Ярость угодившего в ловушку зверя.
   "Ах так, мы, значит, голодные? Жрать хотим? А мечом промеж глаз мы не хотим? Мне терять нечего, а нечисти на свете поубавится, ой как поубавится... А булат, в доброй кузне кованный, нежить не хуже серебра валит... Ох и пригрею я вас, ребятушки..."
   Одним прыжком Велигой очутился возле костра, и подхватив охапку хвороста, швырнул ее в огонь. Вспыхнувшее яркое пламя осветило местность на полсотни шагов окрест. И он увидел.
   Они шли нестройной толпою и не было им числа. Мокрые, страшные, в болотной тине, прелых листьях, потеках черной грязи. На раздутых, размокших телах клочья одежды, остатки доспехов. Лица искажены, изуродованы разложением, в темных глубинах глазных впадин - голодный огонь. Кто-то уже полностью утратил человеческий облик, превратившись в подобие сучковатых, гнилых древесных стволов, но в некоторых еще можно было распознать простого весянина, богатого купца, неизвестно за каким Ящером припершегося в этот гиблый край, могучего витязя... И запах, донесенный наконец ночным ветерком. Запах давней смерти.
   Велигой никогда не встречался с упырями, но видел их распластанные тяжелыми топорами, стремительно истлевающие под лучами утреннего солнца тела, слышал много рассказов об их повадках. Теперь представлялась возможность проверить, насколько врали рассказчики, большинство которых настоящего упыря ни разу в жизни в глаза не видало. Меч уже был на своем привычном месте за спиной, колчан лежал под ногами на земле. Велигой стоял на одном колене, натягивая лук, целя в голову ближайшего упыря.
   Они приближались, медленно ступая сгнившими ногами, на которых у некоторых еще сохранились остатки истлевшей обуви. Велигой сделал глубокий вдох, отводя тетиву до уха, скривился от невыносимого запаха, и на полувыдохе отпустил тетиву.
   Дальше время пошло на мгновения. Во лбу упыря, выбранного витязем первой целью, вдруг образовалась дыра размером с кулак, и тут все передние твари разом ринулись вперед с невероятной для таких развалюх быстротой. Отчаянно заржал Серко, раздался треск разрываемого повода, и удаляющийся в сторону леса топот копыт. Велигой лишь краем сознания успел пожалеть старого боевого товарища, потом стало не до этого. Он выпустил еще шесть стрел прежде, чем упыри достигли его. Лук полетел в сторону, из ножен за спиной со свистом выскользнул меч. Отточенная сталь с шипением рассекла воздух, почти без сопротивления развалила надвое самого рьяного упыря, а потом все завертелось в отчаянной схватке. Какая-то тварь в обрывках проржавевшей кольчуги угодила в костер, заметалась с отчаянным ревом. К Велигою тянулись мокрые, позеленевшие руки с остатками пальцев, он вертелся в плотной толпе оживших трупов, расчищая вокруг себя пространство широкими ударами, рассекающими упырей с невероятной легкостью, круша гнилую плоть и истлевшие кости. Во все стороны летели клочья чего-то мерзкого, запах стоял такой, что перехватывало дыхание... И так долго, очень долго...
   Он вдруг остался один. Чуть поодаль неровными рядами выстроились вокруг холма упыри, и не было им числа. Велигой стоял на подгибающихся ногах по колено в шевелящихся гнилых ошметках. Меч, броня, лицо - все было забрызгано мерзкой слизью. Он не знал, сколько он бился, но полагал, что уж никак не меньше половины вечности. Дыхание вырывалось из легких с клокочущими хрипами, рука с мечом будто налилась жидким свинцом. От тошнотворного запаха раскалывалась голова. Велигой выпрямился, и перехватил меч двумя руками.
   Ряды упырей зашевелились, вновь двинулись к нему... И опять кошмар жуткой, немыслимой драки живого с мертвыми. Меч вываливался из онемевших рук. Сознание помутилось, видел только жутко оскаленные рожи и кривые руки, похожие на обрубки промокших ветвей. И бил, бил, бил по этим рожам, рукам, распухшим телам, бил, бил, бил...
   И вновь тишина...
   Их не стало меньше. Все также стояли они, окружив холм и ряды их уходили темноту. Велигой понял, что третьего натиска уже не выдержать. Его шатало, он вынужден был опереться на меч. Мышцы задубели, тогда как кости, похоже, превратились в студень. Запах разложения настолько забил обоняние, что уже почти перестал ощущаться. Дыхание давно превратилось в пытку...
   Они вновь качнулись вперед. Велигой со стоном приподнял меч, что весил сейчас так, будто в него вколотили все железо мира, и мысленно вознес приветственную молитву Перуну и прочим богам.
   Третья волна живых мертвецов рванулась к полумертвому от усталости витязю. Здоровенный упырина в первом ряду издал торжествующий вопль, такой же холодный и мертвый, как он сам...
   И вдруг над страшным лесом, над гнилым болотом, над холмом, где замер в ожидании своего последнего боя одинокий воин, над неровным строем упырей разнесся новый звук. Тот, который зимними ночами заставляет мирных весян крепче запирать двери и оконные ставни, повергает в ужас домашний скот, а случайный ночной путник, услышав его принимается отчаянно нахлестывать и без того обезумевшего коня...
   Но сейчас, в сравнении с холодными воплями упырей этот звук казался дивной песней, гордой и прекрасной. Потому что он вырвался из могучей глотки живого существа. Это был теплая, отважная песнь самой Жизни.
   Вой волка, ведущего стаю.
   И при его звуках замерла ринувшаяся было к Велигою толпа упырей, застыла, будто налетев на невидимую стену. Один за другим ожившие мертвецы поворачивали свои изуродованные тлением головы в сторону леса. Они смешались, враз порастеряв холодную ярость и целеустремленность.
   Вой повторился, теперь уже гораздо ближе. Упыри забеспокоились, в их воплях вдруг послышался... страх?
   И они явились. Серые тени в отблесках угасающего костра. Волки. Множество волков. Гораздо больше, чем обычно сбиваются в стаи даже в самое голодное время. Молчаливые, гордые воины леса. Неспешно, в холодном спокойствии наступали они на упырей, сбившихся в охваченную страхом толпу.
   И твари дрогнули. Один за другим устремлялись они к спасительному болоту, пока наконец не обратились в повальное, паническое бегство. Волки шли и шли, будто ведомые чьей-то могучей волей, по склону холма, мимо застывшего в изнеможении Велигоя, загоняя мертвяков обратно в их сырую могилу.
   Раздались частые всплески, хруст, шлепанье множества бегущих ног. Упыри стремились забиться поглубже в грязь и тину, на самое дно, под темные коряги, где их не смогла бы достать сила, перед которой во все времена трепетала нежить.
   Велигой без сил рухнул на колени в зловонное месиво. Меч с чавканьем выпал из ослабевших рук. Со стороны болота доносилась возня, всплески, полные ужаса вопли упырей, но они не касались сознанья, затуманенного болью во всем измученном теле.
   И тут в слабом круге трепещущего света показалась тень. Велигой с трудом поднял глаза...
   Перед ним в слабых отблесках умирающего костра стоял самый красивый зверь, которого воину когда-либо доводилось видеть в жизни. Огромный, могучий волк с очень светлой, почти белой шерстью, большой благородной головой, горящими ярким золотистым светом глазами. И тут в истерзанно мозгу витязя промелькнуло что-то. Какой-то неясный образ...
   - Ты... - прохрипел он. - Это ты!...
   Волк повернул голову, и теперь витязь окончательно признал его. Это был зверь из корчмы. В темноте под лавкой Велигой никогда не видел его целиком, но все же было в волке что-то такое, что однозначно отличало его от собратьев. Но что именно, витязь как ни силился, не мог понять ни тогда, ни после... Внимание его тут же привлекло другое.
   Могучую шею волка охватывал широкий кожаный ошейник, на котором снизу был привешен странный предмет - нечто вроде оберега в виде волчьей головы.
   - Кто ты?.. - спросил воин, из последних сил борясь с подступающей темнотой. - Кто ты?..
   Зверь подошел к Велигою вплотную. От него необычайно свежо пахло влажной шерстью и лесными травами. И опять, как тогда в корчме, на Велигоя устремился пристальный взгляд золотых глаз.
   Витязь потерял сознание.
   *******************
   Тепло. Свежее тепло утреннего солнца. Велигой с трудом открыл глаза.
   В безоблачном небе ярко сиял лик Ярилы, уже успевшего забраться высоко над виднокраем. Витязь лежал кверху пузом на опушке леса, в солнечных лучах вовсе не казавшегося жутким и неприветливым. Все тело ныло, лицо, одежду и доспехи покрывала толстая корка застывшей слизи.
   Над ухом фыркнуло. Велигой повернул голову, охнув от боли в шее...
   Серко стоял подле хозяина, радостным фурыканием приветствуя его пробуждение. На оборванном поводе Велигой явственно различил следы волчьих зубов.
   Воин попытался встать. С третьего раза это даже удалось, впрочем, тело тут же свело судорогой, и он рухнул на колени.
   Вокруг по траве были разбросаны оружие и снаряжение, даже шлем каким-то чудом оказался здесь, избавляя от необходимости возвращаться на вершину холма, видневшегося шагах в ста от места пробуждения.
   События ночи пронеслись в голове витязя, от воспоминаний веяло холодным ужасом. И недоумением по поводу необычного, невероятного спасения. Волк. Волк с оберегом на шее. Что это значит? Велигой слыхал, что собаки-полукровки, долго жившие с людьми, часто становились вожаками волчьих стай после смерти хозяев. Может быть, странный, наполовину ручной зверь из корчмы и есть что-то в этом роде? Но как он оказался здесь и почему именно в тот момент?..
   Велигой все же поднялся на ноги и даже ухитрился пару раз их переставить... О чудо, буквально в трех шагах из леса вытекал ручеек чистой, хрустальной воды. Множество следов всякой живности, среди которых Велигой заметил и волчьи, указывали на то, что вода вполне пригодна для питья.
   Велигой, не раздеваясь, повалился в ручей...
   Спустя два часа, свежий, отмытый, он сидел на опушке леса, сушил одежду и броню, чинил оборванный повод Серка, и даже подкрепился из запасов, так и оставшихся в седельных сумах. Солнце припекало, ветер дул к болоту, которое солнечным днем тоже казалось совсем не страшным, но Велигой понимал, что к вечеру картина резко переменится, поэтому задерживаться надолго здесь не собирался.
   Спустя еще час он уже не спеша ехал вдоль кромки леса, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим, стараясь, однако не глядеть в сторону холма, на котором неопрятной грудой валялись свидетельства ночного побоища.
   Он проехал совсем немного, когда перед ним прямо на глазах открылась тропа. Точно такая же, как и вчера, словно бы нарочно выровненная и высаженная низкой травой. Велигой, после минувших событий растерявший всякое доверие к каким бы то ни было тропам, все же не стал долго раздумывать, так как провести вторую ночь на болоте ему в любом случае не хотелось.
   Он не узнал леса. Солнечные лучи пронзали кроны деревьев насквозь, вчерашнего сумрака как не бывало. Лес просматривался далеко по сторонам, сверкая яркими красками, над головой весело орали птицы, один раз в кустах затрещало, но это оказался просто здоровенный лось, неспешно перешедший тропу и двинувшийся дальше по своим лосиным делам.
   На сердце стало спокойнее. Тропа, исчезнувшая вчера, явно явилась вновь не просто так. А она вела его вглубь леса, от проклятого болота с его жуткими обитателями и от того холма, где витязь уже приготовился расстаться с жизнью, направляя точно на восход. И не успело еще солнце доползти до середины неба, как впереди показалась небольшая светлая полянка. Велигой пришпорил Серка...
   Зрелище аккуратной, добротной избушки с небольшим сарайчиком наполнило сердце радостью, но настоящее ликование, будто с плеч разом свалился Авзацкий хребет, Велигой испытал при виде Репейки, вскочившего со здоровенной поленицы и с радостным воплем бросившегося ему на встречу.
   *******************
   Ну, понесла меня эта сволочь, что кобылой зовется, по тропе, когда лес выть принялся, - рассказывал Репейка, забираясь бо-о-ольшущей ложкой в самые сокровенные глубины горшка. - Ну, думаю, все: и сам пропал, и тебя погубил... А потом вдруг словно отпустило. Никакой жути вокруг, и лес как лес, и луна сквозь ветки светит - что за диво! А тропка меня ведет и ведет... так вот и привела.
   - Угу... - кивнул Велигой, ожесточенно работая челюстями.
   В избе Барсука было светло и относительно просторно. Три окна, большая печь, две лавки, на которых сейчас и расположились друзья, в две ложки уплетая похлебку, весьма загадочного состава. Но на Велигоя после всех ночных переживаний вдруг накатило зверское желание жрать, жрать и жрать, тем более что вкус неведомого варева был бесподобен.
   Стены избы увешаны лохматыми вениками разнообразных трав, еще какой-то непонятной гадостью - неизменная часть обстановки жилища любого волхва. По углам скромно теснятся объемистые скрыни, крышки так же завалены всяким колдовским хламом. Волшебные причиндалы валяются и на подоконниках, что-то такое виднеется даже на печке, не иначе как сушится. Как ни странно, напрочь отсутствовали такие немаловажные детали, как черный кот, филин или, на худой конец, гроздья летучих мышей под потолком. Впрочем, и сам хозяин избы несколько не вязался с обычным образом волхва-отшельника...
   Велигой сделал Репейке знак, чтобы тот продолжал - отрываться от похлебки не хотелось, а дурачок всегда как-то ухитрялся совмещать поглощение пищи с трепотней.
   - Ну так, вывела меня тропка сюдыть, - Репейка облизал ложку и вновь нацелился ею в горшок. - Я с этой животины, будь она неладна, грохнулся, и к двери. Ору, значит, стучусь, волнуюсь тоись, и вдруг - бац! Дверь нараспашку, сам Барсук на порог выскакивает, злой, как леший. Так что ж ты думаешь? Хоть бы спросил, зачем пришел! Как заорет на меня: " Ты что ж это, - говорит, чума болотная, хвост ежовый, творишь, тудыть тебя налево? Провожатый выискался! Тебе что, законы колдовские не писаны?" "Не, - отвечаю, - дуракам вообще никакие не писаны, не то, что колдовские. Тут такое дело стряслось, поспешать надо..." А он мне в ответ: "Ах ты, - говорит, - хрен языкатый! Дело у него, видите ли! Накрутил, натворил, аж весь лес на ушах стоит! Всех леших перебаломутил! И что теперь делать прикажешь?" Я ему: "А я почем знаю? Твой, говорю, - лес, ты у нас волхв..." А он аж зашипел: "МОЙ лес? Что я тебе, Род-создатель? Али Велес Скотий Бог? Лесу я не указ, коли ему что в голову взбредет!" Я в слезы, чую, гиблое дело. А он вдруг успокоился, меня в избу пустил, и говорит: "Ладно, не ной, до утра все равно ничего сделать не сможем, а там поглядим, поглядим... Да и не только нечисть по лесу бродит, авось, если повезет, встретит твой воитель силу, у которой в здешних краях весу поболе моего будет..."
   "И встретил, - подумал Велигой. - Только вот надо спросить Барсука, что же это все-таки было."
   - А я всю ночь глаз не сомкнул! - сказал замолчавший было Репейка. - И с утра все сидел, на дорожку глядел... А как ты появился, так у меня будто тяжесть какая с сердца упала...
   - Думать надо хоть изредка, - раздался с порога сильный, низкий голос. Тогда и падать было бы нечему.
   В дверях стоял Барсук.
   - Вы, други, надо сказать, оба хороши. Один в лес не зная его законов сунулся и другого потащил. А этот другой не нашел лучшего места для ночлега, чем болото, да еще и на Лысый Холм взобрался! - с усмешкой заметил он, приближаясь к столу. - Ну сколько можно людям твердить, что к возвышенностям с одним деревом на верхушке нечисть как в корчму сбегается!
   Волхв совсем не выглядел старым. Скорее, каким-то вообще безвозрастным. Высокий, статный, в плечах широк непомерно. Лицо в сетке морщин, холодные пронзительно голубые глаза прячутся глубоко в черепе. Одет в длинную, просторную белую хламиду, перетянутую широким поясом, на котором в пору бы меч таскать. В длинных седых волосах, усах и бороде отшельника двумя широкими полосами выделялись черные пряди, что и в самом деле придавало его лицу некую схожесть с барсучьей мордой.
   - Ну как, ничего получилось варево? - спросил волхв, присаживаясь с краю на лавку.
   - Гоже! - честно ответил Велигой.
   Репейка только часто-часто закивал, чуть ли не с головой ныряя в горшок, будто боясь, что отшельник, хоть и пообедал еще за час до появления Велигоя, вознамериться потешить пузо еще разок.
   - Хорошо, - улыбнулся Барсук. - А то уж боялся, что совсем стряпать разучился. Мне-то в лесу особо не до разносолов. Перекушу на ходу где чем все полезно, что в рот полезло - и дальше... Все дела, дела... А раньше о-го-го как кухарил - князя какого-нибудь накормить и то не стыдно было б... Ну да ладно, хорошо, что вам понравилось. Доедайте, что осталось. Потом потолкуем...
   Глава 8
   Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.
   Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады...
   Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак - как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? - и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать...
   Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь...
   - Да-а-а... - сказал неожиданно Барсук. - В нехорошую историю ты угодил, витязь.
   - Да я и сам знаю, - пробормотал Велигой. - Так ведь слово - не воробей, вылетит - таких поймаешь...
   - Думал я над твоим делом, - рассеянно глядя в пространство сказал волхв. - И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.
   - Ну не может он вообще никаких следов не оставлять! - Велигой шарахнул кулаком по колену. - Не бывает такого, чтобы вовсе не за что было зацепиться!
   - Зацепиться всегда есть за что, только вот эту самую зацепку подчас найти не легче, чем того, к кому она должна, по идее, привести. - усмехнулся отшельник. - Радивой может у тебя за спиной стоять, ты можешь с ним нос к носу столкнуться, и так и не узнаешь, что это он. Ты хоть представляешь себе, КОГО ты ищешь? По каким приметам узнаешь Радивоя?
   Велигой молчал. Барсук терпеливо ждал.
   - Вот видишь... - сказал волхв, выждав минуты три. - А ты говоришь зацепка.
   - Он должен быть не такой, как все, - тихо промолвил Велигой. - Он должен выделяться.
   - Или наоборот, - пожал плечами Барсук. - Не должен выделяться вообще. Иначе вряд ли бы сумел морочить людям головы столько лет.
   Велигой опять надолго замолчал, погрузившись в размышления.
   - А ты? - спросил он. - Репейка говорил, что тебе многое ведомо. Что ты знаешь о Радивое?
   - Как ни странно, но не многим больше, чем другие. - ответил Барсук. - Ты прав в одном: Радивой не такой, как все. И дело тут даже не в его невероятном возрасте и потрясающей неуловимости. Как раз тут, я бы сказал, вовсе ничего необычного нет. Подобных примеров, на самом деле, пруд пруди. Вспомни, хотя бы, того же Свенельда. Между прочим, бытует мнение, что Свенельд - и есть Радивой.
   "А ведь и правда! - мелькнуло в голове витязя. - Легендарный Свенельд, один из тех, кто, как говорят, пришел еще с Рюриком. И уже в то время был ох как немолод. А затем состоял на службе у всех Рюриковичей вплоть до Ярополка... И как-то незаметно исчез - будто в воду канул. И где он сейчас неведомо, только что-то никто не слыхал о его смерти..."
   - Вот, пожалуйста! - воскликнул Велигой. - Чем не зацепка?
   - Ты сказал, а я подтвердил, - отозвался волхв. - Радивой - не такой, как все. Его небо не зрит и земля не слышит, о нем огонь не ведает...
   - ...И вода не погасит жара его сердца. - закончил за Барсука Велигой. Это я и без тебя знаю, все уши прожужжали, а последний раз слыхал так вообще от Репейки.
   - Ха, так ведь именно в этой фразе все и заключено! - Барсук откинулся к стене, глубоко вздохнул. - Я тебе могу хоть сейчас сказать, где находится Свенельд. Что делает, что ест, и что на нем надето. А вот про Радивоя... Его будто бы и нет вовсе.
   - Что значит, нет?
   - То и значит. Нет его. И в то же время есть.
   - Я что-то не понимаю...
   - А я, можно подумать, понимаю! Не могу его отследить ни одним из известных мне способов. И, надо сказать, не только я. Думаешь, ты первый такой охотник за три сотни лет? Думаешь, больше никого эта легенда не интересовала? Те же звезды ясно говорят о рождении Радивоя... но не больше. Не прослеживается его жизненный путь. Ни прошлого, ни настоящего, ни, уж тем более, будущего. Ничего. Будто он вообще не касается ткани бытия. Скажу более: похоже, его и Боги не зрят!
   - Ерунда! - воскликнул витязь. - Да быть того не может!
   - Или, по крайней мере, не хотят говорить о нем. - пожал плечами волхв. Гадания, предсказания, ясновидение так или иначе основаны на общении с Богами. А толку - чуть. Нету Радивоя. И в то же время - есть, поскольку если человек родился, и через положенный срок не скопытился - значит, живой. Вот тебе и пожалуйте, как хочешь, так и понимай.
   Велигой тупо уставился перед собой в пространство. И в самом деле, мог и сам догадаться, что если б все было так просто, то давно уж нашли бы на Радивоя какую-нибудь управу, еще тогда, в самом начале его невероятной истории.
   - Что же мне делать? - спросил он в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
   - А вот это уже другой разговор, - откликнулся Барсук. - Давай посмотрим, какие у тебя есть возможности.
   - Никаких. - резко ответил витязь. - Нет у меня выбора. Ляпнул - так теперь хоть на уши становись. Иначе сам себя уважать перестану, не говоря уж о том, что люди подумают.
   - Ну, предположим, за людей ты не больно-то беспокойся. - усмехнулся волхв. - Ведь если подумать - мало ли что человек по пьяни брякнет? Да тот же твой князь... как его там, Владимир, что ли? Ну и времена пошли, князей меняют, как лапти... Короче, этот твой князь, скорее всего и не вспомнил наутро, что ты там чего-то наплел, сам, небось, был не трезвее. А остальные... да вряд ли кто вообще внимание обратил на твои речи, а из княжьих уяснили, самое большее, что изволил на кого-то там разгневаться. А если бы ты пообещал Луну достать? Что, побежал бы наутро лестницу на небеса ладить?
   "Нет, шалишь! - зло подумал Велигой. - Знаем мы эту песенку. Голос Разума, называется. Впрочем, есть название и покороче - Трусость. А иногда еще Ленью кличут."
   - Ты мне зубы-то не заговаривай, отшельник. - произнес витязь вслух. - Они у меня и так пока что неплохо держаться. Не знаешь, что за народ на княжьи пиры собирается. И что за человек Владимир, тоже не знаешь. Трепачи да пустобрехи у него долго не задерживаются. Нет, конечно, много их вокруг князя околачивается, да только каждый день новые... А на счет Луны... да, пожалуй, пошел бы лестницу мастерить. Потому как не было в моем роду болтунов, и у меня ну вовсе нет желания становится первым. Знаешь, есть в жизни такая хитрая штука - "Честь" называется. Кому как, а по мне, так эта ерундовинка о-о-о-чень много значит.
   Теперь настала очередь Барсука надолго погрузиться в молчание. Вокруг стремительно темнело, цикады закончили настройку и теперь драли глотки, как пива перепивши.
   - Ведомо мне, что такое Честь, - задумчиво молвил волхв. - Ведомо. Что ж, это иногда даже хорошо, когда она поперек Разума становится... Да только голова человеку дана не только шлем носить. Ею еще иногда и думают. Некоторые. Так что, Разум совсем уж гнать со двора тоже не стоит.
   - Поздно о разуме думать, - буркнул Велигой. - Слова-то уже все сказаны.
   - А по-моему, как раз самое время. На одной чести Радивоя не сыскать. Тут надо башку приложить.
   - Знать бы, к чему. - с досадой махнул рукой витязь.
   - А ты приложи, вон, к лавке, да посильнее. Авось что в нее и взбредет. В смысле, в голову.
   - Опять ты от ответа уходишь? - озлился Велигой. - Говори прямо, можешь ты помочь мне найти Радивоя?
   - Не могу. - ответил волхв и отвернулся.
   - Вот так бы и сразу. - Велигой встал. - А то столько слов, что аж говорить теперь тошно.
   - Ты куда, дурень?
   - Отсюда. Прощевай, Барсук.
   - Стой, дубина! Эй, ты что, очумел? Ночь на дворе!
   Велигой, не обращая на волхва внимания, направился к сараю, где разместились Серко и репейкина кляча. Досада и разочарование поднялись в душе тяжелой, мутной волной, наполняя черной злобою, затмевая рассудок.
   - Да стой же! - Барсук тоже вскочил.
   - А что мне здесь делать? - не оборачиваясь, бросил витязь.
   - Ночевать! - волхв быстрым шагом двинулся следом.
   - Чем больше я потеряю времени на бессмысленную болтовню, тем дольше буду искать Радивоя.
   - Да ты без Слова из лесу не выйдешь! Так сильно по упырям соскучился?
   - А ты мне Слово скажи, и выйду. Быстрее от меня избавишься. Будешь дальше мудрость свою дремучую постигать...
   - Может, хватит выкабениваться, а? - жестко спросил Барсук, нагоняя витязя у самой двери сарая. - Здоровый мужик, а ведешь себя, как пацан голоштанный.
   Велигой повернулся к волхву быстро, аж воздух свистнул, и изо всей силы метнул кулак к этой спокойной полосатой харе, что стоит и издевается, глумится над его безвыходным положением... Всю свою досаду, горечь, весь накопившийся за последние дни стыд вложил он в этот удар...
   В тот же момент его словно что-то дернуло вперед и вниз, голова взорвалась болью, в глазах будто перунова молния полыхнула. А когда вновь обрел возможность хоть немного соображать, ощутил, что лежит уткнувшись мордой в землю, а из носа во всю хлещет что-то теплое и липкое.
   - Ну, успокоился? - раздался над головой голос Барсука. Каждое слово отдавалось в голове так, будто прямо над ухом от души били тараном в чугунные ворота.
   Велигой попытался послать волхва на три березы, но получился только сдавленный стон. Зато Барсу вдруг ни с того ни с сего послал себя туда сам, с неожиданной силой подхватил витязя, потащил к лавке. От резкого движения в голове снова вспыхнула дикая боль, Велигой почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.