Аббасзаде Гусейн. Просьба

   Афет в задумчивости вертела ключ вокруг пальца, пока он не сорвался и не улетел куда-то под стол. Бахман очень быстро нашел его. Афет растерянно улыбнулась,
   - Простите, вынудила вас искать... Спасибо!
   - За что спасибо, Афет? Вот вам спасибо. Я никогда не забуду. Вы очень смелая девушка...
   - Наоборот, я трусиха...
   - Ну, не скромничайте. Побежать среди ночи искать телефонную будку и звонить в "Скорую", когда во дворе такое, творится, не каждая отважилась бы. Я знаю, где телефон-автомат, до него по крайней мере два-три квартала. Вы смелая и внимательная девушка.
   Афет в смущении крутила ключ.
   - Вы сказали - заботливая, и мне вспомнился один случай,- сказала она.Если рассказать, вы надо мной посмеетесь...
   - Расскажите,- попросил Бахман,- я смеяться не стану.
   - Ну, ладно...- Афет улыбнулась.- В прошлом году дело было. Сдали мы письменный экзамен по геометрии, идем все вместе, четыре подруги, домой. Обогнала нас машина - шла па бешеной скорости - и прямо на наших глазах переехала кошку. Водитель мог ее и объехать, но, видно, жестоким был человек. Кошка осталась жива, но подняться не могла, задние лапы были раздавлены. Мы ее подняли, положили у стенки. Бедное животное так мяукало, глядя на нас! Я говорю: "Девочки, давайте отнесем ее в ветеринарную лечебницу,- может, там ей помогут". Девочки посмеялись надо мной, и двое сразу сказали: "Только этого недоставало, с дохлой кошкой возиться!" - и ушли, а одна осталась со мной, мы остановили такси и отвезли кошку в лечебницу. Там сказали, что помочь животному нельзя, подохнет, разве что сразу надо отрезать задние лапы, а что кошке делать без них? Лучше всего избавить ее от мучений, сделать укол, и все. Я так тогда плакала! И подруга тоже расстроилась. А что было делать,- оставили кошку в ветлечебнице... А на другой день все ребята в школе знали, что мы на такси возили спасать животное. Многим это казалось смешным, иные рассказывали об этом так, как рассказывают анекдот, а кое-кто пытался даже дразнить меня: "Бедная кошка, бедная кошка!" Вот вам и чуткость!
   - Надеюсь, из-за меня вас дразнить не будут?
   Афет смешалась. Очень кстати для нее на пороге возникла Гюляндам-хала с целым набором остро наточенных ножей и ножниц.
   - Ай гыз,- сказала она, увидев Афет,- почему не проходишь в комнату?
   - Я ухожу, Гюляндам-нене, дело есть.
   - Чтобы не забыть: твоя мать просила передать тебе, что купила кизил,будет время, перебери, вечером собирается варить варенье.
   Афет ушла. Гюляндам-хала на деревянном бруске проверила, как заточены ножи. Лезвия были как бритвы.
   - Ай молодец этот точильщик, хоть и не мусульманин, свое дело знает, да упокоит аллах душу его отца! Прямо обновил все это, да пойдут ему впрок взятые деньги!
   Ни минуты не отдыхая, Гюляндам-хала разложила по местам выглаженное и сложенное стопами белье и принялась готовить обед.
   Бахман раскрыл было книгу, но из головы не выходила история с кошкой. Порой он по два-три раза прочитывал в книге одно и то же место, но вникнуть в прочитанное и запомнить не мог - история с кошкой пересиливала все. Неясно, зачем Афет все это рассказала? Просто так, не подумав? Едва ли. Может, давала понять, что уж к нему-то никакой особой чуткости и заботливости она не проявила, пусть не воображает, она с равным вниманием и заботой относится ко всем, даже к бессловесному существу... А может быть, рассказав эту историю, она хотела подчеркнуть, что она не какая-нибудь бездушная девица? Во всяком случае, она не зря рассказала. И как смутилась, когда он высказал надежду, что за внимание к нему ее дразнить не станут! А впрочем, нет худа без добра ночное происшествие позволило ему познакомиться с Афет, с которой он до сих пор лишь издали здоровался. Он узнал ее с лучшей стороны, Гюляндам-хала постаралась его просветить, да ведь, чего греха таить, он и раньше невольно засматривался на девушку - она выделилась простотой и естественностью поведения, да и одевалась просто. Наверное, как и другие девушки, она хотела бы модно и красиво одеваться (чтобы девушка да этого не хотела!), но не могла себе этого позволить,- сколько зарабатывала мать, чтобы одевать дочку по последней моде? Как ни люби, как ни лелей единственное дитя, зеницу ока своего, как говорится, а выше головы не прыгнешь. Как хорошо, что была введена школьная форма, и абсолютно все одевались одинаково, не различишь, кто из состоятельной, а кто из бедной семьи, тут уж за нарядами ничего не скроешь: какая есть, такая есть. Почему бы не ввести такую вот униформу для студентов высших учебных заведений? Одевались бы все одинаково до тех пор, пока не выйдут в самостоятельную жизнь, не станут сами зарабатывать,- потом ходи в чем угодно, хоть в золотой парче, хоть в хрустальных туфлях. Единая форма одежды для вуза еще важнее, чем для школьников. В вузе окончательно формируются взгляды на жизнь, крепнут убеждения. А разве способствуют этому торгашеская разнузданность и мещанское самодовольство? Некоторые студентки совершенно обнаглели - идут в институт как на выставку мод: каждый день на них все новое, невиданное... Похоже, они имеют возможность переодеваться десять раз на дню, и делали бы это, если бы только могли успеть в перерывах между лекциями... Особенно выделялась одна худущая особа - она красила волосы в разные цвета, на одной неделе бывала и брюнеткой, и блондинкой, и шатенкой, и даже седой, как старуха, и ногти, и губы красила в соответствующий цвет, и одевалась, и обувалась в тон волос - с ног до головы все на ней было или черное, или белое, или золотистое, или голубое, невероятно дорогое; да, в магазинах таких шикарных нарядов не найдешь. Где она их покупала, на какие средства?! Для всех это было* тайной, но всем было ясно одно: какие бы высокие оклады или заработки ни были у родителей, их не хватило бы на такие наряды, даже если сами они круглый год не пили бы и не ели, жили одним воздухом. Хорошенький пример для остальных! Значит, рассуждали ребята, наши предки всю жизнь вкалывали, и нам предстоит вкалывать, чтобы эта спекулянтская дочка шиковала и на нас свысока смотрела? На БАМ ведь она не поедет, в деревню ее не пошлешь, папа оставит ее в городе... Да и что ей, пустоголовой кукле, делать на БАМе, в деревне, на заводе? Что она успеет узнать и что унесет из института, если все время и все мысли ее заняты не учением, а иными делами?
   С тех пор как Бахман увидел Афет, он видел ее только в двух нарядах: в школьной форме, как сейчас, и в ситцевом халатике в мелкий цветочек, в котором она выходила во двор. Школьная форма ей очень, шла. И хотя Бахман видел многих девушек в такой форме и у себя в районе, и тут, в городе, ему казалось, что ни на одной из них она не сидит вот так естественно, словно влитая, как на Афет. В этом простом наряде она выглядела такой милой, застенчивой, симпатичной! Для парня, думал он, не так важны одежда и внешность, а для девушки все это важно. Она должна одеваться аккуратно, выглядеть целомудренной, не бросать вызов обществу. Бахман терпеть не мог тех, кто старался выделиться. Приглядываясь к девушкам из своей группы, он заметил, что скромно одетые, не имеющие на себе ничего лишнего девушки никогда не дружат с разряженными девицами, стараются держаться подальше от модниц, а те в свою очередь держатся на расстоянии от "простых", особенно деревенских. С первых дней пребывания в институте каждый нашел себе подходящую компанию, подружился с тем, кто чем-то ближе - вкусами, привычками. Потом придет время, найдутся друзья, близкие по образу мыслей, по устремлениям, по взглядам на жизнь. Но первый интуитивный выбор редко бывает ошибочным, чаще всего первые товарищи - это друзья на всю жизнь. Вот Афет... С такой девушкой подружиться, наверное, было бы счастьем. Если бы она могла одеться во все самое лучшее, записные модницы подохли бы с горя... Да, скромность скромностью, а необходимое иметь не мешало бы. Не только девушке, но и парню. Вот он заскочил однажды в универмаг "Баку" купить общую тетрадь, не удержался - заглянул в отдел мужской одежды. Знакомые молодые ребята примеряли модные пиджаки из серого букле. Он тоже было разохотился, выбрал себе пиджак, как будто на пего сшитый и недорогой, двадцать один рубль всего, как раз по студенческому карману. У него было с собой семь рублей с мелочью, можно выписать чек, сбегать на квартиру за деньгами, но тогда не хватило бы дотянуть до стипендии. Занять не у кого, пришлось бы написать домой, мать, конечно, денег нашла бы, у домашних кусок из глотки вырвала бы ради этого, но он решил, что нельзя ставить семью в трудное положение, лучше подождать до новой стипендии и, если повезет, купить, а там он как-нибудь перебьется. Когда он уходил, не выписав чека, один из парней сказал: "Почему не купил? Лучше этого пиджака не найдешь. Я все время смотрю - аж завидно: сидит на тебе как выточенный, а я вот своего размера не нашел, попросил продавца, чтобы тот подыскал мне пиджак пятидесятого размера, в долгу, мол, не останусь, а он говорит, что такие пиджаки каждый день не выбрасывают, даже на складе их нет. Бери, что такое двадцать рублей? Это всего две бутылки приличного коньяка. Подумай, что заплатил за коньяк и выпил".
   Бахман не брал в рот ни капли спиртного, коньяка - тем более, сравнение цен на пиджак и коньяк его не убедило, так и ушел с пустыми руками... Зато ни у кого не одолжался и мать не затруднял...
   - Гани-баба! - закричал кто-то писклявым голоском.
   Бахмаи выглянул во двор; толстый мальчишка лет десяти - двенадцати, стоя в воротах лицом к веранде Гани-киши, громко и монотонно, словно звал глухого, продолжал кричать:
   - Гани-баба-а-а! Гани-баба-а-а!
   Открылась дверь веранды; Гани-киши медленно, осторожно спустился во двор.
   - Чего тебе, сынок?
   - Я пришел за копилкой, Гани-баба. Вы сказали, что сегодня будет готова.
   - Копилка?!
   Мальчик решил, что старик забыл про нее.
   - Вы меня не узнали, Гани-баба? Позавчера мы с товарищем приходили. Вы сказали, что сделаете мне такую копилку, как у него... Вот я и деньги принес.Мальчик вынул из кармана брюк рубль.--.Вот, возьмите.
   - Помню, помню, сынок. Все помню. Сказал, что сделаю, да вот не выполнил обещания.
   - Но вы сказали, чтобы я сегодня пришел.
   - Да, сынок, сказал и сегодня утром должен был закончить твою копилку, да вот еще и другие дела набежали, тоже должен был сделать, а вечером мне нездоровилось, ведь я стар уже, сынок, да еще, на беду, проспал сегодня... Давай так договоримся: приходи послезавтра и забирай свою копилку. Я тебе самую лучшую сделаю, еще лучше, чем у твоего товарища. Договорились?
   Мальчик важно кивнул, сунул рубль в карман штанишек и, попрощавшись, ушел.
   А Гани-киши помрачнел, сгорбился еще больше. Он не привык обманывать и терпеть не мог мастеров, которые гоняют клиентов без конца, всегда вовремя выполнял заказы и не краснел ни перед кем, а вот мальчика невольно пришлось обмануть...
   Присев на ступеньку веранды, Гани-киши закурил и, посасывая сигарету, смотрел на выводок котят, игравших вокруг своей матери. Кругленькие пушистые котята ползали по ней, кувыркались, наскакивали друг на друга. Время от времени они замирали и оглядывались. Нет, все спокойно, им ничто не грозит, да и мать не тревожится - и они снова принимались за свое.
   Гани-киши смотрел на котят, а мысли его были о себе, о ночной истории, которая сильно его надломила. Подавленный случившимся, он долго не появлялся во дворе. И даже соврал мальчику, что проспал, хотя на самом деле и не спал вовсе и встретил утро на ногах.
   Бахман и Гюляндам-хала переговаривались до утра, и все время у старика горел свет, а с его веранды доносились звуки передвигаемых предметов - старик убирал в комнате, приводил ее в порядок после буйства сынка Али-гулу. Где уж тут спать, да еще проспать! После такого скандала и позора надо быть камнем, чтобы забыть весь этот переполох. И где взять силы, чтобы приняться за дело? Обычно Бахмаи просыпался от стука деревянного молотка, которым орудовал Гани-киши, а сегодня не слышал этого звука- не до работы старику...
   Насытившись, насосавшись материнского молока, котята беззаботно резвились. Гани-киши не мог оторвать от них глаз. "Надо же,- думал он,- как они милы! Всякое живое существо прекрасно в младенчестве. Хоть людей возьми, хоть животных - не налюбуешься. И родители чего только ради детей не делают, чего только не терпят! Вот ведь этот озорной чертенок дергает мать за хвост, а тот кусает за ухо, а двое возятся у нее на спине, а она и не шелохнется - пусть играют, раз им приятно. Да, таков уж закон природы: и человек, и животное холят и лелеют своих детей. При этом человек думает, что, пока ребенок мал, он мало что разумеет, а вот вырастет, ума наберется - и оценит заботу и ласку родителей. А животное и об этом не думает, потому что у животных, когда детеныши повзрослеют, они уже не признают отца-матери. Человеческое дитя от звериного детеныша тем и отличается, что, вырастая, не теряет привязанности к отцу-матери, чувство долга перед ними имеет и поддерживает их в старости. Ну, а чем от животного отличается Алигулу?" И, подумав так, Гани-киши тяжко вздохнул: не повезло ему с детьми, не повезло...
   VI
   Выходя из поликлиники, где ему сняли бинт и заклеили ссадину лейкопластырем, Бахман подумал с облегчением, что завтра пойдет в институт. На углу он опустил в почтовый ящик письмо матери, а проходя по книжному пассажу, услышал, как его окликнули:
   - Бахман!
   Обернувшись, он увидел, что к нему, улыбаясь, подходит Афет с книгой в одной руке и с портфелем в другой. Ее сияющий взгляд озарил лицо Бахмана как солнце.
   - Садам, Бахман.
   - Салам! - Бахман не смог скрыть радости.- Как вы тут оказались? Школа, наверное, рядом?
   - Школа не тут, а напротив Баксовета, сюда я забежала за книгой.- Она показала аккуратную книжечку в голубом переплете.- Недавно вышла, учитель литературы рекомендовал купить, в этом году будет много сочинений, так что иногда уместно будет привести изречения выдающихся людей, они на разные мысли наталкивают, да и работа бывает содержательней.
   - Да, в десятом классе писать приходится много.
   - Мне кажется, самый трудный экзамен - письменный по литературе. Я так боюсь... волнуюсь. А когда волнуешься, не можешь выразить свою мысль как надо.
   - Я тоже не силен в письме. В аттестате зрелости по письменному у меня четверка, На приемном экзамене в институт я получил тройку. К счастью, по другим предметам оценки были высокие, нужный балл удалось набрать... Не хочу вас пугать, но советую: готовьтесь серьезнее, большинство абитуриентов срезаются именно на письменном.
   - Все так говорят.
   Бахман взял у девушки книгу, полистал.
   - "Мудрые изречения". Надо будет купить. Афет, занятая своими мыслями, продолжала:
   - Говорят, некоторые приносят на письменный экзамен шпаргалки и с них как-то ловко списывают. Двадцать минут - и сочинение готово...
   - Шпаргалкой пользоваться тоже надо уметь. Один из наших получил четверку, а другой - срезался. А одного вообще из аудитории выгнали... Вы что, хотите на всякий случай прихватить на экзамен шпаргалку?
   Афет положила "Мудрые изречения" в портфель.
   - Что вы! - Она по-детски скривилась.- Я и в школе ими никогда не пользуюсь. Некоторые говорят, что без шпаргалок не обойтись, а я думаю, что мне их и в руки брать нельзя. Чужие мысли списывать - все равно что воровать. Будешь оглядываться, и экзаменаторы тотчас поймут, в чем дело, опозорят так, что и имя свое забудешь. Нет уж, если буду поступать, напишу как умею...
   Они вышли из книжного пассажа и, перейдя на правую сторону улицы, направились к Центральному универмагу. Бахман, обрадованный встречей с Афет, даже не соображал, куда он идет, пока девушка не спросила:
   - Вы домой?
   - Да, в городе дел у меня нет, завернул сюда маме письмо отправить; если в условленный день письма не получит, очень волнуется.
   - Моя мама тоже такая беспокойная. Хорошо, что живем в Баку, и школа тут, и институты всякие, не надо никуда ехать, а то с таким характером, как у мамы, она разлуки не перенесет.
   - А если вас полюбит какой-нибудь парень, поженитесь, и он увезет вас в другой город, что тогда станет делать тетя Гури?
   Афет, обернувшись, с укором и изумлением взглянула па Бахмана, и он понял, что не следовало так говорить. "Ну и дурак же я! Кажется, все испортил... Она о таком и не помышляла - о замужестве, а я ляпнул... да еще парня из другого города выискал... А сам-то я откуда? Ведь тоже из другого города... Подумает, себя имею в виду. Вместо того чтобы подправить бровь, выбил глаз..."
   - Вы поймите меня правильно, Афет: в наше время не всегда удается прожить там, где родился и учился. Вот вы поступите в институт, закончите его, и вас в Баку не оставят, а пошлют куда-нибудь... Как тогда тетя Гури?
   - Ну, это еще когда будет! И будет ли? Сначала надо школу окончить да в институт поступить... Так что пока рано думать о том, куда пошлют по окончании института. Мы теперь озабочены тем, как поступить в институт. Ведь за нами никого нет, нет у нас ни одного влиятельного человека, который мог бы помочь. Надежда только на себя... Стараюсь получать хорошие отметки по профилирующим предметам, во всех олимпиадах участвую... Грамоты и свидетельства - они ведь при конкурсе учитываются?
   - Да. А вы в какой институт хотите поступить?
   - В АПИ. Хочу стать учительницей. Учительницей в начальной школе.
   - Почему в начальной?
   - У нас в школе была прекрасная учительница. Мы полюбили ее с первого дня. Как вошла, поздоровалась, ласково так, приветливо, так и приковала нас к себе... Матерей иных так не любят, как мы полюбили нашу Амину. И с тех пор как подумаю, кем стать, так ее вижу. Строгая, седая, в очках... И десятки доверчивых чистых глаз смотрят на нее неотрывно: ведь она открывает им неведомый мир знаний, ведет их в жизнь...- Афет вздохнула.- Конечно, мама хочет, чтобы я стала врачом. Ослушаться ее - грех, а душа к медицине не лежит. Что делать, пока не решила, но стать учительницей- моя мечта. Хочу быть такой, как Амина-ханум... Во всяком случае, хочу быть похожей на нее.
   Слушая Афет, Бахман улыбался.
   - Чему вы улыбаетесь?
   - Не могу вас представить такой...
   - Какой?
   - Ну, седой... и в очках. Необязательно учительнице быть такой... Я представляю, как через пять-шесть лет в класс входит хорошенькая девушка лет двадцати трех, и детям кажется, что перед ними богиня...
   На этот раз улыбнулась Афет. Слова парня маслом разливались по сердцу Афет. Даже уверенные в своей красоте девушки любят, когда им кто-то дает понять, что они красивы.
   Бахман в своем воображении представлял Афет и врачом, и учительницей. И приходил к выводу, что лучше бы ей быть врачом, это ей больше подходит: в строгом белом халате и белой шапочке она выглядела бы, наверное, еще лучше, чем с мелом в руке у доски. Может, ей на роду написано быть врачом? Вот ведь как она рвалась помочь медбрату. Кто боится одного вида крови, кого передергивает от страха при мысли, что надо прикоснуться к ране, тот врачом не станет.
   - Значит, старой меня представить не можете?
   - Не могу. Сейчас вам о старости и загадывать не надо. А вот будь я на вашем месте, послушался бы тетю Гури...
   - Советуете подать документы в мединститут? Даже если я исполню желание мамы и получу диплом, мне придется искать себе другую работу. У меня не хватит выдержки и терпения на больных, ведь каждый будет на что-то жаловаться, чего-то просить, и так - один за другим, изо дня в день, в сущности, одно и то же. А с детьми, мне кажется, я никогда не устану.
   - А я вот вспомнил ту ночь... вспомнил и подумал, что вы наверняка станете медиком.
   - Ну, оказать первую помощь пострадавшему, перевязать рану каждый должен уметь...
   - Уметь - не главное. Главное - хотеть.
   Афет поймала на лету лист чинары; похожий на раскрытую ладонь, он хотя и пожелтел, но еще не ссохся, не увял и был очень красив. Взяв его за черешок, Афет помахивала им как веером.
   - В ту ночь мама очень расстроилась... Она сердечная женщина. Все время говорила о вас. Бедному всегда, говорит, ветер навстречу. Ни за что ни про что парень пострадал. Хотел защитить старика. И вот пожалуйста... Одним словом, моей маме такие, как вы, нравятся... Он, говорит, не такой, как эти проходимцы у нас в тупике; спасибо матери, что воспитала такого сына.- Говоря, Афет взглядывала на Бахмана, чтобы узнать, какое впечатление производят на него ее слова.- Я не раз слышала, что и Гюляндам-нене вас хвалит...
   Бахман смутился. Может быть, для того чтобы выйти из положения, он осторожно взял Афет за руку и понюхал желтый лист чинары, как цветок.
   - Лист чинары не имеет запаха,- сказала Афет.- Вот у нас есть герань, она хорошо пахнет.
   - Я знаю, что лист чинары не пахнет, а почему-то захотелось понюхать,ответил Бахман, а сам подумал: "Что я делаю и что говорю?"-У нас в районе много чинар. Одна растет прямо перед нашей дверью. Бабушка говорила, что ее посадил еще мой прадед...
   - О-о...
   - У нас растут такие чинары, возраста которых никто не знает. Посажены, может быть, двести, триста лет тому назад...
   - В семнадцатом веке?! Я таких чинар не видала...
   - Увидеть их - не проблема. Вот доживем до каникул и, если желаете, поедем к нам в район, много любопытного увидите, и чинары тоже.
   - Это очень далеко?
   - И поездом, и автобусом можно за один день обернуться туда и обратно. А если решитесь поехать, в тот же день возвращаться не придется, у нас гостей любят...
   Лист чинары, которым беззаботно помахивала Афет, выскользнул из ее пальцев и упал на дорогу, по которой мчались машины. Бахман хотел было поднять его, но Афет сказала: "Не надо".
   Они шли вверх по улице Видади.
   Афет оказалась не такой простой, как можно было подумать сначала, но и хитрости в ней, кажется, тоже не было; во всяком случае, будь она себе на уме, как другие, ни за что не сказала бы, что Бахман понравился матери, что мать о нем говорит и с похвалой о нем отзывается,- ведь, как это часто бывает, имея взрослых дочерей, матери смотрят на парней с прицелом. Афет не такая, это чистосердечная девушка. Как хорошо было бы, если она пошла бы учиться в мединститут! Пусть не па одном курсе... С ней стоит дружить!
   Бахман впервые в жизни шел с девушкой по улице вот так, запросто беседуя. В районе так не пройдешь. Там сразу возникнет переполох, поползут догадки и сплетни: дочь такого-то гуляет с сыном такого-то... Слух распространяется с быстротой молнии, и молодых людей опозорят в два счета, поэтому парни и особенно девушки ведут себя осторожно. Город, да еще такой, как Баку, где больше полутора миллионов жителей,- совсем иное дело. Тут люди друг друга не знают, знакомые могут только случайно встретиться, и кому какое дело, чья дочь с чьим сыном идут по улице? Никто даже искоса 'не взглянет. Как говорится, в Баку ты как капля в море. И тут из пустячного дела или поступка события не делают... Одним словом, в городе человек чувствует себя свободнее, и это нравилось Бахману. Он жалел сейчас только о том, что всякой дороге бывает конец,- вон уж показался дом, в котором живут Гюляндам, Гури, Гани-киши и другие. На пустыре перед домом, на месте разрушенных плоскокрыших домишек, соорудили овощную палатку. Сбоку от помещения кучами были навалены баклажаны, лук и арбузы, а с другой стороны громоздились уложенные друг на друга ящики с виноградом и помидорами. Перед лотком в очереди стояло множество людей. Очередь не двигалась, потому что молодой продавец в грязном халате выслушивал нотацию капитана Тахмазова:
   - Тебе выделили тут уголок палатку поставить, а ты что делаешь? Не сказали ведь: займи всю эту территорию, нет? А ты весь квартал мусором засыпал, настоящий базар устроил. Ну, что молчишь?
   А что говорить? Луковой шелухой были засыпаны и тротуар, и проезжая часть, и скверик.
   - Что это такое, тебя спрашиваю? - наседал Тахмазов, и продавец обрел наконец дар речи:
   - Ай товарищ участковый, что мне, бедному, делать, ветер же! Утром из своего кармана дворнику рубчик дал, чтобы он подмел вокруг, а шелуха опять разлетелась!
   - Ну, допустим, шелуха, а на это что ты скажешь? Тут тоже ветер виноват? Капитан указал на огромные бочки, до краев наполненные гнилыми помидорами и арбузами. Скисший от жары сок сочился сквозь клепку, разливался по асфальту.В этой антисанитарии тоже ветер виноват? Тут люди ходят, женщины, дети, старики, любой может поскользнуться, упасть, сломают себе руки-ноги, ты об этом думаешь?
   - Ай начальник, зачем так говоришь? Разве я не понимаю? Клянусь, только вчера вечером ребята вокруг вымыли. Бочки старые, новых не дают, здесь чистишь или убираешь - с другого боку течет...
   - А почему ты эти отходы не увозишь, не убираешь, а?
   - Какие же это отходы, это же деньги, товарищ капитан! Я это гнилье увезу на свалку, а кто мне поверит, что помидоры эти и арбузы испортились? Пока они тут, их спишут, уберу - мне придется платить за эти отходы как за товар! Вот завтра-послезавтра придут из нашего управления, акт составят, тогда все это можно выкинуть.