Страница:
— Я вернулся в Америку, — продолжал Роудс, — и решился на эксгумацию трупа. Скрыв от своей семьи, настоял на подобной процедуре, и уже наши американские эксперты-патологоанатомы исследовали тело Элизабет. Должен сказать, что самого меня в этот момент там не было. Я бы просто не смог во второй раз наблюдать за всем этим… В общем, наши эксперты подтвердили все мои опасения. Элизабет не была пьяна. Хотя после ее смерти прошло несколько месяцев, тем не менее специалисты исследовали ее костные ткани и пришли к однозначному выводу. Но более того… Они посчитали, что смерть не могла наступить в результате удара автомобиля, смерть Элизабет наступила от удушья.
Дронго еще раз взглянул на листы бумаги, подписанные экспертами. «Нужно будет в первую очередь обратиться к этим экспертам», — подумал он. Очень интересно, что они не заметили явного убийства и нашли не существующий в крови алкоголь. Для любого патологоанатома такая ошибка просто невозможна.
— После этого я снова прилетел в Москву, — продолжал Роудс, — мы, южане, любим справедливость. Мне хотелось узнать, кто мог убить мою девочку и почему он за это не отвечает? Я пошел на прием в прокуратуру республики. Принял меня заместитель прокурора России. Он любезно меня выслушал, пообещал принять меры.
Я показал ему экспертные заключения российских и американских экспертов, указал на явное несоответствие смерти моей девочки официальному заключению. Он твердо пообещал, что дело будет проверено. Но с тех пор прошел уже целый месяц. Когда я, позвонив, поинтересовался, что именно происходит, мне сказали, что следователь занимается моим делом, но ничего конкретного они пока сообщить не могут. Целый месяц они не могли просто проверить показания экспертов, узнать, почему те дали такое некомпетентное заключение. И вы хотите, чтобы я поверил в российское правосудие? В их следователей и прокуроров? Мой прадед охранял свои земли с винтовкой в руках. Он учил моего отца, что в жизни важно самому решать свои проблемы. Поэтому я не собираюсь больше никого ни о чем просить. Я достаточно состоятельный человек, чтобы нанять частного детектива, надеюсь, вас не обижает это выражение. Я понимал, что американский детектив здесь ничего не сделает. Россия слишком специфическая страна, со своими характерными особенностями, чтобы в ней мог добиться успеха иностранец. Я искал такого человека, как вы, Дронго, пока из Нью-Йорка не позвонил мой знакомый и не порекомендовал мне обратиться к Пьеру Дюнуа.
Роудс чуть отдышался после долгой речи и продолжал:
— Я готов оплатить любые издержки, которые появятся в ходе расследования.
Меня интересуют только два вопроса. Кто и почему это сделал? Пока я не получу ответа на оба вопроса, я не успокоюсь. Вы согласны помочь мне в этом деле?
Дронго взглянул на сидевшего перед ним человека. В его глазах были огромное, безмерное горе и капля надежды. Он смотрел на Дронго и ждал его согласия. Нет страшнее горя, чем горе человека, потерявшего своего ребенка.
Дронго заметил, как дрожит правая рука Роудса, как дергается его щека.
— Да, — сказал он, — я согласен. Мне понадобятся копии всех имеющихся у вас документов. И ваше полное доверие, сенатор.
Глава 4
Офицер смотрел на фотографию стоявшего перед ним человека. Все было правильно. Правильные лица, упрямый взгляд, небольшой шрам на подбородке.
Человек нетерпеливо оглядывался по сторонам, ожидая, когда пограничник вернет наконец его паспорт.
Офицер еще раз вгляделся в его лицо. Конечно, это тот самый человек, чья фотография в паспорте. Но почему тогда этот тип так нетерпеливо оглядывается, словно не решаясь смотреть пограничнику в глаза? Офицер ввел в компьютер номер паспорта. Нет, здесь никаких проблем. Паспорт был чистым. На него не было никаких запросов или особых отметок. Но пограничника по-прежнему смущало это лицо на фотографии. Или он где-то видел этого типа?
Нет, вспомнить невозможно, а дальше тянуть было нельзя. Нужно ставить отметку о выезде. Черт с ним, пусть уезжает. В конце концов, если этот тип в чем-то и провинился, будет лучше, если он уедет из страны, чем останется здесь.
Пограничник поднял штамп, собираясь проставить его оттиск в паспорте. Еще раз посмотрел на фотографию и на стоявшего перед ним человека и поставил штамп.
Пассажир забрал свой служебный паспорт и двинулся дальше, туда, где уже светились магазины беспошлинной торговли, находящиеся как бы в пустом правовом пространстве, за границей самого государства. Офицер посмотрел ему вслед и взял следующий паспорт. Он пропустил еще двоих, все время думая о том человеке, когда за спиной появился его сменщик.
— Как дела? — спросил он.
— Все в порядке, — офицер был молод, ему было всего двадцать пять лет, и ему нравилась его почетная должность. Попасть на работу в международный аэропорт Шереметьево в Москве было достаточно сложно, и, если бы не влиятельный дядя из кабинета министров, ему светило бы распределение в Мурманск или на границу Таджикистана, куда отправили большую часть ребят их курса. Но молодой офицер, кроме своего значительного дяди, обладал и другими достоинствами. Он был настойчив, внимателен, отличался наблюдательностью и склонностью к анализу.
Именно поэтому, покинув свое рабочее место, он сразу отправился в дежурную часть, где попросил девушку-прапорщика уступить ему компьютер. Та охотно предоставила ему свое место. Она была молода и красива. И по-своему справедливо считала, что он специально нашел повод посидеть в ее обществе несколько минут.
Впрочем, она и не возражала. Ведь этот офицер был довольно симпатичным и милым парнем.
Но на этот раз она, кажется, ошиблась. Он сел за компьютер и стал сосредоточенно набирать имя только что ушедшего пассажира, даже не взглянув в сторону девушки, что было очень неприятно, но в душе она продолжала надеяться, что все это поза и он лишь создает видимость незаинтересованности.
Между тем запрошенные данные не давали результатов. Ни такой фамилии, ни подобного номера паспорта в их компьютере не было. Туда попадали данные о малейших нарушениях паспортного режима и любых подозрительных лицах, но этой фамилии компьютер не показал. Офицер изменил в фамилии одну букву, надеясь, что это поможет в его поисках. Потом изменил еще одну. Безрезультатно.
Уже в последней попытке он снова набрал фамилию чем-то взволновавшего его человека. Что-то в нем ему не понравилось. И этот упрямый взгляд, и этот характерный шрам. Он снова заработал на клавиатуре компьютера, запрашивая фотографии людей, разыскиваемых властями. Замелькали лица, но он уже не столько смотрел на них, сколько, обернувшись, улыбался сидевшей рядом девушке. Может, он действительно проявляет излишнюю бдительность?
Однако верный своему принципу доводить любое дело до конца, молодой человек продолжал, хотя уже не очень внимательно, следить за экраном, просматривая фотографии особо опасных преступников или разыскиваемых лиц, которые уже когда-то пытались нарушить государственную границу и попали в своеобразный «черный список» пограничников. Он не ожидал ничего конкретного, пока не мелькнуло знакомое лицо. Офицер вернул первоначальное изображение, которое уже сменила на экране другая фотография.
Так и есть. Перед ним была фотография того самого человека, который только что прошел мимо него с синим служебным паспортом. Теперь он не сомневался, что видел это лицо. Конечно, видел. Особо опасный рецидивист, трижды судимый Дьяков Федор Константинович. Он видел это лицо еще два года назад, когда знакомился со списком особо опасных контрабандистов, запомнил именно из-за этого шрама. Точно такой шрам был у его младшего брата. Офицер помнил, как в детстве они поспорили с братом и в гневе он толкнул братишку на стоявшее в кухне ведро. Тот упал и расшиб себе подбородок, а характерный шрам остался на всю жизнь. Именно этот эпизод помог ему запомнить и другого человека с похожим шрамом — Дьякова.
Только что этот человек прошел государственную границу, и если его не остановить, он уже через три часа окажется в Амстердаме.
Пограничник вскочил, отбрасывая от себя стул.
— Его нужно задержать! — крикнул он.
— Кого? — не поняла девушка. — Вы кого-то нашли?
— Он только что прошел границу, — показал офицер на изображенное на экране лицо. — Это особо опасный рецидивист Дьяков. Но по паспорту у него совсем другая фамилия. Просто я запомнил его лицо.
Девушка окончательно поняла, что офицер сел за компьютер совсем не ради нее. Это огорчило ее. Поэтому она лишь разочарованно пожала плечами, с усмешкой добавив, что такую ценную информацию лучше сообщить подполковнику.
Он так и не понял, почему миловидная девушка вдруг превратилась в сухого и бессердечного прапорщика. Но размышлять об этом не было времени. Пять минут он потратил на поиски. Еще пять минут на рассказ подполковнику об этом странном типе. Еще через пять минут сам офицер и еще несколько человек спешили к самолету, уже готовому взлететь.
Дьяков сидел в салоне первого класса, и потому найти его не составляло большого труда. Когда в самолет открыли дверцу и прошедший первым офицер указал на устроившегося в третьем ряду рецидивиста, тот в первый момент даже не понял, что произошло. На его несчастье, он купил билет первого класса на российский самолет, внутри которого еще могли распоряжаться представители официальных российских властей. Принадлежи этот самолет голландской авиакомпании «КЛМ», все могло бы получиться совсем по-другому, но увы!
Увидев направляющихся к нему работников милиции и пограничной стражи, Дьяков поначалу даже растерялся, настолько неожиданным было появление этих людей в уже готовом взлететь самолете. Лишь когда они подошли, и он, подчиняясь их требованию, пошел к выходу, он вдруг понял, что уже никогда не попадет ни в Амстердам, ни в какой-либо другой европейский город. И потому на выходе из самолета он начал кричать и скандалить, заставив пришедших за ним людей почти выносить его из авиалайнера на руках. Он успокоился только в дежурной комнате, понимая, что скандал может кончиться для него гораздо хуже. Притворяться и делать вид, что произошла ошибка, было глупо. И неперспективно.
Именно поэтому, попав в дежурную часть, он замкнулся и не стал отвечать на вопросы пограничников до тех пор, пока не приехали представители Федеральной службы безопасности. Теперь им предстояло расследовать, каким образом особо опасный рецидивист получил служебный паспорт и шенгенскую визу, позволявшую посетить сразу семь европейских стран.
После отъезда сотрудников ФСБ, забравших с собой Дьякова, когда подполковник официально и строго объявил благодарность молодому офицеру за проявленную бдительность, тот наконец обратил-таки внимание на девушку.
Молодой офицер снова подсел к ней, уже не интересуясь ее компьютером. Она же была заинтригована детективной историей и все пыталась узнать у молодого человека, каким образом он сумел вспомнить фотографию рецидивиста через два года, в тот самый момент, когда Дьяков переходил государственную границу.
Офицер рассказал о своей семье и своем младшем брате, а в заключение неожиданно пригласил девушку на ужин. Она согласилась, не раздумывая. Уже прощаясь с девушкой до вечера, пограничник, еще не успокоившись окончательно, обронил:
— Все-таки интересно, каким образом рецидивист и контрабандист Дьяков сумел получить служебный паспорт и визу? Неужели в нашей стране действительно можно купить все?
Ответом было красноречивое молчание сотрудницы. Девушка, несмотря на свой возраст, действительно считала, что купить можно абсолютно все. Это было нормальным явлением в том ненормальном государстве, в котором они теперь жили.
А Дьяков, сидевший в белой «Волге», смотрел на деревья, мелькавшие по сторонам дороги. Он лучше других знал, как, кто и для чего купил ему этот паспорт. Они уже въезжали в город, когда из проносящегося мимо джипа раздалась автоматная очередь. Сначала никто не понял, что происходит. Лишь когда водитель автомобиля, вскрикнув, уронил голову на руль, разом закричали все находящиеся в машине люди. В том числе и сам Дьяков, уже понявший, кто стреляет в их машину.
Раздалось еще несколько выстрелов, и сидевший справа от Дьякова офицер ФСБ навалился на него, тяжело хрипя. Другой офицер, пользуясь тем, что машина замедлила ход, открыл дверцу и вывалился наружу. Потерявшая управление машина свернула в овраг и после очередной автоматной очереди, которую вели сразу из двух автоматов сидевшие в джипе люди, врезалась в дорожный щит. Оглушенный Дьяков все еще надеялся, что эти операция проводится для его спасения, но когда попытался выбраться из машины, было уже поздно. Еще одна автоматная очередь, и машина вспыхнула как спичка, а затем взорвалась, похоронив в обломках и самого Дьякова, и двух сотрудников ФСБ.
Глава 5
В Москву они возвращались втроем. Роудс взял билеты в первом классе, салон которого был почти пуст, и они расположились на трех передних сиденьях, позволив Сигрид занять место между ними. Дронго иногда замечал ее изучающий взгляд, направленный на него, и не мог понять причину такого странного любопытства, явно выходящего за рамки той заинтересованности, которую должна была проявлять обычный секретарь сенатора к частному детективу даже в столь экзотических местах, как страны СНГ.
Дронго внимательно изучал все документы, предоставленные ему Роудсом, когда снова почувствовал взгляд Сигрид. Он поднял голову.
— Вы раньше читали эти документы? — спросил он у молодой женщины.
— Да, — кивнула она, — я готовила все документы для мистера Роудса.
Сенатор собирается опять жаловаться в прокуратуру. Он поэтому меня и взял. Я знаю русский, польский и французский языки. Но работаю у него недавно, всего две недели.
— Меня всегда поражает, как европейцы легко овладевают языками, — пробормотал Дронго, — я, к сожалению, знаю только английский и итальянский.
Даже французский, который мне так нравится, не сумел выучить. Иногда мне кажется, что это моя природная лень.
— Но зато вы хорошо говорите по-английски, — улыбнулась Сигрид.
— Вы еще лучше говорите по-русски. Кстати, где вы его изучали?
— В Стокгольме. Я специализировалась на славянском отделении. Поэтому изучала польский и русский языки.
— А вы раньше бывали в России? Или в СССР?
— Нет, никогда.
— Странно, мне иногда кажется, что я вас где-то видел.
Сигрид закусила нижнюю губу, не решаясь посмотреть на него.
— У вас довольно распространенная для Швеции фамилия. Простите, но когда вы оформляли документы в аэропорту, я обратил на это внимание, — продолжал Дронго.
— Да, Андерссон довольно распространенная в Швеции фамилия, — сказала Сигрид, на этот раз не улыбнувшись.
Она выжидательно смотрела на Дронго, словно предугадывая его следующую фразу.
Но в этот момент в разговор вмешался Роудс, и слова, которые просто обязан был произнести Дронго, она не услышала.
— У вас есть где остановиться в Москве? Или вы будете жить с нами в отеле?
— Конечно, у меня есть своя квартира, — кивнул Дронго, — но я буду жить вместе с вами. И не из соображений экономии. Во-первых, так удобнее, во-вторых, я собираюсь часто наведываться на свою квартиру, а судя по документам, которые вы мне дали, там могут оказаться люди, не очень заинтересованные в моем успешном расследовании.
— Вы все-таки надеетесь что-то найти? — тяжело вздохнув, спросил сенатор Роудс.
— Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь две подписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немного слышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд ли мог допустить такой просчет.
— Мне об этом тоже говорили, — помрачнел Роудс, — следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, что экспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не мог ошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.
— Это мы проверим на месте, — кивнул Дронго.
Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.
Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:
— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.
— Понимаю, — нахмурился Дронго.
В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.
Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.
— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.
— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.
— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.
— А мистер Роудс?
— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание.
В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.
Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо.
Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.
Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.
Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.
— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?
— Здравствуйте, Мигель Гонсалес, — улыбнулась Сигрид, — кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я все гадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно не хотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне про легендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведь тогда были вместе с моей матерью.
Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установил свое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетания Адама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько лет Дронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этого успокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, и женщиной, в которую он был тайно влюблен.
Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во время их предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что он виделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет.
Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, но тогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшая студентка превратилась в красивую молодую женщину.
— Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратиться к Дюнуа? — вдруг спросил Дронго.
— Наоборот, — по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, — меня как раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узнал про Дюнуа.
— Идем в ресторан, — предложил Дронго, заметив, что на них смотрят со всех сторон, — там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красива и вызываешь повышенный интерес к своей особе.
— Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента, а не сожаления, — улыбнулась женщина.
Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно мало людей, и они заняли крайний столик у стены, предпочитая не афишировать своего присутствия.
Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ и исчез.
— Что произошло? — спросил Дронго. — Или это все игра? Я снова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем не похожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?
— У него действительно большое горе, — подтвердила она, — и это не игра.
Просто мистер Дюнуа решил, что будет лучше, если и я прилечу вместе с сенатором сюда, в Москву.
— И давно вы работаете на специальный комитет экспертов ООН? — помрачнел Дронго.
Он не хотел признаваться самому себе, что его взволновала эта неожиданная встреча. И тем больше его взволновала неожиданная связь Дюнуа с дочерью Урсулы.
«Или у них работают семьями», — подумал он зло.
— Я не работаю там вообще, — сообщила Сигрид, — мне двадцать пять лет, и я уже два года как работаю в американском управлении по борьбе с наркотиками. Я ведь американская гражданка, муж у меня был американец, но после развода я взяла фамилию матери.
— У вас был муж? — удивился Дронго. — И вы даже успели развестись. Мне вы кажетесь совсем юной.
— Мы разошлись полгода назад, — охотно пояснила Сигрид, — просто ему не нравились мои частые отлучки из дома. А я не очень люблю, когда меня контролируют.
— Кто-нибудь в Москве знает, где именно вы работаете?
— Кроме вас, никто. Даже в американском посольстве убеждены, что я просто секретарь сенатора Роудса.
— В таком случае вы должны мне объяснить, зачем сюда приехали? Или дело погибшей Элизабет Роудс каким-то образом связано с вашим визитом в Москву?
— Да, — осторожно сказала Сигрид, — связано. Мы с самого начала подозревали возможность такого исхода.
Официант принес первые закуски и бутылку вина. Дронго никогда не пил крепких алкогольных напитков, предпочитая только красное или белое вино хорошего качества. Он любил португальские и ливанские, израильские и французские, итальянские и испанские марки. Но более других любил грузинские сорта вин, почти исчезнувшие в последние годы на просторах СНГ. Официант откупорил бутылку испанского вина, разлил его в высокие бокалы и так же бесшумно исчез.
— Здесь вам не Америка, Сигрид, — печально заметил Дронго, — я уже однажды был свидетелем смерти вашей матери. Москва сегодня — это Чикаго тридцатых годов. Здесь убивают без всякой пощады и стреляют, не раздумывая. Это очень опасно, девочка, и ты напрасно ввязалась в такую сложную авантюру. Думаю, я вполне могу провести расследование самостоятельно.
— Это мое задание, — возразила Сигрид, — я обязана узнать, как погибла Элизабет.
— Можешь мне просто помогать. Хотя я все-таки не до конца понимаю, при чем тут ваше управление? Или Элизабет писала что-то о поставках наркотиков? Или вы ее в чем-то подозревали?
— Нет, — Сигрид оглянулась и вдруг, наклонившись, тихо прошептала:
— Элизабет Роудс была нашим сотрудником. И мы не сомневались с самого начала, что ее убрали из-за того, что она кому-то сильно помешала. Именно поэтому решено было послать меня. Я должна узнать причину смерти Элизабет и кому именно она могла помешать.
— Господи, боже ты мой, — выдохнул Дронго, — только этого нам и не хватало.
Глава 6
Когда тебе поручают такое неприятное дело, это однозначно свидетельствует, что тебя не любит начальство. Виктору Юдину шел тридцать второй год, и его явно не любило начальство. Работавший в городской прокуратуре старшим следователем, он уже досыта насмотрелся на. убитых и растерзанных людей.
Вот и теперь, стоя у сгоревшего автомобиля, он, недовольно покусывая губы, смотрел, как грузят на носилки останки трех сгоревших в машине людей.
Сотрудники ФСБ и прокуратуры суетились вокруг места происшествия. К Юдину подошел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Он был небольшого роста, в темной кожаной кепке и такой же куртке, темные брюки дополняли гардероб. Он мог быть и водителем автомобиля «Скорой помощи», и случайно оказавшимся на месте катастрофы дачником. Но подошедший к Юдину незнакомец коротко представился:
— Полковник Самойлов Дмитрий Николаевич. Я возглавляю группу по расследованию этого происшествия.
Дронго еще раз взглянул на листы бумаги, подписанные экспертами. «Нужно будет в первую очередь обратиться к этим экспертам», — подумал он. Очень интересно, что они не заметили явного убийства и нашли не существующий в крови алкоголь. Для любого патологоанатома такая ошибка просто невозможна.
— После этого я снова прилетел в Москву, — продолжал Роудс, — мы, южане, любим справедливость. Мне хотелось узнать, кто мог убить мою девочку и почему он за это не отвечает? Я пошел на прием в прокуратуру республики. Принял меня заместитель прокурора России. Он любезно меня выслушал, пообещал принять меры.
Я показал ему экспертные заключения российских и американских экспертов, указал на явное несоответствие смерти моей девочки официальному заключению. Он твердо пообещал, что дело будет проверено. Но с тех пор прошел уже целый месяц. Когда я, позвонив, поинтересовался, что именно происходит, мне сказали, что следователь занимается моим делом, но ничего конкретного они пока сообщить не могут. Целый месяц они не могли просто проверить показания экспертов, узнать, почему те дали такое некомпетентное заключение. И вы хотите, чтобы я поверил в российское правосудие? В их следователей и прокуроров? Мой прадед охранял свои земли с винтовкой в руках. Он учил моего отца, что в жизни важно самому решать свои проблемы. Поэтому я не собираюсь больше никого ни о чем просить. Я достаточно состоятельный человек, чтобы нанять частного детектива, надеюсь, вас не обижает это выражение. Я понимал, что американский детектив здесь ничего не сделает. Россия слишком специфическая страна, со своими характерными особенностями, чтобы в ней мог добиться успеха иностранец. Я искал такого человека, как вы, Дронго, пока из Нью-Йорка не позвонил мой знакомый и не порекомендовал мне обратиться к Пьеру Дюнуа.
Роудс чуть отдышался после долгой речи и продолжал:
— Я готов оплатить любые издержки, которые появятся в ходе расследования.
Меня интересуют только два вопроса. Кто и почему это сделал? Пока я не получу ответа на оба вопроса, я не успокоюсь. Вы согласны помочь мне в этом деле?
Дронго взглянул на сидевшего перед ним человека. В его глазах были огромное, безмерное горе и капля надежды. Он смотрел на Дронго и ждал его согласия. Нет страшнее горя, чем горе человека, потерявшего своего ребенка.
Дронго заметил, как дрожит правая рука Роудса, как дергается его щека.
— Да, — сказал он, — я согласен. Мне понадобятся копии всех имеющихся у вас документов. И ваше полное доверие, сенатор.
Глава 4
Офицер смотрел на фотографию стоявшего перед ним человека. Все было правильно. Правильные лица, упрямый взгляд, небольшой шрам на подбородке.
Человек нетерпеливо оглядывался по сторонам, ожидая, когда пограничник вернет наконец его паспорт.
Офицер еще раз вгляделся в его лицо. Конечно, это тот самый человек, чья фотография в паспорте. Но почему тогда этот тип так нетерпеливо оглядывается, словно не решаясь смотреть пограничнику в глаза? Офицер ввел в компьютер номер паспорта. Нет, здесь никаких проблем. Паспорт был чистым. На него не было никаких запросов или особых отметок. Но пограничника по-прежнему смущало это лицо на фотографии. Или он где-то видел этого типа?
Нет, вспомнить невозможно, а дальше тянуть было нельзя. Нужно ставить отметку о выезде. Черт с ним, пусть уезжает. В конце концов, если этот тип в чем-то и провинился, будет лучше, если он уедет из страны, чем останется здесь.
Пограничник поднял штамп, собираясь проставить его оттиск в паспорте. Еще раз посмотрел на фотографию и на стоявшего перед ним человека и поставил штамп.
Пассажир забрал свой служебный паспорт и двинулся дальше, туда, где уже светились магазины беспошлинной торговли, находящиеся как бы в пустом правовом пространстве, за границей самого государства. Офицер посмотрел ему вслед и взял следующий паспорт. Он пропустил еще двоих, все время думая о том человеке, когда за спиной появился его сменщик.
— Как дела? — спросил он.
— Все в порядке, — офицер был молод, ему было всего двадцать пять лет, и ему нравилась его почетная должность. Попасть на работу в международный аэропорт Шереметьево в Москве было достаточно сложно, и, если бы не влиятельный дядя из кабинета министров, ему светило бы распределение в Мурманск или на границу Таджикистана, куда отправили большую часть ребят их курса. Но молодой офицер, кроме своего значительного дяди, обладал и другими достоинствами. Он был настойчив, внимателен, отличался наблюдательностью и склонностью к анализу.
Именно поэтому, покинув свое рабочее место, он сразу отправился в дежурную часть, где попросил девушку-прапорщика уступить ему компьютер. Та охотно предоставила ему свое место. Она была молода и красива. И по-своему справедливо считала, что он специально нашел повод посидеть в ее обществе несколько минут.
Впрочем, она и не возражала. Ведь этот офицер был довольно симпатичным и милым парнем.
Но на этот раз она, кажется, ошиблась. Он сел за компьютер и стал сосредоточенно набирать имя только что ушедшего пассажира, даже не взглянув в сторону девушки, что было очень неприятно, но в душе она продолжала надеяться, что все это поза и он лишь создает видимость незаинтересованности.
Между тем запрошенные данные не давали результатов. Ни такой фамилии, ни подобного номера паспорта в их компьютере не было. Туда попадали данные о малейших нарушениях паспортного режима и любых подозрительных лицах, но этой фамилии компьютер не показал. Офицер изменил в фамилии одну букву, надеясь, что это поможет в его поисках. Потом изменил еще одну. Безрезультатно.
Уже в последней попытке он снова набрал фамилию чем-то взволновавшего его человека. Что-то в нем ему не понравилось. И этот упрямый взгляд, и этот характерный шрам. Он снова заработал на клавиатуре компьютера, запрашивая фотографии людей, разыскиваемых властями. Замелькали лица, но он уже не столько смотрел на них, сколько, обернувшись, улыбался сидевшей рядом девушке. Может, он действительно проявляет излишнюю бдительность?
Однако верный своему принципу доводить любое дело до конца, молодой человек продолжал, хотя уже не очень внимательно, следить за экраном, просматривая фотографии особо опасных преступников или разыскиваемых лиц, которые уже когда-то пытались нарушить государственную границу и попали в своеобразный «черный список» пограничников. Он не ожидал ничего конкретного, пока не мелькнуло знакомое лицо. Офицер вернул первоначальное изображение, которое уже сменила на экране другая фотография.
Так и есть. Перед ним была фотография того самого человека, который только что прошел мимо него с синим служебным паспортом. Теперь он не сомневался, что видел это лицо. Конечно, видел. Особо опасный рецидивист, трижды судимый Дьяков Федор Константинович. Он видел это лицо еще два года назад, когда знакомился со списком особо опасных контрабандистов, запомнил именно из-за этого шрама. Точно такой шрам был у его младшего брата. Офицер помнил, как в детстве они поспорили с братом и в гневе он толкнул братишку на стоявшее в кухне ведро. Тот упал и расшиб себе подбородок, а характерный шрам остался на всю жизнь. Именно этот эпизод помог ему запомнить и другого человека с похожим шрамом — Дьякова.
Только что этот человек прошел государственную границу, и если его не остановить, он уже через три часа окажется в Амстердаме.
Пограничник вскочил, отбрасывая от себя стул.
— Его нужно задержать! — крикнул он.
— Кого? — не поняла девушка. — Вы кого-то нашли?
— Он только что прошел границу, — показал офицер на изображенное на экране лицо. — Это особо опасный рецидивист Дьяков. Но по паспорту у него совсем другая фамилия. Просто я запомнил его лицо.
Девушка окончательно поняла, что офицер сел за компьютер совсем не ради нее. Это огорчило ее. Поэтому она лишь разочарованно пожала плечами, с усмешкой добавив, что такую ценную информацию лучше сообщить подполковнику.
Он так и не понял, почему миловидная девушка вдруг превратилась в сухого и бессердечного прапорщика. Но размышлять об этом не было времени. Пять минут он потратил на поиски. Еще пять минут на рассказ подполковнику об этом странном типе. Еще через пять минут сам офицер и еще несколько человек спешили к самолету, уже готовому взлететь.
Дьяков сидел в салоне первого класса, и потому найти его не составляло большого труда. Когда в самолет открыли дверцу и прошедший первым офицер указал на устроившегося в третьем ряду рецидивиста, тот в первый момент даже не понял, что произошло. На его несчастье, он купил билет первого класса на российский самолет, внутри которого еще могли распоряжаться представители официальных российских властей. Принадлежи этот самолет голландской авиакомпании «КЛМ», все могло бы получиться совсем по-другому, но увы!
Увидев направляющихся к нему работников милиции и пограничной стражи, Дьяков поначалу даже растерялся, настолько неожиданным было появление этих людей в уже готовом взлететь самолете. Лишь когда они подошли, и он, подчиняясь их требованию, пошел к выходу, он вдруг понял, что уже никогда не попадет ни в Амстердам, ни в какой-либо другой европейский город. И потому на выходе из самолета он начал кричать и скандалить, заставив пришедших за ним людей почти выносить его из авиалайнера на руках. Он успокоился только в дежурной комнате, понимая, что скандал может кончиться для него гораздо хуже. Притворяться и делать вид, что произошла ошибка, было глупо. И неперспективно.
Именно поэтому, попав в дежурную часть, он замкнулся и не стал отвечать на вопросы пограничников до тех пор, пока не приехали представители Федеральной службы безопасности. Теперь им предстояло расследовать, каким образом особо опасный рецидивист получил служебный паспорт и шенгенскую визу, позволявшую посетить сразу семь европейских стран.
После отъезда сотрудников ФСБ, забравших с собой Дьякова, когда подполковник официально и строго объявил благодарность молодому офицеру за проявленную бдительность, тот наконец обратил-таки внимание на девушку.
Молодой офицер снова подсел к ней, уже не интересуясь ее компьютером. Она же была заинтригована детективной историей и все пыталась узнать у молодого человека, каким образом он сумел вспомнить фотографию рецидивиста через два года, в тот самый момент, когда Дьяков переходил государственную границу.
Офицер рассказал о своей семье и своем младшем брате, а в заключение неожиданно пригласил девушку на ужин. Она согласилась, не раздумывая. Уже прощаясь с девушкой до вечера, пограничник, еще не успокоившись окончательно, обронил:
— Все-таки интересно, каким образом рецидивист и контрабандист Дьяков сумел получить служебный паспорт и визу? Неужели в нашей стране действительно можно купить все?
Ответом было красноречивое молчание сотрудницы. Девушка, несмотря на свой возраст, действительно считала, что купить можно абсолютно все. Это было нормальным явлением в том ненормальном государстве, в котором они теперь жили.
А Дьяков, сидевший в белой «Волге», смотрел на деревья, мелькавшие по сторонам дороги. Он лучше других знал, как, кто и для чего купил ему этот паспорт. Они уже въезжали в город, когда из проносящегося мимо джипа раздалась автоматная очередь. Сначала никто не понял, что происходит. Лишь когда водитель автомобиля, вскрикнув, уронил голову на руль, разом закричали все находящиеся в машине люди. В том числе и сам Дьяков, уже понявший, кто стреляет в их машину.
Раздалось еще несколько выстрелов, и сидевший справа от Дьякова офицер ФСБ навалился на него, тяжело хрипя. Другой офицер, пользуясь тем, что машина замедлила ход, открыл дверцу и вывалился наружу. Потерявшая управление машина свернула в овраг и после очередной автоматной очереди, которую вели сразу из двух автоматов сидевшие в джипе люди, врезалась в дорожный щит. Оглушенный Дьяков все еще надеялся, что эти операция проводится для его спасения, но когда попытался выбраться из машины, было уже поздно. Еще одна автоматная очередь, и машина вспыхнула как спичка, а затем взорвалась, похоронив в обломках и самого Дьякова, и двух сотрудников ФСБ.
Глава 5
В Москву они возвращались втроем. Роудс взял билеты в первом классе, салон которого был почти пуст, и они расположились на трех передних сиденьях, позволив Сигрид занять место между ними. Дронго иногда замечал ее изучающий взгляд, направленный на него, и не мог понять причину такого странного любопытства, явно выходящего за рамки той заинтересованности, которую должна была проявлять обычный секретарь сенатора к частному детективу даже в столь экзотических местах, как страны СНГ.
Дронго внимательно изучал все документы, предоставленные ему Роудсом, когда снова почувствовал взгляд Сигрид. Он поднял голову.
— Вы раньше читали эти документы? — спросил он у молодой женщины.
— Да, — кивнула она, — я готовила все документы для мистера Роудса.
Сенатор собирается опять жаловаться в прокуратуру. Он поэтому меня и взял. Я знаю русский, польский и французский языки. Но работаю у него недавно, всего две недели.
— Меня всегда поражает, как европейцы легко овладевают языками, — пробормотал Дронго, — я, к сожалению, знаю только английский и итальянский.
Даже французский, который мне так нравится, не сумел выучить. Иногда мне кажется, что это моя природная лень.
— Но зато вы хорошо говорите по-английски, — улыбнулась Сигрид.
— Вы еще лучше говорите по-русски. Кстати, где вы его изучали?
— В Стокгольме. Я специализировалась на славянском отделении. Поэтому изучала польский и русский языки.
— А вы раньше бывали в России? Или в СССР?
— Нет, никогда.
— Странно, мне иногда кажется, что я вас где-то видел.
Сигрид закусила нижнюю губу, не решаясь посмотреть на него.
— У вас довольно распространенная для Швеции фамилия. Простите, но когда вы оформляли документы в аэропорту, я обратил на это внимание, — продолжал Дронго.
— Да, Андерссон довольно распространенная в Швеции фамилия, — сказала Сигрид, на этот раз не улыбнувшись.
Она выжидательно смотрела на Дронго, словно предугадывая его следующую фразу.
Но в этот момент в разговор вмешался Роудс, и слова, которые просто обязан был произнести Дронго, она не услышала.
— У вас есть где остановиться в Москве? Или вы будете жить с нами в отеле?
— Конечно, у меня есть своя квартира, — кивнул Дронго, — но я буду жить вместе с вами. И не из соображений экономии. Во-первых, так удобнее, во-вторых, я собираюсь часто наведываться на свою квартиру, а судя по документам, которые вы мне дали, там могут оказаться люди, не очень заинтересованные в моем успешном расследовании.
— Вы все-таки надеетесь что-то найти? — тяжело вздохнув, спросил сенатор Роудс.
— Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь две подписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немного слышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд ли мог допустить такой просчет.
— Мне об этом тоже говорили, — помрачнел Роудс, — следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, что экспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не мог ошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.
— Это мы проверим на месте, — кивнул Дронго.
Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.
Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:
— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.
— Понимаю, — нахмурился Дронго.
В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.
Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.
— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.
— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.
— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.
— А мистер Роудс?
— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание.
В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.
Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо.
Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.
Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.
Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.
— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?
— Здравствуйте, Мигель Гонсалес, — улыбнулась Сигрид, — кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я все гадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно не хотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне про легендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведь тогда были вместе с моей матерью.
Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установил свое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетания Адама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько лет Дронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этого успокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, и женщиной, в которую он был тайно влюблен.
Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во время их предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что он виделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет.
Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, но тогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшая студентка превратилась в красивую молодую женщину.
— Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратиться к Дюнуа? — вдруг спросил Дронго.
— Наоборот, — по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, — меня как раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узнал про Дюнуа.
— Идем в ресторан, — предложил Дронго, заметив, что на них смотрят со всех сторон, — там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красива и вызываешь повышенный интерес к своей особе.
— Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента, а не сожаления, — улыбнулась женщина.
Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно мало людей, и они заняли крайний столик у стены, предпочитая не афишировать своего присутствия.
Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ и исчез.
— Что произошло? — спросил Дронго. — Или это все игра? Я снова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем не похожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?
— У него действительно большое горе, — подтвердила она, — и это не игра.
Просто мистер Дюнуа решил, что будет лучше, если и я прилечу вместе с сенатором сюда, в Москву.
— И давно вы работаете на специальный комитет экспертов ООН? — помрачнел Дронго.
Он не хотел признаваться самому себе, что его взволновала эта неожиданная встреча. И тем больше его взволновала неожиданная связь Дюнуа с дочерью Урсулы.
«Или у них работают семьями», — подумал он зло.
— Я не работаю там вообще, — сообщила Сигрид, — мне двадцать пять лет, и я уже два года как работаю в американском управлении по борьбе с наркотиками. Я ведь американская гражданка, муж у меня был американец, но после развода я взяла фамилию матери.
— У вас был муж? — удивился Дронго. — И вы даже успели развестись. Мне вы кажетесь совсем юной.
— Мы разошлись полгода назад, — охотно пояснила Сигрид, — просто ему не нравились мои частые отлучки из дома. А я не очень люблю, когда меня контролируют.
— Кто-нибудь в Москве знает, где именно вы работаете?
— Кроме вас, никто. Даже в американском посольстве убеждены, что я просто секретарь сенатора Роудса.
— В таком случае вы должны мне объяснить, зачем сюда приехали? Или дело погибшей Элизабет Роудс каким-то образом связано с вашим визитом в Москву?
— Да, — осторожно сказала Сигрид, — связано. Мы с самого начала подозревали возможность такого исхода.
Официант принес первые закуски и бутылку вина. Дронго никогда не пил крепких алкогольных напитков, предпочитая только красное или белое вино хорошего качества. Он любил португальские и ливанские, израильские и французские, итальянские и испанские марки. Но более других любил грузинские сорта вин, почти исчезнувшие в последние годы на просторах СНГ. Официант откупорил бутылку испанского вина, разлил его в высокие бокалы и так же бесшумно исчез.
— Здесь вам не Америка, Сигрид, — печально заметил Дронго, — я уже однажды был свидетелем смерти вашей матери. Москва сегодня — это Чикаго тридцатых годов. Здесь убивают без всякой пощады и стреляют, не раздумывая. Это очень опасно, девочка, и ты напрасно ввязалась в такую сложную авантюру. Думаю, я вполне могу провести расследование самостоятельно.
— Это мое задание, — возразила Сигрид, — я обязана узнать, как погибла Элизабет.
— Можешь мне просто помогать. Хотя я все-таки не до конца понимаю, при чем тут ваше управление? Или Элизабет писала что-то о поставках наркотиков? Или вы ее в чем-то подозревали?
— Нет, — Сигрид оглянулась и вдруг, наклонившись, тихо прошептала:
— Элизабет Роудс была нашим сотрудником. И мы не сомневались с самого начала, что ее убрали из-за того, что она кому-то сильно помешала. Именно поэтому решено было послать меня. Я должна узнать причину смерти Элизабет и кому именно она могла помешать.
— Господи, боже ты мой, — выдохнул Дронго, — только этого нам и не хватало.
Глава 6
Когда тебе поручают такое неприятное дело, это однозначно свидетельствует, что тебя не любит начальство. Виктору Юдину шел тридцать второй год, и его явно не любило начальство. Работавший в городской прокуратуре старшим следователем, он уже досыта насмотрелся на. убитых и растерзанных людей.
Вот и теперь, стоя у сгоревшего автомобиля, он, недовольно покусывая губы, смотрел, как грузят на носилки останки трех сгоревших в машине людей.
Сотрудники ФСБ и прокуратуры суетились вокруг места происшествия. К Юдину подошел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Он был небольшого роста, в темной кожаной кепке и такой же куртке, темные брюки дополняли гардероб. Он мог быть и водителем автомобиля «Скорой помощи», и случайно оказавшимся на месте катастрофы дачником. Но подошедший к Юдину незнакомец коротко представился:
— Полковник Самойлов Дмитрий Николаевич. Я возглавляю группу по расследованию этого происшествия.