Завершается цикл призывом к доблести и отваге. Что ожидает героя в жизненной битве – не так уж важно. Существенно другое – только в бою обретается победа:
 
Ты хочешь меду, сын? – так жала не страшись;
Венца победы? – смело к бою!
Ты перлов жаждешь? – так спустись
На дно, где крокодил зияет под водою.
Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец.
Лишь смелым перлы, мед, иль гибель… иль венец.
 
   «Подражания древним» стали последним крупным поэтическим произведением Батюшкова (после них написаны «Жуковский, время всё проглотит…» и «Изречение Мельхиседека»).
   В целом антологическое творчество Батюшкова движется «от светлого аполлонизма и унылой элегичности через героический стоицизм к христианскому мироощущению»[47]. В жанре антологического стихотворения Батюшков достиг большого совершенства. В нем нашли выражение его поздние глубоко трагические раздумья о жизни.
   На этом творческий путь поэта был прерван страшной болезнью (сумасшествие). Говоря о незавершенности жизни Батюшкова в литературе («не созревшие надежды»), Пушкин писал о необходимости «уважить» его «несчастия», помня, как много дал Батюшков и как много было обещано его талантом.

«Школа гармонической точности»

   А.С. Пушкин отнес первых русских романтиков Жуковского и Батюшкова к «школе гармонической точности». Батюшков всецело принадлежал ей и много сделал для ее поэтических успехов. Заслуги этой «школы» состояли в том, что она впервые в русской поэзии выдвинула на авансцену литературы «средний» стиль и «средние» жанры (малые формы). Батюшков, как и Жуковский, создал поэтический язык (законы сочетаемости слов разных стилистических пластов и их устойчивые формулы), пригодный для выражения внутреннего мира личности. С этой целью он, сходно с Жуковским, оживил в слове дремавшие в нем эмоциональные значения и оттенки, метафорические смыслы, обширный круг его значимых ассоциаций, все то, что называется эмоциональным ореолом слова.
   В стихотворениях слова подбирались по их лексической и стилистической уместности. Это означало, что лексические значения и стилистическая окраска рядом или близко стоящих слов не могли противоречить друг другу. Слова «высокого» и «среднего» стиля не должны были «спорить» между собой (например, в послании «Мои пенаты» – «Без злата мил и красен», где славянизм «злата» сочетается, не вызывая сопротивления, с разговорно-литературным, обиходным словом «мил»). Те же стилистические маркированные слова могут естественно соединяться с просторечным «шалаш» («Мне мил шалаш простой, Без злата мил и красен…»).
   «Школа гармонической точности» негласно требовала, чтобы слова подбирались с учетом звуковой гармонии: звуки должны ласкать ухо. Поэтому предпочтение отдавалось «приятным» звукам (л, м, н и гласным), тогда как шипящие исключались. Не допускался или считался неудачным стык согласных.
   Добившись лексической и стилистической уместности сочетания слов в целях передачи интимных переживаний, в целях психологической истинности, «школа гармонической точности» не могла, однако, сделать еще один шаг и достичь предметной точности. Иначе говоря, она не могла одновременно сохранить точность и психологическую, и предметную. В стихотворении «Мои пенаты» Батюшков дает «довольно пестрый набор обозначений того «уголка», где обитает поэт: обитель, хижина, шалаш, хата, домик… Ни один из этих поэтических синонимов не служит точным определением того действительного дома, где живет или мог бы жить поэт»[48]. Все синонимические обозначения местопребывания поэта точны и не точны. Они точны с точки зрения «школы гармонической точности», поскольку поэт прямо сказал, что живет в стране поэзии. Но они не точны с точки зрения предметной, объективной правды: «домик» Батюшкова – метафорический, но не реальный. Поэтому Пушкин, исходя из принципов иной поэтики, мог сделать упрек Батюшкову: в его стихотворении «смешаны» «обычаи жителя подмосковной деревни» с «обычаями мифологии». С одной стороны, пенаты, лары, парки тощи, а с другой – пестуны, норы, кельи, хата.
   Еще пример. Стихотворение Батюшкова «Выздоровление» начинается стихами:
 
Как ландыш под серпом убийственным жнеца
Склоняет голову и вянет,
Так я в болезни ждал безвременно конца
И думал: парки час настанет.
 
   Пушкин на полях «Опытов…», где помещено это стихотворение, заметил, что ландыш растет в лесу, а не на «пашнях засеянных», и потому он не может гибнуть «под серпом», а только под косой. Он опять упрекнул Батюшкова в отсутствии в его стихотворении предметной, объективной точности. Для Батюшкова же, как и для всей «школы гармонической точности», она была безразлична. Он хотел соблюсти только точность психологическую, только точность лексического и стилистического выражения внутреннего мира. Для этого нужно было найти образ неумолимой смерти. Им стал «серп убийственный». Для Батюшкова не имело никакого значения, что ландыш не может погибать под серпом. Ему важно было создать выразительный образ трогательной гибели нежного и беззащитного цветка от беспощадного орудия смерти, чего он и достиг с помощью лексических и стилистических средств (все слова получают дополнительные эмоциональные значения, реализующие метафору смерти: под серпом убийственным, склоняет голову и вянет и т. д.).
   В пользу этих соображений говорит то, что Батюшков, конечно, знал и мог легко вставить в свое стихотворение другой поэтический образ смерти – косу вместо серпа. Переменить «серп» на «косу» для такого мастера, как Батюшков, ничего не стоило. В стихотворении «Мои пенаты» фигурирует именно этот образ:
 
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой…
 
   «Школа гармонической точности» достигла точности эмоциональной, точности выражения внутреннего мира, но не сделала новый шаг – не соединила психологическую точность, лексическую и стилистическую уместность слова с точностью предметной. Однако и то, чего она добилась, имело великое значение для русской поэзии, для которой был отныне открыт внутренний мир личности и которая благодаря этому вышла на просторы романтизма. Жанровое мышление было решительно поколеблено, а игра стилистическими возможностями слова, различными стилями приобрела решающее значение.
   Перед русской поэзией встала задача соединить лексическую и стилистическую точность с точностью предметной, сделать так, чтобы предметная точность была одновременно и точностью эмоциональной, а точность эмоциональная – точностью предметной. Решение этой задачи связано с именем Пушкина, которому и принадлежит заслуга завершения сложного процесса созидания русского литературного языка, в которое внесла свой вклад «школа гармонической точности» с ее ведущими поэтами – Жуковским и Батюшковым.

Основные понятия

   Романтизм, «легкая поэзия», антологический жанр, подражания древним, дружеское послание, элегия, эпическая (историческая) элегия, лирический герой, «школа гармонической точности».

Вопросы и задания

   1. Определите периоды творчества Батюшкова и дайте их краткую характеристику.
   2. Какова роль античной культуры и культуры итальянского Возрождения, лирики европейского (французского) либертинажа, в частности лирики Парни, в формировании эстетических вкусов Батюшкова?
   3. Принципы стиля «школы гармонической точности» в понимании Батюшкова и их отражение в его поэзии.
   4. «Маленькая философия» Батюшкова и кризис его философско-эстетических взглядов.
   5. Назовите наиболее характерные произведения раннего Батюшкова и дайте анализ его ранней лирики.
   6. Обозначьте пути преодоления духовного кризиса и формирования жанра эпической (исторической) элегии. Проанализируйте наиболее характерные, по вашему мнению, образцы.
   7. Трагическая лирика позднего Батюшкова и ее воплощение. Антологический жанр и его особенности. Цикл «Подражания древним».
   8. Сравните стиль лирики Батюшкова со стилем лирики Жуковского и выявите их сходство и различие.
   9. Структура сборника «Опыты в стихах и прозе».
   10. Значение Батюшкова в истории русской поэзии.

Литература

   Коровин В.И. «И жил так точно, как писал…» (К.Н. Батюшков). М., 1987.
   Кошелев В.А. Константин Батюшков: странствия и страсти. М., 1987.*
   Майков Л.Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. СПб., 1896.*
   Проскурин О.А. «Победитель всех гекторов халдейских». – «Вопросы литературы», 1987, № 6.
   Сандомирская В.Б. К.Н. Батюшков. – В кн.: История русской поэзии. Т. 1. Л., 1968.+
   Семенко И.М. Батюшков и его «Опыты». – В кн.: К.Н. Батюшков. Опыты в стихах и прозе. М. («Литературные памятники»), 1977.*
   Серман И.З. К. Батюшков. «Мои пенаты…». – В кн.: Поэтический строй русской лирики. Л., 1973.*
   Тоддес Е.А. Перечитывая Батюшкова. – В кн.: К.Н. Батюшков. Опыты в стихах. М., 1987.
   Томашевский Б.В. К.Н. Батюшков. – В кн.: К.Н. Батюшков. Стихотворения. М.; Л., 1948.*
   Флейшман Л.С. Из истории элегии в пушкинскую эпоху. – В кн.: Ученые записки Латвийского ГУ им. П. Стучки. Рига, 1968.
   Фридман Н.В. Поэзия Батюшкова. М., 1971.

Глава 4
Литературное творчество декабристов

   Наряду с психологическим течением русского романтизма возникло гражданское, или социальное, течение. Его ядро составили литераторы-декабристы. Поэтому гражданский, или социальный, романтизм еще называют декабристским романтизмом. Однако декабристский романтизм – только часть гражданского, или социального, течения русского романтизма. Понятие гражданского романтизма шире понятий декабристский романтизм и декабристская литература. К нему относится (в определенные периоды) творчество не только участников декабристских организаций, но и литераторов, не принимавших участия в движении декабристов (П.А. Вяземского[49], А.С. Пушкина, Н.М. Языкова и др.). Однако формирование гражданского, или социального, течения связано прежде всего с литературной и общественной деятельностью декабристов, оно наиболее ярко, полно и последовательно воплотилось в их творчестве. К числу крупнейших писателей-декабристов относятся П.А. Катенин, Ф.Н. Глинка, В.Ф. Раевский, К.Ф. Рылеев, братья Н.А. и А.А. Бестужевы, В.К. Кюхельбекер, А.И. Одоевский, А.О. Корнилович.
 
   Образование гражданского, или социального, течения русского романтизма непосредственно связано с созданием Союза Спасения (1816–1817), Союза Благоденствия (1818–1821), Северного и Южного тайных обществ (1823–1825)[50]. В документах этих обществ содержались политические установки, касающиеся, в частности, изящной словесности. Так, Союз Благоденствия следующим образом формулировал свои задачи в области искусства и литературы: «Изыскать средства изящным искусствам дать надлежащее направление, состоящее не в изнеживании чувств, но в укреплении и возвышении нравственного существа нашего». В целом декабристы отводили литературе служебную роль и рассматривали ее как средство агитации и пропаганды своих взглядов. Это, однако, не означало, что они не обращали внимания на качество литературной продукции или что все они имели одинаковые литературные вкусы и пристрастия. Одни принимали романтизм, другие открещивались от него. По-разному понимали декабристы и сам романтизм: одни восприняли уроки «школы гармонической точности», другие их отрицали. Среди них, исходя из определения, данного Ю.Н. Тыняновым, были «архаисты» – сторонники традиций высокой гражданской лирики XVIII в., взглядов на литературный язык Шишкова, и «новаторы», усвоившие стилистические принципы поэтического языка Жуковского и Батюшкова. К числу «архаистов» относятся П.А. Катенин, В.К. Кюхельбекер, к «новаторам» – А.А. Бестужев (Марлинский), К.Ф. Рылеев, А.И. Одоевский и др.
   Разнообразие литературных вкусов и дарований, интерес к различным темам, жанрам и стилям не мешает выделить общие тенденции декабристского романтизма, придавшего лицо гражданскому, или социальному, течению в русском романтизме в период расцвета декабристского движения, т. е. до 1825 г. Задачи декабристской литературы состояли в том, чтобы воспитывать гражданские чувства и взгляды читателей. В этом сказывается ее связь с традициями XVIII в., с эпохой Просвещения. С позиции декабристов, чувства человека воспитываются не в узком дружеском, семейном кругу (как, например, у В. Жуковского, К. Батюшкова), а на общественном поприще, на гражданских, исторических примерах. Это заставило декабристов вслед за литераторами первых годов XIX в. (например, В. Попугаевым, написавшим статьи «О необходимости исторических познаний для общественного воспитания», «Об истории как предмете политического воспитания» и др.) обратиться к национальной истории. Историческое прошлое разных народов (России, Украины, Ливонии, Греции, как современной, так и античной, античного Рима, древней Иудеи и др.) наиболее часто становится объектом изображения в творчестве декабристов.
   Некоторые периоды русской истории, с позиций декабристов, являются ключевыми – в них ярко выразились общие черты русского национального самосознания. Один из таких периодов – становление, а затем и трагическая гибель вечевых республик Новгорода и Пскова (исторические баллады А. Одоевского «Послы Пскова», «Зосима», «Старица-пророчица», повесть А. Бестужева «Роман и Ольга» и др.). Вечевые республики представлялись декабристам образцом гражданского устройства, исконной формой жизни русского общества. Историю республик Новгорода и Пскова декабристы противопоставляли истории Москвы, которая олицетворяла деспотическое царское правление (на этом противопоставлении строится, например, повесть «Роман и Ольга»). В истории Смутного времени (XVIII в.) декабристы находили подтверждение своей мысли о том, что без ясных нравственно-гражданских ориентиров в сложное, переходное время не может состояться человеческая личность (повесть А. Бестужева «Изменник», драма В. Кюхельбекера «Прокофий Ляпунов» и др.).
   Неоднозначно оценивались в декабристской (как и в последующей) литературе личность Петра и эпоха петровских преобразований. Наиболее значительные произведения на эту тему, выражающие противоположные позиции, – думы и поэмы К. Рылеева «Петр Великий в Острогожске», «Войнаровский», с одной стороны, повести и статьи А. Корниловича «За Богом молитва, а за царем служба не пропадают», «Утро вечера мудренее»; «Нравы русских при Петре I» («О частной жизни императора Петра I», «Об увеселении русского двора при Петре I», «О первых балах в России», «О частной жизни русских при Петре I») – с другой. Особый интерес декабристов был направлен на таких исторических деятелей Украины, как Богдан Хмельницкий, Мазепа, Войнаровский и др. (повесть «Зиновий Богдан Хмельницкий» Ф. Глинки, дума «Хмельницкий» и поэма «Войнаровский» К. Рылеева и др.). История ливонских государств стала предметом изображения в исторических повестях декабристов: в цикле «замковских повестей» А. Бестужева («Замок Эйзен», «Замок Венден» (1821), «Замок Нейгаузен», «Ревельский турнир» (1824), в повести Н. Бестужева «Гуго фон-Брахт» (1823) и др.).
   Своеобразен художественный историзм декабристской литературы. Задача художника-гражданина состоит в том, чтобы «постичь дух времени и назначенье века» (К. Рылеев). С позиции декабристов, «дух времени и назначенье века» оказываются сходными у многих народов в разные исторические периоды. Драматичная борьба тираноборцев с тиранией, требование устройства жизни на основе твердых и разумных законов составляют содержание различных исторических эпох. Исторические темы давали возможность для проявления деятельного характера героя декабристской литературы, поэтому исторические произведения, воплощенные в разнообразных жанрах (лироэпических, эпических, драматических), наиболее распространены в их творчестве.
   Жанрово-видовой диапазон произведений декабристов чрезвычайно широк. В творческом наследии писателей декабристов нашли воплощение жанры лирические (от элегии, дружеского послания до оды), лироэпические (от баллады, думы до лирической поэмы), эпические (от басни, притчи до повести), драматические (от комедии до исторической драмы).
   Декабристы остро ставили вопрос о национальной самобытности литературы, о разработке национально-самобытных форм. А. Бестужев в статье «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» писал: «Мы всосали с молоком безнародность и удивление только к чужому. Измеряя свои произведения исполинскою меркою чужих гениев, нам свысока видится своя малость еще меньшею, и это чувство, не согретое народною гордостью, вместо того, чтобы возбудить рвение сотворить то, чего у нас нет, старается унизить даже и то, что есть». Стремление найти свежие, оригинальные и, главное, национально-своеобразные формы для русской литературы, соответствующие растущему национальному самосознанию, характерно для жанровых поисков декабристов. Так, например, появление в 1810-х годах баллад В.А. Жуковского было важным событием в русской литературе. Однако декабристами баллады Жуковского воспринимались «как жанровая стилизация, перенесение готовых вещей»[51], как переводы с английского, немецкого и других языков. Это не могло удовлетворить писателей, стремившихся к национально-самобытной литературе. Декабристская баллада (П. Катенина, А. Одоевского, В. Кюхельбекера) была сознательно ориентирована на темы русской, часто исторической жизни, на национального героя, на использование образности и стилистики фольклора, произведений древнерусской литературы. В 1820-е годы К. Рылеев начал осваивать жанр думы, который был близок к балладе, но представлял собой самостоятельную, восходящую к украинской и польской литературе художественную форму.
   Важной стороной стилистической манеры декабристов было использование в произведениях слов-сигналов[52].
   Слово-сигнал – это определенный поэтический знак, при помощи которого устанавливается взаимопонимание между писателем и читателем: писатель подает читателю сигнал о непрямом значении того или иного слова, о том, что слово употреблено им в особом гражданском или политическом смысле. Так декабристы создают свой устойчивый поэтический словарь, свою устойчивую образность, имеющие вполне определенные и сразу же узнаваемые ассоциации. Например, слова высокий («Рабы, влачащие оковы, Высоких песен не поют!»), святой («Святую к родине любовь»), священный («Священный долг перед тобою…») подразумевают не только сильное и торжественно выраженное чувство, но прежде всего чувство, свойственное гражданину-патриоту, и выступают синонимами слова гражданский. Слово славянин вызывает ассоциации о гражданской доблести и вольнолюбии предков. Им декабристы нередко именуют себя, противопоставляя тем современникам («переродившимся славянам»), которые забыли о гражданском долге.
   Гражданским содержанием наполнялись слова раб, цепи, кинжал, тиран, закон и др. Знаковыми стали для декабристов имена Кассия, Брута (римских политических деятелей, возглавивших республиканский заговор против Цезаря), Катона (римского республиканца, покончившего с собой после установления диктатуры Цезаря), Риеги (вождя испанской революции XIX в.), Н.И. Панина (русского государственного деятеля, пытавшегося ограничить власть Екатерины Великой), Н.С. Мордвинова (члена Государственного совета, считавшего, что власть царя должна быть ограничена конституцией) и др.
   Путь национального развития литературы декабристы видели в том, чтобы обратиться к русским или общеславянским сюжетам, выдвинув в них остро конфликтную ситуацию, в которой наиболее выигрышно мог бы проявить свои лучшие гражданско-патриотические качества и вольнолюбивые чувства положительный герой, личность общественно активная и мужественная. В этой связи декабристы сделали попытку создать обновленную систему жанров, в которой «средние» (элегии, послания, баллады, думы, поэмы) и даже «низкие» («подблюдные» и иные песни) жанры наполнились бы высоким, значимым содержанием, а «высокие» жанры были бы одушевлены живым личным, интимным чувством (отсюда понятны такие сближения – «веселая кровь», «к свободе пылает любовь», «веселый час свободы», «И славу пышную и милую свободу»). Таким образом декабристы нарушали жанровое мышление и способствовали переходу к мышлению стилями. Даже в том случае, если субъективно они отрицали романтизм (Катенин), все же объективно выступали самыми настоящими романтиками, провозгласив идеи народности, историзма (впрочем, не поднявшись до подлинного историзма), свободы личности.

Поэзия декабристов. П.А. Катенин. Ф.Н. Глинка

   П.А. Катенин дебютировал в 1810 г. Высоким образцом, источником героических тем и образов была для Катенина литература классицизма, особенно французского. В традициях классицистической литературы, с использованием александрийского стиха и высокого слога, были представлены им и стихотворные вариации на темы Оссиана и античной литературы («Смерть Приама», «Эклога. Из Виргилия», «Песни в Сельме»).
   Отечественная война 1812 г. стала переломным событием в жизни многих писателей, в том числе и Катенина. Личный военный опыт не мог не выразиться в новом направлении его поэзии. В творчестве Катенина появляются стихотворения, в которых лирический герой, прежде достаточно абстрактный, наделен автобиографическими чертами и в которых отражена индивидуальная судьба человека. Определенные автобиографические мотивы присутствуют в балладе «Певец Услад» (1817), рассказывающей о верности героя своей возлюбленной даже после ее смерти. Это не просто произведение с весьма распространенным литературным сюжетом, в нем отражен личный опыт Катенина, пережившего смерть невесты. Доказательством этих новых тенденций служит лирический герой элегии «Грусть на корабле» (1814), обнаруживающий определенные черты биографии поэта, в частности его трехлетние военные походы (1812–1814):
 
С жизненной бурей борюсь я три года,
Три года милых не видел в глаза.
 
   Ярко проявилась в элегии индивидуальность Катенина, его новая, оригинальная манера. Во время господства утонченного, рафинированного стиля поэзии В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова (поэзия «школы гармонической точности») интонация стихотворения Катенина была необычно резка. Естественность и мужественность интонации, простонародность стиля, необычная аллитерация стихотворения («Ветр нам противен, и якорь тяжелый Ко дну морскому корабль приковал» – упор на звук), жизнеутверждающий финал («Полно же, сердце. Вернемся к надежде, Чур, ретивое, себя не убей») свидетельствуют о самобытном взгляде поэта на элегию.
   Особое место в творческом наследии Катенина занимают баллады («Наташа» (1814), «Певец» (1814), «Убийца» (1815), «Ольга» (1816)). В 1816 г. Катенин опубликовал балладу «Ольга», которая была, как и произведение Жуковского «Людмила», вольным переложением «Леноры» Бюргера. Это событие вызвало оживленную полемику о балладе между сторонниками Жуковского (Н.И. Гнедич) и Катенина (А.С. Грибоедов). Катенин иначе, чем Жуковский и Гнедич, представлял себе, как надо изображать национальный характер и народную жизнь. Если для Гнедича народный характер был гармоничен (что запечатлено в идиллии «Рыбаки»), то для Катенина народная жизнь и народный характер представлялись более противоречиво и сложно. В народном характере совмещались как злые, так и добрые начала. В балладе «Убийца» старик, воспитывающий сироту, и его убийца, терзаемый муками совести, – два проявления народного характера, в котором соседствуют добродетель и греховность.