Страница:
Сослуживцы реагировали на присутствие Ольги так же, как и я когда-то, то есть пребывали в состоянии обалдения. Разве что мичман Алексеев хитро щурился – мол, молодец, не упускай такую кралю.
Посмотреть действительно есть на что – небольшого роста стройная брюнетка с короткой – до плеч – стрижкой, пронзительными синими глазами и правильными чертами лица. Чуть вздернутый нос, чувственные губы, смуглая кожа – само совершенство. Лет двадцать пять на вид. При взгляде на нее становилось понятно, что имелось в виду под определением «знойная женщина».
Представьте мое состояние, когда она с месяц назад вдруг проявила ко мне интерес. Причем отнюдь не профессиональный, а как к мужчине. Началось все, правда, несколько ранее – примерно три месяца назад – с разговора во флотском чате. Меня привлекли высказывания девушки с ником Freya о счастье. Уж очень они отличались от обычного девичьего бреда о любви, второй половинке, семье и доме.
Freya: «Счастье – когда человек, которого ты провожаешь в путь, возвращается живым. Счастье – когда ты сообщаешь окружающим, что он вернулся. Когда наблюдаешь за их лицами, видишь на них радость и радуешься сама от осознания того факта, что это ты доставила им это счастье. А еще большее счастье видеть лицо вернувшегося живым человека».
Тарасоff: «А как же любовь? Чувства? Романтика? Семья? Дом?»
Freya: «Глупости. Бред гражданских дурочек. На войне счастье вполне конкретно, и лично для меня оно такое. Я диспетчер».
Мы проболтали несколько часов, вечер незаметно перерос в ночь, а спать я лег вообще под утро. Я тогда не знал, что Freya – та самая девушка с синими глазами, что так запала в душу. Через два месяца она предложила встретиться. Сюрприз удался на славу.
Потом она призналась, что сразу поняла по нику, кто ее собеседник. И постепенно заинтересовалась мной всерьез. Вот уже месяц мы встречаемся. У нас романтический период – прогулки по зоне отдыха, совместные посещения развлекательных мероприятий в «Эполете», поцелуи под местной луной, правда, в оранжерее – вне базы не очень-то погуляешь, планету недаром назвали Бурная. Процесс терраформирования еще только в самом начале, это лет через пятьдесят здесь будет более-менее приемлемый климат.
– Пойдем, – потянула она меня за руку.
– А может… посидите с нами немного? – отчаянно краснея, спросил оробевший Котов.
– Извините меня, но нам нужно обсудить кое-какие вопросы личного характера, – отрезала похитительница и потащила меня к выходу.
Мне не оставалось ничего иного, как виновато улыбнуться собутыльникам и направиться за ней. Хотя я и не сопротивлялся, если честно.
Ольга привела меня в оранжерею, на наше обычное место. Не представляю, как можно в таком крошечном искусственном садике отыскать укромный уголок, но ей это удалось. В самом дальнем углу, на стыке двух стен и крыши из прозрачного пластика, несколько земных туй, обвитых боллианскими лианами, образовали небольшой растительный грот. Здесь можно было с некоторым трудом усесться вдвоем, если тесно прижаться друг к другу. И кусок местного сурового неба в просвете крон. Сейчас как раз один из редких моментов, когда тучи разошлись и проступил рисунок звезд, таких ярких в еще только формирующейся атмосфере колонизируемого мира…
Устроившись на мягкой траве, я приобнял спутницу за плечи и принялся изучать созвездия над головой. В кои-то веки я не знал, что сказать. Ольга сидела обняв колени и о чем-то думала.
– До меня дошли слухи, что ты завтра уходишь… – наконец проговорила она. – Мне кажется, что мы так и не успели сделать нечто важное… Иди ко мне.
Я не стал сопротивляться. Бывают такие моменты, когда лучше подчиниться женщине. Она на инстинктивном уровне чувствует, что сейчас будет правильно, а что не очень, и умудряется не разрушить волшебное очарование таких мгновений неуклюжими попытками что-то сказать или сделать. Я просто поддался ее порыву, ощутил вкус ее губ, прижал к себе разгоряченное тело. Она впилась в меня, словно пыталась выпить без остатка, чтобы как можно дольше потом сохранить памятью тела эти минуты. Но первый бешеный порыв быстро угас, уступив место нежности и томлению сердца, присущим всем влюбленным. А я уже давно не сомневался, что люблю ее. Мы долго не могли оторваться друг от друга, но наконец Ольга устало выдохнула и уперлась мне в грудь ладошками, отстраняясь.
– Хватит здесь маячить, – сказала она, загадочно сверкнув глазами. – Пошли к тебе.
И потянула меня за руку к выходу из оранжереи.
Я шел за ней словно во сне, машинально переставляя ноги, а в голове билась только одна мысль: наконец-то она моя…
Когда за спиной с тихим щелчком захлопнулась дверь кубрика, Ольга решительно толкнула меня в грудь, уронив на кровать. Одним гибким движением избавилась от комбинезона, оставшись в форменной белой футболке и черных трусиках. Ткань туго обтягивала идеальной формы небольшую грудь с набухшими сосками, и я почему-то никак не мог отвести от нее взгляда. Потом она столь же решительно избавилась от трусиков, продемонстрировав гладко выбритый лобок, потянулась, дав возможность оценить тело с самых соблазнительных ракурсов, и скользнула в кровать. А дальше все было как в тумане…
Потом мы просто лежали в обнимку, тесно прижавшись друг к другу. Невыразимо приятно было ощущать бархатистость ее кожи, вдыхать запах волос, слушать биение ее сердца. Так вот, оказывается, какое оно – счастье…
– Помнишь наш первый разговор в сети? – вдруг спросила она.
– «Счастье – это когда человек, которого ты провожаешь в путь, возвращается живым», – процитировал я по памяти, зарывшись лицом в ее волосы.
– Да… Возвращается живым… Мой муж два года назад не вернулся. Я думала тогда, что не смогу дальше жить. Но теперь у меня есть ты… И я прошу тебя, нет, умоляю – вернись! Вернись живым! – сорвалась она на крик.
И тут же замолчала, как будто перегорело что-то внутри.
– Я буду ждать… Ждать до конца, – прошептала она, – потому что я люблю тебя.
Вот так вот просто взяла и сказала то, что я не решался сказать уже год. Теперь я точно знаю, что пройду весь путь до конца и вернусь, ведь у меня есть такой мощный стимул – любимая женщина, которая ждет…
– Вернусь, обещаю. Обязательно вернусь, потому что я тоже тебя люблю. Ты только жди. Обязательно.
Глава 2
Посмотреть действительно есть на что – небольшого роста стройная брюнетка с короткой – до плеч – стрижкой, пронзительными синими глазами и правильными чертами лица. Чуть вздернутый нос, чувственные губы, смуглая кожа – само совершенство. Лет двадцать пять на вид. При взгляде на нее становилось понятно, что имелось в виду под определением «знойная женщина».
Представьте мое состояние, когда она с месяц назад вдруг проявила ко мне интерес. Причем отнюдь не профессиональный, а как к мужчине. Началось все, правда, несколько ранее – примерно три месяца назад – с разговора во флотском чате. Меня привлекли высказывания девушки с ником Freya о счастье. Уж очень они отличались от обычного девичьего бреда о любви, второй половинке, семье и доме.
Freya: «Счастье – когда человек, которого ты провожаешь в путь, возвращается живым. Счастье – когда ты сообщаешь окружающим, что он вернулся. Когда наблюдаешь за их лицами, видишь на них радость и радуешься сама от осознания того факта, что это ты доставила им это счастье. А еще большее счастье видеть лицо вернувшегося живым человека».
Тарасоff: «А как же любовь? Чувства? Романтика? Семья? Дом?»
Freya: «Глупости. Бред гражданских дурочек. На войне счастье вполне конкретно, и лично для меня оно такое. Я диспетчер».
Мы проболтали несколько часов, вечер незаметно перерос в ночь, а спать я лег вообще под утро. Я тогда не знал, что Freya – та самая девушка с синими глазами, что так запала в душу. Через два месяца она предложила встретиться. Сюрприз удался на славу.
Потом она призналась, что сразу поняла по нику, кто ее собеседник. И постепенно заинтересовалась мной всерьез. Вот уже месяц мы встречаемся. У нас романтический период – прогулки по зоне отдыха, совместные посещения развлекательных мероприятий в «Эполете», поцелуи под местной луной, правда, в оранжерее – вне базы не очень-то погуляешь, планету недаром назвали Бурная. Процесс терраформирования еще только в самом начале, это лет через пятьдесят здесь будет более-менее приемлемый климат.
– Пойдем, – потянула она меня за руку.
– А может… посидите с нами немного? – отчаянно краснея, спросил оробевший Котов.
– Извините меня, но нам нужно обсудить кое-какие вопросы личного характера, – отрезала похитительница и потащила меня к выходу.
Мне не оставалось ничего иного, как виновато улыбнуться собутыльникам и направиться за ней. Хотя я и не сопротивлялся, если честно.
Ольга привела меня в оранжерею, на наше обычное место. Не представляю, как можно в таком крошечном искусственном садике отыскать укромный уголок, но ей это удалось. В самом дальнем углу, на стыке двух стен и крыши из прозрачного пластика, несколько земных туй, обвитых боллианскими лианами, образовали небольшой растительный грот. Здесь можно было с некоторым трудом усесться вдвоем, если тесно прижаться друг к другу. И кусок местного сурового неба в просвете крон. Сейчас как раз один из редких моментов, когда тучи разошлись и проступил рисунок звезд, таких ярких в еще только формирующейся атмосфере колонизируемого мира…
Устроившись на мягкой траве, я приобнял спутницу за плечи и принялся изучать созвездия над головой. В кои-то веки я не знал, что сказать. Ольга сидела обняв колени и о чем-то думала.
– До меня дошли слухи, что ты завтра уходишь… – наконец проговорила она. – Мне кажется, что мы так и не успели сделать нечто важное… Иди ко мне.
Я не стал сопротивляться. Бывают такие моменты, когда лучше подчиниться женщине. Она на инстинктивном уровне чувствует, что сейчас будет правильно, а что не очень, и умудряется не разрушить волшебное очарование таких мгновений неуклюжими попытками что-то сказать или сделать. Я просто поддался ее порыву, ощутил вкус ее губ, прижал к себе разгоряченное тело. Она впилась в меня, словно пыталась выпить без остатка, чтобы как можно дольше потом сохранить памятью тела эти минуты. Но первый бешеный порыв быстро угас, уступив место нежности и томлению сердца, присущим всем влюбленным. А я уже давно не сомневался, что люблю ее. Мы долго не могли оторваться друг от друга, но наконец Ольга устало выдохнула и уперлась мне в грудь ладошками, отстраняясь.
– Хватит здесь маячить, – сказала она, загадочно сверкнув глазами. – Пошли к тебе.
И потянула меня за руку к выходу из оранжереи.
Я шел за ней словно во сне, машинально переставляя ноги, а в голове билась только одна мысль: наконец-то она моя…
Когда за спиной с тихим щелчком захлопнулась дверь кубрика, Ольга решительно толкнула меня в грудь, уронив на кровать. Одним гибким движением избавилась от комбинезона, оставшись в форменной белой футболке и черных трусиках. Ткань туго обтягивала идеальной формы небольшую грудь с набухшими сосками, и я почему-то никак не мог отвести от нее взгляда. Потом она столь же решительно избавилась от трусиков, продемонстрировав гладко выбритый лобок, потянулась, дав возможность оценить тело с самых соблазнительных ракурсов, и скользнула в кровать. А дальше все было как в тумане…
Потом мы просто лежали в обнимку, тесно прижавшись друг к другу. Невыразимо приятно было ощущать бархатистость ее кожи, вдыхать запах волос, слушать биение ее сердца. Так вот, оказывается, какое оно – счастье…
– Помнишь наш первый разговор в сети? – вдруг спросила она.
– «Счастье – это когда человек, которого ты провожаешь в путь, возвращается живым», – процитировал я по памяти, зарывшись лицом в ее волосы.
– Да… Возвращается живым… Мой муж два года назад не вернулся. Я думала тогда, что не смогу дальше жить. Но теперь у меня есть ты… И я прошу тебя, нет, умоляю – вернись! Вернись живым! – сорвалась она на крик.
И тут же замолчала, как будто перегорело что-то внутри.
– Я буду ждать… Ждать до конца, – прошептала она, – потому что я люблю тебя.
Вот так вот просто взяла и сказала то, что я не решался сказать уже год. Теперь я точно знаю, что пройду весь путь до конца и вернусь, ведь у меня есть такой мощный стимул – любимая женщина, которая ждет…
– Вернусь, обещаю. Обязательно вернусь, потому что я тоже тебя люблю. Ты только жди. Обязательно.
Глава 2
Система Вольф-1061, планета Бурная,
база космофлота «Северная»
23 февраля 2535 года
– Товарищи офицеры! Через десять минут начнем процедуру переброски, – известил нас лейтенант Офиногенов и склонился над громоздким пультом, соединенным толстенным кабелем с рамкой внутрисистемного грузового телепорта.
Я стоял и маялся в ожидании, загрузив мозги проверкой списка снаряжения. Вроде ничего не забыл, даже на всякий случай к «вихрю» тактический фонарь прицепил, а на пояс повесил флягу с коньяком – лишним он точно не будет. Нервы они ведь не железные. Рядом точно так же мялись полностью экипированные капитан Гречко и старший лейтенант Матвеев. Парни вчера допоздна засиделись в «Эполете» и сегодня страдали похмельем, но не настолько сильно, чтобы это угрожало заданию. В общем, нормальное для военного состояние. В руках Гречко сжимал такой же, как и у меня, автомат, а из кобуры на правом боку торчала рукоятка мощного Ruger PRO-7 калибра 11,5 мм. Матвеев в качестве основного оружия предпочел снайперскую винтовку «Кобра-М» под зверский четырнадцатимиллиметровый унитар. Отдача у нее будь здоров, не представляю, как миниатюрный старлей с ней управляется. Для ближнего боя у него был припасен компактный «викинг», здорово смахивавший на древний хеклеровский МР-5, калибром 9 мм, и стандартный АПС-17, благо боеприпас оба ствола потребляли одинаковый. Серьезно подготовились парни к походу, ничего не скажешь.
Вообще день двадцать третьего февраля начался совершенно буднично – никто не выдергивал нас из постелей, не орали сирены по всей базе, а суета в коридорах не выходила за обычный свой уровень. И оркестра с толпой провожающих у входа в грузовой терминал не было. Даже обидно как-то.
Я дисциплинированно поднялся по будильнику в восемь утра, поцеловал сладко спящую Ольгу. Умылся, побрился, принял душ, озаботился завтраком для двоих, оставив ее половину на подносе в кресле. Затем облачился в повседневку и, загрузившись оружейным кофром, отправился на вещевой склад. Ольгу будить не стал, все самое важное сказано ночью, а продлять прощание не хотелось.
На складе под присмотром прапорщика Скупого облачился в подогнанное вчера снаряжение, навьючился рюкзаком, увешался оружием и убыл в сторону грузового терминала. Здесь я столкнулся с сослуживцами в лице Гречко и Матвеева, а также с начальством числом двое: капитаном первого ранга Борщевским и подполковником Калининым. Офиногенов тут же колдовал над аппаратурой. Наручные часы показывали половину десятого утра. Нормально, отправка намечалась на десять ноль-ноль.
– Здравия желаю! – поздоровался я сразу со всеми.
– И тебе не кашлять, – отозвался Борщевский. Он у нас, когда в хорошем настроении, и пошутить может. Правда, не все его шутки можно назвать безобидными. – Скоро начнем уже, садись, не мельтеши тут.
И правда, рядом с рамкой телепорта нашлась парочка свободных стульев. Поэтому я не стал упорствовать и уселся на ближайший.
Кому-то может показаться, что у нас не военный объект, а чуть ли не гражданский порт – судя по бардаку и весьма демократичному распорядку дня. Это далеко не так. Патрулирование ведется вахтовым методом – две недели в пространстве, в консервной банке фрегата, потом две недели на базе. Пребывание на базе, хотя и считается отдыхом, является неотъемлемой частью службы. Потому и дисциплина среди личного состава поддерживается строгая, и распорядок выполняется неукоснительно. Просто по сравнению с рядовым и младшим командным составом, обитающим в казармах, офицеры во внеслужебное время обладают куда большей свободой. Это как на работу в офис, например, ходить – отбыл с восьми до пяти и свободен. В будни офицер Морской пехоты вместе с бойцами занимается учебой, тренировками и подготовкой оружия и снаряжения. Охрану базы несут специально для этого предназначенные подразделения, поэтому выполнять несвойственные задачи нам почти не приходится. Плюс персональное распоряжение коменданта базы отдыхать до отправки. Так и получилось, что последние два дня я был занят блаженным ничегонеделанием. Ну, почти, если не считать брифинги и посещения вещевого склада. Ах да, забыл – еще в медблок пришлось заглянуть, на прививки. И вот «час Х» почти настал.
Подполковник Калинин поднялся со стула и окинул нас сосредоточенным взглядом:
– Товарищи офицеры! Заключительный инструктаж никто не отменял. Ваша задача – проникнуть на планету Ахерон и провести первичную разведку. Задача-минимум – разведать пункт назначения и ближайшие окрестности. Постараться вывести телепортационное оборудование из режима сна, подключить источник энергии. Тогда мы сможем организовать более устойчивый и менее энергоемкий канал для вашего возвращения. Если этого сделать не удастся, вам необходимо установить связь с группой на Мьёллнире. Котов и Алексеев благополучно совершили переход два часа назад. В их задачу помимо активации маяка для приема разведывательного крейсера входит и ваша техническая поддержка. Задача-максимум – вступить в контакт с местным населением и собрать как можно больше сведений о текущих делах в системе. Приоритетным также является проникновение в базы данных военных объектов, буде таковые сохранились. Любые сведения о положении на момент начала конфликта с легорийцами обладают высочайшей ценностью, особенно места базирования кораблей флота, а также боевые приказы первых часов войны. Более всего нас интересует местонахождение экспериментальных крейсеров «Гордый» и «Персей» или любые, повторяю, любые сведения об их судьбе. Связь с базой будете держать через группу на Мьёллнире, с вероятностью более семидесяти процентов им удастся в ближайшее время наладить стабильный канал переброски. Также каждый седьмой день в 13.00 по федеральному времени мы будем открывать канал для старшего лейтенанта Матвеева, в 13.10 для капитана Гречко, а в 13.20 для капитан-лейтенанта Тарасова. В активном состоянии каналы будут держаться в течение пяти минут. Это основной путь эвакуации. Чаще осуществлять связь посредством телепорта не представляется возможным. Шесть суток – минимальное время для накопления энергии. Вопросы? Вопросов нет, – закончил речь Калинин. – В таком случае, желаю удачи.
Лейтенант Офиногенов оторвался от пульта и переключил внимание на нас.
– Товарищи офицеры, готовность пять минут! – возвестил он. – Первым отправляется старший лейтенант Матвеев, потом около пяти минут на перенастройку точки выхода, и уходит капитан Гречко. Затем еще корректура, и совершает переход капитан-лейтенант Тарасов. Вопросы есть?
Какие тут могут быть вопросы… Я вообще в теории телепортации мало смыслю, хоть и технарь. Как удалось умникам из техотдела СБ вклиниться во внутрисистемный телепорт через такую бездну пространства, а тем более активировать его извне – за гранью моего понимания. Но, видимо, трудности тут есть, и весьма значительные, иначе такой способ перемещения из системы в систему вовсю бы использовался уже не один год. Все упирается в энергозатраты, Калинин на брифинге это упоминал.
– Вопросов нет, – вместо лейтенанта резюмировал Борщевский. – Не буду напоминать вам, ребята, как много от вас зависит. Не мальчики уже, сами понимаете. Просто постарайтесь уцелеть. С Богом!
– Начинаю обратный отсчет, – произнес Офиногенов. – Пять! Четыре! Три! Два! Один! Канал открыт!
В раме телепорта возникла зеркальная поверхность, изредка бегущая рябью. Где-то под нами натужно загудели энергоблоки, по балкам портала пробежали синие искры, и пространственное окно сменило цвет с серебристого на непроницаемо-черный. Однако через забрало активированного шлема в бледно-зеленом свете можно было разглядеть в раме очертания какого-то порядочно захламленного помещения.
– Матвеев, пошел! – скомандовал Офиногенов.
Тот не стал медлить и решительно шагнул в черный провал. Поверхность перед ним спружинила, вытянулась, как мембрана из эластичной пленки, и наконец поддалась. Матвеев прорвал завесу измененного пространства телом и провалился куда-то в темноту. Края мембраны моментально срослись, перед нами вновь возникла рябая зеркальная поверхность.
– Переход осуществлен в штатном режиме, – тут же прокомментировал лейтенант Офиногенов. – Перенастраиваю координаты точки выхода. Готовность пять минут.
Признаться, я несколько мандражировал, наблюдая за отправкой Матвеева. Почему-то до самого конца не верилось, что все пройдет как надо и лейтенанта не распылит на атомы в момент перехода. Однако обошлось, и я украдкой выдохнул облегченно.
Офиногенов тем временем с пулеметной скоростью барабанил по клавиатуре навигационного комплекса. Выражение лица сосредоточенное, однако без признаков беспокойства.
– Начинаю обратный отсчет! Пять! Четыре! Три! Два! Один! Канал открыт!
Капитан шагнул к раме телепорта.
– Переход осуществлен в штатном режиме, – вновь доложил лейтенант Офиногенов. – Перенастраиваю координаты точки выхода. Готовность пять минут.
Это у него прямо мантра. Успокаивает себя так, или, может, по инструкции положено? Наверное, все-таки по инструкции, без них у нас ничего не делается… Поймал себя на том, что мысли скачут галопом. Думаю обо всем и ни о чем одновременно, лишь бы не фокусироваться на предстоящем прыжке сквозь бездну пространства. Страшно до жути. Даже стыдно.
– Канал перенастроен, – опять завел песню Офиногенов, – начинаю обратный отсчет: пять, четыре, три… О черт!!!
Энергоблоки загудели особенно натужно, с надрывом. По зеркалу телепорта побежала крупная рябь, по раме вились светящейся змейкой искры. Не нравится мне это!..
– Канал не стабилен, канал не стабилен! – заволновался Офиногенов, изменившись в лице.
– Осуществляем переход, – спокойно произнес подполковник Калинин, уперев в меня тяжелый взгляд.
– Как скажу «один», резко впрыгивай в окно! – проорал Офиногенов, в бешеном темпе молотя клавиатуру. – Не бойся, исходов может быть только два – или уйдешь в систему Ахерона, или здесь выбросит. На куски не разорвет, прецеденты были. Сейчас, еще чуть-чуть…
Я подошел вплотную к мерцающей раме, напрягся в ожидании команды…
– Один!!! – рявкнул лейтенант, и я ласточкой нырнул в провал, изо всех сил оттолкнувшись ногами.
Не знаю, что наблюдали провожающие, но в момент прорыва мембраны я ощутил, как меня сжимают огромные тиски. Тут же в тело вонзился заряд энергии колоссальной мощности, заставив буквально каждую клетку завопить от боли. А затем сознание померкло. Но перед самым уходом в небытие я ощутил удар всем телом обо что-то твердое…
Система Риггос-2, планета Ахерон, База-7
23 февраля 2535 года
Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Первые пару минут я не ощущал абсолютно ничего, даже сомнение закралось – а не в отключке ли я до сих пор? Однако затем все встало на свои места – в мозгу будто щелкнул выключатель, и накатила волна дикой боли. Тело мое непроизвольно выгнулось дугой, а потом застыло в скрюченной позе эмбриона. Ощущение было такое, словно меня окунули в чан с крутым кипятком, и он впитался в каждую пору кожи, по капиллярам проник в кровеносную систему и добрался до костного мозга. Наверное, так себя чувствуют мученики, которых в аду на сковородках поджаривают. Я дико заорал, попытавшись смягчить боль, но помогло это слабо. Жжение даже усилилось, отбив всякое желание дергаться, перегрузило нервные центры, и наконец я снова провалился в забытье…
Повторное возвращение из глубин беспамятства далось легче. Боль никуда не исчезла, однако стала значительно слабее – настолько, что я смог сдержать стон. Вернулась способность конструктивно мыслить, что позволило заняться анализом собственного состояния. Приказав себе забыть о боли, прислушался к ощущениям. Забавно, но кроме осязания, сообщившего, что лежу на чем-то твердом, остальные чувства служить отказались. Я ничего не слышал – тишина нарушалась только звоном в ушах; ничего не видел – одни лишь цветные пятна перед глазами, какие бывают, если неосмотрительно взглянешь на солнце без темных очков. Еще очень хорошо ощущалось пересохшее горло, а язык напоминал наждачную бумагу. И еще я дышал. Немного затхлый воздух с привкусом плесени благодатным потоком вливался в легкие, минуя патроны-регенераторы. Зацепившись за данный факт, мысли побежали веселее. Какие мы можем сделать выводы из вышеизложенного? Во-первых, я не в открытом космосе, иначе не лежал бы, а парил в невесомости. Во-вторых, меня окружает пригодная для дыхания атмосфера, а значит, я на поверхности планеты или в каком-то помещении с вентиляцией. На заброшенных космических объектах неоткуда взяться атмосфере, а если и есть, то не может там воздух, бесконечное число раз прошедший через регенераторы, пахнуть плесенью. В-третьих, я относительно цел, то есть руки-ноги в комплекте, о чем не позволяет забыть жжение в конечностях. И, в-четвертых, что-то стряслось с боевым костюмом.
Собственно, думать уже достаточно, пора переходить к действиям. Чем я и занялся, с некоторым трудом переместив тело из лежачего положения в сидячее. Переждал приступ головокружения, глотнул тоника из трубки в шлеме. Стало чуть легче. По крайней мере, горло уже не напоминало Сахару, а язык из крупной наждачки превратился в мелкую шлифовальную бумагу. Затем ощупал голову и решительно стянул шлем, сразу же услышав шорох собственной одежды. Глухо стукнуло забрало, зацепившись за магазин в кармане «разгрузки». Где-то недалеко капала вода. Зрение тоже вернулось – позади меня располагался слабенький источник света, который не позволял толком различить детали окружающей обстановки, зато сам легко фиксировался глазом. Обернувшись, я разглядел раму телепорта, на которой светился синий диод – стандартный сигнал подключенного питания. Это радует, даже очень: помещение не обесточено, значит, должно работать хотя бы аварийное освещение. Чтобы осмотреться, мне и его будет за глаза. Осталось только найти рубильник.
Медленно и осторожно поднявшись на ноги, дабы во что-нибудь не врезаться головой, я нашарил на правом плече автомат и включил тактический фонарь. Не зря все-таки озаботился его установкой, сразу же пригодился. Пошарил ярким лучом по раме телепорта, пультам и близлежащей стене, но ничего похожего на рубильник не обнаружил. Крутнулся вокруг собственной оси, разрезав лучом многолетнюю тьму. Подсвечивая под ноги, пошел направо и в скором времени уперся в боковую стену. Судя по размеру телепорта, терминал был небольшим. Прием массивных габаритных грузов здесь не предусматривался, а потому и зал должен быть довольно скромных размеров. Так оно и оказалось. Буквально через пару десятков шагов я уперся в торцовую стену, оснащенную воротами с широкими раздвижными створками. Здесь же в простенке располагался распределительный щит аварийного освещения с искомым рубильником. С некоторой опаской повернул рычаг, замер в ожидании удара током. Ничего не произошло. Неужели резерв сдох? Досадно… Однако в этот момент в стенке загудело натужно, мигнули пару раз и зажглись тусклые диодные лампы, развешанные по периметру на высоте чуть выше человеческого роста. Я с облегчением выдохнул и выключил фонарь. Теперь можно и осмотреться.
Первичный осмотр помещения выявил в нем отсутствие живых существ, за исключением меня самого. Внушительные ворота закрыты, щель между створками отсутствовала, так что можно какое-то время чувствовать себя в безопасности. В остальном терминал ничем не отличался от аналогичных помещений на любой базе – прямоугольный зал метров десяти длиной и около пяти шириной. Дальняя торцовая стена занята рамой телепорта примерно два на два метра. Рядом громоздкий пульт системы управления, перед ним кресло оператора. Боковые стены уставлены невысокими стеллажами, в ближнем левом углу отгорожен закуток для складирования мелких грузов – в общем, все как обычно. За исключением того факта, что все поверхности, кроме разве что потолка, покрыты толстенным слоем рыхлой пыли. Да и в воздухе ощущалась приличная концентрация, особенно после того, как взрыл ее хождениями – на полу остались глубокие следы. Чувствуется, что помещение не использовалось уже давно, десятки, если не сотни, лет. А я, наивный, подумал, что лампы тусклые! Да они просто пылью заросли.
Не обнаружив в зале ничего интересного, я проковылял к стене с телепортом, по пути чихая и отплевываясь от забившей носоглотку мелкой трухи. Скинул рюкзак, аккуратно положил автомат на сенсорную клавиатуру навигационного компьютера – у Офиногенова на пульте, помнится, такая же была – и осторожно опустился в кресло оператора. Провалился самую малость – обивка за много лет успела истлеть, но пластиковое сиденье держалось крепко. Ну вот, теперь можно и о себе позаботиться, а то достало уже противное жжение во всем теле. Стянул перчатки, пошарил в нарукавном кармане и извлек на свет божий упаковку универсального «пейнкиллера». Сжевал таблетку, с удовольствием ощутив, как уходит боль, оставляя взамен лишь легкую слабость и головокружение. Но и это скоро пройдет – побочный эффект от лекарства. Тоника бы сейчас, но рюкзак ворочать лень. А посему я дотянулся до фляги на поясе и с удовольствием глотнул коньяка. Подумал чуточку и извлек из потайного кармана маленькую плитку шоколада. Под закусь живительная влага пошла еще веселее. Однако увлекаться не стоило, а посему я ограничился еще парой глотков и спрятал емкость.
Посидев несколько минут в расслабленной позе, я решительно поднялся и приступил к осмотру снаряжения. Поверхностный анализ выдал неутешительный результат. Оружие и боеприпасы целы, но баллистический компьютер приказал долго жить. Вот почему я ничего не видел и не слышал в шлеме. По этой же причине не сработала аптечка. С экзоскелетом тоже можно было попрощаться – без компьютера он превратился в бесполезные эластичные жгуты, протянутые вдоль тела. Равно как и с активной защитой, несмотря на достаточный заряд в энергоблоках. Чем же меня так приложило во время перехода? Сдается мне, тут причина всех бед…
Взгляд зацепился за пульт телепорта. Под толстым слоем пыли ничего не было видно, но, когда я положил на него автомат, а затем и перчатки бросил, целостность покрытия нарушилась. Теперь на нем можно было различить мерцание какого-то сенсора. Я сгреб в сторону автомат и перчатки, смахнул пыль и получил доступ к контрольному монитору, который, собственно, и мигал диодом. Ткнул в сенсорный экран пальцем, пробудив его к жизни. Прямо по центру торчала большая табличка с предупреждением: «Критический уровень энергии! Возможны сбои в работе! Рекомендуется включить основное питание».
Вот все и прояснилось. За сотню лет энергонакопители почти сдохли, и если на поддержание системы управления в ждущем режиме, равно как и на аварийное освещение, энергии хватало с избытком, то на активацию телепорта и переброску груза уже нет. Тем более на такие расстояния. Поэтому непосредственно в момент перехода произошел сбой канала. Мне еще повезло, что выбросило в пункте назначения целиком, а не фрагментами, что бы там Офиногенов ни говорил. Всего лишь под энергопробой угодил. Однако всей активированной электронике хана приснилась. И каждые седьмые сутки обратный канал теперь не пробьют, это сто процентов. Со связью даже в пределах планеты вполне очевидная проблема – передатчик в шлеме, а он сдох. Как говорит один мой знакомый прапор, мы не ищем проблем, они сами нас находят.
база космофлота «Северная»
23 февраля 2535 года
– Товарищи офицеры! Через десять минут начнем процедуру переброски, – известил нас лейтенант Офиногенов и склонился над громоздким пультом, соединенным толстенным кабелем с рамкой внутрисистемного грузового телепорта.
Я стоял и маялся в ожидании, загрузив мозги проверкой списка снаряжения. Вроде ничего не забыл, даже на всякий случай к «вихрю» тактический фонарь прицепил, а на пояс повесил флягу с коньяком – лишним он точно не будет. Нервы они ведь не железные. Рядом точно так же мялись полностью экипированные капитан Гречко и старший лейтенант Матвеев. Парни вчера допоздна засиделись в «Эполете» и сегодня страдали похмельем, но не настолько сильно, чтобы это угрожало заданию. В общем, нормальное для военного состояние. В руках Гречко сжимал такой же, как и у меня, автомат, а из кобуры на правом боку торчала рукоятка мощного Ruger PRO-7 калибра 11,5 мм. Матвеев в качестве основного оружия предпочел снайперскую винтовку «Кобра-М» под зверский четырнадцатимиллиметровый унитар. Отдача у нее будь здоров, не представляю, как миниатюрный старлей с ней управляется. Для ближнего боя у него был припасен компактный «викинг», здорово смахивавший на древний хеклеровский МР-5, калибром 9 мм, и стандартный АПС-17, благо боеприпас оба ствола потребляли одинаковый. Серьезно подготовились парни к походу, ничего не скажешь.
Вообще день двадцать третьего февраля начался совершенно буднично – никто не выдергивал нас из постелей, не орали сирены по всей базе, а суета в коридорах не выходила за обычный свой уровень. И оркестра с толпой провожающих у входа в грузовой терминал не было. Даже обидно как-то.
Я дисциплинированно поднялся по будильнику в восемь утра, поцеловал сладко спящую Ольгу. Умылся, побрился, принял душ, озаботился завтраком для двоих, оставив ее половину на подносе в кресле. Затем облачился в повседневку и, загрузившись оружейным кофром, отправился на вещевой склад. Ольгу будить не стал, все самое важное сказано ночью, а продлять прощание не хотелось.
На складе под присмотром прапорщика Скупого облачился в подогнанное вчера снаряжение, навьючился рюкзаком, увешался оружием и убыл в сторону грузового терминала. Здесь я столкнулся с сослуживцами в лице Гречко и Матвеева, а также с начальством числом двое: капитаном первого ранга Борщевским и подполковником Калининым. Офиногенов тут же колдовал над аппаратурой. Наручные часы показывали половину десятого утра. Нормально, отправка намечалась на десять ноль-ноль.
– Здравия желаю! – поздоровался я сразу со всеми.
– И тебе не кашлять, – отозвался Борщевский. Он у нас, когда в хорошем настроении, и пошутить может. Правда, не все его шутки можно назвать безобидными. – Скоро начнем уже, садись, не мельтеши тут.
И правда, рядом с рамкой телепорта нашлась парочка свободных стульев. Поэтому я не стал упорствовать и уселся на ближайший.
Кому-то может показаться, что у нас не военный объект, а чуть ли не гражданский порт – судя по бардаку и весьма демократичному распорядку дня. Это далеко не так. Патрулирование ведется вахтовым методом – две недели в пространстве, в консервной банке фрегата, потом две недели на базе. Пребывание на базе, хотя и считается отдыхом, является неотъемлемой частью службы. Потому и дисциплина среди личного состава поддерживается строгая, и распорядок выполняется неукоснительно. Просто по сравнению с рядовым и младшим командным составом, обитающим в казармах, офицеры во внеслужебное время обладают куда большей свободой. Это как на работу в офис, например, ходить – отбыл с восьми до пяти и свободен. В будни офицер Морской пехоты вместе с бойцами занимается учебой, тренировками и подготовкой оружия и снаряжения. Охрану базы несут специально для этого предназначенные подразделения, поэтому выполнять несвойственные задачи нам почти не приходится. Плюс персональное распоряжение коменданта базы отдыхать до отправки. Так и получилось, что последние два дня я был занят блаженным ничегонеделанием. Ну, почти, если не считать брифинги и посещения вещевого склада. Ах да, забыл – еще в медблок пришлось заглянуть, на прививки. И вот «час Х» почти настал.
Подполковник Калинин поднялся со стула и окинул нас сосредоточенным взглядом:
– Товарищи офицеры! Заключительный инструктаж никто не отменял. Ваша задача – проникнуть на планету Ахерон и провести первичную разведку. Задача-минимум – разведать пункт назначения и ближайшие окрестности. Постараться вывести телепортационное оборудование из режима сна, подключить источник энергии. Тогда мы сможем организовать более устойчивый и менее энергоемкий канал для вашего возвращения. Если этого сделать не удастся, вам необходимо установить связь с группой на Мьёллнире. Котов и Алексеев благополучно совершили переход два часа назад. В их задачу помимо активации маяка для приема разведывательного крейсера входит и ваша техническая поддержка. Задача-максимум – вступить в контакт с местным населением и собрать как можно больше сведений о текущих делах в системе. Приоритетным также является проникновение в базы данных военных объектов, буде таковые сохранились. Любые сведения о положении на момент начала конфликта с легорийцами обладают высочайшей ценностью, особенно места базирования кораблей флота, а также боевые приказы первых часов войны. Более всего нас интересует местонахождение экспериментальных крейсеров «Гордый» и «Персей» или любые, повторяю, любые сведения об их судьбе. Связь с базой будете держать через группу на Мьёллнире, с вероятностью более семидесяти процентов им удастся в ближайшее время наладить стабильный канал переброски. Также каждый седьмой день в 13.00 по федеральному времени мы будем открывать канал для старшего лейтенанта Матвеева, в 13.10 для капитана Гречко, а в 13.20 для капитан-лейтенанта Тарасова. В активном состоянии каналы будут держаться в течение пяти минут. Это основной путь эвакуации. Чаще осуществлять связь посредством телепорта не представляется возможным. Шесть суток – минимальное время для накопления энергии. Вопросы? Вопросов нет, – закончил речь Калинин. – В таком случае, желаю удачи.
Лейтенант Офиногенов оторвался от пульта и переключил внимание на нас.
– Товарищи офицеры, готовность пять минут! – возвестил он. – Первым отправляется старший лейтенант Матвеев, потом около пяти минут на перенастройку точки выхода, и уходит капитан Гречко. Затем еще корректура, и совершает переход капитан-лейтенант Тарасов. Вопросы есть?
Какие тут могут быть вопросы… Я вообще в теории телепортации мало смыслю, хоть и технарь. Как удалось умникам из техотдела СБ вклиниться во внутрисистемный телепорт через такую бездну пространства, а тем более активировать его извне – за гранью моего понимания. Но, видимо, трудности тут есть, и весьма значительные, иначе такой способ перемещения из системы в систему вовсю бы использовался уже не один год. Все упирается в энергозатраты, Калинин на брифинге это упоминал.
– Вопросов нет, – вместо лейтенанта резюмировал Борщевский. – Не буду напоминать вам, ребята, как много от вас зависит. Не мальчики уже, сами понимаете. Просто постарайтесь уцелеть. С Богом!
– Начинаю обратный отсчет, – произнес Офиногенов. – Пять! Четыре! Три! Два! Один! Канал открыт!
В раме телепорта возникла зеркальная поверхность, изредка бегущая рябью. Где-то под нами натужно загудели энергоблоки, по балкам портала пробежали синие искры, и пространственное окно сменило цвет с серебристого на непроницаемо-черный. Однако через забрало активированного шлема в бледно-зеленом свете можно было разглядеть в раме очертания какого-то порядочно захламленного помещения.
– Матвеев, пошел! – скомандовал Офиногенов.
Тот не стал медлить и решительно шагнул в черный провал. Поверхность перед ним спружинила, вытянулась, как мембрана из эластичной пленки, и наконец поддалась. Матвеев прорвал завесу измененного пространства телом и провалился куда-то в темноту. Края мембраны моментально срослись, перед нами вновь возникла рябая зеркальная поверхность.
– Переход осуществлен в штатном режиме, – тут же прокомментировал лейтенант Офиногенов. – Перенастраиваю координаты точки выхода. Готовность пять минут.
Признаться, я несколько мандражировал, наблюдая за отправкой Матвеева. Почему-то до самого конца не верилось, что все пройдет как надо и лейтенанта не распылит на атомы в момент перехода. Однако обошлось, и я украдкой выдохнул облегченно.
Офиногенов тем временем с пулеметной скоростью барабанил по клавиатуре навигационного комплекса. Выражение лица сосредоточенное, однако без признаков беспокойства.
– Начинаю обратный отсчет! Пять! Четыре! Три! Два! Один! Канал открыт!
Капитан шагнул к раме телепорта.
– Переход осуществлен в штатном режиме, – вновь доложил лейтенант Офиногенов. – Перенастраиваю координаты точки выхода. Готовность пять минут.
Это у него прямо мантра. Успокаивает себя так, или, может, по инструкции положено? Наверное, все-таки по инструкции, без них у нас ничего не делается… Поймал себя на том, что мысли скачут галопом. Думаю обо всем и ни о чем одновременно, лишь бы не фокусироваться на предстоящем прыжке сквозь бездну пространства. Страшно до жути. Даже стыдно.
– Канал перенастроен, – опять завел песню Офиногенов, – начинаю обратный отсчет: пять, четыре, три… О черт!!!
Энергоблоки загудели особенно натужно, с надрывом. По зеркалу телепорта побежала крупная рябь, по раме вились светящейся змейкой искры. Не нравится мне это!..
– Канал не стабилен, канал не стабилен! – заволновался Офиногенов, изменившись в лице.
– Осуществляем переход, – спокойно произнес подполковник Калинин, уперев в меня тяжелый взгляд.
– Как скажу «один», резко впрыгивай в окно! – проорал Офиногенов, в бешеном темпе молотя клавиатуру. – Не бойся, исходов может быть только два – или уйдешь в систему Ахерона, или здесь выбросит. На куски не разорвет, прецеденты были. Сейчас, еще чуть-чуть…
Я подошел вплотную к мерцающей раме, напрягся в ожидании команды…
– Один!!! – рявкнул лейтенант, и я ласточкой нырнул в провал, изо всех сил оттолкнувшись ногами.
Не знаю, что наблюдали провожающие, но в момент прорыва мембраны я ощутил, как меня сжимают огромные тиски. Тут же в тело вонзился заряд энергии колоссальной мощности, заставив буквально каждую клетку завопить от боли. А затем сознание померкло. Но перед самым уходом в небытие я ощутил удар всем телом обо что-то твердое…
Система Риггос-2, планета Ахерон, База-7
23 февраля 2535 года
Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Первые пару минут я не ощущал абсолютно ничего, даже сомнение закралось – а не в отключке ли я до сих пор? Однако затем все встало на свои места – в мозгу будто щелкнул выключатель, и накатила волна дикой боли. Тело мое непроизвольно выгнулось дугой, а потом застыло в скрюченной позе эмбриона. Ощущение было такое, словно меня окунули в чан с крутым кипятком, и он впитался в каждую пору кожи, по капиллярам проник в кровеносную систему и добрался до костного мозга. Наверное, так себя чувствуют мученики, которых в аду на сковородках поджаривают. Я дико заорал, попытавшись смягчить боль, но помогло это слабо. Жжение даже усилилось, отбив всякое желание дергаться, перегрузило нервные центры, и наконец я снова провалился в забытье…
Повторное возвращение из глубин беспамятства далось легче. Боль никуда не исчезла, однако стала значительно слабее – настолько, что я смог сдержать стон. Вернулась способность конструктивно мыслить, что позволило заняться анализом собственного состояния. Приказав себе забыть о боли, прислушался к ощущениям. Забавно, но кроме осязания, сообщившего, что лежу на чем-то твердом, остальные чувства служить отказались. Я ничего не слышал – тишина нарушалась только звоном в ушах; ничего не видел – одни лишь цветные пятна перед глазами, какие бывают, если неосмотрительно взглянешь на солнце без темных очков. Еще очень хорошо ощущалось пересохшее горло, а язык напоминал наждачную бумагу. И еще я дышал. Немного затхлый воздух с привкусом плесени благодатным потоком вливался в легкие, минуя патроны-регенераторы. Зацепившись за данный факт, мысли побежали веселее. Какие мы можем сделать выводы из вышеизложенного? Во-первых, я не в открытом космосе, иначе не лежал бы, а парил в невесомости. Во-вторых, меня окружает пригодная для дыхания атмосфера, а значит, я на поверхности планеты или в каком-то помещении с вентиляцией. На заброшенных космических объектах неоткуда взяться атмосфере, а если и есть, то не может там воздух, бесконечное число раз прошедший через регенераторы, пахнуть плесенью. В-третьих, я относительно цел, то есть руки-ноги в комплекте, о чем не позволяет забыть жжение в конечностях. И, в-четвертых, что-то стряслось с боевым костюмом.
Собственно, думать уже достаточно, пора переходить к действиям. Чем я и занялся, с некоторым трудом переместив тело из лежачего положения в сидячее. Переждал приступ головокружения, глотнул тоника из трубки в шлеме. Стало чуть легче. По крайней мере, горло уже не напоминало Сахару, а язык из крупной наждачки превратился в мелкую шлифовальную бумагу. Затем ощупал голову и решительно стянул шлем, сразу же услышав шорох собственной одежды. Глухо стукнуло забрало, зацепившись за магазин в кармане «разгрузки». Где-то недалеко капала вода. Зрение тоже вернулось – позади меня располагался слабенький источник света, который не позволял толком различить детали окружающей обстановки, зато сам легко фиксировался глазом. Обернувшись, я разглядел раму телепорта, на которой светился синий диод – стандартный сигнал подключенного питания. Это радует, даже очень: помещение не обесточено, значит, должно работать хотя бы аварийное освещение. Чтобы осмотреться, мне и его будет за глаза. Осталось только найти рубильник.
Медленно и осторожно поднявшись на ноги, дабы во что-нибудь не врезаться головой, я нашарил на правом плече автомат и включил тактический фонарь. Не зря все-таки озаботился его установкой, сразу же пригодился. Пошарил ярким лучом по раме телепорта, пультам и близлежащей стене, но ничего похожего на рубильник не обнаружил. Крутнулся вокруг собственной оси, разрезав лучом многолетнюю тьму. Подсвечивая под ноги, пошел направо и в скором времени уперся в боковую стену. Судя по размеру телепорта, терминал был небольшим. Прием массивных габаритных грузов здесь не предусматривался, а потому и зал должен быть довольно скромных размеров. Так оно и оказалось. Буквально через пару десятков шагов я уперся в торцовую стену, оснащенную воротами с широкими раздвижными створками. Здесь же в простенке располагался распределительный щит аварийного освещения с искомым рубильником. С некоторой опаской повернул рычаг, замер в ожидании удара током. Ничего не произошло. Неужели резерв сдох? Досадно… Однако в этот момент в стенке загудело натужно, мигнули пару раз и зажглись тусклые диодные лампы, развешанные по периметру на высоте чуть выше человеческого роста. Я с облегчением выдохнул и выключил фонарь. Теперь можно и осмотреться.
Первичный осмотр помещения выявил в нем отсутствие живых существ, за исключением меня самого. Внушительные ворота закрыты, щель между створками отсутствовала, так что можно какое-то время чувствовать себя в безопасности. В остальном терминал ничем не отличался от аналогичных помещений на любой базе – прямоугольный зал метров десяти длиной и около пяти шириной. Дальняя торцовая стена занята рамой телепорта примерно два на два метра. Рядом громоздкий пульт системы управления, перед ним кресло оператора. Боковые стены уставлены невысокими стеллажами, в ближнем левом углу отгорожен закуток для складирования мелких грузов – в общем, все как обычно. За исключением того факта, что все поверхности, кроме разве что потолка, покрыты толстенным слоем рыхлой пыли. Да и в воздухе ощущалась приличная концентрация, особенно после того, как взрыл ее хождениями – на полу остались глубокие следы. Чувствуется, что помещение не использовалось уже давно, десятки, если не сотни, лет. А я, наивный, подумал, что лампы тусклые! Да они просто пылью заросли.
Не обнаружив в зале ничего интересного, я проковылял к стене с телепортом, по пути чихая и отплевываясь от забившей носоглотку мелкой трухи. Скинул рюкзак, аккуратно положил автомат на сенсорную клавиатуру навигационного компьютера – у Офиногенова на пульте, помнится, такая же была – и осторожно опустился в кресло оператора. Провалился самую малость – обивка за много лет успела истлеть, но пластиковое сиденье держалось крепко. Ну вот, теперь можно и о себе позаботиться, а то достало уже противное жжение во всем теле. Стянул перчатки, пошарил в нарукавном кармане и извлек на свет божий упаковку универсального «пейнкиллера». Сжевал таблетку, с удовольствием ощутив, как уходит боль, оставляя взамен лишь легкую слабость и головокружение. Но и это скоро пройдет – побочный эффект от лекарства. Тоника бы сейчас, но рюкзак ворочать лень. А посему я дотянулся до фляги на поясе и с удовольствием глотнул коньяка. Подумал чуточку и извлек из потайного кармана маленькую плитку шоколада. Под закусь живительная влага пошла еще веселее. Однако увлекаться не стоило, а посему я ограничился еще парой глотков и спрятал емкость.
Посидев несколько минут в расслабленной позе, я решительно поднялся и приступил к осмотру снаряжения. Поверхностный анализ выдал неутешительный результат. Оружие и боеприпасы целы, но баллистический компьютер приказал долго жить. Вот почему я ничего не видел и не слышал в шлеме. По этой же причине не сработала аптечка. С экзоскелетом тоже можно было попрощаться – без компьютера он превратился в бесполезные эластичные жгуты, протянутые вдоль тела. Равно как и с активной защитой, несмотря на достаточный заряд в энергоблоках. Чем же меня так приложило во время перехода? Сдается мне, тут причина всех бед…
Взгляд зацепился за пульт телепорта. Под толстым слоем пыли ничего не было видно, но, когда я положил на него автомат, а затем и перчатки бросил, целостность покрытия нарушилась. Теперь на нем можно было различить мерцание какого-то сенсора. Я сгреб в сторону автомат и перчатки, смахнул пыль и получил доступ к контрольному монитору, который, собственно, и мигал диодом. Ткнул в сенсорный экран пальцем, пробудив его к жизни. Прямо по центру торчала большая табличка с предупреждением: «Критический уровень энергии! Возможны сбои в работе! Рекомендуется включить основное питание».
Вот все и прояснилось. За сотню лет энергонакопители почти сдохли, и если на поддержание системы управления в ждущем режиме, равно как и на аварийное освещение, энергии хватало с избытком, то на активацию телепорта и переброску груза уже нет. Тем более на такие расстояния. Поэтому непосредственно в момент перехода произошел сбой канала. Мне еще повезло, что выбросило в пункте назначения целиком, а не фрагментами, что бы там Офиногенов ни говорил. Всего лишь под энергопробой угодил. Однако всей активированной электронике хана приснилась. И каждые седьмые сутки обратный канал теперь не пробьют, это сто процентов. Со связью даже в пределах планеты вполне очевидная проблема – передатчик в шлеме, а он сдох. Как говорит один мой знакомый прапор, мы не ищем проблем, они сами нас находят.