели, коммунистам все-таки удастся пробраться к власти, «примазавшись» к стихийному аграрному движению. Но до сих пор, увы, – нет налицо главного условия, гораздо более важного, чем «черный передел» – разложения армии.
Авторитет левого Гоминдана в Ухане, авторитет Чан-Кай-Ши и Фына в их армиях пока еще сильнее бухаринского.
Трудно предвидеть, как пойдет дальнейшее развитие «китайской революции», ибо в ней чрезвычайно велика роль армий (все армии, в том числе гоминдановская, – наемные) и военачальников, часто меняющих ориентацию и разбивающих все якобы марксистские схемы Бухарина и Радека.
Многое будет зависеть также от поведения Японии, которая пока что «лавирует» гораздо искуснее Бухарина.
Вполне возможно, однако, что Гоминдану удастся сохранить руководство движением, взять Пекин и создать национальное правительство, которое сумеет осуществить «принципы Сун-Ят-Сена», конечно, тоже «лавируя» и идя на неизбежные (даже с бухаринской точки зрения) компромиссы (причем большевики будут, разумеется, обвинять его в предательстве за эти самые компромиссы) и сведя на нет влияние Коминтерна.
Одним из необходимых условий для этого явится, по-видимому, объединение[4] нанкинского (Чан-Кай-Ши) и Ханысоуского («Уханьского». Ван-Тин-Вей и др.) правительств, соглашение с Фыном (весьма, впрочем, неверный союзник) и принятие всеми вождями революции соответствующей интересам и стремлениям 400-миллионной массы китайского народа программы Суна.
Проведение этой программы (чрезвычайно трудное в сложной хаотической обстановке борьбы генералов, местных правителей, вмешательства и интриг иностранных держав) можно считать наилучшим из возможных результатов «национальной революции».
Если же безответственные и легкомысленные директивы московских «вождей» (захват земли и власти на местах, разжигание гражданской войны в тылу) будут иметь какой-либо успех, единственным практическим результатом при данном отношении реальных сил может быть резкий отход вправо национальной китайской буржуазии и консервативно-буржуазное завершение китайской революции. Уже теперь наблюдается «поправение» верхов Гоминдана под влиянием эксцессов (сам Бухарин вынужден употребить этот термин, говоря о захватах фабричных масс, конфискации имущества, сражающихся на фронте солдат революционной армии и т. д.), вызванных большевицкой пропагандой в отсталых малокультурных массах.
Результат может быть и худший, а именно поражение китайского национального движения, продление на новый долгий период внутреннего хаоса, генеральской междуусобицы и японского «проникновения».
Во всяком случае ясно одно: авантюристическая, легкомысленная политика Коминтерна, проводимая за счет русской государственной казны, в Китае вдвойне преступна – и с точки зрения интересов народов, входящих в Советский Союз, и с точки зрения китайской революции.
П.Б. СТРУВЕ
Две творческие идеи в политике возрожденной России («Россия и славянство». 1928. 8 декабря)
__________________________________________
Все эти спекуляции на международных осложнениях, сопряженных с переходом от мировой войны к стабилизации (а отчасти и к пересмотру) новых, созданных мирными договорами отношений, все эти попытки «прицепиться» к любому внутреннему и внешнему конфликту, в надежде, что из него «вырастет» мировая революция, причиняли и причиняют громадный вред интересам России (Советского Союза)[2], как государства, в ее сношениях с внешним миром, интересам российского (союзного) народного хозяйства, а, следовательно, в конечном счете, интересам рабочих и крестьян и «социалистического строительства».
Коллегия Наркоминдела, по-видимому, временами чувствует этот вред и пытается преследовать во внешней политике более практические и реальные задачи. Но и Чичерин с Литвиновым слишком часто за истекшие десять лет поддавались соблазну лишний раз «поагитировать» при помощи дипломатических нот, вместо того, чтобы сосредоточить все усилия на установлении прочных основ «сожительства» с капиталистических миром, предоставив пролетариату других стран идти своими собственными путями к тем формам государственного и общественного строя, какие соответствуют его интересам и возможностям. А поскольку советская дипломатия и пыталась установить «нормальные» отношения с капиталистическими странами, она действовала такими топорными методами, так наивно пыталась играть на «противоречиях», так быстро меняла «ориентации», так легковерно подхватывала всякие «благоприятные симптомы», что лишь укрепила представление об авантюристическом характере представляемого ею правительства.
Хотя Троцкий и Зиновьев и обвиняют теперешних руководителей советской политики (по линии Наркоминдела и по линии Коминтерна) в «национально-консервативной ограниченности» и в забвении интересов мировой революции, в действительности вся китайская эпопея большевиков свидетельствует о том, что они продолжают старую ленинскую линию, упорно доводя ее до новых и новых неизбежных поражений по принципу: «кажинный раз на этом самом месте».
Из полемики между Радеком, Троцким и Бухариным мы знаем с совершенной достоверностью, что председатель Исполкома Коминтерна Бухарин, он же редактор «Правды» и придворный «теоретик» Сталина, все время властно вмешивался «извне» (его собственное выражение) в китайские события и давал настойчивые «директивы» китайской компартии, руководители которой оказались (как и в Германии в 1923 г.) «не на высоте». «Факты таковы, пишет Бухарин (в “Правде” от 10 июля): Коминтерн систематически давал директивы о самостоятельности кит-компартии, о необходимости развязывания аграрной революции, вооружении рабочих и крестьян, расправе с контрреволюционерами, демократизации Гоминдана. День за днем К.И. толкал киткомпартию на путь дальнейшего развертывания революции, день за днем он в самой резкой форме отмечал недостаток решительности киткомпартии и урезанность ее лозунгов».
А так как киткомпартия не понимала или не слушалась московских директив и «преступно тормозила» (?) аграрную революцию, то Бухарин вынужден был в конце концов сменить ее несостоятельных вождей.
Между тем совершенно ясно: 1) что китайским революционерам – даже коммунистам – лучше, чем Бухарину (Радеку, Троцкому, Зиновьеву) известно, что можно и чего нельзя делать в Китае, 2) что нужно жить подобно Бухарину в мире фантазий для того, чтобы что-нибудь понять в его противоречивых «директивах».
В Китае происходит – уже много лет (начиная с революции 1912 года) глубокое национальное и социальное брожение, по разному проявляющееся в разных провинциях, но принявшее недавно снова форму серьезного политического движения, охватывающего все более широкие массы, опирающиеся на созданную кантонским правительством армию, которая пытается объединить Китай под властью народно-революционной партии Гоминдан, положить, таким образом, конец междуусобиям «милитаристов» и добиться от Европы и Америки отмены «несправедливых договоров».
Россия – все народы, входящие в состав Советского Союза – не может относиться иначе, как с глубочайшим сочувствием к этому движению и желает вместе с подлинными демократами и с рабочими массами всех стран, создания независимой, демократической и культурной китайской республики, с прочными и здоровыми финансами, с честной и способной администрацией, с самостоятельным народным хозяйством; она желает прекращения ужасающей нищеты, в которой живут еще громадные массы китайцев, прекращения эксплуатации и унижений, которым подвергаются китайские рабочие со стороны иностранных капиталистов, одним словом, создания для китайского народа условий достойного и культурного существования.
Россия, как государство, могла бы оказывать серьезную помощь этой борьбе китайской демократии за независимость, если бы ее голос имел вес в теперешней международной обстановке.
Но для этого нет никакой надобности вмешиваться во внутренние дела «китайской революции». Наоборот, попытки подчинить китайские события интересам «мировой революции» (или совпадающим с ними интересам «первого в мире пролетарского государства, являющегося значительным фактором мировой социалистической революции») и применить в Китае «стратегический план», приведший большевиков к власти в России, только вредят делу китайского возрождения.
Это относится к внешней и к внутренней политике Китая.
Конечно, национальное возрождение Китая и других колониальных и полуколониальных стран является известной угрозой для европейского и американского империализма. Правящие круги Европы и Америки до сих пор не отдавали себе ясного отчета в силе и широте зреющих на востоке национальных движений, по привычке трактовали свысока «цветные расы» как низшие и до сих пор склонны объяснять их пробуждение «большевицкой пропагандой», внешними интригами и т. д. Задача демократов и социалистов состоит в том, чтобы разъяснить общественному мнению культурных стран ошибочность и опасность такого отношения к азиатским событиям и парализовать все попытки подавления национально-освободительных движений «цветных» народов. Но если несомненно огромное прогрессивное значение их пробуждения и приобщения к мировой культуре, как самостоятельных государств, то уже совершенно ошибочно и произвольно мнение большевиков, будто это пробуждение неизбежно приведет к крушению капиталистического строя в государствах-«метрополиях», в частности в Великобритании.
Поверхностным и легкомысленным является мнение, будто это крушение будет результатом «мировой гражданской войны», в которой «колониальные народы» в союзе с СССР разобьют соединенные армии капитализма.
Как бы ни были велики интересы крупных английских, японских или американских капиталистических групп в Китае, потеря экстерриториальных привилегий, концессий и контроля над таможнями не может сама по себе сделать невозможным функционирование капиталистического хозяйства в этих странах.
Германия потеряла все свои колонии до одной и, кроме того, вынуждена выплачивать победителю огромные суммы денег и все же это не вызвало крушения немецкого капитализма.
А здесь пока идет речь даже не о колониях, а о промежуточной форме эксплуатации, вроде той, от которой освободилась уже Турция, тоже не вызвав никаких «крушений». Правда, большевики надеются еще на Индию, но нет никаких оснований предполагать, что Англия не сумеет во время установить с Индией такие же отношения, как и с «доминионами», и предупредить ее отпадение от британской федерации.
Кроме того, почему собственно освободившиеся от давления иностранных империалистов восточные народы обрушатся на весь капиталистический мир и станут его свергать совместно с СССР?
В Турции и в Персии большевики уже имели пример национального пробуждения восточных пародов. Они поддерживали турецкое движение в расчете, что оно нанесет смертельный удар английскому капитализму и приведет к «советской федерации черноморских государств». В результате получилось национальное, буржуазно-аграрное государство, враждебное коммунизму и социализму, поддерживающее «добрососедские» отношения с СССР, но еще более дорожащее связями с «буржуазными» Францией и Германией и вообще нисколько не заинтересованное, – совсем наоборот, – в крушении капитализма и мировой гражданской войне. Большевики отчасти это понимают.
Именно поэтому, что он опасался такого «кемалистского» завершения китайской революции, Бухарин и давал свои замысловатые «директивы», в результате которых должна была обязательно получиться – не помешай «измена» Чан-Кай-Ши и Фына и «путаница» в головах китайских коммунистов, – диктатура Коминтерна в «советском» Китае.
Но эти расчеты были не менее легкомысленны, чем надежды взорвать в Дарданеллах лондонское Сити. Ясно почему.
Мы не станем доказывать здесь, что в техническом, экономическом и культурном отношении Китай еще менее подготовлен для социалистической революции, чем Россия. Радек думает обратное, но Бухарин, по-видимому, с ним не согласен. Однако и Бухарин предписывает киткоммунистам «бороться за социалистический путь развития китайской революции». Применяя к Китаю «русский» стратегический план, он надеется на то, что и там коммунистам удастся прийти к власти на гребне по существу чуждого коммунизму движения, а именно национально-буржуазной революции и крестьянского «черного передела».
Для этого нужно сначала «поддержать» общенациональное движение, а затем свергнуть вождей и занять их место для проведения таких мер, как «конфискация крупных предприятий» (однако, прибавляет Бухарин, «при всем необходимом лавировании, игре (sic!) на противоречиях между различными капиталистическими державами» (т. е., по-видимому, конфискуя у англичан, но не трогая японцев или американцев и т. д.).
В своих апрельских директивах Бухарин («Правда» 19 и 20 апреля) резюмировал эту тактику следующим образом: «Поддержка северного похода. Поддержка армий Чан-Кай-Ши, ведущих бой с милитаристами, но одновременно мобилизация сил против Чан-Кай-Ши; соответствующая пропаганда в массах и в армии; курс на вытеснение правых гоминданцев; курс на окружение Чан-Кай-Ши; принятие боя с Чан-Кай-Ши только при соответствующей подготовке и т. д.».
Однако не успел Бухарин опубликовать этот замечательный план, как Чан-Кай-Ши, армию которого большевики одели и вооружили на русский счет, Чан-Кай-Ши, которому Бухарин и Сталин, по свидетельству Троцкого, помогли обеспечить свой военный перевес, решил избавиться от своих опасных союзников и разрушил все хитроумные расчеты Бухарина.
Правда, смутить Бухарина трудно: он немедленно объявил Чан-Кай-Ши «изменником» и приписал новую главу к своим директивам. По его своеобразной логике раз Чан-Кай-Ши арестовывает и даже расстреливает коммунистов, значит, он уже не вождь буржуазно-национальной революции. (Кемаль, между прочим, тоже арестовывает коммунистов.) Он, правда, еще воюет с милитаристами, но нужно убедить китайский народ в том, что он обязательно изменит делу национального освобождения. Нужно поддерживать Уханьское (в Ханькоу) правительство, «левый блок» (мелкая буржуазия) и помочь его армии, а также армии Фына, тоже вооруженной и одетой на русский счет, разбить армию Чан-Кай-Ши. Одновременно нужно развивать аграрную революцию все с той же целью – утверждать «гегемонию пролетариата» (т. е. коммунистов) в национальной революции.
Но не прошло и месяца, как целый ряд новых «измен» посыпался на голову Бухарина.
Во-первых, генерал Фын, на которого Бухарин и Сталин возлагали – неизвестно почему – особые надежды, потребовал от Уханьского правительства разрыва с коммунистами и с московскими агентами, Бородиным и К-о. Его армия, вооруженная большевиками, «изменила» плану Бухарина, согласно которому она должна была, сначала разбить Чан-Кай-Ши, затем Чан-Со-Лина и, наконец, «разложиться» и учредить в Пекине советскую власть.
Уханьское правительство приступило вслед за тем к решительным действиям против коммунистов и выслало Бородина. Его уполномоченный Тан-Чен-Чжи казнил в Чанше четырех коммунистов и разоружил красную гвардию.
И, наконец, вожди китайских коммунистов отказались подчиниться московским директивам, найдя их «непрактичными» и считая, что разрешение аграрного вопроса нужно отложить до благополучного окончания гражданской войны, до взятия Пекина[3].
Главная же беда Бухарина заключается в том, что все «мелкобуржуазные» вожди Гоминдана – Ван-Тин-Вей, Чай-Фу-Кай и др. вовремя раскусили московскую стратегию.
Они обратили внимание на «ошибки», совершаемые во многих районах рабоче-крестьянского движения под влиянием «нежелательных элементов», захвативших руководство силами, арестовывавших граждан и налагавших на них штрафы. Гоминдан и Уханьское правительство решили положить конец двоевластию и захватному движению.
Увидев, что «мелкобуржуазная стихия» не хочет служить его планам, Бухарин решил, что «коммунисты ни одной минуты не должны больше оставаться в Уханьском правительстве» (из которого их уже «ушли»), ибо революционная роль Ухана «кончилась». Вместе с тем он дополнил лозунг захвата земель лозунгом немедленной национализации фабрик, заводов и банков и предписал коммунистам начать «перерастать» в социалистическую революцию.
Все эти громкие слова не могут скрыть факта отстранения коммунистов от всякого влияния на ход китайских событий.
Стратегия советского правительства в Китае была основана на совершенно произвольном предположении, что без коммунистов национальная революция невозможна, что лишь «гегемония» компартии в национально-мелкобуржуазном движении китайских масс может привести к освобождению Китая от «несправедливых договоров», к его финансовой независимости и к его политическому и административному объединению.
В действительности же национальная китайская революция еще менее нуждается в коммунистах, чем европейское рабочее движение.
Основатели и вожди национально-революционной партии, начиная с Сун-Ят-Сена, не коммунисты. Они не обнаруживают никакого желания сдать руководство движением китайским ученикам московской коммунистической академии, и их влияние на вождей киткомпартии до сих пор было сильнее влияния Бухарина или Радека. Пока что лишь в теоретической схеме Бухарина «они висят в воздухе».
Ван-Тин-Вей – наиболее популярный вождь Гоминдана – изложил недавно, в ответ «инструкторам» Коминтерна, «сунят-сеновское» понимание китайской революции, соответствующее национальным, хозяйственным и политическим особенностям Китая. Смысл его заявлений сводится к тому, что Гоминдан не хочет быть орудием и жертвой московских стратегических «мировых» планов, имеющих мало общего с национальными интересами Китая.
«Гоминдан, пишет Ван-Тин-Вей, будет поддерживать борьбу против империалистов и тех, кто является орудием в их руках. Эту борьбу необходимо вести по линии регулярной войны. В этой войне руководящая власть должна быть объединена и должна поддерживаться строжайшая дисциплина».
На основании учения Сун-Ят-Сена его преемники набрасывают следующую схему развития китайской революции:
1) Объединение всех угнетенных масс под руководством Гоминдана, 2) революционное воспитание этих масс, 3) завоевание революционным путем политической власти, после чего
4) «должны быть усвоены мирные методы для разрешения экономических проблем, как, например, о равномерном распределения земли, об ограничениях, которым должен быть подвергнут капитал, и о создании государственного капитала для развития промышленности».
Программа Гоминдана – это программа экономической трудовой демократии.
Сун-Ят-Сен выдвинул требование передачи земли трудящимся на ней и вместе с тем считал необходимым замену частного капитала государственным, «который принесет пользу всему народу». По его мнению, капиталистическое развитие необязательно для Китая.
В ответ на настойчивое навязывание Москвой «гегемонии пролетариата» (т. е. 30 тысяч киткомпартийцев) Ван-Тин-Вей указывает, что «слабость китайской буржуазии означает в то же время и слабость китайского пролетариата». Ван-Тин-Вей «не хочет ослаблять дух китайского пролетариата» и признает, что, если он будет упорно бороться за свои интересы, он может сделаться «главной силой революционного движения», но в данный момент «единственной главной целью национальной революции является свержение империалистов». А «деспотизм пролетариата (диктатура) не является необходимым для Китая».
«Особенность китайской революции это ее борьба за равноправие с иностранными державами и за освобождение от всех пут. Поэтому методы китайской революции не могут быть похожи ни на методы французской, ни на методы русской (т. е. большевистской) революции».
Между тем для Бухарина «особенность китайской революции» заключается в том, что там «решаются судьбы мировой революции». Китайские революционеры хотят добиться «равноправия» с Англией, Францией, Германией, Японией и т. д. Московские стратеги хотят ими воспользоваться для нанесения этим капиталистическим державам смертельного удара.
«Мелкобуржуазные» гоминдановцы хотят создать в Китае политические, культурные и хозяйственные предпосылки развития трудовой демократии, благосостояния широких крестьянских масс, поднятия уровня жизни пролетариата и городской бедноты. Они выдвигают при этом довольно смелую экономическую программу, собираясь лишь провести ее легальными методами, после завоевания политической власти.
Бухарин и К-о имеют ввиду лишь одно: захват власти ставленниками Коминтерна для крупной политической игры «правительства мировой революции» на международной арене.
Эта «стратегия» прикрывается криками о «гегемонии пролетариата в демократической революции» и софизмами о «перерастании». Те, кто находят естественным, чтобы национальной революцией руководили национальные революционеры объявляются ничего не понимающими в диалектике и т. д., и т. д.
Практический результат один: внесение хаоса и дезорганизации в национально-революционный лагерь, подрыв тыла армии борющихся с «империалистами» и подведение под расстрел китайских рабочих.
Бухарин и К-о надеются, что, несмотря на все поражения, которые они до сих пор терпели, коммунистам все-таки удастся пробраться к власти, «примазавшись» к стихийному аграрному движению. Но до сих пор, увы, – нет налицо главного условия, гораздо более важного, чем «черный передел» – разложения армии.
Авторитет левого Гоминдана в Ухане, авторитет Чан-Кай-Ши и Фына в их армиях пока еще сильнее бухаринского.
Трудно предвидеть, как пойдет дальнейшее развитие «китайской революции», ибо в ней чрезвычайно велика роль армий (все армии, в том числе гоминдановская, – наемные) и военачальников, часто меняющих ориентацию и разбивающих все якобы марксистские схемы Бухарина и Радека.
Многое будет зависеть также от поведения Японии, которая пока что «лавирует» гораздо искуснее Бухарина.
Вполне возможно, однако, что Гоминдану удастся сохранить руководство движением, взять Пекин и создать национальное правительство, которое сумеет осуществить «принципы Сун-Ят-Сена», конечно, тоже «лавируя» и идя на неизбежные (даже с бухаринской точки зрения) компромиссы (причем большевики будут, разумеется, обвинять его в предательстве за эти самые компромиссы) и сведя на нет влияние Коминтерна.
Одним из необходимых условий для этого явится, по-видимому, объединение[4] нанкинского (Чан-Кай-Ши) и Ханысоуского («Уханьского». Ван-Тин-Вей и др.) правительств, соглашение с Фыном (весьма, впрочем, неверный союзник) и принятие всеми вождями революции соответствующей интересам и стремлениям 400-миллионной массы китайского народа программы Суна.
Проведение этой программы (чрезвычайно трудное в сложной хаотической обстановке борьбы генералов, местных правителей, вмешательства и интриг иностранных держав) можно считать наилучшим из возможных результатов «национальной революции».
Если же безответственные и легкомысленные директивы московских «вождей» (захват земли и власти на местах, разжигание гражданской войны в тылу) будут иметь какой-либо успех, единственным практическим результатом при данном отношении реальных сил может быть резкий отход вправо национальной китайской буржуазии и консервативно-буржуазное завершение китайской революции. Уже теперь наблюдается «поправение» верхов Гоминдана под влиянием эксцессов (сам Бухарин вынужден употребить этот термин, говоря о захватах фабричных масс, конфискации имущества, сражающихся на фронте солдат революционной армии и т. д.), вызванных большевицкой пропагандой в отсталых малокультурных массах.
Результат может быть и худший, а именно поражение китайского национального движения, продление на новый долгий период внутреннего хаоса, генеральской междуусобицы и японского «проникновения».
Во всяком случае ясно одно: авантюристическая, легкомысленная политика Коминтерна, проводимая за счет русской государственной казны, в Китае вдвойне преступна – и с точки зрения интересов народов, входящих в Советский Союз, и с точки зрения китайской революции.
П.Б. СТРУВЕ
Две творческие идеи в политике возрожденной России («Россия и славянство». 1928. 8 декабря)
«Россия и славянство» (Париж, 1928–1934) – «Орган национально-освободительной борьбы и славянской взаимности». Еженедельная газета при ближайшем участии П.Б. Струве. Струве был членом редакционного комитета газеты, его «ближайшее участие» заключалось прежде всего в том, что он, как и в «Возрождении», активно писал о событиях политической, экономической и культурной жизни в своем «Дневнике политика». Первый номер газеты появился 1 декабря. До закрытия газеты в июне 1934 г. Струве напечатал 216 статей. Он стремился дать Русскому зарубежью идейные ориентиры как в его повседневности, так и на будущее – в «возрожденной России».
Мы не думаем, чтобы наше время было какой-то новой эпохой невиданной еще «идеократии». Всегда во все времена лица, и индивидуальные, и коллективные, облекали свои стремления в идеи и, наоборот, идеи искали для своего воплощения живых личных носителей, опять-таки и индивидуальных, и коллективных. Одни люди бескорыстно творили идеи, другие активно их захватывали и творчески себе присваивали, третьи старательно ловились на эти идеи.
Так будет и впредь.
В будущей России мне видятся только две творческие, влекущие и построяющие идеи.
Это, во-первых, идея национальная. Интернационализм, глупый и нудный, бессмысленный и бесстыдный, большевистской революции как-то выковывает в русских душах и там, во Внутренней России, и здесь, за рубежом, новый, упорный и кряжистый национализм, во многом еще требующий выправки и шлифовки, но бесконечно драгоценный, органический и плодотворный. Все жизнеспособные партии в будущей России будут так или иначе национальными, и самая сильная из них, быть может, так и назовет себя прямо и просто – русской партией.
Во-вторых, это – идея крестьянская. С 1861 г. для всех мыслящих людей стало ясно, что Россия не может не быть, так или иначе, крестьянским царством. Освобожденная от коммунистического гнета Россия будет стоять под знаком крестьянского аграризма. И потому, может быть, самая сильная из будущих партий Великой России будет та, которая называя себя русской, будет по своему составу и корням партией крестьянской.
Как крестьянская, или земледельческая, эта партия выставит простые и ясные, бесспорные пункты ближайшей экономической программы:
Мы не думаем, чтобы наше время было какой-то новой эпохой невиданной еще «идеократии». Всегда во все времена лица, и индивидуальные, и коллективные, облекали свои стремления в идеи и, наоборот, идеи искали для своего воплощения живых личных носителей, опять-таки и индивидуальных, и коллективных. Одни люди бескорыстно творили идеи, другие активно их захватывали и творчески себе присваивали, третьи старательно ловились на эти идеи.
Так будет и впредь.
В будущей России мне видятся только две творческие, влекущие и построяющие идеи.
Это, во-первых, идея национальная. Интернационализм, глупый и нудный, бессмысленный и бесстыдный, большевистской революции как-то выковывает в русских душах и там, во Внутренней России, и здесь, за рубежом, новый, упорный и кряжистый национализм, во многом еще требующий выправки и шлифовки, но бесконечно драгоценный, органический и плодотворный. Все жизнеспособные партии в будущей России будут так или иначе национальными, и самая сильная из них, быть может, так и назовет себя прямо и просто – русской партией.
Во-вторых, это – идея крестьянская. С 1861 г. для всех мыслящих людей стало ясно, что Россия не может не быть, так или иначе, крестьянским царством. Освобожденная от коммунистического гнета Россия будет стоять под знаком крестьянского аграризма. И потому, может быть, самая сильная из будущих партий Великой России будет та, которая называя себя русской, будет по своему составу и корням партией крестьянской.
Как крестьянская, или земледельческая, эта партия выставит простые и ясные, бесспорные пункты ближайшей экономической программы: