Страница:
[156].
В том же 1978 г . и в унисон с двумя предыдущими авторами вышла книга Ф. Лисицына «В те грозные годы». У него также днем 30.04.45 в Рейхстаг врывалась группа советских воинов численностью чуть более 100 человек во главе с К. Гусевым. А уж затем подоспевшие с основными силами М. Егоров и М. Кантария «в ночь с 30 апреля на 1 мая», что, в общем-то, соответствовало действительности – «быстро и ловко взобрались на купол» и водрузили на нем «Знамя Военного совета армии» [157]. На самом деле с крыши на купол они перенесли его только во второй половине 2 мая.
Вообще, странное, противоречивое чувство охватывает сегодня при чтении этих воспоминаний. В отличие от мемуаров маршала Жукова, данные тексты никто в процессе подготовки к выпуску не подвергал ни идеологической правке, ни всесторонней фактологической проверке. А все потому, что они абсолютно вписывались в насаждаемые сверху каноны, хотя – уж чего-чего, – а в проверке многое в них нуждалось. Это «многое» почти не касалось основных событий войны, включая начало боев за Берлин. Во всех трех книгах вообще немало правды, причем такой, о которой знают и могут рассказать только непосредственные участники событий. Однако вся эта подлинность, чем ближе к кульминационным событиям Берлинской операции, тем больше, словно уходила в песок. И тогда в угоду ими же рожденной версии все три автора брались заполнять свои мемуары какой-то совершенно невообразимой беллетристикой.
Наиболее очевидных несуразностей, не удержавшись, коснулся в своих воспоминаниях другой непосредственный участник штурма – С. Неустроев. Вот некоторые из его замечаний. «В книге „Знамя над Рейхстагом“ генерал В. Шатилов пишет: „…в четырнадцать двадцать пять рота Ильи Яковлевича Съянова ворвалась в главный вход Рейхстага… От главных сил дивизии (от батальонов В. Давыдова и С. Неустроева. – С. Н.) рота была отрезана сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот… Вызвав Сосновского (командующего артиллерией дивизии. – С. Н.), я велел ему в 5 часов 50 минут вечера подготовить артиллерийский налет по Рейхстагу… В половине шестого вечером необычайной силы грохот потряс землю и воздух. Это заговорили сто с лишним орудий дивизии и корпуса. Они били по замурованным окнам второго этажа Рейхстага… “ („Знамя над Рейхстагом“. 1-е изд. 1966. С. 296—297). Ознакомившись с книгой генерала Василия Митрофановича Шатилова, мы, участники штурма фашистской цитадели, были поражены! Как же так? В Рейхстаге находилась рота И. Я. Съянова, о чем выше пишет сам же В. М. Шатилов, и вдруг он, командир дивизии, приказывает открыть огонь из ста с лишним орудий по окнам второго этажа? Там же наши, около сотни живых людей!!!
Такое описание боев за Рейхстаг не соответствует действительности» [158].
О том, что уж слишком явно «не соответствует», потом спохватился и сам автор. Не случайно в следующих, выпущенных вслед за первым изданиях Шатилов от этого утверждения предпочел избавиться. А вот Ф. Лисицын, тоже в своей 1978 г . выпуска книге «открывающий» в 18.00 огонь по находящейся в Рейхстаге авангардной группе, в ее втором, вышедшем через семь лет издании этот убийственный сюжет почему-то оставил…
Очень неудобным оказался зоркий неустроевский глаз и для бывшего комполка Ф. Зинченко. Комментируя книгу последнего «Они штурмовали Рейхстаг», С. Неустроев подчеркнул: «… и он, работая над своими мемуарами, пошел против исторической правды, покривил душой. Федор Матвеевич написал следующее: „…мое место там, в боевых порядках 1-го батальона, ведущего бой в Рейхстаге. Здесь, в „доме Гиммлера“, мне делать уже просто нечего… “ Зинченко „переместил“ в Рейхстаг не только штаб полка, но и полковой медицинский пункт в полном составе во главе со старшим врачом полка… а также тыловые части полка и заместителя командира полка по снабжению» [159].
Таких достаточно красноречивых с точки зрения подлинности «фактов» в «Рейхстаговских» главах воспоминаний Шатилова, Зинченко и Лисицына более чем достаточно. Однако не менее красноречиво и то, о чем они умалчивают. Например, все трое дружно попытались не заметить подвига разведчиков из группы капитана Макова. Правда, сделали это по-разному. В книгах Шатилова такой группы вообще нет. Зинченко поступил потоньше: в его книге «маковцы» лишь на мгновение мелькают в общем перечне имен в цитате из шеститомной «Истории Великой Отечественной войны».
В наиболее трудном положении оказался Ф. Лисицын. Это Шатилов и Зинченко в случае чего могли сослаться на то, что об участии данной группы в штурме им лично мало что известно: ведь она управлялась из штаба корпуса и, следовательно, действовала вполне автономно от полкового и дивизионного командования. Лисицын же позволить себе такую фигуру умолчания не мог. Ведь именно он был непосредственным свидетелем доклада Макова из Рейхстага на КП Переверткина, что сам же неосторожно подтвердил на ноябрьской встрече 1961 г . И именно он на этой же встрече «засветился» еще раз, поспешив выступить с предложением восстановить справедливость и представить всех незаслуженно забытых героев к Золотой Звезде. Более того, было и еще одно обстоятельство, которое ограничивало Лисицына в маневре и о котором знал только он и еще один человек. Дело в том, что к середине 80-х годов обстановка в верхах стала все более отчетливо смещаться к тому, что потом назовут «перестройкой». Уловив еще только чуть-чуть дующий поверху ветерок перемен, опытный политработник Лисицын решил быть поосторожнее с исторической правдой. И при подготовке второго, исправленного издания специально вызвал в Москву и несколько часов беседовал в своей просторной квартире на Кутузовском проспекте с М. П. Мининым. Михаил Петрович поведал мне потом, как в ходе длительной беседы подробно рассказывал и без того достаточно информированному бывшему начполитотдела армии о всех обстоятельствах действия их группы в том последнем бою за Рейхстаг.
Так что совсем уж промолчать о «маковцах» в своей книге Лисицын не мог. Но и всей правды сказать не хотел.
Поэтому в собственных воспоминаниях осветил действия этих разведчиков лишь мимоходом, для иллюстрации, так сказать, массового солдатского героизма. Впрочем, даже в этом случае он выбрал позицию некоего стороннего наблюдателя. И ни словом не упомянул, как докладывал Маков по рации из Рейхстага в штаб корпуса о водружении корпусного знамени, хотя сам был тому свидетелем. Максимум, что себе Лисицын позволил, это укрыться за оговоркой «как свидетельствуют донесения».
После чего в двух строчках скороговоркой констатировал факт водружения над Рейхстагом корпусного красного стяга [160].
При такой подаче ни о первенстве разведчиков группы Макова в водружении, ни о действительном времени вступления наших солдат речь уже можно было не вести.
По части «углубить и расширить»
Мифы старятся. Но живут в памяти миллионов
И снова несгибаемый Иванов
В том же 1978 г . и в унисон с двумя предыдущими авторами вышла книга Ф. Лисицына «В те грозные годы». У него также днем 30.04.45 в Рейхстаг врывалась группа советских воинов численностью чуть более 100 человек во главе с К. Гусевым. А уж затем подоспевшие с основными силами М. Егоров и М. Кантария «в ночь с 30 апреля на 1 мая», что, в общем-то, соответствовало действительности – «быстро и ловко взобрались на купол» и водрузили на нем «Знамя Военного совета армии» [157]. На самом деле с крыши на купол они перенесли его только во второй половине 2 мая.
Вообще, странное, противоречивое чувство охватывает сегодня при чтении этих воспоминаний. В отличие от мемуаров маршала Жукова, данные тексты никто в процессе подготовки к выпуску не подвергал ни идеологической правке, ни всесторонней фактологической проверке. А все потому, что они абсолютно вписывались в насаждаемые сверху каноны, хотя – уж чего-чего, – а в проверке многое в них нуждалось. Это «многое» почти не касалось основных событий войны, включая начало боев за Берлин. Во всех трех книгах вообще немало правды, причем такой, о которой знают и могут рассказать только непосредственные участники событий. Однако вся эта подлинность, чем ближе к кульминационным событиям Берлинской операции, тем больше, словно уходила в песок. И тогда в угоду ими же рожденной версии все три автора брались заполнять свои мемуары какой-то совершенно невообразимой беллетристикой.
Наиболее очевидных несуразностей, не удержавшись, коснулся в своих воспоминаниях другой непосредственный участник штурма – С. Неустроев. Вот некоторые из его замечаний. «В книге „Знамя над Рейхстагом“ генерал В. Шатилов пишет: „…в четырнадцать двадцать пять рота Ильи Яковлевича Съянова ворвалась в главный вход Рейхстага… От главных сил дивизии (от батальонов В. Давыдова и С. Неустроева. – С. Н.) рота была отрезана сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот… Вызвав Сосновского (командующего артиллерией дивизии. – С. Н.), я велел ему в 5 часов 50 минут вечера подготовить артиллерийский налет по Рейхстагу… В половине шестого вечером необычайной силы грохот потряс землю и воздух. Это заговорили сто с лишним орудий дивизии и корпуса. Они били по замурованным окнам второго этажа Рейхстага… “ („Знамя над Рейхстагом“. 1-е изд. 1966. С. 296—297). Ознакомившись с книгой генерала Василия Митрофановича Шатилова, мы, участники штурма фашистской цитадели, были поражены! Как же так? В Рейхстаге находилась рота И. Я. Съянова, о чем выше пишет сам же В. М. Шатилов, и вдруг он, командир дивизии, приказывает открыть огонь из ста с лишним орудий по окнам второго этажа? Там же наши, около сотни живых людей!!!
Такое описание боев за Рейхстаг не соответствует действительности» [158].
О том, что уж слишком явно «не соответствует», потом спохватился и сам автор. Не случайно в следующих, выпущенных вслед за первым изданиях Шатилов от этого утверждения предпочел избавиться. А вот Ф. Лисицын, тоже в своей 1978 г . выпуска книге «открывающий» в 18.00 огонь по находящейся в Рейхстаге авангардной группе, в ее втором, вышедшем через семь лет издании этот убийственный сюжет почему-то оставил…
Очень неудобным оказался зоркий неустроевский глаз и для бывшего комполка Ф. Зинченко. Комментируя книгу последнего «Они штурмовали Рейхстаг», С. Неустроев подчеркнул: «… и он, работая над своими мемуарами, пошел против исторической правды, покривил душой. Федор Матвеевич написал следующее: „…мое место там, в боевых порядках 1-го батальона, ведущего бой в Рейхстаге. Здесь, в „доме Гиммлера“, мне делать уже просто нечего… “ Зинченко „переместил“ в Рейхстаг не только штаб полка, но и полковой медицинский пункт в полном составе во главе со старшим врачом полка… а также тыловые части полка и заместителя командира полка по снабжению» [159].
Таких достаточно красноречивых с точки зрения подлинности «фактов» в «Рейхстаговских» главах воспоминаний Шатилова, Зинченко и Лисицына более чем достаточно. Однако не менее красноречиво и то, о чем они умалчивают. Например, все трое дружно попытались не заметить подвига разведчиков из группы капитана Макова. Правда, сделали это по-разному. В книгах Шатилова такой группы вообще нет. Зинченко поступил потоньше: в его книге «маковцы» лишь на мгновение мелькают в общем перечне имен в цитате из шеститомной «Истории Великой Отечественной войны».
В наиболее трудном положении оказался Ф. Лисицын. Это Шатилов и Зинченко в случае чего могли сослаться на то, что об участии данной группы в штурме им лично мало что известно: ведь она управлялась из штаба корпуса и, следовательно, действовала вполне автономно от полкового и дивизионного командования. Лисицын же позволить себе такую фигуру умолчания не мог. Ведь именно он был непосредственным свидетелем доклада Макова из Рейхстага на КП Переверткина, что сам же неосторожно подтвердил на ноябрьской встрече 1961 г . И именно он на этой же встрече «засветился» еще раз, поспешив выступить с предложением восстановить справедливость и представить всех незаслуженно забытых героев к Золотой Звезде. Более того, было и еще одно обстоятельство, которое ограничивало Лисицына в маневре и о котором знал только он и еще один человек. Дело в том, что к середине 80-х годов обстановка в верхах стала все более отчетливо смещаться к тому, что потом назовут «перестройкой». Уловив еще только чуть-чуть дующий поверху ветерок перемен, опытный политработник Лисицын решил быть поосторожнее с исторической правдой. И при подготовке второго, исправленного издания специально вызвал в Москву и несколько часов беседовал в своей просторной квартире на Кутузовском проспекте с М. П. Мининым. Михаил Петрович поведал мне потом, как в ходе длительной беседы подробно рассказывал и без того достаточно информированному бывшему начполитотдела армии о всех обстоятельствах действия их группы в том последнем бою за Рейхстаг.
Так что совсем уж промолчать о «маковцах» в своей книге Лисицын не мог. Но и всей правды сказать не хотел.
Поэтому в собственных воспоминаниях осветил действия этих разведчиков лишь мимоходом, для иллюстрации, так сказать, массового солдатского героизма. Впрочем, даже в этом случае он выбрал позицию некоего стороннего наблюдателя. И ни словом не упомянул, как докладывал Маков по рации из Рейхстага в штаб корпуса о водружении корпусного знамени, хотя сам был тому свидетелем. Максимум, что себе Лисицын позволил, это укрыться за оговоркой «как свидетельствуют донесения».
После чего в двух строчках скороговоркой констатировал факт водружения над Рейхстагом корпусного красного стяга [160].
При такой подаче ни о первенстве разведчиков группы Макова в водружении, ни о действительном времени вступления наших солдат речь уже можно было не вести.
По части «углубить и расширить»
В официальной советской пропаганде литературные упражнения столь авторитетных свидетелей и очевидцев оказались более чем востребованными. Многие сюжеты, в том числе и описанного выше свойства, из их литературных трудов быстренько перекочевали в другие публикации. Те из авторов, которых по причине их отдаленности от места непосредственных событий можно было бы в лучшем случае отнести к категории «косвенных свидетелей», просто монтировали свой собственный текст со «свидетельствами», почерпнутыми из публикаций Шатилова. Не забывая при этом как-то показать, что тоже находились в непосредственной близости от «эпицентра исторических событий». Другие, в основном литераторы, на такую близость особо претендовать не могли. Но старались компенсировать этот «изъян» поисками – пусть в рамках дозволенной «официальной версии» – новых, незаслуженно забытых героев. Таких в нашей истории, конечно же, оказалось очень много, гораздо больше, чем достоверной, документированной информации, доступ к которой после всех «мемуарных историй» к тому же надежно перекрыли. Так что появилась целая когорта «ловцов сенсаций», которые вполне вписывались в заданные генералом Шатиловым исторические параметры. Но в их рамках старались что-то «углубить и расширить». Поскольку сама основа была шаткой, все эти журналистские расследования не столько приближали к истине, сколько изобретали новую упаковку для старого мифа.
В качестве сравнительно свежей продукции в жанре «свидетельства очевидца» можно было бы представить выпущенную в 1986 г . книгу И. Клочкова с весьма обязывающим названием: «Мы штурмовали Рейхстаг». Сам автор – генерал-майор запаса, а в апреле—мае 1945 г . младший лейтенант и комвзвода – штурмовал вынесенный в заголовок объект с закрытой позиции, на которой находилась его родная батарея 76-мм пушек 469-го полка. Полк этот действовал с дальнего от Рейхстага берега Шпрее. И бить по нему мог только через здания «дома Гиммлера» и Кроль-оперы. К тому же, как это удалось установить Минину по архивным документам, перед полком была поставлена совершенно иная задача: держать под прицелом шесть мостов через реку Шпрее, дабы не дать противнику прорваться по ним на север. Понятно, что с такой позиции и при такой задаче разглядеть, что происходило на закрытой зданиями Королевской площади, собственными глазами трудновато. И уж тем более сложно судить о вещах, явно находившихся вне обзора артиллерийской панорамы – например, о знаменосном рейде Егорова и Контарии на купол Рейхстага. Поэтому И. Клочков, естественно, полностью укрылся за широкой спиной Шатилова и творчески перенес в свой текст наиболее яркие фрагменты и факты из книги генерала. Получилось, как в известном анекдоте: «те же самые яйца, но в профиль… »
Классическим примером материала под рубрикой «журналистская сенсация» вполне можно считать книгу М. Сбойчакова «Они брали Рейхстаг», вышедшую двумя изданиями в 1968 и 1973 гг. У него первыми да еще в середине дня 30 апреля Знамя Победы над Рейхстагом водружали… разведчики из группы капитана Сорокина. Разведчики эти и без «откровений» Сбойчакова свое дело во время штурма сделали. И имевшееся у одного из них – разведчика Г. Булатова – Красное знамя тот действительно водрузил. Но только во время ночного штурма. И не на куполе, а у главного входа. Словом, в обстоятельствах, описанных в записке участника штурма Кошкарбаева, а не «воссозданных» бойким творцом очередной сенсации. Качество этого «воссоздания» С. Неустроев в своих воспоминаниях оценил так: «М. Сбойчаков в книге „Они брали Рейхстаг“ (М., 1972.) „превзошел“ всех. Он пишет: „…Рейхстаг атаковал и через парадный вход ворвался в него в 14.25 30 апреля взвод лейтенанта С. Сорокина (во взводе С. Сорокина было не более 10 человек. – С. Н.) и с ходу завязал бой с сильным горнизоном противника… а батальоны В. И. Давыдова и С. А. Неустроева были огнем противника отрезаны и пролежали на Королевской площади до позднего вечера. С. Сорокин с десятком храбрецов вел бой в Рейхстаге“. Далее автор пишет, что Сорокина не тяжело ранило; раненный, он пошел через Королевскую площадь в „дом Гиммлера“, разыскал там командира 674-го стрелкового полка подполковника А. Д. Плеходанова и доложил ему обстановку. Затем Сорокин сходил в медсанбат (за 4—5 км от передовой), где ему сделали перевязку; в медсанбате он побеседовал с ранеными солдатами из своего взвода и после этого вернулся в Рейхстаг. А батальоны Давыдова и Неустроева все это время лежали на Королевской площади!.. Такое описание не выдерживает никакой критики!» [161].
Самое грустное, что сам Сбойчаков в составе группы журналистов центральных газет и журналов лично присутствовал на совещании непосредственных участников штурма в ноябре 1961г. И стало быть, приступая к написанию своей книги, был совершенно в курсе действительного положения вещей. Более того, знал уже и то, что после столь убедительной критики со стороны однополчан Шатилов и его единомышленники, чтобы хоть как-то объяснить ситуацию с преждевременным докладом, вынуждены были прибегнуть к новой версии. Напомним, что суть ее состояла в том, что якобы небольшая группа, разросшаяся впоследствии до трех рот и взвода разведчиков, ворвалась в Рейхстаг, но была отрезана от остальных подразделений. При этом она все же успела водрузить знамя и успешно вела продолжительный бой с наседающим со всех сторон противником до вступления в Рейхстаг наших основных сил. Вот этот «свеженький» сюжет, только с поворотом на группу разведчиков Сорокина, и использовал журналист Сбойчаков.
Особого удивления эти литературные зигзаги вызывать не должны. Еще до выхода в свет книги «Они брали Рейхстаг» Сбойчаков в своей выпущенной в 1960г. издательством ДОСААФ брошюре «Знамя Победы над Рейхстагом» с не меньшей уверенностью утверждал, что первыми знаменосцами были… Егоров и Кантария. Из чего следует, что, видимо, больше ориентировался не на все факты, которые знал, а только на те, которые с точки зрения опубликования были по нормам ГлавПУРа и мнению влиятельных генералов из бывшей 3-й ударной армии более «проходимы».
В качестве сравнительно свежей продукции в жанре «свидетельства очевидца» можно было бы представить выпущенную в 1986 г . книгу И. Клочкова с весьма обязывающим названием: «Мы штурмовали Рейхстаг». Сам автор – генерал-майор запаса, а в апреле—мае 1945 г . младший лейтенант и комвзвода – штурмовал вынесенный в заголовок объект с закрытой позиции, на которой находилась его родная батарея 76-мм пушек 469-го полка. Полк этот действовал с дальнего от Рейхстага берега Шпрее. И бить по нему мог только через здания «дома Гиммлера» и Кроль-оперы. К тому же, как это удалось установить Минину по архивным документам, перед полком была поставлена совершенно иная задача: держать под прицелом шесть мостов через реку Шпрее, дабы не дать противнику прорваться по ним на север. Понятно, что с такой позиции и при такой задаче разглядеть, что происходило на закрытой зданиями Королевской площади, собственными глазами трудновато. И уж тем более сложно судить о вещах, явно находившихся вне обзора артиллерийской панорамы – например, о знаменосном рейде Егорова и Контарии на купол Рейхстага. Поэтому И. Клочков, естественно, полностью укрылся за широкой спиной Шатилова и творчески перенес в свой текст наиболее яркие фрагменты и факты из книги генерала. Получилось, как в известном анекдоте: «те же самые яйца, но в профиль… »
Классическим примером материала под рубрикой «журналистская сенсация» вполне можно считать книгу М. Сбойчакова «Они брали Рейхстаг», вышедшую двумя изданиями в 1968 и 1973 гг. У него первыми да еще в середине дня 30 апреля Знамя Победы над Рейхстагом водружали… разведчики из группы капитана Сорокина. Разведчики эти и без «откровений» Сбойчакова свое дело во время штурма сделали. И имевшееся у одного из них – разведчика Г. Булатова – Красное знамя тот действительно водрузил. Но только во время ночного штурма. И не на куполе, а у главного входа. Словом, в обстоятельствах, описанных в записке участника штурма Кошкарбаева, а не «воссозданных» бойким творцом очередной сенсации. Качество этого «воссоздания» С. Неустроев в своих воспоминаниях оценил так: «М. Сбойчаков в книге „Они брали Рейхстаг“ (М., 1972.) „превзошел“ всех. Он пишет: „…Рейхстаг атаковал и через парадный вход ворвался в него в 14.25 30 апреля взвод лейтенанта С. Сорокина (во взводе С. Сорокина было не более 10 человек. – С. Н.) и с ходу завязал бой с сильным горнизоном противника… а батальоны В. И. Давыдова и С. А. Неустроева были огнем противника отрезаны и пролежали на Королевской площади до позднего вечера. С. Сорокин с десятком храбрецов вел бой в Рейхстаге“. Далее автор пишет, что Сорокина не тяжело ранило; раненный, он пошел через Королевскую площадь в „дом Гиммлера“, разыскал там командира 674-го стрелкового полка подполковника А. Д. Плеходанова и доложил ему обстановку. Затем Сорокин сходил в медсанбат (за 4—5 км от передовой), где ему сделали перевязку; в медсанбате он побеседовал с ранеными солдатами из своего взвода и после этого вернулся в Рейхстаг. А батальоны Давыдова и Неустроева все это время лежали на Королевской площади!.. Такое описание не выдерживает никакой критики!» [161].
Самое грустное, что сам Сбойчаков в составе группы журналистов центральных газет и журналов лично присутствовал на совещании непосредственных участников штурма в ноябре 1961г. И стало быть, приступая к написанию своей книги, был совершенно в курсе действительного положения вещей. Более того, знал уже и то, что после столь убедительной критики со стороны однополчан Шатилов и его единомышленники, чтобы хоть как-то объяснить ситуацию с преждевременным докладом, вынуждены были прибегнуть к новой версии. Напомним, что суть ее состояла в том, что якобы небольшая группа, разросшаяся впоследствии до трех рот и взвода разведчиков, ворвалась в Рейхстаг, но была отрезана от остальных подразделений. При этом она все же успела водрузить знамя и успешно вела продолжительный бой с наседающим со всех сторон противником до вступления в Рейхстаг наших основных сил. Вот этот «свеженький» сюжет, только с поворотом на группу разведчиков Сорокина, и использовал журналист Сбойчаков.
Особого удивления эти литературные зигзаги вызывать не должны. Еще до выхода в свет книги «Они брали Рейхстаг» Сбойчаков в своей выпущенной в 1960г. издательством ДОСААФ брошюре «Знамя Победы над Рейхстагом» с не меньшей уверенностью утверждал, что первыми знаменосцами были… Егоров и Кантария. Из чего следует, что, видимо, больше ориентировался не на все факты, которые знал, а только на те, которые с точки зрения опубликования были по нормам ГлавПУРа и мнению влиятельных генералов из бывшей 3-й ударной армии более «проходимы».
Мифы старятся. Но живут в памяти миллионов
Впрочем, не только в политуправленческой цензуре было дело. И даже не в сложностях с вынужденным переписыванием всех учебников и справочников, которые так тревожили корифеев советской исторической науки. К середине 70-х годов рожденная в последние дни Великой Отечественной войны легенда прожила уже 30 лет. В условиях, когда малейшие попытки отдельных правдолюбцев донести до людей подлинные факты надежно перекрывались, эта легенда превратилась в факт общественного сознания, стала одним из очень дорогих сердцу миллионов мифом. А с такими вещами так просто не расстаются.
Не зря все это очень хорошо понимавший военный историк И. Кащеев в своей записке, которую он в августе 1975 г . написал на имя первого заместителя начальника ГлавПУРа генерал-полковника Г. Средина, предлагал прививать правду обществу терапевтическими дозами. Среди мер, которые, по его мнению, дали бы возможность «исправить ранее допущенные ошибки при выпуске мемуаров генерала В. М. Шатилова и других книг, посвященных штурму Рейхстага», значилось издание сборника. Ученый предлагал включить в него тщательно проверенные архивные документы, фотоснимки, воспоминания непосредственных участников штурма, которые бы правдиво рассказали о последнем боевом эпизоде Великой Отечественной войны. В какой-то мере эта идея перекликалась с задачей, которую могла выполнить стенограмма ноябрьской встречи 1961 г ., будь она, конечно, опубликована…
Другая идея И. Кащеева была связана с созданием специальной редакционной группы. Последняя – по замыслу автора – «могла бы подготовить объективную справку о штурме Рейхстага для доклада Центральному Комитету КПСС и Министерству обороны СССР. Такая справка явилась бы ориентировочным документом для многих целей, в том числе для подготовки соответствующих материалов в 12-томную „Историю мировой войны“, „Советскую военную энциклопедию“. Она могла бы быть полезной и для печатных органов, книжных издательств и всех средств массовой информации при подготовке ими материалов по военно-патриотической тематике».
Вера историка в то, что кто-то в ЦК заинтересован в «объективной справке», равно как и надежда, что там благословят «корректирующий Шатилова сборник», диктовались самыми благородными побуждениями. Но были изначально обречены на долгое и безрезультатное «рассмотрение» в инстанции. Ровно за год до этого – в конце апреля 1974 г . – по этой безнадежной бюрократической дорожке прошел упорный М. П. Минин, который направил подробное письмо на имя «лично Леонида Ильича Брежнева». Результат – после долгого ожидания – свелся к ничего не значащим отпискам и формальным встречам с несколькими «ответственными работниками».
Записку И. Кащеева, через руки которого прошли многие воспоминания крупных военачальников – генералов армии и маршалов Советского Союза, постигла точно такая же участь. Ее оригинал так и застрял без движения в бюрократических лабиринтах ГлавПУРа, а копия – в личном архиве самого историка.
А тем временем новые издания и переиздания из противоположного лагеря как шли, так и продолжали свой победный ход к умам и сердцам миллионов советских читателей. Поток этот оказался настолько мощным, что в том же 1975 г . в нем без труда затерялась самая настоящая сенсация: в свет вышла брошюра М. Егорова и М. Кантарии «Знамя Победы». Ее авторы к тому времени изрядно посолиднели. М. Егоров продолжал службу в армии до 1947 г . Потом, явно с подачи ответственных товарищей из больших кабинетов, окончил совпартшколу в Смоленске. Вся эта неестественная, подсунутая ему сверху жизнь где-то Егорова тяготила. Более близкой и понятной была работа на родном Руднянском молочно-консервном комбинате, где хоть немного можно было перевести дух и отдохнуть от нелегкого круглосуточного исполнения роли «лихого знаменосца». Демобилизованный в 1946 г . Мелитон Кантария, видно, тоже не очень-то блаженствовал на мероприятиях, где приходилось потеть и мучительно напрягаться, чтобы как-то складно, не перепутав детали, излагать в стиле «все, что было не со мной, помню». По-настоящему «в своей тарелке» он чувствовал, только очутившись в среде, где можно было оставаться самим собой. Например, на сельском участке, когда работал в колхозе. Или, переехав в Сухуми, где – по деликатной формулировке справочника «Герои Советского Союза» – «занимал должность директора магазина», хотя полгорода знало, что на самом деле он трудился мясником на местном рынке…
Но вернемся к тексту воспоминаний «главных знаменосцев».
Не знаю, что сподвигнуло М. Егорова и М. Кантарию на обращение к мемуаристике и кто помогал им в работе над изданием. Возможно, чашу их терпения переполнили «открытия» в книгах типа журналиста Сбойчакова. Но в своей небольшой книжице они сами написали, что следовали лишь во втором эшелоне. А в первых атакующих рядах шли совсем другие знаменосцы. И даже упоминали в этой связи группу разведчиков капитана Макова, которая «сумела прорваться на крышу и там укрепила свой флаг» [162].
Однако кто читал эту скромненькую, отпечатанную небольшим тиражом книжечку очерков? Страна узнавала о своих героях из массовой, издающейся миллионными тиражами прессы, из мемуаров солидных, украшенных генеральскими погонами авторов.
А там «главные знаменосцы Победы» совершали удивительные подвиги. В одной из них, например, все тот же сержант Егоров за полтора года нахождения в партизанском отряде вместе со своим отделением взял 140 языков – результат, который можно считать мировым рекордом для целой разведроты, причем за всю войну. А М. Кантария, действуя в составе поисковой группы, притащил на себе столь важного «языка», что немедленно получил за это высокую правительственную награду. Хотя – как это следует из имеющихся в архиве документов – был представлен к таковой уже после войны, а главное, совершенно по другому поводу.
Не зря все это очень хорошо понимавший военный историк И. Кащеев в своей записке, которую он в августе 1975 г . написал на имя первого заместителя начальника ГлавПУРа генерал-полковника Г. Средина, предлагал прививать правду обществу терапевтическими дозами. Среди мер, которые, по его мнению, дали бы возможность «исправить ранее допущенные ошибки при выпуске мемуаров генерала В. М. Шатилова и других книг, посвященных штурму Рейхстага», значилось издание сборника. Ученый предлагал включить в него тщательно проверенные архивные документы, фотоснимки, воспоминания непосредственных участников штурма, которые бы правдиво рассказали о последнем боевом эпизоде Великой Отечественной войны. В какой-то мере эта идея перекликалась с задачей, которую могла выполнить стенограмма ноябрьской встречи 1961 г ., будь она, конечно, опубликована…
Другая идея И. Кащеева была связана с созданием специальной редакционной группы. Последняя – по замыслу автора – «могла бы подготовить объективную справку о штурме Рейхстага для доклада Центральному Комитету КПСС и Министерству обороны СССР. Такая справка явилась бы ориентировочным документом для многих целей, в том числе для подготовки соответствующих материалов в 12-томную „Историю мировой войны“, „Советскую военную энциклопедию“. Она могла бы быть полезной и для печатных органов, книжных издательств и всех средств массовой информации при подготовке ими материалов по военно-патриотической тематике».
Вера историка в то, что кто-то в ЦК заинтересован в «объективной справке», равно как и надежда, что там благословят «корректирующий Шатилова сборник», диктовались самыми благородными побуждениями. Но были изначально обречены на долгое и безрезультатное «рассмотрение» в инстанции. Ровно за год до этого – в конце апреля 1974 г . – по этой безнадежной бюрократической дорожке прошел упорный М. П. Минин, который направил подробное письмо на имя «лично Леонида Ильича Брежнева». Результат – после долгого ожидания – свелся к ничего не значащим отпискам и формальным встречам с несколькими «ответственными работниками».
Записку И. Кащеева, через руки которого прошли многие воспоминания крупных военачальников – генералов армии и маршалов Советского Союза, постигла точно такая же участь. Ее оригинал так и застрял без движения в бюрократических лабиринтах ГлавПУРа, а копия – в личном архиве самого историка.
А тем временем новые издания и переиздания из противоположного лагеря как шли, так и продолжали свой победный ход к умам и сердцам миллионов советских читателей. Поток этот оказался настолько мощным, что в том же 1975 г . в нем без труда затерялась самая настоящая сенсация: в свет вышла брошюра М. Егорова и М. Кантарии «Знамя Победы». Ее авторы к тому времени изрядно посолиднели. М. Егоров продолжал службу в армии до 1947 г . Потом, явно с подачи ответственных товарищей из больших кабинетов, окончил совпартшколу в Смоленске. Вся эта неестественная, подсунутая ему сверху жизнь где-то Егорова тяготила. Более близкой и понятной была работа на родном Руднянском молочно-консервном комбинате, где хоть немного можно было перевести дух и отдохнуть от нелегкого круглосуточного исполнения роли «лихого знаменосца». Демобилизованный в 1946 г . Мелитон Кантария, видно, тоже не очень-то блаженствовал на мероприятиях, где приходилось потеть и мучительно напрягаться, чтобы как-то складно, не перепутав детали, излагать в стиле «все, что было не со мной, помню». По-настоящему «в своей тарелке» он чувствовал, только очутившись в среде, где можно было оставаться самим собой. Например, на сельском участке, когда работал в колхозе. Или, переехав в Сухуми, где – по деликатной формулировке справочника «Герои Советского Союза» – «занимал должность директора магазина», хотя полгорода знало, что на самом деле он трудился мясником на местном рынке…
Но вернемся к тексту воспоминаний «главных знаменосцев».
Не знаю, что сподвигнуло М. Егорова и М. Кантарию на обращение к мемуаристике и кто помогал им в работе над изданием. Возможно, чашу их терпения переполнили «открытия» в книгах типа журналиста Сбойчакова. Но в своей небольшой книжице они сами написали, что следовали лишь во втором эшелоне. А в первых атакующих рядах шли совсем другие знаменосцы. И даже упоминали в этой связи группу разведчиков капитана Макова, которая «сумела прорваться на крышу и там укрепила свой флаг» [162].
Однако кто читал эту скромненькую, отпечатанную небольшим тиражом книжечку очерков? Страна узнавала о своих героях из массовой, издающейся миллионными тиражами прессы, из мемуаров солидных, украшенных генеральскими погонами авторов.
А там «главные знаменосцы Победы» совершали удивительные подвиги. В одной из них, например, все тот же сержант Егоров за полтора года нахождения в партизанском отряде вместе со своим отделением взял 140 языков – результат, который можно считать мировым рекордом для целой разведроты, причем за всю войну. А М. Кантария, действуя в составе поисковой группы, притащил на себе столь важного «языка», что немедленно получил за это высокую правительственную награду. Хотя – как это следует из имеющихся в архиве документов – был представлен к таковой уже после войны, а главное, совершенно по другому поводу.
И снова несгибаемый Иванов
Так что и дальше пошли грустные вехи, когда вещи вроде бы уже назывались своими именами, но общество по-прежнему толком ничего не ведало, а власть по-прежнему гнула свое…
Вслед за 1970-ми без какого-либо серьезного отзвука проскочили в 80-х годах кое-какие крупицы правды в газетах. Затерялся на страницах ленинградской многотиражки «Кировец» опубликованный 19 апреля 1989 г . текст сенсационной справки специалистов Института военной истории Минобороны – плод тщательного и скрупулезного изучения большого количества архивных документов. Только две резолюции – «отказать» и «нет оснований для пересмотра» – остались в начале 90-х от неоднократных ходатайств ленинградских ветеранов сначала в Минобороны СССР, а потом России о присвоении «маковцам» и самому капитану Золотых геройских звезд. А ведь к тому времени подвиг группы Макова был уже признан во многих трудах: от вышедшей в 1974 г . в Политиздате книги «Освободительная миссия Советских вооруженных сил во Второй мировой войне» до изданной Воениздатом в 1979г. «Истории мировой войны 1939—1945». Более того, в самый канун 45-летия Победы на страницах тогда все еще главной в стране газеты «Правда» появилось обширное интервью, в котором заведующий отделом истории ВОВ Института истории СССР АН СССР, доктор исторических наук Г. Куманев и кандидат исторических наук полковник В. Сеоев из Института военной истории Минобороны СССР представили многомиллионной читательской аудитории исчерпывающую картину и штурма Рейхстага, и обстоятельств водружения на нем красных победных знамен. Был в нем и фрагмент, посвященный действиям группы капитана Макова.
Казалось, долгий и трудный путь к истине, о котором предупреждал в свое время историк Климов, близок к завершению. Однако и на этот раз восторжествовала не истина, а зигзаги властной вертикали, помноженные на живучесть старых советских стереотипов.
В декабре 1991 г . материалы на присвоение «маковцам» званий Героев Советского Союза были переданы Министерством обороны в Комиссию по государственным наградам СССР при Президенте СССР. Но грянул развал Советского Союза. И разом канули в Лету как сама Комиссия, так и Золотая Звезда Героя СССР. На смену пришло звание «Герой России». И новое ходатайство ветеранов, к которому было приложено еще одно заключение Института военной истории за подписью его начальника генерал-майора В. А. Золотарева. В заключении, в частности, говорилось: «В результате исследований, проведенных Институтом военной истории при Министерстве обороны Российской Федерации, на основе архивных документов установлено, что первой на здание Рейхстага Красное знамя водрузила группа капитана В. Н. Макова. Исходя из этого, Институт военной истории МО РФ поддерживает ходатайство Комитета Ленинградской организации ветеранов-однополчан о присвоении звания Героя Российской Федерации капитану Макову В. Н, старшим сержантам Загитову З. К., Боброву А. П., Лисименко А. Ф., младшему сержанту Минину М. П. …»
Но, оказывается, и новой власти перешел по наследству от старой некий трудно преодолимый синдром хронического исторического беспамятства.
Нет, газеты могли писать о чем угодно. Но для новой властной вертикали все равно оставались милы и удобны старые «патриотические клише» и мифы. Что при устремлении в счастливое капиталистическое будущее совершенно не исключило некий новый подход: дескать, ваше прошлое – ваши и проблемы, уважаемые товарищи-ветераны! С юбилейной трибуны – прилюдное признание неоплатного долга «со слезой» в голосе. А в кабинетной тиши – разбирайтесь-ка сами!
И некоторые, между прочим, взялись. В том же 1994 г . на страницах республиканской газеты «Советская Башкирия» появилась обстоятельная статья «Легенда и правда о знаменосцах Победы». Под материалом стояла подпись автора – «Н. Иванов, ветеран войны, полковник в отставке». Это был тот самый Иванов, с которого началось повествование в этой книге и который в октябре 1941г. на Валдае собрал у себя в разведывательно-артиллерийском дивизионе всех четырех будущих «маковцев». К моменту публикации в «Советской Башкирии» полковник в отставке, вынужденно, из-за ранения разлученный со своими питомцами еще в конце 1943 г ., уже знал многое об их подвиге и непростой послевоенной судьбе. Из рассказа самого Н. Иванова: «С 1956 по 1960 год я учился в академии им. М. В. Фрунзе. Здесь среди сокурсников встретил и тех, кто брал Берлин. Были среди них и ветераны 3-й ударной армии, участвовавшие в штурме Рейхстага. За четыре года совместной учебы они много чего порассказали такого, что совершенно переворачивало картину, которую годами преподносили нам официальные источники.
Ну, например, подтвердили, что первое знамя над Рейхстагом водрузили не те, о которых потом годами кричали на всех углах, а группа артиллерийских разведчиков. То, что это были мои бывшие подчиненные из разведдивизиона 136-й артбригады, я узнал уже позже, когда после учебы в академии начал службу в составе войск стратегического назначения и восстановил контакты со своими бывшими однополчанами из этой бригады. Надо ж было такому случиться, что в 1991 году высокое начальство решило отметить 50-летнюю дату начала войны, собрав нас, ветеранов, в Бресте. Именно там 22 июня 1941 года 455-й артиллерийский полк (на его базе через три года была сформирована 136-я артбригада) встретил огнем своих батарей врага, а потом с боями, сохранив боевое знамя, отступал до Подмосковья…
В Бресте меня ждала еще одна знаменательная встреча. Там в музее работал научным сотрудником бывший начальник штаба разведдивизиона 136-й артбригады В. Абрамов. Именно он в составе руководящего «треугольника» подразделения отбирал и отправлял 27 апреля 1945 года на ответственное задание Загитова, Минина, Лисименко и Боброва, потом встречал всю четверку после успешного выполнения в родной части, а уже после войны – старался побольше узнать об их дальнейшей судьбе. Так что ему многое было известно. Кое-что поведали и другие дожившие до наших дней ветераны дивизиона. Никого из «маковцев» на той встрече не было. Но их портреты уже висели в брестском музее. Заинтересованные в том, чтобы правда о капитане Макове и его героических разведчиках восторжествовала, мы договорились вынести ее из узкого круга ветеранов-однополчан. И сделать, наконец, достоянием широкой общественности. Поскольку я находился в Москве, оживлять движение пришлось мне. Первое, с чего начал, разослал письма всем тем, кто мог располагать хоть какими-то данными о ком-либо из «пятерки». Так после Абрамова вышел на Минина, установил контакты с советом ветеранов 136-й артбригады в Ленинграде. Посетил Музей вооруженных сил в Москве: поинтересовался, как в его экспозиции отражена эта акция. Ничего там не было. Хотя уже год как прошла в «Правде» обстоятельная статья историков Г. Куманева и В. Сеоева о настоящих знаменосцах Победы. Аркадия Николаевича Дементьева – будущего «главного специалиста» музея, накопившего и изучившего, кажется, все о Знамени Победы, – тогда еще не было. Эту должность занимал другой человек – к счастью, мне знакомый: он ранее был начальником нашего Дома офицеров в подмосковной Власихе. Знакомый мне помогал, чем мог. Но с приходом Аркадия Николаевича дело, конечно, гораздо энергичнее двинулось. При его содействии, например, фонд музея пополнился видеозаписью воспоминаний Михаила Петровича Минина. Потом появилась и посвященная «маковцам» экспозиция. Но с ней история получилась непростая. Руководство музея сразу же заявило: «Мы пока не имеем основания для решения этого вопроса!» Пришлось выяснять, кто курирует отдел музеев и архивов. Оказалось, аж в Генеральном штабе. Разговор с куратором вышел интересный. Спрашиваю:
Вслед за 1970-ми без какого-либо серьезного отзвука проскочили в 80-х годах кое-какие крупицы правды в газетах. Затерялся на страницах ленинградской многотиражки «Кировец» опубликованный 19 апреля 1989 г . текст сенсационной справки специалистов Института военной истории Минобороны – плод тщательного и скрупулезного изучения большого количества архивных документов. Только две резолюции – «отказать» и «нет оснований для пересмотра» – остались в начале 90-х от неоднократных ходатайств ленинградских ветеранов сначала в Минобороны СССР, а потом России о присвоении «маковцам» и самому капитану Золотых геройских звезд. А ведь к тому времени подвиг группы Макова был уже признан во многих трудах: от вышедшей в 1974 г . в Политиздате книги «Освободительная миссия Советских вооруженных сил во Второй мировой войне» до изданной Воениздатом в 1979г. «Истории мировой войны 1939—1945». Более того, в самый канун 45-летия Победы на страницах тогда все еще главной в стране газеты «Правда» появилось обширное интервью, в котором заведующий отделом истории ВОВ Института истории СССР АН СССР, доктор исторических наук Г. Куманев и кандидат исторических наук полковник В. Сеоев из Института военной истории Минобороны СССР представили многомиллионной читательской аудитории исчерпывающую картину и штурма Рейхстага, и обстоятельств водружения на нем красных победных знамен. Был в нем и фрагмент, посвященный действиям группы капитана Макова.
Казалось, долгий и трудный путь к истине, о котором предупреждал в свое время историк Климов, близок к завершению. Однако и на этот раз восторжествовала не истина, а зигзаги властной вертикали, помноженные на живучесть старых советских стереотипов.
В декабре 1991 г . материалы на присвоение «маковцам» званий Героев Советского Союза были переданы Министерством обороны в Комиссию по государственным наградам СССР при Президенте СССР. Но грянул развал Советского Союза. И разом канули в Лету как сама Комиссия, так и Золотая Звезда Героя СССР. На смену пришло звание «Герой России». И новое ходатайство ветеранов, к которому было приложено еще одно заключение Института военной истории за подписью его начальника генерал-майора В. А. Золотарева. В заключении, в частности, говорилось: «В результате исследований, проведенных Институтом военной истории при Министерстве обороны Российской Федерации, на основе архивных документов установлено, что первой на здание Рейхстага Красное знамя водрузила группа капитана В. Н. Макова. Исходя из этого, Институт военной истории МО РФ поддерживает ходатайство Комитета Ленинградской организации ветеранов-однополчан о присвоении звания Героя Российской Федерации капитану Макову В. Н, старшим сержантам Загитову З. К., Боброву А. П., Лисименко А. Ф., младшему сержанту Минину М. П. …»
Но, оказывается, и новой власти перешел по наследству от старой некий трудно преодолимый синдром хронического исторического беспамятства.
Нет, газеты могли писать о чем угодно. Но для новой властной вертикали все равно оставались милы и удобны старые «патриотические клише» и мифы. Что при устремлении в счастливое капиталистическое будущее совершенно не исключило некий новый подход: дескать, ваше прошлое – ваши и проблемы, уважаемые товарищи-ветераны! С юбилейной трибуны – прилюдное признание неоплатного долга «со слезой» в голосе. А в кабинетной тиши – разбирайтесь-ка сами!
И некоторые, между прочим, взялись. В том же 1994 г . на страницах республиканской газеты «Советская Башкирия» появилась обстоятельная статья «Легенда и правда о знаменосцах Победы». Под материалом стояла подпись автора – «Н. Иванов, ветеран войны, полковник в отставке». Это был тот самый Иванов, с которого началось повествование в этой книге и который в октябре 1941г. на Валдае собрал у себя в разведывательно-артиллерийском дивизионе всех четырех будущих «маковцев». К моменту публикации в «Советской Башкирии» полковник в отставке, вынужденно, из-за ранения разлученный со своими питомцами еще в конце 1943 г ., уже знал многое об их подвиге и непростой послевоенной судьбе. Из рассказа самого Н. Иванова: «С 1956 по 1960 год я учился в академии им. М. В. Фрунзе. Здесь среди сокурсников встретил и тех, кто брал Берлин. Были среди них и ветераны 3-й ударной армии, участвовавшие в штурме Рейхстага. За четыре года совместной учебы они много чего порассказали такого, что совершенно переворачивало картину, которую годами преподносили нам официальные источники.
Ну, например, подтвердили, что первое знамя над Рейхстагом водрузили не те, о которых потом годами кричали на всех углах, а группа артиллерийских разведчиков. То, что это были мои бывшие подчиненные из разведдивизиона 136-й артбригады, я узнал уже позже, когда после учебы в академии начал службу в составе войск стратегического назначения и восстановил контакты со своими бывшими однополчанами из этой бригады. Надо ж было такому случиться, что в 1991 году высокое начальство решило отметить 50-летнюю дату начала войны, собрав нас, ветеранов, в Бресте. Именно там 22 июня 1941 года 455-й артиллерийский полк (на его базе через три года была сформирована 136-я артбригада) встретил огнем своих батарей врага, а потом с боями, сохранив боевое знамя, отступал до Подмосковья…
В Бресте меня ждала еще одна знаменательная встреча. Там в музее работал научным сотрудником бывший начальник штаба разведдивизиона 136-й артбригады В. Абрамов. Именно он в составе руководящего «треугольника» подразделения отбирал и отправлял 27 апреля 1945 года на ответственное задание Загитова, Минина, Лисименко и Боброва, потом встречал всю четверку после успешного выполнения в родной части, а уже после войны – старался побольше узнать об их дальнейшей судьбе. Так что ему многое было известно. Кое-что поведали и другие дожившие до наших дней ветераны дивизиона. Никого из «маковцев» на той встрече не было. Но их портреты уже висели в брестском музее. Заинтересованные в том, чтобы правда о капитане Макове и его героических разведчиках восторжествовала, мы договорились вынести ее из узкого круга ветеранов-однополчан. И сделать, наконец, достоянием широкой общественности. Поскольку я находился в Москве, оживлять движение пришлось мне. Первое, с чего начал, разослал письма всем тем, кто мог располагать хоть какими-то данными о ком-либо из «пятерки». Так после Абрамова вышел на Минина, установил контакты с советом ветеранов 136-й артбригады в Ленинграде. Посетил Музей вооруженных сил в Москве: поинтересовался, как в его экспозиции отражена эта акция. Ничего там не было. Хотя уже год как прошла в «Правде» обстоятельная статья историков Г. Куманева и В. Сеоева о настоящих знаменосцах Победы. Аркадия Николаевича Дементьева – будущего «главного специалиста» музея, накопившего и изучившего, кажется, все о Знамени Победы, – тогда еще не было. Эту должность занимал другой человек – к счастью, мне знакомый: он ранее был начальником нашего Дома офицеров в подмосковной Власихе. Знакомый мне помогал, чем мог. Но с приходом Аркадия Николаевича дело, конечно, гораздо энергичнее двинулось. При его содействии, например, фонд музея пополнился видеозаписью воспоминаний Михаила Петровича Минина. Потом появилась и посвященная «маковцам» экспозиция. Но с ней история получилась непростая. Руководство музея сразу же заявило: «Мы пока не имеем основания для решения этого вопроса!» Пришлось выяснять, кто курирует отдел музеев и архивов. Оказалось, аж в Генеральном штабе. Разговор с куратором вышел интересный. Спрашиваю: