Страница:
высоком уровне. Вы даже не представляете, как он вам нужен!
-- О чем вы говорите?
-- О вас, Сергей Дмитриевич. И очень прошу вас: забудьте сейчас обо
всем. И обо мне в том числе. Займитесь только подготовкой.
-- И вы о том же, -- вздохнул Кольцов.
-- Почему "и вы"?
-- Я вам уже сказал -- работа идет, -- уклонился от ответа Кольцов. --
О ней вы не беспокойтесь.
-- Значит, обещаете? -- обрадовалась Юля.
-- Обещаю, -- не очень бодро ответил Кольцов.
-- Вот и прекрасно. И не дуйтесь. Вы действительно большой ребенок. И
вы еще многого не понимаете. Но я хочу, чтобы у вас все было хорошо! --
сказала Юля и ласково потрепала его своей теплой рукой по щеке.
На этом они расстались. Кольцов поднялся к себе. Юля направилась в
гараж. Нельзя сказать, чтобы и внутренне она оставалась такой же спокойной к
признанию Кольцова, как внешне. Она очень следила за собой и ничем не выдала
своего волнения. А оно было. Сердце так сладко сжималось, когда она слушала
его тихий, непривычно взволнованный голос. И совершенно ей не хотелось от
него уезжать. Она чувствовала, что он говорит очень искренне, смущается, тут
же обижается, быстро, как дитя, реагирует на малейшее проявление участия к
нему, и от этого ей было еще приятней. И еще она почувствовала, что в ее
руках он может быть мягок как воск.
Когда она вернулась домой, было уже поздно. Но Игорь не спал. И даже не
ложился. Сидел и читал старый номер "Иностранной литературы". Юля разделась,
вымыла руки, пошла на кухню. На столе стоял ужин: творожный пудинг,
сваренное всмятку яйцо, стакан молока. К пудингу Юля не притронулась. Взяла
ржаной сухарь, надкусила, с удовольствием запила молоком.
-- Ну и как спектакль? -- услыхала она за спиной голос мужа.
Юле не хотелось обсуждать во второй раз только что виденное
представление, и она ответила односложно:
-- Неплохо.
-- И это все твои эмоции? -- удивился Игорь.
-- Я устала.
-- Могу представить. Наверное, было не меньше четырех отделений.
-- Нет, меньше.
-- Где же ты тогда задержалась?
Юля вымыла стакан, поставила его на полку, прошла к себе в комнату.
-- Нигде. Просто я была не одна и, естественно, подвезла человека до
дома, -- ответила она.
-- А по-моему, это совсем не естественно, -- назидательно проговорил
Игорь. -- И вообще, тебе не кажется, что ты слишком много времени уделяешь
этому танкисту?
-- Абсолютно не кажется. Он в полку уделял мне его гораздо больше.
-- Что же ты сравниваешь? Полк есть полк. Там ему приказали помогать
тебе, он и делал свое дело. А ты чего ради стараешься?
-- Долг вежливости.
-- Перед кем? Перед этим нахалом? -- не сдержался Игорь. -- Мало того,
что он переломал наши приборы, так еще учить нас приехал сюда! Да кто он
такой? Попов? Ландау?
-- Не знаю. Но может быть, и тот, и другой.
-- Ах, вот как?! -- оторопел Руденко. -- Да я Ачкасову звонить сегодня
хотел, когда узнал, что нам предстоит с ним встреча.
-- Почему же не позвонил? -- подавив улыбку, спросила Юля.
-- Завтра позвоню!
-- Пустые слова. Никогда и никому ты не позвонишь. И кроме того,
послушать Кольцова тебе просто полезно.
-- Мне? -- удивился Игорь. -- И это говоришь ты? Опомнись! Что за мысль
пришла в твою голову? Я заканчиваю большую работу. Многие весьма влиятельные
люди уже сейчас заслуженно считают ее очень перспективной. А я, как тебе
известно, собираюсь внести в проект еще целый ряд усовершенствований. Что же
я от него услышу? Ты просто не понимаешь:
Все, о чем Игорь собирался сказать дальше, Юля уже знала. Она тысячу
раз слышала, что "Сова" -- это новое слово в технике. Что если она этого не
осознает, то очень жаль. Что ему вообще кажется странным, что она до сих пор
не оценила по достоинству этой его работы. При этом он непременно сошлется
на какой-нибудь имеющий к данному случаю отношение пример. Потом на второй.
А может быть, и на третий. Эрудицией он для этого обладал основательной. Но
ей все эти ` '#.".`k уже порядком надоели. И потому, никак не отреагировав
на его слова, она спокойно начала раскрывать постель. Но вдруг услыхала
что-то новое, непривычное.
-- Ради чего мы должны переносить свой отпуск на зиму? -- продолжал
Игорь. -- Почему мы должны ждать, когда этот твой горе- испытатель соберется
с мыслями? В кои-то годы вместе решили поехать на море -- и на тебе?
-- Что же ты хочешь? -- испытующе посмотрела Юля на мужа.
-- Перестань раскатывать его на машине! -- потребовал вдруг Руденко.
-- Только и всего? -- удивилась такому обороту дела Юля.
-- Да.
-- Хорошо. Раскатывать больше не буду, -- пообещала Юля, подумав: "А
это что? Забота о собственном престиже или ревность? Однако для ревности,
пожалуй, было слишком много слов". Она легла в постель и выключила свет.
Вечером накануне выступления Кольцов заглянул на почту и получил
адресованное ему до востребования письмо от Чекана. Получил, но так и не
прочитал его. На почте собралось много народу. Читать на улице было тем
более неудобно. А когда вернулся домой, голова оказалась занятой совсем
другими мыслями. Почти две недели бился Кольцов над тем, чтобы
самостоятельно вывести формулу, которую так легко и быстро нашел на
консультации Верховский. Ясны были отправные данные. Запомнил. Они были у
него надежно записаны теперь уже в рабочей тетради. Но как подойти, как
получить этот результат, Кольцов не знал. И вдруг после стольких неудач,
плохого настроения, после десятка начинаний путь доказательства выстроился у
него в голове сам собой. Стоило лишь Кольцову взглянуть на всю проблему под
другим углом зрения. И случилось это именно по дороге с почты. До письма ли
было ему в тот момент?! Он прибежал домой, не раздеваясь, подлетел к столу,
схватил ручку и кое-как, полуцифрами, полубуквами, записал общий ход
рассуждений. И когда получил то, что надо, над чем безрезультатно бился все
эти дни, в изнеможении свалился на стол. И так лежал, обхватив в полузабытьи
голову руками, не менее часа. Он выполнил то, что рекомендовал ему сделать
Верховский, провел подробное исследование варианта "дельты" и чувствовал
теперь от этого большое удовлетворение. Как всегда, академик предсказал все
с завидной проницательностью. Вариант давал совершенно неожиданные
интересные результаты и мог, Кольцов не сомневался в этом уже ни на йоту,
успешно продвинуть работу КБ намного вперед. Естественно, определить без
лабораторных исследований до конца и наверняка, удовлетворит ли
перестроенный на схеме "дельты" прибор все предъявляемые ему требования,
Кольцов был не в состоянии. Но то, что схема "Совы" при этом значительно
упрощалась, а сам прибор становился в работе намного надежней и менее
чувствителен к разного рода помехам, было уже абсолютно ясно. Новый вариант
открывал для КБ немало и других не менее существенных выгод. И сейчас
Кольцов почти не сомневался в том, что конструкторы воспользуются советом
Верховского и пересмотрят схему "Совы". Целесообразность такой переделки
была для него совершенно очевидной. Но что касалось его собственного
научного поиска, о котором он сообщил и Ачкасову, и Верховскому, то на него
успешные исследования "дельты" не повлияли, можно сказать, никак. Он
по-прежнему, а пожалуй, даже еще в большей степени уверовал в
перспективности разработанного им принципа и желал сейчас только одного --
поскорее вернуться к своим занятиям.
Вывел его из состояния раздумья длинный и ужасно нудный телефонный
звонок. Кольцов вздрогнул и очнулся. Зябко поеживаясь, снял трубку. Звонила
Ирина. Кольцову казалось, что на дворе уже давно глухая ночь. Но голос у
Ирины был веселый.
-- Вы спали? -- удивилась она.
-- И очень крепко.
-- Вы так рано ложитесь?
-- В данном случае вы меня просто поздно разбудили.
Ирина засмеялась и сообщила Кольцову, что пропуск на него заказан и что
утром за ним придет машина. Таково было указание самого шефа - - Александра
Петровича Кулешова.
-- Придет так придет, -- не стал возражать Кольцов, хотя и не очень
обрадовался такому вниманию к собственной персоне. Ибо до сих пор не был
уверен в благоприятном исходе всей этой ачкасовской затеи.
Кольцов скрыл конверт и прочитал письмо.
"Здравия желаю, товарищ капитан! -- писал Чекан. -- Мы так понимаем,
что через эту "Сову" вы к нам не вернетесь уже никогда. И так уже думаем не
только мы, но и наш комбат, хотя подполковник Фомин никаких команд
утверждать Аверочкина не дает. Черкнули бы нам, что вам самому известно на
эту тему. У нас -- порядок. Аверочкину присвоили звание старшего лейтенанта.
Усиленно перестраиваем всю учебную базу. Электрифицируем танкодром, учебные
поля, классы. Заодно готовимся к контрольной. Технику уже подготовили. На
предварительной проверке отводили и отстреляли на "отлично", хотя комбат
поставил только четверки. Пока все. Три дня назад погода резко похолодала.
Вполне могут начаться заморозки. А там и зима недалеко. Передайте привет от
всех нас вашему инженеру тов. Руденко. Мы не сомневаемся, что вы где-то
рядом с ней".
"Даже не сомневаются", -- с улыбкой подумал Кольцов. От письма дохнуло
чем-то родным и в то же время остро далеким. Такое чувство он испытывал
всегда, когда читал письма из дома от отца с матерью. Но путь домой для него
действительно был уже давно отрезан. А с частью он вовсе не собирался
расставаться и потому решительно прогнал неизбежно следовавшую в таких
случаях за воспоминаниями тоску. Написать в роту он, конечно, мог бы и
раньше. Ребят надо поддержать. Остаться в такую ответственную пору без
командира хоть кому несладко. А они ворочали без него все дела уже больше
месяца. С мыслями о роте он выпил стакан черного как деготь чая и снова сел
за работу. К часу ночи все необходимые расчеты были сделаны. Графики
вычерчены. Для беседы с Верховским, которого он решил поймать где- нибудь в
пятницу, у него тоже было все готово.
Утром того долгожданного и решительного дня он встал, как обычно,
бодрым. Спокойно собрался. На улице, у подъезда, его уже ждала машина. Он
заехал за своими рабочими записями и направился в КБ. Но чем ближе подъезжал
к старому дому с колоннами и узорчатыми решетками на окнах первого этажа,
тем больше волновался. В самом КБ Кольцов не был еще ни разу. Но с улицы он
его уже видел. Юля как-то раз специально провезла его мимо КБ на машине.
В бюро пропусков Кольцова встретил незнакомый и, как ему показалось,
мешковатый майор-инженер. Он назвал себя Зарубой и проводил Кольцова в
приемную Кулешова. Майор Кольцову не понравился. За столом секретаря в
приемной Кольцов неожиданно увидел Ирину.
-- Ради вас даже меня сюда посадили, -- весело улыбаясь, сказала она.
-- А иначе и доклад не состоялся бы, -- в тон ей ответил Кольцов, но
взглянул на стоявшую у двери вешалку и все понял. На вешалке висело штук
восемь фуражек. Две из них были генеральские. Значит, гости пожаловали
важные, а по этому случаю потребовался и секретарь. Кольцов разделся.
Подошел к Ирине и заметил у нее несколько книг. Это были учебники
английского языка.
-- Вы учитесь? -- спросил Кольцов.
Ирина кивнула.
-- Заочно?
-- На вечернем.
-- Где?
-- В Инъязе. Буду учить ваших детей.
-- К тому времени, когда мои дети пойдут в школу, вы наверняка уже
станете заслуженным учителем и вас уже сделают завучем.
-- Подходит! -- приняла шутку Ирина. -- В таком случае не торопитесь.
-- Я? -- не понял ее Кольцов. И рассмеялся: -- Тоже подходит.
-- Разбор будет проводиться в комнате технического совета. Пойдемте
прямо туда, -- предложил Заруба.
Они зашли в кабинет. Кольцов увидел развешанные на стойках чертежи
"Совы" и две большие, как в студенческих аудиториях, доски - - черную и
красную.
-- Кто будет выступать первым? -- спросил Кольцов.
-- Вообще, только вы. Нам-то что говорить? Мы свое дело сделали, --
ответил Заруба.
-- Во сколько начало?
-- Тоже дело за вами.
-- Я готов.
-- А мы тем более. Сейчас доложу.
Но прежде чем Заруба вышел, в комнату зашел высокий, добродушного вида
полковник. Кольцов сразу же узнал его. Это был Бочкарев. Он приветливо
улыбнулся Кольцову, по-приятельски протянул ему руку.
-- Послушаем, послушаем лихого командира. -- И спросил: -- Для доклада
от нас ничего не требуется?
-- Спасибо. Все есть, -- поблагодарил Кольцов.
-- В таком случае, Остап Григорьевич, приглашайте товарищей. Ачкасов у
Кулешова. Сообщите Руденко. Давайте сюда всю группу! -- распорядился
Бочкарев и сел на один из стульев в начале стола. Он достал из кармана
кителя газету и как ни в чем не бывало углубился в нее. Кольцову даже стало
обидно от такого безразличного отношения к предстоящему разбору, и он как-то
сразу успокоился, подумав: "А мне- то, собственно, чего волноваться?
Отбарабаню, а там пусть разбираются". И чтобы не терять даром времени и не
задерживать ни себя, ни людей, решил кое-что предварительно записать на
доске. Но не написал и половины того, что хотел. В комнату зашли Ачкасов и
сопровождавший его генерал-майор-инженер Кулешов. Кольцов не знал главного
конструктора и никогда не его не видел, но сразу догадался, что это именно
он. Выдавали аккуратная профессорская бородка и манеры хозяина. Вслед за
генералами пришли еще человек десять -- военные, штатские. Последней в
комнату зашла Юля. Генералы поздоровались с Кольцовым за руку. Остальные
сотрудники КБ, за исключением двух-трех человек, заняли свои места за
столом, почти не удостоив его взглядом. Кольцов не очень хорошо представлял,
как ему в данной ситуации надо себя вести и что делать, и, следуя общему
примеру, также присел на свободный стул.
Но Кулешов жестом пригласил его сесть рядом с собой.
-- Прошу сюда, товарищ капитан, -- проговорил он и тут же перешел к
делу: -- К нам приехал, товарищи, капитан Кольцов Сергей Дмитриевич. Он
участвовал в испытаниях нашей "Совы". Сейчас Сергей Дмитриевич поделится с
нами своими впечатлениями об этих испытаниях. Прошу.
Генерал говорил басом, официально и сухо, не выражая, как показалось
Кольцову, никакого интереса к тому, что происходило в комнате технического
совета. Это его отношение красноречиво подчеркивала и краткость той речи, с
которой он обратился к собравшимся. И все-таки, пока он говорил, Кольцов
успел окинуть взглядом тех, кто пришел его послушать. Примерно половина
присутствующих, и особенно тех, кто был в штатском, выглядели людьми
степенными, в возрасте. У одного из майоров на кителе Кольцов заметил два
значка в виде ромбов. "Гражданский вуз и военную академию окончил", --
подумал о майоре Кольцов. Но даже у военных он не встретил ободряющих
взглядов. Даже Юля, как показалось, смотрела на него как на пустое место.
Даже Ачкасов был хмур и глядел куда-то в угол. "Переругались, наверно, все",
-- решил Кольцов и неожиданно вспомнил Ирину. Она единственная сегодня при
встрече с ним улыбнулась ему своей беззаботной и лучезарной улыбкой.
Вспомнил и подумал: "Вот у кого золотой характер!"
-- Товарищ генерал не совсем точно определил мое отношение к испытанию
данного прибора ночного видения, -- начал Кольцов, глядя на лысоватого
подполковника, сидевшего рядом с Юлей. Он почему-то не a.,-%" +ao в том, что
это был Руденко, и решил в разговоре ориентироваться на него как на
руководителя работ. -- Я не просто участвовал в испытаниях. Я командовал
танковой ротой, которой было поручено провести полевые испытания "Совы".
Причем не только в этом году, когда на танки был установлен уже
модернизированный вариант "Совы", но и в прошлом году -- при испытании ее
первого образца. Так что при характеристике прибора я буду основываться на
данных суммарного порядка.
Мы испытывали десять приборов одновременно в течение тридцати ночей
конца августа -- начала сентября при реальных условиях погоды. Результаты
испытаний заносились в отчетные карточки непосредственно во время заездов.
"Сова" применялась, согласно инструкции, и как прибор наблюдения, и как
прибор управления огнем. Субъективные оценки данных, полученных в результате
наблюдений с помощью "Совы" на командирской машине, контролировались
специальным измерителем.
-- Который, кстати сказать, в самый ответственный момент испытаний был
начисто выведен из строя, -- громко заметил полноватый подполковник.
В комнате послышалось веселое оживление. Но Кулешову это не
понравилось.
-- Игорь Николаевич, потрудитесь терпеливо слушать, -- нахмурив брови,
сделал он замечание подполковнику.
"Игорь Николаевич? Так вот кто Руденко! Вот чью фамилию носит Юля! --
подумал Кольцов. -- Ну что ж, в таком случае перенесем огонь на тебя!"
-- Командование части проводило по этому поводу специальное дознание, в
ходе которого было установлено, что прибор разбит в результате совершенно
непредвиденного стечения обстоятельств. И экипаж машины никакого наказания
за это не понес, -- спокойно ответил Кольцов подполковнику. -- Таковы были
условия, в которых испытывалась "Сова", а точнее, ее усовершенствованный
вариант. Но прежде чем говорить о конкретных результатах испытаний этого
варианта, позвольте мне напомнить вам о том заключении, которое мы сделали в
прошлом году. Вот оно. Я коротко, самую суть. "Первое: обзор отличный.
Намного увеличен угол зрения. Второе: при ясной лунной погоде, а также при
сильном освещении местности "Сова" практически слепнет. Третье: при действии
в тумане, в дыму видимость также равняется почти нулю. Четвертое: у прибора
отсутствует шкала дальномера, что затрудняет ведение прицельной стрельбы".
Все. Когда все данные были собраны, -- продолжал Кольцов, -- их
систематизировали. И уже на основании неоднократно проверенных фактов были
сделаны выводы.
-- А кто, простите, конкретно занимался этой работой? -- снова задал
вопрос, но на этот раз уже более деликатно, Руденко.
-- В ней участвовали все офицеры роты, -- ответил Кольцов.
-- То есть вы и ваши командиры взводов? -- поднялся Руденко.
-- Именно так, -- понимая, куда гнет подполковник, подтвердил Кольцов.
-- Великолепно! -- не сдержал сарказма Руденко и сел на свое место.
-- Чем богаты, тем и рады, -- в тон ему ответил Кольцов. -- Однако
сделаны эти замечания не ради критиканства. Мы смотрели и смотрим на "Сову"
как люди, которым непосредственно придется с ней работать, решать с ее
помощью боевые задачи. С этой меркой мы подходили к испытанию и
модернизированного образца. И вот результаты этих испытаний. О них лучше
всего скажут отчетные карточки, которые мы заполняли непосредственно на
танкодроме. Я познакомлю вас с ними.
Кольцов говорил свободно, не спешил, превратив отчет, по сути, в
убедительный рассказ. Все детали заездов он помнил хорошо. Людей своих знал
еще лучше. И теперь, анализируя ход испытаний, он даже рассказал о том, как
свалился с колейного моста танк из взвода Борисова. Как отчаянно мазал при
стрельбе во время дождя Аверочкин. Как сам он спорил со своим
механиком-водителем по поводу ориентировки во время тумана.
Поначалу, Кольцов заметил это, его слушали без особого внимания.
Некоторые даже вполголоса переговаривались между собой. Но по мере того как
он приводил все новые и новые факты, сосредоточенность маленькой аудитории
начала возрастать. Кое-кто взялся в конце концов за ручку. Потом Кольцова
несколько раз даже попросили кое-что повторить.
"Вот так-то лучше", -- подумал Кольцов.
-- Ну, а какие выводы вы сделали на этот раз? -- спросил вдруг Ачкасов.
Шепот и шум в комнате стихли. Кольцов почувствовал устремленные на него
любопытные взгляды. Не нетерпение, не надежда, не тревога, а именно
любопытство отражалось в них. Он почувствовал, что самолюбие его ущемлено. И
впервые обрадовался тому, что Ачкасов не принял тогда его предложения и не
поручил этот доклад кому-нибудь другому. Кольцов не подал виду, что реакция
присутствующих задела его за живое, и продолжал чуть громче: -- Начну,
пожалуй, с главного: сделанные вами усовершенствования показали, что
конструкторское бюро пошло по неправильному пути.
В комнате стало так тихо, что показалось, будто умолкли даже большие,
стоявшие в углу часы. Но уже в следующий момент над столом раздалось что-то
вроде вздоха облегчения и даже послышались оживленные возгласы:
-- Вот это да!
-- Силен капитан!
-- А мы-то головы ломали!..
Кольцов понял, что его заявление просто не приняли всерьез. Но повторил
еще тверже:
-- И тем не менее это так.
-- Да кто вам это сказал? -- снова поднялся со своего места Руденко. --
И о каком пути вы вообще ведете речь?
-- Объясню, -- ответил Кольцов. -- Я не зря напомнил о заключении наших
прошлогодних испытаний. Есть с чем сравнивать. И если первый вариант прибора
принять за исходную точку, или точку "А", а усовершенствованный образец за
точку "Б" и соединить их прямой, то и слепому станет ясно, в каком
направлении вы вели работу, по какому пути шел ваш поиск.
-- Ну, если вопрос рассматривать только так, то, на мой взгляд, и
соединять ничего не надо. А надо просто посмотреть на панель управления
прибора, и действительно всякому станет ясно, что на ней появилось нового,
-- запальчиво проговорил Руденко. -- Ручка настройки резкости -- раз. Ручка
контрастности -- два. Значит, вы утверждаете, что введенные нами системы
регулировки не нужны?
-- Думаю, что так, ибо они не дали ожидаемых результатов. И не дадут!
-- А об этом говорить еще рано. Да и вряд ли вообще есть основания, --
вмешался неожиданно в разговор Кулешов. -- Некоторую недоработку этих систем
мы уже устранили. Сейчас они стали намного надежней. И еще будут
доделываться. Так что принять это ваше замечание мы просто не можем.
-- А как раз о нем я и хочу говорить, -- упрямо возразил Кольцов.
-- Но на что вы будете ссылаться? Вы даже не видели сделанных
усовершенствований! Вы же о них ничего не знаете!
-- Знаю. Меня познакомили с технической документацией. Мне известна
проделанная вами работа. И именно на основании ее я утверждаю, что путь,
избранный КБ для устранения недостатков прибора, является ошибочным. И
берусь это доказать.
-- Ну, если так: --не зная, чему больше удивляться -- то ли
осведомленности, то ли такой настырности капитана, -- развел руками Кулешов
и, нахмурившись, опустил взгляд. -- Доказывайте.
И опять в комнате стало тихо. Но теперь уже никто не улыбался, а все,
наоборот, стали серьезными и уже со вниманием смотрели на Кольцова. А он,
почувствовав, что снова завладел аудиторией, решил, что пора пускать в ход
главный козырь, переходить к теории вопроса, и направился к доске. Но перед
этим совсем мельком взглянул на Юлю. Nна, так же как все остальные,
сосредоточенно смотрела на него. Но виделась в ее взгляде и чуть заметная
тревога. "Ничего, теперь уже не вышибут из седла, теперь не собьют", --
мысленно успокоил ее Кольцов и взял в руки мел.
-- Для того, чтобы заставить "Сову" видеть в тумане и в дыму, вам
потребовалось увеличить мощность сигнала. Вот выбранный вами путь
усовершенствования. Направление работы, а не ручки на панели управления имел
я в виду. Если в первом образце мощность сигнала выражалась "ку" в квадрате,
-- записал на доске Кольцов, -- то при последующих модернизациях она уже
стала "ку" в квадрате плюс два, потом плюс четыре и, надо думать, будет плюс
шесть и плюс восемь! -- последовательно записал он.
-- Не будет. Вы, простите, знакомы с преобразователем 2Х-Щ? -- снова
перебил Кольцова Руденко, подошел к другой доске и тоже взял мел.
-- Да, -- коротко ответил Кольцов.
-- Вы знаете, что он может повысить мощность сразу в три и даже в
четыре раза? И тогда формула будет выглядеть вот так, -- сделал свою запись
Руденко.
-- Знаю, -- взглянув на доску, коротко ответил Кольцов.
-- Тогда в чем же дело?
-- А в том, что если вы получите искомое "ку" даже в шестой степени, --
то не выйдете из тупика, в который заходите все глубже и глубже.
-- Мы намерены также ввести усилитель и в цепь преобразователя, --
добавил к выходной формуле несколько цифр Руденко.
-- Все равно простое механическое наращивание мощности не позволит
решить проблему в целом, -- возразил Кольцов, -- Вы пробьете туман. Но при
этом вы обречете прибор на действие лишь в идеальных условиях темноты.
-- А это откуда вам известно?
-- Я утверждаю это как физик. При этом я основываюсь не только а
собственном понимании данной проблемы, но и на очень обстоятельной
консультации академика Верховского, -- четко проговорил Кольцов.
В споре наступила пауза. Ссылка на академика была для всех полной
неожиданностью и заставила присутствующих задуматься. Кольцов почувствовал,
что инициатива теперь уже надежно перешла к нему в руки, и, боясь упустить
ее, заговорил еще энергичней.
-- Я утверждаю, что при такой мощном выходом сигнале "Сова" сможет
эффективно работать только в абсолютной темноте, -- повторил Кольцов свой
главный вывод. -- А на какую темноту можно рассчитывать в современном бою,
когда противник применяет и напалм, и осветительные ракеты, и трассирующие
снаряды, и пули, когда даже на такой сравнительно небольшой площади, какую,
к примеру, занимает ротный опорный пункт, всегда или почти всегда будет
два-три очага пожара? Я знакомил вас с записями отчетных карточек. Вы должны
были обратить внимание на то, что уже первый модернизированный образец с
усиленным сигналом даже при слабом лунном освещении резко снижал эффект
видимости. А когда мой танк двинулся на горящую цистерну, чтобы сбросить ее
с полотна и освободить путь, "Сова" ослепла совершенно. И мне пришлось
-- О чем вы говорите?
-- О вас, Сергей Дмитриевич. И очень прошу вас: забудьте сейчас обо
всем. И обо мне в том числе. Займитесь только подготовкой.
-- И вы о том же, -- вздохнул Кольцов.
-- Почему "и вы"?
-- Я вам уже сказал -- работа идет, -- уклонился от ответа Кольцов. --
О ней вы не беспокойтесь.
-- Значит, обещаете? -- обрадовалась Юля.
-- Обещаю, -- не очень бодро ответил Кольцов.
-- Вот и прекрасно. И не дуйтесь. Вы действительно большой ребенок. И
вы еще многого не понимаете. Но я хочу, чтобы у вас все было хорошо! --
сказала Юля и ласково потрепала его своей теплой рукой по щеке.
На этом они расстались. Кольцов поднялся к себе. Юля направилась в
гараж. Нельзя сказать, чтобы и внутренне она оставалась такой же спокойной к
признанию Кольцова, как внешне. Она очень следила за собой и ничем не выдала
своего волнения. А оно было. Сердце так сладко сжималось, когда она слушала
его тихий, непривычно взволнованный голос. И совершенно ей не хотелось от
него уезжать. Она чувствовала, что он говорит очень искренне, смущается, тут
же обижается, быстро, как дитя, реагирует на малейшее проявление участия к
нему, и от этого ей было еще приятней. И еще она почувствовала, что в ее
руках он может быть мягок как воск.
Когда она вернулась домой, было уже поздно. Но Игорь не спал. И даже не
ложился. Сидел и читал старый номер "Иностранной литературы". Юля разделась,
вымыла руки, пошла на кухню. На столе стоял ужин: творожный пудинг,
сваренное всмятку яйцо, стакан молока. К пудингу Юля не притронулась. Взяла
ржаной сухарь, надкусила, с удовольствием запила молоком.
-- Ну и как спектакль? -- услыхала она за спиной голос мужа.
Юле не хотелось обсуждать во второй раз только что виденное
представление, и она ответила односложно:
-- Неплохо.
-- И это все твои эмоции? -- удивился Игорь.
-- Я устала.
-- Могу представить. Наверное, было не меньше четырех отделений.
-- Нет, меньше.
-- Где же ты тогда задержалась?
Юля вымыла стакан, поставила его на полку, прошла к себе в комнату.
-- Нигде. Просто я была не одна и, естественно, подвезла человека до
дома, -- ответила она.
-- А по-моему, это совсем не естественно, -- назидательно проговорил
Игорь. -- И вообще, тебе не кажется, что ты слишком много времени уделяешь
этому танкисту?
-- Абсолютно не кажется. Он в полку уделял мне его гораздо больше.
-- Что же ты сравниваешь? Полк есть полк. Там ему приказали помогать
тебе, он и делал свое дело. А ты чего ради стараешься?
-- Долг вежливости.
-- Перед кем? Перед этим нахалом? -- не сдержался Игорь. -- Мало того,
что он переломал наши приборы, так еще учить нас приехал сюда! Да кто он
такой? Попов? Ландау?
-- Не знаю. Но может быть, и тот, и другой.
-- Ах, вот как?! -- оторопел Руденко. -- Да я Ачкасову звонить сегодня
хотел, когда узнал, что нам предстоит с ним встреча.
-- Почему же не позвонил? -- подавив улыбку, спросила Юля.
-- Завтра позвоню!
-- Пустые слова. Никогда и никому ты не позвонишь. И кроме того,
послушать Кольцова тебе просто полезно.
-- Мне? -- удивился Игорь. -- И это говоришь ты? Опомнись! Что за мысль
пришла в твою голову? Я заканчиваю большую работу. Многие весьма влиятельные
люди уже сейчас заслуженно считают ее очень перспективной. А я, как тебе
известно, собираюсь внести в проект еще целый ряд усовершенствований. Что же
я от него услышу? Ты просто не понимаешь:
Все, о чем Игорь собирался сказать дальше, Юля уже знала. Она тысячу
раз слышала, что "Сова" -- это новое слово в технике. Что если она этого не
осознает, то очень жаль. Что ему вообще кажется странным, что она до сих пор
не оценила по достоинству этой его работы. При этом он непременно сошлется
на какой-нибудь имеющий к данному случаю отношение пример. Потом на второй.
А может быть, и на третий. Эрудицией он для этого обладал основательной. Но
ей все эти ` '#.".`k уже порядком надоели. И потому, никак не отреагировав
на его слова, она спокойно начала раскрывать постель. Но вдруг услыхала
что-то новое, непривычное.
-- Ради чего мы должны переносить свой отпуск на зиму? -- продолжал
Игорь. -- Почему мы должны ждать, когда этот твой горе- испытатель соберется
с мыслями? В кои-то годы вместе решили поехать на море -- и на тебе?
-- Что же ты хочешь? -- испытующе посмотрела Юля на мужа.
-- Перестань раскатывать его на машине! -- потребовал вдруг Руденко.
-- Только и всего? -- удивилась такому обороту дела Юля.
-- Да.
-- Хорошо. Раскатывать больше не буду, -- пообещала Юля, подумав: "А
это что? Забота о собственном престиже или ревность? Однако для ревности,
пожалуй, было слишком много слов". Она легла в постель и выключила свет.
Вечером накануне выступления Кольцов заглянул на почту и получил
адресованное ему до востребования письмо от Чекана. Получил, но так и не
прочитал его. На почте собралось много народу. Читать на улице было тем
более неудобно. А когда вернулся домой, голова оказалась занятой совсем
другими мыслями. Почти две недели бился Кольцов над тем, чтобы
самостоятельно вывести формулу, которую так легко и быстро нашел на
консультации Верховский. Ясны были отправные данные. Запомнил. Они были у
него надежно записаны теперь уже в рабочей тетради. Но как подойти, как
получить этот результат, Кольцов не знал. И вдруг после стольких неудач,
плохого настроения, после десятка начинаний путь доказательства выстроился у
него в голове сам собой. Стоило лишь Кольцову взглянуть на всю проблему под
другим углом зрения. И случилось это именно по дороге с почты. До письма ли
было ему в тот момент?! Он прибежал домой, не раздеваясь, подлетел к столу,
схватил ручку и кое-как, полуцифрами, полубуквами, записал общий ход
рассуждений. И когда получил то, что надо, над чем безрезультатно бился все
эти дни, в изнеможении свалился на стол. И так лежал, обхватив в полузабытьи
голову руками, не менее часа. Он выполнил то, что рекомендовал ему сделать
Верховский, провел подробное исследование варианта "дельты" и чувствовал
теперь от этого большое удовлетворение. Как всегда, академик предсказал все
с завидной проницательностью. Вариант давал совершенно неожиданные
интересные результаты и мог, Кольцов не сомневался в этом уже ни на йоту,
успешно продвинуть работу КБ намного вперед. Естественно, определить без
лабораторных исследований до конца и наверняка, удовлетворит ли
перестроенный на схеме "дельты" прибор все предъявляемые ему требования,
Кольцов был не в состоянии. Но то, что схема "Совы" при этом значительно
упрощалась, а сам прибор становился в работе намного надежней и менее
чувствителен к разного рода помехам, было уже абсолютно ясно. Новый вариант
открывал для КБ немало и других не менее существенных выгод. И сейчас
Кольцов почти не сомневался в том, что конструкторы воспользуются советом
Верховского и пересмотрят схему "Совы". Целесообразность такой переделки
была для него совершенно очевидной. Но что касалось его собственного
научного поиска, о котором он сообщил и Ачкасову, и Верховскому, то на него
успешные исследования "дельты" не повлияли, можно сказать, никак. Он
по-прежнему, а пожалуй, даже еще в большей степени уверовал в
перспективности разработанного им принципа и желал сейчас только одного --
поскорее вернуться к своим занятиям.
Вывел его из состояния раздумья длинный и ужасно нудный телефонный
звонок. Кольцов вздрогнул и очнулся. Зябко поеживаясь, снял трубку. Звонила
Ирина. Кольцову казалось, что на дворе уже давно глухая ночь. Но голос у
Ирины был веселый.
-- Вы спали? -- удивилась она.
-- И очень крепко.
-- Вы так рано ложитесь?
-- В данном случае вы меня просто поздно разбудили.
Ирина засмеялась и сообщила Кольцову, что пропуск на него заказан и что
утром за ним придет машина. Таково было указание самого шефа - - Александра
Петровича Кулешова.
-- Придет так придет, -- не стал возражать Кольцов, хотя и не очень
обрадовался такому вниманию к собственной персоне. Ибо до сих пор не был
уверен в благоприятном исходе всей этой ачкасовской затеи.
Кольцов скрыл конверт и прочитал письмо.
"Здравия желаю, товарищ капитан! -- писал Чекан. -- Мы так понимаем,
что через эту "Сову" вы к нам не вернетесь уже никогда. И так уже думаем не
только мы, но и наш комбат, хотя подполковник Фомин никаких команд
утверждать Аверочкина не дает. Черкнули бы нам, что вам самому известно на
эту тему. У нас -- порядок. Аверочкину присвоили звание старшего лейтенанта.
Усиленно перестраиваем всю учебную базу. Электрифицируем танкодром, учебные
поля, классы. Заодно готовимся к контрольной. Технику уже подготовили. На
предварительной проверке отводили и отстреляли на "отлично", хотя комбат
поставил только четверки. Пока все. Три дня назад погода резко похолодала.
Вполне могут начаться заморозки. А там и зима недалеко. Передайте привет от
всех нас вашему инженеру тов. Руденко. Мы не сомневаемся, что вы где-то
рядом с ней".
"Даже не сомневаются", -- с улыбкой подумал Кольцов. От письма дохнуло
чем-то родным и в то же время остро далеким. Такое чувство он испытывал
всегда, когда читал письма из дома от отца с матерью. Но путь домой для него
действительно был уже давно отрезан. А с частью он вовсе не собирался
расставаться и потому решительно прогнал неизбежно следовавшую в таких
случаях за воспоминаниями тоску. Написать в роту он, конечно, мог бы и
раньше. Ребят надо поддержать. Остаться в такую ответственную пору без
командира хоть кому несладко. А они ворочали без него все дела уже больше
месяца. С мыслями о роте он выпил стакан черного как деготь чая и снова сел
за работу. К часу ночи все необходимые расчеты были сделаны. Графики
вычерчены. Для беседы с Верховским, которого он решил поймать где- нибудь в
пятницу, у него тоже было все готово.
Утром того долгожданного и решительного дня он встал, как обычно,
бодрым. Спокойно собрался. На улице, у подъезда, его уже ждала машина. Он
заехал за своими рабочими записями и направился в КБ. Но чем ближе подъезжал
к старому дому с колоннами и узорчатыми решетками на окнах первого этажа,
тем больше волновался. В самом КБ Кольцов не был еще ни разу. Но с улицы он
его уже видел. Юля как-то раз специально провезла его мимо КБ на машине.
В бюро пропусков Кольцова встретил незнакомый и, как ему показалось,
мешковатый майор-инженер. Он назвал себя Зарубой и проводил Кольцова в
приемную Кулешова. Майор Кольцову не понравился. За столом секретаря в
приемной Кольцов неожиданно увидел Ирину.
-- Ради вас даже меня сюда посадили, -- весело улыбаясь, сказала она.
-- А иначе и доклад не состоялся бы, -- в тон ей ответил Кольцов, но
взглянул на стоявшую у двери вешалку и все понял. На вешалке висело штук
восемь фуражек. Две из них были генеральские. Значит, гости пожаловали
важные, а по этому случаю потребовался и секретарь. Кольцов разделся.
Подошел к Ирине и заметил у нее несколько книг. Это были учебники
английского языка.
-- Вы учитесь? -- спросил Кольцов.
Ирина кивнула.
-- Заочно?
-- На вечернем.
-- Где?
-- В Инъязе. Буду учить ваших детей.
-- К тому времени, когда мои дети пойдут в школу, вы наверняка уже
станете заслуженным учителем и вас уже сделают завучем.
-- Подходит! -- приняла шутку Ирина. -- В таком случае не торопитесь.
-- Я? -- не понял ее Кольцов. И рассмеялся: -- Тоже подходит.
-- Разбор будет проводиться в комнате технического совета. Пойдемте
прямо туда, -- предложил Заруба.
Они зашли в кабинет. Кольцов увидел развешанные на стойках чертежи
"Совы" и две большие, как в студенческих аудиториях, доски - - черную и
красную.
-- Кто будет выступать первым? -- спросил Кольцов.
-- Вообще, только вы. Нам-то что говорить? Мы свое дело сделали, --
ответил Заруба.
-- Во сколько начало?
-- Тоже дело за вами.
-- Я готов.
-- А мы тем более. Сейчас доложу.
Но прежде чем Заруба вышел, в комнату зашел высокий, добродушного вида
полковник. Кольцов сразу же узнал его. Это был Бочкарев. Он приветливо
улыбнулся Кольцову, по-приятельски протянул ему руку.
-- Послушаем, послушаем лихого командира. -- И спросил: -- Для доклада
от нас ничего не требуется?
-- Спасибо. Все есть, -- поблагодарил Кольцов.
-- В таком случае, Остап Григорьевич, приглашайте товарищей. Ачкасов у
Кулешова. Сообщите Руденко. Давайте сюда всю группу! -- распорядился
Бочкарев и сел на один из стульев в начале стола. Он достал из кармана
кителя газету и как ни в чем не бывало углубился в нее. Кольцову даже стало
обидно от такого безразличного отношения к предстоящему разбору, и он как-то
сразу успокоился, подумав: "А мне- то, собственно, чего волноваться?
Отбарабаню, а там пусть разбираются". И чтобы не терять даром времени и не
задерживать ни себя, ни людей, решил кое-что предварительно записать на
доске. Но не написал и половины того, что хотел. В комнату зашли Ачкасов и
сопровождавший его генерал-майор-инженер Кулешов. Кольцов не знал главного
конструктора и никогда не его не видел, но сразу догадался, что это именно
он. Выдавали аккуратная профессорская бородка и манеры хозяина. Вслед за
генералами пришли еще человек десять -- военные, штатские. Последней в
комнату зашла Юля. Генералы поздоровались с Кольцовым за руку. Остальные
сотрудники КБ, за исключением двух-трех человек, заняли свои места за
столом, почти не удостоив его взглядом. Кольцов не очень хорошо представлял,
как ему в данной ситуации надо себя вести и что делать, и, следуя общему
примеру, также присел на свободный стул.
Но Кулешов жестом пригласил его сесть рядом с собой.
-- Прошу сюда, товарищ капитан, -- проговорил он и тут же перешел к
делу: -- К нам приехал, товарищи, капитан Кольцов Сергей Дмитриевич. Он
участвовал в испытаниях нашей "Совы". Сейчас Сергей Дмитриевич поделится с
нами своими впечатлениями об этих испытаниях. Прошу.
Генерал говорил басом, официально и сухо, не выражая, как показалось
Кольцову, никакого интереса к тому, что происходило в комнате технического
совета. Это его отношение красноречиво подчеркивала и краткость той речи, с
которой он обратился к собравшимся. И все-таки, пока он говорил, Кольцов
успел окинуть взглядом тех, кто пришел его послушать. Примерно половина
присутствующих, и особенно тех, кто был в штатском, выглядели людьми
степенными, в возрасте. У одного из майоров на кителе Кольцов заметил два
значка в виде ромбов. "Гражданский вуз и военную академию окончил", --
подумал о майоре Кольцов. Но даже у военных он не встретил ободряющих
взглядов. Даже Юля, как показалось, смотрела на него как на пустое место.
Даже Ачкасов был хмур и глядел куда-то в угол. "Переругались, наверно, все",
-- решил Кольцов и неожиданно вспомнил Ирину. Она единственная сегодня при
встрече с ним улыбнулась ему своей беззаботной и лучезарной улыбкой.
Вспомнил и подумал: "Вот у кого золотой характер!"
-- Товарищ генерал не совсем точно определил мое отношение к испытанию
данного прибора ночного видения, -- начал Кольцов, глядя на лысоватого
подполковника, сидевшего рядом с Юлей. Он почему-то не a.,-%" +ao в том, что
это был Руденко, и решил в разговоре ориентироваться на него как на
руководителя работ. -- Я не просто участвовал в испытаниях. Я командовал
танковой ротой, которой было поручено провести полевые испытания "Совы".
Причем не только в этом году, когда на танки был установлен уже
модернизированный вариант "Совы", но и в прошлом году -- при испытании ее
первого образца. Так что при характеристике прибора я буду основываться на
данных суммарного порядка.
Мы испытывали десять приборов одновременно в течение тридцати ночей
конца августа -- начала сентября при реальных условиях погоды. Результаты
испытаний заносились в отчетные карточки непосредственно во время заездов.
"Сова" применялась, согласно инструкции, и как прибор наблюдения, и как
прибор управления огнем. Субъективные оценки данных, полученных в результате
наблюдений с помощью "Совы" на командирской машине, контролировались
специальным измерителем.
-- Который, кстати сказать, в самый ответственный момент испытаний был
начисто выведен из строя, -- громко заметил полноватый подполковник.
В комнате послышалось веселое оживление. Но Кулешову это не
понравилось.
-- Игорь Николаевич, потрудитесь терпеливо слушать, -- нахмурив брови,
сделал он замечание подполковнику.
"Игорь Николаевич? Так вот кто Руденко! Вот чью фамилию носит Юля! --
подумал Кольцов. -- Ну что ж, в таком случае перенесем огонь на тебя!"
-- Командование части проводило по этому поводу специальное дознание, в
ходе которого было установлено, что прибор разбит в результате совершенно
непредвиденного стечения обстоятельств. И экипаж машины никакого наказания
за это не понес, -- спокойно ответил Кольцов подполковнику. -- Таковы были
условия, в которых испытывалась "Сова", а точнее, ее усовершенствованный
вариант. Но прежде чем говорить о конкретных результатах испытаний этого
варианта, позвольте мне напомнить вам о том заключении, которое мы сделали в
прошлом году. Вот оно. Я коротко, самую суть. "Первое: обзор отличный.
Намного увеличен угол зрения. Второе: при ясной лунной погоде, а также при
сильном освещении местности "Сова" практически слепнет. Третье: при действии
в тумане, в дыму видимость также равняется почти нулю. Четвертое: у прибора
отсутствует шкала дальномера, что затрудняет ведение прицельной стрельбы".
Все. Когда все данные были собраны, -- продолжал Кольцов, -- их
систематизировали. И уже на основании неоднократно проверенных фактов были
сделаны выводы.
-- А кто, простите, конкретно занимался этой работой? -- снова задал
вопрос, но на этот раз уже более деликатно, Руденко.
-- В ней участвовали все офицеры роты, -- ответил Кольцов.
-- То есть вы и ваши командиры взводов? -- поднялся Руденко.
-- Именно так, -- понимая, куда гнет подполковник, подтвердил Кольцов.
-- Великолепно! -- не сдержал сарказма Руденко и сел на свое место.
-- Чем богаты, тем и рады, -- в тон ему ответил Кольцов. -- Однако
сделаны эти замечания не ради критиканства. Мы смотрели и смотрим на "Сову"
как люди, которым непосредственно придется с ней работать, решать с ее
помощью боевые задачи. С этой меркой мы подходили к испытанию и
модернизированного образца. И вот результаты этих испытаний. О них лучше
всего скажут отчетные карточки, которые мы заполняли непосредственно на
танкодроме. Я познакомлю вас с ними.
Кольцов говорил свободно, не спешил, превратив отчет, по сути, в
убедительный рассказ. Все детали заездов он помнил хорошо. Людей своих знал
еще лучше. И теперь, анализируя ход испытаний, он даже рассказал о том, как
свалился с колейного моста танк из взвода Борисова. Как отчаянно мазал при
стрельбе во время дождя Аверочкин. Как сам он спорил со своим
механиком-водителем по поводу ориентировки во время тумана.
Поначалу, Кольцов заметил это, его слушали без особого внимания.
Некоторые даже вполголоса переговаривались между собой. Но по мере того как
он приводил все новые и новые факты, сосредоточенность маленькой аудитории
начала возрастать. Кое-кто взялся в конце концов за ручку. Потом Кольцова
несколько раз даже попросили кое-что повторить.
"Вот так-то лучше", -- подумал Кольцов.
-- Ну, а какие выводы вы сделали на этот раз? -- спросил вдруг Ачкасов.
Шепот и шум в комнате стихли. Кольцов почувствовал устремленные на него
любопытные взгляды. Не нетерпение, не надежда, не тревога, а именно
любопытство отражалось в них. Он почувствовал, что самолюбие его ущемлено. И
впервые обрадовался тому, что Ачкасов не принял тогда его предложения и не
поручил этот доклад кому-нибудь другому. Кольцов не подал виду, что реакция
присутствующих задела его за живое, и продолжал чуть громче: -- Начну,
пожалуй, с главного: сделанные вами усовершенствования показали, что
конструкторское бюро пошло по неправильному пути.
В комнате стало так тихо, что показалось, будто умолкли даже большие,
стоявшие в углу часы. Но уже в следующий момент над столом раздалось что-то
вроде вздоха облегчения и даже послышались оживленные возгласы:
-- Вот это да!
-- Силен капитан!
-- А мы-то головы ломали!..
Кольцов понял, что его заявление просто не приняли всерьез. Но повторил
еще тверже:
-- И тем не менее это так.
-- Да кто вам это сказал? -- снова поднялся со своего места Руденко. --
И о каком пути вы вообще ведете речь?
-- Объясню, -- ответил Кольцов. -- Я не зря напомнил о заключении наших
прошлогодних испытаний. Есть с чем сравнивать. И если первый вариант прибора
принять за исходную точку, или точку "А", а усовершенствованный образец за
точку "Б" и соединить их прямой, то и слепому станет ясно, в каком
направлении вы вели работу, по какому пути шел ваш поиск.
-- Ну, если вопрос рассматривать только так, то, на мой взгляд, и
соединять ничего не надо. А надо просто посмотреть на панель управления
прибора, и действительно всякому станет ясно, что на ней появилось нового,
-- запальчиво проговорил Руденко. -- Ручка настройки резкости -- раз. Ручка
контрастности -- два. Значит, вы утверждаете, что введенные нами системы
регулировки не нужны?
-- Думаю, что так, ибо они не дали ожидаемых результатов. И не дадут!
-- А об этом говорить еще рано. Да и вряд ли вообще есть основания, --
вмешался неожиданно в разговор Кулешов. -- Некоторую недоработку этих систем
мы уже устранили. Сейчас они стали намного надежней. И еще будут
доделываться. Так что принять это ваше замечание мы просто не можем.
-- А как раз о нем я и хочу говорить, -- упрямо возразил Кольцов.
-- Но на что вы будете ссылаться? Вы даже не видели сделанных
усовершенствований! Вы же о них ничего не знаете!
-- Знаю. Меня познакомили с технической документацией. Мне известна
проделанная вами работа. И именно на основании ее я утверждаю, что путь,
избранный КБ для устранения недостатков прибора, является ошибочным. И
берусь это доказать.
-- Ну, если так: --не зная, чему больше удивляться -- то ли
осведомленности, то ли такой настырности капитана, -- развел руками Кулешов
и, нахмурившись, опустил взгляд. -- Доказывайте.
И опять в комнате стало тихо. Но теперь уже никто не улыбался, а все,
наоборот, стали серьезными и уже со вниманием смотрели на Кольцова. А он,
почувствовав, что снова завладел аудиторией, решил, что пора пускать в ход
главный козырь, переходить к теории вопроса, и направился к доске. Но перед
этим совсем мельком взглянул на Юлю. Nна, так же как все остальные,
сосредоточенно смотрела на него. Но виделась в ее взгляде и чуть заметная
тревога. "Ничего, теперь уже не вышибут из седла, теперь не собьют", --
мысленно успокоил ее Кольцов и взял в руки мел.
-- Для того, чтобы заставить "Сову" видеть в тумане и в дыму, вам
потребовалось увеличить мощность сигнала. Вот выбранный вами путь
усовершенствования. Направление работы, а не ручки на панели управления имел
я в виду. Если в первом образце мощность сигнала выражалась "ку" в квадрате,
-- записал на доске Кольцов, -- то при последующих модернизациях она уже
стала "ку" в квадрате плюс два, потом плюс четыре и, надо думать, будет плюс
шесть и плюс восемь! -- последовательно записал он.
-- Не будет. Вы, простите, знакомы с преобразователем 2Х-Щ? -- снова
перебил Кольцова Руденко, подошел к другой доске и тоже взял мел.
-- Да, -- коротко ответил Кольцов.
-- Вы знаете, что он может повысить мощность сразу в три и даже в
четыре раза? И тогда формула будет выглядеть вот так, -- сделал свою запись
Руденко.
-- Знаю, -- взглянув на доску, коротко ответил Кольцов.
-- Тогда в чем же дело?
-- А в том, что если вы получите искомое "ку" даже в шестой степени, --
то не выйдете из тупика, в который заходите все глубже и глубже.
-- Мы намерены также ввести усилитель и в цепь преобразователя, --
добавил к выходной формуле несколько цифр Руденко.
-- Все равно простое механическое наращивание мощности не позволит
решить проблему в целом, -- возразил Кольцов, -- Вы пробьете туман. Но при
этом вы обречете прибор на действие лишь в идеальных условиях темноты.
-- А это откуда вам известно?
-- Я утверждаю это как физик. При этом я основываюсь не только а
собственном понимании данной проблемы, но и на очень обстоятельной
консультации академика Верховского, -- четко проговорил Кольцов.
В споре наступила пауза. Ссылка на академика была для всех полной
неожиданностью и заставила присутствующих задуматься. Кольцов почувствовал,
что инициатива теперь уже надежно перешла к нему в руки, и, боясь упустить
ее, заговорил еще энергичней.
-- Я утверждаю, что при такой мощном выходом сигнале "Сова" сможет
эффективно работать только в абсолютной темноте, -- повторил Кольцов свой
главный вывод. -- А на какую темноту можно рассчитывать в современном бою,
когда противник применяет и напалм, и осветительные ракеты, и трассирующие
снаряды, и пули, когда даже на такой сравнительно небольшой площади, какую,
к примеру, занимает ротный опорный пункт, всегда или почти всегда будет
два-три очага пожара? Я знакомил вас с записями отчетных карточек. Вы должны
были обратить внимание на то, что уже первый модернизированный образец с
усиленным сигналом даже при слабом лунном освещении резко снижал эффект
видимости. А когда мой танк двинулся на горящую цистерну, чтобы сбросить ее
с полотна и освободить путь, "Сова" ослепла совершенно. И мне пришлось