Им следовало бы знать, что меня все равно не удержишь. Возможно, это понимали, поэтому рядом всегда была Стелла.
   Я смотрел на копну золотистых волос, на голову, лежавшую у меня на руке. Для меня она не только жена, она — надзиратель. Как я был слеп!
   Ну а что еще они сделали со мной?
   Заставили забыть, кто я такой.
   Потому что я был подобен им, но не из их числа, они приковали меня к этому времени и к этому месту.
   Меня принудили забыть. Меня пленили любовью.
   Я встал и стряхнул последние звенья цепи.
   На полу спальной камеры лежали лунные блики решетки. Я прошел через нее к своей одежде. Где-то вдали тихо играла музыка. Вот что дало толчок. Так давно не слышал я этой музыки…
   Как они поймали меня?
   Маленькое королевство века назад, где я изобрел порох… Дa! Меня схватили там, в другом месте, несмотря на монашеский капюшон и классическую латынь.
   Интересно, долго ли я живу здесь? Сорок пять лет памяти — но сколько из них фальшивых?
   Зеркало в прихожей отразило тучноватого, с редеющими волосами мужчину средних лет в красной спортивной рубашке и в черных брюках.
   Музыка звучала громче; музыка, которую лишь я мог слышать: гитары и равномерный бой барабана.
   Скрестите меня с ангелом и все равно не сделаете меня святым, друзья!
   Я превратился снова в молодого и сильного и сбежал по лестнице в гостиную. Сверху донесся звук. Проснулась Стелла.
   Зазвонил телефон. Он висел на стене и звонил, звонил, звонил, пока я не выдержал.
   — Ты опять за свое… — произнес хорошо знакомый голос.
   — Не надо винить женщину, — сказал я. — Она не могла наблюдать за мной вечно.
   — Лучше тебе оставаться на месте, — посоветовал голос. — Это избавит нас обоих от лишних хлопот.
   — Спокойной ночи, — ответил я и повесил трубку.
   Трубка защелкнулась вокруг моего запястья, а провод превратился в цепмь, ведующую к кольцу на стене. Какое ребячество! Наверху одевалась Стелла. Я сделал восемнадцать шагов в сторону отсюда, к месту, где моя чешуйчатая конечность свободно выскользнула от оплетших ее виноградных лоз.
   Затем назад, в гостиную, за дверь. Из двух машин, стоявших в гараже, я выбрал самую скоростную. Вперед, на ночное шоссе…
   В зеркальце заднего вида появились огни.
   Они?
   Слишком быстро.
   Это либо случайный попутный автомобиль, либо Стелла.
   Я сместился. Меня несла низкая, более мощная машина.
   Снова смещение.
   Машина на воздушной подушке мчалась по разбитой и развороченной дороге. Здания по сторонам были сделаны из металла. Ни дерева, ни керпича, ни камня.
   Сзади на повороте высветились огни.
   Я потушил фары и сместился. И снова, и снова, и снова.
   Я летел, рассекая воздух высоко над равнинами. Еще смещение и я над парящей землей, а гигантские рептилии поднимают из грязи свои головы. Преследования не было…
   Я снова сместился.
   Лес — почти до самой вершины высокого холма, где стоял древний замок. Одетый воителем, я восседал на летящем гипогрифе. Приземлившись в лесу, я приказал: «Стань конем!» — и произнес заветное слово.
   Черный жеребец рысью нес меня по извилистой лесной тропе.
   Остаться здесь, в дремучей чаще, и сразиться с ними волшебством или двигаться дальше и встрерить из в мире науки?
   Или окольным путем — в Другое место, надеясь окончательно ускользнуть от преследования?
   Все решилось само.
   Сзади раздалось клацанье копыт, и появился рыцарь на высоком горделивом коне, закованный в сверкающую броню с красным крестом на щите.
   — Достаточно! — скомандовал он. — Бросай поводья!
   Я превратил его вознесенный грозно меч в змею. Он разжал ладонь, и змея зашуршала в траве.
   — Почему ты не сдашься? — спросил рыцарь. — Почему не присоединишься к нам, не успокоишься?
   — Почему не сдаешься ты? Не бросишь их и не пойдешь со мной? Мы могли бы вместе изменять…
   Но он подобрался слишком близко, рассчитывая столкнуть меня щитом.
   Я взмахнул рукой, и его лошадь оступилась, скинув рыцаря на землю.
   — Мор и войны следуют по твоим пятам! — закричал он.
   — Любой прогресс требует платы.
   — Глупец! Никакого прогресса не существует! Нет прогресса, как ты его представляешь. Что хорошего принесут все твои машины и идеи, если сами люди остаются прежними?
   — Человек не всегда поспевает за идеями, — ответил я, спешился и подошел к нему. — Вечных Темных веков жаждете ты и тебе подобные. И все же мне жаль, что приходится делать это.
   Я отстегнул нож и вонзил его в забрало, но шлем был пуст. Тот, кто скрывался под ним, ускользнул в Другое место, еще раз преподав урок о тщетности споров со сторонником этической революции.
   Я сел на коня и снова двинулся в путь.
   Через некоторое время сзади снова заклацали подковы. Я произнес слово, посадившее меня на лоснящуюся спину единорога, молнией прорезающего черный лес. Погоня продолжалась.
   Наконец появилась маленькая поляна с пирамидой из камней в центре. Я спешился и освободил немедленно исчезнувшего единорога.
   Я забрался на пирамиду, закурил и стал ждать.
   На поляну вышла сераяа кобыла.
   — Стелла!
   — Слезай оттуда! — крикнула она. — Они могут начать атаку в любой момент!
   — Я готов, — сказал я.
   — Их больше! Они победят, как побеждали всегда. А ты будешь терпеть поражения снова и снова, пока борешься. Спускайся и уходи со мной. Пока не поздно!
   Молния сорвалась с безоблачного неба, но у пирамиды дрогнула и зажгла дерево поблизости.
   — Они начали!
   — Тогда уходи отсюда, девочка. Здесь тебе не место.
   — Но ты мой!
   — Я свой собственный и больше ничей! Не забывай об этом!
   — Я люблю тебя!
   — Ты предала меня.
   — Нет. Ты говорил, что любишь человечество…
   — Да.
   — Не верю тебе! Не может быть — после того, что ты сделал.
   Я поднял руку.
   — Изыди Отсюда в пространстве и времени, — молвил я и остался один.
   Молнии били чередой, опаляя землю.
   Я потряс кулаком.
   — Ну неужели вы никогда не оставите меня в покое? Дайте мне век, и я покажу вам мир, который по-вашему существовать не может!
   В ответ земля задрожала и начала гудеть.
   Я бился с ними. Я швырял молнии назад в их лица. Я выворачивал наизнанку поднявшиеся ветры. Но земля продолжала дрожать, и в основании пирамиды появились трещины.
   — Покажитесь! — вскричал я. — Выйдите честно, один на один!
   Но земля разверзлась, и пирамида рассыпалась.
   Я падал во тьму.
   Я бежал. Я был маленьким пушистым зверьком, а за мной по пятам неслась, рыча, свора гончих псов; их глаза сверкали, как огненные прожекторы, их клыки блестели, как мечи.
   Я несся на крыльях колибри и услышал крик ястребы…
   Я плыл сквозь мрак и вдруг почувствовал прикосновение щупальца…
   Я излучался радиоволнами…
   Меня заглушили помехи.
   Я был пойман в силки, как рыба в сеть. Я попался…
   Откуда-то донесся плач Стеллы.
   — Почему ты рвешься снова и снова? — спрашивала она. — Почему не довольствуешься жизнью спокойной и приятной? Неужели не помнишь, что они делали с тобой в прошлом? Разве дни со мной не бесконечно лучше?
   — Нет! — закричал я.
   — Я люблю тебя, — скзала она.
   — Такая любовь — явление воображаемой, — ответил я, и был поднят и унесен прочь.
   Она всхлипывала и следовала за мной.
   — Я умолила их оставить тебя в мире, но ты швырнул этот дар мне в лицо.
   — Мир евнуха, мир лоботомии… Нет, пусть они делают со мной, что хотят. Их правда обернется ложью.
   — Неужели ты веришь в то, что говоришь? Неужели ты забыл солнце Кавказа — и терзающего тебя грифа?
   — Не забыл, — ответил я. — Но я ненавижу их. Я буду бороться с ними всегда, и когда-нибудь добьюсь победы.
   — Я люблю тебя…
   — Неужели ты веришь в то, что говоришь?
   — Глупец! — прогремел хор голосов; и я был распластан на скале и закован.
   Весь день змея брызжет ядом в мое лицо, а Стелла подставляет чашу. И только когда женщина, предавшая меня должна выплеснуть чашу мне в глаза, я кричу.
   Но я снова освобожуcь, и снова приду со многими дарами на помощь многострадальному человечеству. А до тех пор я могу лишь смотреть на мучительно тонкую решетку ее пальцев на дне этой чаши и кричать, когда она ее убирает.