В глазах у него появилось странное выражение, когда он оглядел все кругом, и снова повернулся к картине бедствия внизу.
— Я думаю, некоторое время они протянут, — сказал он.
Артур взглянул на него.
— Почему? — спросил он.
Форд пожал плечами.
— Так, предчувствие, — сказал он, и отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
— Смотри, — сказал он.
Артур посмотрел. Внизу, среди лежащих и сидящих свежеразмороженных пассажиров двигалось перемазанное создание — возможно, «шаталось» будет более верным словом. Оно что-то несло в руках. Шатаясь, оно размахивало этим чем-то так, словно было мертвецки пьяно. Через некоторое время оно бросило свое занятие и свалилось без сил.
Артур не понял, зачем Форду понадобилось указывать на него.
— Камера, — сказал Форд. — Он снимает исторический момент.
— Ладно, — сказал он через минуту. — Я отключаюсь.
Некоторое время он сидел молча.
Еще через некоторое время Артур подумал, что неплохо бы узнать, что это должно значить.
— Форд, когда ты говоришь, что отключаешься, что именно ты имеешь в виду? — спросил он.
— Хороший вопрос, — сказал Форд. — Это значит, что мне нужна полная тишина.
Глядя ему через плечо, Артур увидел, что он колдует над маленьким черным прибором. Форд уже объяснял Артуру, что такое суб-эфирный ощущатель, но Артур тогда просто кивнул головой, не обратил на это внимания, и благополучно забыл все объяснения. Для него Вселенная все еще делилась на две части — Землю и все остальное. Поскольку Земля была снесена для постройки гиперпространственной ветки, его мировоззение отличалось некоторой однобокостью, но Артур предпочитал однобокое мировоззрение окончательной потере связи со своей родной планетой. Суб-эфирный ощущатель, несомненно, относился к категории «всего остального».
— Пусто, как в бутылке из-под виски наутро после попойки, — сказал Форд, тряся ощущатель.
Виски, подумал Артур, бездумно глядя на первобытный пейзаж вокруг, чего бы я сейчас не отдал за одну бутылку хорошего земного виски.
— Это ж надо, — горестно проговорил Форд, — ни одного сигнала на несколько световых лет вокруг этой несчастной бородавки! Ты меня слышишь?
— Что? — спросил Артур.
— Мы попали в беду, — объяснил Форд.
— Да? — не удивился Артур. Эта новость несколько устарела, подумал он.
— Пока ощущатель чего-нибудь не поймает, — сказал Форд, — наши шансы покинуть эту планету равны нулю. Конечно, может быть, что какой-нибудь урод поставил магнитное поле вокруг планеты, чтобы отражать радиоволны что значит, что нам нужно просто пойти и поискать в нем дыру, где прием возможен. Пошли?
Он поднял сумку, и направился к горизонту.
Артур посмотрел вниз. Оператор снова поднялся на ноги, и как раз успел поймать в кадр, как его коллега свалился без сил.
Артур сорвал травинку, и пошел за Фордом.
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
— Я думаю, некоторое время они протянут, — сказал он.
Артур взглянул на него.
— Почему? — спросил он.
Форд пожал плечами.
— Так, предчувствие, — сказал он, и отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
— Смотри, — сказал он.
Артур посмотрел. Внизу, среди лежащих и сидящих свежеразмороженных пассажиров двигалось перемазанное создание — возможно, «шаталось» будет более верным словом. Оно что-то несло в руках. Шатаясь, оно размахивало этим чем-то так, словно было мертвецки пьяно. Через некоторое время оно бросило свое занятие и свалилось без сил.
Артур не понял, зачем Форду понадобилось указывать на него.
— Камера, — сказал Форд. — Он снимает исторический момент.
— Ладно, — сказал он через минуту. — Я отключаюсь.
Некоторое время он сидел молча.
Еще через некоторое время Артур подумал, что неплохо бы узнать, что это должно значить.
— Форд, когда ты говоришь, что отключаешься, что именно ты имеешь в виду? — спросил он.
— Хороший вопрос, — сказал Форд. — Это значит, что мне нужна полная тишина.
Глядя ему через плечо, Артур увидел, что он колдует над маленьким черным прибором. Форд уже объяснял Артуру, что такое суб-эфирный ощущатель, но Артур тогда просто кивнул головой, не обратил на это внимания, и благополучно забыл все объяснения. Для него Вселенная все еще делилась на две части — Землю и все остальное. Поскольку Земля была снесена для постройки гиперпространственной ветки, его мировоззение отличалось некоторой однобокостью, но Артур предпочитал однобокое мировоззрение окончательной потере связи со своей родной планетой. Суб-эфирный ощущатель, несомненно, относился к категории «всего остального».
— Пусто, как в бутылке из-под виски наутро после попойки, — сказал Форд, тряся ощущатель.
Виски, подумал Артур, бездумно глядя на первобытный пейзаж вокруг, чего бы я сейчас не отдал за одну бутылку хорошего земного виски.
— Это ж надо, — горестно проговорил Форд, — ни одного сигнала на несколько световых лет вокруг этой несчастной бородавки! Ты меня слышишь?
— Что? — спросил Артур.
— Мы попали в беду, — объяснил Форд.
— Да? — не удивился Артур. Эта новость несколько устарела, подумал он.
— Пока ощущатель чего-нибудь не поймает, — сказал Форд, — наши шансы покинуть эту планету равны нулю. Конечно, может быть, что какой-нибудь урод поставил магнитное поле вокруг планеты, чтобы отражать радиоволны что значит, что нам нужно просто пойти и поискать в нем дыру, где прием возможен. Пошли?
Он поднял сумку, и направился к горизонту.
Артур посмотрел вниз. Оператор снова поднялся на ноги, и как раз успел поймать в кадр, как его коллега свалился без сил.
Артур сорвал травинку, и пошел за Фордом.
Глава 27
— Надеюсь, вы приятно поужинали? — спросил Зарнивуп, когда Зафод и Триллиан рематериализовались на мостике звездного корабля Золотое Сердце.
Зафод открыл глаза и сердито посмотрел на него.
— Ты! — проговорил он. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и отправился на поиски кресла, в которое мог бы свалиться. Он нашел кресло и свалился в него.
— Я задал компьютеру невероятностные координаты цели нашего путешествия, — сказал Зарнивуп, — и мы очень скоро прибудем туда. А пока — почему бы вам не отдохнуть и приготовиться к встрече?
Зафод ничего не сказал. Он снова поднялся, и направился к бару, из которого вытащил бутылку дженкс-спирта. Не меньше полбутылки излилось в его левое горло.
— А когда ты получишь то, что тебе нужно, — заскрежетал зубами Зафод, — ты наконец, отвяжешься от меня? И я смогу заняться своими делами, и полежать на пляже, и все такое?
— Это зависит от исхода встречи, — ответил Зарнивуп.
— Зафод, кто этот человек? — слабым голосом спросила Триллиан, пытаясь подняться на ноги. — Что он делает на нашем корабле?
— Это очень глупый человек, — сказал Зафод, — которому очень хочется встретиться с тем, кто правит Вселенной.
— А, — сказала Триллиан, прикладываясь к бутылке, которую отняла у Зафода, — карьерист…
Зафод открыл глаза и сердито посмотрел на него.
— Ты! — проговорил он. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и отправился на поиски кресла, в которое мог бы свалиться. Он нашел кресло и свалился в него.
— Я задал компьютеру невероятностные координаты цели нашего путешествия, — сказал Зарнивуп, — и мы очень скоро прибудем туда. А пока — почему бы вам не отдохнуть и приготовиться к встрече?
Зафод ничего не сказал. Он снова поднялся, и направился к бару, из которого вытащил бутылку дженкс-спирта. Не меньше полбутылки излилось в его левое горло.
— А когда ты получишь то, что тебе нужно, — заскрежетал зубами Зафод, — ты наконец, отвяжешься от меня? И я смогу заняться своими делами, и полежать на пляже, и все такое?
— Это зависит от исхода встречи, — ответил Зарнивуп.
— Зафод, кто этот человек? — слабым голосом спросила Триллиан, пытаясь подняться на ноги. — Что он делает на нашем корабле?
— Это очень глупый человек, — сказал Зафод, — которому очень хочется встретиться с тем, кто правит Вселенной.
— А, — сказала Триллиан, прикладываясь к бутылке, которую отняла у Зафода, — карьерист…
Глава 28
Главная проблема — вернее, одна из главных проблем, поскольку их несколько — одна из многих главных проблем с управлением людьми состоит в том, кого ты ставишь ими управлять; или, точнее, кому удается убедить людей позволить управлять ими.
Короче: всем известно, что те, кто больше всего хотят управлять людьми, именно по этой причине меньше всего годны для этого. Еще короче: любой, кто может убедить людей выбрать его Президентом, не должен ни под каким предлогом допускаться к этой работе. Совсем коротко: с людьми всегда проблемы.
И вот что получается в конце концов: всей череде Галактических Президентов доставляло такое большое удовольствие держать бразды правления, что они очень редко замечали, что на самом деле ничего они не держат.
А где-то в тени за их спинами — кто?
Кто может управлять, если никого, кто хочет управлять, нельзя и близко подпускать к управлению?
Короче: всем известно, что те, кто больше всего хотят управлять людьми, именно по этой причине меньше всего годны для этого. Еще короче: любой, кто может убедить людей выбрать его Президентом, не должен ни под каким предлогом допускаться к этой работе. Совсем коротко: с людьми всегда проблемы.
И вот что получается в конце концов: всей череде Галактических Президентов доставляло такое большое удовольствие держать бразды правления, что они очень редко замечали, что на самом деле ничего они не держат.
А где-то в тени за их спинами — кто?
Кто может управлять, если никого, кто хочет управлять, нельзя и близко подпускать к управлению?
Глава 29
На маленькой уединенной планете, затерявшейся нигде-то в глубинах пространства — нигде-то, потому что она была защищена мощным невероятностным полем, ключ к которому был только у шестерых во всей этой галактике — шел дождь.
Уже несколько часов лило, как из ведра. Дождь взбивал в пену морскую гладь, молотил по листьям деревьев, и уже превратил полоску некогда сухой земли на берегу в грязевую ванну.
Дождь плясал и барабанил по рифленой жестяной крыши маленькой хижины, что стояла в середине полоски некогда сухой земли. Он размыл утоптанную тропинку от хижины к морю, и разбросал морские раковины, которые были сложены в аккуратные кучки вдоль этой тропинки.
Благодаря жестяной крыше, шум дождя внутри хижины превращался в оглушительный грохот, но ее обитатель не обращал на это почти никакого внимания, поскольку все его внимание было обращено на нечто другое.
Он был высок, неуклюж, сутул, и его светлые волосы были мокры, потому что крыша протекала. Одежда его изрядно поизносилась, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
Вся обстановка хижины состояла из старого кресла с продавленным сиденьем, старого стола с исцарапанной крышкой, старого матраса, нескольких подушек, и маленькой, но теплой печурки.
Еще там был старый и словно бы потрепанный кот, и именно к нему было приковано внимание обитателя хижины. Он склонился над котом.
— Киса, киса… — сказал он, — кис-кис-кис… киса хочет рыбки? Вкусный кусочек рыбки… киса хочет кусочек?
Кот, казалось, колебался. Он снизошел до того, чтобы тронуть кусок рыбы, который протягивал ему хозяин, лапой, но сразу же заинтересовался комочком пыли на полу.
— Если киса не будет есть рыбку, киса похудеет и кисы больше не будет. Я думаю, — добавил хозяин с сомнением в голосе.
— Я думаю, что так оно и будет, — сказал он, — но можно ли быть в этом уверенным?
Он снова протянул рыбу.
— Подумай, киса, — сказал он, — будешь ты есть рыбу или нет. Я думаю, лучше мне не вмешиваться.
Он вздохнул.
— Я думаю, что рыба вкусная, но ведь я также думаю, что дождь мокрый, так что кто я такой, чтобы судить об этом?
Он оставил рыбу на полу около кота, и уселся в кресло.
— А, я, кажется, вижу, что ты ешь ее, — сказал он через некоторое время, когда кот исчерпал развлекательные возможности комочка пыли, и повернулся к рыбе.
— Мне нравится, что я вижу, что ты ешь рыбку, — сказал хозяин, — потому что мне кажется, что если ты не будешь ее есть, тебя больше не будет.
Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял листок в одну руку, а карандаш в другую, и попытался привести их во взаимодействие разными способами. Сначала он попробовал подержать карандаш под бумагой, потом над бумагой, потом рядом с бумагой. Он попровал завернуть карандаш в бумагу, потом потер о бумагу тупой конец карандаша, а потом потер о бумагу острый конец карандаша. На бумаге появилась линия, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой листок бумаги. На нем был кроссворд. Он недолго смотрел на него, и вписал несколько ответов. Потом он потерял к кроссворду интерес.
Он попробовал посидеть на своей руке, и его заинтересовал тот факт, что в его ногах есть кости.
— Рыбу привозят издалека, — сказал он, — по крайней мере, так мне говорят. Или я только думаю, что так мне говорят. Когда они прилетают, или я думаю, что они прилетают в шести черных блестящих кораблях, ты тоже думаешь, что ты их видишь? Что ты тогда видишь, киса?
Он посмотрел на кота, который был гораздо более занят срочным поглощением рыбы, чем этими рассуждениями.
— А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они просто поют тебе песенки.
Он поразмыслил над этим, и увидел в своих рассуждениях слабое место.
— Может быть, они поют тебе песенки, а мне просто кажется, что они задают мне вопросы, — сказал он.
Он помолчал. Иногда молчал несколько дней, просто чтобы выяснить, на что это похоже.
— Как ты думаешь, они приходили сегодня? — спросил он. — Я думаю, да. На полу грязь, на столе сигареты и виски, на тарелке рыба для тебя, а в моей памяти — воспоминания о том, что они приходили. Конечно, я знаю, что это едва ли можно считать убедительным доказательством, но, в конце концов, других доказательств, кроме косвенных не бывает. Посмотри, что еще они мне оставили.
Он дотянулся до стола, и взял с него несколько предметов.
— Кроссворды, словари, и калькулятор.
Около часа он игрался с калькулятором. Кот тем временем заснул, а дождь снаружи не прекращался. Наконец, он отложил калькулятор.
— Я думаю, что, по всей вероятности, прав, думая, что они задают мне вопросы, — сказал он. — Приезжать издалека, и оставлять все это только ради того, чтобы спеть тебе песенку — довольно странное времяпрепровождение. Или мне так кажется. Кто знает, кто знает…
Он взял со стола сигарету и зажег ее от уголька из печки. Он глубоко затянулся и снова сел.
— Мне кажется, что я видел сегодня в небе другой корабль, — сказал он после долгого молчания. — Большой белый корабль. Я еще никогда не видел большого белого корабля, только шесть черных. И шесть зеленых. Большого белого не было. Может быть, иногда шесть маленьких черных кораблей могут выглядеть как один большой белый. Может быть, мне хочется виски. Да, это кажется более вероятным.
Он встал и нашел стакан, который валялся на полу рядом с матрасом. Он налил в него виски и снова сел.
— Может быть, кто-то еще ко мне прилетел, — сказал он.
В ста метрах от хижины, омываемый потоками дождя, лежал звездный корабль Золотое Сердце.
Открылся люк, и из корабля вышли трое, прижавшись друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя.
— Туда? — Триллиан пришлось кричать, чтобы дождь не заглушил ее голос.
— Да, — сказал Зарнивуп.
— В эту развалюху?
— Да.
— Жуть, — сказал Зафод.
— Но этого места просто не может быть, — сказала Триллиан, — мы попали совсем не туда. Нельзя управлять Вселенной из хижины с жестяной крышей.
Они побежали под дождем, и прибежали к хижине насквозь промокшие. Они постучали. Их била дрожь.
Дверь открылась.
— Здравствуйте, — сказал хозяин.
— Э-э… извините, — сказал Зарнивуп. — У меня есть основания полагать…
— Это вы правите Вселенной? — выпалил Зафод.
Хозяин улыбнулся.
— Стараюсь этого не делать, — сказал он. — Вы промокли?
Зафод был сражен.
— Промокли? — завопил он. — Разве не видно, что мы промокли?
— Это видно мне, — ответил хозяин, — а что чувствуете при этом вы совсем другое дело. Если вы полагаете, что в тепле вы обсохнете, вам лучше войти.
Они вошли.
Они оглядели крошечную хижину, Зарнивуп с легкой неприязнью, Триллиан с интересом, Зафод с восторгом.
— Э-э… — сказал Зафод, — как вас зовут?
Хозяин с сомнением поглядел на него.
— Не знаю. А почему вам кажется, что у меня должно быть имя? Мне кажется очень странным, что у облачка смутных ощущений должно быть имя.
Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он сел на подлокотник, Зарнивуп, прямой, как палка, прислонился к столу, а Зафод улегся на матрас.
— Во! — сказал Зафод. — Средоточие власти!
И он почесал кота за ухом.
— Послушайте, — сказал Зарнивуп. — Я должен задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, — мягко сказал хозяин, — можете спеть песенку моему коту, если хотите.
— Ему это понравится? — спросил Зафод.
— Лучше спросить у него, — ответил хозяин.
— Он умеет говорить? — удивился Зафод.
— Я не помню, чтобы он когда-либо говорил, — ответил хозяин, — но на меня полагаться не стоит.
Зарнивуп вытащил из кармана несколько листков.
— Итак, — начал он. — Вы правите Вселенной, верно?
— Откуда я могу знать? — сказал хозяин.
Зарнивуп что-то черкнул на одном из своих листков.
— Сколько вы этим занимаетесь?
— Это вопрос о прошлом, так ведь? — сказал хозяин.
Зарнивуп озадаченно посмотрел на него. Он не ожидал ничего подобного.
— Да, — сказал он.
— Откуда я могу знать, — сказал хозяин, — что прошлое — это не выдумка, чтобы оправдать разрыв между моими непосредственными физическими ощущениями, и моими мыслями?
Зарнивуп уставился на хозяина. От его промокшей одежды пошел пар.
— Вы так отвечаете на все вопросы?
Хозяин моментально ответил.
— Я говорю то, что мне приходит в голову, когда я думаю, что слышу, что кто-то что-то говорит. Большего я не могу сказать.
Зафод рассмеялся счастливым смехом.
— Я за это выпью, — сказал он, вытащил из кармана бутылку дженкс-спирта, приложился к ней, и передал бутылку правителю Вселенной, который с благодарностью принял ее.
— Молодец, властелин, — сказал Зафод. — Расскажи, на что это похоже.
— Нет, послушайте, — не отставал Зарнивуп, — к вам же прилетают? На кораблях…
— Думаю, да, — ответил хозяин. Он передал бутылку Триллиан.
— И они просят вас принять за них решения? О человеческих жизнях, о разных мирах, об экономике, о военной политике, обо всем, что просходит там, во Вселенной!
— Там? — удивился хозяин. — Где?
— Там! — вскричал Зарнивуп, указывая на дверь.
— Как вы можете утверждать, что там что-то есть? — вежливо спросил хозяин. — Дверь закрыта.
Дождь продолжал барабанить по крыше. В хижине было тепло.
— Но вы же знаете, что там целая Вселенная! — кричал Зарнивуп. — Вы не можете манкировать своими обязанностями, заявляя, что ее нет!
Правитель Вселенной погрузился в долгое обдумывание слов Зарнивупа, а сам Зарнивуп тем временем дрожал от ярости.
— Вы очень уверены в своих сведениях, — наконец сказал он. — Я бы не доверял мышлению человека, который принимает Вселенную — если она есть за данность.
Зарнивуп не перестал дрожать, но молчал.
— Я принимаю решения только о своей Вселенной, — спокойно продолжал правитель. — Моя Вселенная — это мои глаза и уши. Все остальное — просто слухи.
— Но неужели вы ничему не верите?
Правитель пожал плечами, и взял на руки своего кота.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Вы не понимаете, что то, что вы решаете в своей развалюхе, определяет жизни и судьбы миллионов людей? Это же чудовищно!
— Не знаю. Никогда не видел тех, о ком вы говорите. У меня есть подозрение, что вы их тоже не встречали. Они существуют только в тех словах, которые мы произносим. Глупо говорить, что вы знаете, что происходит с другими. Это могут знать только они, если они существуют. У них свои Вселенные — их глаза и уши.
Триллиан сказала:
— Я, пожалуй, выйду прогуляюсь.
Она вышла из хижины под дождь.
— Вы верите, что существут другие люди? — настаивал Зарнивуп.
— У меня нет мнения по этому поводу. Как я могу это сказать?
— Я пойду поищу Триллиан, — сказал Зафод, и выбрался наружу.
Снаружи он сказал ей:
— Мне кажется, Вселенная в очень хороших руках, а?
— В очень хороших, — сказала Триллиан. И они двинулись к кораблю.
Беседа внутри хижины продолжалась.
— Но неужели вы не понимаете, что люди живут и умирают по одному вашему слову?
Правитель Вселенной долго молчал. Когда он услышал, что вдали заработали двигатели корабля, он заговорил, чтобы заглушить их.
— Что мне до них? — сказал он. — Я их не знаю. Но Он знает, что я не жестокий человек.
— А! — рявкнул Зарнивуп. — Значит, «Он»! Значит, вы все-таки во что-то верите?
— Мой кот, — объяснил повелитель, улыбаясь во весь рот. — Я добр с ним.
— Ну ладно, — Зарнивуп решил так просто не сдаваться. — Откуда вы знаете, что он существует? Откуда вы знаете, что он знает, что вы хорошо к нему относитесь, или что ему нравится то, о чем он думает как о вашей доброте?
— Я не знаю, — улыбнулся повелитель. — Не имею представления. Просто мне доставляет удовольствие вести себя таким образом по отношению к тому, что мне кажется котом. Разве вы ведете себя по другому? Извините меня, но я чувствую, что я устал.
Зарнивуп наигранно разочарованно вздохнул, и огляделся.
— А где эти двое? — спросил он.
— Какие эти двое? — спросил правитель Вселенной, снова наполнив стакан и усевшись в кресло.
— Библброкс и девчонка! Которые здесь были!
— Никого не помню. Прошлое — это выдумка, чтобы…
— Да пошел ты… — пробормотал Зарнивуп, и выбежал из хижины. Корабля не было. Дождь лил как из ведра, и даже следа не осталось на том месте, где стоял корабль. Зарнивуп завопил, и ринулся обратно к хижине. Дверь была заперта.
Правитель Вселенной дремал в своем кресле. Потом он снова взял бумагу и карандаш, и очень обрадовался, научившись оставлять на бумаге черточки. Снаружи слышались какие-то звуки, но он не знал, существуют они на самом деле или нет. Потом он неделю разговаривал со своим столом, чтобы посмотреть, что он на это скажет.
Уже несколько часов лило, как из ведра. Дождь взбивал в пену морскую гладь, молотил по листьям деревьев, и уже превратил полоску некогда сухой земли на берегу в грязевую ванну.
Дождь плясал и барабанил по рифленой жестяной крыши маленькой хижины, что стояла в середине полоски некогда сухой земли. Он размыл утоптанную тропинку от хижины к морю, и разбросал морские раковины, которые были сложены в аккуратные кучки вдоль этой тропинки.
Благодаря жестяной крыше, шум дождя внутри хижины превращался в оглушительный грохот, но ее обитатель не обращал на это почти никакого внимания, поскольку все его внимание было обращено на нечто другое.
Он был высок, неуклюж, сутул, и его светлые волосы были мокры, потому что крыша протекала. Одежда его изрядно поизносилась, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
Вся обстановка хижины состояла из старого кресла с продавленным сиденьем, старого стола с исцарапанной крышкой, старого матраса, нескольких подушек, и маленькой, но теплой печурки.
Еще там был старый и словно бы потрепанный кот, и именно к нему было приковано внимание обитателя хижины. Он склонился над котом.
— Киса, киса… — сказал он, — кис-кис-кис… киса хочет рыбки? Вкусный кусочек рыбки… киса хочет кусочек?
Кот, казалось, колебался. Он снизошел до того, чтобы тронуть кусок рыбы, который протягивал ему хозяин, лапой, но сразу же заинтересовался комочком пыли на полу.
— Если киса не будет есть рыбку, киса похудеет и кисы больше не будет. Я думаю, — добавил хозяин с сомнением в голосе.
— Я думаю, что так оно и будет, — сказал он, — но можно ли быть в этом уверенным?
Он снова протянул рыбу.
— Подумай, киса, — сказал он, — будешь ты есть рыбу или нет. Я думаю, лучше мне не вмешиваться.
Он вздохнул.
— Я думаю, что рыба вкусная, но ведь я также думаю, что дождь мокрый, так что кто я такой, чтобы судить об этом?
Он оставил рыбу на полу около кота, и уселся в кресло.
— А, я, кажется, вижу, что ты ешь ее, — сказал он через некоторое время, когда кот исчерпал развлекательные возможности комочка пыли, и повернулся к рыбе.
— Мне нравится, что я вижу, что ты ешь рыбку, — сказал хозяин, — потому что мне кажется, что если ты не будешь ее есть, тебя больше не будет.
Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял листок в одну руку, а карандаш в другую, и попытался привести их во взаимодействие разными способами. Сначала он попробовал подержать карандаш под бумагой, потом над бумагой, потом рядом с бумагой. Он попровал завернуть карандаш в бумагу, потом потер о бумагу тупой конец карандаша, а потом потер о бумагу острый конец карандаша. На бумаге появилась линия, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой листок бумаги. На нем был кроссворд. Он недолго смотрел на него, и вписал несколько ответов. Потом он потерял к кроссворду интерес.
Он попробовал посидеть на своей руке, и его заинтересовал тот факт, что в его ногах есть кости.
— Рыбу привозят издалека, — сказал он, — по крайней мере, так мне говорят. Или я только думаю, что так мне говорят. Когда они прилетают, или я думаю, что они прилетают в шести черных блестящих кораблях, ты тоже думаешь, что ты их видишь? Что ты тогда видишь, киса?
Он посмотрел на кота, который был гораздо более занят срочным поглощением рыбы, чем этими рассуждениями.
— А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они просто поют тебе песенки.
Он поразмыслил над этим, и увидел в своих рассуждениях слабое место.
— Может быть, они поют тебе песенки, а мне просто кажется, что они задают мне вопросы, — сказал он.
Он помолчал. Иногда молчал несколько дней, просто чтобы выяснить, на что это похоже.
— Как ты думаешь, они приходили сегодня? — спросил он. — Я думаю, да. На полу грязь, на столе сигареты и виски, на тарелке рыба для тебя, а в моей памяти — воспоминания о том, что они приходили. Конечно, я знаю, что это едва ли можно считать убедительным доказательством, но, в конце концов, других доказательств, кроме косвенных не бывает. Посмотри, что еще они мне оставили.
Он дотянулся до стола, и взял с него несколько предметов.
— Кроссворды, словари, и калькулятор.
Около часа он игрался с калькулятором. Кот тем временем заснул, а дождь снаружи не прекращался. Наконец, он отложил калькулятор.
— Я думаю, что, по всей вероятности, прав, думая, что они задают мне вопросы, — сказал он. — Приезжать издалека, и оставлять все это только ради того, чтобы спеть тебе песенку — довольно странное времяпрепровождение. Или мне так кажется. Кто знает, кто знает…
Он взял со стола сигарету и зажег ее от уголька из печки. Он глубоко затянулся и снова сел.
— Мне кажется, что я видел сегодня в небе другой корабль, — сказал он после долгого молчания. — Большой белый корабль. Я еще никогда не видел большого белого корабля, только шесть черных. И шесть зеленых. Большого белого не было. Может быть, иногда шесть маленьких черных кораблей могут выглядеть как один большой белый. Может быть, мне хочется виски. Да, это кажется более вероятным.
Он встал и нашел стакан, который валялся на полу рядом с матрасом. Он налил в него виски и снова сел.
— Может быть, кто-то еще ко мне прилетел, — сказал он.
В ста метрах от хижины, омываемый потоками дождя, лежал звездный корабль Золотое Сердце.
Открылся люк, и из корабля вышли трое, прижавшись друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя.
— Туда? — Триллиан пришлось кричать, чтобы дождь не заглушил ее голос.
— Да, — сказал Зарнивуп.
— В эту развалюху?
— Да.
— Жуть, — сказал Зафод.
— Но этого места просто не может быть, — сказала Триллиан, — мы попали совсем не туда. Нельзя управлять Вселенной из хижины с жестяной крышей.
Они побежали под дождем, и прибежали к хижине насквозь промокшие. Они постучали. Их била дрожь.
Дверь открылась.
— Здравствуйте, — сказал хозяин.
— Э-э… извините, — сказал Зарнивуп. — У меня есть основания полагать…
— Это вы правите Вселенной? — выпалил Зафод.
Хозяин улыбнулся.
— Стараюсь этого не делать, — сказал он. — Вы промокли?
Зафод был сражен.
— Промокли? — завопил он. — Разве не видно, что мы промокли?
— Это видно мне, — ответил хозяин, — а что чувствуете при этом вы совсем другое дело. Если вы полагаете, что в тепле вы обсохнете, вам лучше войти.
Они вошли.
Они оглядели крошечную хижину, Зарнивуп с легкой неприязнью, Триллиан с интересом, Зафод с восторгом.
— Э-э… — сказал Зафод, — как вас зовут?
Хозяин с сомнением поглядел на него.
— Не знаю. А почему вам кажется, что у меня должно быть имя? Мне кажется очень странным, что у облачка смутных ощущений должно быть имя.
Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он сел на подлокотник, Зарнивуп, прямой, как палка, прислонился к столу, а Зафод улегся на матрас.
— Во! — сказал Зафод. — Средоточие власти!
И он почесал кота за ухом.
— Послушайте, — сказал Зарнивуп. — Я должен задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, — мягко сказал хозяин, — можете спеть песенку моему коту, если хотите.
— Ему это понравится? — спросил Зафод.
— Лучше спросить у него, — ответил хозяин.
— Он умеет говорить? — удивился Зафод.
— Я не помню, чтобы он когда-либо говорил, — ответил хозяин, — но на меня полагаться не стоит.
Зарнивуп вытащил из кармана несколько листков.
— Итак, — начал он. — Вы правите Вселенной, верно?
— Откуда я могу знать? — сказал хозяин.
Зарнивуп что-то черкнул на одном из своих листков.
— Сколько вы этим занимаетесь?
— Это вопрос о прошлом, так ведь? — сказал хозяин.
Зарнивуп озадаченно посмотрел на него. Он не ожидал ничего подобного.
— Да, — сказал он.
— Откуда я могу знать, — сказал хозяин, — что прошлое — это не выдумка, чтобы оправдать разрыв между моими непосредственными физическими ощущениями, и моими мыслями?
Зарнивуп уставился на хозяина. От его промокшей одежды пошел пар.
— Вы так отвечаете на все вопросы?
Хозяин моментально ответил.
— Я говорю то, что мне приходит в голову, когда я думаю, что слышу, что кто-то что-то говорит. Большего я не могу сказать.
Зафод рассмеялся счастливым смехом.
— Я за это выпью, — сказал он, вытащил из кармана бутылку дженкс-спирта, приложился к ней, и передал бутылку правителю Вселенной, который с благодарностью принял ее.
— Молодец, властелин, — сказал Зафод. — Расскажи, на что это похоже.
— Нет, послушайте, — не отставал Зарнивуп, — к вам же прилетают? На кораблях…
— Думаю, да, — ответил хозяин. Он передал бутылку Триллиан.
— И они просят вас принять за них решения? О человеческих жизнях, о разных мирах, об экономике, о военной политике, обо всем, что просходит там, во Вселенной!
— Там? — удивился хозяин. — Где?
— Там! — вскричал Зарнивуп, указывая на дверь.
— Как вы можете утверждать, что там что-то есть? — вежливо спросил хозяин. — Дверь закрыта.
Дождь продолжал барабанить по крыше. В хижине было тепло.
— Но вы же знаете, что там целая Вселенная! — кричал Зарнивуп. — Вы не можете манкировать своими обязанностями, заявляя, что ее нет!
Правитель Вселенной погрузился в долгое обдумывание слов Зарнивупа, а сам Зарнивуп тем временем дрожал от ярости.
— Вы очень уверены в своих сведениях, — наконец сказал он. — Я бы не доверял мышлению человека, который принимает Вселенную — если она есть за данность.
Зарнивуп не перестал дрожать, но молчал.
— Я принимаю решения только о своей Вселенной, — спокойно продолжал правитель. — Моя Вселенная — это мои глаза и уши. Все остальное — просто слухи.
— Но неужели вы ничему не верите?
Правитель пожал плечами, и взял на руки своего кота.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Вы не понимаете, что то, что вы решаете в своей развалюхе, определяет жизни и судьбы миллионов людей? Это же чудовищно!
— Не знаю. Никогда не видел тех, о ком вы говорите. У меня есть подозрение, что вы их тоже не встречали. Они существуют только в тех словах, которые мы произносим. Глупо говорить, что вы знаете, что происходит с другими. Это могут знать только они, если они существуют. У них свои Вселенные — их глаза и уши.
Триллиан сказала:
— Я, пожалуй, выйду прогуляюсь.
Она вышла из хижины под дождь.
— Вы верите, что существут другие люди? — настаивал Зарнивуп.
— У меня нет мнения по этому поводу. Как я могу это сказать?
— Я пойду поищу Триллиан, — сказал Зафод, и выбрался наружу.
Снаружи он сказал ей:
— Мне кажется, Вселенная в очень хороших руках, а?
— В очень хороших, — сказала Триллиан. И они двинулись к кораблю.
Беседа внутри хижины продолжалась.
— Но неужели вы не понимаете, что люди живут и умирают по одному вашему слову?
Правитель Вселенной долго молчал. Когда он услышал, что вдали заработали двигатели корабля, он заговорил, чтобы заглушить их.
— Что мне до них? — сказал он. — Я их не знаю. Но Он знает, что я не жестокий человек.
— А! — рявкнул Зарнивуп. — Значит, «Он»! Значит, вы все-таки во что-то верите?
— Мой кот, — объяснил повелитель, улыбаясь во весь рот. — Я добр с ним.
— Ну ладно, — Зарнивуп решил так просто не сдаваться. — Откуда вы знаете, что он существует? Откуда вы знаете, что он знает, что вы хорошо к нему относитесь, или что ему нравится то, о чем он думает как о вашей доброте?
— Я не знаю, — улыбнулся повелитель. — Не имею представления. Просто мне доставляет удовольствие вести себя таким образом по отношению к тому, что мне кажется котом. Разве вы ведете себя по другому? Извините меня, но я чувствую, что я устал.
Зарнивуп наигранно разочарованно вздохнул, и огляделся.
— А где эти двое? — спросил он.
— Какие эти двое? — спросил правитель Вселенной, снова наполнив стакан и усевшись в кресло.
— Библброкс и девчонка! Которые здесь были!
— Никого не помню. Прошлое — это выдумка, чтобы…
— Да пошел ты… — пробормотал Зарнивуп, и выбежал из хижины. Корабля не было. Дождь лил как из ведра, и даже следа не осталось на том месте, где стоял корабль. Зарнивуп завопил, и ринулся обратно к хижине. Дверь была заперта.
Правитель Вселенной дремал в своем кресле. Потом он снова взял бумагу и карандаш, и очень обрадовался, научившись оставлять на бумаге черточки. Снаружи слышались какие-то звуки, но он не знал, существуют они на самом деле или нет. Потом он неделю разговаривал со своим столом, чтобы посмотреть, что он на это скажет.
Глава 30
Той ночью звезды поражали своей чистотой и яркостью. Форд и Артур долго шли, и ничем не могли измерить пройденный путь, так что в конце концов решили остановиться на ночлег в небольшой рощице на берегу ручейка. Ветерок благоухал, ручеек журчал, суб-эфирный ощущатель молчал.
Чудесная тишина повисла над миром, волшебное спокойствие, в котором объединились мягкие ароматы леса, стрекотанье насекомых, и яркий свет звезд. Умиротворение снисходило в их смятенные души. Даже Форду Префекту, который видел больше миров, чем смог бы сосчитать за длинный тоскливый зимний вечер, пришлось признать, что он еще не видел такой красоты. Весь день они шли по зеленым холмам и долинам, поросшим густой травой, полевыми цветами и высокими деревьями с густой листвой, их грело солнце, освежал ветерок, и Форд все реже и реже вынимал суб-эфирный ощущатель, и все реже и реже выражался по поводу его неизменного молчания. Он начинал думать, что ему здесь нравится.
Хотя ночь была прохладной, спали они крепко, и поутру чувствовали, что они хорошо отдохнули. Вот только хотелось есть. Форд сунул в сумку несколько булочек в Маккосмиксе, и они позавтракали ими прежде, чем двинуться дальше.
До сих пор они шли наугад, но теперь отправились точно на восток, сознавая, что если они собираются исследовать этот мир, они должны точно представлять себе, откуда и куда они идут.
Ближе к полудню они увидели первое доказательство того, что планета, на которую они приземлились, обитаема: лицо, полускрытое листвой, наблюдающее за ними. Стоило им обратить на него внимание, как оно исчезло, но они успели заметить, что абориген похож на человека, и смотрел на них с любопытством, но не враждебно. Получасом позже они увидели еще одно лицо, и через десять минут — еще.
А через минуту они вышли на широкую прогалину и остановились.
Перед ними стояло десятка два мужчин и женщин. Они стояли неподвижно, и молчали, и смотрели на Форда и Артура. К ногам женщин жались маленькие дети. За их спинами виднелось несколько шалашей из глины и веток.
Форд и Артур затаили дыхание.
В самом высоком из мужчин было не более полутора метров, все они стояли, слегка склонясь вперед, руки у них были длинноваты, а лбы — низковаты, но в ярких глазах, спокойно смотревших на пришельцев, светились несомненные зачатки разума.
Видя, что у них в руках нет оружия, и что они не двигаются с места, Форд и Артур чуть-чуть успокоились.
Некоторое время аборигены и пришельцы просто смотрели друг на друга. Ни те, ни другие не двигались. Аборигены, казалось, были просто удивлены появлением пришельцев. Они не собирались нападать, но и ясно показывали, что Форд и Артур — не желанные гости.
Ничего не происходило.
Целых две минуты ничего не происходило.
Через две минуты Форд решил, что пора чему-нибудь произойти.
— Привет, — сказал он.
Дети спрятались за спины женщин.
Мужчины, казалось, не тронулись с места, но всем своим видом показали, что не собираются оказывать гостеприимство — не то, чтобы они угрожали пришельцам, они просто не желали их принимать.
Один из мужчин, стоявший чуть впереди остальных и, по всей вероятности, их вожак, шагнул вперед. Он был спокоен и сдержан.
— Угрр гхххрррр рррргггрр, — спокойно сказал он.
Артур был неимоверно этим удивлен. Он так привык получать мгновенный и точный перевод всего, что он слышал, от вавилонской рыбы в ухе, что и думать о ней забыл, и только то, что она на этот раз не сработало, заставило его вспомнить о ней. Где-то в глубине его сознания зашевелились какие-то смутные тени, но понять смысла он не мог. Он догадался, и на этот раз был абсолютно прав, что этот народ еще не достиг того уровня развития, на котором возможно существование полноценного языка, и поэтому вавилонская рыба ничем не могла ему помочь. Он взглянул на Форда, который, естественно, имел несравненно больший опыт в подобных делах.
— Я думаю, — углом рта прошептал Форд, — что он просит нас, если можно, обойти деревню стороной.
Жест вожака подтвердил его предположение.
— Руурргххрр уррррррггх; ургх ургх (уг уррх) ррурругх угх, — добавил вожак.
— Насколько я могу понять, — сказал Форд, — смысл сводится к тому, что мы, конечно, вольны идти куда угодно, но если мы обойдем деревню, а не пойдем прямо через нее, они будут просто счастливы.
— Что будем делать?
— Пусть будут счастливы, — сказал Форд.
Медленно и осторожно они обошли деревню. Это заметно успокоило аборигенов, которые почти незаметно кивнули и отправились по своим делам.
Форд и Артур продолжили свой путь. Пройдя по лесу еще чуть дальше, они вдруг обнаружили сложенные на тропе небольшой кучкой плоды. Ягоды были удивительно похожи на землянику и малину, а фрукты — на груши.
До сих пор они держались подальше от неизвестных ягод и фруктов, хотя деревья и кусты просто ломились от них.
— Рассуждаем так, — говорил Форд Префект, — фрукты и ягоды на чужой планете или вызывают смерть, или нет. Следовательно, разбираться с ними нужно начинать тогда, когда уже нет другого выбора: ты или ешь, или умираешь. Рассуждай так, и выживешь. В этом секрет, как оставаться живым и здоровым, когда путешествуешь на попутных.
Они подозрительно посмотрели на кучку плодов. Плоды выглядели так аппетитно, что с ними едва не случился голодный обморок.
— Рассуждаем так… — сказал Форд Префект, — э-э…
— Ну? — спросил Артур.
— Я пытаюсь придумать, как бы так рассудить, чтобы получилось, что мы их съедим, — объяснил Форд.
Солнце пробилось сквозь листву, и погладило пухлый бок плода, похожего на грушу. Ягоды, похожие на землянику и малину, были такие крупные и спелые, каких Артуру не приходилось видеть даже в рекламе мороженого.
— Может, мы их сначала съедим, а потом будем рассуждать? — предложил Артур.
— Может быть, они именно этого и хотят.
— Ладно, тогда рассуждаем так…
— Пока нормально.
— Их положили сюда, чтобы мы их съели. Они или съедобные или нет, нас хотят или накормить или отравить. Если они ядовитые, а мы их не съедим, они на нас все равно рано или поздно нападут. Так что если мы их не съедим, мы в любом случае в проигрыше.
— Мне нравится это рассуждение, — сказал Форд. — Теперь пробуй.
Артур осторожно поднял плод, похожий на грушу.
— Я всегда думал точно так же об истории с райским садом, — сказал Форд.
— Что?
— Райский сад. Древо познания. Яблоко. Помнишь эту историю?
— Конечно, помню.
— Этот ваш Господь сажает в середине сада яблоню, и говорит: делайте, что хотите, ребята, но только не ешьте яблоко. Сюрприз! — они его съедают, и он выскакивает из кустов с криком «Поймал!». Никакой разницы бы не было, если бы они его не съели.
— Почему?
— Потому что когда имеешь дело с тем, у кого мышление на уровне кошелька на веревочке, точно знаешь, что он все равно не отстанет. Он тебя доведет.
— Да о чем ты?
— Ладно, пробуй давай.
— Ты знаешь, а это место похоже на райский сад.
— Пробуй.
Артур откусил кусочек от плода, похожего на грушу.
— Это груша, — сказал он.
Немного погодя, когда они расправились со всем, что лежало на тропинке, Форд Перфект оглянулся и крикнул:
Чудесная тишина повисла над миром, волшебное спокойствие, в котором объединились мягкие ароматы леса, стрекотанье насекомых, и яркий свет звезд. Умиротворение снисходило в их смятенные души. Даже Форду Префекту, который видел больше миров, чем смог бы сосчитать за длинный тоскливый зимний вечер, пришлось признать, что он еще не видел такой красоты. Весь день они шли по зеленым холмам и долинам, поросшим густой травой, полевыми цветами и высокими деревьями с густой листвой, их грело солнце, освежал ветерок, и Форд все реже и реже вынимал суб-эфирный ощущатель, и все реже и реже выражался по поводу его неизменного молчания. Он начинал думать, что ему здесь нравится.
Хотя ночь была прохладной, спали они крепко, и поутру чувствовали, что они хорошо отдохнули. Вот только хотелось есть. Форд сунул в сумку несколько булочек в Маккосмиксе, и они позавтракали ими прежде, чем двинуться дальше.
До сих пор они шли наугад, но теперь отправились точно на восток, сознавая, что если они собираются исследовать этот мир, они должны точно представлять себе, откуда и куда они идут.
Ближе к полудню они увидели первое доказательство того, что планета, на которую они приземлились, обитаема: лицо, полускрытое листвой, наблюдающее за ними. Стоило им обратить на него внимание, как оно исчезло, но они успели заметить, что абориген похож на человека, и смотрел на них с любопытством, но не враждебно. Получасом позже они увидели еще одно лицо, и через десять минут — еще.
А через минуту они вышли на широкую прогалину и остановились.
Перед ними стояло десятка два мужчин и женщин. Они стояли неподвижно, и молчали, и смотрели на Форда и Артура. К ногам женщин жались маленькие дети. За их спинами виднелось несколько шалашей из глины и веток.
Форд и Артур затаили дыхание.
В самом высоком из мужчин было не более полутора метров, все они стояли, слегка склонясь вперед, руки у них были длинноваты, а лбы — низковаты, но в ярких глазах, спокойно смотревших на пришельцев, светились несомненные зачатки разума.
Видя, что у них в руках нет оружия, и что они не двигаются с места, Форд и Артур чуть-чуть успокоились.
Некоторое время аборигены и пришельцы просто смотрели друг на друга. Ни те, ни другие не двигались. Аборигены, казалось, были просто удивлены появлением пришельцев. Они не собирались нападать, но и ясно показывали, что Форд и Артур — не желанные гости.
Ничего не происходило.
Целых две минуты ничего не происходило.
Через две минуты Форд решил, что пора чему-нибудь произойти.
— Привет, — сказал он.
Дети спрятались за спины женщин.
Мужчины, казалось, не тронулись с места, но всем своим видом показали, что не собираются оказывать гостеприимство — не то, чтобы они угрожали пришельцам, они просто не желали их принимать.
Один из мужчин, стоявший чуть впереди остальных и, по всей вероятности, их вожак, шагнул вперед. Он был спокоен и сдержан.
— Угрр гхххрррр рррргггрр, — спокойно сказал он.
Артур был неимоверно этим удивлен. Он так привык получать мгновенный и точный перевод всего, что он слышал, от вавилонской рыбы в ухе, что и думать о ней забыл, и только то, что она на этот раз не сработало, заставило его вспомнить о ней. Где-то в глубине его сознания зашевелились какие-то смутные тени, но понять смысла он не мог. Он догадался, и на этот раз был абсолютно прав, что этот народ еще не достиг того уровня развития, на котором возможно существование полноценного языка, и поэтому вавилонская рыба ничем не могла ему помочь. Он взглянул на Форда, который, естественно, имел несравненно больший опыт в подобных делах.
— Я думаю, — углом рта прошептал Форд, — что он просит нас, если можно, обойти деревню стороной.
Жест вожака подтвердил его предположение.
— Руурргххрр уррррррггх; ургх ургх (уг уррх) ррурругх угх, — добавил вожак.
— Насколько я могу понять, — сказал Форд, — смысл сводится к тому, что мы, конечно, вольны идти куда угодно, но если мы обойдем деревню, а не пойдем прямо через нее, они будут просто счастливы.
— Что будем делать?
— Пусть будут счастливы, — сказал Форд.
Медленно и осторожно они обошли деревню. Это заметно успокоило аборигенов, которые почти незаметно кивнули и отправились по своим делам.
Форд и Артур продолжили свой путь. Пройдя по лесу еще чуть дальше, они вдруг обнаружили сложенные на тропе небольшой кучкой плоды. Ягоды были удивительно похожи на землянику и малину, а фрукты — на груши.
До сих пор они держались подальше от неизвестных ягод и фруктов, хотя деревья и кусты просто ломились от них.
— Рассуждаем так, — говорил Форд Префект, — фрукты и ягоды на чужой планете или вызывают смерть, или нет. Следовательно, разбираться с ними нужно начинать тогда, когда уже нет другого выбора: ты или ешь, или умираешь. Рассуждай так, и выживешь. В этом секрет, как оставаться живым и здоровым, когда путешествуешь на попутных.
Они подозрительно посмотрели на кучку плодов. Плоды выглядели так аппетитно, что с ними едва не случился голодный обморок.
— Рассуждаем так… — сказал Форд Префект, — э-э…
— Ну? — спросил Артур.
— Я пытаюсь придумать, как бы так рассудить, чтобы получилось, что мы их съедим, — объяснил Форд.
Солнце пробилось сквозь листву, и погладило пухлый бок плода, похожего на грушу. Ягоды, похожие на землянику и малину, были такие крупные и спелые, каких Артуру не приходилось видеть даже в рекламе мороженого.
— Может, мы их сначала съедим, а потом будем рассуждать? — предложил Артур.
— Может быть, они именно этого и хотят.
— Ладно, тогда рассуждаем так…
— Пока нормально.
— Их положили сюда, чтобы мы их съели. Они или съедобные или нет, нас хотят или накормить или отравить. Если они ядовитые, а мы их не съедим, они на нас все равно рано или поздно нападут. Так что если мы их не съедим, мы в любом случае в проигрыше.
— Мне нравится это рассуждение, — сказал Форд. — Теперь пробуй.
Артур осторожно поднял плод, похожий на грушу.
— Я всегда думал точно так же об истории с райским садом, — сказал Форд.
— Что?
— Райский сад. Древо познания. Яблоко. Помнишь эту историю?
— Конечно, помню.
— Этот ваш Господь сажает в середине сада яблоню, и говорит: делайте, что хотите, ребята, но только не ешьте яблоко. Сюрприз! — они его съедают, и он выскакивает из кустов с криком «Поймал!». Никакой разницы бы не было, если бы они его не съели.
— Почему?
— Потому что когда имеешь дело с тем, у кого мышление на уровне кошелька на веревочке, точно знаешь, что он все равно не отстанет. Он тебя доведет.
— Да о чем ты?
— Ладно, пробуй давай.
— Ты знаешь, а это место похоже на райский сад.
— Пробуй.
Артур откусил кусочек от плода, похожего на грушу.
— Это груша, — сказал он.
Немного погодя, когда они расправились со всем, что лежало на тропинке, Форд Перфект оглянулся и крикнул: