Мужчины вывели Иисуса на крыльцо храма, и отец набросился на него тут же, решив отвратить мальчика от раннего повзросления:
   – Как ты позволяешь себе разговаривать с уважаемыми людьми? Что они тебе сделали? Этот мир у нас такой, каким сотворил его Господь, и не надо противиться Промыслу Божьему, ибо слова Первосвященника всегда были и останутся законом Единого Яхве! Обвинять же в ересях, не заслуживших никаких обвинений – это воистину человеческий грех! Это твой грех и ты слишком рано подумал, что можешь чему-то учить людей, давно уже познавших Истину. Все мы стараемся обвинить окружающих в нелицеприятных поступках, не замечая ничего за собой. Подумай, так ли ты чист, чтобы мог учить уму-разуму и обличать ближних, старше тебя по возрасту и по уму?
   Мальчик при строгом внушении старшего, которого он обязан был слушаться беспрекословно, поднял на него глаза и чуть слышно произнёс:
   – Людям всегда нравится выглядеть намного лучше, чем они есть на самом деле, поэтому любому из нас полезно возвращаться к исходным темам, то есть, как говорят мудрецы: sor lemahela haschar.[7] Только разобравшись в начале – откуда всё происходит, человек сможет познать себя и принести этому миру часть радости.
   Потом Иисус, будто продолжая давно начатый разговор, совсем уже не к месту рассказал Иосифу, как провёл в Иерусалиме вчерашний день, пока не началась служба.
   – Увидеть Иерусалим, храм Иеговы – это ли не мечта каждого! – мальчик не отводил взгляда, и его отцу даже стало немного не по себе. А тот, как ни в чём не бывало, продолжил:
   – Я видел этот город, видел амфитеатр Ирода, башню Антония и всюду вооружённых пиками стражников. Этому городу дано стать отправным местом молитвенников и Божьих проповедников. Именно отсюда Слово Божье начнёт растекаться по всему свету. Но вооружённые злобой люди выполняют здесь нечеловеческую службу. И грех убийства может принести нашему народу проклятие на все времена.
   – Да как ты можешь так говорить о воинах! – воскликнул один из мужчин, пришедших вместе с Иосифом. – Любой воин выполняет только то, что должен! Такие обязанности были и есть у воинов во всех странах и во все времена.
   – Грех убийства не прощается ни на том, ни на этом свете, ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем, – заупрямился мальчик. – Я знаю, что это так, потому что каждому из этих солдат всё равно кого убить. Значит, много раньше была убита душа каждого из них. Ведь Господь создал человека не для убийства и завоевания, не для насилия, зависти и жадности, не для обжорства и похоти, а для того, чтобы принести хоть толику радости ближнему.
   – Неужели всё так, как ты говоришь? – робко спросил ещё один из шестерых, помогающих плотнику Иосифу в поисках сына.
   – Я не просто говорю, – принялся рассказывать Иисус. – Я прошёл днём по городу и видел квартал язычников, из которого когда-то прольётся возмущение, потому что Бог – един, и никто не вправе указывать каким путём человеку идти к Божественному чертогу. Может быть, эти язычники провозгласят свою веру самой верной, и правильно сделают. Потому как нельзя евреям считать себя единственными и величественными избранниками Божьими, ожидающими появления Машиаха, не верящими в способность постижения Божьего пути другими насельниками мира сего.
   – Да что ты говоришь?! Ты в своём уме, мальчик? Какая муха тебя укусила? – послышались возмущённые восклицания спутников Иосифа.
   – Не знаю, была ли это какая муха, – упрямо продолжал рассказывать мальчик. – Но я видел у жёлтого Силоамского источника множество искалеченных жизнью людей, в глазах которых не осталось ничего, кроме надежды. Только надежда помогает выжить человеку и надежда на Господа – вот всё, что у бедных калек осталось.
   Даже надежда осталась уже не у всех. Толпы изувеченных, искалеченных, прокажённых, ищущих в Иерусалиме путь к исцелению, и просто стариков просили помощи, сострадания, протягивали худые искалеченные руки, заглядывали мутным неживым глазом мне в душу, но я ничем не мог помочь им. Сейчас не мог…
   – Да кто тебе разрешит помогать несчастным, и где ты найдёшь для этого силы? – хмыкнул один из мужчин. – Лучше учился бы ремеслу своего отца и не создавал для нас нерукотворных забот.
   – Вот жилище моего Отца, – мальчик указал на храм, откуда они только что вышли. – И только там я мог найти общение с Ним.
   Воспалённый возглас мальчика прервался голосом ещё одного взрослого, разговаривавшего до тех пор чуть в стороне с матерью отрока. Женщина не мешала мужчинам, поучающим Иисуса, как будто знала, чем должно всё закончиться. Недаром же она с младенчества воспитывалась в храме, значит, знала те Божьи истины, о которых не всегда могут догадаться мужчины.
   – Да будет радостным день ваш, – приветствовал собеседник Мицриам искателей потерявшегося Иисуса. – Я обратил внимание на мальчика ещё вчера, и ничего бы в храме с ним не случилось. Он стал мне даже более любопытен после того, как только что показал свои настоящие места фарисеям, и саддукеям. Такого не делал ещё никто. Устами младенца глаголет истина. А эти уважаемые люди давно заслуживают наказания за своё неверие, недоверие к другим и продажность. Я поговорил уже с Мицриам, она ничуть не против, чтобы мальчик воспитывался у нас, в нашей школе.
   – А кто вы? – запоздало поинтересовался отец нашедшегося Иисуса. – Чему обучаете вы и имеете ли благословение от первосвященника?
   – О себе я расскажу вам обязательно, но немного позже, потому что задерживаться возле храма сейчас не стоит, – мужчина указал на выходящих из дверей святилища оскорблённых фарисеев. – Поэтому прошу всех вас посетить нашу общину ессеев.[8] Это недалеко отсюда, на полпути к Гефсиманскому саду.
   – Вы не ответили, чему можно обучиться в вашей школе? – вдруг поинтересовался Иисус. – Надеюсь, не станете спрашивать, что такое алеф?[9]
   – О нет, Иисус, – улыбнулся мужчина. – Меня зовут Закхей. Я владею божественной магией и наукой изучения человеческого сознания. Но уже сейчас во многом мне самому нужно учиться у тебя и объяснять что такое алеф, а не объявлять, что могу научить многому.
   Послушай, Иисус, уже давно в наших землях люди почитают Иуду Галилеянина и Цаддока. Оба они ненавидели киттиев,[10] старались освободить наши земли от римского владычества и прослыли освободителями не только среди зелотов.[11]
   Даже фарисеи, саддукеи и последователи нашей общины называли их поступки мессианскими. И тот и другой были мешидами, то есть Машиахами. Ты же по отцу принадлежишь к роду Давида, а по матери к колену Аарона, поэтому ещё вчера в храме я понял, что ты и есть тот Сын Божий, который должен будет явиться в земле Обетованной, как сказано в Писании значит, твоё имя должно звучать как Бани Машиах! Ты в будущем должен будешь обязательно явиться в Иерусалим на белой ослице, как потомок первосвященника и Великого царя.[12]
   – Но я не Бани Машиах, – возразил мальчик. – И почему я должен приехать в Иерусалим на осле?
   – Так сказано в Писании, – терпеливо объяснил Закхей. – Когда наступит срок, ты должен явиться на праздник Пасхи в Иерусалим, но не пешим, не конным, а верхом на белой ослице, ибо так говорят пророки. И не забудь, Иеремия говорил, что Господь спрашивал у него: «Не сделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Моё?».[13]
   Ты должен соблюдать таинство, которое получишь у нас, а также не уклоняться от сказанного пророками.
   – Но как народ Иерусалимский узнает о моём прибытии? – удивился Иисус. – Не буду же я подходить к каждому, и убеждать, что в моём лице наш Господь являет величие свое?
   – Не печалься, ибо неисповедимы пути Господни, – Закхей для наглядности поднял обе руки вверх. – Всё будет происходить так, как предписано Богом. Но это не есть безысходность, к которой тебя приговорил Отец Небесный. Это подвиг во имя человечества, ибо ты должен совершить жертву за други своя. Множество разных религий на земле будут призывать человечество к вечной междоусобице и взаимному уничтожению. А вера в Тебя спасёт и объединит людей. Вот только сам ты не поддавайся ни на какие уговоры и соблазны, поскольку Отец верит в Тебя, если ты согласишься показать людям путь веры в Бога, путь любви, а не религиозного насилия и повсеместного обвинения в ересях.
   – Я чувствую, учитель, что должен сделать это, – согласился Иисус. – Ничего в этом мире не происходит случайно. Значит, и я пришёл Сыном Человеческим, дабы желающие видеть, увидели малую толику Истины.
   – Именно так, – кивнул Закхей. – Именно так. Но это ещё не всё. Третьим подтверждением от тебя как от Машиаха, потребуется восхваление Тебя всеми излеченными тобой, прозревшими слепыми, хромыми, получившими способность ходить и малыми детками, ибо в одном из псалмов Давида сказано: «Из уст младенцев и грудных детей ты устроил хвалу», а Книга мудрости Соломона добавляет, что мудрость открывает уста немым и даёт речь младенцам.[14]
   – Но я не умею исцелять! – ошеломлённо пытался отговориться мальчик.
   – Исцелений будет достаточно, – улыбнулся ессей. – Главное, чтобы ты всегда помнил своё предназначение. И ещё: мистерию познания и посвящения тебе предстоит изучить вместе со мной в ближайшее время. Это написано в книге откровений, об этом говорил Исайя и тебе, Иисус, предстоит познать структуру человеческого сознания, ибо в этом, и есть смысл существования Вселенной. Ибо сейчас в храме, обличая саддукеев и фарисеев, ты допустил несколько ошибок, которые могут сказаться и на твоей судьбе. А допускать ошибки среди человеков неправедно и неправильно, поскольку ни один из человеков не прощает ошибок, пусть сделанных непреднамеренно. Поэтому тебе необходимо думать, о чём говоришь и говорить не всегда, о чём думаешь. Даже в этом есть определённый смысл жизни на земле и исполнение той цели, во имя которой ты живёшь. Я могу многому научить тебя, равно как научиться у тебя, что ещё неизвестно мне.
   – Неужели для этого надо куда-то ехать? – засомневался мальчик. – И где можно встретить ангельское откровение?
   – О, во многих странах есть двери в потусторонние миры. Допустим, священный город в глубинах Тибета, между Индией и Китаем, – ответил Закхей. – Там, в храме города находится дверь в потусторонний мир. Именно там тебе предстоит познакомиться с Рудрой Чакрином, царём Шамбалы. Это тоже было предвещено пророками. Ведь только там можно познать жизненную силу этого мира. Туда со времён зарождения человечества стремились попасть многие, но не каждому дано войти в поток Божьей силы и уцелеть потом.
   – А вход туда только один, но не для каждого? – предположил Иисус. – Что ж это за страна такая, где нет ни выхода, ни входа?
   – Нет, ты не прав, – рассмеялся Закхей. – Ещё один вход в Шамбалу есть в Аркаиме, столице гиперборейского царства Десяти городов. Но нам незачем путешествовать так далеко. Хотя, после познания тибетских истин, всякая протяжённость расстояний исчезнет.
   – Когда же мы отправимся на Тибет? – глаза у мальчика загорелись в предчувствии настоящего приключения. – Я уже хочу отправиться в такое путешествие.
   – Ишь ты какой, – снова улыбнулся учитель Закхей. – Сразу подавай ему всё и как можно больше. Никогда не надо спешить, ведь только тот никуда не опаздывает, кто не спешит.
   – Зачем мальчику куда-то ехать? – вмешалась Мицриам. – Я хочу навещать его во время учения.
   – А вот обо всём этом мы и поговорим в общине, – согласно кивнул Закхей. – Идёмте, путь наш недолог.
   Мальчик шагал по городу с мужчинами уже как равноправный, но не эти мысли будоражили его сейчас. Он понял через видимые страдания других, что должен всё-таки расстаться с тем Божественным блаженством, которым хотел поделиться со всеми и сразу. Прежде, чем делиться блаженством, надо научиться что-то терять.
   Ничего не исчезнет бесследно, но необходимо понять дарованную Богом возможность общения с себе подобными. Тем более что рядом незримо следовала новая спутница, имя которой Человеческое Страдание. А, следуя рядом, эта женщина не уставала твердить мальчику, что не покинет его больше никогда и никуда не скроется.

Глава 3

   – Вот тебе и раз! – притворно ахнула Анастасия Николаевна, отложила рукопись, села на диване и обхватила руками голову. – Мальчик, оказывается, действительно владеет какими-то криптографическими данными! Учитель неспроста приказал срочно ознакомиться с рукописью, предоставленной Ярославом.
   И как отклик на её мысли прозвучал звонок телефона. Анастасия машинально взглянула на часы, висевшие на кухонной стенке в виде кошки с бегающими глазами вслед за маятником, и поджала губы. Часы показывали половину четвёртого. В это утреннее время человека обычно посещают самые сладкие сны или виденья. Какой же поганец решился звонить даме и будить, рискуя получить от неё хорошую взбучку?
   Анастасия Николаевна протянула руку, подцепила телефонную трубку и недовольным, даже сердитым голосом буркнула:
   – Слушаю!!
   Но в следующие несколько секунд озабоченные морщины на лбу женщины мгновенно разгладились, на губах появилась виноватая улыбка и несколько минут она внимательно слушала своего запозднившегося респондента. Потом сказала стандартное «До свидания» и нажала отбой.
   Между двумя фразами: грубой, даже агрессивной «Слушаю!» и мягким растерянным «До свидания» состоялось что-то такое, что превратило злобную мегеру в кроткую и послушную овечку. Такую власть над женщиной имел только учитель. Именно он позвонил Анастасии, будто знал, что она не спит.
   Несколько лет назад судьба свела студентку Настасью с блестящим во всех отношениях человеком. Учитель любил показываться на раутах в дорогом, отливающем матовым блеском сером костюме-тройке и за несколько минут умел очаровать собеседников блестящими знаниями чуть ли не по всем темам, интересующих нынешнее общество. Стоит ли удивляться, что мечтательница-студентка рассчитывала поймать в мутных людских потоках именно такую, уверенную в себе, надёжную акулу. Кто ж знал, что в расставленные ею сети она попадёт сама?
   Герман Агеев – так звали её нового знакомого – пригласил девушку на танец и она, естественно, согласилась. Светский раут, на который попала Настасья, был организован в Доме журналистов по случаю какого-то то ли праздника, то ли очередной презентации. Девушка по случаю с удовольствием посещала такие вечеринки, благо это ни к чему не обязывало.
   – Я с удивлением увидел, что вы сюда явились одна. Я не ошибаюсь? – спросил блестящий кавалер, кружа девушку в лёгком вальсе.
   – Нет, вы не ошиблись. Я действительно одна, – улыбнулась Настасья. – Но вы ведь не поэтому меня пригласили танцевать?
   – Похвально, – кивнул кавалер. – Вы проницательна. Я действительно пригласил вас не просто так. Дело в том, что мне нужна партнёрша.
   – Кто?! – поперхнулась Настасья.
   – Ах, не принимайте всё так превратно, – покровительственно усмехнулся мужчина. – Меня зовут Герман. Я здесь за тем, за чем и вы сюда пожаловали.
   – То есть? – округлила глаза Настасья.
   – Всё очень просто, – мужчина вдохнул, как будто перед прыжком в прорубь. – Всё очень просто. Я знаю, кого вы ищете. Одной иногда бывает невозможно справиться со всеми жизненными неурядицами. Вы – довольно много познавшая личность, несмотря на возраст. Вам необходим толчок, чтобы оторваться от земли и взлететь, но не хватает партнёра, то есть второго крыла, если хотите.
   На лице девушки мигом отражались все посетившие голову мысли: это изначальное сомнение, потом анализ услышанного и безоговорочное согласие на предложенный вариант жизненного поведения.
   – Вы, очевидно, психолог? – предположила девушка и впервые взглянула в глаза кандидату в партнёры. Взгляд этот был, вроде бы, мимолётен, но оставил в сознаньи девушки неприятное чувство падения в пропасть. Неприятное? Может быть и так. Только вслед за этим девушку захлестнула волна будущих побед и предложенного потенциальным партнёром взлёта на необычайную высоту.
   Поскольку Герман ответил на её вопрос лишь лёгким наклоном головы, Настасья решила продолжить разговор:
   – Знаете, я в первый раз встречаю такого самоуверенного мужчину. Ведь вы меня совсем не знаете, но думаете, что весь мой жизненный путь виден вам, словно цыганке, умеющей гадать по руке.
   – Вы считаете, что я самоуверенный?
   – Ну, может, и не самоуверенный, но уверенный – это точно, – засмущалась Настасья. – Мне бы вашу уверенность.
   – Нет ничего легче, – пожал плечами Герман. – После сегодняшнего раута мне надо будет съездить ещё в одно интересное место. Хотите составить мне компанию?
   – А что за место? – полюбопытствовала Настасья. – Секрет?
   – У меня нет никаких секретов, тем более от таких красивых как вы девушек, – галантно улыбнулся её кавалер. – Я еду на мистерию посвящения одной девушки, которая также хочет стать влиятельной особой, побеждать и дарить победу избранным. Хотите?
   – Да уж, дилемма, – отметила вслух Настасья. – Если не соглашусь, то не увижу чего-то довольно интересного и полезного для меня. Ведь так?
   – Я уже говорил, что вы довольно проницательны.
   – Ну, хорошо, – кивнула Настасья. – Наверное, я согласна. Только что за общество там будет?
   – О! Самое изысканное! Не сомневайтесь, – успокаивающе сообщил Герман. – Надеюсь, вы мне верите?
   – Пожалуй, верю, – подтвердила Настасья. – Да, что там! Конечно верю. Ведь такой мужчина не может повести девушку в какую-то дыру. Правда?
   – Безусловно! За это мы и выпьем.
   – Но я уже выпила сегодня шампанского, – пыталась отбояриться девушка. – Может быть не надо?
   – Нет. Обязательно надо. Ведь я не прошу вас подписать со мной договор на посещение чего-то неизвестного, не продаю вам билеты на какой-то неизвестный спектакль, не тащу вас туда насильно. Значит, надо наше будущее приключение обмыть лёгким шампанским, причём, на брудершафт! Не возражаете? Вот и отлично.
   Герман повёл девушку к фуршетному столу, подхватил два бокала уже разлитого шампанского и подал один Настасье. Девушке вдруг ужасно захотелось от всего отказаться, никуда не ехать и остаться здесь, среди журналистской братии. Но не выпить на брудершафт с мужчиной, который явно ей понравился, Настасья не могла. Это было выше её сил.
   Руки их сплелись, шампанское ударило в нос своей игривостью и девушка увидела совсем рядом лицо наклонившегося к ней мужчины. Где-то ещё играла музыка, пары продолжали дотанцовывать вальс, а Настасья слилась с мужчиной страстным поцелуем и, казалось, что это никогда не кончится. Во всяком случае, так захотелось девушке. Но поцелуй всё-таки кончился. Настасья снова увидела глаза Германа и чуть не потеряла сознанье.
   Очнулась она уже в такси. Герман сидел рядом, полуобняв девушку, а та от этого получала такое блаженство, о котором, похоже, мечтала всю свою сознательную жизнь. Мысли о том, что эта авантюрная поездка может окончиться не так уж хорошо, как пыталась внушить себе Настасья, витали где-то на грани реального разума и чувственной сущности девушки. Но она лениво отмахивалась от них, будто от надоедливых мух.
   Это состояние сомнамбулы было ещё не знакомо. Настасья пыталась даже посмотреть на мелькающие за окном машины городские дома и как-то встряхнуться, но блаженное состояние куколки, закутанной в нежные шёлковые сети, не оставляло ни на секунду.
   Москва кончилась. За окном мелькали тёмные в этот сумеречный час, кусты и придорожная лесопосадка. Такси свернуло на грунтовую дорогу, и через какое-то время впереди показался большой особняк. За ним опять начиналась асфальтовая дорога меж таких же фешенебельных дву-трёхэтажных особняков нынешнего Подмосковья. Это был крайний дом какого-то дачного кооператива. Возле него, словно на коновязи, стояло полтора десятка железный коней всех мастей и окрасов.
   – Ну, вот, мы уже прибыли, – Герман покосился на спутницу, прикорнувшую у него на плече.
   – Ага, – отозвалась Настасья.
   Как входили в дом и как встречали их похожие на слуг мужчины в строгих чёрных пиджаках, чёрных рубашках и таких же галстуках, девушка помнила плохо. Отметила только, что вся эта «чёрная гвардия» несла с собой ауру отрицательной энергии – это Настасья чувствовала остро и той непредсказуемой частицей своего сознания, которую не обмануть никакими ухищрениями и какую иногда называют интуицией. Впрочем, Настасья тогда ещё не умела сортировать биологическую энергию человека, определять её плохие и хорошие стороны. Просто после двух-трёх слов, произнесённых мужчинами, у девушки во рту возник вкус горькой оскомины, будто она успела разгрызть яблоко, и вместе с кусочком яблока на язык попал кусочек откушенной гусеницы.
   Но именно это чувство сыграло немаловажную роль пробуждения от гипнотического транса. Девушка огляделась более осмысленным взглядом и отметила, что в доме собралось довольно пёстрое общество. В большой гостиной с дорическими колоннами можно было увидеть студентов с девушками в потёртых, но приличных даже для театров джинсах. Сухих государственных чиновников с помятыми лицами, привыкших повторять «не положено», и разодетых в смокинги господ с авантажными дамами в дорогих вечерних платьях.
   – Вижу, ты заинтересовалась приехавшими сюда гостями, – обратился к ней Герман. – Здесь ты познакомишься с влиятельными людьми, посмотришь, как делается настоящая жизнь, политика и научишься развлекаться.
   – Ага, – отметила про себя Настасья. – Мы уже на «ты». Впрочем, был брудершафт. Вероятно, после этого в высших кругах положено дружеское общение.
   Попутно она взглянула на себя как бы со стороны: неприметная, ничем особым не выделяющаяся девушка, но опрятно и даже с определённым шармом одетая в брючный костюм с кружевной жилеткой. Это всё-таки выглядит несколько лучше, чем у присутствующей здесь заджинсованной молодёжи.
   Гостиная, где собралось общество, не походила на стандартный концертный зал. Хотя кое-где возле стен были расставлены обитые китайским шёлком кресла из карельской берёзы. Там же находились фуршетные столики, на которых стояли большие фарфоровые блюда с различными экзотическими фруктами, а центр каждого столика был украшен бокалами с красным и белым вином.
   – Праздник продолжается? – кивнула Настасья на угощение для гостей. – Похоже, наша жизнь превращается в сплошной праздник?
   – Очень рад, что ты сама это заметила, – улыбнулся Герман сухими губами. – От предоставленной нам жизни нужно брать всё, что только возможно и никогда не отказывать себе в бокале вина, будоражащим мысль и разгоняющим кровь.
   В это время на импровизированной сцене появилась группа музыкантов и под сводами зала разлились звуки «Весеннего вальса» Фредерика Шопена. Меж колоннами сразу же закружились пары приглашённых сюда гостей, и Настасья совсем по-девичьи улыбнулась:
   – Как здорово! Здесь, оказывается, не такое уж плохое общество. Спасибо, что привезли меня сюда.
   – Мы уже снова на «вы»? – делано нахмурился Герман.
   – Ах, да, – махнула девушка рукой. – Я как-то не успела ещё перестроиться и привыкнуть.
   – К хорошему привыкаешь быстро, – успокоил кавалер. – Потанцуем?
   Герман Агеев оказался настоящим галантным и чутким кавалером. Головка девушки закружилась не только от танца, но и от упоительной близости партнёра. Настасья отдавалась танцу всей душой, желая полностью вкусить ещё не испытанные радости существования.
   – Часто здесь устраиваются такие балы? – поинтересовалась она.
   – Не только балы, друг мой, – ответил Герман. – Здесь случаются очень неожиданные превращения, одно из которых произойдёт сегодня.
   – Сегодня? Прямо здесь?
   – Нет, не в этом зале, – уточнил Герман. – В этой гостиной иногда разыгрываются спектакли. И, поверьте, представления бывают не хуже, чем в Большом театре. Иногда, как сегодня, лёгкие презентационные балы в честь новых членов нашего общества. Иногда проходят простые деловые собрания. В общем, гостиная этого дома может функционировать по разным направлениям и заботам человеческого общества.
   – Так сегодня кого-то будут принимать в какое-то общество? Я правильно поняла?
   – Правильно, – кивнул Герман. – Но не в какое-то общество, а в одну из самых древних ветвей масонства ложу «Розенкрейцеров».
   – Ух ты! – глаза Настасьи вспыхнули огоньками любопытства. – А мне можно будет посмотреть?
   – Конечно. Мы для этого и приехали.
   Весёлые ноты романтической музыки ещё некоторое время развлекали присутствующих, но вскоре церковный колокол зазвонил где-то далеко, возвещая наступление полночи. Или это, может быть, какие-то часы в доме настроены были под звуки колокольного благовеста, но это было слышно всем. Музыка сразу смолкла, и гости принялись расходиться по соседним комнатам.