---------------------------------------------------------------------
Книга: Л.С.Овалов. Собр.сочинений в трех томах. Том 1
Издательство "Молодая гвардия", Москва, 1987
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 26 января 2002
---------------------------------------------------------------------


Судьба... Череда лет, удивляющая своей изломанностью. В немалой мере
она определялась происхождением писателя, причудливыми зигзагами
общественной жизни и еще средой, с ее часто излишне значимыми
окололитературными недоразумениями. Но отдадим должное: к немалым
испытаниям, выпадавшим на его долю, Овалов относился всегда мужественно -
переносил их достойно.
Творческая биография Льва Овалова началась на страницах журнала
"Октябрь" повестью "Болтовня". Дебюту молодого автора сопутствовал успех.
"Заслуга Овалова в том, что у него рабочий становится подлинным,
органическим героем литературы и что в образе Морозова ему удалось избежать
как "железобетонного" схематизма, так и мелкобуржуазного подсюсюкивания
перед рабочим", - решительно заявлял журнал "На литературном посту",
объявляя "Болтовню" "крупным событием во всей пролетарской литературе".
"На примере Морозова вы чувствуете, как новое, социалистическое прет из
всех щелей, преодолевает, выкидывает вон все старое, мелкособственническое и
как оно формирует нового рабочего, нового классового человека", -
раздавалось из другого литературного лагеря со страниц журнала "Литература и
искусство", обнаруживая даже во взаимном острополемическом обмене мнениями
точку сближения противоборствующих групп.
"Браво, дружище Морозов! - приветствовал повесть Александр Бек. - Пусть
горит твой дневник! Это сгорает вчерашний Морозов, и в огне встают контуры
нового Морозова.
Это сгорает человек болтовни и вырастает человек революционного дела".
В чем-то интерес к произведению начинающего автора, созданному под
сильным влиянием Р.Роллана ("Кола Брюньон"), безусловно был продиктован
развертывавшейся литературной борьбой вокруг вопроса о классике. Позицию же
тогдашних блюстителей пролетарской чистоты, на роль которых претендовали
рапповцы, скорее определяло совершенно отчетливое стремление приветствовать
одного из новых писателей, из рабочих и крестьян, входивших в литературу.
Ревниво превознося автора "Болтовни", они пестовали молодого
художника-пролетария, вчерашнего литкружковца. Понять рапповцев можно. Но
одна деталь все же требует уточнения. Литкружковцем Лев Овалов действительно
до недавнего времени был. А вот пролетарием...
Из ближайших родственников писателя упомянем двух его прадедов:
профессора С. И. Баршева - по отцовской ветви и профессора А. Я. Кожевникова
- по линии материнской. Первый в семидесятые годы прошлого столетия был
деканом юридического факультета, а затем ректором Московского университета.
С именем второго связано формирование невропатологии как самостоятельной
дисциплины в отечественной медицинской науке. Среди отдаленных предков со
стороны матери - русский мыслитель начала XVIII века, проповедовавший
нравственное подвижничество, Д.Е.Тверитинов. В "Энциклопедическом словаре"
Ф.Брокгауза и И.А.Ефрона можно найти имена восьми человек, представителей
генеалогического древа дворянского рода, из которого вышел молодой
пролетарский писатель Л.Овалов.
Ему было девять лет, когда в 1914 году погиб на фронте отец - С. В.
Шаповалов. Мать, выпускница медицинского факультета Московского
университета, С.Н.Тверитинова-Шаповалова осталась с двумя сыновьями на
руках. Жить продолжали в Москве у родственников. В 18-м году голод заставил
их покинуть столицу. Приютило коренных москвичей село Успенское Орловской
губернии. По осени братья отправились учиться в сельскую школу. Там же стала
учительствовать и Софья Николаевна - знание французского и немецкого языков
разрешило проблему, на какие средства содержать семью.
Уроки в сельской школе второй ступени не шли ни в какое сравнение с
занятиями в московской 7-й гимназии. Но были еще и другие уроки - уроки
классовой борьбы, разворачивающейся в деревне. В 1919 году, незадолго до
прихода деникинцев, волостной комитет партии доверяет сыну учительницы, как
самому грамотному, создать комсомольскую ячейку. Смельчаков не много, всего
восемь человек. Партийцы рекомендуют Леву Шаповалова руководителем местной
молодежи. Их ячейка в Успенском - одна из первых на Орловщине. Происходящее
в округе и по всей стране захватывало ребят, пробуждая в них политическое
сознание. Газеты и брошюры с выступлениями Ленина. Участие в решении
продовольственного вопроса. Образование комбедов. Борьба с кулаками.
То была эпоха, когда становились коммунистами раньше, чем становились
взрослыми. Летом двадцатого Лев Шаповалов принят в партию. Ему уже
пятнадцать лет. Меньше чем через год молодой коммунист избран секретарем
Малоархангельского уездного комитета РКСМ. Еще через два - комсомол
направляет его учиться в Москву. Жизнь с ускорением. Занятия общественными
науками в Московском университете удается чередовать с работой заведующего
библиотекой в клубе грузчиков и посещением литературного кружка "Антенна"
при Хамовническом райкоме партии. Насыщенные делами дни и ночи.
Годы учебы, раздумий о будущем, поисков себя, первых попыток сближения
с миром литературы. От появления Шаповалова в столице до выхода "Болтовни"
всего шесть лет. Дорога к прозе самая обыкновенная и традиционная - через
газету. Сначала "Рабочая Москва" (ныне "Московская правда"), потом
"Крестьянская газета". Именно на газетной полосе в эту пору рождается
псевдоним будущего писателя.
Организаторские навыки, опыт партийной работы (довелось к тому времени
год поработать инструктором печати в Московском областном комитете партии),
наконец, хорошее перо, как говорится меж профессиональными журналистами,
обернулись назначением Л.Овалова редактором журнала "Селькор". Новоявленному
редактору всесоюзного журнала 23 года. Преисполненный честолюбивыми
настроениями, он садится писать повесть. "Болтовня", что называется, в
одночасье превращает Овалова-журналиста в писателя Льва Овалова.
Повесть о рабочем-печатнике, написанная кружковцем РАПП, выступавшей
под творческими лозунгами большевизации пролетарской литературы и укрепления
ее рабочего ядра, оказалась для рапповцев как нельзя более своевременной и
нужной. Получилось так, что не Овалов выбрал РАПП, а РАПП выбрала его. Идея,
выдвинутая вождями ассоциации, о необходимости "большевистского рабочего
ядра художественных произведений, воспроизводящих образ рабочего-большевика,
переделывающего мир", требовала конкретного подтверждения. И Лев Овалов был
объявлен рабочим, пришедшим в литературу.
Впрочем, боевая позиция рапповцев, декларирующих "ясную, твердую,
строго выдержанную коммунистическую линию в художественной литературе", в
свою очередь, тоже не могла не привлечь писателя-коммуниста Овалова.
Окончательное их сближение происходит к началу 30-го года. В Москве
создается литературно-художественный и культурно-бытовой массовый журнал
пролетарских писателей "Рост" - одна из трибун, с которой рапповцы будут
отстаивать свою художественную платформу в дискуссиях 30-го года. Л.Овалов
получает приглашение стать заместителем ответственного (главного) редактора.
Во главе журнала В. Киршон. Правда, ответредактор появляется в редакции не
часто, и фактически руководство журналом осуществляет Л.Овалов.
Активное содействие культурному подъему широких масс сочетается на
страницах журнала с жесткой непримиримостью к тем, кто, по мнению рапповцев,
вредит и тормозит социалистическое строительство. В публикуемых материалах
четко прослеживается характер РАПП, которая считает, что действовать залпами
критических окриков - значит, руководить литературой по-пролетарски. Из
номера в номер под рубрикой "Справочник "Роста" журнал пытается, как мы бы
сегодня сказали, формировать общественное мнение, предлагая читателям
своеобразное руководство действий.
Год работы в "Росте" для Овалова - плодотворная, поучительная школа
острой литературной борьбы, основанной на искренних убеждениях и
заблуждениях. По размышлении над формами, методами, приемами работы РАПП Лев
Овалов покидает "Рост" и переходит в "Комсомольскую правду". В 1931 году
Л.Овалов и другие сотрудники литературного отдела газеты, которые
солидаризировались с панферовской группой при журнале "Октябрь", начинают
полемику с РАПП, обвиняя ее руководителей в зазнайстве, в забвении интересов
и запросов молодежи. Позиция "Комсомольской правды" поддержана "Правдой".
Активное участие в литературных баталиях, серьезная редакторская работа
(после "Комсомолки" он главный редактор журнала "Вокруг света", а потом
"Молодой гвардии") безусловно отнимали много времени. И тем не менее 30-е
годы в творчестве Овалова - это два романа и две повести, несколько
сборников очерков и рассказов. Наибольший резонанс имел роман "Ловцы
сомнений" (1931). Но критика его была суровой. Роман, на который пала тень
"Бесов" Ф.М.Достоевского, был признан творческой неудачей автора. Из
написанного в те годы позже переиздавалась лишь повесть "Утренняя смена",
увидевшая свет в 1937 году (первоначальное название "Зина Демина").
Замысел ее родился в творческой командировке на один из флагманов
советской промышленности - Уральский завод тяжелого машиностроения имени
Орджоникидзе. Знакомство с рабочими "Уралмаша" открыло писателю новую,
доселе незнакомую ему жизнь молодых строителей Страны Советов, и...
пребывание в Свердловске растянулось на весь 1935 год. Заводу от роду два
года. Стройка, по сути, продолжается, и называть его гигантом еще рано.
Первые корпуса цехов стоят в лесу. В окна школы заводского поселка порой
залетают тетерева.
Герои "Утренней смены" - молодые уралмашевцы, - скажем прямо, списаны с
натуры. Повесть может показаться довольно наивной. Впрочем, она такая и
есть. Это потому, что, во-первых, наивными, в нашем сегодняшнем восприятии,
были те, портреты с которых писал молодой автор. Еще недавно малограмотные
парни и девушки из глухих деревень, большинство из которых появились на
заводе, когда здесь еще корчевали пни. Иные до того не видели и поезда,
начинали уборщицами и чернорабочими, лишь тут впервые от товарищей узнавали,
где расположен какой-нибудь Липецк или Таганрог, с невероятной жадностью
тянулись к знаниям, упрямо требуя в библиотеке "всего Толстого".
Во-вторых, не менее наивен, смею думать, в эту пору и сам Овалов.
Казалось бы, тридцать лет! Только видится, что из всего многообразия жизни
для него пока привычней и ближе одно - "держать удары" в теоретических
спорах о литературе. А тут реальная жизнь. На нее одного года мало. Я потому
еще говорю о наивности молодого писателя, что подтверждение ее нахожу в
самой повести.
Один из главных персонажей "Утренней смены" - молодой китайский
интеллигент Чжоу. Его прототипом Овалову послужил Чан Чинго, сын Чан Кайши,
порвавший было со своим отцом и уехавший из Китая в Советский Союз. Здесь он
учился, потом стал работать на "Уралмаше". Год, что Овалов провел в
Свердловске, он жил в одной с Чан Чинго коммунальной квартире. В повести
Чжоу стойкий революционер, возвращающийся в Китай бороться за освобождение
своей родины. В жизни было не так. Чан Чинго действительно вернулся в Китай
и... быстро нашел общий язык со своим отцом. После смерти Чан Кайши по
настоящее время он является президентом Тайваня. Известно, что в повести
Зина Демина, ставшая женой Чжоу, решает не ехать вместе с ним в Китай, не
покидает Родину. Но мало кто знает, что супруга нынешнего президента Тайваня
в прошлом советская гражданка. Эти литературные превращения можно объяснить
стремлением писателя к идеализации своих героев. Но можно и расценить как
авторскую наивность. Второе, представляется, все же ближе к истине.
Ладно, быть наивным в тридцать лет, пожалуй, не велик грех. Но каково
слышать, что ты не знаешь жизни, на исходе шестого десятка лет? А ведь было
и такое. Шел 1962 год. В Кремле проводилось совещание по Нечерноземью. В
зале в кресло рядом с Оваловым села женщина. Строгий костюм со значком
депутата Верховного Совета СССР. Властное выражение лица. До открытия
совещания оставалось немного времени - заговорили. Узнав, что он писатель,
соседка сердито-снисходительно, как показалось Овалову, изрекла: "Жизни-то
вы не знаете. Сидите здесь, в Москве, никуда не ездите..." Сказанное задело
Овалова за живое. Почему, об этом чуть позже. Он ответил: "Я к вам приеду".
Женщина вскинула брови, его слова показались ей забавными. Представилась:
"Алексеева. Анна Андреевна. Секретарь Дорогобужского райкома партии".
Через месяц Овалов переступил порог райкома, возглавляемого Алексеевой.
Впрочем, переступать порог пришлось не один раз. Времени для писателя у
секретаря райкома не находилось. На пятый день Овалов разозлился. Перехватив
Анну Андреевну на пути к машине, которая вновь должна была куда-то ее
увозить, он только и сказал: "Уезжаю". Та на минуту задержалась, что-то
прикинула: "Послезавтра воскресенье, у меня дома, утром", - хлопнула дверцей
"газика" и укатила.
Что случилось в то воскресенье с Анной Андреевной - объяснить не
берусь. С утра и глубоко за полночь длилась ее исповедь. Обыкновенная
русская женщина, прошедшая нелегкий путь от рядового агронома до первого
секретаря райкома, не раз, бывало, битая мужем, без утайки поведала о своей
женской доле, о счастье и несчастьях, сопровождавших ее житье-бытье.
Роман Льва Овалова "История одной судьбы", увидевший свет в том же
году, и сейчас звучит, я бы сказал, актуально. Роман таков, что вполне
заслуживает определения "документальный", что, однако, не лишает его
притягательности. "Историю одной судьбы" можно и нужно рассматривать как
своеобразный документ эпохи, запечатлевший становление нового типа женщины.
В романе находишь истоки социальных проблем, дошедших до наших дней.
Детально выписанный портрет деловой женщины-руководителя шестидесятых годов
заставляет задуматься над изменениями, какие происходили и происходят с
нашей эмансипированной современницей.
Овалова не назовешь моралистом. Но он всегда предпочитал писать о жизни
нравственной и истинной. Читая его, отмечаешь: даже горестное и
драматическое не вызывает у него разочарованности в жизни. Среди качеств,
характеризующих Льва Овалова как человека и как писателя, я прежде всего
выделил бы отзывчивость. Полагаю, именно ею вызвано появление романа
"История одной судьбы", а позже повестей "Помни обо мне" (1966) и "Январские
ночи" (1972). Прозаический триптих произведений, в центре которых женский
образ, не задумывался специально. Он свидетельство того, что писатель умеет
понять сложную натуру женщины, не преувеличивая загадочность ее логики и
характера.
История Тани из "Помни обо мне" тоже фактически документальна. Основой
повести послужили материалы судебного процесса, раскрывающие деятельность
скрытников, таинственной и фанатичной секты религиозного подполья, и...
долгий, многодневный рассказ одной из жертв сектантов, девушки, которая из
своих двадцати трех лет четыре года провела в тайниках фанатиков.
Религия сегодня... Как же неглубоки наши представления, когда речь
заходит о причинах и мотивах обращения к ней, о власти, распространяемой ею
на духовный мир людей, о таинстве, именуемом верой, вызывающем преломление
мировоззрения человека. Замышляя повесть о драме изломанной души, автор
действовал сообразно с законом нравственности, возлагающим на писателя
ответственность за каждую душу человеческую. Случившееся с героиней повести
воспринимается Оваловым как специфичная трагедия человеческого разума и
тяжелая рана души. И такое авторское видение представляется мне глубоко
социальным.
На судебном процессе по делу сектантов Льва Овалова заинтересовала одна
из девушек, Рита Т., свидетельские показания которой вызывали желание
познакомиться с ней. Тогда и созрел план будущей повести. Но Овалов не сел
за рабочий стол. Оказалось, что у Риты отсутствуют какие бы то ни было
документы. Подключив писательские связи, Овалов берется помогать: письма,
запросы, ходатайства, рекомендации... Недели три, пока все утряслось, Рита
живет в доме у Овалова. Без расспросов не обошлось. Но куда больше времени
уходило на то, чтобы определить дальнейшую судьбу девушки. Не буду
интриговать читателя, скажу, что сейчас Рита Т. живет и работает в родных
краях, вышла замуж; по сей день продолжается их переписка: героини повести и
писателя.
Можно ли эти факты счесть собственно деятельностью на поприще
литературы? Естественные поступки порядочного человека. По-человечески
отнесся, не отстранился, помог, не забыл. Что особенного? Ничего.
Отзывчивость - черта привлекательная, но не настолько уникальная, чтобы
упоминать о ней с безмерной пылкостью. Но вернемся к нашему повествованию.
Среди побудительных причин написать "Январские ночи" - советы
друзей-литераторов. Причем одним из доводов служило то, что Овалову
доводилось встречать, точнее, четыре раза видеть Р.С.Землячку. Рассказом об
этих встречах писатель впоследствии завершит повесть о профессиональной
революционерке, входившей в когорту верных ленинцев. Рассказ этот краток.
Мимолетны, собственно, были и сами встречи. Строить на них сюжет повести -
занятие безнадежное. Предстояло закопаться в архивы. "Каждый человек
является носителем каких-то идей, правильнее даже - какой-то одной идеи,
определяющей его жизненное кредо, и вот интерес к такой идее, созвучность
твоему собственному мироощущению - гораздо большее основание к изучению
чужой жизни, чем просто обычное знакомство".
Прежде чем объяснить, какую я нахожу связь между интересом к идее и
ранее выделенной отзывчивостью, сделаю небольшое отступление. Из него заодно
читателю станет ясно, почему в свое время безобидная реплика, брошенная
секретарем райкома партии А. А. Алексеевой, так задела писателя. Сюжет жизни
Овалова окажется непроясненным без нескольких колоритных произведений, жанр
которых при всей своей популярности и демократичности порой именно из-за
популярности и демократичности в чести не у всех. Речь идет о детективах.
Что ни говори, редкий из нас, положа руку на сердце, может сказать: о
майоре Пронине слыхом не слыхивал, продолжений "Медной пуговицы" в номерах
"Огонька" не ждал и вообще детективов Льва Овалова не читал. Для тех, кто
слышал, ждал, читал, сообщу: первые детективные страницы писались в пору,
когда Овалов возглавлял журнал "Вокруг света". Мечтая придать публикациям
молодежного ежемесячника жанровое и тематическое многообразие, Овалов
обращается к писателям, сотрудничающим с журналом, с неожиданным
предложением: "Напишите для нас о политической разведке..." Желающих не
находилось, пока кто-то не ответил: "Попробуй сам напиши". Так еще раз
подтвердилось: инициатива наказуема. Лев Овалов взялся за детектив.
Рассказ "Синие мечи" увидит свет через несколько месяцев в одном из
номеров "Вокруг света" и станет началом будущей книги "Приключения майора
Пронина" (1941). Работа над ней шла успешно. Характер героя сложился сам
собой, стоило автору как-то задуматься над вопросом: что было бы с
небезызвестным Обломовым, доведись ему жить в наше время и работать в
госбезопасности. В 1940 году рукопись была завершена и предложена в журнал
"Знамя". Там повесть одобрили. Параллельно ее начали готовить к выпуску в
Воениздате. Овалов уже читал журнальную верстку, когда, как в таких случаях
говорят, у кого-то где-то сложилось мнение: это печатать нельзя. Приключения
майора Пронина начались, и в журнале и в издательстве наборы повести были
рассыпаны.
Прошел почти год. Все это время главный редактор "Знамени" В. В.
Вишневский как только мог и где только мог боролся за произведение Льва
Овалова. История умалчивает о том, каким образом верстка повести однажды
легла на стол В.М.Молотова. Но та же самая история свидетельствует: Молотов
рукопись прочел. И вот в один из дней у Овалова дома... зазвенел телефон.
Разговор с помощником Молотова был для писателя полнейшей неожиданностью.
- Вашу повесть прочитал Вячеслав Михайлович и удивлен, почему ее не
печатают.
- Могу ли я об этом мнении сообщить в редакции?
- Все всем уже известно. Вам позвонят.
В четвертой, апрельской, за 1941 год книжке "Знамени" появились
"Рассказы майора Пронина", Чуть позже "Огонек" напечатает продолжение -
"Голубой ангел". В мае повесть вышла уже книгой. А еще через месяц гражданин
Шаповалов Лев Сергеевич арестован - началась "пятнадцатилетняя пауза" в
творчестве писателя.
В 1956 году он был полностью реабилитирован, восстановлен в партии и
смог вернуться в Москву. Три года по возвращении Лев Овалов работает только
в детективном жанре. Несколько раз переиздаются "Приключения майора
Пронина". Со страниц журнала "Юность" к читателю сходит новая повесть "Букет
алых роз" (1957). Через год журнальный вариант "Букета алых роз" станет
книгой.
Шумный успех сопровождает "огоньковскую" публикацию повести "Медная
пуговица" (1958). Встречи с книгой читателю суждено будет дожидаться
двадцать три года. Одно слово - приключения!
Позже выйдет еще один оваловский детектив - "Секретное оружие" (1962).
С книгой... ничего не произойдет. Сложный и удивительный все же этот
механизм: у кого-то где-то определенное мнение. Мнение определенное, а все
остальное такое неопределенное.
Знаю немало людей, для кого чтение детективов связано с желанием
"переключиться": от усталости, от головной боли, от дневных забот и
волнений. Тема психология чтения и жанр еще ждет своего исследователя. Я
хочу обратить внимание на другое. Период обращения Овалова к жанру детектива
связан со временем, когда он, полагаю, после полутора десятков лет,
способных даже человека сильного сломать, исковеркать, переживал тяжкое
душевное смятение. Детективы - уже не чтение, а их написание - дали Овалову
возможность отдохнуть, прийти в себя, вернуться к профессиональной работе
литератора.
Плох или хорош покажется сегодня майор Пронин? Одно несомненно: Овалов
менее всего был озабочен вопросами сюжета, занимательности, замысловатой
интриги. Его героем руководят мировоззрение, партийная принадлежность,
верность идеалам. Мне хочется согласиться с самим писателем, который свои
произведения считает написанными "условно говоря, в приключенческом жанре".
Куда вернее, следуя сегодняшней классификации, определять эти повести как
"нравственные". Хотя почему только сегодняшней? Здесь уместно привести
суждение В. Б. Шкловского, высказанное им давным-давно в статье, посвященной
"Рассказам о майоре Пронине":
"Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые
хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность
сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше - по линии
Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент... Л.Овалов
напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ
терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности
Ивана Николаевича Пронина... Жанр создается у нас на глазах".
На этом небольшое отступление и закончу. Случаются жизненные интриги,
одно знакомство с которыми позволяет в одном частном лице увидеть острый и
контрастный портрет эпохи. Считается, что время все ставит на свои места.
Согласимся о этим и продолжим.
"Двадцатые годы" (1982) Л.Овалова - о событиях, ставших сегодня
историей, и о людях, эту самую историю создававших. Автобиографичность
романа, замечу, очевидна. Лично пережитое ощущается в каждой строке.
Собственно, для кого история, для кого просто дни собственной жизни.
Память - изумительный фотограф. Способный в деталях воспроизвести,
сохранить некогда виденное, но, казалось бы, давно забытое. Вдруг, будто на
пожелтевших от времени снимках, оно довольно отчетливо всплывает в сознании.
То в цвете, то черно-белым изображением.
Стоп-кадр. Обычный пассажирский вагон первых революционных лет:
грязный, нетопленый, прокуренный и до отказа забитый пассажирами. Кого
только тут нет! Солдаты, бегущие с фронта, крестьяне, путешествующие и по
личным и по мирским делам, командированные всех родов, спекулянты и
мешочники, штатские в офицерских шинелях и офицеры в штатских пальто. Нигде
не пройти, все загорожено: кругом люди, приткнувшиеся друг к другу, тюки,
мешки, корзины.
Другой кадр. Хрупкая женщина в поношенной черной жакетке и черной
шляпке. Крупным планом печальные и тревожные глаза, полные таких же
печальных и тревожных раздумий, - глаза матери, наедине со своими бедами,
горестями и сомнениями.
Еще кадр. Уютное крыльцо сельской школы - шесть ступенек, аудитория на
восемнадцать человек. На крыльце подростки. Старшим едва по семнадцать.
Младшему не сравнялось и тринадцати лет. Поколение родившихся в первые годы
XX века. Наивные мечтатели и фантазеры. Будущие отцы, отцы детей, родившихся
в 20-е годы. Сидят на школьных приступочках и мечтают, как будут жить при
коммунизме.
И в своеобразной документальной хронике, и в материнских глазах, и в
мальчишеских спорах читается стремление автора понять причины и следствия,