Он вошел в здание аэропорта и спустился в зал ожидания. Когда объявили о начале посадки на его рейс, он направился к месту регистрации. Ему было пятьдесят пять лет, и в правой руке он нес небольшой чемодан. Когда он подошел к движущейся ленте транспортера, чтобы поставить на нее багаж, прямо перед ним вспыхнула завеса огня. Дюжина голов остальных пассажиров повернулась в этом направлении. Кое-кто заметил в пламени темную фигуру. Затем в воздухе послышалось негромкое «крак-к», черный силуэт исчез, а человек упал ничком на пол.
   Заключение о его смерти гласило: «Умер по естественной причине».
   Это было правдой. Чистой, чистейшей правдой.
 
   Поставив бокал с шампанским на стол, он не спеша раздел ее донага, разбрасывая одежду по комнате. Его руки жадно скользили по округлым прелестям ее тела, а затем бесцеремонно бросили ее на кровать. Она с замиранием сердца следила, как он навис над ней, опираясь на локти и поцеловал в губы.
   Последовала вспышка света, и она почувствовала, как внезапно одеревенело тело. Завизжав, она успела разглядеть в углу комнаты темную фигуру — это был Ангел Смерти.
   Ее любовник умер и также по естественной причине.
 
   Стайн работал в своей оранжерее, собирая опавшие листья и обрезая кусты и деревья. Это было его обычным утренним занятием вот уже два года.
   Он был почти шести футов роста, и его глаза имели цвет кристаллов йода. Его лицо было угловатым, загорелым, черные волосы на висках покрывал серебристый налет.
   Неудачно повернувшись, он столкнул плечом глиняный горшок с полки. Не оборачиваясь, он машинально протянул руку и не глядя поймал горшок, а затем поставил его на место.
   Он начал окапывать герань, когда браслет, надетый на его левое запястье, внезапно зажужжал. Нажав на еле заметную кнопку на торце браслета, он сказал:
   — Да?
   — Стайн, вы любите человеческие расы, рассеянные по Вселенной? А заодно и все остальные существа, созданные природой?
   — Конечно, — ответил он, узнавая хрипящий звук голоса Моргенгарда.
   — Тогда будьте добры, приготовьтесь к небольшому путешествию во времени и прибудьте в Зал Теней.
   — Но я ушел в отставку, — запротестовал Стайн. — Более молодые специалисты дадут мне сто очков форы.
   — Ваше последнее медицинское обследование говорит о том, что ваша реакция осталась по-прежнему прекрасной, — скрипуче возразил Моргенгард. — Вы пока еще в десятке лучших. В отставку вы были отправлены исключительно по преклонному возрасту. Ныне вы имеете право наслаждаться остатком ваших дней, как вам заблагорассудится. Вам не приказывают сделать то, о чем я говорю. Вас только просят. Но должен отметить, что вы получите достаточную материальную компенсацию за ваши усилия. Кроме того, вы вновь займетесь своим любимым делом.
   — Чего вы хотите?
   — Приходите в Зал Теней, но на этот раз не в форме, а в своей обычной цивильной одежде. Захватите с собой ваши перчатки, а также все необходимое, включая пищу, на время двухнедельной командировки.
   — Хорошо.
   Связь отключилась, и Стайн закончил обрабатывать герань, а затем вернулся в свою квартиру.
   Насколько он знал, никого из отставников не вызывали в Зал Теней. Впрочем, он мог и ошибаться.
 
   Ее имя было Галатея, она имела рыжие волосы и стройную, пяти футовой высоты фигуру. Ее волосы были зелеными, телосложение — хрупким. Мужчины считали ее привлекательной, но почему-то избегали ее общества. Она жила в большом старом доме на окраине Киборга, древнего города на планете Анкус в системе Кита. Она сама содержала себя и даже имела акции киборгской энергетической компании.
   Она жила одна, если не считать механических слуг. В своем гардеробе и обстановке комнат она предпочитала темные цвета. Иногда она играла в теннис или занималась фехтованием в местном спортивном центре. Она всегда побеждала. Она заказывала большое количество химикалий у местного оптового торговца. Мужчины, которые встречались с ней, говорили о том, что она глупа, блестяща, суперсексуальна, жеманна, помешана на идее самоубийства, а также, что она имела массу поклонников (немногих друзей) и ни одного кавалера, а ее любовники были соседям неизвестны. Говорили, что она имеет дома целую лабораторию и занимается неизвестными исследованиями.
 
   — Мы не знаем ответа на это, — сказал Симул. — От него нет защиты.
   Потому я должен отбыть срочно и секретно.
   — Подожди, — попросила она. — Ты же не готов пока к тому, чтобы выжить самостоятельно. Может быть, через месяц…
   — Слишком долго, слишком долго, мы боимся, — возразил Симул.
   — Сомневаешься, что моя сила способна защитить тебя?
   Симул сделал паузу, размышляя, а затеи ответил:
   — Нет. Вы можете спасти меня, но вопрос стоит так: «А стоит ли делать это?» Стоит ли? Берегите себя, леди. Мы любим вас. Это может оказаться сложнее, чем вы думаете.
   — Посмотрим, — сказала она. — А пока ты останешься.
   Галатея поставила его на книжную полку в своей библиотеке, рядом с «Лиром». Здесь он и остался.
 
   Стайн подошел к ее двери и нажал на кнопку звонка. Через некоторое время она вышла на порог и спросила:
   — Чем обязана?
   — Меня зовут Стайн, — объяснил он. — Я случайно узнал, что вы прекрасно играете в теннис. Видите ли, я хочу принять участие в открытом первенстве Киборга среди смешанных пар. Я недурной игрок. Не хотите ли стать моей партнершей?
   — Хороший? — недоверчиво спросила она, впуская его в гостиную.
   — И насколько?
   — Лучшего вы здесь не найдете.
   — Ловите, — внезапно сказала она и, схватив со стола мраморную статуэтку, швырнула ему в лицо.
   Стайн поймал ее молниеносным движением руки, а затем поставил на место.
   — У вас хорошая реакция, — улыбнулась она. — Так и быть, я стану вашей партнершей.
   — Хотите сегодня пообедать со мной?
   — Зачем?
   — Почему бы и нет? Я никого не знаю в этом городе.
   — Хорошо. В восемь часов.
   — Я заеду за вами.
   — Пока.
   — Пока.
   Он повернулся и пошел назад к городу, к своему отелю.
   Конечно же, они выиграли теннисный турнир. Тем же вечером они танцевали и пили шампанское в ресторане, и оба выделялись среди пышно разодетой публики своими черными одеждами.
   — Чем вы занимаетесь, Стайн?
   — Ничем особенным, кроме развлечений, — ответил он. Видите ли, я ушел в отставку.
   — В ваши-то тридцать?
   — Тридцать два.
   Она пристально взглянула ему в лицо и мягко сжала его руку.
   — А чем заняты вы?
   — Я тоже, как ни странно, в отставке. Развлекаюсь своими хобби и вообще делаю все, что хочу.
   — Чего бы вы хотели сейчас?
   — Что-нибудь приятное.
   — Я принес вам редкую орхидею с Гилагиана. Вы можете ее носить в ваших прекрасных волосах или приколоть к платью — словом, на ваш выбор. Я вручу ее вам, как только мы вернемся к нашему столику.
   — О, эти орхидеи очень дорогие! — воскликнула она.
   — Не очень, если выращивать их самому.
   — И вы этим занимаетесь?
   — Цветы — мое хобби, — улыбнулся он.
   Сев за стол, они допили шампанское, а затем она стала разглядывать чудесный подарок своего нового знакомого. Зал ресторана был отделан в серебристых и черных тонах, музыка была нежной и мелодичной. Ее улыбка сияла, словно свеча над их столиком, и они выпили по рюмке ликера и попробовали по ложечке душистого десерта.
   — Ваша подача несравненна, — сделала комплимент она.
   — Благодарю, но ваша превосходит мою.
   — Чем вы занимались до того, как ушли в отставку?
   — Я был кассиром. А вы?
   — Вела счета дебиторов для большого концерна.
   — Тогда мы почти что коллеги.
   — Похоже на то. Чем вы намереваетесь заняться теперь?
   — Для начала, я хотел бы встречаться с вами почаще — пока не уеду из города.
   — И как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
   — Сколько захочу или вы пожелаете.
   — Тогда давайте закончим наш шербет. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы наш общий приз достался именно мне, то я приглашаю вас в гости.
   Он поцеловал ее руку, а затем потерся щекой о тыльную сторону ее ладони. На мгновение их глаза встретились, и между ними словно проскочила электрическая искра. Они улыбнулись.
   Спустя некоторое время он отвез Галатею домой.
 
   Стайн прижал ее к себе, и их губы встретились. Они стояли в фойе ее старого, перестроенного дома на окраине Киборга, планеты Анкус звездной системы Кита. Один из механических слуг взял их плащи и двуручный золотой теннисный приз, и дверь мягко закрылась, и зажглось ночное освещение.
   — Останьтесь, — тихо сказала она.
   — Прекрасно.
   Она повела гостя в спальню, погруженную в уютный полумрак, обставленную мягкой мебелью, с фреской на одной из стен. Стайн сел на зеленый диван, зажег две сигареты, а Галатея, тем временем, наполнила два бокала и присоединилась к нему.
   — У вас очень мило, — сказал он, затягиваясь.
   — Вам нравится моя фреска?
   — Я еще не разглядел ее как следует.
   — …и вы не пригубили вино.
   — Знаю.
   Их руки встретились, и Стайн, отставив в сторону полный бокал, привлек ее к себе. Закрыв глаза, она полностью отдалась долгому поцелую, а затем резко отстранилась.
   — Вы очень отличаетесь от большинства мужчин, — сказала она.
   — А вы — от большинства женщин.
   — Вам не кажется, что в комнате стало слишком жарко?
   — Согласен, — сказал он.
 
   Где-то шел дождь. Обычный или искусственный — где-то всегда идет дождь, в любое время, когда вы только можете подумать о нем. Всегда помните об этом, если можете.
 
   Дюжина дней прошла после финала Киборга среди смешанных пар. Каждое утро Стайн и Галатея вместе отправлялись куда-нибудь. Его рука лежала то на ее локте, то на талии. Она показывала своему новому другу город. Они часто смеялись, и небо было розовым, и дул нежный ветер, и на далеких скалах Анкуса поднимался ареол от лучей солнца, преломленных в утренней дымке.
   Однажды, когда они сидели в спальне, он спросил о фреске.
   — О, здесь изображены многие важные вехи развития человеческой цивилизации, — сказала она. — Фигура на левом ее краю, созерцающая полет птиц — это Леонардо да Винчи, решивший, что и человек может делать подобное. Немного выше и налево ты видишь две фигуры, поднимающиеся по зигзагообразной дороге. Это Данте и Вергилий, возвращающиеся из своего путешествия в ад. Этот худой человек налево от них — Джон Локк. В руке он держит свой труд «Опыт о человеческом разуме». А в середине виден маленький человек с перевернутой цифрой 8 в руках — это Альберт Эйнштейн.
   — А кто этот слепой старик, стоящий рядом с пылающим городом?
   — Гомер.
   — Почему все они собраны на этой фреске?
   — Потому что они — это то, о чем человечество никогда не должно забывать.
   — Не понимаю. Я лично и не забывал о них. А почему вся правая сторона фрески пока закрашена в серый цвет?
   — Потому что за последнее столетие не появилось ничего достойного.
   Все ныне планируется, предписывается, регулируется…
   — …и нет ни войн, ни голода, ни революций, и большинство обитаемых людьми миров процветает. Только не рассказывай мне, как прекрасны были века Хаоса. Сама-то ты читала о них только в книгах. Кстати, все ценное, что было создано человечеством в прежние века, используется и теперь.
   — Да, но что нового было к этому добавлено?
   — Масштабность и легкость, с которыми старые идеи реализуются на всех обитаемых мирах. Только не читай мне проповеди о прогрессе! Не каждое изменение — благо, а лишь то, что приносит пользу. Кроме того, в последнее время было создано кое-что грандиозное, не имеющее аналогов в прошлом. Я бы мог запросто закончить твою фреску…
   — Изобразив на ней гигантскую машину, рядом с которой стоит Ангел Смерти?
   — Ты ошибаешься. Это были бы сады Эдема.
   Она рассмеялась.
   — Подстриженные газонокосилкой, с тщательно обрезанными деревьями, между которыми ходят тщательно отобранные по генетическим признакам твари, все по паре? — с иронией сказала она. — И между ними реет черной тенью Ангел Смерти, отмеряющий всем и каждому годы жизни и мгновения смерти — естественно, ради мировой гармонии?
   Он взял Галатею за руку.
   — Быть может, ты права, — сказал он. — Я говорю только о том, как вещи видятся мне.
   Она опустила голову.
   — Не знаю, может быть прав именно ты, — тихо ответила она. — Не знаю… Мне только кажется, что должен существовать какой-то противовес этому удивительному механизму, управляющему нашими жизнями так, что мы становимся словно бы растениями в оранжерее. Нас можно посеять, подкормить удобрениями, обрезать перед плодоношением, а затем вырвать прямо с корнями…
   — У тебя есть какие-нибудь альтернативные предложения?
   — Ты читал мои статьи?
   — Боюсь, что нет. Я по уши завяз в своем саду, и кроме того, я играю в теннис. Больше ни на что у меня не хватает времени.
   — Я выдвинула гипотезу о том, что хомо сапиенс, оказавшись в сетях излишне регулируемой, почти механизированной жизни, теряет постепенно свои человеческие черты. Он становится винтиком, способным лишь вращаться в своем узком резьбовом гнездышке, как ему и предписано. Например, мог бы ты починить мой миксер, если бы тот сломался?
   — Да.
   — Тогда ты очень необычный мужчина. Большинство людей позвали бы робота, специалиста по ремонту бытовой техники.
   Стайн пожал плечами.
   — Но дело не только в том, что каждый из нас передает часть своих функций различным механизмам. Что-то существует и вне нас, вне общества… Оно рассеяно повсюду, и словно невидимый пресс выдавливает из нас все человеческое, что осталось от прошлых веков…
   — Что ты имеешь ввиду?
   — Почему человечество стало в последнее время двигаться по горизонтальной линии, а не по восходящей кривой? Одна из причин — гениальные люди исчезли, они стали умирать юными.
   — Не может быть!
   — Я сознательно лишь недавно опубликовала все свои наиболее важные статьи, и в результате меня сразу же навестил Ангел Смерти. Это — лучшее доказательство моей правоты.
   Он улыбнулся.
   — Ты жива до сих пор, и это доказывает как раз обратное.
   Галатея вернула ему улыбку. Он зажег сразу две сигареты — для себя и для нее, а затем без особого интереса спросил:
   — А на какую тему были статьи?
   — Сохранение эмоциональности.
   — Кажется вполне невинная тема.
   — Возможно.
   — Что ты хочешь сказать этим «возможно»? Возможно, я не понимаю тебя.
   — Тебе это только кажется. Эмоциональность — это эстетическая форма разума, которую можно сознательно культивировать. Я предлагаю метод, с помощью которого это можно сделать.
   — И как же?
   Она слегка наклонила голову, вглядываясь в лицо Стайна, а затем сказала:
   — Пойдем, я покажу тебе кое-что.
   Она направилась в лабораторию. Стайн последовал за ней. Он достал из внутреннего кармана пиджака свои черные перчатки и не спеша надел их, а затем засунул руки в карманы.
   — Симул! — позвала Галатея, и крошечное существо, сидевшее перед читающей машиной, немедленно перебежало по протянутой руке и уселось на плече хозяйки.
   — Это одно из моих существ, которые я создала в своей лаборатории.
   — Многих?
   — Они уже перевезены на другие планеты. Большую часть этих крошек составляет мозг. У них нет стремления создать свою расу, конкурирующую с человеческой. Они хотят лишь учиться и учить всех, кто того пожелает. Они не боятся личной смерти, поскольку телепатически связаны друг с другом, и мозг каждого из них — часть коллективного Мозга. Кроме просветительской миссии, у них нет никаких целей и даже увлечений. Симул и его собратья никогда не будут представлять угрозы для людей, я знаю это, ведь я — их мать. Возьми Симула в руки, полюбуйся на него и спроси о чем-нибудь. Симул, это Стайн. Стайн, это Симул.
   Стайн протянул правую руку, и Симул прыгнул на раскрытую ладонь. Стайн стал с любопытством разглядывать крошечное шестиногое существо с беспокойным, почти человеческим лицом. Почти. Но не совсем. Оно не было отмечено теми характерными особенностями, по которым одно выражение человеческого лица называют «злым», а другое — «добрым». Его уши были относительно большими, а на безволосой макушке дрожали два стебелька-антенны. На малюсеньких губах Симула светилась постоянная улыбка, и Стайн невольно улыбнулся в ответ.
   — Привет, — сказал он, и Симул ответил на удивление густым, мягким голосом:
   — Доставьте мне удовольствие, сэр.
   Стайн понимающе кивнул и спросил:
   — Что может сравниться в прелести с ласковым июньским днем?
   — Конечно, леди Галатея, к которой я теперь вернусь, — ответил Симул и перепрыгнул на ладонь хозяйки.
   Она прижала Симула к груди.
   — Эти черные перчатки… — сказала она, нахмурившись.
   — Я надел их потому, что не знал, каким существом может оказаться твой Симул. А вдруг он кусается? Отдай его мне, я хочу задать ему еще несколько вопросов…
   Ее лицо исказила злая улыбка.
   — Вы — глупец! — звонким голосом сказала она. — Уберите ваши кровавые руки, если не хотите умереть! Неужели вам не ясно, кто я?
   Стайн опустил глаза.
   — Я не знал этого… — сказал он.
 
   В Зале теней в Моргенгарде, тысячи Ангелов Смерти стояли за дверями транспортных кабин, ожидая приказов. Моргенгард, контролирующий все изменения в цивилизованном мире, непрерывно инструктировал своих Ангелов, тратя на это от десяти секунд до полутора минут. Затем он хлопал в невидимые металлические ладоши, и с громовым звуком отправлял Ангелов в нужные точки обитаемой части Вселенной. Секунду спустя в опустевшей было кабинке вспыхивал белый огонь, и вновь появившийся Ангел докладывал о результате своей миссии одним словом: «Сделано». За этим следовал очередной инструктаж и новая миссия.
   Ангелы Смерти, любой из десяти тысяч безымянных мужчин и женщин, на чьих плечах были выжжены клейма Моргенгарда, были отобраны перед рождением по генетическим признакам, включающим высокую восприимчивость и быстрые рефлексы, получали специальное обучение как профессиональные убийцы и усиленное питание. К четырнадцати годам они могли (или не могли) получить назначение на службу Моргенгарду, машине размером в город, созданной за пятнадцать лет усилиями всех цивилизованных миров и призванной управлять этими мирами вместо людей. Будучи окончательно принятыми на службу, они проходили двухгодичный курс специальной тренировки. К концу этого срока тело служителя смерти имело встроенный арсенал оружия и множество защитных устройств. Рефлексы Ангелов были доведены до совершенства с помощью химических стимуляторов.
   Они работали восемь часов в день, с двумя дневными перерывами на кофе и часовым ленчем. В неделю, как и все остальные граждане, они имели два выходных дня. Также им полагалось два отпуска ежегодно (учитывая сложные условия труда). Отслужив четырнадцать лет, они имели право уйти в отставку, тем более что в тридцать их реакция ухудшалась. Но место ветеранов сразу же занимала способная молодежь, так что в любой момент все десять тысяч черных вершителей судеб находились в строю.
   Ангелы Смерти были осью, на которой кружилась человеческая цивилизация. Если бы не они, население миров то и дело вздымалось бы ввысь, словно цунами; если бы не они, уголовники стали бы судить судей и выносить приговоры прокурорам; если бы не они, ход истории совершал бы нежелательные зигзаги.
   Ангел Смерти могущественен и беспощаден. Темная фигура могла неспешно пройтись по улицам города и оставить его за собой пустым и безжизненным. Он возникал в яростной вспышке света и исчезал, сопровождаемый раскатом грома; он и его смертоносные черные перчатки были воспеты в легендах, мифах и фольклоре; для сотен миллиардов людей он был одним существом.
   И все это было правдой. Чистой, чистейшей правдой.
   Темный Ангел был бессмертен.
   Порой случалось маловероятное, и очередной посланец Моргенгарда возникал перед вооруженным и мужественным человеком имевшим также отличную реакцию. Иногда человек стрелял первым и превращал темную фигуру в груду дымящейся плоти. Но останки мгновенно исчезали, и словно из пепла, перед смельчаком поднимался другой Ангел.
   Такое случалось нечасто, и второй посланец всегда завершал работу работу первого.
   Впервые за время существования Моргенгарда произошло иное. Один за одним в семи кабинках появились истекающие кровью тела бывших Ангелов. И тогда был вызван Стайн, один из десяти лучших.
 
   — Вы — Темный Ангел, Меч Моргенгарда, — сказала она холодно. — Я и не думала влюбляться в вас.
   — А я в вас, Галатея. Но будь вы даже обычной смертной женщиной, куда более беззащитной, чем некий Темный Ангел, ушедший в отставку и как две капли воды похожий на вас — я и тогда бы, клянусь, не тронул вас! Вы могли десятки раз выстрелить мне в спину, как сделали это с теми семерыми, но не сделали этого. И я мог сделать это десятки раз, но не захотел.
   — Хотелось бы верить в это, Стайн.
   — Я ухожу. Вам не надо бояться меня.
   Он повернулся и пошел к двери.
   — Куда ты? — спросила она.
   — Назад в свой отель. Я хочу поскорее вернуться и отдать рапорт Моргенгарду.
   — И что ты скажешь?
   Не оборачиваясь, он покачал головой и вышел из дома.
   Он знал, что скажет.
 
   Он стоял в Зале Теней, перед мрачной громадой, называемой Моргенгардом. Он был Темным Ангелом, отставником, заслуженным ветераном смерти. Наконец, в громкоговорителе послышалось шуршание, и знакомый хриплый голос произнес:
   — Рапорт!
   Он не сказал как обычно: «Сделано», а произнес нечто совсем иное: «Совершенно конфиденциально».
   В зале вспыхнула ослепительная вспышка, и он впервые увидел всю десятиэтажную громаду машины, нависающую над ним, словно стальная скала.
   — Рапорт! — загремела она.
   Стайн сделал несколько шагов вперед и неожиданно спросил:
   — Один вопрос, Моргенгард, — сказал он, сложив руки в черных перчатках на груди. — Это верно, что ты уже пятнадцать лет управляешь Вселенной?
   — Пятнадцать лет, три месяца, две недели, четыре дня, восемь часов, четырнадцать минут и одиннадцать секунд, — ответила машина.
   Тогда Стайн, сжав руки, резко выбросила их вперед.
   Моргенгард мгновенно отреагировал, поняв его замысел, но в тело Ангела не зря был встроен целый арсенал мощнейшего оружия и множество защитных средств; его рефлексы были отточены до совершенства, и хотя он и был отставником, но не зря входил в десятку лучших слуг Моргенгарда.
   Эффект был ошеломляющим. Машина ответила могучим раскатом грома, но она не была профессиональным убийцей и не успела удалить взбунтовавшегося Ангела куда-нибудь в далекое Ничто.
   Темный Ангел имел настолько совершенную защиту, что не мог уничтожить сам себя. Семеро убийц, посланные к Галатее, были убиты отраженными от ее экранов импульсами, чуть-чуть изменившими при этом свою частоту.
   Этим же методом воспользовался и Стайн. Он послал огненную вспышку в центр машины, та отразила его, направив в грудь Ангела, та выдержала и отраженный, изменивший частоту импульс, ударил в механическое сердце Моргенгарда. Защита на этот раз не смогла парировать его, и ужасный огненный шар вздулся над городом, который на самом деле был гигантской машиной.
   Стайн перед смертью успел подумать: «Прав я или нет, но Симул и его собратья теперь получат несколько лет. Может быть, люди за это время немного изменятся, и…»
   А где-то сияло солнце, в недрах которого бурлила вечная феникс-реакция. Где-то сияло солнце, в любое время, когда вы только можете подумать о нем. Всегда помните об этом, если можете. Это очень важно.
   Галатея помнила об этом. И мы помним, и о ней тоже.
   Мы все помним…