Конституции некоторых государств Африки содержат в тексте лишь отдельные положения, касающиеся демократических прав и свобод, но дают отсылки (обычно в преамбуле) к Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и Всеобщей декларации прав человека 1948 г.
По поводу такой системы провозглашения и регламентации демократических прав и свобод в государственно-правовой литературе высказываются различные мнения. Прежде всего, не существует единства взглядов по вопросу о том, носит ли преамбула к конституции нормативный характер, или ее следует рассматривать лишь как торжественную декларацию. Э. Корвин в своем известном комментарии к американской Конституции пишет: «Преамбула, строго говоря, не является частью конституции, но лишь «идет перед ней». Сама по себе она не может дать основания для требования ни со стороны правительственной власти, ни со стороны отдельных лиц». Другие ученые, например, исследователь индийской Конституции Дур га Дас Базу, напротив, считают, что преамбула является органической частью конституции и имеет обязательную силу.
Конституционные гарантии прав личности действительны тогда, когда они закреплены не только (и не столько) в тексте Основного закона, сколько в развернутой системе устоявшихся процедурных правил, которые на практике реализуют жизненность этих конституционных гарантий. Так, римское право, заложившее классические правовые основы гражданского общества, предусматривало, например, ограничение продолжительности речи обвинителя шестью часами, в то время как обвиняемому и его адвокатам можно было выступать в свою защиту девять часов. Это правило, описанное античным римским юристом Плинием младшим[33], лучше, чем любая общая декларация, демонстрирует гарантии права на защиту в суде 2000-летней давности. Вообще страны, впитавшие античные или некоторые религиозные традиции, имеют тысячелетние основы для прав человека. Как отмечал в 1869 г. известный русский мыслитель Владимир Соловьев, «христианство за много веков до принятия во Франции «Декларации прав человека и гражданина» даровало людям большинство из известных и наиболее значимых прав и свобод»[34].
Директор Института Принстонского Университета (США) Эфраим Исаак подчеркивает ту же мысль по отношению к идеям Ветхого Завета и современным концепциям прав человека[35].
Конституционное самообразование современного российского общества, попытки переосмыслить роль государства в современном мире тесно связаны со стремлением осознать проблему эффективности конституционной системы с точки зрения ее достаточности для удовлетворения прав и свобод граждан. Самое прямое отношение к этой проблеме имеют слова Нобелевского лауреата Иосифа Бродского, прозвучавшие в его Нобелевской лекции: «Политическая система, форма общественного устройства, как всякая система вообще, есть, по определению, форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему)… Философия государства, его этика, не говоря о его эстетике, – всегда вчера».
Это, конечно, художественное, но довольно точное определение того бесспорного факта, что даже самая лучшая для условий своего времени конституционная система может начать сдерживать прогресс и мешать развитию общества, если в ней не заложена возможность для изменения и приспособления к новым экономическим, политическим и иным условиям. И дело здесь не только в поправках к тексту самой конституции либо принятии новой конституции. Конституция США 1787 г. с небольшим числом поправок сумела обеспечить за прошедшие два века преодоление многочисленных конституционных, политических и экономических кризисов во многом потому, что изначально была основана на общечеловеческих правовых ценностях, в том числе на идее свободы личности.
Вообще, нравственный уровень общества решающим образом сказывается на морали, этике и эстетике конституционного строя, а значит, с неизбежностью и на судьбе государства и его граждан.
Конституционная декларация прав личности присутствовала практически во всех «социалистических» конституциях, но не имела в действительности механизма, который обеспечивал бы реальность декларативных положений Основного закона. Так как для оценки реальности обеспечения прав человека конституционно-правовая практика значительно важнее чистой конституционной теории, закрепленной в тексте соответствующего раздела Основного закона, важно усвоить конституционные уроки тех стран, где конституционно-правовые гарантии прав личности реально, а не декларативно обеспечивались в течение веков или, по крайней мере, многих последних десятилетий.
Известный английский политический деятель XVIII столетия Э. Берк справедливо писал: «Старые государственные устройства оценивались по результатам деятельности. Если народ был счастлив, сплочен, богат и силен, то остальное можно считать доказанным. Мы считаем, что все хорошо, если хорошее преобладает. Результаты деятельности старых государств, конечно, были различны по степени целесообразности; разные коррективы вносились в теорию, подчас вообще обходились без теории, уповая на практику»[36].
Достижение такой гармонии конституционного строя, при которой возможен максимальный для конкретного исторического периода уровень счастья и благополучия его граждан, зачастую относят к области идеальных, утопических, а потому недостижимых идей. Действительно, многие идеи Платона, Т. Мора и Т. Кампанеллы остались только на бумаге.
Однако в теории конституционализма нередко упускается из вида, что история человечества знает и примеры осуществленных утопий, когда утопические конституционные идеи приводили к созданию и порой успешному функционированию в течение определенного времени реальных государственных систем, основанных на этих идеях.
Как известно, существует два варианта перевода слова «утопия» с древнегреческого языка: один из них – «место, которого нет», второй – «благословенная страна». Первый активно поддерживал В.И. Ленин, который писал, что «утопия – место, которого нет, фантазия, вымысел, сказка»[37]. (В действительности Ленин сам был утопистом, пытавшимся воплотить в жизнь свои представления о «благословенной стране».) Конкретные примеры осуществленных исторических утопий оставляют место только для второго варианта перевода – «утопия» как «благословенная страна»: утопическая республика иезуитов в XVII–XVIII вв. существовала в «месте, которое есть», а точнее в Южной Америке на территории современного Парагвая. Иезуиты создали государство на базе религиозных правовых принципов и провозглашали равенство в обладании необходимым, порицали жажду накопления собственности, поддерживали всеобщее право (и обязанность) на получение образования. Эти идеи, корни которых восходят к общинам первых христиан, иезуиты пытались (поначалу довольно успешно) в течение нескольких десятилетий XVIII века осуществить в рамках идеального государства – Республики Гуарани[38].
Французский мыслитель Ш. Монтескье, который знаменит формулированием современной доктрины разделения властей, сравнивал авторов законодательства Республики Гуарани с Ликургом и Платоном. Он писал о том, что иезуиты управляли людьми с целью сделать их счастливыми и что эта «модель республики» реализовала мечты об Утопии. Энциклопедист Французского Просвещения Д. Дидро также с уважением писал о трудах иезуитов в Южной Америке. По требованию европейских монархов утопическое государство после девятилетней войны было разрушено, а орден иезуитов запрещен почти на полвека.
В последние годы возрождается интерес к правовым идеям, пришедшим к нам из религии. Например, в США в ответ на усиление насилия в средних школах законодательно закреплено вывешивание в школах «Десяти заповедей» Моисея: не убий; не укради; не прелюбодействуй; не лжесвидетельствуй и т. д. 29 марта 2000 г. Законодательное собрание штата Кентукки приняло закон о вывешивании «Десяти заповедей» не только в школах, но и в общественных местах. Надлежащее соблюдение этих норм в настоящее время выглядит достаточно утопическим, как, вероятно, и 3000 лет назад. Однако в XVIII в. «Десять заповедей» вошли в законодательство штата Массачусетс, где преобладали протестанты-пуритане.
Независимость суда и его значение для ограничения любой экспансии со стороны, например, монархической власти известны еще со времен Ветхого Завета. Протоиерей Александр Мень, цитируя известного русского философа Н. Бердяева, писавшего о том, что в Священном Писании «есть много убийственного» для концепции самодержавной монархии, делает очень интересный вывод: «В теократическом правлении, основанном Моисеем, уже находились зародыши… такого общества, которое построено не на произволе монарха, а на конституции и законе[39]. В этом отношении Библия резко противостоит почти всему Древнему Востоку»[40]. Этот вывод может показаться неожиданным, однако многие важные правовые, в том числе и конституционно-правовые, традиции восходят именно к временам библейских текстов, что придает этим традициям дополнительный духовный и моральный авторитет…
В любом государстве правовое положение личности во многом определяется экономической основой соответствующего государства. Буржуазные революции, уничтожившие феодальные привилегии и сословное неравенство, предоставили формально каждому индивидууму равный правовой статус, материальным содержанием которого является частная собственность. Предоставление равных возможностей всем гражданам предполагает в соответствии с принципами конституционализма самостоятельную реализацию их в действительности. Эффективность подобной реализации находится в прямой и непосредственной зависимости от материального статуса гражданина, т. е. от характера и размера находящейся в его обладании частной собственности. Таким образом, личности предоставляется полная свобода самостоятельно реализовать свои возможности как в сфере экономической, так и политической. Государство вмешивается в этот процесс лишь постольку, поскольку оно силой своего принудительного аппарата обеспечивает внешние юридические условия, в рамках которых действует личность. Подобное положение создает иллюзию беспристрастности государства по отношению к любой личности вне зависимости от ее социального положения. Эта иллюзия культивируется и поддерживается всеми средствами идеологического воздействия.
Согласно классическим концепциям либерализма личность рассматривалась как автономная по отношению к государству, если она выполняла перед ним все свои обязанности (уплата налогов, воинская повинность, соблюдение законов). В индустриальном обществе положение в значительной степени изменяется, так как государство, с одной стороны, регулирует определенные сферы деятельности гражданского общества, а с другой стороны, оно начинает осуществлять отдельные социальные функции (страхование по безработице, бесплатное начальное образование, пенсионное обеспечение, бесплатное медицинское обслуживание), что создает для личности возможность добиться осуществления своих отдельных интересов через государство.
Общество атомистично по своему характеру, каждая составляющая его личность считается независимой по отношению к другой личности. Это в свою очередь определяет индивидуализм общества, в основе которого лежит свобода владения и распоряжения собственностью. К. Маркс указывал: «…право человека на свободу основывается не на соединении человека с человеком, а, наоборот, на обособлении человека от человека. Оно – право этого обособления, право ограниченного, замкнутого в себе индивида.
Практическое применение права человека на свободу есть право человека на частную собственность…
Эта индивидуальная свобода, как и это использование ее, образует основу гражданского общества. Она ставит всякого человека в такое положение, при котором он рассматривает другого человека не как осуществление своей свободы, а, наоборот, как ее предел»[41].
§ 4. Классификация прав и свобод
По поводу такой системы провозглашения и регламентации демократических прав и свобод в государственно-правовой литературе высказываются различные мнения. Прежде всего, не существует единства взглядов по вопросу о том, носит ли преамбула к конституции нормативный характер, или ее следует рассматривать лишь как торжественную декларацию. Э. Корвин в своем известном комментарии к американской Конституции пишет: «Преамбула, строго говоря, не является частью конституции, но лишь «идет перед ней». Сама по себе она не может дать основания для требования ни со стороны правительственной власти, ни со стороны отдельных лиц». Другие ученые, например, исследователь индийской Конституции Дур га Дас Базу, напротив, считают, что преамбула является органической частью конституции и имеет обязательную силу.
Конституционные гарантии прав личности действительны тогда, когда они закреплены не только (и не столько) в тексте Основного закона, сколько в развернутой системе устоявшихся процедурных правил, которые на практике реализуют жизненность этих конституционных гарантий. Так, римское право, заложившее классические правовые основы гражданского общества, предусматривало, например, ограничение продолжительности речи обвинителя шестью часами, в то время как обвиняемому и его адвокатам можно было выступать в свою защиту девять часов. Это правило, описанное античным римским юристом Плинием младшим[33], лучше, чем любая общая декларация, демонстрирует гарантии права на защиту в суде 2000-летней давности. Вообще страны, впитавшие античные или некоторые религиозные традиции, имеют тысячелетние основы для прав человека. Как отмечал в 1869 г. известный русский мыслитель Владимир Соловьев, «христианство за много веков до принятия во Франции «Декларации прав человека и гражданина» даровало людям большинство из известных и наиболее значимых прав и свобод»[34].
Директор Института Принстонского Университета (США) Эфраим Исаак подчеркивает ту же мысль по отношению к идеям Ветхого Завета и современным концепциям прав человека[35].
Конституционное самообразование современного российского общества, попытки переосмыслить роль государства в современном мире тесно связаны со стремлением осознать проблему эффективности конституционной системы с точки зрения ее достаточности для удовлетворения прав и свобод граждан. Самое прямое отношение к этой проблеме имеют слова Нобелевского лауреата Иосифа Бродского, прозвучавшие в его Нобелевской лекции: «Политическая система, форма общественного устройства, как всякая система вообще, есть, по определению, форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему)… Философия государства, его этика, не говоря о его эстетике, – всегда вчера».
Это, конечно, художественное, но довольно точное определение того бесспорного факта, что даже самая лучшая для условий своего времени конституционная система может начать сдерживать прогресс и мешать развитию общества, если в ней не заложена возможность для изменения и приспособления к новым экономическим, политическим и иным условиям. И дело здесь не только в поправках к тексту самой конституции либо принятии новой конституции. Конституция США 1787 г. с небольшим числом поправок сумела обеспечить за прошедшие два века преодоление многочисленных конституционных, политических и экономических кризисов во многом потому, что изначально была основана на общечеловеческих правовых ценностях, в том числе на идее свободы личности.
Вообще, нравственный уровень общества решающим образом сказывается на морали, этике и эстетике конституционного строя, а значит, с неизбежностью и на судьбе государства и его граждан.
Конституционная декларация прав личности присутствовала практически во всех «социалистических» конституциях, но не имела в действительности механизма, который обеспечивал бы реальность декларативных положений Основного закона. Так как для оценки реальности обеспечения прав человека конституционно-правовая практика значительно важнее чистой конституционной теории, закрепленной в тексте соответствующего раздела Основного закона, важно усвоить конституционные уроки тех стран, где конституционно-правовые гарантии прав личности реально, а не декларативно обеспечивались в течение веков или, по крайней мере, многих последних десятилетий.
Известный английский политический деятель XVIII столетия Э. Берк справедливо писал: «Старые государственные устройства оценивались по результатам деятельности. Если народ был счастлив, сплочен, богат и силен, то остальное можно считать доказанным. Мы считаем, что все хорошо, если хорошее преобладает. Результаты деятельности старых государств, конечно, были различны по степени целесообразности; разные коррективы вносились в теорию, подчас вообще обходились без теории, уповая на практику»[36].
Достижение такой гармонии конституционного строя, при которой возможен максимальный для конкретного исторического периода уровень счастья и благополучия его граждан, зачастую относят к области идеальных, утопических, а потому недостижимых идей. Действительно, многие идеи Платона, Т. Мора и Т. Кампанеллы остались только на бумаге.
Однако в теории конституционализма нередко упускается из вида, что история человечества знает и примеры осуществленных утопий, когда утопические конституционные идеи приводили к созданию и порой успешному функционированию в течение определенного времени реальных государственных систем, основанных на этих идеях.
Как известно, существует два варианта перевода слова «утопия» с древнегреческого языка: один из них – «место, которого нет», второй – «благословенная страна». Первый активно поддерживал В.И. Ленин, который писал, что «утопия – место, которого нет, фантазия, вымысел, сказка»[37]. (В действительности Ленин сам был утопистом, пытавшимся воплотить в жизнь свои представления о «благословенной стране».) Конкретные примеры осуществленных исторических утопий оставляют место только для второго варианта перевода – «утопия» как «благословенная страна»: утопическая республика иезуитов в XVII–XVIII вв. существовала в «месте, которое есть», а точнее в Южной Америке на территории современного Парагвая. Иезуиты создали государство на базе религиозных правовых принципов и провозглашали равенство в обладании необходимым, порицали жажду накопления собственности, поддерживали всеобщее право (и обязанность) на получение образования. Эти идеи, корни которых восходят к общинам первых христиан, иезуиты пытались (поначалу довольно успешно) в течение нескольких десятилетий XVIII века осуществить в рамках идеального государства – Республики Гуарани[38].
Французский мыслитель Ш. Монтескье, который знаменит формулированием современной доктрины разделения властей, сравнивал авторов законодательства Республики Гуарани с Ликургом и Платоном. Он писал о том, что иезуиты управляли людьми с целью сделать их счастливыми и что эта «модель республики» реализовала мечты об Утопии. Энциклопедист Французского Просвещения Д. Дидро также с уважением писал о трудах иезуитов в Южной Америке. По требованию европейских монархов утопическое государство после девятилетней войны было разрушено, а орден иезуитов запрещен почти на полвека.
В последние годы возрождается интерес к правовым идеям, пришедшим к нам из религии. Например, в США в ответ на усиление насилия в средних школах законодательно закреплено вывешивание в школах «Десяти заповедей» Моисея: не убий; не укради; не прелюбодействуй; не лжесвидетельствуй и т. д. 29 марта 2000 г. Законодательное собрание штата Кентукки приняло закон о вывешивании «Десяти заповедей» не только в школах, но и в общественных местах. Надлежащее соблюдение этих норм в настоящее время выглядит достаточно утопическим, как, вероятно, и 3000 лет назад. Однако в XVIII в. «Десять заповедей» вошли в законодательство штата Массачусетс, где преобладали протестанты-пуритане.
Независимость суда и его значение для ограничения любой экспансии со стороны, например, монархической власти известны еще со времен Ветхого Завета. Протоиерей Александр Мень, цитируя известного русского философа Н. Бердяева, писавшего о том, что в Священном Писании «есть много убийственного» для концепции самодержавной монархии, делает очень интересный вывод: «В теократическом правлении, основанном Моисеем, уже находились зародыши… такого общества, которое построено не на произволе монарха, а на конституции и законе[39]. В этом отношении Библия резко противостоит почти всему Древнему Востоку»[40]. Этот вывод может показаться неожиданным, однако многие важные правовые, в том числе и конституционно-правовые, традиции восходят именно к временам библейских текстов, что придает этим традициям дополнительный духовный и моральный авторитет…
В любом государстве правовое положение личности во многом определяется экономической основой соответствующего государства. Буржуазные революции, уничтожившие феодальные привилегии и сословное неравенство, предоставили формально каждому индивидууму равный правовой статус, материальным содержанием которого является частная собственность. Предоставление равных возможностей всем гражданам предполагает в соответствии с принципами конституционализма самостоятельную реализацию их в действительности. Эффективность подобной реализации находится в прямой и непосредственной зависимости от материального статуса гражданина, т. е. от характера и размера находящейся в его обладании частной собственности. Таким образом, личности предоставляется полная свобода самостоятельно реализовать свои возможности как в сфере экономической, так и политической. Государство вмешивается в этот процесс лишь постольку, поскольку оно силой своего принудительного аппарата обеспечивает внешние юридические условия, в рамках которых действует личность. Подобное положение создает иллюзию беспристрастности государства по отношению к любой личности вне зависимости от ее социального положения. Эта иллюзия культивируется и поддерживается всеми средствами идеологического воздействия.
Согласно классическим концепциям либерализма личность рассматривалась как автономная по отношению к государству, если она выполняла перед ним все свои обязанности (уплата налогов, воинская повинность, соблюдение законов). В индустриальном обществе положение в значительной степени изменяется, так как государство, с одной стороны, регулирует определенные сферы деятельности гражданского общества, а с другой стороны, оно начинает осуществлять отдельные социальные функции (страхование по безработице, бесплатное начальное образование, пенсионное обеспечение, бесплатное медицинское обслуживание), что создает для личности возможность добиться осуществления своих отдельных интересов через государство.
Общество атомистично по своему характеру, каждая составляющая его личность считается независимой по отношению к другой личности. Это в свою очередь определяет индивидуализм общества, в основе которого лежит свобода владения и распоряжения собственностью. К. Маркс указывал: «…право человека на свободу основывается не на соединении человека с человеком, а, наоборот, на обособлении человека от человека. Оно – право этого обособления, право ограниченного, замкнутого в себе индивида.
Практическое применение права человека на свободу есть право человека на частную собственность…
Эта индивидуальная свобода, как и это использование ее, образует основу гражданского общества. Она ставит всякого человека в такое положение, при котором он рассматривает другого человека не как осуществление своей свободы, а, наоборот, как ее предел»[41].
§ 4. Классификация прав и свобод
Конституции и другие нормы конституционного права провозглашают права и свободы самого различного характера и содержания, поэтому немаловажное значение имеет их классификация и систематизация. В науке отсутствует единая классификация прав и свобод. Например, некоторые американские авторы предлагают деление прав и свобод на первостепенные (существенные) и второстепенные (менее существенные). В первую категорию включаются право на свободу, право на равенство, свобода передвижения, свобода выражения мнений, свобода совести, гражданство и право голоса, право на справедливое уголовное правосудие. Все остальные права и свободы относятся, следовательно, к категории «менее существенных».
Немецкий ученый Т. Маунц предлагает делить права и свободы на две группы: основные права гражданина и основные права человека. Отличие второй группы от первой состоит в том, что включаемые в нее права и свободы носят не позитивный, а естественный характер, поэтому они в совокупности своей рассматриваются как некое надгосударственное установление, дарованное человеку свыше, помимо государства и права. Аргументируя «боннскую идейную установку», согласно которой основные права делятся на государственные и надгосударственные, Т. Маунц пишет: «…основные права не создаются государством, не нуждаются в его признании, не могут быть ограничены или вовсе ликвидированы им. Они присущи индивидууму как таковому. Они охраняют свободу не только от незаконного, но и от законного государственного принуждения»[42].
Основные права и свободы можно подразделить на три группы в зависимости от характера отношений, возникающих между индивидуумом и государством, а также между самими индивидуумами. Во-первых, личность как член гражданского общества наделяется определенными социально-экономическими правами и свободами; во-вторых, личность как член политической общности наделяется определенными политическими правами и свободами. И, наконец, в-третьих, как физическое лицо личность наделяется определенными личными правами и свободами. Хотя это деление и нельзя признать исчерпывающим, оно, тем не менее, облегчает анализ конкретных прав и свобод.
1. Социально-экономические права и свободы определяют правовое положение личности как члена гражданского общества. Важнейшим из этих прав является право на владение и распоряжение частной собственностью. Это фундаментальнейшее право обеспечено всеми средствами юридической защиты от посягательства как со стороны отдельных лиц, так и органов самого государства. В ранних конституциях принцип священности и неприкосновенности частной собственности был доведен до логического конца, что нашло свое выражение в запрещении каких-либо конфискаций или реквизиций иначе как в строго установленных законом случаях (как правило, по приговору суда или в военных целях). Типичной в этом отношении является ст. 11 бельгийской Конституции 1831 г., которая гласит: «Никто не может быть лишен своей собственности иначе как для общественной пользы, в случаях и в порядке, установленных законом, и при условии справедливого предварительного возмещения».
В новых конституциях закреплена возможность отчуждения частной собственности в интересах общества. В качестве примера можно сослаться на ст. 43 Конституции Итальянской Республики: «В целях общей пользы закон может первоначально закрепить или же передать при условии выплаты компенсации государству, публичным учреждениям, объединениям трудящихся или потребителей определенные предприятия или категории предприятий, относящиеся к основным публичным службам или к источникам энергии, или обладающие монопольным положением и составляющие предмет важных общественных интересов».
После Второй мировой войны конституциями Италии, Дании, Индии, Японии, Гватемалы, Коста-Рики, Габона, Бангладеш, Марокко, ряда других государств было провозглашено право на труд. В ряде конституций право на труд провозглашается лишь как желание или цель, к которой стремится государство. Так, в статье 56 политической Конституции Коста-Рики говорится: «Труд является правом человека и его обязанностью в отношении общества. Государство должно стремиться к тому, чтобы все люди были заняты честным и полезным трудом, надлежаще вознаграждаемым, и не допускать условий, в какой-либо форме нарушающих свободу или достоинство человека или низводящих труд до положения предмета простой торговли. Государство гарантирует право свободного выбора работы».
Некоторые послевоенные конституции провозглашают также право на равную плату за равный труд и право на отдых, которые иногда рассматриваются как органическое продолжение права на труд. Наиболее четкое выражение эти положения нашли в итальянской Конституции: «Трудящийся имеет право на вознаграждение, соответствующее количеству и качеству его труда и достаточное во всяком случае для обеспечения ему и его семье свободного и достойного существования… Трудящийся имеет право на еженедельный отдых и на ежегодный оплачиваемый отпуск; он не может от них отказаться» (ст. 36). Иногда Основной закон содержит лишь упоминания об этих правах, как, например, в Конституции Уругвая: «Закон признает за каждым занятым трудом рабочим и служащим право на свободу нравственных и гражданских убеждений, справедливое вознаграждение, ограничение рабочего дня, еженедельный отдых и охрану здоровья и нравственности» (ст. 54). Весьма подробно социально-экономические права трудящихся регламентируются в разделе II Конституции Федеративной Республики Бразилии 1988 г.
Важнейшим завоеванием трудящихся является право на коллективные действия в защиту своих интересов, в частности право на забастовку, которое провозглашается либо признается конституционным правом всех демократических стран. В то же время зарубежное трудовое законодательство предусматривает различные способы и методы ограничения этого права. Особенно распространенным является запрещение всеобщих стачек, политических забастовок, забастовок солидарности, пикетирования. Широко применяется принудительный арбитраж, арест забастовочных фондов, запрещение или прекращение забастовок судебными приказами и многое другое.
В числе экономических завоеваний трудящихся можно назвать также страхование по безработице, пенсионирование престарелых и инвалидов, охрану женского и детского труда.
В некоторых современных странах все еще существует фактическое неравенство женщин, которое особенно наглядно проявляется в сфере социально-экономической. Так, женщины, как правило, получают меньшую заработную плату за тот же труд, что и мужчины.
2. Политические права и свободы, которыми гражданин наделяется как член политической общности, определяют его правовое положение в системе общественных отношений, возникающих в процессе осуществления государственной власти. Современные конституции признают за всеми гражданами равный политический статус, что нашло свое выражение в принципе «равенство всех перед законом». Граждане наделяются широким кругом политических прав и свобод.
Важнейшим политическим правом является избирательная правосубъектность гражданина, состоящая из активного и пассивного избирательного права, открывающая для граждан не только возможность участвовать в формировании представительных учреждений, но и проводить в них своих представителей.
Особое значение имеют права, обеспечивающие свободу выражения мнений, – свобода слова, печати, право на получение информации, а также свобода распространения информации. Многие теоретики утверждают, что каждый человек вправе высказывать любые мнения и суждения по любому вопросу и что в подлинно демократической стране должен существовать «свободный рынок идей». Так, К. Маркс писал, что любое вмешательство государства в сферу духовной деятельности человека есть произвол и беззаконие: «Законы, которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица, – это не что иное, как позитивные санкции беззакония»[43].
Однако общим правилом является то, что свобода выражения мнений отнюдь не рассматривается как абсолютное право. Верховный суд США еще в 1931 г. в решении по делу «Heap против Штата Миннесоты» постановил: «Свобода слова и свобода прессы… не являются абсолютными правами, и государство может наказывать за злоупотребление ими». Американское право в принципе предусматривает уголовную или гражданскую ответственность за такие злоупотребления свободой выражения мнений, как подстрекательство к совершению преступления, оскорбление суда, клевета на частных или официальных лиц, распространение непристойностей. Следует подчеркнуть, что основания ответственности за эти правонарушения детально и достаточно узко регламентированы Верховным судом с тем, чтобы в максимальной степени оградить конституционно охраняемую свободу слова и печати от ограничений в законодательстве.
Шведский Акт о свободе печати 1974 г. (с изменениями 1976 г.) содержит весьма подробный перечень «преступлений против свободы печати», наказуемых согласно закону в судебном порядке. К их числу относятся «высказывания в печатном произведении», содержащие в себе подстрекательства к совершению государственной измены, измены родине, подстрекательство к войне, уголовному преступлению, невыполнению гражданских обязанностей, распространение слухов, угрожающих безопасности государства, клевету на живого или умершего, оскорбление и т. д. Преступными считаются также публикации как умышленно, так и по небрежности сведений, представляющих собой государственную или военную тайну. Закон подробно регулирует порядок ответственности и виды санкций, устанавливает перечень особых принудительных мер. Этот закон – около двух печатных листов – по своему объему намного превышает Конституцию США и конституции многих других государств.
В число духовных свобод, провозглашаемых конституциями, входит свобода совести, включающая и право придерживаться атеистических убеждений, которая исторически возникла как веротерпимость, т. е. признаваемое государством за каждым гражданином право исповедовать любую религию. Свобода совести предполагает отделение церкви от государства и школы от церкви.
В некоторых старых конституциях устанавливалось провозглашение государственной церкви (Англия, Норвегия, Колумбия). Многие послевоенные конституции также провозглашают государственную религию. Так, в статье 3 Конституции Исламской Республики Пакистан 1973 г. записано: «Ислам является государственной религией Пакистана». Это положение конкретизируется вст. 31 (1): «Будут предприняты шаги для того, чтобы мусульмане, индивидуально и коллективно, строили свою жизнь в соответствии с фундаментальными принципами и основными концепциями ислама, а также для предоставления средств, посредством которых они могли бы понять значение жизни в соответствии с Святым Кораном и Сунной».
Одной из важных свобод является свобода союзов и свобода ассоциаций, которые в современную эпоху провозглашаются конституциями всех демократических государств. Свобода союзов означает законодательное признание за всеми гражданами права на создание профессиональных союзов для защиты своих интересов. Профессиональные союзы создаются явочным порядком. Они наделяются правами юридического лица, а их уставы подлежат регистрации в компетентных государственных органах. Так, статья 39 итальянской Конституции, которая регламентирует порядок осуществления свободы союзов, гласит: «Образование профсоюзов свободно. Профсоюзам не могут быть вменены какие-либо обязательства, кроме их регистрации в местных или центральных учреждениях согласно правилам, установленным законом. Зарегистрированные профсоюзы имеют право юридического лица. Представительствуя с числом голосов, пропорциональным числу членов в каждом союзе, они могут заключать коллективные трудовые договоры, имеющие обязательную силу для всех лиц, принадлежащих к тем категориям трудящихся, которых касаются эти договоры».
Немецкий ученый Т. Маунц предлагает делить права и свободы на две группы: основные права гражданина и основные права человека. Отличие второй группы от первой состоит в том, что включаемые в нее права и свободы носят не позитивный, а естественный характер, поэтому они в совокупности своей рассматриваются как некое надгосударственное установление, дарованное человеку свыше, помимо государства и права. Аргументируя «боннскую идейную установку», согласно которой основные права делятся на государственные и надгосударственные, Т. Маунц пишет: «…основные права не создаются государством, не нуждаются в его признании, не могут быть ограничены или вовсе ликвидированы им. Они присущи индивидууму как таковому. Они охраняют свободу не только от незаконного, но и от законного государственного принуждения»[42].
Основные права и свободы можно подразделить на три группы в зависимости от характера отношений, возникающих между индивидуумом и государством, а также между самими индивидуумами. Во-первых, личность как член гражданского общества наделяется определенными социально-экономическими правами и свободами; во-вторых, личность как член политической общности наделяется определенными политическими правами и свободами. И, наконец, в-третьих, как физическое лицо личность наделяется определенными личными правами и свободами. Хотя это деление и нельзя признать исчерпывающим, оно, тем не менее, облегчает анализ конкретных прав и свобод.
1. Социально-экономические права и свободы определяют правовое положение личности как члена гражданского общества. Важнейшим из этих прав является право на владение и распоряжение частной собственностью. Это фундаментальнейшее право обеспечено всеми средствами юридической защиты от посягательства как со стороны отдельных лиц, так и органов самого государства. В ранних конституциях принцип священности и неприкосновенности частной собственности был доведен до логического конца, что нашло свое выражение в запрещении каких-либо конфискаций или реквизиций иначе как в строго установленных законом случаях (как правило, по приговору суда или в военных целях). Типичной в этом отношении является ст. 11 бельгийской Конституции 1831 г., которая гласит: «Никто не может быть лишен своей собственности иначе как для общественной пользы, в случаях и в порядке, установленных законом, и при условии справедливого предварительного возмещения».
В новых конституциях закреплена возможность отчуждения частной собственности в интересах общества. В качестве примера можно сослаться на ст. 43 Конституции Итальянской Республики: «В целях общей пользы закон может первоначально закрепить или же передать при условии выплаты компенсации государству, публичным учреждениям, объединениям трудящихся или потребителей определенные предприятия или категории предприятий, относящиеся к основным публичным службам или к источникам энергии, или обладающие монопольным положением и составляющие предмет важных общественных интересов».
После Второй мировой войны конституциями Италии, Дании, Индии, Японии, Гватемалы, Коста-Рики, Габона, Бангладеш, Марокко, ряда других государств было провозглашено право на труд. В ряде конституций право на труд провозглашается лишь как желание или цель, к которой стремится государство. Так, в статье 56 политической Конституции Коста-Рики говорится: «Труд является правом человека и его обязанностью в отношении общества. Государство должно стремиться к тому, чтобы все люди были заняты честным и полезным трудом, надлежаще вознаграждаемым, и не допускать условий, в какой-либо форме нарушающих свободу или достоинство человека или низводящих труд до положения предмета простой торговли. Государство гарантирует право свободного выбора работы».
Некоторые послевоенные конституции провозглашают также право на равную плату за равный труд и право на отдых, которые иногда рассматриваются как органическое продолжение права на труд. Наиболее четкое выражение эти положения нашли в итальянской Конституции: «Трудящийся имеет право на вознаграждение, соответствующее количеству и качеству его труда и достаточное во всяком случае для обеспечения ему и его семье свободного и достойного существования… Трудящийся имеет право на еженедельный отдых и на ежегодный оплачиваемый отпуск; он не может от них отказаться» (ст. 36). Иногда Основной закон содержит лишь упоминания об этих правах, как, например, в Конституции Уругвая: «Закон признает за каждым занятым трудом рабочим и служащим право на свободу нравственных и гражданских убеждений, справедливое вознаграждение, ограничение рабочего дня, еженедельный отдых и охрану здоровья и нравственности» (ст. 54). Весьма подробно социально-экономические права трудящихся регламентируются в разделе II Конституции Федеративной Республики Бразилии 1988 г.
Важнейшим завоеванием трудящихся является право на коллективные действия в защиту своих интересов, в частности право на забастовку, которое провозглашается либо признается конституционным правом всех демократических стран. В то же время зарубежное трудовое законодательство предусматривает различные способы и методы ограничения этого права. Особенно распространенным является запрещение всеобщих стачек, политических забастовок, забастовок солидарности, пикетирования. Широко применяется принудительный арбитраж, арест забастовочных фондов, запрещение или прекращение забастовок судебными приказами и многое другое.
В числе экономических завоеваний трудящихся можно назвать также страхование по безработице, пенсионирование престарелых и инвалидов, охрану женского и детского труда.
В некоторых современных странах все еще существует фактическое неравенство женщин, которое особенно наглядно проявляется в сфере социально-экономической. Так, женщины, как правило, получают меньшую заработную плату за тот же труд, что и мужчины.
2. Политические права и свободы, которыми гражданин наделяется как член политической общности, определяют его правовое положение в системе общественных отношений, возникающих в процессе осуществления государственной власти. Современные конституции признают за всеми гражданами равный политический статус, что нашло свое выражение в принципе «равенство всех перед законом». Граждане наделяются широким кругом политических прав и свобод.
Важнейшим политическим правом является избирательная правосубъектность гражданина, состоящая из активного и пассивного избирательного права, открывающая для граждан не только возможность участвовать в формировании представительных учреждений, но и проводить в них своих представителей.
Особое значение имеют права, обеспечивающие свободу выражения мнений, – свобода слова, печати, право на получение информации, а также свобода распространения информации. Многие теоретики утверждают, что каждый человек вправе высказывать любые мнения и суждения по любому вопросу и что в подлинно демократической стране должен существовать «свободный рынок идей». Так, К. Маркс писал, что любое вмешательство государства в сферу духовной деятельности человека есть произвол и беззаконие: «Законы, которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица, – это не что иное, как позитивные санкции беззакония»[43].
Однако общим правилом является то, что свобода выражения мнений отнюдь не рассматривается как абсолютное право. Верховный суд США еще в 1931 г. в решении по делу «Heap против Штата Миннесоты» постановил: «Свобода слова и свобода прессы… не являются абсолютными правами, и государство может наказывать за злоупотребление ими». Американское право в принципе предусматривает уголовную или гражданскую ответственность за такие злоупотребления свободой выражения мнений, как подстрекательство к совершению преступления, оскорбление суда, клевета на частных или официальных лиц, распространение непристойностей. Следует подчеркнуть, что основания ответственности за эти правонарушения детально и достаточно узко регламентированы Верховным судом с тем, чтобы в максимальной степени оградить конституционно охраняемую свободу слова и печати от ограничений в законодательстве.
Шведский Акт о свободе печати 1974 г. (с изменениями 1976 г.) содержит весьма подробный перечень «преступлений против свободы печати», наказуемых согласно закону в судебном порядке. К их числу относятся «высказывания в печатном произведении», содержащие в себе подстрекательства к совершению государственной измены, измены родине, подстрекательство к войне, уголовному преступлению, невыполнению гражданских обязанностей, распространение слухов, угрожающих безопасности государства, клевету на живого или умершего, оскорбление и т. д. Преступными считаются также публикации как умышленно, так и по небрежности сведений, представляющих собой государственную или военную тайну. Закон подробно регулирует порядок ответственности и виды санкций, устанавливает перечень особых принудительных мер. Этот закон – около двух печатных листов – по своему объему намного превышает Конституцию США и конституции многих других государств.
В число духовных свобод, провозглашаемых конституциями, входит свобода совести, включающая и право придерживаться атеистических убеждений, которая исторически возникла как веротерпимость, т. е. признаваемое государством за каждым гражданином право исповедовать любую религию. Свобода совести предполагает отделение церкви от государства и школы от церкви.
В некоторых старых конституциях устанавливалось провозглашение государственной церкви (Англия, Норвегия, Колумбия). Многие послевоенные конституции также провозглашают государственную религию. Так, в статье 3 Конституции Исламской Республики Пакистан 1973 г. записано: «Ислам является государственной религией Пакистана». Это положение конкретизируется вст. 31 (1): «Будут предприняты шаги для того, чтобы мусульмане, индивидуально и коллективно, строили свою жизнь в соответствии с фундаментальными принципами и основными концепциями ислама, а также для предоставления средств, посредством которых они могли бы понять значение жизни в соответствии с Святым Кораном и Сунной».
Одной из важных свобод является свобода союзов и свобода ассоциаций, которые в современную эпоху провозглашаются конституциями всех демократических государств. Свобода союзов означает законодательное признание за всеми гражданами права на создание профессиональных союзов для защиты своих интересов. Профессиональные союзы создаются явочным порядком. Они наделяются правами юридического лица, а их уставы подлежат регистрации в компетентных государственных органах. Так, статья 39 итальянской Конституции, которая регламентирует порядок осуществления свободы союзов, гласит: «Образование профсоюзов свободно. Профсоюзам не могут быть вменены какие-либо обязательства, кроме их регистрации в местных или центральных учреждениях согласно правилам, установленным законом. Зарегистрированные профсоюзы имеют право юридического лица. Представительствуя с числом голосов, пропорциональным числу членов в каждом союзе, они могут заключать коллективные трудовые договоры, имеющие обязательную силу для всех лиц, принадлежащих к тем категориям трудящихся, которых касаются эти договоры».