Страница:
– Хорошо, – сказал Владимир. – А теперь выйдите, пожалуйста, нам надо одеться. Чтобы отвести вас к Лайне.
– Нет, – не мигая глядя на него, сказал Зубцов. – Не пойдет. Одевайтесь так. Сергей, отвернись, – бросил он помощнику, не оборачиваясь к нему.
Владимир молча взял со стула свои вещи и собирался сунуть Лее под простынь, которой она была укрыта, ее плащ. Зубцов же, отрицательно покачав головой, отобрал его у Володи и, лишь тщательно осмотрев карманы, позволил передать его Лее. Наконец, Владимир и Лея, уже одетые, сидели на кровати.
– Итак, где Лайна? – с нотками тревожного напряжения, пробившимися таки в голос, спросил полковник.
– Пойдемте с нами, – сказал Володя и за ручку с Леей отправился в соседнюю комнату, где, скинув одеяло, представил взгляду партизан Лайну, которая мирно спала, одетая в пушистые шерстяные рейтузы и свитер. Зубцов ревниво осмотрел свою невесту и лишь спросил, кто ей волосы обстриг.
– Я, – отозвалась Лея, – надо было осмотреть рану, чтобы ее обработать.
– Как была получена рана? – настороженно спросил Зубцов, нежно трогая пальцем тонкий, малозаметный шов на затылке.
Ему ответил Владимир:
– Один из ее охранников, прежде чем мы его пристрелили, ударил ее стальным прутом. И кожу рассек, и вот сотрясение она получила.
Полковник на деле ничего не смыслил в медицине и в характере тех или иных ран и шрамов, он сейчас скорее ориентировался по интонации голосов Владимира и анданорианки. Судя по всему, полковника все устроило, так как он кивнул, закрывая тему. Кажется, он даже особенно не озаботился тем, что Владимир, мягко говоря, ввел его в заблуждение, сказав, что Лайна спрятана в надежном месте. Видимо, как военный и человек слова, он считал, что предварительные разговоры так и остаются разговорами, а уговор – это уже совсем другое дело.
Затем полковник проверил работоспособность старой рации, с помощью которой их и обнаружил, и, убедившись, что она в рабочем состоянии, передал ее Владимиру, сказав:
– Из космолета свяжетесь со мной по этому устройству. Просто нажмешь на кнопку и будешь говорить.
Далее Зубцов бережно, как ребенка, достал из кармана красный корпус сильно переделанного, даже внешне, мобильники и сказал:
– Запомни – пароль доступа 385. Когда ты нажмешь на Анданоре эту комбинацию, вызов пойдет прямо в штаб Сопротивления. На земной орбите, а также в космосе пользоваться этим аппаратом запрещаю. Вас тут же засекут. На Земле подобным методом связи не пользуются даже оккупанты. На Анданоре же, мы выясняли, этот способ часто используется для связи с дальними колониями, и на сигнал никто не обратит внимание. Договорились?
– Договорились. Пароль доступа – 385, – откликнулся Владимир.
– Смотрите мне, – беззлобно пригрозил пальцем Зубцов. – Чтоб обязательно позвонили, а то я к дяде Грише в гости-то загляну, понял?
– Понял, – сказал Володя.
Дальше Владимир договорился с Зубцовым, что партизаны будут стоять у окна в доме, чтобы Володя был уверен, что они не отправились следом за ними, а дальше Владимир свяжется с Зубцовым уже из поднебесья, откуда сообщит ему, где лежит ампула с противоядием.
На прощание Володя, потрепав по морде зубцовско-го коня, спросил:
– И что, анданорцы не возражают против такого транспорта?
– Да нет, – пожал плечами Зубцов, – сейчас даже по Москве многие на конях ездят. Кто прокормить может. А что? Нормально. Быстро, удобно. А анданорцам что – если, к примеру, собака на них залает – пристрелят, глазом не моргнут. А это же не сквирл – голову не оттяпает. Они ж технику запретили, а это вроде как домашнее животное.
Помолчали немного, Зубцов запалил сигаретку.
– Москва теперь интересная стала, кое-кто – вот я, к примеру, – так на Булате к себе на двенадцатый этаж и заезжаю. Так что жизнь течет своим чередом. Не всем же на космолетах по Вселенной мотаться – кому-то и на лошадях ездить надо.
Зубцов протянул Володе руку и сказал:
– Ну, бывай. Увидимся ли, не знаю. Так что ты уж меня прости, если чего не так.
Володя вспомнил, что будет собой представлять Лай-на, когда проснется, и сказал в свою очередь:
– И ты меня прости, если чего.
– Бывай, – и Зубцов хлопнул Володю по плечу.
Володя, оглядываясь, подбежал к стридору и прыгнул на свое место, спросив лишь:
– Не перепутала ампулу, а то мне маму жалко будет.
– Нет, не перепутала.
– А дела куда?
Лея подошла к пню и, чтобы утешить Володю, достала из дупла носок с ампулой, а потом, положив обратно, заняла свое место в кресле пилота. Опустился алмазный купол, взревели моторы, и – прощай, Земля. Зубцов с Сергеем увидели из окошка лишь темную тень, взметнувшуюся над деревьями.
Лея, заведя космолет в середину грозового облака, плывшего неподалеку, сказала Володе, чтобы тот связался с Зубцовым. Владимир, нажав на кнопку связи в старой предательской рации, передававшей их координаты в штаб Сопротивления, услышал бодрый вопрос полковника:
– Ну как, ребята, полет нормальный?
– Все в порядке, спасибо, – откликнулся Владимир. – Ампулу найдете в трухлявом пне, он торчит среди поляны. Поляну найдете так: от восточной стороны моего двора, от середины, в лес уходит тропинка, она там одна, не спутаете. Через минуту хода придете на поляну – она тут тоже одна такая.
– У тебя часы есть? – спросил Зубцов.
– Ну? – откликнулся Володя.
– Через пятнадцать минут звякни, для своего же спокойствия.
Владимир, прикрыв трубку рукой, поинтересовался у Леи, могут ли они пробыть в этой туче еще пятнадцать минут. Лея кивнула, и Володя, выразив согласие на просьбу полковника, закончил беседу.
Через четверть часа Володя услышал в трубке, сразу как позвонил, счастливый голос Зубцова:
– Все, спасибо тебе. Только что глаза открыла. Ну, еще раз прости и бывай – не буду задерживать. Жду звонка, как доберетесь.
– Счастливо оставаться и успехов, – откликнулся Володя и поскорее завершил связь.
Миниатюрный космолет, взыграв могучими двигателями, взмыл в прозрачное синее небо, расстилавшееся над ним по дороге в открытый космос. Тучи, Москва и Зубцов с его проблемами, которых с появлением Лайны у него наверняка прибавится, остались далеко внизу, и Владимир, устраиваясь в кресле поудобнее, постарался не думать обо всем, что осталось на Земле.
Внезапно одна из лампочек на табло начала пульсировать красноватым светом.
– Руку, быстро. Мы в зоне действия какого-то радара, – воскликнула Лея, торопливо вонзая иглу в вену разочарованного Владимира. А он-то надеялся, что хоть сейчас полюбуется незабываемыми космическими пейзажами. – Прости, милый, но нам с тобой придется сматываться на звездных двигателях. Тогда мы просто пропадем из зоны видимости и – ищи ветра в поле, как говорят у вас в России.
Да уж, на этот раз причина была серьезной. “Интересно, смогу ли я еще хоть раз в жизни полюбоваться на космос, а то летаю вслепую, как новорожденный котенок”, – подумалось Володе, уже тонувшему в знакомой тягучей жидкой резине пустоты.
Глава 26
Глава 27
– Нет, – не мигая глядя на него, сказал Зубцов. – Не пойдет. Одевайтесь так. Сергей, отвернись, – бросил он помощнику, не оборачиваясь к нему.
Владимир молча взял со стула свои вещи и собирался сунуть Лее под простынь, которой она была укрыта, ее плащ. Зубцов же, отрицательно покачав головой, отобрал его у Володи и, лишь тщательно осмотрев карманы, позволил передать его Лее. Наконец, Владимир и Лея, уже одетые, сидели на кровати.
– Итак, где Лайна? – с нотками тревожного напряжения, пробившимися таки в голос, спросил полковник.
– Пойдемте с нами, – сказал Володя и за ручку с Леей отправился в соседнюю комнату, где, скинув одеяло, представил взгляду партизан Лайну, которая мирно спала, одетая в пушистые шерстяные рейтузы и свитер. Зубцов ревниво осмотрел свою невесту и лишь спросил, кто ей волосы обстриг.
– Я, – отозвалась Лея, – надо было осмотреть рану, чтобы ее обработать.
– Как была получена рана? – настороженно спросил Зубцов, нежно трогая пальцем тонкий, малозаметный шов на затылке.
Ему ответил Владимир:
– Один из ее охранников, прежде чем мы его пристрелили, ударил ее стальным прутом. И кожу рассек, и вот сотрясение она получила.
Полковник на деле ничего не смыслил в медицине и в характере тех или иных ран и шрамов, он сейчас скорее ориентировался по интонации голосов Владимира и анданорианки. Судя по всему, полковника все устроило, так как он кивнул, закрывая тему. Кажется, он даже особенно не озаботился тем, что Владимир, мягко говоря, ввел его в заблуждение, сказав, что Лайна спрятана в надежном месте. Видимо, как военный и человек слова, он считал, что предварительные разговоры так и остаются разговорами, а уговор – это уже совсем другое дело.
Затем полковник проверил работоспособность старой рации, с помощью которой их и обнаружил, и, убедившись, что она в рабочем состоянии, передал ее Владимиру, сказав:
– Из космолета свяжетесь со мной по этому устройству. Просто нажмешь на кнопку и будешь говорить.
Далее Зубцов бережно, как ребенка, достал из кармана красный корпус сильно переделанного, даже внешне, мобильники и сказал:
– Запомни – пароль доступа 385. Когда ты нажмешь на Анданоре эту комбинацию, вызов пойдет прямо в штаб Сопротивления. На земной орбите, а также в космосе пользоваться этим аппаратом запрещаю. Вас тут же засекут. На Земле подобным методом связи не пользуются даже оккупанты. На Анданоре же, мы выясняли, этот способ часто используется для связи с дальними колониями, и на сигнал никто не обратит внимание. Договорились?
– Договорились. Пароль доступа – 385, – откликнулся Владимир.
– Смотрите мне, – беззлобно пригрозил пальцем Зубцов. – Чтоб обязательно позвонили, а то я к дяде Грише в гости-то загляну, понял?
– Понял, – сказал Володя.
Дальше Владимир договорился с Зубцовым, что партизаны будут стоять у окна в доме, чтобы Володя был уверен, что они не отправились следом за ними, а дальше Владимир свяжется с Зубцовым уже из поднебесья, откуда сообщит ему, где лежит ампула с противоядием.
На прощание Володя, потрепав по морде зубцовско-го коня, спросил:
– И что, анданорцы не возражают против такого транспорта?
– Да нет, – пожал плечами Зубцов, – сейчас даже по Москве многие на конях ездят. Кто прокормить может. А что? Нормально. Быстро, удобно. А анданорцам что – если, к примеру, собака на них залает – пристрелят, глазом не моргнут. А это же не сквирл – голову не оттяпает. Они ж технику запретили, а это вроде как домашнее животное.
Помолчали немного, Зубцов запалил сигаретку.
– Москва теперь интересная стала, кое-кто – вот я, к примеру, – так на Булате к себе на двенадцатый этаж и заезжаю. Так что жизнь течет своим чередом. Не всем же на космолетах по Вселенной мотаться – кому-то и на лошадях ездить надо.
Зубцов протянул Володе руку и сказал:
– Ну, бывай. Увидимся ли, не знаю. Так что ты уж меня прости, если чего не так.
Володя вспомнил, что будет собой представлять Лай-на, когда проснется, и сказал в свою очередь:
– И ты меня прости, если чего.
– Бывай, – и Зубцов хлопнул Володю по плечу.
* * *
Добравшись до космолета, Лея достала из багажника Володин носок и, спрятав туда ампулу, которая должна была привести Лайну в сознание – насколько это теперь было для нее вообще возможно, – сунула носок в дуплистый пень, торчащий на поляне, густо поросшей молодой, сочной травой. Потом, подготовив космолет к старту, крикнула Владимиру, все это время на краю леса следившего за двумя силуэтами в окне своего дома.Володя, оглядываясь, подбежал к стридору и прыгнул на свое место, спросив лишь:
– Не перепутала ампулу, а то мне маму жалко будет.
– Нет, не перепутала.
– А дела куда?
Лея подошла к пню и, чтобы утешить Володю, достала из дупла носок с ампулой, а потом, положив обратно, заняла свое место в кресле пилота. Опустился алмазный купол, взревели моторы, и – прощай, Земля. Зубцов с Сергеем увидели из окошка лишь темную тень, взметнувшуюся над деревьями.
Лея, заведя космолет в середину грозового облака, плывшего неподалеку, сказала Володе, чтобы тот связался с Зубцовым. Владимир, нажав на кнопку связи в старой предательской рации, передававшей их координаты в штаб Сопротивления, услышал бодрый вопрос полковника:
– Ну как, ребята, полет нормальный?
– Все в порядке, спасибо, – откликнулся Владимир. – Ампулу найдете в трухлявом пне, он торчит среди поляны. Поляну найдете так: от восточной стороны моего двора, от середины, в лес уходит тропинка, она там одна, не спутаете. Через минуту хода придете на поляну – она тут тоже одна такая.
– У тебя часы есть? – спросил Зубцов.
– Ну? – откликнулся Володя.
– Через пятнадцать минут звякни, для своего же спокойствия.
Владимир, прикрыв трубку рукой, поинтересовался у Леи, могут ли они пробыть в этой туче еще пятнадцать минут. Лея кивнула, и Володя, выразив согласие на просьбу полковника, закончил беседу.
Через четверть часа Володя услышал в трубке, сразу как позвонил, счастливый голос Зубцова:
– Все, спасибо тебе. Только что глаза открыла. Ну, еще раз прости и бывай – не буду задерживать. Жду звонка, как доберетесь.
– Счастливо оставаться и успехов, – откликнулся Володя и поскорее завершил связь.
Миниатюрный космолет, взыграв могучими двигателями, взмыл в прозрачное синее небо, расстилавшееся над ним по дороге в открытый космос. Тучи, Москва и Зубцов с его проблемами, которых с появлением Лайны у него наверняка прибавится, остались далеко внизу, и Владимир, устраиваясь в кресле поудобнее, постарался не думать обо всем, что осталось на Земле.
Внезапно одна из лампочек на табло начала пульсировать красноватым светом.
– Руку, быстро. Мы в зоне действия какого-то радара, – воскликнула Лея, торопливо вонзая иглу в вену разочарованного Владимира. А он-то надеялся, что хоть сейчас полюбуется незабываемыми космическими пейзажами. – Прости, милый, но нам с тобой придется сматываться на звездных двигателях. Тогда мы просто пропадем из зоны видимости и – ищи ветра в поле, как говорят у вас в России.
Да уж, на этот раз причина была серьезной. “Интересно, смогу ли я еще хоть раз в жизни полюбоваться на космос, а то летаю вслепую, как новорожденный котенок”, – подумалось Володе, уже тонувшему в знакомой тягучей жидкой резине пустоты.
Глава 26
АНДАНОР
Лея разбудила Владимира, как только корабль их влетел в гравитационную зону планеты Анданор. Царственная планета встретила утомленных путешественников белоснежным, играющим в лучах звезды светом своей поверхности. Первой мыслью Володи, поэтапно приходящего в себя после недельного сна, было то, что эта планета может быть либо мертвой, либо императорской. До него уже дошло, что белый цвет обозначает именно то, что приходило в голову в первую очередь – снег. Если бы это были облака, то среди них не могли бы сиять россыпями столь драгоценных алмазов далекие искры то ли льдин, то ли еще каких-то непонятных образований чуждого ему мира. В этот раз Володя пробуждался куда как тяжелее, чем после предыдущих перелетов – вот что значит нарушение техники безопасности. Голова свинцово ныла, как после попойки, пульсируя болезненной жилкой слева; руки дрожали; во рту было сухо и гадко. Владимир бросил испытующий взгляд на свою спутницу. Лея тоже выглядела несвежей и помятой, как после выхода из недельного запоя. Вот только глаза казались еще больше и выразительнее на похудевшем от преждевременного перелета лице, и сейчас они светились восторгом истинной дочери этой студеной планеты, возвращавшейся домой.
– Правда, это сказка? – шепотом спросила она у Владимира.
“Правда, – подумалось Володе. – И я даже знаю, какая. Когда Снежная королева везла Кая в своих санях на Северный полюс, она, должно быть, имела такой же патриотический настрой в адрес Арктики, с каким Лея отзывается об Анданоре”. Однако Владимиру не захотелось озвучивать столь скептические размышления – ведь в его сказке Снежная королева была его женой, и женой любимой.
– Очень красиво, – согласился он.
И это было правдой – стридор снизился настолько, что планета уже занимала треть видимого мира, и теперь алмазные искорки внизу засияли всеми переливами ледяных радуг, пронзительным ледовым спектром. Владимир почувствовал, как холод забирается ему в самое сердце от этого зрелища, но оно действительно было прекрасным. Слово “вечность“ читалось здесь повсюду – ведь что может быть изначальное, чем искрящийся спектр на белом фоне. Вот только пригодность этой планеты для жизни вызывала у Володи очень большие сомнения. Если бы он был капитаном корабля, то никогда не посадил бы его на столь бесприютную землю.
– Лея, скажи, мне кажется или у экватора на твоей планете тоже лежит снег?
– Не всегда. Но сейчас – да, – ответила девушка с одержимостью, достойной пингвина, возвращающегося в естественную для него среду обитания.
Владимир невольно почувствовал себя одиноким и потерянным в белых пустынях Анданора, расстилавшихся внизу. Его так и подмывало спросить, действительно ли горючего не хватит для полета хоть на какую-нибудь другую планету. Тем временем стридор уже снизился настолько, что Володя мог разглядеть острые кристаллы льда безусловно поистине исполинских размеров, если их можно было разглядеть из поднебесья, грани которых переливались радугой в лучах светила с таким видом, словно хотели сказать: “Тут никогда не тает снег. Последнюю тысячу лет здесь не бывало выше ноля градусов”.
Владимир осторожно поинтересовался у своей спутницы:
– Лея, а тут у тебя хоть когда-нибудь бывает плюсовая температура?
– Конечно, – отозвалась анданорианка с решительностью агента по недвижимости, вознамерившегося во что бы то ни стало спихнуть клиенту жилье за Полярным кругом, – у нас тоже есть лето. И хотя оно короче, чем у вас на Земле – всего месяц, – но нам его вполне хватает.
Владимир чувствовал себя маленькой птичкой, загипнотизированной ледяным драконом, он молча взирал на чудесные переливы множества радуг, игравших друг с другом в ледяных отрогах анданорских скал, на сотни километров простиравшихся внизу, и чувствовал, что еще немного – и это зрелище навсегда похитит его сердце, заставит страстно полюбить его. Удивительным казалось то, что даже красный и зеленый тона присутствовали в этих ледяных радугах – но какими же мертвыми и безжизненными были они!
– Тут хоть что-нибудь живет? – спросил он.
– Тут живет лед, – отозвалась Лея. – Мы с тобой летим над полюсом холода моей родины, где льды не таяли никогда. У нас говорят, что это – сердце нашей планеты, средоточие ее духа.
Владимиру показалось, что, коснувшись взором Анданора, Лея сделалась незнакомой ему, отстраненной и чужой. Словно безмолвные и бессмертные ледяные дворцы, которые она показывала сейчас мужу, вызывали в ее собственной душе симптомы давней, таившейся там болезни. Володе почудилось, будто в зрачках Леи он видит сейчас отблеск ледяных радуг, и он непроизвольно схватил ее за руку, будто в страхе, как бы и рука не оказалась холодной и безжизненной, словно эти льды.
Но рука была теплой, горячей почти. Лея, с улыбкой посмотрев на Владимира, совсем как раньше, живым, нежным взглядом любящей женщины, сказала:
– Милый, да ты совсем замерз от моей экскурсии. Я просто решила, что коли уж я никак не могла показать тебе красоты космоса, так хоть покажу тебе, как прекрасна моя планета. Но я не учла, что для землянина это уже перебор.
Лея внезапно обняла Володю и, прижавшись лицом, одарила его влажным жарким поцелуем. Владимир успокоился немного, ощутив пульсирующее биение жизни в упругих губах и языке возлюбленной.
– Не бойся, сладкий мой, – сказала Лея, оторвавшись, наконец, от Володи. – Там, где живу я, намного теплее. А тут даже мы не живем – это просто музей, хотя и больше, чем музей. Жаль, что горючего мало, – с сожалением добавила она после паузы, – а то я показала бы тебе, что такое настоящее северное сияние. Для этого нужно-то всего лишь завернуть на ночную сторону Анданора – и ты бы увидел, как оно трескучей лентой извивается вокруг корабля. Такого даже в космосе не найти. Это будет покруче, чем твоя гроза.
Володя же, подумав, что это был бы уже точно перебор, сказал:
– Ничего, как-нибудь в другой раз. Мне действительно хватило ледяных скал.
– А у тебя в Москве часто бывает северное сияние? – спросила Лея, легкими касаниями заставившая привычный к ее рукам стридор изменить курс.
– Ни разу не видел. И не слышал даже, чтоб бывало, – признался Володя.
– Ну на Севере-то оно у вас бывает, я слышала, – отозвалась Лея, к удовольствию Владимира уводившая корабль от особенно пронзительных ледяных вершин к обыкновенным снежным равнинам.
– Бывает, – отозвался Володя, поймав себя на том, что, не желая более глядеть на мертвые пейзажи внизу, он отогревает свой взгляд на травянисто-зеленых и розовых оттенках рычажков, которые перемещала Лея на пульте управления, – вот только я его никогда не видел.
– Ну ты даешь, – изумилась Лея, – у тебя на планете бывает такая красота, а ты даже не сподобился ее видеть.
“Да я вообще-то много чего хорошего не видел, что на Земле бывает”, – подумал Володя, но промолчал. Конечно, будь в его распоряжении такой лайнер, он бы с удовольствием облетел Землю, ее моря, пустыни, горы и джунгли. Но вот Северный полюс в списке мест, которые Володя желал бы посетить, как-то не значился. Вообще Владимиру казалась немного патологичной, некрофильской какой-то эта страсть вполне теплокровной Леи к местам, явно не пригодным для жизни.
Корабль долго гудел двигателями над одинаковыми, монотонными, без каких-либо ориентиров, бесприютными снежными пустынями, которые, впрочем, все равно смотрелись куда как более нормальными, чем радужные кристаллы цельных скал.
– А вот тут уже полным-полно всякой живности, – сказала Лея. – Тут обитают и пушистые скримлики, и снежные паучки, и змейки, но все они такие белые, что их и в упор-то не разглядишь, не то что с такой высоты.
Наконец, внизу показались первые признаки человеческого жилья: сперва редкие, отдельно стоящие дома, потом группы домов, потом еще более плотные поселения. И вот уже стало понятным, что они летят над могучей державой, с дорогами, городами, техникой и многочисленным населением, возводившим, строившим и поддерживающим все это. Еще час полета – и Лея, заставив космолет описать полукруг в морозном воздухе, посадила его возле двухэтажного строения, возвышавшегося среди высоких сугробов. Алмазный купол стридора уехал в паз, и кабина наполнилась свежим морозным воздухом, в общем-то, не запредельно холодным. Кожаная куртка и свитер оказались для Владимира вполне сносной защитой от здешнего климата, и он, покинув кабину космолета, ступил на хрустящий снег родной для его жены планеты и огляделся.
Анданорское солнце и прежде-то смотрелось так, как земное светило перед закатом; когда же теперь действительно наступило его время зайти за заснеженный горизонт, то оно приобрело просто невообразимую на Земле густую, угольно-красную, багряную окраску – и снега вокруг приняли такой вид, словно это и не снега были, а волны раскаленного докрасна металла. Зрелище было столь неожиданным и фантастичным, что у Владимира дух захватило от его неземной красоты. Оно было почти немыслимым – куда ни бросал он восхищенный взор, повсюду была красная и совсем уж не снежная сейчас на вид равнина. Раскаленно-розовый сменялся кроваво-красным, и не было ни деревца, ни кустика, нарушивших бы своим скромным присутствием целостность изумительного мира обагрившихся нежданно-густыми и теплыми тонами снегов.
Лея с довольной улыбкой следила за выражением Володиного лица.
– Кажется, тебе понравился наш закат? – скорее утвердительно сказала она.
– Да, – только и сумел выдохнуть в ответ Володя, зачарованно следивший за изменениями оттенка бесконечного – куда ни кинь взгляд – снежного поля, из которого, да и то на приличном расстоянии друг от друга, росли невысокие строения того же цвета, что и снега вокруг. Дом, возле которого причалила Лея, выглядел как построенный из цельного куска белого мрамора. Вершины колонн были украшены волнообразными наслоениями, явно навеянными анданорскому архитектору особенно изысканной формой сугробов. Сейчас же дом казался свежеотлитым из меди и не успевшим пока остыть, как и все прочие строения, находившиеся в зоне видимости.
Лея не торопила Володю, и он мог вдоволь насладиться чудесным зрелищем. Она нажала какую-то кнопку на борту корабля, и он скрылся в отверзшемся жерле подземного – подснежного, если быть точнее, ангара, на люк которого с удивительной точностью он оказывается, и приземлился.
Володя уже позже, дома, спросит, как это Лее удалось столь успешно отыскать среди снега площадку над ангаром, – а космолетчица ответит, что корабль сам отыскал ее сенсорными датчиками – ведь он был как-никак создан именно на Анданоре, а не где-нибудь еще.
Пока же Владимир был не в силах оторвать взор от теплых, даже на Земле редких, красок анданорского заката – ведь все поле, куда ни глянь, сияло не хуже, чем догорающие угли в костре или вулканическая лава. Наконец, свет сделался бордовым, неестественным для реального мира, и снежное поле угасло, но теперь бордовым горело само небо. Не узкая его полоска, как на Земле после захода солнца, но все небо целиком, от края до края, будто верх и низ поменялись местами за какую-то минуту.
Лея взяла зачарованного Володю за руку, как маленького, и повела к дому. Однако это было непросто – снега было по пояс. Тогда девушка достала из незаметного кармашка комбинезона что-то наподобие брелка и, нажав на одну из кнопок, сделала нечто удивительное – в безжизненном ряду сугробов, безмятежно раскинувшихся между космолетной площадкой и домом, сейчас серых в рассеянном свете, струившемся с сияющего неба, появились проломы, снег проседал и проваливался, словно на узеньком кусочке Анданора сейчас буйствовала весна. Из толщи тающих снегов, совсем близко от Володи с Леей, спасаясь бегством, показались две уморительного вида зверюшки; у них были огромные, как у земных мультипликационных зайцев, глаза и восторженно-испуганное, точно игрушечное, выражение плоских мордочек. Они были пушистыми и ушастыми. Володя толком не успел их разглядеть, как они, поднявшись на задние ножки и сцепившись передними лапками, внезапно распустили на спине пуховые крылья и, синхронно махая ими, словно четырехкрылая сова, странной конструкцией – то ли вертолет, то ли цветок, то ли вообще существо из иных измерений – беззвучно поднялись в воздух и неторопливо полетели туда, где недавно скрылось солнце. Было уже почти темно, и они очень скоро растворились крошечным серым пятном среди догоравшего неба.
– Это семья скримликов, – пояснила Лея. – Полетели искать место для гнездовья получше. Совсем как мы. Странно, – добавила она после паузы, – вроде бы рановато еще для семейных полетов.
Тем временем образовавшаяся прогалина между домом и площадкой растаяла до конца и даже высохла – теперь было видно, что под ней была дорожка, наподобие асфальтовой, которая и нагрелась по команде Леи, растворив наваленные сверху снеговые горы.
– Здорово, – сказал Володя.
– Ты о чем? – не поняла Лея.
– О том, как у вас на Анданоре чистят дорожки от снега.
– А у вас их как чистят? – спросила Лея, отпирая дверь.
– Лопатой, – признался Володя. Он немного покраснел, но это, должно быть, от здорового, бодрящего морозца, вовсе сейчас и не лютого, к слову.
– Правда, это сказка? – шепотом спросила она у Владимира.
“Правда, – подумалось Володе. – И я даже знаю, какая. Когда Снежная королева везла Кая в своих санях на Северный полюс, она, должно быть, имела такой же патриотический настрой в адрес Арктики, с каким Лея отзывается об Анданоре”. Однако Владимиру не захотелось озвучивать столь скептические размышления – ведь в его сказке Снежная королева была его женой, и женой любимой.
– Очень красиво, – согласился он.
И это было правдой – стридор снизился настолько, что планета уже занимала треть видимого мира, и теперь алмазные искорки внизу засияли всеми переливами ледяных радуг, пронзительным ледовым спектром. Владимир почувствовал, как холод забирается ему в самое сердце от этого зрелища, но оно действительно было прекрасным. Слово “вечность“ читалось здесь повсюду – ведь что может быть изначальное, чем искрящийся спектр на белом фоне. Вот только пригодность этой планеты для жизни вызывала у Володи очень большие сомнения. Если бы он был капитаном корабля, то никогда не посадил бы его на столь бесприютную землю.
– Лея, скажи, мне кажется или у экватора на твоей планете тоже лежит снег?
– Не всегда. Но сейчас – да, – ответила девушка с одержимостью, достойной пингвина, возвращающегося в естественную для него среду обитания.
Владимир невольно почувствовал себя одиноким и потерянным в белых пустынях Анданора, расстилавшихся внизу. Его так и подмывало спросить, действительно ли горючего не хватит для полета хоть на какую-нибудь другую планету. Тем временем стридор уже снизился настолько, что Володя мог разглядеть острые кристаллы льда безусловно поистине исполинских размеров, если их можно было разглядеть из поднебесья, грани которых переливались радугой в лучах светила с таким видом, словно хотели сказать: “Тут никогда не тает снег. Последнюю тысячу лет здесь не бывало выше ноля градусов”.
Владимир осторожно поинтересовался у своей спутницы:
– Лея, а тут у тебя хоть когда-нибудь бывает плюсовая температура?
– Конечно, – отозвалась анданорианка с решительностью агента по недвижимости, вознамерившегося во что бы то ни стало спихнуть клиенту жилье за Полярным кругом, – у нас тоже есть лето. И хотя оно короче, чем у вас на Земле – всего месяц, – но нам его вполне хватает.
Владимир чувствовал себя маленькой птичкой, загипнотизированной ледяным драконом, он молча взирал на чудесные переливы множества радуг, игравших друг с другом в ледяных отрогах анданорских скал, на сотни километров простиравшихся внизу, и чувствовал, что еще немного – и это зрелище навсегда похитит его сердце, заставит страстно полюбить его. Удивительным казалось то, что даже красный и зеленый тона присутствовали в этих ледяных радугах – но какими же мертвыми и безжизненными были они!
– Тут хоть что-нибудь живет? – спросил он.
– Тут живет лед, – отозвалась Лея. – Мы с тобой летим над полюсом холода моей родины, где льды не таяли никогда. У нас говорят, что это – сердце нашей планеты, средоточие ее духа.
Владимиру показалось, что, коснувшись взором Анданора, Лея сделалась незнакомой ему, отстраненной и чужой. Словно безмолвные и бессмертные ледяные дворцы, которые она показывала сейчас мужу, вызывали в ее собственной душе симптомы давней, таившейся там болезни. Володе почудилось, будто в зрачках Леи он видит сейчас отблеск ледяных радуг, и он непроизвольно схватил ее за руку, будто в страхе, как бы и рука не оказалась холодной и безжизненной, словно эти льды.
Но рука была теплой, горячей почти. Лея, с улыбкой посмотрев на Владимира, совсем как раньше, живым, нежным взглядом любящей женщины, сказала:
– Милый, да ты совсем замерз от моей экскурсии. Я просто решила, что коли уж я никак не могла показать тебе красоты космоса, так хоть покажу тебе, как прекрасна моя планета. Но я не учла, что для землянина это уже перебор.
Лея внезапно обняла Володю и, прижавшись лицом, одарила его влажным жарким поцелуем. Владимир успокоился немного, ощутив пульсирующее биение жизни в упругих губах и языке возлюбленной.
– Не бойся, сладкий мой, – сказала Лея, оторвавшись, наконец, от Володи. – Там, где живу я, намного теплее. А тут даже мы не живем – это просто музей, хотя и больше, чем музей. Жаль, что горючего мало, – с сожалением добавила она после паузы, – а то я показала бы тебе, что такое настоящее северное сияние. Для этого нужно-то всего лишь завернуть на ночную сторону Анданора – и ты бы увидел, как оно трескучей лентой извивается вокруг корабля. Такого даже в космосе не найти. Это будет покруче, чем твоя гроза.
Володя же, подумав, что это был бы уже точно перебор, сказал:
– Ничего, как-нибудь в другой раз. Мне действительно хватило ледяных скал.
– А у тебя в Москве часто бывает северное сияние? – спросила Лея, легкими касаниями заставившая привычный к ее рукам стридор изменить курс.
– Ни разу не видел. И не слышал даже, чтоб бывало, – признался Володя.
– Ну на Севере-то оно у вас бывает, я слышала, – отозвалась Лея, к удовольствию Владимира уводившая корабль от особенно пронзительных ледяных вершин к обыкновенным снежным равнинам.
– Бывает, – отозвался Володя, поймав себя на том, что, не желая более глядеть на мертвые пейзажи внизу, он отогревает свой взгляд на травянисто-зеленых и розовых оттенках рычажков, которые перемещала Лея на пульте управления, – вот только я его никогда не видел.
– Ну ты даешь, – изумилась Лея, – у тебя на планете бывает такая красота, а ты даже не сподобился ее видеть.
“Да я вообще-то много чего хорошего не видел, что на Земле бывает”, – подумал Володя, но промолчал. Конечно, будь в его распоряжении такой лайнер, он бы с удовольствием облетел Землю, ее моря, пустыни, горы и джунгли. Но вот Северный полюс в списке мест, которые Володя желал бы посетить, как-то не значился. Вообще Владимиру казалась немного патологичной, некрофильской какой-то эта страсть вполне теплокровной Леи к местам, явно не пригодным для жизни.
Корабль долго гудел двигателями над одинаковыми, монотонными, без каких-либо ориентиров, бесприютными снежными пустынями, которые, впрочем, все равно смотрелись куда как более нормальными, чем радужные кристаллы цельных скал.
– А вот тут уже полным-полно всякой живности, – сказала Лея. – Тут обитают и пушистые скримлики, и снежные паучки, и змейки, но все они такие белые, что их и в упор-то не разглядишь, не то что с такой высоты.
Наконец, внизу показались первые признаки человеческого жилья: сперва редкие, отдельно стоящие дома, потом группы домов, потом еще более плотные поселения. И вот уже стало понятным, что они летят над могучей державой, с дорогами, городами, техникой и многочисленным населением, возводившим, строившим и поддерживающим все это. Еще час полета – и Лея, заставив космолет описать полукруг в морозном воздухе, посадила его возле двухэтажного строения, возвышавшегося среди высоких сугробов. Алмазный купол стридора уехал в паз, и кабина наполнилась свежим морозным воздухом, в общем-то, не запредельно холодным. Кожаная куртка и свитер оказались для Владимира вполне сносной защитой от здешнего климата, и он, покинув кабину космолета, ступил на хрустящий снег родной для его жены планеты и огляделся.
Анданорское солнце и прежде-то смотрелось так, как земное светило перед закатом; когда же теперь действительно наступило его время зайти за заснеженный горизонт, то оно приобрело просто невообразимую на Земле густую, угольно-красную, багряную окраску – и снега вокруг приняли такой вид, словно это и не снега были, а волны раскаленного докрасна металла. Зрелище было столь неожиданным и фантастичным, что у Владимира дух захватило от его неземной красоты. Оно было почти немыслимым – куда ни бросал он восхищенный взор, повсюду была красная и совсем уж не снежная сейчас на вид равнина. Раскаленно-розовый сменялся кроваво-красным, и не было ни деревца, ни кустика, нарушивших бы своим скромным присутствием целостность изумительного мира обагрившихся нежданно-густыми и теплыми тонами снегов.
Лея с довольной улыбкой следила за выражением Володиного лица.
– Кажется, тебе понравился наш закат? – скорее утвердительно сказала она.
– Да, – только и сумел выдохнуть в ответ Володя, зачарованно следивший за изменениями оттенка бесконечного – куда ни кинь взгляд – снежного поля, из которого, да и то на приличном расстоянии друг от друга, росли невысокие строения того же цвета, что и снега вокруг. Дом, возле которого причалила Лея, выглядел как построенный из цельного куска белого мрамора. Вершины колонн были украшены волнообразными наслоениями, явно навеянными анданорскому архитектору особенно изысканной формой сугробов. Сейчас же дом казался свежеотлитым из меди и не успевшим пока остыть, как и все прочие строения, находившиеся в зоне видимости.
Лея не торопила Володю, и он мог вдоволь насладиться чудесным зрелищем. Она нажала какую-то кнопку на борту корабля, и он скрылся в отверзшемся жерле подземного – подснежного, если быть точнее, ангара, на люк которого с удивительной точностью он оказывается, и приземлился.
Володя уже позже, дома, спросит, как это Лее удалось столь успешно отыскать среди снега площадку над ангаром, – а космолетчица ответит, что корабль сам отыскал ее сенсорными датчиками – ведь он был как-никак создан именно на Анданоре, а не где-нибудь еще.
Пока же Владимир был не в силах оторвать взор от теплых, даже на Земле редких, красок анданорского заката – ведь все поле, куда ни глянь, сияло не хуже, чем догорающие угли в костре или вулканическая лава. Наконец, свет сделался бордовым, неестественным для реального мира, и снежное поле угасло, но теперь бордовым горело само небо. Не узкая его полоска, как на Земле после захода солнца, но все небо целиком, от края до края, будто верх и низ поменялись местами за какую-то минуту.
Лея взяла зачарованного Володю за руку, как маленького, и повела к дому. Однако это было непросто – снега было по пояс. Тогда девушка достала из незаметного кармашка комбинезона что-то наподобие брелка и, нажав на одну из кнопок, сделала нечто удивительное – в безжизненном ряду сугробов, безмятежно раскинувшихся между космолетной площадкой и домом, сейчас серых в рассеянном свете, струившемся с сияющего неба, появились проломы, снег проседал и проваливался, словно на узеньком кусочке Анданора сейчас буйствовала весна. Из толщи тающих снегов, совсем близко от Володи с Леей, спасаясь бегством, показались две уморительного вида зверюшки; у них были огромные, как у земных мультипликационных зайцев, глаза и восторженно-испуганное, точно игрушечное, выражение плоских мордочек. Они были пушистыми и ушастыми. Володя толком не успел их разглядеть, как они, поднявшись на задние ножки и сцепившись передними лапками, внезапно распустили на спине пуховые крылья и, синхронно махая ими, словно четырехкрылая сова, странной конструкцией – то ли вертолет, то ли цветок, то ли вообще существо из иных измерений – беззвучно поднялись в воздух и неторопливо полетели туда, где недавно скрылось солнце. Было уже почти темно, и они очень скоро растворились крошечным серым пятном среди догоравшего неба.
– Это семья скримликов, – пояснила Лея. – Полетели искать место для гнездовья получше. Совсем как мы. Странно, – добавила она после паузы, – вроде бы рановато еще для семейных полетов.
Тем временем образовавшаяся прогалина между домом и площадкой растаяла до конца и даже высохла – теперь было видно, что под ней была дорожка, наподобие асфальтовой, которая и нагрелась по команде Леи, растворив наваленные сверху снеговые горы.
– Здорово, – сказал Володя.
– Ты о чем? – не поняла Лея.
– О том, как у вас на Анданоре чистят дорожки от снега.
– А у вас их как чистят? – спросила Лея, отпирая дверь.
– Лопатой, – признался Володя. Он немного покраснел, но это, должно быть, от здорового, бодрящего морозца, вовсе сейчас и не лютого, к слову.
Глава 27
ПРИВЕТ ОТ ЗУБЦОВА
Утром Лея разбудила Владимира еще затемно.
– Вставай! – говорила она, тормоша мужа за плечо.
Володя же никак не мог пробудиться – он спал особенно крепко после того, что вчера показала ему Лея. Он чувствовал весь прошедший вечер, что он просто “Бобик в гостях у Барбоса” из одноименной детской сказки. Все вещи, казавшиеся Лее обыденными и привычными с детства, исторгали у обыкновенно сдержанного Владимира восхищенные стоны. Чего, к примеру, стоило стереовидение – далекий потомок нашего телевидения, оплодотворенного продвинутой техникой генерации голограмм? В выключенном состоянии это был обыкновенный коврик, на который вполне можно было наступать без какого-либо вреда для здоровья или для техники. Но когда он включался... то на нем, в удобную величину – от крошечных, как оловянные солдатики, фигурок по центру до огромных, до четырехметрового потолка, циклопических фигур, заполнявших вширь почти всю комнату, – двигались, жили, умирали фигуры из новостей Империи. Более того, живые образы наполняли комнату вонью или тонкими ароматами, действительно натуральными и соответствующими тому, что демонстрировалось по стереовидению. Каждая деталь, даже когда изображение разворачивалось в полную высоту, пугала своей четкостью и непрозрачностью. Складывался до того полный эффект присутствия, что становилось страшно, не перенесся ли ты на самом деле в гущу событий или не переехал ли эпицентр действа в твой дом. “Да уж, – решил Володя тогда, – анданорцы, конечно, имеют полное право считать землян дикарями...” Потому как не только стереовидение, а все, куда ни кинь взгляд, поражало запредельным техническим уровнем. Лея явно испытывала подлинное блаженство, демонстрируя Володе разные естественные для нее самой диковины. Прошедшим вечером улыбка просто не сходила с ее губ и глаз, разными оттенками играя на них. Например, когда Володя поинтересовался, почему ее особняк не имеет забора, она подвела Володю к окну – невидимая за домом луна освещала снежную пустыню розовато-желтым светом – и спросила:
– А какой высоты заборы предпочитают у вас на Земле?
– Метра три, не меньше, – сказал Владимир, вспомнив при этом, что Лея, в общем-то, была у него на даче, где его низкорослый сеточный заборчик, увы, не дотягивал до названной планки.
Впрочем, девушка вместо ответа невозмутимо набрала нечто на своем пульте, и снизу, прямо из снега, за считанные секунды выросли стены названной Владимиром высоты, ограничивая немалые земельные угодья – гектар, не меньше, – принадлежавшие его избраннице.
– А можно так, – сказала Лея, положив теплую ладонь Володе на плечо, и от следующего нажатия на кнопку стены беззвучно выросли еще раза в три. Метров десять сделались, выше дома. Девушка вновь надавила на брелочек, и стены вновь обрели заказанную Владимиром высоту.
Молодые люди плотно поужинали. Всего было вдоволь, и мясного, и самых изысканных фруктов из отдаленных провинций Империи, после чего Володю неудержимо потянуло в сон. Лея отвела мужу отдельную комнату, где, поставив обогрев на 15 градусов, в пересчете на Цельсия, сделала воздух вполне приемлемым для обитания Владимира, при условии, конечно, что он будет в свитере или под одеялом. На вопрос, нельзя ли сделать температуру еще хоть немного повыше, Лея сказала, что нет – это было бы неправильно с точки зрения конспирации. Оказывается, хотя подобные дома и способны создать хоть тридцатиградусную жару, но их хозяева тут же попадают под подозрение контрразведки. Ведь кому еще на Анданоре может понадобиться такое непереносимое пекло, как не шпионам с Силлура! Вообще Лея все продумала до мелочей – этот домик принадлежал ее лучшей подруге, Тидле, с которой они, на всякий случай, обменялись ключами – мало ли что может в жизни случиться.
Тидла сейчас служила надсмотрщицей на одной из жарких колоний, откуда Империя в избытке получала продукты и полезные ископаемые – копила себе на приданое. В розыске она не находилась, а потому без вести пропавшая, с точки зрения Анданора, Лея, ничем особо не рискуя, поселилась в ее жилище. Девушка любила этот пригород анданорской столицы – тут было тихо и спокойно и, с другой стороны, недалеко от центра. Так что впечатлений у Владимира хватало в избытке. И оттого сейчас он с трудом заставил себя продрать слипшиеся глаза – казалось, сознание его отказывалось пробуждаться, вполне довольствуясь порцией информации, полученной вчера.
– Вставай, соня, рассвет пропустишь! – не унималась Лея.
– Вставай! – говорила она, тормоша мужа за плечо.
Володя же никак не мог пробудиться – он спал особенно крепко после того, что вчера показала ему Лея. Он чувствовал весь прошедший вечер, что он просто “Бобик в гостях у Барбоса” из одноименной детской сказки. Все вещи, казавшиеся Лее обыденными и привычными с детства, исторгали у обыкновенно сдержанного Владимира восхищенные стоны. Чего, к примеру, стоило стереовидение – далекий потомок нашего телевидения, оплодотворенного продвинутой техникой генерации голограмм? В выключенном состоянии это был обыкновенный коврик, на который вполне можно было наступать без какого-либо вреда для здоровья или для техники. Но когда он включался... то на нем, в удобную величину – от крошечных, как оловянные солдатики, фигурок по центру до огромных, до четырехметрового потолка, циклопических фигур, заполнявших вширь почти всю комнату, – двигались, жили, умирали фигуры из новостей Империи. Более того, живые образы наполняли комнату вонью или тонкими ароматами, действительно натуральными и соответствующими тому, что демонстрировалось по стереовидению. Каждая деталь, даже когда изображение разворачивалось в полную высоту, пугала своей четкостью и непрозрачностью. Складывался до того полный эффект присутствия, что становилось страшно, не перенесся ли ты на самом деле в гущу событий или не переехал ли эпицентр действа в твой дом. “Да уж, – решил Володя тогда, – анданорцы, конечно, имеют полное право считать землян дикарями...” Потому как не только стереовидение, а все, куда ни кинь взгляд, поражало запредельным техническим уровнем. Лея явно испытывала подлинное блаженство, демонстрируя Володе разные естественные для нее самой диковины. Прошедшим вечером улыбка просто не сходила с ее губ и глаз, разными оттенками играя на них. Например, когда Володя поинтересовался, почему ее особняк не имеет забора, она подвела Володю к окну – невидимая за домом луна освещала снежную пустыню розовато-желтым светом – и спросила:
– А какой высоты заборы предпочитают у вас на Земле?
– Метра три, не меньше, – сказал Владимир, вспомнив при этом, что Лея, в общем-то, была у него на даче, где его низкорослый сеточный заборчик, увы, не дотягивал до названной планки.
Впрочем, девушка вместо ответа невозмутимо набрала нечто на своем пульте, и снизу, прямо из снега, за считанные секунды выросли стены названной Владимиром высоты, ограничивая немалые земельные угодья – гектар, не меньше, – принадлежавшие его избраннице.
– А можно так, – сказала Лея, положив теплую ладонь Володе на плечо, и от следующего нажатия на кнопку стены беззвучно выросли еще раза в три. Метров десять сделались, выше дома. Девушка вновь надавила на брелочек, и стены вновь обрели заказанную Владимиром высоту.
Молодые люди плотно поужинали. Всего было вдоволь, и мясного, и самых изысканных фруктов из отдаленных провинций Империи, после чего Володю неудержимо потянуло в сон. Лея отвела мужу отдельную комнату, где, поставив обогрев на 15 градусов, в пересчете на Цельсия, сделала воздух вполне приемлемым для обитания Владимира, при условии, конечно, что он будет в свитере или под одеялом. На вопрос, нельзя ли сделать температуру еще хоть немного повыше, Лея сказала, что нет – это было бы неправильно с точки зрения конспирации. Оказывается, хотя подобные дома и способны создать хоть тридцатиградусную жару, но их хозяева тут же попадают под подозрение контрразведки. Ведь кому еще на Анданоре может понадобиться такое непереносимое пекло, как не шпионам с Силлура! Вообще Лея все продумала до мелочей – этот домик принадлежал ее лучшей подруге, Тидле, с которой они, на всякий случай, обменялись ключами – мало ли что может в жизни случиться.
Тидла сейчас служила надсмотрщицей на одной из жарких колоний, откуда Империя в избытке получала продукты и полезные ископаемые – копила себе на приданое. В розыске она не находилась, а потому без вести пропавшая, с точки зрения Анданора, Лея, ничем особо не рискуя, поселилась в ее жилище. Девушка любила этот пригород анданорской столицы – тут было тихо и спокойно и, с другой стороны, недалеко от центра. Так что впечатлений у Владимира хватало в избытке. И оттого сейчас он с трудом заставил себя продрать слипшиеся глаза – казалось, сознание его отказывалось пробуждаться, вполне довольствуясь порцией информации, полученной вчера.
– Вставай, соня, рассвет пропустишь! – не унималась Лея.