Страница:
Генрих становится наследником престола
12 августа 1536 года произошло знаменательное и одновременно с этим страшное событие. Старший брат Генриха принц Франсуа внезапно умер, и Франциск I объявил дофином, то есть наследником престола, своего младшего сына. Отметим, что Франсуа умер при таких странных обстоятельствах, что его итальянский виночерпий, обвиненный в том, что подлил яд в его стакан, был приговорен к смерти путем четвертования. Многие говорили, что в смерти принца была повинна Диана, которая и приготовила ему яд, но это так никогда и не было доказано, ибо невозможно (или, вернее, крайне сложно) убедительно доказать то, чего не было.
Екатерина Медичи, почувствовав, что ее мечта стать королевой Франции близка к осуществлению, несколько расслабилась и начала вести при дворе блестящую жизнь, полную удовольствий. Маленькая итальянка очень нравилась Франциску I, оценившему ее привлекательность, ум и культуру. Король не уставал восхищаться этой юной особой, которая изучала греческий и латынь, интересовалась астрономией и математикой, сопровождала его на охоте и нисколько не краснела, слушая фривольные анекдоты, которые он так любил рассказывать. В ответ она разделила его страсть к архитектуре, скульптуре, с энтузиазмом участвовала в строительстве многих замков в Иль-де-Франсе или на берегах Луары. Ко всему прочему, она принимала участие, как достойная наследница итальянского Ренессанса, в увлечениях короля и его сестры Маргариты Наваррской новыми идеями Эразма Роттердамского.
Улыбающаяся, мягкая и обходительная, она умела привлекать к себе людей. Конечно, Екатерина не была красива, но благодаря уму она, по словам Ги Бретона, «умела заставить забыть о своем круглом лице и толстых губах и обратить внимание на красивые ноги». С этой целью она придумала особый способ садиться на лошадь. Если женщины той эпохи взбирались на своих иноходцев боком, вставая ногами на специальную подставку, дофина для этого вставляла левую ногу в стремя, а затем заносила правую ногу на седло, то есть садилась «амазонкой». Король во время выездов на охоту глаз не мог отвести от икр своей невестки.
Екатерина Медичи, почувствовав, что ее мечта стать королевой Франции близка к осуществлению, несколько расслабилась и начала вести при дворе блестящую жизнь, полную удовольствий. Маленькая итальянка очень нравилась Франциску I, оценившему ее привлекательность, ум и культуру. Король не уставал восхищаться этой юной особой, которая изучала греческий и латынь, интересовалась астрономией и математикой, сопровождала его на охоте и нисколько не краснела, слушая фривольные анекдоты, которые он так любил рассказывать. В ответ она разделила его страсть к архитектуре, скульптуре, с энтузиазмом участвовала в строительстве многих замков в Иль-де-Франсе или на берегах Луары. Ко всему прочему, она принимала участие, как достойная наследница итальянского Ренессанса, в увлечениях короля и его сестры Маргариты Наваррской новыми идеями Эразма Роттердамского.
Улыбающаяся, мягкая и обходительная, она умела привлекать к себе людей. Конечно, Екатерина не была красива, но благодаря уму она, по словам Ги Бретона, «умела заставить забыть о своем круглом лице и толстых губах и обратить внимание на красивые ноги». С этой целью она придумала особый способ садиться на лошадь. Если женщины той эпохи взбирались на своих иноходцев боком, вставая ногами на специальную подставку, дофина для этого вставляла левую ногу в стремя, а затем заносила правую ногу на седло, то есть садилась «амазонкой». Король во время выездов на охоту глаз не мог отвести от икр своей невестки.
Бурное развитие романа
Пока Екатерина Медичи демонстрировала свои ножки, ее муж Генрих, которому новый титул также придал чуть больше уверенности, продолжал усердно ухаживать за Дианой де Пуатье.
Его верность Диане действительно поражала. По словам Майкла Фарквара, она «совершенно очаровала Генриха, несмотря на то что годилась ему в матери. Она оказалась абсолютной противоположностью его тошнотворно скучной жене, неказистой итальянке Екатерине Медичи». И наследник престола, не знавший ничего, кроме неумелых ласк жены и мимолетных объятий маркитанток во время частых военных экспедиций, продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал страстными поэмами, над которыми корпел целыми ночами.
Строгая вдова, вот уже несколько лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, была взволнована и, как пишет один историк, «почувствовала сильный жар, неодолимое влечение и острое желание мужских ласк». Это привело Диану в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу с Генрихом уже с новых позиций. Проявляя изощренную ловкость, она постепенно распалила чувства дофина до самой крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.
Бедный юноша лишился сна и аппетита. Печальный и погруженный в меланхолию, он теперь жил, не отрывая взора от своей ненаглядной Дианы.
Ему было девятнадцать, ей около сорока, то есть она была почти на двадцать лет старше него. Герцогиня д’Этамп полагала, что такая разница окажется убийственной и вскоре приведет к падению вознесенной к подножию трона красавицы.
Следует отметить, что эти тщеславные женщины от всей души ненавидели друг друга. Диана всегда рада была принять под свое покровительство противников герцогини д’Этамп, а та с таким же удовольствием покровительствовала всем врагам Дианы. Соответственно, весь двор разделился на две партии, благодаря соперничеству двух женских властей. Благосклонность этих двух женщин обещала много выгод, и понятно, что вся придворная молодежь с жадностью ловила их суждения, горячо принимая к сердцу их ссоры. И все же Диане, владевшей сердцем Генриха, удалось взять верх над женщиной, которую любил Франциск I, но которая не отличалась большим постоянством. В результате наградой Диане стала сладчайшая из побед.
С ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна дама при дворе. Вот что пишет по этому поводу знаток всех придворных тайн Ги Бретон:
А пока же молодой Генрих, покорившись умной и опытной любовнице, очень быстро потерял голову и попал под ее полное влияние. По определению Ивана Клуласа, «любовница дофина умела весьма ловко пускать в ход припрятанные козыри». Самое смешное, что и король Франциск I все заметнее стал подчеркивать свое расположение к фаворитке сына и дошел до того, что стал публично интересоваться ее мнением о государственных делах. И вскоре она уже присутствовала на королевском Совете. Очаровательная Диана всерьез поверила, что она уже стала почти королевой Франции. Все вокруг боялись ее и унижались перед ней.
Его верность Диане действительно поражала. По словам Майкла Фарквара, она «совершенно очаровала Генриха, несмотря на то что годилась ему в матери. Она оказалась абсолютной противоположностью его тошнотворно скучной жене, неказистой итальянке Екатерине Медичи». И наследник престола, не знавший ничего, кроме неумелых ласк жены и мимолетных объятий маркитанток во время частых военных экспедиций, продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал страстными поэмами, над которыми корпел целыми ночами.
Строгая вдова, вот уже несколько лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, была взволнована и, как пишет один историк, «почувствовала сильный жар, неодолимое влечение и острое желание мужских ласк». Это привело Диану в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу с Генрихом уже с новых позиций. Проявляя изощренную ловкость, она постепенно распалила чувства дофина до самой крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.
Бедный юноша лишился сна и аппетита. Печальный и погруженный в меланхолию, он теперь жил, не отрывая взора от своей ненаглядной Дианы.
Ему было девятнадцать, ей около сорока, то есть она была почти на двадцать лет старше него. Герцогиня д’Этамп полагала, что такая разница окажется убийственной и вскоре приведет к падению вознесенной к подножию трона красавицы.
Следует отметить, что эти тщеславные женщины от всей души ненавидели друг друга. Диана всегда рада была принять под свое покровительство противников герцогини д’Этамп, а та с таким же удовольствием покровительствовала всем врагам Дианы. Соответственно, весь двор разделился на две партии, благодаря соперничеству двух женских властей. Благосклонность этих двух женщин обещала много выгод, и понятно, что вся придворная молодежь с жадностью ловила их суждения, горячо принимая к сердцу их ссоры. И все же Диане, владевшей сердцем Генриха, удалось взять верх над женщиной, которую любил Франциск I, но которая не отличалась большим постоянством. В результате наградой Диане стала сладчайшая из побед.
С ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна дама при дворе. Вот что пишет по этому поводу знаток всех придворных тайн Ги Бретон:
«В эпоху, когда тридцатилетние женщины считались старухами, подобная свежесть казалась поразительной, чтобы не сказать вызывающей, и многие считали, что она принимает приворотные зелья. А между тем секрет ее был прост: она вставала ежедневно в шесть утра, принимала холодную ванну, затем совершала верховую прогулку по окрестным местам, к восьми утра возвращалась домой. Дома снова ложилась в постель, принимала легкий завтрак и, лежа в постели, читала до полудня. Она никогда не употребляла ни пудру, ни кремы, ни даже губную помаду, которая могла лишить губы свежести».Кончилось все тем, что и сама Диана, пораженная пылкостью дофина, влюбилась в него. Искренняя преданность этого юноши, на глазах обретавшего уверенность в ее крепких и ласковых объятиях, в значительной степени тешила ее женское самолюбие. Что же касается Генриха, то его эта связь просто преобразила, превратив в восторженного школяра. Именно тогда из детского озорства он собственноручно изобразил монограмму, которая вроде бы представляла собой символ его брака с Екатериной Медичи: на самом же деле все буквы в ней были начертаны таким образом, что превращались в «Д», первую букву имени Дианы. Вскоре эта монограмма появилась на его личном оружии, потом на всех его замках и даже на королевской мантии. Это и в самом деле было венцом двусмысленности, однако время очень скоро покажет, что муж, жена и любовница и в реальной жизни окажутся неразделимы.
А пока же молодой Генрих, покорившись умной и опытной любовнице, очень быстро потерял голову и попал под ее полное влияние. По определению Ивана Клуласа, «любовница дофина умела весьма ловко пускать в ход припрятанные козыри». Самое смешное, что и король Франциск I все заметнее стал подчеркивать свое расположение к фаворитке сына и дошел до того, что стал публично интересоваться ее мнением о государственных делах. И вскоре она уже присутствовала на королевском Совете. Очаровательная Диана всерьез поверила, что она уже стала почти королевой Франции. Все вокруг боялись ее и унижались перед ней.
«Проблема бесплодия» решена
Екатерину Медичи страшно волновал вопрос о рождении наследника. Впрочем, беспокоил он всех без исключения членов королевской семьи. Вначале, как это обычно и бывает, подозрения пали на воспитанную в Ватикане Екатерину. Колдуны стали предлагать ей испробовать пепел сожженной лягушки и мочу мула, заячью кровь, смешанную с вытяжкой из вымоченной в уксусе задней левой лапки ласки. Другие «специалисты» советовали постоянно носить пояс из козьей шерсти, омытой молоком ослицы… Дофина соглашалась на все, но все было бесполезно.
На самом деле причина стерильности пары заключалась не столько в Екатерине, сколько в ее супруге. Когда же тот набрался мужества и отдал себя в руки хирурга, Екатерина в январе 1544 года родила его первого ребенка, сына, которого назвали Франсуа.
Говорили, правда, что действенное средство пришло не от хирурга, а от Дианы де Пуатье, принимавшей самое активное участие в брачных делах дофина. Зачем ей это было нужно? Все очень просто: самой большой опасностью для Дианы была угроза развода Генриха (новая жена могла положить конец ее влиянию на него), а избавиться от нее можно было, лишь навсегда покончив с «проблемой бесплодия».
В результате Диана, по словам Майкла Фарквара, ежевечерне «ненавязчиво выталкивала короля из своей постели» и отправляла в супружескую спальню, снабдив его множеством полезных советов… Возможно, они были излишне акробатическими, но зато очень эффективными. Помощь вдовы великого сенешаля Нормандии оказалась так плодотворна, что со временем, став королем, Генрих назначил ей огромное вознаграждение «за добрые и пользительные услуги, оказанные ранее королеве».
После рождения Франсуа беременности следовали одна за другой с большой регулярностью: всего у Екатерины родилось десять детей (как и предсказывали астрологи), из которых семь выжили, и среди них были три будущих короля и две будущие королевы.
Едва родившись, дети уходили от забот матери, от ее присмотра, так как отец поручал их своей любовнице, которая должна была заниматься их образованием. Екатерина между тем оставалась матерью униженной, постоянно беременной, но внимательной к малейшим событиям в жизни своих чад.
Генрих «разошелся» так, что у него появились и внебрачные дети. Это факт, как говорится, исторический. В Италии, например, он имел связь с некоей Филиппой Дучи, и та родила ему девочку, которую Генрих распорядился привезти во Францию и тоже передать на воспитание Диане. Недоброжелатели тут же распространили слух, что матерью этой незаконнорожденной девочки была… сама вдова великого сенешаля Нормандии.
На самом деле причина стерильности пары заключалась не столько в Екатерине, сколько в ее супруге. Когда же тот набрался мужества и отдал себя в руки хирурга, Екатерина в январе 1544 года родила его первого ребенка, сына, которого назвали Франсуа.
Говорили, правда, что действенное средство пришло не от хирурга, а от Дианы де Пуатье, принимавшей самое активное участие в брачных делах дофина. Зачем ей это было нужно? Все очень просто: самой большой опасностью для Дианы была угроза развода Генриха (новая жена могла положить конец ее влиянию на него), а избавиться от нее можно было, лишь навсегда покончив с «проблемой бесплодия».
В результате Диана, по словам Майкла Фарквара, ежевечерне «ненавязчиво выталкивала короля из своей постели» и отправляла в супружескую спальню, снабдив его множеством полезных советов… Возможно, они были излишне акробатическими, но зато очень эффективными. Помощь вдовы великого сенешаля Нормандии оказалась так плодотворна, что со временем, став королем, Генрих назначил ей огромное вознаграждение «за добрые и пользительные услуги, оказанные ранее королеве».
После рождения Франсуа беременности следовали одна за другой с большой регулярностью: всего у Екатерины родилось десять детей (как и предсказывали астрологи), из которых семь выжили, и среди них были три будущих короля и две будущие королевы.
Едва родившись, дети уходили от забот матери, от ее присмотра, так как отец поручал их своей любовнице, которая должна была заниматься их образованием. Екатерина между тем оставалась матерью униженной, постоянно беременной, но внимательной к малейшим событиям в жизни своих чад.
Генрих «разошелся» так, что у него появились и внебрачные дети. Это факт, как говорится, исторический. В Италии, например, он имел связь с некоей Филиппой Дучи, и та родила ему девочку, которую Генрих распорядился привезти во Францию и тоже передать на воспитание Диане. Недоброжелатели тут же распространили слух, что матерью этой незаконнорожденной девочки была… сама вдова великого сенешаля Нормандии.
Благодеяния короля Генриха II
Через три года после рождения первого сына дофина, 31 марта 1547 года, смерть короля Франциска I изменила судьбу участников всей этой истории. Пятидесятитрехлетний король скончался, и его место на троне занял Генрих, провозглашенный королем Генрихом II.
Его коронация обернулась триумфом Дианы де Пуатье, вознесенной при новом дворе к заоблачным вершинам. Теперь она присутствовала на всех праздниках, театральных постановках и пирах. Генрих осыпал ее бесценными подарками: к самым завидным драгоценностям Короны он присовокупил и огромный бриллиант, с трудом вырванный у поверженной фаворитки умершего короля, герцогини д’Этамп. Кроме того, Диане достались и все ее замки, а также парижский особняк некогда строптивой соперницы.
Спустя три месяца после смерти отца Генрих II подарил своей возлюбленной замок Шенонсо, волшебную красоту которого нельзя описать, ибо это может быть под силу лишь поэтам.
Вскоре Диане была оказано еще одно, дотоле неслыханное благодеяние. В соответствии с традицией при смене царствования должностные лица обязаны были платить огромный налог «за подтверждение полномочий». По различным оценкам, этот чрезвычайный налог составлял от 100 000 до 300 000 экю. На сей раз этот золотой дождь пролился не на королевскую казну, а на Диану де Пуатье. Мало того, отныне она должна была получать и часть налога на колокола и колокольни. Этот жест короля только в первый год принес Диане еще более 500 000 ливров[5].
При всем при этом Диана страдала оттого, что не может занять место, которое соответствовало бы ее истинному могуществу. Ей хотелось получить собственный титул. Генрих понял это, и на следующий год после коронации она получила титул герцогини де Валентинуа. А еще он аннулировал вердикт, согласно которому в свое время было конфисковано имущество ее отца, и эти земли, соединившись с землями Валентинуа, стали приносить Диане еще большие денежные поступления.
Все герцоги королевской крови были возмущены тем, что дочь какого-то де Сен-Валлье по своему достоинству была поднята до уровня королевской династии. Фаворитка, подписывавшаяся отныне «Диана де Пуатье, герцогиня де Валентинуа, дама де Сен-Валлье», стала еще более ненавистной, чем когда-либо. Один из завидовавших ей тогда написал:
Его коронация обернулась триумфом Дианы де Пуатье, вознесенной при новом дворе к заоблачным вершинам. Теперь она присутствовала на всех праздниках, театральных постановках и пирах. Генрих осыпал ее бесценными подарками: к самым завидным драгоценностям Короны он присовокупил и огромный бриллиант, с трудом вырванный у поверженной фаворитки умершего короля, герцогини д’Этамп. Кроме того, Диане достались и все ее замки, а также парижский особняк некогда строптивой соперницы.
Спустя три месяца после смерти отца Генрих II подарил своей возлюбленной замок Шенонсо, волшебную красоту которого нельзя описать, ибо это может быть под силу лишь поэтам.
Вскоре Диане была оказано еще одно, дотоле неслыханное благодеяние. В соответствии с традицией при смене царствования должностные лица обязаны были платить огромный налог «за подтверждение полномочий». По различным оценкам, этот чрезвычайный налог составлял от 100 000 до 300 000 экю. На сей раз этот золотой дождь пролился не на королевскую казну, а на Диану де Пуатье. Мало того, отныне она должна была получать и часть налога на колокола и колокольни. Этот жест короля только в первый год принес Диане еще более 500 000 ливров[5].
При всем при этом Диана страдала оттого, что не может занять место, которое соответствовало бы ее истинному могуществу. Ей хотелось получить собственный титул. Генрих понял это, и на следующий год после коронации она получила титул герцогини де Валентинуа. А еще он аннулировал вердикт, согласно которому в свое время было конфисковано имущество ее отца, и эти земли, соединившись с землями Валентинуа, стали приносить Диане еще большие денежные поступления.
Все герцоги королевской крови были возмущены тем, что дочь какого-то де Сен-Валлье по своему достоинству была поднята до уровня королевской династии. Фаворитка, подписывавшаяся отныне «Диана де Пуатье, герцогиня де Валентинуа, дама де Сен-Валлье», стала еще более ненавистной, чем когда-либо. Один из завидовавших ей тогда написал:
«Невозможно выразить, какого величия и всемогущества достигла герцогиня де Валентинуа. Вот когда все пожалели о мадам д’Этамп».
Ревность Екатерины Медичи
Екатерина Медичи, внешне всегда сдержанная и невозмутимая, безумно ревновала короля к неувядающей Диане. Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом, в своей книге «Жизнь галантных дам» приводит один эпизод, героев которого узнать несложно. Вот он:
«Один из владык мира сего крепко любил очень красивую, честную и знатную вдову, так что говорили даже, будто он ею околдован <…> Сие изрядно сердило королеву. Пожаловавшись на такое обращение своей любимой придворной даме, королева сговорилась с ней дознаться, чем так прельщает короля та вдова, и даже подглядеть за играми, коими тешились король и его возлюбленная. Ради того над спальнею означенной дамы было проделано несколько дырочек, дабы подсмотреть, как они живут вместе, и посмеяться над таким зрелищем, но не узрели ничего, кроме красоты и изящества. Они заметили весьма благолепную даму, белокожую, деликатную и очень свежую, облаченную лишь в коротенькую рубашку. Она ласкала своего любимого, они смеялись и шутили, а любовник отвечал ей столь же пылко, так что в конце концов они скатились с кровати и, как были, в одних рубашках, улеглись на мохнатом ковре рядом с постелью <…> Итак, королева, увидев все, с досады принялась плакать, стонать, вздыхать и печалиться, говоря, что муж никогда так с ней не поступает и не позволяет себе безумств, как с этой женщиной. Ибо, по ее словам, между ними ни разу подобного не было. Королева только и твердила: «Увы, я пожелала увидеть то, чего не следовало, ибо зрелище это причинило мне боль».
Годы спустя сеньор де Брантом не переставал восхищаться преданностью «величайшего суверена, так пылко любившего знатную вдову зрелых лет, что покидал и жену, и прочих, сколько бы ни были они молоды и красивы, ради ее ложа». Но к тому он имел все основания, ибо это была одна из самых красивых женщин, какие только рождались на свет. По словам Ги Бретона, «ее зима, несомненно, стоила дороже, чем весны, лета и осени других».
В результате Екатерина жила в мире, все предметы которого носили зримый или тайный отпечаток любви ее мужа к Диане де Пуатье. Гобелены, драпировки, обивка мебели, охотничьи флажки, посуда – все было украшено ее вензелями или аллегорическими картинами из жизни античной богини Дианы. Королева все видела, все знала, но изменить происходившее было не в ее власти. Тем более что советы Дианы не пропали даром – на свет стали появляться многочисленные наследники, и за это следовало быть благодарной именно ей.
Диана всегда присутствовала при рождении королевских детей, всегда лично выбирала для них кормилиц, решала, когда ребенка пора отнимать от груди, следила за порядком в замках, которые она подыскивала для летнего или зимнего пребывания царственных птенцов.
К сожалению, королевские дети часто болели, и Диана мигом приказывала привести врачей, раздобыть необходимые лекарства. Но состояние здоровья Дианы беспокоило короля Генриха ничуть не меньше. Вот что писал он своей драгоценной возлюбленной, узнав, что она нездорова:
«Один из владык мира сего крепко любил очень красивую, честную и знатную вдову, так что говорили даже, будто он ею околдован <…> Сие изрядно сердило королеву. Пожаловавшись на такое обращение своей любимой придворной даме, королева сговорилась с ней дознаться, чем так прельщает короля та вдова, и даже подглядеть за играми, коими тешились король и его возлюбленная. Ради того над спальнею означенной дамы было проделано несколько дырочек, дабы подсмотреть, как они живут вместе, и посмеяться над таким зрелищем, но не узрели ничего, кроме красоты и изящества. Они заметили весьма благолепную даму, белокожую, деликатную и очень свежую, облаченную лишь в коротенькую рубашку. Она ласкала своего любимого, они смеялись и шутили, а любовник отвечал ей столь же пылко, так что в конце концов они скатились с кровати и, как были, в одних рубашках, улеглись на мохнатом ковре рядом с постелью <…> Итак, королева, увидев все, с досады принялась плакать, стонать, вздыхать и печалиться, говоря, что муж никогда так с ней не поступает и не позволяет себе безумств, как с этой женщиной. Ибо, по ее словам, между ними ни разу подобного не было. Королева только и твердила: «Увы, я пожелала увидеть то, чего не следовало, ибо зрелище это причинило мне боль».
Годы спустя сеньор де Брантом не переставал восхищаться преданностью «величайшего суверена, так пылко любившего знатную вдову зрелых лет, что покидал и жену, и прочих, сколько бы ни были они молоды и красивы, ради ее ложа». Но к тому он имел все основания, ибо это была одна из самых красивых женщин, какие только рождались на свет. По словам Ги Бретона, «ее зима, несомненно, стоила дороже, чем весны, лета и осени других».
В результате Екатерина жила в мире, все предметы которого носили зримый или тайный отпечаток любви ее мужа к Диане де Пуатье. Гобелены, драпировки, обивка мебели, охотничьи флажки, посуда – все было украшено ее вензелями или аллегорическими картинами из жизни античной богини Дианы. Королева все видела, все знала, но изменить происходившее было не в ее власти. Тем более что советы Дианы не пропали даром – на свет стали появляться многочисленные наследники, и за это следовало быть благодарной именно ей.
Диана всегда присутствовала при рождении королевских детей, всегда лично выбирала для них кормилиц, решала, когда ребенка пора отнимать от груди, следила за порядком в замках, которые она подыскивала для летнего или зимнего пребывания царственных птенцов.
К сожалению, королевские дети часто болели, и Диана мигом приказывала привести врачей, раздобыть необходимые лекарства. Но состояние здоровья Дианы беспокоило короля Генриха ничуть не меньше. Вот что писал он своей драгоценной возлюбленной, узнав, что она нездорова:
«Любовь моя, умоляю вас написать мне о вашем здоровье, так как, услышав, что вы больны, пребываю в великой горести и не ведаю, что предпринять. Если вам по-прежнему плохо, я не хотел бы манкировать долгом вас навестить, дабы служить вам, как обещал, и еще потому, что для меня невозможно жить, столь долго не видя вас».
Тайные увлечения короля
Каким же он был в жизни, этот человек, который был неспособен жить вдали от своей Дианы? По всей видимости, это был человек незаурядный в самом прямом смысле этого слова. Венецианский посол Лоренцо Контарини, описывая Генриха, которому в ту пору было тридцать три года, говорил, что он был высок и в меру плотен, волосом черен, что у него красивый лоб, живые темные глаза и борода клинышком. Вот продолжение его описания:
Наиболее известна история с гувернанткой маленькой королевы Шотландии, вошедшей в историю под именем Марии Стюарт. Та вместе со своей наставницей Джейн Флеминг жила в замке Сен-Жермен-ан-Ле, где на полтора месяца остановился во время своих многочисленных путешествий Генрих II.
Белокурая Джейн Флеминг была очень хороша собой, а Диана даже и не помышляла о том, что у нее появилась соперница. Однако «доброжелатели» донесли ей, что происходит в замке Сен-Жермен-ан-Ле. Диана тайком прибыла туда, и когда Генрих подошел к порогу комнаты Джейн, неожиданно предстала перед ними.
– Ах, сир, – воскликнула она, – куда это вы идете? Какое оскорбление наносите вы королеве и своему сыну…
Генрих растерялся и стал что-то лепетать в свое оправдание. Екатерине Медичи, должно быть, стало бы смешно, если бы она узнала, как ее собственная соперница защищала ее честь на пороге комнаты Джейн Флеминг. Король же так дорожил обществом Дианы, что выдержал целую лавину упреков, попросил прощения и постарался срочно загладить свою вину. Однако вскоре Джейн Флеминг родила сына, которого назвали, разумеется, Генрихом.
Король по-прежнему продолжал ежедневно навещать Диану, советовался с ней обо всем, что его беспокоило, королева по-прежнему была с ней в самых приятных отношениях, и, как писал один мемуарист, это было справедливо, поскольку «по настоянию герцогини король спал в супружеской постели куда чаще, чем делал бы это по собственной воле». Однако после истории с Джейн Флеминг Генрих II стал более осмотрительным и уже старался тщательно скрывать свои сторонние увлечения. Как говорят, в случае, если он собирался ночевать в чужой постели, его всегда сопровождал доверенный лакей Пьер де Гриффон. Добравшись до места, Генрих ставил у двери преданного Гриффона, так что застать его врасплох было невозможно.
«Сложения он могучего, а потому большой любитель телесных упражнений… Короля отличает столь явная природная доброта, что в сем отношении с ним невозможно сравнить ни одного принца, даже если поискать такового во временах крайне отдаленных… Никто не видит его в гневе, разве что иногда во время охоты, когда приключится нечто досадное, да и то король не употребляет грубых слов. А потому можно сказать, что благодаря своему характеру он и впрямь очень любим…»Изменял ли он хозяйке своего сердца Диане? Конечно, изменял. Такие уж были времена, и иначе рассказ об этой великой страсти был бы неправдоподобен. Но измены Генриха были так мимолетны, и он так тщательно скрывал их от Дианы, что они кажутся капризом пресытившегося подарками ребенка.
Наиболее известна история с гувернанткой маленькой королевы Шотландии, вошедшей в историю под именем Марии Стюарт. Та вместе со своей наставницей Джейн Флеминг жила в замке Сен-Жермен-ан-Ле, где на полтора месяца остановился во время своих многочисленных путешествий Генрих II.
Белокурая Джейн Флеминг была очень хороша собой, а Диана даже и не помышляла о том, что у нее появилась соперница. Однако «доброжелатели» донесли ей, что происходит в замке Сен-Жермен-ан-Ле. Диана тайком прибыла туда, и когда Генрих подошел к порогу комнаты Джейн, неожиданно предстала перед ними.
– Ах, сир, – воскликнула она, – куда это вы идете? Какое оскорбление наносите вы королеве и своему сыну…
Генрих растерялся и стал что-то лепетать в свое оправдание. Екатерине Медичи, должно быть, стало бы смешно, если бы она узнала, как ее собственная соперница защищала ее честь на пороге комнаты Джейн Флеминг. Король же так дорожил обществом Дианы, что выдержал целую лавину упреков, попросил прощения и постарался срочно загладить свою вину. Однако вскоре Джейн Флеминг родила сына, которого назвали, разумеется, Генрихом.
Король по-прежнему продолжал ежедневно навещать Диану, советовался с ней обо всем, что его беспокоило, королева по-прежнему была с ней в самых приятных отношениях, и, как писал один мемуарист, это было справедливо, поскольку «по настоянию герцогини король спал в супружеской постели куда чаще, чем делал бы это по собственной воле». Однако после истории с Джейн Флеминг Генрих II стал более осмотрительным и уже старался тщательно скрывать свои сторонние увлечения. Как говорят, в случае, если он собирался ночевать в чужой постели, его всегда сопровождал доверенный лакей Пьер де Гриффон. Добравшись до места, Генрих ставил у двери преданного Гриффона, так что застать его врасплох было невозможно.
Жизнь втроем
Разумеется, экстравагантное поведение короля очень скоро начало вызывать порицание со стороны некоторых независимых политических деятелей, например иностранных послов. В частности, Альваротто, представитель герцога Феррарского в Париже, писал:
По вечерам, после обеда, который они обычно проводили втроем, король подчеркнуто учтиво обращался к жене:
– Вы, наверное, утомились, мадам. Поэтому не хочу принуждать вас оставаться с нами. Ступайте, отдохните…
И королева, внутри себя кипя негодованием, поднималась из-за стола и отправлялась в свои покои, не произнеся ни слова, но при этом, по словам мемуариста, «как бы невзначай, по неловкости ударяя то там, то сям ногой по встречающейся на пути мебели».
После ее исчезновения король вставал и вместе с Дианой отправлялся в покои фаворитки.
Знаток альковных похождений французских королей Ги Бретон приводит следующий пример:
Все присутствующие бросились на шум. Диану едва отыскали на ощупь и вывели, красную от смущения, на свет. Что касается короля, то у него просто не было времени навести порядок в своей одежде, и весь его вид был далек от величественности.
К счастью, Диане хватило тонкого вкуса расхохотаться, разрядив тем самым атмосферу… Эта история несколько дней развлекала двор, и королева, конечно, тоже о ней узнала».
Жизнь втроем продолжалась. Король, по словам того же Ги Бретона, «докладывал Диане о текущих государственных делах, интересовался ее мнением о проекте нового налога, о содержании готовящегося очередного договора или об ответе, который следует дать иностранному дипломату, и вся эта дискуссия длилась зачастую больше часа. Потом все немного отдыхали».
Бедная Екатерина! Безумно влюбленная в короля, она в конце концов сблизилась с Дианой и установила с ней почти дружеские отношения. Диана, в свою очередь, воспользовалась этим, чтобы утвердиться еще больше. Обе женщины продолжали улыбаться и ломать комедию, изображая искреннюю дружбу. А между тем не было, казалось, такого унижения, которого королеве удалось бы избежать. Даже в день ее коронации Диана стояла рядом с ней в отороченной горностаем пелерине, и со стороны не всякий бы угадал, кто из них королева. А во время самой церемонии корона оказалась слишком тяжела для королевы, и одна из дочерей Дианы сняла ее с головы Екатерины и положила у ног своей матери на бархатную подушечку…
Королева и бровью не повела. Казалось, ее ничего не трогает. Однако на самом деле вынужденная терпеть такие унижения, наблюдая, как вертит ее мужем эта надменная фаворитка, Екатерина не находила себе места от бессильной злобы. Ее настоящее отношение к самозванке скрыть было сложно. Как-то раз Диана невинно спросила Екатерину:
– Что вы читаете, сударыня?
– Я читаю историю Франции, – невозмутимо ответила Екатерина, – и обнаружила, что во все времена шлюхи управляли делами королей.
Страшного скандала с непоправимыми последствиями удалось избежать лишь чудом.
Почти тридцать лет спустя Екатерина Медичи писала одной из своих дочерей:
«Относительно Его Величества можно сказать, что все его мысли заняты игрой в мяч, изредка охотой и постоянно ухаживанием за вдовой сенешаля: все свободное время днем, после завтрака, и вечером, после обеда, а это в среднем не меньше восьми часов в день, он проводит с ней. Если ей случается находиться в комнате у королевы, он посылает за ней. Дело дошло до того, что все вокруг сетуют на это и отмечают, что он ведет себя еще хуже, чем покойный король… Все сходятся на том, что Его Величество даже не понимает, что его, как здесь говорят, водят за нос».Екатерине Медичи было тяжело. После длительного «бесплодия» она теперь что ни год производила на свет очередного принца или принцессу. Ее муж беспардонно пользовался этим, чтобы вполне официально устранить супругу от всех церемоний. Так как Екатерина теперь практически постоянно находилась «в ожидании счастливого прибавления», Генрих II жил в свое удовольствие, что никого и не удивляло.
По вечерам, после обеда, который они обычно проводили втроем, король подчеркнуто учтиво обращался к жене:
– Вы, наверное, утомились, мадам. Поэтому не хочу принуждать вас оставаться с нами. Ступайте, отдохните…
И королева, внутри себя кипя негодованием, поднималась из-за стола и отправлялась в свои покои, не произнеся ни слова, но при этом, по словам мемуариста, «как бы невзначай, по неловкости ударяя то там, то сям ногой по встречающейся на пути мебели».
После ее исчезновения король вставал и вместе с Дианой отправлялся в покои фаворитки.
Знаток альковных похождений французских королей Ги Бретон приводит следующий пример:
«Эта развязная манера держаться друг с другом на людях, возможно, покоробит наше сегодняшнее представление о стыдливости. Однако в XVI веке все было иначе, особенно при дворе, где жизнь короля не была тайной ни для кого. Мемуарист тех лет сообщает очень пикантный анекдот. Как-то вечером, когда Генрих II по обыкновению находился в покоях Дианы де Пуатье, вместе с несколькими друзьями, «в нем внезапно вспыхнул огонь желания, который сжигал его и заставил увести герцогиню де Валентинуа в постель».Хорошо воспитанные друзья, притворившись, что ничего не замечают, продолжали сидеть у камина и беседовать. Время от времени из темного угла, где стояла кровать фаворитки, доносились разные шумы, но никто не позволил себе прислушиваться. Но вдруг раздался какой-то треск, потом стук. В пылу любовных сражений любовники сломали кровать, и герцогиня свалилась в пролом.
Все присутствующие бросились на шум. Диану едва отыскали на ощупь и вывели, красную от смущения, на свет. Что касается короля, то у него просто не было времени навести порядок в своей одежде, и весь его вид был далек от величественности.
К счастью, Диане хватило тонкого вкуса расхохотаться, разрядив тем самым атмосферу… Эта история несколько дней развлекала двор, и королева, конечно, тоже о ней узнала».
Жизнь втроем продолжалась. Король, по словам того же Ги Бретона, «докладывал Диане о текущих государственных делах, интересовался ее мнением о проекте нового налога, о содержании готовящегося очередного договора или об ответе, который следует дать иностранному дипломату, и вся эта дискуссия длилась зачастую больше часа. Потом все немного отдыхали».
Бедная Екатерина! Безумно влюбленная в короля, она в конце концов сблизилась с Дианой и установила с ней почти дружеские отношения. Диана, в свою очередь, воспользовалась этим, чтобы утвердиться еще больше. Обе женщины продолжали улыбаться и ломать комедию, изображая искреннюю дружбу. А между тем не было, казалось, такого унижения, которого королеве удалось бы избежать. Даже в день ее коронации Диана стояла рядом с ней в отороченной горностаем пелерине, и со стороны не всякий бы угадал, кто из них королева. А во время самой церемонии корона оказалась слишком тяжела для королевы, и одна из дочерей Дианы сняла ее с головы Екатерины и положила у ног своей матери на бархатную подушечку…
Королева и бровью не повела. Казалось, ее ничего не трогает. Однако на самом деле вынужденная терпеть такие унижения, наблюдая, как вертит ее мужем эта надменная фаворитка, Екатерина не находила себе места от бессильной злобы. Ее настоящее отношение к самозванке скрыть было сложно. Как-то раз Диана невинно спросила Екатерину:
– Что вы читаете, сударыня?
– Я читаю историю Франции, – невозмутимо ответила Екатерина, – и обнаружила, что во все времена шлюхи управляли делами королей.
Страшного скандала с непоправимыми последствиями удалось избежать лишь чудом.
Почти тридцать лет спустя Екатерина Медичи писала одной из своих дочерей:
«Я радушно принимала мадам де Валентинуа, ибо король вынуждал меня к этому, и при этом я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так к величайшему своему сожалению, ибо никогда жена, любящая своего мужа, не будет любить его шлюху».Последнее слово королева объясняла даже с некоторым юмором:
«Потому что называть ее иначе невозможно, как бы особам нашего положения ни было тягостно произносить подобные слова».
Последний поединок короля
В 1552 году в Венеции были опубликованы предсказания известного астролога, который рекомендовал Генриху проявить особую осторожность, когда ему исполнится сорок лет, потому что именно в это время ему будет угрожать тяжелое ранение в голову. Причиной ранения астролог назвал дуэль, но тогда предсказание это вызвало лишь насмешку, так как у королей дуэлей не бывает.
Екатерина была очень суеверна, как, впрочем, и Диана. Изготовили амулеты-обереги, Екатерина постоянно молилась о здравии короля, но сам король лишь беспечно отмахивался от всевозможных предостережений.
28 июня 1559 года начались празднования по случаю обручения сестры короля Маргариты Французской. По этому поводу решили устроить пятидневный турнир, и Генрих II объявил, что готов сразиться с любым противником, будь то принц голубых кровей, странствующий рыцарь или простой оруженосец.
Екатерина была очень суеверна, как, впрочем, и Диана. Изготовили амулеты-обереги, Екатерина постоянно молилась о здравии короля, но сам король лишь беспечно отмахивался от всевозможных предостережений.
28 июня 1559 года начались празднования по случаю обручения сестры короля Маргариты Французской. По этому поводу решили устроить пятидневный турнир, и Генрих II объявил, что готов сразиться с любым противником, будь то принц голубых кровей, странствующий рыцарь или простой оруженосец.