– Расскажите мне о ней.
   – Представьте себе самого гнусного человека, какой только может быть. – Пауза. – Представили?
   – Да.
   – Ладно. Так вот, Констанс Энн еще хуже. Доктор Джи только посмотрела на нее.
   – Я представляла Саддама Хусейна. Татьяна и глазом не моргнула.
   – Да, Хусейн, конечно, монстр, но по сравнению с Констанс Энн даже он не так уж плох.
   – Почему вы не расскажете, что между вами произошло? Тогда мы сможем представить вашу вражду в перспективе.
   Татьяна покачала головой:
   – Я не собираюсь тратить следующие четыре сеанса на разговоры об этой женщине.
   – Четыре сеанса?
   – По меньшей мере. Мой рассказ может занять и больше. – Татьяна снова покачала головой. – Давайте лучше не будем даже сворачивать на эту дорожку.
   Доктор Джи поджала губы.
   – Вы поговорили с матерью?
   – Нет. Но я думала о том, что надо позвонить. Это считается?
   – Это первый шаг.
   – Вы шутите?
   – А вы как думаете?
   – Я отказываюсь отвечать на том основании, что мои слова могут быть использованы против меня.
   – Татьяна, вы не на суде.
   – Правда? Иногда сеансы терапии похожи на перекрестный допрос продолжительностью в пятьдесят минут. Конечно, без Ф. Ли Бейли[12], но зато с дополнительным бонусом в виде рецептов на лекарства. Кстати, у меня кончается клонопин. Аптекарь посматривает на меня с подозрением. Точнее, не на меня, а на моего помощника Энрике.
   Доктор Джи на минутку поднесла ручку к губам, а затем начала писать так много и так быстро, словно из ее мозга, обогащенного образованием в Колумбийском университете, полились на бумагу великие тайны Татьяниной души. Наконец она отложила ручку и заговорила:
   – Что вас больше всего беспокоит? Тот факт, что Джек объявил о своих планах встречаться с Констанс Энн, или то, что вы не можете его контролировать?
   Татьяна одеревенела. Она попыталась было высмеять предположение психотерапевта:
   – Контролировать Джека Торпа? У меня нет такого намерения.
   – Нет намерения или нет возможности?
   – Я думала, мы говорим о Констанс Энн.
   – Так вы теперь готовы ее обсудить? Татьяна прищурилась:
   – Я не стремлюсь контролировать всех и вся. Доктор Джи смотрела на нее бесстрастным взглядом.
   – Не стремлюсь!
   Татьяна посмотрела на часы. Она уже не могла дождаться, когда закончится сеанс. Больше всего ей нравились сеансы, на которых она много жаловалась доктору Джи, а та ее морально поддерживала, причем из ее слов можно было заключить, что вокруг Татьяны все сумасшедшие, эгоисты и не достойны ее. А сеансы напряженного самоанализа, подобные сегодняшнему, ее раздражали.
   – Татьяна, в ваших отношениях с мужчинами прослеживается определенный сценарий, – заявила доктор Джи.
   – Нуда, я бы сказала, что все они ужасно неудачные.
   – Не перебивайте меня. Этот вопрос нужно исследовать глубже. Вы выбрали в мужья Керра – человека, который не работал и не обладал ни одним из навыков, которые пользуются спросом в обществе. В результате вы оказались в положении «мужчины в доме» и к тому же единственного кормильца семьи. В качестве мальчика на побегушках вы держите Энрике – молодого, одинокого и по всем признакам очень сексуального мужчину. А теперь вы вдобавок наняли Джека Торпа ухаживать за детьми.
   Некоторое время Татьяна молчала.
   – И какой же, по-вашему, из этого следует вывод? Доктор Джи сухо улыбнулась:
   – Вывод такой: все мужчины в вашем личном окружении находятся в таком положении, которое принижает их мужественность. Не думаю, что это случайное совпадение. Полагаю, это идет из детства и связано с вашими чувствами по отношению к отцу и с тем, как повела себя ваша мать, когда он вас бросил. Татьяна закатила глаза:
   Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?
   – Потому что обычно так и бывает. – Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. – И мой кабинет – то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.
   Некоторое время Татьяна колебалась, но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:
   – Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого-то известия – телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, – только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.
   По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.
   – Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы... ну, понимаете... чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!
   Доктор Джи взяла ее за руку.
   – Это прекрасное решение.
   Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.
   – Боже, видел бы нас сейчас кто-нибудь!.. – Татьяна усмехнулась сквозь слезы. – Я реву, как будто сижу дома и смотрю по телевизору сериал «Провидение».
   Доктор Джи крепко сжала ее руку. Татьяна вытерла глаза, глубоко вздохнула и отчаянно попыталась хоть немного разрядить обстановку:
   – Итак, вы предлагаете... дать Энрике прибавку к зарплате?
   На этот раз доктор Джи рассмеялась по-настоящему, от души:
   – Нет, это всецело на ваше усмотрение.
   Она замолчала. После паузы Татьяна вдруг выпалила:
   – Вы думаете, что меня к Джеку влечет!
   – В ваших устах это звучит как обвинение.
   – Может быть, так оно и есть.
   – Я вам вот что скажу: на мой взгляд, если Джек начнет встречаться с Констанс Энн, вам будет очень трудно с этим смириться.
   Татьяна недобро усмехнулась:
   – Это не бог весть какое открытие. Я ее хорошо знаю. Если Джек станет с ней встречаться, ему самому будет трудно с этим смириться.
   Доктор Джи выдержала паузу.
   – Хорошо, я выражусь по-другому... я думаю, вам трудно будет смириться с тем, что Джек начал встречаться с какой бы то ни было женщиной.
   – Почему? Потому что он нужен мне босым и беременным на кухне?
   – Нет, потому что эта ситуация поднимает на поверхность некоторые чувства, близкие к ревности.
   Татьяна нервно заерзала на кушетке и подняла голову, готовая защищаться.
   – Я вас умоляю!
   – Татьяна, я вас не осуждаю. Ревность, если ее направить в нужное русло, очень полезная эмоция.
   Она может сделать отношения более глубокими, высечь искру страсти и склонить чашу весов в пользу преданности. Тот факт, что вы ревнуете и что Джек ревниво относится к вашему будущему роману с Грегом Тэппером, хотя это будет всего лишь спектакль для публики, говорит об одном: между вами существует эмоциональная связь.
   Да, нас связывают пятьдесят тысяч долларов в год. В глазах психотерапевта появился стальной блеск.
   – Вы прекрасно знаете, что это просто бред собачий. Татьяна огляделась.
   – Кажется, я слышала голос доктора Лауры[13]?
   – Мелина проработала у вас няней больше года, но вы едва упоминали о ней во время наших сеансов. Джек в этой должности совсем недавно, но он уже стал центром вашей вселенной.
   – Он вовсе не центр моей вселенной. Для меня главное – моя актерская работа. И я скоро начну сниматься в самом главном фильме моей жизни.
   – Это я понимаю. Но даже при всем при этом вы больше интересуетесь тем, что происходит в вашем доме. Джек олицетворяет все то, чего вы ждали от Керра, но так и не получили. – Доктор Джи посмотрела на часы. – На этом придется остановиться, наше время вышло.
   В машине по дороге домой Татьяна решила позвонить матери. «Хватит уже оттягивать, в конце концов, неужели это так страшно? – уговаривала она себя. – Вообще-то это ужасно, но необходимо. Кроме того, разговор с матерью наверняка отвлечет меня от мыслей, навеянных сеансом у доктора Джи».
   Вообще-то позвонить Джастин Боннер очень даже имело смысл. Последние пятьдесят минут были отданы тяжелейшей психологической работе, а разговор с Джастин – это вам не беседа за воскресным ленчем. Так почему бы не уместить все эмоционально тяжелые дела в эти два часа, и дело с концом?
   Позвонить именно из машины тоже было бы очень умным ходом – при необходимости всегда можно найти короткий путь бегства: «Мам, я сейчас въезжаю под мост, надеюсь, связь не прерве...» Или более драматичный вариант: «Мама, на дороге перестрелка, в меня стреляют, мне надо спасаться...»
   Татьяна приглушила громкость радио, собралась с духом и стала набирать номер.
   – Алло?
   Разумеется, мать ответила после первого же гудка, оставив Татьяне совсем мало времени на то, чтобы морально подготовиться. Первый дурной знак.
   – Привет, мам.
   – Алло? Кто это, я не слышу!
   Старый трюк Джастин: притвориться, что она не слышит. Трюк был доведен до совершенства за годы, когда она пряталась от кредиторов. Дурной знак номер два.
   – Мама, это Татьяна.
   Татьяна заговорила громче: вдруг мать и правда не слышит? Не стоит обвинять ее без права на оправдание. – Кто?
   У Татьяны мелькнула мысль повесить трубку, но потом она сообразила, что мать может определить, кто звонил, нажав несколько кнопок на своем телефоне. Она мысленно прокляла умника, придумавшего эту уловку.
   – Не делай вид, что забыла мой голос, не так уж долго мы с тобой не разговаривали.
   – Татьяна, это ты? Я тебя почти не слышу. «Неубедительно, совсем неубедительно. Даже Тори Валентайн сыграла бы лучше».
   – А теперь слышно?
   Ничего не изменилось, та же громкость, та же надежная связь.
   – Да, теперь лучше. – Маленький спектакль окончен. К черту чувство вины! Тысяча один, тысяча два... – А я думала, ты теперь живешь большой голливудской жизнью и забыла семью. Чему обязана такой честью?
   – Мама, ты могла бы не ждать моего звонка. Тебе надо купить современный телефон, ну, знаешь, в котором есть функция набора номера.
   – Зачем мне звонить, когда у меня есть соседки, которые приносят мне вырезки из газет? У Алека Болдуина и Ким Бейсинджер была счастливая семья. Поздравляю, ты славно потрудилась.
   – Мама, это не... – Татьяна резко затормозила, чтобы не врезаться в фургон «Федерал экспресс». По инерции ее бросило вперед, и телефон чуть не разбил ей губу. Она мысленно выругалась. – Алек и Ким разбежались давным-давно. Кроме того, по слухам, у меня был роман не с Алеком, а со Стивеном. Но и это полный бред, я с ним даже ни разу не виделась. Что касается Керра – это правда. Мы разводимся.
   – Я знала, что ваш брак долго не продержится. С твоей стороны было большой глупостью за него выходить.
   – Ах, мама, большое тебе спасибо за моральную поддержку, мне ее очень не хватало. Может, будешь звонить почаще?
   Джастин усмехнулась, но ничего не сказала.
   – У меня есть отличная новость. Я получила роль в фильме, в настоящем фильме, я буду играть с Грегом Тэппером.
   – Попробую угадать. Они хотят, чтобы ты раздевалась?
   – Ну, вообще-то там будет несколько сцен с обнаженкой, но...
   – Очередное порно.
   – Мама, я никогда не снималась в порно!
   – По мне, если ты голая катаешься с парнем по постели и при этом работает кинокамера, это и есть порно.
   – Что, у тебя недавно побывал религиозный проповедник?
   – Порно, порно. Порно!
   – Фильмы, в которых я снимаюсь, относятся к категории R[14]. А если хочешь посмотреть настоящее порно, поройся в гараже в запасах кассет твоего второго мужа. Думаю, ты найдешь там коробку с надписью «Домашнее видео Лэнгфордов». Надпись несколько вводит в заблуждение, если, конечно, порнозвезда Рон Джереми не его брат.
   Некоторое время Джастин молча переваривала услышанное. Татьяна вспомнила поездку домой на Рождество. Пытаясь снять с полки в гараже коробку с елочными игрушками, она нечаянно свалила на пол Недовы запасы кассет с порнухой.
   – Хватит о Неде. Как поживает Кристин?
   – Она совершенно несносна. Недавно ее на несколько дней исключили из школы за прогулы, она во время уроков ходила на ленч с парнем из колледжа.
   Татьяна захихикала:
   – Ну, от этого она еще не становится закоренелой преступницей. Ей всего семнадцать, в ее возрасте я тоже прогуливала уроки и встречалась с парнем из колледжа.
   – Ты прогуливала школу с профессором из колледжа!
   – Он был всего лишь аспирантом. – Пауза. – Хотя и преподавал английский первокурсникам.
   Татьяна вспомнила Эдди Бона и улыбнулась. Он потрясающе целовался, они могли заниматься этим часами.
   – Ты уж с ней полегче, ладно? Не представляю, каково быть семнадцатилетней в наше время. Теперь девушкам гораздо труднее, чем было нам. Помню, – мне иногда казалось, что я живу в какой-нибудь шекспировской трагедии, но сегодня... Боже, сегодня они, наверное, как будто снова и снова проживают первый час фильма «Спасти рядового Райана».
   Джастин хмыкнула:
   – Ну, раз уж ты так сочувствуешь Кристин, может, возьмешь ее на время пожить у тебя?
   Татьяна замотала головой:
   – Нет, мама, я вовсе не это имела в виду. Мне просто хотелось убедить тебя, что ее жизнь – не подростковая версия фильма «Омен».
   – Думаешь, у тебя получится лучше?
   – Мама, я не говорила...
   – Что ты вообще знаешь о Кристин? Ты видишься с ней в лучшем случае раз в год.
   Татьяна замолчала, чувствуя себя виноватой. Джастин познакомилась с Недом, финансовым менеджером склада подержанных (пардон, ранее бывших в употреблении) машин, когда Татьяна училась в выпускном классе средней школы. Кристин появилась на свет через год, Татьяна тогда работала моделью в Европе, а потом переселилась в Лос-Анджелес и стала актрисой. Строго говоря, Кристин она толком не знала. Они были единоутробными сестрами, но при этом совершенно чужими людьми. Впрочем, поскольку обе росли с Джастин, они по крайней мере де-факто были товарищами по несчастью.
   – Ты пробыла матерью, наверное, целых пять минут, – сказала Джастин, – так что, конечно, уже можешь считаться экспертом в этой области.
   – Близнецы здоровы, спасибо, что спросила, мама.
   В идеальном мире доктор Джи слушала бы их разговор по дополнительной линии и выступала бы в роли посредника. Хотя, пожалуй, в идеальном мире Татьяна бы отложила этот звонок до другого раза, а сегодня отправилась бы за покупками в бутик Фреда Сигала.
   – Насколько я понимаю, они все еще у тебя?
   – Мама, это дети, а не свитера. Я не могу сдать их обратно в магазин и потребовать вернуть деньги.
   – Ну почему ты все время умничаешь?
   Татьяна вдруг вспомнила стратегический ход, который доктор Джи предлагала использовать, чтобы разрядить обстановку враждебности. Правда, этот конкретный разговор далеко вышел за границы враждебности и вступил в радиоактивную зону, но попытаться все равно стоило.
   – Ладно, давай объявим перемирие и попытаемся мило побеседовать. – Татьяна глубоко вздохнула. – Расскажи, что интересного происходит сейчас в твоей жизни?
   – Начинается очередная серия «Судьи Джуди». Татьяна сосредоточилась на своей задаче – нужно говорить оживленно и доброжелательно.
   – Вот видишь, теперь мы разговариваем как нормальные люди. Я не видела ни одной серии, это твой любимый сериал?
   – Они зачитывают первое дело. Мне нужно идти. Щелчок в трубке.
   – Мама?
   Тишина. Татьяна снова включила радио громче и забарабанила пальцами по рулю в такт песне Сантаны. И вдруг ее осенило. Джастин убежала не сериал смотреть, она бросилась прямиком в гараж и теперь роется в коробке с надписью «Домашнее видео Лэнгфордов».
   Татьяна рассмеялась и всю дорогу до дома жала на газ.

Глава 11

   Джек набрал запретный номер и усмехнулся. Пока Татьяна отвлеклась на Тори и Муки, он быстренько наклонился и собрал с пола все кусочки визитной карточки Констанс Энн до последнего. Маленькая головоломка плюс немного липкой ленты, немного игры в головоломки – и карточка готова.
   Он следил за Итаном и Эверсон. Близнецы играли с пластмассовым игрушечным гаражом.
   Время от времени Джеку приходилось вмешиваться и выступать в роли рефери, например, когда Эверсон вдруг решала, что Итан не должен трогать маленьких человечков, а это случалось примерно каждые пять минут. Сработал автоответчик.
   Черт подери! Как назло именно тогда, когда он чувствовал себя совершенно неотразимым. Несмотря на разочарование, Джек все-таки решил оставить сообщение:
   – Констанс Энн, это Джек. Джек Торп. Мы познакомились на Родео-драйв. Послушайте, я бы с удовольствием с вами встретился и поговорил о ваших тренировках... или о любых других потребностях, в которых я, на ваш взгляд, мог бы помочь. – Он засмеялся. – Это была шутка. Понимаю, шутка неудачная, но что поделаешь, я не очень хорошо умею общаться с этими аппаратами. Позвоните мне, меня можно найти в доме Татьяны. – Эверсон вдруг завопила что есть мочи. – Мне надо бежать!
   Джек выключил телефон и принялся изображать врача, который лечит всяческие «бо-бо».
   – Что случилось? – Джек старался говорить мягко и спокойно, он уже знал по опыту, что столкновения и падения пугают ребенка гораздо больше, если взрослый суетится и выказывает свою тревогу. Он погладил девочку по голове и почувствовал небольшую шишку.
   – Ой, – прошептал Джек.
   Он обнял Эверсон и быстро отпустил. Она немного успокоилась.
   – Па... па. Джек замер.
   – Все хорошо, Эв, Джек с тобой.
   Эверсон замотала головой, выражая свое несогласие.
   – Па... па.
   Джек постарался срочно отвлечь ее внимание:
   – Смотри-ка, вон та красивая леди, кажется, хочет прокатиться на пожарной машине.
   К счастью, его уловка сработала, Эверсон отвлеклась. Джек глубоко вздохнул и мысленно спросил себя, почему он не предвидел такой поворот событий и, что еще важнее, не предугадал, как он может при этом себя почувствовать.
   – Привет, чувак!
   Джек оглянулся. В дом величественно вошел Энрике, обвешанный пакетами от «Сакса».
   – Как поживаешь, приятель?
   – Лучше некуда. Вот ходил покупать одежду детям, и продавщица, классная девчонка, сделала мне минет в примерочной.
   Джек рассмеялся, потом вспомнил, как давно ни одна женщина не делала ему того же, и смеяться как-то сразу расхотелось.
   – Сегодня идем по клубам, – объявил Энрике. – С моим умением снимать девчонок, твоим акцентом и детской наживкой у нас все выйдет не хуже, чем на вечеринке в особняке «Плейбой».
   Джек не мог не признать, что план звучит заманчиво, но на его попечении двое малышей.
   – Я не знаю Татьянино расписание съемок. Энрике бросил пакеты в большое кресло.
   – Ты же разговариваешь с ее личным помощником. Расписание этих съемок я знаю так же хорошо, как календарь ее месячных. Кстати, они у нее на следующей неделе. Так что хорошо, что любовную сцену снимают на этой неделе.
   Джека кольнула ревность, он почувствовал, как в висках застучала кровь.
   – Что ты знаешь про этого Грега Тэппера?
   – Фильмы у него классные, но сам он просто придурок. Ну, ты как, в игре? Татьяна к семи должна быть дома.
   Джек пожал плечами и указал на диван, стараясь не представлять себе Татьяну и Грега вместе.
   – Мне немного неловко, что я сплю на этом диване.
   Не беда, мы пойдем в один шикарный клуб с отличными туалетами. Правая кабинка как раз подойдет для этого дела.
   Итан доковылял до Энрике и обхватил его ногу. Энрике взъерошил светлые волосенки на макушке малыша.
   – Как дела, парень? Итан заулыбался:
   – Ри... ри.
   Джек вопросительно посмотрел на Татьяниного помощника. Тот пожал плечами.
   – «Энрике» для них слишком сложно, вот они и сократили меня до Ри-ри. Между прочим, я рассказал про Ри-ри девчонке от «Сакса», и это помогло нам сговориться.
   Джек внимательно посмотрел на Эверсон. Она была смышленой девочкой и понимала, что не каждый мужчина в ее жизни – папа. Если она привыкнет считать папой его, то каково ей будет, когда ему придет время уезжать? При этой мысли у Джека заныло сердце.
   Татьяна уставилась на декорации для кульминационной любовной сцены. Она осмотрела их справа, сверху, посмотрела сбоку и еще раз со всех сторон и под разными углами. Потом перевела взгляд на Кипа Квика, режиссера-вундеркинда, с ударением на «кинд».
   – Кип, детка... – Татьяна заговорила как добрая старшая сестра. – Не хочется тебя огорчать, но, если не брать в расчет цирковых акробаток, женщины не могут заниматься сексом в таких позициях. Это невозможно чисто анатомически.
   Кто-то из операторов прыснул в кулак. Кип метнул в его сторону убийственный взгляд. Татьяна с трудом сдержала непроизвольный смешок.
   – Это не шутка, я говорю совершенно серьезно.
   В глазах Кипа появился упрямый блеск.
   – Грег уже одобрил сцену.
   Грег – кинозвезда, пародия на исполнительного продюсера и, если все сложится так, как запланировала Китти Бишоп, ее любовник для публики – был все еще в своем трейлере, ждал, наверное, что его позовут на площадку за считанные секунды до того, как прозвучит команда «Мотор!».
   Татьяна фыркнула:
   – Что ж, от Грега никто не ждет, что он будет изгибаться, как китайский акробат.
   – Я понимаю, Татьяна, ты нервничаешь, но у меня нет времени на истерики кинодивы. У нас очень плотный график съемок. Не волнуйся, Грег свое дело знает. И я попросил, чтобы съемочная площадка была закрытой.
   – Неужели?
   Татьяна огляделась. Во время вчерашних съемок, когда ей не надо было обнажаться, площадка была открыта, но народу на ней было раза в два меньше, чем сейчас. Она, например, сомневалась, что присутствие помощника организатора питания так уж необходимо. И грузчик тоже вряд ли понадобится. Не говоря уже о трех лесбиянках, которые мялись в углу. Она потрясла сценарием.
   – Кип, так сексом никто не занимается. – Она помолчала. – Скажи, ты сам занимаешься сексом таким манером?
   Кип мгновенно покраснел.
   – Это одна из тех фантазий, что существуют только в мужском воображении. А зрители Грега – в основном женщины. Помнишь, как Элизабет Беркли и Кайл Маклахлан в фильме «Шоугерлз» делали это в бассейне? Это вызвало столько смеха, что, наверное, все комики умирали от зависти. Ты хочешь, чтобы на наш фильм реагировали так же?
   – Я занимался сексом! – заявил Кип с вызовом. Татьяна посмотрела на него как на сумасшедшего.
   – Я вовсе не имела в виду, что...
   – Шесть раз!
   Ладно, похоже, мы говорим о разном...
   – Если хочешь изменить эту сцену, поговори с Грегом! Кип сорвал с себя кепку, загладил волосы назад, снова нахлобучил кепку и возмущенно удалился.
   Татьяна ушла с площадки и заглянула в огромный, просто необъятных размеров, трейлер Грега. Ее собственный по сравнению с этим казался не больше коробки для сигар. Да, хорошо быть настоящей звездой...
   Дверь открыла Шеннон, нахрапистая ассистентка Грега.
   – Что тебе нужно? Грег готовится к сцене.
   – Именно поэтому я и пришла – поговорить о сцене.
   – Ему нельзя мешать.
   Татьяне подумалось, что, видно, кто-то должен популярно объяснить этой нервозной особе, что она работает не помощницей президента.
   Между тем из трейлера доносились характерные звуки видеоигры. Татьяна попыталась заглянуть внутрь. Шеннон встала так, чтобы загородить ей обзор.
   – Его нельзя беспокоить!
   – С каких это пор игра «Гранд тефт авто-3» вошла в число актерских методик?
   Шеннон побелела.
   – Энрике, мой помощник, играет в нее постоянно. Думаю, в нее играют все четырнадцатилетние подростки.
   Татьяна все-таки прорвалась внутрь и застала Грега в одном белье, он сидел в шелковых боксерах и держал руку на джойстике – слава Богу, не своем собственном.
   Шеннон шла за Татьяной по пятам.
   – Грег, я пыталась ее не пропустить...
   Не обращая внимания на помощницу, Грег посмотрел на Татьяну и осклабился:
   – Вообще-то я предпочитаю играть любовную сцену со свежими ощущениями, но если хочешь порепетировать...
   – Я тебя умоляю! – Татьяна насмешливо фыркнула. – Главное – не забудь надеть носок.
   Для съемок в постельных сценах актеры чаще всего отрезали заднюю половину трусов-стрингов, а оставшуюся переднюю прикрепляли к коже липкой лентой телесного цвета, чтобы прикрыть причиндалы. Но Татьяна знала из достоверных источников (конкретно – от Септембер Мур, этого ходячего телеграфного агентства по передаче голливудских сплетен), что Грег предпочитает старомодный метод – надевает на член носок без пятки.
   Грег поиграл бровями.
   – Когда я возбуждаюсь, это похоже на театр марионеток. – Он издал самодовольный смешок. – Тебе что-нибудь нужно? Шеннон сделает.
   Татьяна оглянулась и обнаружила, что помощница Грега торчит буквально в нескольких дюймах за ее спиной.
   – Пусть отойдет подальше, – сказала Татьяна.
   – Шеннон, ты свободна, – небрежно бросил Грег. Шеннон вышла из трейлера.
   Татьяна не стала ходить вокруг да около, а сразу набросилась на Грега: