Страница:
В доме не спали. В небольшом уютном цирке с амфитеатром стульев и круглым столом на пятачке манежа сидела худенькая белокурая женщина. Перед ней на столе лежала пухлая стопка писчей бумаги. Женщина что-то быстро писала, изредка заглядывая в блокнот. Вдруг она посмотрела в окно, и Кордона резко отпрянул в сторону. Но женщина его не заметила. Она беззвучно пошевелила губами, словно что-то прикидывая в уме, и снова склонилась над рукописью.
Кордона опять подивился непонятному своему везению. Подумать только: дежурный – женщина! Что ж, хлопот поубавится: она, наверное, и стрелять не умеет.
В другой комнате два полисмена, сидя на застеленных кроватях, играли в карты. Тут же лежали их автоматы. В глубине комнаты Кордона заметил полуоткрытую дверь, из-за которой доносилась чуть слышная музыка. «Радиорубка, – подумал он. – Радиста надо убрать в первую очередь, чтоб не успел предупредить Гамильтон». Он посмотрел на часы: три часа ночи. Еще десять минут, и можно вызывать Трэси. Хорошо бы обойтись без стрельбы, но, видимо, не удастся: стрелять придется сразу, с порога.
Но удача и тут сопутствовала Кордоне. Полицейские, бросив карты, забрали автоматы и направились к выходу. «Смена караула, – догадался Кордона. – Сами идут к нам в руки». Так и произошло. Полицейских срезали автоматной очередью прямо у выхода. Выбежавший на шум радист не успел даже вскрикнуть. Оставалась дежурная. Сделав знак своим спутникам, чтоб не стреляли, Кордона подошел к двери в глубине комнаты и рывком открыл ее. Янина не обернулась. Увлеченная работой, она или не слышала выстрелов, или не обратила на них внимания, могла подумать: гроза, гром, да и на шумовом фоне ревущего кругом океана выстрелы прозвучали не так уж громко – треск хлопушки, не больше. И Янина продолжала писать, не подымая головы от стола, освещенного только настольной лампой, выхватывающей из темноты чуть сгорбившуюся фигурку в темном жакете, пачку бумаги да белую раковину магнитофона для записи разговоров с Селестой.
Кордона молча ждал, когда женщина у стола обернется. Ему нравились дешевые театральные эффекты: небрежно-развязные позы, черные резиновые костюмы, автоматы, направленные на ничего не подозревавшую жертву. Все это сулило приятный резонанс – неожиданный вскрик, мольбу о пощаде, слезы, может быть, обморок. Вот только она обернется…
Янина отложила исписанный лист бумаги и обернулась. Сначала она увидела трех человек в костюмах аквалангистов. «Может быть, Корнхилл прислал дополнительную охрану?» – мелькнула мысль и тут же погасла: слишком красноречивы были дула направленных на нее автоматов. Потом она удивлялась тому, что не испугалась и даже не позвала на помощь. Ею владело любопытство, бессознательное стремление к опасности, о котором она знала только из книг и фильмов и которое живет в каждом, будь он профессиональный разведчик, или ученый, идущий на рискованный опыт, или просто скромный бухгалтер, вступающий в неравный бой с хулиганами.
– Видимо, я должна поднять руки? – спросила она.
Кордона обаятельно улыбнулся и опустил автомат: эффекта не получилось, девчонка была не из слабонервных.
– Зачем формальности? – галантно сказал он. – Вы умная женщина и не станете отнимать у меня оружие, драться, кусаться или царапаться.
– Не стану, – согласилась Янина. – Вы заведомо сильнее меня, а я не знакома с приемами дзюдо или самбо. Но зато я умею кричать.
– Кричите, – милостиво разрешил Кордона, – надрывайтесь. Никто, кроме Бога, вас не услышит.
– Вы забыли Селесту.
– Это он забыл вас. Почему он не помешал моим людям устранить радиста, полицейских и держать на прицеле симпатичную женщину? Кстати, как зовут эту женщину?
– А вам не все равно? – пожала плечами Янина. – Вы не Джеймс Бонд, и я не его героиня. Книжки не будет. И фильма не будет. Закругляйтесь, как у нас говорят.
Кордона опешил.
«Так ему и надо», – не без удовольствия отметила Янина. Не любезничать же ей с этой галантной гадиной! Но что делать? Вызвать Селесту? Может быть, он остановит налетчиков? Но ответного отклика не было.
«Почему он молчит? Почему не включил магнитное поле и не помешал убийству? Может быть, правы те, кто ставит его по ту сторону добра и зла? Может быть, в своем обучении он рассматривает этот налет как новый урок, в котором еще раз проверяются параметры добра и зла. Добро – в одну ячейку памяти, зло – в другую. Потом оценить, сравнить, сопоставить. Что и с чем? Какая информация понадобилась ему сейчас? Инициатива обреченной? Крыса в лабиринте в поисках выхода? Ладно, попробуем найти этот выход!»
– Что вам нужно от меня? – спросила она молча выжидающего Кордону.
– Немножко благосклонности и чуточку терпения.
– Благосклонности не ждите. А терпение может лопнуть.
Кордона бросил взгляд на водонепроницаемый хронометр, пристегнутый к запястью поверх резинового костюма. Еще пять минут до прибытия шефа он вынужден выслушивать дерзости этой маленькой женщины. Он видел, что она боится его, тяжелого, угрожающего молчания его спутников, их автоматов и кинжалов на бедрах. Боится и все же не становится на колени, не кричит, не бьется в истерике, не умоляет о пощаде. Кордона уважал не только откровенную смелость или профессиональное бесстрашие, он умел ценить и тех, кто находил в себе силы преодолеть страх, животный страх перед опасностью, болью и даже смертью. Он сейчас искренне жалел девушку, которую все равно придется убрать, если шеф с ней не договорится. А ведь с такой не договоришься.
Он прислушался: за окном зашумели голоса, чей-то смех, потом нестройный гомон в дежурке, и на пороге зала в светлом прямоугольнике двери появился Трэси. Его холодные глаза в несколько секунд оценили Янину.
– Добрый вечер, девушка, – сдержанно поклонился он. – Вернее, добрая ночь. Простите, что мы ворвались к вам без приглашения, но поверьте, я бы не рискнул поступить столь бестактно, если б не не терпящее отлагательства дело.
Кордона поморщился: он уже поиграл в джентльмена, зачем второй актер на ту же роль? Но Трэси придерживался иного мнения: он вел свою игру настойчиво.
– Я много слышал о вас, – проговорил он, присаживаясь рядом с Яниной, – и польщен знакомством. Вы, оказывается, не только известный ученый, но и бесспорно интересная женщина. Будь я продюсером, никогда не прошел бы мимо.
– Что вам угодно? – отчеканила Янина и отодвинулась. – Я задавала тот же вопрос этой пародии на Бонда. – Она небрежно кивнула в сторону почтительно отступившего Кордоны, – но он загадочно отмалчивался. Вероятно, об этом нужно спросить у вас.
Трэси заметил, как дернулся при этих словах Кордона, и усмехнулся: девчонка оказалась с норовом.
– Верно, – сказал он, – Фернандо не Джеймс Бонд, а Санчо Панса. Похудевший, но столь же послушный хозяину. Он ждал меня, и я охотно отвечу. Я просто уверен, что вы не откажете мне в небольшой просьбе.
Янина, склонив голову набок – нелепая привычка, сохранившаяся с детства, – молча смотрела на сидевшего перед ней широкоплечего человека в синем спортивном свитере, с седым ежиком волос над высоким лбом – не то киноактер на роли благородных ковбоев, не то тренер олимпийцев по боксу. Она впервые видела гангстера не в кино, а в жизни, и не просто рядового убийцу, как эта резиновая лягушка с автоматом, а лидера, главаря, атамана. При всем том он не вызывал у нее отвращения – только любопытство, холодное и брезгливое. Вежливо и спокойно, как давний и хороший знакомый, он терпеливо разъяснял Янине свою просьбу:
– Вы зададите Селесте пять или шесть вопросов. Ну, может быть, шесть или семь. Согласитесь, что это пустяк. Да и вопросы совсем безобидные. Разрешите, я изложу их письменно. Вам останется только прочесть, даже не вслух – мысленно. И ваша совесть будет чиста, как этот лист бумаги. – Он придвинул к себе пачку не исписанных Яниной листов и вооружился золотой самопиской.
Янина молча следила за его движениями. Пусть пишет. Актер. Фантомас в маске первого лорда адмиралтейства на приеме у королевы. Отлично понимает, что без королевы ему не обойтись. А королева наверняка отклонит прошение. Тогда он снимет маску. Интересно, будет ли страшно?
Янина дерзко прикрыла рукой лист бумаги, на котором Трэси выводил свой первый вопрос.
– Одну минутку… – В ней вдруг проснулась школьница, любившая посмеяться над мальчишками из своего класса. – Почему это вы решили, что я такая послушная?
Трэси отложил авторучку и снисходительно улыбнулся: он все еще был первым лордом адмиралтейства.
– При чем здесь послушание? Я рассчитываю на ваш здравый смысл.
– Объяснитесь.
– Что, по-вашему, выгоднее – десять тысяч долларов и пять минут салонной беседы или похороны?
– Я не боюсь угроз.
– Это не угроза, это реальность. У вас в математике это, кажется, называется выбором оптимального варианта. Вот и выбирайте, что вам больше нравится.
– Я уже выбрала.
– Чеком или наличными?
Янина презрительно фыркнула:
– Вы все измеряете в долларах?
– Значит, предпочитаете похороны?
– Не посмеете.
Трэси рассмеялся звонко и весело, как смеются подчас остроумной шутке, и, может быть, только Кордона заметил в его смехе искусственность.
– Посметь все можно, было бы только желание или необходимость. Если вы откажетесь говорить с Селестой, вас придется, выражаясь мягко, устранить. Это – необходимость: я не люблю лишних и опасных свидетелей. Ну а желания, естественно, нет. Вы мне почему-то нравитесь, и я надеюсь, мы сговоримся.
– Не надейтесь – не сговоримся.
Не обратив внимания на реплику Янины, Трэси взглянул на часы.
– Даю на размышление пять минут. Жизнь, девушка, дорогая штука, и не стоит отказываться от нее из-за пустяка. – Он подозвал Джино: – Проводи даму в соседнюю комнату и позаботься о том, чтобы она не скучала.
Джино вразвалочку подошел к Янине – руки в карманах, ленивый прищур глаз, сигарета во рту – и вдруг резким движением выбил из-под девушки стул. Не ожидавшая нападения Янина упала на пол. Все дальнейшее не заняло и минуты: заслонившая обидчика спина в синем свитере, взмах руки и две пощечины – одна, потом другая, после чего Джино отскочил и вытянулся, как солдат на плацу, а над ней уже склонилась голова с седым ежиком, и сильные руки помогли ей подняться.
– Прошу прощения – недоглядел. В дальнейшем, если договоримся, виновный будет наказан. – С этими словами, поддерживая девушку под локоть, Трэси провел ее в радиорубку и усадил на место радиста. – Отдыхайте, думайте, а через пять минут я к вашим услугам.
Еще минуту назад – по крайней мере ей так казалось – Янина просто бы рассмеялась ему в лицо. Пять минут или час – какая разница? Даже под дулом автомата она не станет помогать налетчикам. Это, как красная лампочка, вспыхнула первая мысль. А хватит ли у нее храбрости? Да и за что умирать? – спросила вторая – желтый огонек. Мельком брошенный взгляд на рацию родил третью мысль – зеленую: а вдруг? Есть еще пять минут. За пять минут можно что-то сделать, что-то успеть. Неосторожность Трэси, не предполагавшего, что Яна умеет работать на рации – а она научилась этому во время ночных дежурств на острове, – давала возможность опередить охранников и вызвать полицейское управление Корнхилла, если только бандиты не отключили рацию от питания.
Янина огляделась. Два равнодушных аквалангиста у двери стояли, лениво поигрывая автоматами. Джино, зевая, развалился в кресле. На Янину он не смотрел – вероятно, стыдился пощечин. Пистолет он положил на колени, полез в карман за сигаретами, щелкнув зажигалкой, наклонился над рыжим язычком пламени… Пора!
Стараясь не скрипнуть стулом, не делать лишних движений, она дотянулась до кнопки с надписью «Вызов» и, схватив микрофон, крикнула первое, что пришло в голову:
– Анджей, скорей!
Закончить она не успела. Обезьяньи пальцы Джино сдавили ей горло, перед глазами заплясали разноцветные огоньки и погасли. Но сознание сейчас же вернулось, словно кто-то, щелкнув клавишей радиоприемника, впустил в комнату чужие резкие голоса.
– С ума сошел! – донеслось до нее. – Ты бы еще до смерти дожал. Тогда прощай, Селеста!
Янина догадалась: говорили главарь в синем свитере и его подручный. Она приоткрыла один глаз, и это не ускользнуло от Трэси, он наклонился над ней и с прежней наигранной вежливостью спросил:
– Как вы себя чувствуете? Надеюсь, Джино не повредил вам горло? Говорить сможете? Я не заинтересован ни в хрипоте, ни в молчании моего переводчика. – Он подождал ответа и добавил: – Вы же сами виноваты. Зачем вам эта мелодрама? «Анджи, Энджи»… Все равно бесполезно: рация же отключена.
«Врет, – подумала Янина, но промолчала. – Пусть считает, что я поверила».
– Вы все предусмотрели, – сыграла она обреченность и похвалила себя мысленно: «Молодец, Янка! Еще пара репетиций – и можешь идти на сцену».
Трэси немедленно клюнул:
– Конечно, мы предусмотрели все до мелочей. Именно мелочи и решают исход операции.
«Они-то тебя и погубят», – злорадно подумала Яна, снова изобразив безропотную покорность. Радист Корнхилла, наверное, уже позвонил Смайли, и через полчаса-час Рослов с полицейскими будет на острове. Только бы протянуть время, сыграть любой спектакль – лишь бы поверили, не догадались, не заподозрили. Она встала и, не обращая внимания на рванувшихся к ней охранников, решительно шагнула к старику в синем свитере. Трэси искренне огорчился бы, когда б узнал, как она мысленно именует его, несмотря на всю его моложавость.
– Я готова связать вас с Селестой, – сказала она. – У меня нет выхода.
Трэси облегченно вздохнул:
– Я был уверен, что поступите разумно. Выхода у вас действительно нет, кроме согласия на мое предложение. Рад за вас. – Он вынул чековую книжку, оторвал страничку и протянул Янине: – Вот чек на обещанные вам десять тысяч. Можете реализовать его в любом банке Калифорнии.
– О деньгах потом, – отмахнулась Янина. – Но не удивляйтесь, если будут сложности, – предупредила она. – Селеста не телефонный абонент.
– Я ничего не читал о сложностях. Вызывайте его, как это обычно делается.
– Видите ли, – Янина тщательно подбирала слова, – вы не специалист, вам будет трудно понять… Селеста – это не электронное устройство, которое достаточно включить в сеть, чтобы получить нужную информацию. Каждую секунду в копилку его памяти поступает со всего света информация разной степени важности, и степень эту определяет он сам, производя отбор, кодирование и корреляцию поступивших сведений. Это основная, запрограммированная функция Селесты…
– Зачем эта лекция? – нетерпеливо перебил Трэси. – Он собирает информацию? Так она мне и нужна.
– Но получить ее не так уж просто, – терпеливо ответила Янина. – Селеста выходит на связь не часто и по своей инициативе. Связь эта всегда внезапна, кратковременна и энергоемка. Ну, как бы вам это понятнее объяснить? – Она нервно хрустнула пальцами. – Вы знакомы с устройством автомобиля? Тогда вы знаете, что такое аккумулятор. Если он не заряжен, машина мертва. Так и Селеста. Получив вызов от человека, он аккумулирует энергию, необходимую для связи. Мы не знаем, что это за энергия: наши приборы ее не регистрируют. Но замечено, что процесс аккумуляции происходит неравномерно. Иногда сразу, иногда ждешь.
– Ну а максимальный срок?
Янина взглянула на часы: вертолеты, пожалуй, уже вышли к острову. Через полчаса они будут здесь. Стоит накинуть минут десять для верности.
– Минут сорок, а то и больше, – сказала она.
Трэси недоверчиво ухмыльнулся:
– А вы меня не дурачите?
– А какой смысл мне вас дурачить? Вы рискуете только провалом операции, а я – жизнью. Вряд ли вы оставите меня в живых, если через сорок минут Селеста не выйдет на связь.
Трэси нерешительно оглянулся и поймал ободряющий взгляд Кордоны: соглашайтесь, шеф, другого выхода нет.
– Хорошо. – Трэси щелкнул пальцами, и двое автоматчиков подошли к девушке. – Я даю вам сорок минут, ни секунды больше. И не вздумайте меня обмануть.
Под конвоем автоматчиков Янина прошла в конференц-зал, села на привычное место «связного», привычно уперлась ладонями в подбородок, привычно закрыла глаза, вслушиваясь в четкое тиканье ручных часов, подаренных Рословым: «Чтобы не опаздывала на свидания».
Что ж, сегодня она явилась на свидание с Рословым на сорок минут раньше срока, но ведь Рослов мог и не получить обрывистой радиограммы Янины и не знать о том, что она его ждет. Впрочем, почему-то верилось, что он все-таки знает. Она вспомнила душную ночь, чуть слышный шорох океанского прибоя и голос Андрея, читающего чьи-то звенящие строки: «Позови меня, позови меня, если вспрыгнет на плечи беда…»
А беда стояла за спиной Янины с короткоствольными автоматами в руках, беда ждала своего срока.
Кордона опять подивился непонятному своему везению. Подумать только: дежурный – женщина! Что ж, хлопот поубавится: она, наверное, и стрелять не умеет.
В другой комнате два полисмена, сидя на застеленных кроватях, играли в карты. Тут же лежали их автоматы. В глубине комнаты Кордона заметил полуоткрытую дверь, из-за которой доносилась чуть слышная музыка. «Радиорубка, – подумал он. – Радиста надо убрать в первую очередь, чтоб не успел предупредить Гамильтон». Он посмотрел на часы: три часа ночи. Еще десять минут, и можно вызывать Трэси. Хорошо бы обойтись без стрельбы, но, видимо, не удастся: стрелять придется сразу, с порога.
Но удача и тут сопутствовала Кордоне. Полицейские, бросив карты, забрали автоматы и направились к выходу. «Смена караула, – догадался Кордона. – Сами идут к нам в руки». Так и произошло. Полицейских срезали автоматной очередью прямо у выхода. Выбежавший на шум радист не успел даже вскрикнуть. Оставалась дежурная. Сделав знак своим спутникам, чтоб не стреляли, Кордона подошел к двери в глубине комнаты и рывком открыл ее. Янина не обернулась. Увлеченная работой, она или не слышала выстрелов, или не обратила на них внимания, могла подумать: гроза, гром, да и на шумовом фоне ревущего кругом океана выстрелы прозвучали не так уж громко – треск хлопушки, не больше. И Янина продолжала писать, не подымая головы от стола, освещенного только настольной лампой, выхватывающей из темноты чуть сгорбившуюся фигурку в темном жакете, пачку бумаги да белую раковину магнитофона для записи разговоров с Селестой.
Кордона молча ждал, когда женщина у стола обернется. Ему нравились дешевые театральные эффекты: небрежно-развязные позы, черные резиновые костюмы, автоматы, направленные на ничего не подозревавшую жертву. Все это сулило приятный резонанс – неожиданный вскрик, мольбу о пощаде, слезы, может быть, обморок. Вот только она обернется…
Янина отложила исписанный лист бумаги и обернулась. Сначала она увидела трех человек в костюмах аквалангистов. «Может быть, Корнхилл прислал дополнительную охрану?» – мелькнула мысль и тут же погасла: слишком красноречивы были дула направленных на нее автоматов. Потом она удивлялась тому, что не испугалась и даже не позвала на помощь. Ею владело любопытство, бессознательное стремление к опасности, о котором она знала только из книг и фильмов и которое живет в каждом, будь он профессиональный разведчик, или ученый, идущий на рискованный опыт, или просто скромный бухгалтер, вступающий в неравный бой с хулиганами.
– Видимо, я должна поднять руки? – спросила она.
Кордона обаятельно улыбнулся и опустил автомат: эффекта не получилось, девчонка была не из слабонервных.
– Зачем формальности? – галантно сказал он. – Вы умная женщина и не станете отнимать у меня оружие, драться, кусаться или царапаться.
– Не стану, – согласилась Янина. – Вы заведомо сильнее меня, а я не знакома с приемами дзюдо или самбо. Но зато я умею кричать.
– Кричите, – милостиво разрешил Кордона, – надрывайтесь. Никто, кроме Бога, вас не услышит.
– Вы забыли Селесту.
– Это он забыл вас. Почему он не помешал моим людям устранить радиста, полицейских и держать на прицеле симпатичную женщину? Кстати, как зовут эту женщину?
– А вам не все равно? – пожала плечами Янина. – Вы не Джеймс Бонд, и я не его героиня. Книжки не будет. И фильма не будет. Закругляйтесь, как у нас говорят.
Кордона опешил.
«Так ему и надо», – не без удовольствия отметила Янина. Не любезничать же ей с этой галантной гадиной! Но что делать? Вызвать Селесту? Может быть, он остановит налетчиков? Но ответного отклика не было.
«Почему он молчит? Почему не включил магнитное поле и не помешал убийству? Может быть, правы те, кто ставит его по ту сторону добра и зла? Может быть, в своем обучении он рассматривает этот налет как новый урок, в котором еще раз проверяются параметры добра и зла. Добро – в одну ячейку памяти, зло – в другую. Потом оценить, сравнить, сопоставить. Что и с чем? Какая информация понадобилась ему сейчас? Инициатива обреченной? Крыса в лабиринте в поисках выхода? Ладно, попробуем найти этот выход!»
– Что вам нужно от меня? – спросила она молча выжидающего Кордону.
– Немножко благосклонности и чуточку терпения.
– Благосклонности не ждите. А терпение может лопнуть.
Кордона бросил взгляд на водонепроницаемый хронометр, пристегнутый к запястью поверх резинового костюма. Еще пять минут до прибытия шефа он вынужден выслушивать дерзости этой маленькой женщины. Он видел, что она боится его, тяжелого, угрожающего молчания его спутников, их автоматов и кинжалов на бедрах. Боится и все же не становится на колени, не кричит, не бьется в истерике, не умоляет о пощаде. Кордона уважал не только откровенную смелость или профессиональное бесстрашие, он умел ценить и тех, кто находил в себе силы преодолеть страх, животный страх перед опасностью, болью и даже смертью. Он сейчас искренне жалел девушку, которую все равно придется убрать, если шеф с ней не договорится. А ведь с такой не договоришься.
Он прислушался: за окном зашумели голоса, чей-то смех, потом нестройный гомон в дежурке, и на пороге зала в светлом прямоугольнике двери появился Трэси. Его холодные глаза в несколько секунд оценили Янину.
– Добрый вечер, девушка, – сдержанно поклонился он. – Вернее, добрая ночь. Простите, что мы ворвались к вам без приглашения, но поверьте, я бы не рискнул поступить столь бестактно, если б не не терпящее отлагательства дело.
Кордона поморщился: он уже поиграл в джентльмена, зачем второй актер на ту же роль? Но Трэси придерживался иного мнения: он вел свою игру настойчиво.
– Я много слышал о вас, – проговорил он, присаживаясь рядом с Яниной, – и польщен знакомством. Вы, оказывается, не только известный ученый, но и бесспорно интересная женщина. Будь я продюсером, никогда не прошел бы мимо.
– Что вам угодно? – отчеканила Янина и отодвинулась. – Я задавала тот же вопрос этой пародии на Бонда. – Она небрежно кивнула в сторону почтительно отступившего Кордоны, – но он загадочно отмалчивался. Вероятно, об этом нужно спросить у вас.
Трэси заметил, как дернулся при этих словах Кордона, и усмехнулся: девчонка оказалась с норовом.
– Верно, – сказал он, – Фернандо не Джеймс Бонд, а Санчо Панса. Похудевший, но столь же послушный хозяину. Он ждал меня, и я охотно отвечу. Я просто уверен, что вы не откажете мне в небольшой просьбе.
Янина, склонив голову набок – нелепая привычка, сохранившаяся с детства, – молча смотрела на сидевшего перед ней широкоплечего человека в синем спортивном свитере, с седым ежиком волос над высоким лбом – не то киноактер на роли благородных ковбоев, не то тренер олимпийцев по боксу. Она впервые видела гангстера не в кино, а в жизни, и не просто рядового убийцу, как эта резиновая лягушка с автоматом, а лидера, главаря, атамана. При всем том он не вызывал у нее отвращения – только любопытство, холодное и брезгливое. Вежливо и спокойно, как давний и хороший знакомый, он терпеливо разъяснял Янине свою просьбу:
– Вы зададите Селесте пять или шесть вопросов. Ну, может быть, шесть или семь. Согласитесь, что это пустяк. Да и вопросы совсем безобидные. Разрешите, я изложу их письменно. Вам останется только прочесть, даже не вслух – мысленно. И ваша совесть будет чиста, как этот лист бумаги. – Он придвинул к себе пачку не исписанных Яниной листов и вооружился золотой самопиской.
Янина молча следила за его движениями. Пусть пишет. Актер. Фантомас в маске первого лорда адмиралтейства на приеме у королевы. Отлично понимает, что без королевы ему не обойтись. А королева наверняка отклонит прошение. Тогда он снимет маску. Интересно, будет ли страшно?
Янина дерзко прикрыла рукой лист бумаги, на котором Трэси выводил свой первый вопрос.
– Одну минутку… – В ней вдруг проснулась школьница, любившая посмеяться над мальчишками из своего класса. – Почему это вы решили, что я такая послушная?
Трэси отложил авторучку и снисходительно улыбнулся: он все еще был первым лордом адмиралтейства.
– При чем здесь послушание? Я рассчитываю на ваш здравый смысл.
– Объяснитесь.
– Что, по-вашему, выгоднее – десять тысяч долларов и пять минут салонной беседы или похороны?
– Я не боюсь угроз.
– Это не угроза, это реальность. У вас в математике это, кажется, называется выбором оптимального варианта. Вот и выбирайте, что вам больше нравится.
– Я уже выбрала.
– Чеком или наличными?
Янина презрительно фыркнула:
– Вы все измеряете в долларах?
– Значит, предпочитаете похороны?
– Не посмеете.
Трэси рассмеялся звонко и весело, как смеются подчас остроумной шутке, и, может быть, только Кордона заметил в его смехе искусственность.
– Посметь все можно, было бы только желание или необходимость. Если вы откажетесь говорить с Селестой, вас придется, выражаясь мягко, устранить. Это – необходимость: я не люблю лишних и опасных свидетелей. Ну а желания, естественно, нет. Вы мне почему-то нравитесь, и я надеюсь, мы сговоримся.
– Не надейтесь – не сговоримся.
Не обратив внимания на реплику Янины, Трэси взглянул на часы.
– Даю на размышление пять минут. Жизнь, девушка, дорогая штука, и не стоит отказываться от нее из-за пустяка. – Он подозвал Джино: – Проводи даму в соседнюю комнату и позаботься о том, чтобы она не скучала.
Джино вразвалочку подошел к Янине – руки в карманах, ленивый прищур глаз, сигарета во рту – и вдруг резким движением выбил из-под девушки стул. Не ожидавшая нападения Янина упала на пол. Все дальнейшее не заняло и минуты: заслонившая обидчика спина в синем свитере, взмах руки и две пощечины – одна, потом другая, после чего Джино отскочил и вытянулся, как солдат на плацу, а над ней уже склонилась голова с седым ежиком, и сильные руки помогли ей подняться.
– Прошу прощения – недоглядел. В дальнейшем, если договоримся, виновный будет наказан. – С этими словами, поддерживая девушку под локоть, Трэси провел ее в радиорубку и усадил на место радиста. – Отдыхайте, думайте, а через пять минут я к вашим услугам.
Еще минуту назад – по крайней мере ей так казалось – Янина просто бы рассмеялась ему в лицо. Пять минут или час – какая разница? Даже под дулом автомата она не станет помогать налетчикам. Это, как красная лампочка, вспыхнула первая мысль. А хватит ли у нее храбрости? Да и за что умирать? – спросила вторая – желтый огонек. Мельком брошенный взгляд на рацию родил третью мысль – зеленую: а вдруг? Есть еще пять минут. За пять минут можно что-то сделать, что-то успеть. Неосторожность Трэси, не предполагавшего, что Яна умеет работать на рации – а она научилась этому во время ночных дежурств на острове, – давала возможность опередить охранников и вызвать полицейское управление Корнхилла, если только бандиты не отключили рацию от питания.
Янина огляделась. Два равнодушных аквалангиста у двери стояли, лениво поигрывая автоматами. Джино, зевая, развалился в кресле. На Янину он не смотрел – вероятно, стыдился пощечин. Пистолет он положил на колени, полез в карман за сигаретами, щелкнув зажигалкой, наклонился над рыжим язычком пламени… Пора!
Стараясь не скрипнуть стулом, не делать лишних движений, она дотянулась до кнопки с надписью «Вызов» и, схватив микрофон, крикнула первое, что пришло в голову:
– Анджей, скорей!
Закончить она не успела. Обезьяньи пальцы Джино сдавили ей горло, перед глазами заплясали разноцветные огоньки и погасли. Но сознание сейчас же вернулось, словно кто-то, щелкнув клавишей радиоприемника, впустил в комнату чужие резкие голоса.
– С ума сошел! – донеслось до нее. – Ты бы еще до смерти дожал. Тогда прощай, Селеста!
Янина догадалась: говорили главарь в синем свитере и его подручный. Она приоткрыла один глаз, и это не ускользнуло от Трэси, он наклонился над ней и с прежней наигранной вежливостью спросил:
– Как вы себя чувствуете? Надеюсь, Джино не повредил вам горло? Говорить сможете? Я не заинтересован ни в хрипоте, ни в молчании моего переводчика. – Он подождал ответа и добавил: – Вы же сами виноваты. Зачем вам эта мелодрама? «Анджи, Энджи»… Все равно бесполезно: рация же отключена.
«Врет, – подумала Янина, но промолчала. – Пусть считает, что я поверила».
– Вы все предусмотрели, – сыграла она обреченность и похвалила себя мысленно: «Молодец, Янка! Еще пара репетиций – и можешь идти на сцену».
Трэси немедленно клюнул:
– Конечно, мы предусмотрели все до мелочей. Именно мелочи и решают исход операции.
«Они-то тебя и погубят», – злорадно подумала Яна, снова изобразив безропотную покорность. Радист Корнхилла, наверное, уже позвонил Смайли, и через полчаса-час Рослов с полицейскими будет на острове. Только бы протянуть время, сыграть любой спектакль – лишь бы поверили, не догадались, не заподозрили. Она встала и, не обращая внимания на рванувшихся к ней охранников, решительно шагнула к старику в синем свитере. Трэси искренне огорчился бы, когда б узнал, как она мысленно именует его, несмотря на всю его моложавость.
– Я готова связать вас с Селестой, – сказала она. – У меня нет выхода.
Трэси облегченно вздохнул:
– Я был уверен, что поступите разумно. Выхода у вас действительно нет, кроме согласия на мое предложение. Рад за вас. – Он вынул чековую книжку, оторвал страничку и протянул Янине: – Вот чек на обещанные вам десять тысяч. Можете реализовать его в любом банке Калифорнии.
– О деньгах потом, – отмахнулась Янина. – Но не удивляйтесь, если будут сложности, – предупредила она. – Селеста не телефонный абонент.
– Я ничего не читал о сложностях. Вызывайте его, как это обычно делается.
– Видите ли, – Янина тщательно подбирала слова, – вы не специалист, вам будет трудно понять… Селеста – это не электронное устройство, которое достаточно включить в сеть, чтобы получить нужную информацию. Каждую секунду в копилку его памяти поступает со всего света информация разной степени важности, и степень эту определяет он сам, производя отбор, кодирование и корреляцию поступивших сведений. Это основная, запрограммированная функция Селесты…
– Зачем эта лекция? – нетерпеливо перебил Трэси. – Он собирает информацию? Так она мне и нужна.
– Но получить ее не так уж просто, – терпеливо ответила Янина. – Селеста выходит на связь не часто и по своей инициативе. Связь эта всегда внезапна, кратковременна и энергоемка. Ну, как бы вам это понятнее объяснить? – Она нервно хрустнула пальцами. – Вы знакомы с устройством автомобиля? Тогда вы знаете, что такое аккумулятор. Если он не заряжен, машина мертва. Так и Селеста. Получив вызов от человека, он аккумулирует энергию, необходимую для связи. Мы не знаем, что это за энергия: наши приборы ее не регистрируют. Но замечено, что процесс аккумуляции происходит неравномерно. Иногда сразу, иногда ждешь.
– Ну а максимальный срок?
Янина взглянула на часы: вертолеты, пожалуй, уже вышли к острову. Через полчаса они будут здесь. Стоит накинуть минут десять для верности.
– Минут сорок, а то и больше, – сказала она.
Трэси недоверчиво ухмыльнулся:
– А вы меня не дурачите?
– А какой смысл мне вас дурачить? Вы рискуете только провалом операции, а я – жизнью. Вряд ли вы оставите меня в живых, если через сорок минут Селеста не выйдет на связь.
Трэси нерешительно оглянулся и поймал ободряющий взгляд Кордоны: соглашайтесь, шеф, другого выхода нет.
– Хорошо. – Трэси щелкнул пальцами, и двое автоматчиков подошли к девушке. – Я даю вам сорок минут, ни секунды больше. И не вздумайте меня обмануть.
Под конвоем автоматчиков Янина прошла в конференц-зал, села на привычное место «связного», привычно уперлась ладонями в подбородок, привычно закрыла глаза, вслушиваясь в четкое тиканье ручных часов, подаренных Рословым: «Чтобы не опаздывала на свидания».
Что ж, сегодня она явилась на свидание с Рословым на сорок минут раньше срока, но ведь Рослов мог и не получить обрывистой радиограммы Янины и не знать о том, что она его ждет. Впрочем, почему-то верилось, что он все-таки знает. Она вспомнила душную ночь, чуть слышный шорох океанского прибоя и голос Андрея, читающего чьи-то звенящие строки: «Позови меня, позови меня, если вспрыгнет на плечи беда…»
А беда стояла за спиной Янины с короткоствольными автоматами в руках, беда ждала своего срока.
25. …И ПРОИГРЫВАЮТ
Рослов погасил сигарету и подошел к Смайли, перелистывающему последний номер «Лайф». Он хотел что-то сказать ему, но задумался.
– Что с тобой? – спросил Смайли.
– Что-то не по себе. Ночь какая-то тревожная, и Яна там одна. Мало ли что может случиться?
– Мало что, – скептически отозвался Смайли, разглядывая собственную цветную фотографию на развороте журнала. – В такую ночь даже насморка не подхватишь… – Его оборвал резкий телефонный звонок.
Не вставая, он дотянулся до аппарата.
– Смайли слушает. Корнхилл? Что-что? – Он прикрыл трубку ладонью и шепнул Рослову: – Радиограмма с острова. – И опять в телефон: – Повторите еще раз… Так. И больше ничего? Да, он здесь. Передаю трубку.
Рослов почти выхватил ее из рук Смайли и услышал взволнованный голос Корнхилла:
– Очень странная передача с острова. Только два слова: «Анджей, скорей!»
– Кто передал? – закричал Рослов.
– Сама мисс Яна. Видимо, с радистом что-то случилось. Мы его пытаемся вызвать, но рация острова молчит.
Рослов понял только одно: Янине грозит опасность. Эти два слова были сигналом SOS, и послан был этот сигнал ему, Рослову. Значит, он должен быть с ней.
Минута растерянности прошла. Рослов снова был собран и спокоен, и вряд ли кто мог догадаться, какого напряжения стоило ему это спокойствие.
– Слушайте меня, Корнхилл. – Рослов не говорил, он отдавал приказы. – Подготовьте два вертолета и двадцать полицейских с полным вооружением.
– Зачем? – удивился Корнхилл.
Но Рослов уже повернулся к Смайли:
– Твой новый катер на месте?
– Конечно. Где ж ему быть?
– За сколько дойдем до острова?
– За час примерно.
– А на предельном режиме?
– Минут за сорок. Не дольше вертолета.
– Это я не вам, Корнхилл. – Рослов снова говорил в телефонную трубку: – Через десять минут мы с Бобом Смайли выезжаем на остров. Тревога может быть ложной, и не стоит вызывать пожарных, пока еще нет пожара. Но если еще через сорок минут вы не получите от меня сообщения с острова, поднимайте вертолеты.
– Хорошо. – Корнхилл даже не пытался спорить: волнение Рослова передалось и ему. – Я засекаю время: через пятьдесят минут – общая тревога.
Рослов швырнул трубку на рычаг и бросился к выходу. Через несколько минут бешеной автогонки они затормозили у причала, где на волнах покачивался – гордость Смайли – новый гоночный катер, оснащенный двумя мощными двигателями.
Смайли сразу же дал полный газ. Катер прыгнул вперед и, высоко задрав нос, рванулся в ночь мимо габаритных огней катеров и яхт, мимо скупо освещенного волнореза, далеко выдвинутого в океан. На приборной доске светились компас, спидометр со стрелкой, дрожащей около цифры 190, и часы-хронометр, минутная стрелка которых казалась Рослову часовой.
Смайли выжимал из своих двух двигателей всю их проектную мощность, и скорость стала физически ощутимой: даже на мелкой океанской зыби – ветра не было – катер то и дело подбрасывало на метр или полтора. За кормой, заметная даже в темноте, белела клинообразная пенная струя, подобная следу реактивного самолета.
Смайли знал свой катер и точно рассчитал время. Ровно через сорок минут, приглушив двигатели, он ввел его в бухту, еле отыскав ее в темноте: прожектор почему-то не горел. Рослов поспешил на берег и тут же упал, споткнувшись на что-то мягкое и неподвижное. Фонарик Смайли выхватил из темноты черный полицейский мундир и большое кровавое пятно на белом коралле.
– Ножом в спину… – Смайли повел фонариком по берегу бухты и заметил пришвартованную в стороне шлюпку. – Они здесь, – шепнул он.
– Кто? – не понял Рослов.
– Гости. Видишь, часового убили? А ну-ка посвети. – Смайли передал фонарь Рослову, спустился к шлюпке, вынул весла и бросил их в воду. – Обратно ладонями придется грести, – засмеялся он, вернувшись на берег.
А Рослов отметил про себя: если здесь весельная шлюпка, то, значит, где-то поблизости базовое судно. До острова на веслах даже из Гамильтона не дойти. Но он тут же забыл об этом – внимание отвлекли три освещенных окна в конференц-зале. Там была Янина. Рослов сразу увидел ее у стола с магнитофоном, а перед ней массивного тяжеловеса в синей морской фуфайке.
– Трэси… – прошептал Смайли. – Все-таки добрался до Селесты.
– До острова, – процедил сквозь зубы Рослов, – не до Селесты.
– Ты уверен?
– Видишь, оба молчат. И люди у дверей молчат. Явно ждут чего-то. Значит, Селеста еще не откликнулся. Иначе Янина бы говорила. Посмотри, даже губы не шевелятся.
– Что будем делать? – спросил Смайли, оглянувшись.
Никого поблизости не было, но в темноте поодаль слышались чьи-то негромкие шаги. Кто-то молча прохаживался по склону за «переговорной».
– У тебя есть оружие? – снова спросил Смайли.
– Конечно нет.
– У меня «беретта». Семь зарядов. Но они тоже будут стрелять. Надо выбрать позицию.
– Погоди, – нетерпеливо оборвал его Рослов, – кажется, я что-то придумал.
Определенного плана у него не было. Одна идея – бредовая, почти неосуществимая, один шанс из тысячи, а он хотел поймать этот шанс, выловить, как золотую рыбку из моря. И нужно было только сплести невод, чтоб не ушла эта рыбка, не ускользнула, и он плел его, обдумывал свою безумную – куда там Нильсу Бору! – идею, напряженно обдумывал и когда они оба старались идти как можно тише, и когда стояли у полуоткрытой двери в «переговорную». В этот момент Трэси прервал затянувшееся молчание:
– Сорок минут прошло. Вы просто водите нас за нос. А я не люблю, когда меня водят за нос. Последний раз спрашиваю: вы свяжете меня с Селестой?
– Нет отклика. Пока не могу. И вряд ли кто сможет.
Рослов торжествующе вздрогнул. Удача! Кажется, золотая рыбка уже трепетала в неводе. Он уже почти держал ее, эту умницу рыбку, и нужен был только шаг, рывком дверь на себя и короткий шаг на автоматы охранников.
И Рослов шагнул:
– Я смогу.
Он увидел расширившиеся глаза Янины. Что в них? Презрение? Брезгливость? Гнев? «Извини, девочка. Потом поймешь и простишь». Он увидел безразличные лица лягушек-автоматчиков, удивленную мину шефа в синем свитере, ленивую усмешку гориллообразного итальянца и агрессивный рывок его соседа – смуглого красавца с квадратной челюстью: сильный характер. Но Рослову было наплевать и на силу, и на характер, и на удивление шефа, и на вороненые дула автоматов. Он начал свою игру и проиграть ее не имел права.
– Я смогу, – повторил он.
– Кто вы? – холодно спросил Трэси. – И как вы прошли сюда?
Рослов усмехнулся открыто и добродушно:
– Такой вопрос уместнее задать вам, но я не любопытен. Да и трупы дежурных красноречивее любого ответа. Но мы теряем время. – Он подошел к столу, стараясь не обращать внимания на автоматные дула, следившие за его передвижением. – Вам нужно связаться с Селестой? Я буду вашим транслятором. Не вините девушку: ей труднее – меньше опыта, меньше неучтенных каналов мысленной связи с феноменом. А он несомненно ответит на все ваши вопросы, господин Игер-Райт.
Рослов был хорошим актером. А может быть, неожиданность его появления настолько ошеломила присутствующих, что лишь собственное имя в устах подозрительного незнакомца вывело Трэси из столбняка.
– Сначала вы ответите на мои вопросы.
– Задавайте.
– Имя?
– Рослов. Национальность: русский. Профессия: ученый. Специальность: биокибернетик. Должность: член Временного комитета связи с феноменом.
– Откуда вы меня знаете?
– Вы не учитываете вашей популярности.
– Меня мало кто знает в лицо. Не увиливайте. Почему вы явились ночью со своим предложением? Вы узнали о нашем присутствии?
– Нет, конечно. Просто дружеский визит к товарищу на дежурство. У нас даже оружия нет. Но по прибытии на остров мы застаем здесь гостей. Нежелательных, конечно, не обижайтесь, и опасных – мы судим по оставленным вами следам. О бегстве мы не подумали, хотя вы сами понимаете, что, не замеченные вами, мы легко могли бы уйти и позвать на помощь патрульный катер. Но, во-первых, оставлять в беде товарища не в наших правилах, а во-вторых, мы бы наверняка опоздали, и любое подкрепление уже не нашло бы вас на острове. Отсюда решение: помочь девушке, от которой вы требуете явно непосильной работы.
– Так, – протянул задумчиво Игер-Райт, – пожалуй, я вам верю. Рыцарский порыв. А вы не боитесь, что, уходя, мы не оставим опасных для нас свидетелей?
– Вариант, конечно, возможный, – спокойно согласился Рослов, – но едва ли вероятный. Зачем вам множить убийства? Тем более убийства двух – отбрасываю ложную скромность – несомненно значительных ученых двух также несомненно значительных социалистических государств. Международный скандал, международное следствие – в общем, масса неприятностей и хлопот для вас. Стоит ли? Не проще ли сговориться со мной на коммерческой основе? Ведь и ученые любят доллары, фунты, рубли и франки. А получив их, мы из опасных свидетелей превращаемся в доброжелательных союзников с такой версией случившегося, которая ни вас, ни нас не затронет. По-моему, это оптимальный вариант. Вы не находите?
– Что с тобой? – спросил Смайли.
– Что-то не по себе. Ночь какая-то тревожная, и Яна там одна. Мало ли что может случиться?
– Мало что, – скептически отозвался Смайли, разглядывая собственную цветную фотографию на развороте журнала. – В такую ночь даже насморка не подхватишь… – Его оборвал резкий телефонный звонок.
Не вставая, он дотянулся до аппарата.
– Смайли слушает. Корнхилл? Что-что? – Он прикрыл трубку ладонью и шепнул Рослову: – Радиограмма с острова. – И опять в телефон: – Повторите еще раз… Так. И больше ничего? Да, он здесь. Передаю трубку.
Рослов почти выхватил ее из рук Смайли и услышал взволнованный голос Корнхилла:
– Очень странная передача с острова. Только два слова: «Анджей, скорей!»
– Кто передал? – закричал Рослов.
– Сама мисс Яна. Видимо, с радистом что-то случилось. Мы его пытаемся вызвать, но рация острова молчит.
Рослов понял только одно: Янине грозит опасность. Эти два слова были сигналом SOS, и послан был этот сигнал ему, Рослову. Значит, он должен быть с ней.
Минута растерянности прошла. Рослов снова был собран и спокоен, и вряд ли кто мог догадаться, какого напряжения стоило ему это спокойствие.
– Слушайте меня, Корнхилл. – Рослов не говорил, он отдавал приказы. – Подготовьте два вертолета и двадцать полицейских с полным вооружением.
– Зачем? – удивился Корнхилл.
Но Рослов уже повернулся к Смайли:
– Твой новый катер на месте?
– Конечно. Где ж ему быть?
– За сколько дойдем до острова?
– За час примерно.
– А на предельном режиме?
– Минут за сорок. Не дольше вертолета.
– Это я не вам, Корнхилл. – Рослов снова говорил в телефонную трубку: – Через десять минут мы с Бобом Смайли выезжаем на остров. Тревога может быть ложной, и не стоит вызывать пожарных, пока еще нет пожара. Но если еще через сорок минут вы не получите от меня сообщения с острова, поднимайте вертолеты.
– Хорошо. – Корнхилл даже не пытался спорить: волнение Рослова передалось и ему. – Я засекаю время: через пятьдесят минут – общая тревога.
Рослов швырнул трубку на рычаг и бросился к выходу. Через несколько минут бешеной автогонки они затормозили у причала, где на волнах покачивался – гордость Смайли – новый гоночный катер, оснащенный двумя мощными двигателями.
Смайли сразу же дал полный газ. Катер прыгнул вперед и, высоко задрав нос, рванулся в ночь мимо габаритных огней катеров и яхт, мимо скупо освещенного волнореза, далеко выдвинутого в океан. На приборной доске светились компас, спидометр со стрелкой, дрожащей около цифры 190, и часы-хронометр, минутная стрелка которых казалась Рослову часовой.
Смайли выжимал из своих двух двигателей всю их проектную мощность, и скорость стала физически ощутимой: даже на мелкой океанской зыби – ветра не было – катер то и дело подбрасывало на метр или полтора. За кормой, заметная даже в темноте, белела клинообразная пенная струя, подобная следу реактивного самолета.
Смайли знал свой катер и точно рассчитал время. Ровно через сорок минут, приглушив двигатели, он ввел его в бухту, еле отыскав ее в темноте: прожектор почему-то не горел. Рослов поспешил на берег и тут же упал, споткнувшись на что-то мягкое и неподвижное. Фонарик Смайли выхватил из темноты черный полицейский мундир и большое кровавое пятно на белом коралле.
– Ножом в спину… – Смайли повел фонариком по берегу бухты и заметил пришвартованную в стороне шлюпку. – Они здесь, – шепнул он.
– Кто? – не понял Рослов.
– Гости. Видишь, часового убили? А ну-ка посвети. – Смайли передал фонарь Рослову, спустился к шлюпке, вынул весла и бросил их в воду. – Обратно ладонями придется грести, – засмеялся он, вернувшись на берег.
А Рослов отметил про себя: если здесь весельная шлюпка, то, значит, где-то поблизости базовое судно. До острова на веслах даже из Гамильтона не дойти. Но он тут же забыл об этом – внимание отвлекли три освещенных окна в конференц-зале. Там была Янина. Рослов сразу увидел ее у стола с магнитофоном, а перед ней массивного тяжеловеса в синей морской фуфайке.
– Трэси… – прошептал Смайли. – Все-таки добрался до Селесты.
– До острова, – процедил сквозь зубы Рослов, – не до Селесты.
– Ты уверен?
– Видишь, оба молчат. И люди у дверей молчат. Явно ждут чего-то. Значит, Селеста еще не откликнулся. Иначе Янина бы говорила. Посмотри, даже губы не шевелятся.
– Что будем делать? – спросил Смайли, оглянувшись.
Никого поблизости не было, но в темноте поодаль слышались чьи-то негромкие шаги. Кто-то молча прохаживался по склону за «переговорной».
– У тебя есть оружие? – снова спросил Смайли.
– Конечно нет.
– У меня «беретта». Семь зарядов. Но они тоже будут стрелять. Надо выбрать позицию.
– Погоди, – нетерпеливо оборвал его Рослов, – кажется, я что-то придумал.
Определенного плана у него не было. Одна идея – бредовая, почти неосуществимая, один шанс из тысячи, а он хотел поймать этот шанс, выловить, как золотую рыбку из моря. И нужно было только сплести невод, чтоб не ушла эта рыбка, не ускользнула, и он плел его, обдумывал свою безумную – куда там Нильсу Бору! – идею, напряженно обдумывал и когда они оба старались идти как можно тише, и когда стояли у полуоткрытой двери в «переговорную». В этот момент Трэси прервал затянувшееся молчание:
– Сорок минут прошло. Вы просто водите нас за нос. А я не люблю, когда меня водят за нос. Последний раз спрашиваю: вы свяжете меня с Селестой?
– Нет отклика. Пока не могу. И вряд ли кто сможет.
Рослов торжествующе вздрогнул. Удача! Кажется, золотая рыбка уже трепетала в неводе. Он уже почти держал ее, эту умницу рыбку, и нужен был только шаг, рывком дверь на себя и короткий шаг на автоматы охранников.
И Рослов шагнул:
– Я смогу.
Он увидел расширившиеся глаза Янины. Что в них? Презрение? Брезгливость? Гнев? «Извини, девочка. Потом поймешь и простишь». Он увидел безразличные лица лягушек-автоматчиков, удивленную мину шефа в синем свитере, ленивую усмешку гориллообразного итальянца и агрессивный рывок его соседа – смуглого красавца с квадратной челюстью: сильный характер. Но Рослову было наплевать и на силу, и на характер, и на удивление шефа, и на вороненые дула автоматов. Он начал свою игру и проиграть ее не имел права.
– Я смогу, – повторил он.
– Кто вы? – холодно спросил Трэси. – И как вы прошли сюда?
Рослов усмехнулся открыто и добродушно:
– Такой вопрос уместнее задать вам, но я не любопытен. Да и трупы дежурных красноречивее любого ответа. Но мы теряем время. – Он подошел к столу, стараясь не обращать внимания на автоматные дула, следившие за его передвижением. – Вам нужно связаться с Селестой? Я буду вашим транслятором. Не вините девушку: ей труднее – меньше опыта, меньше неучтенных каналов мысленной связи с феноменом. А он несомненно ответит на все ваши вопросы, господин Игер-Райт.
Рослов был хорошим актером. А может быть, неожиданность его появления настолько ошеломила присутствующих, что лишь собственное имя в устах подозрительного незнакомца вывело Трэси из столбняка.
– Сначала вы ответите на мои вопросы.
– Задавайте.
– Имя?
– Рослов. Национальность: русский. Профессия: ученый. Специальность: биокибернетик. Должность: член Временного комитета связи с феноменом.
– Откуда вы меня знаете?
– Вы не учитываете вашей популярности.
– Меня мало кто знает в лицо. Не увиливайте. Почему вы явились ночью со своим предложением? Вы узнали о нашем присутствии?
– Нет, конечно. Просто дружеский визит к товарищу на дежурство. У нас даже оружия нет. Но по прибытии на остров мы застаем здесь гостей. Нежелательных, конечно, не обижайтесь, и опасных – мы судим по оставленным вами следам. О бегстве мы не подумали, хотя вы сами понимаете, что, не замеченные вами, мы легко могли бы уйти и позвать на помощь патрульный катер. Но, во-первых, оставлять в беде товарища не в наших правилах, а во-вторых, мы бы наверняка опоздали, и любое подкрепление уже не нашло бы вас на острове. Отсюда решение: помочь девушке, от которой вы требуете явно непосильной работы.
– Так, – протянул задумчиво Игер-Райт, – пожалуй, я вам верю. Рыцарский порыв. А вы не боитесь, что, уходя, мы не оставим опасных для нас свидетелей?
– Вариант, конечно, возможный, – спокойно согласился Рослов, – но едва ли вероятный. Зачем вам множить убийства? Тем более убийства двух – отбрасываю ложную скромность – несомненно значительных ученых двух также несомненно значительных социалистических государств. Международный скандал, международное следствие – в общем, масса неприятностей и хлопот для вас. Стоит ли? Не проще ли сговориться со мной на коммерческой основе? Ведь и ученые любят доллары, фунты, рубли и франки. А получив их, мы из опасных свидетелей превращаемся в доброжелательных союзников с такой версией случившегося, которая ни вас, ни нас не затронет. По-моему, это оптимальный вариант. Вы не находите?