– Человек всегда предпочитает лесть откровенности, но сейчас я бы предпочел откровенность.
   – Откровенности будет достаточно.
   – Что ж, договорились.
   Она долго молчала, прикидывая, насколько стоит проявить искренность. Фелисити всегда верила в честность. Возможно, пришло время подвергнуть это убеждение испытанию.
   – Вы относитесь к тому типу джентльменов, мягко говоря, от которых матери предостерегают дочерей. Если бы не высокое положение вашего семейства и солидное состояние, общество отвернулось бы от вас.
   Он поморщился:
   – Пожалуй, я предпочел бы лесть.
   – Но высший свет – место очень странное. Поэтому на самом деле все считают, что вас можно и даже желательно исправить.
   – Из-за упомянутых имени и титула?
   – Титул не упоминался, хотя, наверное, надо было. Следовательно, ваши ошибки не повлияют на ваше будущее. – Она подняла бокал. – Вы, мистер Кавендиш, неплохая добыча.
   Он усмехнулся:
   – Это я знал.
   – Не сомневаюсь.
   – Вы всегда настолько честны?
   – Всегда? Может быть, не всегда, но, думаю, в большинстве случаев. Обычно причин для честности нет. Вам предоставили выбор между честностью и лестью. Вы выбрали правду. Мне не оставалось иного выхода, как проявить полную искренность, так?
   – Даже если это неприятно?
   – Особенно если это неприятно. Вероятно, это пошло вам, мистер Кавендиш, на пользу. Впрочем, не думаю, что вас задела моя оценка. Просто невероятно, что это стало для вас неожиданностью. Вы сами утверждали, что осведомлены об особенностях своего характера.
   – Тем не менее вы меня сильно задели. Возможно, я никогда от этого и не оправлюсь.
   Фелисити снова развеселилась. Над этим мужчиной явно стоило потрудиться; потенциал у него огромный.
   – Теперь вас забавляет и то, что я уязвлен?
   – Нахожу ваши действия забавными.
   – Правда? Я думал, что выглядел в высшей степени убедительно.
   – Совершенно не сомневаюсь, что вы опытный обманщик. По крайней мере так утверждают слухи. – Фелисити повернулась и взглянула на небо, усыпанное звездами. – Прекрасный вечер, не правда ли?
   – Прекрасный.
   Фелисити почувствовала, что он всматривается в нее.
   – Я вам не особенно симпатичен, не так ли?
   Она повернулась и взглянула на Кавендиша:
   – Вы снова хотите услышать откровенный ответ?
   – Разумнее было бы желать лести. Но я прошу откровенности.
   – Великолепный выбор. – Фелисити вздохнула. – Я не совсем уверена, нравитесь вы мне или нет. Мы едва знакомы. Но для меня вы в высшей степени занимательная личность.
   – Занимательная и забавная? Едва ли стоит просить чего-то еще.
   Девушка снова сосредоточилась на небе.
   – Полагаю, большинство женщин находят вас забавным и занимательным.
   – Я не уверен…
   – Ах, мистер Кавендиш, мужчину с репутацией, подобной вашей, нельзя назвать скучным и заурядным.
   – Я никогда не считал себя скучным и заурядным.
   – Нет, вы довольно занимательны. Вы нарушаете общественные установки, когда вам только заблагорассудится, ведете себя совершенно бесцеремонно…
   – Я бы не сказал…
   – Мистер Кавендиш, у вас довольно-таки скверная репутация.
   Кавендиш хотел возмутиться, но не успел.
   – У меня ваш ботинок, – вдруг сказала она.
   – Что?
   – Ваш ботинок, застрявший в шпалерах.
   Он долго вглядывался в нее, потом медленно расплылся в улыбке.
   – Значит, вы меня узнали.
   – Нет, не узнала. Но у вас очень запоминающийся голос. – Она с улыбкой посмотрела на него. – Ладно, скажу вам правду. Мало кто не слышал о вашей поздней встрече с дуэльным пистолетом лорда Помфри, не говоря уже о свидании с леди Помфри, которое тому предшествовало.
   – Этот вечер оказался неудачным, – пробормотал Кавендиш. – Но надо сказать, и ваше поведение было не совсем безупречным.
   Фелисити открыла рот и повернулась к нему:
   – Мое поведение?
   – Да, оно представляется мне довольно сомнительным. Я считал вас всего лишь девочкой, но теперь, когда я понимаю, что ваш истинный возраст… – Он пожал плечами.
   – Однако я не совершила ничего непристойного!
   – Миледи, если вы не понизите голос, все на террасе придвинутся поближе, чтобы расслышать, в какой именно непристойности скандально известный мистер Кавендиш обвиняет бесстрастную леди Фелисити.
   – Бесстрастную? Почему вы назвали меня бесстрастной?
   – Это сказал Норкрофт. В данный момент это не имеет значения, хотя, уверяю вас, в его понимании это комплимент.
   – Неужели? – Фелисити вовсе не была уверена, что ей нравится, когда ее называют бесстрастной. – Не думаю, что это звучит как комплимент.
   – Именно так оно и было.
   – А вы меняете тему разговора.
   – Да, полагаю, именно это я и делаю.
   Она вздохнула:
   – Вы правы по поводу того вечера. Я вела себя совершенно неподобающим образом. Надо было поднять тревогу. Обратиться в полицию. Звать на помощь. А самое меньшее, что можно было сделать, так это застрелить вас самой.
   Кавендиш усмехнулся:
   – Это было бы прилично.
   – Запомню на случай вашего повторного появления.
   – Повторения не будет.
   – Вы прекратили развлекаться с замужними женщинами?
   – Я расстался с леди Помфри.
   – Только не говорите, что вы исправились.
   – У меня нет намерения исправляться сейчас. Не вижу такой необходимости. Если не брать в расчет взаимные удовольствия с некоторыми представительницами противоположного пола, а также склонность к игре (обычно я выигрываю) и чрезмерно мягкий нрав, я ничем не отличаюсь от мужчин моего возраста и положения.
   Фелисити взглянула на него с явным недоверием.
   – Вы говорите это так, будто вы не единственный со скандальной репутацией и это делает ваше поведение приемлемым.
   – Мое поведение можно оправдать. Я молод. Для изменений у меня впереди целая жизнь. Кроме того, как вы сказали, я неплохая добыча.
   – Ваше высокомерие поражает, – сухо заметила она.
   – Еще раз благодарю вас.
   Сделав знак лакею, он заменил пустые бокалы на полные. Фелисити потягивала шампанское и с любопытством вглядывалась в собеседника.
   – Зачем вы нашли меня сегодня? Я не из тех женщин, которые обычно вас интересуют.
   – Думаю, из любопытства.
   – Вы имеете в виду, что я не стала громко кричать, увидев вас?
   – Меня заинтересовала женщина, не ужаснувшаяся оттого, что на ее балкон взобрался явно развратник.
   – А почему я должна приходить в ужас?
   Кавендиш помолчал.
   – Ну, с учетом вашей добродетели…
   Фелисити подавила смех.
   – С учетом моей добродетели?
   – Да, конечно. Вы, незамужняя дама из хорошей семьи, находитесь на собственном балконе посреди ночи в ночной сорочке, видите, как некий мужчина с сомнительными моральными качествами вылезает из окна соседнего дома, направляется к вашему балкону. Благоразумная молодая женщина была бы в ужасе.
   – Я готовилась защищаться.
   – Чем? Подзорной трубой?
   – Она латунная и довольно-таки тяжелая.
   – Даже если и так…
   Фелисити наклонилась к нему и понизила голос:
   – А что, если я неблагоразумна?
   – Что вы имеете в виду?
   – Именно то, что сказала. А что, если я неблагоразумна? Или, скорее, что я устала проявлять благоразумие? Я всегда верила в науку, в рациональное, в здравые неопровержимые факты. Возьмем, например, звезды. – Она указала кивком на ночное небо. – Их изучение – это наблюдение. И все же множество людей считает их чем-то мистическим и даже божественным. Неотъемлемой составляющей вселенной. Я никогда не верила в глупости типа магии и судьбы, примет и знамений. Вы же, мистер Кавендиш, убедили меня в обратном. – Она заглянула ему в глаза.
   – Правда? – медленно проговорил он.
   – Совершеннейшая правда.
   Стоило ли именно сейчас рассказывать, что он появился в ответ на ее обращение к звездам. Что его появление в ночи она посчитала своей судьбой. Нет, скандально известный мистер Кавендиш скрылся бы в ночи, поняв, что с ним заигрывают. Кроме того, благоразумнее узнать его получше и только потом посвящать в свои планы. Каким-то странным образом, не задавая вопросов, она уже знала, что это ее мужчина. Ее судьба. И он ей нравился.
   Она заглянула ему в глаза и соблазнительно улыбнулась.

Глава 3

   Мужчине по-настоящему важно знать, что сыну по плечу носить его благородное имя, что он не только наследник, но и хороший человек.
Эдмунд, виконт Кавендиш

   – Приятная женщина, – пробормотал Найджел про себя и вручил шляпу и пальто лакею в вестибюле Кавендиш-Хауса. – Едва ли эту женщину можно назвать приятной.
   – Прошу прощения, сэр, – предупредительно отозвался слуга. – Вы обращались ко мне?
   Найджел хмуро взглянул на юношу:
   – Вы Джордж, не так ли?
   – Да, милорд.
   – Что ж, Джордж, позвольте дать вам совет. Когда в следующий раз ваш друг, очень близкий друг, представит вас женщине, которую опишет не более чем приятную, не мешкайте. Бегите изо всех сил.
   Вид у Джорджа стал такой, будто он испытывал серьезные опасения по поводу душевного состояния Найджела.
   – Да, сэр, именно так я и поступлю.
   – Посмотрим.
   Найджел кивнул и направился к лестнице. Он все время думал о загадочных словах леди Фелисити и о ее отказе объяснить их. Забыть их невозможно. Почему-то Найджел был уверен, что в них нет ничего хорошего. У него не оказалось возможности для дальнейших расспросов. Ее активно искали многие джентльмены, так что Найджел скоро потерял ее из виду. Наверное, она отправилась домой, вероятно, с родителями. Совершенно ничего зловещего. Но складывалось впечатление, что леди Фелисити его избегает. Проклятие! Что эта женщина задумала? Кажется, весь мир уже знал подробности неприятной истории, произошедшей ночью. А ее роль в этих событиях может повлечь за собой одни неприятности. И все же в этом было нечто… приятное.
   Не то чтобы леди Фелисити была неприятной особой. «Приятная» – слово неподходящее. Если судить только о внешности, она более чем просто приятная. Конечно, на первый взгляд она могла показаться самой обыкновенной. Но потом обнаруживалось, что у нее изящная фигура с приятными изгибами и округлостями в подобающих местах. Волосы оказались вовсе не просто темными, как он подумал вначале, а отсвечивали целой гаммой оттенков от рыжеватого до темно-каштанового. Черты лица довольно-таки приятные, но когда он заглянул в глаза… Он просто испугался утонуть в этих карих глазах бездонной глубины, сверкавших умом и чуть скрытым весельем. Найджел никогда не считал карие глаза примечательными, но теперь, когда заглянул в глаза леди Фелисити Мелвилл… На мгновение он просто лишился чувств. Он не помнил, чтобы с ним когда-либо случалось нечто подобное, даже рядом с самыми красивыми женщинами… И это его крайне тревожило.
   Кроме того, леди Фелисити обладала присутствием духа и даже решимостью. Если слово «приятная» служило слишком невнятным описанием, то слово «бесстрастная» казалось совершенно подходящим. И все же в этой ауре полной уверенности в себе содержалось нечто явно чувственное и чрезвычайно женственное. Она, скажем так, в самом соку. Найджел не понимал, почему Норкрофт не обращает на это внимания, точнее, на нее. Бекхем совершенно явно все это видел.
   Леди Фелисити Мелвилл легко могла стать самой опасной женщиной, когда-либо встреченной Найджелом.
   – Сэр, – окликнул его Джордж.
   – Да?
   – Ваш батюшка сказал, чтобы вы пришли к нему, если прибудете в… э-э-э…
   – В приличный час? – подсказал Найджел.
   – Сэр, по-моему, он сказал «рано», – произнес Джордж с ноткой облегчения. – Он в библиотеке.
   – Жаль, что я не задержался. Спасибо, Джордж.
   Найджел ожидал, что приглашен в библиотеку для дальнейшего обсуждения истории с леди Помфри. Проклятие! Мужчине тридцати лет чрезвычайно затруднительно жить под бдительным родительским оком, пусть даже и временно. Слава Богу, ремонт в собственном доме завершат в течение недели. Он с нетерпением ожидал того момента, когда снова станет сам себе хозяином. Родители обращались с ним как с непослушным ребенком. Внутренний голос отметил, что он часто поступает как непослушный ребенок. Как и всегда, когда совесть неприятно напоминала о своем присутствии, он проигнорировал ее голос. Еще наступит время, когда придется принять на себя ответственность за титул и семью. А пока почему бы не пожить в свое удовольствие?
   Однако отец его явно считал иначе.
   Взяв себя в руки, Найджел распахнул дверь в библиотеку. Длинная комната с рядами книг и окнами от пола до потолка, яркая и веселая при свете дня, ночью выглядела удивительно уютной, несмотря на размеры. Портреты предков в проемах между окнами и позади письменного стола внушали некоторое успокоение. Отец сидел за массивным письменным старинным столом и писал что-то в гроссбухе огромных размеров.
   – Сегодня ты рано вернулся, – заметил отец, не поднимая головы.
   – Что-то не так, да? – весело поинтересовался Найджел и направился через всю комнату к столику с графином бренди и бокалами. – Постараюсь, чтобы такое больше не повторилось.
   – Представь только, как я удивлен, – пробормотал отец, не отвлекаясь от книги.
   У виконта Кавендиша всегда масса забот – политическая деятельность, управление фамильными поместьями, в том числе замком, которому несколько столетий и который нуждался в постоянном ремонте, а также множество других вопросов. Огромное количество успешных дел. Заменить его весьма затруднительно. Найджел не ожидал и не желал сейчас заменить отца. В шестьдесят пять лет его отец оставался сильным, здоровым и энергичным.
   Наполнив два бокала, Найджел пересек комнату, поставил один около отца, а сам расположился в уютном кресле. Он всегда сидел в этом кресле, когда беседовал с отцом на серьезные, а чаще несерьезные темы. Найджел подозревал, что это кресло служило аналогичной цели, когда за столом сиживал дед.
   Отец закрыл книгу, отложил ее.
   – В конце дня ничто не сравнится со стаканчиком бренди.
   – Твоя правда. Ты хотел поговорить со мной?
   Виконт откинулся на спинку кресла и всмотрелся в сына.
   – Верно.
   Найджел вздохнул:
   – Если это по поводу того инцидента с лордом и леди Помфри, могу заверить, что не собираюсь…
   – Альфред Помфри – распутный идиот и заслуживает того, что получает, женившись на женщине вдвое моложе себя. Летиция Помфри – проститутка. До замужества была проституткой, таковой и остается.
   Найджел посмотрел на отца, усмехнулся, испытывая облегчение и чувство радости.
   – Мне всегда нравились проститутки.
   – Как и большинству мужчин. Однако попрошу тебя ограничиться проститутками из числа засидевшихся девушек и не увлекаться замужними дамами.
   Обладай отец чувством юмора, беседа оказалась бы не такой неприятной.
   – Неплохо сказано, отец.
   – Спасибо. Как ты понимаешь, недостатки лорда и леди Помфри ни в коей мере не извиняют твоего поведения.
   – Конечно, нет, сэр.
   – Каковы твои планы, мальчик мой?
   – Планы? Ну… Первое, что я собирался сделать утром, так это проехаться верхом по парку. Потом навестить портного. А затем…
   – Твои планы на жизнь, Найджел…
   – На жизнь? – Найджел нахмурился. – Не уверен, что понял вопрос.
   – Меня интересует, намерен ли ты продолжать безрассудно растрачивать свои способности и мои деньги в погоне за бессмысленными удовольствиями, а также за такими, как леди Помфри.
   Найджел сделал основательный глоток бренди, чтобы обдумать ответ.
   – Насколько я помню, по слухам, сэр, вы вели себя как и я, когда были в моем возрасте.
   – В твоем возрасте я уже успел послужить в королевской армии, потерял отца и двух старших братьев, получил титул, которого не ожидал получить. Не скрою, попутно участвовал в каких-то неблаговидных делах. Тем не менее можно сказать, что я получил неплохой опыт, каким бы фривольным ни было прошлое. Ты же, мой мальчик, совершенно иное дело.
   – Отец, неужели вы желаете, чтобы я пошел в армию? – поинтересовался Найджел небрежным тоном. – Отправиться на войну, в которой участвует наша страна? Сражаться с русскими?
   – Будь у меня выбор, я не хотел бы, чтобы кто-нибудь из моих сыновей приобрел военный опыт.
   Виконт Кавендиш редко рассказывал о том времени, когда в молодости сражался против войск Наполеона в Испании. Однако Найджелу доводилось слышать рассказы о храбрости отца и его героизме. Благодаря своим способностям военачальника и мастерству на поле брани Эдмунд Кавендиш заслужил многочисленные медали, прекрасные отзывы, любовь и уважение подчиненных. Многие называли его героем. Отец отвергал это звание, говоря, что разница между героем и трусом часто сводится не более чем к одному мигу.
   – Разница состоит в выборе, который делается за долю секунды, – сказал однажды виконт сыновьям. – Те, кого мы называем героями, редко останавливаются, чтобы поразмыслить о последствиях, тогда как трус слишком задумывается, демонстрирует большой интеллект. Герой его не демонстрирует.
   Виконт Кавендиш активно протестовал против войны. Конечно, это не возымело никакого эффекта из-за антирусских настроений в Великобритании.
   – Это глупая война. Глупее многих прочих. Потому что она идет из-за надуманного вопроса, кто имеет право на ключи от церкви Рождества Христова в Вифлееме? Теперь религия – то же, что и всегда, просто предлог. – Отец задумчиво рассматривал бренди в бокале. – Французы хотят вернуть влияние, утраченное после разгрома Наполеона. Русские хотят упрочить собственное положение. Турция едва справляется с внутренними проблемами, не говоря уже о международных вопросах, а британцы обеспокоены всем сразу и тем, как это повлияет на наши собственные интересы.
   Найджел хмыкнул:
   – Странно сознавать, что в этом мы заодно с французами.
   – И то правда. Мы долго были с французами настоящими врагами. – Он внимательно оглядел сына. – Но ты понимаешь, в чем тут дело, так?
   – Это очень похоже на то, как распутывают веревки. Как только найдешь один конец, нетрудно распутать остальное.
   – У тебя блестящий интеллект, Найджел. Я долго думал, не предпочитаешь ли ты казаться окружающим иным.
   – Изменить мнение людей не в моей власти.
   – Разумеется, в твоей. Ты производишь впечатление, что в голове у тебя нет ничего, кроме мыслей о следующей ставке и следующей женщине. Зачем тебе это надо?
   Найджел поднял бокал.
   – Не забудь упомянуть следующую бутылку вина. Или бренди, как сейчас.
   – Пожалуйста, ответь серьезно.
   – Мне не особенно нравятся серьезные ответы. Они такие… такие… серьезные. Думаю, проще жить согласно ожиданиям людей, чем превышая их.
   – Значит, ты ощущаешь, что люди ожидают от тебя многого?
   Найджел встретился с отцом глазами. Оба долго молчали.
   – Жаль, что я разочаровал тебя. Ты подчеркнул, что в моем возрасте ты уже…
   – Это было иное время и иной мир… – Старший Кавендиш покачал головой. – Если ты воспринял мои слова так, будто я разочарован в тебе, прости. Я не это имел в виду.
   Найджел тщательно подбирал слова:
   – Значит, ты не разочарован?
   – Пока нет. – Отец улыбнулся и с облегчением откинулся на спинку кресла. – А ты не задумывался, почему я никогда серьезно не критиковал твое поведение, как бы постыдно временами оно ни было?
   – Я бы не говорил «никогда», – пробормотал Найджел, перебирая в памяти бесчисленные выговоры.
   Виконт рассмеялся:
   – Может быть, «никогда» – слово и неподходящее, но ты должен признать, что моя реакция на твои действия относительно мягкая. Я никогда не урезал твое содержание, не высылал тебя в деревню и не предпринимал никаких действий, чтобы обуздать тебя. Хочешь знать почему?
   – Да, это было бы очень интересно.
   – Я так терпимо отношусь к твоему поведению именно из-за моего прошлого. Нет, дело не в развлечениях и кутежах.
   Отец допил бренди и взглянул на свой бокал. Найджел принес графин и наполнил бокал отца.
   – Знаешь, я не ожидал, что стану следующим виконтом. Моего старшего брата Артура готовили к этому титулу с самого рождения. Я был третьим сыном, и отец купил мне офицерский патент. В конце концов, меня можно было и потерять.
   Найджел был удивлен: отец говорил о семье еще реже, чем о военной службе.
   – Отец, тебе не обязательно…
   – Найджел, наверное, время пришло. Понимаешь, есть вещи, которые тебе следует знать.
   Найджела охватило странное чувство, но он постарался сохранить веселый тон:
   – Секреты, отец? Семейные тайны и все такое?
   – К сожалению, ничего столь интригующего. – Он немного помолчал, будто раздумывая о прошлом, затем продолжил: – Я думал, армия – то место, где может сделать блестящую карьеру человек, находящийся в моем положении, и с радостью отправился сражаться с французами. Позволь тебе заметить, общее представление о войне гораздо приятнее реальности. В любом случае у моего отца оставался наследник и запасной вариант – Лайонел, мой другой брат. Жизнь его была значительно фривольнее твоей. Лайонел был очень веселым. В то время как Артур все время размышлял о долге и ответственности, Лайонела занимали рулетка и любовные победы. Трудно найти две столь противоположные натуры, и все же они очень любили друг друга. И мы все их любили. – Отец улыбнулся такой печальной, задумчивой улыбкой, какой Найджел никогда не видел. – Я обожал и Лайонела, и Артура, никогда не одобрявшего поведения Лайонела. Ты очень напоминаешь мне Лайонела.
   Найджел перевел взгляд на небольшой портрет Лайонела, висевший справа от отца.
   – Потому что я на него похож?
   – Сходство заметное, но я имел в виду другое.
   – Тогда, боюсь, это не комплимент.
   – Именно комплимент. По натуре он не был безнравственным, просто любил повеселиться. Лайонел был занятным и умным. Ему каким-то образом удавалось внушить себе мысль, что мир не так уж и мрачен, если в нем есть он. К сожалению, он был безрассуден и пал на дуэли жертвой ревнивого мужа. Я был в Испании, когда он умер. Когда до меня дошло известие о смерти Лайонела, скоропостижно скончался и мой отец. Артур не торопил меня вернуться. Теперь он стал виконтом и быстро освоился с новым положением. Разумеется, помощник ему не требовался. К сожалению, способности моего брата оказались скорее внешние. Как я узнал позже, на момент смерти отца его дела были в некотором беспорядке. Думаю, Артур пытался сделать все, что мог, но это оказалось ему не по силам. А когда он умер, все перешло ко мне. – Он взглянул на сына. – Артур умер, упав с лошади. Ты это знал?
   – Кажется, да.
   Знания Найджела о родственниках отца ограничивались смутными воспоминаниями и какими-то случайными замечаниями.
   – Артур был великолепным наездником. Ни у кого не было такой посадки, как у него. – Виконт помолчал. – Странно, что его судьба решилась таким образом.
   Найджел взглянул на отца.
   – Ты подозреваешь нечто иное, чем несчастный случай?
   – Не совсем, но, если не забывать о способностях Артура, это выглядело странно. – Отец тяжело вздохнул. – Не стоит и говорить, что я сразу же вернулся домой и был поражен, обнаружив, сколь плачевно наше финансовое состояние. В этом отношении Артур ничего не достиг. Он понятия не имел, что надо делать. Все легло на мои плечи. Я работал, брал кредиты, продал кое-какую собственность, вложил средства в поместья, то есть поступал так, как всегда поступали люди в моем положении. Нашел жену с прекрасными связями и внушительным приданым.
   – У меня всегда складывалось впечатление, что вы с матушкой поженились по любви.
   – Ясное дело. – Отец улыбнулся. – Но я начал ухаживать за ней не потому, что она была симпатичной и умной, хотя это значительно облегчило дело, а потому, что обладала положением и состоянием. Пусть так, но я понял, что для меня она единственная женщина в мире, когда встретился с ней взглядом.
   – Взглядом? – Найджел сдвинул брови. – А что такого было в ее глазах?
   – Они были да и остались такими синими и глубокими, что в них можно утонуть и встретить свою смерть счастливым человеком. Разве ты никогда не обращал внимания на глаза матери?
   – Очевидно, нет.
   Конечно, он знал, что у матери синие глаза, но ему ни разу не приходило в голову, что они какие-то особенные. В конце концов, она была его матерью. Может быть, такие вещи в матерях не замечают.
   Разумеется, он заметил, какие глаза у леди Фелисити. Она, конечно, не была для него единственной женщиной в мире. Он пока не собирался останавливать свое внимание на одной женщине. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Какими бы притягательными ни были ее карие глаза, какой бы привлекательной ни была ее внешность, какими бы интригующими ни были ее манеры, леди Фелисити Мелвилл совершенно ему не подходила. У него свои четкие правила относительно женщин, подобных ей. Молодых незамужних благовоспитанных девственниц. У светских дам типа леди Фелисити лишь одна мысль, когда дело касается такого необыкновенного мужчины, как он. И этого достаточно, чтобы отбить всякое желание для дальнейшего общения. Лучше всего впредь избегать леди Фелисити.
   – Мудрость твоей матери и ее смелость помогли мне в той же мере, что и ее деньги. Сегодня фамильное состояние снова упрочено. Когда оно попадет в твои руки… тебе будет гораздо легче, чем мне.
   – А ты уверен, что я не растрачу его?